Иоанна Хмелевская
      БЕСКОНЕЧНАЯ ШАЙКА
      У этой истории было как минимум три начала, если не больше. Первое социально-политическое, можно сказать, историческое. Второе - частного порядка, складывающееся из нескольких источников. И наконец, третье - мое личное, в хронологическом плане самое позднее.
      С него и начну. И тут для меня исходной точкой послужила Гатя.
      На самом деле Гатю звали Агата. Уменьшительное имя она придумала себе сама в раннем детстве, когда только училась говорить. Прелестное имечко как-то сразу намертво приклеилось к ней, и все последующие попытки уже в сознательном возрасте избавиться от него ни к чему не привели. Как ни старалась Агата, ничего не получалось. Среди ее знакомых обязательно находился кто-нибудь, кто знал ее в детстве, и стоило ему лишь раз произнести пресловутое gacie (непереводимая игра слов. По-польски gacie - подштанники), как словечком тут же с поразительной легкостью заражались сразу все окружающие.
      Известие о том, что Гатя уезжает в загранкомандировку в Касабланку, пало на меня как гром среди ясного неба.
      - Повторите, пожалуйста, пан Казимеж, - слабым голосом попросила я кипящего от гнева Казика. - Повторите, я не поняла, что вы сказали.
      - Чего тут не понять, и ежу ясно, что я должен не понимать! - бушевал Казик. - На черта сдалась мне в Касабланке эта Гатя? Что она умеет делать? Ничего не умеет! На кой черт она мне со своей узкой специализацией?
      Как ни была я потрясена, чувство справедливости заставило меня возразить:
      - Ну, вы несколько преувеличиваете, она не так уж мало чего умеет. Вам не надо будет с ней ничего делать, сама перестроится. Но ведь не в этом дело...
      - Для меня именно в этом! - выходил из себя Казик.
      - А для меня - нет! Для меня главное - знать, в самом ли деле она уезжает с вами, а уж что там будет делать - неважно, пусть хоть в носу ковыряет, хоть танец живота отплясывает...
      - Может, на пару со мной? - совсем озверел Казик.
      С интересом слушавшая наш разговор Алиция весело рассмеялась. Кто-то из сотрудников заметил - танец живота исполняют соло. Другой сотрудник принялся размышлять вслух, будет ли от Казика какая польза в гареме. Мне же было не до шуточек.
      - И когда вы отправляетесь? - перекрикивая веселый шум, поинтересовалась я у Казика.
      - В субботу, - был ответ. - Улетаем в шесть утра.
      - И Гатя тоже?
      - Разумеется. Вся наша группа по контракту.
      - Какой кошмар! И только сейчас говорите об этом?!
      - Откуда мне знать, что это вас так близко касается? О выезде нашей группы на работу по контракту в Марокко уже полгода на всех улицах трубят, странно, что вы не слышали.
      - Слышала, но не знала, что Гатя тоже едет. Езус-Мария, меня кондрашка хватит, зараза проклятая, такую свинью мне подложить, чтоб ей ни дна ни покрышки...
      Конечно же, я знала, что Казик во главе нашей группы архитекторов-проектировщиков отправляется по контракту в служебную командировку на несколько лет в Марокко строить там гигантский жилищно-туристический комплекс, но мне и в голову не пришло, что вместе с ними может уехать и Гатя. И не только в Касабланку, Гатя не имела никакого права вообще никуда уезжать, она обязана была сиднем сидеть за своей чертежной доской и делать то, что уже давно должна была для меня сделать - всю технологию больницы! Договорились, что работа будет готова к сроку, срок истекал через две недели, Гатя же еще и половины не сделала, А без ее технологии у меня все рухнет, инвестор не мог ждать. Подлая гангрена, ведь ни словечка мне не пискнула о своем выезде!
