Голубые глаза Ларисы глядели на отца с детским обожанием. Он почувствовал укол вины оттого, что так долго держал в небрежении свою старшую, и был счастлив, что граф Орм привез ее домой в это утро. Несмотря на всю свою досаду, он был многим обязан графу, ведь тот прекрасно заботился о его ребенке все эти годы.

Глаза его обратились к Джону. Семилетний мальчик был тоненьким, как мать, и станет со временем, по всей вероятности, ростом не ниже Эйрика. Вообще-то Идит была права: черные волосы мальчика и бледно-голубые глаза очень походили на его собственные.

Ему следовало бы ненавидеть сына своего злейшего врага, но у него душа не лежала винить ребенка за отцовские грехи. Он протянул Джону руку, и мальчик прижался к материнским коленям, обратив к ней испуганный, вопрошающий взгляд. Идит строго кивнула и мягко подтолкнула его вперед.

Эйрик, чтобы успокоить мальчика, обнял его за плечи, а другой рукой привлек к себе Идит.

Затем он кивнул Тайкиру и Ларисе, чтобы те встали по сторонам от Джона и Идит. Расположившись таким образом, они обратили выжидающие взоры в большой зал, требуя от свиты и гостей тишины.

Когда все затихли, Эйрик произнес зычным, властным голосом, который разнесся по всему залу:

— Друзья мои и верные соратники, я представляю вам свою жену, Идит из Равеншира. — Он нагнулся и в знак уважения поцеловал ее в холодные губы, прежде чем она успела отпрянуть в удивлении. Толпа, казалось, не заметила ее непроизвольного порыва. Все возликовали, поднимая бокалы в честь новобрачной четы.

Затем Эйрик поднял руку, призывая к тишине, и представил своего брата Тайкира, которому достался ворчливый гул. Ведь за последние годы Тайкиру доводилось сражаться против кое-кого из присутствующих.

Затем пришел черед Ларисы. Эйрик улыбнулся, когда его дочь стала красоваться, как павлин, под одобрительные возгласы.

Когда все снова умолкли, Эйрик выждал несколько мгновений, а затем поднял Джона за талию и поставил перед собой на стол. Положив одну руку Джону на голову, а другой крепко обхватив напряженные плечи новой жены, Эйрик объявил:

— Друзья мои, я представляю вам своего истинного сына, Джона из Соколиного Гнезда и Равеншира. С огромнейшей радостью я могу наконец-то признать отцовство, чего не мог сделать за все эти годы.

Ответом на его слова было недоуменное молчание, затем в опьяненных мозгах что-то слабо забрезжило, и по толпе пробежал тихий ропот удивления. Наконец Тайкир, справившись с изумлением, поднял кубок и воскликнул:

— За моего племянника Джона и брата Эйрика! Да пребудет благословение с ним, и его семейством, и с теми, кто уже у него есть, и с теми семенами, которые он бросит в плодородную борозду своего нового брака! — И он махнул рукой в сторону застывшей от ужаса Идит.

Собравшиеся с готовностью отозвались на его здравицу весельем и громогласными пожеланиями счастья.

Эйрик тихо посмеялся себе под нос, когда почувствовал, как съежилась у него под рукой Идит, заслышав слова брата насчет семени, брошенного на ее поле. Еще бы они ей понравились!

Эйрик стиснул ее плечо, просто чтобы посмотреть, как она отзовется на этот жест. И не удивился, когда она двинула его в бок локтем и прошипела:

— Пожалуй, мне стоило бы посадить пару пчел в штаны твоему брату. Плодородная борозда, надо же!

Эйрик осклабился.

— У меня прежде была покорная жена, Идит. И это было не слишком приятно, — поведал он ей тихим голосом, нагнувшись к уху; при этом ему понравилось, как тонкая ткань ее накидки щекочет ему кожу, и он ощутил внезапное желание снова испробовать вкус ее губ. — Теперь мне будет интересно отведать на супружеском ложе твоей непокорности.

Обнаружив, что ему нравится дразнить свою новую жену, он был невероятно доволен, когда у нее вырвался негодующий возглас. Отъявленная ханжа.

Вообще-то, в постели все может получиться не так уж и плохо, сказал себе Эйрик, тем более что темнота спальни скроет надутое ее лицо и костлявое тело. Если бы еще он мог заткнуть ей чем-нибудь рот, чтобы не слышать скрипучий голос!

Ее фиалковые глаза сверкнули яростными искрами, словно она прочитала его мысли, а подбородок сердито выдвинулся вперед.

Эйрик засмеялся себе под нос. Что может быть приятнее хорошего сражения!

На самом деле Идит была не слишком уж и расстроена непристойной здравицей Тайкира и поддразниванием Эйрика.

