- Большое спасибо, теперь я справлюсь сама. А вам хочу пожелать счастья на новом отрезке жизни. Такая прелестная пара!
      Молодые люди одновременно очнулись, оторвав глаза друг от друга. Молодой человек на минуту лишился дара речи, а Тереска весело рассмеялась.
      - Благодарим, вы очень любезны, - ответила она. - Мы постараемся ваше пожелание выполнить.
      Ее радостная беспечность была заразительна. Молодой человек тоже рассмеялся и поклонился.
      - Готов признать вашу правоту, - сказал он. - Погода, действительно, замечательная!
      Счастье било из Терески лучами, когда она бежала домой, перепрыгивая через лужи. Ей становилось весело от их вида. И от пожеланий старушки, и от воспоминаний о молодом человеке, который так восхищенно на нее смотрел.
      - Твоя дочка с каждым днем хорошеет, - заметила пани Марте сестра, явившаяся к ним сразу после обеда.
      - Это она от счастья, радуется подарку, - пояснила пани Марта с улыбкой. Мы дознались от Шпульки, что Тереска давно мечтала о магнитофоне.
      К вечеру беззаботное счастье стало уступать место волнению и даже тревоге. Собралась уже вся семья, пришла Шпулька, пришел кошмарный кузен Казик с длинным красным носом и свежим прыщом, еще более отощавший и еще более претенциозный, чем обычно. Петрусь, сынок тетки Магды, уже успел сунуть руки в салатницу и хорошенько повозиться в салате. Янушек не вынес ожидания и полакомился половиной апельсиновых цукатов с торта, а Богуся все еще не было. Всеми силами Тереска пыталась оттянуть начало праздничного ужина, но причины для промедления почти иссякли.
      - Ты Богуся ждешь? - вполголоса спросила Шпулька, отведя подругу в сторонку, потому что усилия Терески, ускользавшие от внимания домашних, для Шпульки были ясны, как день.
      Даже Шпульке не могла признаться Тереска, с каким волнением она его ждала.
      - Да, нет, - небрежно обронила она. - Я вообще сомневаюсь, сможет ли он выбраться из Вроцлава.
      - Тогда, ради Бога, зови гостей к столу, а то Петрусь ликвидирует весь ужин. А мне так хочется попробовать фаршированную рыбу!
      Петрусь и впрямь не без успеха прокалывал вилкой яйца в майонезе. Одну половинку ему даже удалось спихнуть с блюда на стол.
      - Если я сломаю свиненку руку, что мне будет? - тихонько поинтересовался Янушек.
      - Придется ехать с ним в травмпункт и ужина мы не отведаем, - поспешила ответить Шпулька. - Лучше его не трогать.
      - Детям вообще рекомендуется предоставлять полную свободу, - менторским тоном начал кузен Казик. - Новейшие открытия психоанализа...
      Кузена Казика прервал звонок, звонили у калитки, и Тереска чуть не упала в обморок. В ней что-то взорвалось. Сердце покинуло грудную клетку и обосновалось где-то в горле, ноги пристыли к полу, шея окостенела, не позволяя повернуть голову и кинуть взгляд в окно на тропинку.
      - Тереска, к тебе гость! - крикнул из прихожей пан Кемпиньский.
      Внезапно избавленная от странного паралича, Тереска сорвалась с места. С величайшим трудом ей удалось не промчаться в прихожую вихрем. Она была так уверена, что это Богусь, так не ждала никого другого, что разочарование поразило ее точно громом. Словно на нее обрушилась гора. Ей сразу захотелось плакать.
      Януш. Ее поклонник. Интересный, тактичный, ненавязчивый, сейчас он был ей донельзя противен. Она ненавидела его от всего сердца только за то, что он не Богусь. Смотреть на него не могла. С трудом выдавила из себя слова благодарности за открытку и конфеты. Она в рот этих конфет не возьмет!
      - Видимо, наш последний гость пришел, - с облегчением выкрикнула тетка Магда, последние десять минут убиравшая ножи из пределов досягаемости Петруся. - Пора наконец за стол!
