- А я откуда знаю? Где-то мотается...
      - Может, она на работе? Не знаете, где она работает?
      - Где попало, в том числе и дома.
      - Так, может, в отпуск уехала?
      - Что вы, наоборот. К ней какая-то родня нагрянула, мне так кажется; из-за детей я толком не знаю, что в мире творится. Вам больше рассказал бы мой брат, он только что отъехал, снова какой-то кран опробует. Он ей симпатизирует, только вы ничего такого не думайте, ведь по возрасту он ей в сыновья годится.
      - Она одна живет?
      - Да нет, с детьми. Двумя. Сейчас они вроде бы на каникулы уехали.
      - А чем она вообще занимается?
      - Это я знаю. Случайно. Она корректор, работает с разными текстами, книги, журналы, что подвернется. У меня скоро муж, а еще нужно обед приготовить, я специально готовлю все так, чтобы на зубах не хрустело, а то дети проснутся...
      Бежан на всякий случай поинтересовался этими детьми и узнал, что это близнецы, мальчик и девочка, полутора лет и чрезвычайно активные.
      А что касается Изы Брант, то она живет здесь столько же времени, что и остальные, так как дом новый и все въехали около двух лет назад.
      Они же вселились позже, когда близнецы появились, так что она не очень в курсе, что кругом происходит. Некоторых соседей даже в лицо не знает. Все времени нет...
      Решив, что больше ничего не услышит, Бежан на цыпочках удалился. Сержант Забуй также на цыпочках следовал за ним.
      Тут очень кстати позвонил Роберт Гурский и сообщил, что Михалина Колек только что вернулась. Он ее видит, прошла через сквер и сейчас открывает наружную дверь одного из домов в Служевецкой Долинке. Очень там странные дома, подъехать к ним невозможно. Интересно, что будут делать пожарные, если, не дай бог, что загорится, - им ведь придется танк впереди пустить, дабы он снес все эти заборчики, столбики и оградки. Что же касается Лукаша Дарко, то Роберт еще его не нашел.
      - Стой там и следи, чтобы она не ушла, - распорядился Бежан. - А ты останься здесь, - обратился он к сержанту, - и тоже следи, но ничего не делай. Я хочу сам выловить эту бабу.
      Бежан торопливо сел в машину и рванул к дому Михалины. Вместе с Гурским они поднялись на крыльцо.
      Михалина открыла тотчас, одета она была во все черное, настроена враждебно. Похоже, собиралась куда-то идти.
      - На кладбище? - сухо спросил Бежан.
      - А что - нельзя? - вызывающе спросила Михалина.
      - Можно, никто не запрещает. Но ведь похорон еще не было?
      - Ну и что? Там, на Повонзках, их семейная могила, дед еще до войны выкупил. Нужно взглянуть, как она выглядит; может, что подправить требуется. Так кто будет следить, если не я?
      Уж послужу ему до конца.
      Бежан вовсе не намеревался ей в том препятствовать.
      - Я так понимаю, что список вы еще не успели составить, а вот письмо отдайте.
      Поколебавшись целых пять секунд, Михалина подошла к бельевому шкафу и из-под стопки простынь, наволочек и платков извлекла заклеенный конверт. Держа его двумя пальцами, словно что-то гадкое, она молча протянула конверт Бежану.
      В первое мгновение Бежан хотел его тут же вскрыть и ознакомиться с содержанием письма, но вовремя заметил взгляд Михалины. Горящий, жадный, полный ненависти. Нет, только не при этой бабе, лучше прочесть в спокойной обстановке. Он проверил дату на почтовом штемпеле: письмо четырехлетней давности...
      Они вышли из дома почти одновременно, Бежан с Гурским - первыми, Михалина - за ними. Полицейские видели, как она направилась на стоянку такси. Они сели в машину, и Бежан удовлетворил свое любопытство, вскрыв письмо.
      Вынул небольшой лист бумаги и прочел.
      Без слов передал он листок Гурскому, а затем они посмотрели друг на друга.
