- Что сделает и как? - удивился пан Левандовский.
      - Если честно, ему уже случалось спасать нам жизнь, - со вздохом признался Павлик. - С ним нам нечего бояться.
      - И все-таки...
      - Ладно, чего там, мы все поняли и обещаем не лезть на рожон и вообще проявлять осторожность. Не бойтесь за нас!
      Пан Доминик с сомнением покачал головой, но на всякий случай приподнял скатерть на столе и внимательно оглядел Хабра, который по своему обыкновению прикорнул под столом, свернувшись в клубочек.
      Что пес гениальный, ученый ни капельки не сомневался: только что доказал, как замечательно разбирается в людях. Но вот на вид он такой ласковый, вежливый, никакой боевитости и свирепости. Вряд ли способен защитить детей. Да умеет он хотя бы лаять?
      - Не только лаять, но и страшно рычать! - заверила его Яночка. - Видели бы вы его в арабской каменоломне! Ласковый песик, ничего себе! Так рычал, такие рыки издавал, что эхо шло по горам! А как оскалил зубы, казалось, их у него сто штук, не меньше! Арабы врассыпную! А вы говорите - не сможет нас защитить! Арабская каменоломня чрезвычайно заинтересовала молодого ученого, и дети обещали ему обо всем рассказать, но в другой раз. Сейчас им с актуальными делами бы разобраться...
      И Павлик опять вернулся к беседе с пани Наховской.
      - А ты поняла, что же выяснилось, в конце концов, с Пшеворским? - спросил он сестру. Девочка напомнила брату:
      - В блокноте, помнишь? На листочке, который мы нашли в комоде. Написано "Пшев." в скобках. Рядом с телефоном Баранского.
      - А, вспомнил!
      - А когда она так страшно испугалась, я сразу догадалась, что это Пшеворский и тоже занимался марками.
      - Кто такой этот Пшеворский? - полюбопытствовал пан Доминик. Девочка ответила:
      - В том-то и дело, не знаем! Известно лишь, что тоже связан с марками, или скупает их, или продает.
      - Или крадет, - добавил Павлик.
      - Или у него украли. Возможностей много. Но теперь я уверена - марки где-то здесь. Или в квартире пани Спайеровой, или у пани Наховской. И у нее они их хотят отобрать путем шантажа. Надо что-то придумать...
      Задумчиво подпершись рукой и глядя в окно, Яночка произнесла:
      - Жаль, что от пани Наховской мы никакой помощи не получим. Чтоб этому придурку, ее сыну, лопнуть на месте! Все из-за него.
      Пан Левандовский, которому дети так безоглядно доверились, принял близко к сердцу их проблемы. С волнением выслушав их рассуждения, предположения и выводы, он, помолчав, решился:
      - Ладно, так и быть. Скажу вам правду. Знаю я этого сына...
      ***
      Брелочек в виде лошадиной головы привел Збиню в жуткий восторг. Когда же его заверили, что он один такой на свете, у коллекционера и вовсе глаза и зубы разгорелись. А запросили за это сокровище всего ничего: информацию о контактах Зютека с Очкариком. Збиня поднапрягся.
      Зютек знал Збиню как облупленного. Знал, что кроме брелочков его больше ничто на свете не интересует, и позволял себе иногда расслабиться в его обществе, поболтать о том о сем. И хотя работодатели много раз твердили парню, что рот раскрывается только для жратвы, а не для болтовни, уж он-то, Зютек, лучше знал, когда нельзя и словечка пикнуть, а когда и можно себе немного позволить. Например, второму их приятелю, Роману, или Ромеку, как его все звали, ни за что бы даже намеком не упомянул о своих делах. Другое дело этот свихнувшийся на брелочках Збиня. А при Ромеке - рот на замок. Ромек воображал себя чуть ли не журналистом, страшно любил собирать разную актуальную информацию и еще больше любил ее опубликовывать. Пока, правда, только в школьной стенной газете, но хвалился, что раз его заметку даже напечатали в столичной прессе. Правда, не уточнил где. Ясно, с Ромеком надо ухо держать востро. А вот Збиня...
