— Настырная особа, — шепнула Шпулька с осуждением. — Охмуряет его без зазрения совести.

— Старая гарпия, — пренебрежительно прошептала в ответ Тереска. — Намного старше его. Ей уже все двадцать пять. Но хватка железная…

Молодой человек очевидно нашёл какие-то исключительно неотразимые аргументы, потому что на лице дамы появились уже неподдельное разочарование и досада. Она позволила проводить себя до улицы и протянула на прощание руку. Подруги отступили поглубже в тень.

— Ну ты, гарпия, уматывай наконец! А ты-то чего с ней лясы точишь, попрощался — и уходи, — в ярости шипела Тереска.

Молодой человек, словно услышав её слова, отвесил поклон и быстрым шагом двинулся в южном направлении. Дама, вздохнув, удалилась на север. Шпулька тронула Тереску за плечо.

— Идём! — крикнула она сдавленным шёпотом.

Тереска сделала выпад одной ногой в сторону «фиата» — и остановилась так внезапно, что чуть не выронила тяжёлый свёрток. Через арку пробиралась, пыхтя мотором и слепя фарами, ещё одна машина. Водитель пристроил её рядом с «фиатом» и выключил двигатель. В наступившей тишине Шпулька явственно услышала возле себя зубовный скрежет.

— Никогда бы не подумала, что тут такое бойкое место, — пробурчала Тереска. — Зачем этого барана лупоглазого сюда занесло?

Баран лупоглазый вылез из машины, открыл, насвистывая себе, капот и стал откручивать и разглядывать свечи. При виде одной он присвистнул чуть громче, открыл ещё и багажник, вытащил какой-то ящичек и начал в нем ковыряться.

— Так мы тут проторчим до конца света, — зловеще предположила Шпулька. — Может, уберёмся отсюда?

— Ты что? Со свёртком? — всполошилась Тереска. — Исключено! Мы совершили кражу, первый же милиционер имеет право нас арестовать. Надо подбросить!

— Ты же сама хотела украсть и посмотреть, что внутри!

— А теперь и смотреть не хочу, глаза б мои его не видели, да тут и не разглядишь, а тяжёлый-то какой, камни там, что ли, скорей бы уж избавиться, а то поздно будет!

— Жалко тебя расстраивать, но уже поздно…

В самом деле, возле «фиата» внезапно возник, словно материализовался из воздуха, упитанный чернявый коротышка. Он покосился на водителя соседней машины, рассматривающего вынутые из ящичка свечи, открыл «фиат» и уселся за руль. Не торопясь включать мотор, коротышка опустил окно и закурил сигарету. Похоже было на то, что он собирается скоротать вечер в автомобиле.

При виде чернявого субъекта Тереска вздрогнула.

— Я его знаю, — возбуждённо прошептала она. Шпулька покосилась на неё с неодобрением.

— Ты тут своя в доску, да? Тут сшиваются только твои знакомые? И у одного из них мы свистнули пакет?

— Чего придираешься? Да, свистнули, вот у него. Это бандит, понимаешь? А это его машина! Он теперь навечно в ней застрял, не приведи Господи попасть ему в руки. Бежим отсюда! Вот уже везёт как утопленникам…

Обе галопом промчались несколько десятков метров и остановились только на углу Бельгийской. Тяжело дыша, они уставились друг на друга.

— Что… случилось? — едва переводя дух, с испугом спросила Тереска.

— Как «что»? Ты… велела… бежать… — Тоже задыхаясь и тоже испуганно ответила Шпулька.

— Сначала надо было подбросить пакет, а потом бежать!

— У него на глазах? О Боже, я уже ничего не понимаю!

— Ничего теперь не поделаешь, раз пакет у нас, пусть у нас и остаётся, — твёрдо заявила Тереска. — Отдадим в милицию. Хорошо хоть знаем, кого обокрали. А раз уж мы здесь, пошли посмотрим тот дом. Понаблюдаем пару минут, я с одной стороны, ты с другой.

В подозрительном окне обнаружились кое-какие перемены. Закрывавшая его цветная занавеска была наполовину отодвинута. Внутри маячил чей-то силуэт.

