К ним присоединилась Бэмми. Джуд развернулся к Джорджии и Бэмми. Джорджия стояла в дверях. Ее глаза были обычными, не скрытыми метками смерти. Бэмми за ее спиной подвинула внучку в сторону, чтобы войти в кухню, а затем подошла к Джуду.
      – Ты знаешь историю Руфи? Эм-Би рассказала тебе?
      – Она рассказала, что вашу сестру в детстве похитили. Еще она сказала, что иногда ее видят во дворе – видят, как ее похищают. Снова и снова. Теперь я сам это увидел. Я слышал, как она пела. Я видел, как ее уносят.
      Бэмми прикоснулась к его руке:
      – Не хочешь присесть?
      Джуд мотнул головой. Бэмми заговорила снова:
      – У меня есть объяснение, почему она возвращается. Почему ее видят. Худший момент в ее жизни случился в этом дворе, когда мы все сидели в доме и обедали. Она осталась одна, она была напугана, и никто не видел, как ее забирают. Никто не обратил внимания на то, что она перестала петь. Для нее это было самое ужасное. Я всегда считала: когда с тобой происходит что-то по-настоящему плохое, тебе нужно, чтобы об этом узнали другие люди. Ты не дерево, которое падает на землю в глухом лесу, и ни кто не слышит треска его ветвей. Давай я тебе хотя бы лимонаду налью?
      Только теперь Джуд осознал, что во рту у него пересохло. Он кивнул. Бэмми вынула из холодильника почти пустой кувшин и вылила остатки лимонада в стакан. Занимаясь делом, она не переставала говорить:
      – Я всегда считала, что, если кто-то заговорит с ней, ей станет легче. Если в последние минуты жизни она почувствует, что не одинока, это освободит ее. – Бэмми склонила голову набок. Забавный вопросительный жест, Джуд миллион раз видел его в исполнении Джорджии. – Возможно, ты действительно помог ей, хотя это неочевидно. Помог, потому что просто позвал по имени.
      – Как я ей помог? Ее все равно похитили!
      Одним глотком Джуд осушил стакан и поставил его в раковину.
      Бэмми стояла рядом. Ее интонации были мягкими успокаивающими.
      – Я и не говорю, что ты в силах изменить то, что уже случилось. Это было. Это прошлое. Джуд, все-таки не останетесь ли на ночь?
      Ее последний вопрос был совсем далек от их разговора, и Джуду потребовалось время, чтобы понять, о чем его спрашивают.
      – Мы не можем, – сказал он наконец.
      – Почему?
      Потому что любой, кто предложит им помощь, заразится от них смертью. Кто знает, вдруг они уже подвергли жизнь Бэмми серьезной опасности, остановившись на несколько часов в ее доме. Ведь он и Джорджия мертвы, а мертвые тянут живых за собой.
      – Потому что это небезопасно, – сказал он, подумав. По крайней мере это было правдой. Бэмми свела брови, нахмурилась в задумчивости. Она, искала слова, чтобы заставить его открыться и рассказать, в какую беду попали он и ее внучка.
      Пока она думала, в кухню тихо, на цыпочках, прошла Джорджия, словно боялась помешать. За ней семенила Бон, поглядывая на людей с непониманием и тревогой. Джорджия сказала:
      – Видишь ли, Бэмми, не все привидения похожи на твою сестру. Некоторые из них весьма злокозненны. И кое-кто из таких злокозненных привидений проявляет интерес к нам с Джудом. Не проси объяснить тебе, что происходит. Ты сочтешь нас сумасшедшими.
      – А вы все-таки попробуйте. Может, я как-нибудь помогу.
      – Миссис Фордхэм, – произнес Джуд. – Мы очень благодарны за ваше гостеприимство. И спасибо за ужин.
      Джорджия потянулась и дернула Бэмми за рукав. Когда бабка обернулась, девушка обняла ее своими худыми бледными руками и крепко прижала к себе.
      – Ты хороший человек, и я люблю тебя.
      Бэмми по-прежнему смотрела на Джуда.
