Медсестра все ещё торчала у нас над душой.

Бросить пациентку без согласия врача она не решалась и стала ему названивать. Я подключила мобильник к заряднику Агаты и принялась отменять свою кончину. Из всех знакомых только Анка Парлицкая не вынудила меня врать и объясняться, просто по-человечески обрадовалась, что я жива, — да так обыденно, словно нашёлся потерянный кошелёк. И тут же потребовала комментарий к только что раскрытой афёре автоугонщиков. Тема не аховая, но каждое из таких дел отличалось своей спецификой, и постепенно рождалась слабая надежда, что угонщиков в конце концов прижмут.

Самые страшные муки я пережила с Яцусем и Томском. Увы, обоих я застала на месте, и они отреагировали так, что меня затошнило. Намёки, будто я лично избавилась от кошмарного двойника, просто вылезали из каждой фразы как шило из мешка. Оба торжественно поклялись не выдать меня даже под пытками.

От их дружеских излияний я обливалась холодным потом, потому что не могла даже объявить, что думаю об этих клеветнических измышлениях, протестовала вполголоса и иносказательно. Медсестра жадно вслушивалась в каждое моё слово. Агата пыталась симулировать новый приступ, чтобы хоть как-то её отвлечь, но, поскольку и сама так же заинтересованно подслушивала, медсестра не купилась на её жалкое кривляние.

Наконец медсестра все-таки убралась восвояси.

— Ну слава богу! — сдавленно зашипела Агата, едва за медсестрой закрылись двери. — Что я пережила!

— Ну что ты, балда этакая, истерики закатывала! — сердито упрекнула я. — Никто так себя не вёл, ты одна. Ну и померла, что тут такого, все там будем!

— Да не в этом дело, — с досадой ответила Агата. — Совсем даже не из-за твоей смерти, просто подумала, что эта мразь тебя все-таки достала, а я не успела ей рожу порвать, и меня чуть кондратий не хватил от злости. То есть именно что сначала хватил, а потом я уж больше симулировала, потому что не знала, что говорить.

— А теперь знаешь?

— А теперь-то зачем?

— Так ведь стало гораздо хуже, чем было!

Я ни в чем не призналась, но обстоятельства мне благоприятствовали, поэтому все прошло как по маслу, но во второй раз мне и святой Пётр не поможет. Нам надо прямо сейчас решить, что мы знаем, а что нет. Иначе.., ты только подумай, у кого ещё, кроме меня, мог быть мотив?

— У-У-У в эт черт.., действительно!

Мы устроились за маленьким столиком, Агата заварила чай. Времени у нас было мало, потому что мне ещё предстояло убирать это следственное безобразие. К тому же нам элементарно не хватало информации. Агата сразу после контакта с полицией впала в шок, и её не успели допросить.

Ей даже не задавали вопросов, поэтому она не смогла ничего вычислить. Сама я знала только то, что бабу убили позавчера, когда она шла на интервью к писательнице Хмелевской, перед которой наверняка собиралась меня скомпрометировать в пух и прах. Даже при каких обстоятельствах убили эту тётку, я понятия не имела — слишком рано спровадила ментов.

— Ни в коем случае нельзя нагло врать, — решительно сказала я. — Ты можешь чего-то не знать, чего-то не помнить, пусть у тебя склероз крепчает, но явное враньё, которое легко раскрыть, исключено!

— А ты?

— И я врать не буду.

— Так что мне говорить, если спросят, знала ли я эту бабу?

— А ты её знала?

— С ума сошла?!

— Так в чем же дело? Не знала. Ты её в жизни в глаза не видела!

— Святая правда, — согласилась ошеломлённая Агата. — Но я про неё слышала. И как с этим быть?

— Никак. Ты можешь забыть, от кого слышала.

— Но если я что-то слышала, меня тут же прижмут к стенке и станут выпытывать, что именно. И уж тогда придётся вспомнить от кого.

