– Похоже, это у них семейное, – заметил Джуд. Дэнни вновь наклонился вперед:
      – Да. Да. Погодите-ка… Какого черта? Сестра Анны и есть та женщина, что продала вам призрак? В смысле, костюм покойника? Да что, черт побери, здесь происходит? И почему вам вдруг захотелось позвонить ей?
      Джуд не стал рассказывать Дэнни о событиях прошедшей ночи. В этот миг, придавленный известием о смерти Флориды, он уже не был уверен в том, что он видел ночью. Старый мужчина, в три часа ночи сидевший под дверью его спальни, уже не казался таким реальным, как несколько часов назад.
      – Этот костюм – что-то вроде символической угрозы. Она обманом заставила нас купить его. По какой-то причине послать мне костюм просто так она не могла – нужно, чтобы я заплатил за него. По-моему, здравомыслие – не самая сильная ее черта. Короче, когда костюм привезли, я сразу понял: с ним что-то не так. Во-первых, его прислали в дурацкой черной коробке в форме сердца, и – только не сочти меня параноиком – в нем где-то запрятана иголка в расчете на то, чтобы об нее укололись.
      – В нем спрятана иголка? И вы укололись?
      – Я – нет. А вот Джорджия довольно сильно оцарапалась.
      – И как она, нормально? На острие ничего не было?
      – Вроде мышьяка? Нет. Не думаю, что эта Джессика Прайс из Психбурга, штат Флорида, настолько тупа. Сумасшедшая – да, но не тупая. Она хочет напугать меня, а загреметь в тюрьму в ее планы не входит. Она говорит, что привидение ее отчима прибыло к нам вместе с костюмом и оно отомстит мне за то, что случилось с Анной. А эта игла, вероятно, часть заклятия вуду, или что там еще бывает. Я вырос рядом с районом беззубых нищих, которые питались крысами, жили в трейлерах и придерживались разных зловещих колдовских идей. В наших местах можно было запросто прийти на работу или в местную забегаловку в венце из терний, и никто бы даже глазом не моргнул.
      – Хотите, я позвоню в полицию? – спросил Дэнни. Он понемногу приходил в себя. Ушло напряжение, и обычная самоуверенность вновь стала проглядывать на его лице.
      – Не надо.
      – Она угрожала вам.
      – С чего ты взял?
      – Я сам слышал. Я сидел рядом и все слышал.
      – Что ты слышал?
      Дэнни помолчал немного, глядя на Джуда, а потом опустил глаза и медленно улыбнулся.
      – Что вы мне скажете, то я и слышал.
      Джуд не выдержал и ухмыльнулся в ответ. Дэнни был абсолютно бесстыжим. Сейчас Джуд, как ни старался, не мог припомнить, за что он иногда злился на Дэнни.
      – Не-а, – протянул Джуд. – С этим я разберусь по-другому. Но кое-что ты все же можешь для меня сделать. Анна прислала мне пару писем после того, как уехала домой. Не помню, что я сделал с ними. Ты не поищешь?
      – Конечно поищу. – Дэнни снова нахмурился. Его обычные непринужденные манеры вернулись к нему, но щеки все еще покрывала бледность. – Джуд… когда вы говорите, что разберетесь с этим по-другому… как вы с этим хотите разобраться? – Он прикусил нижнюю губу, изогнул в задумчивости брови. – Вы сказали, прежде чем повесить трубку… Насчет того, чтобы подослать к ней фанатов. Или самому приехать. Все это так не похоже на вас. Я никогда не слышал, чтобы вы так говорили. Я даже немного беспокоюсь.
      – Тебе не о чем беспокоиться, – успокоил его Джуд. – А вот на ее месте я бы заволновался.
 
      Мысли неслись одна за другой по головокружительной сужающейся спирали – как черный пес, что бегает за своим хвостом. В мозгу одна за другой возникали ужасные картины. Вот Анна, голая, с пустыми глазами, лежит в ванне красной воды. Вот Джессика Прайс шипит в телефон: «Ты умрешь, тебя убьет холодная рука, она зажмет тебе рот». Вот старик-покойник сидит в холле в черном костюме, как у Джонни Кэша, и медленно поднимает голову, чтобы посмотреть на проходящего мимо Джуда.