      Сам по себе Збиня был человеком честным и порядочным, несмотря на свое хобби. Если бы Зютек ясно и недвусмысленно поделился с ним своими секретами и неприятностями последних дней, если бы сказал черным по белому, что это секреты, о которых никому нельзя говорить, Збиня оказался бы в очень сложном положении. Секретов не выдают, а друзей не предают, это и ежу ясно. К счастью, Зютек ни о каких секретах и не упоминал, никаких страшных тайн не выдавал и не требовал заверений, что дружок будет нем как могила. Зютек просто жаловался на свою собачью жизнь и на некоторых сопляков, которые эту жизнь делают и вовсе уж невыносимой, жаловался на проблемы и неприятности, но жаловался как-то так, абстрактно, надо же хоть перед кем-то облегчить душу. Вот он и облегчал перед Збиней, не требуя ни сочувствия, ни клятвы верности. Да и жаловался туманно, намеками, а когда Збиня по своей наивности не понимал и пытался что-то уточнить, Зютек словно и не слышал его вопросов.
      Возможно, Збиня бы и оставил свою безнадежную затею, уж очень непросто было общаться с приятелем, но лошадиная голова стояла перед внутренним взором коллекционера и не позволяла ему отступиться.
      - Очкарик в принципе марками не занимается, - как можно небрежнее выдал информацию Збиня, стараясь не показать распиравшей его гордости. - Стакнулись они с Зютеком на Саской Кемпе случайно, там кто-то помер, ну и каждый туда по своему делу заявился. Зютек не болтун, сами знаете, пришлось покрутиться, чтобы за язык его потянуть, а потом концы с концами связать. И выходит, там, у этого покойника какие-то марки - высший класс! И Очкарик намылился их подменить. Тот самый экстра класс прихватить, а взамен подложить абы что. И все будет чики-чики и в ажуре, количество то же, вот качество малость не того. Вроде я правильно понял, но не уверен. Вы наверняка разберетесь, что к чему.
      Закончив речь, Збиня с большим трудом оторвал взгляд от сиявшей на столе золотым блеском лошадиной головы и взглянул на Яночку и Павлика. Те смотрели на него почти с мистическим ужасом.
      Начав расследование в понедельник, брат с сестрой развили неплохой темп. Стимул в лице брелочка чрезвычайно вдохновил Збиню, и он мог доложить результаты своих расспросов уже в среду вечером.
      За столом они сидели втроем. Стефек заметал с пола то, что осталось от большого разбитого цветочного горшка с землей и каким-то цветком. Цветок уже давно засох, так что ему было все равно, а вот горшок был красивый, жаль. Так думала Яночка, понимая, что это из-за нее произошла катастрофа, из-за нее у Стефека все валится из рук. И со стен, и с окон. Вот и теперь: заехал своим стулом в стенку, выбив в ней порядочную дыру и смахнув с подоконника вышеупомянутый горшок. Известку он подмел еще раньше.
      Збиня опять уставился на стимулирующий брелочек и вдохновенно продолжал:
      - Вот Зютек и подрядился доставить ему то самое г.., ну, дерьмо, ну, в общем, всякую марочную дрянь. Да тут у них какие-то сложности приключились, одним словом.., что-то у них сорвалось.
      Стефек уже давно громко и демонстративно кашлял над разбитым горшком. Павлик рассеянно взглянул на друга и опять уставился на его брата, ожидая продолжения рассказа, но тот заикался на одном месте на всяких "ну" и "значит" - и ни с места. Яночка была сообразительнее брата. До нее сразу дошел смысл кашля. Заслуги надо поощрять и отмечать, иначе добрые намерения могут ведь и засохнуть на корню, ну как вот этот несчастный цветок.
      - Да, мы знаем, - сказала девочка. - Это благодаря ему. - И кивнула в сторону Стефека.
      От счастья совок с землей и черепками выпал из рук мальчика, его содержимое вывалилось на тапочки брата. Збиня инстинктивно отдернул ноги.
