— Как раз впору, — отрезал патлатый и бросил взгляд на мою голову.

С самого обеда на неё все бросали взгляды. Дело в том, что я наконец сняла парик, начесала и покрыла лаком свежевымытые волосы и соорудила вполне приемлемую причёску, так что совсем непонятно, что могло вызвать у них такой интерес. Цвет, конечно, другой, но ведь парики давно уже перестали быть редкостью. К тому же эти взгляды были полны горечи, а уж это было совсем непонятно.

В лодке я продолжала играть свою роль: сидела напряжённо выпрямившись, закрыв глаза и стиснув зубы, неохотно и лаконично отвечая на обращённые ко мне вопросы. А как приятно было плыть! Океанские волны слегка покачивали нас, моторка неторопливо взбиралась на большую волну и мягко скатывалась вниз. Какое наслаждение было бы сидеть на носу, глядеть на воду и свободно предаваться упоительному колыханию!

Я стала думать о предстоящей нам экскурсии в город. В конце концов, город это город, там есть полиция, я могла бы сбежать и явиться в полицию. Или смогла бы сбежать и кинуться на вокзал — ведь если через Паранагуа проходит железная дорога, должен быть и вокзал — и попытаться уехать поездом. Интересно, как они собираются меня охранять, может, прикуют к себе цепью?

Ничего подобного не произошло. Мы пришвартовались к маленькому причалу в самом конце порта, довольно далеко от города. Было темно и как-то неприятно. Сначала я ещё пыталась извлечь кое-какую туристическую пользу из своего пребывания в городе, но вскоре отказалась от этой мысли. Меня больше заинтересовало отношение туземцев к моим спутникам. Все они с ними почтительно и даже заискивающе здоровались, в том числе и представители властей в мундирах. Я не уверена, что это были полицейские. Может быть, такие мундиры носили здесь железнодорожники, пожарники или таможенники, но все они без исключения оказывали сопровождающим меня бандитам всяческие знаки уважения. Следовало ожидать, что первый же полицейский, к которому я обращусь за помощью, возьмёт меня за ручку и отведёт в резиденцию. Остальное встречающееся нам население состояло из черноволосых мужчин в широкополых шляпах с бандитскими физиономиями, и все они, как один, казалось, представляли собой обслуживающий персонал все той же резиденции.

Игорный дом, конечная цель нашей экскурсии, был совсем близко. Жалкий на вид ресторанчик под названием «Esperanza» — «Надежда», что я сочла счастливым предзнаменованием, внутри блистал роскошью. Датские кроны мне ещё раньше обменяли на доллары по нормальному банковскому курсу, а обменивать их на местную валюту на было необходимости, ибо, во-первых, играли на жетоны, и, во-вторых, доллары тоже были в ходу. Так я и по сей день не знаю, как выглядит та их местная валюта.

Я решила сохранять хладнокровие, чтобы не спустить в этом экзотическом притоне все своё состояние. Заняв место у рулетки, я стала делать маленькие ставки — и довольно удачно. Для начала я поставила на восемнадцать и выиграла. Через минуту меня будто что-то толкнуло, я опять поставила на восемнадцать и опять выиграла. Пока мне везло, но я знала, что существует закон, в соответствии с которым я ещё какое-то время буду выигрывать, но потеряю все, если слишком долго останусь за этим столом, вот почему после первого проигрыша я встала и решила сменить место.

За соседним столиком играли в какую-то неизвестную мне игру. Я остановилась, заинтересовавшись, и в этот момент услышала:

— Говори по-немецки.

Сказано это было на немецком языке. А сказал лупоглазый, не меняя выражения лица, не отрывая глаз от карт на столе и обращаясь к своему соседу. Я стояла как раз за их плечами. Этого соседа — чёрного, как и все туземцы, уже немолодого и очень красивого — я не знала. Продолжая разговор, он сказал:

— Не понимаю, как он мог ошибиться.

— У неё чёрные глаза, обрати внимание, — ответил мой бандит. — А на голове у неё был платиновый парик. Мы тоже думали, что это её волосы. Он не знал Мадлен и был уверен, что это она.

— А почему не было Мадлен?

— В последний момент Арне предупредил её о готовящейся облаве. Она поехала прямо в аэропорт, чтобы там перехватить Бернарда. Но не успела…

— Ужасно, — с горечью сказал чёрный. — Кошмар! А ты уверен, что она не понимает по-немецки? Следует соблюдать осторожность.

