11

Сознание медленно возвращалось к Моргане. Сквозь тьму, которая по-прежнему ее окружала, до нее медленно дошло, что боли больше нет, и она возвращалась, чтобы это проверить. Первое, что она заметила, придя в себя, это что голова у нее вся перебинтована. Еще более удивительным было то, что за ней наблюдают Карл и Неста.

— Хэлло,— еле выговорила она, удивляясь, что голос у нее такой слабый — еле слышный шепот.

— И тебе хэлло,— нежно отозвалась Неста. Моргана не помнила ничего, кроме первого приступа боли, заставшего ее в вилле Несты, и удивилась, отчего на обоих лицах написано такое удовлетворение. И вообще, Карл казался каким-то другим, хотя было почти невозможно определить, в чем конкретно это выражается. Может, он стал увереннее и спокойнее, как будто какой-то тяжелый груз исчез — и он стал свободен.

— Вы оба кажетесь ужасно довольными жизнью,— сказала она им.

— И не без причины,— ответил Карл, улыбнувшись, когда она непонятно ослабевшей рукой при коснулась к окутанной бинтами голове.— Оставь в покое прическу,— потребовал он, и тут только до нее дошло невероятное.

— Карл! Ты оперировал!

— Да, либхен,— мягко сказал он,— и ты будешь жить. А теперь засыпай и ни о чем не беспокойся.

Моргана хотела бы сказать, что ей ни чуточки не хочется спать, что ей надо задать им тысячу вопросов, но тут почему-то глаза у нее сами собой стали закрываться, и она почти сразу же погрузилась в сон — глубокий, дарящий жизнь сон. Только гораздо позже ей рассказали о беспамятстве, в котором она находилась: она никого не узнавала, и жизнь ее висела на волоске, несмотря на удивительное лекарство, которое боролось за нее, смягчая шок, ставший неизбежным последствием такой операции.

Когда она снова открыла глаза, рядом оказалась худенькая смуглая медсестра, которая успокоительно ей улыбнулась, что-то сказала по-португальски и пошла за Карлом. Но не успели они вернуться, как она уже снова провалилась в сон.

При ее третьем пробуждении рядом опять оказалась Неста. На этот раз Моргана уже не испытывала желания снова заснуть. И еще она с радостью почувствовала, что стала намного крепче.

— Снова проснулась, соня?— приветствовала ее Неста.— Мы уже решили, что у тебя начинается сонная болезнь.

Моргана улыбнулась: так необыкновенно приятно было сознавать, что она будет жить.

— Это было бы чрезвычайно невежливо с моей стороны после всего, что вы все для меня, сделали,— ответила она. Уголком глаза она заметила, что к кровати подходит кто-то еще, и, повернув голову, увидела Карла, казавшегося старше в своем белом халате.

— Как ты себя чувствуешь?— спросил он.

— Намного лучше.— Она взглянула на него, и в глазах ее читалась невыразимая благодарность.— Я еще тебя не поблагодарила, Карл.

— Для меня достаточно того, что ты жива, либхен,— негромко ответил Карл.— Какое-то время мы боялись, что ты от нас улизнешь.

Какое-то время казалось, что это случится. И еще он знал, что ее спасла не медицина, а несгибаемая воля мужчины с посеревшим лицом, который так долго сидел у ее постели и, оставаясь безмолвным и неподвижным, сражался со смертью и победил. Чуть тлевшая искра жизни, готовая вот-вот потухнуть, теперь разгорелась и могла существовать самостоятельно.

— Это похоже на чудо,— прошептала Моргана.

— Это и есть чудо,— сказала Неста,— но не то, о котором ты думаешь.— Она улыбнулась в ответ на вопрошающий взгляд девушки.— Помнишь о том хирурге, которого упомянули в больнице,— единственном человеке, который был в состоянии сделать такую операцию?..

— Тот… который исчез?— Ее изумленный, недоверчивый взгляд обратился к мужчине в белом халате, стоявшем у ее постели.— Карл! Это был ты!

— Да, либхен,— негромко отозвался он,— тот трус, который уполз прятаться, был Карл Кристен. Ты дала мне не меньше, чем я — тебе.— Тут он улыбнулся, и его синие глаза блестели радостью жизни, которой в них не было прежде.— Но это — в прошлом. Нас обоих теперь ждет новая жизнь.

Но тут ошеломляющая радость от мысли о том, что ее ожидает совершенно новая жизнь, была омрачена неожиданно пришедшей ей в голову ужасной мыслью.