— Это здесь, — тихо проговорила Тереска. — Вон там окно, а вот дверь. Я пошла.

— Погоди! — пугливо прошептала Шпулька. — Как я тебя там найду?

— Жди меня тут. А если что, войдёшь в дом, выйдешь через чёрный ход и позовёшь. Только громко не ори, там дворики как колодцы, я услышу…

Нагруженная воровской добычей, Тереска нырнула в тёмный подъезд, а Шпулька, выбивая зубами нервную дробь, осталась стоять на улице, невидящим взглядом уставясь в окно и в сотый раз давая себе клятву, что больше ни во что интересное втянуть себя не позволит.

Через какое-то время она отвела глаза от цветной занавески и осмотрелась. Внезапно ей пришло на ум, что она ведь не обращала внимания на входивших и выходивших. Кстати, среди входивших наверняка были бандиты, а она стоит напротив, и теперь, если кто-нибудь из них выйдет, взгляд его прямиком упрётся в неё…

Из глубины улицы к дому приближался прогулочным шагом какой-то человек. Шёл он, правда, но другой стороне, но Шпулька могла дать голову на отсечение, что смотрит он на неё, и весьма внимательно. Шпулька сделала вид, что не замечает его. Пытаясь изобразить одеревеневшими ногами такой же прогулочный шаг, она двинулась в сторону Пулавской. Человек приостановился у подозрительной двери, заглянул внутрь и неторопливо пошёл дальше. Шпулька тотчас же повернула обратно. Она увидела, как прогуливающийся бандит перешёл на её сторону, приблизился к дому и спрятался в тени колонны. Не сразу очнувшись от изумления, Шпулька трясущимися руками вытащила из сумочки блокнот и принялась записывать его приметы.

«С голой головой, — написала она. — Высокий. Одетый. Во что-то. В плаще. В брюках».

Кшиштоф Цегна попрощался с участковым и решил, действуя на свой страх и риск, продвинугься в расследовании, пока ещё есть такая возможность, как можно дальше. Он зашёл домой, снял нейлоновую куртку и достал легний плащ. Будет, конечно, холодновато, но внести хоть какие-то изменения во внешний вид не помешает.

Переодевшись, он отправился на Бельгийскую улицу. Прошёлся двором, оглядел приближавшихся людей — двух мужчин и одну женщину, вышел на Пулавскую, после чего завернул в Бельгийскую, выбрав такой кружной путь для того, чтобы поменьше маячить у подозрительного подъезда. Пройдясь до конца улицы, он какое-то время постоял, после чего прогулочным шагом двинулся к Пулавской.

Шпулька, стоявшая напротив интересующего Цегну подъезда, тотчас же бросилась ему в глаза. Он её сразу узнал. В глазах её, прикованных к окну с цветной занавеской, явственно застыли ужас и отчаяние. Цегна терялся в догадках, что эта девчонка тут делает, а главное, почему у неё такой испуганный вид. От его внимания не ускользнуло, что занавеска на этот раз наполовину отодвинута. Может, это сигнал, подумалось ему. Но для кого, для этой перепуганной девчонки? Вряд ли. На всякий случай Цегна решил присмотреться к ней, перешёл на другую сторону и спрятался в тени колонны.

Шпулька двинулась вглубь Бельгийской. Спину буквально сводило от провожавшего её бандитского взгляда. Лопатки едва не стучали друг о дружку, и наконец Шпулька, не пройдя и двадцати шагов, развернулась, исполненная решимости встретиться с опасностью лицом к лицу.

Бандит с голой головой и в брюках, вопреки её ожиданиям, стоял на прежнем месте, прячась в тени. Зато по другой стороне улицы шёл ещё один бандит. Подойдя к подозрительной двери, он огляделся вокруг и нырнул внутрь. Шпулька дрожащей рукой перевернула листок в блокноте, потеряла карандаш, наконец нашла его и нацарапала:

«Маленький. Толстый. Не очень. Чернявый. Лохматый…» Тут она сообразила, что знает, видела его — то ли полчаса, то ли полстолетия тому назад, а может, в другой жизни, и было это на площадке за «Фильмом Польским». Видела, как он садился в тот проклятый «фиат». И она поспешно, не вникая в детали, дописала: «Это тот самый!».

