- Любезный, не сочтите за труд сообщить приметы человека, который сверлит взглядом мою спину вот уже несколько минут кряду.
      Тот с видом заговорщика сообщил:
      - Рост средний, волосы длинные, взгляд пристальный, но грустный. Глаза красивые. Особые приметы: ждет вас, можно сказать, с утра.
      * * *
      - Совсем плохо ему, - сказал Корень, подставляя спину под очередной тюк.
      Подававший тюки Хлыщ остановился на мгновение и посмотрел на Карлика.
      - Может, поговорить с ним?
      Он водрузил на спину Корня огромный тюк и слегка подтолкнул. Подошел Желудь.
      - Эй, Желудь, чего с Карликом делать будем? Видишь, какой он расстроенный?
      Желудь глубокомысленно посмотрел на свой палец с обгрызенным ногтем и выдал в пространство:
      - Бедный не тот, кто мало получает, а тот, кто много тратит.
      Хлыщ махнул рукой и положил на него тюк побольше. Послышалось монотонное зудение - приближался Серый.
      - Таскаешь, таскаешь, а чего таскаешь, куда таскаешь? Зачем таскаешь? Для кого таскаешь? Почем таскаешь? Нудовитая река впадает в нудовитый океан, который вливается через нудовитый пролив в нудовитое море, из которого вытекает нудовитая река. Нудовитая река впадает... - Подойдя к Хлыщу, он спросил: - Почему мы всегда что-нибудь таскаем, туда-сюда, сюда-туда? Нет бы, построить что-нибудь, построить, а потом разрушить; или лес валить. Я люблю лес валить. Вжик-вжик, вжик-вжик, пилой как смычком, а сосна звенит, поет. Соната леса назывется. Давай пилить. Вжик, - я на себя потянул. А ты на себя. Ну давай, Хлыщ, я же не могу вперед пилу толкать.
      - Ну, вжик, - нехотя сказал Хлыщ.
      - О, хорошо пошла, - обрадовался Серый. - Вжик.
      - Вжик, - потянул Серый и добавил: - ты тоже помогай. И не гни пилу, не гни, зараза.
      - Вжик.
      - Вжик.
      - Вжик.
      - Вжик.
      - Вжик!
      - Вжик!
      - Па-а-а-берегись! - крикнул Хлыщ.
      Они разбежались и попадали на тюки. Потом подняли головы, посмотрели друг на друга и захохотали. На шум прибежал Корень.
      - Эй, вы чего?
      Корень испуганный жутким весельем, бросился к Серому и принялся трясти того за плечи. Но тот не унимался. Нелепая сцена вдруг сама собой прекратилась. Дикари замолкли.
      Они смотрели на Карлика безучастно стоявшего все время в углу. Первым прервал затянувшуюся паузу Серый:
      - Этот Карлик хоть слово скажет или нет?
      - Ты себя-то вспомни - как попал сюда, еще хуже был, - попытался сбить напряжение Корень.
      - Не помню, давно это было, - возразил Серый и уже спокойнее добавил: - Может он и не подсадной.
      - Да, на подсадного не похож, - подтвердил Хлыщ. - Эй, Карлик, хватит потолок подпирать, иди сюда.
      Карлик наконец очнулся и подошел к дикарям.
      - Ты кто, Карлик? - спросил Корень.
      - Я не Карлик, я Фарбер.
      - Фарбер - это хорошо. Ты как попал сюда, Карлик?
      - У меня двойняшки, жена, ферма...
      - Да ты не волнуйся, - поддержал Корень, - ты по-порядку рассказывай.
      Карлик-Фарбер опять замолчал.
      - Ты извини, что мы на ты, у нас тут по-простому. Тебя где взяли? спросил Корень.
      - На вокзале... - глядя в пустоту, ответил Фарбер.
      В сортировочную зашел санитар, толкая впереди себя Желудя. Тот споткнулся и глухо, мешком ухнул на пол.
      - Ишь, гад, нашел место, где мочиться.
      Дикари подбежали к Желудю и подняли ослабевшего товарища. Тот безумно вращал глазами, не понимая, за что его так. Он с тоской посмотрел на дикарей и спросил:
      - Почему они нас не любят?
