- Она считает, что ей скучать некогда, день и ночь она занята заботами обо мне.
      - О тебе? Заботы?
      - Конечно. Все думает, что я сейчас делаю, когда вернусь домой, что буду делать завтра и т. д.
      - Езус-Мария!
      Беата была милой и красивой девушкой, работящей и доброй, всегда готовой помочь людям. Умная и начитанная, она старалась как можно больше времени проводить в библиотеках и музеях, чтобы, попозже возвращаться домой, где ее сразу же начинали изводить вопросами, о чем она думает и почему у нее такое выражение лица, сразу же начинались претензии и скандалы. Беате в голову не приходило соврать, попытаться как-то отвертеться, завести друзей и подруг, с которыми можно проводить время. Нет, мамочка этого не вынесет, мамочке будет неприятно... Я бы на ее месте!..
      На моих глазах Беата сделала попытку избавиться от тирании матери. Возможно, она в глубине души уже дозревала до радикальных мер, а может, наоборот, впала бы в депрессию, но ее спасло то, что она вышла замуж. За самого красивого парня в нашей проектной мастерской, прекрасного специалиста, талантливого архитектора! И при всех достоинствах Влодек был тоже тираном и деспотом, избалованным женщинами. Он безошибочно разгадал суть Беаты, понял, каким сокровищем будет эта безропотная рабыня. Другой такой не найти!
      И первый раз в жизни Беата сделала самостоятельный шаг - вышла замуж вопреки желанию матери. Та билась в истерике, попеременно грозя то покончить с собой, то проклянуть неблагодарную дочь, которой она отдала всю жизнь. Одна Беата наверняка бы не выдержала такого морального прессинга, но - нашла коса на камень. Все эти угрозы и рыдания не произвели на зятя ровно никакого впечатления, он забрал молодую жену и уехал на работу в ФРГ.
      Чего только не предпринимала мать, чтобы заполучить обратно дочку! Не ограничившись жалобами направо и налево на неблагодарную и подлую, она засыпала письмами все возможные инстанции, домогаясь восстановления справедливости. Инстанции, естественно, не прореагировали, и вскоре безутешная мать успокоилась и притихла. И тут выяснилось, что она прекрасно умеет организовать свою жизнь и без Беаты, правда, для этого приходилось кое-что делать самой.
      Беата вернулась через два года совсем другим человеком. Стряхнув с себя материнскую тиранию, она обрела самостоятельность, духовно выпрямилась и без труда стряхнула и тиранию мужа, без сожаления расставшись с ним. Детей у них, к счастью, не было, на свободе Беата закончила Академию Изящных Искусств и снова упорхнула за границу, хотя мать и сделала попытку снова ее закабалить. Нет, теперь Беата стала самостоятельной, обрела характер, поверила в свои силы и талант. Проведя за границей несколько лет, она заработала неплохие деньги, приобретя известность художника-дизайнера, вернулась с машиной, купила себе однокомнатную квартиру с мастерской, а матери, чтобы отстала - двухкомнатную, ибо мамуся тоже вдруг открыла в себе призвание к живописи и принялась писать картины - Господи, мазня жуткая!
      - Нет, теперь я ей не поддамся, -признавалась мне Беата в доверительных беседах с глазу на глаз. - Жить будем отдельно, иначе надо ставить крест на моей жизни. Знаешь, я временами просто ненавижу ее, и в то же время мне ее жалко. Надо бы снова выйти замуж. Это единственное средство утихомирить ее. Нет ли у тебя знакомого, который согласился бы жениться на мне? фиктивно.
      Я удивилась, так как слышала, что Беата жутко влюблена, причем с взаимностью.
      - Почему бы тебе не выйти за того, кого ты любишь? - спросила я.
      - По разным причинам, - ответила Беата.