— Уверен, — ответил тот и неожиданно обратился ко мне. — Вы знаете эту игру? Хотите сыграть?

Я продолжала с интересом наблюдать за игрой, не обращая на них внимания. Он говорил по-немецки, так откуда же мне знать, к кому он обращается? Нет, меня так легко не поймать.

— Мадемуазель Иоанна, — через минуту обратился он ко мне. — Я спрашивал, не желаете ли вы сыграть в ату игру?

«Только бы мне не запутаться в этих языках», — подумала я и милостиво улыбнулась ему, так как он перешёл на французский.

— Ах, вы мне? Извините, я не слышала. Нет, спасибо, я предпочитаю рулетку.

И я перешла к соседнему столу. То, что я только что услышала, очень взволновало меня. Тайна постепенно разъяснялась. Наконец-то мне стало понятно, из-за чего произошла ошибка и почему в это дело впутали меня. Какая-то девица по имени Мадлен была похожа на меня, и несчастный умирающий последним усилием передал мне зашифрованное сообщение. Если он её не знал, должен был спросить пароль, но, по всей вероятности, на это у него не было ни времени, ни сил. И если он был единственным обладателем тайны, ничего удивительного, что они так всполошились и прихватили меня с собой. Что им ещё оставалось делать? Я бы на их месте поступила точно так же. Теперь понятно, почему они бросали на мою голову такие неодобрительные взгляды… Если бы не этот проклятый платиновый парик, сидела бы я сейчас спокойно у Фрица в офисе, рисовала фрагменты ратуши и радовалась выигрышу на скачках.

Надеясь услышать что-нибудь ещё, я больше расхаживала между столами, чем играла, благодаря чему не успела проиграть того, что мне удалось выиграть вначале, в итоге оказалась в выигрыше. Пожалуй, такой метод следует принять на вооружение.

Я провела ряд экспериментов с целью установить границы моей свободы. Можно было, например, улучить минутку, сбегать на почту и послать весточку Алиции. Как бы не так! Правда, никто не мешал мне покинуть помещение, никто не хватал меня и не удерживал силой, но, как только я делала попытку отдалиться, тотчас же раздавался тихий свист и рядом со мной появлялись три чёрных бандита — два по бокам и один сзади. Они делали вид, что не обращают на меня внимания, но держались рядом со мной, как приклеенные. От мысли спасаться бегством — в незнакомом городе, в темноте — я отказалась. Отказалась я и от мысли бежать через окно дамской туалетной комнаты, главным образом потому, что в дамской туалетной комнате не было окна. Да, положение моё было незавидным.

Поздно ночью я позволила отвести себя на пристань и устроила там представление под названием «яхтофобия». За исключением морской болезни, которую мне никак не удавалось вызвать у себя, я изобразила все, что только видала и слышала на эту тему, и сама себе стала невыносима.

На следующий день я развила бурную деятельность. Тщательнейшим образом обследовав все помещения, я обнаружила множество интересных и совершенно ненужных мне вещей: электроподстанцию, насосную станцию, машинное отделение и радиоузел. Только под конец я нашла то, что искала. В самом низу, почти на уровне внутреннего двора, находилось помещение с многочисленными пультами, радарными и телевизионными экранами и электрифицированной картой местности. Я провела там чуть ли не полчаса, пока они не спохватились и не выгнали меня, и то не очень сердились при этом. Видимо, считали, что мне вовек во всем этом не разобраться, и я не скажу, что они так уж ошибались. А того обстоятельства, что в критических жизненных ситуациях мои умственные способности достигают недосягаемых высот, я и сама не знала.

Мои умственные способности в течение упомянутого выше получаса позволили мне выявить на электрифицированной карте все интересующие меня объекты: подземный переход к помосту над бухтой, куда вошла яхта, подъёмный мост у въезда в резиденцию и что-то непонятное в самом конце дороги. В натуре я этого не видела и поэтому не имела понятия, что бы это означало, предполагала только, что, видимо, какая-то преграда на шоссе. Обнаружила я также, какой рычаг управляет каждым из этих объектов, но вот главного мне не удалось выяснить, а именно — какой рычаг ведает подъёмным мостом.

После того, как меня выдворили из диспетчерской, я продолжила свои изыскательские работы и обнаружила прямой лифт, связывающий здание с гаражом, в котором все ещё стоял чёрный «ягуар». С тоской поглядела я на машину, подумала над тем, где они могут держать ключи от зажигания, ничего на придумала и отправилась дальше.