Когда новый супруг признал ее сына за своего собственного перед всеми важными гостями, он тем самым коснулся чувствительного места, глубоко спрятанного в ее ожесточившейся душе. Она будет ему вечно благодарна, а уж сейчас, под впечатлением момента, способна многое ему простить — даже такое легкое развлечение за ее счет.

Она принудила себя положить ладонь ему на руку, когда они снова сели за стол, и дрожащим от нахлынувших чувств голосом сказала:

— Эйрик, я благодарна тебе за твои слова, касающиеся Джона. Это больше, чем я ожидала.

Эйрик выразительно поглядел на ее руку, а затем вопросительно наморщил лоб.

— Благодарна, говоришь? А как благодарна?

— Не так, как ты думаешь, похотливый чурбан. — Она хоть и попыталась нахмуриться, но не смогла удержаться от короткого смешка.

— О? А откуда ты знаешь, о чем я думаю? Может, я намекал, что неплохо бы увеличить тебе приданое — добавить монет, лишний локоть шелка. — Он громко захохотал. — Или пчел побольше дать.

Идит неодобрительно покачала головой:

— По-моему, твой брат знает тебя не так хорошо, как полагает.

— Как это так? — Он широко улыбнулся.

Идит внутренне сжалась, чувствуя, что ее тянет к Эйрику. Она-то считала себя после неудачи со Стивеном устойчивой к мужскому обаянию. И уж конечно, никогда не предполагала, что способна увлечься таким грубым мужланом, как тот, кого отныне будет именовать супругом.

«Супруг, — мысленно простонала она. — О Господи».

Уйдя в свои мысли, она потеряла нить разговора и вспомнила с большим трудом.

— Когда я сказала твоему брату, что он такой же легкомысленный, как и ты, он заявил, что я ошибаюсь, что ты всегда был серьезным братом. Послушать его, так ты воплощение серьезности. Но я-то лучше знаю. С самой нашей первой встречи ты смеешься и подшучиваешь надо мной.

Эйрик осклабился.

— Тайкир сказал правду. Меня всегда укоряли, что я слишком угрюм. Видно, ты настраиваешь меня на веселый лад, — вкрадчиво предположил он.

— Ты ведешь безнадежную игру, если надеешься растормошить меня сладкими словами. Оставь их для каких-нибудь ветреных девиц.

Эйрик ответил на ее слова обворожительнейшей из улыбок, словно хорошо знал женщин и ее тоже видел насквозь — такая же, как и все остальные.

— А что может размягчить твою твердую скорлупу, жена моя? — спросил он низким, соблазняющим голосом, наклонясь к ее голове, чтобы коснуться краев тонкой ткани, — казалось, он был заворожен этой прозрачной преградой.

Идит вся собралась, чтобы не отшатнуться в страхе от его сладкого дыхания, смеси медовой браги, которую она привезла из Соколиного Гнезда, и его собственного, ни с чем не сравнимого запаха.

— Драгоценные камни? Они помогут соблазнить тебя? — продолжал Эйрик, несомненно прекрасно понимая, как действует его голос на ее напряженные чувства. — Или тонкие наряды из шелка? Новые гобелены, чтобы украсить стены? — Ответом было неприступное молчание, но Эйрик не сдавался. Немного подумав, он просветлел. — Ну а как насчет книги по пчеловодству одного монаха-франка? По-моему, я припоминаю таковую в собрании Ательстана, которое он передал королю Эдмунду.

Невольная вспышка радости, видимо, отразилась на ее лице, Эйрик закинул голову и рассмеялся:

— Ах, жена, неужели тебе действительно так легко угодить?

— И вправду, меня очень легко порадовать. Но ты не мог мне дать ничего больше того, что дал сегодня вечером, когда признал Джона своим сыном. И я вовек тебе благодарна. — Она увидела, что Эйрик пристально вглядывается в нее, слегка щуря глаза в тусклом освещении, но на этот раз не стала прятаться и продолжала: — В ответ на твою милость я обещаю быть тебе самой лучшей женой, насколько смогу. Я превращу этот замок в процветающий дом. Наведу порядок среди прислуги. Своими пчеловодческими трудами помогу твоему процветанию. Буду заботиться о твоих детях, как о своих собственных. Я…

Эйрик накрыл ее ладонь своей огромной ручищей, и глаза Идит в панике расширились. Она бросила быстрые взгляды по сторонам, однако этого интимного прикосновения никто не заметил.

Правда, жест этот не мог показаться неожиданным на свадебном пиру и вполне приличествовал супругу. Однако, сладкая Матерь Божия, у Идит эта загрубевшая в сражениях ладонь не вызвала никакого отвращения. Далеко не вызвала. Наоборот, кровь у нее забурлила, а сердце затрепетало.