      К черту! Все к черту! - безнадежно повторяла про себя Тереска, внезапно растеряв все прочие слова. С вершин своего беспокойного счастья она летела на дно тупого отчаяния. Богуся нет. И не будет...
      Свет внутри нее погас, и мир сразу потемнел. Впрочем, в Тереске еще жила слабенькая надежда. В девять вечера от нее осталась только тень. В десять стали расходиться гости. В одиннадцать наступил конец. Конец именин, конец надежды, конец света. . Тереска героически выдержала застолье, с отчаянием в глазах, но удерживая на лице улыбку, от которой ломило мышцы щек. Она продолжала улыбаться, поднимаясь наверх и только в ванной позволила себе расслабиться.
      На следующий день было воскресенье, и надежда на встречу снова расцвела. Ведь мог же Богусь приехать поздним вечером, в таком случае его визита надо ждать сегодня. На улице моросил дождь, оправдывая ее неохоту выходить из дома. Она прождала весь день...
      В понедельник, вернувшись из школы, она нашла открытку с поздравлением. Дошедшие издалека две фразы пролились бальзамом на ее тяжко страждущую душу. Только теперь она почувствовала, в каком страшном напряжении жила - со стиснутыми зубами и нервной дрожью, обосновавшейся где-то внутри нее. Именинная открытка подействовала на Тереску словно успокоительное средство.
      Значит, все-таки? Значит, он не явился не потому, что не пожелал, а потому что никак не смог выбраться из своего Вроцлава! И разумеется, он сам об этом сожалеет, ведь если бы не сожалел, то и писать не стал бы. Его же никто к этому не принуждал! Открытку он выслал еще в среду. Он во Вроцлаве, он хотел, но не смог приехать. Он не забыл ее.
      Мысль о том, что и она может написать ему, выслать летние фотографии, одна мысль о том, что она выведет на конверте его имя, стала для нее грустным утешением. Правда, Богусь обратного адреса не указал, но ничего страшного, ведь он скоро напишет снова. И укажет адрес. А может, приедет ко Дню Всех Святых. Ведь должен же он когда-нибудь приехать...
      После ненастья установилась погожая золотая осень, словно это был не ноябрь, а август. Тереска возвращалась домой, безжалостно топча опавшие листья. Она чувствовала досаду и усталость.
      "Ненавижу этих сопливых оболтусов,- думала она.- Ненавижу репетиторство. За что мне такие муки? Ненавижу все!"
      Богусь на Всех Святых не приехал и не написал. Не подавал признаков жизни. Зато у Кристины дела пошли на лад. Она расцвела от счастья, каждый вечер ее поджидал у школы жених, и от этого Тереске делалось еще грустнее. Ее тоже мог бы кто-нибудь поджидать... Не кто-нибудь, разумеется, а только Богусь! Януш готов поджидать ее хоть целый день, но он ей не нужен. И этот кретин, кузен Казик, тоже... Ирония судьбы.
      Непереносимее всего для нее было собственное бессилие. Тереска ничего не могла сделать или разузнать, она никак не могла повлиять на их отношения. Конечно, если очень постараться, можно раздобыть его адрес через общих друзей или знакомых. Даже через родственников!
      Но как она ему напишет, если он ей адреса не давал, нельзя же навязываться так явно, в конце концов есть и у нее своя гордость...
      В нескольких метрах впереди Тереска вдруг углядела свою дальнюю кузину Басю, - она как раз переходила улицу. Маленькая, худенькая черноволосая кузина обладала неукротимым нравом. В данный момент она с усилием толкала перед собой глубокую детскую коляску, чему Тереска очень удивилась. Васиному малышу было уже три года, его в такую коляску не уместишь. Неужели у нее опять младенец? Домашние ничего про это не говорили. Впрочем, они с кузиной не виделись уже давно.
      Она догнала Басю в тот момент, когда та в нерешительности остановилась перед спуском на улицу Дольную, поглядывая то на ведущие вниз ступеньки, то на проезжую часть.
      - Как дела? - оживленно спросила Тереска. - Ты что, еще одного родила?
      Она заглянула в коляску и поперхнулась. Там лежало нечто, прикрытое одеялом, из-под которого торчали черные тряпки. На миг Тереске представилось даже, что Бася отвозит куда-то трупик новорожденного, и у нее перехватило дыхание.