      Я бросилась к телефону. Гати, разумеется, не было ни на работе, ни дома. Ее мамуля радостно подтвердила информацию о Касабланке, а коллеги по работе мои наихудшие опасения о том, что технологией больницы занималась только Гатя. Одна из наших общих подруг сообщила, что Гатю сейчас нигде не поймать, в дикой спешке мотается она по магазинам и учреждениям, оформляя недостающие документы. Последними словами кляла я эту Гатю.
      Поймать ее удалось поздним вечером, когда эта зараза приползла наконец домой. Я ждала в ее комнате у чертежной доски, на которой был приколот второй этаж моей больницы.
      - Какого черта ты мне не сказала о своем отъезде? - набросилась я на Гатю, не дав ей раздеться.
      - Дура я, что ли? - воинственно отозвалась Гатя. - И без того света белого из-за тебя не вижу, а тогда ты бы и вовсе не дала мне передохнуть. А кроме того, боялась сглазить, знаешь ведь, какая я невезучая.
      - Так вот, слушай, дорогая, - произнесла я. - Христом-Богом клянусь, если не кончишь для меня технологию к пятнице, никуда не уедешь! Из самолета выволоку за задние ноги!
      - Да ты никак спятила! К пятнице! Знаешь, сколько там еще работы! А мне ведь столько надо сделать перед отъездом...
      - Больницу тебе надо сделать, кретинка! Ты что, не понимаешь? У меня срок истекает через две недели, такой заказ летит к чертовой матери! Вся группа вкалывает, из-за тебя пропадать? Хочешь, плати неустойку...
      - Сразу и неустойку! Обойдетесь как-нибудь. От ярости у меня потемнело в глазах.
      - Ну так вот, дорогуша, - уже прохрипела я, - повторяю: только через мой труп! Клянусь всем святым, не сойти мне с этого места, если ты уедешь за границу! Ведь ты меня знаешь.
      Гатя решила пойти на уступки:
      - Да ладно тебе, на заводись, Анджей закончит...
      - Анджей не имеет представления об этой работе!
      - Ничего, втянется, Да успокойся, говорят тебе, сделаю что успею. Ты думаешь, мне эта Ка-сабланка с неба свалилась? Уже целый год я из кожи вон лезу, чтобы организовать себе эту командировку, а ты...
      - Надо было сказать, предупредить по-честному.
      - Боялась сглазить. А если по-честному, так сама признай - со мной у тебя проблем не было.
      С этим я должна была согласиться, Гатя работала быстро и четко, именно поэтому я и поручила ей проект технологии. Уверена, хоть она и задерживала чертежи, наверняка успела бы к сроку. Если бы вот теперь не эта проклятая загранкомандировка! Анджей тоже неплохой проектант, к тому же, в отличие от Гати, и человек симпатичный, но введение его в курс дела требовало времени, а его-то у нас как раз и не было.
      Ну и в результате мне самой пришлось заканчивать технологию на пару с Гатей. Та пыталась протестовать, устраивала скандалы, всячески превозносила деловые качества Анджея - я оставалась глуха к ее уговорам. Согласилась лишь на то, чтобы Анджей составил записку к ее технологии и выступил на защите проекта, ведь к тому времени Гатя уже будет в Марокко. Но пока она здесь...
      И началось! Я буквально поселилась в Гатиной квартире на оставшиеся три дня, позабыла о вежливости и правилах хорошего тона, которым меня с детства обучали в семье, задушила в сердце сострадание и милосердие, осталась глухой к протестам Гатиной мамули. Зареванная Гатя вынуждена была работать рядом со мной на своей чертежной доске, страдальческим голосом давая мне указания. Мне Гатя могла предоставить доску меньшего формата, такой же большой, как у нее, у Гати в доме не нашлось. Я договорилась у себя на работе, Гатя у себя, и дни напролет мы проводили согнувшись над проектами больницы. Гатя горячо желала мне сквозь землю провалиться или хотя бы сломать ногу, чтобы у нее осталось еще время на сборы.
      - Автоклавы размести рядом с операционной, - говорила она. - В жизни тебе этого не прощу, какая же ты язва! У меня ведь еще чемоданы не уложены...
