Когда в СССР началась перестройка, многие западные бизнесмены, наслушавшись песни «Винд оф ченж», решили, что теперь они могут завести с обновляющейся страной деловые отношения.

Наивные! Спустя несколько лет большинство из фирмачей по достоинству оценили слова поэта Тютчева: «Умом Россию не понять».

Несмотря на то что торговали бизнесмены, как правило, с государственными структурами, советские покупатели отчего-то не стремились расплачиваться по счетам, обманывали партнеров на каждом шагу и за любую мелочь (типа контрактов) вымогали взятки. Бизнес в России оказался сродни тотализатору — единицы выигрывают, большинство остается ни с чем.

Одной из таких проигравших была немецкая фирма «Pindur Gmbh». Созданная бизнесменом Эрнстом Пиндуром, компания пыталась поставлять в СССР компьютеры, оргтехнику, станкостроительные машины. И представляла в Союзе интересы некоторых фармацевтических фирм, в том числе и «Luitpold-Werke».

Пиндур одним из первых начал торговать с Москвой — едва ли не с 83-го года. Сперва все шло как нельзя лучше — взаимовыгодный бизнес процветал.

Неприятности начались с приходом демократии. В 90-м году Пиндуру впервые не заплатили за уже поставленную продукцию. Поначалу он даже не понял, что произошло — настолько диким казалось это цивилизованному дельцу. Но когда подобная ситуация повторилась во второй, а потом и в третий раз, Пиндур наконец-то уразумел, что это не просто техническая накладка, а «реформы — новый курс». Торговать с Россией оказалось себе дороже.

По сей день «Pindur Gmbh» не может получить деньги за два реализованных контракта. На общую сумму миллион шестьсот тысяч марок. Причем должны ему организации более чем серьезные — «Медэкспорт», «Станкоимпорт».

— Возможно, — признается Эрнст Пиндур, которого я разыскал в Праге, — для крупной компании это не принципиальные деньги. Но для нас, для средней фирмы, весьма серьезные. Поэтому, когда ко мне обращается кто-то из немецких бизнесменов и спрашивает: стоит ли вести бизнес с Россией? — я честно отвечаю: если у тебя есть несколько миллионов марок, которые ты можешь безболезненно потерять, — веди. Я лично знаю пару фирм, которые полностью обанкротились, работая в России.

Справедливости ради следует заметить, что большинство долгов Пиндур все же сумел получить. Только сражался он за них с таким упорством, какому могли бы позавидовать иные немцы образца 45-го года. Проводил бесконечные встречи, писал на самый верх — в Минфин, Черномырдину и пр.

Разумеется, давал взятки.

Об этой стороне дела Пиндур, впрочем, не очень любит вспоминать.

— Что изменится, если вы напишете обо всем этом? — грустно говорит он, аппетитно прихлебывая чешскую водку (часто бывая в России, Пиндур перенял немало наших привычек, например научился пить водку стаканами). — На место одних взяточников придут другие?

Я с ним не спорил. Ведь у мистера Пиндура есть все основания относиться к нашим чиновникам без особой симпатии. В том числе и к самым высокопоставленным.

Западногерманская фармацевтическая фирма «Luitpold-Werke» пришла на наш рынок в начале 90-х. Работала она не напрямую, а при посредничестве вышеупомянутой «Pindur Gmbh».

В этом был свой резон: «Pindur Gmbh» имела большой опыт «жизни» в России. Кроме того, в Москве постоянно находился её представитель, некто Олег Солодовников.

Однако, несмотря на подобные предосторожности, «Luitpold-Werke» вскоре оказалась в дураках. В 1991 году по каналам «Медэкспорта» компания поставила в страну крупную партию препарата «Артепарон» (помогающего при лечении остеоартроза). На сумму более 3 миллионов немецких марок.

Дефицитное лекарство российская сторона благополучно получила. А вот деньги платить отчего-то не пожелала. Ссылаясь на финансовые трудности в отчизне, «Медэкспорт» упорно тянул резину, отодвигая сроки выплаты.

Через некоторое время немцы все же поняли, что дело здесь нечисто. Что их просто дурачат, потому как экономические неурядицы в России могут продлиться ещё бог знает сколько лет.

Ждать, когда наступит благоденствие, они не могли — под эти деньги были взяты кредиты. Каждый месяц «простоя» оборачивался новыми убытками.

