ГЛАВА 22

Он не встретил Рейн по дороге. Не нашел ее у Медных ворот. Но больше всего его испугало то, что исчезла аура. Селик обошел заброшенное здание и двор. Ничего. Должно быть, Рейн пришла, отыскала ауру и навсегда покинул Йорвик.

Глаза у него наполнились слезами, и он покачнулся. Неужели это ему наказание за десять лет кровавой бойни? Во второй раз он не переживет такую потерю. Он долго стоял, не в силах двинуться с места, чувствуя себя так, словно его придавило чем-то тяжелым, выбившим из него все силы и желание жить дальше.

Застонав от отчаяния, он повернулся и зашагал в сторону усадьбы. Ничего и никого не видя кругом, он шел по городским улицам, весь во власти мучительной потери. Все обвинения были забыты. Он должен был больше любить ее. Он должен был доверять ей и лелеять ее любовь, пока она дарила ее ему. Он не должен был отказываться от нее в Винчестере.

Подойдя к монастырской церкви, он вдруг заметил Берни — отца Бернарда, — входившего в огромные дубовые двери. Неожиданная мысль пришла ему в голову. Ведь он очень богат. Почему бы ему не пожертвовать что-нибудь больнице? Это ей понравилось бы. Он может даже попросить церковь отметить его пожертвование, записав в книгах, что он сделал это в память о ней. А вдруг когда-нибудь Рейн прочтет запись и узнает, что он вернулся к ней. Что он в самом деле любил ее.

— Отец Бернард, — позвал он, бросившись за ним в боковой придел и нагнав его уже у двери в больницу.

Монах обернулся и от изумления едва не потерял дар речи.

— Отец Этельвульф! Как ты одет?

— Я не священник, отец Бернард, — признался Селик.

— Ага! Совсем как Рейн! Решил позабавиться в Божьем доме. Стыдись!

— Так ты знаешь, что Рейн… брат Годвайн… женщина? — спросил он, криво усмехаясь.

Отец Бернард с отвращением скривил губы.

— Да. Отец Теодрик очень рассердился на нее за обман. Поначалу он даже не позволил ей работать в больнице.

— Рейн работала здесь? — удивленно переспросил Селик. — И долго?

— По сей день, — недовольно ответил отец Бернард, не понимая вопроса.

Селику не понадобилось много времени, чтобы уяснить ситуацию.

По сей день.

Селик шагнул мимо отца Бернарда и раз-другой обвел взглядом всех больных и лекарей в зале, пока не увидел высокую женщину в тунике, склонившуюся над тюфяком.

Спасибо тебе, Господи.

Ах ты, маловерный. Учишь тебя, учишь…

Селик коротко поблагодарил небеса и улыбнулся. Он долго не двигался с места, не сводя глаз с Рейн и радуясь чудесному подарку Бога… или кого-то еще.

Наконец Рейн встала. Стоя спиной к нему, она потерла рукой спину, разминая уставшие мускулы.

Вдруг она вся напряглась, словно ощутив опасность, и резко обернулась. С губ у нее сорвался стон. Глаза округлились.

— Селик? — прошептала она.

Одно короткое мгновение ее золотистые глаза светились счастьем, но почти сразу в них появились боль и гнев.

Он шагнул к ней, но она попятилась.

— Не трогай меня.

Он вопросительно посмотрел на нее.

— Итак, ты вернулся, — усмехнулась Рейн.

— Я вернулся, как только смог. Ательстан настаивал, чтобы я оставался и…

— Два месяца? — недоверчиво переспросила она.

Селик почувствовал, что краснеет.

— Я послал тебе письмо.

— Не было никакого письма. — Она не верила ему и смотрела на него с нарочитой надменностью. — Ты, полагаю, в ссылке? Король Ательстан приставил к тебе своих людей?

— Ательстан разрешил мне жить в Нартумбрии.

Она в недоумении наморщила лоб.

— Почему он разрешил?

— Я обещал ему верность. И помочь в случае надобности.

— Ты дал клятву верности врагу-саксу? — в изумлении переспросила она.

— Я, в общем-то, ненавидел не всех саксов а только Стивена из Грейвли. Знаю, знаю. Только не напоминай мне… мои слова. Ты, дорогая, не зря тратила время, уча меня.

Он увидел, как быстро-быстро забилась жилка у нее на шее, и, уже почти не пряча улыбку, но не вдаваясь в подробности и оставляя их на будущее, все-таки сказал:

— Между прочим, Ательстан не такой уж и плохой человек.

