Захватывающая, занимающая все мысли и время криминальная авантюра отошла в прошлое, и заноза в сердце Терески снова дала о себе знать. Ни одна весна прежде не будила в ней такой тоски и тревоги. Всякий раз Тереска радовалась ей блаженно и бездумно. Никогда ещё она не чувствовала себя такой несчастной и одинокой, как сейчас…

Своё несчастье и одиночество Тереска переживала как бы авансом, весна ведь ещё не наступила. Просто она ощущала, что с её наступлением она станет одинокой и несчастной, и это неизбежно, это неотвратимо, это естественные последствия трагедии с Богусем. Сенсационные события приглушили эту трагедию, но вот они исчерпали себя — и что осталось? История и репетиторство, проза жизни…

Вот уж нет! Прозе жизни Тереска никогда не поддастся! Плевать ей на соловьёв, весну, упоительные вечера и сирень! Свалит с плеч проклятую историю, которая доводит её до безумия трижды в неделю, и на свежую голову постарается внести какое-нибудь разнообразие в эту прозаичную жизнь. Пока ещё неизвестно, что именно, пока лучше подождать и позволить Шпульке передохнуть, пока ещё на дворе зима и можно обойтись бассейном, сдачей норм по плаванию и зарабатыванием денег…

— А вообще-то я тебе удивляюсь, — сказала Шпулька, тоже глубоко задумавшись. — У тебя такой успех, мальчишки бегают за тобой напропалую, в чем же дело? Почему тебя ни один не устраивает?

В голосе Шпульки звучало явное осуждение. Она прекрасно отдавала себе отчёт, что её ожидает, если Тереска в ближайшее время не заинтересуется каким-нибудь парнем и не направит на него избыток своей энергии, предприимчивости и времени. Тогда все это она захочет расходовать в компании со Шпулькой, а разве откажешь подруге! При одной мысли о том, в чем ей придётся участвовать, у Шпульки буквально волосы вставали дыбом. О том, чтобы полностью устраниться, и речи не было. В больших количествах Тереска была утомительна до невыносимости, но полное отсутствие Терески превращало мир в бесплодную пустыню. Единственный выход — ограничить Тереску до разумных пределов, а это было бы возможно, если бы на горизонте замаячил какой-нибудь неотразимый субъект.

— Кого конкретно ты имеешь в виду? — пренебрежительно фыркнула Тереска. — От всех этих сопляков меня тошнит. Или недоумки, или хамы, или самовлюблённые пижоны. Никто мне не нужен. Все они ничего не стоят.

— Так уж и все… А чего бы ты хотела?

— Дурацкий вопрос. Чтобы он в меня по-настоящему влюбился. Но не кто угодно, а такой… Такой, чтобы мне подходил. Не такой, как все.

— Богусь был такой как все, — осторожно проронила Шпулька, не зная, как Тереска отреагирует на упоминание о нем.

Тереска гневно фыркнула.

— Но сначала он казался не похожим на других. Ты же сама видела, что он особенный, сама говорила! Он был такой… чистый. И воспитанный, и обаятельный, и влюблённый. Только потом…

— Он был таким в каникулы. В свои последние школьные каникулы. Он тогда ещё не стал взрослым. А потом вступил в жизнь…

— А, подумаешь — жизнь…

В голосе Терески прорвалась горечь. Снова путается под ногами какая-то другая, настоящая, взрослая жизнь… Она существовала вокруг и была её уделом в будущем, она искушала и отталкивала, манила и ускользала, и какой бы эта жизнь ни оказалась, она не имела права быть обыкновенной. Другие пускай себе живут обыкновенной жизнью, но только не она…

Шпулька покачала головой — и тяжело вздохнула, смиряясь с тем, что скоро на её голову снова свалятся какие-нибудь нестерпимо захватывающие приключения. На спасение в виде неотразимо обаятельного субъекта рассчитывать не приходится.

