ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ПУТЬ К СЛАВЕ

Коллектив архитектурного бюро пополнился новой единицей рабочей силы.

Импонирующее количество заказов, а также вдохновенный энтузиазм директора, решительно стремящегося к удовлетворению потребностей общества, привели к тому, что сроки снова стали поджимать, персонал бюро удваивая и утраивал свои усилия, стараясь проделать массу работы.

Директор бюро удостоился чести быть вызванным для беседы к одному из официальных государственных мужей, откуда он вынес глубокое волнение и возвышенное настроение, которые задержались в нем надолго. Не менее надолго образовалось в его душе убеждение, что количество работ не только не уменьшится, но и даже возрастёт.

Поэтому к работе был привлечён ещё один сотрудник. Им оказался некий иностранец, родственник совершенно нерешительного князя, горячо рекомендованный тем же официальным лицом. Директор бюро охотно пошёл навстречу и принял предложение устроить на работу вышеупомянутого иностранца, втайне надеясь, что таким способом его слава перейдёт рубежи отечества, и не только его отечества, но и границы лагеря стран демократии. Он не был смущён даже тем, что понять друг друга им не удалось, но на первый взгляд иностранец произвёл на него самое выгодное впечатление.

Такие же лишь оптические впечатления выпали на долю и всего коллектива бюро, поскольку иностранец не знал польского языка. В самой ничтожной степени и на очень низком уровне он знал английский. В бюро, куда он был приглашён на работу, два сотрудника говорили по-французски, два — довольно неплохо по-немецки, все знали английский примерно в том же объёме, что и иностранец, но его родного языка — датского — не знал никто.

Б довершение ко всему, новый работник носил какое-то удивительное имя, безумно трудное для произношения. Почти целый час Барбара, Каролек, Лесь и Януш, бросив все дела, пытались выговорить это имя правильно, с датским акцентом, повторяли «Бьерн» на все лады, стараясь безуспешно произнести имя молодого человека с мягким выражением лица и с голубыми глазами.

— Хватит! — сказал наконец разозлённый безнадёжностью усилий Януш. — Мне все равно, как оно звучит. Ясно, что оно начинается на "Б" и звучит кратко. Да он уже и привык. У нас есть дела поважнее.

Директор бюро, немного смущённый в глубине души своим решением, ввёл молодого человека в рабочую комнату архитекторов и поручил привлечь его к работе, после чего поспешно исчез, не вдаваясь в подробности, к какой работе и каким образом его нужно привлечь. Он лишь сказал, что принять его надо очень доброжелательно и по-дружески, то есть произвести на него как можно более выгодное впечатление.

Лишняя пара рабочих рук была как нельзя кстати, поэтому Януш приступил к выполнению задания директора. Он постарался усадить нового сотрудника за свободный стол и передать ему часть работы. Первые же минуты реализации этого плана заставили сомневаться в существовании хоть каких-нибудь общих точек соприкосновения между представителями различных наций. Интеллект оказался чисто теоретическим понятием.

— Сидеть будешь здесь! — твёрдо сказал Януш, указывая место у стола выразительным жестом, не оставляющим сомнений в его смысле.

— Я — да! — приятно улыбаясь, произнёс он.

Януш, несколько ошеломлённый, застыл, не успев повернуться к своему столу, и посмотрел на него с изумлением.

— А кто — нет? — недоверчиво спросил он.

— Ва ба? — вопросительно сказал иностранец, вглядываясь в Януша приветливо и с симпатией.

— Вот ролики для вашего Бобика или как там его, — одновременно сказал входящий в комнату Влодек. — Матильда выгребла их в магазине. А рейсшину Гипцио прямо от сердца оторвал, вот как. Вот, подавитесь. Шнурка у меня нет.

— Ничего, шнурок у нас есть, — ответил Каролек с лёгким раздражением, явно заинтересованный сценой у соседнего стола, — Погоди, я не понимаю, что он говорит.

— А вообще, кто понимает? — удивился Влодек.

— Мне показалось, что он говорит по-польски. Сказал, что он — да.

— А кто — нет? — внезапно оживился Влодек. — И что он — да?

— Может сидеть за тем столом. Не ясно только, кто — нет. Это, очевидно, значит, что никто другой лично, но я не знаю, почему он это так подчёркивает.

— Может, у них за столом обычно сидит по несколько человек? И взаимно мешают друг другу?..

— Ну что ты, я на снимках видел, что у них значительно больше места, чем у нас. Януш, что он говорит?

