— Ничего. Перетащим все через шоссе поверху.

— Слушай, ты в своём уме? Здесь ведь столько плыть! Сентябрь нас застанет на полпути!

— Выйдем на берег. Прервёмся и продолжим в следующем году, — спокойно ответила Тереска. Шпулька продолжала изучать карту.

— Никуда эта карта не годится! — раздражённо заявила она спустя некоторое время. — Дорога по ней идёт посреди озера, леса не обозначены, и вообще ничего не видно.

— Лес, если появится, можно и без карты увидеть. Зато там даны расстояния в километрах.

— Так ведь это по шоссе!

— Ну и что? Можно сравнить и сделать поправку. А чего не видно на карте, увидишь на местности. Кстати, здесь ясно указано, что водным путём можно добраться до самой Варшавы.

— И ты что, считаешь, что мы запросто доплывём до самой Варшавы?

— Считаю, что попробовать стоит. Любое расстояние можно преодолеть. Смой с себя этот помидор и принимайся за работу.

— Сейчас. Подожди. Это выходит… Подожди…

— Что ещё?

— Сейчас. По шоссе это будет… Плюс четырнадцать. Сейчас… И семьдесят шесть. Езус-Мария! По шоссе — это почти триста километров! Собираешься проплыть триста километров?!

— Во-первых, мы поплывём не по шоссе. А во-вторых, это пять километров в час, по десять часов в день, пятьдесят… и через шесть дней, если уж очень постараться, можем быть в Варшаве. На байдарке можно вытянуть пять километров в час.

Шпулька даже лишилась дара речи от негодования. С ужасом взглянула она на Тереску, а потом с не меньшим ужасом на бескрайний водный простор, который предстояло преодолеть за шесть дней — неясно зачем и за какие грехи. Спокойная поверхность озера мирно поблёскивала на солнце, утки отплыли подальше, а вместо них из-за тростника показалось такое, такое… что невольно привлекло внимание девочки и заставило отступить кошмарные мысли о предстоящей каторжной гребле по десять км в час.

Шпулька повернулась и ткнула в это нечто пальцем:

— Смотри, что там плывёт. Это не утка. Я такое когда-то уже видела, похоже на перископ. Как оно называется?

Тереска присмотрелась повнимательнее.

— Птица такая, подожди, я не знаю, как называется, ты меня сбила своим перископом. Что-то противное…

— Птеродактиль.

— При чем тут птеродактиль? Сейчас, не пери-скоп. Вот, крутится на языке, теперь не успокоюсь, пока не вспомню. Давай вспоминай всех птиц подряд, на «пэ».

— Аист, — начала Шпулька. — Бекас, цапля…

— На «пэ»!

— Я болотных называю. На «пэ»? Попугай.

— Балда!

— Перепёлка, петух, пустельга, пулярка…

— Да уж, пулярка здорово летает. А плавает как!

— Пеночка. Ой, смотри, второй перископ выплыл! И третий! Пеликан.

— Какой пеликан? Где?

— Я тебе птиц вспоминаю. Павлин. Поморник. Он в учебнике вместе с гагарой…

— Погара… Тьфу! Я хотела сказать поганка. Точно, поганка!

— А!.. Правильно, поганка, или чомга, я тоже знаю. Но перископ к ней больше подходит. Смотри, как вертит головой, вылитый перископ! И даже не мечтай, что я буду грести по десять часов в день. Мне в Варшаве делать нечего, и мировых рекордов я бить не собираюсь!

— А кто тебя заставляет? Я теоретически прикинула. Уж за два-то месяца доплывём, и говорить нечего. Кажется, там где-то по пути Пиская Пуща?

Шпулька перестала волноваться, оставила в покое перископы и снова занялась картой.

— Есть. Точно. За озером Снярдвы. И какая-то длинная, узкая вода. Не могу разобрать. К этой карте нужна лупа. Озеро Нидзкое.

— Вот и отлично. Плывём на Нидзкое озеро. Шпулька погрузилась в вычисления:

— У меня выходит сто десять километров. А у тебя? По пятьдесят км в день! В крайнем случае, если везде будет так же голо, как здесь, я готова туда добраться за две недели. И ни минутой раньше!