      – Может, я могу хоть что-нибудь…
      – Не можете, – быстро остановил ее Джуд. – Это как с вашей сестрой на заднем дворе. Сколько ни кричи, повлиять на происходящее нельзя.
      – Я не верю. Моя сестра мертва. Никто не обращал внимания, что она перестала петь, и тогда ее кто-то похитил и убил. Но вы не мертвы. Ты и моя внучка живы, вы здесь, со мной, в моем доме. Не надо сдаваться. Мертвые побеждают, когда ты перестаешь петь и позволяешь им увлечь себя за собой. Когда ты идешь их дорогой.
      Эти слова возымели на Джуда странный эффект. В него словно ударила молния. Не надо сдаваться. Нельзя переставать петь. Здесь заключалась какая-то идея, но он пока не понимал, какая именно. Ему мешала уверенность в том, что их с Джорджией песня закончилась. Он поверил, что они такие же мертвые, как девочка во дворе, и это стало препятствием, непреодолимым для любой другой мысли.
      Джорджия поцеловала Бэмми в щеку раз, другой и еще раз. Она целовала бабушкины слезы. Наконец Бэмми повернулась к внучке, обняла ее лицо ладонями.
      – Останься, – сказала Бэмми. – Заставь его остаться. А если он откажется, пусть едет один, без тебя.
      – Я не могу, – ответила Джорджия. – И он прав: нам нельзя впутывать тебя. По-хорошему нам и заезжать к тебе не следовало. Один человек, наш друг, уже умер, потому что бежал от нас недостаточно быстро.
      Бэмми прижалась лбом к плечу Джорджии. Ее дыхание было прерывистым и неровным. Она запустила рук в волосы Джорджии, и обе женщины закачались в ритме очень медленного танца.
      Когда Бэмми справилась со своими чувствами – на это не потребовалось много времени, – она подняла голову, посмотрела Джорджии в глаза. Лицо у Бэмми покраснело и намокло от слез, подбородок дрожал, но она уже не плакала.
      – Я буду молиться, Мэрибет. Я буду молиться за тебя.
      – Спасибо, – тихо ответила Джорджия.
      – Я рассчитываю на то, что ты вернешься. Я верю, что снова увижу тебя, когда ты поймешь, что делать. А я знаю, ты поймешь. Потому что ты умная и добрая. И потому что ты – моя девочка. – Бэмми шумно вздохнула, искоса глянула на Джуда. – Надеюсь, он стоит тебя.
      Джорджия издала тихий конвульсивный смешок – скорее всхлипнула, чем рассмеялась, – и снова обняла Бэмми.
      – Ладно, поезжайте, – сказала Бэмми. – Раз надо поезжайте.
      – Мы уже уехали, откликнулась Джорджия.
 
 
      Машину вел Джуд. Потные ладони прилипали к рулю, в животе угнездилось неприятное чувство. Хотелось стукнуть по чему-нибудь кулаком. Хотелось быстро ехать, и он летел вперед, проскакивая на желтый свет, когда тот уже сменялся красным. А если не успевал миновать перекресток, и вынужден был ждать зеленого света, то давил на педаль газа, нетерпеливо раскручивая двигатель. Чувство беспомощности, пережитое в доме Бэмми, когда он молча смотрел, как маленькую мертвую девочку волокут в темноту, стало еще сильнее. Оно загустело и превратилось в ярость, оставив во рту привкус кислого молока. Джорджия наблюдала за Джудом некоторое время, потом положила ладонь ему на предплечье. Прикосновение напугало его – кожа девушки казалась влажной и стылой, Джуд вздрогнул. Он хотел сделать глубокий вдох и успокоиться – ради Джорджии, а не ради себя. Ведь нервничать и кипеть от гнева сейчас должна Джорджия, у нее больше на это прав после того, что показала им в зеркале Анна. После того, как она увидела свою смерть. Джуд не понимал ее спокойствия, невозмутимости, ее заботы о нем. У него самого не хватало сил, чтобы дышать ровно и глубоко. Загорелся зеленый свет. Грузовик, стоящий перед ними, не торопился. Джуд нажал на сигнал.