— Я бредила?

— Немного.

Карл улыбнулся, а у нее оборвалось сердце. Все ее сознание переполнено любовью к Фелипе — она испугалась, не выдала ли она этот секрет.

— Я не говорила ничего особенно ужасного?— не могла не спросить она, но Неста, почувствовав как она боится ответа, улыбнулась и покачала головой: она догадалась, что так беспокоит Моргану.

— Все вполне прилично, хотя ты довольно резко отзывалась о каком-то враче из больницы Святого Кристофера.

Пряча чувство облегчения, Моргана рассмеялась.

— Это я, наверное, о бедном старом докторе Хенрдиксли. Мы все его не любили.— Она помолчала мгновение, потом спросила:— Что-нибудь интересное происходило, пока я была без сознания?— Ее все-таки немного беспокоило, не выдала ли она чем-нибудь свои чувства к Фелипе.— Кажется, прошла целая вечность. Я наверняка что-нибудь прозевала.

— Ну, ты прозевала уникальное зрелище: Фелипе в роли разъяренного тигра в клетке,— суховато ответила Неста, переведя разговор на ту тему, которую Моргане отчаянно хотелось обойти и которая ее бесконечно интересовала.— Наш хладнокровный хозяин Хуамасы спустился со своей неприступной вершины — да еще как!

Моргана еще слишком хорошо помнила другой случай, когда он спустился со своей вершины, но поспешно отбросила это воспоминание. Ей надо с собой справиться. Пусть случилось чудо, и она будет жить, но их с Фелипе отношения не изменились.

— О Боже,— виновато проговорила она,— похоже, я устроила настоящий переполох.— И только в это мгновение до нее полностью дошло то, что сказала Неста.— Вы говорите, Фелипе вернулся на остров?

При мысли о том, что он рядом, ее сердце залила глупая радость.

— Он вернулся раньше, чем его ожидали,— ответил Карл.— Ты ведь провела здесь всего три дня.

— Фелипе привез тебя в больницу, когда ты потеряла сознание — чуть ли не у его ног,— добавила Неста.

Моргана изумленно посмотрела на обоих:

— Правда?

Она совершенно не помнила, что видела его.

— Ты не помнишь?— сочувствующе улыбнулась ей Неста.— Ты назвала его видением и сказала, что на самом деле он в Португалии.

— О Боже,— виновато проговорила Моргана.— Я совершенно ничего не помню. Наверное, это таблетка.— Она снова забеспокоилась, не сказала ли она что-нибудь самому Фелипе. Ну не ужасно ли будет, если окажется, что в больнице она безобидно болтала о своей прежней работе, а самому Фелипе выложила то, что должно было оставаться тайной! Ей надо как-то это узнать!— Я не говорила ничего ужасного?— снова спросила она, и Неста, снова угадав, что ее тревожит, с улыбкой покачала головой.

— Ни слова,— сказала она, а потом добавила:— Хотя у тебя хватило нахальства сообщить Фелипе, что у него какой-то странный цвет лица, и спросить, не болен ли он. Это было после того, как ты ему сообщила, что с минуты на минуту умрешь. И к тому же сообщила это так, словно считаешь это великолепной шуткой!

Тут даже Карл рассмеялся:

— Похоже, наш невозмутимый Фелипе был потрясен до глубины души!

Моргана ужасно удивилась.

— Правда?

— Да,— сухо подтвердила Неста.

— Любой человек был бы потрясен, а Фелипе тем более,— с улыбкой поддразнил ее Карл.— Но не тревожьтесь. Он вас простил. Мне дано распоряжение перевести вас в «Паласио», как только здоровье позволит.

Моргана бросила быстрый взгляд на Несту.

— А почему мне нельзя вернуться на виллу?

Неста пожала плечами.

— Почему-то Фелипе хочет, чтобы вы были в «Паласио»,— уклончиво ответила она.— Наверное, у него какая-нибудь глупая идея, вроде того, что я недостаточно здорова, чтобы за вами ухаживать.

— Конечно, недостаточно,— моментально подтвердила Моргана.— О Господи, сколько же я всем хлопот доставляю!— добавила она, скорчив виноватую рожицу.

— Глупости,— чуть ли не фыркнула Неста.— И не начинайте придумывать препятствия и снова с ним ссориться. Я буду там в качестве компаньонки или дуэньи, так что соглашайтесь без сопротивления. Вам это не повредит, особенно после того, как он совершил этот сумасшедший бросок на континент, чтобы достать вам чудодейственное лекарство.

