Тот же самый вопрос терзал участкового. Он к тому же терпел невыносимые мучения от какого-то «лосося», упорно слетающего с его уст вместо «лося». Доктор Романовский старался успокоить стража порядка.

— Это все эмоции, пан поручик, — объяснял он снисходительно. — Лось — это слишком короткое слово, чтобы излить из души все накипевшие эмоции. Здоровый рефлекс заставляет вас изливать больше, как-то продлить это слово, обогатить…

Сидящий около Януша Влодек не обращал на них внимания, занятый новым огорчением. Давно наступило утро. Самая пора собираться в обратную дорогу, если они хотели успеть на работу. Появление в институте в более или менее обычное время принципиально для их алиби. Планировали в шесть выехать из Люблина, около восьми добраться до Варшавы и сразу ехать прямо в институт. Сейчас уже десять минут шестого, а коллег все ещё нет. Где они? Что с ними?…

Преступная группа в этот момент остановилась на шоссе за городом. Столпились вокруг автомобиля Януша, где на заднем сиденье покоилась величественная рогатая башка, кое-как обмотанная целлофаном. Казалось, она занимает весь салон. Рассуждения, как избавиться от трофея, довели компанию чуть не до сумасшествия. Единодушно соглашались с одним, а именно: водрузить трофей надо на видном месте, предъявить его обществу, но подстраховавшись от кражи или порчи. Причём сделать это нужно немедленно. Януш и едущий с ним главный инженер не желали далее терпеть соседство с лосем.

— Ладно, — соглашался Стефан. — А место у вас есть подходящее?

— Нет. Но избавиться от этого нужно как можно скорее. Придумайте что-нибудь!

— А может, все-таки… — начал Каролек и осёкся.

Патрульную машину милиции заметили только в тот момент, когда она оказалась совсем рядом. Воцарилось гробовое молчание; ни слова не говоря, коллектив не отрывал глаз от больших белых букв на борту машины. Януш за рулём просто обмер.

Патрульная машина ползла медленно, милиционеры внимательно приглядывались к автомобилям и к четырём стоящим возле них людям. Потом неспешно отъехали. Компания перевела дух.

— Не пяльтесь им вслед! — цыкнул Стефан. — Не дай Бог, вернутся!

— Не знаю я такого надёжного места, — заявил побледневший Януш. — Брошу где придётся! Ни за какие коврижки не хочу, чтобы меня с этой штуковиной застукали!

— Возвращаются!!! — в панике завопил Лесь. Словно стадо вспугнутых оленей, группа от машины Януша метнулась к машине Стефана. События урожайной на приключения ночи окончательно истощили душевные силы коллектива. На продуманные поступки никто уже не был способен. Автомобили рванули с места в карьер, забуксовали, выскочили с обочины на шоссе и погнали к городу. В раже не заметили, что патрульная машина свернула влево и укатила прочь по боковой дороге.

— Больше не выдержу, — возвестил с мрачной решимостью Януш, немного замедляя ход на пустых улицах города. — Я нервный. Ещё один патруль — и я за себя не отвечаю.

Главный инженер хотел ему поддакнуть, но вдруг осознал — от волнения он так стиснул челюсти, что скулы свело. Поэтому он не смог ничего сказать, наклонился назад через спинку сиденья и стал производить какие-то манипуляции с лосиной башкой. Как он понимал Януша! Трудно представить, что бы они лопотали, задержи их милиция. Откуда может взяться голова охраняемого животного? Открылись бы все сопутствующие обстоятельства… Нет, это невыносимо. Вдобавок ко всему башка чудовищно воняла. С отчаяния у главного инженера зародилась идея.

— Что ты там возишься? — забеспокоился Януш, бросив подозрительный взгляд.

— Рог — плохой проводник! — бормотал, не отвечая, главный с ожесточением в голосе. Он встал на колени задом наперёд, при этом спинка сиденья врезалась в желудок, и вытворял руками сложные и таинственные пассы. — Чудо, что уцелел этот кусок проволоки, не пожалей его, Януш. Остановись под чем-нибудь… Что сверху будет…

— Холера, опять едут! — свирепо прошипел Януш.