      Нужно было заглушить этот шум в голове. Как известно, лучше всего в таком случае помогает, если собственноручно произвести другой шум. Джуд отнес гитару в студию, взял несколько пробных аккордов, но остался недоволен тональностью. В поисках гитарного капо он заглянул в стенной шкаф и обнаружил там патроны.
      Они лежали в коробке в форме сердца… в одной из желтых коробок в форме сердца, что отец дарил матери на каждый Валентинов день и День матери, на Рождество и на ее день рождения. Мартин больше ничего ей не дарил – ни роз, ни колец, ни шампанского, только вот такую большую коробку шоколадных конфет из одного и того же супермаркета.
      Ее реакция всегда была неизменна, как и подарок. Коробку она принимала, неловко улыбаясь, не разжимая губ.
      Она стеснялась своих зубов. Вся верхняя челюсть была вставной, настоящие зубы выбиты. Конфетами из подаренной коробки она всегда сначала угощала мужа, а тот, горделиво улыбаясь, как будто преподнес ей бриллиантовое ожерелье, а не трехдолларовые сладости, качал головой и отказывался. Потом она подносила коробку Джуду.
      И Джуд всегда выбирал конфету, что лежала в центре, – вишню в шоколаде. Ему нравился хлюпающий звук, когда конфета ломалась у него на зубах, чуть кисловатая липкая сладость сиропа, сморщенная мякоть вишни. Он воображал при этом, что жует покрытое шоколадом глазное яблоко. Уже в те далекие годы Джуд получал удовольствие, измышляя самые отвратительные вещи, придумывая самые гадкие мерзости.
      Коробка обнаружилась под гнездом из проводов, педалей и адаптеров, в гитарном чехле, лежащем у задней стенки студийного шкафа. И это был не просто гитарный чехол, а тот, с которым он покинул Луизиану тридцать лет назад. Правда, подержанная «Ямаха» за сорок долларов, изначально лежавшая там, давно ушла из жизни Джуда. Ее он оставил на сцене в Сан-Франциско, где открывал концерт «Лед зеппелин» в 1975 году. В те дни он много чего оставил: семью, Луизиану, свиней, бедность, прежнее имя. Он не тратил время на то, чтобы оглядываться.
      Только он вынул находку из гитарного чехла, как его руки онемели и коробка полетела на пол. Джуд знал, что там лежит, еще не открывая крышку, – ему хватило одного взгляда. А если у него и оставались сомнения о ее содержимом, то они исчезли, когда коробка приземлилась на пол с металлическим лязгом. Джуда сковал почти атавистический ужас, какой охватывает человека, внезапно увидевшего, что по его руке ползет жирный мохноногий паук. Эту коробку он не видел уже более трех десятков лет. Он отлично помнил, что засунул ее между матрасом и пружинами своей кровати в отцовском доме в Мурс-Корнере. Она не покидала Луизианы и ни при каких обстоятельствах не могла оказаться в этом гитарном чехле. Но вот – она здесь.
      Он с минуту смотрел на желтую коробку, прежде чем сумел заставить себя поднять ее с пола. Снял крышку и вывалил содержимое на пол. Патроны раскатились во все стороны.
      Юный Джуд собирал их с тем же безоглядным увлечением, с каким другие дети коллекционировали бейсбольные карточки. То была его первая коллекция. Джастин Ковзински начал ее в восемь лет, за долгие годы до того, как ему в голову пришла мысль, что он может быть кем-то другим. Однажды он шел по полю и услышал, как что-то щелкнуло у него под ногой. Он нагнулся и увидел ружейную гильзу, валявшуюся в грязи. Должно быть, это была гильза от патрона его отца. Стояла осень, и старик стрелял диких индеек. Джастин понюхал потрескавшийся сплющенный цилиндр. Слабый запах пороха защекотал его ноздри, а ощущение должно бы быть неприятным, но, как ни странно, оно пленило Джастина. Гильза отправилась вместе с ним домой в кармане комбинезона, а затем оказалась в одной из пустых конфетных коробок.