Широко раскрыв глаза, Моргана выслушала подробное повествование о событиях той ночи. Хотя ей хотелось увидеть что-то личное в озабоченности Фелипе, она знала, что им руководили только сочувствие и внимание, которые она прежде принимала за высокомерную тиранию. Тем не менее, узнав о лекарстве, которое упомянул Карл, она забеспокоилась: за него, скорее всего, пришлось заплатить огромные деньги! Она постаралась справиться со все растущим нежеланием переезжать в «Паласио» — пусть даже ее будет преследовать и тревожить воспоминание о последней встрече с Фелипе в садах «Дескани» и отсутствие всяких воспоминаний о той самой последней, когда она, судя по тому, что ей рассказывают, представила забавной шуткой надвигавшуюся смерть. Сейчас ее единственным желанием было сделать то, чего он хочет, не думая о том, что стоит за его пожеланиями.

Тут Карла куда-то вызвали, а Неста тоже встала со словами, что ей надо уходить, пока кто-нибудь из медсестер ее не выгнал.

В последующие дни у Морганы было много посетителей. Первой пришли Марита Акуарас и ее мать, и следом за ними какие-то почти незнакомые люди, в основном те, с кем она встречалась у сеньоры Акуарас,— они навещали ее, заботливо осведомляясь, как идет выздоровление. Казалось, они искренне интересуются ею. Моргана не знала, что жители острова уже успели ее полюбить — даже высокомерная островная аристократия, обычно не спешащая принимать кого-то в число друзей.

Ее не навестил только один человек, и оказалось, что это причиняет ей почти невыносимую боль. Казалось бы, после того, что он сделал в ночь операции, Фелипе должен был хотя бы раз навестить ее, но похоже, он удовлетворялся тем, что издалека справлялся о ее самочувствии и выздоровлении. Когда Моргана узнала, что его неожиданно снова вызвали в Португалию по срочным делам, она обнаружила, что вновь обретенная радость жизни как-то поблекла из-за того, что его больше нет на острове, неподалеку от нее, пусть даже на самом деле он держался в стороне от нее. А когда она услышала, что Селестина тоже вернулась в Португалию, она совершенно определенно почувствовала, что сердце ее стало тяжелым, как кусок свинца. Так легко было представлять себе, что они встречаются на какой-нибудь сверкающей огнями театральной премьере: экзотически-прекрасная и искушенно уверенная в себе Селестина и Фелипе — такой же смуглый и уверенный в своем притягательном ледяном обаянии. Они так подходили друг другу! Моргана терзала себя мыслями о том моменте, когда услышит об их помолвке. Может, даже в эту минуту они сидят близко друг к другу или стоят, переплетя руки, и смотрят на звезды, которые в Португалии, должно быть, не менее яркие, чем здесь, на Хуамасе.

Тут Моргана вздохнула и постаралась не думать о нем, но это было невозможно: ни сердце, ни разум ее не хотели заниматься ничем другим теперь, когда их больше не наполняла чудовищная мысль о близкой смерти. Казалось, они специально сосредоточиваются на том, что ей хотелось бы забыть. Раньше это был несчастный случай, теперь — Фелипе. Она ловила себя на том, что вспоминает прикосновение рук, сжавших ее талию, и насмешливый блеск глаз тогда, на празднике цветов, или сады «Дескани» — хотя это воспоминание было неприятным.

Может быть, он тоже вспомнил об этих эпизодах теперь, когда миновал напряженный кризис, связанный с ее операцией,— и уехал в Португалию? Ведь только обычное человеческое сочувствие заставило его так много сделать в ту ночь, а теперь он вспомнит все то, что стоит между ними: враждебность и ненависть, которые, как она знала, он к ней испытывает. Возможно, он уже пожалел, что распорядился, чтобы она во время выздоровления жила в «Паласио», и на самом деле хотел бы, чтобы она отказалась туда переехать.

Что она предпримет, когда полностью поправится,— об этом Моргана пока не думала. Конечно, можно было бы вернуться в больницу Святого Кристофера, но ей страшно не хочется уезжать с Хуамасы. Остров незаметно покорил ее сердце не только потому, что здесь живет Фелипе, но и потому, что что-то в его красках и теплом солнечном свете, и в заразительно-веселых его жителях всегда будет ее привлекать, каковы бы ни были обстоятельства.

