Збышека очень заинтересовал имевшийся в распоряжении подруг собственный аристократ. Тереска не видела причин что бы то ни было от него скрывать. Рассказывала она о разгроме костров и очагов и прочих визитах сумасшедшего со смехом, как бы не придавая всему этому особого значения, а то ещё заподозрит их в каких-то детских страхах.

Студент выслушал её с большим вниманием.

— Дело здесь нечисто, — сообщил он конфиденциально. — Я в этих краях уже две недели ошиваюсь, кое-что слышал. Похоже, реставраторы здесь что-то ищут или археологи, точно не скажу, но так мне глянется, кто-то что-то нашёл и украл или спрятал, вроде того. Какие-то древности, а может, скелет мамонта. Дело это тёмное, и, возможно, вместе с мамонтом ищут вора. Во всяком случае, пыли много, это точно. Я бы на вашем месте не влезал.

— Вот видишь, — с упрёком сказала Шпулька подруге. — И тот человек то же самое говорил!

— А что? — подхватил Збышек. — Она влезает? Тереска обиделась.

— Никуда я не влезаю! Просто развожу огонь, где мне удобно, только и всего! Что я должна использовать для очага, как не камни?

Шпулька хотела было заметить, что носиться со сковородой через лес не так уж удобно, но, взглянув на взъерошенную подругу, предпочла промолчать.

Вечером молодые туристы, а с ними и обе девушки развлекались на полную катушку. Устав от танцев и немного ошалев от гремящей со всех сторон магнитофонной музыки, бормотания телевизоров и хохота, девчонки присели неподалёку от бренчавшего на гитаре бородатого студента, время от времени испускающего хриплые рыдающие звуки. В перерывах он к тому же пытался разговаривать стихами, изобретая вое новые экспромты.

— Это он на всякий случай тренируется, — объяснил Чарек, клеившийся к Тереске с самого начала вечера. — Если вылетит из института, будет сочинять тексты к песням — вполне приличные бабки.

— А за что он может вылететь?

— Да разве вылетают за что-то? Только ни в чем не повинные и страдают.

— Вот ты и стараешься как можешь, — вмешался в разговор высокий блондин, которого больше всех возмутила выходка Чарека с яхтой. — Думаешь, любой прикол — на пользу?

— А скажешь нет?

— Хорош бы ты был после сегодняшнего, обернись все по-другому!

— А ничего бы не было. Старый отстегнул бы на новую яхту, а драгоценная маман прискакала бы из Италии лечить пострадавшего ребёнка. И весь разговор.

— Наверно, они бы немного понервничали? — заметила Шпулька.

— Велика важность! Понервничают и перестанут. Меня это не колышет.

Тереску удивил презрительно-равнодушный тон Чарека, которым тот говорил о родителях. В конце концов, предки есть предки. Достают иногда, не без этого, но все-таки заслуживают гуманного к себе отношения. Чарек же, похоже, не испытывал к родителям никаких чувств, кроме глубокого презрения, что Тереске показалось уже чрезмерным. Своих стариков она, пожалуй, любила.

Шпульку же слова Чарека покоробили ещё больше, чем подругу. Для неё родители были людьми близкими, и их судьба никак не могла быть ей безразлична. Она считала, что теоретически родных можно даже ненавидеть, если они этого заслуживают. Мало ли какие монстры бывают на свете! Но судя по тому, что она слышала, родители Чарека любили его без памяти и все, что имели, заталкивали в ненасытный клюв своего чада. Шпулька чувствовала, что есть нечто противное в том, когда ты абсолютно все принимаешь из рук людей, которых в то же время презираешь.

— Не нравится мне этот тип, — шепнула она Збышеку. — Похоже, его никто не волнует, кроме собственной особы.

— В данный момент ещё и Терески, — тоже шёпотом ответил тот. — Он явно на неё глаз положил.

— Разбежался! Насколько я знаю, ей он приглянулся так же, как и мне. Чем его отец занимается, что такой упакованный?

— В Швеции сидит. А мать — нейрохирург. Света белого за обожаемым сыночком не видит Девчонки тоже. А что, твоя Тереска — такая особенная?