— Если уж плыть, то надо иметь на чем, — ехидно заметила Тереска. — Может, Ваша Светлость все-таки соизволит заняться лодкой?

Сверхсложные манипуляции при сборке своего плавсредства Тереска и Шпулька предусмотрительно освоили на практике ещё до отъезда. Они собрали и разобрали лодку дважды. Правда, делалось все под бдительным наблюдением прежнего хозяина, который тыкал пальцем в очередную деталь. Теперь же, без руководства специалиста, предстояло всю операцию проделать самим.

А час спустя по всему мысочку валялись фрагменты лодки, извлечённые из голубых мешков. В инструкции по сборке не было никаких схем или картинок, поэтому отдельные части надо было узнавать «в лицо» и соединять друг с другом методом проб и ошибок. Когда же, наконец, ещё через час перед и зад лодки, сложенные из соответствующих брусочков бортов, пола, носа и прочих прутьев, палочек и рёбрышек, приобрели нужную форму, обе подруги страшно удивились.

— Глянь-ка, становится похожим на нос и корму, — не веря своим глазам, пробормотала Тереска.

— А я уже и не надеялась, что нам когда-нибудь удастся все это сложить в одно целое, — недоверчиво отозвалась Шпулька.

Понемногу лодка начала напоминать лодку, а количество разбросанных по траве фрагментов значительно сократилось. И настал-таки исторический момент, когда брезент был надут, весла собраны, а руль укреплён на своём месте.

— Скоро восемь, — сказала Тереска, вытирая пот со лба. — Похоже, за весь учебный год мы так не наработались, как за первый день каникул.

Шпулька кивком выразила своё согласие, пытаясь одновременно расчесать совершенно спутавшиеся волосы.

— Какое счастье, что это только раз! — вздохнула она.

— К твоему сведению, надо ещё распаковать вещи и рационально их погрузить.

— По мне, так можно и нерационально…

— Тогда наша лодка перевернётся, или мы в ней не поместимся. Ты же не собираешься передвигаться вплавь? Уже поздно, принимайся за работу!

— Гребля после всего этого покажется нам раем! — простонала Шпулька и начала развязывать верёвки.

В огромном тюке, обёрнутом бумагой и перевязанном верёвкой, находились очень нужные вещи. А именно: два одеяла, два надувных матраца, две настоящие, правда небольшие, подушки, кухонная утварь, сменная одежда, продукты, небольшая пила, сапёрная лопатка и весьма солидная аптечка. Все эти предметы отличались по размеру и форме, и правильно разместить их в лодке оказалось задачей не из лёгких, тем более что некоторые вещи боялись воды и их надо было запихать в носовую часть. Спущенная на воду лодка заваливалась то на один борт, то на другой, и только окончательно выбившись из сил, девчонки вернули ей некоторое равновесие. Удалось погрузить все.

— Держаться-то она держится, — весьма скептически заметила Шпулька. — И может, даже не намокнет. Но куда я дену свои ноги, ума не приложу…

Лодка была торжественно отбуксирована на глубину (примерно по колено), и подруги осторожно влезли в неё. Слегка покачиваясь на воде, она тем не менее не выражала намерения перевернуться, а значит — была загружена правильно. Однако что-то все же было не так, и девчонки не сразу сообразили, что именно.

— Весла! — вдруг отчаянно вскрикнула Шпулька. — Вот дуры! Весла же остались на берегу.

— Стой! — заорала на неё Тереска. — Не вылезай! Шпулька, которая уже слегка приподнялась, плюхнулась назад на сиденье совсем ошарашенная:

— Ты что, свихнулась? Как же без весел?

— Погоди, здесь нельзя вылезать. Уже глубоко, ещё перевернёмся!

— А что же…

— Ничего, греби руками. Нет, погоди, лучше лопатой! Я как раз на ней сижу.

— Интересно, мы отчалим когда-нибудь от этого паршивого берега? — устало спросила Шпулька, возвращаясь с веслом и туфлями, в последний момент обнаруженными под кустом.