 
      – Убирай отсюда свою задницу! – заорал он в открытое окно, проносясь мимо грузовика через желтую двойную линию.
      Джорджия убрала руку, положила себе на колени. Повернув голову направо, она молча смотрела в окно. Они проехали еще квартал, остановились на перекрестке.
      И вдруг она заговорила тихо и удивленно. Она обращалась не к Джуду, а к самой себе, может быть не вполне осознавая, что говорит вслух.
      – Ой, смотрите-ка. Мой самый любимый магазин по продаже подержанных машин. Вот бы пулемет сейчас!
      – Что? – переспросил Джуд, хотя уже понял, о чем она. Не дожидаясь разъяснений Джорджии, он сворачивал на обочину и давил на тормоз.
      Справа от «мустанга» простиралась огромная асфальтированная площадка, уставленная подержанными автомобилями. Освещалась она газовыми фонарями на стальных опорах в тридцать футов высотой. Они возвышались над морем машин стройными рядами инопланетных войск – немой армией, вторгающейся на Землю из другого мира. Между фонарями были натянуты шнуры, и тысячи красных и синих флажков бились на ветру, привнося не совсем уместное здесь ощущение карнавала. Время шло к девяти, но магазин не закрывался. По рядам ходили пары. Они то и дело наклонялись, чтобы разглядеть цифры на приклеенных к лобовым стеклам ценниках.
      Джорджия свела брови и приоткрыла рот, что свидетельствовало о ее намерении сердито спросить у Джуд, какого черта он задумал.
      – Здесь?
      – Что здесь?
      – Не притворяйся дурочкой. Я про парня, который совратил тебя и сделал проституткой.
      – Он не… это не… Я не могу утверждать, что именно он…
      – А Я могу. Так он здесь работал?
      Она посмотрела на его руки, сжимавшие руль так, что побелели костяшки.
      – Да его, наверное, давно здесь нет.
      Джуд распахнул дверцу и выскочил из «мустанга». Мимо проносились машины, выплевывая горячие вонючие выхлопные газы, немедленно оседавшие на одежде. С другой стороны вылезла Джорджия. Она настороженно взглянула на Джуда через крышу автомобиля.
      – Что ты собираешься делать?
      – Найду его для начала. Как его звали?
      – Сядь в машину.
      – Скажи, кого мне искать. Не заставляй меня колошматить всех подряд.
      – Не пойдешь же ты один бить человека, которого даже не знаешь.
      – Правильно, один я не пойду. Я возьму с собой Ангуса. – Джуд посмотрел внутрь «мустанга». Ангус уже просунул голову между передними сиденьями, с надеждой глядя на хозяина. – Пойдем, Ангус.
      Здоровый черный пес одним движением перебрался на сиденье водителя и оттуда спрыгнул на асфальт. Джуд захлопнул дверцу и подошел к Джорджии. К его ноге прижимался могучий торс Ангуса.
      – Я все равно не скажу тебе, как его зовут, – сказала Джорджия.
      – Ладно. Я поспрашиваю. – Она схватила его за руку.
      – Что значит «поспрашиваю»? Что ты собираешься спрашивать? Не спал ли кто-нибудь из них с тринадцатилетней девчонкой?
      И тут Джуд вспомнил имя. Оно всплыло в голове без малейших усилий. Он только представил, как вставит в рот ублюдку пистолет, и сразу вспомнил.
      – Рюгер. Его зовут Рюгер. Рифмуется с «люгер».
      – Тебя арестуют. Ты никуда не пойдешь.
      – Вот почему подлецы вроде него выходят сухими из воды. Потому что люди вроде тебя их защищают. А ведь кто лучше тебя знает об их дерьмовых подвигах.
      – Я не его защищаю, придурок, а тебя. – Он вырвал руку из ее пальцев и развернулся. Он был готов сдаться и уже злился на себя за это. И вдруг он заметил, что Ангуса рядом нет. Джуд оглядел ближайшие ряды автомобилей и скоро увидел овчарку в глубине площадки. Ангус как раз обогнул какой-то грузовик и скрывался из виду.