— Особенная. И кажется, нашла себе тоже одного особенного, только она в этом не признается. А Чарек твой — набитый дурак.

Поздним вечером девчонки вернулись к своей палатке, провожаемые доброй половиной лагеря. От прогулки при луне с Чареком, как Шпулька и предполагала, Тереска отказалась столь холодно и презрительно, что вызвала этим всеобщее изумление. Наблюдавший эту сценку Збышек веселился от души, тем более что Шпулька не упустила случая прокомментировать ситуацию ядовитым шёпотом.

Девчонки вряд ли зашли бы на почту в Миколайках, если бы не пресловутый Чарек. Обе вдруг почувствовали настоятельную необходимость сделать что-то ему наперекор и дружно решили отправить родителям открытки, хотя раньше ничего подобного не планировали. Собирались просто купить продукты и плыть дальше.

До городка они добрались только к четырём часам дня, так как Тереска настойчиво исследовала все камни, попадавшиеся на пути. Шпулька прекратила сопротивление и старалась только не смотреть на три развороченные пирамидки и глубокие ямы, над которыми так сосредоточенно торчала её упрямая подруга. Только в Миколайках она смогла наконец расслабиться Оставив байдарку под присмотром сторожа на пристани, девчонки прямиком отправились на почту.

— Из-за какой-то марки стоять такую очередь? — с ужасом спросила Шпулька, увидев толпу, клубившуюся у окошечек. — Лучше в киоске купить!

— Ясное дело. Но сюда все равно вернёмся, чтобы бросить в ящик. К другим ящикам у меня никакого доверия нет. Оттуда прямиком в воду выбрасывают.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, я так думаю. А иначе почему письма не доходят? Ну давай вылезай из этой толкучки!

У самых дверей их вдруг остановил долетевший из общего гвалта знакомый голос.

— Пгостите, — говорил кто-то вежливо, но энергично. — Газгешите, пожалуйста…

Обе подружки на мгновение застыли, потом, как по команде, двинулись, но в разные стороны. Шпулька бросилась к двери, Тереска — в противоположном направлении. Шпулька оглянулась, слабо вскрикнула, минуту поколебалась и с отчаянием смертника начала протискиваться внутрь за подругой, которая как раз остановилась у переговорной кабины.

— Ты что, совсем спятила? — лихорадочно зашеп-тала она, стуча зубами. — Бежим отсюда, он же нас знает, видел!..

— И я хочу увидеть этого героя труда, — упрямо ответила Тереска, тоже шёпотом. — Где он? Вроде сюда пропихивался.

— Не знаю. Здесь все толкутся. Не связывайся с сумасшедшим. Ну пожалуйста, пойдём отсюда!

— Подожди. Может, снова что скажет. Мы его ви-числим по голосу.

Как Шпулька ни трусила, бросить друга в опасности и убежать она не могла. Хотя и не видела никакого смысла в том, чтобы распознавать их умалишённого. Вспотев больше от эмоций, чем от почтовой духоты, она пыталась убедить Тереску, что все это без толку, что они сейчас тут задохнутся и что, на худой конец, можно подождать и на улице. Подруга оставалась глуха ко всему, кроме знакомого голоса. И дождалась-таки.

— Это здесь когеспонденция до востгебования? — раздался нетерпеливый вопрос, заданный мужчиной, стоявшим к ним спиной.

Человек был высокий, худой и лысый. Тереска во что бы то ни стало хотела увидеть его лицо. Змеиным движением она проскользнула между стоящими в очереди и протиснулась в угол. Несчастная Шпулька последовала за ней. Сначала девчонки рассмотрели профиль, а затем тип повернулся к ним лицом. Нос у лысого был большой, напоминавший птичий клюв, на загорелом лице — широкие, густые, очень светлые брови и такие же белые ресницы над бурыми глазками. В обгцем — лицо запоминающееся, особенно благодаря носу и бровям.

— Ну чего мы здесь торчим? Увидела ты его, радуйся. На всю жизнь запомнила! Прыщ у него на подбородке, что ещё надо? — шипела Шпулька в полном отчаянии. — Пошли отсюда!

