ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

К вечеру Эйрик вернулся со своими людьми с ристалища. Потный и усталый после физических нагрузок, а также от душевного напряжения последних дней, прошедших в тревоге за Эмму и Идит, не говоря уж об отсутствии новостей из витана, он медленно поднимался вверх по ступенькам.

Шагнув к открытой двери своей спальни, он остановился, изумленный домашней идиллией. Идит сидела на кровати, прислонившись к спинке. Одна ее рука обнимала Эмму, другая Джона. Рядом сидели, скрестив ноги, Лариса и Годрик. А верный барбос Принц лежал, распростершись на полу, не сводя с Идит влюбленного взора.

Дети жадно слушали историю про его прадеда, Гаральда Светлоглавого, некогда короля всей Норвегии.

— И Гаральд безумно влюбился в Гиду, дочь короля Гордаланда. Однако Гида отказалась выйти за него замуж, пока он не покорит всю Норвегию, а этого не удавалось до него ни одному королю.

— А мой дедушка Торк был сыном Гаральда? — с благоговением спросила Лариса.

— Да, одним из многих, многих сыновей. Говорят, что у Гаральда их было двадцать шесть, и столько же дочерей.

Эмма потянула Идит за рукав.

— Еще, — попросила она, заставляя Идит продолжать историю. И Эйрик понял, что его немая дочь произнесла новое для нее слово, сама того не замечая. Он увидел свет в глазах жены и понял, что она тоже это заметила. Радостно обняв Эмму, Идит продолжала:

— А Гаральд так сильно любил белокурую Гиду, что поклялся не стричь волосы и не мыть тело, пока не станет правителем всей Норвегии и не получит Гиду в жены. И вот много лет он добивался своей цели, становясь все более волосатым и грязным. Его даже прозвали Гаральд Лохматый.

— Наверно, от него воняло, как от сраного поросенка, — захихикал Джон.

— Джон! Разве можно говорить такие гадкие слова?

— А мне можно не купаться и не стричь волосы много-много лет?

— Нет, нельзя.

— Расскажи мне дальше, — попросила Лариса. Они с Эммой были просто в восторге.

Эйрик удивленно покачал головой: откуда Идит знала, что его дочери будут рады послушать о своей родословной, тем более что и в семье-то они толком не жили? И где могла слышать его жена эти истории про храбрые подвиги и романтические приключения одного из его предков?

— Тайкир говорит, что ваш прадедушка так и не стриг волосы, пока прекрасная принцесса не согласилась выйти за него замуж, — продолжала она и закончила свой рассказ так: — Но потом помылся и постриг их, и его стали все звать Гаральд Светлоглавый.

«Мой брат! Как это я не догадался, что только Тайкир мог сочинить такую увлекательную сагу про нашего кровожадного деда. Идит не упомянула, сколько жен и любовниц Гаральд покрыл, произведя на свет полчище детей. А детки выросли в кровожадных молодчиков, которые начали убивать друг друга из-за короны».

Однако Эйрик не стал нарушать благоговейного настроения детей и жены. Он стоял, прислонившись к косяку, очарованный этой новой для него чертой своей язвительной жены.

А еще он почувствовал, как защемило сердце, а по телу пронеслась волна тоски, до боли сильной. Он никогда не имел своего дома, даже в детском возрасте. Всегда они с Тайкиром были гостями в других семьях, а их отец служил в йомсвикингах и старался защитить их от мстительных дядьев.

Да, иметь жену и детей, о которых он будет заботиться! Которые тоже будут заботиться о нем! Как это было бы чудесно!

В груди у него защемило. Он не жаждал богатств, да и имел их достаточно, говоря по правде. Он не стремился к титулам и обширным землевладениям, ему просто хотелось жить в безопасности и мире в своем небольшом уделе. Как мог он прожить свои тридцать с лишним лет и не понимать до сих пор, что теплая сцена, которую он видит сейчас перед собой, как раз то, чего он искал всю свою жизнь? Слезы затуманили его глаза, и он уже хотел незаметно ускользнуть.