      – Ангус! – крикнул он, но в этот миг мимо проезжала грохочущая фура с прицепом, и дизельный рев заглушил все остальные звуки.
      Джуд побежал за овчаркой. Обернувшись, он увидел, что вслед за ним спешит Джорджия, у нее белое от тревоги лицо и глаза широко раскрыты. Рядом – оживленная трасса, толпа народу среди выставленных на продажу машин. Потерять собаку в таком месте было бы крайне неудачно.
      Джуд приблизился к тому грузовику, около которого видел пса, обогнул его – и вот он, Ангус, сидит на задних лапах в десяти футах от машины и подставляет голову тощему лысому мужчине в синем пиджаке, чтобы тот почесал ему за ушами. Лысый был одним из продавцов. Бэйдж на его груди сообщал всем, что это Рюгер. Рюгер стоял рядом с семейством, одетым в футболки с рекламными надписями. Все члены семейства были полными, и их объемистые фигуры несли дополнительную нагрузку в виде ходячей рекламы. Живот отца продавал пиво «Coors silera bullet», грудь матери приглашала в местный спортивный клуб, а спину и грудь сына, паренька лет десяти, пересекала надпись «Hooters». Стоящий рядом с ними Рюгер казался чуть ли не эльфом, и это впечатление усиливалось его тонкими изогнутыми бровями и острыми ушами с пушистыми мочками. На мокасинах Рюгера болтались кисточки. Джуд ненавидел мокасины с кисточками.
      – Вот хороший мальчик, – ворковал Рюгер. – Смотрите, какой славный песик.
      Джуд замедлил шаги, чтобы Джорджия догнала его. Девушка встала рядом, но одного взгляда в сторону Рюгера ей хватило, чтобы тут же спрятаться за спину Джуда. Рюгер поднял на них глаза, расплылся в вежливой улыбке:
      – Это ваша собака, мэм? – Потом он прищурился.
      Постепенно озадаченность на его лице сменилась узнаванием. – Да это же маленькая Мэрибет Кимболл, да какая взрослая и красивая. Только подумать! Приехала навестить родню? Слышал, ты сейчас в Нью-Йорке.
      Джорджия не ответила. Блестящими от волнения синими глазами она смотрела на Джуда. Ангус привел их туда, куда нужно, словно он знал, кого они искали. Может быть, Ангус действительно знал? Может быть, это знала собака из черного дыма, живущая внутри Ангуса? Джорджия затрясла головой, показывая Джуду: нет, не надо. Но он не обратил на нее ни малейшего внимания и шагнул в сторону Ангуса и Рюгера.
      Рюгер перевел взгляд на Джуда. Его подвижное лицо тут же загорелось от удивления и радости.
      – О, господи! Вы – Джудас Койн, известный певец. У моего сына есть все ваши альбомы. Не могу сказать, что мне нравится уровень громкости, на котором он их слушает. – С этими словами Рюгер сунул палец в ухо, будто оглушенный после недавнего столкновения с музыкой Джуда. – Но должен признать, что на мальчика вы производите огромное впечатление.
      – Сейчас я и на тебя произведу впечатление, сукин сын, – сказал Джуд и впечатал правый кулак в лицо Рюгера. В носу продавца что-то хрустнуло.
      Рюгер пошатнулся, сложился пополам, сжимая нос рукой. Упитанная пара разошлась по сторонам, давая ему дорогу. Их сын с довольной ухмылкой выглядывал из-за плеча отца, стоя на цыпочках и стараясь ничего не пропустить.
      Левый кулак Джуд утопил в животе Рюгера. Он еще не почувствовал в полной мере боль, пронзившую раненую ладонь. Он схватил торговца за пиджак, не давая тому упасть на колени, и швырнул на капот «понтиака», где стоял плакатик с текстом: «Он твой, если хочешь!!! Дешево!!!»