— Подожди. Я хочу увидеть, что он будет получать. Может, фамилию назовёт.

— А это ещё зачем?

— Не знаю. На всякий случай.

Люди напирали, давились и перемешивались в жуткой духоте.

— Просто чудо, что мы выжили в этой душегубке! — ворчала Шпулька, проталкиваясь вслед за лысым типом к выходу. — За это время сто раз можно было марки купить. А теперь небось в киоске очередь…

— Не зевай, — торопливо оборвала её Тереска. — Давай за ним!

— Зачем? Чтобы он нас наконец заметил и придушил?

— Не волнуйся. Он нас не узнает. Когда он на нас светил, мы совсем не так выглядели.

— Очень даже так!

— Нет, не так! Сидели на корточках в одних купальниках и с мокрыми космами на лице. Я тебе потом объясню. Двигай!

Идти пришлось недалеко. На ближайшей боковой улочке стоял серый горбатый «фольксваген». Притаившись за киоском с прохладительными напитками, девчонки наблюдали, как аристократ сел в машину и принялся читать полученную корреспонденцию. Затем полез в бардачок, вынул оттуда какую-то сложенную бумагу, развернул и начал внимательно её изучать.

— Все отдам, только бы увидеть, что он там рассматривает! — прошептала страшно заинтригованная Тереска. — Запомни номер машины…

— Вот ещё, — угрюмо буркнула Шпулька. — Тысяча шестьдесят шесть, тысяча шестьдесят шесть… Что же тогда было, черт возьми?

— Битва при Гастингсе. Номера варшавские. Нет, не выдержу больше! Подкрадусь сзади и посмотрю!

И прежде чем подруга успела её удержать, Тереска перебежала на другую сторону. Аристократ по-прежнему был погружён в свою бумагу. С отчаянно бьющимся сердцем Шпулька лихорадочно пыталась придумать, что бы такое сделать в случае необходимости, если потребуется отвлечь его внимание от Терески: закричать, сделать стойку на руках или перебежать улицу на четвереньках? Тем временем Тереска потихоньку приблизилась к машине и посмотрела через заднее стекло, затем очень медленно прошла рядом, чуть склонившись, и заглянула сбоку. Аристократ заметил чью-то фигуру, быстро свернул бумагу и наклонился вправо, собираясь выглянуть в окно, но девочка уже поспешила скрыться в ближайшем подъезде. Шпулька не закричала только потому, что у неё отнялся голос. Она с ужасом увидела, как лысый быстро вылез из автомобиля, захлопнул дверцу и вошёл в ту же дверь, куда скрылась Тереска. Решив, что это конец, несчастная беспомощно застыла у киоска и, когда подруга неожиданно возникла рядом, так вздрогнула, что врезалась головой в стенку, на что киоск отозвался глухим эхом.

— Сматываемся! — приказала Тереска. — Там проходной двор. Он сейчас это обнаружит.

Ряд киосков, группа скаутов с рюкзаками и высыпавшие из автобуса иностранные туристы надёжно отгородили девчонок от серого «фольксвагена». Даже если бы лысый аристократ появился неожиданно, он не заметил бы их. И все равно запыхавшиеся подружки остановились, только добравшись до своей байдарки.

— Это была карта, — тяжело дыша, сообщила Тереска. — Он карту разглядывал. Дай, я сравню с нашей, пока ещё ту помню.

— Господи! Уже пять часов, — прошептала Шпулька. — Рассматривай что хочешь, только по дороге. Пока доберёмся до места, будет уже ночь. Я с тобой долго не протяну, это точно!

Все озеро Белданы было заполнено стволами сплавляемых деревьев, ещё не сбитых в плоты. Приходилось плыть очень внимательно и старательно их огибать. Уже стемнело, когда наконец удалось разбить бивак около биндюги — места, где эти самые плоты крепятся. К счастью, ставить палатку и устраиваться на ночлег помогал очень яркий свет взошедшей луны, что позволило обойтись без фонариков.

— Конечно, мы дурака сваляли, — недовольно ворчала Шпулька, распаковывая рюкзак. — Рыбы нет, яйца кончились, остались одни макароны да гуляш. И сыр. А я жутко голодная. И все из-за этого вырожденца!