      - Я вот те щас покажу - не любят. Пущай свиньи тебя любят, фрукт поросячий. - Санитар грубо выругался и вышел.
      - Ну и гад, - Хлыщ помахал кулаком вослед санитару. - Так бы и дал промеж анализаторов. Слушай Карлик, ты кончай нам про ферму заливать, про ферму теперь забудь.
      - Это точно, - подтвердил Серый, - теперь нам отсюда не выбраться. Приехали, станция конечная, просим освободить вагоны. Ты нам все расскажи, как было. За что теперь на казенные харчи сажают?
      Фарбер прикрыл глаза и закачался.
      - Это у него от голода, - со знанием дела пояснил Корень.
      - Ты, Карлик брось голодовку, еще три дня не поешь, и в карцер отправят. Все уже пробовано - перепробовано. Ладно, посиди пока. - Он усадил Карлика в углу. - Мы сейчас быстро тюки разбросаем.
      Дикари опять принялись за работу. Прошло еще несколько часов, прежде чем в сортировочной появился коридорный. Он приказал прекратить работу и отвел их в блок.
      Когда принесли похлебку, Фарбер не отказался. Дикари переглянулись.
      - Глянь, оживает, - сказал Хлыщ. - Ишь, как щи рубает, аж за ушами трещит.
      Но отказ Фарбера от продолжения голодовки был скорее актом отчаяния. Он доел то, что Хлыщ называл щами, и сказал:
      - Все возвращается на круги своя.
      Хлыщ присвистнул, Корень и Серый многозначительно переглянулись, а Желудь оторвался от миски и ревниво помотрел на Фарбера. Долговязый поставил посуду на пол, лег на кушетку закинув ногу на ногу и изрек в потолок:
      - Я тут уже был, - он помолчал еще немного и в гробовой тишине продолжил: - Длина коридора - два пи эр, где эр равно двумстам сорока метрам; электромагниты сняли, образовались ниши, в нишах устроили блоки. Ширина блока вдоль коридора - пять метров, следовательно, всего здесь не знаю как это сейчас называется - примерно шестьсот блоков. Если в каждом человек по пять, получаем три тысячи дикарей. - Теперь засмеялся он. - Три тысячи... Хе-хе... дикарей... Это многовато... Хе-хе на один синх... хе-хе... рофазотрон...
      - Сегодня день юмора? Первое апреля? - завопил Хлыщ. - Каждый сходит с ума по своей надобности? Заткните ему глотку.
      ......-Подожди, - вступил Корень, подходя поближе к новичку. - Карлик, перестань шуметь, коридорный придет. Скажи толком, значит мы пять лет в ускорителе проторчали?
      - Я тут диплом делал, - разъяснил Фарбер.
      - Слава богу, физик, - вздохнул Серый. - А я уже начал думать, дело до фермеров дошло.
      - Да фермер я, - возразил Фарбер, - а физику давно бросил.
      - Опять ничего не понимаю, - заныл Серый.
      - Замолчи ты, а то интерфейсы пообрываю, - буркнул Хлыщ.
      Корень укоризненно посмотрел на скрипача и программиста. Внутри он ощутил давно забытый зуд, он почувствовал - сейчас должно случиться нечто очень важное, словно к нему пришла какая-то новая идея. Собственно, она еще не пришла, именно, она еще не пришла, а только-только постучалась. И если бы он был начинающим мальчишкой, он ее и не заметил бы. Какой-нибудь любитель на его месте, наверное очень сильно разволновался, стал бы столы накрывать, нарзаном угощать, анекдоты рассказывать и вообще всячески завлекать. Но Корень был профессионалом, правда, поневоле безработным. Он не стал суетиться, он знал, доподлино чувствовал, что идея эта никуда не денется - сама придет и развалится на диване, еще и приставать начнет, на коленки попросится. Корень вдруг понял - этот дылда фермер должен сыграть какую-то важную роль в его судьбе, в судьбе его друзей, а быть может, и не только их одних. Он спросил, переходя на вы:
      - Вы в город попали, потому что уборочная кончилась?
      - Приехал обсудить, посоветоваться. Совсем плохой урожай, все пришлось катками заровнять, - ответил Фарбер. - Да я только на прием записался в министерство; приходите через недельку, говорят. Пришел, приехал, все мой язык длинный. Зачем я вообще с ним разговаривал? - перескочил Фарбер. - Но и то сказать, не каждый день землянина встретишь. Эх мистер Игор, мистер Игор...