— Надеюсь, мы больше ничего не забыли? — озабоченно ответила Тереска.

На этот раз на мысочке совсем ничего не осталось. Подруги захватили с собой даже бумагу из-под бутербродов, которая могла пригодиться в будущем для разжигания костра. Наконец-то они смогли оторваться от надоевшей суши и отправиться в плавание. Все неимоверные приключения и осложнения так задурили им голову, что ни одна далее не подумала: а не слишком ли позднее время суток для начала путешествия?

— Уже темно…

— Месяц светит.

— Это называется светит? Хоть бы полнолуние было!

— Не ной, скоро будет. И шевели веслом-то, иначе придётся ночевать прямо здесь!

Стояла уже глубокая ночь. Давным-давно стемнело, и только на северо-западе небо было чуть светлее. В слабом свете узенького месяца озеро казалось огромным, таинственным и бездонным. Со всех сторон доносились непонятные звуки: какие-то шорохи, хлюпанье, потрескивание и всплески. И нигде никакого берега!

Вопреки своим совершенно искренним намерениям Тереска и Шпулька медленно выплыли на середину озера Мамры. С самого начала они подыскивали подходящее место для ночлега, но плоский, отгороженный широким поясом камыша, берег казался совсем непривлекательным. Когда же девчонки окончательно выбились из сил, перестали высматривать лес и готовы были заночевать на лугу, выяснилось, что с лугом все не так просто. Единственное более или менее подходящее место оказалось совершенно недоступным по весьма прозаической причине. От воды луг отгораживала колючая проволока, за которой паслось огромное стадо коров. Узенькая полоска земли у самого берега была утыкана табличками с надписями, категорически запрещавшими ставить палатки, разводить костры и, конечно же, купаться. Смертельно уставшие подруги наверняка проигнорировали бы все запреты и высадились на берег, если бы не явно недоброжелательное внимание коров. Особенно одной из них, которая, недолго думая, решительным шагом направилась в сторону путешественниц, причём выражение её морды не предвещало ничего хорошего.

— Это неподходящее место для ночлега, — поспешно заметила Шпулька. — Не беги, это может её спровоцировать. Ну, перелезай же скорее назад…

Таким образом, страшно уставшие, испуганные и оглушённые оказались наши девчонки ночью на середине озера Мамры, а видневшаяся ещё недавно земля исчезла во мраке ночи.

— А откуда ты знаешь, что оно скоро будет? — неожиданно спросила Шпулька, положив весло.

— Что оно?

— Полнолуние.

Тереска тоже отложила весло.

— По положению месяца. Видишь, как он повёрнут? Подставь палочку — и получишь букву «Р», значит, он родился и растёт. Все на «Р». А если наоборот, получается буква «С», значит, он уже старый и скоро ему смерть. Все на «С». Недели через две сама в этом убедишься.

— Откуда ты знаешь?

— Я же тебе объясняю: у луны такие фазы.

— Да нет, откуда ты вообще все это о луне знаешь?

— Наверное, кто-то рассказывал, хотя и не помню кто, а может, сама где-то читала… О, смотри! Вон Полярная звезда! Ой, да мы не туда плывём, надо держаться правее!

— Ничего подобного, нам надо левее, там был берег.

— Когда он там был? Это ведь уже другое озеро. И где этот берег? Ничего не видно! До утра туда не доберёмся! Я больше не могу!

— Я тоже не могу! Но совсем недавно берег был слева!

Весла казались сделанными из свинца. Чёрная, слегка поблёскивающая водная гладь не имела границ, а положение становилось все более безнадёжным.

— Придётся, наверное, все-таки попробовать влево, — растерянно сказала Тереска. — Туда вроде ближе.

Шпулька как раз пришла к выводу, что каждое пространство на Земле где-то кончается, и, двигаясь по прямой, рано или поздно наткнёшься на берег. Поэтому она категорически запротестовала и, уставившись на Полярную звезду, требовала плыть прямо на север.

— Ты же хотела влево? — удивилась Тереска.