— К тому же открытки так и не отправили, — добавила Тереска, с трудом ломая толстые сучья. — Придётся возвращаться. А сколько ещё работы! Гуляш разогреть, макароны сварить, воду на чай вскипятить…

— Я бы с макаронами не заводилась. Съедим сейчас мясо с хлебом, а завтра в макароны добавим соус от гуляша. А чая что, совсем мало?

— Мало. Ты же по дороге все выдула… Костёр наконец разгорелся. Шпулька выгребла гуляш из банки в кастрюлю.

— Где будем греть? — спросила она, выскребая остатки со дна.

— Разумеется, на камнях. Тут у самого берега «плита» — как по заказу. Вон за теми кустами. Шпулька перестала облизывать крышку банки.

— Я вот все думаю, — зловеще начала она. — Это ты специально на камни каждый раз натыкаешься, или они буквально везде? Мне это уже понемногу начинает надоедать.

— Сейчас я совсем случайно их обнаружила, — примирительно сказала Тереска. — Не буду же я в темноте поисками заниматься! Наверное, эти валуны просто расположены в местах, удобных для высадки. И скажу честно, я догадывалась, что они здесь могут быть. Да и не только здесь.

— Чего я только не думала, но никак не могла предвидеть, что буду бояться каких-то булыжников, — печально заметила Шпулька. — Скорее уж хулиганов, диких зверей, воров…

— Ладно уж стенать. Ставь свою кастрюлю на огонь.

Чай наконец заварили, гуляш разогрели. Можно было съесть ужин и немного отдохнуть. Костёр перед палаткой ярко горел, за кустами поблёскивал огонёк очага, на котором грелась вода для умывания. Комары нападали умеренно.

— Я решила обязательно разгадать эту загадку, и сейчас объясню почему, — весьма категорично начала Тереска. — И кончай протестовать. Из того, что говорил Збышек, ясно следует, какие-то тёмные личности гоняются за кладом и того гляди его свистнут. И не важно, какой это клад, раз там предметы старины. Вспомни, что дядя с тётей говорили и даже Юрек. У нас же ничего не осталось, прямо хоть плачь! Пусть отыщутся хоть какие-нибудь ложки пятисотлетней давности, бронзовые топоры или кольца из золота и серебра. В такой бедной стране живём! Помнишь, что они рассказывали?

Шпулька с горечью вспомнила. Недавно приезжали ненадолго в отпуск родные Терески, работавшие за границей и объездившие всю Европу. Тётка была искусствоведом и своей страстью к старинным произведениям искусства заразила мужа и сына. Пренебрегая современными магазинами, вся семья слонялась по антикварным лавкам, с горечью пытаясь определить, какие из выставленных там предметов были вывезены из Польши.

— Только там понимаешь, как нас ограбили, — печально объяснял дядя. — Сначала немцы, а потом всякие отечественные жулики. Это трудно себе представить, пока собственными глазами не увидишь, что мы могли бы иметь! Страна буквально обобрана до нитки!

— Настоящий щит, по которому саданул мечом сам Ричард III, представляете? — волнуясь, рассказывал Юрек. — Даже след остался. По краям какие-то военные сцены вырезаны, а посерёдке — бирюза с репу. А ложки! В одном музее, кажется, в Дании, целый этаж — только ложки, ни одной вилочки. Можно подумать, что наши предки больше ничего не делали, только суп хлебали. Ведь все это — польское.

Любившая историю Тереска была потрясена. На присутствовавшую при этом разговоре Шпульку информация о краденом национальном достоянии тоже произвела большое впечатление. Обе несколько дней переживали за несчастную родину, разграбленную и обнищавшую в результате многочисленных войн и прочих катаклизмов. Только теперь Шпулька поняла, где источник Терескиного упорства.

— Ну ладно, помню, — призналась она неохотно. — Всякую ценную старину я и сама согласилась бы разыскивать. Но с чего ты взяла, что дело именно в этом?