      ***
      На этот раз бабушка пожелала осмотреть окрестности Варшавы, которые, без сомнения, несколько изменились с довоенных времен, поэтому я сделала безумный круг через Ломянки, Пальмиры, Милановек, Пясечно, Гуру Кальварии и Отвоцк. Мы рано пообедали в небольшом ресторанчике в Брвинове, и у меня снова не было ни единого шанса купить что-то для дома.
      К всеобщему изумлению, тетка Иза с дядей Филиппом вернулись необычайно рано, почти поспев к ужину, который состоял из запасов моей морозилки: картофельные оладьи со сметаной, голубцы и пельмени. Всего двадцать минут понадобилось, чтобы поставить это все на стол, - микроволновая печь сдала экзамен на отлично.
      Дядя Филипп вздыхал, явно чем-то расстроенный, зато тетка Иза прямо-таки излучала таинственное оживление. Они весьма охотно уселись за остатки ужина.
      - Твой паж верно тебе служит, только вот техника ему в этом мешает, уведомила меня тетка с язвительной любезностью.
      - Какой паж? - спросила я удивленно.
      - Телефонный посредник. Он мне звонил, чтобы предупредить меня о вашей полиции.
      Я так поняла, что он хотел позвонить тебе. Похоже, ему это снова не удалось.
      Рысеку действительно не удалось дозвониться до меня - наверное, потому, что я по рассеянности оставила телефон дома. Но ведь он мне уже говорил, что меня спрашивала полиция, так зачем ему понадобилось информировать об этом во второй раз? И вообще - что от меня нужно полиции?
      - Так ты была свидетелем какого-то страшного преступления? продолжала тетка Иза тем же приветливо-ядовитым тоном. - Не убийства ли? А может, сама совершила нечто противозаконное? Это очень возбуждает. Ну-ка, вспомни.
      И семейство с подозрением уставилось на меня.
      - Что все это значит? - строго спросила бабушка.
      - А ты откуда знаешь, что она была свидетелем? - заинтересовалась тетя Ольга.
      - Такое предположение выдвинул полицейский, который был здесь сегодня утром и пытался меня допросить. К сожалению, причин он не сообщил.
      Во мне все так и ухнуло куда-то вниз. Кто бы тут ни был, но если он наткнулся на тетку и спросил Изу Брант, то, разумеется, она с чистой совестью призналась, что это она и есть Иза Брант.
      Это совпадение было совершенно случайным: фамилии у нас обеих по мужу. Возможно, у дяди Филиппа и моего мужа имелся общий предок, но столь давно, что об этом никто ничего не знает. Знакомы они не были и в жизни не слышали друг о друге. А меня назвали в честь тети Изабеллы только потому, что дядя Филипп уже тогда в нее влюбился.
      Угораздило же этого полицейского нарваться на австралийскую Изу Брант!
      Похоже, и в нынешний приезд родни мне ужасающе не везет, а с невезением бороться бесполезно. Так что ничего не поделаешь, все, наверное, погибло, и на этом чертовом наследстве можно ставить крест.
      И тут австралийское семейство принялось высказываться. Я услышала, что приличными людьми полиция интересоваться не будет, что это безобразие приставать к человеку в его собственном доме, что без причин никто никого подозревать не станет, что у лжи завсегда короткие ноги, что какую-то мелкую ошибку вовсе не стоит скрывать и что невинная женщина имеет право чувствовать себя смертельно оскорбленной. Слушала я не очень внимательно, что-то могла и пропустить, так как галдели они все одновременно, заглушая друг друга. Меньше всех говорил дядя Филипп, тихо бормотал себе под нос что-то.
      Я уже собиралась спросить, действительно ли тетя Иза чувствует себя смертельно оскорбленной, ибо именно она напирала на этот момент, как вдруг загудел гонг у входной двери. Звук был исключительно громкий - я только теперь поняла, что, похоже, установила у себя специальный звонок для глухих.
