ГЛАВА 19

Рейн не беседовала с королем Ательстаном ни на другой день, ни на третий. Каждый раз назначенная аудиенция отменялась. У короля внезапно появлялись более важные дела — встреча с послом французского короля, шахматный турнир.

Рейн была благодарна Эйрику за свое освобождение, но каждая бесполезно потраченная минута заставляла ее все сильнее мучиться из-за Селика. Смотритель винчестерского замка не разрешил ни ей, ни Эйрику еще раз повидать Селика. Ходили слухи, что его ждет казнь в ближайшие дни.

В три часа дня Рейн сидела в залитой солнцем дворцовой зале беспокойно ерзая и стараясь справиться со своей нервозностью в скучном обществе придворных дам, которые сплетничали и вышивали одновременно.

Вышивание! Ха! Рейн бы с удовольствием зашила сейчас накрепко два-три рта.

Леди Эльгива, ослепительно красивая вдова из Мерсии, с черными, как вороново крыло волосами и великолепной фигурой, прогуливаясь по комнате, приблизилась к Рейн. Пожалуй, она одна заботилась о развлечении Рейн, может быть, из деликатности, а может быть, потому, что у обеих было весьма шаткое положение при дворе. Поговаривали, что Эльгива безнадежно влюблена в давшего обет безбрачия короля.

Эльгива вежливо спросила:

— Можно мне сесть рядом?

Рейн кивнула, указав на место у окна.

— Ты все еще не получила аудиенцию? — поинтересовалась она.

— Нет, — вздохнула Рейн. — Если бы я могла поговорить с королем Ательстаном, то, наверное, убедила бы его освободить Селика. Ты слушаешь, меня, Господи? — Я слышала, он справедливый человек.

Эльгива изогнула совершенную бровь.

— Верно, он справедливый, но король, к тому же, не глуп. Он не доверяет Селику. Изгой может ударить его в спину или убить еще сотню воинов.

Рейн почувствовала, как краснеет от гнева.

— Слово Селика — золото. Если он даст клятву, даже королю саксов, то не изменит себе.

Эльгива задумчиво коснулась щеки прелестным пальчиком. Рейн еще никогда не приходилось видеть такого прекрасного лица, и она не понимала, как у короля хватало сил сопротивляться этой женщине.

— Ты любишь Ательстана? — внезапно спросила она, не сумев справиться со своим любопытством.

Эльгива устремила взгляд на Рейн, как будто взвешивая в уме слова, которые собиралась произнести. Наконец она гордо вскинула голову и тихо призналась:

— Да. Люблю.

— И он действительно дал обет безбрачия, чтобы сохранить чистоту королевской крови и передать трон племяннику?

Слезы заволокли карие глаза Эльгивы, и она утвердительно кивнула.

— Он любит тебя?

— Да. Мы знаем друг друга еще с тех пор, когда он жил при дворе своей тети королевы Ательфлейд. Но для нас нет надежды, — сказала она, и голос у нее дрогнул от едва сдерживаемых слез.

Рейн ласково взяла ее за руку.

— Я отлично понимаю, каково любить и знать, что у твоей любви нет будущего.

Некоторое время они просидели молча, потом Рейн позволила себе улыбнуться.

— Жаль, я не могу принести тебе пилюли из бу… из моей страны.

Эльгива сразу насторожилась.

— Какие пилюли?

Рейн рассказала о пилюлях и не только о них. Эльгива очень заинтересовалась.

— Ты говоришь, что кусочек, зашитый под кожей, предохраняет от зачатия?

— Да. Это пока только испытания, но предположительно, средство действует около пяти лет.

— Ой! — слетело с восторженных сочных губ Эльгивы. — Можешь дать мне?

Рейн улыбнулась.

— Нет. К сожалению, я не знаю, как это делается.

— Тогда дай свое, — потребовала Эльгива.

— Нет, это опасно.

Плечи Эльгивы поникли.

— Значит, у меня нет будущего. Вернусь в Мерсию. Это пытка — быть рядом с Ательстаном и не быть с ним.

— Забавно, но когда я на днях говорила с Селиком и Эйриком, то в шутку сказала о вазэктомии.