      Когда Рюгер попытался привстать, Джуд молниеносно дотянулся до его промежности, нащупал мошонку Рюгера и сдавил пальцами. Тугое желе яичек захрустело в его руке. Рюгер подскочил и завопил. Из его ноздрей лилась темная кровь. Штанины его брюк задрались кверху, и Ангус, подпрыгнув, сомкнул челюсти на стопе продавца, потом дернул мордой, срывая с ноги мокасин.
      Толстая женщина прикрыла глаза рукой, но оставили между пальцами щелку и исподтишка следила за дракой.
      Он успел пару раз заехать Рюгеру в солнечное сплетение, но потом Джорджия уцепилась за его правый локоть и поволокла Джуда прочь. На полпути к «мустангу» она начала хохотать, а как только они оказались в. салоне машины, набросилась на Джуда, кусая его мочки, целуя его поверх бороды, прижимаясь к нему подрагивающим телом.
      Ангус долго отказывался выпустить из зубов трофейный мокасин. Джорджия сумела выменять его на печенье, только когда они выехали из пригородов на трассу, а затем привязала ботинок к зеркалу заднего вида за кисточку.
      – Нравится?
      – Да уж получше, чем плюшевые игральные кости, – ответил Джуд.
 

БОЛЬ

 
      Дом Джессики Макдермотт Прайс находился в районе относительно новой застройки. Вдоль улиц, которые петляли и изгибались, как кишки, стояли симпатичные в большинстве своем домики, отделанные виниловым сайдингом цвета разных сортов мороженого – ванильного, фисташкового. Они дважды проехали нужный адрес, прежде чем Джорджия разглядела номер на почтовом ящике. Дом оказался желтый, как манговый шербет, как предупредительный сигнал светофора, и определенного стиля у него не было, если не считать стилем крупногабаритную бесцветную архитектуру американских пригородов. Джуд не стал останавливаться возле дома, а проехал еще ярдов сто. Затем он свернул в первый попавшийся переулок и вскоре оказался перед незаконченной стройкой.
      Там только начали возводить гараж. Из фундамента торчали ярко-желтые сосновые опоры, соединенные балками и стропилами. Сверху будущую крышу прикрывал полиэтилен. Гараж относился к недостроенному дому. Каркас дома уже начали обивать фанерой, а зияющие прямоугольники подсказывали, где располагаются окна и двери.
      Джуд развернул «мустанг» капотом к улице и задним ходом въехал в бестелесный пока еще скелет гаража. Отсюда был отлично виден дом Прайсов. Джуд заглушил автомобиль. Они посидели, слушая потрескивание охлаждающегося двигателя.
      Они добрались сюда от дома Бэмми довольно быстро: время приближалось к часу ночи.
      – У нас есть план? – спросила Джорджия. Джуд указал на другую сторону улицы, где стояли два мусорных контейнера. Затем его палец передвинулся чуть дальше, на зеленые пластиковые баки, тоже предназначенные для сбора мусора.
      – Судя по всему, завтра увозят мусор, – сказал он и кивнул в сторону дома Джессики Прайс. – А она свои мешки еще не вынесла.
      Джорджия молча смотрела на Джуда. В слабом свете уличного фонаря ее глаза поблескивали и переливались, как вода на дне колодца.
      – Подождем, пока она не выйдет с мусором на улицу, и заставим сесть в «мустанг».
      – Заставим.
      – А потом отъедем подальше. И поговорим – втроем.
      – А если мусор вынесет не она, а ее муж?
      – Мужа нет. Он был резервистом, и в Ираке его прикончили. Кое-что Анна все-таки рассказала мне о сестре.
      – Может, у нее появился приятель.
      – Если она завела кого-то и он будет на вид сильнее меня, мы подождем другого шанса. Но Анна никогда не упоминала приятелей сестры. У меня с ее слов сложилось впечатление, что Джессика жила с отцом и дочерью.
      – Дочерью? – Джуд многозначительно посмотрел на розовый двухколесный велосипед возле гаража Джессики. Джорджия проследила за его взглядом. Джуд пояснил:
      – Поэтому мы и не идем в дом прямо сейчас. А завтра – рабочий день. Рано или поздно Джессика останется в доме одна.