— Збышек говорил. Я из него потом вытянула. По всем слухам — точно предметы старины, а в поисках что-то нечисто. Похоже, вор ищет, чтобы украсть, а кто-то другой — чтобы ему помешать.

— А почему он это делает тайком?

— Кто? Вор? А что, он должен объявление дать?

— Да нет, не аристократ, а тот, другой. И вообще, почему ему разрешают преспокойно копаться, а не прищучат сразу? — возмущалась Шпулька.

Тереска подбросила в огонь хворосту и помешала импровизированной кочергой из железного прута.

— Во-первых, неизвестно ещё, вор ли он, а во-вторых, ждут, когда украдёт, тогда все отберут, а его посадят. А может…

— Кто отберёт? Ты хоть кого-нибудь видела, чтобы за ним следил?

— Вот я и говорю, что следить должны мы. Может, они его потеряли из виду, а может, никто и карты-то не видел.

— Какой карты?

— Той, что лысый в машине разглядывал. Похожа на нашу, только более старая и подробная. И все берега там разноцветными точками помечены. Точки — это камни. Я уверена. Пока, во всяком случае, совпадают с теми, что мы видели. Только не пойму, откуда их такая прорва? Специально собирали и складывали, что ли?

Шпулька продолжала гнуть свою линию.

— Я боюсь. Выходит, мы одни знаем, что вор — это аристократ? Если так, то свидетелей всегда убивают, а значит — мы в страшной опасности. Вся беда в том, что мы одни.

Вполне отдохнув после первых утомительных дней путешествия, Тереска чувствовала в себе массу сил и энергии. Её прямо-таки распирало от желания чем-нибудь заняться. И не попадись им эта каменно-ари-стократическая афёра, она просто не знала бы, куда себя деть.

— Тем более, нам надо все хорошенько обдумать, — твёрдо заявила она. — Я считаю, что нам известно уже достаточно много. Загибай пальцы. Во-первых, какие-то люди занимаются поисками, и теперь становится понятным тот ночной разговор на озере. Один боялся, что кто-нибудь догадается об их занятии, а другой успокаивал. Во-вторых, мы знаем, что ищут предметы старины под пирамидами камней. Ищут тайком, а значит — незаконно. Во всяком случае — подозрительно. В-третьих, знаем, кто. Аристократ. Мы его видели. У него — нечеловеческая сила, машина и надувная лодка.

— Откуда ты знаешь, что надувная лодка?

— Видела на заднем сиденье. Большая, резиновая, серая такая. Я поначалу даже не сообразила, думала, матрас какой необычный. Куда подъехать не может, добирается вплавь. Опять же знаем, что его зовут Казимеж Копшиц…

— А вдруг это фальшивая фамилия?

— Он же на почте паспорт показывал.

— Ну ладно. А какая нам польза от его фамилии?

— Пока не знаю. В-которых там?

— В-четвёртых.

— В-четвёртых, ищет беспорядочно. Может, сбегает, если его кто спугнёт, а потом возвращается. А может, его не все подряд камни интересуют. Пока не ясно, был он здесь или нет. Во всяком случае, пирамидка не тронута. В-пятых…

— Ой! — Шпулька аж подскочила. — Что я сейчас подумала! Это же кошмар! А вдруг это зарыто не в одном месте, а по частям и он понемногу выкапывает? Мог ведь уже половину украсть!

Тереска так разволновалась, что вместо очередной палки бросила в огонь кочергу.

— Я же говорила, надо было проследить! Ну и идиотки же мы! Чего удирали в Миколайках? Могли ведь подсмотреть, что он дальше будет делать. Может, вынул бы что из машины, может, по почте отправил бы, может, отдал сообщнику? Сообщника бы увидели.

Шпулька мрачно «успокоила» её:

— Ни фига бы мы не увидели. Он — на колёсах, а мы на своих двоих. Разве догонишь?

— Хотя бы узнали, куда поехал.

— И так знаем. К очередным камням.

— Тогда нам остаётся одно из двух: или в конце концов подсмотреть, когда будет копать, или самим раскопать следующую кучу и узнать, что там спрятано…

— Так я и знала, что этим кончится, — зловеще пробормотала Шпулька себе под нос.

