Не отвечая на предложения о сотрудничестве, я забралась на развалины и посмотрела вокруг. Ручки нигде не было.

— Эй, здесь лежала ручка, — сказала я с беспокойством, — кто из вас её выбросил и куда?

— Может поможешь? — упрекнула меня Тереза.

— Сейчас. Сначала ручка. Слушайте, здесь лежала ручка…

— Какая ручка? — заинтересовалась тётя Ядя.

— Красивая. Она была здесь — получилась на твоей фотографии. Признавайтесь, где ручка?

— Никакой ручки я не видела, — сообщила моя мамуся, стоя над своим камнем.

— Я тоже. — Вздохнула Люцина и перестала долбить землю палкой с железным наконечником. — Если бы я нашла красивую ручку, я бы её не выбрасывала, а хорошо спрятала. Там никто ничего не делал.

— Да, но она была здесь, а теперь её нет…

Я спустилась с развалин и посмотрела на снимок, чтобы найти место залегания антиквариата. Я посмотрела раз, потом ещё, сравнила фотографию с натурой и поняла, что что-то не сходится.

— Брешете! — обвинила я их. — Все перевёрнуто и многого не хватает. Что вы здесь делали? Уничтожали семейные реликвии?

Все единогласно присягнули, что до развалин и пальцем не дотрагивались. Никто там ничего не делал, они занимались исключительно свалкой, а развалин никто не трогал.

— Как это не трогал, если они тронуты, причём основательно! Сами посмотрите! Здесь был холмик, а теперь яма, здесь торчали камни, вот… Теперь ничего не торчит, зато здесь завалено…

Люцина первая вырвала у меня из рук фотографию, но насмотреться на неё не успела. Все недоуменно и недоверчиво набросились на неё и начали с интересом сравнивать.

— Она права, — сказала Люцина. — Тут все выглядит по другому. Кто-то здесь рылся.

— Не может быть, никто здесь не рылся! — запротестовала моя мамуся.

— А это что? Само раскопалось?

— А кто рылся? Ты? Я нет.

— Я тоже нет. Тереза, ты рылась? Ядя, может ты?

Тереза очень убедительно возразила. Тётя Ядя с удивлением всматривалась в разницу между развалинами и снимком.

— Ничего подобного! — обиделась она. — Смотрите, какое вещественное доказательство у меня получилось… Действительно, весь этот кусок выглядит абсолютно иначе…

Мы уставились на преобразившиеся развалины, на заросли крапивы и большие запылённые лопухи, открывая все новые различия и не понимая происходящего. Больше всего я жалела потерянную ручку. Люцина показала пальцем на берёзку, которая раньше росла, а теперь лежала.

— Свежая, — заметила она, — ещё не высохла. Её вырвали недавно.

— А эта цепь? — вдруг обиделась моя мамуся. — Мы вытягивали её для того, чтобы здесь бросить? Не удивительно, что свалка не уменьшается, если собственные сестры подбрасывают мне всякий хлам!

— Я никакой цепи не подбрасывала, — с лёгким раздражением запротестовала Люцина.

— Как это нет? На фотографии видно! Теперь не отвертишься!

Я оглянулась. Огромная цепь, которой на фотографии были опутаны Тереза с Люциной, лежала возле развалин, на краю свалки. Тереза обернулась и тоже вытаращилась на неё.

— А это здесь откуда? Я же выволокла её аж туда, под забор!..

Наконец, всем стало ясно, что в работы по наведению порядка вмешалась какая-то внешняя сила. Ни одна из нас не тащила обратно чертовски тяжёлую цепь, которая перед этим была отнесена на добрый десяток метров в сторону. Тётя Ядя засвидетельствовала, что собственными глазами видела, как две взмыленные сестры бросили её возле зарослей акации. Тщательные поиски позволили обнаружить коровью челюсть, которая на фотографии лежала рядом с ручкой, а теперь оказалась в самом центре свалки. Что касается отдельных камней, проидентифицировать их не удалось.