Я задумалась. Плохо дело. Общие знакомые? После отъезда Агаты в Канаду и моего развода круг знакомых у нас распался. Нет, на меня ещё раньше стали косо посматривать и избегать контактов со мной. Кого бы кинуть на съедение полиции? Тех, кому на самом деле что-то известно, лучше не трогать…

— Не знаю, — в отчаянии призналась я. — Слушай, а правда, от кого ты про неё слышала?

Агата усиленно напрягла серые клетки.

— От Юречка… Хотя нет, от Юречка я слышала про эту гусыню Стефана. От её бывшего жениха? Нет, он тоже лишь про Уршульку говорил, насчёт подружки все было как-то туманно. От тебя я вообще ничего не слышала, это я тебе про неё рассказывала, я её вычислила, можно сказать, из воздуха! Слушай, ей-богу, не знаю, кто мне про неё говорил!

— И отлично, — похвалила я Агату с чувством глубокого облегчения. — Вообще-то ты могла ничего про эту бабу не слышать, это до меня доходили сплетни, а не до тебя. То есть ты про неё ничего не знаешь, и привет!

— Я видела её на фотографии, — буркнула Агата. — Ты мне показывала.

— До снимков моих пока что не добрались, квартиру они ещё не настолько разбомбили. Сейчас я вернусь домой, и фотографии сгинут на веки веков. Подумай, ты ведь и в самом деле ничего про неё не знаешь! Тебе даже врать не надо, только помни: она — это не я. Чужая тётка! Про меня можешь говорить все, что взбредёт на ум, но только отдельно от неё.

Агата пораскинула мозгами и довольно кивнула:

— Ты права. Я вообще к этому убийству никакого отношения не имею. Слушай, может, теперь подумаем, кто её укокошил? Ты-то в этих делах профессионал…

— Опомнись, в такое-то время?

— Так ведь ещё совсем не поздно!

— Знаешь, я все-таки хотела бы пожить немножко у себя дома. И мне ещё генеральную уборку делать.

Генеральная уборка перевесила все остальные соображения. Агата на время отказалась от доморощенного расследования, но пообещала прийти завтра вечером, потому что днём к ней вернутся ребёнок с домработницей, подкинутые на время Агатиного шока бабушке.

Замечу в скобках, что семейные отношения у Агаты были весьма своеобразные. Ребёнок был внебрачный, но признанный отцом, с фамилией и алиментами. И на этом отцовство заканчивалось. Несостоявшийся муж пропал где-то в голубой дали, вроде как он с увлечением исследовал разные экзотические территории — Арктику, русло Амазонки, вершины Гималаев. Зато имелась бабушка, мать несостоявшегося мужа. Бабушка занималась внуком с восторгом, утверждая, что он заменяет ей сына-отшельника, и жизнь Агате она облегчала очень. К счастью, бабушка ещё работала, иначе она вцепилась бы в Адася зубами и когтями.

Я наконец вернулась домой, обеспокоенная и расстроенная, но одновременно в глубине души благодарная неизвестному злодею, который освободил меня от кошмара…

— Ну и дурака же мы сваляли, — самокритично поведал Бежан Роберту Гурскому в тот же вечер. — Ошибка на ошибке едет и ошибкой погоняет! В жизни такого конфуза у меня ещё не было.

— Во-первых, не у вас одного, пан майор, а у нас обоих, — энергично возразил начальнику Роберт. — Во-вторых, мы не одни, а в многочисленном обществе.

— Факт, — согласился Бежан. — Никто не выполнил своих обязанностей, какое-то помрачение ума на всех нашло. Свари-ка нам кофе, а у меня в заначке, кажется, есть пиво. Таким дураком я домой не пойду, заснуть не смогу!

Роберт полностью поддержал начальника.

Они вдвоём сидели в опустевшем здании отдела, хотя рабочее время давно закончилось. Сыщики ждали результаты экспертиз, сделать которые они распорядились только сейчас, и пытались привести в порядок ублюдочное расследование.