— Я уже передумала. Откуда я знаю, что там? Ничего не видно. А на севере точно есть земля.

— Земля везде есть…

Довольно долго обе сидели молча и отдыхали. Решили дожидаться рассвета. Месяц как назло исчез, и мир погрузился теперь уже в абсолютную, почти осязаемую темноту.

— Я совсем окоченела, — отчаянно прошептала Шпулька. — Ты не знаешь, сколько уже времени прошло?

— Думаю, с полчаса. До рассвета — ещё три.

— Не пугай меня. Я надеялась, что наоборот.

— Оставь надежду, всяк сюда входящий, — зло продекламировала Тереска. — И не рассчитывай, что время пролетит быстро. Хуже нет, чем вот так ждать!

Усталость и напряжение этого кошмарного дня привели к тому, что девчонок начала бить дрожь. Попытки отыскать в байдарке какие-нибудь одеяла или свитера окончились обнаружением двух теперь уже пустых брезентовых мешков. Термос же с чаем окончательно исчез где-то в недрах лодки.

— У меня ноги замёрзли, — пожаловалась Шпулька. — Что-то не в порядке с этим рассветом. Похоже, мы заплыли за северный полярный круг. И теперь полгода будет полярная ночь.

— Ну так настройся соответственно и терпеливо жди, — безжалостно ответила Тереска. — Если все кончится через четыре месяца, будешь приятно удивлена.

Время остановилось, холод усиливался, а темнота как бы густела. Девочки перестали друг друга подбадривать и совсем сникли. Обе одновременно, хотя и самостоятельно, пришли к выводу, что жаркие городские квартиры, раскалённые стены и душные комнаты и даже шоссе в пустыне имеют свои преимущества. Шпулька поклялась, что в следующем году как минимум неделю проведёт в металлическом, жутко нагревающемся на солнце вагончике на даче у знакомых. Тереска с тоской вспоминала печь в старом бабушкином доме с пылающим внутри огнём…

Вдруг совсем рядом послышались какие-то новые звуки. Это не был плеск воды или шорох камыша, к которому они уже привыкли. Скорее было похоже на неясный шёпот. Подруги замерли, невольно напрягая слух. Шепчущие голоса раздались вдруг гораздо ближе и отчётливее. Можно было даже разобрать слова.

— … заметят… — беспокойно прошипела темнота.

— А тебе-то что? — раздражённо ответила она сама себе. — Кто узнает, что это ты?

— Начнут следить…

— Кишка тонка! В скольких местах сразу? Главное, чтобы тебя никто не заметил.

— А если случайно наткнутся…

— Тише!

— Я не смогу…

Шёпот снова превратился в неясное бормотание, заглушаемое тихими, осторожными, все более отдаляющимися всплесками. Рядом знакомо зашелестел тростник.

У Шпульки начали клацать зубы.

— Езус-Мария! Кто-то был здесь неподалёку1 — едва слышно прошептала она.

— Ничего подобного! — также тихо ответила Тереска. — По воде звук разносится очень далеко.

— Не верю, что далеко. Это было здесь. Совсем рядом!

— Надеюсь, ты не станешь утверждать, что беседовали два утопленника в озере прямо под нами? Говорили или на берегу, или в лодке. Скорее, в лодке, похоже было на осторожный плеск весел.

Шпулька задрожала так, что вместе с ней затряслась и байдарка.

— Бандиты! — отчаянно простонала она. — Преступники! Порядочные люди так тихо не гребут! О Боже! И когда эта ночь кончится! Вокруг какое-то жульё!

— Правильно, жульё, — спокойно согласилась Тереска. — По-моему, браконьеры. Думали, что на озере никого нет, ведь мы уже почти час сидим тихо. Наверняка собираются тут ставить свои сети.

— Ничего про сети я не слышала! Хорошо, если мы доживём до утра!

— Скорее всего, доживёшь. Уже вот-вот…

Медленно, едва заметно и как бы неохотно полная темнота начинала сдавать. Небо на северо-востоке явно посветлело, а на западе на синем фоне показалась чёрная полоса деревьев. Вода и суша отделились друг от друга, и одновременно усиливались долетавшие отовсюду звуки, среди которых чётко выделялись первые птичьи голоса.