      Не обращая внимания на ворчание Гати, я усиленно работала над чертежами. Дополнительные трудности доставлял уменьшенный формат чертежной доски, пришлось транспаранты разрезать на части. А тут еще жуткий Гатин почерк, я с трудом разбирала ее иероглифы на эскизах.
      - Ты что, уже учишься писать по-арабски? - ворчала я в свою очередь. Надо же, как раз на моем проекте! Скажи на милость, что тут накорябано этими арабскими червячками!
      - Где? А, отстойник, ясно написано, не придирайся. Слушай, может, мне взять те красные туфли?
      - Поезжай босиком, там тепло.
      - Какая же ты вредина!
      Пятница была на исходе, а у нас еще остались последние чертежи. Гатя категорически отказалась их делать, ее мамуля стояла надо мной с дамокловым мечом в руках. Ладно, последний чертеж, так и быть, сделаю сама, но тут возникло осложнение: чертеж был наколот на доску, под калькой с большим трудом мы уложили на нужных местах Гатины эскизы, откалывать их - невозможно. Поскольку завтра утром Гатя отправлялась в свой зарубежный вояж, надо было иметь совесть и покинуть, наконец, ее квартиру, дать ей возможность уложиться, как-никак отправлялась на три года. Пока же собранные вещи громоздились кучей на полу у стены, сама же Гатя была совершенно невменяемой.
      - Одевайся, - сказала я Гате. - Наконец избавишься от меня. Я заберу последний чертеж вместе с твоей доской и сама закончу его дома.
      - Там совсем не осталось работы, быстренько закончишь! - оживилась Гатя. Поезжай, конечно. А мне зачем одеваться? Я ведь никуда не собираюсь выходить.
      - Еще как собираешься! Отвезешь меня домой на своей машине. Идет дождь, намочит доску с чертежом.
      - Еле-еле моросит, - попыталась увильнуть Гатя.
      - Ну и что! Как я буду с этой доской тащиться через весь город? А еще торба с другими материалами!
      - Такси...
      - Ладно, поищу такси. Но тогда мне придется просидеть у тебя до одиннадцати.
      Гатя наконец сообразила, что я и в самом деле в эту пору не поймаю такси, все попрятались, ждут одиннадцати, когда начинает действовать ночной тариф. Желание избавиться от меня и заняться своими делами придало ей новые силы. Набросив на халат пальто, из-под которого торчало с полметра цветастого атласа, она скинула с ног тапки, влезла в первые попавшиеся туфли и была готова к выходу. Я успела обернуть драгоценную доску несколькими "Трибунами Люду" и крепко сжала ее в объятиях. Остальные вещи - папку с материалами и торбу с чертежными принадлежностями - г - несла Гатя. Под мышку мне она сунула большой рулон с готовыми чертежами. Когда отпирала свою машину, руки у нее тряслись, кое-что попадало в грязь, но это уже мелочи.
      До моего дома мы доехали в рекордное время. Гатя помогла мне добраться До двери квартиры, а я все-таки нашла в себе силы позабыть неприятности и пожелать ей счастливого пути.
      - Кажется, мне наконец-то повезло в жизни! - в упоении произнесла Гатя.-Впрочем, тьфу, тьфу, тьфу! Не поверю, пока не взлетит самолет.
      Я понимала - ей действительно крупно повезло. У нас тогда женщин очень редко оформляли на работы за границу по контрактам, а уж особенно в арабские страны. Это все равно что слепой курице найти зерно...
      Пана Северина я встретила на улице случайно, у магазина хозтоваров. Задирая голову, он заглядывал в окна жилых домов и для этого даже сошел с тротуара на мостовую, прямо под колеса моей машины. Буквально в последний момент мне удалось затормозить.
      Оба мы чрезвычайно обрадовались встрече.
      - Вы совсем не изменились! - радостно восклицал пан Северин. - Время над пани не властно! Все такая же молодая! Все такая же красивая!
      Дело вкуса, известно ведь - не то красиво, что действительно красиво, а то, что нравится. А пан Северин всегда был со странностями.