— Показания на тему покойницы можно сразу выбросить на помойку, — подсчитывал потери Бежан, — кроме первой записи с описанием места и времени, результатов вскрытия, фотографиями и описью вещей. Все остальное можем повесить на гвоздик в сортире. У нас есть неопознанный труп, а мы начинаем с нуля.

— Фамилия-то все-таки сходится?

— Черт её знает. Курам на смех: поверили паспорту с печатью о прописке. Единственный умный человек на месте оказался наш пёс. Он сразу сказал, что покойная прошла четырнадцать шагов, и не больше. И нигде поблизости не шастала.

— Хорошо, что хоть собака под рукой оказалась, — вздохнул Роберт.

— Надо было сразу провести опознание трупа, — мрачно продолжал Бежан, — так нет, мы же люди гуманные, пожалели брата. А возьмём хотя бы детей, которых у неё не могло быть! Одно это должно было заставить нас задуматься. Иногда в уставах и предписаниях есть свой смысл.

Бюро переписи населения пришлёт данные только завтра утром…

— Но это же будут Барбары Борковские со всей страны!

— А потом ещё окажется, что никто из них нам не подходит, потому что у покойницы была совершенно другая фамилия.

— Есть ещё шанс с отпечатками пальцев.

— Ладно, не утешай, предчувствия у меня самые скверные. Слава богу, что эта вторая баба сегодня вернулась, а не через две недели, потому что неизвестно сколько мы успели бы напаскудить!

— На монашку покойница наша не похожа, — после паузы уныло заговорил Роберт. — Побегать бы с фотографией по кабакам, опубликовать фото в газете…

— Много чего надо сделать! — вздохнул Бежан.

Наконец пришли первые результаты из лаборатории.

Паспорт оказался подлинным — государственный общегражданский паспорт, а вот содержание его было ловко подделано. Фамилию и место рождения не тронули, а все остальное фальсифицировали. Эксперты сумели выяснить, что жертву звали не Барбара, а Бальбина, дата рождения состарила её на два года, кто-то приписал ей девичью фамилию Мямля, подделали и имена родителей, а на месте штампа о прописке паспорт подчистили чуть не до прозрачности и поверх записали адрес живой Барбары Борковской.

— Хватай телефон! — быстро приказал Бежан. — Звони в бюро переписи населения, пусть оставят в покое Барбару и ищут Бальбину!

Имена родителей прочитали, никакие не Густав и Анна, а Чеслав и Хелена, так.., настоящая дата рождения… Нет, я даже смотреть на это не могу: что ни шаг, то ляпсус. Инвалидная команда, а я во главе. Откуда мы выкопали семью этой живой Борковской?

— Из паспортного бюро. Так было быстрее.

Ну и девичья фамилия. Мямля… Мы оперативно нашли людей…

— Черт бы побрал такую оперативность…

Но если штампы настоящие, значит, районом поиска остаётся Мокотов, это уже лучше, чем искать по всей стране. Послушай, но из этих подделок-переделок следует только одно: покойница хотела притвориться Барбарой Борковской, журналисткой.

— Плохо притворялась. Где место работы?

Должен быть штамп об увольнении из прокуратуры!

— Места работы нет никакого. Погоди-ка, но у нас есть прежний адрес прописки, специалисты прочитали замазанное: Северная Прага, улица Полеская… Сейчас туда кто-нибудь поедет.., нет, не сейчас — завтра! — со снимком покойницы.

Ещё есть возможность, что… Хотя времена не те.

Роберт вопросительно смотрел на начальника. Бежан снова вздохнул.

— Ну, чтобы захватить себе права на квартиру. Когда-то такие мошенничества случались.

К тебе в квартиру лезет чужой человек, ты вызываешь милицию, а тут — фигушки, человек прописан в той же квартире, что и ты. Такая неразбериха получалась для милиции, для суда, вообще для всех. Но уже не в наше время, конечно.

— Тогда зачем покойнице такие трюки?..