      - Ты что? Все из рук валится, совсем парень сдурел! - разразился он проклятиями, стряхивая с тапок землю. - Марш в кухню, высыпь все это в мусорное ведро! И принеси компот! И вообще лучше посиди в кухне. Один вред от тебя! Я тут, видишь, важные вещи обсуждаю, нечего тебе, щенку, свой нос совать.
      - Есть чего! - заупрямился младший брат. Збиня грозно приподнялся со стула:
      - Поговори у меня...
      Тут до Павлика дошло и он вмешался:
      - У Стефека свой участок, он ведет Зютека, так что должен знать, как обстоит дело. А каша заварилась та еще! И сдается мне, речь идет как раз о тех марках, что уже пятьдесят лет разыскивает наш дедушка. Мы помогаем ему искать. И твой брат тоже, так что пусть слушает.
      Збиня посмотрел на брата с отвращением, но ничего не сказал, а Стефек подумал о Павлике - что значит настоящий друг!
      Мусор из совка Стефек высыпал рядом с мусорным ведром, но поднос с компотом, стаканами и блюдечками донес до комнаты в целости и сохранности, пролив не больше двух ложек компота, когда расставлял на столе компотницу и стаканы. Разливательную ложку Яночка предусмотрительно тут же у него отобрала, чтобы у Збини не было повода отвлекаться от своего отчета. Стефек сразу онемел, остолбенел, окаменел и оглох.
      Збиня мог спокойно продолжить рассказ.
      - Насколько я понял. Очкарик не разбирается в марках, ему лишь бы продать подороже, а так он в марках как свинья в апельсинах. Зютек так сказал. А Зютек разбирается, поэтому тот в нем, Зютеке, заинтересован, без него, Зютека, как без рук. Это Зютек так сказал.
      Збиня допил компот, вытащил из него кусок яблока, съел, подумал и закончил:
      - И это все.
      - Мало! - жестко сказал Павлик. - Нам еще надо знать, связан ли с этой шайкой Файксат, знают ли они друг друга. Я имею в виду Очкарика и Файксата.
      - А, насчет этого могу сказать! - обрадовался Збиня. - Не знают. То есть Зютек так прямо не сказал, я ведь не мог спросить, но у него поджилки трясутся, как бы Файксат не узнал, что он связался с Очкариком, и наоборот. Вот я пошевелил извилинами и так думаю: или они вовсе не знают друг о друге, или как минимум один из них не знает, чем занимается второй. Не исключено, что в конце концов за те марки заплатит Файксат.
      - Дудки! - возразила Яночка. - Файксат всегда скупает марки по дешевке, а Очкарик наоборот, захочет продать как можно дороже. Нет, они никак не договорятся. Кто-то третий нужен.
      Павлику тоже захотелось вытащить из стакана кусочек яблока. Поскольку Стефек при сервировке игнорировал ложечки, а лезть пальцами в стакан, как это сделал Збиня, Павлик знал, некультурно, он извлек фрукт с помощью черенка разливательной ложки и с удовольствием его съел. Возможно, именно яблоко вдохновило его.
      - Слушайте, у меня идея! То есть я так подумал: если Зютек не имеет понятия, какие марки в коллекции, откуда он знает, какие требуются взамен? А ведь надо подменить так, чтобы разница не очень бросалась в глаза, чтобы ее не каждый заметил.
      Збиня опять с трудом оторвался от созерцания лошадиной головы и удивленно заметил:
      - Слушай, а ты.., того, соображаешь. Вот я сейчас припоминаю, что-то он себе под носом бормотал, что все труднее доставать марки. У кого-то он доставал их, а теперь с этим тоже проблемы. Выходит, и в самом деле есть какой-то третий?
      - Может, Баранский?
      - Понятия не имею. Фамилий Зютек никогда не называет.
      - Получается, все вертится вокруг Зютека, он должен все знать, вот и постарайся вытащить из него побольше...
      - Ты думаешь, это раз плюнуть? Павлик не ответил, только выразительно посмотрел на сияющую золотым блеском лошадиную голову, так безотказно действующую на Збиню. Вот и теперь тот сразу замолчал и перестал ссылаться на трудности в расследовании. Яночка поддержала брата:
      - Учтите - Зютека нельзя ни на минуту упускать из виду. В этой шайке он ключевая фигура, хотя и не главный. Он исполнитель, он же - связующее звено. А ведь еще и из Алжира летят брелочки, вот-вот прибудут...