Жуткие бетонные столбы, когда-то бывшие лёгкими вёслами, едва можно было поднять. Руки ни за что не хотели двигаться. Поросший лесом и не очень крутой берег оказался совсем недалеко. Темнота все ещё серела, и полоса прибрежных зарослей становилась все более различимой. В одном месте она вдруг сузилась.

— Туда! — простонала Шпулька.

— Туда, поднажми. Надо разогнаться.

Нос байдарки с шумом врезался в тростник. Терес-ка с трудом подтянула корму к толстому наклонённому стволу дерева, по которому на худой конец можно было выбраться на берег.

— Подожди. Вытащи там на носу одеяла и матрацы. И дай их мне. Затащим лодку поглубже в тростник, чтобы не было видно. Не знаю, как у тебя, а у меня совсем нет сил все выгружать.

— Мне уже ничего не надо, — простонала Шпулька, вылезая из байдарки. — Ни палатки, ни чаю, ничего! Хочу только лечь и спать! Хоть в крапиве!

Подругам хватило сил только на то, чтобы кое-как надуть матрацы. Продравшись через густой малинник у самого берега, они обнаружили свободный кусочек земли на склоне и через несколько минут, завернувшись с головой в одеяла, уже спали как убитые, на территории заповедника, где всякое размещение, загрязнение и использование чего бы то ни было категорически запрещалось.

Тереска проснулась первой. Тени сдвинулись, и она оказалась на солнце. Под одеялом моментально сделалось душно и жарко. Девочка села на матраце, сразу сообразив, где они находятся, но не понимая, почему ей так трудно шевелить руками и почему так одеревенела спина. С ладонями тоже что-то было не в порядке: малейшее прикосновение вызывало боль. Испуганно подумав, не заболела ли она, Тереска взглянула на руки и сразу поняла причину: на обеих ладонях вздулись весьма болезненные волдыри. С состоянием здоровья дело прояснилось, а вот дальнейшие перспективы не радовали. Тяжело вздохнув, Тереска с трудом поднялась с матраца и, оглядевшись, решила разбудить подругу. Солнце пригревало вовсю, давая понять, что день уже давно наступил.

Шпулька неохотно приоткрыла глаза, но, увидев вокруг прекрасный, пронизанный солнцем лес, отказалась от желания перевернуться на другой бок и снова заснуть. Она попыталась опереться на локоть, чтобы полюбоваться замечательным видом, но рука по непонятной причине отказалась слушаться. Пришлось сесть, что было также нелегко. Спина и плечи тоже не подчинялись, все болело, ныло и даже постанывало.

— Слушай, я, кажется, заболела, — беспомощно пожаловалась она. — Что-то у меня…

— Ага, — язвительно поддакнула Тереска, пытаясь сделать несколько гимнастических упражнений для рук. — У нас обеих одна и та же болезнь. Интересно, как мы доберёмся до аптечки за бинтом. Голыми руками будет трудновато.

Шпулька только сейчас посмотрела на свои ладони, которые выглядели точно как у подруги, и попыталась помахать руками.

— О Господи! У меня все затекло. У тебя тоже? Может, это ревматизм?

— Точно, такой особый вид ревматизма, который бывает от гребли. Ты правильно догадалась, что на первый раз многовато будет. И вдобавок я совсем испеклась и кончусь, если не выкупаюсь.

Шпулька, постанывая, встала с матраца.

— Ноги действуют! — радостно удивилась она. — И то хлеб. А как место? Можем расположиться?

Прекрасный лес совсем не годился для лагеря. В густом подлеске негде было поставить палатку, а склон создавал дополнительные трудности. Что ещё хуже, к лодке было не так-то просто подобраться, а к воде — и вовсе невозможно. Илистое дно густо поросло тростником, стоявшим в тёмной болотистой жиже.