      - Тебя мне сам Бог послал! - выкрикнула Бася, явно чем-то расстроенная. Как поживаешь? Ради Бога, помоги мне как-нибудь съехать вниз! Черт бы побрал эту коляску!
      - А что там? - спросила ошарашенная Тереска, пытаясь прийти в себя. Ребенок?
      - Какой еще ребенок! Неужели я стану заворачивать ребенка в поганые тряпки? Скажешь тоже! В коляске песок.
      - Какой еще песок?
      - Ты забыла, что такое песок? Обыкновенный песок, со стройки. Потому и приходится его прикрывать. Такой тяжелый, будь он проклят! Помоги мне съехать вниз с этого ската, а то меня удар хватит.
      Тереска, рассудив, что вопросов лучше не задавать, начала действовать.
      - Да не туда! Ступеньки нам ни к чему, мы загремим по ним вместе с коляской, это как пить дать! Двигай на проезжую часть!
      Бася, взглянув на лестницу, подтянула к себе коляску, передними колесами уже съехавшую на первую ступеньку, и подтолкнула ее к дороге - вдоль проезжей части шел узенький тротуарчик для пешеходов.
      - Мы ремонт делаем,- наконец пояснила Бася. - Стенку передвигаем, переделываем кухню и ванную. Все, что требуется, нам удалось купить. Кроме песка. Песок приходится воровать. Раньше я его набирала со стройки неподалеку от нас, но там песок уже весь вышел, и приходится красть тут, за Пулавской.
      Тереска молчала, потому что не находила слов. Глаза у кузины были совершенно дикие.
      - Я сюда прихожу и притворяюсь, что играю в песочек с Юречком, а сама потихоньку высыпаю песок в мусорные ведра, они у меня тут, в коляске. Юречка я потом оставляю у одной знакомой старухи. А работяги, что нам ремонт делают, все время подгоняют, все время им песка не хватает. Настоящее пекло!
      Совместными усилиями они поставили коляску одним колесом на тротуарчик, а другим на проезжую часть. Придерживая ее, они стали осторожно спускаться вниз.
      - Ну и тяжеленный же этот песок! - заметила Тереска.- Тут небось килограммов сто?
      - Самое меньшее,- мрачно подтвердила, но затем сочла нужным уточнить: Тут пятьдесят кило, я взвешивала.
      - Неужели ты каждый день за песком ходишь?
      - Оборачиваюсь два-три раза. Тереска придержала ногой вильнушее в сторону колесо.
      - Как же так? - недоумевала она.- А муж твой что делает?
      - Муж! - прорычала Бася.- У меня не муж, а свинья паршивая1
      На глаза ей навернулись слезы ярости, она резко дернула коляску, колесо которой угодило в выбоину,
      взбешенная Бася рванула свою тачку со всей силы - коляска перескочила через выбоину и, вырвавшись у нее из рук, помчалась вниз.
      - Осторожно! - закричала Тереска. - Господи спаси!
      Коляска, съехав с тротуарчика, мчалась по проезжей части, стремительно набирая скорость.
      - Лови ее! - завопила Бася.
      Не обращая внимания на встречные машины, Тереска кинулась следом за коляской. У нее, правда, хватило ума перебежать на другую сторону, на настоящий тротуар. Тяжело нагруженная коляска оказалась прекрасно сбалансированной, она мчалась вниз уверенно, не теряя равновесия. Съезжавшие сверху машины при виде столь оригинального транспорта, тормозили со страшным скрежетом. Бася, не успевшая сразу перебежать дорогу, оставалась где-то позади, отстав метров на двадцать от Терески.
