Рейн побоялась спросить, что он имеет в виду.

— А теперь я хотел бы знать… Мне интересно, какое зло ты готова принять, чтобы освободить своего любовника.

Рейн внутренне вздрогнула.

— Конечно, я в конце концов убью Селика. Это досадно. Его так приятно мучить. С гордыми людьми всегда так.

Вот уж ирония судьбы, подумала Рейн. Селик-то как раз считает, что уже давно потерял честь и гордость.

— Почему ты ненавидишь Селика?

— Он убил моего отца, вот почему. И моего брата Эльвинуса. Мне было всего десять лет тогда, а Эльвинус и вовсе только-только вышел из пеленок. О нас никто не заботился, разве что кастеллан Герард.

Он произнес это имя, не скрывая своего отвращения, и закрыл глаза, словно от боли. Но это продолжалось недолго.

— Я не знал, что такое зло, пока не узнал Герарда.

— При чем же тут Селик? Если он и убил твоего отца, это наверняка было в битве, и…

— При чем тут Изгой? — заорал Стивен в гневе, хватая ее за плечи и яростно встряхивая. — Из-за него… так и знай, глупая сука… Селик умрет из-за всего того, что он принес в мою жизнь, но не раньше, чем как следует помучается.

— Он уже мучился.

— Мало мучился, — отрезал Стивен, с презрением отталкивая ее. — Еще мало.

— А что тебе надо от меня?

— Еще не знаю. Можешь начать с того, что разденешься… догола… а я посмотрю, что ты можешь мне предложить.

Рейн заставила себя сохранить спокойствие, чтобы не сказать лишнего и не спровоцировать Стивена еще на что-нибудь во вред себе или Селику. Она бросила взгляд на двух других мужчин.

Стивен отмахнулся.

— Считай, что Эфрика и Кэдмона тут нет. Во всяком случае, они не такие, как я. Им совершенно безразличны женщины.

Стивен, оказывается, бисексуал!

— Я не стану раздеваться.

— Эфрик, иди к стражнику… Ты его знаешь. Такой большой и шепелявит. Скажи ему, чтобы вырвал у Изгоя ногти на руках и ногах. Останься и дождись, когда он закончит. Принесешь их мне.

— Нет! — вскрикнула Рейн.

— Ты возражаешь? Почему? Делай, как тебе говорят, и он не будет мучиться.

Рейн сняла с себя все и стояла, смущенная, перед тремя мужчинами, пока они обменивались грубыми замечаниями.

— У нее груди, как вымя, — проскулил Эфрик и несколько раз ущипнул ее.

— И она такая длинная, совершенно неженственная, — прощебетал Кэдмон, тыча в нее своими остроносыми ботинками, а потом хлопая ее по бедрам и ягодицам. — Я больше женщина, чем она.

Рейн было плевать на то, что говорили о ней два сопляка, ее тревожил Стивен, который принялся развязывать на себе тесемки. Она попятилась, испугавшись, что он решил ее изнасиловать.

Когда же он встал перед ней совершенно голый, с торчащим, словно боевое оружие, членом, то улыбнулся Эфрику и Кэдмону и только потом повернулся к ней.

— По правде говоря, ты не в моем вкусе. Мне нравятся женщины поменьше и помоложе.

Но они заставили ее смотреть, как они забавляются друг с другом. Стоило ей закрыть глаза или отвернуться, как кто-нибудь из них щипал ее или пинал до тех пор, пока она не покорялась. Спустя несколько часов Рейн наконец поняла их. Им бы не доставило удовольствия спать с ней. К счастью, от этого она была избавлена. Но ее унижение их радовало, потому что таким образом они унижали и Селика тоже.

Наконец Стивен втолкнул ее в соседнюю комнату без окон, похожую на уборную и, опустившись на пол, она услышала скрип замка.