— Камни под рукой, можно этим воспользоваться, — продолжала Тереска. — Давай мыться и спать. Завтра нас ждёт весёлый день…

Поздно ночью, когда девчонки наконец уснули, от одного из деревьев, вздохнув с облегчением, отделилась тёмная фигура.

Какое-то время она постояла, прислушиваясь, затем приблизилась к каменному очагу. Пепел был ещё тёплым. Неизвестный сгрёб его в сторону, порылся немного между камнями, что-то извлёк, утрамбовал землю и вернул пепел на прежнее место. Кострище снова выглядело нетронутым. Фигура приблизилась к палатке, покачала головой, прикрыла перевёрнутой сковородой кастрюлю с остатками гуляша, а затем растворилась в лесу.

Выворотить из земли валуны и посмотреть, что там под ними, оказалось для двух нормальных особ женского пола поистине каторжным трудом. Камни сверху удалось отвалить без особого напряжения, зато нижние вросли в почву, по мнению Шпульки, минимум на километр. Тереска, как взбесившаяся землеройка, окапывала их со всех сторон и в придачу соорудила сложнейшую конструкцию из пней и поваленных стволов, заменявшую рычаг.

Шпулька тоже копала с ней по очереди, а в перерывах варила макароны и собирала землянику и малину, так как считала, что при такой тяжёлой работе следует усиленно питаться. Время от времени она напоминала замотанной подруге, что не мешало бы наловить рыбы.

— И это ещё называется, мы не вмешиваемся, — зудела она, гремя кастрюлями. — Хорошо хоть ты гуляш прикрыла.

— Ничего я не прикрывала, — тяжело дыша, отозвалась Тереска, пристраивая на место рычаг. — Это какую же силищу надо иметь, чтобы сдвинуть!

— Уж во всяком случае — не нашу. И правильно сделала, что прикрыла. Я сама потом вспомнила, надо бы прикрыть, да вставать не хотелось.

— Путаешь ты что-то, наверное, сама встала, а потом забыла. Иди помоги. Надо вдвоём налечь.

— Уж скорее повеситься, — поправила Шпулька, критически разглядывая длинный ствол, торчащий наискось высоко вверх. — Думаешь, удастся сдвинуть? Давай сначала пообедаем, тогда сил прибавится.

Огромный валун удалось вывернуть только к вечеру. Другой, казавшийся ещё большим, сидел на самом деле не так глубоко, и с ним возни было меньше. Путь к разгадке, казалось, был расчищен. Под камнями было мокро — обнаружилось много воды. Она просачивалась со всех сторон и очень осложняла земляные работы. Расстроенная и взопревшая Тереска лихорадочно выгребала лопатой жидкую грязь.

— Похоже, нам удалось выкопать колодец, — ядовито заметила Шпулька. — Хоть какая-то польза. Не придётся теперь таскаться за водой за тридевять земель. Рой глубже, вода из глубоких колодцев, говорят, лучше.

— Издеваешься! — рассердилась Тереска, вылезла из ямы и вбила лопату в землю. — Ничего тут нет. Какой дурак будет в воду зарывать? Во всяком случае одно мы знаем точно — он не прячет понемногу под каждой кучей. Если было бы под каждой, было бы и под этой. Все! Кончай работу!

Шпулька посмотрела на дело своих рук, и ей стало не по себе. Все им советовали не вмешиваться, а они? Вмешались дальше некуда — разворотили подозрительную груду и теперь здесь остаются ночевать! А вдруг сумасшедший где-то рядом? Кто гуляш прикрыл?

— Давай-ка поскорее убираемся отсюда, — заявила она. — Появится аристократ, увидит, разъярится и пристукнет, кто под руку попадётся. То есть нас. Ночи сейчас лунные. Какая тебе разница, когда спать? Я бы прямо сразу и отправилась.

Тереске мысль продолжить путешествие при свете луны очень понравилась. Все равно надо было возвращаться в Миколайки, так почему не сейчас?

— Отличная идея, — подхватила она. — Заодно попробуем поймать угря. Второй удочкой я пока так и не пользовалась. Там крючок большой, насадим дождевого червя и поплывём медленно у самых тростников. Вдруг что и попадётся?