      Дикари встрепенулись: Серый уже собрался что-то спросить, но Корень показал ему кулак, Хлыщ приподнялся, а Желудь громко крякнул. Фарбер ничего не понимал.
      - Вы продолжайте, - как можно мягче попросил Корень.
      - Я с ним всего-то два раза поговорил, на совершенно нейтральную тему, а эти кретины: Гвалта, Гвалта; а я вообще не знаю никакой Гвалты...
      Корень победно посмотрел на дикарей и торжественно произнес:
      - Значит, Бычок дошел!
      - Подождите, ничего не понимаю...
      - Чего ты, Серый, не понимешь? - Хлыщ отечески обнял Серого. - Через три недели после бегства Бычка на Санатории появляется землянин; дурья твоя бошка, смычок ты неканифоленный, прыгай и радуйся, он прорвался.
      - Может быть здесь совпадение, подлая игра случая? - Не унимался Серый.
      Но его уже никто не слушал. Хлыщ заплакал как ребенок. Он подходил то к одному, то к другому, обнимался, тряс, сморкался, в общем, он был безмерно счастлив. Фарбер от удивления привстал, а Корень бережно усадил его обратно и спросил:
      - Вас заподозрили в связи с землянином и Ремо Гвалтой?
      - Да, они говорили, что Ремо Гвалта - опасный государственный преступник, они все спрашивали меня, что землянин знает о Гвалте, но я ничего не знаю об этом, честное слово.
      Фарбер не понимал, чему радуются эти люди, он не понимал, зачем его поместили сюда. Он не хотел иметь с ними ничего общего; пусть они кричат и радуются, пусть плачут и ругаются - это его не касается. Это не могло его касаться. За несколько дней Фарбер потерял все: семью, ферму, нормальное жилье, он потерял свободу, свободу ходить, куда ему хочется, свободу делать то что он считает нужным. Они настоящие дикари, думал Фарбер, иначе их бы не поместили сюда, в душное высокнаучное подземелье. Боже! Санаторий ли это? За что его избили и бросили сюда? Из всего мрачного окружения единственным реальным и неоспоримым был гигантский ускоритель, модифицированный таким страшным образом.
      - Не падайте духом, Карлик, - поддержал Корень. - Не сегодня - завтра все образуется и нас освободят; им придется это сделать. Иначе и не может быть.
      * * *
      До семи часов вечера оставалось десять минут, когда из отеля вышли двое - мужчина и женщина. Он - пришелец из других, неведомых ей миров; она - жительница здешнего мира, называемого странным и неуместным для планеты именем - Санаторий. Внешне они совершенно не соответствовали друг другу. Отдыхающие, проходящие мимо, оглядывались на них: женщины и люди в униформе оглядывались на него, мужчины засматривались на нее. На нем был легкомысленный свитер, свидетельствующий о полном невежестве его обладателя в вопросах современной моды. Его хромота создавала впечатление этакого романтического героя с налетом большой университетской науки. Она - полная его противоположность: шикарное платье с глубоким вырезом находилось в вопиющем протеворечии с одежой ее спутника. На какие шиши, спрашивается, хмыкнул про себя Варгин и спросил:
      - Нам непременно нужно идти в театр?
      - Конечно, вам обязательно нужно побывать там.
      - Кэтрин, перестань говорить мне вы - это смешно.
      - Если смешно - смейтесь. У вас хорошо получается.
      - Жаркомба скрипучая. Поверь, я очень хочу побыть с тобой, но идти в театр... Понимаешь, я сегодня такой театр видел, мне теперь на долго хватит.
      - Я понимаю, Изолятор ужасен.
      - И это еще не все. Во вторник рейс на Землю, - добавил, опустив глаза Варгин.
      - Вы улетаете? - спросила она и видя, что Варгин не решается ей ответить, помогла ему: - Боитесь меня расстроить? Не бойтесь, я же знаю, что вам нужно будет улететь, говорите же.
      - Это последний рейс. Осталось два дня. - Он посмотрел на часы и уточнил: - два дня и пять минут.
