— На их месте я притворилась бы, что прячу все в подвале нотариуса, — сказала я по инерции. — А потом, избавившись от Менюшко, не будет же он вместе с конём жить возле этого подвала, перевезла все в другое место. Лучше всего в дом Франтишека Влукневского и здесь, быстро-быстро где-то спрятала, пока Менюшко не видит… Конечно, быстрее всего в колодец. Раз, и никаких следов…
Родственники молча уставились на меня, будто я внезапно сошла с ума. Люцина вдруг поняла и понимающе кивнула.
— Но Менюшко увидел, — зловеще продолжила она. — Он понял, что это здесь, только насчёт колодца не был уверен. Он искал свежевскопанную землю, следы в подвале или на кладбище…
— Но использование колодца не оставило никаких следов! — взволнованно подхватил Михал Ольшевский. — Никаким другим способом, так быстро не замаскируешь!…
В кухне Франека вдруг стало тихо. Все молча разглядывали меня, Люцину и Михала.
— Ну вот, я же говорила, что в колодце, — вдруг раздался довольный голос моей мамуси.
Я вдруг напала на Марека.
— А ты что скажешь? Чего ты молчишь! По-моему, ты что-то знаешь!
— Может и знаю, — сознался Марек и опять посмотрел на Ендрека, который, вспомнив, что находится на посту, чуть не вывалился в окно. — Это именно то, о чем я хотел рассказать, чтобы вы могли додуматься до остального. Я слышал и читал, что в церквях, в ризницах, кое-что хранится. Это зависит от священника или смотрителя, был ли в церкви пожар, была ли возможность что-нибудь спрятать… В основном прятали приходские книги, но иногда и другие записи.
— Он уже сказал, что хотел? — неуверенно спросила Тереза, потому что Марек внезапно остановился.
— Ещё нет, но скажет. Не бойся, — успокоила её я. — Уж я прослежу.
— И что вы узнали? — жадно спросил Михал.
— Это было очень романтично, — произнёс Марек, решив поиздеваться над родственниками. — Давным-давно, много лет тому назад, тёмной ненастной ночью к церкви подкатила телега, запряжённая четвёркой взмыленных коней…
— К местной церкви? — перебила Люцина.
— К местной. Из церкви вышел священник, освятил груз в телеге, после чего визитёры умчались. В телеге сидели двое. Одним из них был знакомый священнику Франтишек Влукневский, который пожертвовал церкви двести рублей золотом. Если бы не эти двести рублей, священник бы это событие не записал. Во-всяком случае, все происходило в страшной спешке…
— Вот-вот! — вскрикнула я, очень довольная собой. — Тоже самое привиделось мне только что! Наверняка — у меня дар ясновидения…
Как можно быстрее я описала родственникам эту драматическую сцену в имении прабабки. Спешка. Хищно поджидающий Менюшко. Телега. Четвёрка коней. Все сходилось. Даже погоду я угадала — ненастная тёмная ночь…
— Ну, вот, теперь у нас есть своя Пифия, — с издёвкой сказала Люцина. — Надо посадить её на треножник и слегка окурить, а она сразу отгадает все остальное.
— Из этого следует, что она больше всех похожа на прабабку, а мы в расчёт не идём, — с лёгкой обидой отметила Тереза.
— Конечно, похожа, ты раньше не замечала? Не знаю, как на прабабку, но бабка — вылитая. У неё такое же набожное отношение к домашнему хозяйству…
Возбуждённый Михал Ольшевский остановил сравнение моего и бабкиного характеров. Он подвёл итоги, из которых следовало, что подходит только колодец. Замуровывание требует много времени, свежая кладка всегда заметна, яма копается тоже не быстро, и тоже оставляет следы. В колодец бросить легче всего, а вот достать — наоборот…
Правда, они могли подготовить какой-нибудь погреб, — закончил он. — Такой, как для картошки. А сверху чем-нибудь быстро забросать…
— Я удивлён, что об этом говорите вы — историк. — Огорчился Марек. — Кто-кто, а вы должны знать, что освящённые предметы никогда не закапываются в землю. Вы все должны это знать. Поэтому я и решил вам рассказать об освящении у церкви.