— Похоже на то, что мы убираем, а кто-то приходит и подбрасывает новый мусор, — задумавшись, заметила Люцина. Он берет с развалин что ни попадя и бросает туда. Теперь у нас есть занятие до самого судного дня…

— У меня нет, — сухо прервала Тереза. — Я вернусь в Канаду, даже если здесь будет неубрано.

— Не понимаю, кому может мешать то, что мы наводим здесь порядок, — обиделась моя мамуся.

Я уже открыла рот, чтобы представить свои мысли по этому поводу, но посмотрела на Люцину и прикусила язык. Было похоже, что она думала о том же. Тётя Ядя выдвинула несмелое предположение, что Франек таким тактичным способом пытается дать нам понять, что не желает у себя никаких перемен. Или Ванда — его жена. Или Ендрек — его сын.

— Не может быть, — энергично вмешалась моя мамуся. — Они могут восстановить свалку и после того, как мы уедем. Но я их сегодня же спрошу…

Проведённое вечером расследование доказало невиновность всех обвиняемых. Франек целыми днями работал в поле и не имел времени на глупые шутки. Ендрек не проявлял никакого интереса. Он был чуть живым, поскольку отец запряг его как першерона, о подбрасывании цепей он и думать не мог. Ванду очень смешили чудачества родственников из города, но она не собиралась принимать в них участия, имея достаточно забот по хозяйству и больное колено. Туристов в деревне не было, местное население не проявляло к нам никакого интереса. Короче говоря, преступников не было.

— Значит, завтра берёмся за эту свалку все вместе, — решила я. — Уберём весь мусор до конца и посмотрим, что из этого выйдет. Подбросят новый или нет…

Незадолго до рассвета Люцина проснулась в холодном поту. Ей приснилось что-то ужасное. В темноте, тихо, бесшумно и как-то кровожадно некто крался к развалинам. В его руке была красивая ручка с фотографии. Люцина сидела скрючившись за обломком стены и пыталась не дышать, чтобы некто не догадался о её присутствии. Тучи на небе полностью закрыли луну, почти ничего не было видно. Некто подкрадывался и подкрадывался. Понемногу. Все ближе. Страшное напряжение возрастало. Люцина панически боялась, и окаменела от страха до такой степени, что, даже пожелай, не смогла бы пошевелиться. Некто остановился за заслоняющей её стенкой — на фоне неба выделялся чёрный силуэт. Одной рукой он толкнул какой-то камень, который раскрылся как двери, другой — поднял вверх ручку. В этот момент тучи освободили луну и его лицо осветилось. Он так и замер, освещённый лунным светом. В поднятой вверх руке поблёскивала золотом ручка… Люцина не рассмотрела его лица, зато хорошо запомнила выражение. Это было выражение такого смертельного страха, нечеловеческого испуга и дикой тревоги, что в Люцине что-то сорвалось. Она обрела способность к движению и подскочила, чтобы посмотреть на то, что за камнем…

И проснулась. Мгновение она лежала, приходя в себя и восстанавливая в памяти кошмарный сон, в котором произошло не так уж и много и не так уж и страшно. Подумаешь, подкрался и замахнулся ручкой. Ужас заключался в настроении, в атмосфере, в осознании того, что от вида, открывающегося за камнем, перехватывало дух…

Быть может, она повернулась бы на бок и заснула снова, если бы ей не припомнился другой сон. Тогда она снимала виллу с садом, огороженным сеткой. Её комната была на втором этаже. Ей приснилось, что кто-то зашёл через калитку, прошёл через сад, вошёл в дом и начал подниматься по лестнице. Она отчётливо видела, как он входит на лестничную площадку, тихо приближается к двери, протягивает руку, поворачивает дверную ручку…

Она проснулась, просыпаясь, машинально включила ночник и увидела, теперь уже наяву, как медленно открываются двери её комнаты…