      - Два дня, - задумчиво повторила Кэтрин.
      Она нагнулась и подняла с асфальта оранжевый лист.
      - А как вы познакомились с Эфже? - спросил Варгин.
      Словно была не одна, а две Кэтрин: одна - деловая и сосредоточеная, другая - наивная и отзывчивая. Эти две Кэтрин совершенно не уживались друг с другом. Когда что-либо угрожало непререкаемому божеству - нетривиальному прогрессу, появлялась сухая и холодная гимназическая дама.
      - Это деловое знакомство, - плакатным тоном ответила Кэтрин.
      - Кто бы сомневался, - Варгин не отступал. - Но, все же, согласись, парадоксально: простая школьная учительница и, можно сказать, - он принялся подбирать подходящее слово, - этакий столп нации, - выкрутился Варгин.
      - Удивительная история. Однажды, четыре года назад, меня пригласили на заседание комиссии УНП по реорганизации системы обучения. Я сама не понимаю, почему именно меня. Ведь я тогда понятия не имела, что такое УНП, вообще, был отвратительный период. Мама умерла, от ужасной болезни начавшейся еще в молодости, когда она работала на резиновой фабрике. Брат куда-то исчез. Он даже не был на похоронах, - Кэтрин удивилась своим словам. - Странно, почему его не было на похоронах? Каким бы он ни был, он должен был прийти, правда?
      - Конечно. Но, может быть, он не знал?
      - Нет, тут что-то не так, - Кэтрин стала совсем серьезной, - здесь определенно что-то не так. Ведь Ремо приходил за несколько недель до того, как мама... - она на мгновение прервалась. Да, именно тогда он и принес свои бумаги. Кстати, что же в них было?
      Варгин, словно провинившийся школьник, потупил взор.
      - Ну, говорите же, - настаивала Кэтрин. - А то в угол поставлю, троечник.
      Варгин молчал.
      - Та-а-ак, не выучил урок.
      - Я учил, - промямлил землянин.
      Они рассмеялись.
      - Нет, серьезно, вы что, потеряли пакет?
      - Да-да, потерял, - подхватил Варгин.
      - Хватит врать. Вы - несчастный, бессовестный лгун. Споткнулся он о ступеньку - еле ходит, калека. Говорите же все, как было, или я ухожу. Таков был ее ультиматум.
      Понимаешь, тогда ночью, когда я возращался пешком, на меня наехал автомобиль, небольшой такой, серый или черный...
      - Ночью все автомобили серые или черные, - перебила его Кэтрин.
      - Да, черный, серия САМ, номер 16-03. Двое впереди, один в кепочке с пистолетом - сзади. У водителя родимое пятно на правой щеке, вот здесь размером с вишню.
      Кэтрин с восхищением обнаружила в его глазах бесовский огонек.
      - И вы все это успели увидеть?
      - Я пошутил, - разочаровал Варгин. - В общем, переехала она меня. Через три дня я вернулся на то место. Естественно, ничего не осталось, одни сухие листья.
      - Значит, все действительно так плохо, - сказала Кэтрин.
      - Что плохо?
      - Сначала кто-то рылся у меня дома, а потом они напали на вас. Бедный Варгин...
      Они подошли к большому зданию с колоннами. Здание напоминало ларец. Вверху на фасаде было написано: "Главный Театр Санаториума".
      - Без пяти семь, - сказала Кэтрин. - Может быть, не пойдем?
      - А что, хорошая идея, - поддержал Варгин. - Давай не пойдем. Как это я сам не догадался предложить?
      Кэтрин погрозила ему пальцем. В этот момент к ним подошел отдыхающий с воспаленными глазами и спросил:
      - Лишнего нету?
      - Нету, - ответил Варгин.
      Когда огорченный отдыхающий отошел, Варгин спросил:
      - Какой это такой - лишний?
      Она рассмеялась.
      - Билет лишний, билет в театр.
      - Что, так много желающих?
      - Да, конечно, у нас очень высокий уровень культуры.
      - Ну, так пусть идет в другой театр.
      - А в другом то же самое, - возразила Кэтрин.
      - Так сколько же у вас театров? - спросил ничего не понимающий землянин.
      - Больше десяти, - гордо сказала Кэтрин.