— Ваз… вазэктомии?

Хотя Эльгива заметно побледнела, когда Рейн рассказала ей о подробностях операции, она все же спросила:

— И мужчина после этого может… ты знаешь… совершать?..

Рейн кивнула.

— И удовольствие такое же? — удивилась она.

Рейн еще раз кивнула.

— А ты можешь это сделать Ательстану?

— О нет! Это была шутка. Я ничего не могу сделать без обезболивающих лекарств.

Рейн внезапно вспомнила о том, что лечила Тайкира без обезболивающих.

— Ты можешь! Я вижу это по твоему лицу. Я слышала, что ты лекарь, но такое… О, ты станешь известна за пределами страны.

— Нет, нет! — воскликнула Рейн, так как не хотела ни славы, ни изменения истории. — Я не могу…

— Ты когда-нибудь делала ваз… вазэктомию?

— Делала, но…

Рейн не могла объяснить средневековой леди, чем отличается медицина двадцатого века, тем более что Эйрик строго-настрого запретил ей говорить о будущем или о путешествии во времени, ведь она была в стране, где верили в ведьм.

— Ты уверена, что король, да любой здешний мужчина, позволит мне прикоснуться к его мужскому органу? Мужчины очень чувствительны к этому даже в моей стране.

— Ательстан позволит, если я попрошу, — стояла на своем Эльгива, но легкий смешок выдал ее сомнения.

— Это болезненно и неудобно в течение нескольких дней после операции. Король решит, что я его искалечила.

— Ты ему объяснишь.

— Эльгива, не будем больше об этом.

— Если ты так считаешь, — торопливо согласилась с ней Эльгива.

— У нас есть кое-что другое. Пусть Селик расскажет королю, как найти твою точку «Г», — сухо сказала Рейн и шлепнула себя по губам за болтливость.

— Что за точка «Г»? — заинтересовалась Эльгива.

Рейн застонала, но все-таки объяснила, хотя Эльгива все время перебивала ее вопросами:

— Что, ты сказала, значит извержение?.. А оргазм?.. Скажи, женщины в вашей стране так же требуют для себя удовольствия, как мужчины?

Замолчав, Рейн оглянулась и с ужасом обнаружила, что некоторые знатные дамы с жадным интересом прислушиваются к их разговору.

— Гм… Мужчины не очень-то разговорчивы на этот счет, — недовольно проговорила Эльгива. — Мой муж считает себя опытным любовником, но он никогда не говорил ни о какой точке «Г». Не сомневаюсь, он берег это для своей любовницы.

Эльгива таинственно улыбнулась, и Рейн ощутила в себе новые силы для борьбы.

— Я до смерти устала от двора короля Ательстана, — пожаловалась Рейн, встретившись с Эйриком в конце дня. — Мне просто отвратительны все эти бесполезные люди, которые только и ждут от него милостей.

Эйрик покровительственно улыбнулся своей сестре. Он достаточно наслушался ее жалоб за последние два дня и сердечно сочувствовал ей.

Они сидели вместе с сотней других людей за одним из многочисленных столов в большой зале дворца, предназначенной для торжественных обедов. Их места были довольно далеко, так что они не видели ни короля, ни его ближайших советников. Мешал и дым от очагов.

Даже по представлениям будущего еда поражала обилием и роскошью — печеные миноги, телятина и говядина с молочно-яичным кремом, фаршированная шейка лебедя, чечевица с бараниной, голуби в виноградном соусе, перепел с начинкой, целые бока говядины и оленины. И это только главные блюда. Слуги разносили на огромных блюдах капусту, кабачки, ботву свеклы, вареный пастернак, маринованные грибы, овощное рагу, артишоки с рисом и черникой, даже подобие салата из репы, капусты, сушеных фруктов с горчицей, жженым сахаром и медом. На десерт был пудинг с левкоем, прекрасно приготовленный миндальный крем, заварной крем, тушеные фрукты и медовые пряники. И много бочек с вином и медом.

Рейн, правда, предпочла бы пиццу с перцем и грибами и диетическую колу.