      Вскоре к ней присоединились два патрона тридцать восьмого калибра, украденные из гаража приятеля, необычные серебристые гильзы, найденные на стрельбище, и патрон от британской винтовки – длиной с его средний палец. Это последнее пополнение коллекции обошлось Джуду весьма недешево – он выменял его на журнал комиксов «Крипи» с обложкой самого Фразетты , но считал обмен равноценным. Ночами он лежал в постели и рассматривал свою коллекцию, изучая отражения звезд на полированных поверхностях и принюхиваясь к запаху свинца (так мужчина вдыхает аромат духов своей возлюбленной, оставшийся на ее ленте, и погружается в мир сладких фантазий).
      В старших классах он подвесил британский патрон на кожаный шнурок и носил его на шее, пока директор не конфисковал это украшение. Джуд удивлялся, как не убил никого в те годы. Он обладал всеми основными элементами «школьного стрелка»: гормонами, страданием, амуницией. Многие не понимают, как могла произойти трагедия в школе Коламбин . Джуд не понимал, почему такое не случается сплошь и рядом.
      Они все были тут: и сплющенная гильза от винтовки отца, и серебряные гильзы, и двухдюймовый патрон от штурмовой винтовки AR-5. Хотя последнего просто не могло быть – директор так и не вернул его Джастину. Это было предупреждение. Ночью Джуд видел привидение покойного отчима Анны, а теперь старик дал ему понять, что их дело еще не окончено.
      Джуд понимал, что это совершенно безумная мысль. Наверняка есть не меньше дюжины объяснений, как сюда попала коробка с патронами и гильзами. Но Джуда не интересовали разумные доводы, он никогда не был рассудочным человеком. Его интересовала только правда. Ночью он видел старика. Да, на несколько минут, в залитом солнцем офисе Дэнни он сумел притвориться, уговорить себя, что этого не было, но это случилось.
      Справившись с первым шоком, он более внимательно осмотрел рассыпавшиеся патроны. Он предположил, что они не просто предупреждение, а послание. Покойник – вернее, его призрак – предлагал противнику вооружиться.
      Джуд подумал о своем револьвере «суперблэкхок», спрятанном в сейфе под столом, но потом отбросил эту мысль. В кого он собирается стрелять? Он понимал, что привидение существует прежде всего в его голове. Скорее всего, привидения всегда жили не в замках и заколдованных комнатах, а в умах людей. И если он хочет подстрелить призрак, то ему придется направить дуло себе в висок.
      Он высыпал патроны обратно в конфетную коробку и накрыл ее крышкой. Они ему не пригодятся. Но существуют и другие виды оружия.
      В шкафу у дальней стены студии Джуд держал другую свою коллекцию – собрание книг об оккультизме и сверхъестественных явлениях. Когда его группа только набирала обороты, на пик популярности взлетела «Блэк саббат» , и менеджер присоветовал Джуду сделать вид – хотя бы сделать вид, – что он, Джуд, в приятельских отношениях с Люцифером. Джуд к тому времени уже изучил несколько работ по групповой психологии и массовому гипнозу и решил: фаны – это хорошо, а культовое поклонение – еще лучше. К списку того, что нужно изучить, он прибавил труды Алистера Кроули и «Случай Чарльза Декстера Уорда» и добросовестно прочитал их, аккуратно подчеркивая основные понятия и факты.
      Уже став знаменитостью, он получал подобные книги в подарок от всевозможных сатанистов, чернокнижников и спиритуалистов. Те слушали его музыку и приходили к выводу, что Джуд разделяет их воззрения (хотя на самом деле он оставался крайне далек от оккультизма, для него это было как черные кожаные штаны – деталь образа, не более). В частности, так он стал обладателем невразумительного пособия, изданного католической церковью в тридцатых годах, с описанием ритуала по изгнанию дьявола, а также сборника извращенных и кощунственных псалмов, написанных сумасшедшим тамплиером пятьсот лет назад, и кулинарной книги для каннибалов.