      - Зачем вы так? - ласково упрекнула я его. - Зачем под машину лезть?
      - А! - грустно выдохнул пан Северин и безнадежно махнул рукой. - А! У меня такие неприятности, такие неприятности!
      Очень, очень интересно! Несколько лет мне довелось проработать с паном Северином в одной комнате, и я знала, что с ним вечно происходят очень забавные вещи. Человек ангельской доброты, он с детской доверчивостью относился ко всему, что его окружало, а его главной чертой была рассеянность. Он был столь рассеян, что запросто мог забыть и свой адрес, и свое имя. Если собирался в кино или театр, никогда не мог запомнить сразу три момента: день, начало спектакля или сеанса и номер места. Если чудом и попадал в нужный театр и вовремя, оказывалось, билеты были на другой день, и наоборот. Наученная горьким опытом, жена пана Северина отнимала билеты и сама следила за всем. Впрочем, жену пан Северин обожал и во всем ей подчинялся, вот только жизнь у бедной женщины не была легкой. Ее можно понять. Вряд ли кого обрадует, если муж отдает всю получку первым встреченным на улице проходимцам, которые уверяют его, что в условленное время обязательно привезут ему уголь для отопления, только пусть он вот сейчас заплатит им авансом. Напрасно по приказу жены он искал их потом по всем забегаловкам Мокотова...
      О приключениях этого большого ребенка можно было бы рассказывать бесконечно. Много денег вылетало в трубу, но пан Северин не унывал. Чтобы покрывать эти непредвиденные расходы, он нашел себе занятие, приносящее неплохой доход. Пан Северин рисовал портреты. Не с натуры, избави Бог, для этого не хватило бы способностей и таланта.
      Пан Северин рисовал портреты по фотографиям для земляков, покинувших родину, отправлял их потом за границу, в основном в США, и за каждый портрет брал по двести американских долларов. Сходство, следует признать, достигалось отменное, что же касается художественного мастерства... Впрочем, клиенты были в восторге и у пана Северина никогда не было недостатка в заказах.
      - Так какие же у вас неприятности? - поинтересовалась я.
      - А! Глупая история. Рисовал я сразу два портрета и, кажется, перепутал фотографии...
      - И что же?
      - А! Сам не знаю. Ищу теперь заказчика.
      - Здесь, на улице ищете?
      - Должен быть где-то здесь. А может, и в другом месте...
      - Расскажите, как все произошло.
      Пан Северин опять безнадежно махнул рукой.
      - А! Получил я заказы на портреты. Сразу два. Нарисовал я два портрета, один должны были забрать сразу же, за другим обещались приехать через несколько месяцев. Первый клиент сразу и забрал, ничего не сказал и ушел, а вот теперь приехал второй и утверждает, что это не его портрет...
      - Как же так? А первый не говорил, что не его?
      - Не говорил. Вообще ничего не говорил. Ох, сколько хлопот мне с клиентами, если бы вы знали! Самое же плохое то, что первого я нарисовал на доске второго...
      Я ничего не поняла и попросила объяснить подробнее. Пан Северин объяснил в подробностях. Пришел, значит, к нему клиент из Америки, заказал портрет, оставил фотографию, сказал, что явится за портретом через несколько месяцев, и уехал. Потом пришел второй заказчик. Этот принес не только фотографию, но и доску. Какую? Обыкновенную доску, уже покрытую грунтовкой, на которой пожелал иметь портрет. Да, не на картоне, а на доске. Слово клиента для художника закон. На доске, говорит, крепче будет. Пан Северин не возражал, взялся за работу, и только потом до него дошло, что перепутал: портрет американского клиента нарисовал на доске здешнего заказчика, а портрет здешнего, который должен был сделать на дереве, нарисовал на обычном картоне. Тот клиент, что хотел быть увековеченным на дереве, пришел и забрал свою доску с изображением американского клиента. Ничего не сказал, взял и пошел! А вот теперь прилетел американский клиент и не хочет брать свой портрет, говорит, на нем изображен другой человек, такие претензии! Вот теперь пан Северин и ищет местного заказчика, чтобы обменять портреты. Где живет клиент, он не знает, адрес забыл. Вот и ищет.