Король и его близкие друзья встали и перешли на помост для вечерних развлечений, то бишь музицирования, болтовни, игры в кости и других игр. Рейн думала о том, что прошел еще один день, а Селик все еще в своей проклятой подземной темнице. И она ничего не может сделать. Сегодня ей тоже не удастся поговорить с королем.

— Э-э-э-й!

Рейн осмотрелась.

— Э-э-э-й! — услышала она снова и, взглянув в другую сторону, заметила в коридоре бледно-лиловое платье.

Она встала и, сказав Эйрику, что ей надо выйти, направилась к Эльгиве, которая приложила палец к губам, призывая ее к молчанию. Затем она поманила Рейн за собой. Как только они отошли на безопасное расстояние, Эльгива остановилась и шепнула:

— Через несколько минут ты увидишь короля.

Рейн схватила Эльгиву за обе руки и крепко сжала их.

— О, спасибо тебе, спасибо! Как же ты сумела убедить его встретиться со мной?

— Это не совсем аудиенция, — сказала Эльгива, пряча лукавые глаза.

— Тогда что же ты устроила? — подозрительно спросила Рейн.

— Я сказала ему сегодня о вазэктомии, но не очень-то убедила его. Он заявил: «В тот день, когда я позволю женщине Изгоя содрать семь шкур с моего петушка, я объявлю себя помешанным и отрекусь от престола». Ну, все в таком роде. Думаю, мне нужно еще время, чтобы убедить его.

Рейн застонала, понимая, что ускользает возможность освободить Селика.

— Эльгива, ближе к делу. Ты сказала, что я смогу поговорить с королем.

— Да. Ательстан собирается зайти в комнату, где переписывают рукописи. Он хочет взглянуть на рукописи, переписанные сегодня. Если мы случайно будем здесь прогуливаться, не сможет же он нас выгнать. Правильно?

Рейн закрыла глаза и стиснула зубы, набираясь смелости, чтобы использовать такую удачную возможность поговорить с королем Ательстаном.

Ты здесь, Господи? Помоги мне.

Но вредный голос молчал.

Король Ательстан, стоя, просматривал украшенные рисунками рукописи, а рослый монах давал ему объяснения. Дюжина свечей освещала просторную комнату. Высокие стулья стояли перед высокими столами, на которых были разложены необходимые принадлежности переписчиков.

— Эльгива! — радостно воскликнул король, заметив ее возле двери. — Я думал, ты удалилась к себе.

— Нет, мне было неважно, и я решила немного пройтись.

Она протянула руки к королю, и Рейн увидела, как много любви было в этом простом движении.

Ательстан был привлекательным мужчиной среднего роста, лет сорока на вид. Его льняные волосы поблескивали золотом в ярком свете свечей. Рейн любовалась великолепной парой, которую составляли два красивых человека.

Глаза короля были полны любви, когда он наклонился к Эльгиве и коснулся губами ее губ. Он, казалось, не обращал внимания на священника, который стоял неподалеку. Рейн же держалась в тени.

Она отвернулась от целовавшейся пары и стала ходить от стола к столу, любуясь прелестными рисунками, из которых одни были копиями, а другие — оригинальными работами. Ей стало грустно оттого, что большинство бесценных книг не доживет до ее времени.

— Дорогой, я хочу познакомить тебя с моей новой подругой Рейн, — сказала Эльгива, показывая королю на Рейн. — Я уже говорила тебе о ней сегодня.

Наморщив лоб и не выпуская руки Эльгивы, король подошел к Рейн.

— А, это та, что объявила себя лекаркой?

Его губы дрогнули в улыбке, и Рейн поняла, что он вспомнил о вазэктомии.

— Я не просто объявила, — возразила она. — У меня многолетнее образование, и я работала в лучших больницах моей страны.

— В больницах?

Рейн пожала плечами.

— Ну да. В больницах.

— И эти больницы в твоей стране позволяют учиться женщинам?

— Да. Мы довольно… просвещенные.

— Г-м-м…

Он внимательно смотрел на нее, и Рейн видела, что он очень умен.

— У меня есть медицинский манускрипт, который только что переписан, — сказал он, взяв в руки большой том. — Это на латыни.

Рейн просмотрела несколько страниц.

— Это прекрасно, но я не читаю по латыни.