Что делает нормальный делец, если законными методами решить проблему не удается? Разумеется, идет обходным путем. И здесь несомненную помощь немцам оказал представитель «Pindur Gmbh» в Москве Олег Солодовников, человек более чем неординарный.

В молодости Солодовников был профессиональным каскадером, снимался в кино. (Финальная сцена «Калины красной», когда грузовик бьет в бок бандитскую «Волгу», — его рук дело.) В 1982-м был арестован и отправлен на «зону» за контрабанду икон и антиквариата. Освободившись, женился на немке и уехал в Германию.

Домой он вернулся лишь в 89-м. Основал вместе с Эрнстом Пиндуром едва ли не первое в Союзе СП и серьезно занялся деланием денег.

Для иностранных бизнесменов Солодовников был просто незаменим — круг его знакомых простирался далеко за пределы офиса СП. Достаточно сказать, что совершенно чудесным образом Солодовникову удалось получить в ГУВД Москвы полный карт-бланш на торговлю оружием в столице (согласитесь: для человека с уголовным прошлым, да и ещё и несколько лет прожившего за рубежом сделать это было непросто).

Кроме того, ГУВД выдало Солодовникову на его личный «мерседес» голубого цвета милицейские номера «МКМ», разрешение на мигалку, спецталон «Без права проверки» за № 000180. Обладатель такого талона освобождается от всех досмотров и штрафов. Недаром в народе его именуют «вездеход».

(Понятно, что все это было противозаконным — Солодовников не имел ни малейшего права на атрибуты милицейской власти. Но дружба с генералами заменяет любой закон.)

Как представитель «Pindur Gmbh» Солодовников, разумеется, не мог оставаться в стороне, пока его партнеры терпели убытки. Он с готовностью откликнулся на просьбу фирмачей (тем более что ему наверняка должно было что-то с этого перепасть).

В бушующем мире демократической анархии Солодовников чувствовал себя как рыба в воде и отлично понимал: пустыми увещеваниями дела не протолкнуть. Все решают связи. В данном случае — не милицейские, а политические.

Ему был нужен кто-то, кто взялся бы «пробить» деньги на самом высоком уровне. И не просто пробить, но и проконтролировать, ибо случаев, когда рядовые чиновники не выполняют указаний сверху, он видел предостаточно.

Такой человек был. И вы его, кстати, знаете.

Первым, к кому Солодовников обратился за поддержкой, был наш старый знакомый, Пансков. По некоторым данным, «связником» между ними выступал работник Ассоциации японо-советской дружбы Валерий Млынник. Тот самый Млынник, чье имя так часто встречается в материалах уголовного дела Панскова.

По всей видимости, служба в «дружеской» ассоциации являлась для Млынника лишь «прикрытием». В действительности он был обыкновенным «жучком» — человеком, сводившим людей друг с другом и оказывавшим разного рода услуги. Например, при выбивании долгов.

Пансков, конечно же, полностью доверял Млыннику — в противном случае имя его не фигурировало бы в уголовном деле. Посему к рекомендации боевого товарища он должен был отнестись с почтением.

Благо чисто технически ему, бывшему сотруднику аппарата Горбачева, провернуть такую операцию было совсем не сложно. И в Минфине, и в правительстве у Панскова имелось немало доверенных людей. (Последующие события убедительно это доказали.)

Обещали ли Млынник и Солодовников как-то отблагодарить Панскова за проделанную работу? Об этом можно только догадываться.

Дабы потрафить Панскову, известному своим прагматизмом, рискну предположить, что он решил помочь совершенно чужим людям безвозмездно. То есть даром. Исключительно из альтруистических побуждений.

И если кто-то из читателей не поверит мне, что ж: это его, читателя, дело.

Впрочем, как бы там ни было, сделать Пансков все равно ничего не успел. Скорый арест разрушил грандиозные планы.

Сразу после ареста, чуя жареное, из Москвы скрылся и Валерий Млынник. (Кстати, Эрнст Пиндур признался мне в знакомстве с этим человеком. По словам бизнесмена, Млынник надавал кучу обещаний, но в итоге не выполнил ни одного.) Ниточка оборвалась.

Но мир не без добрых людей. Следующим визави Солодовникова стал Владимир Бабичев. Тогда зам генерального директора компании «Газмашпром», а ныне всесильный руководитель аппарата правительства и председатель исполкома движения «Наш дом — Россия».

Из досье:

Бабичев Владимир Степанович. Родился 11 января 1939 г. в селе Садовое Сарпинского района Калмыцкой АССР.

