Павлик был сильно разочарован.
      - Выходит, из всего блокнота нам пригодилось всего ничего, - мрачно говорил он, когда они с Яночкой наконец оставили дедушку в покое и вернулись к себе на первый этаж. - Что мы узнали в результате всей этой каторжной работы? Что у покойного дядюшки были каталоги Гиббонса и Цумштайна, книга о фальшивых марках и все?
      - И что книгу он одалживал двум типам, Казику и Фелеку, - дополнила Яночка. - И еще у него был польский каталог марок. Но самое странное то, что сам он не был филателистом, не коллекционировал марки! Зачем тогда ему были нужны каталоги?
      - Может, собирался коллекционировать? - предположил брат. - Или получил от кого-нибудь марки и хотел их в каталоге найти. Или, может, когда-нибудь в молодости и собирал марки, а потом перестал. И еще тогда приобрел старые каталоги. Давай-ка посмотрим, какого они года выпуска.
      Каталог польских марок был выпущен восемнадцать лет назад, каталог Цумштайна был еще старше. Оба выглядели вполне прилично, хотя и несколько потрепанно.
      - Не просмотреть ли каталоги? - с возродившейся надеждой предложил Павлик. - Будем хотя бы знать, что его интересовало.
      Оба кинулись к каталогам. Павлик схватился за Цумштайна, Яночка за польский. Действительно, хоть какая-то надежда, а то оба совсем пали духом. Таким заманчивым представлялось расследование марочной аферы и такие ничтожные результаты! Правда, принимаясь за расшифровку записей в блокноте давно умершего дядюшки пани Амелии, они весьма туманно представляли, зачем им это нужно и чего, собственно, ожидают, но все-таки... И вот теперь, тоже не зная толком, что им могут дать пометки в каталогах, они тем не менее со вспыхнувшей вновь надеждой занялись ими. И тут, похоже, судьба решила смилостивиться над несчастными...
      Сначала оба трудились в полнейшей тишине, нарушаемой только сопением и шелестом переворачиваемых страниц. Первой сделала открытие Яночка.
      - Есть! Гляди.
      Павлик поглядел и быстренько раскрыл свой каталог на разделе польских марок.
      - Вот это да! - присвистнул он. В швейцарском каталоге цена первой польской марки оказалась зачеркнутой, а рядом карандашом были написаны несколько значительно более высоких сумм. То же самое было и с доплатными марками. Напечатанные цены были исправлены мелким почерком на более высокие. В польском каталоге птичками были помечены марки всех образцов, а на полях виднелось множество заметок. Совершенно неразборчивых, ибо сделаны они были карандашом, а потом еще их пытались стереть ластиком. Не очень тщательно стерли, но прочесть все равно было невозможно. - Вот и получается, что дело нечисто! - в волнении говорила Яночка, пытаясь сквозь лупу разглядеть надписи на полях. - Наверняка это тот самый Бонифаций...
      - Заливаешь? - крикнул Павлик и вырвал у сестры лупу. На полях одной из страниц каталога среди смазанных, полустертых записей с трудом можно было разглядеть слово "Бонифац". Потом шло грязное пятно от ластика и цифра 30.
      - Вот мы и поймали Бонифация! - с удовлетворением произнесла Яночка. Отдай лупу! Да только не знаю пока, что нам это даст.
      - Все-таки какой-то улов, - оптимистично заметил брат. - Там было записано 30? Давай действовать методично. Сначала посмотрим, не номер ли это какой марки.
      Под номером 30 фигурировала марка номиналом в 3 геллера с надписью "Польская почта". Из той самой серии за 10 крон. Павлик собирался на этом закончить свои методичные изыскания, но теперь вмешалась Яночка.
      - Что-то тут не так. Гляди, после "Бонифац" сколько оставлено места, а там всего-то осталось дописать две буквы. А зато перед 30 совсем нет места на номер. Ведь как он пишется? No и потом цифра, а тут ничего не поместится. Выходит, записано лишь число, без номера.