— Трудно понять, как мы вообще умудрились ночью тут высадиться и не вляпаться в эту грязь, — заявила Тереска, сидя на корточках на стволе наклонившегося к воде дерева. — Лес есть, а все остальное ни к черту. Помоги достать лодку!

Чтобы подтянуть к берегу байдарку, стоявшую в тростнике, понадобилось полчаса каторжного труда. Просто войти в воду и преодолеть два метра оказалось невозможным. Ноги погружались в ил по колено уже на первом шагу. Второго Тереска не отважилась сделать. Пришлось вскарабкаться выше на наклонный ствол дерева и подталкивать байдарку длинной палкой к берегу, где на пне поджидала Шпулька с другой палкой. Наконец их усилия увенчались успехом.

— Раньше я была вся в поту, а теперь ещё и в грязи, — раздражённо заявила Тереска, отталкиваясь веслом от негостеприимного берега. — И кто бы мог подумать, что придётся заниматься такой акробатикой на стволе? Может, хоть зубы почистим?

— Щётки, кажется, в какой-то кастрюле на самом дне на корме. Пока всего не выгрузим, их не достать. Неужели на этих берегах нет ни одного приличного места? Есть хочу! Если не удастся где-нибудь остановиться и нормально разбить лагерь, мы долю не протянем! Тоже мне отдых…

Остров, от которого отплыли путешественницы, был буквально утыкан грозными, все запрещающими табличками. Жара усиливалась, голод тоже, южный берег упорно не хотел приближаться, ноющие мышцы отказывались слушаться, в общем — дело было дрянь. Вода жадно вцепилась в свои жертвы и упорно их не отпускала.

К единственному месту, где проклятый тростник вдруг расступался, девчонки добрались на последнем издыхании. Зато место было потрясающее. Миниатюрная лесная полянка примыкала к озеру, рядом деревянные мостки спускались к воде, в центре же, разумеется, на столбе висела табличка «Купаться запрещено». Людей поблизости не было, только на мостках стоял мальчишка лет тринадцати и стругал перочинным ножиком прутик.

Молча, без всякого обсуждения, но в немом согласии Тереска со Шпулькой, загребая левым веслом, развернули байдарку носом в камыши и остановились у кромки чистой воды. Также молча, побросав на произвол судьбы и лодку, и багаж, и весла, и одежду, обе погрузились в воду.

Полчаса спустя мир преобразился.

— Идеальное место! — радостно констатировала Шпулька, расчёсывая вымытые волосы. — Не понимаю только, почему здесь так пусто? Тут палаток пять поместится!

Мальчишка оставил в покое прутик, некоторое время задумчиво смотрел на девчонок, затем подошёл поближе и остановился на краю полянки.

— Эй, вы там! — вежливо обратился он к купальщицам. — Я бы на вашем месте в воду больше не лез. Менты тут рядом, слышите, рычат.

Тереска со Шпулькой, занятые распаковыванием вещей, одновременно обернулись к нему и застыли.

— А байдарку лучше спрятать, — предупредил юный доброжелатель. — Кто их знает, к чему придерутся.

— А что? — неуверенно спросила Шпулька.

— Почему придерутся? — запротестовала Тереска. — В чем, собственно, дело?

Мальчишка посмотрел на них с отвращением.

— Купаться здесь нельзя, — сообщил он. — И вообще это заповедник. Ничего нельзя.

— Как ничего? И останавливаться?

— И останавливаться.

— Подожди, — вмешалась Тереска, бросив вещи. — А почему нельзя купаться?

— Потому что не следят. Пляж дикий. Если бы огородили и посадили спасателя, тогда можно. А так — нет.

— Ну хорошо, а почему купаться-то нельзя?

— Боятся, как бы кто не утоп. Поставят табличку, и спокойны. Если бы не поставили, тогда сразу скандал, что вот, пожалуйста, разрешают, а тут нате вам. Утопленник. Вот и запретили. Везде запрещают, и порядок, они ни при чем. Так что, если вас поймают, сразу оштрафуют на пять сотен, а то и в участок загребут…

Тереска со Шпулькой встревоженно переглянулись.

— А если не поймают, ничего не будет? — вдруг заинтересовалась Тереска.

