Вот и теперь, сидя на тахте, я уставилась на загадочную доску и размышляла. Что мы знали наверняка? Что в истории с "Цыганкой" замешан брат Гати или кто-то из его знакомых. Блондинка прочно увязывалась в сознании пана Северина с заказчиком портрета. На снимке заказчика не было, но это еще ничего не доказывало, блондинка ведь была! А заказчик, возможно, как раз фотографировал всю компанию. Гатя встречалась с братом в Австралии и после этого приехала разыскивать "Цыганку". В портрете мы не обнаружили ничего только потому, что пан Северин подменил доску.
      Так, так, до сих пор рассуждаю вроде бы логично, что же дальше? А дальше логично предположить, что нечто, нам неизвестное, могло быть спрятано вот в этой доске!
      Встав с тахты, я достала с полки доску и обнаружила, что за время стояния она вроде бы расслоилась. Может, помогла батарея, а может, процесс расслоения начался и раньше. Так или иначе, взяв в руки доску, я обнаружила, что от нее отстает, вместе с грунтовкой, что-то похожее на лист плотной бумаги, облепленной какой-то непонятной субстанцией. Попробовала смыть водой смывалось прекрасно. Лопнуть мне на этом месте, если это не обычный канцелярский клей!
      Клей крошился под руками и смывался водой, вот уже можно было целиком оторвать лист, приклеенный канцелярским клеем к полудюймовой доске. Что же это такое?
      Трясущимися руками я попыталась расчистить уголок листа, соскребла с него краску. Какая-то прозрачная пленка, похоже на целлулоид. Может, и астролон, по крошечному кусочку миллиметра в три трудно было определить эластичность материала, к которому прочно пристала грунтовка с толстым слоем масляной краски. Расчистив еще немного, я вытащила лупу и с ее помощью принялась рассматривать прозрачный лист, кем-то приклеенный с обратной стороны картины. Нет, надо смыть хотя бы масляную краску. Растворитель у меня был, и спустя час я уже могла определить, что в руках у меня какая-то карта. Странная карта, густо покрытая сплошной сетью микроскопических названий каких-то населенных пунктов, рек, горушек, железных и шоссейных дорог и прочих условных обозначений, по краям безжалостно обрезанная, так что ясно было, что это часть большой карты. И часть, явно уменьшенная, целая была большого формата, а этот кусок требовалось поместить на маленькую доску. И еще у меня создалось впечатление, что карта очень старая, в некоторых местах совсем вытертая, и эти вытертые места в виде пятен или лепешек неправильной формы усеяли всю карту. Вместо карты на лепешках виднелись тоже микроскопические крестики, двух видов - прямые и иксоватые. Приглядевшись внимательнее, я выделила четыре вида крестиков: прямой крестик, прямой икс и икс двойной, причем раз в таком двойном иксе один наклонен вправо, а раз - влево. Лепешки так густо усеяли карту, что трудно было определить, какая часть света была на ней представлена.
      Долго билась я над таинственной картой. На следующий день с помощью очков, двух луп, яркого солнечного света и сверхчеловеческих усилий мне удалось расшифровать кусочек одной надписи: RESLA. Судя по всему, это была середина какого-то условного обозначения, начала и конца не хватало. Да, невозможно привязать карту к местности, когда она представляет собой вырезанный из целого кусок, впрочем, может, это специальное выражение обозначает что-то другое, но мне очень хотелось знать, что за местность здесь изображена. Правда, в верхней части карты вроде намечалась какая-то граница - маленькое полукруглое углубление и тоненькая черточка, далее почти прямая линия, теряющаяся в очередной лепешке. Очень похоже на морской берег с заливом и вытянутым полуостровом. Вытащив мой знаменитый Атлас мира, я по алфавитному указателю попыталась вычислить эту РЕСЛЮ, предположив, что в начале названия не хватает только одной буквы. Мартышкин труд! Добравшись до "С", я сообразила, что занимаюсь безнадежным делом, ведь не знаю даже, на каком языке составлена карта.