Но тут его увидел Джон и крикнул:

— Отец!

Эйрика всегда трогало, как легко мальчик принял его. Вот и сейчас, не успел он протянуть руки, как Джон стремительно бросился в его объятия, обхватил худыми ногами за талию и обнял руками за шею. Эмма и Лариса тоже соскочили с кровати, подбежали и обхватили его ноги. Годрик, сирота, стоял робко в стороне, удерживая Принца, который скулил и тявкал, мотая хвостом словно веером.

У Эйрика сжалось горло, поначалу он даже не мог говорить.

— А ты покажешь нам, как устроить состязание в плевках, отец? А? А? — все спрашивал Джон. — Ты ведь обещал.

И он с улыбкой вспомнил, как несколько дней назад в шутку похвастался, что когда был в таком возрасте, как Джон, то мог с башни замка доплюнуть до другого края рва.

— Ох, Джон, отстань со своими плевками! — воскликнула Лариса с пренебрежением. Его старшая дочь любила верховодить над Джоном, хоть и была всего на год старше. — Папа скоро покажет мне, как надо танцевать.

Идит вопросительно вскинула брови.

— Танцевать? — беззвучно спросила она одними губами.

У него не было возможности ответить ей, поскольку дети требовали его внимания. Вскоре их юное веселье теплым коконом обволокло его, и он уже смеялся вместе с ними от всей души.

— Лариса не верит, что ты можешь поднять пук соломы пальцами ноги, — сообщил Джон, смерив Ларису презрительным взглядом. И при этом стал немного похож на Идит. Эйрик решил, что высокомерие, несомненно, у них в крови.

Он поднял глаза и поймал удивленный взгляд своей своевольной жены, которая слезала с кровати, покачивая головой на нелепое заявление сына. Их глаза встретились и никак не могли расстаться. На какой-то миг он даже забыл, что должен сердиться на нее за бегство в Соколиное Гнездо. Ему захотелось прогнать детишек из комнаты и повалить жену на постель. Тонкая нить, уже протянувшаяся между ними, едва не порвалась, потом стала еще крепче, связывая их между собой странным, новым, нерасторжимым образом.

— Или еще мы можем устроить состязание по ссанью, — предложил Джон.

Разомлевший от идиллии Эйрик резко встрепенулся.

— Джон! — воскликнула Идит. — Как ты смеешь?

Остальные дети захихикали.

— Таким языком нельзя говорить в присутствии леди, — строго сказал Эйрик, пытаясь совладать с дергавшимися от смеха губами.

Джон пристыженно повесил голову. Тогда и Абдул решил показать, на что он способен, и запищал:

— Ссанью. Авк. Ссанью. Авк. Ссанью. Авк. — И Эйрик, к своей досаде, понял, что это слово станет, несомненно, постоянной добавкой к грубому словарю коварной птицы.

— Да и вообще, состязание будет нечестным, — со знанием дела поделилась Лариса с Эммой, как старшая сестра, — потому что у мальчиков их краны находятся спереди. Это дает им преимущество, а так нечестно.

Эйрик с немым удивлением поглядел на дочь, потом на Идит.

А потом все разразились смехом.

Неделей позже Идит сидела вместе с Эйриком после дневной трапезы за высоким столом.

— Спасибо тебе за помощь с Эммой в эти дни, — сказал он, накрыв ее руку своей. — Я каждый день вижу все новые улучшения. — Он опустил глаза на дочь, которая устроилась у него на коленях и почти уснула.

Идит с тревогой покосилась на ладонь Эйрика, которая небрежно накрывала ее руку. Одного этого было достаточно, чтобы ее сердце учащенно забилось, несмотря на ее постоянное недовольство тем, что он навестил свою любовницу Азу. Она старалась не обращать внимания на теплую тоску, которая все нарастала, день за днем, особенно если учесть, что они не занимались любовью с той ночи, когда Идит соблазнила своего негодяя мужа.

Ей бы отдернуть руку. Ей бы сопротивляться этому нараставшему притяжению. Но почему-то не хотелось ни того, ни другого.

