- Так что этот аргумент отпадает, - с достоинством сказала бабуля. Перейдем к следующим...
      И тут меня подбросило - одним ухом я уловила знакомый звук. Проклятые бобы выкипели.
      Я рванулась в кухню.
      - Еще десять минут, - сообщила я, вернувшись. - Уже почти готовы.
      Несколько мгновений они смотрели на меня так, словно не могли вспомнить, что именно почти готово, но выяснять не стали. Дядя Игнатий потянулся за следующей бутылкой вина.
      - А ты не крала? - жестко спросила бабушка.
      Я потрясение уставилась на нее:
      - Господи помилуй, что я должна была красть?
      - Что угодно. Вроде бы в этой стране все крадут, особенно занимающие высокие посты...
      - Да ведь я, слава богу, не занимаю высокого поста!
      - Другие тоже крадут. До нас дошли слухи, что крадут даже люди, заслуживающие, казалось бы, всяческого доверия, разные там президенты компаний, советники, опекуны, работники складов, медики, машинистки...
      С немалым трудом мне удалось собраться с мыслями.
      - Погодите, бабушка, секундочку. Двадцать лет тому назад - да, те, кто печатал на машинке, вынуждены были красть бумагу, так как ее невозможно было достать. Да и врачам тоже, если нужно было сделать пациенту капельницу на дому, приходилось воровать у себя в больнице лекарство, другого выхода у них просто не было. Я даже не уверена, можно ли и сейчас все это купить... Президенты, никто не спорит, крадут со свистом, но ведь не я же!
      Обычные воры тоже крадут совершенно безнаказанно, но это тоже не я!
      - Значит, ты зарабатывала на жизнь честным трудом и мужчина тебя не содержал. Прекрасно. Ты разбила какую-то машину?
      - Да у меня ее и не было, так что нечего было разбивать... Хотя нет, "фольксваген" был, но он развалился от старости.
      - Чужую машину.
      Мое одурение начало проходить.
      - Я не ездила на чужих машинах. В этой стране никто не рвется одалживать кому-либо свою машину. Так что у меня не было никаких шансов разбить ее.
      - У тебя есть долги?
      Мне подумалось, что после этого визита долги точно появятся.
      - Нет. Когда-то давно были, но я уже все выплатила.
      - Ты употребляешь наркотики?
      - Какие еще наркотики?
      - Марихуану, героин, ЛСД...
      - Я что - на самом деле выгляжу такой идиоткой? - удивилась я. - Чтобы хотя бы попробовать эту дрянь, у меня и в самом деле должна была крыша поехать. Откуда у вас такие странные идеи, бабушка?
      - Мир стал очень маленьким, - вмешался дядя Филипп, как бы оправдываясь.
      - И сведения доходят до самых дальних его уголков, - нехотя подтвердила бабуля. - Анонимные письма можно презирать, но нельзя оставлять совсем без внимания. - Если в них нет ни слова правды, то, значит, у человека есть враг.
      - А на врага можно не обращать внимания, но знать о нем нужно, поучающе заметил дядя Игнатий.
      - Ну так что? - издевательски спросила тетка Иза. - Какой такой у тебя враг?
      - Я лично одного знаю, - сладким голоском заявила тетка Ольга, метнув в ее сторону быстрый взгляд.
      Нужно быть полностью недоразвитой, чтобы ничего не понять. Так какая же гангрена поганая мазала меня грязью в письмах? Это - во-первых. А во-вторых, что от меня нужно этой холерной тетке Изе? Представляю, каких гадостей они там обо мне начитались, если всем стадом прискакали меня проверять. Хорошо еще, что я сдалась, смирившись с этой проклятой невезухой, иначе могла бы и расстроиться. А кстати, что за семейная проблема за всем этим кроется?
      - Я не знаю, бабушка, какой у меня враг, - сказала я с легким нетерпением, - если бы я прочла те анонимные письма, которыми он вас порадовал, может, и смогла бы угадать. А вот что кретин - это точно. О скачках там, случаем, ничего не было?