Главный инженер подскочил, бросил башку и упал на сиденье, держа в руке недоделанный крюк из толстой проволоки. Очередная патрульная машина обогнала их, обогнала едущий впереди автомобиль Стефана и исчезла в глубине улицы. Пустынный город едва-едва начинал шевелиться. Януш и главный инженер замолкли, неожиданно поняв друг друга без слов. Януш притормозил…

Поглядывая в зеркальце заднего вида, Стефан был в курсе манёвров задней машины. Неожиданно та остановилась в середине правого ряда. Стефан встревожился и резко притормозил. Видя, что Януш и главный инженер спешно выскакивают наружу, не задумываясь, двинулся к ним задним ходом.

Януш и главный инженер выволокли башку наружу, не отвечая на нервные расспросы. Рога оказались крепко обмотаны толстой проволокой, концы которой, скрученные вместе, были выгнуты внушительных размеров крюком. Держа груз в объятьях, Януш посмотрел наверх, потом на главного инженера, и оба согласно кивнули головами. Главный инженер быстро осмотрелся. Поблизости раскинулся небольшой скверик, где нашлась покорёженная лавка с полуоторванной доской сиденья. Главный бросился к лавке и дёрнул за доску.

— Оба умом повредились, что ли?! — с ужасом спросила Барбара.

До Каролека вдруг дошло, в чем дело, и идея показалась ему замечательной. Со сверкающими глазами он бросился на помощь главному инженеру. Толстая, хотя и узкая двухметровая доска оказалась у них в руках.

— Вы будто с трамвая упали — менты ездят, люди кругом, а вы что вытворяете?! А если кто увидит?! — бушевал Стефан. — Не реагируют! Как священная корова! В чем дело-то?!

— Ни секунды промедления! — зарычал Януш. — С меня хватит переживаний. Давай, вешаем!

— Иисусе Христе Боже!… — сдавленно простонала Барбара.

— Слишком высоко, — критическим тоном протянул Лесь, задрав голову вверх. Между тем он склонялся скорее одобрить это безумие, чем протестовать.

Главный инженер уже был готов на все и не допускал ни малейших возражений. Одним движением он заклинил обмотанную вокруг рогов проволоку в надломленном конце доски и повелительным жестом подозвал сотрудников:

— Вперёд, хватайте! Держи, а потом ему подашь! Вместе, разом, взяли!…

Неожиданно весь коллектив почувствовал нечеловеческий прилив сил. Стало очевидно: безумная идея главного инженера обречена воплотиться в жизнь и лучше побыстрее с этим покончить. Все распоряжения выполнялись незамедлительно. Крепко схваченный тремя парами рук Януш вознёсся на плечи друзей. Лесь поднимал наверх доску с зацепленной за неё проволокой. Не обращая внимания на вонь, Януш принял лосиную башку на грудь, вырвал у Леся доску и, напрягая все силы, отчаянным рывком подбросил груз ещё выше. Проволоки хватило, высоко торчащий крюк оказался где положено. Тут же силы покинули Януша, и все вспомогательные элементы пирамиды рухнули на землю. На высоте нескольких метров осталась огромная лосиная башка с мощными рогами, качаясь на слегка провисших от тяжести троллейбусных проводах. Небрежно накинутый целлофан развернулся и последним торжественно слетел вниз.

В считанные секунды обе машины вместе с шестью пассажирами пропали в глубине улицы.

Минут через десять первый, почт пустой троллейбус притормозил перед неожиданным препятствием. Водитель издалека увидел — на линии что-то не в порядке, подъехал поближе и остановил троллейбус. Кабину он не покинул. Не веря собственным глазам, смотрел на качающуюся почти в трех метрах от земли рогатую голову и пытался осмыслить на редкость странное видение. Такое не могло существовать на самом деле. Спиртного он с прошлой недели в рот не брал, галлюцинациями до нынешнего утра не страдал, вроде не болен, и совершенно точно, что не спит…

Неизвестно, решился бы водитель пренебречь видением и таранить этот оптический обман, но один из немногих пассажиров тронул его вдруг за плечо.