      Джуд поставил коробку с патронами и гильзами на полку среди книг. Все мысли о поисках капо и игре на гитаре испарились. Он провел пальцем по корешкам фолиантов. В студии было холодно – настолько, что он с трудом переворачивал страницы. Он сам не знал, что ищет.
      Сначала он попытался разобраться в заумном трактате о животных-фамилиарах – существах, любовью и кровью привязанных к своим хозяевам и умеющих напрямую общаться с духами мертвых. Написанный на непролазном староанглийском, без пунктуации, трактат оказался Джуду не по зубам. Промучившись с одним абзацем десять минут, он так и не понял, о чем там говорилось. Пришлось отложить томик в сторону.
      В другой книге он остановился на главе об одержимости демонами и злыми духами. Одна гротескная иллюстрация изображала мужчину, распростертого на постели посреди смятых простыней, с выпученными от ужаса глазами и разинутым в немом крике ртом. Между его губ виднелся злобный ухмыляющийся гомункулус, вылезающий наружу. Или же, что еще страшнее, он лез внутрь человека.
      Джуд прочитал о том, что любой, кто приоткрывает золотую дверь смертности и хочет взглянуть, что за ней, рискует впустить в этот мир кого-нибудь с той стороны. Особую осторожность здесь следует проявлять больным, старым и тем, кто любит смерть. Тон высказывания был убедительным и напористым, и Джуд с надеждой стал читать дальше, пока не дошел до описания наилучшего метода защиты, а именно – умывания мочой. Он мог многое принять, если речь шла о пороках, но такие водные процедуры даже для него были чересчур. Вскоре книга выскользнула из его замерзших рук, но он не стал поднимать ее. Более того – отпихнул в сторону, чтоб не мешалась под ногами.
      Дальше шло издание о привидении в доме священника в Борли, следующее – о беседах с духами при помощи спиритической доски, потом – о применении алхимиками первой менструальной крови. Вконец разозлившись, Джуд стал швырять книги направо и налево. Что ни слово, то дерьмо! Демоны, фамилиары, магические круги, волшебные свойства мочи. Один том задел лампу, и она звонко разбилась. Другой угодил в рамку с платиновым диском. По стеклу во все стороны брызнула паутина трещин. Рамка упала со стены, ударилась об пол, с треском перевернулась диском вниз. Под руку Джуду опять попалась желтая коробка из-под конфет. Она врезалась в стену, патроны и гильзы с веселым стуком раскатились по полу.
      Тяжело дыша и озираясь в поисках того, что еще можно разбить, сломать, убрать с глаз долой, он схватил с полки очередную книгу. И вдруг остановился. То, что показалось ему книгой, по весу и на ощупь было чем-то другим. Он взглянул на прямоугольный предмет в своей руке – черная видеокассета, не подписанная. Сначала Джуд не мог вспомнить, что это за кассета, и стоял, недоумевая. Только через несколько мгновений он сообразил: это та самая порнуха с убийством. Она простояла здесь, на полке с книгами, а не в стойке для видеокассет, уже четыре года и так примелькалась, что он перестал замечать ее среди книг. Она слилась с грудой вещей, заполнявших полки.
      Однажды утром Джуд заглянул в студию и увидел, что его жена, Шеннон, смотрит эту кассету. Он собирался в Нью-Йорк и зашел за гитарой, которую хотел взять с собой. При виде жены он остановился в дверях. Шеннон замерла перед телевизором, глядя, как на экране один мужчина в окружении нескольких других душит голую девочку-подростка целлофановым пакетом.
      Шеннон хмурилась, сосредоточенно наморщив лоб. Девушка умерла. Джуд не боялся сцены со стороны жены – гнев не производил на него впечатления, но он знал, что надо опасаться ее, когда она становилась вот такой – спокойной, молчаливой, ушедшей в себя.
      Наконец она спросила:
      – Это не инсценировка?
      – Нет.
      – Она действительно умерла?
      Он посмотрел на экран. Девушка обмякла и неподвижно лежала на полу.
      – Да, она действительно умерла. Кажется, они и дружка ее прикончили.
      – Он умолял их не делать этого.