      - О каких скачках? - подозрительно спросил дядя Игнатий, который по мере убывания вина становился все разговорчивей.
      - Лошадиных.
      - Конных, - недовольно поправила меня бабуля. - А что может быть не так в конных скачках?
      Что не так в наших конных скачках, я могла бы рассказывать целую неделю напролет, однако предпочла промолчать. Выносить сор из избы показалось мне как-то не слишком патриотично.
      - Ничего, - солгала я. - Но это единственное предосудительное развлечение, которому я время от времени предаюсь.
      - Почему же предосудительное? - возмутился дядя Филипп.
      Дядя Игнатий также выразил свое возмущение покашливанием, хрипом и жестами, поскольку от негодования аж поперхнулся. Обе тетки и бабуля взирали на меня с изумлением и обидой.
      Я вспомнила, что в Австралии дерби является национальным праздником.
      - Я имела в виду игру на скачках, - деликатно пояснила я.
      - Вы только послушайте! - фыркнула тетка Иза. - Какой вздор!
      - Что же еще можно делать на скачках, как не играть? - удивилась тетка Ольга.
      - Лошадь, девочка моя, - это благородное животное, - с достоинством заговорила бабушка. - Никто в здравом уме...
      Дядя Игнатий снова обрел дар речи.
      - Только дураки! - взорвался он. - Только дураки не пользуются!.. Я не понимаю!
      Проигрывают!.. Знатоки никогда!.. Знатоки всегда!.. Всегда! Знаток это о-го-го!!!
      - Тоже мне нашелся знаток, - презрительно прошипела тетка Иза.
      - Я попрошу не переходить на личности! - вскинулась тетка Ольга.
      Бабуля все пыталась гнуть свою линию:
      - Недооценивать важность критерия отбора при разведении...
      - У каждого может разок подвернуться нога, - бросился в атаку дядя Филипп. - Это еще ни о чем не говорит...
      - Разок?! Как же! А одиннадцать раз не хочешь?
      И тут, к вящему моему изумлению, они вдруг подняли дикий хай. Воспользовавшись тем, что про меня все забыли, я сбегала на кухню за переварившимися бобами. Родственнички накинулись на бобы и не заметив, что с угощением что-то не так.
      А я слушала их ругань и мотала на ус. Этот подлый анонимщик явно имел представление об Австралии, коль скоро не упомянул мое единственное сомнительное увлечение. Вряд ли он был не в курсе, все друзья и знакомые прекрасно знают, что я бываю на бегах, делаю ставки, разбираюсь в лошадях, иногда даже даю советы знакомым журналистам. И неплохие советы, так как лошадей знаю с детства, щуплой девятилетней девчушкой я объезжала годовалых жеребят у друга моего отца, записного лошадника. Мы всегда друг дружке симпатизировали - лошади и я. С некоторыми предками тех скакунов, что сейчас участвуют в скачках, я была лично знакома...
      Я вернулась в настоящее время. Итак, анонимщик удержался - наверняка скрежеща зубами от злости - от комментариев по поводу моей тяги к азарту. Знал, значит, что Австралия увидит в этом скорее достоинство, чем порок. То есть дебилом он не был. Ну ладно, но с чего он приплел наркотики?
      Семейство продолжало упрекать друг друга в каких-то грехах, а я лихорадочно размышляла.
      Откуда же...
      Я чуть было не издала страшный вопль на первую букву алфавита, этакое пронзительное "ааааааааааа!!!" - столь внезапно меня осенило. Как гром средь бела дня и молния во весь горизонт - вот какое было озарение. Ну конечно же, Томек!
      Должна сказать, мои дети вовсе не такие уж и тупицы. Однажды Томек, когда ему было одиннадцать лет, приволок домой какой-то белый порошок. Оказалось, что кокаин. Гордый только что приобретенными знаниями, Томек просветил меня, что белый порошок надо нюхать носом, никаких там уколов или иных мучений, одно удовольствие, нюхнешь - и райское наслаждение. Мол, так ему рассказали старшеклассники, что уже попробовали и по доброте душевной отсыпали и ему.