      - Больше десяти? - удивленно переспросил Варгин. - У-у-у...
      - Что, много?
      - Много, - соврал Варгин и добавил: - Кстати, а как ты собиралась меня вести в театр?
      - У меня с этим проблем нет, - ответила она.
      - Это почему же?
      - Мне, как правило, приносят билеты.
      - Неплохо. Но вернемся к нашим баранам, - предложил Варгин. - Больше у тебя дома никто не роется?
      - Кажется, нет. Ко мне вообще теперь никто не ходит и не звонит.
      - Странно, - не заметив намека, сказал Варгин.
      - Почему странно? Вы как будто даже расстроились, узнав, что мне ничего не угрожает. Боже, до чего я докатилась! Сама пришла к нему в отель, выгуливаю его тут, в театр чуть не сводила, а у меня, может быть, тетрадки непроверенные. Быстро давайте выкладывайте, что такое "странно", и вообще, что обо всем этом говорит Глоб? Вы ведь говорили с ним.
      - Да, мы говорили с ним о твоем брате. Он утверждает, что твой брат был распоследним на Санатории бандитом и врагом всех отдыхающих, которые встали на путь нетривиального прогресса. В общем, у него все гладко получается. Брат твой хранил много такого, что не должно было попасть в руки властей. Наверно, бандиты и рылись у тебя. Потом и со мной невежливо обошлись.
      - Чепуха!
      - Так говорит министр.
      - Министр? - Кэтрин заколебалась. - Все равно тут что-то не то.
      Ого, подумал Варгин, да это бунт на корабле. В этом тихом болоте послушания настоящие черти водятся.
      Кэтрин продолжала:
      - Какие враги? Какие бандиты?
      - Что же, тебе в Унии не объяснили про врагов нетривиального прогресса? По-твоему, владельцы монополий вот так вот, запросто, пошли на сворачивание производства, отказались от своего жирного куша? Да им глубоко наплевать на охрану окружающей среды!
      - Я все понимаю, - сказала Кэтрин. - Но я не могу себе представить Ремо в роли бандита.
      - Ты его плохо знала, - возразил Варгин.
      - Да, я его плохо знала, но не настолько, чтобы поверить в эту чушь.
      - По-моему, верить в чушь вполне в твоем стиле, - заметил он.
      В этот воскресный вечер на улицах было особенно многолюдно. Отдыхающие чинно расхаживали по живописным улицам. На перекрестках работали киоски с минеральной водой. Воздух был наполнен каким-то здоровым ароматом. Так и хотелось сказать: жизнь бьет ключом. Да что там сказать, хотелось петь. Варгину вдруг показалось, что нужно как-то отвлечь спутницу от грустных мыслей. Он сказал:
      - Кэтрин, не надо так расстраиваться, бывает и не такое. Ну, брат бандит, ты же здесь ни при чем.
      - Дело не в этом, - возразила Кэтрин. - Ведь в пакете ничего такого бандитского не было.
      - Вроде не было, - подтвердил Варгин.
      - Тогда преступники должны продолжить свою охоту...
      - Логично.
      - Ну, а где она, охота, где стрельба, шантаж, похищения? Нет, мы гуляем, будто ничего не произошло.
      Варгина приятно удивила ясность ее мышления.
      - Накаркаешь, Жаркомба.
      Кэтрин улыбнулась. Они прошли молча еще немного, и вдруг Кэтрин резко остановилась, будто что-то вспомнила:
      - Дальше мы не пойдем. Остановите такси.
      Варгин, ничего не понимая, выполнил ее просьбу. Когда они сели в машину, Кэтрин сказала водителю:
      - Отель "Улыбка Фибоначчи".
      - Как будто у нас есть другой отель, - огрызнулся таксист.
      У отеля Варгина высадили.
      - Идите отдыхайте, - посоветовала Кэтрин. - Позвоните мне сегодня вечером. Я все объясню.
      Варгин безвольно заковылял в отель. Что-то неприятно щелкало в бедре. Ну и развалина, подумал он. Вот и в виске какое-то шебуршение началось.
      На этаже его окликнул приятный женский голос.
      - Мистер Варгин, это вы?
      - Да, Лиза, это я.
      Горничная покачала головой.
      - Что с вами произошло?