      На пороге стояли два человека, один в мундире, другой в штатском. Я сообразила, что полиция наконец-то до меня добралась и проклятая невезуха только что похоронила последние остатки моих надежд на наследство. С этими двумя я бы справилась, у меня никогда не было никаких проблем с полицией, мы даже друг другу нравились, и я бы сумела с ними дипломатично договориться - если бы они не прервали совещание моих родственников.
      - Я вас слушаю, - тоскливо сказала я.
      - Это не та, - изрек тип в мундире.
      - Мы хотели бы видеть пани Изу Брант, - сказал тип в штатском.
      - Это я, - хором ответили мы с теткой Изой, успевшей спуститься к двери.
      - Опять? - язвительно осведомилась тетушка.
      - Прошу вас, - пролепетала я.
      - Вот эта, - кивнул тот, что в мундире.
      - Инспектор Эдвард Бежан, - представился тот, что в штатском.
      Я попыталась перехватить инициативу:
      - Извините, пожалуйста, вы не могли бы пользоваться старыми названиями? Все эти инспекторы и старшие комиссары у меня путаются, никак не запомню, кто есть кто. Инспектор - это раньше был...
      - Майор.
      - Такой высокий чин - и ко мне? - удивилась я.
      - Вот эта, - продолжал бубнить тот, что в мундире, тыча пальцем в тетку.
      - Вы разрешите нам войти? - вежливо спросил майор-инспектор, обращаясь в пространство между мной и теткой.
      Охотнее всего я бы выпихнула их за дверь и поговорила на лестнице или в гараже, но не в присутствии австралийской родни, которая наверняка станет жадно ловить каждое слово.
      Однако тетка уже сделала приглашающий жест, а на пороге гостиной маячил дядя Игнатий, склонясь в элегантном поклоне.
      - Милости просим! - гостеприимно воскликнул он.
      - Пусть войдут! - послышался приказ бабули.
      Я вдруг вспомнила, что полиция предпочитает допрашивать свидетелей и подозреваемых поодиночке, и немного воодушевилась. Естественно, семейство они из дома выгнать не смогут, но ведь остается моя спальня-кабинет, где, правда, нет стульев, которые переехали в гостиную и комнаты для гостей, зато есть отличная кровать. Пока же мне ничего не оставалось, как пригласить их в гостиную.
      Увы, всем удалось найти сидячие места.
      Майор, он же инспектор, некоторое время с огромным интересом разглядывал всю компанию, а затем сказал:
      - Никто из дам не обязан с нами беседовать. Но я убедительно прошу вас помочь нам в расследовании одного сложного дела, причем это действительно просьба, а ни в коей мере не приказ. Вне зависимости от того, кто из вас Иза Брант, эта беседа необходима, поэтому, если соответствующая пани откажется, я буду вынужден вызвать ее в управление. Однако надеюсь, что нам удастся поговорить в более приятной обстановке.
      - Одобряю, - прокомментировала бабу ля.
      - Очень приятно, спасибо. Итак, кто из вас пани Иза Брант?
      - Обе, - проинформировала бабуля деревянным голосом. Она умела найти такой тон, в котором ощущались чуть ли не жуки-короеды.
      Майор сохранил удивительное спокойствие.
      - Редкий случай. По всей видимости, это семейная фамилия?
      - Нет, - ответила тетка Иза с явным удовольствием.
      - Это моя фамилия, - с раскаянием произнес дядя Филипп. - Жена ее взяла.
      - А кто из дам является вашей женой?
      - Вот эта, - признался дядя Филипп, но тыкать пальцем не стал, а вежливо повел рукой. Однако при этом не посмотрел, куда жест направлен, и, к несчастью, указал на тетку Ольгу, которая сидела рядом с теткой Изой.
      - Не правда! - вырвалось вполголоса у того, что не майор.
      Я пока не вмешивалась в этот необычный допрос, поскольку пыталась по мундиру отгадать звание второго полицейского. Получалось, что по старой номенклатуре это сержант, и больше всего на свете мне хотелось подтвердить правильность догадки.