      Нет, сам он еще не нюхал, слышал, что больно вредная штука, вот пришел спросить у меня - я ведь до сих пор только правду ему говорила, - чего ему ждать на самом деле: наслаждения райского или вреда какого. Постаравшись вознестись на вершины материнского понимания, я вначале попробовала чуточку на язык - явно не сахарная пудра, да и не соль. Может, конечно, тальк, детская присыпка, мука или известка со стены, но пусть будет кокаин. Оставив порошок на столе, мы с ребенком зарылись в справочники и учебники. Первым делом я открыла пособие по судебной медицине, затем книгу о наркомании - купила недавно, чтобы быть в теме, поскольку как раз свалилась на меня корректура чего-то подобного.
      Безо всякой жалости показала я любимому дитяти страшные картинки. Затем деловито описала все последствия увлечения наркотиками - ну да, сначала эйфория и счастье, зато потом сплошные страдания и невозможность сохранить человеческий облик. Особо напирала на то, что только двадцать процентов наркоманов доживают до зрелого возраста, а если даже и доживают, то девяносто пять процентов их существования составляют муки смертные и только пять процентов - обманчивый восторг. Ребенок мой математику любил, проценты на него произвели впечатление, и он решил зазвать в гости Весека из восьмого класса, что отсыпал ему кокаина. Я и Весека обработала; похоже, в наркозависимость он впал не до конца, поскольку вскоре из нее выпал.
      Это был единственный случай, когда у меня дома находились наркотики. Причем очень недолго, поскольку мы с Томском торжественно утопили эту дрянь в унитазе. Но к тому времени уже пришел Доминик. Впустила его Кася, мы с Томском все еще копались в литературе.
      Он осмотрел белый порошок, попробовал, ни слова не сказал, но лицо у него стало такое, что мне полагалось распластаться на полу или даже еще ниже. Не знаю, что там находилось под моим полом - возможно, бетон, а может быть, пустое пространство или балки какие, я туда не заглядывала, но провалиться мне сквозь пол нужно было позарез. Я попыталась объяснить Доминику, в чем дело, но он и слушать не стал - ушел, распространяя вокруг себя атмосферу осуждения.
      А австралийское семейство узнало, что я - законченная наркоманка...
      Нет, это невозможно. Доминик - и вдруг анонимки? На какой паштет это ему понадобилось? Чего он хотел добиться? Допустим, мог меня уничтожить, но тоже мне пожива...
      Я честно поразмыслила, кто еще мог совершить подобную гнусность, но ничего в голову не приходило, и я бросила гадать, тем более что семейство позабыло о ссоре и снова взялось за меня.
      - Таким образом, инсинуации не имели под собой никаких оснований... снова заговорила бабуля.
      - Это голословное отрицание! - зашипела тетка Иза.
      Тетка Ольга подскочила так, что даже кресло ойкнуло.
      - Это потому, что ты все для своего, сыночка хочешь!
      - Оленька! - возмущенно осадил ее дядя Филипп.
      Бабуля держалась, как скала посреди морских волн.
      - Что вовсе не означает, будто все в порядке, - продолжила она как ни в чем не бывало. - Лично у меня еще много претензий. Что тебе известно об отношениях в нашей семье?
      - Абсолютно ничего. Я даже не знаю, сколько у меня родственников. Признаюсь, хотела при случае расспросить вас, бабушка, ведь это глупо ничего не знать о своей родне.
      - О, сейчас я не стану тебе всех перечислять. Это не так уж важно. Существенно то, что хотя ты и не совершила вменяемых тебе в вину поступков, но и наших ожиданий тоже не оправдала...
      (Холера! Интересно, какие такие ожидания?
      Ну, растрепанный парик, угодивший в морду дядюшке Игнатию, вряд ли ожидался...)+++
      - ..Ведешь, пожалуй, излишне сумбурную жизнь. Так что до того момента, когда твоему сыну исполнится двадцать один год, а девочке - восемнадцать, на тебя невозможно возложить ответственность за все состояние...