      - Раз ему хотелось иметь портрет на доске, он не захочет меняться, предположила я.
      - Так ведь это не его портрет, а того американца!
      - Интересно, как же он этого не заметил?
      - А! Может, просто не посмотрел. А теперь вот найди его!
      - Как же вы ищете, пан Северин, если адреса не помните?
      - А! Не помню, факт. Только помню - когда тот называл адрес, у меня осталось в памяти - Иерусалимские Аллеи. Вот только не помню, или возле Главного вокзала, или на пересечении с Маршалковской, или на пересечении с Новым Святом...
      - ...или напротив Дворца Культуры, - в тон ему добавила я.
      - Может быть, - покорно согласился пан Северин. - Вот я и ищу... Мне стало плохо.
      - Как же вы думаете найти? Я видела - вы сходили с тротуара на мостовую и заглядывали в окна. Вы что, думаете, он свой портрет выставил в окне, как выставляют иконы на праздник Тела Господня? Или будет сидеть и выглядывать в окно, пока вы его не узнаете?
      - Не знаю. А вдруг как раз выглядывает?
      - И вы узнаете его в лицо?
      - Нет, лица я не узнаю, а вот по волосам... Ах, какие чудесные волосы, белокурые, локоны до плеч, проборчик посередине, ну вылитая мадонна!
      Пан Северин с таким восторгом описывал своего заказчика, что я просто остолбенела.
      - Что с вами, пан Северин? Всегда были нормальным мужчиной, и вот теперь увлеклись парнем с лицом мадонны?!
      - Каким парнем? - не понял пан Северин.
      - Ну, тем самым, с локонами до плеч. Пан Северин попытался вежливо вывести меня из заблуждения: - А! Какой же он парень? Это женщина! Прелестная женщина!
      - Господи Боже мой, вконец меня запутали. Так это женщина заявилась к вам с доской?
      - А? Нет, не женщина... Хотя, кто знает... Женщина тоже была. Вместе они были у меня. Портреты заказывали вроде бы мужчины, но я запомнил женщину.
      - Она как-то связана с этими портретами?
      - Не знаю. Но была при этом...
      - Тогда где же логика? Ищете мужчину, лица которого не помните, а надеетесь увидеть женщину, которая с мужчиной может быть никак и не связана?
      - А может, связана! - с такой отчаянной надеждой выкрикнул пан Северин, что я растерялась, но все-таки дала совет - вместо безнадежных поисков просто-напросто еще раз нарисовать портрет. Насколько я помнила, времени для этого требовалось немного, если, конечно, сохранилась фотография заказчика!
      - Подумать только! - обрадовался пан Северин. - Прекрасная идея. Нарисую его еще раз, а сам скажу - нашелся портрет! Прекрасная идея!
      Мы распрощались, и я уехала с приятным сознанием того, что мне удалось спасти человеку жизнь. Перестанет искать заказчика - перестанет топтаться на мостовой и не попадет под машину...
      Однажды вечером, когда я только что вернулась домой, старший сын сказал мне:
      - Послушай, мать, я, конечно, молчу, но этот балбес потерял ключи.
      Я сразу поняла, что он говорит о брате, моем младшем сыне. Сообщение встревожило меня, и я сразу же поспешила в комнату сыновей.
      Младший так прилежно занимался математичкой, что это уже само по себе казалось весьма подозрительным.
      - Так что там с ключами? - накинулась я на него.
      - А ничего, - ответил младший.
      - Как ничего? Ты их не терял?
      - Что я не терял?
      - Да ключи же!
      - Какие ключи?
      - Не строй из себя идиота. Потерял так потерял, дело житейское, но я должна знать, где и как это произошло. Ведь не исключено, что придется менять замки.
      - Их у него украли, - отозвался у меня за спиной старший.