Маленький и чернявый не исчез бесповоротно за дверью. Он снова возник на пороге и позыркал, не переступая его, по сторонам. Шпулька отпрянула в тень.

Кшиштофа Цегну не на шутку обеспокоила картина, которую он сейчас наблюдал Шпулька стояла в тени, окаменев как статуя, а в дверях подозрительного дома торчал чернявый коротышка, смотрел в её сторону и разговаривал с кем-то внутри подъезда. Инстинкт подсказывал Цегне, что чернявый коротышка вот-вот подойдёт к Шпульке, и тогда случится что-то неизбежное и недопустимое, что-то крайне опасное. Он понятия не имел, что эта девчонка выкинет, но наверняка что-то такое, из-за чего все его труды пойдут насмарку. Недолго думая, он вышел из укрытия и спокойно, но быстрым шагом подошёл к ней.

Сосредоточившись на бандите в дверях, Шпулька выпустила из виду и памяти бандита за колонной. Состояние дикой паники достигло в ней своего апогея, когда Кшиштоф Цегна схватил её за руку с криком: «Наконец-то! Добрый вечер!» Она не взвизгнула как оглашённая лишь потому, что у неё отнялся голос. Горло перехватило, ноги стали ватными, она закрыла глаза и повисла у милиционера на плече. Цегна мельком подумал, что сегодня женский пол уж слишком виснет на нем, и как бы ему не пришлось отвечать за совращение малолетних.

— Поздоровайтесь со мной! — злобно прошипел он. — Ну, живее!

Шпулька приоткрыла один глаз и с трудом, но все-таки узнала милиционера Цегну, которого прежде в цивильном наряде почти не видела. Тут же открылся и другой её глаз, она сразу воспрянула духом и от неописуемого облегчения едва не бросилась милиционеру на шею. Более восторженного приветствия Кшиштоф Цегна и представить себе не мог. Он обнял Шпульку за плечи и, не давая опомниться, увлёк её в сторону Пулавской.

На перекрёстке Шпулька неожиданно вырвалась из его объятий и остановилась.

— Там был бандит, — возбуждённо выпалила она. — Прятался за колонной. Куда он подевался? Надо вернуться, там Тереска!

У Кшиштофа Цегны вырвался стон.

— Где Тереска? Что за бандит? Шпулька заколебалась, на какой вопрос отвечать сначала.

— Здесь был, шлялся. Туда и обратно. Потом спрятался. Она где-то там, на задворках, я не знаю, где это! Сделайте же что-нибудь!!!

Кшиштоф Цегна только тем и занимался, что что-то делал. Разобраться с бандитом за колонной он решил попозже, пребывание Терески на задворках показалось ему важнее. С этими девицами точно сойдёшь с ума. Ведь он эту Тереску лично довёл до самого дома! Откуда, черт подери, она тут снова возникла?

— Пошли, — наконец решился он и свернул на Пулавскую, таща за собой Шпульку.

Шпулька позволяла тащить себя до тех пор, пока не вспомнила, что Тереска лелеет в своих объятиях воровскую добычу. Она тут же упёрлась обеими ногами, но через секунду вспомнила и то, что они собирались отдать украденный свёрток милиции, и, навёрстывая упущенное, рванулась вперёд — как раз в тот момент, когда Кшиштоф Цегна притормозил, чтобы спросить, в чем дело. Шпулька налетела на него, оттоптав ему ногу и боднув головой в нос. У Кшиштофа Цегны потемнело в глазах, и путь к славе внезапно показался ему исключительно тернистым.

С Тереской они столкнулись через несколько шагов.

— Что происходит, черт подери? — налетела она на подругу. — А, это вы… Я как раз оттуда выбралась, но не через дом, там кто-то торчал в подъезде. Чем ты занималась, кто там был? Я слышала, о чем они говорили, но ни фига не поняла.

— О чем они говорили? — встрепенулся Кшиштоф Цегна.