      С Пшемыславом я познакомилась случайно, когда мне пришлось хлопотать в министерстве культуры по какому-то делу. Обаятельный и красивый сотрудник министерства дал мне ряд ценных советов - как написать заявление, к кому обратиться, с какого боку лучше подойти к делу. Советы оказались полезными, а сотрудник с самого начала завладел моими помыслами, ибо был блондином, которые, как известно, играют в моей жизни особую роль. Очарование первых месяцев знакомства несколько поугасло, когда я более внимательно пригляделась к красавцу и обнаружила в его внешности один недостаток: близко посаженные глаза. Где-то когда-то я прочитала, что они - верный признак жестокости у человека, и это убеждение осталось у меня навсегда. Может, благодаря этому я и удержалась на нужной дистанции.
      Несмотря на все мои старания, никакой жестокости в Пшемыславе я не заметила, напротив, из него прямо-таки излучалась доброжелательность ко всем на свете. И вообще это был очень интересный человек, хотя и немного загадочный. Я как-то спросила:
      - Кто же вы? Чем занимаетесь в министерстве культуры?
      - Занимаюсь защитой памятников старины, - ответил он.
      - А по специальности?
      - Искусствовед.
      Что ж, весьма возможно. Есть такие области в сфере памятников старины, которые имеют право выглядеть загадочно. Но тогда, черт возьми, если уж человек с этим связан, не должен трепаться направо и налево, скорее обязан скрывать принадлежность к государственной тайне. Вроде не похож на дурака...
      Знакомство наше продолжалось, но эти глаза... Каждый раз они вызывали во мне настороженность, удерживали от излишней откровенности. Лицо улыбающееся, слова ласковые, но вот глаза... В чем дело? Контактные линзы? Глупости, у моего сына контактные линзы, а выглядит парень нормально. Нет, такие глаза, такой взгляд может быть лишь у людей, которых специально обучают этому!
      Противоречия в человеке меня всегда привлекают, хочется их понять. Разумеется, если человек некрасив и неинтересен, я им заниматься не буду, но ведь этот блондин!
      А он, похоже, хотел со мной сблизиться и проявлял настойчивость. Странную какую-то настойчивость. Позвонит, мы встретимся. Позвонит, придет в гости. Позвонит, я его подброшу на машине куда попросит. Недоверчивость на дне моей души визжала, как недорезанная свинья. Вечно твердит, что безумно занят, а свидание затягивает до неприличия, хотя и у меня земля горит под ногами. Вроде бы проявляет инициативу и в то же время совсем никакой инициативы... Ждет, пока я проявлю?
      Звонил Пшемыслав нерегулярно и всегда неожиданно, мне встречаться с ним зачастую было совсем не с руки, но я почему-то поддавалась. Не знаю, как это получалось, но я всегда говорила то, что он ожидал услышать и предлагала сделать то, что он должен был предложить. Внушение? Ведь при этом летели к черту мои собственные планы. Я сама себя не понимала. Вот мою голову под краном в ванной, он звонит, и я, как ненормальная, мчусь к телефону, хотя обычно этого не делаю. А потом, вместо того чтобы вернуться в ванную и домыть голову, нахлобучиваю парик на недомытую и мчусь на свидание с ним. И все для того, чтобы отвезти его туда, куда ему срочно требовалось явиться. Отвезла, и мы два часа сидели в машине, разговаривали. Клянусь Богом, не по моей инициативе! В чем дело, я не могла понять. Не скажу, чтобы никогда в жизни никто за мной не ухаживал. Случалось. И я прекрасно знала, как это выглядит. Тут было совсем не то, хотя и вежливое обхождение, и комплименты, и цветы, и все остальное как положено. Может, все дело в его глазах, в которых ни разу не мелькнула живая искорка, не зажглось и тени искреннего чувства?
      О себе Пшемыслав говорил одновременно и много и мало. Точнее, говорил мало, больше намекал. Сплошные метафоры, общие слова... Из конкретных вещей я узнала лишь то, что он разведен, детей нет, живет скромно, никто у него не бывает.
      Изо всех сил пыталась я придушить свою визжащую душу, ибо Пшемыслав был красив, загадочен и интересен. Все решил случай.