      Отложив карту, я села, закурила и принялась дедуцировать. Что мне известно о карте, что можно принять за доказанный факт? Итак, известно, что это карта. Факт. Карта неизвестно чего, неизвестно каким способом напечатанная на неизвестной прозрачной пленке, неизвестно для чего подготовленная к вывозу за границу под прикрытием "Цыганки". Впрочем, нет, не "Цыганки", пан Северин перепутал фотографии, но тому, кто заказывал у него портрет, было без разницы, что именно изображено на портрете, и он без возражения примирился с "Цыганкой". Вывод - кому-то очень дорога была эта карта,
      Не нужно быть гением, чтобы прийти к такому выводу. Додедуцировалась... Что мне это дает? Определить, какая местность изображена на карте - не могу, масштаба карты не знаю, а лепешки делают совершенно невозможным сравнение ее с нормальными картами. Лепешки... Вот интересно, эти пустые места образовались от старости на первоначальной карте, с которой переснималась в уменьшенном виде моя, или на моей сделаны специально для того, чтобы посторонний не мог опознать местность? А может, лепешки с расшифровкой хранятся где-то в другом месте, и когда их наложишь на мою карту, все станет ясно?
      Прозрачную пленку покрыли слоем грунта, несомненно легко смываемого, просто пан Северин взял не тот растворитель, поэтому у него к грунтовке примешивалась еще и масляная краска. Масляную краску я смыла, грунтовка осталась. Через нее без труда просматривается карта, но, похоже, и грунтовка без труда смывается. Вот только я ее до конца смывать не стану, ведь мой растворитель смывает только масляную краску.
      Последующие выводы напрашивались сами собой. Не только не буду смывать грунтовку, но и вообще ничего не стану делать. Не могу же я поселиться в Географическом Институте, чтобы там день и ночь прикладывать мой кусочек карты ко всем равнинам и плоскогорьям мира, не зная к тому же, во сколько раз предварительно следует увеличить этот кусочек! От рассматривания через лупы написанных микроскопическим шрифтом условных обозначений у меня уже и сейчас болели глаза. Да и на кой мне эта карта с крестиками? Может, это просто кладбища.
      И я опять поставила "Цыганку" с картой на полку над батареей центрального отопления.
      Хотя время моего приезда к Алиции было с нею согласовано, дома ее я не застала. Впрочем, мы согласовали только день, а не час, зная по опыту, что самолеты постоянно опаздывают. По многолетнему опыту знаю - не было случая, чтобы прилетел по расписанию. А тут вдруг произошло чудо, самолет прибыл пунктуально, и я оказалась у Алиции за час до приблизительно оговоренного нами времени.
      Не было ни Алиции, ни ее машины. Значит, поехала за покупками. Обойдя дом, не нашла ни одного открытого окна. Странно, обычно в теплое время года окна всегда оставляют открытыми. Оставив свой чемодан на террасе со стороны садика, я вернулась в первый дворик и уселась за стол под открытым небом. С деревьев нападали груши, подняв несколько с земли, я съела и принялась просматривать список дел, которые следовало переделать в Дании.
      За спиной хлопнула калитка, но это оказалась не Алиция, а незнакомый человек. Подойдя ко мне, он задал по-датски какой-то вопрос, из которого я разобрала лишь фамилию Алиции. Наверное, спрашивает, здесь ли живет фру Хансен. Здесь, конечно, и я кивнула утвердительно. Нет, кажется, он спросил о чем-то другом, вон как уставился на меня. А впрочем, какое мне дело до того, пусть приходит, когда Алиция вернется. Мужчина вытащил из кармана большой конверт и протянул мне. Рот у меня был забит грушами, да по-датски я все равно не сумела бы ему ничего сказать, поэтому жестом показала - положи на столе. Не отрывая от меня взгляда, он исполнил приказание и нерешительно произнес по-датски: "До свидания". Проглотив грушу, я вежливо ответила ему. "До свидания" я за эти годы научилась произносить почти без акцента.
