- Что?!
      - Письма в конвертах с марками. Одна женщина выбрасывала их на помойку, а я у нее забрала.
      - Как это? Целый чемодан писем? - недоверчиво спросил брат.
      - Как видишь. И его надо довезти до дома, а для этого нам еще требуется веревка, одним поводком не обойдемся.
      Озадаченный Павлик вытащил из кармана скомканную веревку. Ее не хватило для того, чтобы разваливающийся на части чемодан перевязать вдоль и поперек. Пришлось сделать из нее крепкую петлю, охватившую один конец чемодана, в то время как поводок крепко оплел другой. Получалось, что чемодан можно нести только вдвоем, горизонтально. Тяжеловато... Дети стали думать, не взять ли такси.
      - Дорого! - заметил Павлик.
      - Дедушка бы оплатил, - неуверенно предположила Яночка.
      Неуверенно не потому, что сомневалась в дедушкиной щедрости. Нет, ради чемодана с письмами старый филателист заплатил бы за десять такси, но тогда ему придется отдать письма, а детям так хотелось самим заняться ими.
      Дедушка Яночки и Павлика собирал марки всю свою сознательную жизнь, как он сам говорил - с пятилетнего возраста, и был крупнейшим в стране авторитетом в филателии. Долгие годы он состоял экспертом в Польском филателистическом обществе. Своим благородным хобби дедушка заразил всех внуков. Сначала старшего - Рафала, а потом и Павлика с Яночкой, которые с прошлого года серьезно увлеклись марками.
      От такси решили отказаться. С трудом влезли в автобус вместе с собакой и своей неудобной ношей. Только там Павлик начал рассказывать о своих достижениях:
      - Правильно я думал, Зютек и в самом деле живет на Селецкой. И прямо рядом со Стефеком.
      - Каким еще Стефеком?
      - Да это мой приятель, я же тебе говорил. И представляешь, его старший брат учится с этим самым Зютеком в одной школе и в одном классе! Так что завтра я все буду знать о нем, велел Стефеку поприжать брата.
      - Так зачем же это Зютек отсюда поехал на автобусе куда-то?
      - Я как раз собираюсь тебе сказать, а ты все перебиваешь! Поехал он на Проспект Вызволеня к одному типу, которого зовут Зиновий Файксат.
      - Как?!
      - Зиновий Файксат, чтоб мне лопнуть на этом месте! Так его зовут, я не выдумал. Поехал, значит, прямо с почты к этому самому Зиновию и проторчал у него все это время. А потом вернулся сюда, по дороге никуда не заходил.
      - И ты не знаешь, чем они там занимались?
      - Понятия не имею. Вообще-то я пытался под дверью подслушать, так ничего не было слышно. Или дом какой-то на редкость крепкий, или еще что, но ничего не было слышно. Только когда Зютек уже уходил и этот самый Файксат выпускал его из двери, так сказал ему вслед:
      "Гляди не забудь о Бонифация". А Зютек на это:
      "Добре, не забуду". И все. И больше ничего.
      - Давай-ка проталкиваться к двери, нам скоро выходить, - сказала Яночка. Надо же, не хватало нам еще и Бонифация какого-то... А за Зютеком придется последить, никуда не денешься, подозрительно все это. Да, пока не забыла. Писем из чемодана читать нельзя, я этой женщине обещала, гляди, чтоб как-нибудь случайно не прочел...
      ***
      Квартира приятеля Павлика на Селедкой улице оказалась чрезвычайно интересной. Мальчик провел там несколько часов и не заметил, как пролетело время. Состояла она теоретически из четырех комнат, но из них только три более-менее соответствовали принятым нормативам. Четвертая, так называемая комната Стефека, со всей своей мебелью свободно поместилась бы в купе железнодорожного вагона. Мебель - кровать, столик и стул - вполне позволяла, например, обитателю конурки раздеться, но вот сесть на стул можно было, только предварительно вытащив его в коридорчик, чтобы потом, войдя, втащить его за собой. Зато, если стул оставить в коридоре, свободного места вполне хватало для занятий гимнастикой.