— «Э, нет, — говорили, — просто какая-то соплячка свидание тут назначила, школьница ещё, а шляется по ночам». А потом добавили: «Парня не знаю, никогда его не видел, болтался тут, видно, ждал её». А потом ещё: «Что значит любовь…» Остальное не доскажу, не хочу выражаться. Какое свидание, о чем речь?

Кшиштоф Цегна был доволен собой. Ещё бы, действия его оказались безошибочными и спасли ситуацию. Досада на несносных девиц почти исчезла.

— Пойдём отсюда, — твёрдо скомандовал он.

— Минутку! — столь же твёрдо произнесла Тереска. — Мы хотим сделать чистосердечное признание. Шпулька, ты уже сказала? Мы совершили кражу. Вернуть не можем, уповаем только на вас…

Второй раз за этот вечер участкового вытащил из дома телефонный звонок. В отделении милиции его ждала необычайно возбуждённая троица. С ангельским терпением участковый выслушал три сбивчивых рассказа, покачал головой и повздыхал.

— Вы, я вижу, задались целью лишить пожилого человека покоя, — обречённо сказал он. — Понять не могу, почему я трачу своё время на то, чем мне и заниматься-то не положено… Давайте по порядку, а то пока я уяснил лишь две вещи. Во-первых, что ты, сынок, влез не в свой район и что ходишь в брюках. Тот бандит за колонной — это ты? Так не годится. Бельгийской занимается Квятковский, придётся завтра с ним объясняться. А во-вторых, — что Чёрному Метю кто-то подбросил в машину свёрток, а уважаемые дамы его стибрили. А от меня, значит, требуется отпущение грехов. Говорите, какой-то тип в сером «опеле»? Номер запомнили?

— Битва под Грюнвальдом, — не задумываясь доложила Тереска.

— Вы и впрямь уверовали, что по городу разъезжают сплошь исторические даты?

— Нет, конечно, но вообще-то… Номер начинается с пятёрки. Пятьдесят четыре — десять. Жолибож. То есть я хотела сказать «WI».

— Ладно, давайте поглядим, что в свёртке. Наверняка надо будет вернуть владельцу. К вашему сведению, я и сам не знаю, как тут выкручиваться.

— Может, выкручиваться и не придётся, — туманно протянул Кшиштоф Цегна, который в вопросе кражи был всецело на стороне подруг. В душе он одобрял их поступок, на который сам никогда бы не осмелился.

Участковый перерезал шнур.

— Вернём или не вернём, а проверку запротоколируем как положено, — сурово сказал он и снял обёртку.

Кшиштоф Цегна от изумления даже присвистнул. Тереска и Шпулька замерли и вытаращили глаза. Участковый бывалым взглядом рассматривал несметное количество великолепно упакованных швейцарских часов.

— Да, дела… — Протянул он после затянувшегося молчания. — Сомневаюсь, что владелец признается в такой пропаже. Нехорошо получилось…

— Кто же мог подумать?.. — сконфуженно буркнул Кшиштоф Цегна.

— А надо было думать. Если уж ты, сынок, взялся за гуж, о чем тебя, кстати, никто не просил, так будь добр, предусмотри все до мелочи. Как теперь раздобыть улики? Надо было оставить ему это добро, установить слежку, поглядеть, куда он его денет…

— Столько раз уже выслеживали — и ничего…

— Может, у него товара тогда не было. А в этот раз был. Хватило бы сфотографировать… Того субъекта из «опеля» опознаете?

Тереска и Шпулька, не отрывавшие глаз от невиданного зрелища, испуганно вздрогнули.

— Мы не хотели… Мы не думали… — Запричитала Шпулька.

— Мы думали, там что-то незаконное, — сокрушённо подхватила Тереска. — Честное слово, мы не собирались красть часы!

Участковый удивился.

— Так вы считаете, что добро приобретено законно? Вы перехватили у преступников солидную партию контрабандного товара, теперь уж нечего скрывать. Если вас никто не видел, то, чует моё сердце, сейчас у этой братии разгорается серьёзная свара. Крысь, сынок, надо бы этим воспользоваться. Звони майору, он наверняка ещё не спит. И садись писать рапорт! Заодно и протокол составим, уважаемые дамы нам его подпишут. Так вы опознаете того субъекта из «опеля»?