На мгновение все замерло — и Люцина, и двери и, возможно, тот, кто за ними стоял. Потом Люцина вскочила с кровати, схватила халат и, зажигая по дороге весь свет, выскочила в холл. Там никого не было. Она проверила весь дом — входные двери были закрыты. Потушив свет, она отправилась спать. Наутро, при свете солнца, оказалось, что от калитки до окна веранды, туда и обратно, на грядках отпечатались свежие следы мужской обуви…

Под влиянием воспоминаний она не выдержала. В чем в чем, а в трусости её упрекнуть было нельзя. Она тихо встала, одела халат, тапочки и спустилась вниз. Начинало светать, и кое-что уже можно было рассмотреть. Она прошла через двор, обошла вокруг коровника, приблизилась к развалинам, подошла к приснившемуся месту. И увидела то, что там было…

Я проснулась от того, что меня дёргали за плечо. В сером свете начинающегося утра я увидела над собой лицо Люцины.

— Просыпайся, вставай быстрее, — шептала она. — Я не знаю, что делать, потому что милиция не разрешает ничего трогать, нельзя затаптывать следы, я не знаю, как рассказать все твоей матери и Терезе, может, Ядя опять окажет свои фотографические услуги. И вообще, вставай и посмотри сама, вдруг у меня галлюцинации — пойдём, только тихо, надо подумать…

Я была абсолютно уверена, что несколько минут назад она свихнулась, и, как можно быстрее, встала, чтобы её не расстраивать. В расстроенных чувствах она могла разбудить меня и топором… Люцина жестами подгоняла меня и продолжала шептать.

— Кажется, у нас новый покойник, интересно, есть ли у него наши адреса, кто-то должен дежурить, надо им сообщить, пока не проснулось все село, быстрее, а то кто-нибудь его украдёт, и опять будут говорить, что я все придумала…

В этот момент снаружи раздался протяжный, мрачный, пронзительный собачий вой. Пистолет Франека сообщал, что, по его мнению, что-то не в порядке. Через мгновение к нему тонко и жалобно подключилась соседская сучка, Мальва. Спящая под противоположной стеной Тереза пошевелилась и вздохнула. Люцина дёрнула меня за руку.

— Быстрее! — прошипела она и бросилась к дверям.

Я помчалась за ней, усомнившись в её сумасшествии.

— Может, ты скажешь, в чем дело? — спросила я её на лестнице.

— Сама увидишь. Скорее! Надо успокоить этих собак.

Пистолет сидел за коровником, задрав голову, и выл с таким вдохновением, будто давно поджидал удобного случая. Люцина затопала ногами и прогнала его грозным шёпотом. Теперь выли как минимум четыре собаки.

— Я думаю, что они узнали про твою находку, — расстроилась я. — Нам с ними не справиться. Что здесь и где?

— Черт с ними, с собаками… Там. Иди и посмотри. Там, где было расчищено.

Я направилась к развалинам и остановилась.

— Ты хочешь меня шокировать? — спросила я с подозрением. — Если там настоящий труп, пусть подождёт!

— Шок тебе не повредит, быстрее придёшь в себя. Да, настоящий труп. Свежий, в хорошем состоянии. Человеческий.

Неуверенно, одурманенная всем сразу, и ранним часом, и собачьим воем, и болтовнёй Люцины, я приблизилась к развалинам, и действительно… В мгновение ока я пришла в себя. В том месте, где вчера я искала ручку, лежал самый настоящий труп. Я плохо разбираюсь в трупах, но если у кого-то разбита голова и взгляд неподвижно устремлён в небо, он должен быть трупом. Я глубоко вздохнула, собралась с духом и героически постаралась к нему присмотреться.

— Ну? — с триумфом произнесла стоящая сзади Люцина. — Что скажешь?

Звучало это так, будто она лично его убила, причём после долгих стараний. Я пока не знала, что сказать, и отодвинулась, поскольку зрелище было не из приятных.

— Ты уверена, что ему уже ничто не поможет? — вяло спросила я.

— Абсолютно, — спокойно ответила Люцина и тоже отошла на несколько шагов. — В конце концов, я когда-то была медсестрой. Проверила. Готов.