      Варгин махнул рукой.
      - Эх, Лизавета. Советовали мне, предупреждали меня, не летай, Варгин, по ночам. Так нет, старый балбес, размахался крылами, словно летучая мышь, а зрение не то, что раньше. Ах, Лизавета, разве удержишься!
      Горничная от страха прижалась к стене.
      - Уберешь шасси, взмоешь над проводами, душой отдыхаешь. Сверху все видно как-то лучше. Не то, чтобы разборчивее, нет, даже наоборот, детали смазываются, одни пятна остаются. Так и воспринимаешь жизнь пятнами разноцветными: зеленое пятно - трава, синее - вода, серое - человек. Форсаж включишь - все вообще перемешалось, одна планета несется как сумасшедшая. От ветра глаз не раскрыть. Так и летишь с закрытыми глазами. Бац об дерево. Фейерверк новогодний. Лиза, вы любите Новый год?
      Лизавета вросла в стенку. Дрожит всеми фибрами своей души, усмехнулся про себя Варгин. Совсем девочку запугал.
      - Не пугайтесь, я пошутил. Ну, не дрожите так, споткнулся я, потому и хромаю. Ну-ну, - он погладил ее по плечу, - все-все, больше этот нехороший человек шутить не будет. Он будет работать, а вы ему кофе принесете, ладно?
      Горничная кивнула головой.
      Первым делом Варгин выпил таблетку, а потом на всякий случай промыл ссадину мутной жидкостью Гриолов. Береженого бог бережет. Потом взял бумаги, сел за стол и написал: "Отчет старшего научного сотрудника И.М.Варгина о командировке на планету Санаторий." Подчеркнул два раза название документа и продолжал: "С 4 по 11 октября с.г. я находился на планете Санаторий с целью выяснения общего экономического положения и оценки величины возможных напряжений по системе Мамонова - Жуге. В работе использовался стандартный метод погружения Свифта. В качестве конкретного раздражающего обоснования явилась смерть отдыхающего Ремо Гвалты".
      Варгин поставил точку и задумался. В дверь постучали. Вошла горничная, с опаской поглядывая на Варгина. Тот решил загладить свою вину.
      - Лизавета, давайте пить кофе. У меня есть отличные баранки. - Он полез в чемодан. - Вот, смотрите. С маком, - сказал он, доставая пакет. Ах, принесите еще чашечку.
      Когда горничная вернулась, Варгин спросил:
      - Хотите, я вам расскажу про Луну?
      - Про луну, - повторила Лиза. - Что это?
      - Луна - это планета такая необычная. Необычная, потому что у нее есть обратная сторона. Поверхность у нее шершавая, как язык у кошки. Она светит ночью.
      - Кто, кошка? - засмеялась Лизавета.
      - Нет, - улыбнулся Варгин и предложил девушке баранку.
      - Понимаете, Лиза, это странная планета. На ней есть океан Бурь, в котором нет никаких бурь, есть море Кризисов, хотя никаких кризисов и в помине нет, есть даже залив Радуг, но никто и никогда не видел радугу на Луне.
      - Кто же там живет? - спросила Лиза.
      - Лунатики там живут. Страшные лгуны. Вот они говорят всем, кто ни приедет: хотите, мы вам покажем красивые горы Апеннины или Альпы? И правда, горы у них там есть, но ни снегов на их вершинах, ни прекрасных альпийских лугов нет и в помине. А все это они вам наобещают. И никто не может понять, зачем лунатики врут. Если им сказать, что они врут - начинают обижаться. Особенно у них развито сельское хозяйство. Огромные моря Плодородия. Вот бы Фарбера туда. Лиза, вы помните доктора Фарбера? Долговязый такой...
      - С пятого этажа? - спросила горничная.
      - Да, с пятого. Вот где ему раздолье. Никаких проблем с урожаем: хошь пшеницу сей, хошь бобы, результат один. Где он сейчас? Хороший мужик, только странный немного. Да, - Варгин замолчал.
      - Не понимаю, - сказала горничная, - шутите вы или нет.