      Итак, в этой квартире Павлик очень продуктивно провел время, придя сюда с приятелем прямо из школы. Сначала они упражнялись с гантелями, потому что приятель, Стефек, увлекался ими не меньше Павлика. Потом друзья, немного передохнув после изматывающих упражнений, дружно вцепились в вернувшегося домой старшего брата Стефека - Збигнева, или Збиню, как все его называли.
      - Так этот Збиня, представь себе, собирает брелочки! - возбужденно рассказывал Павлик сестре после ужина, когда они остались одни. - Знаешь, у него классная коллекция! Нечто потрясающее, я такого никогда не видел! Полный отпад! Один из Сибири, там каторжники вручную делали из кандалов, абы как скручено. Потом один болгарский в виде фонарика и огонек внутри горит! А уж о рекламных, тех, что западные фирмы делают, и говорить нечего, есть все до одного! И светящиеся с батарейками, и такие, что его нажмешь, а он пищит, и вообще всевозможные, со всего света! Чистый музей, оторваться нельзя! За неделю всего не осмотришь. Збиня трясется над своими брелочками не знаю как, в руки не дает, у него прямо бзик на почве коллекции. А все остальное ему до фени. О Зютеке со мной не хотел говорить, только когда я ему пообещал алжирский брелочек - согласился. Алжирского у него нет. Придется написать отцу, пусть в лепешку разобьется, а брелочек из Алжира пришлет!
      Внимательно слушавшая Яночка одобрительно кивнула головой.
      - Правильно, напишем папе, пусть пришлет на всякий случай два.
      - Верно, два или даже сразу три! Правда, не уверен я, что в Алжире есть брелочки, мне они как-то не попадались на глаза, когда мы с тобой ездили к отцу, но ведь должны быть!
      - Обязательно должны! - подтвердила сестра. - Впрочем, я сама видела.
      - Где? В какой-нибудь лавчонке?
      - Нет, в том самом роскошном магазине в Оране, помнишь, мама с арабом откладывали безделушки, которые маме понравились, а отец ворчал, что она его разорит. Из-за одного брелочка не разорится! Да я уверена, на уличных лотках тоже были, только мы с тобой внимания не обращали. Да и не обязательно ведь покупать настоящий брелок. Пусть купит какую-нибудь медную финтифлюшку, мы ее прицепим к металлическому колечку и скажем, что это типичный алжирский брелок.
      - Здорово! - обрадовался Павлик. - Напишем отцу, пусть пришлет нам побольше арабских финтифлюшек, а мы с тобой понаделаем здесь сколько угодно брелочков! Вот Збиня обрадуется! Знаешь, какой он на брелоки падкий? За них все нам о Зютеке выложит.
      - Мне тоже хочется посмотреть! - сказала сестра. - Ты так расписывал! Возьми меня с собой, когда в следующий раз пойдешь к Стефеку, я тоже хочу увидеть коллекцию.
      - Да хоть завтра!
      - Нет уж, только после того, как мы что-нибудь получим от папы. Возьму брелочек, приду к этому твоему Збине и не отдам, пока всего не покажет. Я ведь тебя знаю, ты обязательно продешевишь. Признавайся, что ты еще ему наобещал?
      - Как ты догадалась? - удивился Павлик. - Я и в самом деле обещал. С ним по-другому нельзя, видела бы ты, какой он жадный! Сначала вообще не желал со мной говорить, пока Стефек чуть ли не на кресте поклялся, что у меня отец действительно сейчас в Алжире и мы с тобой тоже там были. И заставил меня пообещать, что в следующий раз я ему принесу показать розу пустыни и нашего засушенного скорпиона.
      - Ничего себе! - фыркнула Яночка. - Не слишком ли много за то, чтобы увидеть коллекцию?
      - Не только! Стал бы я через весь город со скорпионом тащиться из-за какой-то коллекции! Ты меня идиотом считаешь, что ли? Этот Збиня для нас просто клад, говорю тебе!
      И Павлик извлек из кармана небольшой блокнот, весь помятый и потрепанный. Сестра с интересом следила за ним.