— А-а-а, — сказал он, отступая и бросая взгляд «я говорил тебе» на Эльгиву.

Вероятно, здесь считалось, что все лекари должны знать латынь.

Рейн рассердилась.

— Здесь несколько неправильных рисунков. И немедленно пожалела о своих словах.

Монах едва не задохнулся от оскорбления, а король выпрямился, возмущенный ее самоуверенностью.

— Покажи, — потребовал он.

Рейн взглянула на Эльгиву, взывая о помощи, но Эльгива предоставила разбираться ей самой.

— Я не хочу портить эти прекрасные рисунки. Дайте мне кусок пергамента и перо, и я покажу.

Несколькими быстрыми взмахами пера Рейн очертила внутренние органы, показывая, где находятся легкие, сердце, печень, желудок, поджелудочная железа, толстая и тонкая кишка.

— Видишь, — показала она, — на твоем рисунке печень и желудок расположены неправильно. Кроме того, — добавила она, рисуя сердце, — теперь сердце видят, когда анатомируют. Оно состоит из четырех секций — две верхние — мы называем их артериальными, и два нижних венозных желудочка, качающих кровь туда и обратно через вены и артерии…

Она остановилась, внезапно ощутив зловещую тишину в комнате. Священник выглядывал из-за плеча короля, и двое мужчин смотрели на нее так, будто над ее головой возникло сияние. Она получила, что хотела. Еще бы пару крыльев в придачу, и тогда… Господи! Когда же она научится держать язык за зубами?

— Отец Эгберт, может быть так, что эта женщина говорит правду? — спросил король.

— Нет. Конечно, нет.

Однако его голосу не хватало уверенности.

— Может быть, ты придешь утром и мы с тобой поговорим, — предложил отец Эгберт. — Твой рисунок, конечно, неверен, но мне будет интересно услышать больше о ваших теориях. Где ты училась?

Но король остановил его. Сощурившись, он прямо спросил Рейн:

— Ты упомянула вскрытие. Но ты ведь не резала человеческие тела, чтобы изучать их?

Ох-ох! Рейн почувствовала, что затронула самое святое.

— Я сказала «вскрытие»? — переспросила она, надеясь, что вспыхнувшее лицо не выдаст ее. — Я, должно быть, имела в виду осмотр.

Король внимательно посмотрел на нее.

— Собственно, кто ты такая?

— Рейн. Торейн Джордан. Думаю, ты встречал мою мать — Руби Джордан.

Ательстан сосредоточенно наморщил лоб.

— Леди, которая заявляла, что пришла из будущего? С вызывающим нижним бельем?

— Неужели и тебе моя мать показывала свое белье?

Король усмехнулся.

— Нет. Но слава о нем дошла до меня.

Он сказал священнику, что завтра обсудит с ним манускрипт. Потом снова вернулся к Рейн, очевидно, заинтересовавшись ее происхождением.

— А кто твой отец?

— Торк. Торк Харалдсон.

Рейн скрестила за спиной пальцы, но, скорее, по привычке. Она уже начала верить нелепым заявлениям ее матери, будто была зачата в прошлом, а родилась в будущем.

— А-а-а… Значит, Эйрик в самом деле твой брат, как он говорит?

— Да.

— Теперь мне понятно его беспокойство о тебе. А Изгой? Что тебя связывает с этим язычником?

Рейн сжала пальцы в кулаки, чтобы сдержаться и продолжать вежливую беседу. Глядя прямо в глаза королю, она сказала:

— Я его люблю.

Король скривился.

— Глупо. Он конченый человек.

Рейн облизала пересохшие губы, подыскивая нужные слова.

— Король Ательстан, в моем вре… в моей стране уважают тебя как справедливого короля. Тебя называют по-разному. Воинственный король. Ученый король. Король всей Британии. Но ты должен остаться в воспоминаниях как справедливый король, в правление которого даже у жестокого преступника была возможность исправиться, если он раскаялся.

— Ты напрасно тратишь время, моя госпожа, если надеешься спасти Изгоя. Ты знаешь, как он поступил с моим кузеном Эльвинусом в Бруненбургской битве?