      - Неизвестно еще, будут ли и они этого заслуживать! - снова зашипела тетка Иза.
      - Зато твой-то уже себя показал! - заметила тетка Ольга с ядовитым удовлетворением.
      - ..О браке со Стефаном не может быть и речи, - неуклонно продолжала бабушка. - Вместе вы бы образовали прямо-таки клоунский конгломерат...
      С каким еще Стефаном, господи помилуй?!
      - К тому же Стефан уже раньше продемонстрировал отсутствие элементарной порядочности (тетка Иза издала продолжительное шипение, без слов), поэтому он наследовать не может.
      Разумеется, все это при условии, что ты будешь полностью очищена перед законом от подозрений в убийстве. Подобного рода преступления абсолютно исключают твое участие в наследовании.
      - Думаю, нам не мешает посмотреть на этих детей, - не успокаивалась тетка Иза.
      Я наконец разозлилась.
      - Они есть на фотографии. Стоит в моей спальне. Снимок совсем свежий, два месяца назад, могу показать.
      - Я не настолько любопытна.
      - А я с удовольствием взгляну, - вызвался дядя Игнатий, откупоривая очередную бутылку, наверное четвертую или пятую.
      - Я желаю послезавтра поехать туда, где они сейчас пребывают, - сухо сообщила бабуля. - Поедем все. Надеюсь, ты сумеешь обеспечить транспорт для Изы и Филиппа.
      Дядя Филипп по-прежнему сидел как пришибленный. Тетка Иза наконец замолчала, тетка Ольга вздохнула и протяжно зевнула. Совещание было окончено, компания начала расходиться, лишь дядя Игнатий не торопился.
      - Пожалуйста, - обратился он ко мне, вставая со стула с бокалом вина в руке, - покажи мне фотографии твоих деток, очень хочу посмотреть. Пожалуйста.
      Хочет посмотреть - пусть смотрит. Никто не протестовал. Быстро выяснилось, что на самом-то деле дядюшка хотел поговорить со мной с глазу на глаз. Мне это было очень кстати.
      - Вот видишь, - вполголоса начал он, едва переступив порог моей комнаты, - Иза плетет интриги...
      - Дядя, а кто такой Стефан? - прервала я его с легким беспокойством.
      - Как, разве ты не знаешь? Ее сын.
      - Чей сын?
      Дядя прицелился на стул, вспомнил о прошлом конфузе, огляделся и опустился на тахту.
      Рюмку он поставил на ночной столик.
      - Сын Изы. Безотцовщина. Ей тогда было семнадцать лет, она овдовела через три месяца после свадьбы, Стефан примерно твоего возраста.
      - И что? Он должен был на мне жениться?
      - Были такие проекты. Твой дед.., постой, подожди-ка, это ведь твой двоюродный дедушка?
      Если бабуля была моей двоюродной бабкой, то и принадлежавший ей дед тоже имел право быть двоюродным.
      Вино ослабило у дяди все моральные тормоза.
      - Твой двоюродный дедушка чувствовал себя ответственным за обеих сестер и поклялся, что позаботится о второй, что осталась в коммунистической стране. И половину своего состояния оставил свояченице, то есть твоей родной бабушке. Но оставил условно. Из-за Изы.
      Я наконец поняла, что наследство шло от двоюродного дедушки, наверняка происходившего из богатой семьи. И он поделил свое состояние между двумя сестрами. Очень мило с его стороны. А вот продолжение показалось мне маловразумительным.
      - А почему из-за Изы?
      - Иза принадлежит к побочной линии.
      Она доводится свояченицей племяннику младшего брата твоего двоюродного деда. Он почти все потерял, но не до конца - не успел, потому как его схватила акула, когда он нырял в океане. Ну, само собой, по пьянке...