      - Тогда что же он записал за Бонифацием? Бонифаций всплыл совершенно неожиданно и явился превосходным стимулом для последующих изысканий. Ведь недаром же подозрительный Файксат так настойчиво напоминал о нем Зютеку. Яночка с Павликом единодушно решили - в покое Бонифация не оставят! Опять загадка, опять сложность, но ведь им не привыкать. Так и эдак разглядывал Павлик затертое пустое место между Бонифац и 30 и решил сбегать к дедушке за самой сильной лупой. У него было несколько, и среди них одна с десятикратным увеличением.
      С помощью чудесной лупы удалось обнаружить на стертом месте букву "я". Что бы это значило? "Бонифац" и сразу "я".
      - Бонифация! - заорал Павлик. - Улица Бонифация, а вовсе не паршивец Бонифаций. Бонифация, 30, теперь все умещается. Адрес!
      - Зачем же было Файксату упоминать это имя? - засомневалась Яночка. - Ты не ошибся, хорошо расслышал?
      - Еще как расслышал! Ведь он орал на лестнице так, что стены тряслись. И не "Не забудь о Бонифация, 30", а "Не забудь о Бонифация".
      - Может, специально так кричал, вдруг кто услышит, а Зютек все равно догадается, раз знает, о чем речь. Ладно, давай, пока у нас эта лупа, еще кое-что попытаемся рассмотреть.
      Смертельно обиженный на Файксата Павлик постепенно оттаял и тоже энергично принялся за расшифровку стертых надписей. К сожалению, прочитать удалось не много. Записи делались мягким карандашом, который не оставлял следа на бумаге. Стирали грязным ластиком, после него остались лишь грязные пятна. Удалось разобрать только одну фамилию, и ту не целиком. Сохранилась лишь надпись "ховск", а впереди большая буква, похожая на "Н". После нее маленький интервал и потом "ховск".
      - Голову даю на отсечение, что это Мария Наховская, ведь она и в блокноте фигурирует, - сказала Яночка. - Дедушка считает ее очень порядочным человеком.
      - Без причины ее бы на полях не записывали, - засомневался Павлик. Видишь, и здесь. Значит, в двух местах. Я бы к ней наведался.
      - И что дальше?
      - Не знаю, там видно будет. И на улицу Бонифация я бы тоже сходил. Надо посмотреть, что там, в доме номер 30. Кто там живет...
      - ..или кто умер? - подхватила девочка. Подстегнутое Бонифацием воображение заработало живее. Кое-что прояснилось, наметились какие-то связи между отдельными элементами. А главное, опять появилось поле действий. Яночка снова взяла в руки тетрадь.
      - Все запишем, - сухо заявила она. - Что знаем, чего не знаем, что надо сделать и в каком порядке. А также, кто с кем или с чем связан.
      На составление такого реестра понадобилось не меньше двух часов. Самые разветвленные контакты оказались у Зютека: и с Файксатом, и с перессоренными наследниками на Саской Кемпе, с филателистами в Клубе филателистов. И ему все мало, он стремится все к новым, знакомясь с родными усопших коллекционеров. Вот за кем надо особенно тщательно понаблюдать! Следующей по значимости фигурой оказалась пани Наховская. Уж слишком часто ее повписывали в разные места. Обязательно следует повидаться с ней. В тетради также были зафиксированы объекты, которые непременно следовало посетить, чтобы установить, кто и когда там бывает, с кем общается и пр. При этом особое внимание следовало уделить адресу на Бонифация, 30.
      Заглядывая через плечо сестры в ее записи, Павлик предложил:
      - Имеет смысл начать с клуба, там есть шансы застать всех сразу. Вот только не уверен, что туда удастся проникнуть с Хабром.
      - По-моему, ни в Обществе филателистов, ни в клубе нигде не висит объявления, что вход с собаками запрещен, - сказала Яночка.
      - Но ведь клуб в здании школы! - возразил брат.
      - Ну и что? По воскресеньям там клуб, а не школа. А Хабр так спрячется, что его никто и не заметит. Зато он тебе кого хочешь унюхает. Но до воскресенья осталось еще три дня, можно наведаться на Бонифация, посмотреть, что там.