      Слова девочки произвели сильное впечатление на обоих братьев. Збиню, естественно, вдохновили летящие из Алжира брелочки, Стефек же уловил суть его кумир желает получать информацию о Зютеке. Как можно больше всякой информации! Пожалуйста, будет ей информация. А если обожаемое существо потребует и самого Зютека, он, Стефек, доставит и его в натуральном виде. Если надо, в упаковке и перевяжет ленточкой с бантиком!
      У Збини от волнения пересохло в горле. Ладно, ради получения новых экземпляров коллекции, да еще таких экзотических, он готов на многое. Но из того, что сказал Павлик, следует, что возни с этим Зютеком и конца не видно. А как же лошадиная голова? Он, Збиня, долго не выдержит. Он желает это сияющее сокровище получить как можно скорее, чтобы оно стало его собственностью, чтобы он мог повесить его на почетном месте в ряду других экспонатов и наслаждаться его видом в любое время дня и ночи. И не только смотреть, но и брать в руки, прижимать к сердцу, до блеска натирать мягкой бархоткой! А история с марками может затянуться до бесконечности! Нет, он не выдержит!
      Громко проглотив слюну, Збиня хрипло сказал:
      - Положим, я готов бдить и держать руку на пульсе, но ведь этот тип может тянуть резину, да и схлопотать по морде недолго. Тут компенсация требуется.
      - Ты что имеешь в виду? - холодно поинтересовался Павлик.
      - Предлагаю честную сделку: я получаю вот это, - Збиня кивнул на брелок, прямо сейчас. А на Зютека обязуюсь доносить аж до.., до конца аферы!
      - А за арабские что сделаешь?
      - Про арабские особый разговор будет, когда прилетят.
      И рука Збини сама протянулась к лежащему посередине стола сверкающему кружочку. От прикосновения к нему все тело парня пронизало острое чувство счастья.
      - Честное слово? - пожелал убедиться Павлик.
      - Слово чести! - пообещал Збиня. Павлик взглянул на сестру, та кивнула. Пусть будет так, возможно, полученное вознаграждение подвигнет Збиню на новые подвиги. И каждый раз, когда посмотрит на лошадиную голову, вспомнит о своем обещании. Во всяком случае, другого им пока ничего не остается, как положиться на клятвенное обещание и впредь сообщать все новости о Зютеке. Впрочем, Яночка не сомневалась, что поощренный ценным подарком Збиня не только не забудет о своих обещаниях, но, напротив, станет еще больше стараться.
      - Ладно, бери! - разрешил Павлик. - Уговор дороже денег. Мы тебе доверяем.
      ***
      - Итак, у нас остались практически только Пшеворский и Баранский, проглядывая свои записи в тетради, сказала Яночка. - Их не знаем ни мы с тобой, ни Хабр.
      - И адреса Пшеворского у нас нет, - напомнил Павлик.
      - Начнем с Баранского, ведь совсем неохваченный. Мы не знаем ни того, как он выглядит, ни того, где живет, ни того, чем занимается. И самое главное - я не знаю, как все это узнать.
      - Пойти и посмотреть на него, - предложил Павлик. - Очень просто.
      - Куда пойти?
      - Глупый вопрос. Туда, конечно, где он живет. Ведь в собственном-то доме он появляется?
      - Не уверена. И вообще с ним все не так просто. Вспомни, ведь шла речь о какой-то краже в семье. И если это тот самый Баранский, который украл марки у своего дядюшки... И если он распродавал их направо и налево, то сейчас он уже наверняка распродал все и тогда совсем нам не нужен.
      - Э, не выдумывай. Сама вспомни - он украл не все, только часть марок. И мог продавать понемногу марки из той части, потому что нужны были деньги. А остальное оставил себе.
      - Вот именно, раз оставил себе, надо узнать, что именно у него осталось. А как узнать - не имею понятия. Ведь если человек эти марки когда-то украл, он ни за что не признается!