— Почему ты вернулся, Селик?

— Потому что люблю тебя. Я прощаю тебе все, что у тебя было со Стивеном. Обещаю со временем все забыть, только возвращайся ко мне.

Рейн не смягчилась и не бросилась в его объятия, как он мечтал. Она даже как будто еще больше ожесточилась и сверкнула глазами.

— Где Стивен?

— Бежал в землю франков.

— Ты последуешь за ним? — холодно спросила она.

Он посмотрел на нее, не понимая, почему она сердится.

— Пока нет.

Тут она кинулась на него, принялась колотить кулаками в его грудь, царапать ему ногтями лицо.

— Ублюдок! Дурак! Ублюдок!

— Что? Что?

Он ничего не понимал. Наконец ему удалось перехватить ее руки, и он отодвинул ее от себя, чтобы она не ударила его ногой.

Селик с неудовольствием обратил внимание на собравшихся в отдалении любопытных монахов, которые внимательно вслушивались в их разговор.

— Почему ты такая сердитая, любовь моя? — тихо спросил он, стараясь не обращать внимания на окружающих.

— Потому что ты слеп, как летучая мышь, и ничего не видишь даже у себя под носом. Потому что ты все еще хочешь мстить Стивену. Я ненавижу его. Жаль, что он не умер, но я не собираюсь гробить свою жизнь, вечно гоняясь за ним. Ничего не изменилось, ты понимаешь, ничтожество? И я — не твоя любовь. Вообще я — не твоя. Больше не твоя. Кстати, где Бланш?

— Не знаю я, где Бланш. Наверное, в Винчестере. Вроде, я видел ее с одним из стражников Ательстана.

— Ты что, попользовался и передал ее другому? — ядовито спросила она.

Он начал понимать.

— Рейн, я никогда не был с Бланш… в том смысле, в каком ты говоришь. Просто я видел тебя со Стивеном и мне захотелось сделать тебе больно.

Рейн недоверчиво уставилась на него, а потом резко взмахнула рукой и двинула его кулаком в живот.

— Ох! — Он согнулся от боли. — Зачем?..

— Чтобы тебе было больно, ублюдок. Долг платежом красен.

Селик, не сводя с нее глаз, тер живот и думал о том, как ему хочется прикоснуться к ее милому лицу, поцеловать ее в губы, показать ей, как много она для него значит. Как он жалел о той боли, виновником которой был.

— Рейн, я люблю тебя.

— Ты говорил совсем другое в Винчестере.

— Клянусь, я очень сожалею. И обо всем остальном тоже.

Слезы покатились по ее лицу, и он ласково коснулся ее плеча.

— Не плачь, радость моя. Пожалуйста. Я же здесь.

Она гневно сбросила его руку.

— Слишком поздно. Черт возьми, слишком поздно. — Она опустила голову. — Я ждала тебя, ждала, — прошептала она едва слышно. — Слишком поздно.

— Нет! Никогда не бывает слишком поздно, — закричал он. — Я люблю тебя. — Он взял ее руки в свои и нежно пожал их. — Ты меня слышишь? Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Когда она не ответила он умолк.

— Пойдем со мной в поместье, — устало проговорил он. — Со временем мы разберемся в наших разногласиях.

— Нет. Ты возвращайся, а я остаюсь в Йорвике с Гайдой. Не хочу жить с тобой в одном доме.

Он встрепенулся, поняв, что она чего-то не договаривает. И, прищурившись, внимательно посмотрел ей в глаза.

— Боишься уступить?

— Ха! Ты все такой же самоуверенный.

— Ты меня любишь. Я знаю. Ты только похоронила на время свою любовь, как было со мной до того часа, когда ты вошла в мою жизнь.

Она не отвечала, но он видел, что у нее дрожат губы, и знал, что он на верном пути. Ему только нужно время.

— Если хочешь, оставайся пока с Гайдой. Мы все начнем сначала. Я буду ухаживать за тобой, как не ухаживали ни за одной женщиной в мире.

Она было улыбнулась и тотчас покачала головой.

— Я собираюсь обратно, Селик, — тихо сказала она.

— Нет. Я этого не допущу.

— Ты не сможешь меня остановить, — раздражаясь, заявила она. — Я буду ходить к Медным воротам каждый день, пока это наконец не сработает. И в конце концов вернусь обратно. Я знаю, что вернусь.