А что она испытывала тогда, давно, со Стивеном? Она попыталась вспомнить. Нет, сейчас это что-то слишком сильное, слишком нутряное. Совсем не похоже на сладкое сердечное томление, которое она ощущала к лорду Грейвли до того, как узнала его настоящую натуру.

Она постаралась выдернуть руку, однако Эйрик засмеялся и крепко сжал ее, повернув так, чтобы ее ладонь коснулась его ладони, а их пальцы переплелись. Остался свободным лишь его большой палец, он чертил крошечные и сладкие-пресладкие круги на нежном шраме ее запястья.

Легкая улыбка играла на его губах, когда он глядел на нее; трепет в груди все усиливался, отхлынул к соскам. Она невольно опустила глаза на грудь, потом поскорей отвела взгляд. Он, конечно, не разглядит набухших сосков через плотную ткань платья, но все равно лицо ее затеплилось смущенным румянцем.

Идит покосилась на него, и щеки ее запылали еще жарче. Эйрик лоснился ухмылкой, словно кот над блюдечком молока. Он прекрасно сознает, как волнует ее, сказывается, несомненно, многолетний опыт обольщения безвольных женщин. Таких, как она.

— Аррр! — громко зарычала Идит и еще пуще попыталась вырвать руку из его хватки, однако Эйрик только рассмеялся и сильнее сжал ее.

— Почему ты пытаешься сопротивляться своей страстной натуре, Идит? — спросил Эйрик хриплым шепотом. — И больше не ссылайся на свой возраст, как будто он имеет какое-то значение в постели. Я уже вижу, что под твоей холодной кожей пылают жаркие угли, которым требуется лишь небольшой трут.

— Трут? Трут? Лучше держи свой трут в штанах, похотливый чурбан. И придержи непристойные слова. Я уже говорила тебе, что они мне не нужны.

— Почему? Или ты боишься того, что можешь почувствовать?

— Нет! Я ничего не чувствую, и ты ошибаешься, ожидая от меня чего-то другого. О, Эйрик, прошу тебя, не надо превращать этот брак во что-то другое, не забывай, что у нас это — просто контракт.

— А тебе не кажется, что разумней всего нам было бы получше использовать наш… контракт? Ты лишь минуту назад говорила, что постараешься стать хорошей женой. Ты имела в виду все, кроме истинного чувства?

Идит нахмурилась. Он был прав. Она пообещала ему стать хорошей женой и теперь заспорила с ним снова. Успокоив себя, она терпеливо объяснила:

— Я не люблю тебя. Ты не любишь меня. Мы никогда не будем любить друг друга.

— Кто говорит о любви? Я и слышать ничего не хочу про эти слащавые бредни. Но ночи у нас холодные, и…

— Ох, хватит меня дразнить, ты просто негодяй. Привози свою любовницу, если тебе хочется, но оставь меня в покое.

Эйрику, казалось, вовсе не понравилась такая ее готовность на любовницу. Она снова попыталась вырвать свою руку из его клешни, но не тут-то было. Мало того, Эйрик протянул к ней и другую руку и коснулся мушки над ее губой. При этом улыбнулся, будто обрадовался, что она на месте. Затем провел пальцем по краю верхней губы от уголка до ямки над нею, на миг задержался, с упоением вздохнул, пусть даже еле слышно, и продолжил путешествие до другого уголка, в завершение пройдясь пальцем и по краю нижней губы.

— Я получил бы огромное удовольствие, жена, если бы проделал этот путь кончиком своего языка, — прошептал он.

Груди у Идит набухли и заныли, а в потаенном месте между бедрами появилось странное ощущение наполненности. Губы невольно приоткрылись.

Никто и никогда еще не говорил ей таких вещей.

— Я старая и некрасивая, — слабо воспротивилась она.

Эйрик небрежно пожал плечами.

— У меня была женщина вдвое старше меня, когда я находился у франков. — Он весело рассмеялся при этом воспоминании. — Верней, я был у нее — почти неделю. И пока жив, никогда не забуду. Уж такие замечательные штучки откалывала она в постели, что невольно усомнишься, имеет ли вообще возраст какое-то значение. Да и не только в постели. И на полу. И на лошади. — Эйрик поглядел на нее и усмехнулся: — Закрой рот, Идит.

Челюсть ее со стуком захлопнулась.

— На лошади? — ахнула она. — Ты шутишь.

Эйрик обезоруживающе улыбнулся.

«Ох, такая приятная улыбка! — подумала Идит. — Приятная и опасная».

— Тебе тоже захотелось попробовать? — прошептал он.

— Нет! Ты отвратительный человек, если говоришь о таких… извращениях мне, леди.