Осмотрев на всякий случай оба вертолёта на террасе, я искупалась в бассейне и наконец решила отдохнуть под пальмой. Отсюда я видела, как прилетел третий вертолёт и из него вышел маленький бандит. Он поговорил с другим, в белом костюме, теперь я знала, что так одевался обслуживающий персонал высшей категории, после чего вошёл в дом. Я видела, как из гаража выехал «ягуар», в котором сидел только один шофёр — тот самый чёрный бандит с лицом убийцы. Я видела, как во двор въехал грузовик, и с него стали сгружать какие-то ящики.

Все это я могла свободно рассмотреть, так как во время сегодняшних изысканий обзавелась попутно некоторыми полезными вещами. В их числе был превосходный цейсовский бинокль, очень острый пружинный нож и литературное произведение, которое называлось, если память мне не изменяет, «Пособие для яхтсмена-любителя» на английском языке, и я собиралась почитать его на досуге — на всякий случай. Бинокль и нож я тоже прихватила на всякий случай, ведь никогда не знаешь, что тебе понадобится. Присваивая их, я не испытывала ни малейших угрызений совести.

Вертолёт опять взлетел. Рассматривая в бинокль окрестности, я особое внимание уделила дороге. Думаю, что с этой высоты она просматривалась примерно километров на десять, не вся, разумеется, а лишь отдельные участки. Под самым носом торчал мост, и я вдруг сообразила, что легко и просто могу узнать, каким рычагом он приводится в действие. Достаточно быть в диспетчерской в тот момент, когда к нам будет приближаться или уезжать от нас какая-нибудь машина. Сейчас мост поднят, значит, надо будет его опустить.

Конечно, я могла просидеть под своей пальмой и целые сутки, не спуская бинокля с дороги, но мне посчастливилось. Сначала вернулся вертолёт, и из него вышли трое незнакомых мне мужчин, а вскоре я увидела, что по дороге что-то движется. Конечно, на таком расстоянии нельзя было определить, «ягуар» это или другая машина и едет ли она к нам или свернёт куда-нибудь в сторону, но я на всякий случай стремительно бросилась вниз. Точнее, постаралась как можно быстрее преодолеть на четвереньках путь по скалам.

Дверь в диспетчерскую не запиралась на ключ и, как все двери, раздвинулась бесшумно при моем приближении. С бьющимся сердцем, затаив дыхание, остановилась я за спиной человека, сидящего за пультом. Белый костюм свидетельствовал о его принадлежности к высшей касте. Он внимательно следил за картой, по которой медленно передвигалась светящаяся точка, а у меня просто глаза разбежались, я не знала, на чем сосредоточить внимание. Ах, как бы мне пригодилось сейчас strabismus divergens, расходящееся косоглазие.

Точка приблизилась к тому неизвестному мне препятствию, что находилось в конце пути. Человек за пультом перевёл в верхнее положение первую рукоятку справа. Точка миновала это препятствие, и он вернул рукоятку в прежнее положение. Собственно, этого было достаточно, я узнала, что хотела, но все-таки не мешало убедиться. Бесконечно долго стояла я у него за спиной. Точка ползла, как подыхающая корова, пока наконец, по прошествии нескольких столетий, не добралась до мостика. Человек в белом костюме перевёл вверх вторую рукоятку справа.

Так же незаметно я удалилась. Все во мне торжествовало. Постепенно вырисовывался путь к свободе.

На общее собрание я наткнулась случайно.

Не без причины наблюдалось такое оживление воздушного и наземного транспорта. Прибыло несколько новых типов, но ни один из них не был шефом, поскольку по-прежнему главную роль играл патлатый. Обедала я в большой компании, вместе с моими прежними знакомыми, было их одиннадцать человек, и все новенькие с отвращением поглядывали на мою голову — как видно, их уже проинформировали.

После обеда все они куда-то исчезли. Целиком поглощённая напряжённой умственной работой, я слонялась по всему зданию, пытаясь решить очередную проблему, и совсем не собиралась разыскивать их.