Ночь была прекрасная, тёплая и светлая. Вода отливала серебром, а всякие шорохи, всплески и крики ночных птиц уже не пугали. Девчонки привыкли к озёрам.

Они медленно двигались на север вдоль стены камыша, время от времени откладывая весла и наслаждаясь очарованием лунной ночи. Шпулька чувствовала огромное облегчение. Сама мысль, что они все больше отдаляются от проклятого места, где подстерегало столько опасностей, наполняла её спокойствием и умиротворённостью.

Удочка, спокойно лежавшая в ногах Терески, вдруг прыгнула назад. Та успела в последний момент ухватить её за конец и почувствовала резкий рывок. Уцепившаяся за удилище и развернувшаяся почти на сто восемьдесят градусов девчушка не сразу сообразила, что произошло. А сообразив, тут же скомандовала:

— Быстро отплывай от этих зарослей! На чистую воду! Скорее!

Шпулька, разумеется, сразу перепугалась, но послушно начала выгребать на середину озера, успев подхватить при этом выпавшее Терескино весло и уложить его вдоль борта.

— Господи! Что случилось?

— Что-то поймалось. Может, и уторь. Погреби ещё немного, не останавливайся, а то запутается в этих камышах!

Возбуждение явно прибавило Шпульке сил, и байдарка с лихорадочно метавшейся на корме Тереской медленно отошла от берега. На конце удочки что-то дёргалось, тянуло то в одну, то в другую сторону, явно пытаясь вырвать её из рук и удрать.

— Осторожно! — прошептала вспотевшая от эмоций Тереска. — Сейчас попробую подсечь!

Шпулька обернулась к подруге и замерла, стараясь даже не дышать. Та, улучив подходящий момент, дёрнула удочку. Над поверхностью воды на секунду мелькнул конец лески, на котором извивалось нечто огромное, чёрное и длинное, похожее на змею. На мгновение оно обвилось вокруг кормы и тут же скользнуло назад в воду. У бедной Шпульки крик застыл в горле, Тереска же страшно воодушевилась.

— Есть! Угорь — с лошадь! Черт с ней, с удочкой, за леску вытащу, — лихорадочно бормотала она. — Приготовь сумку или что там? Пакет, рюкзак, наволочку, все равно!

Сидя боком в байдарке и опасно наклонившись, она потихоньку выбирала леску. Удочка шлёпнулась в воду по другую сторону лодки. Шпулька металась в панике, вытягивая из рюкзака какие-то предметы, тут же валившиеся у неё из рук. Тереска, намотав леску на руку, подтянула её конец, а другой рукой, опущенной за борт, нащупала что-то чёрное, бешено извивающееся, ухватила покрепче и, напрягая все силы, потащила из воды.

Жуткий крик Шпульки разорвал ночь и эхом отразился от стены леса. Что-то скользкое и холодное шлёпнуло её по спине. Тереска тоже вскрикнула, судорожно сжимая левой рукой обмотанную вокруг пальцев леску, а вьющуюся чёрную гадину — правой. Шпулька сжалась в комочек на носу, пытаясь отодвинуться от этого яростного клубка змей, прижимая к груди наполовину опорожнённый рюкзак и издавая при каждом прикосновении скользких колец отчаянный визг.

Ещё немного — и она сама прыгнет за борт. Тереска, полуослепшая от брызг и запыхавшаяся, самоотверженно сражалась с чудовищем.

— Да давай же сумку! Скорее, черт! А то удерёт! Ну дай же что-нибудь!

Совсем уже ничего не соображающая Шпулька подсунула ей открытый рюкзак. Спустя несколько ужасных минут, когда, казалось, угорь множится, проникает через брезент и никогда не позволит запихнуть себя внутрь, Тереске удалось затянуть шнур рюкзака, в последний момент выдернув руку. Изнутри теперь торчала только леска, другим концом привязанная к удилищу, мирно покачивающемуся на волнах в некотором отдалении от байдарки.

— Ну, и что теперь? — спросила Шпулька, постукивая зубами от волнения. Рюкзак дёргался и подпрыгивал на дне лодки.