В 1962 г. окончил Волгоградский институт инженеров городского хозяйства, в 1973 г. — заочную Высшую партийную школу при ЦК КПСС, в 1981 г. — Академию общественных наук при ЦК КПСС.

В 1956-1966 гг. на производстве. С 1966 по 1969 г. — зампред горисполкома Элисты. В 1969-1974 гг. — министр коммунального хозяйства Калмыцкой АССР, в 1974-1977 гг. — заместитель председателя Совета Министров республики.

С 1977 г. на партийной работе. Секретарь Калмыцкого обкома КПСС. В 1981-1986 гг. секретарь, второй секретарь Астраханского обкома. С 1986 г. — инспектор ЦК КПСС, зав. сектором, зам. зав. Отделом партийного строительства и кадровой работы ЦК КПСС, в 1990-1991 гг. — заведующий Отделом ЦК КПСС по законодательным инициативам и правовым вопросам. Член ЦК.

Был народным депутатом РСФСР, входил во фракцию «Коммунисты России». Активно выступал против линии Ельцина. В частности, голосовал против: деполитизации армии и правоохранительных органов, учреждения поста Президента РСФСР, президентских выборов. За: досрочное прекращение дополнительных полномочий Ельцина (в декабре 1992-го), импичмент президенту (в марте 93-го).

После ликвидации ЦК КПСС с сентября 1991 г. по ноябрь 1994 г. работал заместителем по административно-правовым вопросам гендиректора завода «Газмаш», входящего в РАО «Газпром». 14 ноября 1994 г. назначен министром РФ — руководителем аппарата Правительства РФ. С февраля 1996-го — председатель исполкома движения «Наш дом — Россия». Вице-премьер в прежнем кабинете министров.

Глава аппарата правительства Владимир Бабичев — один из самых могущественных политиков сегодняшней России. Мало того что в его руках сосредоточена огромная власть, а сам он известен как человек коварный и искушенный в кабинетных интригах. За его спиной грозной тенью витает дух премьер-министра Черномырдина.

Владимир Степанович познакомился с Виктором Степановичем ещё в 1981 году. Бабичев тогда возглавлял партийный штаб по строительству Астраханского газоконденсатного комплекса, Черномырдин же курировал это строительство по линии ЦК. На живописных берегах Волги два «Степаныча» и нашли друг друга. В дальнейшем их пути уже не расходились.

Сначала они вместе работали на Старой площади. Потом Черномырдин перетащил Бабичева к себе в «Газпром».

Тогда-то, в 92-м году, Солодовников и пришел к Бабичеву. Бизнесмен отлично понимал, какими возможностями обладает «скромный» замгендиректора «Газмашпрома» — совсем недавно, в мае, Черномырдин стал вице-премьером. В декабре — премьер-министром. Весь мир расстелился перед Владимиром Степановичем ковром-самобранкой.

По сравнению с Пансковым Бабичев был для Солодовникова настоящей находкой. С его помощью он мог не только получить деньги для дружественной фирмы, но и решить кучу других проблем.

А вот зачем Бабичеву был нужен Солодовников? Осторожный и хитрый аппаратчик не мог сразу, с бухты-барахты, открыть свою душу коммерсанту средней руки. Выходит, Солодовникова отрекомендовал кто-то, к чьему мнению Бабичев прислушивался.

И этот таинственный кто-то поручился, что с Солодовниковым можно иметь дело. Он-де умеет молчать.

Если исходить из этого предположения, все, что произошло в дальнейшем, становится на свои места.

10 января 1993 года рейсом № 255 Бабичев прилетел во Франкфурт-на-Майне. Увлекательное турне было организовано ему Солодовниковым в знак верности и любви.

— Сперва я не знал, кто такой Бабичев, — признается Эрнст Пиндур. — Солодовников сказал мне, что это нужный человек, хороший мужик и охотник. Только после встречи с ним я понял, что он собой представляет.

Именно Пиндур оформил в городском управлении полиции Вайблингена приглашение на имя Бабичева. В документе, подписанном им, говорится:

«Я приглашаю к себе г-на Бабичева Владимира Степановича, род. 11.01.1939 в Калмыцкой ССР, русского, проживающего в Москве, паспорт № 01-0003172, на период с 08.01.1993 на 16 дней.

Обязуюсь в соответствии с параграфом 84 взять на себя все расходы, связанные с поездкой и пребыванием на территории Федеративной Республики, особенно расходы по размещению, питанию, медицинскому обслуживанию и отъезду».