      И подумать только, что такая малость впоследствии самым существенным образом повлияла на развитие событий...
      - Откуда у тебя эта свинья? - возмущенно воскликнула Алиция.
      Я вздрогнула-так неслышно она подкралась, когда я всецело была занята моим списком, предварительно выгрузив все из сумки, чтобы его разыскать.
      Непонятное что-то было у Алиции со зрением, и, хотя мы знали друг друга с ранней молодости, я так и не знала - каким образом при своей сильной близорукости она умудряется без очков замечать предметы размером с маковое зернышко. Чтобы разглядеть что-то очень маленькое, она всегда снимала очки. Вот и теперь мгновенно выхватила взглядом лицо на фотографии, которую я вместе с остальным хламом извлекла из сумки, когда разыскивала список запланированных на Данию дел. Правда, данную мне Матеушем фотографию я увеличила, но ей все равно далеко было до размеров плаката.
      - Какая свинья? - удивилась я. Алиция схватила фотографию в руки и ткнула пальцем:
      - Какая же еще? Мундя разумеется, Гатин брат.
      Я удивилась:
      - А ты, разве знала Мундю?
      - Конечно. Ты что, не знала об этом?
      - Просто не было разговора.
      - И Гатю тоже я знала.
      - Ну, это мне известно. Мы тогда вместе с ней познакомились, еще когда учились.
      - Мундю я узнала раньше. Откуда у тебя этот снимок?
      Сейчас, при нашей первой встрече после долгой разлуки, не стоило, пожалуй, сразу углубляться в запутанную историю, связанную с фотографией, и я пообещала Алиции все рассказать в другое время. Но Алиция вцепилась в мою фотографию, как репей в собачий хвост.
      - Погоди, я тут вижу еще знакомых. Вот эта женщина, что сидит в сторонке Галина. Это, похоже, флориан... А где же Михалек?
      - Какой Михалек?
      - Хахаль Галины. В то время они были неразлучны. Господи, сколько лет пролетело с тех пор! Какие они были молодые!
      - Не так уж много лет. И они молодые, и мы с тобой, - поучающе заметила я. - Думаю, что названный тобою джентльмен как раз фотографировал всю компанию. Езус-Мария, как мне хотелось когда-то видеть его изображение!
      - А теперь уже не хочется?
      - Хочется. Не люблю неразгаданные тайны. И очень хотела бы показать его портрет пану Северину.
      - А кто такой пан Северин?
      - Один очень рассеянный человек. Ты со своей рассеянностью перед ним просто ничто.
      - Скажи пожалуйста! - удивилась Алиция. - А я-то считала-в этой области мне нет равных. Что же касается Михалека, я могу исполнить твое желание.
      - Ты не шутишь? - вскочила я с места. - У тебя и в самом деле есть его фотография?
      Мы наконец вошли в дом, и Алиция сразу направилась к стеллажу, где хранились ее фотографии. Порывшись в одном из ящиков, она вдруг обратилась ко мне с неожиданным вопросом:
      - Скажи, а ты порядочный человек?
      - Ну, знаешь! - возмущенно воскликнула я. Лучшая подруга сочла нужным пояснить смысл своего вопроса:
      - Не возмущайся, я не думала подозревать тебя в непорядочности, просто я хотела знать, есть ли что-нибудь у тебя дома, где поддерживается какой-никакой порядок?
      - Есть, моя коллекция марок. Знаешь какой там порядок! С закрытыми глазами мгновенно найду нужную марку.
      - У меня то же самое в фотографиях. Хочешь держать цари, что Михалек окажется вот в этом ящике?
      Как же, разбежалась! Я знала о хобби Алиции, которое она пронесла через всю жизнь. И о том, что свои фотографии и негативы содержит просто в идеальном порядке. Вытащив длинный узкий ящик, Алиция уселась в кресло и принялась перебирать фотографии.