      Я немного напряглась, чтобы хоть как-то систематизировать информацию. Похоже, моя родня действительно была состоятельной - это раз; младший брат дедушки растранжирил свою часть - это два; его съела акула, когда он нырял, - это три; и это он нырял по пьянке, а не акула - это четыре. А тетка Иза доводится свояченицей его племяннику. То есть она не близкая родственница, а дальняя. Интересно, куда подевались ее родители...
      Дядя подкрепился вином.
      - Иза, к сожалению, вышла замуж за такого, ну.., тунеядца. За три месяца он пустил на ветер половину ее приданого, а она была тогда достаточно легкомысленной, это потом поумнела.
      Родила сына. Мальчика приняли в семью, однако он с детства проявлял дурные наклонности, ну и всякие там.., в общем, разные творил вещи...
      Ну... Иза все это скрывала, обещала, что он исправится. А из молодого поколения осталось только двое, потому что у нас, к сожалению, детей нет, да и остальные тоже бездетные. Так что из молодых - лишь ты да Стефан. Мэри умерла во время родов, сама виновата, где это видано, чтобы в таком положении ехать на прогулку в одиночку, известно же было, что у нее осложнения. Лошади ее привезли, сами нашли дорогу домой, но было уже поздно, и ребенка тоже не удалось спасти. Еще есть молодые родственники Зиновия и Беатриче, но это уж очень дальнее родство. Беатриче хоть и доводится нашему Филиппу сестрой, но дети не ее, а двоюродных братьев...
      Я изо всех сил пыталась не запутаться. В памяти всплыло воспоминание про Мэри с лошадьми - она была дочерью бабули, а Зиновий - сыном бабули. А мой крестный отец - брат жены Зиновия. Все остальное у меня полностью перемешалось, с таким же успехом я могла бы смотреть австралийский сериал обрывками. При этом мне показалось, что дядя вовсе не прояснил роль тетки Изы в условиях завещания.
      Дядя, кажется, пришел к такому же выводу, так как с радостью ухватился за эту тему. Вино в его бокале подходило к концу.
      - А вообще-то Мэри уехала из-за супружеских разногласий... Да там еще много было всяких разных неприятностей. Иза лично настаивала, чтобы отец.., то есть тесть.., то есть твой дед, ну, двоюродный.., отметил в завещании характеры и поведение, так как надеялась, что Стефан угомонится, а было известно, что твои родители.., я очень извиняюсь, моя девочка.., люди непрактичные... Твоя мать было жутко упрямой.
      Да и ты тоже.., как бы сказать.., слегка неуправляема. Слишком много легкомыслия, слишком.
      И эти разводы... Была идея попросту переженить детей, Стефана и тебя, но это показалось ненадежным. Так что твой двоюродный дед приписал в завещании, что все решит его жена, то есть твоя двоюродная бабушка. Иза, естественно, на стороне Стефана, она хотела бы, чтобы все семейное состояние досталось ему, особенно после анонимных писем...
      - А много было этих писем?
      - Три или четыре. А там в бутылке ничего не осталось?
      Я принесла дяде бутылку, полную еще на четверть, по дороге приводя в порядок кавардак в голове. Дедушка приходится дяде Игнатию тестем, значит, бабушка - тещей. А тетка Ольга, выходит, - ее дочь. Как-то она не в нее уродилась, не слишком похожа. И ничего странного, что тетка Иза занимается подстрекательством: если не я, то все получит ее Стефан. Да что там я, несчастье падет на моих детей, вот что главное.
      - Так вот, хорошо еще, что ты не ударилась в крайности, - снова заговорил дядюшка Игнатий. - Сама зарабатываешь, и не с каким-то там авантюристом... Потому что папа наш это категорически исключал, налюбовавшись на мужей Изы и Мэри. Иза еще надеялась, а тут - бах! - ты его убила...
      Пожалуй, напрасно я принесла ему эту бутылку. Надо было сказать, что она уже пустая.
      - Дядя, но ведь я его не убивала!
      - Нет? Жаль. А Изу?
      - Изу тоже не убивала, - терпеливо, сказала я. - Она жива и здорова, спит наверху.