Тереска уже начала понимать, что их воровство обернулось вроде бы вовсе не воровством и даже есть надежда завтра утром попасть в школу.

— Да, конечно! — с готовностью подтвердила она. — Мы можем описать его прямо сейчас, пока ещё помним.

— Я не помню, — расстроенно призналась Шпулька. — Он у меня сливается с тем симпатичным, к которому цеплялась нахальная девица.

— Помнишь, помнишь! Ты только сосредоточься. Старый такой…

— Точно, — обрадовалась Шпулька. — Лет сорок, не меньше. Ага, ещё перчатки.

— И серый костюм.

— И, наверно, брюки… — буркнул участковый, записывая за ними.

— Что? Ну да, брюки. И волосы. Без лысины. Ёжиком. И лицо как блин. Не совсем, нос, конечно, торчал, но вообще плоское. Да и нос тоже приплюснутый. Верно?

— Приплюснутый, — подтвердила Шпулька, сосредоточенно наморщив брови. — А ещё ухо… Участковый перестал писать.

— Одно? — подозрительно спросил он. Шпулька кивнула головой.

— Одно. То есть нет, два! Но одно было какое-то не такое… Багровое и вроде бесформенное. Тоже плоское…

— Точно! — оживилась Тереска. — Расплющенное! Причём только одно!

— Которое?

— Правое. Левое у него обыкновенное.

— А волосы ёжиком какого цвета? Чёрные, светлые?

— Под цвет костюма. Серые.

— Наверное, с проседью, — сообразила Шпулька. — Чёрные с проседью — вот и показались серыми.

— Что ещё? Глаза, зубы?

Тереска покачала головой.

— Не требуйте от нас невозможного. Мы ведь его видели при слабом освещении. Глаз не разглядели, а зубы он не скалил. Высокого роста, примерно, такого, как Скше… как этот пан, в меру упитанный.

— Что значит «в меру упитанный»? Тереска снова окинула Цегну оценивающим взглядом.

— На одну треть толще этого пана, — с уверенностью объявила она.

— На одну четверть, — въедливо уточнила Шпулька. Кшиштоф Цегна стоял не шевелясь и беспрекословно позволял делить себя на части.

— Больше ничего примечательного вы не запомнили?

— К сожалению, нет, — виновато сказала Тереска, а Шпулька грустно покачала головой.

Участковый, вначале описавший в протоколе внешность субъекта из «опеля», вынужден был продолжать дальше в нетрадиционной последовательности. Кшиштоф Цегна приступил к составлению протокола. В помещении воцарилась тишина, изредка прерываемая короткими уточняющими вопросами. Подруги, уже было успокоившись, снова начали нервничать, тем более что воровская добыча мозолила им глаза.

— Надо сосчитать, — внезапно спохватился участковый. — Крысь, иди-ка сюда, сынок. Заверишь.

Часов оказалось полсотни. Тереска быстро прикинула в уме. По две тысячи штука, это будет… миллион!

— Силы небесные! — тихо ужаснулась она. — Мы с тобой украли миллион злотых!

Шпулька посмотрела на неё взглядом агонизирующего василиска. Участковый отложил наконец ручку.

— Больше, — заверил он. — Часть из них золотые. Тысяч по десять штука. Попрошу уважаемых дам прочитать и подписаться. Тут все изложено в сокращённом виде, не хотелось вас надолго задерживать. Самое главное, о подробностях вас ещё будут допрашивать.

Тереска потянулась за протоколом, а Шпулька как приросла к стулу.

— А когда… — тихо спросила она сдавленным голосом, — когда вы нас арестуете?

Участковый как-то странно на неё посмотрел и сделал приглашающий жест в сторону протокола. Тереска оторвалась от изучения документа.

— Но тут ничего нет о том… что мы украли… — растерянно пробормотала она.

— Но все, что есть, изложено верно?

— Ммм… верно.

— Тогда подписывайте. Что значит «украли»? Вы не украли, а доставили вещественные доказательства.