— Не знаю, — ответила Тереска, немного ослабев от таких бурных переживаний. — Вылови-ка пока удилище. Это же надо, какого классного угря поймали, даже не верится!

— Я и подумать не могла, что это так сложно, — призналась Шпулька. — Просто чудо, что не перевернулись со всем нашим добром!

— Ещё бы немного… А попасться он должен был. Я это чувствовала, когда ему червя выбирала. Самого большого и жирного. Я бы и сама на такого клюнула.

Шпульку передёрнуло от отвращения.

— Что твой угорь, что червяк — одинаковая дрянь! А какой он вёрткий!

— И скользкий. Недаром говорят: «Скользкий как угорь». Совершенно невозможно его ухватить!

— А как же ты удержала?

— Заранее была готова. Ещё отец меня научил, что скользкий, и что хватать надо у самой головы.

Обе немного посидели, тяжело дыша и стараясь прийти в себя.

— Похоже, наши туалетные принадлежности пропали, — меланхолически заметила Шпулька, придерживая дёргающийся рюкзак. — Они внутри остались и, судя по тому, что вытворяет этот чертяка, можно с ними проститься. А также с мылом, чистящим порошком и сахаром. Я и половины вынуть не успела.

— А то, что вынула, где?

— Где-то на дне. На хлебе я сижу, подержи рюкзак, спрячу, чтобы не намок…

— Тсс!.. — вдруг прошипела Тереска.

Откуда-то издалека, в абсолютной тишине долетело характерное постукивание весел о борт лодки. Кто-то приближался. Его ещё не было видно, и находился он далеко, двигаясь тихо и стараясь не шуметь. Тереска осторожно взялась за своё весло.

— Сиди, как сидишь, и держи эту зверюгу. Сматываемся отсюда, надо где-то спрятаться.

— Почему? — прошептала Шпулька, хотя, услышав звук, она подумала о том же самом.

— А если это рыбнадзор? Услышал нас, а тебя, признаться, в Венгожеве слышно было. Точно не знаю, но вдруг мы чего сбраконьерствовали? Может, ночью нельзя этих угрей ловить, или с лодки запрещается. Я его ни за что не отдам. Переждём в камышах.

Чужое весло стукнуло ещё раз, уже ближе. Тере-ска, гребя бесшумно, подплыла к узкой полосе камыша. Тихонько загнала байдарку в самую гущу, поближе к берегу, в тень нависавших над водой деревьев, и притаилась.

— У меня совсем руки одеревенели, судорогой сводит, — прошипела Шпулька. — На, теперь ты его подержи…

Таинственная лодка проплыла мимо и направилась на юг. В ней сидели двое. Как только они немного отдалились, Тереска передала рюкзак Шпульке и двинулась в противоположном направлении. Гребли девчонки по очереди, так и не решив, что тяжелее: махать веслом или держать угря.

— Судя по местности, Миколайки уже недалеко, — заметила Тереска на рассвете. — Мы здесь были, я эту деревню узнала. Можем пристать вон там, у леса. Поспим на матрацах. Будут думать, что мы загораем. Загорать нигде не запрещается.

Рассвело.

— А что с этим извергом делать? — спросила Шпулька, высаживаясь на прекрасную полянку у леса. — Он ещё жив, может удрать.

— Убить и разделать. И чем скорее, тем лучше. Шпулька машинально попятилась.

— Как ты себе это представляешь? Я к нему и пальцем не притронусь! Даже не думай! То есть мёртвого могу взять, а убивать — не умею.

Тереска была явно озадачена. Она тоже не знала, как убивают угрей. Проблема возникла совершенно неожиданно, но решить её нужно было безотлагательно.

— Сам он не сдохнет, — огорчённо заметила она. — Эти твари жутко живучие.

— Даже если держать его в рюкзаке весь день без воды?

— Весь день — не знаю, но это только мучить. Самое гуманное, пожалуй, отрубить ему просто голову топором. Одним ударом.

— Ну так отруби.

— Легко сказать. Он же не будет лежать спокойненько и ждать, пока я замахнусь.