      Оптимист Павлик настаивал на своей версии:
      - А может, и признается. Ведь это уже давно было...
      Яночка вышла из себя.
      - Ну и что! Думаешь, теперь может явиться к людям и заявить - глядите, какие у меня марки, когда-то я свистнул их у дядюшки, ну да это было давно, стоит ли вспоминать... Так по-твоему?
      - Дядюшка его умер, может говорить, что марки он ему подарил.
      - А у нашего дедушки сохранилось письмо, и этот дядюшка там написал марки у него украли.
      - И что с того? Дедушка ни в жизнь не станет об этом трепаться. Доносить не станет!
      Подперев по своему обыкновению щеку рукой, Яночка глубоко задумалась. В чем-то Павлик прав. Баранскому совсем не обязательно обнародовать свою кражу, а о дедушкином письме он может и не знать.
      Короче, мошеннику ничто не грозит, он действует свободно и даже нагло. И тогда узнать о том, какие у него марки, очень легко, достаточно заявить о своем желании кое-что из них у него приобрести. Для этого не обязательно быть взрослым, марки собирают люди всех возрастов.
      - Ну, хорошо, - сказала Яночка, додумав до этого места и убирая локти со стола. Но тут ей что-то вспомнилось, и она добавила:
      - Нет, постой! Погоди!
      - Да я и так стою, - удивился Павлик. - И никуда бежать не собираюсь.
      - Да нет, я только что собралась сказать тебе - едем на Бонифация!
      - И что?
      - И тут вспомнила, как пани Наховская велела нам держаться от этого Баранского подальше. Помнишь? "Держитесь от него подальше", это ее слова. Помнишь?
      - Да помню, помню, не такой уж я склеротик! - рассердился брат. - Помню, конечно. И что из этого?
      - Ох, и сама не знаю что. Павлик не столь серьезно воспринял предостережение пани Наховской.
      - Нам совсем не обязательно сразу кидаться ему на шею, - наставительно заметил он. - Мы можем посмотреть на него издали. Хочешь - даже в бинокль. Это во-первых. А во-вторых, она уж очень была вздрючена, вот и сказала. Не кусается же этот Баранский. И не бодается.
      Как оно часто бывает, замечание брата подтолкнуло творческую фантазию Яночки, и из нее так и посыпались версии, предложения, идеи.
      - Ты прав, Баранского мы с тобой обязательно должны увидеть, и для начала издалека. И как можно скорее, придумай что-нибудь. А во-вторых, надо обязательно сообщить пани Пекарской о том, чем занимается Очкарик. Пусть что хочет делает, но доберется до оставленных пани Спайеровой марок и посмотрит, какие они, чтобы он не мог ничего заменить. Погоди, у меня и в-третьих есть. Хорошо бы подпустить к ней Зютека и посмотреть, что он попытается схимичить. Ясно что, постарается всучить ей завалящую дрянь.
      - Я хочу знать, какую именно дрянь. А пани Пекарскую предупредим, чтобы ушки на макушке... И надо скорей, может, он уже едет к ней!
      - Сию минуту точно не едет. Уже полдесятого, а вряд ли пани Пекарская пригласила нашего Зютека к ужину. Но вообще ты права, надо нам с тобой пошевеливаться, медлить опасно.
      Так что мы решим?
      - Завтра же едем сразу в два места.
      - Вместе?
      - Да, а что?
      - Не успеем. Эта проклятая школа... Я освобожусь только в четыре. А ведь вечером нам надо махнуть в аэропорт.
      - О Боже, насмерть забыла! Ну хорошо, тогда я одна сразу же после школы поеду к пани Пекарской.
      - А я сразу же после школы поеду на Бонифация. И Хабра возьму с собой. Не возражаешь? С пани Пекарской они уже знакомы, а Баранского надо ему показать.
      - А вечером встречаемся в аэропорту.