— Как ты думаешь, сумеет ли Эмма поправиться до конца? — спросила она.

Эйрик растерянно провел пальцем по верхней губе, и Идит захотелось самой коснуться ее. Его губы были полными и твердыми — мужскими. Она слишком хорошо знала, как они умеют со знанием дела прикасаться к ее губам, шевеля их, тревожа, уговаривая…

— О чем ты думаешь?

— Что?

— Ты спросила меня, верю ли я в полное выздоровление Эммы, а я ответил, что вижу с каждым днем улучшение. А потом я справился о твоем мнении, но твои глаза уже остекленели, и ты так странно на меня уставилась…

Идит тряхнула головой, чтобы прийти в себя:

— Я просто устала. Мы оба. Ведь мы поочередно спим с Эммой на ее кровати. Просыпаемся через каждые пару часов, когда она кричит во сне. А потом она целый день не отходит от нас. От этого можно сойти с ума. Но зато она говорит теперь больше слов и кажется счастливой большую часть времени. И все же…

— … все же она продолжает липнуть к нам, и кошмары тоже не прекращаются, — закончил за нее Эйрик.

Она кивнула.

— Если бы мы могли как-то поговорить с ней о пожаре.

— Я пытался, но каждый раз, когда упоминаю про ее мать или про набег, разрушивший деревню, она зажимает руками уши.

— А ты только представь, какие ужасы она пережила. Видеть, как твой дом пылает, а там внутри гибнут в пламени мать и бабушка с дедушкой. А она такая маленькая и ничем не может помочь.

— Слава Богу, хоть догадалась спрятаться в кустах, пока злодеи не уехали. Ей станет лучше, Идит, и тогда мы сможем вернуться к повседневным делам. И не забывай, жена, — добавил он, сжимая ей руку и наклоняясь к уху, — мы с тобой не закончили одно дело.

Ее сердце сжалось, и она вопросительно посмотрела на него.

Он подмигнул.

«Чурбан!»

— Ты имеешь в виду Азу и то, почему тебе захотелось пойти к ней?

Он засмеялся:

— Нет. Я имею в виду твое наказание.

— Ах это. — Идит махнула рукой, словно расплата вовсе ее не интересовала.

— Не думай, что я забыл, жена. И не думай, что тебе удастся избежать моего гнева. Я готовлю для тебя самую сладкую пытку.

Идит нервно облизала губы и поймала голодный взгляд, которым он проследил за движением ее языка. Можно себе представить, что он имел в виду под «сладкой пыткой».

— Не думай, что ты сможешь прыгать взад и вперед между постелью любовницы и моей. Как рогатая жаба.

— Рогатая жаба! Что ж, это наводит меня на интересные размышления. Но скажи мне, дорогая жена, что ты будешь делать, чтобы удержать меня в своей постели?

Она смерила его искоса недоверчивым взглядом и попыталась выдернуть руку из его железных пальцев, но без успеха.

— Будешь ли ты атаковать меня снова? — поддразнил он.

— Я не атаковала тебя.

— Ты права. Это было соблазнение. — При этом он не казался недовольным.

Она почувствовала, как ее лицо запылало, поскольку не могла ни отрицать его слова, ни совладать с бурными воспоминаниями о тех скандальных вещах, которые проделывала.

— Этого больше не случится, ведь теперь я знаю, что ты покинул мою постель ради Азы. И больше не стану заниматься с тобой любовью, даже если… даже если…

— … даже если я встану на четвереньки и буду сверкать голым задом? — договорил он за нее, снова напомнив ей свою историю.

— Даже тогда, — упрямо сказала она. Легкая улыбка заиграла в уголках его рта.

— А если я скажу тебе, что не делал этого? Она смущенно взглянула на него:

— Не делал чего?

— Не занимался с Азой любовью.

Сердце у Идит болезненно защемило, когда Эйрик облек в слова ее душевные муки.

— Ну, я рада, что ты заговорил об этом, Эйрик. Я-то думала, что несправедливо обошлась с тобой.