      К Беате я приехала поздно вечером, почти ночью, без предупреждения. Как это часто бывает со мной - по глупейшей причине. Книги я привыкла читать сериями, из одной какой-то области. В данный момент меня интересовало Средневековье. Я не могла заснуть, вспомнила, что у Беаты была книга о Средневековье, я и поехала к ней. Подъехав к ее дому, увидела у нее свет в окне и поднялась к ней на верхотуру. На верхнем пролете лестницы мне встретился спускающийся Пшемыслав. Этот пролет вел только на чердак, который весь занимала квартира Беаты с мастерской.
      -Ты знаком с Беатой? - удивилась я.
      - Почему ты думаешь, что знаком? - Пшемыслав по своему обыкновению уклонился от ответа.
      - Потому что, кроме нее, там никто не живет.
      - Вот ты сама и ответила на свой вопрос. Мной овладела ярость; не выношу, когда так отвечают. И вовсе я не ответила на свой вопрос! Тот факт, что он спускается с последнего этажа, еще не доказательство его знакомства с Беатой. Он мог знать моего приятеля, который до Беаты занимал чердачную квартиру с мастерской. Он мог пойти к Беате, не будучи с ней знакомым, по чьей-то просьбе. Он мог искать кого-то другого и в поисках забрести на последний этаж. Да мало ли, что еще!
      Не знаю почему, но эта встреча подействовала на меня отрезвляюще. Раньше бы я спустилась вместе с ним, отвезла его домой, мы бы снова часами проговорили. Теперь же я в ответ на его намек - прямо он никогда ничего не говорил, ни о чем не просил - заявила, что нет времени, и с приятным чувством внутреннего освобождения поднялась к Беате.
      - На лестнице я встретила Пшемыслава, - без обиняков заявила я. - Кто он для тебя?
      - Мужчина моей мечты, - также без утайки ответила Беата.-А что? Ты его знаешь?
      С изумлением почувствовала, как улетучиваются последние остатки тревоги и сомнений. Душа уже не визжала, а победно трубила. Какое счастье, не придется больше решать идиотские дилеммы, ломать голову над противоречиями этого блондина. Видимо, Беате его глаза не мешают...
      - Несколько месяцев назад я познакомилась с ним в министерстве культуры, пояснила я. - На "ты" мы перешли по моей инициативе, так легче общаться. За мной он не ухаживал, говорю для того, чтобы не было между нами недоразумений.
      Сияние, которое стало исходить от Беаты при произнесении мною имени Пшемыслава, теперь уже способно было осветить всю комнату и без электрического света.
      - Снимаю шляпу перед тобой, дорогая, - радостно сказала она.-Я всегда в тебя верила. Не знаю, найдется ли еще какая другая женщина, которая сумеет разобраться, подобно тебе, в отношении к ней Пшемыслава. Ведь он так обращается с женщинами, что у них сразу начинает кружиться голова!
      - Видишь ли, я из хорошей семьи, прекрасно воспитана, - сухо парировала я. - Меня не потрясает вежливость мужчины. И если он подает пальто, отодвигает стул, когда я встаю, или дарит цветы, у меня от таких знаков внимания голова не кружится.
      - Возможно, я глупее тебя, и сразу же, как дура, влюбилась. Потом разобралась, да было уже поздно.
      - Ты не глупее, просто моложе. А теперь расскажи мне о Пшемыславе, наконец-то я все о нем узнаю!
      Беата бросила на меня нерешительный взгляд и жалобно ответила:
      - Нет. От меня ты ничего не узнаешь. Такой ответ вызвал во мне не меньший интерес, чем сам Пшемыслав.
      - Тогда скажи хотя бы почему.
      - Очень просто. Я обещала ему никогда ничего о нем не рассказывать. И если от кого-то он узнает нежелательные сведения о себе, поймет, они исходят не от меня. Тебе я бы с удовольствием рассказала о Пшемыславе если не все, то много, ибо ничто не доставляет мне такого удовольствия, как говорить о любимом человеке, ^но он только что встретил тебя и спросит, что я о нем тебе рассказала. Вернее, прямо не спросит, подождет, пока я сама не выболтаю, заставит всякими намеками, а потом проверит.