— Значит, колодец! Я уже давно говорила! — не выдержала моя мамуся. — Я вообще не понимаю, чего вы ещё ждёте!…
Таким образом, было принято решение раскапывать следующий колодец. По воспоминаниям Франека мы подсчитали даты засыпки колодцев и выяснили, что первый мы раскапывали зря. Прадед засыпал его тогда, когда об укрытии сокровищ ещё не могло быть и речи. Второй колодец должен был быть тем самым.
Понятно, что главной проблемой была защита от злодея. Ендрек торжественно поклялся, что если кто-нибудь сбросит обратно то, что он выкопает, его или хватит удар, или в приступе бешенства он отправится бить морды всем мужикам в деревне. Этому тоже надо было воспрепятствовать. Франек вновь предложил непрерывную работу, пусть даже на всю ночь, но не в темноте, а при хорошем освещении. Я скупила весь запас удлинителей и лампочек в округе. При монтаже иллюминации, Ендрек с Михалом трижды устроили короткое замыкание, причём, один раз, умудрились погрузить во тьму всю деревню. Моя мамуся не расставалась с граблями, разбрасывая повсюду серенький песочек и преследуя каждого, кто легкомысленно оставлял следы на охраняемой территории. Михал Ольшевский установил свою алебарду на сеновале Франека, поскольку разъезжать с ней в автобусе было не очень удобно.
Марек участия в подготовке не принимал. Наделив нас необходимой информацией, он исчез, объявив, что должен уладить несколько срочных дел. На вопросы он отвечал уклончиво и нечётко, твёрдо обещая скоро вернуться.
После трех суток подготовки можно было приступить к основной работе. Ночь прошла так: Франек, Ендрек и воодушевлённый Михал раскапывали колодец. Причудливо развешанные лампы живописно освещали развалины и хлев, на границе с темнотой шастали женщины с фонариками. Представление под названием «свет и звук» удалось на славу. В качестве звука выступали: кваканье лягушек, собачий лай, громкое пыхтение занятых физическим трудом и перекличка охранниц. Темнота имеет одно специфическое свойство — в ней ничего не видно. После захода луны нас пугало абсолютно все. Время от времени кто-нибудь из охраны прибегал с известием, что за ней гонятся сорок разбойников. В воздухе разносился пронзительный шёпот. Моя мамуся упрямо твердила, что кто-то стоит за углом хлева. На отсутствие развлечений жаловаться было трудно.
Под утро выяснилась тщетность наших усилий. Узнать это снова выпало Ендреку, который издал со дна колодца такой могучий рёв, что, уверенный в успехе, к нему сбежался весь вспомогательный персонал. Убитым голосом Ендрек сообщил об обратном. Он докопался до дна, лежащие на дне остатки камней уже ничего не скрывали. Никаких сокровищ не было. Очередной колодец оказался пустым.
Разочарование было так велико, что все молчали. Мы постояли над ямой, ожидая покуда вылезет расстроенный Михал, которому лично захотелось ощутить утрату надежды. Он вылез молча, выражение его лица говорило само за себя. Мы направились к дому.
Люцина шла впереди. Дойдя до угла хлева, она вдруг стала, как вкопанная, и уставилась в землю. Подойдя поближе, мы сделали то же самое.
На аккуратно разровненном сереньком песочке отпечатались большие следы ног, ведущие сюда и обратно. У самого угла они были чуть-чуть смазаны.
— Вот, пожалуйста! — с глубоким удовлетворением сообщила моя мамуся. — А вы говорили, что мне являются призраки. Может, и здесь сидел призрак?
— Сидеть не сидел, — неуверенно поправил Ендрек. — Просто стоял и смотрел. Припёрся, постоял, посмотрел и ушёл.