Подождав, пока обе поставят свои подписи, участковый встал, оправил мундир и прокашлялся. Кшиштоф Цегна посмотрел на него и тоже поднялся. Подруги неуверенно последовали их примеру.

— Благодарю за службу! — торжественно рыкнул участковый.

Кшиштоф Цегна непроизвольно стал навытяжку и щёлкнул каблуками. Тереска и Шпулька окончательно обалдели. Участковый вышел из-за стола и с почтением пожал каждой руку, то же самое проделал и Кшиштоф Цегна.

— Большое спасибо, — беспомощно промямлила Тереска, ничего не понимая.

Участковый, покончив с торжественной частью, перешёл на нормальный тон.

— Вы нам очень помогли, а теперь по-хорошему вас прошу, отправляйтесь домой и оставьте в покое бандитов. И не советую больше ничего красть. Уймитесь, ладно? Проводить мы вас не сможем, уж не обессудьте, сейчас сюда нагрянет начальство, а ни одной машины у меня под рукой нет…

Только у дома Шпульки подругам удалось немного остыть и прийти в себя. Вечерние приключения были просто ошеломительными, а поведение участкового произвело на них неизгладимое впечатление. Они одновременно гордились собой и чувствовали какую-то опустошённость.

— А выглядел вполне прилично, — в раздумье сказала Тереска. — Тот, который подбросил часы. Может, не знал, что там в свёртке?

— Я уже никому не верю, — сумрачно ответила Шпулька. — И вообще больше ты меня не впутаешь ни в какую идиотскую историю. Нас могли убить!

— Глупая, это же не убийцы, а торгаши! Милиция говорит, такие избегают мокрых дел. В крайнем случае нас могли побить.

— Большое спасибо, но быть побитой мне тоже не очень хочется. На кой черт нам все это нужно, зачем ты встреваешь, чего тебе неймётся?! Какое тебе дело до чужих бандитов и до их часов?!

Тереска даже остановилась от возмущения. Хотя что уж тут возмущаться, если честно, то возразить было нечего. Вернее, возражения были такого рода, что о них не хотелось даже думать, а уж высказать вслух… А правда заключалась в том, что сотрудничество с Кшиштофом Скшетуским было своего рода противоядием от Богуся. Нет, она вовсе не хотела забыть Богуся насовсем, вот ещё! Но свалившиеся на неё потрясения своим драматизмом и романтикой возвышали её в собственных глазах. Если уж переживать, то по-крупному, а не тихо чахнуть от тоски. Умирать, так с музыкой! А может, захватывающие приключения вообще не позволят ей зачахнуть. Но как объяснить это Шпульке, которая, ничего особенного не находя в Богусе, не поймёт всей важности её признания? А кроме того, как можно оставаться равнодушной к такой возмутительной преступной афёре? Какое ей, видите ли, дело!..

— А какое тебе дело до чужих детей? — гневно парировала Тереска. — Они твои? Почему тебя должно волновать, не голодают ли они, не остались ли бездомными?

— Шпулька даже подскочила.

— Это совсем другое дело! Дети — живые существа! Как можно сравнивать? Из детей что-то вырастет!

— Ага. Будущее нации.

— Из брошенных детей вырастет дегенеративное общество!

— А какое тебе дело до общества? — безжалостно спросила Тереска.

Какое-то время Шпулька не находила ответа. Дело, без всякого сомнения, есть, но какое именно?

— Когда эти дети вырастут, мы ещё будем жить, верно? — нерешительно сказала она. — А мне не хочется жить в дегенеративном обществе. Особенно на старости лет.

— А в обществе преступном хочется?

— Ну, ладно. Но для этого есть милиция…

— А для детей — социальная опека и родители! Кроме того, дети растут долго! А тут, пожалуйста, за один вечер — и столько дел наделали! Мне нравится видеть результаты сразу, а не через двадцать лет!

Шпулька смутно ощущала, что в этом есть какой-то смысл.

— Ну хорошо, — неохотно согласилась она. — Но ведь сколько надо нервов!

— А я люблю, чтоб на нервах.

— Так ты же ненормальная. Никто, кроме тебя, в такие истории не встревал бы. А твой Богусь кретин. Христом-Богом тебя прошу, влюбись в кого-нибудь другого!