Проблема же была такая: где они могут держать запасные ключи? Ведь у каждой автомашины, у каждого вертолёта, яхты и всякого другого средства передвижения должно быть до два комплекта ключей от зажигания. Один комплект находится у водителя, пилота, рулевого и так далее. А где хранится запасной? Ведь водители и пилоты сменяются, их могут срочно вызвать, они могут разминуться, поэтому запасные ключи должны всегда храниться в определённом месте. Трудно предположить, что их кто-то носит при себе. Даже если и существует какой-нибудь интендант, кладовщик или ключник, вряд ли он таскает повсюду с собой огромную связку ключей. Наверное, где-то есть специальный шкафчик, или ящик в столе, или, наконец, доска, на которой висят все ключи.

Тщательно осмотрев всю диспетчерскую, в которой не было ни души, и ничего не обнаружив, я принялась размышлять: где же они могут держать ключи? Если не в диспетчерской, то наверняка у начальства, скорее всего в кабинете шефа. Раз есть шеф, то должен быть и кабинет. Правда, во время моих изысканий мне не попадалось ничего похожего на кабинет шефа, но, возможно, я просто не обратила на него внимания, так как меня интересовало главным образом техническое оснащение резиденции.

Ничего не поделаешь, придётся по новой начинать обход. Во время оного я наткнулась на одного из официантов, хотя, возможно, этих людей следовало называть лакеями. С утра до вечера они обслуживали нас, и всегда в белых фраках, с ума сойти! Встреченный мной катил перед собой столик на колёсиках, на котором был сервирован кофе, распространяющий упоительный аромат. Уж что-что, а кофе у них был хорош, ничего не скажешь.

Вдыхая этот аромат, я, не отдавая себе отчёта, что делаю, двинулась за столиком. У меня, видимо, случился лёгкий приступ умственного расслабления — может, от жары, а может, от чрезмерных умственных усилий.

Двери перед официантом почему-то не распахнулись сами по себе, что меня удивило. Он нажал на кнопку у косяка двери, и, прежде чем дверь открылась, я успела вплотную приблизиться к нему. Он меня не видел и не слышал — пол был покрыт коврами.

Без всякой задней мысли я последовала за ним и оказалась в конференц-зале. Одиннадцать мужчин сидели вокруг стола, отделённого от входа металлической решёткой, оплетённой буйными побегами какого-то вьющегося растения. Официант покатил столик дальше, а я шагнула вправо и присела в зарослях.

Присутствие на конференции никак не входило в мои намерения. Не входило в мои намерения и подслушивание того, о чем там говорилось. Но раз уж я здесь оказалась… Да и передохнуть в прохладе и зелени совсем не мешало.

Официант удалился, не глядя по сторонам, и переговоры возобновились. Велись они сразу на трех языках — английском, французском и немецком, что лично для меня было очень удобно.

— Согласно последним данным, — заявил патлатый, — мы успели распродать паи…

И больше я ничего не поняла. Посыпались торговые термины, названия каких-то предприятий, акционерных обществ и тому подобное.

— Мы успели снять деньги со счётов… — И опять длинный перечень, на сей раз всевозможных банков в Англии, Франции, Голландии, Швейцарии.

— …и на все деньги были закуплены драгоценности…

— Конкретнее, — перебили его. — Какие именно?

— Это мы знаем только приблизительно. Нам удалось установить, что около 80 процентов вложено в алмазы. На остальное приобретены золото и платина.

— Все это заморожено, — сказал другой голос. — А что осталось у нас?

— Почти ничего, — мрачно признался патлатый, и воцарилась гробовая тишина.

— А поступления? — с надеждой спросил кто-то.

— Об этом мы уже говорили. В настоящее время они не покрывают и половины текущих расходов…

И опять гнетущая тишина. Да, весёлой эту конференцию не назовёшь. А мне становилось все интереснее.

— Кто же несёт ответственность? — нарушил тишину чей-то зловещий голос. — Кто дал такое идиотское распоряжение?

— Шеф, — кто-то ехидно поспешил удовлетворить его любопытство. — Все придумал шеф, и очень хорошо придумал. Вся операция была проведена чётко и быстро. Все мы знаем, что наши счета были блокированы буквально через час после того, как мы сняли деньги. Они действовали быстро, а мы ещё быстрее, так как шеф все предусмотрел. Закупали в Париже, Амстердаме и непосредственно в ЮАР. Все провернули за двадцать четыре часа и передали Бернарду. Он один был «чистый» и мог разъезжать свободно. Место он подыскал заранее и зашифровал…

— Ха-ха, — саркастически рассмеялся кто-то. — И как зашифровал!..

— Если бы Бернард передал шифр Мадлен, — хладнокровно продолжал предыдущий оратор, — эти алмазы и платина были бы уже здесь.