      - Пожалуйста, вот он. Тот, что держит модель. Снимала я модель, а не Михалека, но не отрезать же его! Тогда на модели остались бы его руки.
      Я взяла фотографию, на которой была представлена какая-то огромная шарообразная модель неизвестно чего, человек, который сгибался под тяжестью этой модели" и на втором плане какие-то люди, не в фокусе.
      Схватив лупу, я разглядела в нее лицо Михалека и замерла. Нет, не может 5ыть! По всей видимости, модель была очень тяжелая, и человек под ее тяжестью аж присел, откинувшись назад и прикрыв глаза. Я узнала его с первого взгляда!
      Алиции надоело мое молчание, и она вырвала снимок у меня из рук.
      - Что, наглядеться не можешь? Никого красивее в жизни не встречала?
      - Да нет, - медленно ответила я, приходя в себя. - Просто этот человек лежал у меня на полу. Более пятнадцати лет...
      - Ну вот, о какой порядочности может идти речь! Столько лет не заметать пол!
      - Да нет же, я хотела сказать - более пятнадцати лет назад. А сколько он там пролежал - не знаю, может, с четверть часа всего.
      - Ну, тогда еще ничего, пятнадцать минут можно и не позаметать. А почему он там лежал? Пьяный был? Или искал чего?
      Нелегко было ответить. Во-первых, я не знала, пьян ли был тот домушник, не исключено, что и хватил малость для храбрости, во-вторых, коротко не ответишь. Впрочем, Алиция и не стала дожидаться ответа.
      - А это что такое? - вскричала она, схватив фотографию, сделанную на приеме по случаю первого причастия дочери моего канадского кузена. - Откуда она у тебя?
      Нет, стоит все-таки время от времени наводить порядок в сумке, а не возить с собой кучу ненужного барахла по всему свету. Опять пришлось отвлекаться.
      - Пир по случаю первого причастия вот этой девочки. Сейчас она уже взрослая барышня. И вообще, тут сплошь мои родственники, хоть и дальние, твоих нет. Они тебе тоже не понравились?
      Пропустив мимо ушей колкость, Алиция ответила сдавленным от волнения голосом:
      - Часы! Видишь эти часы на заднем плане? Откуда они там появились? Где снималась фотография?
      - Если не ошибаюсь, в Канаде, в Гамильтоне. Фамильное торжество десятилетней давности. Да, ты права. Действительно, часы.
      За спинами канадских родственников на полочке под "Цыганкой" и в самом деле стояли старинные часы, кажется сделанные в стиле "рококо". Очень красивые часы! Наверняка ходили, хоть и старинные.
      Неестественно вежливым, каким-то даже зловещим голосом Алиция поинтересовалась:
      - Будь любезна, поясни, каким образом часы моей покойной тетки могли оказаться у твоих родственников в Канаде?
      На всякий случай я поспешила отвести грозу от своих родственников:
      - Это не их квартира, а в доме крестной матери, ее семьи я не знаю. Фамилия их Доманевские, Те-реса сообщила. А откуда у них часы - понятия не имею. И вообще я на часы не обратила внимания, меня интересовал портрет, видишь цыганку на стене?
      - Лично меня интересуют часы, - холодно возразила Алиция.
      - Почему, можешь сказать? Не отвечая, Алиция через лупу рассматривала часы, бормоча себе под нос:
      - Вот если бы еще обратную сторону увидеть... Хотя и без того я уверена-те самые.
      И вдруг спохватившись, вспомнила об обязанностях хозяйки дома, принимающей заграничного гостя:
      - Погоди, сейчас Кофе приготовлю. А ты можешь пока умыться с дороги.
      - Ну, может, теперь расскажешь, почему часы произвели на тебя такое впечатление?-спросила я Алицию, усаживаясь за стол в ее кухне. - Первый раз на моей памяти часы производят такое впечатление на человека.
      - Расскажу, я уже успокоилась, - ответила Алиция, откладывая в сторону принесенный незнакомым человеком конверт, из которого выглядывали рекламные проспекты. - Конечно, расскажу, никакого секрета тут нет. А может, есть? опять задумалась она.