— Да. Я там была. — Она не обратила внимания на удивление короля. — Конечно, это было ужасно, но знаешь ли ты, как семья Эльвинуса обошлась с Селиком?

Король заинтересовался.

— Говори.

Рейн сообщила все, что знала о брате Эльвинуса, о Стивене Грейвли, и о том, что он сделал с женой и сыном Селика. Она видела слезы на глазах Эльгивы, когда говорила о головке ребенка, насаженной на пику. Но глаза короля по-прежнему сверкали злобой.

— Это Селик так говорит. Но он тоже дал повод Стивену ненавидеть его.

Рейн хотела сказать, что никакой повод не оправдывает жестокость, но сдержалась.

— И это не причина для десятилетней войны со мной и моими воинами.

— Я согласна, это не извиняет насилия. Но существует и другая сторона. Можно простить Селика, потому что он стал берсерком после того, как нашел изуродованные тела жены и сына. Это была единственная возможность остаться в живых и не сойти с ума.

Рейн не знала, что еще сказать. Господи, пожалуйста, помоги мне найти слова. Сделай так, чтобы король понял.

Она тяжело вздохнула и продолжала:

— Позволь мне сказать о другом. Представь, что ты не король и счастливо женат на женщине… ну, например, похожей на Эльгиву.

Рейн заметила страстный взгляд, которым обменялись король и Эльгива.

— И что ты почувствуешь, если однажды, придя домой, найдешь изуродованный труп своей жены, которую перед тем как убить, жестоко изнасиловали, и обезглавленное тело своего сына, валяющееся в грязи. Разве ты не придешь в ярость, увидев головку ребенка на пике твоего врага? Что ты будешь делать? — Рейн проглотила застрявший в горле твердый комок. — Что ты будешь делать?

Слезы ручьем струились по лицу Эльгивы, но губы короля были сердито сжаты и голова непреклонно откинута назад, как будто Рейн обвиняла его лично в жестокости его подданных.

— Я не освобожу Изгоя, — сказал он. — Как бы ты его не защищала. Теперь уходи. — Он махнул рукой на дверь. — Я хочу поговорить с Эльгивой наедине.

На другой день Эйрик отправился в Равеншир, надеясь разузнать что-нибудь о негодяях, разграбивших его имущество.

Наняв воина для охраны Рейн и служанки в пределах замка, он пообещал вернуться как можно быстрее.

Время от времени Рейн встречала Бланш с кастелланом Гербертом, пришпиленным к ее юбке… скорее к заду, если быть точнее. Она с презрением отворачивалась от Рейн, едва завидев свою бывшую хозяйку.

Эльгива предупредила Рейн, что не стоит надоедать королю. Он выслушал ее и, будучи справедливым человеком, поступит правильно.

Итак, Рейн теряла дни, безуспешно уговаривая охрану замка разрешить ей свидание с Селиком и часами беседуя с отцом Эгбертом о его медицинской рукописи. Отец Эгберт представил ее личному лекарю короля Ательстана, который был одновременно возмущен и заинтересован ее «оскорбительными» медицинскими теориями.

Как-то раз, когда она уже в который раз направлялась к дворцовой тюрьме, к ней подошел роскошно одетый мужчина. Он был более шести футов ростом, на плечи темной как ночь волной ниспадали великолепные шелковистые волосы. Светло-голубые глаза с удовольствием смотрели на нее, явно ожидая восхищения его красотой. Он был похож на Эйрика, только черты лица у него были более тонкие, почти совершенные.

Он поклонился ей и взял ее за руку.

— Ты — леди Рейн?

— Да.

— Я много слышал о тебе. Возможно, мне удастся помочь тебе.

— Правда? — спросила Рейн с надеждой, не замечая, что он слишком долго держит ее за руку, да еще поглаживает ее.

— Ты хочешь видеть Селика?

— Да! О да! Ты отведешь меня к нему?

— Может быть. Я хочу знать… — сказал он, странно глядя на нее. — Я хочу знать, какую ты назначишь цену?

— Це… цену? О да, конечно. У меня есть деньги. Сколько ты хочешь?

Он не ответил на ее вопрос.