— Это ты его грохнула? Он копался в развалинах?

— Чокнулась? Проснись, наконец! Я его здесь нашла. Только что. Надо что-то делать.

— Вот Тереза обрадуется! — невольно вырвалось у меня. — Конечно, надо. Надо сообщить в милицию.

— Слушай, может сначала обыщем его? Если у него снова наши адреса, будет скандал.

— Даже если и есть, не станешь же ты их воровать! Вот тогда будет скандал! Я его обыскивать не хочу. Жаль, что Марека нет.

Люцина посмотрела на меня, так будто её посетила свежая мысль.

— Как быстро ты сможешь его сюда вытащить? — поспешно спросила она. — По-моему, теперь без него не обойтись?..

— Три часа, — ответила я, кивая головой. — Но начинать надо с милиции.

— Жаль. Если бы не собаки, я бы часа три присмотрела, чтобы его никто не трогал. Я знала — что-нибудь произойдёт, но не была уверена и не думала, что так быстро. Интересно, это он обрабатывал свалку или тот, кто его убил…

Я опять кивнула. Люцина действительно думала так же, как я. После ручки, цепи и коровьей челюсти следовало ожидать каких-то событий. Совершенно ясно, что здесь происходит что-то странное. Я оглянулась и увидела, что со вчерашнего вечера территория не изменилась. То есть, одно из двух: либо вредителю помешали, удалив его с этого света, либо вредитель не смог, занимаясь удалением с этого света нежелательного свидетеля. А может, кто-то третий, наткнувшись на преступление, предпочёл временно воздержаться от действий…

— Все-таки придётся это расчистить, — сказала я убеждённо.

— Только не сейчас, — трезво заметила Люцина. — Иди и начинай что-то делать, сейчас сюда слетится все село.

Что касается села, из-за полевых работ слетелась только половина. На пост милиции, находящийся в полутора километрах, я поехала не сразу, сначала отправилась на шоссе, где мне посчастливилось встретить молочную цистерну. Шофёр, любитель детективов, не только согласился позвонить в Варшаве по данному ему номеру телефона, но, услышав о преступлении, с большим воодушевлением предложил привезти этого мужчину лично. В восемь часов они будут здесь. Я похвалила его идею, поблагодарила, и цистерна рванулась вперёд на недоступной грузовикам скорости.

Исполнив свои обязанности, я вернулась к дому Франека. Со стороны дороги развалины караулил Ендрек, страшно довольный выдавшейся минутой отдыха. Сторожить труп для него было намного приятней, чем работать в поле, он был почти благодарен убийце за услугу. С другой стороны, возле поля, собрались остальные родственники, постепенно приходящие в себя после первого шока. Тётя Ядя дрожащими руками заряжала в фотоаппарат новую плёнку, использовав предыдущую для полной обработки места происшествия. Тереза ругала меня и Люцину.

— И чего вы по ночам шляетесь, будто вам блохи спать не дают! Я проснулась от какого-то воя. Нет, я с вами не выдержу!..

— Это не мы выли, — невинно перебила её Люцина. — Это собаки…

— Все равно! На кой черт тебя туда понесло! Чего ты бегаешь, вместо того чтобы спать?! Тебя глисты мучают?! Не могла подождать до утра?!

— Не могла, надо было посмотреть, что там такое.

— Могла и утром посмотреть! И вообще, его мог найти и кто-нибудь другой! Опять все свалят на нашу семью!

— Но теперь она сможет помочь милиции, — утешила моя мамуся. — Она видела убийцу и знает, как он выглядит.

— Ничего подобного, — с непробиваемым спокойствием ответила Люцина. — Вовсе я ничего не знаю.

— Как это? Ты же сказала, что видела его лицо!

— Во-первых, это было не лицо, а только смазанная испуганная маска. А во-вторых, это был не убийца.

— А кто?!

— Не знаю. Чужой человек. И зачем он приходил, не знаю.

— Это понятно, — злорадно заметила Тереза. — Он приходил за этой красивой ручкой. Вы специально все придумываете, чтобы я в отпуске не соскучилась?