— Ясное дело, ничего. Здесь и захочешь, не утонешь. Разве что спьяну, да и то надо умудриться.

— Что же получается? — расстроилась Шпулька. — Нам нельзя поставить палатку и заночевать?

— Боже сохрани! За палатку сразу на учёт поставят. Патрули и на берегу, и на воде.

— А где же людям-то приткнуться?!

— Людям — нигде, а на палатки выделили. Только не здесь. На Мамрах вся эта сторона — заповедник. На Даргине ещё что-то можно найти А уж на Негочине этого добра — завались, куда ни плюнь — туристские лагеря.

Тереска, нахохлившись, огляделась по сторонам и обратилась к пацану:

— Слушай, объясни толком. Во-первых, скажи честно, не теоретически, а как на самом деле. Можно здесь хоть немного пожить и хоть завтрак съесть?

— Завтрак можно, — милостиво разрешил он. — Только огня не разводить!

— И на том спасибо А во-вторых, где этот Даргин, где Негочин и где там приличные места? Ты здешние озера знаешь?

— Ещё бы. С детства. Совсем недавно тут везде можно было делать что хочешь. Это только с прошлого года такие штучки начались. А в следующем, говорят, ещё хуже будет. Все огородят и по билетам станут пускать. На Даргин вот здесь рядом проплывёте, через Кирсайты, где пассажирские ходят. И по эту сторону, на этом берегу, с километр от острова, или чуть дальше, есть такой заливчик. С воды его почти не видно, а с берега сторожит один тип, и сразу вам скажу, что сегодня и завтра его не будет, к невесте в Варшаву умотал. Вернётся завтра вечером.

Абориген выпалил своё сообщение одним махом, но Тереска уже пришла в себя и сразу сообразила, что часть информации просто бесценна. Мальчишка оказался истинной находкой, которую следовало использовать должным образом. Присев на корточки рядом с ним на тропинке, она начала рисовать палочкой:

— Смотри. Вот наш берег. Здесь — север, здесь — юг. Сможешь нарисовать, как добраться до этого заливчика?

Пацан отобрал у неё палочку и принялся чертить Шпулька внимательнейшим образом перерисовывала схемку с тропинки на обратную сторону пресловутой автомобильной карты. Тереска старалась запомнить порядок ориентиров. Сначала пристань, потом большой полуостров, затем две высокие сосны, потом большое упавшее дерево.

Заливчик удалось отыскать уже к пяти часам вечера, сбившись с пути всего каких-нибудь три раза. У воды торчала табличка, сурово запрещавшая разбивать палатки и разводить костры, но, помня о варшавской невесте, девчонки игнорировали запрет и с чувством глубокого удовлетворения высадились на берег Наконец-то впервые можно было распаковать палатку Ни тяжёлый труд, ни ноющие мышцы не мешали удовольствию обосноваться на новом месте. Надувать матрацы было истинным наслаждением, а случайно упущенные в воду туфли, подушка и половина одеяла показались милым развлечением.

— К вечеру все высохнет, — беззаботно заметила Тереска — С этими хлопотами я совсем забыла, что надо бояться хулиганов и всяких прочих жуликов, — сказала Шпулька, собирая растущую кругом в изобилии землянику. — О, скоро и малина созреет, через неделю будет полно. По сравнению с тем, что я пережила, хулиган — просто ерунда.

— Нет такого хулигана, что помешал бы мне сегодня выспаться. Испечём на огне колбасу, если ещё не протухла. Ты давай собирай, а я займусь дровами для костра. Надо чай заварить, а то нечего будет пить.

Заготавливать топливо Тереска умела. Вокруг этого добра хватало, и уже через час она собрала солидную кучу хвороста разной толщины. Шпулька, насобирав целую кастрюльку земляники, наливала в другую воду через двойной фильтр из марли.

— Как будем кипятить? — спросила она. — Если просто на огне — закоптится.

Тереска критически осмотрела заготовленный сушняк.

— Лучше бы, конечно, на углях. Но у меня нет сил возиться с толстыми сучьями! Давай на костре, а завтра вымоем кастрюлю.