      - Если даже и есть, никому не скажу, ты ведь меня знаешь, - успокоила я ее.
      Алиция вынула из пачки сигарету, сломала ее пополам, закурила одну половинку и начала:
      - Это часы моей тетки. Заметь, я не говорю - были, потому что вещи украденные владельцев не меняют. Запомнила я эти часы с детства, все ими любовались, а тетя обещала подарить, когда мне исполнится восемнадцать лет. Часы антикварные, восемнадцатый век. В сорок третьем немцы вышвырнули тетку из квартиры, как и всех жильцов из их дома. Тетя переселилась к нам, на улицу Нарбутта, с одним чемоданчиком пришла, больше ей ничего не разрешили захватить из собственного дома. А мы еще в начале войны самые ценные вещи в ее квартиру снесли, думали, там безопаснее... Так что все теткины антикварные коллекции достались немецкому полковнику, барону фон... какому-то там. И часы тоже. Я еще маленькая была, а моя старшая сестра все переживала за наши вещи, все ходила на теткину квартиру. В отсутствие полковника даже познакомилась с его ординарцем, тот был из силезских немцев...
      И Алиция, и ее сестра выросли в семье, где немецкий язык был вторым родным наравне с польским, так что общаться Алициной сестре с немецким ординарцем было просто. А может, они общались по-польски? Силезские немцы ведь совсем ополячились. Алиция продолжала:
      - От ординарца сестра узнала, что барон уезжает. Уехал он перед самым восстанием. Я там была.
      - Где?!
      - В теткиной квартире. Представляешь, этот шкоп даже замков в дверях не счел нужным менять, мы с теткиными ключами запросто проникли в квартиру. С сестрой пошли, помню, это было перед самым восстанием...
      - Ты уже говорила.
      - Ну так вот, вошли мы с сестрой в квартиру, а она совсем пустая!
      - Что ты говоришь! Совсем?
      - Ну, не то чтобы уж совсем, немного мебели осталось, самый негодящей, и в кухне кое-что из посуды - старые кастрюли и разбитые тарелки, Все остальное господин полковник вывез. Очистил квартиру!
      От ординарца сестра узнала, что полковнику предстояло отправляться на фронт, но перед этим он получил недельный отпуск, вот он и воспользовался им. Подогнал грузовик, погрузил теткино имущество и отвез в свое поместье, в Хоэнвальде.
      - Это где?
      - За Гожовом Великопольским. Теперь этот городок, кажется, называется Высокий. Только поместье не в самом городке, а в окрестностях. Ординарец рассказывал-из Варшавы господин барон приехал на грузовике, а на фронт отправился с небольшим чемоданчиком. Сомневаюсь я, что в этом чемоданчике были теткины часы.
      - Наверное, правильно сомневаешься. А откуда ты все это знаешь?
      - От ординарца. Сначала с ним общалась моя сестра, а потом она влюбилась в теперешнего моего зятя и уже не интересовалась имуществом, так что я от нее приняла эстафету. Разыскала того самого ординарца, когда он уже был военнопленным и вместе с другими пленными работал на расчистке развалин в Варшаве. Он мне и рассказал, что было дальше.
      - Что же?
      - Сначала барон фон какой-то велел своей семье твердо сидеть в поместье и верить в силу немецкого оружия, а когда увидел, что дело плохо, послал за ними транспорт, чтобы вывезти семью в Рейх. Вместе с транспортом послал своего ординарца. Транспорт по дороге разбомбили, ординарец спасся и мечтал сдаться в плен. Как-то не получалось, ординарец пешком добрался до поместья своего полковника, и там наконец настигли его русские. Но еще до прихода русских в доме уже не оказалось, по его словам, ни серебра, ни фарфора, ни картин, ни прочих антикварных ценностей, хотя местное население еще до полковничьего имущества не добралось. И он, ординарец, ломал голову, куда же все подевалось. Немцы не могли всего вывезти, для этого им понадобился бы товарный вагон, а то и два, семья же полковника бежала на легковом автомобиле, который бросили в полутора километрах от дома, с разбитым капотом. Чемоданы так и остались в машине, видимо, шкопы бежали налегке, прихватив лишь деньги и драгоценности. Все же остальное имущество, считает ординарец, они спрятали где-то в своем поместье. Закопали или замуровали в стене. Ну, а его самого наконец русские взяли в плен и направили на расчистку Варшавы. Мы обе помолчали.