Остальные молчали, со страхом всматриваясь в следы, потрясённые несомненным доказательством присутствия злодея. Он был здесь ночью, прятался за углом хлева и подглядывал за нами. Кто знает, может, он ждал подходящего момента для совершения нового преступления…
— А почему это он тебя не убил? — удивилась Люцина, обращаясь к старшей сестре. — Ты сторожила с этой стороны и была у него под рукой…
— И вовсе не под рукой, — обиделась моя мамуся. — Я сидела дальше, на пне, там где было светлее.
— И сюда не подходила?
— Что я, дура? Я все время знала, что здесь кто-то есть. Надо было ему подставиться? Какие вы все-таки тупые — мы могли подкрасться сзади и дать ему по башке. А теперь?..
— Бесцеремонный тип, — смертельно обидевшись произнесла Тереза.
Я потребовала у тёти Яди тщательно сфотографировать следы, после чего отправилась по ним. Следы шли до дороги, и там, в траве у кювета, терялись. В разных местах трава была примята, с неё была сбита роса, расшифровать, куда направился преступник, мне не удалось.
* * *
— Я боюсь, — пожаловалась Тереза за завтраком. — Вы ненормальные. Он все время нас поджидает. Все мы будем похожи на ту разбитую дыню.
— Только косточек будет поменьше, — заметила Люцина.
— На толпу он не нападает, — удовлетворённо произнёс Франек. — Сегодня он никого не убил. Главное, не попадаться ему поодиночке…
— Что меня удивляет, так то, что он зря нам мешает, — отозвался озабоченный Михал. — Он мешает, заваливает, а мы ничего не находим. Может, и он не знает, где это?
— Конечно, не знает. Если бы знал, давно бы украл.
— Боже, так где же искать?!..
— Нигде не искать! Вы что, окончательно спятили? Бежать отсюда надо, пусть он подавится этим наследством!..
Семья разделилась на два лагеря. Один, в лице Терезы и тёти Яди настаивал на спасении жизни, второй, состоящий из всех остальных, усиленно пытался отгадать место укрытия сокровищ, не вспоминая о грозящей опасности. Необходимость полной расчистки развалин ощущалась все яснее. В конце-концов, это был единственный оставшийся объект, на который можно было рассчитывать. В те времена дом Франека ещё не стоял, в коровнике жило довольно много людей, присутствие сундука в хлеву, на сеновале или в конюшне давно бы заметили. Лишь подвалы развалин оставались девственной территорией. Но в те времена это были уже развалины, — горячо объяснял Михал, пытаясь подавить сопротивление моей мамуси. — Вовсе не обязательно было все замуровывать, достаточно было просто завалить кучей камней. Камни можно было подготовить заранее. И не обязательно в подвалах, можно в любом другом месте…
— Дети бы заметили, — засомневалась я. — Дети все замечают. Порылись бы в камнях и нашли.
— Это же дети, а не бульдозеры, — обиделась моя мамуся.
— Дети бы заметили, это факт, — согласился Франек. — Но дело в том, что там не было никаких камней. Я эти подвалы хорошо помню, они были пустые и держались неплохо, своды были такими, что все выдержали. Камни, своды, стены и ничего больше.
— Ты же сказал, что там не было никаких камней…
— Навалено не было. Никаких куч. Только стены и своды.
— Но мог быть и более низкий этаж, подземелье. Опустить туда, прикрыть, хоть досками, набросать камней… Притоптать. Вы уверены, что там не было подземелья?
Существования подземелья Франек исключить не мог. Моя мамуся тоже заколебалась. Между захоронением сундука и её визитами в подвалы прошло столько времени, что даже насыпанные кучей камни успели бы слежаться. В возникшей ситуации развалины просто нахально обращали на себя внимание.
— Сделаем все сами, или наймём рабочих? — с ехидной доброжелательностью поинтересовалась Тереза.
— Лучше Марека, — предложила моя мамуся. — Он хоть трезвый…
Марек явился, как по заказу, как раз когда окончательно решили раскапывать развалины. С каменным спокойствием он прослушал все новости, немного подумал, после чего проявил желание осмотреть второй колодец. Когда он спускался вниз по лестнице, все склонились над ним.