      - Дурак! - огрызнулся младший. - Никто их у меня не крал.
      - Так где же они?
      - Пропали.
      - Где пропали?
      Младший не сразу ответил, преодолевая внутреннее сопротивление. Наконец сказал:
      - В дискотеке.
      - Или ты немедленно толком расскажешь, как все произошло, или завтра утром отправишься покупать новые замки. За собственные деньги, - пригрозила я. Решайся.
      Младший раздумывать не стал.
      - Они были в кармане куртки, куртку я сдал на вешалку, а когда пришел домой и стал шарить в карманах, их не оказалось. Выходит, ключи я потерял в дискотеке или по дороге.
      - Или их кто-то у тебя вытащил, - сказал старший.
      - Зачем их кому-то вытаскивать?
      - Чтобы нас обокрасть.
      - Ты спятил? Обокрасть сейчас, зимой?! Самыми ценными вещами в нашем доме была дубленка старшего сына и моя шуба. Уходя из дому зимой, мы, как правило, эти драгоценности надевали на себя. Еще имело какой-то смысл обокрасть нашу квартиру летом, зимой же - ни малейшего. Старший подумал и согласился со мной.
      Младший упорно занимался математикой. Решать проблему приходилось, конечно, мне.
      - Что это были за ключи? - отвлекла я младшего от математики.
      Тот дал исчерпывающий ответ:
      - От замка в дверях. От погреба. От калитки на участке. От лифта. И еще ключик от почтового ящика, только не нашего, а моего приятеля.
      - С приятелем разберешься сам. Что же касается остального...
      Я колебалась, не зная, на что решиться. Старший сын проявил больше благоразумия.
      - Мать, этим не шутят. Ключи мог вытянуть из куртки человек, который знает наш адрес. Заявится в квартиру, чтобы обокрасть, увидит, что красть нечего, и в сердцах все здесь порушит. Нужно принять меры.
      Я неохотно согласилась с сыном. Менять все замки очень не хотелось, но тут я сообразила, что ведь, в сущности, речь идет лишь об одном, во входной двери, на который и запиралась квартира. Подумав, пошли на компромисс. Во входной двери, было два замка, но мы уже давно пользовались лишь одним верхним. Теперь решили перестать пользоваться им, а запирать дверь на нижний, переставив их местами. Нижний был переставлен на место верхнего, а верхний пошел вниз. Правда, теперь от действующего замка у нас оказалось только два ключа, куда подевался третий - никто не помнил, уже давно потерялся. Нам же все равно требовалось четыре ключа - один для домработницы, - так что все равно придется заказывать дополнительные. На том и порешили. Два дня, пока делались ключи, кто-то из нас обязательно сидел дома, чтобы другим не пришлось ждать на лестнице. На третий день ключи были сделаны, и о происшествии забыли.
      А вскоре после этого в нашей квартире стали происходить непонятные вещи.
      Как-то, вернувшись из города, я обнаружила в своей комнате разбросанные на полу марки. Не так уж много было у меня марок, да и ценности они особой не представляли, и все же хранила я их в порядке, по комнате они у меня никогда не валялись. Сыновья тоже были приучены относиться к маркам с уважением. А главное - после моего ухода утром сыновей и дома не было. Утром же я сама оставила марки сохнуть, положив на табуретке. Точнее, оставила я их в таком виде: на табурет положила чертежную доску, на ней лежали марки, размещенные в нескольких слоях "Трибун Люду", на них в виде груза толстый Атлас мира, телефонная книга и старый каталог марок Гиббонса. Груз остался на месте, часть марок осталась в газетах, каким образом остальные оказались на полу - уму непостижимо. Может, кто из сыновей все-таки в течение дня заходил домой?
      Гарпией накидывалась я на каждого из них, когда вечером они один за другим появлялись в дверях квартиры.
      - Опомнись, мать, - пожал плечами старший. - Ведь я же семичасовым поездом отправился в Лодзь, вот только сейчас вернулся.