Тут поступила радостная весть, что отпечатки пальчиков покойницы действительно есть в картотеке. Один раз её арестовали, ещё несовершеннолетней, четырнадцать лет назад, по причине того, что оказалась на месте преступления: взлом продовольственного магазина. Владелица отпечатков пальцев звалась Бальбина Фелиция Борковская, а никакая не Барбара. Имена родителей такие-то, дата и место рождения, проживает на Полеской улице…

— Завтра ты мне из-под земли выроешь это дело о взломе, — распорядился Бежан. — Пока что я вижу во всем этом одно утешение: убитая Борковская по фамилии Борковская существовала на самом деле. И можно нащупать дорожку, которая нас к ней приведёт. Снимки нам пришлют только завтра утром, поэтому пока я согласен отправиться домой.

К следующему полудню кое-что прояснилось.

На улице Полеской никто Бальбины Борковской не узнал и никто ничего о ней не слышал, кроме одной крайне склеротичной старушки, которая вспомнила времена двенадцатилетней давности, и то лишь потому, что люто ненавидела свою соседку, соседка уже бог весть сколько времени как съехала, старушка не смогла даже вспомнить её фамилию, да и вообще сомневалась, в каком именно доме та жила. Но зато прекрасно помнила, что гнусная соседка сдавала комнаты жильцам и страшно за их счёт обогащалась. И девка эта у неё тоже проживала, соседка ещё говорила, что прописала её, но все враньё. А девка-то наглая такая, бедную женщину обзывала старой каргой и ведьмой. И каждую ночь всякие бандюки молодые к ней приходили, а ещё они кота загрызли, и не правда это, что собака кота загрызла, собака нервная была, сама всех кошек боялась…

Старые домишки уже пропали с лица земли, превратившись в новые виллы или многоэтажные башни, и ни одна душа, кроме склеротичной старушки, наглой девки знать не знала. В архивах паспортного отдела царил чудовищный хаос, с огромным трудом удалось выяснить, что Бальбина Борковская выписалась по неизвестному адресу.

Дело о взломе продовольственного магазина, выкопанное из архива в рекордно короткие сроки, поведало, что юная Бальбина Борковская личного участия в налёте не принимала, даже старалась удержать своего жениха, Клеменса Сивуху по кличке Рамон. Этот самый Рамон, главарь преступной группы, мотал на нарах свою четвёртую пятилетку. С невестой он порвал сразу после неудачного ограбления, утверждая, что она его сглазила.

— Кто-то получил её в наследство от Рамона, — заметил Бежан, читая материалы дела. — Фамилии у нас есть, надо послать людей…

— Сейчас? — тревожно переспросил Гурский.

— Сейчас. Лети мухой и все устраивай. Вот тебе список…

Бюро переписи населения сообщило, что Бальбина Фелиция Борковская, дочь Чеслава и Хелены, родившаяся и так далее, прописана на Полеской улице, и никаких изменений на этот счёт не зарегистрировано. Возможно, новые сведения ещё не ввели в компьютер.

У Бежана от разочарования даже в глазах потемнело, но оптимизма он не утратил, и правильно сделал. Через два часа на него свалились хорошие новости.

Во-первых, оперативники с фотографиями отрапортовали, что данную личность узнали во многих местах, поскольку фигура была очень колоритная, время от времени она тако-ое устраивала, причём каждая её выходка запоминалась надолго. Когда-то вроде была прокурором, потом — журналисткой, а вообще довольно вульгарная особа. Внешне привлекательная, но на самом деле патологическая скандалистка и крикунья. Представлялась она как Барбара Борковская, всегда дебоширила под своей фамилией, поэтому не оставалось никаких сомнений насчёт того, кто она такая.

Во-вторых, оперативники мгновенно отыскали наследника жениха. Ныне уже взрослый и весьма талантливый автомеханик много лет назад вырвался из компании шпаны и с большим энтузиазмом принялся вытаскивать из преступной трясины Фелю. Вроде как уже и вытянул, однако Феля через два года по преступной трясине соскучилась и сама выбрала себе обожателя, фраера и дурака, но с квартирой, подаренной родителями;

Он её даже прописал у себя, только неизвестно где, потому что адреса этого типа никто из старых корешей Фели не знал, а механик из гордости даже не спрашивал.