      В этот момент снизу, на той же стороне улицы, появилась Шпулька, чуть не сгибаясь под тяжестью сделанных покупок - ей удалось очень удачно сторговать у огородника корнишоны и тыквы, за которыми ее послали. Еще издалека она заметила Тереску в обществе кузины, они спускались вниз, придерживая детскую коляску. Кузину эту Шпулька знала и знала, что у нее есть ребенок, но возраста малыша не помнила, посему коляска ее не удивила. При виде Терески она вздохнула с облегчением, подумав, что та поможет ей дотащить до дома тяжелый груз - тыква была такой громадной, что не поместилась в сумку, и она несла ее в обнимку, а для корнишонов и прочей мелочи требовалась третья рука. Она на миг остановилась, чтобы поправить свой груз, выскальзывающий у нее из рук, а когда снова посмотрела вверх, глазам ее представилась душераздирающая картина. По середине проезжей части неслась вниз одинокая детская коляска, стремительно набирая скорость. За ней неслась Тереска с развевающимися волосами, а следом порядком отставшая от нее Бася. Обе испускали дикие вопли. Немногочисленные прохожие останавливались и тоже поднимали крик, размахивая руками. Шпулька замерла от ужаса.
      - Тереска заметила ее в тот момент, когда коляска проносилась мимо.
      - Лови ее, быстрее! - выкрикнула она. - Да пошевеливайся ты, ради Бога!
      "Младенец! - пронеслось в мыслях у Шпульки. - Господи Иисусе, там же младенец, он погибнет!"
      Выронив из рук сумки и тыкву, Шпулька ринулась вниз. Зрелище становилось все более выразительным. Коляска по загадочным причинам, вместо того чтобы ехать прямо и въехать на тротуар, на повороте свернула, упрямо оставаясь на проезжей части, но теперь придерживаясь левой стороны. Машины, поднимавшиеся вверх, тормозили с визгом и застывали в невообразимых позах. Один из водителей не успел затормозить и слегка толкнул разогнавшуюся коляску сзади. Этого хватило, чтобы коляска еще резче вильнула влево и с каким-то странным металлическим дребезжанием врезалась в фонарь. Из кучи останков выпрыгнуло одно колесо и, весело подскакивая, помчалось дальше.
      Шпулька первая подбежала к остаткам коляски, и ей стало плохо. Колени подогнулись, в глазах потемнело: ладонью и лбом прислонившись к фонарю, она никак не могла собраться с силами, чтобы взглянуть на результаты страшной катастрофы. Улица, только что пустынная, наполнялась людьми, потому что не водится в Варшаве таких пустынных улиц, где по случаю сенсации не собралась бы толпа, маленькая или большая. Из машин выскакивали водители и пассажиры. Шофер, толкнувший коляску, затормозил чуть дальше и теперь старался изо всех сил, чтобы его миновал суд линча. Судя по крикам, доносившимся оттуда, было ясно, что живым ему из этой передряги не выбраться. Тереска подбежала к Шпульке.
      - Все! - выдохнула она тяжко. - Пропала коляска!
      - И это мать? - рычал кто-то сзади. - Она, она во всем виновата!
      - О Езус-Мария! - пронзительно запричитал кто-то сзади. - Младенчика задавили!
      - Где она?!
      Вопли становились все яростнее, все истошнее, ясно указывая на возраставшую враждебность толпы. Тереска, не чуявшая за собой никакой вины, не обращала на них внимания. Увидев, что Шпульке плохо, она сразу догадалась, в чем дело.
      - Успокойся, глупая! - закричала она, пытаясь оторвать Шпульку от фонарного столба. - Не было там никакого младенца! В коляске был песок!
      Шпулька подняла голову и взглянула на Тереску безумным взором.
      - Как это?
      - Очень просто. Песок и мусорные ведра! Не лить же тебе слезы из-за мусорных ведер! Опомнись и рассуждай логически.
      Собравшаяся же толпа категорически не желала мыслить логически, а возбуждалась все больше. Крики становились все более кровожадными, причем объектом всеобщей ярости оказалась Тереска: все видели, как она с воплями мчалась за коляской, посему за преступную мать приняли ее. Юный возраст виновницы трагедии лишь усугублял возмущение.
      Снизу к толпе скорым шагом приближался милиционер. Одновременно с ним к месту происшествия прорвалась наконец Бася. Она заметила блюстителя закона и тут же приняла решение. Отдернув Тереску и Шпульку от фонаря, она шепотом приказала:
      - Бежим! Милиция тут! А песок краденый!