Шли дни, и Рейн узнала такие унижения и страдания, какие даже вообразить не могла прежде. Когда ее тело становилось нечувствительным к побоям и щипкам, ее надолго оставляли одну в уборной. Рейн попала в ад и не знала, как ей выбраться из него.

Почему Эйрик не возвращается? Наверное, неприятности в Равеншире оказались серьезнее, чем он предполагал.

Она надеялась, что никто не сказал Селику об ее исчезновении. Правда, ему наверняка плевать на нее после той сцены, которую разыграл перед ним Стивен! Но все равно ей была невыносима даже мысль о том, что он узнает о ее унижении и будет винить себя, ведь он опять не защитил от козней врага любимую женщину. Наверняка, он не сможет смириться с тем, что Стивен мучает ее вместо него.

Иногда ей хотелось умереть. Но это продолжалось недолго. По натуре она была жизнелюбкой. Более того, она вся кипела от гнева и знала, что отныне навсегда порывает с пацифистами, которые никогда не оправдали бы те мучения, которым она мечтала подвергнуть Стивена, если бы Селик был на свободе.

На пятый день в комнату внесли большую лохань, в которой она хорошенько помылась. Когда она вылезла из нее, Эфрик и Кэдмон расчесали ей волосы и поставили ее перед куском шлифованного металла. Удивительно, но после всех перенесенных мучений на ее лице не было порезов и синяков, которые покрывали все ее тело. Слава Богу, они не изнасиловали ее… пока. Не считая распухших губ и покрасневших глаз, она выглядела как обычно.

Стивен заставил ее надеть шелковую тунику с кружевами от шеи до талии. Он не позволил ей ничего надеть под тунику, но набросил ей на плечи свой подбитый мехом плащ и сказал:

— Пойдем на прогулку. Мне кажется, тебе нужно подышать свежим воздухом.

Она удивленно посмотрела на него. Стивен ничего не делал просто так.

Он рассмеялся, радуясь презрению, которое прочитал в ее глазах. Не один раз он говорил ей, что ее сопротивление доставляет ему удовольствие. А она жалела, что не может положить конец их поединку.

— Мы навестим твоего любовника.

Рейн задрожала, не зная, что он еще задумал, и не в силах разгадать его дьявольский замысел.

— Ты будешь молчать, пока мы будем там. Ты поняла, Рейн?

Он, словно щипцами, ухватил ее за подбородок. Рейн кивнула.

— Если ты хоть словом, хоть взглядом дашь ему понять, что ты со мной не по своей воле, Селик не доживет до ночи. Ты мне веришь?

Она снова кивнула, и он отпустил ее подбородок. Перед тем как выйти из комнаты, он больно ущипнул ее за соски, и они натянули тонкий шелк туники.

Селик ходил взад и вперед по своей темнице, насколько ему позволяла веревка. Руки у него все еще были связаны за спиной. Уже много дней он никого не видел. Он старался забыть о Рейн и о Стивене, и об их визите пять дней назад. Пять мучительных дней он только и думал о том, что их может связывать.

Верь ей.

Он хотел прислушаться к голосу и поверить, что Рейн была со Стивеном против своей воли, но на ее лице не было следов страдания. Женщины всегда считали Стивена божественно красивым, стоило ему пустить в ход свое коварное обаяние, да и Селик собственными глазами видел, что Рейн разрешила Стивену обнять ее за плечи. Но хуже всего было то, что он отлично запомнил, как Стивен говорил Рейн за пределами темницы о нем и о своем желании вернуться с ней вместе в его спальню. Как Селик тогда не прислушивался, он не услышал голоса Рейн. Она не возражала Стивену и не защищала Селика.

Верь ей.

Селик старался заглушить голос в голове. Он хотел умереть. Никакие пытки жестоких воинов Ательстана не могли сравниться с предательством Рейн. Но временами к нему возвращалась надежда. И он жаждал мести. Он отомстит им обоим.

Он услышал звяканье ключей, потом заскрипели ржавые петли, и Селик едва не задохнулся, увидев Стивена под руку с Рейн.