— Слушай, шеф, — произнёс пассажир тоном глубокой задумчивости, — сдаётся, у меня обман зрения? Мне чудится — перед нами большое такое личико висит. Может, и тебе тоже чудится?…

Через полчаса на линии стояли уже четыре троллейбуса, несколько сот человек и три патрульные машины милиции. За одной из машин прятался лаборант из больницы. Два фоторепортёра делали снимки, жужжала камера кинохроники. В эти минуты председатель местной Лиги Охраны Природы в брюках, спешно натянутых на пижаму, садился в свою машину, а три представителя редакции, поместившей два дня назад заметку о лосе, спешили на место происшествия на такси. Из гаража пожарной части выезжала боевая машина.

В противоположную сторону, удаляясь от Люблина, мчались три машины. Атмосфера в салонах бурлила смешанными чувствами.

— Черт, в суёте мы о шкуре забыли, — говорил раздражённо Януш. — Шкура у этой гниды осталась. Жаль до смерти, я просто вне себя!

— Не волнуйся так, должно быть, у него отберут без нас, — утешал его главный инженер. — Теперь милиция может действовать открыто, надеюсь, участковый ему не спустит…

— Угловые сегменты ограды у нас вообще замечательно получились, — с радостным оживлением говорил Каролек Барбаре. — Не дай Бог возникнет проблема, откуда взялась ошибка в измерениях, так скажем, что мерили до угла, отсюда разница. Никто, мол, не заметил, что середина утоплена вглубь, и пусть теперь вносят поправки!

— Отлично! — похвалила довольная Барбара. — Получится — напакостили землемеры, а я с ними как раз разругалась…

Лесь сидел посреди комнаты и тупым взглядом смотрел в стену, баюкая на коленях кипу страниц с книжным текстом. Некоторые странички ещё держались вместе, однако ни одна не уцелела полностью. До такого плачевного состояния они были доведены с восхитительным тщанием: большая часть вообще отсутствовала, остальные порваны и помяты, а те, что удалось прочесть, своим содержанием наводили ужас.

По возвращении из Люблина Лесь кинулся доставать опус о токсикологии питания и нашёл только его ошмётки. В первое мгновение он впал в панику. Несколько минут пытался отгадать, что послужило, причиной ущерба, — вотще. Потом полдня размышлял, как будет выпутываться, ничего не придумал и решил все дело скрыть. Изумление и испуг, охватившие его, совершенно потускнели, когда он углубился в сохранившийся текст. Кошмарное содержание заслонило все остальное.

Он искренне сожалел, что вообще приступил к этому чтению. Самое скверное, что винить было некого. Сам заварил всю эту кашу. Сам, добровольно — никто под локоть не толкал — купил на рынке с лотка пучок морковки и два пучка редиски. Старательно сложив их вместе — для красоты, вошёл в отдел с эффектным букетом, обращая на себя всеобщее внимание.

— Эй, посмотрите, разве не красиво? — сказал он гордо, демонстрируя свою цветистую добычу.

Барбара, Каролек и Януш подняли головы. Смотрели на него долго, молча, а Лесь укладывал овощи ещё декоративней.

— Даже есть жалко, — вздохнул он с явным сожалением.

— А ты это есть собираешься? — с сомнением спросил Каролек.

Лесь слегка удивился:

— А что же ещё? Витамины полезные.

— Ой, Господи… — сказал Каролек ещё неуверенней и в смущении умолк.

Теперь Барбара и Януш воззрились на него.

— Ты думаешь?… — встревоженно спросила Барбара.