      - Проверит? Как?
      - У него есть свои способы. Пусть уж лучше знает, что я ничего не сказала.
      Беата и в самом деле могла говорить о Пшемыславе всю ночь, но, поскольку ничего конкретного я все равно не могла узнать, прекратила бесплодные разговоры и, прихватив крестовые походы, удалилась, оставив Беату одну с ее трудным счастьем.
      Во время дальнейших встреч с Беатой я пыталась осторожно раскрыть ей глаза на эгоизм и себялюбие Пшемыслава, но мои аргументы до нее не доходили.
      - Не нравится мне эта твоя большая любовь, - прямо заявила я. - Боюсь, тут для тебя нет будущего. Ты хоть это понимаешь?
      - Все понимаю, - отвечала Беата, опять сияя, как новогодняя елка. - Но есть в нем два качества, за которые я ему прощаю все!
      - Какие же?
      - Я знаю, что могу ему довериться абсолютно во всем. Полное доверие, ты хоть понимаешь, что это значит? И второе - я знаю, что он меня любит. Я для него - единственная женщина на^всем земном шаре, остальные не в счет.
      Вот так. С той поры, когда первая обезьяна спустилась с дерева и стала переходным звеном, ничто не изменилось. Единственная на всем белом свете... А сколько раз я сама, несчастная кретинка, тоже так думала?
      Ровно через три года она позвонила мне в час ночи:
      - Извини, что звоню так поздно, но куда мне позвонить, если не тебе? В "Скорую помощь"? В милицию?
      И я услышала в трубке горькие рыдания. Не слушая меня, не отвечая на встревоженные расспросы, Беата горько рыдала, повторяя лишь, что "больше не может, не может, не может!"
      Я положила телефонную трубку и помчалась к ней.
      Беата порвала с Пшемыславом. Видно, она и в самом деле очень его любила, ее горе было глубоким и искренним. Я, как могла, успокаивала несчастную женщину. Переждала поток слез, переждала приступ дикой ненависти к бывшему возлюбленному, когда она не помня себя выкрикивала какие-то ужасные вещи.
      Наконец Беата немного успокоилась, и ей захотелось выговориться.
      - Он обманул меня, понимаешь? - все еще всхлипывая заговорила она. - С самого начала это была одна сплошная ложь. И теперь он меня бросил, так безгранично мерзко, так по-хамски, что отвратительнее просто нельзя! И с такой просто нечеловеческой жестокостью!
      - Послушай, если уж хочешь рассказать, начни с начала, а не с конца, посоветовала я. - Тебе нужно очиститься от этого всего, а я пойму, ведь я немного знаю его. Выплюни из себя всю горечь, не оставляй на развод!
      - Да я бы охотней всего вывернула себя наизнанку и отдраила с порошком-чувствую себя так, словно вся извалялась в дерьме.
      - Неужели так плохо?
      - Хуже, чем ты думаешь! Хочешь с начала? Хорошо, пусть будет с начала. Мне так страшно хотелось, чтобы меня кто-то любил! Это с самого начала. Потом я уже не требовала так много, лишь бы сама могла кого-то любить. О Господи, да ты ведь знаешь, моя мать... мой муж... Их я любить не могла, от них я должна была защищаться.
      Так, понятно. И нетронутые запасы своих чувств она обрушила на Пшемыслава.
      - Никогда в жизни больше никому не поверю. Ему я верила... Как верила! Познакомились мы в библиотеке, он восхищался мною, говорил милые слова. Как я была тогда счастлива! Ну и сотворила из него божество, кумира, воздвигла алтарь и поклонялась необыкновенному, единственному на свете! А ему нужно было именно это - безграничная вера в него, преданность и самоотречение. Ему надо было, чтобы им так восторгались. Тогда я не знала почему. Теперь знаю.
      - Ему это нужно было для самоутверждения, - сказала я холодно и безжалостно. - Я это тоже с некоторых пор поняла. Он работал в так называемых органах, и его отправили в отставку. А с этим трудно примириться людям, обладавшим раньше властью, властью тайной и потому еще более весомой. Был этакий серый кардинал, магистр тайного ордена. Вот он и стал строить из себя неизвестно что. Задница в форточке!