Пиндур и Солодовников — деловые люди. Без причины, за свой счет, возить за рубеж ненужного человека они бы явно не стали. Тем паче что никаких деловых целей у Бабичева в Германии не было и быть не могло: что общего между газовой промышленностью и фармакологией?

Объясняется это только одним: они были крайне заинтересованы в расположении высокого гостя.

— Чем занимался Бабичев в Германии? — спросил я у Пиндура.

— Охотился, — коротко ответил он.

В свою очередь и Бабичев отлично понимал, что в итоге за все надо платить. Согласившись поехать в ФРГ, он тем самым окончательно подтвердил, что готов лоббировать интересы западной компании.

Весь вопрос: на каких условиях? Очевидно, что, будучи человеком трезвомыслящим, жалкой подачкой в виде шикарного приема во Франкфурте ограничиться он не мог. Для человека такого уровня это было бы слишком пошло.

Допустить, что будущий глава аппарата продается за авиабилеты и немецкий шнапс, я не могу: это было бы просто неуважением к столь значительной особе.

Потраченные марки не пропали даром. Весной 93-го правительство приняло решение о выплате «Luitpold-Werke» (переименованной к тому времени в «Luitpold-Farma») 1 миллиона 837 тысяч долларов из правительственного резерва.

Факт сам по себе нетипичный, поскольку наше государство должно куда большую сумму куда более серьезным организациям. Скромные немцы вполне могли подождать ещё пару лет (как ждет, скажем, свои полтора миллиона Эрнст Пиндур от того же «Медэкспорта», и не он один).

В чем же причина подобной избирательности? Ответ на поверхности: КТО-ТО замолвил за немцев словечко. Пролоббировал их интересы.

— Я не могу сказать, давало ли «Luitpold-Werke» кому-то взятки, — заявляет Эрнст Пиндур, — я никогда не лез на «кухню» Солодовникова: все «пробивание» было исключительно его делом. Кроме того, «Luitpold-Werke» получала деньги напрямую. Они настолько опустили свои цены, что мне было уже невыгодно с ними сотрудничать.

Пиндур не врет: в финале операции он уже не участвовал. Это максимально соответствовало интересам Солодовникова и К° — чем меньше людей знает о происходящем, тем лучше.

Между тем подоплека столь чудесной перемены в поведении Российского правительства становится понятной после прочтения одного документа — доверенности, которую шеф «Luitpold-Werke»/»Luitpold-Farma» господин Йенч выдал Солодовникову в начале 93-го года:

«Настоящим мы доверяем вам от нашего имени вести переговоры касательно неоплаченных счетов от 1991 года в размере 3 887 500 немецких марок. Вы имеете полномочие предоставить 20-процентную скидку от вышеназванной суммы».

Кому конкретно предназначалась эта скидка — 777 с половиной тысяч марок (или 367 тысяч 400 долларов по пересчету), в доверенности, конечно, не говорится. А посему я предлагаю читателям делать выводы самим. Думаю, вы не ошибетесь в своих оценках.

Любопытная подробность: как явствует из телефакса, направленного Солодовниковым в «Luitpold-Farma» в мае 93-го, его очень сильно беспокоило то, что «чаевые» может содрать не он один. А именно его конкуренты — представители «Pindur Gmbh» в Москве Симонов и Носов. Цитирую:

«Пожалуйста, не принимайте всерьез информацию г-на Симонова и постоянно контролируйте ситуацию. От „Медэкспорта“ ничего не зависит. Деньги взяты специально из правительственного фонда, чтобы оплатить „Luitpold-Farma“ необходимые платежи.

Г-да Носов и Симонов делают все возможное для того, чтобы получить от фирмы дополнительные дивиденды. МЫ ещё раз настойчиво просим не производить никаких оплат!

Пакет с подлинными документами находится у меня; я передам его вам в Мюнхене 7-12 июня».

13 мая 1993 года Министерство финансов разрешило перечислить 1 миллион 837 тысяч долларов из правительственного резерва на счет «Медэкспорта». Казалось, дело сделано.

Ан нет. Солодовников слишком хорошо знал главу «Медэкспорта» Сорокина, ныне, увы, покойного. (Поскольку о мертвых плохо не говорят, не будем тревожить дух этого человека.) Он понимал, что разрешение разрешением, но с деньгами все равно может выйти какая-нибудь петрушка.