— Отстань, — огрызнулась Тереска и зашагала в сторону Шпулькиного дома. — Если хочешь знать, я вообще больше ни в кого не влюблюсь. С меня хватит.

— Богусь не стоит того, чтобы на нем завязывать! — возмущённо запротестовала Шпулька, и точность её слов поразила Тереску в самое сердце. До сих пор ей казалось, что личная её жизнь кончена, разбитого сердца не склеить, но тут вдруг одолели сомнения. Богусь оказался идиотом. Тогда, может быть, кто-то ещё… когда-нибудь…

Она решительно отмела закравшуюся в голову и в сердце несмелую надежду. Нет, исключено, любовь ей больше не светит! Личное счастье не для неё, надо переключиться на что-то другое. Благодарность, которую ей торжественно вынесли от имени властей, внесла хоть некоторую умиротворённость в её душу. С любовью это, конечно, не сравнить…

— Если Кристине её жених не решит задачку по физике, мы горим синим пламенем, — внезапно зловеще объявила Шпулька. — Ты уже, конечно, решить не успеешь, а обо мне и речи нет. Но хоть попытаться-то ты можешь! Умоляю тебя, иди наконец домой!

Вопреки ожиданиям, к предложению более тесного сотрудничества Янушек отнёсся прохладно.

— Так сразу честно и скажи, что мне надо следить за всеми машинами в Варшаве, — скривился он.«Опель», например, с Жолибожа, это что же получится? Прикажешь вообще не возвращаться домой?

— Не торчит же он на Жолибоже все время. Наверняка раскатывает по городу и где-то останавливается. Может же он случайно броситься тебе в глаза!

— А та машина, с революцией? Она тебя уже не интересует?

— Интересует, ещё как! Но «опель» тоже.

— А почему?

— Да так. Милиции он нужен.

— А что, объявилась какая-то моторизованная банда? Ну хорошо, могу поискать, но будешь две недели мыть за меня посуду.

— Совсем обнаглел! — ахнула Тереска с таким негодованием, что Янушек сразу пошёл на попятный. Ясно, тут он перегнул палку, с мытьём посуды к Тереске лучше не приставать.

— Тогда будешь решать за меня задачки по математике, — покладисто уступил Янушек.

На Терескином лице отразилось глубокое отвращение.

— К твоему сведению, задачками по математике я занимаюсь со всякими недоумками за деньги. Это мой профессиональный труд. А ты…

— А я мог бы искать по городу всякие тачки тоже за деньги!

— Сравнил! Помощь в поимке преступников — это наш общественный долг!

— Можешь считать мои задачки тоже общественным долгом. Если я буду гоняться за тачками, когда, по-твоему, мне заниматься математикой?

После продолжительных торгов обе стороны отыскали компромисс. Сошлись на том, что за некоторые задачки по математике полкласса Янушека будет высматривать по городу некоторые интересующие Тереску машины.

Результатом заключённого союза был незамедлительный визит Терески к участковому. В свете Терескиных заслуг в борьбе с преступностью неудивительно, что в милиции она чувствовала себя как дома. Постучав в дверь, она услышала невнятный звук, который приняла за приглашение, и вошла.

Участковый сидел за своим столом, напротив размещался на стуле какой-то субъект симпатичного вида и не совсем ещё старый, лет под сорок, с востроглазым живым лицом, в котором было что-то птичье.

— Добрый день, — непринуждённо поздоровалась Тереска. — Мой брат видел «опель».

Участковый, завидев её, вздрогнул и изменился в лице. Бросив быстрый взгляд на посетителя, он порывисто вскочил с таким жестом, как будто отмахивался от нечистой силы.

— Не сейчас, — сказал он поспешно. — То есть, прошу прощения, но… То есть, кто вам позволил?.. То есть, я хотел сказать, вам не следовало… Словом, я занят, прошу подождать!

Тереска была крайне удивлена. Она недовольно покосилась на посетителя, который сидел с каменным выражением лица.

— Ждать я не могу… — Запротестовала было она.