      - А Саская Кемпа?
      - Там тоже надо побывать.
      - Тогда разделяемся?
      Яночка подумала.
      - Правильно, незачем терять время и всем троим ходить кучей. Ты поедешь на Саскую Кемпу, а я на Бонифация. Сразу два объекта охватим!
      ***
      Со своего объекта Яночка вернулась недовольная и разочарованная. В ожидании брата времени даром не теряла. Снова позаимствовала дедушкину лупу, снова рассмотрела сквозь нее неразборчивые записи в каталогах, но теперь уже имея в активе кое-какие сведения. И ко времени возвращения Павлика в голове сложилась довольно четкая концепция. Недовольство и разочарование как рукой смело!
      В отличие от сестры Павлик ворвался в дом счастливый и торжествующий, удовлетворение просто распирало его, и мальчик с трудом дождался конца ужина хорошо, хоть не опоздал к нему! - когда они с сестрой остались в кухне вдвоем и принялись за мытье посуды. К сожалению, сегодня была их очередь.
      - Ну, я попал прямо в яблочко! - возбужденно произнес он, с грохотом поставив у мойки поднос с грязной посудой. - Что там делалось! Содом и Гоморра! Говорю, угодил как раз в подходящий день. А еще приходилось прятаться от Зютека. Он там тоже был, на стреме стоял и глазами так и шарил по сторонам.
      - Говори по порядку! - одернула его сестра. - И не обо всем сразу. Начни с самого начала, я хочу вникнуть И она принялась мыть посуду и подавать брату, который вытирал тарелки и ставил их на буфет.
      - Ладно, пусть по порядку. - согласился покладистый брат. - Вхожу я, значит, в подъезд, а там на лестнице полный бардак. И орут, и ругаются, и стучат чем-то. Осторожненько поднимаюсь по ступенькам, чтобы посмотреть, что там, а там, оказывается, Зютек торчит. Я ходу! Меня он не заметил.
      - Ты уверен? - пожелала убедиться сестра.
      - Уверен. Я не орал и не грохал, тихонечко поднимался, так, знаешь, по стеночке, гляжу, на площадке четвертого этажа чьи-то ноги. Потом осторожненько и рожу разглядел. Он! Я дальше и не полез.
      - Но если рожу... - начала было сестра, но Павлик пояснил;
      - Так рожу он не ко мне повернул. Глаз не сводил с того, что происходило на третьем этаже.
      Ведь квартира тех наследников на третьем. Вот Зютек и уставился на них, позабыв обо всем на свете. Говорю тебе, было на что поглядеть!
      - Ну! - нетерпеливо подогнала сестра, потому что брат не вовремя переключился на вытирание тарелки, а сразу вытирать и рассказывать он не умел. Яночка уменьшила напор воды из крана, чтобы не заглушать слова брата. - Ну же!
      - Взломали дверь! - выдал брат потрясающую информацию. - Похоже, два наследника сговорились, два ключа у них было, третий замок отперли с помощью отмычки и проникли в квартиру! А сосед снизу был в сговоре с третьим наследником и поднял шум. И мешал им проникать. И грозился милицию вызвать, а потом помчался звонить - то ли в милицию, то ли третьему наследнику. А те уже комод выносили. И еще какие-то тюки и корзины. И тут примчался третий наследник с подмогой и с адвокатом...
      - Постой, а ты откуда знаешь, что с адвокатом?
      - Так они же на всю округу вопили, все в подъезде слышали, что чинится беззаконие, и они с, адвокатом прибыли, чтобы восторжествовала справедливость. Говорю тебе, столпотворение! А как они поносили друг друга! Это надо было слышать. Нет, вовсе не так, как пьяные ругаются или хулиганы, а как-то очень хитро, все слова такие употребляли.., ну вроде как из словаря иностранных слов. И друг у друга выдирали из рук несчастный комод, так что из него все ящики повылетели, один чуть по голове мне не треснул. И другие вещи сыпались вниз.
      - А ты зачем туда сунулся?