— А холера его знает, — хмуро ответил Януш, в поте лица стараясь объяснить иностранцу смысл приготовлений к работе. — Дайте эту рейсшину, я приспособлю её ему, потому что уже сейчас видно, что ничего не выйдет.

При виде прикрученных к рейсшине роликов иностранец явно удивился и недоверчиво уставился на неё. Он выдавил из себя несколько нечленораздельных вопросительных звуков, осмотрел рейсшины, приспособленные к остальным доскам, подвигал ими и сделал несколько жестов, показывающих, что не понимает отсутствия поперечного рычага на двигающихся на роликах рейсшинах. Он осмотрел прикрученные Янушем ролики, обследовал механизм черчения, и на его лице появилось выражение неуверенности и сомнения.

— Ну что он, роликов не видел, что ли? — удивился кисло Лесь. — Дичь какая-то там, на Западе… А столько крику об их уровне техники!

Иностранец махнул рукой вдоль левого бока чертёжной доски, извлекая из себя вопросительный грохот.

— Скажи ему, что мы работаем на роликах, потому что у нас нет третьей руки, — посоветовал Каролек Янушу. — Может быть, у них есть, но у нас её нет.

— Сам скажи ему, — гневно буркнул Януш. — Я занят. И вообще, объясните ему как-нибудь, что это для параллельных прямых, потому что у меня уже нет сил.

Каролек и Лесь оставили работу. Они оторвали чужеземца от Януша, привлекая для этого лёгкие методы физического воздействия, после чего с энтузиазмом приступили к физиотехническим пояснениям единственным методом, который мог дать хоть какие-то шансы взаимопонимания. Через четверть часа обратные стороны старых чертежей были полностью изрисованы, причём чаще всего повторяющимся мотивом был человек в тремя руками. В тот момент, когда Лесь закончил оборудование стола для работы, в голову нового работника неизбежно должно было прийти убеждение, что где-то в Европе существуют таинственные трехрукие животные, которые используют традиционные линейки. Из нарисованных на старых чертежах историй следовало неуклонно, что эти существа эмигрируют из Польши, не оставляя после себя никаких следов, если не считать отрубленных, по всей вероятности, топором, третях рук. Чем дальше, тем меньше что-либо мог понять иностранец в этих объяснениях.

— Ничего, может быть, когда-нибудь и приучится, — словно утешая, сказал Лесь. — Ведь даже обезьяну можно научить даже писать на машинке.

Януш отёр пот со лба и закурил.

— Все это ни к чему, — решительно сказал он. — Живём лишь один раз. Возьмём быка за рога.

Эта реплика в первое мгновение показалась всем мало понятной. Но Януш отказался разъяснять смысл сказанного, подумал некоторое время сосредоточенно, после чего решительно применил метод непосредственного натаскивания. Он посадил иностранца за стол и разложил перед ним несколько тщательно выбранных чертежей. И вот вдруг оказалось, что наконец-то нашёлся хоть какой-то общий язык.

В голубых глазах в первый раз блеснуло понимание. Чужеземец с интересом осмотрел контуры дома и показал жестом сечение.

— Snit, — сказал он. — Cup.

— Сечение, — соглашайся облегчённо Януш, — Сечение ещё нет. Not yet. <Ещё нет (англ.)> Ты сделаешь, понял? Вот здесь эскиз. You. <Вы (англ.)> Machen. Arbeiten. <Делать. Работать (нем.)>

Иностранец ответил скрежетом, соединённым с удушением, хрипением и чавканьем. Тон звуков был полон одобрения.

— Ему нравится, — подтвердил Каролек с удовлетворением. — Я с самого начала говорил, что неплохо иметь дело с подобным коллегой.

— Дикий-то он дикий, но у него есть неплохой вкус, — согласился Лесь.

Первые трудности были преодолены, и новый работник начал приспосабливаться к окружению, доброжелательно относясь ко всем возможным вариантам своего имени. Служебная жизнь бюро стала разнообразным и наполнилась всяческими неожиданностями.

Интенсивное изучение польского языка давало скорее ничтожные результаты. Так как иной способ общения отсутствовал, пришлось использовать любые подходящие к данному моменту слова из других языков, причём никто не придирался к грамматическим правилам. Иностранец тоже относился к грамматике совершенно индифферентно.

— Давай мне кальку, ты. Плииз, — обращался он к пани Матильде с очаровательной улыбкой в голубых глазах. Следовало считать, что очаровательная усмешка играет также и на губах, потому что это было очень трудно подтвердить ввиду наличия густой бороды. Пани Матильда каждый раз отвечала нервной дрожью.