      – Кассету мне дал один коп. Он даже рассказал, кто были эти двое: наркоманы из Техаса, обворовали винный магазин и пристрелили кого-то, а потом пытались бежать в Тихуану. У копов валяется много всякого больного дерьма.
      – Он умолял, чтобы ее не убивали.
      Джуд мотнул головой:
      – Чудовищная штука. Не знаю, почему я до сих пор не выкинул ее.
      – Мне тоже непонятно, – сказала она.
      Шеннон поднялась, вынула из магнитофона кассету и уставилась на нее, держа в руке, будто раньше никогда не видела кассет, и пыталась сообразить, для чего нужна эта вещь.
      – Ты в порядке? – спросил ее Джуд.
      – Не знаю, – ответила Шеннон, взглянув на него растерянно. – А ты?
      Джуд промолчал, и она прошла через комнату, проскользнула мимо него к выходу, но в дверях спохватилась: кассета все еще оставалась у нее в руке. Тогда она аккуратно положила ее на полку и ушла. Через некоторое время домработница поставила ее среди книг, и Джуд так и не удосужился исправить ее ошибку. А потом вообще забыл об этом.
      У него возникли более серьезные проблемы. Вернувшись из Нью-Йорка, он обнаружил, что в доме пусто, вещей Шеннон нет. Она даже не оставила ему записки. Ни «Дорогой Джуд, прости», ни слов о том, что их любовь была ошибкой, или что она любила некую его версию, в реальности не существовавшую, или что они изменились и стали чужими. Ей было в то время сорок шесть лет, раньше она уже была замужем и развелась. Она не закатывала театральных представлений. Когда она хотела поговорить с Джудом, она звонила сама, когда ей было что-то нужно, звонил ее адвокат.
      Глядя теперь на видеокассету, он по-прежнему не мог объяснить себе, почему до сих пор держал ее в доме… или почему она держалась в его доме. Было бы логично, если бы он отыскал кассету и выбросил, когда обнаружил, что жена ушла. Более того: Джуд не понимал, зачем он вообще взял это видео. Да, ему предложили. И тут в голову Джуду пришла не очень приятная мысль: в последние годы он с готовностью принимал все, что ему предлагали, не особо задумываясь над последствиями. А последствия, оказывается, могли быть самыми серьезными. Анна предложила ему себя – он взял ее, и теперь она мертва. Джессика Макдермотт предложила ему костюм покойника – и теперь это его костюм. Его костюм.
      Джуд ведь палец о палец не ударил ради того, чтобы заполучить этот костюм, или кассету с мексиканским снафф-порно, или другие предметы его коллекции. Наоборот, все они будто сами притянулись к нему, как притягиваются к магниту железные опилки. Он, как и магнит, ничего не мог поделать с тем, что они притягиваются и прилипают. Однако это выглядит как беспомощность, а беспомощным он никогда не был. И если он желает бросить что-нибудь в стену, лучше взять злосчастную кассету.
      Но он слишком долго стоял неподвижно, погрузившись в раздумья. Холод, царивший в студии, ослабил его, и Джуд почувствовал усталость. Он почувствовал свой возраст. Было так холодно, что он удивился, не увидев пара от своего дыхания. Он подумал, что нет ничего глупее – и слабее – пятидесятичетырехлетнего мужчины, разбрасывающего книги в приступе ярости, а слабость он презирал больше всего. Он хотел бросить кассету на пол и растоптать ее, но вместо этого положил обратно на полку, смутно понимая: нужно действовать хладнокровно и хотя бы сейчас вести себя так, как подобает взрослому человеку.
      – Выброси его! – раздался от дверей голос Джорджии.
      От неожиданности Джуд вздрогнул. Обернулся, взглянул на нее. Джорджия был бледной от природы, однако сейчас, ее лицо казалось обескровленным и белым, как полированная кость. Она напоминала вампира еще сильнее, чем обычно. Сначала Джуд отнес это на счет косметики, но потом заметил, что лицо Джорджии влажно от пота, а тонкие черные волосы прилипли к вискам и лбу. Она стояла в одной пижаме, обхватив себя руками, и дрожала от холода.
      – Ты что, заболела? – спросил Джуд.