      - Из всего этого следует, -осторожно начала я, -что если твои часы находятся в Гамильтоне...
      - ...то их кто-то откопал. Интересно, кто и когда? Ведь если поместье не разграбили сразу, то потом уже было труднее, тем более что в большом доме русские устроили госпиталь и посторонним вообще трудно было проникнуть в дом.
      У меня в голове зароились какие-то туманные соображения, но пока что очень расплывчатые и почти неуловимые. Рано было делиться ими с подругой.
      - Знаешь, - сказала Алиция, - мне бы очень хотелось получить доказательство, что на фотографии действительно наши часы. У них на задней стенке была монограмма выгравирована, инициалы первой владелицы, не тетки, а еще ее прабабки. Я сейчас тебе нарисую. Смотри, вот как это выглядело..
      Вытащив из принесенного утром конверта один из рекламных проспектов, Алиция на его широких полях ловко изобразила сложную переплетающуюся монограмму из двух букв.
      Я грустно констатировала:
      - Злой рок связал меня веревочкой с этими Доманевскими. Уже один раз мне пришлось писать в Канаду, чтобы проверить их портрет. Теперь ты наверняка потребуешь подтверждения, что на часах выгравирована такая монограмма.
      - А что, ты не сможешь этого сделать? - огорчилась Алиция. - О, вот такая монограмма, я хорошо ее запомнила, она у тетки была на нескольких антикварных вещах.
      Осмотрев внимательно изысканную вязь монограммы, я вырезала ее из проспекта маленькими ножничками, достав их из косметички.
      - Ладно, так и быть, позвоню им. Писать больше не хочется.
      Разница во времени между Данией и Канадой заставляла выждать несколько часов. Мы с Али-цией провели их в разговорах, нам многое надо было рассказать друг другу. В числе прочего я поведала и о событиях, в силу которых Михалек валялся на полу моей квартиры. Алиция слушала меня с необычным вниманием, без комментариев, что само по себе было чрезвычайно удивительно. Весьма заинтересовали ее и перипетии с портретами пана Северина, она заставила вспомнить мельчайшие подробности. И опять воздержалась от обычных саркастических комментариев.
      - Погоди, - сказала она, неожиданно вставая, - в таком случае я тебе сейчас кое-что покажу. Только найти надо...
      Зная Алицию, я не удивилась, что поиски несколько затянулись. Поискав в комнатах, она переместилась в мастерскую и там продолжила поиски. Я не могла ей помочь, ибо, в свою очередь, была занята поисками телефона Эльжбеты, чтобы позвонить ей в Канаду.
      Нашла и сразу после полуночи позвонила ей. Экономя деньги Алиции, приступила к делу сразу, сократив, по мере возможности, приветственные выкрики.
      - У Доманевских на полке, как раз под "Цыганкой", стоят часы. Старинные, отчетливо произнося слова, начала я.
      Эльжбета не дала мне договорить:
      - Теперь они стоят у нас, - сказала она. - Знаю, о каких часах ты говоришь. Такие затейливые... Они подарили их моей дочке по окончании школы.
      Я обрадовалась - задача упрощалась.
      - В таком случае посмотри, пожалуйста, есть ли у них с обратной стороны такой хитрый значок... Эльжбета опять перебила меня:
      - Про значок ты меня уже однажды спрашивала, я тебе даже нарисовала... или сфотографировала, не помню...