      - Все правильно! - подтвердила Беата. - Очень хорошо, что ты понимаешь, не надо долго объяснять. И насчет его многочисленных баб тоже знаешь. Если бы он был просто бабник - еще туда-сюда. Нет, и в этом сплошные обман и лицемерие. Бабник по сравнению с Пшемыславом - воплощение добродетелей: не скрывает, что он бабник, ухаживает за женщинами явно и открыто, не только обольщает, но и сам ими увлекается. Этот же действовал всегда с хитростью, с подвохом, притворялся, что любит и будет любить до гроба... Видела бы ты его женщин! Внешне красивые, но интеллекта ни на грош. Ему только тогда комфортно, когда рядом с ним идиотка, обожающая его, свое божество. Только потому ему и удается разыгрывать роль бога. Правда, была когда-то в его жизни девушка, которую он любил. Молод был, потом поумнел... А та, похоже, здорово задела его, никогда не мог ее забыть.
      - Кто такая?
      - Толком не знаю, похоже, уличная девка. Из тех, что еще девчонкой убегают из дому и охотно валяются в сточных канавах. По его словам, он ее из канавы и выудил, отмыл, одел. А уж красивая была - такой, по его словам, он больше не встречал. Так вот, эта единственная из всех его баб была неглупой, он ее и выудил для того, чтобы в своей работе использовать. Девка, по всему видать, оторви и брось, успела и наркотиками заняться, и с уголовниками связалась. Ей грозил крупный срок, и она согласилась помочь органам, какую-то шайку благодаря ей разоблачили. Так вот она быстренько нашего Пшемыслава раскусила, и хотя стала его агентом и помогла каких-то преступников выловить, но и его использовала на всю катушку. Чего он только для нее не делал! Долго она с ним переписывалась, потому что уехала из Польши на вольный Запад, он мне ее письма показывал, благодарила за оказанные услуги. Может, из-за нее и из органов вылетел, не знаю. А мне в пику все ее восхвалял. Я, конечно, по красоте ей и в подметки не гожусь, меня ему не пришлось из канавы выуживать, у меня не было знакомств с подозрительными иностранцами, я наркотиками не торговала и в преступных шайках не состояла, какая ему от меня польза? А тут я вдруг прозрела и перестала воскурять ему фимиам и поклоняться.
      Только к утру Беата смогла успокоиться и прийти в себя. Разумеется, относительно, такие душевные раны долго не заживают.
      Через полгода она уехала в Швецию, где уже давно ее картины пользовались бешеным успехом. Те картины, которые она писала до встречи с Пшемыславом, ибо за все время их знакомства ничего нового не создала. Теперь ее талант вновь засиял.
      Вот что вспоминала я, сидя на носу вытянутой на берег лодки и болтая в воде ногами. Я так глубоко задумалась, что пришла в себя лишь тогда, когда вложила в рот мыло вместо сигареты. Интересно, зачем я захватила с собой мыло? Собиралась купаться с мылом? Никто никогда не пользовался мылом при купании в озере. Может, собиралась что-то простирнуть? Осмотрелась - нет ни грязного белья, ни выстиранного, если бы я его вдруг выстирала в невменяемом состоянии. Все окрестные дачники стирки устраивали на берегу озера, выплескивая мыльную воду в прибрежные заросли, и она, вода, возвращалась в озеро идеально профильтрованной. А внешний вид зарослей неопровержимо свидетельствовал о том, что мыльная вода шла им только на пользу, вон какие они были буйные и цветущие. Но мне-то мыло на что? Пожав плечами, я вложила его в мыльницу и тут вспомнила - взяла для того, чтобы вымыть мыльницу, в которую набился песок.
      Ладно, хватит воспоминаний, прошлое остается в прошлом, а настоящее настоятельно требует от меня каких-то действий. Я отнесла вымытую мыльницу с мылом в сарайчик и поднялась вверх. Как раз в этот момент к дому подъехала пани Кульская.