— Подождите, а кто этот покойник? — спросила я. — Тоже чужак? Кто-нибудь из вас его знает?

— Франек говорит, что, кажется, когда-то его видел, — сказала моя мамуся, а подпирающий коровник Франек тяжело вздохнул и махнул рукой. — Но не знает, где и когда, а милиции вообще признаваться не будет. А Марек наконец займётся этим серьёзно?..

Милиция приехала довольно быстро, переполошив воем сирен все окрестности. Люцина хладнокровно рассказала представителям власти оба сна, объясняя посещение древних развалин посреди ночи. На этот раз наших адресов у трупа не было. Что у него было, нам не сказали, а подсмотреть мы не могли, поскольку всех нас сразу же увели из-за коровника во двор. Собака дошла по следам до стога сена под лесом, а потом до автобусной остановки, но не сообщила, по чьим следам идёт — убийцы или жертвы. Со следа Люцины её вернули сразу.

О присутствии Марека на месте преступления я догадалась, когда цистерна с молоком, теперь уже пустая, в гоночном темпе пронеслась через все село, громко сигналя и распугивая домашнюю птицу. Я сразу поняла, что он вышел из машины там, где не обратил на себя внимания. О том, что он делал потом, я надеялась узнать позже.

Прибывшие представители властей провели предварительное следствие, которое позволило нам обогатить багаж собственных знаний. Это далось без большого труда, поскольку следовало из задаваемых вопросов. Покойника звали Веслав Турчин, приехал он, кажется, из Люблина, убили его около трех часов ночи, незадолго до прихода Люцины, ударив камнем по голове. Можно сказать, что убийца ударил, а Люцине тут же приснилось. Камень не нашли — все единодушно решили, что он был утоплен в болоте. Преступник зашёл на луг, бульк, и привет — орудие убийства пошло ко всем чертям. Собака могла поспособствовать в решении этого вопроса, но из любопытства на лугу собралась половина села.

Длительные переговоры с местным населением тоже дали некоторые результаты. Разговаривали мы с Люциной, остальные родственники сидели в садике перед домом, который был неплохим наблюдательным пунктом, куда доставлялись очередные донесения. Мужчина был чужим, но пару раз его видели. Время от времени он появлялся, шатался по селу, по кладбищу и по лесу, ни с кем не заговаривал, никто кроме священника его не знал. Но священник умер два месяца назад, значит, спросить у него не получится. Выглядел мужчина обычно, пристойно, никаких подозрений не возбуждал, никто не обращал на него внимания. Первый раз он появился примерно весной…

Перед самым отъездом у милиции появился ещё один вопрос. Его задал молодой сержант, высокий и щуплый, но жилистый. У него были светлые волосы, голубые глаза и милое лицо, а на лице — выражение глубокой задумчивости и озабоченности. Он уже сел в патрульную машину, но задержался, посмотрел на нас и вошёл в полисадник.

— Может, вы слышали фамилию Лагевка? — спросил он с надеждой.

Мы посмотрели на него, после чего все взоры устремились на Люцину. Люцина сморщила брови, посмотрела на сержанта, потом куда-то вдаль, потом потрясла головой.

— Нет, — сказала она с искренним сожалением. — Лагевка… Нет, никогда в жизни. И ни с чем не ассоциируется.

— Жаль! — одновременно произнесли сержант и тётя Ядя, кто с большим разочарованием, неизвестно.

— А кто это? — поинтересовалась моя мамуся.

— Я даже не знаю, может, его уже нет, — вздохнув ответил сержант. — Нет, ничего особенного, жаль, что вы не знаете…

Он вернулся на дорогу, сел в патрульную машину, и остатки милиции отбыли, оставив нас в состоянии глубокого замешательства. Неужели мы подцепили нового Менюшко?..