      – Да нет, – отмахнулась она. – Я ходячая реклама здоровья. Выброси его. Он аккуратно положил видеокассету на полку.
      – О чем ты?
      – О костюме покойника. От него воняет. Ты же вынимал его из шкафа, разве не заметил, как он пахнет?
      – А он не в шкафу?
      – Нет, не в шкафу! Когда я проснулась, он лежал на кровати. Лежал, раскинув рукава, прямо рядом со мной. Ты забыл его убрать? Или ты даже забыл, что вытащил его? Богом клянусь – удивляюсь, как это в туалете ты не забываешь засунуть обратно в штаны свой хрен! Надеюсь, что вся дрянь, которую ты выкурил в семидесятые, стоила твоих нынешних проблем с головой. Зачем ты вообще доставал этот чертов костюм?
      Если костюм действительно находится не в шкафу, значит, выбрался он оттуда самостоятельно. Но говорить это Джорджии не имело ни малейшего смысла, поэтому Джуд промолчал, притворившись, будто занят наведением порядка в студии.
      Он деловито обошел стол, нагнулся и развернул лицевой стороной вверх рамку с платиновым диском, что упала со стены. Сам диск пострадал не меньше, чем стекло рамки. Джуд собрал осколки. Битое стекло с мелодичным перезвоном посыпалось в урну у письменного стола. Потом он вынул куски разбитого платинового альбома – «Веселые линчеватели» – и тоже бросил их в мусор: шесть блестящих кинжалов из прорезанной бороздками стали. Что теперь? Джуд предположил, что нормальный трезвомыслящий человек пошел бы взглянуть на костюм. Он обернулся к Джорджии.
      – Пойдем, тебе лучше прилечь, ты ужасно выглядишь. А я уберу костюм на место и укрою тебя одеялом.
      Он взял ее за руку, но девушка высвободилась.
      – Нет. Провоняла вся постель. От простыней разит какой-то мерзостью.
      – Ну, постелим свежее белье, – сказал он, снова беря ее за руку повыше локтя.
      Джуд развернул ее и вывел в холл. Слева, ближе к спальне, в кресле-качалке сидел старик. Голова опущена, будто в задумчивости. Там, где должны были быть его ноги, висела завеса из лучей утреннего солнца. Призрачное тело словно растаяло там, где на него падал свет. Этот эффект придавал старику вид инвалида войны, у которого брючины заканчивались где-то посередине бедра. Ниже солнечного разлива виднелись черные кожаные ботинки, надетые на черные носки. А между бедрами и ботинками были только одни ноги – ножки стула, ослепительно желтые в лучах солнца.
      Джуд заметил старика и мгновенно отвернулся. Он не хотел смотреть на него, не хотел думать о том, что призрак снова здесь. Он глянул на Джорджию – увидела ли она привидение? Но девушка, ведомая рукой Джуда, уставилась себе под ноги и опустила челку на глаза. Он хотел, чтобы она взглянула на старика. Хотел узнать, может ли Джорджия видеть его, но слишком боялся заговорить в присутствии покойника. Он боялся, что привидение услышит его и поднимет голову.
      Разумом Джуд понимал, что надеяться проскользнуть мимо старика незамеченными – безумная мысль. Тем не менее он верил, что если оба они будут вести себя очень тихо, то сумеют пройти через холл, не побеспокоив призрак. Глаза покойника оставались закрытыми, подбородок упирался в грудь. Трудно было отделаться от впечатления, что это обычный старичок, прикорнувший на утреннем солнышке. В эти секунды Джуд хотел одного: чтобы призрак не двигался с места. Не шевелился. Не просыпался. Не открывал глаз. Пожалуйста, пусть он не открывает глаз.
      Они приближались к креслу-качалке, но Джорджия так и не взглянула в ту сторону. Сонная, она положила голову Джуду на плечо и прикрыла веки.
      – Так ты расскажешь мне, зачем разгромил всю студию? Это ты кричал? Мне показалось, я слышала какие-то крики.