Спускался он недолго. На уровне начала кладки, чуть ниже поверхности, он внимательно присмотрелся к стенке.
— А на это никто не обратил внимания? — спросил он сердито. — Глаза у вас есть?
Мы рухнули на колени возле колодца, пытаясь просунуть в него головы.
— Отодвиньтесь, а то ничего не видно, — сказал Марек и спустился ниже.
— Что там? — беспокойно спросила Тереза. — Что он там нашёл?
— Я ничего не вижу, — недовольно произнесла моя мамуся.
— Я забыла очки, — сказала Люцина. — Вы что-нибудь видите?
— Я забыла, куда он показывал, — с сожалением простонала тётя Ядя.
— Есть!!! — воскликнул Ендрек.
— Что есть? Где?
— А вот, — гордо сказал Ендрек и показал рукой на один из камней.
Наконец все это увидели. В камне была выбита небольшая стрелка, направленная вниз. Она не бросалась в глаза, но при некотором усилии её можно было заметить.
— Стрелка вниз, ну и что? — разочарованно скривилась моя мамуся. — Мы же все выгребли и ничего там не было…
Марек вылез на поверхность со странным выражением лица.
— Где все то, что вы отсюда выгребли? — сухо спросил он.
— Он слепой? — удивилась Тереза.
Ендрек, слегка растерявшись, показал на громадные кучи между двумя раскопанными колодцами. Там собралось все содержимое ямы, создав живописные холмы, которые было трудно не заметить. Марек посмотрел на них.
— Больше никуда не относили?
— В темноте? Конечно, нет!
— Боже мой! — испуганно прошептал Михал. — Мы что-то пропустили.
— Значит, просмотрите все ещё раз, — холодно ответил Марек. — Я с вами с ума сойду, вас ни на минуту нельзя оставить — сразу что-нибудь натворите! Столько людей, и никто не заметил стрелки. Ясно же видно, что она выбита несколько десятков лет назад!
— Не знаю, откуда нам знать, что несколько десятков, может сотен или совсем недавно, — сердито запротестовала Тереза.
— Так видно же! И корова заметит!
— Ни одна корова в колодец не заглядывала, — обиженно напомнила моя мамуся.
— Мы искали сундук, а не наскальную живопись, — сладко объяснила Люцина. — Кроме того, было темно…
— Зато теперь все видно. Делайте, что хотите, но придётся обыскать эти кучи. Упаси вас бог, что-нибудь сбросить в колодец, откладывайте в сторону все, что не камень. А я, на всякий случай, ещё раз проверю эту яму…
Из обиженного оцепенения родственников вывел Михал Ольшевский, который первым, с диким энтузиазмом ринулся на каменные кручи. Через минуту его примеру последовали остатки провинившихся, несколько смущённые отсутствием информации о цели поисков. Кучи камней сменили место, переместившись ближе к полю, а возле хлева выросла гора самого разнообразного мусора. Тётя Ядя не выдержала, фотоаппарат сам впрыгнул в руки. Тереза перестала ругаться — у неё иссякли силы, моя мамуся упрямо требовала определить цель поисков. Разгорячённым Михал бросил работу, съездил в музей, оформил себе служебную командировку в Волю и очень быстро вернулся. Марек очень тщательно обследовал внутренности колодца, после чего не выдержал и тоже принял участие в каторжном помешательстве.
Ближе к вечеру, разгребая гору отложенного в сторону мусора, он наткнулся на небольшую, плоскую, металлическую коробочку, старую, но достаточно хорошо сохранившуюся.
— По моему это, больше ничего не подходит, — сказал он задумавшись и обратился к Франеку. — У вас нигде нет маленького плоского ключика?
Франек вытер пот со лба и посмотрел на коробочку.
— Есть старый отцовский хлам, — ответил он неуверенно. — Я думаю, там может быть и ключик. Выбросить это я так и не собрался…
Он скрылся за коровником. Родственники оторвались от каторжной работы и уставились на коробочку. Михал ощупал её со всех сторон.