      Когда я подошла поближе, пани Кульская уже много чего успела рассказать, но мне хватило и того, что говорила теперь. На том озере, знаете, что за Вандой, какой-то человек, совсем незнакомый, долго прыгал с лодки в воду, вылезал из воды, забирался в лодку и прыгал снова, влезал в лодку и опять прыгал, пока не поскользнулся, головой ударился, свалился в воду и больше не выплыл, бедняжка. Его уже потом мертвого вытянули. Свидетели видели, как прыгал, но ведь тут моторных лодок нет, моторки запрещены и слава Богу, так пока они на веслах добрались, он уже под водой скрылся. Искали его, не могли найти, там ведь глубоко, уже потом полиция его вытащила. Никаких документов при нем не оказалось, только очки остались в лодке, темные очки, и сигареты, и зажигалка, и вроде бы еще сандалии. Свидетелей немного, ведь было это ранним утром, только трое свидетелей, среди них Сонечка и какой-то ее знакомый. И они были на своем озере, которое сразу за Иолой, а из этого озера прекрасно видно все, что происходит на озере за Вандой. А тот Сонеч-кин знакомый не из Канады, сюда он приехал рыбку половить. Лодка неизвестно чья, может как раз утопленника, хозяина лодки так и не нашли. Мало было Сонечке одной трагедии, теперь еще утопленник, бедная Сонечка...
      Слушая, я не проронила ни слова, не задала ни одного вопроса. Слишком уж сенсационное известие принесла Бася Кульская, надо было его переварить, это во-первых, а во-вторых, проклятое мыло оказалось излишне мылким, приходилось все время незаметно отплевываться. Дождавшись приезда Роберта поздно вечером, я не дала ему выйти из машины, сразу погнала за местной газетой в Бэррис Бэй, зная, что по пятницам все магазины работают до поздней ночи, а если и закрылись, газету всегда можно купить в автомате.
      Расчет на газету оказался верен. Что значит пресса! В газете не только почти слово в слово повторялась информация пани Кульской, но и была напечатана фотография утопленника с просьбой к читателям сообщить в редакцию, знают ли они этого человека.
      Взглянула я на фотографию и уже не могла оторвать от нее глаз. Третий раз в жизни довелось мне смотреть на лицо Михалека под тем же самым углом, причем у него точно так же, как и в первых двух случаях, были закрыты глаза. Правда, теперь лицо было старше на четверть века, но оно не очень изменилось, а в моей памяти запечатлелось навеки.
      Первый раз мне стало холодно в этом тропическом климате...
      - Что там было у Иолы, говорят, кто-то утонул, полиция приезжала? - с беспокойством расспрашивала меня моя кузина Эльжбета.-Ведь ты там была неподалеку, наверное, все знаешь.
      - Знаю, - ответила я правду. - У самой Иолы ничего особенного не происходило. Человек утонул на соседнем озере, Иолина соседка была свидетельницей. А полиция приезжала потому, что жениха этой свидетельницы убили, только не тут, а в Торонто. Ее же теперь допрашивали как свидетельницу смерти утопленника. Кажется, одно с другим никак не связано.
      Правдой была только первая моя фраза, но это неважно, для Эльжбеты хватило, она обрадовалась, что Иолы дело не касается, и перешла к вопросу, ради которого и приехала на встречу со мной. Оказалось, неделю назад Доманевские наконец вернулись из отпуска.
      - Ну я их и спросила про часы. Оказывается, и их, и другие вещи бабуля Доманевских купила лет тридцать назад. У кого купила - не знают, тогда они как раз уезжали в Ванкувер на свадьбу родственника и просидели там три недели. Бабуля все сделала сама.
      - А бабуля Доманевская жива?
      - Жива, конечно.
      - Мне надо с ней поговорить! Делай что хочешь, но отвези меня к ним.
      - Пожалуйста, это нетрудно, только вот не уверена, будет ли тебе какая польза от такого визита.