— Нет план fundamenten <фундамент (нем.)>, — информировал Януш, стараясь сказать как можно понятнее. — Ты gehen do инженер.

Некоторое беспокойство представляли лишь два оборота, которые иностранец употреблял с непонятным упорством. Одним из них было то особое подчёркивание, что речь идёт только о нем, а другим — слово «вишел».

— Почему он так себя индивидуализирует? — недовольно говорил Каролек. — Он — да, он — да! А кто — нет, к черту?

— Выделиться старается, — пояснил Лесь, — Вероятно, слышал что-то о коммунизме, вот и перепуталось все у него в голове. Он думает, что у нас здесь все общее, и хочет отделиться.

— А может быть, он хочет подчеркнуть, что согласен с нами? — сказал Януш. — Он — да, а как другие — это его не касается. В конце концов приехал к нам и сидит…

— Возможно. У него должен быть какой-то повод, если он приехал к нам на работу. Кто знает, может, желает дать нам понять, что его устраивает наш общественный строй?

«Вишел» казался более тревожным, чем возможное отношение иностранца к общественному строю. Он звучал в воздухе ежедневно бесчисленное количество раз и вынуждал весь персонал к интенсивным мыслительным процессам.

— О чем он говорит, к дьяволу, с тем вишелом? — нервничал Януш. — Что он хочет сказать этим словом?

— Может быть, он хочет сказать — вышел? — предположил Лесь. — Может быть, его кто-то так не правильно научил, и так и привык?

— Хорошо, но что у него на уме? — интересовался Каролек. — Он всегда употребляет это слово при обсуждении проектов. Не хочет их обсуждать? Хочет выйти?

Тайна «вишела» стала наконец такой мучительной и интригующей, что все потребовали разъяснений от директора. Директор бюро, ежедневно третируемый сотрудниками по этому поводу, после долгих и безрезультатных поисков кого-либо, кто знает датский язык, обратился наконец в припадке отчаяния к официальному лицу, которое рекомендовало нового работника. Лицо, несколько обеспокоенное, сделало более продуктивное усилие своих умственных способностей и ответило, после преодоления того же пути, что и вопрос, только в обратном направлении.

— Он вообще не говорит «вишел», — сказал директор, вернувшись в бюро, счастливый тем, что удалось разъяснить непонятные вопросы. — Он говорит «We shell». Будущее время всего. А «я — да» означает по-датски «Да, благодарю». Купите себе датско-польский словарь и не делайте из меня идиота.

Сразу же был куплен единственный доступный учебник, которым оказался «Разговорник польско-датский», почти полностью состоящий исключительно из гастрономических терминов. На основании этого учебника можно было прийти к выводу, что оба народа занимаются лишь жратвой или закупкой еды и продуктов, только изредка обращая внимание на искусство одеваться. Содержание учебника дало свои результаты.

Одним прекрасным летним днём улыбающийся иностранец ворвался в комнату, немного опоздав, положил на стол завёрнутый в небольшой клочок бумаги кусок колбасы и произнёс торжественно:

— Кал… б?са!

На мгновение воцарилась тишина, которую прервал Каролек.

— Моча тенора… — сказал он вполголоса рефлекторно и бессмысленно.

— Что?! — вытаращился на него Януш. Каролек почувствовал лёгкое замешательство.

— О боже, я же по ассоциации. Ведь существуют такие переиначивания слов. Есть кал б?са и зуб тенора и разные другие. Ты что, не слышал?

— А-а! — сказал Януш, проявляя какое-то удивительное ошеломление. — Сперва «вишел», а сейчас кал тенора, простите, кал б?са…

— Перестань, потому что я не смогу взять в рот этой колбасы! — гневно отозвалась Барбара. Иностранец глядел на них с любопытством.

— Калб?са! — повторил он с радостной гордостью.

— Колбас?! — опроверг Януш. — Колбас?! КОЛБАС?! О боже, он всех нас доведёт до идиотства! Я уже чувствую, как глупею по вине этих всех языков! Как должен я сказать, что я — да, то мне кажется, что говорю нецензурщину, и говорю, что я — нет, а потом все оказывается наоборот. Я уже польский язык забыл!

— Ты вспомнишь, как только он научится, — утешил его Лесь. — Видишь, что у него хорошо получается!

Изучение польского языка делало успехи, хоть и ничтожные, но постоянные. По неизвестным причинам для оживлённых разговоров Бьерн-Бобек высмотрел себе Каролека и на нем испробовал своё умение.