      - Я тогда оказался прав, Збиня с Зютеком учатся в одном классе, - начал рассказывать Павлик, перелистывая блокнот. - Минутку, где-то здесь я записал.., где-то записал.. Збиня все о Зютеке знает. Где же я записал? Он такое сказал, такое! Где же я записал?
      - Ну! - нетерпеливо погоняла сестра.
      - Минутку, сейчас отыщу, я уже стал записывать, потому что этот Зютек, ты не поверишь, оказывается, тоже коллекционер, только он собирает марки!
      Яночка была потрясена.
      - Вот это да!
      - Представляешь? Я, дурак, и сам мог бы догадаться, ведь видел же его в клубе филателистов, но мне и в голову не пришло. Может, его знает дедушка или Рафал... Где же я записал?
      - Да рассказывай пока без записи! - не выдержала Яночка.
      - Ладно, без записи... Погоди, кажется, нашел. Нет, это о гантелях. Так вот, Збиня знает, что Зютек интересуется марками, потому что у всех знакомых их клянчит, у Збини тоже клянчил и обменивал их на брелочки. Какие-то классные брелочки достал, неизвестно откуда, Збиня хвастался. И еще Збиня так понял, что марками он занимается не сам по себе, а с кем-то еще. Он не очень откровенничал со Збиней, но Збиня парень с головой и сам кое о чем догадался. Он считает, по маркам Зютек работает на подхвате у какого-то типа... Ага, вот, нашел! Я записал, этого типа зовут Медянко. Помнилось мне, что-то металлическое. И этот Медянко жутко важная шишка, у него своя рука... А где рука, Збиня не сказал. Или темнит, или сам не знает. Может, на почте, может, в Обществе филателистов, я не знаю, во всяком случае он имеет доступ к пробным оттискам марок, и к бракованным экземплярам, и к прочему такому...
      - Дедушка должен знать о таких вещах.
      - Может, и знает, спросим. Погоди, это еще не все. Зютек связан еще с одним типом, который, говорит Збиня, живет где-то на Проспекте Вызволеня, только Збиня не знает, кто это такой.
      - Зато мы знаем, Файксат. А Медянко где живет?
      - Этого Збиня не знает. Зато, слушай, он мне такое сказал! Отказывается, его дружок Зютек вечно роется в некрологах, в газетах его интересуют только некрологи, ничего другого он не читает. И Збиня уверен: со своими дружками занимается имуществом покойников!
      - А мы с тобой теперь знаем, что из имущества покойников его интересуют марки, - подытожила Яночка. - Это их он ищет, роясь по помойкам. Думает, наследники выбросили. Дурак.
      - Почему же дурак? - возразил Павлик. - Ведь выбрасывают же. Вот доказательство.
      И мальчик махнул блокнотом на лежащий под Яночкиным столом старый фанерный чемодан с письмами.
      Сестра презрительно пожала плечами.
      - Ничего себе доказательство! Прочитает некролог, узнает, кто недавно умер, и мчится покопаться в близлежащей помойке! Просто гениально! Ведь вот эти письма выбросили только вчера, а по словам той женщины, ее тетка умерла уже давно. У нее все руки не доходили навести порядок, слишком уж трудоемкое это дело. А ты говоришь... Кто наводит порядок с покойником в доме? Сначала надо его похоронить, потом устроить поминки, а уж уборкой занимаются только спустя какое-то время. Порыться в мусоре имеет смысл, ничего не скажу, но ведь не сразу же!
      - Ты права, - согласился покладистый брат. - Вот ведь он роется, а чемодан достался нам! Но сдается мне, не в этом дело...
      - А в чем же?
      - Збиня темнил, может, и сам толком не знает, вот и ничего членораздельного не сказал. Если бы речь шла о брелочках, тогда, уверен, уж он бы знал все досконально, марки его не колышат. Но намекнул, что помойки - по ходу дела, главное же для Зютека - познакомиться с наследниками.
      - Покойника?