Марека я нашла после полудня на кладбище. Он расхаживал между могилами и внимательно изучал все надписи. Со стороны церкви за ним наблюдал какой-то мужичище, занятый ремонтом тачек. На кладбище было безлюдно, солнечно и даже приятно. Здесь царило спокойствие, и жужжали пчелы. Деревенскую тишину нарушали только поскрипывание надгробных табличек, до которых в познавательных целях добирался Марек, и действия мужичищи, большей частью заключавшиеся в стуке молотком по железу.

— Ты с ума сошёл? — набросилась я на Марека. — У тебя с головой плохо? Хочешь, чтобы Люцина нашла и твой труп?

— Мой труп? Зачем это?

— Покойник тоже ходил по кладбищу — и на кого он теперь похож? Хорошо, хоть со священником ты не поговоришь.

— Со священником я уже поговорил.

— С тем, который умер два месяца назад?

— Нет, с теперешним.

— Ну и что? Что ты здесь нашёл?

— Могилы твоих предков. Все в земле, ни одного склепа. Это удивительно, чтобы на таком кладбище не было ни одной солидной могилы, ни одной часовни. Здесь же жили какие-то графы. И где их хоронили?

— По случаю могу объяснить. На старом кладбище. Когда-то здесь не было ни кладбища, ни церкви, и люди мотались страшно далеко, в какое-то другое село. Лет сто назад местная графиня основала церковь, трактуя это как взятку, за которую небо должно было одарить её чувствами нашего прапрадеда. Небо обязанностей не выполнило, прапрадед смылся, и графиня в расстроенных чувствах покончила с собой, завещанием запретив хоронить графские тела на этом кладбище. Таким образом, кладбище осталось в распоряжении приличных людей, и не заразилось выродившейся аристократией.

Марек смотрел на меня подозрительно, одновременно с интересом и отвращением.

— Что за бред ты несёшь? Только что придумала?

— Это не я, это Люцина. Продаю, за что купила. Из всего этого фактами являются только наличие церкви и кладбища, ну и, как сам видишь, отсутствие графов. До самой войны их хоронили на старом кладбище. Кроме того, на церкви нет никакого упоминания об основателе, потому что графиня проделала все анонимно. Люцина все тебе расскажет со многими подробностями. Кажется, точно все знал только первый священник…

Я замолчала, потому что кое-что пришло мне в голову. Покойник весной говорил со священником — и тот умер. Умер, как по заказу, как раз в нужный момент, чтобы от него нельзя было ничего узнать…

Я оторвала Марека от раскопок очередной присыпанной таблички.

— Послушай, а ты уже узнал, как умер предыдущий священник?..

— Не так, как ты думаешь, — ответил он сразу. — Обычно умер, от старости. Ему было больше восьмидесяти лет, плюс плохое здоровье. Никто его не убивал. Я об этом подумал и проверил. Это дело меня заинтересовало, возможно, придётся съездить в Люблин…

Он углубился в заросли боярышника и ежевики, методически обследуя самую старую часть кладбища. Зачем — я не понимала. Я не полезла за ним в эти колючие джунгли, и вернулась к выходу, подождать его у ворот. Я подняла с земли длинный тонкий прутик и рисовала на земле узоры, стараясь одновременно думать и наблюдать за мужичищем, который мне не нравился и неприязненно рассматривал меня исподлобья.

— Что это за бандит сидит возле церкви? — спросила я, когда мы покидали кладбище. — Он на меня как-то плохо смотрит.

— Местный гробовщик. До сих пор ничего плохого не сделал, хотя действительно похож на разбойника. Просто он необщительный.

— Выражение лица для гробовщика подходит. Слушай, милиция придумала новое имя — Лагевка. Ты уже знаешь, кто это?

— Знаю. Девичья фамилия матери покойника. Сына Марии Лагевки. Люцина ничего не вспомнила?

— Ничего, хоть и старалась. Никто про него не слышал. Не может быть, чтобы в таком семейном деле все время появлялись чужие люди!

Марек молчал так долго, что в конце концов я не выдержала, остановилась на песчаной дороге и посмотрела на него. Его лицо было невинно покорным, а глаза полны глубоких раздумий. Скорее всего, это означало, что он уже сделал какое-то сенсационное открытие. Но было понятно, что мне он ничего не скажет.