— Мы обсудим это позже. Хотя у меня есть к тебе еще вопрос. Ты готова заплатить любую цену за освобождение Изгоя?

— Да, — ответила Рейн. — Любую цену.

Он улыбнулся, и Рейн вздрогнула. Улыбка была не из приятных.

— Пойдем, — сказал он, все еще держа ее за руку. — Сейчас мы нанесем визит твоему любовнику. Ведь он твой любовник, правильно?

Рейн кивнула, покраснев под его внимательным взглядом.

— Хорошо. Очень хорошо.

Роскошно одетый мужчина как ни в чем не бывало провел ее мимо заискивающе улыбавшегося Герберта и стражников, которые не разрешали ей навестить Селика. Они даже ни о чем не спросили, видимо, знатного вельможу.

— Как, ты сказал, тебя зовут?

Он пожал ей руку:

— Позже. Мы обсудим все позже.

Они подошли к двери в камеру Селика. Когда они открыли дверь, Рейн попыталась освободить свою руку, но он крепко держал ее. Рейн хотела спросить, в чем дело, но замерла на месте, увидев Селика. В этот момент она была почти благодарна, что незнакомец держит ее.

Обнаженный Селик полулежал на скамье. Он, казалось, не чувствовал холода. Свежие царапины и синяки появились на его прекрасном теле. Короткие волосы стояли дыбом как гвозди. Веревка, стягивавшая его руки за спиной, была привязана к крюку в стене. Рот ему заткнули грязной тряпкой.

Его глаза яростно пылали. Он вскочил в бешенстве, пытаясь добраться до них, но короткая веревка, натянувшись, отбросила его назад.

Рейн не замечала, что незнакомец обнимает ее за плечи, пока не бросилась к Селику. Она хотела успокоить, сказать, что все сделает ради его освобождения.

В глазах Селика сверкала злоба. Он переводил взгляд с нее на мужчину и опять на нее, не в силах ничего сказать.

Ну конечно же, Селик возмущен. Он ведь просил ее уехать из Винчестера.

Она попыталась вырваться из рук державшего ее человека, и внезапно поняла, что он ни за что не даст ей подойти к Селику. Тогда она вопросительно посмотрела на него, но прежде чем успела что-то сказать, он наклонился и закрыл ей рот страстным поцелуем.

В тот же миг, не отрываясь от ее рта, он вытащил ее в коридор, где Селик не мог их видеть. Зажав ей рот рукой и достаточно громко, чтобы Селик слышал, он сказал:

— Видишь, моя любовь, Изгой точно грубый зверь. Я говорил тебе, что не нужно бесполезно тратить время на эту грязь. Вернемся в мою комнату, и я еще раз покажу тебе, как настоящий мужчина ведет себя с женщиной.

Рейн услыхала громкое рычание оскорбленного человека, привязанного к стене. Мужчина рядом с ней рассмеялся с дьявольским весельем и, все еще зажимая ей рот рукой, потащил ее к выходу.

Рейн поняла, что попала в когти Стивену Грейвли.

ГЛАВА 20

В коридоре неподалеку от выхода Стивен вдруг остановился и прижал Рейн к каменной стене, все еще зажимая ей рот ладонью. Хотя ростом он был почти такой же, как Селик, выглядел он совсем не таким мускулистым и мощным, как великолепно сложенный викинг.

Однако его худоба была обманчивой. Всем телом он прижимал Рейн к стене, как мощный пресс, а левая рука, лежавшая поперек ее груди, напоминала стальной прут.

— Сейчас я уберу руку, а ты будешь вести себя тихо, — сказал Стивен. — Поняла?

Она не сводила с него пылающих глаз. Ну же, чертово отродье! Я буду кричать так, что меня услышат в Америке.

Он гортанно рассмеялся. Это был дьявольский смех, и Рейн поняла, почему люди сравнивают его с Сатаной. Его пальцы впивались ей в плечо с такой силой, что она не понимала, почему не лопается кожа.

— Слушай внимательно, сука. Мне плевать на тебя. Живая ты или мертвая, богатеешь или нищенствуешь. Вот Изгой — совсем другое дело. Если ты ослушаешься меня хотя бы в малости, он не просто умрет, он испытает унижение и муки, какие ты и вообразить не можешь.