Волновался не он один. Волновались и его высокопоставленные друзья. Возможно, потому, что, по условиям, 777 тысяч марок переходили из рук в руки только после получения долга.

Это отчетливо видно из телефонных разговоров Солодовникова с лицом, названным в оперативных расшифровках Владимиром Степановичем. И хотя фамилия напрашивается сама собой, будем все же следовать источнику: раз Владимир Степанович, а не …., значит, Владимир Степанович.

Из перехватов телефонных переговоров «Владимира Степановича» и Солодовникова:

(7 июня 1993 г.)

Владимир Степанович: Олег Петрович, так ты тогда не доуточнил. Все-таки вот это обращение на фирму — это, скорее, устное… Я так понимаю, вот этот Симонов (один из московских представителей «Pindur Gmbh». — А.Х.)… Выходит, у них официального запроса нет, кроме его устной передачи?

Солодовников: Нет официального.

В.С.: То есть это он передал устно? Что «Медэкспорт» вот так требует?

С.: Хочет денег.

В.С.: Мне в разговоре с Сорокиным (глава «Медэкспорта». — А.Х.) можно говорить о том, что представитель фирмы потребовал для вас такую-то компенсацию?

С.: И сослался на Носова — вашего заместителя.

В.С.: А это было?

С.: Да.

В.С.: Вот это уже плохо. В эти дебри мне залезать никак не в дугу.

С.: А что, до сих пор не отправлено ничего?

В.С.: Кто?

С.: Деньги эти. Может, уже отправили?

В.С.: Я с Сорокиным сегодня не разговаривал, потому что он на совещании был до двенадцати часов. Потом я уехал в концерн и только приехал. Сейчас буду с ним разговаривать. Мне важно, что он скажет, понимаешь?

С.: Может, он и брякнет, что уже все оплатили?

В.С.: Может быть! Если он сейчас начнет мне что-то там рассказывать, то я ему скажу, что у нас есть такая информация. Причем я-то ему скажу, что эта информация вернулась из фирмы в Институт ревматологии.

С.: Институт, может, и не нужно трогать. Он же прекрасно знает эту Насонову (директор Института ревматологии РАМН, куда, собственно, и пришел «Артепарон». По просьбе «трудящихся» в январе 93-го она написала письмо на имя Черномырдина с просьбой помочь в оплате долга. — А.Х.) Позвонит ей.

В.С.: А откуда тогда у меня информация?

С.: Не знаю…

В.С.: Я же не могу сказать, что на имя Трапезникова пришла такая бумага!!!

С.: Нет… Просто, может, можно будет спросить: произошла оплата или нет, чтобы доложить можно было в аппарате. Больше ничего не нужно.

В.С.: Это без сомнений… Я-то боюсь, что он мне, мудак, скажет, что все нормально, мы тут занимаемся… Я хочу выйти на понимание, УЧАСТВУЕТ ОН В ЭТОМ ДЕЛЕ СДИРАНИЯ или нет…

(9 июня 1993 г.)

Солодовников: Представитель фирмы и Симонов якобы вчера улетели в Таджикистан по препаратам. По тому же препарату «Артепарон». Я подумал: может быть… Там никого из людей в той республике?

Владимир Степанович: Нет. В Таджикистане никого. Я даже близко не знаю.

С.: Б…дь. Жалко-то как. Хотел им там от ворот поворот… Я за это время тоже кое-что успел. У меня тут идея кое-какая проскочила. Чтобы совсем не терять, поправить нужно все. В конечном итоге проигрывать невозможно.

В.С.: Нежелательно, конечно.

С.: Столько работы!

В.С.: И накроют нас эти гады!

С.: Да. Поэтому есть такая форма. Это неоднократно делалось. В связи с тем что на самом деле пару лет были должны фирме. Пошли ей навстречу в такое тяжелое для страны время. Этот фирмач вызывается в аппарат и ему говорится: «Да, тяжело. Вы должны понимать. Страна была… Трудные моменты. Однако мы нашли возможность и надеемся на дальнейшее сотрудничество». Все! Так? И тогда вызывают его со мной, я еду с ним. И тогда я вылетаю и все заканчиваю… Деньги немалые… Тогда я бы связался с этим шефом, которому я все отправлял. Он меня поблагодарил. И так далее. Дальше я лечу и занимаюсь.

В.С.: Видишь, какое дело — кто и куда его может позвать?