      Тереска перестала растолковывать Шпульке ситуацию, которая и вправду становилась слишком опасной. Она без промедления схватила Шпульку за руку и силой выволокла ее из толпы, увлекая за
      собой.
      - Корнишоны! - вырываясь, вопила Шпулька.- Я оставила корнишоны и тыкву!
      Проезжая часть улицы напоминала Содом и Гоморру. Толпа кинулась к милиционеру, требуя немедленного ареста преступницы, погубившей собственного ребенка. Милиционер принялся осторожно осматривать останки коляски. Толпа замерла и, затаив дыхание, следила за его действиями.
      Благодаря этому, Шпулька, Тереска и Бася благополучно перебрались на другую сторону улицы, пробежали несколько метров и, подхватив брошенные Шпулькой сумки и треснувшую тыкву, помчались в сторону рынка. И только добравших до ступенек, расположенных за базаром, они почувствовали себя в безопасности.
      - Ну, с плеч долой! - злорадно проговорила Бася. - Коляску удар хватил, песок мне возить не в чем, а в руках его носить не стану. Пусть Мачек что хочет, то и делает!
      Шпулька, отдышавшись и придя в себя, потребовала объяснений. Выслушав рассказ, она одобрила Ба-ино поведение.
      - Разумеется, это был единственный верный подход. Не объяснять же толпе, что в коляске был не младенец, а краденый песок. Они бы потребовали рассказать всю историю с подробностями. А тут милиция!
      Тереска кивнула.
      - Так что же случилось с Мачеком? - спросила она. - Ты успела сказать, что он свинья, и тут коляска помчалась, а мы следом. Так, значит, все из-за него?
      - Конечно, из-за него, - подтвердила Бася. - Но придется с ним помириться или... Вам в какую сторону? Налево? Мне тоже, пора за Юречком идти. Так вот, дорогая, опасно ударяться в амбицию, гордость до добра не доводит, от нее одни неприятности. Мы с ним поругались, он на меня обижен, я на него, кто прав, кто виноват, не разберешь... Допустим, зря я отвернула кран в подвале, когда чинили раковину, я не спорю, арматуру из стен повырывало и штукатурка осыпалась, но ведь это еще не повод устраивать мне скандалы! Да еще при людях!
      - Так в конце концов кто на кого обижен - ты на него или он на тебя?
      - Конечно, он на меня. Я швырнула в него куском крана и сказала, что сам он лентяй и неумеха. Так он на меня так взъелся, всю работу на меня взвалил! Может, я тогда ему и еще пару слов сказала, а он мне: раз ты все умеешь, то и крутись сама... Ладно, помирюсь с ним, пускай теперь он за песком побегает. Надрывалась целых два дня и все насмарку!
      - Зачем же ты надрывалась? Ты бы перед ним извинилась...
      - Вот еще! Извиняться! Я вообще с ним не разговаривала! Таскала на себе песок... пусть видит! Он даже перепугался и все ждал, чтобы я первая заговорила... Теперь я сама на себя дивлюсь, зачем мне было маяться с этим песком? Эти самые амбиции потом выходят боком, так и знайте!
      На Дольную въезжали машины, выбравшиеся наконец из пробки, образовавшейся на месте катастрофы.
      - Ни за какие блага больше я в этих местах не покажусь! - твердо объявила Шпулька. - Как бы не опознали во мне подругу преступной матери!
      - До чего же глупы люди! - недовольно отозвалась Тереска. - Чуть меня в куски не разорвали! И никто даже не удосужился посмотреть, что лежит в коляске.
      - Все были уверены, что там ребенок. Кто ж с таким ревом гонится за помойными ведрами?
      - И ведра мои пропали,- посетовала Бася. - Нет ничего страшнее разъяренной толпы. Стихия! Ну пока, я пошла за ребенком. Передай от меня привет родителям. И бабуле. И всем, всем...
      - Иногда она бывает очень рассудительной, - задумчиво проговорила Шпулька, глядя вслед удаляющейся Басе. - Она мне нравится. Ну что, поможешь мне дотащить груз до дома?