Януш ничего не спрашивал, с интересом переводил взгляд с Каролека на букет и с букета на Леся. Лесь удивился ещё больше:

— А что такого?… Ну, помою, конечно…

Каролек поднялся со стула, подошёл к Лесю и очень внимательно осмотрел морковь.

— Одна к одной, как на выставку, — подтвердил он. — Ядрёная, аж плохо делается.

— Вот именно, ядрёная! — подхватил Лесь радостно. — Так в чем проблема?

— Ничего-ничего, пусть лопает, через пару дней увидим, как он себя почувствует, — ехидно сказала Барбара.

— Никакая не пара дней! — запротестовал Каролек. — Это действует на длинных волнах. Через пару лет — это да, но у меня терпения не хватит столько ждать.

— Не знаю, хватит ли одного пучка, — критически заметил Януш. — Пускай трех вместе с редиской, но тоже мало. Тогда надо есть ежедневно.

— Положим, еженедельно, — оценила Барбара. — Возможно, через год у нас уже были бы результаты…

Лесь стоял над своим букетом, таращась на сотрудников.

— О чем вы говорите? — подозрительно спросил он. — Может, я что-нибудь проглядел?

Каролек вздохнул.

— Самая красивая морковь — это и есть самая вредная, — грустно объяснил он. — Она содержит в себе всякие разные химикалии. Вспомни, что говорил пан доктор в больнице — канцерогенное и так далее. А кроме того, я же вам говорил… А, нет, тебя не было. Если хочешь, могу повторить, хотя сдаётся мне, что с нас этой болтовни хватит.

Задремавшая в последние дни память Леся вдруг проснулась и отработала свой простой сполна. Она откликнулась мощным гласом, предоставив полное информационное обслуживание. Уже ничего не надо было объяснять.

— Вот черт, — печально сказал обладатель памяти и тяжело плюхнулся на стул.

— Ты ведь сам должен был это тщательно проверить, — говорил дальше Каролек с опёнком упрёка в голосе. — Ты сам говорил про серу и свинец…

— Про серу говорила Барбара, — поправил Януш.

— Все равно. Ты же должен был проверить факты, говорил, что у тебя есть какие-то там возможности.

— Мы надеялись, ты уже все проверил, — холодно сказала Барбара. — А тебе это, кажется, как об стену горох, никакого внимания не обращаешь…

Три пары глаз сурово и с явным упрёком смотрели на проштрафившегося. Полный раскаяния Лесь таращился на букет. Действительно, он дал слово и забыл. Вылетело из головы, хотя он даже одолжил соответствующие научные материалы. Он невольно вытеснил из головы противную тему, и вот результат… Ещё немного — и съел бы отраву…

Дрожь ужаса прошла по его спине.

— Не буду я этого есть, — пообещал он твёрдо. — Я это нарисую.

— Я от него просто заболеваю, — в бешенстве зашипела Барбара. — Завтра же доложишь все конкретные сведения! Завтра! Осознал?! Ешь что хочешь, но на глаза не показывайся без обещанных материалов! Чтоб чёрным по белому!…

Таким образом, Лесь засел за чтение разодранного опуса, и его содержание лишило его последних остатков спокойствия.

По меньшей мере половины он вообще не понимал. Чувствуя, что в мозгу ничего не задерживается, кроме общего впечатления полной катастрофы, он сосредоточился, оторвал отупевший взгляд от стены и потянулся за ручкой. Ручку он не нашёл, под рукой оказались лишь толстый чёрный фломастер и твёрдый карандаш номер шесть. Он не мог встать и поискать чего-нибудь более подходящего, ибо разодранные странички по прочтении раскладывал на коленях, на поручнях кресла, на ногах и на полу вокруг. Разлетятся — вообще не соберёшь. С хаосом в мыслях, страшно огорчённый, он стал делать пометки на полях подвернувшейся газеты и на каких-то обрывках бумаги. Фломастер писал слишком толсто, скоро не осталось свободного места. Тогда Лесь переключился на твёрдый карандаш номер шесть. Трудолюбиво царапая, он стал заполнять практически невидимыми записями пространство между толстыми чёрными строками. Часть разорванных страничек удалось сложить по порядку, их он сгрёб и вместе со своими оригинальными записями впихнул в портфель. Остальное спрятал там же, где и раньше, то есть под телефонным справочником. Он отправился спать совершенно измотанный, не способный к дальнейшему усвоению информации.