      ***
      Сначала Павлик ознакомился с обстановкой. Как уже говорилось, участок, на котором стоял дом Баранского, был угловым и граничил с двумя соседними. Один из них был совсем голым и ничем не огражденным, другой, напротив, окружен сеткой и весь зарос деревьями и кустами. Проникнуть на нужный участок можно было с двух сторон, и проще с той, где не препятствовала никакая загородка, но Павлик избрал второй вариант. Перемахнуть через сетку - плевое дело, зато потом скроешься в зарослях, а на том, первом, будешь весь как на ладони.
      Все эти рассуждения были чисто теоретические, пока мальчик не собирался никуда проникать, пока его задачей было лишь знакомство с Баранским. Ну, не совсем знакомство. Требовалось увидеть этого человека, эту темную лошадку, хотя бы посмотреть на него, а для этого - дождаться, когда Баранский вернется домой или, наоборот, выйдет из дома. В особняке кто-то был, об этом свидетельствовали приоткрытые окна и свет в одном из них. Спускались сумерки, и это позволяло надеяться на то, что, выходя из дома, хозяин зажжет лампу над входной дверью, и тогда Павлик сможет его рассмотреть.
      Быстро темнело. На улице зажглись фонари, но, как всегда, большинство из них не горело, и к сожалению, как раз те, что находились поблизости.
      Время шло, а ничего не происходило. Пес проявлял ангельское терпение и выдержку, чего никак нельзя сказать о мальчике. От ожидания он уже места себе не находил. В голову лезли самые мрачные мысли. Ну, например, что этот холерный Баранский привык шастать по ресторанам, вести ночной образ жизни и возвращаться домой лишь на рассвете. Или, наоборот, что этот человек - инвалид и вовсе не выходит из дому, а связь с остальным миром поддерживает исключительно по телефону. Или вот еще вариант: у хозяина особняка мерзкое обыкновение проворачивать свои дела исключительно в первой половине дня, когда они с сестрой торчат в школе, и тогда увидеть его вообще не удастся. А что, очень даже просто! Выходит из дому этот Баранский ранним утром, обделывает свои делишки, к полудню возвращается домой и уже сидит там сиднем. Ему так удобно, видите ли, а что в таком случае делать Павлику?
      Прошла целая вечность. Совсем стемнело. Терпение окончательно иссякло, и окончательно же победило поначалу робкое решение - не ждать больше, а подобраться к дому и заглянуть в окно. Эх, давно надо было это сделать, а не околачиваться тут без толку. Времени остается в обрез, скоро придется мчаться в аэропорт.
      Значит, за дело! На всякий случай Павлик обошел соседний участок, тот самый, заросший, и осмотрел третий, соседний с ним. Он оказался чрезвычайно перспективный. Окружал его низкий штакетник на каменном основании, преодолеть который мог и младенец, а дом стоял темный, необитаемый. Вот тут, в углу, и перескочит, под прикрытием какого-то развесистого куста.
      И в этот момент к мальчику примчался оставленный на шухере Хабр. Он был явно взволнован и беспокойно вертелся. Коротко тявкнув, пес повернулся и помчался обратно, оглядываясь, чтобы убедиться, что Павлик следует за ним. Павлик, естественно, последовал быстрым галопом, по возможности стараясь не топать как лошадь.
      И успел буквально в последний момент. У дома Баранского стояла машина, и Очкарик как раз захлопнул ее дверцу. Воздержавшись от криков торжества и восторга, лишь удовлетворенно засопев, мальчик попятился и притаился за углом ограды, откуда и стал наблюдать.
      Очкарик подошел к калитке и нажал на кнопку звонка. Услышав бренчанье, он толкнул калитку и прошел ко входной двери, которая тем временем распахнулась. Возможно, из нее кто-то и выглянул, там зажегся свет, но со своего места Павлик не мог видеть входной двери. Надо же, как не повезло! Может, это сам Баранский. И выглянул, и свет зажег, были все возможности на него наконец посмотреть, а он тут, как последний дурак, торчит за углом и ничегошеньки не видит! Ведь мог бы занять наблюдательный пункт напротив двери!
      Ну да ладно, чего теперь кусать локти. В конце концов, Очкарик вряд ли останется здесь ночевать, а когда хозяин его выпустит, тут можно и рассмотреть этого распроклятого хозяина. Хотя... Сколько времени?