С.: Вот нужно подумать. Если на самом деле деньги ушли от хозяина денег… Тем более что на самом деле был долг…. Здесь нужно, кто деньги дал. И ещё было бы классно, что вот не просто кинули…

В.С.: Кто не дал?!! Деньги дал товарищ, и все!

С.: РЕЗЕРВ.

В.С.: Все. И об этом никто не знает. Ни отдел никакой, ни служба никакая.

С.: А он не может позвать и поговорить? Пять минут ровно? То есть закрепить все то, что я говорил?

В.С.: Дело все в том, что это трудно объяснить этому человеку. Понимаешь? Ему сейчас нужно сформулировать такую просьбу и говорить. Он скажет: «Е… твою мать, вы просили деньги, что вы ещё хотите от меня?»

(22 июня 1993 г.)

В.С.: Я вчера как очнулся только, побежал на работу и сразу позвонил шефу. Оставалось у него 10 минут. Я пробежал к нему и в самых общих чертах все ему сказал. Он единственное спросил: «Там фирма держится? Не пропустят удара никакого?»

С.: Нет.

В.С.: Я говорю — «нет». — «Ну, все»… Он в пятницу все-таки по тому моему звонку подключил первого помощника премьера… Он говорит: «Я приеду, и мы им яйца отвернем».

С.: А пока он звонка не делал, да?

В.С.: Нет, он в пятницу делал.

С.: И что там было?

В.С.: Результата просто не знаю. Поскольку его нет, то я не могу узнать, какая реакция обратная.

Если вы внимательно прочитали стенограммы, то, надеюсь, поняли, насколько близкие и откровенные отношения завязались у Солодовникова с «Владимиром Степановичем». ТАК говорят только с очень доверенными людьми.

Из переговоров видно, что возвратом конкретно взятого долга ограничиваться они не пожелали. Впереди были иные, не менее взаимовыгодные планы.

Солодовников и «Владимир Степанович» остались крайне довольны друг другом. Первый сумел получить долг. (В итоге «Медэкспорт» все же перевел деньги на счет «Luitpold-Farma».) Второй что-то другое.

Бьюсь об заклад, они бы провернули ещё не одну операцию. Но ситуация резко изменилась.

14 октября 1993 года Управление по борьбе с контрабандой и коррупцией Министерства безопасности РФ провело досмотр офисов трапезниковского СП. При обыске оперативники изъяли незаконно хранившиеся там пистолеты «ПМ», винтовки, охотничьи ружья, оптические и инфакрасные прицелы, около 1,5 тысячи боеприпасов разного калибра. А на даче Солодовникова в поселке «Северный трудовой» и вовсе стоял на приколе… бронетранспортер БРДМ.

Солодовников объяснил обалдевшим чекистам, что он охотник и все оружие нужно ему исключительно для забавы. БРДМ же он использует как средство передвижения по заснеженным равнинам.

Комитетчики, конечно, не удовлетворились подобным ответом. И тогда Солодовников скрылся из зоны досягаемости. Он вновь уехал за рубеж.

Эрнст Пиндур, на которого я так часто ссылаюсь, рассказывал, что вскоре после бегства Солодовникова он приехал в Москву и был приглашен в приемную Министерства безопасности (Кузнецкий мост, 22). Встретивший его чекист доходчиво поведал, что их ведомство очень сильно интересуют материалы о коррупции среди высших должностных лиц. И что откровенный рассказ о выплате долга будет зачтен в счет «незаконно хранящегося оружия».

Пиндур отказался помогать МБ. Солодовников — тоже. Неудивительно — он давно (знаю это доподлинно) находился в разработке российских спецслужб как человек, возможно связанный с немецкой разведкой «БНД».

Конечно же, узнав, что история о пробивании долгов стала предметом достояния спецслужб (а данные об этом имеются аж у нескольких отечественных силовых ведомств), Солодовников и «Владимир Степанович» мгновенно заморозили свои отношения.

Рисковать им было не с руки. За горизонтом раскрывались слишком большие перспективы.

Безнаказанность давно уже стала неотъемлемой частью российской демократии.

Конфискованное во время обыска оружие Солодовникова уныло хранится в арсенале ФСБ. Сам он преспокойно продолжает заниматься бизнесом.

Владимир Пансков, наворотивший немало дел в Минфине (надеюсь, об этом мы ещё расскажем), благополучно перешел на должность первого замминистра экономики. Говорят, что скоро его сделают аудитором Счетной палаты. Честность и бескомпромиссность Панскова известны всем.