— Табакерка конца прошлого века, — рассудил он. — Иногда их запирали на ключ, но редко. Вы думаете?..
— Посмотрим. Могло случиться так, что война осложнила дело. В любой момент все могли погибнуть. Они могли передавать сообщение о сундуке устно, но в подобной ситуации могли что-то и оставить. Может, письменное сообщение… Отец Франека собирался сказать ему об этом перед смертью.
— Ну и сказал, — перебила Люцина, — что здесь…
— Вот именно. И что должно означать это «здесь»? Не сундук, а только сообщение. Он бросил коробку в сухой, засыпанный колодец и выбил на стене стрелку, которая должна попасться на глаза при первой же попытке раскопок…
— Значит она была возле поверхности? — заметила моя мамуся.
— Вот именно. Благодаря этому, теперь она оказалась почти на самом дне. Её можно было найти без всей этой работы.
— Черт побери, — уныло сказал Ендрек.
— Это чудо, что она вообще не пропала, — вздохнула тётя Ядя.
— Ещё не известно, в этой ли коробочке дело, — засомневалась Люцина.
При мысли о том, что коробочка окажется ненужной и придётся возобновить поиски, всем стало не по себе. Ендрек три раза сплюнул через левое плечо. Михал посмотрел на Люцину с болезненным упрёком. Моя мамуся внезапно вспомнила, что у неё есть желудок и схватилась за правый бок.
Франек вернулся с несколькими ключами. Один из них подошёл к заржавевшему замочку. Он повернулся в замке. Родственники затаили дыхание.
В коробочке лежал белый конверт, сложенный пополам и слегка пожелтевший от влаги. Все затаили дыхание и уставились на него. Марек подсунул конверт Михалу.
— Вынимайте осторожно, может рассыпаться…
Страшно бледный Михал вынул конверт как святыню и величайшей осторожностью развернул его. Он оказался заклеенным, а вообще держался неплохо. Адреса на нем не было.
— Я думаю, что это он, — пробормотал Франек после долгого всеобщего молчания. — Тот, который получил отец, и которого я потом нигде не мог найти…
— Я думаю, что мы простим его за это, — добродушно заметила Тереза. — Может, откроем?
— Лучше дома, — неуверенно ответил Михал.
— Лучше, лучше, — настаивала тётя Ядя. — Здесь опасно. Мне все время кажется, что этот бандит за нами подглядывает…
— Если он хоть немного соображает, то должен подглядывать за нами постоянно, — рассудила я.
— Пойдём! — заторопилась моя мамуся. — Не понятно, чего вы ждёте…
Это было похоже, как минимум, на процессию при коронации. Первым шёл Михал, держа конверт в раскрытых ладонях, словно корону на атласной подушке. За ним выступали Марек и Франек, как слуги или ассистенты. За ними толкались женщины, а замыкал процессию Ендрек, на всякий случай, с вилами в руках. Тётя Ядя, несмотря на страхи, не выдержала, отпрыгнула в сторону и сделала несколько снимков. Во дворе Михал споткнулся о Пистолета, который, гоняясь за кошкой, бросился ему под ноги. Михал уронил конверт и тут же на него наступил.
Все втиснулись в комнату на втором этаже. Помещения внизу казались нам недостаточно безопасными. Если бы у Франека была башня, несомненно, мы забрались бы и на неё.
Михал положил на стол притоптанный конверт, выбрал один из шести подсунутых ему инструментов — вязальную спицу номер 2, остановил дрожь в руках и осторожно вскрыл послание. Внутри оказался исписанный листик бумаги, появление которого было встречено вздохом облегчения, похожим на выпуск пара из паровоза. До последней минуты, все боялись, что конверт окажется пустым. Михал благоговейно расправил листок.