      - Больше всех интригует. Анонимные письма она сто раз читала... Ведь там было написано... ну.., между строк.., что тебе нельзя давать деньги, потому что ты их разбазаришь. Беспечная.., ты, то есть. И еще наркотики. Но ведь ты не похожа на наркоманку?
      Я заверила его, что совсем не похожа.
      - Ты вроде как должна быть похожа на Стефана, но он-то на бля.., ну.., на куртизанок все деньги спускает. А ты нет?
      На куртизанок... Езус-Мария!
      - Нет, я не спускаю на куртизанок. Ни в коем случае.
      - Ну и еще азарт. Иза играет в азартные игры, но это деньги Филиппа, пусть он и беспокоится. Только не лошади! - грозно предупредил он вдруг. Лошади - это совсем другое дело.
      Казино, рулетка, покер... А ты не играешь?
      Я совсем неплохо умела играть в покер, рулетка тоже не была мне чужда, но я решила, что похваляться этим сейчас не время. Играла я крайне редко, но исключительно из-за нехватки времени, сами по себе эти развлечения вовсе не казались мне предосудительными. Безнадежно азартным игроком я не была и умела держать себя в руках. Искрой пролетело в голове воспоминание о том, что за семь лет связи с Домиником мои пристрастия и умения ни разу не проявились. Еще одно подтверждение авторства анонимных писем...
      Но обдумать все это лучше позднее, так как дядюшка Игнатий начинал превращаться в проблему. Он вылил в свой бокал последние капли вина, безошибочно попав куда надо, но на большее его не хватило. Однако я продолжала надеяться, что он еще что-нибудь скажет.
      - Ольга ей завидует... - грустно признался дядя, - она никогда не могла иметь детей... Мы хотели... У нее была операция...
      Я искренне и честно выразила ему свое сочувствие. И подумать только, что тетка Иза когда-то казалась мне более симпатичной, чем тетка Ольга!
      Дядя проявил последний проблеск оживления:
      - А твои дети.., они.., это.., порядочные?
      Ответа, думаю, он уже и сам не ждал, поэтому я вполне могла бы сообщить ему, что взрастила в своем доме чудовищ, дегенератов и дебилов, что, впрочем, не соответствовало истине.
      Дядюшка аккуратно поставил пустую рюмку, после чего свалился на тахту и блаженно захрапел. Некоторое время я сидела, задумчиво глядя на него и размышляя, сколько же он весит. Нет, перенести в гостиную сто двадцать кило живого веса мне не удастся.
      Я не стала терять время и силы на транспортировку дядюшки в гостиную и разложила себе в кухне туристическую раскладушку.
      ***
      - Мариуш Ченгала! - воскликнул Роберт Гурский. - Чтоб мне сдохнуть! И это, по ее мнению, Волочушник!
      - Волочник, - невесело поправил его Бежан. - Он же Выволок. Не отвлекайся на мелочи. У нас есть Пустынко, и, должен тебе сказать, я и сам не знаю, что с ним делать.
      - Посадить, - проворчал Роберт.
      - На сорок восемь часов. У тебя имеется на примете какая-нибудь работа? Потому что отсюда мы оба вылетим, это точно. Причем с треском.
      - Альпинист, черт бы его подрал. Карабкается на вершину.
      - Все они карабкаются. Не регрессируй в умственном развитии. В запасе еще остались те шестеро, давай лучше о них поразмышляем.
      В полном соответствии с пророчеством Бежана, бумажный хлам из дома жертвы у них отобрали. Комендант с каменным выражением лица приказал передать документацию блаженной памяти Доминика в руки прокуратуры. Теоретически. На практике же - черт его разберет кому.
      Однако у Бежана хватило ума сделать фотокопии, и теперь он тщательно изучал биографии шестерых известных бизнесменов, телефоны которых, как ни странно, имелись и в записной книжке Михалины Колек. Бежан, правда, сомневался, что кто-то из них стал бы собственноручно убивать, но привлечь наемного убийцу - запросто. Ведь неподалеку от места преступления болтался какой-то тип в такси.