У Рейн сердце билось так, словно хотело выскочить из груди. Она даже не задавалась вопросом, почему Стивену дано право мучить королевского пленника, ведь он даже днем мог свободно пройти к нему, тогда как с ней тюремная стража не желала даже разговаривать ни за какие деньги. Садистский огонь, мерцавший в его светлых глазах, подтверждал правоту его слов, и она знала, что он получает удовольствие от своих угроз.

— Будешь молчать, если я уберу руку? Она кивнула.

Он убрал руку, и Рейн набрала полную грудь воздуха, стараясь взять себя в руки.

— Рейн… Тебя, вроде, зовут Рейн, — продолжал он, усмехаясь. — Мы вместе вернемся в замок, и ты будешь вести себя так, словно мы закадычные друзья. Не вздумай обмолвиться, будто ты меня не обожаешь.

Не дождавшись ответа, он ударил ее в живот. Рейн согнулась и застонала:

— Ох… Господи!

— Теперь тебе ясно?

Она заставила себя кивнуть, когда выпрямлялась, но, видимо, сделала это недостаточно быстро, и он прижал ее к стене, отчего она ударилась головой.

— Говори, сука.

— Ясно, — пробормотала она. От удара у нее звенело в ушах.

Он взял ее за плечи так, что любой встречный наверняка усмотрел бы в его жесте по меньшей мере нежность, повел ее через двор в большой зал замка, потом вверх по лестнице, по нескончаемым коридорам, все время куда-то сворачивая, пока они не подошли к дверям его спальни.

По пути Стивен кивал знакомым, но ни с кем не заговорил, и Рейн не узнала никого, кроме Бланш, которая сначала ухмыльнулась, а потом откровенно рассмеялась, решив, по-видимому, что Рейн променяла Селика на красивого знатного господина.

Подойдя к отдаленной спальне, Стивен открыл дверь и грубо втолкнул ее внутрь. Из дальнего угла на них, оторвавшись от шахмат, со скукой посмотрели великолепно одетые и на редкость привлекательные юноша и девушка.

Юноша лет шестнадцати лениво поднял бровь и заметил:

— Тебе не потребовалось много времени, чтобы приволочь сюда девку Изгоя.

— А ты как думал, Эфрик? — сухо спросил Стивен, скидывая меховой плащ и опускаясь в низкое кресло.

Он вытянул длинные ноги, и Эфрик, приторно улыбаясь, опустился перед ним на колени, после чего принялся стаскивать с него мягкие кожаные башмаки.

— Она пришла по своей воле? — спросила тоненькая светловолосая девушка и направилась к ним, кокетливо виляя бедрами.

Ее странный низкий голос привел Рейн в недоумение, пока она не сообразила с отвращением, что перед ней мужчина, переодетый женщиной. О Господи!

— Не совсем по своей воле, Кэдмон. Пришлось немного поуговаривать.

Пухлые губы Кэдмона приоткрылись в ожидании подробностей, и Рейн заподозрила, что мысль о пытках возбуждает его.

— Можешь быть уверен, она будет покорнее овечки.

И Стивен заговорщически подмигнул двум своим подручным.

Эфрик и Кэдмон, глядя на Рейн, облизывались, словно им предложили Бог знает какой лакомый кусок.

— Я никогда не стану покорной, грязный извращенец, — возмутилась Рейн, отодвигаясь от Стивена и его отвратительных приятелей. — Я буду орать так, что замок рухнет. Король Ательстан не позволит тебе держать меня в заточении.

— О, ты не в заточении, — заметил Стивен. — Можешь уйти, если хочешь. — Он налил в бокал вина и начал потягивать его, словно она его больше не интересовала. — Делай свой выбор, но…

Рейн начала двигаться к двери.

— …Но тогда Селик может не дожить до утра.

Рейн остановилась и выплюнула ему в лицо:

— Ты само зло.

— Благодарю тебя, — пожал плечами Стивен, весело поглядывая на нее. — Добродетель, по-моему, слишком переоценивают. А вот зло… Просто удивительно, как добродетельные люди быстро смиряются со злом, если это им выгодно. Ты, например.