      - Угу. Вроде бы знакомится и разузнает, был ли покойник филателистом, не осталось ли после него марок. Но Збиня только намекнул, прямо ничего не сказал. Вот и нужен алжирский брелок. Мне сдается, что с родственниками умерших Зютек может знакомиться вовсе не из-за марок. Может, парень хочет просто подработать, а у тех всегда найдется работа, всегда из квартир выносят какие-то вещи, так вот, может, для уборки и выноса тяжестей? Ты как думаешь? Потому он и выискивает адреса недавно умерших людей, торопится, чтобы без него не выбросили.
      Яночка кивнула, соглашаясь с братом.
      - Очень может быть. Или по дешевке скупает вещи, возможно старые книги. Или макулатуру собирает. Но кажется мне, что только делает вид, будто старье покупает, а на самом деле его интересуют марки! И все равно дурак, ни о старье, ни о марках никто не станет с ним говорить, пока не похоронит покойника.
      - Я вот еще о чем подумал, - неуверенно начал Павлик. - Збиня сказал, что Зютек ради марок пойдет на все, я и подумал, может, он проверяет, вдруг квартира пустая, тогда он.., того...
      - Думаешь, заберется и марки свистнет? Сомнительно.
      - Очень свободно! Збиня сказал - он бы не удивился.
      - А как он может узнать, что квартира стоит пустая?
      - Откуда мне знать? Наверное, по-разному. И в дверь звонит, и по телефону, и соседей расспрашивает, и по вечерам смотрит, не горит ли свет в окнах.
      - А телефон у него есть?
      - У кого?
      - У Зютека.
      - Нет.
      - В таком случае надо узнать, есть ли телефон у Файксата, - сказала догадливая Яночка. - Если есть, тогда ясно, зачем прямо с почты Зютек мчится к нему. Раз у них шайка, он звонит от Файксата.
      - Знаешь, очень может быть! Или сам Файксат звонит. Он может звонить и ночью, и на рассвете.
      - А при чем тут Бонифаций? - вдруг вспомнила Яночка. - Збиня ничего о нем не говорил?
      - Какой еще Бонифаций?
      - Ну как же, ты сам мне говорил - Файксат велел Зютеку не забывать о Бонифации.
      - А, вспомнил. Нет, ни о каком Бонифации Збиня не упоминал. Может, Медянко зовут Бонифацием? Надо спросить дедушку.
      И мальчик бросился к двери. Сестра удержала его:
      - Нет, погоди. Нечего дедушку беспокоить из-за одного Медянки. Кроме Медянки надо иметь за душой еще кое-что. И действовать дипломатично.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Ну как ты не понимаешь? Ведь мы столкнулись явно с подозрительной историей, и, если этот самый Медянко тип подозрительный, дедушка нам ничего не скажет. Вспомни все его рассуждения о том, что надо оберегать детские души от морального разложения.
      - Еще бы! - перебил Павлик. - Сколько раз заливал!
      - Ну вот, значит, надо найти к дедушке подход, - продолжала рассудительная сестра. - Вот с этим пойдем! - махнула она на чемодан с письмами. - Я кое-какие просмотрела, по-моему, там есть чрезвычайно ценные экземпляры. Вот с ними мы и пойдем к дедушке, а Медянко всплывет сам собой, попутно.
      Настало время заняться чемоданом вплотную. Павлик извлек его из-под стола и откинул оторванную фанерную крышку. Чемодан был битком набит письмами в конвертах с марками. На некоторых конвертах остались следы от перевязывавшей их некогда веревки или ленточки. Видимо, письма были в свое время рассортированы по пачкам и перевязаны и только недавно их все свалили в этот старый чемодан.
      Мальчик взял лежащий сверху конверт, внимательно осмотрел его и вскрикнул:
      - С ума сойти! Гляди!
      - А что я тебе говорю? - отозвалась сестра. - На это письмо я с самого начала наткнулась. Дедушка наверняка скажет - "чрезвычайно ценный экземпляр". И в хорошем состоянии. Вот только не знаю, как лучше поступить, - оставить его на конверте или вырезать с кусочком конверта. Ведь я же обещала той женщине письма сжечь.
      - Письма, но не конверты! - возразил брат.
      - О конвертах я не спросила.