— Сколько у тебя сантиметров? — спросил он вдруг на следующее утро, прерывая царящую в комнате полную сосредоточенности тишину и вглядываясь в него с явным интересом.

Оторванный от работы Каролек посмотрел на него и заморгал глазами.

— Каких сантиметров? — спросил он в недоумении. Чужеземец всматривался в него и дальше, наморщив лоб.

— Сколько у тебя сантиметров? — повторил он вопрос и добавил с усилием:

— Долго… ты…

— Мой боже! — простонал в отчаянии Каролек. — Что он говорит?

— Он затрагивает какие-то интимные подробности… — неуверенно сказал Лесь с некоторым неудовольствием.

— Какое-то скудоумие, — вынес приговор явно поражённый Януш. — Просто удивительно. А я слышал, что датчане — довольно тактичный народ…

— Идиоты, — спокойно сказала Барбара. — Он же имеет в виду длину.

— Длину! — с облегчением произнёс иностранец. — Сколько сантиметров ты имеешь?

Смущение в комнате не уменьшилось. Каролек смотрел на докучливого иноземца оторопело.

— Не знаю, — ответил он с лёгким ошеломлением. — Чего, боже мой?

Бьерн встал, приблизился к нему и рукой провёл от туфлей до головы.

— Тут, здесь, — повторил он, — Сколько у тебя сантиметров?

— А-а! — вздохнул Каролек с облегчением. — Высоты? Роста?

В результате общих долгих и многочисленных усилий наконец было открыто, что интерес Бьерна размерами Каролека был вызван тем, что у него был брат приблизительно такого же роста и комплекции, как Каролек, и он должен был послать ему подарок в виде закопанской дублёнки, поэтому и воспользовался возможностью приспособить для этого Каролека. Каролек пошёл дальше из сочувствия к согласился примерить дублёнку во время покупки. Узы приятельства постепенно крепли.

— Я тья льюблью, — сказал Бьерн вскоре после того, как дублёнка была куплена, глядя на Каролека с признательностью.

— Бога ради, чего он ко мне липнет, как репей к собачьему хвосту? — сказал Каролек в отчаянии.

— Любит тебя, разве ты не слышал? — ответил безжалостно Януш удовлетворённо усмехаясь, довольный, что чувства иноземца пали не на него. — К кому он может ещё приставать, как к не к любимому человеку?

— Он что, не мог любить кого-нибудь другого? — протестовал Каролек. — Обязательно меня?

— Я дам тья рыло, — пообещал в ответ ему Бьерн, благожелательно улыбаясь.

— Не хочу! — простонал Каролек, доведённый до отчаяния этим обещанием.

— Почему не хочешь? — удивился Лесь. — Увидим, что это такое.

— Ты не знаешь, что такое рыло!? — удивился в свою очередь Януш.

— Я тья льюблью, — повторил Бьерн, упорно обращаясь к Каролеку. — Отцепись, ты!

— Довольно оригинальное проявление чувств, — прокомментировала Барбара, с любопытством прислуживаясь к разговору. — Может быть, у него на уме что-то другое?

Большое терпение и тщательный анализ многих других, также удивительных ответов позволили установить, что в Польщу иноземца привели две причины, которые заставили также его внимательно отнестись к польскому языку. Одной из причин, которые привели его в Польшу, была некоторая молодая, весьма привлекательная дама, так тесно связанная с ним чувством, что языковая наука в её присутствии ограничилась лишь одной областью. Остальные знания польского языка иноземец проводил в совершенно другом месте, а именно возле киосков с пивом. Пиво было совершенно необходимым напитком для его нормальной жизни, и со времени прибытия в Польшу он считал, что только пивные киоски являются единственным источником этого божественного нектара. Возле них он несколько раз в день получал небесное настроение и умственные стимулы, что в соединении с наукой, получаемой рядом с дамой, дало редкие, оригинальные и интересные результаты.

Многочисленные усилия персонала произвели в конце концов некоторый переворот в его понятиях, и служебное сосуществование каждый день приобретало все более и более приемлемый вид.

— Поедет весь персонал, — решил определённо директор бюро. — Темпы инвентаризации должны быть рекордными, все нужно сделать на месте, на вас падает большая ответственность!

Вдохновенные слова уже прозвучали, а участники совещания сидели и молчали. Это собрание было необычной, созванное по необычному случаю во внерабочее время, и обговаривались на нем необычная тема.