— Ну ладно, — сказала она, сдаваясь. — Пойдём завтра в бассейн…

Погода была холодная и промозглая, падал дождь со снегом, превращаясь на тротуаре в омерзительную слякоть. Тереска вместе с Кристиной и её женихом вышли из Дворца культуры. Шпульки с ними не было. Показав прошлым разом неплохие результаты в плавании, она категорически отказалась выходить из дому в такую погоду, ссылаясь на симптомы гриппа, ангины, катара и воспаления лёгких. Тереска махнула рукой и пошла в бассейн без неё.

Кристина светилась ничем не замутнённым счастьем. Жених поджидал их в холле с заботливым выражением лица. Оба в один голос заявили, что такая погода бодрит и освежает, а прекрасный вечер располагает к прогулке. Тереска сначала решила, что они шутят, потом — что свихнулись, и наконец, приглядевшись к их лицам, поняла, что у обоих своя особая точка зрения на мир. Для неё же погода, жизнь и вообще весь белый свет были омерзительны.

Тем не менее она дала себя уговорить на прогулку, не понимая, зачем увязалась за ними вместо того, чтобы сесть в автобус. Им было, правда, по пути, но почему непременно пешком? Она плелась рядом со счастливой парой, поддерживаемая под руку женихом Кристины, которому явно было все равно, держит ли он в руке её локоть или кусок бревна. Стараясь переступать через лужи, она краем уха слушала их разговор.

Кристина беседовала с женихом о свежем цыплёнке, которого надо купить для бабушки. Цыплёнку непременно следовало быть свежим, поскольку бабушка мороженую птицу категорически не признавала. Тереска не могла понять, чья это бабушка — его или её, во всяком случае, отношение к бабке как к совместной собственности увеличивало в её глазах степень их близости. Без сомнения, возвышенные чувства обоих уже пустили свои корни в обыденную жизнь и обрели крепость в общих заботах.

На площади Освободителя Тереска наконец сориентировалась, что требовательная старушка доводится бабкой Кристине, а трогательная озабоченность жениха свежей птицей объясняется исключительно глубокой его привязанностью к любимой девушке.

На площади Унии Тереска решила, что дальше поедет автобусом. Она надеялась, что с ней простятся на остановке и пойдут себе на Раковецкую, но жених Кристины оказался человеком на редкость милым и упрямым. Не обращая внимания на Терескины протесты и отговорки, он дождался автобуса, запихнул её внутрь и, сияя доброжелательной улыбкой, помахал на прощание рукой. Кристина, погруженная в блаженную нирвану, все его энергичные хлопоты оставила без внимания.

Тереска проехала одну остановку, вышла на Раковецкой, перешла на другую сторону улицы и села на автобус, едущий в противоположном направлении. Наконец-то можно не следить за своим лицом.

Кристина, бабушка, цыплёнок, жених… Эта внимательность, эта близость, это взаимопонимание на почве нежных чувств… Они вместе, вдвоём, у них общие интересы, а она? Она была, есть и будет одинокой, никто не скажет ей доброго слова, никого не волнуют её потребности, заботы, волнения, и если бы понадобилось достать цыплёнка, фазана, свежего страуса для… бабушки, черта с два ей бы кто-нибудь помог! Плевать ей на все: на пятёрку по истории, которую она все-таки с честью получила, на разряд по плаванию, который, можно сказать, у неё уже в руках, на фотоаппарат, которым некому её фотографировать, на магнитофон, под который ей не с кем танцевать, на тех нескольких недоумков, которые вьются вокруг неё, потому что делать им больше нечего… Зачем ей все это? Никому она, в сущности, не нужна, никто её не любит, Богусь её бросил, даже Шпулька… Даже Шпулька, единственная настоящая подруга, сыта ею по горло, бунтует против неё… Никто не знает, насколько она одинока и несчастна и как бы ей хотелось иметь кого-то, кто бы её любил и кого бы она любила… Никого это не волнует…

Глаза налились слезами так, что она уже ничего вокруг себя не видела. Тереска шмыгнула носом разок-другой, потом открыла сумочку и порылась внутри.

Черт подери, подумала она в ярости и отчаянии, ещё и платок забыла!

Кто-то уселся рядом с нею. Тереска отвернулась лицом к окну, шмыгнула носом поэнергичней и незаметно утёрлась рукавом. Не помогло. Слезы капали буквально отовсюду, чуть ли не из ушей.