— Почерк последнего Лагевки! — проинформировал он осипшим от волнения голосом. — Боже мой!.. Слушайте: «Уважаемый друг! Перед лицом грозящей отовсюду смерти, я нарушаю данную отцу клятву и письменно оставляю известие, до сих пор передаваемое из поколения в поколение устно. В случае моей смерти, вы останетесь единственным распорядителем доверенного нам имущества. Оно лежит там, откуда вы на протяжении долгих лет черпали источник жизни, на самом дне. Документы скрыты в подвале дома, в котором я сейчас живу. Да даст нам бог пережить это страшное время.» Подпись. Болеслав Лагевка. И дата. Венгров, 1 октября 1939 года.
Михал опустил руку с листочком и обвёл нас загоревшимся взглядом. Мы в свою очередь уставились на него.
— Он чувствовал, бедняга… — жалобно вздохнула тётя Ядя.
— Источник жизни! — застонала Люцина. — Матерь божья… На самом дне…
— Колодец?.. — неуверенно предположила я.
— Какой, ради бога, колодец?!!! — взбунтовалась Тереза. — Мы обыскали уже два, нет, три, если считать тот, что в Тоньче! Сколько ещё будет этих колодцев?!!..
— Ничего нового. — Спокойно сказала моя мамуся, отодвинула кресло и села за стол. — Я с самого начала знала, что искать надо в колодце.
— Откуда вы черпали источник жизни, — произнёс Михал, находящийся в полуобморочном состоянии. — Источник жизни и на дне… Это должно быть в здешнем старом колодце!
— Может, кто-то все украл, — уныло заметила я. — Франек, ты был здесь все время…
— Ни из какого колодца никто ничего не воровал, — твёрдо ответил Франек, в его голосе зазвучало отчаяние. — Бога ради, не думаете же вы, что это я!.. Или мой отец!.. Боже!..
— Идиот, — остановила его Люцина. — Не трогай себя и своего отца, хорошо? Надо подумать.
— Над чем? — фыркнула Тереза. — Уже два колодца оказались пустыми, где ты возьмёшь третий, фаршированный?!
Люцина пожала плечами, отобрала у Михала свою спицу и воткнула её в клубок. Марек задумчиво уставился на окно.
— На конверте нет адреса, — медленно сказал он. — А если он писал кому-то другому…
— А отцу дал только на хранение? — оживился Франек. — И этот чёртов колодец в совсем другом месте, у кого-то другого? Может получиться и так!…
— Может, у покойного Менюшко? — ядовито подсказала Тереза.
— Освящали здесь, — напомнила я.
Михал посмотрел на нас взглядом полным отчаяния, после чего поднял листок:
— Антонию Влукневскому, сыну Франтишека в деревню Воля, — громко прочитал он. — Чёрным по белому написано…
— В таком случае, начнём заново старыми добрыми методами, — вздохнул Марек. — Франек, что здесь было раньше?…
— Ничего, все было как есть, — угрюмо ответил Франек. — Только жили мы в старом доме…
— Ой, а зачем вы его спрашиваете? Я то знаю лучше, — нетерпеливо прервала моя мамуся. — Я приезжала сюда, когда его ещё и на свете не было. Дом был в коровнике, а там, где мы сидим, росла смородина. Остальное стояло как сейчас, я все прекрасно помню.
— И ты не знала, где был колодец? — сердито спросила я.
Моя мамуся посмотрела на меня так, будто её осенило. Все замолчали и внимательно на неё смотрели. Что-то здесь было не в порядке…
— Действительно, зачем же ты расспрашивала про колодцы у Франека? — рассердилась Тереза.
— Ты забыла про колодец? — агрессивно вмешалась Люцина. — И что ещё ты так здорово помнишь?
Моя мамуся очнулась:
— Как это что? Все! Там где мы копали, колодца не было! Колодец был возле дерева, я сама доставала оттуда воду.
— У какого дерева? — неуверенно спросил Франек.
— Возле дуба. Он был возле первого, но ближе к дубу. Я совсем про него забыла!