Однако в ее голосе не было уверенности.

Господи, что нам делать теперь?

Что значит «нам»? Это теперь твое дело.

Селик ткнул пальцем ей в грудь и усмехнулся в порыве вдохновения.

— Ты не уйдешь. Спорю, на что хочешь, любовь моя!

С этими словами он обнял ее и жадно поцеловал, наслаждаясь ее сладким дыханием, ее теплом. Сначала она сопротивлялась, но потом сдалась и с тихим стоном открыла ему губы.

Когда он наконец оторвался от нее, пожирая голодными глазами ее раскрывшиеся губы и затуманенный взор, то настойчиво повторил:

— Пойдем домой, Рейн.

Она как будто колебалась, но потом все-таки оттолкнула его.

— Нет. Слишком поздно.

Он еще раз быстро поцеловал ее и отпустил.

— Я буду завтра. Жди меня.

— Возможно, меня уже не будет в Йорвике, — упрямо заявила она.

— Ты так думаешь? Ну уж нет. Кстати, какую ткань ты хотела бы для свадебного платья?

— Для свадебного платья? — пробормотала она. — Ты меня слышал? Вбей в свою глупую голову. Я… воз-вра-ща-юсь.

— Я тебе сказал, что усыновил Адама?

Она изумленно округлила глаза. Хорошо. Вот так лучше всего. Пусть подумает. За последние годы он подзабыл, как надо обольщать женщин. Ничего. Вспомнит.

Он продолжал:

— Знаешь, маленький разбойник спрятался на корабле и проделал весь путь до Саутгемптона. Думаешь, зачем? Чтобы разыскать меня и привести к тебе!

Она открыла рот. Еще один добрый знак, решил он, и пошел дальше, чтобы добить ее окончательно.

— Адам будет моим… Как ты говорила? Помнишь, о ваших обрядах? А… Ну да. Он будет моим дружком.

Рейн тихо охнула.

— А Адела может быть твоей подружкой.

После этого он повернулся и ушел, не сказав больше ни слова. До темноты ему еще надо было переделать кучу дел.

Рейн стояла и смотрела ему вслед, едва удерживаясь, чтобы не броситься за ним следом. Он был чертовски привлекателен.

Он лишился своих длинных белокурых волос, которые она так любила, но и с короткими волосами, едва доходившими ему до шеи, он смотрелся не хуже. Теперь взгляд привлекали его острые скулы и подбородок, преображая его миловидность в мужскую красоту. Темно-синяя с короткими рукавами туника обтягивала его широкие плечи и доходила ему до колен. Тесные штаны лишь оттеняли игру мощных мускулов, напрягавшихся при ходьбе. Тонкий серебряный пояс подчеркивал тонкую талию.

Не это ли Рейн хочет забрать с собой в будущее?

Перед тем как открыть входную дверь, Селик обернулся и долго смотрел на нее своими удивительными светло-серыми, особенно выделяющимися на загорелом лице, глазами. Как будто что-то обещал ей.

Она сказала ему, что больше его не любит, но это была неправда. Она любила его больше жизни.

Она должна вернуться домой. И не упрямство толкало ее к этому решению. Даже если она никогда не забудет, как Селик не поверил ей в Винчестере и что наговорил на прощание, она уже простила его за это. Он все еще подозревает ее в неверности… Ладно. Она может вытерпеть и это, как бы ей ни было больно.

Но Селик намеревается и дальше враждовать со Стивеном из Грейвли. Ну и что за будущее их ждет, если она останется? Опять его кто-нибудь обидит, будь то Стивен или другой враг, без которого невозможно прожить в эти неистовые времена, и начнется новый круг мщения. Этому не будет конца. И она отказывается от такой жизни. Ей просто не под силу все время страдать.

«Верь в любовь», — сказал голос. Но Рейн боялась верить.

— А чего ты ждал? — в раздражении воскликнул Убби, когда, вернувшись в усадьбу, Селик рассказал ему о своей неудаче с Рейн. — Она права, ты слеп, как летучая мышь. А я-то думал, у тебя хватит здравого смысла вести себя по-человечески.

— Если я готов простить Рейн за ее… за ее предательство, то почему она не может простить мне мои грубые слова?

— Предательство! Предательство! Ты так и сказал ей? Ничего удивительного, что она отвергла тебя?

— Объясни, — потребовал Селик.