— О?

— До нашего обручения я сказала тебе, что ничего не имею против твоих любовниц, если ты проявишь в этом такт. И мне не следовало менять свои правила. Если ты действительно испытываешь нужду в…

— Ну-ка высунь язык, — резко потребовал Эйрик.

— Зачем? — спросила она, отодвигаясь от него.

— Чтобы я выдернул его из твоего болтливого рта, безмозглая женщина.

— Надо же! Я веду себя с тобой необычайно великодушно, а как ты поблагодарил меня за это? Черной неблагодарностью. Ты просто…

— Уймись, Идит.

— Нет, уж извини.

— Извинения принимаю.

— Уф!

— Я сказал Азе, что больше не могу с ней видеться. И если бы ты не болтала своим языком, а слушала меня, то давно бы уже узнала про это.

У Идит с надеждой забилось сердце.

— Ты сказал это до того, как переспал с ней, или после?

Он усмехнулся и сокрушенно покачал головой:

— Ни то и ни другое. Я оставил ей деньги, чтобы она открыла свое собственное дело и привела в порядок дом. И не прикасался к ее восхитительному телу ни разу. — Он наклонился вперед и легко провел губами по ее губам, дразня, возбуждая ее чувственность.

Сердце Идит бешено забилось. Большой палец Эйрика выписывал возбуждающие круги на ее запястье, за которое он продолжал держаться. Наверняка он ощущал бешено бившуюся на нем жилку.

— Ты возражаешь?

Она потрясла головой и прокашлялась.

— Не сомневаюсь, что мне придется продать очень много свечей, меда и браги, чтобы покрыть расходы, — заявила она, изо всех сил стараясь не поддаваться соблазнительным чарам его пальцев и жадных глаз.

Он тихо засмеялся:

— Опять ты язвишь, Идит! Нет, те деньги были вынуты из моего собственного кармана.

Тогда до ее сознания болезненно дошли другие слова Эйрика.

— Так, значит, у Азы восхитительное тело? — «Не сомневаюсь, что ее груди трясутся, как коровье вымя».

Ублюдок усмехнулся, и, несмотря на радость от хорошего известия, Идит почувствовала невыносимое желание стереть эту ухмылку хорошей пощечиной.

— Угу, — подтвердил он наконец с самодовольной ухмылкой. — А тебе не хочется узнать, почему я разорвал свои отношения с Азой?

Магнетическое притяжение светлых его глаз влекло се к нему, но она яростно сопротивлялась, чувствуя, как рушится оборона.

— Потому что нашел себе другую любовницу? — слабым голосом предположила она.

— Нет, — сказал он, и кончики его губ вздернулись кверху.

— Потому что Аза сделалась жирной и неряшливой… и… и ее груди больше не трясутся?

В ответ на ее грубые слова рот у Эйрика ошарашенно открылся. Не сразу он пришел в себя.

— Нет, Аза просто великолепна в своей красоте.

Желание ударить его по губам становилось все более настоятельным.

— Тогда почему?

— Потому что у меня есть жена, которая ужасно мне нравится, и в постели, и так. Конечно, если только она не сопротивляется моим приказаниям, не прикидывается старой каргой, не напускает на меня своих пчел, не язвит меня, не пристает со своими просьбами, не покушается на мою власть, не зовет меня грубыми именами, не…

Идит вытащила руку из его клешни и зажала ему рот, заставляя замолчать.

— Но ведь такое происходит все время, — с сокрушенным стоном признала она.

Он прижал ее пальцы к своим губам и стал покусывать и сосать их кончики, отчего она нежно и с восторгом вздохнула.

— Да, это так, — подтвердил он, — но я решил дать тебе время, чтобы ты переменила свой вредный характер, если…

— Если — что?

— … если по-прежнему будешь нравиться мне во всем остальном, — осторожно сказал он.

И Идит подумала, что ей не так уж трудно будет ему угодить «в остальном».