      - Надо же было наблюдать. Да ты не думай, я там на площадке между ихним и нижним этажом спрятался. У них дом роскошный, на лестничных площадках у окон стоят всякие цветы в огромных кадках, на подставках. Вот я за такой и прятался. Все было видно, а меня никто не видел.
      - На тебя пустой ящик упал?
      - Почти, но не совсем. И пока они там возились, я успел пособирать с пола.., вот...
      Яночка так стремительно повернулась к брату, что мыльная пена с ее рук брызнула на пол. Павлик выгребал из кармана и аккуратно складывал на буфет рядом с только что вытертыми тарелками кучку мусора.
      - Все собрал, до последней кнопки! Вот кнопка, видишь? Две кнопки. Три спички, одна обгорелая. Какая-то железная штуковина, не знаю, что такое. Сигарета, поломанная. Полконверта. Кусок фотопленки с двумя кадрами. Какой-то официальный бланк. Помятый, что-то на нем записано.
      Осмотрев трофеи, не притрагиваясь к ним мокрыми руками, Яночка распорядилась:
      - Пока убери все это. Кажется, этот бланк - единственная стоящая вещь, разве вот еще фотопленка. И рассказывай, что было потом.
      Найдя чистую и сухую мисочку, Павлик осторожно сгреб в нее сокровища с буфета и взял в руки полотенце.
      - А потом они затащили этот комод обратно в квартиру, так и не поделили. Ящики пособирали, вставили. И всей оравой ввалились в квартиру. Закрыли дверь и балаганили уже в квартире, плохо было слышно, потому что под самой дверью подслушивал Зютек, а я был далеко, не все слышал. Даже подумал, может, как-то его хитростью от двери отвлечь, но ничего путного в голову не пришло, а драться с ним не стоило. Впрочем, они все равно ничего интересного там не накричали.
      - А ты откуда знаешь, если не все было слышно?
      - По Зютеку было видно. Он приложил ухо к замочной скважине и внимательно слушал, но, знаешь, без особого интереса. Сначала слушал, а потом совсем махнул рукой. Зевал, кривился, отходил и снова возвращался, и даже в носу принялся ковырять. А потом отлетел от скважины и снова на площадку четвертого этажа. Ну и я решил смываться, чего, думаю, рисковать. И правильно решил, тут они и стали выходить, я еще успел заметить, как старались это сделать все сразу, каждый следил, как бы кто из конкурентов в квартире не задержался. Смех! Заперли дверь и ушли. Договорились полюбовно встретиться в субботу.
      - Откуда знаешь?
      - Собственными ушами слышал. Я спускался по лестнице, они толпой за мной, ну и галдели. Договорились встретиться здесь в субботу в три часа, всем вместе, и полюбовно поделить вещи покойного. А за квартиру будут грызться... Тьфу! Будут и впредь биться насмерть. До победного! Относительно вещей тоже пока толком не договорились, так что в субботу предстоит тот еще полюбовный раздел! А Зютек всего не слышал, он должен был держаться от них на расстоянии.
      - А ты что за него переживаешь? Уж он своего не упустит. И нам надо в субботу быть начеку, вдруг что стоящее выбросят на помойку.
      - Что касается помоек, тут нам за Зютеком не угнаться, нечего и надеяться. Он первый обшарит. Надо придумать что-нибудь, но пока не придумывается. А что у тебя?
      Сполоснув последнюю тарелку, Яночка закрутила кран.
      - А у меня полный ноль! - с горечью сказала она.
      - Как это? - не понял Павлик.
      - Очень просто, такого дома вообще нет.
      - А что есть?
      - Пустое место. Я разыскала почту того района и там спросила - нет такого адреса.
      - Ничего не понимаю, - ломал голову брат. - Ведь ясно же было написано...
      - Ну, если по-честному, то не очень ясно. Там мог быть номер и 30, и с таким же успехом 130. А это очень далеко, туда я уже не успевала съездить. Может, завтра?
      - Завтра мы собираемся пообщаться с пани Наховской. Опять разделимся?