Хватит нюни распускать, люди смотрят! — со злостью приказала она себе. Проклятый платок…

Она снова открыла сумочку и склонилась над ней, делая вид, что вся поглощена поисками платка и стараясь спрятать лицо.

— Прошу вас, — спокойно произнёс кто-то рядом.

Тереска перестала копаться в сумочке и искоса глянула вбок, не поднимая головы. В поле зрения попал белоснежный, аккуратно сложенный носовой платок, который протягивала ей мужская рука. Она подняла взгляд повыше и увидела молодого человека с неотразимо прекрасными глазами — того самого, который помогал ей собирать свёклу и отшивал от себя нахальную девицу. Сердце в ней отчаянно вздрогнуло.

Молодой человек, который узнал её ещё раньше, увидел перед собой полные слез глаза, и ему почему-то представилось затуманенное дождём озеро с темнеющей по берегам кромкой леса. Внезапно ему до боли захотелось, чтобы над этим озером просияло солнце.

— Прошу вас, — мягко повторил он. Поколебавшись, Тереска взяла платок и поднесла его к лицу.

— Большое спасибо, — жалобно сказала она. — А то я свой забыла…

Она умолкла, растерянно соображая, что теперь с этим платком делать. Отдать использованный или забрать с собой, постирать и вернуть уже чистым? Но как? Спросить адрес?

Одновременно в голове её лихорадочно роились и разные другие мысли. Мало того, что она несчастна и одинока, так ещё и делает из себя посмешище…

Хотя этот молодой человек, кажется, искренне ей сочувствует… Тем хуже, сейчас сочувствует, а через пару минут его не будет и она станет ещё несчастней…

— Учтите, у меня при себе не больше трех платков, — сказал молодой человек. — Почему вы так плачете?

— Потому что вы такой добрый, — вырвалось у Терески, и она ещё сильней захлюпала носом.

— Если вам от этого будет легче, я могу стать злым. Но ведь это неправда, вы плакали ещё до меня.

Молодой человек опёрся плечом о переднее сиденье, прикрывая её от остальных пассажиров, и вынул ещё один платок.

Поток рыданий уже иссякал. Он был бурным, зато кратковременным. Тереска отняла платок от глаз и снова вытерла нос. Ничего не оставалось, как успокоиться на мысли, что она безнадёжная идиотка.

— Честно говоря, я плакала по глупости, — призналась она. — Вдруг показалось, что я ужасно несчастная. Просто так, без всяких причин.

Она шмыгнула носом, покосилась на молодого человека уже слегка прояснившимся взглядом — и внезапно рассмеялась сквозь слезы.

Над озером засияло солнце.

— Ну и слава Богу, — сказал молодой человек. — А можно спросить, куда вы направляетесь?

— Понятия не имею. По-моему, я собиралась на Замковую площадь, чтобы поплакать там над Восточно-Западной трассой. Это мне помогает.

— Восточно-Западная трасса не такая уж плохая, чтобы над ней лить слезы. Вы не возражаете, если я побуду с вами, пока вам не станет лучше?

— Нет-нет, наоборот! Вы на меня тоже хорошо действуете.

Сказав это, Тереска поняла, что сказала чистую правду. В молодом человеке было что-то умиротворяющее, дающее равновесие, что-то упорядочивающее мысли и чувства. Главную причину такого воздействия она уловила в мгновение ока. В его поведении не было ничего показного, если он проявлял доброжелательность, то потому что ощущал её, и точно такое же участие от него мог бы ожидать и лысый старичок, и бабка Кристины.

— А все из-за этого идиотского свежего цыплёнка, — пробормотала она, стоя у балюстрады над Восточно-Западной трассой. — Жутко он меня расстроил, как только я представила себе, что для моей бабушки пришлось бы искать его в одиночестве. Можно было бы и с братом, но это совсем не то. И самое смешное — этот её жених мне вовсе не нравится, симпатичный, конечно, но почему-то меня раздражает. Хотя, объективно говоря, он лучше других, может, потому, что старше? Шутка ли — двадцать лет…

Она посвятила молодого человека в свои взгляды на других молодых людей, исповедалась в своих жизненных планах, рассказала о Кристине и Шпульке, самокритично описала, как обманулась в Богусе, и наконец призналась, что была свидетельницей того, как его пыталась обольстить кокетливая молодая дама. Молодой человек проявил ко всему живой интерес, в том числе и к последнему факту.