В первую минуту казалось, что младшие сестры задушат старшую, а двоюродный брат им поможет. Если бы взглядом можно было убить, у нас бы получился ещё один труп. Михал Ольшевский подавил готовящиеся вырваться эмоции:
— Минутку, — поспешно произнёс он. — Когда это было? Он был самым старым?
— Вовсе не самым. Самым старым был тот, что мы раскопали вначале. Он уже тогда был старым и засыпанным. Тот, что возле дуба, тоже был довольно старым, дядя даже говорил, что надо выкопать новый, потому что в этом вода сделалась какой-то железистой…
Михал выпрыгнул из кресла и уселся обратно.
— Железистой!.. Если сундук был окован!.. Железо ржавело… Где это место?!!!
— Я же говорю — возле дуба…
— Матерь божья, третий колодец… — тихонько пропищала Люцина.
Тереза с чумным видом медленно поднялась с кровати:
— Неужели весь мир усеян колодцами наших предков? — спросила она странным голосом. — Может, мне до конца жизни раскапывать прадедовские колодцы?!.. Не нужны мне эти триста жемчужин!!!..
* * *
Третий колодец обнаружился через несколько часов поисков. Дуб, одинокий, старый и могучий, рос на краю вспаханного поля, в сорока метрах от развалин. Каменный круг находился примерно посередине. Даже удивительно, как его до сих пор не засыпали камнями, поскольку за коровником уже вздымались настоящие пирамиды.
Марек принял командование на себя. Не обращая внимания на протесты Михала и моей мамуси, он объявил перерыв в раскопках и отправил всех родственников на полевые работы. Подключившись к колодезной каторге, Франек абсолютно забросил хозяйство. Найденный колодец мы должны были раскопать только по окончанию уборки и раскопать за один раз, не оставляя злодею времени на махинации. Франек с облегчением вздохнул и на рассвете отправился в поле, родственники складывали снопы, тётя Ядя дала выход своей страсти и щёлкала что ни попадя, меня отправили в фотомастерскую для получения плёнки с подошвами убийцы. С плёнками пришлось ехать в Варшаву, поскольку в Венгрове тематика снимков могла вызвать ненужную сенсацию. То покойник, то громадные следы, то ещё что-нибудь необычное…
Моему приезду в Варшаву очень обрадовался отец, который как раз вышел в отпуск.
— Я хотел ехать в Волю завтра, — сказал он. — Но раз так, поеду сегодня, вместе с тобой. Сейчас соберусь.
Поэтому обратный путь я проделала вместе с отцом, которому я прокричала все сенсационные известия. Делать это было не совсем удобно, поскольку отец сидел сзади и приходилось кричать за себя. На переднем сидении он не хотел ехать ни за какие коврижки, поскольку тридцать лет назад пережил автокатастрофу, от которой до сих пор не оправился. Что из того, что я кричала, он услышал, не знаю, во всяком случае о подробностях он допытывался с большим интересом. Я старалось удовлетворить его интерес как можно полнее, поскольку на месте разговор с отцом о сокровищах исключался. Время от времени он снимал очки со слуховым аппаратом и переставал слышать, а снимал он их потому, что не любил. Выкрикивать тайну на всю округу было исключено, поэтому отец должен был все узнать по дороге. Если бы я знала, к чему это приведёт, то не произнесла бы ни слова.
В Волю я вернулась под вечер. На следующий день, все опять отправились в поле, а отец на рыбалку. Он мечтал об этом ещё с зимы и не существовало силы, которая бы заставила его отказаться. Люцина даже поддерживала его, надеясь, что он может что-нибудь поймать.
С уборкой надо было торопиться, потому что овёс начал осыпаться и даже пшеница созрела. Франек остался последним, он позорил всю деревню, а кроме того, как на зло, в этом году засеял больше, чем обычно. По телевизору обещали чудесную погоду, наверняка, того и гляди пойдут дожди. Мы работали как сумасшедшие, подгоняемые мыслью о колодце, который на этот раз не должен был обмануть наших надежд.