Затем слово взял патлатый:

— Планом было предусмотрено переждать самое опасное время. Здесь, в безопасности, мы должны были отсидеться в течение нескольких месяцев, а потом начать все сначала. Средств у нас было более чем достаточно, у Интерпола же нет никаких конкретных улик против нас. И вот какая-то мелочь все испортила! Виноват Арне, который слишком поздно сообщил нам о готовящейся полицией облаве. Может, его подозревали и он боялся рисковать, но сейчас не это важно…

Кто-то прервал его:

— И что же, этот Арне так и…

— Несчастный случай, — коротко и равнодушно бросил патлатый. — Теперь надо как-то исправить последствия этой неприятной ошибки…

И конференция перешла к моему вопросу. Мнения выступающих разделились. Одни предлагали подвергнуть меня самым изощрённым пыткам, другие высказывались за метод мягкого убеждения. Двое даже выразили желание взять меня в жены. Ясно было одно: дело надо кончать как можно скорее, и не столько из-за стеснённых финансовых обстоятельств, сколько, подчиняясь приказу шефа, выжать на меня шифр немедленно и любыми средствами.

Начались прения. От пыток большинством голосов отказались, ибо никто из присутствующих не мог гарантировать, что они не скажутся отрицательно на моей памяти. Отказались также от мысли поручить кому-нибудь войти ко мне в доверие или возбудить во мне страстную любовь — главным образом из-за отсутствия подходящего кандидата. В конце концов было принято решение обращаться со мной как с тухлым яйцом, то есть бережно и осторожно, до тех пор пока я не выдам тайну, после чего стереть меня с лица земли, ибо я слишком много знаю.

Горячую дискуссию среди участников конференции вызвал факт доставки меня в резиденцию. Толстяк и патлатый с трудом отбивались от яростных нападок остальных, пытаясь вину за все свалить на Арне. Я поняла, что так звали полицейского, к которому я обратилась за помощью в копенгагенском игорном доме. Вместо того чтобы спокойно выслушать то, что я хотела ему сообщить, он заткнул мне рот тряпкой с хлороформом. Будучи под наркозом, я ничего не выболтала. Вот и пришлось тащить меня за тридевять земель. А так можно было бы сразу пристукнуть на месте, и никаких проблем.

Я все-таки не совсем понимала, зачем надо меня обязательно убивать после того, как я сообщила бы им шифр. В ходе дальнейшей дискуссии я поняла и это. И в самом деле, выпусти они меня на свободу — и полиция тут же взяла бы меня в оборот. А если какое-нибудь непредвиденное препятствие помешает бандитам немедленно забрать драгоценности из указанного мной тайника? Их перехватит полиция, и плакали денежки! Нет, рисковать никак нельзя, тут я готова была согласиться с ними.

Ну а после того, как меня доставили в их логово, не могло быть и речи о том, чтобы сохранить мне жизнь. Я проникла в их резиденцию, знаю их в лицо… Да и вообще, посторонний человек располагает сведениями об их организации. О чем тут, собственно, говорить?

Мне бы ещё свечку, и в своём зеленом убежище я окончательно почувствовала бы себя покойницей, ведь все присутствующие в этом зале, не исключая и меня, только так представляли моё ближайшее будущее, с той лишь разницей, что господам за столом это сулило радость, у меня же вызывало совсем другие эмоции. Не удивительно, что услышанное не возбудило во мне симпатии к бандитам. Кипя негодованием и жаждой мести, я стала слушать с удвоенным вниманием и узнала много интересного.

Так мне стало известно, что в настоящее время шеф пребывает на Ближнем Востоке, где спешно организует новые отделения фирмы, чтобы как-то поднять доходы. Я постаралась запомнить конкретные населённые пункты, фамилии и адреса. Из обсуждения различных технических сторон деятельности фирмы мне стало ясно, что её специальностью являются не только нелегальные игорные дома, но и легально существующая индустрия развлечений, всякого рода контрабанда, торговля наркотиками. Я ещё подумала, что, если бы не их упорное решение прикончить меня, я могла бы найти в их деятельности и положительные моменты — ведь и контрабанда, и наркомания подрывают устои капитализма. Однако их идиотское упорство в решении моей судьбы настроило меня по отношению к ним резко отрицательно, и я решила не давать им пощады.