Джон, Лариса и Годрик взбежали вверх по ступенькам помоста и заговорили все разом. Босые и покрытые грязью, они пахли конюшней. В другой день Идит отругала бы их. Но сегодня это показалось ей не таким уж и важным.

Эмма встрепенулась на отцовских руках и засияла от удовольствия; ей явно хотелось быть вместе с другими детьми, но она боялась покинуть безопасные отцовские руки. Но потом вдруг спрыгнула с коленей Эйрика и побежала к человеку, вошедшему вслед за детьми. Это был Тайкир.

Одетый в тонкие штаны из шерсти и светло-коричневую рубаху длиной по колено и с коротким рукавом, Тайкир выглядел как свирепый и воинственный викинг. Длинные светлые волосы свисали на плечи, но были зачесаны на одну сторону, открывая щегольское золотое кольцо в ухе. Широкие металлические браслеты обхватывали огромные мускулы выше локтя. Он величественно направлялся к ним, прекрасно сознавая свою красоту.

— Милостивый Боже. Пожалуй, надо запереть всех девиц в замке, — пробормотала Идит.

— А ты меня называешь похотливым чурбаном! — подхватил ее мысль Эйрик, однако в его словах прозвучала нежность к брату.

— Дядя Тайкир! — со счастливой улыбкой завизжала Эмма и бросилась в его распростертые объятия. Обхватив тонкими ручками его шею, пока он кружился вместе с ней по залу, Эмма смеялась как всякий нормальный ребенок. Ее смех веселой трелью разлетался по сторонам и был слаще, чем мелодии арфы. И Идит наконец поверила, что Эмма действительно может поправиться.

Она радостно переглянулась с Эйриком.

Поднявшись с места, Идит одарила гостя приветственным поцелуем, а затем ударила по руке, когда он попытался ущипнуть ее за зад.

— Я уже несколько дней тебя жду, — проворчал Эйрик. — Ты бы помог мне обучать военному искусству новых людей и объезжать дозором северные земли Равеншира.

Тайкир пожал плечами:

— В Йорке случился сильный шторм, и мои работники никак не могли до сегодняшнего дня отремонтировать корабль.

— Означает ли это, что ты нас снова покинешь, раз твой корабль готов к плаванью? — поинтересовалась Идит. Ей нравился ее новый брат по мужу, и при всех хлопотах с Эммой, которые появились сейчас у них с Эйриком, не говоря уж об их собственных стычках и ее муках из-за зловещего молчания витана, им не помешала бы малая толика жизнерадостности Тайкира.

Тайкир ухмыльнулся свойственным ему плутовским манером.

— Ну, если бы я знал, что без меня вы так скучаете, то давно бы вернулся. Видимо, я не смог как следует научить Эйрика, как сделать женщину надолго… счастливой. — И он весело взглянул на своего нахмурившегося брата.

— Присядь, Тайкир, — пробормотал Эйрик, — а то я задам тебе несколько уроков, чтобы ты научился уважать брата.

— Ха! — сказал Тайкир, пытаясь устроиться на соседнем с ними стуле. Это было нелегко, поскольку Эмма вцепилась в него мертвой хваткой — обвив руками шею, а ногами талию.

Идит встала и протянула руки к Эмме, но малышка яростно затрясла головой и еще крепче вцепилась в него, пропищав:

— Дядя Тайкир!

— Женщины любят меня вне зависимости от возраста, — бесстыдно похвастался Тайкир. — Но послушай, милая, — нежно добавил он, гладя худенькие плечи девочки, — мне нужно сходить в уборную. Пока ступай к папе.

Эмма решительно затрясла головой.

Эйрик взглянул на Идит с просиявшим лицом, словно его внезапно осенила счастливая мысль. Он встал, положил ей руку на плечо и посмотрел на Тайкира.

— Ты ведь не любишь спать один, братец, — сказал он льстиво. — Позволь предложить тебе новую подружку, чтобы не было скучно. — Он показал на Эмму, которая радостно улыбнулась, явно не возражая, чтобы дядя Тайкир занял место отца или мачехи.