      - В последнее время меня только на это и употребляют, - проворчала Тереска, - все время помогаю кому-нибудь таскать тяжести. Басина коляска оказалась слишком резвой, интересно, что выкинет твоя тыква.
      - Моя тыква поведет себя спокойно... Ах, как я мечтаю хоть недельку пожить спокойно, мне так хочется поскучать...
      - А почему тебе не удалось поскучать на прошлой неделе?
      - Из Гданьска приехал Зигмунт и объявил, что собирается жениться. Такой поднялся скандал...
      - Еще бы! Ведь Зигмунту только девятнадцать...
      - В этом и загвоздка. Если бы ему было двадцать девять, никто бы и слова против не сказал. Он надеялся родителей уговорить, но они все-таки его переубедили. Только этот скандал прекратился, начался другой... Из-за шпагата...
      Тереска оживилась.
      - Из-за какого шпагата? Ты мне ничего не говорила.
      - Да я не успела, эта проклятая контрольная по физике все у меня вышибла из головы. Так вот. Вернулся мой отец с работы весь промокший, тогда дождь лил, и куртка со спины была хоть выжимай. Он взял и повесил куртку к печке, чтобы она подсохла. А потом вернулся Зигмунт, жениться он уже раздумал и весь промок. Все спали, и он тихонько повесил к печке свои носки, потому что на смену лишней пары не прихватил. Стирать не стал, чтобы не шуметь, так и повесил - мокрые, грязные и в дырках. Чтоб не упали, он привязал их шпагатиком к куртке отца, к хлястику, а отец с утра пораньше уехал на работу в этой куртке. Весь маршрут проехал девятнадцатым трамваем и только на конечной остановке кто-то ему сказал: проше пана, у вас сзади хвост, то есть те самые носки, привязанные шпагатом. Отца чуть удар не хватил. Он хотел Зигмунта придушить, когда вернулся, но тот уже успел смыться в Гданьск.
      - На босу ногу?
      - Нет, в отцовских носках. Поневоле начнешь мечтать о скуке!
      - Об этом и не мечтай! Мы с тобой должны сдать спортивные нормы по плаванию и получить водительские права.
      Шпулька чуть не выронила тыкву.
      - С ума сошла! Это еще зачем?
      - Я прикинула, что если мне удастся раздобыть еще один урок и вести себя экономно до конца года, то можно будет купить складную байдарку. И поплыть в каникулы по Висле в Гданьск или на Канал Августа, помнишь, какая там прекрасная земляника? Пора нам выбраться из этой трясины и зажить наконец по-настоящему! Да, и еще палатку надо купить.
      Шпулька смотрела на нее с нескрываемым ужасом.
      - А водительские права для чего?
      - Водительские права на всякий случай. Может, нам потом и мотоцикл удастся купить. По моим подсчетам это будут самые дешевые каникулы. У крестьян можно подзаработать, на сенокосе или жатве, можно ловить рыбу и собирать малину.
      Шпулька, поудобнее перехватив тыкву, поглядела вдаль.
      - А ты хоть одну рыбину в жизни поймала? - осторожно поинтересовалась она после некоторого
      молчания.
      Тереска со вздохом кивнула головой.
      - Поймала, даже целых две штуки. У меня отец рыбак, ты же знаешь. Года три назад, точно не помню где, на каком-то озере мы с ним вместе ловили рыбу. Мои рыбки были не очень большие, а одна, здоровенная, как лошадь, у меня сорвалась. Так что рыбу я ловить умею. А уж с грибами и всем прочим нам управиться раз плюнуть.
      Шпулька тоже испустила вздох, но гораздо более глубокий, чем Тереска.
      - Не знаю, каким богам молиться, чтобы они вернули тебе твоего Богуся, мрачно проговорила она. - Куда этот кретин подевался? Будь он здесь, ты бы денег экономить не стала, а тратила бы их напропалую, на духи, на парикмахерскую, на тряпки, ничего бы не накопилось, и я бы себе поживала спокойно. А тебе и времени бы не хватило ни на плавание, ни на уроки, ни на водительские права. Боже, Боже, за какие грехи мне такие муки?