— Почему «Феля»? — спросил Гурский. — Ведь Бальбина же! Сколько же у неё, черт побери, имён?

— По данным переписи населения — два, — напомнил Бежан, уже наизусть выучивший отчёты оперативников. — Бальбина Фелиция. Может, она ими по очереди пользовалась.

— Ага, нужное подчеркнуть…

— Ас этим механиком.., как его там? Антоний Возняк? Надо будет ещё поговорить с ним.

В-третьих, самое странное, что, связавшись с фраером и дураком, эта Борковская продолжала учиться и даже доковыляла до шестого класса.

Ещё шесть лет — и сдала бы экзамен на аттестат зрелости, она ведь не такой уж тупой была, просто ленивой. Глупая девчонка, жадная до развлечений. Эти сведения сообщила пани учительница, у которой Бальбина-Феля раз в месяц сдавала какие-то экзамены. Пани учительница попалась оперативникам совершенно случайно, по иронии судьбы — когда покупала газеты в киоске. Киоскёрша, много лет назад выступавшая в качестве свидетеля обвинения в деле о взломе магазина, Борковской на фотографии не узнала, зато пани учительница только взглянула — и сразу вспомнила одну из самых трудных своих учениц.

— Смесь дурости и смекалки, лени и энергичности, не правдоподобно легкомысленная, — рассказывала учительница оперативнику, и в голосе её звучала тень давней досады. — Она меня так бесила, что и сказать не могу. Нет, не знаю, где она живёт, и что с ней сталось, тоже не знаю, но что касается друзей… По-моему, у неё была подружка, потому что на экзамен она несколько раз приходила с какой-то девушкой. Нет, никаких примет девушки я не помню, у меня только сложилось впечатление, что блондинка, чуть пониже Фелиции и более хрупкая. К сожалению, это все.

Да и это не забыла исключительно потому, что Феля столько кровушки моей попила…

В-четвёртых, под самый конец дня позвонил участковый из Мокотова с сообщением, что на его участке живёт Бальбина Борковская, довольно хлопотная гражданка. Никакой уголовщины, разве что штрафы или предупреждения, но люди жалуются, что она шумит, радио у неё ревёт и телевизор тоже. Должно быть, мощные колонки стоят, потому что аж стекла в окнах дребезжат.

А стоит ей замечание сделать — сама пасть разевает на всю громкость. Выселить её не получается, потому что она легально прописана у хахаля своего, звать его Веслав Выдуй, охранник в каком-то транспортном предприятии. До сих пор к уголовной ответственности не привлекался, но, по мнению участкового, личность ужас какая подозрительная. Сейчас его нет дома, уже две недели как нет, потому что погнал в Россию какой-то груз, а на границе там неделю надо стоять. Кроме того, об этой самой Борковской разные слухи ходят, якобы она за денежки принимает гостей мужского пола.

— Адрес! — дико взвыл в трубку Бежан.

— Дольна, дом тридцать "А", квартира двадцать три, комната с кухней, первый этаж, — отрапортовал участковый.

Без комментариев и даже без лишних мыслей Бежан рывком поднял Гурского, и они галопом поскакали на Дольную. Вернее, помчались на патрульной машине.

На месте они сразу пожалели, что не вызвали подмогу, потому что дом тридцать стоял на самом виду, зато корпус "А" найти оказалось невозможно. Кто-то из редких аборигенов сообщил, наконец, что это флигель на другой стороне двора.

— Да-а, ловить здесь кого-нибудь я бы не хотел, — признался Роберт, сплёвывая украдкой через левое плечо, чтобы не сглазить. — На четыре.., хуже, на пять сторон света можно драпать. Широкие возможности.

— Пока что нам гоняться не за кем, потому что один у русских, а вторая в морге, — напомнил ему Бежан.

— Насчёт этого Выдуя или Выдоя.., надо бы подождать с опознанием тела, если больше никто из её семьи не найдётся. А сейчас можно поговорить с соседями, слава богу, люди уже с работы возвращаются. Давай разделимся: ты иди в эту сторону, а я в ту.