Конечно, можно было бы остаться на острове. Моргана знала без ложного тщеславия, что она — хорошая медсестра, и, возможно, предложение Карла относительно места в его больнице по-прежнему в силе. Но сможет ли она жить на Хуамасе, когда Фелипе женится на Селестине: видеть их вдвоем, знать, что они в «Паласио» — вместе? Пока она отложила решение этого вопроса и сосредоточилась на том, чтобы восстанавливать силы так, чтобы можно было встретить будущее, каким бы оно ни было.

Для того чтобы занять время, которое тянулось ужасно медленно, Моргана решила учить португальский язык. Теперь он определенно ей понадобится, если она решит остаться на острове. Карл предложил помочь ей, но со смехом заметил, что Фелипе, наверное, придет в ярость, если она заговорит на его языке со странным немецким акцентом.

Моргана невесело засмеялась.

— Он, наверное, будет достаточно резко высказываться и по поводу английского акцента. Страшно подумать, что он скажет, если я приобрету еще и чужой акцент. Он очень горд тем, что он португалец.

— У него есть основания для гордости.

— Карл,— неожиданно спросила она,— что я буду делать, когда выйду из больницы?

— Конечно, поедешь в «Паласио».

Моргана покачала головой.

— Я имею в виду — после этого. Я не могу там оставаться очень долго. Вообще никак не могу понять, почему Фелипе захотел, чтобы я там жила.

— Правда?— Он как-то странно на нее посмотрел, потом с улыбкой добавил:— Наверное, для того, чтобы проследить, чтобы ты выполняла предписание не переутомляться.

— Он меньше всего подходит для этой роли.— Уголки ее губ приподнялись в заразительной улыбке.— Я, наверное, из принципа не стану его слушаться.

Тут Карл открыто расхохотался, наблюдая за ней с удовлетворением, которое даже не пытался скрыть. Она выздоравливает с просто поразительной скоростью, и после первого тревожного периода не было даже и намеков на осложнения.

— Карл, ты когда-то предложил мне работу здесь, в больнице,— продолжала Моргана, решив выяснить то, что не давало ей покоя.— Оно остается в силе — я имею в виду, когда настолько поправлюсь, чтобы начать работать? Мисс Брутон я уже больше не понадоблюсь.

Карл в ответ так ухмыльнулся, что она не поняла, о чем он думает.

— Не отложить ли нам этот разговор до тех пор, когда ты уедешь из «Паласио»?— предложил он.— Может, ты решишь, что вместо этого хочешь чего-то совсем другого.

— А что еще может быть? Или я остаюсь на Хуамасе, или возвращаюсь в Англию, в больницу Святого Кристофера. Если я останусь здесь, я могу только работать медсестрой.

— Конечно,— невозмутимо согласился Карл и перевел разговор на другое, оставив Моргану в совершеннейшем недоумении. В конце концов она решила, что он, видимо, имел в виду, что она может предпочесть частную практику.

Одной из пациенток больницы, юной португалке, немного владевшей английским, было поручено помогать Моргане учить язык. И когда Марита в следующий раз пришла навестить Моргану, та смогла приветствовать гостью на ее родном португальском. Марита тут же разразилась потоком взволнованных португальских фраз, заставив ее признаться, что ее обучение пока только начинается. Однако сеньора Акуарас, которая на этот раз опять сопровождала дочь, выразила явное, хотя и молчаливое, одобрение достигнутыми ею успехами.

В следующий раз, когда Марита навестила ее — на этот раз в одиночку,— Моргана обнаружила, что попытки говорить по-португальски проходят успешнее. Поскольку больше делать ей было нечего, она сосредоточила все свое внимание на занятиях и, наверное, училась бы целые дни напролет, если бы Карл силком не останавливал ее.

— Вы делаете большие успехи,— сказала Марита во время очередного посещения.— И у вас хороший выговор. Фелипе будет доволен.

Моргана больше не хмурилась, слыша, как все происходящее на острове откровенно оценивается с точки зрения того, будет ли этим доволен Фелипе но мысленно посмеялась над собой из-за того, что признается в этом без раздражения.

— Кажется, он все еще в Португалии?— осторожно спросила она.

Марита кивнула.

— Но он скоро возвращается,— сказала она с хладнокровием, которое, как надеялась Моргана, ей тоже удается изобразить при разговоре о нем.

— А ваша кузина Селестина? Она тоже скоро вернется?

— Нет. Уже объявлено о ее помолвке, и она скоро выйдет замуж.

После почти незаметной паузы Моргана поспешно сказала:

— Но ведь она вернется на остров, когда выйдет замуж, правда?