      - Вот и хорошо! Надо же, первый раз вижу эти марки не в кляссере, а на обычном письме. Я побежал за каталогом.
      Осторожно положив конверт на стол, мальчик выбежал из комнаты, а Яночка взяла конверт и принялась любоваться марками. Их было три, портреты Траугутта, Костюшко и Домбровского, первая послевоенная серия, первая серия Народной Польши. Кроме того, на конверте стоял штамп "Заказное письмо" и штемпель с датой. Письмо было отправлено 9 ноября 1944 года из Люблина в Красник. Эти марки были им с Павликом хорошо знакомы, они неоднократно рассматривали их в каталоге. Есть эти марки и в дедушкиной коллекции, но о том, чтобы обнаружить их на обычном конверте, нельзя было и мечтать. Сокровище невероятное!
      - Дедушка сказал, что в сорок четвертом году заказное письмо стоило злотый пятьдесят грошей, - сообщил вернувшийся с каталогом Павлик. - А этот налепил на злотый семьдесят. Богач какой-то!
      - Надеюсь, у тебя хватило ума не сказать дедушке, что мы нашли чемодан с марками? - насторожилась Яночка. - Ведь мы же договорились, скажем потом, когда разберем, и вместе с Медянко.
      - За кого ты меня принимаешь? - обиделся брат. - О чемодане я ему ничего не сказал, просто из любознательности поинтересовался, сколько стоило отправить заказное письмо в сорок четвертом году. А ты сразу... Гляди, а это! Спятить можно, выбросить такое богатство! Ты говорила, та баба собиралась выбросить письма в мусорный бак?
      - Хуже, она собиралась сначала их сжечь! - с возмущением отозвалась сестра. - Хорошо, печки у нее под рукой не оказалось.
      - Ненормальная! Ну так что, вырезаем?
      - Простые вырезаем, а если интересные надпечатки и штемпели, оставляем вместе с конвертами.
      И дети принялись за работу. Сидя на полу в комнате Павлика, они методично просматривали конверт за конвертом, опорожняя чемодан. Чемодан сразу же по прибытии был отнесен в комнату Павлика, а не Яночкину. Сделано это было с умыслом. Дело в том, что в комнате девочки поддерживался относительный порядок, у мальчишки же царил полный хаос. Пани Кристина пыталась было наводить в ней порядок, но когда оказывалось, что выброшенный ею хлам как раз и представлял самую большую ценность для сына, мама оставила попытки прибраться в комнате Павлика и махнула на нее рукой. Поскольку выбрасывать что-либо ей было категорически запрещено, значит, поддерживать чистоту было невозможно, и пани Кристина просто избегала заглядывать в комнату сына, чтобы лишний раз не расстраиваться. Тут старый чемодан оказался как бы в своей стихии, а в комнате Яночки он бы непременно бросался в глаза.
      Самые интересные марки попались на самых первых конвертах. Больше таких ценных экземпляров не попадалось, но и не очень ценные представляли немалый интерес для коллекционеров. Правда, большинство марок были стандартными, напечатанными массовыми тиражами. Конверты с ними сваливали в большую кучу. Попалось несколько иностранных марок, их сложили отдельно, чтобы проверить потом - не хотелось снова бежать к дедушке за каталогом.
      - Если я сейчас потребую у него все каталоги, он сразу догадается, что у нас что-то есть, - вслух рассуждал Павлик, - и наш номер с Медянко не пройдет.
      На самом дне обнаружился небольшой кляссер, битком набитый марками. На первый взгляд, они не представляли особой ценности. Это были в основном иностранные марки, небрежно засунутые в прозрачные карманчики кляссера, иногда по несколько штук сразу. Большинство из них были американские, австрийские, французские, некоторые из экзотических стран. Все гашеные, отклеенные от конвертов. С ними надо разбираться отдельно, с лупой. Этими марками решили заняться позже.
      - Я еще могу понять, когда выбрасывают ненужные письма, - рассуждал оскорбленный в лучших своих чувствах Павлик. - Но выбросить на помойку кляссер! Это уже никак в голове не укладывается.