Выяснилось, что полиция уже давно заинтересовалась ими. Создавшееся в настоящее время трудное положение объясняется акцией Интерпола. В Интерпол им не удалось внедрить своего человека. В полиции разных стран были их люди, а в Интерполе не было. Я постаралась запомнить имена и псевдонимы их людей в полиции и с интересом выслушала пожелания по адресу Интерпола. Если бы хоть часть их исполнилась, большинство сотрудников Интерпола погибло бы на редкость неприятной смертью.

Все конечности у меня затекли из-за неудобного положения, но я не могла покинуть свой зелёный тайник. Да и вопросы обсуждались один интереснее другого. Сейчас они перешли к проблеме собственной безопасности. Данная резиденция являлась их последним убежищем, так что обнаружение её будет для них полной катастрофой. И хотя это представлялось маловероятным, на всякий случай в заливе стоит яхта «Морская звезда», которую не догнать ни одному полицейскому катеру. Кроме того, два реактивных самолёта находятся в постоянной готовности, а на персонал аэродрома можно положиться. У шефа есть ещё какое-то тайное убежище, и все было бы хорошо, если бы не я.

А я совсем одеревенела, мне жутко хотелось курить и пить, от запаха цветов разболелась голова, но я мужественно досидела до конца конференции. И оказалось, не напрасно — кабинет шефа нашёлся сам собой. Все вышли в ту самую дверь, в которую проникла я. Остались только патлатый и один из приезжих. Они подошли к стене, которая была мне из моего укрытия очень хорошо видна, нажали на кнопку под висящим на этой стене бра, и часть стены отъехала в сторону. Затем они вошли в открывшуюся дверь, но что делали там, я не видела. Знаю лишь, что делали они это недолго, я даже не успела размять ноги. Когда они удалились, я покинула свой зелёный пост, подошла к стене и нажала на кнопку под бра.

Без сомнения, это был кабинет, хотя подобных кабинетов мне видеть не приходилось. Вместо окон у него были экраны телевизоров, причём на всех появлялись разные изображения. Так, на первом была представлена диспетчерская со всеми её пультами и электрифицированной картой. Я включала один экран за другим, рассматривала изображение и выключала, чтобы перейти к следующему, каждую минуту ожидая, что нажму какую-нибудь не ту кнопку. Вместо письменного стола стоял какой-то жутко сложный агрегат, в аппаратуре которого я не могла разобраться и предпочла ничего там не трогать. Единственным более-менее привычным элементом меблировки этого помещения была стеклянная этажерка на колёсиках, внутри которой на наклонных полочках я увидела то, что так долго искала: множество ключей разнообразных форм и размеров, в том числе и к автомашинам, или, во всяком случае, очень на них похожие. Долго рассматривала я этот предмет меблировки, не находя способа его открыть, и решила, что в случае необходимости просто-напросто грохну этажерку об пол.

Апартаменты шефа мне удалось покинуть незаметно. Меня несколько удивляла предоставленная мне свобода в передвижении по всей резиденции, но, подумав, я нашла этому простое объяснение: члены правления фирмы были здесь у себя дома, чувствовали себя в безопасности, друг от друга им нечего было скрывать. Я же, единственный посторонний человек, все равно предназначалась на убой.

Через несколько дней я уже располагала рядом ценных наблюдений.

Во-первых, патлатый часто уезжал.

Во-вторых, это вызывало падение дисциплины, что проявлялось до смешного явно. Как только улетал вертолёт с патлатым на борту, стоящий на часах при вертолётах чёрный бандит садился и закуривал, бандит при моторках оставлял пост и поднимался наверх, все бросали свои дела и располагались на отдых в тенёчке, так что мне без труда удавалось исчезать из их поля зрения.

В-третьих, я обратила внимание на такой факт: когда мы пребывали в игорном доме, та моторная лодка, которая доставляла нас, отплывала, а вместо неё приплывала другая, обе они были в постоянном движении. Я не знала, пригодится ли мне такое наблюдение, но на всякий случай замечала все, связанное с водой. Океан, отделяющий меня от Европы, не позволял забывать о себе.