— Ну, говори же! — нетерпеливо потребовала я. — Я же вижу, что ты что-то знаешь! Пока не расскажешь, я отсюда не двинусь!

— Двинешься, двинешься. Долго на такой жаре не выдержишь. Но кое-что я могу сказать. Очень возможно, что эти чужие люди скоро окажутся не такими уж и чужими…

Осчастливив меня этой информацией, он спокойно отправился дальше, к дому. Я, конечно же, двинулась. На таком солнце, посреди пыльной дороги, долго никто не выдержит…

Через два дня от свалки за коровником не осталось и следа. Мы работали вместе с утра до вечера, с интересом ожидая результатов. Беспокойство по поводу наших действий проявляла только Тереза.

— Не понятно, правильно ли мы поступаем, — боязливо сказала она. — Опять кого-нибудь убьют…

— Какое отношение это имеет к делу? — удивилась Люцина, закрепившись на вершинах притворства. — Убивать будут независимо от наведения порядка. Кроме того, при Менюшке, насколько я знаю, никто здесь не прибирал. Одно с другим не имеет ничего общего.

— Не знаю…

— Завтра убедишься.

— А при случае, может, мы найдём этот старый колодец, — одобрительно добавила моя мамуся.

— Но если завтра утром здесь будет лежать новый труп… — начала сопротивляться Тереза.

— А ты предпочла бы старый? — поинтересовалась Люцина. — На такой жаре из двух зол — лучше новый…

Тереза поспешила оставить тему. Я договорилась с Люциной, кто из нас появится здесь на рассвете, чтобы изучить происшедшие перемены, после чего без труда уговорила тётю Ядю увековечить очищенную территорию. Люцина питала большие большие надежды и с нетерпением дожидалась следующего утра.

Назавтра оказалось, что ничего не произошло. Очищенное от железа и мусора подножие хлева осталось нетронутым. Моя мамуся торжествовала, Люцина была глубоко разочарована.

— И что теперь? — спросила она немного безнадёжно. — Столько работы проделали, и все впустую?

— Похоже, что нам мешал этот покойник, — неуверенно ответила я.

— Да, а кто же его убил! Я рассчитывала на продолжение! Происходит же здесь что-то…

Некоторое время мы присматривались к моей мамусе, которая глядя под ноги блуждала по бывшей свалке, время от времени она наклонялась и разрывала своим ножом небольшие ямки. Казалось, твёрдо утоптанную землю можно расковырять только киркой.

— По-моему, надо что-то делать, — вздохнула я. — Не может быть, чтобы он так внезапно затаился. Я тоже думаю, что что-то происходит, и чем больше происходит, тем быстрее мы отгадаем, что именно. Пока я не понимаю, что ему, собственно, нужно.

— Так давай за дело! — загорелась Люцина. — Можем раскопать развалины!

— Развалины жалко, все-таки старина…

— Может, много копать и не придётся, вдруг, он вмешается сразу. Мы же не можем все бросить!

С последним утверждением я согласилась без колебаний. Я стояла под стеной коровника и смотрела на утоптанный грунт. Кроме того, что надо что-то делать, в голову ничего не приходило.

— Никаких следов нет, куда она могла подеваться, — недовольно сказала моя мамуся, выпрямляясь над очередной ямкой. — Где-то здесь должна быть верхушка.

— Какая верхушка? — поинтересовалась Люцина.

— Верхушка колодца. Остатки кладки. Я думала, что без мусора легко её найду…

— Ах!.. — сказала Люцина.