Это было неизбежно с самого начала, сказала себе Моргана. Она всегда об этом знала, но до чего же мучительно больно было слышать, что об их помолвке уже объявлено. Темные глаза Селестины будут торжествующе смеяться, губы уверенно улыбаться: ведь она наконец завоевала то, что хотела: любовь Фелипе.

— К чему ей возвращаться на Хуамасу?

Вопрос Мариты прервал ее гнетущие мысли, и она вздрогнула — не столько от неожиданности, сколько от того, что Селестина забирает Фелипе с Хуамасы. Это кажется просто преступным. Фелипе так любит этот остров! Он вошел в его плоть и кровь, пусть даже у него есть поместья в Португалии и по всему свету. Невозможно думать о Хуамасе, не думая о Фелипе, и наоборот. Хуамаса и Фелипе неразрывно связаны. Будет ли он по-настоящему счастлив вдали от Хуамасы? Но, может быть, Селестина заставит его забыть об острове, который он так любит.

Тут Моргана заметила, что Марита с любопытством за ней наблюдает, и постаралась беззаботно пожать плечами.

— Я просто полюбопытствовала, только и всего.

Я думала, что когда она выйдет замуж за Фелипе, они будут жить здесь.

— Фелипе!— Казалось, Марита необъяснимо изумилась.— Она не собирается выходить замуж за Фелипе.

Пораженная Моргана неподвижно застыла. Фелипе не женится на Селестине! А Марита так смотрит на нее, словно она, Моргана, должна была всегда знать, что ничего подобного не будет, что довольно неприятно, поскольку ничто на острове не казалось столь очевидным, как то, что все действительно ожидали их женитьбы.

— Но я думала… Я хочу сказать, что, казалось, все ожидали, что они поженятся.

Марита беззаботно махнула рукой.

— В какой-то момент это действительно было так, но очень скоро стало очевидно, что он хочет жениться на ком-то другом, а Фелипе всегда поступает так, как хочет.

А вот это несомненно правда, подумала Моргана. Какая девушка сможет перед ним устоять, если он действительно вознамерится ее завоевать? Ей было стыдно, что она ревнует к какой-то незнакомке.

— Фелипе глубоко влюблен,— продолжала Марита,— и весь остров улыбается. Он слишком долго презирал любовь.

— Поэтому все рады его поражению?— не удержалась от улыбки Моргана. Похоже, то, что он не влюблялся, смотрелось очень «не по-португальски», и его друзья и врачи одинаково рады, что ему оказались не чужды человеческие слабости.

— А девушка, с которой он помолвлен,— в Португалии?

Теперь ее снедало любопытство по поводу этой незнакомой соперницы. Может быть, она сможет подарить ему такую любовь, на которую, она это знала, неглубокая натура Селестины была неспособна.

— Он еще не помолвлен,— поправила ее Марита.— Она скоро приедет в «Паласио».

— Значит, я с ней встречусь,— проговорила Моргана, делая вид, что ее это не слишком занимает.

— Возможно,— согласилась Марита, невинно глядя на подругу широко раскрытыми глазами, и Моргана поспешно переменила тему разговора.

Они проехали по хорошо знакомой дороге от Лорензито, миновали поворот на виллу «Франческа» и, наконец, остановились у высоких причудливых колонн со столь хорошо знакомым Моргане гербом Альвиро Риальта. А ведь она только второй раз проезжает через эти искусно сработанные ворота!

Слуга в зеленой ливрее снова отворил ворота с улыбкой, поклонившись мисс Брутон и Моргане, и машина снова быстро поехала по гладкой аллее, которая вела к «Паласио». Гордо выпрямленная спина Хулио говорила, что он сознает всю важность происходящего. Он доставит двух сеньорит в «Паласио», где они будут гостями сеньора, который только сегодня вернулся из Португалии, а потом вернется на виллу «Франческа», чтобы там все было готово к возвращению сеньорит.

Моргана глубоко вздохнула, когда показался дворец в дивном обрамлении тропических садов. Он по-прежнему напоминал образ из арабских сказок, но на этот раз что-то в нем покорило ее сердце.

Машина остановилась на вымощенном дворике с широкими пологими ступенями, которые вели на террасу. Почти сразу же они увидели Фелипе, спускавшегося по второй, широкой мозаичной лестнице от парадного входа с его лепными колоннами и гербом Риальта.