      - Прошу меня ни во что не вмешивать! - занервничала тетка Ольга.
      Гипотетический сержант не стал играть в любезность, а пальцем ткнул в тетку Изу, сердито заявив:
      - Это она!
      Тетушка Иза с радостным удовлетворением подтвердила этот факт.
      - А вы? - обратился ко мне майор.
      - Я тоже Иза Брант, - не стала отпираться я. - И сейчас вам это докажу, но прежде всего скажите мне, пожалуйста, какое звание у этого пана, - сержант? Я заболею, если этого не выясню.
      - Все правильно, сержант. По-новому...
      - Мне не нужно по-новому, я уже вам сказала, что путаюсь. Сержант значит, я угадала. Так что вам угодно?
      - Коль скоро господа пришли с неофициальным визитом, может, ты предпочтешь вести себя соответственно? - одернула меня бабуля. - Господа, без сомнения, не откажутся что-нибудь выпить...
      - Нет, благодарю, - грустно вздохнул майор. - К сожалению, мы не можем воспользоваться вашим приглашением, пока не выясним некоторых служебных вопросов. Я горю желанием ознакомиться с удостоверениями обеих дам. Если у вас нечто подобное имеется. Я также охотно взглянул бы на водительские права, загранпаспорт, служебное удостоверение - в общем, любой документ с фотографией. Это возможно?
      - Пожалуйста, - сказала я и встала со стула.
      - Ну наконец-то хоть какое-то осмысленное желание, - проворчала тетка Иза. - Филипп, мой паспорт, видимо, в несессере?
      Дядя Филипп также поднялся, с той лишь разницей, что я отправилась в кухню, а он - наверх. Мне удалось первой найти свою сумку, вынуть из нее документы и вернуться в гостиную.
      - Иза Брант, - прочел майор. - Девичья фамилия Годлевская. Проживает... Постойте-ка, а где вы, собственно говоря, прописаны?
      Несмотря на то что мне уже было все равно, я ужасно смутилась.
      - Ну, понимаете... В общем... Минуточку, а вы не из жилищной инспекции?
      - Нет. Из отдела убийств.
      - Ой, как хорошо! Насколько я знаю, вы разными глупостями не занимаетесь. Тогда я вам скажу: по паспорту я прописана там, где жила раньше, просто не могла сменить прописку...То есть теперь уже могу, но в первый момент не могла выписаться, так как это не устраивало новых владельцев квартиры. Но я все исправлю как можно быстрей, честное слово, у меня до сих пор времени как-то не было. Все документы на эту квартиру у меня есть, хотите - покажу...
      - Нет, спасибо.
      - А мы-то думали, что ты наконец начала поступать как взрослый и ответственный человек! - осуждающе протянула тетя Ольга.
      Майор рассматривал мои права и удостоверение личности. В гостиную спустился дядя Филипп, подал тете Изе загранпаспорт, а она передала его майору. Тот занялся личностью второй Изы.
      - Ну хорошо. Я вижу, что вы тоже Иза Брант и приехали из Австралии двадцатого числа. Через неделю после того, как... Минутку.
      Тогда почему вы не захотели все это разъяснить и показать свой загранпаспорт сержанту?
      Тетка Иза раздулась от язвительной обиды.
      - Ему требовалось удостоверение личности, и только. А откуда мне его взять? И кроме того, где это видано, чтобы будить ни свет ни заря человека...
      Тетка замолчала, но я прекрасно поняла, что она хотела сказать. Будить человека ее возраста и предъявлять идиотские требования. Как раз при мысли о возрасте она и прикусила язык.
      Сержант сидел, словно истукан, и весь пунцовый, точно маков цвет. Майор передал ему документы. Я готова была поклясться, что, таращась в них, сержант скрипел зубами.
      Майор с новым интересом оглядел семейство.
      - Я так понимаю, что вы все приехали из Австралии, и, видимо, мне не стоит это даже проверять?