Мы посмотрели друг на друга, одинаково обрадовавшись идее. Конечно, мы же можем искать колодец! Причины поисков не имеют никакого значения, пусть их выдумывает моя мамуся…

Смертельно удивлённая Тереза не скрывала опасений по поводу наших умственных способностей. Её удивлял не столько энтузиазм старшей сестры, которая давно скучала по колодцам, сколько тот факт, что мы с Люциной вдруг начали её горячо поддерживать. Мы вцепились в колодцы, как репей. Несмотря на дикую жару и вонь из коровника, мы втроём долбали окаменевшую почву, приглашая поучаствовать в этом необыкновенном мероприятии и Терезу с тётей Ядей. Тётя Ядя уже начала сдаваться, но Тереза твёрдо отказывалась.

— А когда мы его найдём, то можем и раскопать, — шепнула мне Люцина, вытирая пот со лба. — Что нам мешает. Может, что и получится…

— Только побыстрее, а то мы зажаримся здесь, как на сковородке…

— Вы чокнулись окончательно, — испуганно сказала Тереза, увидев, что тётя Ядя берет вилы. — У вас солнечный удар. Я ухожу, потому что боюсь помешанных…

Каменный панцирь за коровником поддался только после привлечения на помощь Ендрека. Жнива ещё не начались, луг был скошен и Франек, посвящённый в наши с Люциной планы, несколько одуревший и расстроенный ситуацией, делегировал сына на раскопки. Ендрек довольно быстро наткнулся на каменный круг — остатки кладки колодца, и с разбегу начал выгребать из него разный мусор.

До захода солнца нам удалось выкопать яму глубиной около полуметра. На утро наше достижение было полностью уничтожено. Ямы не было, её заполнили камни из развалин.

Меня силой вырвали из сна и притащили за коровник, где над засыпанной ямой кипели семейные страсти. Люцина повизгивала от удовольствия. Тереза допытывалась у своих тупых безмозглых идиоток-сестёр, когда до них наконец дойдёт, что какой-то негодяй пробирается сюда ночь за ночью с недвузначным намерением истребить все население. Разрумянившаяся тётя Ядя щёлкала фотоаппаратом, бормоча какие-то упрёки Люцине, которая, как известно, любит шляться по ночам и славится своей изобретательностью. Люцина, больше для развлечения, бросала подозрения на меня, утверждая, что я намеренно создаю сенсации, необходимые мне для следующей книги. Тереза усомнилась в существовании негодяя. Ендрек хихикал в сторонке.

В мою мамусю вдруг вселился дьявол — в ней проснулся характер прабабок.

— Мне все равно, кто это делает, я эту сволочь не прощу! — сердито сказала она. — Ендрек, давай раскапывать!

Ендрек сразу перестал хихикать. Тереза издала протяжный стон и заломила руки. Люцина поддержала старшую сестру, подзуживая её против сволочи и призывая к раскопкам. Я пошла по её следам, увидев, что все наши начинания за коровником вызывают немедленную реакцию таинственного противника, который, в конце концов, может допустить какую-то ошибку и проявить себя. Это позволит разрешить загадку. Другого пути не было. Мимолётно я заинтересовалась, какой бы эффект дало разрушение коровника, но с самого начала было ясно, что проверить этого не удастся, поскольку три ни в чем не повинные коровы Франека не могут остаться без крыши над головой. Несмотря на раннюю пору, в голове блеснула мысль, что рано или поздно упорная война за яму позволит поставить бандиту ловушку.

Марек принёс новости как раз тогда, когда объект конфликта достиг глубины трех четвертей метра. Он посмотрел на нашу работу с таким выражением, что дырявый чугунный котёл, который я относила в сторону, вылетел из моих рук. Как можно скорее я объяснила ему настоящие причины нашей любви к каторжному труду и намекнула на капкан. Люцина бросила в меня половину кухонной конфорки, сердитым движением подбородка показывая на Терезу.

— Не слушай её, она дурачится… — начала она убедительно.

— Я уже давно догадалась, в чем тут дело, — прервала её расстроенная Тереза. — Сокровища вы ищите, как же!.. Мне вы глаз не замылите, я отлично знаю, что вам нужен ещё один труп!

— Какой труп? — удивилась моя мамуся. — Я не слышала, чтобы дедушка засыпал в колодце труп… Да и вообще — он бы давно испортился.