Она красиво убрала волосы и надела великолепный плащ на меху. И смотрела на него широко открытыми золотистыми глазами, в которых он ничего не мог прочитать. Губы у нее покраснели и распухли, словно она только и делала, что целовалась в эти дни.

Недавно пробудившаяся в его душе нежность умерла.

— Ах ты!

В ярости он забыл о веревке. Он убил бы ее и Стивена, если бы мог дотянуться до них.

Глаза Рейн наполнились слезами. Тогда он обратил внимание на темные круги. Он не сомневался, что это из-за бессонных ночей, которые она провела под Грейвли. Неужели она точно так же стонала от страсти со своим новым любовником? Сердце у него рвалось на части, и он боялся, что она увидит его слезы. Как она могла? Как она могла?

Стивен улыбнулся ему, болезненно кривя губы, потом снял с Рейн плащ и едва заметными движениями пальцев развязал тесемки на ее тунике. Стоя позади нее, он обнажил ее груди с вызывающе торчащими сосками. Потом он приподнял их, и Селик увидел множество синяков, покрывших нежную кожу. Все это время Стивен не переставал улыбаться ему.

Рейн стыдливо опустила голову. Даже влюбленная женщина, а она, должно быть, влюблена, раз позволяет такое красавчику Стивену, вряд ли захотела бы показывать свое обнаженное тело другому мужчине, тем более бывшему любовнику. Но она молчала. Она ничего не сказала, даже когда Стивен положил ей руку между ног и принялся поглаживать ее, а другой рукой поднял ей голову, заставляя ее смотреть прямо перед собой.

— Я ненавижу тебя, — сказал Селик, чувствуя, как вскипает кровь у него в жилах. — Я ненавижу тебя больше, чем Стивена, а уж как я его ненавижу, ты знаешь. Ты взяла мою любовь и наплевала на нее, и этого я тебе никогда не прощу.

Он отвернулся от нее и почувствовал, что у него стали мокрыми щеки. За спиной он услыхал слабый хрип, мгновенно подавленный, но не повернул головы, пока за ними не захлопнулась дверь.

После этого Рейн все стало безразлично. Она больше не сопротивлялась, отчего Стивен злился еще больше и уже не сдерживал порывы жестокости. Рейн сомневалась, что выдержит еще хотя бы неделю… Да и Стивен мог переусердствовать в приступе ярости. Или изменить свое решение и изнасиловать ее. Этого она бы не пережила. Несмотря ни на что, она не звала на помощь, все еще надеясь защитить Селика.

Через неделю после ужасного свидания с Селиком в спальню Стивена вбежал Кэдмон и закричал:

— Стерва Эльгива ищет Рейн. Она пошла к королю, и он приказал обыскать замок.

Рейн подняла голову. Она сидела на полу в маленькой комнате и слышала все, о чем они говорили в открытую дверь.

— Скорее, Кэдмон, собирай вещи, — встревожено приказал Стивен. — Эфрик, достань лошадей. Мы уезжаем немедленно.

Рейн задремала, а может быть, потеряла сознание. В последнее время с ней это бывало часто. Стивен ударил ее по голове несколько дней назад, и она боялась, что у нее сотрясение мозга. Следующее, что она услышала, — это скрип двери и громкий шепот Эфрика:

— Проклятье! Стивен, король и его сука идут сюда. Кто-то сказал Ательстану, что видел тебя и женщину Изгоя в тюрьме.

Рейн вдруг поняла, что Стивен хочет удрать и в который раз избежать наказания за свои дьявольские дела. Опять ему ничего не будет за то, что он изнасиловал и убил жену Селика, обезглавил его сына, ничего не будет за ее мучения, да и Бог знает за что еще. Такого Рейн не могла допустить.