      - Именно, - ответствовала бабуля с таким ужасающим презрением, что будь майор порядочным человеком, то непременно провалился бы сквозь землю, а может быть, даже захоронил себя в подвале. - Но мы это вам докажем.
      Игнатий, прошу... Филипп...
      Продемонстрировав невероятную наглость, майор преспокойно изучил остальные четыре паспорта. Мало того, между делом он позволил себе даже проявить любопытство:
      - Невероятно. И все вы прекрасно говорите по-польски...
      Бабуля явно вознамерилась окончательно добить наглеца.
      - Вся наша семья, любезный пан, хорошо говорит по-польски. Мы проявляем об этом особую заботу, постоянно работая над языком. Если кто-то из детей начинает говорить с чуждым, в основном английским, акцентом, мы отправляем его в Польшу. Может, это и мания, но дело в том, что польский один из самых трудных европейских языков. Грамматика. Произношение. Мы все умеем правильно произнести "хшан" и "шченщчие" , а попробуйте-ка заставить это сделать, например, англичанина или немца. Да хотя бы и француза. Когда заложена необходимая база, все остальное гораздо проще. Мы следим за этим уже в третьем поколении и гордимся собой.       - Примите уверения в моем глубочайшем восхищении, - сказал майор. Редкое явление.
      Позвольте теперь, - обратился он ко мне, - перейти к делу.
      Тут и я вспомнила, что ведь им что-то от меня требовалось, и неуверенно начала:
      - Может быть, мы перейдем в...
      - Нет никакой необходимости никуда переходить, - перебила меня бабуля. - Довожу до вашего сведения, что мы приехали к нашей внучке и племяннице, которая составляет предмет серьезной нашей озабоченности. Учитывая, что мы живем в Австралии, откуда прилетели и куда вернемся, и что ваши дела нам чужды, а ваши служебные секреты никоим образом из-за нас не пострадают, мы хотели бы принять участие в этой беседе. Моя внучка возражать не станет.
      - А если станет и вы туда перейдете, мы все равно будем подслушивать, - спокойно добавила тетка Иза. - Мы хотим знать, что она натворила.
      Говоря по правде, я натворила столько глупостей, что одной меньше или больше, не имело никакого значения. На вопросительный взгляд майора я просто махнула рукой.
      - Хорошо, - согласился он. - Где вы были и что делали тринадцатого числа текущего месяца?
      - А, и правда! - обрадовалась тетка Иза. - Этот пан меня о том же спрашивал.
      - Иза-а-а-а! - простонал дядя Филипп.
      - Иза, не мешай, - упрекнула бабуля. - Мы будем слушать, не создавая неразберихи.
      Отвечать должен тот человек, которого этот пан спрашивает, и никто больше. Мы вмешаемся только в том случае, если ответы явно разойдутся с правдой.
      Внезапно меня разобрала злость.
      - Бабушка, разве я когда-нибудь врала? - грозно и даже зловеще поинтересовалась я.
      Бабуля задумалась.
      - Нет. По-моему, этого пока за тобой не замечалось. Можешь отвечать.
      Майор, похоже, обладал просто ангельским терпением. Он молча ждал. Я быстренько покопалась в памяти.
      - Тринадцатого... А! Я ездила во Владиславов, очень неудачная получилась поездка.
      К моей подруге, Элеоноре Кошинской. Договориться с ней о приезде моих детей...
      И без колебаний я описала все мои злоключения, не забыв сено и вытье. Хочется ему - пожалуйста. Австралийское семейство слушало с очевидным любопытством. Попробовала бы я рассказать им все это при других обстоятельствах - да они и слушать бы не стали. Я мстительно прошлась по электронике "тойоты", мне не жалко, хотели - так получайте.
      - И все это время вы были во Владиславове?
      - Все время. Без какого-либо перерыва.
      - А когда вернулись?
      - Пятнадцатого вечером.
      - То есть это вы были в Вечфне Костельной...