      - Нет, мне кажется, к ней надо пойти вместе, так лучше будет, - сказала девочка. - И вообще, я вот подумала, может, следует начать все-таки с клуба? Ведь она там бывает, вдруг повезет, вдруг там что-нибудь такое заметим...
      Покончив с посудой, дети смогли наконец заняться трофеями Павлика. Спички, поломанную сигарету, половину старого конверта Яночка сразу же решила выбросить. Она выбросила бы и кнопки вместе с непонятной железкой, но Павлик не дал и на всякий случай припрятал. В хозяйстве такие вещи могут пригодиться. Просмотрели на свет кусок фотопленки. На кадрах был заснят пейзаж то ли над рекой, то ли на озере, совсем неинтересный, но его на всякий случай решили сохранить. Остался лишь измятый бланк. При ближайшем рассмотрении оказалось, что только половина, но Яночка бланк узнала.
      - Такие присылают из банка с сообщением, сколько на счету осталось долларов. Мама такие получает.
      - Точно, я тоже узнал, - подтвердил Павлик.
      - На счету записано триста семьдесят шесть долларов и двадцать четыре цента. Наверное, извещение старое, уже ненужное, поэтому он его порвал и скомкал, - предположила Яночка.
      - Порвала и скомкала, - поправил брат.
      - Ты о ком'? - не поняла сестра.
      - О том, кто так обошелся с банковским документом. В квартире жила баба, после нее наследники передрались, когда померла. Одна жила, ее муж помер лет двадцать назад.
      - А ты откуда знаешь?
      - Подслушал, - пояснил Павлик. - Даже не пришлось особенно подслушивать, они орали так, хоть уши затыкай. Когда договаривались встретиться в субботу. Чего только я не наслушался! Один вопил, что завещание недействительно, потому как супруг скончался двадцать лет назад, а жена до последнего времени была жива, так что пусть сестра заткнется и подавится...
      - Так что же ты сразу этого не сказал? - упрекнула брата девочка.
      - А нам какое дело до этого? - удивился брат. - Мало ли что было двадцать лет назад, важно, что сейчас происходит.
      - О завещании говорили! Для нас важно, кому имущество оставлено.
      - Так ведь они как раз кричали, что завещание недействительно!
      - А о какой сестре они говорили? - спросила, подумав, Яночка.
      - Откуда мне знать? Сестра жены или того давно помершего мужа, так она должна заткнуться и может подавиться... Значит, ничего ей из наследства не перепадет, нечего нам о ней думать, выкинь из головы.
      - Вот уж не уверена... - задумчиво произнесла девочка. - Ладно, допустим, это банковское извещение нам ни к чему. О, гляди, с другой стороны записан номер какого-то телефона...
      - Ты думаешь, это номер телефона?
      - А что же еще? 42-86-34 и рядом в скобках "Пшев." То ли начало фамилии, то ли еще что. Номер телефона какого-то Пшева.
      Павлик сначала рассмотрел написанное невооруженным глазом, потом с помощью лупы. И цифры, и буквы написаны отчетливо, в прекрасном состоянии.
      - Почему же в скобках? - думал он вслух. - Как-то ничего в голову не приходит. Позвоним?
      - А что скажем?
      - В том-то и дело, что не знаю.
      - А я придумала, - похвасталась Яночка. - Просто позвоним в справочную и узнаем, чей это телефон.
      - Здорово! - обрадовался мальчик и уже потянулся к телефонной трубке, но сестра его остановила:
      - Позвоним не мы, в справочной по голосу поймут, что звонит ребенок и ничего не скажут. Должен позвонить кто-нибудь из взрослых.
      Павлик ни минуты не колебался.
      - Пани Амелия, - сказал он. - Самый подходящий взрослый! Всегда сделает то, о чем мы попросим, и ни о чем не расспрашивает. Звоним?
      К сожалению, пани Амелии не оказалось дома. К телефону подошла какая-то незнакомая женщина и вежливо сообщила, что пани Амелия отправилась к подруге на именины и вернется поздно. В связи с этим пришлось отложить вопрос о таинственном телефоне.