Коллектив встретил его наутро в крайнем напряжении и нетерпении. Януш принёс известие об очередном запаханном поле клубники, Барбара — от подруги, работающей в пищевой промышленности, — о вредности порошкового молока, а Каролек в третий раз повторил слышанное в универсаме от элегантного пана. Видно, тот навеки запечатлелся в его памяти. Беспокойство в умах нарастало, и решение вопроса научным и точным образом становилось абсолютно неизбежным.

Атмосферу усугублял Януш. Он упорно искал по всей комнате письмо от заказчика с требованием использовать крупные панели при строительстве оздоровительного центра. Письмо пропало, и никто не мог сказать куда.

— Да на кой оно тебе сдалось, ты же хотел им отказать, — уговаривал его Каролек, пытаясь смягчить раздражение Януша. — Просто доведи до их сведения, и готово.

— Как я им могу отказать, раз нет заказа! Довести до сведения я могу в ответ на что-то, правильно? Вообще не помню, что они там понаписали!

— А копии у нас нет?

— Нет, мать их такая нехорошая, оригинал прислали, в одном экземпляре! Куда эта бумаженция могла подеваться?

— Меня кондрашка хватит от твоих бесконечных поисков! — рассердилась Барбара. — Позвони заказчику, пусть пришлют копию, и перестань тут носиться! С ума сойти можно!

— Не могу я ему звонить, ты что, совсем не соображаешь?! Они подумают, что я согласен работать с крупной панелью, а я — фигу им! Дошло?! Я не дам впутывать себя в отравительские махинации!

— Вообще-то мы ещё не знаем точно, как обстоит дело с отравительством, — вздохнул Каролек. — Где этот Лесь?

— Тут я, тут, — откликнулся Лесь, вбегая рысцой с портфелем в охапке. — Пожалуйста… А что стряслось? Мы переезжаем?

— Нет. Януш ищет письмо от заказчика.

— Не лезь сюда копытами, ты же мне рулоны помнёшь! — сердито завопил Януш. — Садись и посиди на заднице хоть секунду! Ни минуты покоя не допросишься!

— Не обращай на него внимания, — посоветовала нетерпеливо Барбара. — Садись и говори, что ты выведал, и никаких увёрток!…

— Ты получил какие-нибудь конкретные данные? — жадно спросил Каролек.

Лесь трижды энергично кивнул головой, открывая свой портфель и осторожно вытаскивая из него горсть сигарет вкупе со сложенной, перемазанной чёрным газетой. Сосредоточенно разложил все это на столе.

— Научные материалы, — гордо пояснил он. — У меня тут записи, все на основе настоящей химии, проверено. Значит, так, факты свидетельствуют… Пусть он прекратит скакать, мне нужно сосредоточиться.

Януш как раз перебирал под его столом огромную кучу фотографий.

— Не дёргай ногами, — сердился он в свою очередь. — Глисты у тебя, что ли? Говорю тебе — сиди спокойно!

— Убить его или как? Иначе он не успокоится, — обречённо вздохнул Каролек.

Лесь расправил один из помятых листков.

— Можно дать ему пару килограммов ревеня, — предложил Януш. — Ревень содержит щавелевую кислоту, минимальная смертельная доза составляет три и восемь десятых грамма. Через восемь часов — труп.

— Я этого восемь часов не выдержу, — твёрдо сказала Барбара. — Чего-нибудь более радикального нет?

— Есть. Цианистый калий. Цианистый калий не действует только на амбарного долгоносика. Он вызывает перегиб туловища назад.

— Цианистый калий — у долгоносика? — ошеломлённо спросил Каролек.