      - Погоди, вот он тебя накажет, влипнешь по глупости в какую-нибудь историю и угодишь в тюрьму, - не на шутку разозлилась Тереска.- Там ты сможешь пожить спокойно и даже поскучать. Или паралич тебя хватит под старость, будем себе спокойненько разъезжать в инвалидной коляске. Разве можно тратить время на покой и скуку, ведь мы же живем только раз и должны все успеть сделать! Пора поторапливаться.
      - Вовсе я не хочу все успеть! - запротестовала Шпулька. - Кое-что я сделать успею, с меня хватит. Нельзя же хотеть всего.
      - Хотеть надо как можно больше, потому что всего ни за что не получишь, но чем больше хочешь, тем большего добиваешься. Добиваться всего надо самому, чтобы от других не зависеть. Возьмем Басю к примеру...
      Они незаметно добрались до Шпулькиного дома, остановились во дворе, уселись за шаткую лавочку, расположенную под волейбольной сеткой.
      - В жизни невозможно быть абсолютно самостоятельной! - воскликнула Шпулька. - Разве что каким чудом... Бася не богатырша, а ее муж возьмет ведра с мусором и отнесет куда требуется...
      - Не с мусором, а с песком.
      - И с песком отнесет. А она что? Под силу ей таскать такие тяжести?
      - А она наймет себе человека, который будет ей таскать тяжести.
      - Ну да, наймет. За что?
      - За деньги,- со злостью огрызнулась Тереска, и обе внезапно замолчали, уставившись друг на друга. Шпулька тяжко, как кузнечный мех, вздохнула, поправила на коленях тыкву и покрепче прижала ее к себе. Тереска, грустно покачав головой, с обидой сказала:
      - Нет, ты посмотри, все в эти проклятые деньги упирается. Мир так по-дурацки устроен... Шпулька оперлась подбородком о тыкву.
      - Ну ладно,- зловеще сказала она. - Допустим, поплывем мы на этой байдарке, а жить станем в палатке. Нападут на нас хулиганы и что? Пригодятся тебе твои деньги, даже если они у тебя заведутся? Станешь в них швыряться бумажками?
      - Хулиганы бы не обиделись, - пробурчала Тереска. - Глупенькая ты, сама себе создаешь проблемы. Можно записаться на курсы дзюдо. Можно взять с собой мясницкий нож. Или финку. Или старый штопор моего брата... рекомендуется для глаз.
      - Или дрессированную гадюку. Или автомат. Или огородиться колючей проволокой и пустить по ней ток...
      - Я ей про дело, а она про козу белу! Мы же про самостоятельность говорили!
      - Я не собираюсь быть абсолютно самостоятельной, - твердо заявила Шпулька.- В ограниченных пределах, пожалуйста, а полностью ни в коем случае. И тебе тоже не советую.
      - Я во всяком случае попробую. Посмотрим, как мне это удастся и в каких пределах...
      Встреча с Басей оказалась для Терески поворотным пунктом. Замечание насчет амбиций прозвучало вовремя. Впереди забрезжил слабенький свет надежды. Ложные амбиции... Точно, от них одни неприятности. Неуверенность в чувствах Богуся стала невыносимой. Тереска решила хоть что-нибудь о нем разузнать, раздобыть его адрес, начать действовать, иначе она умрет от удушья, разорвется на куски или сойдет с ума. У Терески были его снимки и в любом случае она обязана была их отослать. Вот именно, что обязана! Посему она имела святое право разузнать его адрес, в этом не было ничего унизительного.
      "Обманываю себя, - безжалостно уличала собственное лукавство Тереска. Конечно, снимки только предлог. Я обманываю себя так нагло, что не имею права руки себе подать".
      Однако принятое решение и возможность действовать, принесли ей такое облегчение, что она решила пока что к себе не придираться. Она еще не знала, как поступит, но сама обретенная свобода выбора подействовала на нее живительно. Любое известие о Богусе было лучше полной неизвестности, в которой она пребывала. Будь что будет! - думала Тереска, отправляясь с визитом к другу Богуся.