Гурский оказался в выигрыше: в корпусе, стоящем перпендикулярно к флигелю, имелся лифт.

Бежану пришлось гонять по этажам на своих двоих. Зато ему досталась в основном пенсионная часть жильцов, большинство из которых торчали дома целыми днями. Очень скоро Бежан буквально опух от сведений — как полезных, так и бесполезных.

— Ну наконец-то хоть кто-то за это взялся! — мстительно возопило семейство с первого этажа, не обращая внимания, что суп стынет на столе, а второе подгорает на плите. — Это же содом и гоморра, рехнуться можно. Тут дети, а из окна напротив вопли и грохот, мёртвый проснётся. Этот её муж ещё ничего, его или нет, или спит себе пьяный, но жена! Пьянки-гулянки, неважно, дома муж или нет, почти до утра, а потом скандалы, друг на друга орут матом, а она деньги берет от каждого встречного-поперечного, да ещё и скандалит, что мало дают! Его в кухне запирает, чтоб не мешал, а сама скачет с гостями.

— Я ей уже два раза стекла выбивал, — признался отчаянный водитель из соседней квартиры, тоже на первом этаже. — Мне-то плевать, я и в ночную смену могу пойти, но сами посудите: моему малышу и года нет, а у него уже невроз.

И у жены тоже. Ну что мне делать, окна замуровать? Это что, тюрьма? И ничего не помогает, даже стекла не сразу вставили, ещё хуже музыка грохотала.

— А она такая, проше пане, — нашёптывала старушка со второго этажа. — Я по ночам спать не могу и приглядываю. Туда просто караваны ходят, один за другим, она там весёлый дом себе устроила, а ещё товарка к ней приходит помогать, бочком прокрадывается, и всякие разные уголовники к ним бегают. Может, оттуда уже человек пять живыми не ушли, а один раз они точно труп выносили, на ту сторону, на Гуцульскую улицу.

— Ну да, смотрю, — саркастически признался театральный электрик на пенсии, тоже со второго этажа. — А что мне ещё делать? В два часа ночи меня будит жуткий вопль: "Оле! Оле!

Оле!" — так однажды мне даже бой быков приснился. Нет, я с ней не воюю; хотя знаю, какое у неё окно, вдоволь налюбовался, а ей плевать, не стесняется. Ну да, это она на фотографии. Кто-то ещё был с ней, но не муж. Мужа я знаю, а это был какой-то сиюминутный обожатель. Посмотрите сами, из моего окна все видно. Один раз я засёк визит некой дамы, она вошла со стороны Кондукторской улицы, я бы даже сказал — прокралась. А видел я её потому… — Тут электрик словно смутился, но продолжал:

— Тут ничего плохого нет, просто я себе вареники варил, покупные, и один взял на ложку попробовать, сварились они или нет. Вареник был страшно горячий, и я так стоял себе у окна, дул на него и тупо таращился в окно. И эта особа, блондинка, показалась в окне у той самой скандалистки, но сразу попятилась назад, словно чего-то боялась.

Но я в своё время в театре работал, так что эту особу обязательно узнаю. Можно сказать, красивая, но какая-то блеклая.

— Совершенно верно, форменный кошмар, — довольно спокойно высказалась пожилая художница с третьего этажа. — Меня это почти не трогает, потому что летом дома не бываю, сами видите, я делаю сухие букеты, а для этого нужны растения, причём не любые годятся. Я сама их собираю или покупаю подальше от города, где подешевле. Зимой окна закрыты, но вот если весной, не дай бог, нам на голову свалится тропический климат — все, пиши пропало, ни одной спокойной ночи, заснуть невозможно. Может, эта идиотка глухая? Мне на третьем этаже невмоготу, а каково же ей у себя в квартире? Подумать страшно. Конечно, я её знаю в лицо, знаю, как она выглядит.