      - Там меня как раз фараоны.., то есть, простите, дорожная полиция остановила.
      - А потом в Заленже, а потом - в Дыбах...
      - Точно. А потом неслась в Млаву.
      - По дороге, между Заленжей и Дыбами, находится местечко под названием Лесная Тишина. Вы туда не заезжали?
      Я удивилась:
      - Лесная Тишина? Первый раз слышу. Там есть какой-то указатель?
      - Есть. Не очень, правда, на виду.
      - Я не заметила. Да если бы я еще куда-то заезжала, то добралась бы до Владиславова только ночью. Ни в какой Лесной Тишине мне нечего было делать. А что - там где-то по дороге я должна была что-то увидеть?
      - Не обязательно увидеть, - пробормотал майор и надолго затих.
      Остальные тоже помалкивали, поглядывая то на него, то на меня, как при игре в настольный теннис. Я ломала голову: чем же так заинтересовала полицию моя поездка к Элеоноре?
      Майор вздохнул:
      - Ну хорошо. Вы знакомы с паном Домиником?
      О, черт бы вас всех побрал!
      Сначала я хотела отпереться. Отпереться от Доминика, от знакомства с ним, от семи лет моего кретинизма, семи по-идиотски испорченных лет жизни. А одновременно меня разбирало любопытство, мстительное злорадство, дикое желание услышать, какую же беспредельную глупость он ухитрился совершить.
      Неодолимая, необузданная жажда окончательно убедиться, что все-таки права была я, а не он!
      Я собрала в кулак всю свою силу духа и ответила абсолютно обычным тоном и даже несколько равнодушно:
      - Да, была. В прошлом. Настоящее время здесь неуместно.
      - И когда вы видели его в последний раз?
      Вот тебе и на! Все это было так противно, что я даже выбросила из памяти конкретную дату. Ну, помнила так, более или менее...
      - Вам нужно точно? - неуверенно спросила я. - Мне придется покопаться в старых календарях.
      - А приблизительно?
      - Года четыре тому назад. Сейчас у нас что - конец июня? А это была Пасха. Значит, четыре года и примерно два или три месяца, в зависимости от того, когда тогда была Пасха, сейчас я просто не вспомню.
      - А позже? В последнее время?
      - Нет. Пан Доминик избегал меня, а я - его, поэтому нам легко удавалось обходиться без каких-либо контактов.
      - Но раньше это было довольно близкое знакомство?
      Ушки у моей родни торчком стояли на макушках. Я задумалась, вывалить ли всю правду при них или же хоть чуть-чуть сохранить лицо.
      Не приняв никакого решения, стала балансировать на грани умеренной правды:
      - Да. Близкое. Весьма близкое.
      - И вы его так внезапно оборвали, как раз на Пасху четыре года назад?
      - Видите ли, об этом можно долго говорить, хотя Пасха тут ни при чем. Мы не руководствовались религиозными соображениями.
      Просто в какой-то момент, после семи лет связи, мы оба пришли к выводу, что продолжать нет никакого смысла, и расстались - раз и навсегда.
      Он - сам по себе, я - сама по себе. И привет.
      - Но вы, без сомнения, могли бы что-то рассказать о господине Доминике?
      - Конечно, могла бы, причем чертовски много. Но не сомневайтесь, делать я этого не стану. Должна же быть у человека хоть какая-то порядочность, даже если это человек женского пола. Меня воспитывали на понятиях рыцарской чести и прочих глупостях, поэтому считайте, что я лишилась памяти, впала в идиотизм и ничего не знаю. О господине Доминике лучше расспросите его самого.
      - Это несколько затруднительно, - вздохнул майор. - Спиритические сеансы не пользуются в полиции большой популярностью.
      - Что?
      - Я говорю, что спиритические сеансы в полиции не практикуют...
      - Не понимаю, о чем вы толкуете, - раздраженно произнесла я. - Вы что, хотите сказать, что Доминик на том свете? Он что - умер?
      - Именно это я и хочу сказать. Пан Доминик мертв.