Пока трое мужчин укладывали вещи в сундуки и сумки, Рейн, на которую не обращали внимания, встала и, пошатываясь от боли, переступила порог спальни. Она заметила на столе возле ложа нож, и взяла его и, не совсем понимая, что делает, пошла на Стивена с криком:

— Ублюдок! Ублюдок!

В последний момент Стивен обернулся и, выставив вперед руку, отбил нож. Рейн из-за слабости чуть не упала. Кровь выступила на рукаве Стивена.

Сначала у него изумленно округлились глаза. Он никак не ждал, что она посмеет напасть на него. Потом он впал в ярость и уставился на кровь, залившую тунику. А потом Рейн увидела занесенный башмак, и, не сумев увернуться, получила удар в живот.

Как в тумане, она видела короля Ательстана, склонившегося над ней.

— Клянусь распятием! Кто это сделал?

Кто-то ответил:

— Стивен Грейвли.

— Где он? — спросил Ательстан ледяным от ярости тоном.

— Сбежал.

Сбежал-сбежал-сбежал-сбежал… Это слово много раз отозвалось в затуманенном сознании Рейн, когда кто-то уже поднимал ее с пола. Рейн услышала рыдающий голос за спиной и узнала Эльгиву.

— Ой, Ательстан, посмотри, как этот зверь бил ее.

— Эль… Эльгива, — прошептала Рейн, протягивая к ней руку.

— Я здесь, — сказала Эльгива, подойдя так, чтобы Рейн могла ее видеть, и мягким движением отвела с ее лба спутанные волосы.

— Обещай… — прохрипела Рейн. — Обещай мне…

— Что? Что ты хочешь, чтобы я пообещала тебе, дорогая?

— Не… не говори Селику. Он не должен знать.

— Почему?

Рейн видела слезы, катившиеся по щекам Эльгивы. И жалость в ее глазах. Должно быть, она и впрямь плохо выглядела, судя по ужасу, написанному на лице Эльгивы.

— Он обвинит себя в том, что не смог меня защитить, — сказала Рейн, облизывая потрескавшиеся губы. — Он не сможет жить после этого. Просто не сможет.

— Но…

— Обещай, — потребовала Рейн, хватая ее за руку с силой, о которой она и не подозревала. — Обещай.

Эльгива кивнула. И Рейн провалилась в блаженное беспамятство.

Через несколько дней Рейн уже могла сидеть на ложе, которое ей уступила Эльгива. Хотя все ее тело еще было покрыто синяками, а душевные раны могли остаться навсегда, Рейн чувствовала себя почти нормально. Очевидно, сотрясения мозга у нее все же не было. Впервые за эти дни Рейн поняла, что хочет жить.

— Он изнасиловал тебя? — спросила Эльгива, поправляя постель.

Знатная дама ухаживала за ней все эти дни. Если кто и был ангелом, так это она. Рейн покачала головой.

— Вот и хорошо. Тебе на долю выпали ужасные страдания, но худшее позади.

— Я знаю, что должна быть благодарна за это, но с трудом сдерживаю ярость, которая клокочет у меня в крови при одном воспоминании о Стивене Грейвли.

— Самое плохое, что Грейвли сбежал и не понес наказания за свой гнусный поступок.

— О, я так не думаю. Я уверена, когда-нибудь он получит по заслугам, в этой жизни или в другой, неважно. Нельзя жить ненавистью. Я должна прогнать ее, иначе она съест меня изнутри, как раковая опухоль. Я должна излечиться от нее, Эльгива. И, о Боже, мне нужен Селик.

Эльгива опустила глаза и села рядом с Рейн.

— Именно о нем я хотела поговорить с тобой.

— О Селике? — встревожено переспросила Рейн.

Эльгива похлопала ее по руке.

— Не беспокойся. Он в безопасности. Собственно… — Эльгива вздохнула, словно собираясь с духом. — …Собственно, вчера его освободили.

— Его… что? — медленно проговорила Рейн, недоуменно морща лоб.