Один раз видела её из окна, даже специально привстала и посмотрела, когда она как раз куда-то уходила. Помню, я очень удивилась: так была элегантно и со вкусом одета. Я-то ожидала от неё попугайских и вызывающих нарядов! Да, это безусловно она, хотя снимок не очень хороший.

Обегав трусцой все подъезды и встретившись внизу, Бежан с Гурским не передохнули и даже не обменялись ни словом, а сразу дружно направились к самому главному объекту — флигельку в глубине двора.

Там их ждала золотая жила.

— Есть у неё одна-единственная подружка, Улька, — таинственно зашептала соседка по лестничной площадке, маленькая и сухонькая старушонка. — Только эта подруженька у неё и есть, другой никогда не было, хотя, проше пане, сюда разные типы приходят, только девушки — редко когда. Побудут с ними — и давай бог ноги. Она, эта Феля, конкуренток не любит, хотя велит тут себя Басей звать.

— А почему Бася? — перебил Бежан.

— А у неё второе имя какое-то похожее, только оно ей не нравится. Баблюта, что зна… Этот её Весек все время ошибался и временами её Фелей звал, а временами Басей, а подружка только Фелей…

— Вот-вот, про подружку расскажите…

— Рассказывать-то особенно нечего, Улька эта не часто приходит, и не на пьянки, а только так, По личному делу, и они между собой все шу-шу-шу да шу-шу-шу, шерочка с машерочкой. Только Недолго шушукаются-то. Часок-полтора — глядишь, Ульки уже и нет. И не поймёшь, о чем они там договариваются, все время только шепчут, ни словечка не расслышать.

Старушка и не скрывала своей страсти к подслушиванию, честно призналась, что торчала у самой двери, да все без толку, отчего жутко расстроилась. Бежан, поймав след, выжал из любопытной бабули по максимуму информации. Без лишних уговоров старушка согласилась немедленно поехать в морг, где с блеском в глазах опознала жертву убийства, а также посулила сообщать о любых событиях, в первую очередь о возвращении хозяина дома. Бежан ни секунды не сомневался, что бабуля даст сто очков вперёд всем оперативникам в мире.

Голодные, измученные и переполненные впечатлениями, они с Гурским ввалились в отдел.

— Перекусить, что ли? — неуверенно начал Гурский, человек более молодой и, следовательно, более голодный.

Бежан задумался. С одной стороны, голодовка время от времени только на пользу, но с другой — умственной деятельности во вред.

— Ладно, что-нибудь побыстрее и попитательнее, — решил он.

— Тогда гамбургер из «Макдоналдса». Говорят, одного хватает шахтёру, чтобы целый день работать.

— Ну так позвони или пошли кого-нибудь.

Роберт нагло и вопреки уставу послал оперативника, даже не представляя, что одним-единственным бессовестным поступком значительно продвинет следствие вперёд.

Оперативник, прекрасно понимая, что в его служебные обязанности побегушки за снедью никак не входят, приказ выполнил, поскольку и сам был голоден., Вернувшись с двумя здоровенными сандвичами, он заявил с порога:

— Я хочу написать рапорт, потому что кое-что случилось.

— Выкладывай! — распорядился Бежан, разворачивая обёртку.

Оперативник не носил денег в бумажнике, а мелкие банкноты и монеты клал в карман. Вынимая их, чтобы расплатиться, он случайно выронил на прилавок снимок покойницы Борковской.

Продавец и кассирша при виде фотографии дружно заржали. Продавец, правда, сразу же извинился и объяснил, что недели две назад у них тут случилась очень смешная сцена с участием этой гражданки. Такое нечасто происходит, а потому и не забывается! Тут продавец снова извинился — вдруг это близкая знакомая клиента…

Оперативник тут же поинтересовался случившимся, попросил рассказать по принципу «между нами, мужиками» и так далее. Оперативник был постоянным клиентом забегаловки, потому что перехватить съестное в экстренных случаях можно было только здесь, а потолстеть он не боялся.

Продавец махнул рукой на этику и поведал следующее.