      От изумления я потеряла дар речи. Смерть и Доминик представлялись абсолютно несовместимыми вещами - он всегда был здоров как бык, берег себя с осторожностью недоверчивого кота, вел самый правильный образ жизни, был далек от ипохондрии, прислушивался к своему организму, словно к дорогому и чуткому хронометру, и казался абсолютно несокрушимым. Каким это чудом он мог оказаться мертвым?
      - Это невозможно, - сказала я, пребывая в легком остолбенении. Почему? Что с ним случилось?! А вы убеждены, что он мертв? Я не верю.
      - К сожалению, это факт. Пан Доминик мертв.
      - И все равно не верю. Как, черт возьми, он мог умереть? У него было идеальное здоровье, ездил он всегда осторожно, избегал всяческого риска... От чего он умер?
      - Его убили. В его собственном доме в Лесной Тишине, как раз тогда, когда вы там находились.
      Я расстроилась, но это было не самое благородное чувство - полное скорее злости, чем жалости, к тому же с привкусом скандальности.
      С ума он, что ли, сошел, всегда так невероятно остерегался, даже цунами боялся, такой предусмотрительный, такой осторожный - и позволил себя убить?! Не иначе как его прикончили из пушки, из дальнобойного орудия или авиабомбой... Видно, достал он кого-то сверх всякой меры!
      - Ни в какой Лесной Тишине я не находилась и вообще не знаю, где это, - рассеянно сказала я, занятая своими мыслями. - Интересно, кто же это его кокнул и как?
      - По моему мнению, будет лучше, если ты сразу признаешься, - ледяным тоном посоветовала бабуля. - А если проявишь раскаяние, то, думаю, суд примет твое раскаяние как смягчающее обстоятельство.
      - Девочка моя, ты действительно убила того пана? - озабоченно спросил дядя Филипп.
      - Если уж ваши родственники высказываются так напрямую, то я тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос, - любезно присоединился к ним майор. - Вы убили Доминика Доминика?
      Должен сказать, что многое свидетельствует в пользу этого.
      Да что они все - с ума посходили, что ли?!
      - Я даже не представляю, каким образом могла бы его убить, разозлилась я. - Выстрелить из ружья? С большого расстояния, с телеобъективом.., нет, извините, как его там.., с оптическим прицелом? Или, может, это как-то иначе называется... Но зачем?
      - Вот это я хотел бы услышать от вас.
      Цель, равно как и причины убийства известны вам, а не нам.
      - Ничего мне не известно. Вздор! Делать мне больше нечего, как только убивать Доминика. Кто придумал этот идиотизм?
      - А откуда вы знаете, что его убили из ружья?
      - А что, так и было? Ниоткуда не знаю, просто другого способа и представить себе не могу. Ножом и с близкого расстояния - исключено, разного вида единоборствами он владел в совершенстве. Яд отпадает, он ел и пил исключительно свое. Из чужих рук и куска бы не взял, точь-в-точь хорошо выдрессированный пес. Что-то ему на башку сбросить.., тоже нет, у него была реакция летучей мыши. Остается только огнестрельное оружие, причем стрелять нужно было с большого расстояния, чтобы он не заметил.
      - А вы умеете стрелять?
      - В общем-то умею. Но разбирать эти штуки по частям, заряжать, взводить, чистить - это уж нет. Это как с автомашиной - ты ездишь, а сервис ухаживает за машиной. Кому-то пришлось бы это за меня сделать.
      - А вы пробовали?
      - Нет. То есть да, один раз попыталась засунуть патрон в двустволку, а еще раз - вытащить что-то такое непонятное из пистолета...
      - Не из револьвера?
      - Нет, у револьвера - барабан, а пистолет плоский, это каждый ребенок знает. Царские офицеры крутили барабан, когда играли в свою русскую рулетку, да и в кино у всех ковбоев всегда были револьверы, если я правильно помню. Не знаю, кто и когда придумал пистолет с.., вспомнила, обойма! Это называется обойма. Я попыталась ее вытащить, но все это так ужасно тяжело ходит, а у меня пальцы слабые. Короче, одной попыткой дело и ограничилось.