      - Может, кляссера она не видела, - пыталась оправдать незнакомую женщину Яночка. - Или вообще не слышала о них. Жаль, мы не знаем, где она живет, может, у нее еще есть письма?
      - А разве не у той помойки? - удивился Павлик.
      - Нет, в доме недалеко от помойки жила ее покойная тетя, - пояснила Яночка, - а сама она живет где-то далеко. Она еще жаловалась.
      - А тетя где жила, не знаешь?
      - Нет, - вздохнула Яночка. - Там вокруг помойки несколько домов, я даже не знаю, из какого дома она вышла. Не смотрела, шла себе, а эта женщина меня обогнала. И Хабр ее не обнюхал, я его не просила, не подумала, что пригодится.
      - Не повезло! - огорчился Павлик. - Не знаю, не знаю, может, на ту помойку имеет смысл каждый день наведываться...
      У Яночки затекла правая нога от сидения на корточках. Сменив положение, девочка с грустью сказала:
      - Вот и мы с тобой, как несчастный Зютек, примемся рыться в мусорных баках. И не исключено, что на той самой помойке когда-нибудь столкнемся с ним нос к носу. Он ведь занимается этим систематически, продуманно, а я просто случайно на письма наткнулась. Завтра сожжем в саду на костре ненужные письма и чемодан, а сейчас пошли к дедушке вот с этой кучкой.
      - Погоди, я сгребу конверты в ящик из-под обуви.
      Но тут в дверь заглянула мама.
      - Мои дорогие, - сказала она, - не хотела вам мешать, но разрешите напомнить - рабочий день давно закончился. Сейчас двадцать два часа пять минут. Мы уговаривались, что в двадцать два, без напоминаний... Мне продолжать?
      - С ума сойти! - удивился Павлик, вытряхивая из обувной коробки какие-то железки. - Я был уверен, сейчас не больше восьми.
      - Не надо продолжать, - вздохнула Яночка. - Кончили.
      И когда мама ушла, сказала брату:
      - Ничего не поделаешь, разговор с дедушкой переносится на завтра.
      ***
      Дедушка с бабушкой занимали в большом доме Хабровичей две комнаты на втором этаже. В одной из них бабушка сидела за телевизором, в другой дедушка за столом занимался тем, чем и положено - марками.
      - Дедуля, - вкрадчиво произнесла Яночка, когда они с братом вошли к дедушке, - тут у нас немного кое-чего так себе, а немного очень даже ничего. Мы хотели показать тебе...
      - ..и спросить, которые ничего - вырезать или прямо с конвертами оставить? - докончил Павлик, водружая на дедушкин стол свою обувную коробку, наполненную марками и конвертами. - Ты что хочешь посмотреть сначала - плохие или хорошие? - поинтересовалась внучка.
      - Предпочитаю хорошие оставить на десерт, - ответил дедушка и потянулся за своей трубкой.
      В коробке сверху лежали иностранные марки и кляссер. Очень непрезентабельно он выглядел, старенький, потрепанный. Яночка с Павликом оценили все эти иностранные марки как самую неинтересную часть находки. Под ней шли отечественные, польские марки, начиная с последних и кончая самыми старыми. Конверт с наиболее ценными на взгляд детей тремя марками-портретами они сунули на самое дно.
      Дедушка начал с кляссера. Не торопясь взял его из коробки, не торопясь раскурил трубку, не торопясь раскрыл - и замер. Потом бросил трубку, лихорадочно схватил лупу и принялся рассматривать сквозь нее какую-то марку. Внуки наблюдали за ним с растущим беспокойством.
      - Боже милостивый! - вскричал дедушка, и уже это эмоциональное восклицание чрезвычайно поразило внуков, ибо их дедушка был культурным, выдержанным и очень хладнокровным старым джентльменом. - Дети, это же газетный Меркурий!
      Внук с внучкой немного сконфузились. Естественно, будучи внуками столь знаменитого эксперта-филателиста, они прекрасно знали, что такое газетный Меркурий, но видели его лишь раз в жизни в каком-то каталоге и не узнали в лицо. Тем более что сразу настроились - в кляссере ничего ценного быть не может.