      Павлик включил на мгновение фонарик, взглянул на часы и потерял надежду...
      ***
      В аэропорт Яночка приехала прямо от пани Пекарской, чрезвычайно довольная результатами визита. Хозяйка угостила девочку только что испеченным вкуснючим бисквитом и со вниманием выслушала гостью.
      А главное, все поняла! Она и раньше знала, что марки могут отличаться одна от другой едва заметным оттенком окраски, что надпись на одной может быть лишь на волосок тоньше, чем на идентичной, а это имеет колоссальное значение. Она прекрасно понимала, в чем тут дело и какие цели преследуются при замене одних марок на другие. Одним словом, проявила себя самым настоящим филателистом. Внимательно выслушала все, что ей рассказала девочка, внимательно записала номера, под которыми марки числятся в каталогах. В общем, с ней у Яночки никаких проблем не возникло.
      А главное, пани Пекарская была глубоко возмущена подлыми замыслами Очкарика и клятвенно обещала сделать все от нее зависящее, чтобы им воспрепятствовать.
      Павлик появился, когда пассажиры, прилетевшие рейсом из Алжира, уже стали выходить из таможенного зала. Женщина, доставившая от отца письмо и посылочку, была в числе первых, поэтому обменяться новостями брат и сестра смогли лишь на обратном пути из аэропорта.
      Выслушав отчет Павлика, сестра удовлетворенно произнесла:
      - Вот видишь! Мы оказались правы. Очкарик и Баранский! Одна шайка. За марками охотится Баранский, он нанял Очкарика, и именно от Баранского Очкарик получает разную дрянь на подмену. Я уверена - так оно и есть!
      А Павлик все переживал:
      - Так я его и не увидел! Спрятался в своем доме, как улитка, носа не высовывает.
      - Не расстраивайся. Сам же сказал - напротив его дома присмотрел отличный наблюдательный пункт...
      - Наблюдательный-то он наблюдательный, было бы за кем наблюдать! Хоть бы из двери высунулся, паразит! Я там торчал, торчал... И у нас нет уверенности, что Очкарик приходит к нему каждый день.
      - Значит, надо найти способ выманить его из дома, - сказала Яночка.
      Павлик моментально придумал способ:
      - Поджечь дом!
      Рассудительная Яночка была против столь радикальных способов.
      - Поджечь можно, но не обязательно сразу дом. Вот хорошо бы что-нибудь в саду или во дворе.
      - Там кучи сухих веток, - вспомнил Павлик. - Подложить газету и зажечь! Он выскочит из дома посмотреть, что там такое горит...
      - ..и наш костер хорошенько осветит его. Но все-таки давай поджог оставим на крайний случай, пока последи за ним без поджигания. Или хочешь, вместе покараулим. Хорошо бы узнать, бывает ли там наш Зютек.
      - За Зютеком присматривают Збиня и Стефек.
      - Надо будет им сказать о знакомстве Баранского с Очкариком.
      - А сами когда будем караулить? Ночью?
      - Езус-Мария, как же трудно нам приходится! - вздохнула девочка. Подумаю. А пока пообщаемся со Збиней, может, у него тоже есть новости.
      Збиня честно отрабатывал лошадиную голову и охотно принял помощь братишки, не вникая в причины такого энтузиазма со стороны этого сопляка. Можно будет переложить на него часть работы. Естественно, распределял обязанности старший.
      - В школе и сразу после школы - я, - втолковывал он младшему, - а потом ты. Поэтому сразу же делай уроки, чтобы потом подежурить. И пригодились бы какие-нибудь марки. Погоди, есть идея...
      Идея Стефека очень заинтересовала, но брат ознакомил с ней меньшого только на следующий день.
      - Значит, такое дело, - писем этих приходят тонны. Не успевают все читать. И конверты с марками выбрасывают, во всяком случае, марки вырезать можно.
      - Да куда приходят-то? - не понял Стефек.