Пришли две дамы. Одна красивая и эффектная, и вот как раз эта эффектная потребовала чёрной икорки со сметанкой на хрустящем хлебце.

Икру в «Макдоналдсе», разумеется, никто не держит, поэтому ей предложили изобильное меню, но без икры, а она принялась скандалить.

Очень смешно и даже остроумно, хотя ужасно вульгарно. А вторая пыталась изо всех сил её усмирить и усовестить. Пробовала даже силком вытащить подружку из закусочной, но первая, видно, очень любит публичные выступления, поскольку упёрлась и заорала во весь голос, что этой забегаловкой, которой плевать на клиентов, займётся прокуратура. Что она сама, дескать, журналистка, зовут её Барбара Борковская, а в прокуратуре у неё связи. Она даже паспорт вытащила.

Эта вторая чуть сквозь пол не провалилась со стыда. Успокаивала горлопанку, что-то ей шептала, обещала.., словом, уговорила все-таки. Взяли они «чикен мак-наггетс» и сели трапезничать. И тут опять цирк начался. У скандалистки кусочек упал под стол, туда за ним полезла, а вылезти не смогла. Подружка её просто испепелила взглядом, вытащила из-под стола и уволокла прочь. Но это ещё не конец… Минуту спустя заявилась другая дама, едва-едва разминулась с оригинальной парочкой, а все в заведении ещё обсуждали представление. Эта новая баба как услышала разговоры, так и завопила: «Эта не та Борковская, это какая-то другая баба, люди, не дайте себя обмануть!» Словом, весёлый выдался денёк, нечасто такое случается, а жаль — — работать было бы веселее… В конце концов, ущерба никакого, никто ничего не разбил, а зато человеческий фактор отличился на золотую медаль.

Бежан все это время жевал, и не иначе как провидение не дало ему подавиться.

— Описания! — чавкнул он с набитым ртом.

Оперативник был профессионалом и знал, чего от него потребуют.

— Рыжая, великолепный цвет, как сказала кассирша. Чистая медь, красное, чёрное и оранжевое, все очень красиво перемешано. Это цитата.

Рост между средним и высоким, довольно упитанная, не худая, не толстая, красивое лицо. Вернее, было бы красивое, если бы не вульгарность. Что-то в нем такое было, что на аристократку эта гражданка не тянула. Глаза довольно тёмные, возможно карие. Персонал закусочной фотографию рассмотрел, и все сказали, что это она, то есть наш труп.

Вторая пониже ростом, худее, такая хрупкая, что ли… Хилая. Глаза голубые, нос прямой, не длинный и не короткий, обыкновенный. Овальное лицо, рот.., понятия не имею, как это описать…

— Так, как они.

— ..выразительный. Небольшой, но что-то такое в нем есть. Один парнишка, посыльный, то есть курьер, который заказы развозит, сказал, что если бы встретил такой ротик пару лет назад, когда ему было семнадцать, зацеловал бы его до потери пульса. Заманчивый, что ли? Простите, но атмосфера была такая, что поневоле приходилось делать собственные выводы.

— Кто-нибудь называл имена?

— Даже два имени: Улька и Феля. Улька — это блондинка, а Феля — наша покойница.

— А та, третья?

— Крупная тёмная шатенка, полноватая, но красивая… Глаза карие, отличные зубы, лицо чуть угловатое, нос как нос, должно быть, пропорциональный, потому что в глаза не бросался.

Элегантная.

Бежан молча прикончил гамбургер и отпустил оперативника, от души поблагодарив. Гурский со своей порцией разделался раньше. Они посмотрели друг на друга и глубоко вздохнули.

— Ну вот, хоть кое-что, — удовлетворённо сказал Бежан. — Давай-ка все упорядочим. Без эмоций, спокойно, все с самого начала. Приступай.

Гурский придвинул к себе папку с материалами.

— Покойная; Бальбина Фелиция Борковская, проживавшая на Дольной, в гражданском браке с Веславом Выдуем…

— Оставь Выдуя, у нас его пока нет. Валяй дальше.