      Следующей на повестке дня была чрезвычайно интригующая проблема улицы Бонифация. Похоже, вторая версия оказалась правильной. Дом под номером 130 оказался в наличии. Это был угловой особняк с небольшой прилегающей территорией. Впрочем, весь отрезок улицы оказался застроенным схожими домами с садиками. Особняк No 130 производил впечатление довольно запущенного, а прилегающая территория - чрезвычайно захламленной, сплошь покрытой постройками непонятного назначения - слишком маленькими для гаража и слишком просторными для собачьей будки, к тому же их трудно было рассмотреть с улицы. Особняк казался необитаемым, во дворе живой души не было, никакие звуки не доносились ни со двора, ни из дома.
      Калитка была заперта.
      Дети предоставили Хабру тщательно обнюхать две стороны участка, и на этом закончилось знакомство с таинственной виллой. Больше тут делать было нечего, и они вернулись домой, все еще без твердой уверенности, что дом был тем самым, из надписи на полях каталога.
      Цудзиковский, как и предполагалось, оказался сантехником, а Махняк и Филипек малярами. Установить этот факт удалось без труда. Когда брат с сестрой позвонили в дверь, им открыла жена одного из них, пани Михнякова. А может, Филипекова? Это не важно, главное, что жена одного из них, ведь в блокноте дядюшки пани Амелии обе эти фамилии записаны были на один адрес, и только в последний момент дети сообразили, что не знают, кого спрашивать. К счастью, открывшая им женщина не дала детям и рта раскрыть, сразу же заявив, что в настоящее время муж занят большой работой в каком-то учреждении и на этот год частных заказов не принимает. Там, в этом учреждении, малярам работы хватит не на один год. Но в январе пускай, на всякий случай, придут, может, что изменится.
      Вечером они созвонились с пани Амелией. Та охотно согласилась позвонить в справочную и узнать, чей же номер телефона записан на банковском бланке. Поскольку все знали, что дозваниваться до справочной можно часами, а лучше всего - глубокой ночью, то на результат можно было надеяться только на следующий день. Оставалось запастись терпением и ждать.
      От дедушки удалось получить очень ценную информацию, а именно: когда умер филателист Иеремия Плошинский. Посмотрели дату отправления письма пана Файксата, оказалось - намного позже. Пан Файксат ссылался на знакомство с паном Плошинским почти год спустя после смерти последнего...
      - Ну вот! - удовлетворенно сказала Яночка. - Именно нечто подобное приходило мне в голову, так оно и оказалось.
      Павлик был того же мнения.
      - Ясное дело. Специально дождался, чтобы уже нельзя было проверить. Ведь покойника не расспросишь, какого он мнения о ком-то.
      - Очень бы хотелось знать, были те марки в самом деле у дядюшки пани Амелии? И что он с ними сделал? Продал? Тогда кому? Или уже его жена продала пану Файксату, и я буду не я, если не дознаюсь, как обстояло дело. Хотя...
      Нахмурив лоб, девочка замолчала, напряженно думая о чем-то.
      - Ты чего? - спросил брат.
      - Дознаюсь! Обязательно дознаюсь! И даже знаю как.
      - Ну?
      - Ведь это же были дорогие марки, правда?
      Дедушка сказал - очень ценные.
      - Допустим. И что дальше?
      - За них или дядюшка, или его жена должны были получить хорошие деньги, так? Разбогатеть должны были! А пани Амелия скажет нам, был ли такой момент в жизни ее дяди и тети.
      - Ну, не уверен, - скептически заметил Павлик. - Если купил Файксат... Нам же дедушка сказал, какой он обманщик. Прямо мошенник'. Даже если и купил, заплатил что кот наплакал. С Файксатом не разбогатеешь.
      - Да нет же, - возразила девочка. - Ведь Файксат перечислил марки и ясно написал, что очень заинтересован в их покупке, так что уже не мог делать вид, будто они просто мусор. Даже если и половину стоимости заплатил, наверняка деньги были большие. Вот и стоит поинтересоваться у пани Амелии. При случае...