— Нет, то есть, возможно, что у долгоносика тоже. Один из признаков отравления. Признаков на самом деле больше, но тут у меня не хватает текста, я только про перегиб туловища прочёл.

— И тут нету, — сообщил Януш, вылезая из-под стола.

Барбара и Каролек словно язык проглотили, оглушённые первыми же откровениями Леся.

— Я все обыскал, — продолжал Януш, — черти эту бумажку взяли и все тут. Притворюсь, что вообще не получал, рано или поздно они сами напишут ещё раз.

Лесь продолжал перекладывать и приводить в порядок листочки. Януш принялся за уборку и успел вытащить из комнаты все рулоны, прежде чем Барбара заговорила.

— А кто-нибудь из вас знает, как выглядит амбарный долгоносик?…

— Я знаю, — ответил Каролек. — Видел на картинке. Он, собственно, целиком состоит из туловища, поэтому не совсем понятно, как у него может быть перегиб туловища назад…

— Что? — спросил Януш и резко отвернулся от ящиков, куда он убирал остатки ненужных чертежей. — У амбарного долгоносика перегиб туловища назад? Это кто же сказал?

— Лесь где-то вычитал…

— Ничего подобного! — энергично запротестовал Лесь. — Цианистый калий вызывает перегиб туловища назад, а амбарный долгоносик хорошо переносит цианистый калий. Таким образом, как раз у него перегиба туловища и нет!

— Насколько я знаю, цианистый калий вызывает ещё пару других неприятностей, — заметил Януш, изумлённо глядя на Леся. — Кроме того, речь шла о жратве. При чем тут дурацкий долгоносик? Он что, съедобный?

— Долгоносик долгоносиком, а цианистый калий — съедобный. Можно слопать и успокоиться навек.

— А можно не лопать?

— Можно, — позволила Барбара.

— Нельзя, — возразил Лесь убеждённо. — Ты его лопаешь в муке и ничего с этим поделать не можешь. А также в семечках, орехах, сушёных фруктах и табаке.

Сидящий на корточках возле картотеки Януш поднялся и пошёл к своему столу.

— Семечек и табака я не ем, — возвестил он обиженно. — Перегиба туловища назад вы от меня не дождётесь. И я вообще ничего из вашего трёпа не понимаю, говорите человеческим языком!

Барбара и Каролек его поддержали. Они с самого начала настаивали на конкретных примерах и цифрах. Лесь разгладил покрытую чёрными каракулями газету.

— Здоровому человеку с собственным весом шестьдесят килограммов свинец не повредит в количестве до трех миллиграммов, — начал он торжественным голосом свою лекцию. — Кило салата, растущего у дороги, содержит приблизительно семь с половиной миллиграммов. Хватит?

— Да. Для двоих, — машинально высчитал Каролек.

— Это, что, должна быть порция на один раз? — уточнила сбитая с толку Барбара. — Это сколько же кочнов салага? Никогда в жизни не брала салат на вес!

— Не знаю сколько, я тоже не взвешивал. Здесь про кочны не говорится, все на вес. Погодите… Химическое воздействие канцерогенных соединений… Нет, простите, не так. Канцерогенное действие химических соединений происходит в печени. В пище находятся афлатоксины, они проникают с пищей и дыханием, наиболее подверженный поражению орган — печень!

На секунду переведя дыхание, Лесь взглянул на сотрудников. Все молчали, три пары глаз впились в него в полном и окончательном остолбенении.

— Существуют также тератогенные соединения, — зловеще продолжал Лесь. — Я проверил по словарю иностранных слов. Это означает «порождающие чудовищ».

Коллектив продолжал молчать. Лесь, по очереди посмотрев на каждого, вернулся к разложенным на столе газетным страницам.

— Что касается цианистого калия, то установлено: предельная для человека доза составляет сто миллиграммов на один килограмм крысиного рациона в день…

— Что такое?… — вырвалось у Каролека.