      - Я сам уже не понимаю. Видите, какая смешная планета. Но есть у нее и обратная сторона, безжизненная, с гигантскими перепадами температуры. Вся в трещинах, в пыли. На ней не только никого нет, но и не было. Скучная там обстановка, потому что света белого с нее не видно. Ну ничего, не грустите, Лиза, придут и туда лунатики, перепашут все, перероют, счастливая жизнь начнется. Вот тогда возьмете отпуск и всей семьей на Луну, отдыхать, здоровье поправлять.
      - Нет у меня семьи, - засмеялась горничная.
      - Будет, - успокоил Варгин.
      Горничная Лиза встала, поправила передник.
      - Ой, мне же еще столько сделать надо. Я пойду, спасибо за чай-кофе. - Она собрала посуду и вышла.
      Варгин вернулся к отчету о командировке. Несколько часов подряд он пытался привести в порядок впечатления, но ничего не получалось. Выходило как-то занудно и неправдоподобно. Чего-то не хватало. Уверенности не хватает, подумал Варгин, вот дрянь и получается. Он смял все написанное и посмотрел на часы - шел двенадцатый час. Варгин набрал номер Кэтрин.
      - Алло, - услышал он голос Кэтрин.
      - Это я звоню.
      В трубке молчание.
      - Это я, Варгин.
      - Я поняла, - сказала Кэтрин холодным голосом.
      Так, опять начинается, подумал Варгин, и спросил:
      - Что опять случилось? Ты просила, я звоню.
      - Ах, извините, я вас оторвала от важных дел.
      - Где ты была?
      - У Глоба.
      - Ну...
      - ...
      - Что он тебе наговорил?
      - Вы - несчастный шпион. Наконец мне стало ясно, для чего я вам нужна.
      - Так, все ясно, - сказал Варгин. - Сиди дома и никуда не уходи.
      - Не смейте ко мне приходить, - закричала Кэтрин. - Я вас на порог не пущу.
      - Только попробуй. - Варгин положил трубку, быстро собрался и вышел из отеля.
      * * *
      - Значит, Бычок - это и есть Ремо Гвалта? - спросил Фарбер.
      - Это так же верно, как то, что Карлик и Фарбер - одно и то же лицо. Только Фарбер был нормальным отдыхающим, а Карлик, извиняюсь, дикарь, быдло, грязь, - пояснил Хлыщ.
      Фарбер пыхтел как автоклав, переваривая обрушенную на него информацию. Ирония судьбы: оторванные от жизни дикари понимали в событиях, происходящих на Санатории, гораздо больше, чем он, Фарбер, человек, который мог свободно передвигаться, говорить с кем угодно, смотреть, куда захочет. Слепец, подумал Фарбер и сказал:
      - Сверху прачечная, снизу синхрофазотрон, а что в ответе получается? Бр-р-р...
      - Невесело получается, - подтвердил Корень.
      Было уже поздно, но дикари не спали. Не спали оттого, что наконец появилась хоть какая-то надежда. В блоке установилась лихорадочная атмосфера. Корень с трудом сохранял спокойствие. Последние три недели непрерывных издевательств, бессонницы и ожидания вестей измотали и его.
      - А что Желудь, что с ним? - спросил Фарбер.
      - Аварийный останов, - сказал Хлыщ и многозначительно повертел пальцем у виска. - Раньше был толковый мужик, слесарь-рационализатор.
      - Больной он, давно уже, - подтвердил Корень и поправил Желудю воротник.
      Тот спал.
      - Счастливчик, - сказал Серый.
      - Я не понимаю одного, - перешел на шепот Фарбер, - почему они меня к вам поместили?
      - Можешь не шептаться, - сказал Хлыщ. - Если Желудь уснул, его ни одной пушкой не разбудишь. Поместили сюда, потому что все вокруг переполнено. Кроме того, они помешаны на идее повсеместного постоянства. Возникла дыра - заполнить ее.
      - Но ведь я про землянина вам рассказал, - возразил Фарбер.
      - Эх, Карлик, Карлик, не понимаешь ты всей специфики. Сюда войти можно, а выйти - никак, - объяснил Серый. - Они уверены: отсюда выбраться невозможно. И они правы.
      - А как же Бычок? - спросил Фарбер.