      Бабуля Доманевская имела на своем счету восемьдесят семь лет и обширный склероз. Меня она приняла за мою тетку, с которой, впрочем, тоже не была знакома, а только когда-то слышала о ней, поскольку тетка, приходившаяся троюродной сестрой мужу Эльжбеты, никогда в Канаде не бывала. Бабуля обрадовалась, что наконец приехала. Мне было без разницы, я не стала выводить старушку из заблуждения, рассчитывая, что наличие моей тетки поможет ей лучше вспомнить давние времена.
      И я в общем-то не ошиблась. Старушка принялась вдохновенно вспоминать годы своей молодости, совпавшие с началом века, и приезд в Канаду, как раз перед началом первой мировой войны. Сопровождая старушку по всем извивам ее жизненного пути, я постепенно пришла к убеждению, что на весь путь ей понадобится не меньше месяца. Вряд ли раньше мне удастся протолкнуть ее через вторую мировую войну. Видимо, те же опасения тревожили и Эльжбету, ибо она изо всех сил стала помогать мне как-то недипломатичнее приблизить рассказчицу к послевоенным событиям.
      Неисповедимы пути человеческой памяти. Ни с того ни с сего бабуля перепрыгнула через четверть века и принялась во всех подробностях рассказывать о том, когда и где приобрела вот эту чудесную мебель, к которой ее внуки отнеслись с таким пренебрежением, а ведь мебель была почти новая, и сорока лет ей не насчитывалось. С мебелью старушка так неожиданно ворвалась в собственное бесконечное повествование, что я не успела и слова вставить. В этом, впрочем, не оказалось необходимости, бабуля не нуждалась в наводящих вопросах, рассказывая с мельчайшими подробностями. А дела тех давно минувших дней она помнила прекрасно.
      Мебель она покупала уже не новую, но ведь в отличном состоянии! А они взяли и выбросили, неизвестно почему. И часы выбросили, а ведь за часы она очень дорого заплатила, они такие красивые, с финтифлюшками, таких уже не делают...
      Я с тревогой взглянула на Эльжбету - а вдруг прервет рассказ старушки, напомнит, что часы никто не выбрасывал, что они и сейчас у нее стоят. Нет, сидела, умница, с непроницаемым лицом, не перебивала старших.
      Потом мне рассказали, что бабушка меняла свое мнение двенадцать раз в год, по четным месяцам одобряла решение подарить часы Эльжбетиной дочке, по нечетным упрекала потомков за то, что выбросили чудесные часики. Или наоборот, неважно. В данном случае мы угодили в месяц упреков.
      А бабуля продолжала свои излияния. Оказалось, так дорого она заплатила не только потому, что часы ей понравились, но и из-за паренька, который их продавал, уж очень ей было жалко его. Земляк, совсем нищий, только что сбежал с разоренной войной родины, гроша за душой у бедняги не было, кто-то из здешних знакомых его к ней прислал...
      Тут мы с Эльжбетой первый раз осмелились перебить бабулю.
      - А какой знакомый? Может, припомните?
      - А как же, очень хорошо помню, память у меня еще не отшибло. Тот самый, что всю жизнь ездит на желтой такой машине.
      Желтая машина оказалась совершенно бесценным ориентиром. Среднее поколение Доманев-ских прекрасно знало, что на желтом пикапе в дни молодости разъезжал их знакомый, в настоящее время владелец крупной транспортной конторы, большегрузные контейнеровозы которого колесят сейчас по всей Канаде. Пожилой владелец желтой машины на всю жизнь запомнил того самого паренька, продавшего Доманевской бабуле часы, ибо сам тогда же приобрел у него буквально за гроши вазочку, которая теперь стоит как минимум тысяч сто долларов. Кому-то из здешних поляков тот паренек доводился родственником, еще вроде его куда-то на работу пристроили...
      Все семейство Доманевских приняло близко к сердцу мои поиски и отказалось принять от меня деньги за несколько междугородных телефонных переговоров, благодаря которым я получила важные сведения: звали паренька Барт Леванд, еще лет пять назад он работал в ресторанчике под Четемом, на берегу залива Св. Лаврентия. Слава Богу, что не на Соломоновых островах! Хотя и так стало ясно я разорюсь окончательно. Оставив в покое бабулю Доманевскую, оставив собственную мамулю под опекой внуков, я двинулась на поиски.