— А как вы там оказались? — с удивлением спросил он.

— Воровала с подругой часы, — таинственно ответила Тереска, потом не выдержала и рассмеялась, а потом рассказала ему соответствующий фрагмент афёры. Молодой человек от души развеселился.

— Так это были вы! Я знал, что там кто-то стоит, но не мог сориентироваться, кто именно. Скорей, интуитивно чувствовал чьё-то присутствие. Очень рад, что все разъяснилось таким образом.

Тереску удивило такое обострённое восприятие в человеке окружающего и память на несущественные детали, ладно уж для них со Шпулькой тот вечер оказался незабываемым, но он-то не воровал часы, ему незачем было запоминать все до мелочей. Разве что… разве что та девица…

— А та дама… — Осторожно заикнулась она. — Вы с той дамой тогда…

— Ни тогда, ни сейчас, — ответил молодой человек с покоряющей искренностью. — Эта дама представляет собой образец того, что вам так не нравится в молодых людях.

— Если мне не нравится, это ещё не значит…

— Мне тоже не нравится. И мне нравится, что вам это не нравится. Вы правильно поступаете, когда сторонитесь всяких… мимолётных увлечений. Человек заслуживает большего. Если, конечно, уважает в себе человека.

Тереска сразу же припомнила и Коссак-Щуцкую, и крестовые походы, сразу поняла, о чем речь. Вот оно, каково взаимопонимание! Вот что ей нужно! В душе у неё стало разъясняться.

— Но тогда я уж точно обречена на одиночество, — критически заметила она, почему-то своим выводом ничуть не расстроенная. — Разве что найдётся такой, который думает точно так же.

— Разумеется, найдётся. Не огорчайтесь, таких немало. Таких, которые ищут настоящих чувств, а не подделок, вот только они скрывают это, чтобы не выглядеть старомодными.

— Вы меня утешили, я и сама старомодна. Не значит ли это, что вы тоже?..

— Да, я тоже. И если уж я сохраняю надежду, то вам и подавно незачем её терять. Вы ведь совсем ещё молоды! Перед вами открыт весь мир!

Слова его прозвучали с такой убеждённостью, что у Терески прямо дух захватило. Весь этот открытый мир вдруг возник перед нею во всей своей безграничности, окружил её, проник в неё, заполнил так, что она чуть не взорвалась от полноты ощущений. Ну конечно, все у неё впереди!

С историей покончено, репетиторскими уроками она обеспечена, впереди весна, а там и каникулы! Над Восточно-Западной трассой зашумели леса, трамвайными путями потекли реки, а на той стороне Вислы заплескался безбрежный океан. Перед нею была вся жизнь! На молодого человека устремились лучезарные глаза, кристально чистые, как ключевая вода, и сияющие, как звезды в небесах.

— Теперь можно ехать домой, — сказала Тереска. — Мне уже совсем хорошо. Но носовые платки в таком виде я вам не отдам, постираю, а потом… Потом могу отослать вам «до востребования». На Главпочтамт.

— Не стоит, я как-нибудь сам за ними зайду. Ваш адрес я знаю. А лучше оставьте их при себе — нам с вами везёт на случайные встречи.

— Не знаю, когда мне придётся в следующий раз воровать часы, но какая-нибудь оказия уж точно представится, — согласилась Тереска. — А вот и мой автобус.

— Я вас провожу. А обыкновенную байдарку лучше не покупайте, только складную. Её перевозить легче…

— Просто загляденье, — вздохнула Тереска от полноты счастья. — А размеры! Все что угодно влезет.

— И два весла, — бездумно восхитилась Шпулька.

— А главное — можно купить в кредит. Не хватает всего тысячи восьмисот злотых. Столько я бы не скопила, но если платить в рассрочку, тут уж кровь из носу, а плати! Сэкономлю и ещё на что-нибудь.