      - Ха, Бычок, это же невероятнейшая комбинация обстоятельств. Такое раз в жизни бывает. Бычок сам вероятность прикидывал. Нужно, чтобы совпало, - Хлыщ стал загибать пальцы, - во-первых, коридорный заболел, во-вторых, назначили вместо него лопуха, в-третьих, чтобы смена караула задержалась, в-четвертых, вывоз чистого белья попал на смену, в-пятых, чтобы тюки в машине брезентом накрыли, а для этого нужно, чтобы дождик пошел. Итого, мало получается. Мы три года ждали, пока эта комбинация не состоялась. Документики нарисовали. Художник в соседнем блоке, к счастью, заметь, оказался. Вот так и бежал Бычок, под брезентом. Второй раз такой номер не пройдет.
      Скрипнула дверца смотрового окошечка на двери. Послышался голос коридорного:
      - Ну народ, с жиру бесится! Нет, ты посмотри, - неизвестно к кому обращаясь, говорил он, - разрешили им спать, спите. Нет, не хотят они спать, хотят интересные беседы при свечах вести. Наговоритесь еще, братья по разуму, времени хватит. Еще так наговоритесь, самим тошно станет, кусаться начнете, как тараканы друг друга перекусаете.
      - Мы не спим, ладно. А вот ты чего не спишь, коридорная крыса? - сказал Хлыщ.
      - Пользуешься, Хлыщ, ты моей добротой, - мягко отвечал коридорный. Люблю я тебя, собаку, грешным делом. А ну, как я тебя пожалею, а всех остальных заставлю до утра зарядку делать? Что запоешь тогда, добродетельный человек? Но я, может быть, тоже не лишен этой самой добродетели. Ты думаешь, коридорный - сволочь, административный восторг среди беззащитных проявляет? Вы что же думаете, я тут ради собственного удовольствия торчу, с вами подвальным перегаром дышу, ем, можно сказать, из одной миски? Вместо этого мог бы отдыхать как все остальные, по Санаториуму прогуливаться, женщин любить, нарзаном баловаться.
      - Что это он? - оглянувшись на дикарей, спросил Хлыщ.
      - Не поймешь ты, Хлыщ, и братия твоя не поймет. Я бы мог давно работу чистенькую найти и вкушать плоды. Не могу я уйти, не могу, потому что нет у меня уверенности, что толкового на мое место поставят. Кретина какого-нибудь найдут, кретин на такую работу всегда найдется. Он вас быстро или замордует до смерти, или проворонит. Проворонит, как пить дать проворонит, ротозей. Нельзя этого допустить. Не дай бог. Вы же все разрушите, потому что нет у вас даже понятия о нравственности и ответственности, потому что дикари вы.
      Хлыщ хотел что-то сказать, но Корень знаком показал, чтобы тот молчал. Коридорный, не встречая видимого сопротивления со стороны обитателей блока, захлопнул дверцу и ушел.
      - Вот черт, как он неслышно подобрался-то, - удивился Серый. - Поосторожнее надо быть. Ишь, зараза какой выискался, демократ подвальный.
      - Карлик, - окликнул Серый, - как он выглядит, землянин?
      - Нормально выглядит. Хороший мужик, - коротко ответил Фарбер.
      Он был занят какими-то своими мыслями.
      - Ладно, давайте спать, - предложил Корень.
      В блоке наконец стало тихо. Слышно было, как посапывал Желудь. Корень, засыпая, думал, что хорошо бы все еще раз обмозговать. А вот Карлик лежа не мог думать. Точнее, он думал, но только об одном - долго ли ему еще спать на этой короткой кушетке. Хлыщ размышлял над странным признанием коридорного. Серый просто глядел на потолок, где в желтом свете загаженной лампочки извивались, словно кобры под музыку, длинные нити паутины.
      * * *
      В конце концов, я еще приеду сюда. Ведь не последний же на самом деле рейс. Будет какая-нибудь командировка, а может, так прилечу, погулять. Как это писал Фарбер: кончатся смутные времена, начнутся светлые времена, полные радости, местами переходящей в веселье, полные тепла и света. Впрочем, с этим тут все и так в порядке. А может быть, начнутся темные времена?
      Варгин зашел на кухню. На столе лежала записка: "Завтрак в холодильнике, разогрейте. Кофе в банке из-под чая. Ваша Кэтрин." У Варгина защемило что-то в груди. Он подумал: ну вот, припадки нежности начались.