      - То есть как? - пробормотал Павлик.
      Хладнокровный джентльмен никак не мог взять себя в руки. Глаза его блестели, щеки пылали. Он переводил взгляд с внуков на марку и обратно, словно не веря глазам своим.
      - И это из разряда плохих? - почти с ужасом спросил дедушка. - Что же меня ждет на десерт? Британская Гвиана?
      Из всех троих первой пришла в себя Яночка и подумала, что очень даже неплохо получилось. Ей еще никогда не приходилось видеть дедушку в таком взволнованном состоянии, значит, надо воспользоваться редким случаем и выведать у него то, что в обычном состоянии он бы детям не сказал. Она понимала, что Меркурий гораздо ценнее их припрятанного конверта с тремя польскими марками, но да тут ничего не поделаешь. Главное - дедуля взволновался, надо ковать железо, пока горячо.
      - Нет, - с искренней горечью ответила Яночка на вопрос дедушки, Британской Гвианы у нас нет. А Меркурия мы не заметили, к тому же у нас не было каталога...
      - ..а в лицо мы его плохо знаем! - подхватил Павлик.
      - Дедуленька, ты не сердись, мы вообще-то просмотрели только польские марки. Вон, посмотри, на самом дне какие лежат!
      Дедушка послушно отложил кляссер и из-под груды марок в коробке вытащил конверт с тремя марками. Взглянул - и опять замер. Потом подняв голову, сурово посмотрел на внуков.
      - Откуда это у вас? - спросил он.
      - Нашли! - брякнул Павлик. - То есть как это "нашли"? - разгневался старый джентльмен. - Дети, эти марки - слишком дорогая вещь, они на улицах не валяются.
      - Вот именно - валяются! - решительно заявила внучка. - Мы нашли эти марки на помойке.
      - Как это? - не понял дедушка.
      - Очень просто. Одна женщина собиралась выбросить их в мусорный бак. На моих глазах.
      - По ошибке? - опять не понял дедушка.
      - И вовсе не по ошибке. Она собиралась их выбросить и попросила меня помочь ей, уж очень много барахла было у нее в руках, в том числе и марки. А когда я ей сказала, что марки выбрасывать не надо, она ответила, что они на чужих письмах и она все равно собиралась их сжечь. А если мне жалко, то я могу их взять себе. И я помогла ей побросать остальной мусор в бак, а марки взяла себе.
      - Ты знаешь эту женщину?
      - Нет, совершенно незнакомый человек. Все произошло так неожиданно...
      Вспомнив о всех выброшенных, сожженных, пропавших марках, о которых столько наслышался за свою долгую жизнь, дедушка лишь тяжело вздохнул. Хорошо, что внучка хоть эти спасла! И хотя к женщине, способной вышвырнуть на помойку такое бесценное сокровище, он сразу почувствовал глубокую антипатию, тем не менее старый филателист счел своим долгом поинтересоваться:
      - А ты смогла бы разыскать ту женщину? Яночка не знала, что ответить. Женщина незнакомая, даже фамилия ее неизвестна. С другой стороны, на конвертах есть адреса, среди них может оказаться и адрес ее умершей тетки, так что в принципе шансы были. Вот только не было ни малейшего желания отдавать ей обратно эти чудесные марки. Возвратить их человеку, который решил от них избавиться?!
      - А что? - осторожно поинтересовалась Яночка. - Ты хочешь ей вернуть марки?
      - Я полагаю, - важно ответил дедушка, - что она в любом случае должна знать, какую ценность они представляют. Возможно, мы бы их у нее приобрели.
      - За полцены! - выкрикнул Павлик. - Больше ей не дадим, не стоит она того!
      - Возможно, ты и прав, - неуверенно согласился дедушка. - Возможно, и прав.
      - А еще лучше поменяться, - предложила внучка. - За марки мы можем отдать ей один из наших алжирских аметистов.
      - Здорово! - обрадовался Павлик. - Это ты хорошо придумала. Аместиста нам не жалко, у нас их полно. Только не очень большой.