      Он не хотел смотреть туда, но не мог не смотреть. Привидение сидело на месте: голова чуть склонилась набок, на губах играет легкая улыбка, будто старик размышляет о чем-то приятном или видит хороший сон. Кажется, он не слышит ее. У Джуда появилась какая-то мысль, еще неоформленная, еще невыразимая словами. С закрытыми глазами, с едва заметным наклоном головы привидение как будто бы… прислушивалось к чему-то.
      «Прислушивается ко мне», – подумал Джуд. Вероятно, ждет, когда его присутствие будет признано, и тогда в свою очередь признает (сможет признать) присутствие Джуда. Они были уже совсем рядом с призраком, должны были вот сейчас пройти мимо, и Джуд вжался в Джорджию, чтобы избежать прикосновения к покойнику.
      – Эти крики и разбудили меня и еще ужасная вонь… – Джорджия негромко кашлянула и подняла голову, прищурившись на дверь спальни. Она так и не замечала привидения, хотя они шли прямо на него. Вдруг она встала на месте как вкопанная: – Я не войду туда, пока ты не сделаешь что-нибудь с костюмом.
      Он передвинул ладонь с ее предплечья на запястье и сжал его, подталкивая Джорджию вперед. Она тоненько вскрикнула, обозначая протест и боль, и попыталась вырваться из его хватки.
      – Какого хрена?
      – Иди, не останавливайся, – рявкнул он и понял мгновением позже, что все-таки заговорил. Сердце ухнуло в пропасть.
      Он обернулся, чтобы взглянуть на привидение, и в тот миг покойник вскинул голову и поднял веки. Вместо глаз у него были черные каракули. Как будто ребенок взял фломастер – волшебный фломастер, рисующий по воздуху, – и старательно закрасил глаза старика. Черные линии вились и закручивались, как черви, спутавшиеся в клубок.
      Старик улыбнулся ему – короткой зловещей улыбкой, не раздвинув сомкнутых губ. И Джуд миновал его, толкая перед собой Джорджию, не обращая внимание на ее сопротивление и жалобы. Уже открывая дверь спальни, он снова не выдержал и оглянулся.
      Призрак поднялся на ноги, и, пока он совершал это движение, его ноги вышли из освещенного лучами участка и нарисовались между ботинками и серединой бедер – длинные ноги в черных брюках с острыми складками. Покойник протянул руку в сторону и развернул ладонь к полу. Что-то выпало из его руки и повисло – плоский серебряный кулон, отполированный до зеркального блеска, на тонкой золотой пеночке. Нет, не кулон, а изогнутое лезвие. Что-то вроде игрушечной версии маятника из рассказа Эдгара Аллана По . Золотая цепочка присоединялась к обручальному кольцу на одном из его пальцев, словно он был женат на этой бритве. Старик позволил Джуду рассмотреть свой маятник, а потом дернул рукой, как ребенок, играющий с йо-йо, и маленькая изогнутая бритва скрылась в его ладони.
      Джуд чуть не закричал, он чувствовал, как стон рвется из его груди. Он затолкал Джорджию в спальню и с силой захлопнул дверь.
      – Что ты делаешь, Джуд? – чуть не плакала Джорджия, наконец-то освободившись из его рук и пятясь от него прочь.
      – Заткнись.
      Левой рукой она ударила его в плечо, потом стукнула по спине перевязанной правой, но причинила боль не ему, а себе. Джорджия ойкнула обиженно и слабо, понурила голову и отошла.
      Джуд, не обращая на нее внимания, держался за дверную ручку. Он хотел слышать, что происходит в коридоре. Там было тихо.
      Приоткрыв дверь на три дюйма, готовый в любой миг снова захлопнуть ее, он решился посмотреть, там ли еще призрак со своей бритвой. В холле никого не было.
      Он зажмурился. Закрыл дверь. Прислонился к дереву лбом, сделал глубокий вдох, наполнив легкие и задержав дыхание, потом медленно выдохнул. Лицо холодил липкий пот, и он поднял руку, чтобы стереть его. Что-то ледяное, острое и твердое царапнуло его щеку, и он открыл глаза. В ладони Джуда лежала изогнутая бритва призрака. Синеватая сталь лезвия отражала его собственный широко раскрытый глаз.