      - Что ж, - согласился брат, - спросить можно. Гляди, сколько работы мы с тобой провернули за одну пятницу. Интересно, как завтра пойдет дело...
      В субботу все трое чуть ли не с самого утра заступили на дежурство у дома на Саской Кемпе. Время шло, никто из наследников не появлялся, и Яночка принялась пилить брата:
      - Неужели не мог подслушать точное время их встречи? Я уже не говорю чтобы до минуты, но хотя бы час знать. А то "во второй половине дня". Вот она, вторая, уже наступила.
      - Я и подслушал - "во второй половине дня".
      - Эта вторая половина ведь до самого вечера тянется, что же, нам так и сидеть тут неизвестно сколько? Не мог поточнее подслушать?
      - Не мог, - оправдывался брат. - Когда вся орава высыпала на лестницу, кричали только о субботе и второй половине. Точное время называли еще, наверное, в квартире, его Зютек мог подслушать.
      - Вот именно! И мне не нравится, что его тут нет. Может, они договорились на восемь вечера, и мы, как последние идиоты, проторчим тут до ночи?
      Брат был настроен философски.
      - Ничего не поделаешь, такая нам, значит, судьба. И чем тебе здесь плохо? Погода прекрасная, пожевать есть что, ведь запаслись на всякий случай. Вздохнув, девочка вынуждена была примириться с судьбой. Погода, невзирая на осень, и в самом деле стояла прекрасная - солнечная и теплая. В скверике у дома, за которым они наблюдали, были лавочки, песочницы для малышей с удобными для сидения всевозможными фигурками, вырезанными из деревянных бревнышек, пеньки и столики, так что ждать можно было с комфортом. Усевшись на один из пеньков, девочка огляделась и заметила:
      - Опять получится то же самое. Нехорошо.
      - Что то же самое? - не понял Павлик.
      - То же, что и в прошлый раз. Зютек окажется ближе, а мы дальше. Придет в назначенное время и снова займет удобную позицию на лестничной площадке поближе к наследникам, а мы с тобой будем далеко и ничего не услышим. В цветочках втроем не поместимся...
      - Не спустим же мы его вниз с лестницы...
      - Не спустим, но надо сделать так, чтобы мы заняли лучшее место, а он худшее.
      - Тогда сделаем так, - предложил Павлик. - Как только Хабр сообщит, что Зютек приближается, мчимся с тобой в подъезд и занимаем верхнюю площадку. А если Зютек туда сунется, подговорим Хабра страшно зарычать. Зютек подумает, что там какая-то собака...
      - ..и совершенно правильно подумает, - вставила Яночка.
      - ..и не полезет туда, - закончил Павлик. - Даже если не испугается собаки, побоится, что она поднимет шум, начнет лаять, привлечет внимание к нему, ну и отступится.
      Покончив с одной проблемой, Яночка тут же принялась ломать голову над другой.
      - Как бы узнать, оставлены ли наследникам марки...
      - Наверняка оставлены, - заверил ее Павлик, - иначе Зютек не торчал бы тут.
      - ..и кому эти марки достанутся, - продолжала девочка. - Когда они поделят имущество. С кем потом говорить? Не обязательно нам, может и дедушка, но узнать должны мы. А вдруг они и марки поделят? С таких станется. Каждый получит понемногу, а нам что делать? Одни проблемы!
      Мальчик по-своему утешал сестру:
      - Во всяком случае, сверху мы больше увидим и услышим. Кляссеры знаешь какие тяжелые? Сколько я их за дедушкой в клуб перетаскал! И если кто выйдет с чем-то таким тяжелым, весь согнется, мы сразу догадаемся.
      Да, проблем и в самом деле множество, дети живо обсуждали их, и время летело незаметно. Проблемы, проблемы... Вот еще одна.
      - Ведь мы же даже не знаем, как этих наследников зовут и где они проживают, - вспомнил мальчик. - Как их потом разыскать? Они на машинах съезжаются...
      - Есть у меня одна идея, - сказала Яночка, - но об этом потом. И ведь может же кто-нибудь из них пешком прийти? Тогда можно будет выследить его.