      - А я так и вовсе не мог попасть домой, - обиделся младший, - потому как оставил дома ключи. Специально ждал, когда кто-нибудь из вас будет дома, до вечера просидел у приятеля.
      Я обернулась - действительно, на кухонном буфете лежали его ключи. Уборщица сегодня не приходила, да и не оставила бы она беспорядка на полу.
      Так мы и не поняли, что же такое случилось с марками.
      А потом таинственные силы занялись и вторым моим хобби. Уже давно приволакиваю я в квартиру целые охапки всевозможных сухих трав, веток, цветов, которые в виде букетов и икебан совершенно заполонили все свободное пространство. А началось все с батареи центрального отопления, которая самым безобразным образом торчала у меня перед глазами за письменным столом, и, садясь за машинку, я каждый раз упиралась взглядом в это жуткое уродство. Ну о каком творческом настроении можно говорить в таких условиях? Чувствуя, что впадаю в депрессию, я решила принять меры. Из своих загородных поездок я принялась охапками привозить всевозможные декоративные сорняки и прочие разноцветные тростники, ветки, сучья и вообще все, из чего можно было составить изысканные букеты. Батарею я буквально оплела сухими травами, и она вдруг приобрела такой вид, что редкий гость при виде нее мог удержать крики восторга. Успех придал мне новые силы, батарей уже не хватало, пришлось перейти на другие формы внутреннего убранства, и в скором времени сеном, украшавшим интерьер моей квартиры, можно было с успехом прокормить двух коров за зиму.
      Так вот, опять как-то вечером вернувшись в пустую квартиру, я с недоумением застыла над крупнейшим из моих букетов, который теперь в самом жалком виде валялся на полу. Не понимая, что случилось, я перевела взгляд на собственную тахту, и мне стало совсем плохо: вся она была завалена искрошенными сухими цветами, ветками и камышинами, из которых повылезала та напоминающая вату сухая масса, которая с такой легкостью разносится по всей квартире. Выходит, рухнула икебана, стоявшая в изголовье тахты в декоративной вазе, которую я в свое время намертво приклеила к стеклу на комоде патентованным клеем. Само свалиться такое сооружение никак не могло, а уж во всяком случае ваза никак не могла сама вернуться на место.
      Затаив дыхание, чтобы ненароком не дунуть, собирала я с тахты камышовую вату и ломала голову над случившимся. Никого из сыновей весь день дома не было. Старший на целый день уехал в Мйланувек, младший по просьбе тетки чинил тачку у нее на даче, и вырваться от нее раньше вечера у парня не было никаких шансов.
      А потом старший сын принес как-то мне фиолетовый шарфик. Он держал его брезгливо двумя пальцами и категорически возражал против того, чтобы ему подбрасывали такие гадости. Шарфик он обнаружил в ящике с инструментами, которыми редко пользовался. А сейчас они ему понадобились, и, пожалуйста, вдруг там с самого верху лежит посторонняя мерзость. Мы внимательно осмотрели шарфик и стали ломать голову, чей же он может быть. Опросили всех знакомых, бывавших в нашем доме - никто не признался. А вскоре шарфик исчез столь же таинственным образом, как и появился.
      И тогда мы задумались над непонятными явлениями, которые просто случайностью уже трудно было объяснить. Старший сын сказал:
      - Кто-то шастает по нашей квартире, это факт. А все он, ключи потерял!
      - Мы же сменили замок.
      - Ну и что, от него тоже один ключ был потерян.
      - Откуда ты знаешь, что потерян?
      - Потому что замки продаются с тремя ключами, а у нас было только два. И теперь вор без труда может зайти в квартиру. А все он!
      Младший решил обидеться.
      - Какое там "без труда", свободно! Ведь ты, мать, выходишь из дому и возвращаешься в самое разное время. "Без труда" вор может действовать, когда люди ходят нормально на работу, а не у нас!