— Ты знаешь, в каком состоянии была моя госпожа, когда вернулась из Винчестера? Да на ней живого места не было. Вся в синяках от головы до ног. Из-за тебя!

Ничего не понимавший Селик настоял, чтобы Убби рассказал ему все.

Когда он закончил, Селик, как безумный, стал рвать на себе волосы.

— Но я видел их вместе.

— Ты видел то, что хотел видеть.

— Почему Ательстан не сказал мне?

— Потому что хозяйка попросила его не рассказывать.

Селик чувствовал, как у него в горле растет ком, и едва мог дышать, так у него колотилось сердце.

— Почему? Почему она уговорила короля ничего мне не рассказывать? — спросил он, все еще не веря своим ушам.

— Потому что она боялась, что ты будешь винить себя за то, что не защитил ее, и будешь мучиться, как мучился много лет, обвиняя себя в смерти Астрид и Торкела.

Селик шумно выдохнул воздух, как будто его больно пнули в живот. «Не защитил ее», — тихо повторил он слова Убби. У него шумело в ушах. Он боялся слушать дальше, но должен был знать.

— Расскажи мне все.

Целый час Убби рассказывал ему, не утаивая ни одной подробности, как Стивен унижал Рейн и издевался над ней и в каком состоянии ее нашли Ательстан и Эльгива.

— Почему же она не звала на помощь? — дослушав, спросил Селик. — Замок не такой уж большой.

Убби, ничего не говоря, пристально смотрел на него.

— Чтобы защитить меня? — ужаснулся Селик.

Убби кивнул, полагая, что самобичевание Селика будет достаточным наказанием ему за неверие в женщину, которую он любил.

Убби был прав. Селик в отчаянии бился головой о деревянную стену сарая и стучал в нее кулаками. Как же он мог быть таким слепым? Как он Мог быть таким жестоким?

Потому что ты человек.

Селик выскочил из сарая, сел на коня и помчался в Йорвик. Ему необходимо было немедленно поговорить с Рейн.

В доме Гайды было темно и тихо. Все уже спали. Селик отмахнулся от стражника и без стука вошел внутрь. Хорошо ориентируясь в доме, он сразу направился наверх, в комнату для гостей.

Рейн уже лежала, но еще не спала. Мерцавшая свеча золотила милые черты, и Селик на мгновение замер у двери, успокаивая свое бешено стучавшее сердце.

Рейн резко встала, заметив его.

— Что ты тут делаешь, Селик? — холодно спросила она.

— Прости меня, — тихо сказал он, шагнув в комнату.

— Простить тебя? Я думала, ты приходил простить меня, — проговорила она, вставая и отходя к стене подальше от него.

— Я знаю — Он задыхался. — Я знаю, как Стивен мучил тебя, и никогда не прощу себя. Я должен был тебе верить.

— О, вот славно. Только этого не хватало. Твоя вина растет с каждым днем. Сделай мне одолжение, Селик, забудь. Стивен виноват передо мной. А я хочу забыть. — Ее плечи поникли, и взгляд стал тяжелым. — Позволь мне уйти.

— Нет, любимая. Никогда! Я нашел тебя и никуда тебя не отпущу.

С этими словами он оставил Рейн одну. Но сон не шел к ней всю ночь. Она обдумывала все, что он сказал ей сейчас и раньше. Представляла маленького Адама на корабле. И Селика, усыновляющего его. А как насчет Селика, дающего слово верности королю Ательстану?

По крайней мере, она сможет вернуться домой, зная, что совершила кое-какие добрые дела в прошлом, куда была послана Богом. В конце концов Рейн забылась тяжелым сном и проспала едва ли не до полудня.

Она вновь отправилась к Медным воротам, зная, что если хоть раз даст себе поблажку, то может никогда больше не набраться мужества. Однако случилось нечто непонятное. Она не могла найти Медных ворот. День за днем в течение нескольких недель она находила их без труда. Но внезапно все переменилось. Там, где стояло заброшенное здание, сейчас был восьмифутовый забор, вдоль которого прогуливались два вооруженных стражника.

Нет! Это не он. Неужели он?

Рейн подошла к одному из стражников.

— Мне надо пройти туда.

— Нет. Вход запрещен.

— Кто запретил?

— Хозяин.

Рейн скрестила на груди руки и внимательно посмотрела на дюжего стражника.

— И кто это?

— Господин Селик из Годваиншира.

— Годваин… Годваиншира? — Рейн запнулась.