      - Это другой значок! Тот был на портрете, теперь же посмотри на задней стенке часов, там должен быть замысловатый вензель, и поскорее, время идет, датские кроны капают...
      Отложив телефонную трубку, Эльжбета бросилась за часами, притащила их к телефону и сказала запыхавшись:
      - Минутку, как бы их не уронить... Да, и в самом деле, есть тут что-то, выгравирован значок, похожий на монограмму. А что?
      Я потребовала уточнить место, где стоит значок, и его подробное описание, держа перед глазами Алицин рисунок на полях проспекта. Все совпадало. Пообещав Эльжбете в скором времени написать письмо, передав приветы всем родичам, я поблагодарила ее и положила трубку.
      Алиция вернулась из мастерской с большой картонной папкой в руках. Я передала ей полученные из Гамильтона сведения. Не вызывало сомнения канадские часы были те самые, их фамильные. Трудно допустить, чтобы нашлись еще точно такие же и с такой же монограммой. На всякий случай я все-таки решила в обещанном Эльжбете письме отправить нарисованную Алицией монограмму, пусть еще раз проверит.
      Положив папку на стол, Алиция раскрыла ее и принялась перебирать находящиеся в ней бумаги. Наконец нашла нужную.
      - Погляди-ка, - протянула она ее мне. - Это тебе ничего не напоминает?
      Я взглянула, и у меня перехватило дыхание. Это была карта, точно такая же, как и на "Цыганке", только в несколько увеличенном виде. Точно так же на ней виднелись пустые места в виде белых лепешек, на которых стояли крестики!
      - Езус-Мария, откуда это у тебя?
      - А что, похожа?
      - Тютелька в тютельку! Только немного покрупнее моей.
      Пояснив, в чем сходство, я схватила карту и убедилась, что даже крестики здесь тоже четырех видов. Правда, сделана она была на другом материале, на обычной фотобумаге, причем сфотографирована довольно небрежно, как будто фотографировали не прямо, а немного сбоку.
      Я потребовала от Алиции объяснений. Очень довольная произведенным впечатлением, та сказала:
      - Я ее сама сфотографировала. А снимок отпечатала уже через несколько лет, обнаружив у себя негатив. Интересно было узнать, что на негативе.
      - А почему оставила на негативе, не отпечатала сразу вместе с другими снимками?
      - Во-первых, не считала это снимком, а во-вторых, карта связана с Мундей, мне просто противно было заниматься этим.
      - Почему с Мундей? Когда же ты ее сфотографировала и зачем? Да рассказывай же!
      - Вкратце или с подробностями?
      - С подробностями разумеется, глупый вопрос!
      Тогда Алиция извлекла из папки еще одну бумагу и развернула ее. Это была сложенная в восемь раз карта-старая, выцветшая, но тем не менее можно было определить - немецкая штабная карта.
      - А это еще что такое? - удивилась я. - Зачем?
      - Еще не знаю, но ты пожелала с подробностями, так что придется начать издалека. И не торопи меня, буду вспоминать подробности.
      - Значит, тебе придется обратиться к записям в календариках, я правильно понимаю?
      - Правильно, и я даже помню, где у меня эти календарики лежат. Что, приступим прямо сейчас? Может, все-таки отложим до завтра?
      Я взглянула на часы - полвторого ночи. Взглянула на Алицину карту - она побольше моей, свою драгоценную лупу я оставила на родине, может, на такой крупной можно разобрать условные обозначения и без помощи лупы? При солнечном свете?
      - Хорошо, оставим на завтра. Только не убирай ничего со стола, пусть так и останется.
      Утром весь хлам мы перенесли на стол в гостиной - надо же было позавтракать. После завтрака я с нетерпением стала ждать, когда же Алиция разыщет свои календарики. Всю жизнь, начиная с ранней молодости, она делала записи в календариках, один календарик на один год. Нечто вроде дневника, но не дневник. Просто под конкретной датой записывались события, случившиеся в этот день. Записывались сокращенно, по только ей понятной системе, и как она разбиралась в своих записях - уму непостижимо.