      Узнать, кто это был, Бежан желал, как манны небесной.
      - Не идет у меня из головы этот Дарко! - воскликнул он с легким раздражением. - Да не может быть, чтобы он совсем ничего не помнил о пассажире, которого целый день возил по глухомани. Хотя бы описание внешности. Фоторобот.
      Гурский же никак не мог забыть о Мариуше Ченгале. Его страшно раздражало, что в бумагах Доминика он не обнаружил никакого компромата на него - кроме, разумеется, факта отсидки в исправительной колонии. В одной из папок лежали сколотые вместе метрика означенного Мариуша, милицейский рапорт о драке, в которой двенадцатилетний сопляк прибегнул к помощи ножа, еще один рапорт, констатирующий, что отец сопляка умер, а мать алкоголичка, перечень нескольких краж, в том числе одной со взломом, и, наконец, приговор суда для несовершеннолетних, согласно которому начинающий преступник был отправлен в исправительную колонию. И больше ничего. Помятая копия об освобождении Ченгалы и передаче его под опеку, найденная у Михалины Колек, свидетельствовала, что молодой человек исправился и адаптировался к жизни в законопослушном обществе.
      Больше никаких документов не было.
      - Если у Доминика имелся какой-то компромат на него и Мариуш забрал его, то почему не прихватил и все это? - гневно спросил Роберт. - Если убитый хранил все и обо всех, то что это такое? Пустышка. Ноль. Я тоже дрался с приятелями, когда мне было двенадцать. И что с того?
      - Но ты не бегал с ножом, не крал, и, насколько мне известно, у тебя не было матери-алкоголички. Так что не нуди. Я не отрицаю, что ты прав и это вовсе не компромат. Проверь, чем сейчас занимается этот выволоченный Ченгала, и не забивай себе голову.
      - А может, в этой папке было что-то посильнее?
      - Тогда бы он забрал всю папку. Она ведь лежала чуть ли не на самом верху.
      - Похоже, Доминик до последних дней поддерживал с подопечным контакт. Он велел Колек найти Мариушека.
      - Ну так и ты поищи. Фамилия у него не слишком распространенная. Черт бы побрал эту Колек, у нас не осталось никого, кто был близок с Домиником.
      - По правде говоря, лучше всего подходит как раз Иза Брант. Прямо-таки бросается в глаза.
      - Слишком бросается. Не очень-то я верю в такую назойливость. Будем ловить Дарко.
      - Ладно, тогда я займусь Ченгалой.
      В последующие несколько часов события происходили почти одновременно...
      ***
      Мариуша Ченгалу Роберт отыскал без труда - в небольшой слесарной мастерской, где вытачивали ключи и ремонтировали всякое кухонное старье: ручные мясорубки, опрыскиватели для цветов, кухонные весы с гирьками, утюги, разболтавшиеся циркули и тому подобный хлам.
      Персонал состоял из одного человека, одновременно выступавшего также и в роли хозяина мастерской, и производил вполне приятное впечатление.
      Роберту не нужно было гадать о его возрасте - час назад он держал в руках метрику Ченгалы. Тот и выглядел на свои тридцать два года, был вежлив, общителен, излучал приветливость и оптимизм, но какая-то давняя забота избороздила морщинами его худое лицо, да во взгляде читалось что-то такое. Беспокойство и облегчение, уныние и торжество, - Роберт ничего бы и не заметил, если бы не уроки Бежана.
      - Вы знали некоего Доминика Доминика? - спросил Роберт без обиняков.
      - Знал? - удивился Мариуш. - Я его и сейчас знаю. Уже много лет.
      - С какого времени?
      Ченгала внимательно и раздумчиво посмотрел на него.
      - Да чего уж там! Раз вы из полиции, то и так все раскопаете. С того времени, когда меня выпустили из исправиловки. Сколько это уже?.. Шестнадцать лет.
      - И за что вы сидели?