— Моей жене, — поправил он с усмешкой, ничуть не засовестившись.

— Если я правильно расслышал, кто-то упомянул про то, как занимаются любовью верхом на лошади? — вмешался Тайкир с бесовской улыбкой.

Идит содрогнулась от унижения и наконец вытащила руку из лапы Эйрика.

А тот продолжал ухмыляться.

— Ха! На мой взгляд, слишком тряско и неудобно, — говорил Тайкир, не обращая внимания на ее смущение. — Вот как-то раз я занимался любовью на носу своей ладьи в шторм, мы качались на волнах, вверх и вниз, вверх и вниз, ну, скажу тебе, это было нечто незабываемое…

С нее довольно! Идит резко поднялась и поглядела на обоих, а затем спустилась с помоста, бормоча:

— Мужчины! Распутные болваны, и все их чувства висят у них между ног.

За ней по пятам последовал хохот Эйрика и Тайкира, и ей показалось, будто она услышала слова Эйрика, что-то вроде: «Пожалуй, ты был прав насчет покачивания бедрами».

Оглянувшись, она с ужасом увидела, что оба они не сводят глаз с ее бедер.

Идит сидела уже какое-то время на кухне с Гиртой и отдавала распоряжения насчет блюд и новых напитков, когда услышала большой переполох в зале. Выглянув, она увидела несколько мужчин, на щитах которых красовался золотой дракон Уэссекского дома.

«Ох уж эти гости!» — подумала Идит, направляясь к входу в зал, где новоприбывшие весьма оживленно и серьезно разговаривали с Эйриком. Граф Орм, архиепископ Вульфстан, Анлаф и даже Тайкир внимательно наблюдали за ними с помоста.

— Милорд? — спросила Идит, приблизившись к своему супругу. — Мне приготовить место за столом для твоих новых гостей?

Эйрик рывком притянул ее к себе и представил двух богато одетых мужчин, которые стояли ближе всех:

— Супруга моя, позволь познакомить тебя с графом Лестером, графом Освальдом из Херефорда и отцом Эльфхедом, одним из священников нашего доброго короля.

— Приветствую вас, милорды, а также и тебя, отец Эльфхед, — пробормотала Идит с вежливым поклоном.

Обернувшись, она велела Гирте и Бритте приготовить угощение для дюжины тяжело вооруженных рыцарей из свиты, которые стояли поодаль; усталые лица и покрытая пылью броня говорили о том, что им пришлось одолеть долгий и тяжелый путь до Равеншира. «Зачем?» — подумала Идит, и у нее стало тяжело на душе.

Понимающие взгляды, которыми обменялись Эйрик и посланцы короля, сказали ей, что они не желают говорить в ее присутствии. Подавив любопытство, она поинтересовалась у Эйрика, надо ли ей приготовить спальни для высоких гостей.

— Нет, — торопливо вмешался отец Эльфхед, — нам надо вернуться в Глостер как можно скорей. — Он обвел собравшихся в зале нервным взглядом и вопрошающе уставился на Эйрика. Затем недовольно заворчал, краем глаза увидев, как архиепископ Вульфстан поднялся со своего места на помосте, явно собираясь направиться к ним.

Заметив намерение архиепископа, Эйрик сказал Идит:

— Мы пойдем в отдельную комнату возле зала. Скажи Вилфриду, пусть позаботится, чтобы нам не мешали. — Идит кивнула, ничего не спрашивая, и увидела, как лицо Эйрика засветилось одобрением. — Да вели, — добавил он, — прислать нам еды и питья. Особенно питья. — Он повернулся к новым гостям и заявил с явной гордостью: — Моя жена варит лучшую медовую брагу во всей Нортумбрии.

Идит прямо онемела от такой его похвалы. Она уже собиралась удалиться, как он наклонился и потерся своими губами о ее губы в легкой как перышко ласке, пробормотав:

— Мне жаль, жена, оставлять тебя одну на свадебном пиру. Я знаю: в эту ночь ты заслужила не просто супружеского внимания.

Идит в растерянности смотрела ему вслед. О, конечно же, этот поцелуй — всего лишь жест, предназначенный для внимательных глаз неожиданно нагрянувших гостей. Но она все-таки невольно дотронулась до губ кончиками пальцев, как бы пытаясь подольше удержать легкий его вкус.

Более того, мысли ее постоянно возвращалась к брачной ночи, которой она так боялась. Что ее ждет, будет ли она на самом деле столь ужасной, какой ей всегда представлялась? Странное возбуждение пробегало по ее телу, заливая щеки румянцем и ускоряя пульс, стоило ей подумать про спальню Эйрика, находившуюся наверху, и про близкую ночь.