      Правду говорил сын. В последние годы я забросила проектное бюро и переключилась на творческий труд с ненормированным рабочим днем. у старшего сына в его институте тоже было весьма свободное посещение. Какой кретин при таких условиях полезет в квартиру, в которой нечего украсть?
      Я отправилась в город по делам, но поднявшийся вдруг страшный ветер заставил меня поспешить домой, ибо беспокоили оставленные открытыми окна. Зима уже перешла в весну, стало тепло, и батареи топили по-страшному, приходилось день и ночь держать окна открытыми. Я боялась, что сыновья оставили открытой и балконную дверь в своей комнате, сквозняком при таком ветре могло побить все стекла. Вот я и поспешила домой, в надежде хоть половину сохранить.
      Войдя в квартиру, я не заметила никакого ущерба, может, потому, что сыновья закрыли за собой дверь в свою комнату, так что сквозняка не получилось. Вот молодцы! Пройдя в комнату, я услышала жуткий визг. Ага, значит, оставили у себя открытой балконную дверь, от чего и визжит щель под дверью между нашими комнатами. Придется закрыть балконную дверь.
      Открыв дверь в комнату мальчиков, я так и замерла на пороге, не входя в нее и не веря своим глазам.
      На полу у шкафа лежал незнакомый человек. Лежал лицом ко мне, с закрытыми глазами и разбитым лбом, из которого сочилась кровь. Балконная дверь и в самом деле была открыта, на полу по всей комнате разбросаны вещи.
      Я не стала наводить порядок, я не стала закрывать балконную дверь. До того ли? Ведь передо мной мертвый человек. Труп, так сказать. Посторонний мертвец в комнате моих сыновей! Кто это и как здесь оказался? А может, он еще жив? Надо бы пощупать... Нет, ни за что! Хорошо, что телефон в моей комнате. Кому звонить - в "Скорую" или в милицию?
      Повернувшись, я закрыла дверь, на подкашивающихся ногах подошла к телефону и тяжело плюхнулась в кресло. Так куда же звонить? Победила милиция. Я рассуждала так: если человек действительно мертв, "Скорая" оставит его там, где он помер, а милиция обязательно заберет. А мне самым важным казалось избавиться от неожиданного гостя, независимо от того, жив он или нет. Не желаю, чтобы всякие валялись в моей квартире!
      Дежурная в милиции мое сообщение восприняла спокойно. Она велела мне сообщить свою фамилию и адрес, не входить в помещение, где лежит потерпевший, ни к чему не прикасаться и спокойно ждать. Сейчас приедут.
      Я стала ждать, может, не совсем спокойно. Щель под дверью продолжала визжать и посвистывать с разной интенсивностью. Во дворе рабочие с грохотом сбрасывали трубы с грузовика. У кого-то не заводилась машина, двигатель ревел натужно и гас на медленных оборотах. Оставленное в кухне включенное радио передавало бравурные марши.
      Вдруг в прихожей что-то грохнуло с такой силой, что заглушило весь этот шум. Оторвавшись от окна, куда, скрашивая ожидание, бессмысленно пялилась, я бросилась в прихожую, рванув дверь с силой и, не исключено, со сдавленным криком.
      - Прости, мамочка, - сказал старший сын. - Не хватило рук, так и знал, что торба наконец не выдержит.
      Молча смотрела я на валявшуюся на полу пластмассовую сумку с оторвавшейся ручкой и раскатившиеся по всей прихожей банки сгущенки. У ног сына лежал большой пакет, сквозь прорвавшуюся бумажную упаковку было видно, что это какой-то деревянный ящик.
      Приняв мое молчание за осуждение, сын счел нужным оправдаться:
      - Ты же сама велела купить сгущенку про запас, когда попадется, вот я и купил. А это инструменты, я давно за ними охотился. Надеюсь, не поломались? Ящик я держал под мышкой, от сквозняка дверь захлопнулась, вот все и разлетелось.
      Я взяла себя в руки и принялась собирать с пола банки сгущенки.
      - Давай быстрее наведем порядок! В квартире беспорядка и без твоего достаточно. Сейчас приедет милиция.