      - Я же говорю - на телевидение! - разозлился Збиня из-за непонятливости брата, хотя ничего подобного пока не сказал. - И надо только найти подходы к тем, кто у них обязан заниматься письмами. А у меня, как назло, нет ни одного знакомого на телевидении.
      - А та, что живет в доме напротив нас?
      - Какая? - удивился Збиня.
      - Ну та, что ведет передачи для детей. Я по лицу узнал.
      - И уверен, она с нами на одной улице живет? Может, в гости к кому приходила?
      - Какие гости, если мусор выносит и с собакой гуляет!
      - А, ну тогда факт - живет. Вот только как с ней познакомиться?
      - А это мое дело! - оживился Стефек. - Гарантирую - завтра же мы с ней будем лучшие друзья!
      - И Зютека познакомим. Он, знаешь, за марки готов все сделать! Слушай, вдруг подозрительно спросил брат, - а ты не отколешь какой-нибудь номер...
      - Тебе какое дело? - обиделся Стефек. - Главное - познакомиться, так ведь? Чтобы нам разрешили помочь им с письмами разобраться, наверняка у них завал. А потом договоримся, как станем помогать. Или домой нам дадут, или к ним в редакцию будем приходить.
      - А если наша соседка ничего общего с письмами не имеет?
      - Главное - на телевидении работает. Через нее выйдем на тех, кто имеет. А уж с ними разберемся. Оглушить, например, схватить мешок с письмами... фантазировал Стефек.
      Старший брат призвал сопляка к порядку:
      - Я тебе оглушу! Так и знал, кроме глупостей, ничего в твою дурацкую башку не придет. Наоборот, как-то к ним подлизаться, чем-то помочь, что-то сделать такое для них.., ну не знаю.
      - Посмотрю по обстоятельствам, - пообещал Стефек. - Ладно, без применения силы... Предоставь это мне.
      У старшего брата хватило ума не вникать в детали плана младшего. Они договорились, что на вахту при Зютеке младший заступит в пять часов, и разошлись.
      Стефек приступил к операции. Свою старую рогатку он нашел без особого труда, но резина уже никуда не годилась, рассыпалась прямо в пальцах. Мальчик установил местонахождение родителей. Мать, как всегда, крутилась на кухне. Отец, как всегда, прочно засел перед телевизором в комнате. Можно действовать свободно. Двух секунд хватило для того, чтобы разыскать в комоде спальни новые отцовские подтяжки. Импортные, отцовская гордость и предмет хвастовства. Производства "Вуди Бразерс". Отец очень дорожил ими и надевал только по праздничным дням. И в самом деле, подтяжки оказались самого высокого качества, эластичность их соответствовала мировым стандартам, а в металлические застежки на них очень хорошо просовывались пальцы. Мальчик отдавал себе отчет, какая это ценная вещь и что будет, если их испортить, но он вовсе не собирался их портить. Воспользоваться разок и незаметно положить на место, вот и все.
      Много времени заняли поиски подходящего камня, ведь он должен быть ни слишком маленький, ни слишком большой, не корявый и не рассыпающийся на лету. Наконец подходящий камень нашелся. Даже два камня. Теперь оставалось только наметить цель: окно квартиры дикторши с телевидения.
      Выяснилось, что Стефек ее фамилию забыл. Ну и что с того, что сотни раз смотрел ее передачу! Кому нужна фамилия редактора или ведущего? Надо отыскать.
      Мальчик вернулся домой, на цыпочках, за спиной все еще сидящего перед телевизором отца пробрался к телепрограмме, схватил газету и отыскал нужную передачу для детей. Оказалось, фамилия ведущего или редактора и телевидению не нужна, в программе только время и название передачи. Там внизу наверняка висит список жильцов, Стефек прочтет и по квартире вычислит. Или вспомнит, ведь он же много раз слышал ее фамилию.
      В списке сразу бросилась в глаза фамилия "Волицкая". Она! Правда, мальчику почему-то казалось, что должно быть "Волинская", но, значит, ошибся. Вот, квартира No б, третий этаж. Теперь оставалось лишь подняться по лестнице, установить, куда выходят окна квартиры, и со двора вычислить, какие именно это окна.