      Дедушка подумал и согласился на аметист. Камень драгоценный, такая замена не в ущерб покупателю, честная замена, а аметисты дети привезли из Алжира, куда ездили с матерью проведать работающего там по контракту отца и случайно обнаружили сокровища (о чем подробно написано в романе "Сокровища"). Аметисты вполне можно считать подарком судьбы, которой немного помог Павлик, взорвав старую каменоломню, но это обстоятельство лишь подтверждало права детей на драгоценные камни, ведь мальчик в их добычу вложил и свой труд. Пригоршни две камней дети привезли с собой в Польшу, значит, имели право распоряжаться ими по своему усмотрению.
      - Не так-то это просто, - сказала осмотрительная Яночка. - Конечно, раз ты просишь, дедушка, мы постараемся, но при одном условии.
      Дедушка, проявив решительность в главном вопросе, меж тем целиком занялся любимым делом, извлекая пинцетом из кляссера марки и рассматривая их сквозь лупу.
      - При каком условии? - рассеянно поинтересовался он.
      - При условии, что ты нам кое о чем расскажешь, нам надо знать.
      - Второй тип, - пробормотал дедушка, откладывая марку в сторону, и потянулся за следующей. - Говори, говори, я слушаю.
      - Тебе не слушать надо, а говорить! - нетерпеливо заметил внук.
      Яночка же, не теряя терпения, спокойно сказала:
      - Мы хотим знать, как зовут пана Медянко.
      Случайно, не Бонифаций?
      - Бонифаций? - удивился дедушка. - С чего вы вдруг взяли? Никакой он не Бонифаций, а Шимон.
      - И еще скажи, есть ли телефон у Файксата, - не выдержал Павлик.
      - Не знаю, я ему никогда не звонил, - неохотно ответил дедушка, но вдруг до него дошел смысл расспросов. Он отложил марки и повернулся к внукам, не выпуская лупы из рук. - Минутку, откуда вам известны эти фамилии? Такое неподходящее знакомство... Что значат ваши расспросы?
      - Насчет фамилий... - начал было Павлик, не зная, что сказать, но его перебила более сообразительная сестра:
      - Дедуля, а почему ты сказал - "тип второй"? Что это значит?
      У дедушки моментально вылетели из головы все подозрительные фамилии.
      - Об этом свидетельствует надпись на марке, - охотно пояснил он. Посмотри-ка через лупу, вот, возьми. Видишь? Написано Zeitung, что значит газета. У первого типа этих марок буква i немного кривая, а у типа два прямая.
      - Вижу, - подтвердила девочка. - И в самом деле, прямая. Голубая марка, номинал ноль шестьдесят кр. Крон?
      - Да, 0,6 кроны, или шестьдесят крейцеров. Павлик понял, какую политику ведет сестра, и поспешил ей на помощь.
      - Забыл я, почему их так мало, - сказал он озабоченно. - Ведь вроде бы марка обычная, печаталась большими тиражами.
      - Потому что эти марки наклеивались на бандероли - узкие полоски бумаги, которыми перехватывались газеты. Видишь, само название марки говорит об этом. Получатель газеты раздирал бандерольку, чтобы развернуть газету, а бумага бандерольки легче всего разрывалась как раз на марке. Ненужная бумажка с разорванной маркой, разумеется, выбрасывалась. Тогда, под конец минувшего века, коллекционирование марок еще не было явлением повсеместным, вот так и получилось, что основная масса этих марок погибла. Уцелели главным образом те, которые остались на бандеролях непрочитанных газет, ну и если случайно бандеролька разрывалась в другом месте. И лишь в крайне редких случаях с полученной газеты осторожно сдвигали бумажный поясок и опять же осторожненько отклеивали с него марку, стараясь ее не повредить. Так поступали редкие в то время филателисты, и благодаря им-то до нас и дошли эти марки. Поняли, дети? Вскрывая полученное письмо, мы в большинстве случаев не повреждаем марку, а сдирая с газеты бандероль, как правило, разрываем ее.
      - Поняли, поняли, - заверила дедушку Яночка, продолжая разглядывать сквозь лупу редкую газетную марку. - Вот эта целехонькая.