      Не сразу удалось найти искомый ресторанчик. Правильно, работал у них такой, теперь не работает. Нет, насколько им известно, никуда не уехал, живет вон в тех бараках на берегу.
      Разыскала я и бараки. Назвать бараками такие дома... У нас владелец гордо назвал бы виллой, коттеджем и был бы прав. Порасспрашивав обитателей этих "бараков", я свернула с проезжей дороги по узкому, поросшему травой проулку к домику у самой воды. Спускался вечер, а я и не подумала о том, где переночую, поисковая лихорадка целиком овладела мною. Интересно, как я сейчас, на ночь глядя, заявлюсь в дом к незнакомым людям, в Канаде так не принято, о визите там договариваются загодя, могут и вообще не открыть двери. Впрочем, обратного хода не было.
      Оставив машину в некотором отдалении от домика, я чуть ли не бегом кинулась к крыльцу, чтобы не дать времени закрасться в душу сомнениям благопристойности и хорошего тона. И все-таки у входной двери затормозила. Нет, не потому что в душу все-таки вкрались сомнения. Просто через открытые окна я услышала музыку. Кто-то играл на пианино танго "Ноттурно".
      Танго "Ноттурно" не назовешь шлягером, известным на всем свете, как, например, танго "Кум-парсита" или "Милонга". Я сама убедилась, что в злачных местах, например Сицилии, оркестранты не имеют о нем ни малейшего понятия. И вдруг я слышу его здесь, в далекой Канаде, на берегу залива Св. Лаврентия! Да еще в таком исполнении! Очень характерное исполнение: минимальная смена ритма, будто пианист споткнулся, два быстрых удара по клавишам, и опять плывет душещипательная мелодия...
      Медленно подняв руку к звонку, я позвонила. Пианино замолкло, двери открыли без всяких расспросов.
      Наверняка я не узнала бы Бартека Левандовского в этом старом, болезненного вида человеке, если бы в ушах еще не звучала мелодия танго "Ноттурно". Только он исполнял так одно из любимых произведений нашей молодости. И сейчас словно воочию увидела перед собой знакомое веснушчатое лицо веселого бесшабашного парня. Не помешали морщины, пожелтевшая кожа, глубоко запавшие глаза, обведенные черными кругами.
      - Бартек! - невольно воскликнула я, потрясенная его видом.
      Он меня узнал сразу же.
      - Иоанна? Какими судьбами?
      Не виделись мы, можно сказать, со школьных времен. Он был жутко влюблен в меня, я не отвечала взаимностью, но и не отталкивала парня, очень уж любила слушать, как он играет. А он играл только для меня! Я лопалась от гордости, еще бы, как завидовали мне подруги! Бартек был несколькими классами старше меня, закончил школу и навсегда исчез. Оказывается, не навсегда. Спустя тридцать лет отыскался на краю земли!
      Сидя в кресле-качалке, заложив руки за голову и глядя на серебрящиеся под луной воды залива, Бартек рассказывал:
      - Я поступил в музыкальную школу, не повезло - вскоре сломал руку. Перелом запястья. Играть больше не мог, а ведь так мечтал о карьере музыканта, помнишь, по четыре часа в день разыгрывал гаммы. И хоть кость срослась, левая рука навсегда перечеркнула мечты стать пианистом-виртуозом. А знаешь, наверное, у меня все-таки был талант, несмотря на все, часто приглашали участвовать в записях оркестра. И весь оркестр делал перерыв в записях и дожидался, пока Отдохнет моя левая. А аккомпаниатором я работал до самого конца. Женился, двое детей у нас было, теперь они взрослые. А здесь живу один, не хочу никого видеть, пусть приедут уже на мой похороны...
      У меня язык не повернулся сказать, что выглядит он прекрасно и нечего говорить о похоронах.