Он любезно приветствовал их и провел в комнату, где Моргана уже побывала,— с полом из крошечных хрупких синих плиток и высокими окнами, выходящими на мраморную террасу, с которой вела лестница в сад. Моргана гадала, помнит ли он, как в первый раз привез ее сюда, иронично-насмешливо отчитав за ее отношение к любви и за то, что она так часто надевает свою медицинскую форму. А потом — его холодную отчужденность, когда она уклонилась от одного из его вопросов. И как он принимал ее восхищение по поводу его библиотеки, когда одолжил, ей бесценную старинную книгу с легендами о короле Артуре.

Когда Фелипе подошел к знакомому буфету и налил в хрустальные рюмки сверкающую янтарную жидкость, это тоже напомнило ту, предыдущую встречу, но теперь она лучше его знала: она его любит. И ее не преследовала неотвязная мысль о том, что ее время вот-вот кончится. На этот раз она любила его и была счастлива просто находиться рядом с ним. Она отказывалась смотреть вперед, в то время, когда ей придется встретиться с девушкой, на которой он собирается жениться.

Фелипе задавал общепринятые вопросы о ее болезни, и Моргана отвечала в том же духе, не зная, как ей поблагодарить его за то, что он сделал. Эту тему было неловко затрагивать, особенно в присутствии Несты. Почти сразу же он настоял, чтобы Моргана поднялась наверх, в приготовленную для нее комнату, и отдохнула.

Моргана очень покорно повиновалась и прошла за горничной в большой холл, а оттуда по парадной лестнице наверх, в спальню, при виде которой она остановилась, восхищенно ахнув.

Пол комнаты был из бледного прохладного мрамора, а на небольшом возвышении стояла огромная резная кровать, так что надо было подняться на несколько ступенек, чтобы в нее забраться. Остальная обстановка также поражала изяществом и выдавала превосходный вкус хозяина. Высокие окна выходили на небольшой балкон, с которого был виден сад. Далеко внизу она заметила блеск воды: он исходил от расположенного в низине плавательного бассейна, вокруг которого шла широкая терраса с обязательной стеной с куполами, по которой карабкалось радостное многоцветье тропических цветов.

Моргана отвернулась от окна и обнаружила, что горничная дожидается, чтобы узнать, не потребуется ли ей что-нибудь. Моргана отпустила ее и снова вернулась к окну. Радостные цвета этого удивительного благоуханного сада делали отдых в комнате непривлекательной перспективой. Моргану наполнило чувство, которое, наверное, испытывает непослушное дитя, собирающееся поступить наперекор взрослым.

Она не останется в комнате. Пусть это означает, что она ослушается приказания Фелипе идти отдыхать, но она просто должна выйти в сад, который так настойчиво зовет ее.

Выскользнув из комнаты, она легко отыскала лестницу, виновато спустилась по ней на цыпочках, надеясь, что Фелипе не возникнет внезапно из какой-нибудь двери. Ей повезло, и она смогла незаметно проскользнуть в огромную арку парадных дверей к солнечному свету и ароматам сада.

Невольно она направилась в сторону бассейна, но тут ее внимание привлек какой-то тихий звук, и, обернувшись, она увидела крошечного белоснежного персидского котенка. Зверек явно только что открыл глазки и теперь лениво потягивался. На солнышке он разнежился и, видимо, никак не мог как следует проснуться. Моргана, которой всегда нравились кошки, улыбнулась и ласково позвала его.

Ее мягкий голос привлек внимание котенка, но он не спешил сделать над собой усилие и подойти к ней, и она ласково засмеялась.

— Наверное, ты понимаешь только португальский язык!

Она продолжала его улещивать уже на своем неуверенном португальском. Неизвестно, на самом ли деле котенок на этот раз ее понял или просто выбрал именно этот момент, но он подошел к ней на своих нежных лапках и начал тереться о ноги. Нагнувшись, Моргана подхватила его на руки и прижала пушистое тельце к себе. Ее вознаградило все усиливающееся крещендо мурлыканья, удивительно громкое для такого крошечного зверька. Она продолжала разговаривать с ним по-португальски и, только повернувшись, все еще улыбаясь довольному котеночку, обнаружила, что она уже не одна.

— Фелипе!

— Так вот как вы отдыхаете.

Он говорил по-португальски, отметив тем самым, что она овладела его родным языком, и Моргана осторожно поставила котенка на землю, чувствуя, что краснеет. Но в конце концов ей пришлось поднять голову, и она судорожно сжала за спиной руки: ведь они впервые оказались вдвоем после того эпизода в «Дескани».