      С диким воплем Джуд отбросил от себя лезвие. Но когда он посмотрел на пол, там уже ничего не было.
      Он попятился от двери. Все пространство комнаты заполнил шум затрудненного дыхания – его собственного и Мэрибет. В этот момент она была для него Мэрибет. Он не мог вспомнить, как обычно называл ее.
      – Что за дерьмо ты пьешь? – спросила она, почти незаметно (но только не для уха Джуда) растягивая слова, как и положено уроженке Юга.
      – Джорджия, – вспомнил он тогда. – Ничего. Я абсолютно трезв.
      – Проклятье. Тогда чем ты долбишься?
      Едва заметный южный говорок пропал, исчезнув так же внезапно, как и появился. Джорджия пару лет прожила в Нью-Йорке, где целенаправленно работала над своим произношением. Ей не нравилось, когда ее принимали за южную деревенщину.
      – Я перестал принимать наркотики много лет назад. Я же говорил тебе.
      – Тогда что было в холле? Ты что-то заметил. Что? – Он бросил на нее предупреждающий взгляд, который Джорджия проигнорировала. Она стояла перед ним в пижаме, обхватив себя руками, слегка расставив ноги, как будто хотела преградить ему дорогу в спальню. Абсурдное намерение для девушки, весившей на добрую сотню футов меньше Джуда.
      – В холле сидел старик. В кресле, – произнес он наконец. Он вынужден был что-то объяснить Джорджии и не видел причины лгать. Сочтет ли она его безумным, Джуда ни капли не беспокоило. – Мы прошли прямо мимо него, но ты его не увидела. Не знаю, можешь ли ты вообще его видеть.
      – Какой-то бред сумасшедшего. – Особой уверенности в ее голосе не прозвучало.
      Джуд направился к кровати, и она уступила ему дорогу, прижавшись к стене.
      Костюм покойника был аккуратно разложен на той стороне, где обычно спал Джуд. Коробка в форме сердца лежала на полу, рядом – небрежно откинутая крышка. Из коробки торчала белая упаковочная бумага. Уже за несколько шагов от костюма Джуд почувствовал неприятный запах. Его передернуло. Запаха не было, когда он в первый раз вынимал костюм из коробки, иначе Джуд бы запомнил. Не запомнить такую вонь невозможно. Это был запах разложения, смрад чего-то мертвого и гниющего.
      – Господи, – только и сказал Джуд. Джорджия стояла поодаль, прикрыв ладонью рот и нос.
      – Знаю. Я еще подумала: может быть, в карманах что осталось. Еда какая-нибудь.
      Дыша через рот, Джуд похлопал по карманам. Он ожидал, что найдет в них нечто вроде полуразложившейся крысы. Он не удивится, если Джессика Прайс приложила к костюму в качестве подарка небольшой довесок – без дополнительной оплаты. Но в карманах он нащупал лишь плоский жесткий квадратик – вероятно, из пластика. Джуд вытащил находку.
      Это оказалась хорошо знакомая фотография, где он был снят вместе с Анной. Анна очень любила ее. Их снял Дэнни в один из августовских дней. Рыжеватый теплый солнечный свет падает на переднее крыльцо, в воздухе кишат стрекозы, поблескивают пылинки. Джуд сидит на крыльце с гитарой «Добро» на колене. Анна пристроилась рядом и смотрит, как он играет, зажав ладони между бедер. У их ног распростерлись в пыли собаки, вопросительно глядя на камеру.
      То был чудесный день. Может быть, один из последних хороших дней перед тем, как их отношения стали портиться. Однако вид фотографии не доставил Джуду удовольствия: кто-то отредактировал ее, размашисто закрасив глаза Джуда черными чернилами.
      От созерцания испорченной карточки его отвлек голос Джорджии: она что-то спрашивала у него неуверенным негромким голосом:
      – Какой он? Тот призрак в холле?
      Джуд стоял так, что корпусом загораживал фотографию, так что девушка, к счастью, не видела, что у него в руках. Он не хотел показывать ей снимок. Ответить сразу он не смог, все еще потрясенный видом черных зигзагов, скрывающих его глаза на фотографии. Собравшись, он проговорил: