— Тогда отчего же ты так дрожишь?

— От отвращения.

Ее упорство только развеселило его, он потянулся рукой к ее груди и, поддерживая ее снизу ладонью, шершавым большим пальцем пощекотал затвердевший кончик, пока грудь не налилась тяжестью и не затосковала по какому-то завершению, хотя она не могла понять, в чем оно состоит. Тогда он сделал то же самое другой рукой с другой ее грудью.

Она утопала в волнах неги.

— Тебе сейчас хорошо? — спросил он тихим голосом.

Она не могла говорить, лишь упрямо качала головой.

— Ты лжешь, Идит, — сказал он с понимающей усмешкой. — Твои губы распухли, зовя меня. Твои глаза, твои прекрасные фиалковые глаза горят страстью. А ноги раздвинулись сами собой, чтобы мы соединились.

Ужаснувшись, Идит посмотрела вниз и увидела, что и в самом деле широко расставила ноги, чтобы ближе прильнуть к его бедрам.

— Ох, ох… вот видишь, что ты со мной сделал? Я стала грешной и непристойной.

— Нет, только не непристойной. Ты стала моей женой, — с удовлетворением сказал он, слегка проводя своими губами по ее рту — искушая, дразня, еще сильнее разжигая ее голод. — Скажи мне, что ты хочешь, жена… скажи мне… скажи, — уговаривал он.

— Я хочу твоего поцелуя, и ты прекрасно это знаешь! — воскликнула она в конце концов, сдаваясь.

Удовлетворенный шорох его дыхания смешался с ее дыханием. Он слегка наклонил голову и сложил свои крепкие губы так, чтобы они лучше подошли к ее рту. Ох, несравненное удовольствие его глубокого поцелуя! Когда его язык проскользнул между ее губ, она обняла руками его мощные плечи и неожиданно застонала, желая того, что он давал ей, и еще большего.

Идит никогда и не представляла, что поцелуй может быть таким пьянящим, может обрывать сопротивление женщины лепесток за лепестком. Голова ее кружилась от всех восхитительных ощущений, донимавших ее, окруживших, поглотивших целиком — вкус рта Эйрика, ветерок, доносивший запах сладкого клевера, хриплый звук их неровного дыхания, жужжание шмеля, ощущение длинных пальцев Эйрика, зарывшихся в ее волосы, восхитительный запах нагретой солнцем мужской кожи, конское ржание…

Конское ржание! Идит оторвала губы, и глаза ее широко раскрылись. Взглянув через плечо Эйрика, она увидела, к своему ужасу, что Вилфрид и еще несколько воинов Эйрика сидят верхом на конях неподалеку и с удовольствием глядят на идиотское представление, которое они с Эйриком устроили.

Застыв от ужаса, она попыталась оттолкнуть мужа от себя, сообщив ему приглушенным шепотом:

— Мы тут не одни.

Затуманенные голубые глаза Эйрика были сонными от желания, а губы распухли от их глубокого поцелуя. Ох, Святая Мария, на кого похожа она? На бродяжку, вот на кого.

— Что? — переспросил Эйрик, и дрожь сдерживаемого вожделения пробежала по нему, когда он нежно отвел пряди с ее лица. Глаза были все еще затуманены страстью.

— Тут рядом твои люди, и они глазеют на нас, — проговорила она сдавленным шепотом.

Внезапно встрепенувшись, Эйрик оглянулся через плечо и по-приятельски кивнул им, словно открыто обниматься с женой казалось тут обычным делом.

— Я, видимо, кажусь развратницей в глазах твоих людей. Ох, никогда тебе не прощу, что ты поставил меня в такое положение!

— Правда? — ласково переспросил он. — Лучше уж привыкай к таким ситуациям, потому что мне нравится мысль о распущенной жене. — Он подмигнул ей и бесстыдно ущипнул за зад, а потом хотел повернуться к своим людям.

Она вцепилась в него и не пустила. Он вопросительно поднял бровь:

— Хочешь продолжать?

— Нет, дело не в этом, дурень. Не поворачивайся, или ты опозоришь нас обоих еще больше.

Он без всякого смущения поглядел на свои штаны:

— Ты права.

Он подтолкнул ее вперед перед собой, туда, где Вилфрид и прочие сидели на лошадях, дергая поводья и ухмыляясь от уха до уха.

— Кажется, ты в конце концов научил пчелку, как делать мед, — грубо заметил Сигурд, воин-викинг. Другой зажужжал как пчела где-то сзади.

Идит захотелось провалиться сквозь землю.

Однако Эйрик и его люди забыли про нее тут же, как только Вилфрид с тревогой сообщил Эйрику, что прибежал какой-то батрак и сообщил, что опять забит скот, на этот раз на ферме неподалеку от Равеншира. Идит только сейчас заметила боевого коня Эйрика, которого они привели для него.

— Я подумал, что ты захочешь немедленно проверить все на месте, — закончил свои объяснения Вилфрид и с виноватой улыбкой поглядел на Идит.

— Да, правильно, что ты приехал за мной. Мы немедленно поедем и проверим.

— Ну ладно, тогда я вернусь в замок, — вмешалась Идит нарочито будничным тоном, обрадовавшись, что может сбежать от губительной близости Эйрика и получит возможность восстановить свое пошатнувшееся самообладание.

Однако у ее супруга были другие планы. Эйрик подошел к ней, ведя за собой коня. Слабая, загадочная улыбка приподняла краешки его губ.

— Нет.

— Нет? Что ты имеешь в виду, говоря «нет»? — Ее голос выдал ее, став пронзительным от разочарования.

— Теперь ты не убежишь от меня так просто, жена. Ты отправишься с нами. В любом случае поездка будет приятной. И не бойся за свою безопасность. Я сумею защитить тебя от любого злодея.

«Ха! А кто защитит меня от тебя?»

— Я не могу поехать с тобой, — запротестовала она, потом понизила голос, чтобы не слышали остальные. — Ведь у меня под платьем ничего нет.

— Я знаю, — ответил он и коварно улыбнулся.

«Он знает? Ну конечно же знает, после всех его ощупываний».

— Просто не понимаю, почему Бритта оказалась такой беспечной и принесла мне только верхнее платье. Да к тому же самое мое праздничное, шелковое!

Он ухмыльнулся, словно прекрасно знал, каким было намерение Бритты. Чурбан! Губы ее недовольно надулись.

— Это просто скандал.

— Я знаю.

«Скажи это еще раз, муженек, и я завяжу узел на твоем языке».

— Тебя не беспокоит, что остальные это заметят?

— Никто не сможет заметить, что ты голая под платьем, кроме меня, — спокойно сказал он, держа ее за рукав. — Разве ты не понимаешь? Вот это мне и нравится — сознавать, что ты голая только для меня.

«О Боже, он снова взялся за свое. Сейчас меня снова бросит в жар и трепет».

— Я отказываюсь.

— Я не помню, чтобы давал тебе право выбирать.

Идит поняла, что попала в тупик, и покорно проглотила эту его пощечину. Сейчас не время и не место спорить с мужем. Он не допустит этого перед своими людьми.

— Что ж, тогда пусть приведут мою лошадь, — ворчливо уступила она.

— На это нет времени, — ответил Эйрик со зловещей улыбкой и скрестил руки на груди, с вызовом приготовясь к очередным ее протестам.

«Что ты задумал теперь, мой супруг?» Она промолчала, хотя ей страшно хотелось огрызнуться, и он, не дождавшись отклика, добавил:

— Ты поедешь со мной.

— В шелковом платье? Ты совсем сдурел?

— Тише, тише! Что за язык! Мне придется учить тебя вежливым речам, жена.

«Да, я определенно думаю, что он будет неплохо выглядеть с узлом на языке».

Не успела она глазом моргнуть, как он нагнулся до земли, поднял подол ее платья и сунул ей в руку. Она посмотрела с ужасом вниз на безобразный ворох, похожий на подоткнутую юбку прачки. И опять не успела возразить, как он подхватил ее за талию и посадил верхом на коня, а затем вскочил позади нее.

Ее ноги широко раздвинулись на огромном боевом коне, голые, без обуви и чулок, обнаженные почти до колен. Конь тронулся с места, и Эйрик обхватил ее одной рукой за талию, чтобы она не упала. Поводья он держал в другой руке.

— Ох, как ты мог так поступить? Теперь все видят мои голые ноги.

— Сигурд, привези мой длинный плащ. Он висит на вешалке в зале. Моя леди внезапно озябла. — И тихим голосом он прошептал ей на ухо: — Видишь, Идит, каким я могу быть покладистым? Думаю, что стану примерным супругом. Истинно тебе говорю.

«Пожалуй, два узла будут еще лучше». Идит начала высказывать ему все, что о нем думала, но потом онемела от изумления, когда жесткий стержень его мужского орудия уперся в нее сзади, а ее самые сокровенные женские места стали тереться о седло, когда массивный конь иноходью двинулся вперед.

Когда же Эйрик накинул длинный плащ на свои и ее плечи, прикрыв их обоих от шеи до щиколоток, она поняла, что испытывает маленькая мошка, попав в паутину.

Вилфрид держал свою лошадь справа от Эйрика, Сигурд слева, а пятерка воинов следовала позади.

— Это пятый случай за три месяца, когда забивается скот, а туши не забирают на еду, — заметил Вилфрид как раз в то время, когда левая рука Эйрика под прикрытием плаща протянулась к ее правой груди.

Эйрик кивнул и произнес:

— Это дело рук Стивена из Грейвли, сомнений нет. — Тем временем его длинные пальцы дразнили ее грудь опытными движениями — поднимали ее снизу на ладони, гладили круговыми движениями, сжимали сосок большим и указательным пальцами и нежно крутили.

«О Боже». Она оглянулась через плечо на Эйрика, однако он глядел на Сигурда и внимательно слушал, как тот говорит ему:

— Я думаю, что надо осуществить твой план и на какое-то время расставить стражей по всем твоим землям.

— Да, ты прав, Сигурд, — спокойно сказал Эйрик, казалось бы не замечавший поднявшейся под плащом паники. — Я опасаюсь, что он начнет устраивать в моих землях пожары, как сделал это в Соколином Гнезде, и тогда нам, возможно, придется иметь дело с трупами людей, а не только скотины. — Тем временем он перекинул поводья в левую руку и начал проделывать то же безобразие с ее левой грудью.

Вилфрид и Сигурд совершенно ничего не замечали.

— А король или витан ничего не могут сделать?

— Я пытался говорить об этом, когда встречался с Эдмундом, но он сказал, что я должен доказать злодейства Грейвли — не просто свидетельством крестьянина, — если хочу, чтобы против него выступил витан.

— А Грейвли никогда не оставляет улик, — закончил за него Сигурд.

— Я послал за несколькими рыцарями из йомсвикингов, старыми друзьями моего отца, чтобы они помогли нам охранять замок, пока мы не поймаем Стивена. Жду их уже несколько недель, но они все не едут; так что люди, которыми мы располагаем, должны быть особенно усердными.

— А дополнительные люди, которых ты нанял в Йорке в свое постоянное войско?

— Они будут здесь через несколько дней, вместе с викингами, которых мой кузен Хаакон шлет из своих норвежских земель.

Идит изумилась этим новостям. Он не сказал ей, что послал за подкреплением. Но еще больше она изумлялась большой руке, прижавшейся к ее плоскому животу, длинным пальцам, которые пробирались к ее самым сокровенным местам. Когда он интимным жестом положил туда ладонь, она что-то пропищала, протестуя.

— Ты что-то сказала, миледи? — вежливо спросил ее Вилфрид.

— Нет, — выпалила она. — Просто меня донимает противный комар. — Она повернулась и взглянула через плечо на Эйрика.

Он одарил ее в ответ невинной улыбкой. И начал тереть ее потайной холмик сложенной в лодочку ладонью. Жар прихлынул ей к лицу и растекся по всему телу. Она чувствовала себя беспомощной и уязвимой, с ногами, широко раздвинутыми на массивной спине коня. А потом странная, набухающая боль начала пульсировать меж бедер под нежными, ритмичными прикосновениями.

— Ненавижу тебя, — тихо прошипела она.

— Может, я смогу это исправить, — шепнул он в ответ, и она поняла, что усовестить его нет никакой возможности.

— Давай посмотрим, насколько хорошей комедианткой ты сможешь быть теперь, моя леди из маскарада. — Он снова повернулся к Вилфриду. — Как я вижу, все эти западные поля засеяны новой пшеницей. — А его рука легла на ее бедро и задирала платье, пядь за пядью, пока край его не оказался у нее на коленях, обнажив голую кожу.

— Это работа твоей леди супруги, — сообщил Вилфрид Эйрику. — Спроси ее, как она донимала меня, чтобы я достал яровых семян, пока ты ездил по королевским делам.

Длинные пальцы Эйрика прошлись по гладкой коже на ее ляжках и погрузились в жаркую жидкость, которая удивительным образом собралась у нее между ног. Идит была готова соскочить с лошади, если бы левая рука Эйрика не прижималась к талии, удерживая ее в седле.

— Это верно, жена? — ласково поинтересовался он.

Она не могла отвечать и только кивнула. Теперь, когда закончился ее маскарад, все мужчины тайком постоянно поглядывали на нее.

— Эйрик, почему твоя жена все время краснеет от застенчивости? Ты знал прежде, что она у тебя такая скромная? — дразнил Вилфрид.

— Нет, не знал, — со смехом отвечал Эйрик. — Она обычно говорила мне, какой я болван и что я ничему не могу ее научить. Разве это не так, жена? — Его средний палец нашел чувствительное место на ее теле, о существовании которого она и не подозревала, доказав этим, что она тоже не все знает.

Красный туман застлал ее глаза, когда сладкая, почти болезненная жажда — чего? — стала разворачиваться из той точки, до которой он так нежно дотронулся. Новое и неожиданное тепло спиралью поднялось по телу. Она громко застонала.

— Миледи, — в один голос воскликнули Вилфрид и Сигурд. — Что случилось? Вам больно?

Эйрик убрал руку, и она почувствовала себя повисшей на краю исступления. Она обрадовалась, что он убрал пальцы, которые так ее мучили. И хотела, чтобы они вернулись назад.

— Просто у нее месячные, — бесстыдно солгал он.

Идит негодующе фыркнула и наклонила голову.

Если она когда-нибудь переживет эту пытку, то с огромным наслаждением убьет супруга, причем очень медленно.

— Почему бы вам обоим не поехать вперед с другими людьми? Только слишком не удаляйтесь, — заботливо предложил Эйрик. — А я отвезу миледи к тому ручью. Может, глоток воды освежит ее чувства, прежде чем мы последуем за вами.

«Уф, ох». Идит была не настолько одурманена похотливыми прикосновениями Эйрика и понимала, что она окажется еще в большей опасности, если они останутся одни.

— Нет, со мной уже все в порядке. Это была просто… судорога в животе, — поспешно сказала она.

Однако мужчины уже поскакали вперед, а Эйрик повернул к ручью, улыбаясь ей с дьявольским удовлетворением. Однако там он не остановился, пересек ручей и направил коня к уединенному месту на другом берегу. И лишь тогда проворно соскочил на землю и привязал поводья к маленькому дереву у воды.

Она стала опускать подол платья вниз, поскольку сзади уже не было Эйрика с его плащом, однако он протянул руку, останавливая ее.

— Нет, я хочу посмотреть на тебя, — хриплым голосом заявил он, и Идит теперь увидела, что не такой уж он холодный и сдержанный после своих ласк, каким казался только что. Его светлые глаза сверкали страстью, а твердые губы распухли и раскрылись от желания.

«О Господи».

Он рывком завел ее руки за спину, затем поднял подол платья до самой талии. Молча смотрел на потаенную женскую часть тела, блестевшую странной, похожей на росу влагой. Резко вздохнул, вероятно, в шоке от вульгарного вида.

Идит со стыдом наклонила голову, и горячая слеза скатилась по щеке и упала на его руку, лежавшую на ее голом бедре.

— Идит! Почему ты плачешь? — нежно воскликнул он, снял ее с коня и поставил перед собой. Положив палец ей под подбородок, поднял ее лицо и снова спросил пораженным тоном: — Почему ты плачешь?

Теперь слезы ручьем полились из ее глаз.

— Потому что мне стыдно.

— Чего? — удивился он. — Того, как я тебя трогал?

— Да, но не только этого… — Она замолчала, не в силах договорить свое постыдное признание.

Эйрик наклонил голову набок, и лицо его озарилось догадкой.

— Ох, Идит, в женской страсти нет ничего постыдного, особенно если она ее проявляет к законному супругу. Погляди, как мое тело кричит о моем желании к тебе, а ведь мне совсем не стыдно.

— Такая приятная вещь непременно должна быть грехом. И я оказалась такой же испорченной, как и ты, потому что другие женщины наверняка раструбили бы свою новость всему свету, если бы получали столько же… столько же… наслаждения от прикосновения мужчины. Милостивая Матерь Божия, от твоих дьявольских пальцев я теряю рассудок. Рассудок! Ох, я больше никогда не смогу быть хорошей хозяйкой замка, разумно вести свои торговые дела, если буду знать, что я еще слабее, чем любая другая женщина.

— Мне страшно приятно узнать, что мои прикосновения лишают тебя рассудка, — нежно сказал Эйрик, и тут он не смеялся над ней. — А я-то думал, что ты сумеешь остаться такой же железной, как всегда.

Он потащил ее на плоскую, заросшую травой полянку в стороне от ручья и бросил на землю широкий плащ. Затем снял серебряный пояс и сел, стаскивая с себя короткие кожаные башмаки.

— Что ты делаешь? — спросила она, вытирая последние слезы рукавом платья.

Он снял через голову рубаху и встал перед ней, босой и с голой грудью.

— Раздеваюсь.

Он развязал веревки на штанах и уже начал их стягивать с себя, когда она в тревоге воскликнула:

— Зачем?

— Чтобы я мог заниматься любовью со своей женой, причем как следует и надлежащим образом, — будничным тоном сказал он и бросил свои штаны на землю.

— Здесь? — пропищала она. — Не в спальне? При свете дня?

Он только усмехнулся и кивнул, стоя перед ней в головокружительной своей наготе. Она увидела столько обнаженной кожи, сколько ей за всю жизнь не приходилось видеть на мужчинах — от широких плеч до узкой талии и стройных бедер, до длинных мускулистых ног и узких ступней, а жезл его был до того напряжен, что она испугалась, как бы он не лопнул. Он призывно протянул к ней руки, и Идит подумала, что сейчас умрет.

Он был невероятно красив. И был ее мужем. И ее тело запульсировало жарким огнем, который он зажег своими прикосновениями. И она хотела его. И она не хотела его. И, о Боже…

Он обольстительно улыбнулся и согнул палец, подзывая ее поближе.

Нестерпимое притяжение, возникшее между ними, казалось, гулом отдалось в тиши молчаливой лужайки.

Как могла она сдаться?

Как могла она не сдаться?

Идит сделала нерешительный шаг к нему.

— Ты околдовал меня, — прошептала она.

— Да, но это сладкое колдовство. — Он одарил ее нежной улыбкой, от которой у нее замерло сердце, и она шагнула еще ближе.

Ей понравилось, что он не принуждал ее силой, что давал ей выбор. Правда, на самом деле выбора у нее не было. Новая волна возбуждения наполнила ее всю.

— Ты заставил меня… позабыть все запреты, потерять власть над собой.

Губы Эйрика дернулись в улыбке.

— Ах, Идит, не сваливай этот грех на мои плечи. Еще задолго до того, как мы встретились, ты сняла с себя запреты. Только направляла свою страсть по другим каналам.

— О!

— И тут нечего стыдиться, миледи. Отсутствие у женщин запретов всегда доставляет мужчине удовольствие.

— Правда?

— Правда.

Эйрик посмотрел на жену и понял, что время разговоров осталось позади. Его терпение и самообладание иссякли.

— Иди сюда, Идит, пора. — Он протянул руку, чтобы помочь сделать ей последний шаг через разделявшую их хоть и узкую, но все же пропасть, и она позволила ему наконец-то привлечь ее в свои объятия. Он глубоко и удовлетворенно вздохнул.

— У меня такое чувство, будто мириады бабочек ожили в моем животе и грозятся прорвать кожу, — с дрожью в голосе призналась она, и ее теплое дыхание ласкало ему кожу.

Эйрик засмеялся ей в волосы, в дикую гриву серебристых волос, и удивился, как мог быть таким слепцом, чтобы не увидеть ее красоты.

— Бабочки — это хорошо, — заявил он, переводя взгляд на ее лицо. — Давай посмотрим, что можно сделать, чтобы их освободить.

Он медленно снял с нее платье и, велев стоять тихо, какое-то время любовался ею. Ее волосы небрежно вились по плечам и вниз, по гладкой коже прямой спины, соперничая с тугими завитками внизу живота. Идит была высокой и длинноногой, с узкой талией и достаточно большой грудью, чтобы наполнить мужскую ладонь. Она нервно сжала тонко очерченные губы, привлекая внимание к восхитительной родинке.

— Ты такая красивая, — удивленно сказал Эйрик, — и моя.

— У меня остались полосы на животе после родов, — робко сказала Идит, стараясь честно рассказать ему про свои недостатки под его пристальным взглядом.

— Да, но твои груди просто великолепны.

— Соски слишком широкие.

Эйрик едва не прищелкнул языком.

— Нет, я не думаю, что слишком широкие, — сказал он ей после короткого молчания, успокоив свои чувства до такой степени, что миновала опасность пролить семя на землю.

— Правда?

— Правда. Они в самый раз, чтобы наполнить рот младенца. Или мужчины.

При этих словах глаза ее обрадованно вспыхнули, но она тут же прикусила нижнюю губу, не решаясь сообщить еще про один свой недостаток.

— Но мои груди не трясутся.

— Не трясутся? — Он разразился смехом. — Что ты хочешь этим сказать?

— Берта говорит, что мужчины любят женщин, у которых трясутся груди.

— И ты ей поверила? Ах, Идит, мне кажется, что я никогда с тобой не соскучусь.

— Может, и я не буду жалеть, что у меня такой супруг, как ты, — добавила она с внезапным ехидством.

Он протянул руку и дотронулся до восхитительной мушки над полными губами, затем обвел ее рот подушечкой большого пальца. Шутки закончились, когда он приблизил к ней свои губы.

Сначала поцелуй был нежным, осторожным, но когда она ответила ему с открытым и жадным любопытством, его губы стали жесткими и требовательными. Идит отвечала на его поцелуи с беззаботным отчаянием, даже когда он погрузил язык в ее влажные глубины. Наслаждение, чистое и бурное, разлилось по его телу, и Эйрик упал на расстеленный плащ, подминая под себя Идит.

Она лежала на спине, выжидающе глядя на него, и Эйрик почувствовал, как затрепетала давно омертвевшая часть его сердца.

— Ох, Идит, ты можешь себе представить, как сильно я тебя хочу?

Ее рот изогнулся в бессознательной улыбке вечной женственности.

— Тебе ведь нравится держать меня под своим каблуком? — нахмурясь, поинтересовался он, проводя по гладкой коже ее живота ладонью. Затем рука двинулась ниже, к спрятанным глубинам.

Она ахнула.

— Похоже на то, что у тебя каблук более тяжелый.

Он улыбнулся:

— Раздвинь для меня свои ноги, моя сладкая.

Когда он опустился на колени между ее ног, глядя на медовые складки ее женского лона, Идит вспыхнула и отвернула лицо в сторону:

— Ты делаешь мне больно.

— Я?

Она кивнула, затем резко всхлипнула, когда его пальцы нашли набухшую почку в ее сердцевине.

— А боль эта сильная?

Молча кивнув, она попыталась сдвинуть ноги.

— Хватит, это уже слишком! — воскликнула она, когда он отказался убрать свои трепещущие пальцы с ее расцветающего бугорка.

— Нет, этого еще недостаточно, — отрывисто сказал он, не уверенный, сколько еще «боли» он сможет выдержать сам. — Господи, ты как теплый мед стекаешь с моих пальцев.

Он вставил длинный палец в узкое отверстие ее лона и почувствовал дрожь ее нараставшего возбуждения. Желание загудело в его ушах, когда ее бедра поднялись кверху, в поисках завершения, к которому она стремилась, сама не понимая этого.

Он взял свой затвердевший жезл и, подхватив другой рукой ее под ягодицы, приподнял, чтобы войти внутрь.

Не успела его головка войти в ворота, как Идит задрожала от собственной неодолимой жажды. Мелкие спазмы с жадностью обхватывали его и едва не лишили заряда еще до начала.

— Не торопись, пройдем этот путь вместе, дорогая, — уговаривал он.

Она смотрела на него остекленевшими от страсти глазами, не вполне его понимая, пока он не накрыл с жадностью губами ее рот и не вошел длинным движением в узкое лоно.

— Ох… ох… о-о-х. — Ее горячие, шелковые складки приветствовали его ритмическими конвульсиями, которые становились сильней и сильней, пока она не достигла своего первого экстаза, мотая головой из стороны в сторону и издавая стоны.

Когда штормовые разряды страсти утихли и сменились тихой рябью, она открыла глаза и, казалось, впервые заметила его. Робко улыбнувшись ему, она вопросительно приподняла брови:

— Почему у тебя такой вид, словно ты напрягаешься изо всех сил?

— Потому что так оно и есть, — пробормотал он, по-прежнему жесткий, как пика, и вошел в нее до конца, но не надолго.

Он увидел, как Идит поразило осознание его затруднений.

— Это как раз то, что ты говорил про экстаз, верно?

Он кивнул:

— Не шевелись… пока что.

Упрямая ведьма замурлыкала и выгнула тело, как кошка.

Застонав, он почти полностью вышел из нее, и ее рот изумленно открылся. Когда он вошел снова, она выдохнула с громким шумом. С каждым восхитительно-мучительным прорывом его плоти в ее сердцевину он постепенно снова пробуждал задремавшую чувственность в своей сирене жене.

— Скажи мне, — шепнул он, тяжело дыша.

— Я хочу…

— Скажи мне.

— Хочу… ох, Эйрик, ты заставляешь меня чувствовать…

Его движения становились жестче и короче, и способность чопорной жены отзываться на ласки поражала его. Мотая головой из стороны в сторону, она несвязно шептала о том, чего хочет. Волна самого острого наслаждения, какое он когда-либо испытывал, нахлынула на него, и он тузил свою жену жестким орудием, которое никак не могло насытиться.

— Пожалуйста, — умоляла она.

— Скоро, — обещал он.

— Ты кончишь вместе со мной?

— Обязательно. Ах, Идит, ты сжигаешь меня своим жаром.

— Ты зажег во мне пламя, любовь моя.

«Любовь моя?» И тут Эйрик взорвался с ревом первобытного мужского удовлетворения, шея его изогнулась назад, орган выплеснул семя жизни в пульсирующее лоно Идит.

Поначалу Идит не могла пошевелиться, так ее поразили новые и чудесные волны удовольствия, которые продолжали рябить у нее внутри.

— Идит… ох, Идит… ты просто чудо, — прохрипел Эйрик, уткнувшись ей в шею. — Ты забрала все, что я мог тебе дать, и заставляешь меня желать отдать еще больше. Отдать все.

— Я была… я была хорошей? — нерешительно спросила она, вспоминая жесткий отзыв о ней Стивена.

Эйрик слегка поднял голову.

— Как можешь ты спрашивать? Ты все, о чем может мечтать мужчина, и даже больше.

— Правда? — спросила она, невероятно довольная.

— Правда. — Он наклонил голову и прижался губами к ее шее. Вскоре она почувствовала теплое дыхание его сна на своей коже. И не обиделась. Ведь и сама она ощущала себя в странной летаргии после всех взлетов, поэтому позволила и себе на минуту задремать.

Через несколько мгновений Идит проснулась, чувствуя себя замечательно наполненной. Она все еще лежала на спине, вес мужа придавливал ее к земле, а полуувядший мужской орган по-прежнему оставался в ней.

Она могла бы теперь, когда взрыв любви утих и чувства утихомирились, испытать отвращение. Но этого не было.

Она могла бы почувствовать себя раздавленной грубыми телесами мужчины, одного из тех, кого не хотела допускать в свою жизнь. И этого не случилось тоже. Взамен она испытывала странную радость, покоясь в колыбели его рук, крепко державших ее.

Она могла бы ужаснуться своей бесстыдной отзывчивости к похотливому чурбану, который повалил ее на спину. Этого тоже не случилось.

«Так вот что такое быть любимой», — подумала Идит. Впервые в жизни она поняла, какую силу обретает женщина, уступая. Она улыбнулась, выгнув бедра в чувственном позыве.

Пора будить этого развратного негодяя и его замечательно похотливое мужское орудие.