— Да. После того как король Ательстан убедился, какой Стивен негодяй, он наконец-то поверил, что Селика вынудили ступить на путь мести. Он потребовал от Селика огромный выкуп и навсегда выслал его из Британии. Завтра его отвезут в Саутгемптон и посадят на корабль с условием, что он никогда не возвратится.

Рейн улыбнулась и хотела было встать.

— Я должна с ним увидеться.

— Нет. Ты еще слишком слаба.

— Тогда пришли его ко мне. Сейчас же. Я должна убедиться, что с ним все в порядке. И нам надо сложить мои вещи, чтобы я тоже могла уехать с ним завтра.

Возбужденная удивительной новостью, Рейн начала лихорадочно соображать, какие вещи ей могут понадобиться в путешествии и куда они поедут? Можно ли послать за Убби, Адамом, Аделой и остальными сиротами?

Эльгива печально покачала головой.

— Рейн, он не хочет тебя видеть.

— Почему?

Рейн упала на подушки, испуганная печалью в голосе Эльгивы.

— Ты не позволила ни мне, ни Ательстану рассказать ему, почему ты была со Стивеном. И он думает…

— …Что я была со Стивеном по доброй воле. Что я его любовница.

— Рейн, он сказал, что ненавидит тебя. Уверена, со временем, когда он сможет управлять своими чувствами, он поймет, как ошибался. Но пока он в ярости. Пьет, ругается и…

— Помоги мне одеться, — твердо сказала Рейн, заставляя себя превозмочь боль. — Поможешь ты мне или нет, я все равно найду Селика и поговорю с ним.

Эльгива сделала все, чтобы уговорить Рейн не вставать с постели, но все без толку. Ничего не добившись, Эльгива помогла ей надеть свою мягкую белую тунику. Рейн с удовольствием обвила шею янтарными бусами и приколола к плечу брошь в виде дракона. Стоя перед средневековым подобием зеркала, Рейн видела темные круги у себя под глазами и ввалившиеся щеки, но с другой стороны, никому и в голову не могло прийти, какие синяки у нее под туникой.

— Ты скажешь ему правду? — спросила Эльгива, бережно, словно древнюю старуху, выводя ее в зал.

Рейн покачала головой.

— Нет. По крайней мере, не сейчас. Может быть, позднее, когда мы оба придем в себя. Сейчас Селик не перенесет такого. Он уже достаточно настрадался, и я боюсь, как бы он вновь не захотел мстить.

Когда они подошли к спальне Селика, Рейн услышала движение внутри.

— Мне войти с тобой? — с беспокойством спросила Эльгива.

Рейн отрицательно покачала головой.

— Нет. Но спасибо за помощь.

Она ласково обняла подругу, а потом выжидающе улыбнулась ей.

В конце концов, им с Селиком еще долго жить вместе.

Селик услышал стук в дверь, но сначала подумал, что стучит у него в голове. Он несколько раз попытался сесть, но безуспешно. Тогда он повернул голову и ужаснулся. На смятых простынях рядом с ним лежала голая женщина. Он застонал. Это была Бланш.

Селик нахмурился, напрягая память. Он напился вчера, это верно, но он точно помнил, что ложился в кровать один. Откуда же взялась женщина?

Он потер глаза и вспомнил, почему вчера напился. Ублюдок король выпустил его утром без всяких объяснений. Ему приказали заплатить много денег, ликвидировать собственность в Нортумбрии и навсегда покинуть Британию. Ну и плевать. Он потерял гораздо больше.

«Рейн!» — целые дни кричал его измученный мозг. Рейн… Рейн… Рейн… Рейн…

«Как она могла?» — спрашивал он себя снова и снова. И ответа не было. Были только факты. Она вступила в сговор с его злейшим врагом Стивеном Грейвли. Грейвли — дерьмо, и Рейн тоже дерьмо. Он никогда, никогда не простит ей ее предательства.