      - И номера машин переписать! На всякий случай, - дополнил брат.
      - Смотри, Зютека до сих пор нет, - сказала Яночка. - Не очень-то удобно сидеть на этом пеньке. Пойдем вон на ту лавочку. Павлик попытался обратить внимание сестры на положительные стороны их вынужденного бездействия:
      - Видишь, сидим на лавочке, на свежем воздухе, а то бы торчали на лестнице, и весь дом бы нас увидел! А тут удобно, и солнышко светит.
      Запрограммированный на Зютека Хабр бегал себе по скверику, знакомясь с интересными запахами. Дети могли на него положиться - объект он почует издалека и заблаговременно их известит. Дети не сводили глаз со своего любимца и на все лады обсуждали его достоинства. Но вот Павлик случайно взглянул на дом и сорвался с места.
      - Приехали! - сдавленным голосом вымолвил мальчик.
      Вздрогнув от неожиданности, Яночка тоже вскочила.
      - А где же Зютек?
      За помойкой остановился большой вишневый "фиат", из которого стали выходить пассажиры. Дети поспешили в ту сторону и притаились за бетонированной стенкой помойки.
      - Точно, они! - лихорадочно шептал Павлик. - Вот этих двоих я узнал, третьего первый раз вижу. Где же этот Зютек? Слушай, может, это и к лучшему, что его нет, давай быстренько займем позицию на лестнице.
      - Рано, - решила Яночка. - Ты же сам говорил, что сговорились они все вместе и только толпой входят в квартиру. Подождем, пока все не соберутся.
      И дети снова уселись на лавочке, издали наблюдая за событиями у интересующего их парадного.
      - А как мы потом войдем? - нервничал Павлик.
      - Нормально, по лестнице, - успокоила его сестра. - По лестнице ведь разрешается всем ходить?
      Тем временем приехавшие на вишневом "фиате" - пожилая женщина и двое мужчин гораздо моложе ее - не спеша пошли к подъезду. Один из мужчин был с бородкой, а второй в очках. Все трое вошли в парадное, но вскоре тот, что в очках, вышел, остановился у входа, закурил и принялся оглядываться во все стороны.
      - Ждет остальных, - сообщил Павлик, хотя сестра тоже видела человека в очках. - Интересно, кто это? Раньше я его не видел, только те двое были.
      - Не нравится он мне, - сказала Яночка.
      - Почему? - удивился брат.
      - Не знаю. Подозрительный какой-то. Давай делать вид, что заняты разговором и нам он до лампочки.
      - В каком смысле не нравится? - захотел уточнить Павлик.
      - Сказала же - не знаю. Не нравится и все! Перестань пялиться на него!
      Яночка злилась на себя, что не может выразить чувство, возникшее в душе при виде этого, в очках. Не может, хотя ясно чувствует - что-то тут не в порядке. Вот вышел человек, захотел покурить, имеет право. Другие остались ждать на лестнице или в квартире дружественного соседа, может, это как раз те наследники, которые подкупили соседа. А сосед некурящий, и в квартире курить не разрешает. Вот этот и вышел покурить, тем более что все равно приходится ждать остальных наследников. Вроде все нормально, вот он и ждет. Только ждет как-то не так... Не на улицу смотрит, а по сторонам оглядывается. Украдкой оглядывается! О, вот точное слово - делает вид, что курит, делает вид, что вовсе никого не ждет и не высматривает, хотя имеет полное право ждать и высматривать.
      Этими соображениями Яночка поделилась с братом, и тот с ней согласился. И внес предложение:
      - Тогда пусть Хабр его обнюхает. На всякий случай.
      - Тогда нам надо его как-то назвать, чтобы сказать Хабру.
      - Очкарик! Он в очках, пусть будет Очкарик! - решил мальчик.
      Следующие десять минут лихорадочно обсуждали, как лучше провернуть операцию. Нельзя было надеяться на то, что человек не заметит большую красивую собаку, сеттера с отливающей бронзой шерстью, когда та примется его обнюхивать. Следовало действовать открыто, брать быка за рога.