— Взгляни на колбасу, может, её тоже надо вымыть?

— Смотрела, мне кажется, нормальная, но долго она не продержится. Уже семь, давно пора заняться ужином. Где будет костёр? Здесь?

Шпулька отставила кастрюлю с водой и неуверенно обвела взглядом озеро, палатку и Тереску.

— А дым не понесёт в палатку? — забеспокоилась она, доставая из сумки с продуктами по очереди хлеб, нож и колбасу.

Тереска с трудом снимала лопаткой дёрн в облюбованном месте.

— Нет, дым пойдёт к озеру.

— Откуда ты знаешь?

— Из физики. Эти идиотские школьные предметы иногда на что-то годятся.

Шпулька перестала обнюхивать колбасу и недоверчиво посмотрела на подругу.

— Ты серьёзно?

— Конечно. Тёплый воздух что делает? Шпулька задумалась и неуверенно ответила:

— Греет.

— Балда! В смысле движения! Что делает?

— Идёт вверх.

— Правильно. А его место занимает более холодный воздух, и получается ветер. А что быстрее нагревается — песок или вода?

Шпулька отложила колбасу и уселась поудобнее.

— Если взять чайник песку и чайник воды… — начала она осторожно.

— Ты что? Совсем сбрендила?! Кто кипятит в чайниках песок? Нормально нагревается, от солнца!

— На пляже — песок. По опыту знаю.

— Везде песок, по теории — тоже. Значит, земля. А что скорее остывает?

— Не задавай дурацкие вопросы! Наверное, тоже земля. Вода медленнее.

— Именно. Поэтому воздух от воды поднимается вверх, а воздух от земли идёт к воде. И вечером всегда получается ветер с берега. Если, конечно, погода в принципе тихая. Вот, смотри!

Тонкие прутики и сухая хвоя занялись от первой спички, огонёк побежал вверх, а тоненькая струйка дыма потянулась к озеру. Тереска осторожно положила в костёр веточки потолще. Шпулька с хлебом и ножом в руках загляделась на огонь — Люблю я огонь, — задумчиво произнесла она. — Как-то уютно с ним. Понятно, почему люди ему поклонялись. Только лес не подожги.

— Видишь же, где костёр. Не под деревом и вода рядом. И совсем маленький, чтобы только на чай хватило и колбасу поджарить.

— И на зубы. Ну пожалуйста! Терпеть не могу чистить зубы холодной водой!

— Вообще-то не мешало бы и нормально помыться. Скоро совсем грязью зарастём. Что там ни говори, а холодной водой хорошо не вымоешься Только не сегодня. Я жутко устала и вся разбита.

Только одной напасти в начале этого кошмарного путешествия удалось избежать. Наученные печальным опытом прежних лет, они с самого начала весны активно загорали при каждом удобном случае. И поэтому сейчас, после целого дня на воде под горячими лучами солнца, они чувствовали только лёгкий зуд на плечах. Приятно было осознавать свою предусмотрительность.

Глядя на закат, девчонки выскребали из одной кастрюли остатки земляники со сгущёнкой. Другая — с засыпанным в воду чаем — остывала рядом с догорающим костром.

Тереска озабоченно заметила:

— Надо бы земляники побольше насобирать. Кто знает, где придётся ночевать в следующий раз, может, в чистом поле. И что с кастрюлями делать, ума не приложу. Надо придумать какой-нибудь ухват, а то рукавичку я уже совсем сожгла.

Вслед за проблемой кастрюли пришлось всесторонне обсудить вопрос защиты имущества от насекомых и воров, а затем не менее актуальный — как мыться в озере, когда каждый шаг в воде поднимает со дна тучи ила…

Увлечённые столь важными дискуссиями, подруги не заметили, как наступила ночь, костёр погас и стало совсем темно. Вода, берег, деревья и палатка были едва различимыми. Решив укладываться спать, девчонки поднялись и тут же начали натыкаться на разбросанные по поляне вещи. Тереска, разыскивая спички, сунула руку в кастрюлю с земляникой и опрокинула термос.