Посещение игорного дома стало для нас привычным занятием. Мы отправлялись в притон после обеда и возвращались далеко за полночь, между часом и тремя, причём мне удалось-таки вызвать хаос в коммуникациях. Уже на третий раз я упёрлась всеми четырьмя лапами и отказалась пользоваться водными средствами сообщения. Меня попробовали наказать, лишив вечернего развлечения, но я устроила им такой скандал, что сама пришла в восторг. Следует заметить, что у меня особый дар устраивать скандалы. Теперь меня доставляли на вертолёте, но этот вид транспорта действовал только в одном направлении. Если я была в выигрыше, я сразу соглашалась возвращаться на лодке, а если в проигрыше — то не сразу, и тогда возникали серьёзные проблемы. После долгих уговоров я соглашалась вернуться на моторке, и это даже в некоторой степени было логично, так как после полуночи волны становились меньше, может из-за отлива.

В-четвёртых, я установила, что у большой яхты в нашем заливе нет никакой охраны. Она стояла себе спокойно сама до себе, и никто ею не пользовался.

В-пятых, я нашла ключи от «ягуара». Я подглядела, как шофёр, поставив машину в гараж, самым обыкновенным образом повесил их на гвоздике у двери. Правда, это я для простоты прибегаю к таким обыкновенным словам, а на самом деле и дверь не была дверью, и гвоздь не был гвоздём, а чем-то средним между верхушкой радиоантенны и крюком в лавке у мясника.

Теперь передо мной открылся путь к спасению. Бежать надо как можно скорее, до прибытия мифического шефа, которым меня все дружно пугали. Ведь со мной каждый день вели разговоры на животрепещущую тему, каждый день докучали глупыми вопросами, каждый вечер старались застать меня врасплох во время игры, рассчитывая, что, увлёкшись игрой, я проговорюсь, но, в общем, честно говоря, я не могла пожаловаться на плохое обращение. Все говорило о том, что всерьёз за меня возьмётся шеф, и я отнюдь не намеревалась дожидаться этого.

Время от времени я впадала в меланхолию и симулировала депрессию, давая понять, что вот-вот не выдержу, размякну, откажусь от войны с ними и все расскажу. Все четверо сразу оживлялись, глаза у них разгорались, лица прояснялись, они начинали увиваться вокруг меня, как обезьяны в цирке. Так продолжалось какое-то время, а потом я вновь ожесточалась и отказывалась с ними разговаривать. Скрежет зубовный вызывал тогда эхо в окрестных горах.

Все, что я услышала на конференции, в том числе фамилии и адреса притонов на Ближнем Востоке, я записала в своём календарике, и мне доставляло мстительную радость представлять, как бы возрадовался Интерпол, если бы их заполучил.

Я приступила к разработке конкретных деталей плана побега. Полагаю, что мне надо добраться до Куритибы, ведь трудно предположить, что вся полиция Бразилии находится на службе у гангстеров. Дорого бы это обошлось последним. Деньги у меня есть. Из Куритибы я долечу самолётом в тот город, где находится наше посольство. Я не знала точно где — в Бразилиа или в Рио-де-Жанейро, но узнаю в аэропорту.

Мне предстояло преодолеть как минимум триста километров горной дороги, почти сплошь состоящей из подъёмов, спусков и серпантинов. Конечно, лучше всего было бы ехать ночью и не включать фары, но в таком случае я бы далеко не уехала — ведь дорога мне была совершенно незнакома. Поэтому я решила бежать днём. Да и с вертолёта легче заметить ночью свет фар, чем днём мелкий предмет на фоне горного пейзажа, а я почему-то не сомневалась, что преследовать меня будут на вертолёте. Правда, предмет будет двигаться, но этот вопрос я тоже обдумала во всех подробностях.

Оставалось только дождаться подходящего момента.

Примерно через неделю настал день, когда обстоятельства сложились на редкость благоприятно. Патлатый с толстяком улетели на вертолёте. Бандит из вертолётной охраны не только уселся, но даже разлёгся и, по всей вероятности, заснул. Не видно было ни души в эту страшную полуденную жару, все попрятались в помещении. Я взяла сумку и сетку с атласом и все ещё не оконченным шарфом из белого акрила, спустилась на лифте в гараж, сняла ключи с имитации гвоздя и села в «ягуар».

В гараже стояли канистры с бензином, но стрелка указателя показывала, что бак полон, и я решила не брать лишней тяжести. Я включила зажигание, вспомнила, что в «ягуаре» третья и четвёртая скорости включаются наоборот — и мне надо об этом постоянно помнить! — проверила, не стоит ли машина на ручном тормозе, вышла из машины и стала толкать её к выходу. Тяжело было, но все-таки она подвигалась — метр, полтора метра, и вот двери гаража бесшумно раздвинулись.