Вернулись мы вечером, в абсолютном изнеможении. За коровник отправился только Михал Ольшевский, который шесть часов работы провёл в музее и держался лучше всех, поскольку там от него никто не требовал слишком больших физических усилий. Из-за коровника он вернулся очень возбуждённым.
— Идите посмотрите! — позвал он нас страшным шёпотом. — Он раскопал колодец под дубом! Наполовину!…
Все как один бросили свои дела и помчались за ним, сообщив ужасное известие, он тут же умчался обратно. Тереза выскочила из ванны, мокрые Марек и Ендрек оставили кран во дворе, моя мамуся помчалась с огромным кухонным ножом, которым резала бекон для яичницы. Отец бежал последним, он один спрашивал, что случилось, поскольку зловещего шёпота Михала не услышал.
Третий колодец был частично раскопан. Он достиг глубины полутора метров, рядом лежала куча выбранных из колодца камней. Внутри стояла лестница, рядом лежала плетёная корзина с верёвкой, привязанной за ручку.
— Ну, знаете! — сказала Тереза с обидой и испугом. — Это наглость! Он даже не скрывается, и все оставил! Что за свинья!
Франек с недоумением разглядывал орудия труда:
— Наша лестница! — сказал он. — И наша корзина!..
— Не верю! — выкрикнула Люцина. — Не такой он идиот, чтобы среди бела дня!.. Это был кто-то другой!
— Немного работы он за нас сделал, — неуверенно сказала тётя Ядя.
— Ага! — со скрываемым удовлетворением ответил Ендрек. — Хорошо поработал!
— В чем дело? — спросил отец. — Больше я не успел, но завтра продолжу…
На мгновение воцарилась тишина. Все ошеломлённо смотрели на отца, который заглянул в колодец.
— Чем глубже, тем труднее, — озабоченно объяснил он. — За один день я не справлюсь, но послезавтра закончу.
— Спросите, о чем он — у меня сил нет, — слабо прошептала моя мамуся.
— Папа, это ты копал? — громко крикнула я.
— Конечно я, — ответил отец. — Больше никого не было.
У меня отнялась речь. Марек и Люцина смотрели на меня голодными взглядами. Отец сиял удовлетворением.
— Ты же пошёл на рыбалку! — простонала Тереза. — Как ты мог одновременно рыбачить и копать?..
— Что? — спросил отец.
Тереза набрала воздуха.
— Ты же пошёл на рыбалку!!! — страшно зарычала она.
— Да, я был на рыбалке, но клёва не было. Сегодня для рыбалки день неподходящий. Я вернулся и подумал, что смогу вам немного помочь…
К моей мамусе вдруг вернулись силы:
— Так почему ты не пришёл на поле? Помогать надо было там!
— А я знаю, где это? А здесь я знаю — это надо выкопать…
— Что ты наговорила отцу? — набросилась на меня Люцина.
— Богом клянусь, ничего! — поклялась я. — То есть, то что надо! Я говорила, что этого трогать нельзя, но он мог не расслышать. Я вообще не знаю, чего он слышал, а чего нет!
— Боже мой, что же делать?! — застонал Михал заламывая руки.
Франек задумчиво чесал голову, склонившись над колодцем. Моя мамуся, при помощи Терезы, воспитывала отца:
— Кто тебя просил раскапывать колодец! Что тебе в голову стукнуло?! Это мы раскапываем колодцы, а не ты!
— Если бы я знал, что это вам так нравится, — оправдывался отец, — надо было мне сказать…
— Нет, я больше не могу, — застонала Тереза и схватилась за голову.
Люцина начала хихикать. Тётя Ядя попробовала сгладить напряжение, отметив тот факт, что отца бандит не убил. Михал спустился в колодец и ощупывал камни под ногами. Марек тяжело вздохнул:
— Дурацкое положение, — озабоченно произнёс он. — Все устали. Надо бы это сторожить…
— Зачем? — сердито возмутилась Тереза. — Самое большее, что он может сделать — придёт и засыплет, и пусть засыпает, раскопаем обратно, мой шурин любит поработать.