— Ничего. Крысиного рациона. Это означает ноль целых пять десятых миллиграмма в день на один килограмм веса человека.

— Ты с ума сошёл? — спросил с искренним ужасом Януш.

— Ну что я могу поделать, они так высчитывают. Вы же хотели по науке, правильно? Так вот… Исследования заболеваемости раком пищевода у мужчин, курящих табак и употребляющих алкоголь, показывают….

— А у женщин? — быстро перебила Барбара.

— О женщинах тут нет. Только про мужчин. Показывают, что, если кто-то курит по двадцать часов в день и хлещет по восемьдесят одному часу в день…

— Ну нет, здесь ты заврался, — решительно вмешался Каролек. — Даже по науке в сутках не бывает по восемьдесят одному часу! Должно быть, тут что-то не так!

Лесь внимательно углубился в текст на клочке бумаги:

— Согласен. Это не часов. Если кто-то курит двадцать сигарет в день и пьёт более восьмидесяти одного литра в день…

— Бог ты мой, что он несёт?! — рассердился Януш. — Какой восемьдесят один литр?! Самый худший алкаш не справится!

Он вскочил со стула, подбежал к Лесю и наклонился над его записками.

— Где это у тебя? Здесь? Ты что, гвоздём записывал?

— Карандашом твёрдым номер шесть.

— Сдурел совсем! Факт, восемьдесят один… Ну нет, скорей всего, ноль восемьдесят один. В восемьдесят один литр я в жизни не поверю!

— Ну хорошо, двадцать сигарет в день и почти литр водяры, — потерял терпение Каролек. — Ну так что? Что эти исследования показывают?

— Что вероятность заболевания просто чудовищная, — ответил чётко Лесь. — Не знаю какая, я не смог сообразить, в каких единицах там дана шкала, но графически выглядит просто ого-го!

— Это испокон веку известно без всяких графиков, — холодно заметила Барбара. — Что там дальше, говори, потому как продуктов питания пока что не видать.

— Фитин, — поспешно продолжал Лесь. — Очень вредный, одного процента достаточно, чтобы остановить рост молодых крысят, поросят и кур. Гистамин, от десяти до ста миллиграммов может оказаться причиной отравлений. Он находится всюду, больше всего… сейчас… тут у меня табличка… Больше всего… натуральные сушёные грибы — триста шестьдесят миллиграммов на один грамм продукта…

— А «Эгри Бургунди» — только восемнадцать! — неожиданно обрадовался Януш, заглянув через плечо Леся. — Пожалуйста, красное вино самое здоровое.

— А помидоры — только десять, — показал ему Лесь. — Ещё здоровее!

— Погодите минутку, это что? Это и есть вредные дозы? — подозрительно спросила Барбара. — Сушёные грибы ели от века…

— Этого я наверное не знаю, потому что остальной текст вообще понять невозможно, — с достоинством ответил Лесь. — Кроме того, текста не хватает. Кроме того…

— Самцы более подвержены воздействию! — вдруг прочёл Януш. — А знаете, неглупая мысль, я всегда придерживался мнения, что мужчины более хрупкие…

— Абсолютно идиотские взгляды! — среагировала Барбара. — Что это вообще за макулатура?

— Никакая не макулатура, а небольшой научный опус, — поправил обиженный Лесь. — Погодите, очередной яд — это сапонины, или мылоподобные вещества. Они атакуют нервную систему. Семена плевела содержат от пяти до семи процентов этой гадости и могут оказаться в муке. Холестерин уменьшает вредное влияние сапонинов…

— Ага, это означает — если и есть мыло, то только с маслом? — перебил Каролек. Он пытался переработать теоретическую информацию Леся для практических целей.

— Да, — рассеянно подтвердил Лесь. — А ещё есть афлатоксины. Телёнок, которого кормят силосом с афлатоксином, подыхает через шестнадцать недель…

— Боже мой, так вот откуда эта мода на телятину! — живо воскликнул Каролек.