Негромкий стук повторился. Селик заставил себя встать с кровати и поплелся к двери, не заботясь о своей наготе. Наверняка, Ательстан послал кого-нибудь напомнить о завтрашней высылке. Что ж, чем быстрее, тем лучше.

Совершенно не ожидая увидеть за дверью Рейн, он покачнулся и вынужден был прикоснуться к косяку. Проклятье! Она была словно ангел в своем белом одеянии и глядела на него полными слез золотистыми глазами. На ней были подаренные им янтарные бусы, словно знак любви. Черт бы ее побрал. Он с трудом удержался, чтобы не броситься к ней, напомнив себе, что она вовсе не ангел. Разве что черный ангел, потому что после связи со Стивеном из Грейвли, этим пособником Сатаны, в ней, наверняка, не осталось ничего хорошего.

— Селик! — прошептала она и протянула к нему руки, словно ожидая, что он обнимет ее.

Ополоумела она, что ли? Неужели всерьез думает, будто он примет ее в свои объятия, словно ничего не произошло?

Он отступил, когда она приблизилась к нему, и она шагнула следом за ним. И увидела голую Бланш в его постели.

У Рейн перехватило дыхание, и она в ужасе поднесла руку ко рту, подняв на него оскорбленный взгляд.

Да как она смеет? Прикоснулся он или не прикоснулся к соблазнительному телу Бланш, она все равно не смеет укорять его.

Бланш села на ложе и приняла торжествующий вид. Она даже, будто случайно, откинула простыню, с гордостью демонстрируя свои полные груди.

— Гони ее прочь, — усмехнулась потаскушка. — Иди ко мне, дорогой.

— Заткнись.

Бланш заскулила от неожиданной грубости, а Рейн посмотрела на него с надеждой.

— Чего ты хочешь? — спросил он у Рейн, натягивая штаны.

— Тебя, — сказала она низким голосом, бросив взгляд на Бланш и вновь вопросительно глядя на него. — Тебя.

— Никогда.

— Почему?

— Как ты можешь спрашивать? Я никогда не возьму то, что бросил Стивен, а сейчас, как я понимаю, это как раз ты. Слуги сказали, что он исчез несколько дней назад, боясь моего освобождения. Твой любовник отказался взять тебя с собой?

— Он не был моим любовником. Никогда! — крикнула Рейн.

Селик почувствовал, что оживает. Он взял ее за руки и заметил, что она поморщилась, как от боли.

— Что ты хочешь сказать? Ты была со Стивеном не по своей воле?

Рейн замешкалась с ответом. Она как-то странно смотрела на него, и ожившая было надежда исчезла без следа.

— Уходи, — потребовал он, отворачиваясь.

— Селик, все не так, как ты думаешь, — простонала она, словно ее во второй раз ударили в живот.

— А как? — заорал он, еле сдерживая ярость.

В эту минуту он мог бы задушить ее за те муки, которые вынес из-за нее.

Ее плечи поникли, из глаз потекли слезы. Она молчала, и ее молчание было ответом на его вопрос.

— Я люблю тебя, Селик, — сказала она наконец.

— Я ненавижу тебя. И не хочу тебя видеть, — заявил он ледяным тоном и сжал кулаки. — Никогда.

— Почему ты не хочешь поверить мне, Селик? — умоляла она. — Вспомни о нашей любви и поверь мне!

Ее рыдания разрывали ему сердце, но он не мог поддаться на ее вероломство, поэтому решительно подошел к кровати и забрался под простыню рядом с Бланш. Еще очень долго он слышал, как она отчаянно плачет возле двери.

Когда дверь в конце концов открылась и потом с глухим стуком захлопнулась, он с отвращением отшвырнул от себя Бланш и приказал ей убираться из спальни. Сначала поскулив, потом наорав на него, она вышла из комнаты, оглушительно хлопнув дверью. Селик сел в кровати и закрыл лицо руками.

Он оплакивал все, что потерял в жизни.