— Тогда завтра! — быстро прервал её участковый. — По личным делам приём завтра!

Тереска так поразилась, что потеряла дар речи. Постояв какое-то время с открытым ртом и оторопью в глазах, она молча покинула негостеприимный кабинет. Снаружи, сразу за порогом отделения милиции, ей попался Кшиштоф Цегна, как раз возвращающийся с обхода.

— Этот ваш шеф выставил меня за дверь, — возмущённо пожаловалась она. — Хотелось бы знать, чем я заслужила такое обращение?

— Он там один? — поинтересовался Цегна.

— Нет. Ещё какой-то тип. С птичьей физиономией. Наверное, преступник, но вообще-то симпатичный.

— О Боже! — ахнул Кшиштоф Цегна. — Какой преступник! Это же майор! Вы успели что-нибудь наговорить?

— Надо же, майор! Нет, не успела. Хотела сказать, что мой брат видел «опель». Да он ничего и слушать не хотел! Что бы это значило? Милицию это уже не интересует?

Кшиштоф Цегна с минуту помолчал.

— Все из-за меня, — с мрачным раскаянием признался он. — Это дело ведёт майор, а я встреваю в него без спросу. Шеф боялся, что вы брякнете лишнее и будут неприятности. Черт подери, наверняка будут.

Он передумал заходить в милицию и с озабоченным видом поплёлся рядом с Тереской в сторону её дома. Тереска была заинтригована.

— Ничего не понимаю. Как это встреваете? Мешаете ему?

— Нет, не в том смысле. Просто превышаю свою компетенцию. Самолично занимаюсь розыском вместо того, чтобы передать все в другие руки, вдобавок ещё привлекаю к расследованию постороннее лицо. То есть вас. Но у меня на то свои причины.

Тереска почувствовала себя заинтригованной ещё больше. А Кшиштоф Цегна был угнетён и ощущал неодолимую потребность перед кем-нибудь исповедаться. Вот так и получилось, что он поделился с Тереской своими мечтами и планами на будущее.

У Терески его проблемы немедленно вызвали горячий отклик. В вопросе жизненных амбиций Кшиштоф Цегна нашёл в ней родственную душу, Тереске тоже честолюбие было не чуждо, особенно в последнее время. К тому же Кшиштоф Цегна кое-что для неё значил.

— Меня, видите ли, тянет на всякие значительные дела, — с азартом объяснял Цегна. — Не хочется мелочиться. И чтоб результаты были видны. И чтоб выкладываться на полную катушку, я, видите ли, люблю выкладываться подчистую, но только не попусту!

Честолюбивые замыслы Кшиштофа Цегны оказались ей столь созвучны, что она загорелась желанием немедленно ему поспособствовать. Словом, Тереска была всецело на его стороне. Тонкости служебной субординации были ей, правда, непонятны, но она приняла факт их существования на веру. Наверное, так уж заведено в этой их милиции, что каждый приставлен к своему бандиту, и отбирать их сослуживцам друг у друга не положено.

— Я понимаю, — сказала она с тёплым участием. — Я вам помогу. Вы достойны того, чтобы переловить всех этих бандитов лично, собственными руками. А много их наберётся?

Мысленно она уже видела целую процессию бандитского отродья с разбойничьими физиономиями, прикованных цепями один к другому, в кандалах и с ядром у ноги, пленённых торжествующим Кшиштофом Цегной.

— Не знаю, — осторожно сказал Кшиштоф Цегна. — Два-три человека. Достаточно было бы поймать главарей.

— Те, которых я видела… те, что в машинах… Это они главари?

— Не совсем. Но через них можно выйти на главарей, только выйду уже не я. Мне хватило бы и подручных. Видите ли, вместо того, чтобы воровать свёрток с часами, лучше бы вы сфотографировали, как тот тип из «опеля» подбрасывал их в «фиат». Можно было бы и украсть, только сначала сделать снимки. А лучше всего — поймать хозяина «опеля» с поличным. Вдобавок выяснив, с кем он связан. Тут без слежки не обойтись.

— Вот незадача! — огорчилась Тереска. — Следить я не могу, мне надо ходить в школу. И брату тоже.