— Да, это новое название владений моего господина за пределами Йорвика. Земля Друга Бога. Если ты хочешь войти, спроси у него разрешение.

— О, будь уверен, я так и сделаю.

Рейн проскакала две мили на Божьем Посланце, репетируя в уме словесную выволочку, которую она устроит заносчивому викингу. Измученная болезненными воспоминаниями, она не захотела даже взглянуть на коровник, в котором Селик впервые сказал ей о своей любви. Как он сладко ласкал ее тогда. Казалось, это было давным-давно.

Подъехав поближе, она обратила внимание на необычайное оживление в поместье. Несколько работников распахивали давно заброшенные поля. Другие перестраивали дом и ремонтировали сарай. Две коровы и несколько лошадей паслись за временной оградой. Ей даже показалось, что она слышит хрюканье свиней и кряканье уток.

Когда она спешилась, ее сразу же окружили дети, и даже Адам поднялся ради нее с земли. Он лежал, лениво вытянувшись, возле сарая, с соломинкой во рту, вероятно, опять «надзирая».

— Где Селик? — спросила она Адама.

Он показал на дом в любимом стиле викингов… на очень большой дом, который на диво быстро восстанавливали… По крайней мере, стены были уже наполовину готовы.

Селик в одних штанах и кожаных ботинках обрезал доски.

О Господи.

Он перестал работать, когда увидел ее, и отер пот со лба своей прекрасной сильной рукой.

О Господи.

Он улыбнулся.

О Господи.

Она заставила себя не смотреть на него.

— Какого черта ты делаешь?

— Строю тебе дом.

— Что?

Она с удивлением огляделась. Она имела в виду совсем не это.

— На месте Медных ворот. Вот о чем я говорю.

— А… Я решил прикупить земли. Думается, это хорошее вложение капитала. В будущем я смогу получать неплохую прибыль, — с нарочитым простодушием отвечал он. — Как ты думаешь?

— Я думаю, что ты сумасшедший. Я думаю, что у тебя разжижение мозгов. Я думаю, что ты нахал. Я думаю…

— На когда ты хочешь назначить свадьбу?

Не зная, что еще сказать, она завизжала и дернула себя за волосы.

— Как ты думаешь. Берни сможет нас обвенчать?

— Ты совсем лишился мозгов. Ты меня слышишь?

— Думаю, твои вопли можно услышать и в Йорвике, любимая.

— Не смей так называть меня. Никогда.

Он усмехнулся.

— Кстати, я говорил тебе, что король Ательстан задал мне странный вопрос перед тем, как я покинул Винчестер? Он хотел узнать, как найти точку «Г». Кажется, кто-то беседовал с Эльгивой и…

Она пошла прочь с жарко вспыхнувшим лицом и не слышала конец его высказывания, но звучало оно очень эмоционально.

На другой день Селик явился в больницу во всем великолепии. Он был совершенно неотразим в серой шерстяной тунике и черных узких гитанах. Глаза у него блестели так же ярко, как у двенадцати детей, стоявших позади него в новой одежде и новой обуви. Их лица сверкали чистотой… Даже у Адама зачесанные назад волосы были еще влажные. Ей стало интересно, как Селику удалось этого добиться. Даже у нее нередко возникали сложности с купанием детей.

— Я бросал их всех одного за другим в лошадиное корыто, — заметил он сухо в ответ на ее безмолвный вопрос.

— Чего ты хочешь, Селик? — спросила она, глядя на Берни и отца Теодрика, которые недовольно хмурились при виде всей компании.

— Тебя, — мрачно сказал он, и его глаза больше не сверкали озорством. — Только тебя.

На другой день пришел Убби.

— Прошу тебя, хозяйка, пойдем домой. Не то он всех нас сведет с ума своими причудами.

Рейн не нужно было спрашивать, кто это «он».

— Он закончил дом, законопатил щели в сарае, распахал два гектара земли, взял еще пять сирот, собирается…

— Еще пять сирот? — спросила Рейн.

— Да. Увидел их на улице и сказал, что не смог устоять. Теперь он думает построить дом для сирот.

— Он?

— Да. Собирается назвать его Домом Рейн. А я думаю уехать в Норвегию.

— Убби, ты не бросишь Селика.

Дом Рейн?

— Брошу. Он, как медведь, когда не работает. Не может даже постоять спокойно. Не сомневаюсь, он сразу же начинает думать о тебе и…

— Убби, тебя прислал Селик?