Они возвращались поздним утром после осмотра и внесения задатка за складную байдарку в идеальном, состоянии, которую продавал кто-то из дальних знакомых. Нормы по плаванию были сданы неделю назад! Весна нагрянула внезапно, светило солнце, ветер осушал зимнюю сырость. Тереска затмевала своим сияющим видом даже солнце, шутка ли — кроме удачи с байдаркой судьба ей подарила блестящий успех в школе. Мало того, что она стала первой отличницей во всех третьих классах, ещё и её подопечные ученики блеснули на экзаменах своими познаниями. В результате её акции поднялись в гору, что позволяло надеяться на неограниченный репетиторский доход. Шпулька, тоже сдав плавание, смирилась с Терескиными каникулярными планами и даже увлеклась ими. Учитывая масштабность замыслов и связанные с ними хлопоты, вряд ли Тереска успеет до каникул встрять в какую-нибудь авантюру. Хотя с неё станется…

— Я считаю, что ты могла бы его охмурить, — внезапно заявила Шпулька, прерывая её восторженную оду вёслам.

— Кого? Весло или хозяина?

— Нет, того симпатичного типа с красивыми глазами и носовыми платками.

Тереска остановилась как вкопанная.

— Надо же, мне это как-то не пришло в голову, — недоумевающе протянула она. Потом на какое-то время погрузилась в раздумье, а потом покачала головой и двинулась дальше. — Его не стоит охмурять, незачем и пытаться.

— А по-моему, он вполне на уровне, и не такой уж старый, лет на шесть старше, а то и на пять. И обаятельный. И интеллигентный. И хорошо воспитан. Уж и не знаю, чего тебе в нем не хватает.

— Ты так его нахваливаешь, как будто имеешь в этом свою корысть, — сказала Тереска подозрительно. — Все так, не отрицаю. Обеими руками за. Но охмурить его невозможно.

— Почему?

— Да потому, что он ни на что такое не поддаётся. Белая ворона.

Теперь уже Шпулька остановилась как вкопанная.

— Так ведь это как раз то, что тебе нужно!

— Вот именно. Ему не хватает только одного-единственного достоинства.

— Какого?

— Не стой на проезжей части. Он не влюбился в меня с первого взгляда до потери сознания… Шпулька наконец переместилась на тротуар.

— Но он может влюбиться со второго взгляда, — сказала она осторожно. — Конечно, если ты приложишь усилия.

— Не похоже, что он влюбится даже с двадцать второго. А вообще суть как раз в том, чтобы не прилагать никаких усилий. Понимаешь, все должно происходить стихийно, само собой.

— Ну хорошо, а ты? Что ты о нем думаешь?

— Ничего не думаю. Как-то даже странно. Представляешь, лишь только я пытаюсь о нем подумать, мысли сразу же разбегаются во все стороны. То на ум приходят каникулы, сначала эти, потом следующие, то вспоминаются всякие места, которые непременно надо повидать, то всякие дела, которые нужно переделать… Голова кругом начинает идти. Я не моту о нем думать, а то начну хвататься за все дела подряд и ещё надорвусь. Да и как подумаю, что он смог бы в меня влюбиться… — с прерывистым вздохом вырвалось у неё. — Что это случилось бы… Что те чувства, о которых он говорил…

Шпулька шумно втянула воздух, вдруг поймав себя на том, что слушает подругу затаив дыхание и через секунду могла бы задохнуться.

— Ну! — нетерпеливо сказала она.

— Скорее мы на этой байдарке доплывём до Флориды, чем он в меня влюбится. Но до Флориды мы не доберёмся, значит, и рассчитывать мне на него нечего. Избави меня Бог влюбиться в него, тогда я уж точно всю жизнь буду несчастной, это тебе не глупый Богусь…

Шпулька с грустью подумала про себя, что случай безнадежный, разве что Тереска серьёзно настроится на путешествие во Флориду, не байдаркой, конечно, а какой-нибудь посудиной посолидней. Тереска и на этот раз выкинула финт: влюбилась в весь белый свет!

А Тереска подняла мечтательный взгляд к небу.

— Мир такой огромный, — с изумлением объявила она. — Должны же мы увидеть хоть кусочек! Так что забудь про серую прозу жизни!

Примечания