      Збышека она выбрала по нескольким причинам. Во-первых, она считала его очень симпатичным, во-вторых, на турбазе он принадлежал к числу самых близких друзей Богуся, а в-третьих, он тоже собирался поступать в медицинский институт. К ней он относился благожелательно, не обижаясь на то, что она вырвала Богуся из компании. Жил он неподалеку, в сентябре она встретила его на улице и узнала, что его приняли в институт. Тереска имела полное право навестить его и даже приготовила несколько фотографий, сделанных на турбазе.
      Вечер был холодный, хмурый и мокрый, словно погода припомнила наконец, что уже ноябрь, и перестала притворяться летом. Шел дождь.
      Збышек, худенький голубоглазый блондин с подвижным, всегда готовым к смеху лицом принял Тереску так, словно ее внезапный визит был для него огромной радостью. Тереска с благодарностью подумала о плодах хорошего воспитания. Терескин зонтик, с которого стекала вода, они с веселым смехом устроили в ванной, а потом он угостил ее апельсиновым соком, рассказал о первых студенческих впечатлениях, поинтересовался, как ее дела. Ее рассказ об обвинении в детоубийстве жизнерадостный Збышек сопровождал взрывами смеха и очень любезно поблагодарил за снимки.
      - Для Богуся у меня тоже есть, - оживленно проговорила Тереска, стараясь унять биение сердца. - Он ведь сейчас во Вроцлаве?
      - Ну что ты! - ответил Збышек и рассмеялся. - С Богусем такая история приключилась, каких на земле уже не бывает!.. Он перевелся в Варшаву.
      - Не может быть! - перебила его Тереска, не сумев сдержать изумления. Все-таки удалось? И давно?
      - Да почти в начале учебного года, в первых числах октября он устроил себе перевод в Варшаву. Четырнадцатого уже явился первый раз на лекции. Он ушел, снял однокомнатную квартирку и пытается примкнуть к золотой молодежи.
      - Зачем? - спросила Тереска, с трудом переведя дыхание.
      - Затем, что он влюбился. Такая потеха, помереть можно! Встретил в "Орбисе" девушку, а потом гонялся за ней по всей Польше. В "Орбисе" он купил ей билет до Кракова на тот самый поезд, которым собирался ехать сам, надеялся, что они поедут вместе, а оказался в одном купе с ее бабушкой. Он наладил со старушкой дипломатические контакты, узнал, что внучка собирается в Познань, и прямо из Кракова махнул туда. А девушка, как оказалось, уже успела вернуться из Познани в Варшаву. Дальше идут сцены как в романе - он с цветами и конфетами таскался к бабушке, чтобы узнать у нее варшавский адрес внучки, врал как по нотам, даже асом контрразведки притворялся, но адрес девушки в конце концов достал. Достал и пропал. В могучем порыве чувства или несказанной глупости точно пока не установлено - устроил себе перевод в Варшаву неведомо каким чудом. На лекциях бывает, но видно, что телом он тут, а душой - в местах иных... Тебе не холодно?
      Необходимость справляться с удушьем и тяжестью в области желудка, при этом сохраняя прежнее выражение на лице, довела Тереску до дрожи. Она с силой стискивала зубы, чтобы не допустить их стука. Смысл рассказанной Збышеком потешной истории пока что полностью до нее не доходил, она осознала только, что случилось нечто ужасное, какой-то катаклизм, землетрясение, затмение солнца, катастрофа, взрыв галактики. Сейчас надо было все выслушать и все вытерпеть, думать можно потом.
      - Нет,- ответила она с усилием.- То есть да, я чуть-чуть озябла, на улице такая мокрень. Интересно, как она выглядит.
      - Может, напоить тебя горячим чаем?
      - Нет, благодарю, не стоит, мне скоро уходить. Интересно, как она...
      - Худая, черная, должен признать, весьма эффектна, только слишком уж малюется. Мне это не нравится, зато Богусю очень по вкусу. Я их как-то видел вместе, Богусь с нее не сводит бараньих глаз. Здорово его забрало!
      Збышек беспечно рассмеялся. Тереска выдавила из себя какой-то звук, имитирующий смех. До сей минуты ее не покидала надежда, что, может, это какая-то другая, не та из "Орбиса"... Она почувствовала, что больше не в силах притворяться.