      - За мальчишечью дурость. Я, видите ли, вырос на улице, а, как говорится, с волками жить.., ну и так далее. Хотел стать грозой всего Чернякова, и, как теперь понимаю, не без оснований. Был я тощий и довольно высокий, но слабый, и бил меня каждый, кто хотел. Так что в двенадцать лет я мечтал им всем отомстить.
      Потом это прошло.
      Роберт прикинул на глаз.
      - Что-то мне кажется, что вы не такой уж и слабый, в случае чего вовсе не нужно было хвататься за нож.
      Ченгала пожал плечами.
      - Лучше питаюсь, немного упражнений...
      Похоже, в детстве я был слегка оголодавший.
      Знаете, до сих пор помню, как меня потрясло, что в исправиловке еду дают каждый день.
      Я, конечно, никому в этом не признавался, но в первое время это очень помогло мне там выжить. - Он замолчал.
      - Кажется, вы отсидели почти четыре года. И Доминик вас оттуда вытащил. А собственно говоря, почему? Он вас знал еще раньше?
      - Знал ли он меня.... Видел раза два, мельком... Знаете, что-то там у него было с моей матерью, нет, никакой не роман, куда там, моя мать уже не годилась для романов. Ее хотели устроить в клинику, и Доминик принимал в этом участие, подробностей я не знаю, меня это тогда не трогало. Но вот странная вещь: верите ли, я хотел сделать карьеру как бандит, а тянуло меня учиться. У меня не было проблем в школе, ну, кроме драк... Я любил учиться, и в исправиловке тоже... Наверное, Доминик как-то об этом узнал, позже он говорил мне, что именно таких, кто тянется к учебе, и вытаскивают оттуда за уши...
      Внезапно он словно очнулся и внимательно посмотрел на Роберта:
      - Минутку, а почему вы меня об этом спрашиваете? В чем дело? Доминик не хочет признаваться, что он со мной знаком, или что?
      Ему меня нечего стыдиться!
      - Сейчас я вам все объясню. Вы тут один работаете?
      - Нет, у меня есть помощник, я дал ему пару недель отпуска, он ведь тоже человек.
      - Как его зовут?
      - По-идиотски. Каласантий Палец. Так-то его все Кайтеком кличут, а своего имени он стыдится. Вроде бы ксендз при крещении что-то такое придумал, а никто не посмел возразить. Он родом из Могельницы, это где-то за Груйцем.
      Хороший парень, работящий и не дурак. В понедельник возвращается.
      В мозгу Роберта раздался предупреждающий звоночек. Слишком уж легко ему беседовалось с этим Мариушем. С полицией все держатся настороженно, а этот знай себе болтает, словно они с детства знакомы и сели пивка попить...
      Одинокий?.. Не с кем словом перекинуться?..
      Вот Иза Брант тоже одинокая, но вела себя совсем иначе...
      Прежде чем Роберт успел задать следующий вопрос, в мастерскую вперлась баба средних лет, плотная жизнерадостная толстуха, из тех, что и семерых спящих братьев с постели поднимут.
      - Милок! - завопила она с порога. - Опять эти две пилки! И секатор! Срочно, на позавчера!
      Пока шли переговоры о заточке садовых орудий, Роберт скромно пережидал в сторонке. Ему удалось бросить взгляд в глубь помещения, где за приоткрытой дверью виднелось нечто вроде небольшого склада, совмещенного с жилой комнатой. Потом он заметил две фотографии на стене.
      Какие-то зубчатые края чего-то там в большом увеличении, один край был ржавый и явно тупой, второй сиял убийственной остротой.
      - Что это? - с интересом спросил Роберт, когда клиентка ушла.
      Мариуш Ченгала оглянулся.
      - А, это... Да так, реклама. Тупое и наточенное. Так в чем же дело, вы мне так ничего и не сказали.
      - Сейчас. Минуточку. А вы и живете здесь?
      Колебания Мариуша продолжались лишь долю секунды, но Роберт их уловил.
      - Да. Скромно, ни... У меня не слишком большие потребности.