      - А где вы взяли оружие?
      - Нигде не брала, мне его сунули в руку.
      - Кто сунул?
      Ничего не поделаешь, не могла же я им соврать, все это совсем не трудно проверить, пришлось говорить правду.
      - Доминик, - призналась я мрачно.
      - Когда?
      - Откуда я знаю? Давно. Сейчас, дайте подумать... Лет девять тому назад.
      - Где?
      - Что - где?
      - Где это произошло?
      - Где-то в Тухольских Борах, на какой-то полянке, которую я бы ни за что на свете не нашла. Что-то там стояло, какой-то сарай или овин, в этот овин я и стреляла.
      - А откуда пан Доминик взял оружие?
      - Вынул из машины. Целый арсенал.
      Все уставились на меня с еще большим подозрением.
      - Что именно он вынул? - заинтересовался майор.
      - Ну, тут вы от меня точного ответа не дождетесь, - вежливо предупредила я. - Разные вещи. Двустволку я опознала по двум стволам, а остального просто не помню, я даже и не пыталась во всем этом разобраться.
      - Но длинноствольное оружие от короткоствольного вы отличите?
      - - Если они заметно различаются, то да.
      Но я иногда видела в кино нечто среднее, ни то ни се, так в этом я ничего не смыслю.
      - А он какие вынул?
      - Больше длинных, чем коротких, а всего их там штук шесть было. Но даже если бы вы мне все это показали на фотографиях или даже живьем, я бы тоже не была уверена. Во всяком случае, все это стреляло.
      - А у него было разрешение на все это оружие?
      - Он говорил, что да. И думаю, говорил правду, потому что, если бы у него разрешения не было, он вряд ли стал бы возить этот арсенал в машине и показывать бабам. Он всегда избегал выносить на публику какие-либо нелегальные вещи.
      - А сколько раз вы стреляли из его оружия после этого?
      - Ни разу.
      - А из чего стреляли?
      - Ни из чего. То есть, да, конечно, из чего-то такого стреляла в тире. Но тоже редко.
      - Тогда откуда же вы знаете, что умеете стрелять?
      - Если я попадала туда, куда хотела попасть, то, наверное, умею, как по-вашему? В выбранные сучки того овина и во всякие там разные фитюльки в тире. А в тире я всегда попадаю, благодаря чему пользуюсь большим уважением собственного сына.
      - А этот, как вы его называете, арсенал был у пана Доминика до конца жизни? Он от него не избавился? Не поменял?
      - Да откуда же мне знать? В лесной чащобе не выбросил, это точно. А потом я всех этих винтовок не видела. Да и он о них при мне не вспоминал, поэтому понятия не имею, что с ними сталось.
      Майор наконец отцепился от огнестрельного оружия и перешел к другой теме, по крайней мере мне так показалось.
      - Когда вы в последний раз были в кабинете покойника?
      В какой-то степени он застал меня врасплох, и с полминуты я взирала на майора довольно тупо.
      - Секундочку, секундочку, не путайте меня. Я так понимаю, что вы имеете в виду Доминика. В каком кабинете?
      - В его кабинете. В его доме. В его личном кабинете.
      - Да о чем вы говорите? Никакого дома у него не было.
      - А что у него было?
      - Двухкомнатная квартира, в одной комнате - спальня, в другой - нечто вроде гостиной. И никаких кабинетов.
      - Похоже, мы говорим о разных домах.
      Где находились эти две комнаты? По какому адресу?
      - Аллея Независимости, сто восемнадцать... Вот черт, номер квартиры не помню. Во всяком случае - на четвертом этаже.
      - И это была его единственная квартира?
      - Если и была какая-то другая, мне о ней ничего неизвестно, - ответила я тоном, который явно свидетельствовал о моем родстве с бабулей.