      Поиски затягивались, ждать, ничего не делая, я больше не могла, поэтому вынесла фотографию карты на стол в садик и попыталась ее расшифровать. Сделать это без лупы, однако, не, удалось, а Алицина лупа была явно слабовата.
      Из дома вышла Алиция.
      - Нашла календари, - заявила она. - И принесла тебе вторую лупу, попробуй с двумя.
      - Зом... мер... фельд, - с трудом разобрала я надпись на карте. - Посмотри ты, может, лучше прочитаешь.
      Алиция наклонилась над картой;
      - Когда-то я умела пользоваться двумя лупами... Вот так. Ага, правильно Зоммерфельд.
      - Что это значит?
      - А я знаю? Летнее поле по-немецки. Погляди, вот тут что-то покрупнее написано, правда, не все слово, часть отрезана.
      Мы принялись расшифровывать полустертую надпись какого-то более крупного населенного пункта. Оканчивается на "бург" или "берг". Тоже мне открытие! Сколько таких названий в немецком языке!
      - Вторая буква в названии точно "р", -бормотала Алиция. - Впереди не хватает одной буквы.
      Труднее всего было расшифровать середину слова, посередине протекала какая-то речка, буквы были размыты, чуть просматривались. Я выписала весь немецкий алфавит и принялась вычеркивать из него буквы, которые точно не подходили. Приемлемыми остались только "б", "о" и "у".
      Хорошо знавшая немецкий, Алиция решительно произнесла:
      - "Оэрг" и "У эрг" исключаются, остается только "берг". "Ор"... "Гр"... Грюнберг! - радостно вскричала она. Грюнберг, Зелена Гура!
      - Думаешь?
      Я дорисовала до слова недостающие буквочки, все подходило. Алиция смеялась от радости.
      - Вспомнила, недалеко от Зеленой Гуры действительно есть Зоммерфельд. Принеси атлас, проверим.
      Атлас подтвердил ее правоту. Атлас у Алипии был старый, довоенный, когда все эти земли еще принадлежали Германии. Естественно, все обозначения в атласе на этих землях сделаны были по-немецки.
      - Выходит, наши карты представляют кусок Возвращенных Земель, отошедших к Польше после войны. Тогда моя РЕСЛА означает БРЕСЛАУ, наш Вроцлав! Надо же, а я уже собиралась искать в Африке и на Карибах! Возвращенные Земли...
      Мы с Алицией замолчали и уставились друг на друга.
      - И что? - спросила Алиция. - Есть идея?
      - Столько идей, что не знаю, как с ними разобраться.
      - Тогда подожди, давай еще почитаем - мои записи, относящиеся к сороковым - пятидесятым годам. Куда же я положила свои календарики? Опять потерялись!
      Общими усилиями отыскали календарики, и Алиция принялась расшифровывать свои записи. В виде вступления сообщила мне, что в те годы была очень молода. Это сообщение не показалось мне сенсационным. Зато следующее очень смахивало на сенсацию. А именно - оказалось, Мундя был знаком с баронским ординарцем!
      - Откуда я об этом узнала - не помню, - рассказывала Алиция, - но факт этот тут у меня зафиксирован. Я тебе уже говорила, ординарец полковника был из силезских немцев, под конец войны попал в плен, но его быстро освободили, еще когда он работал по расчистке завалов разрушенной Варшавы. Уже тогда парень научился неплохо говорить по-польски, и после освобождения не захотел уезжать.
      Алиция достала самый старый из календариков, но он оказался за пятьдесят шестой год, пришлось восстанавливать по памяти то, что происходило раньше, знакомство с ординарцем, первую поездку в сорок восьмом году в поместье барона. В ка-лендарике за пятьдесят восьмой год она отыскала надписи, напомнившие ей о встрече с одним немцем.
      Алиция рассказала, что этот немец искал в тех краях могилу матери, специально после войны для этого приехал на бывшие немецкие земли.