— Ах так! — воскликнула Барбара и резко отодвинула свой стул. — Я ведь говорила!…

— Что ты говорила?

— Изо дня в день повторяю! Телятина… Ведь это какой идиотизм: мясо без всякого вкуса, без пищевой ценности. А теперь оказывается — ещё и отравленное! Деревенские бабы ходят по домам, насильно навязывают! А наша безмозглая общественность покупает! Ну, наконец-то я поняла, где собака зарыта!…

— Может, ты и права, что-то в этом есть…

— Так что же, собственно говоря, следует из всей этой научной белиберды? — спросил расстроенный Каролек, повернувшись к столу Леся. — Можешь как-нибудь резюмировать?

Лесь покачал головой:

— Увы. Разве что сделать частичные выводы. Все страшно вредно, и ни в коем случае нельзя есть салат, растущий у дороги. При этом про салат у меня было отдельно написано, не исключено, что салат вообще из другой научной работы.

— Слушай, а это все научные работы так выглядят? — поинтересовался Януш. — Почему твой опус в таких клочках? Наверное, каждый, кто читает, приходит в ярость?

— Я бы не удивилась, — ответила Барбара, все ещё поглощённая осуждением телятины.

Лесь смутился. Он тяжко вздохнул и сел, собрав клочки страниц в кучу. Затем печальным голосом поведал о непонятных событиях, подчеркнув неловкость своего положения. Все выразили интерес и озабоченность.

— То есть ты взял почитать, а теперь должен отдавать?

— Вот именно. Ума не приложу, как выкручиваться.

— Ещё бы, в таком виде отдавать книжку невозможно…

— Наверное, надо купить другой экземпляр?

— Погодите-ка, — сообразил Януш. — Но ведь эта книжка не сама развалилась и измялась? Когда ты одалживал, она была целая?

— Даже прекрасно выглядела. Хотя видно было, что ею пользовались.

— Так что? Кто-то пришёл и порвал?

— Может, жена?… Твоя жена была чем-нибудь недовольна?… — деликатно спросил Каролек.

Лесь жалобно на него посмотрел и снова вздохнул:

— Наоборот. Мне даже казалось, что она в хорошем настроении последние дни… Если и приходил злоумышленник, книга-то лежала под телефонным справочником, я же говорю. Сперва, наверное, порвал бы телефонный справочник?

— А собственно говоря, ещё что-нибудь порвали?

— Нет, только это…

Загадка казалась неразрешимой. Таинственный домовой разрядил свои страсти исключительно на трактате о питании. Причём упорно казалось, что виновато тут его гнусное содержание. Тем не менее книжку требовалось вернуть по принадлежности двоюродной невестке Леся. После кратких размышлений постановили: книжку следует купить и стараться в этом направлении будет весь коллектив. Проблему отсутствия фамилии автора и названия работы решили оригинально — каждый взял по листку с кусочком текста и номером страницы.

— Понимаете, — объяснил Януш, которому и пришла в голову эта идея, — берете посмотреть что-нибудь о питании… Как это называлось?

— Токсикология чего-то. Питания или питательности. Что-то в этом роде.

— Что-то о токсикологии жратвы. Сравниваете страничку… Какую там? Двести сорок третью. И на ней должен быть текст о треске горячего копчения, выборочно взятой в магазине и так далее, а на другой стороне… Варёный бекон, Канада, нитро что-то там… Совпадает — значит, нашли!

— Вечно какие-нибудь хлопоты! — вздохнул Каролек, рассматривая с обеих сторон свой листок и пытаясь запомнить двойное содержание.

Барбара старательно разгладила огрызок страницы и спрятала в сумочку.

— Сдаётся мне, это уж слишком научный источник, — задумчиво сказала она. — Должно быть, какое-нибудь особое издание для специалистов. А я, например, по-прежнему ни в чем не разобралась. Только теперь у меня не хватит смелости одалживать у кого-нибудь научные труды. Может, попытаться прояснить вопросы при непосредственных контактах?

— С кем?