      – И что тогда?
      – Тогда мы сможем действовать по необходимости и нам не придется переживать, если ребенок станет свидетелем чего-то дурного.
      На некоторое время оба замолчали, углубившись в свои мысли.
      В зарослях пальм и кустов за домом застрекотали насекомые. Их пение – ритмичная нечеловеческая пульсация – было единственным звуком, нарушавшим тишину улицы. Первой заговорила Джорджия:
      – Что мы с ней сделаем?
      – Все, что будет нужно.
 
      Джорджия опустила спинку сиденья и легла, глядя в темноту. Бон положила морду рядом с ее головой и протяжно заскулила. Джорджия погладила овчарку за ушами.
      – Собакам нужно поесть, Джуд.
      – Придется подождать, – ответил он, не отрывая взгляда от дома Джессики Прайс.
      У него снова заболела голова, костяшки пальцев саднило. К тому же он явно переутомился, и эта усталость мешала довести до конца хотя бы одно логическое рассуждение. Мысли, как черные собаки, гонялись за собственными хвостами, описывая бесконечные бессмысленные круги.
      Он в своей жизни совершал плохие поступки. Для начала можно вспомнить хотя бы то, что он посадил Анну на поезд и отправил ее умирать к родственникам. Но ничто не шло в сравнение с тем, что ему предстояло – возможно – совершить завтра. Кто знает, не закончится ли дело убийством. Оно вполне могло закончиться убийством, и в голове Джуда крутилась песенка Джонни Кэша «Блюз Фолсомской тюрьмы»: «Говорила мама мне, будь хорошим мальчиком, не играй с оружием». Джуд подумал о пистолете, оставшемся на ферме. О своем большом револьвере сорок четвертого калибра. С оружием в руках добиться ответа от Джессики Прайс было бы проще. Но будь у него оружие, Крэддок давно уговорил бы его убить сначала Джорджию, а потом себя самого. И собак тоже.
      Джуд вспомнил о самом разном оружии, что он когда-то имел. О множестве собак, которые у него когда-то были. О том, как он бегал с ними босиком по холмистой земле на ферме отца, и какой восторг охватывал его, когда он вместе с собаками уносился в предрассветную даль. Он вспомнил звук винтовки отца во время охоты на уток, и как однажды, когда Джуду исполнилось девять лет, мать взяла его с собой и они убежали от Мартина. На автобусной станции мать испугалась и позвонила своим родителям, а те велели ей немедленно вернуть мальчика отцу и помириться с мужем и Господом. Отец ждал их на крыльце с винтовкой в руках, он ударил мать по лицу прикладом, а затем приставил дуло к ее левой груди. Он сказал, что убьет ее, если она снова попытается уйти, и она больше не убегала. Когда Джуд – в те годы еще Джастин – робко шагнул к двери в дом, отец остановил его и произнес: «Я не сержусь на тебя, сын, ты не виноват». Мартин взял его за плечо и прижал к себе, наклонился для поцелуя и сказал, что любит сына. Джастин автоматически ответил, что тоже любит отца.
      Воспоминание об этом до сих пор заставляло Джуда морщиться. Те слова казались ему отвратительными и аморальными, такими постыдными, что он не мог оставаться человеком, который произнес их. Поэтому он изменился и стал совсем другим. Это ли самый худший его поступок – иудин поцелуй, запечатленный на щеке отца, когда лицо матери заливала кровь? Или то, что он выгнал Анну, еще хуже, чем невольный ответ на выражение отцовской привязанности? И Джуд снова оказался там, откуда начал. Он размышлял об утре завтрашнего дня и гадал, сможет ли он заставить сестру Анны сесть в «мустанг», чтобы увезти ее прочь от дома, а потом любой ценой заставить заговорить.
      В машине не было жарко. Тем не менее Джуд вынужден был поминутно утирать со лба пот, заливающий ему глаза. Он наблюдал за дорогой и домом. Один раз мимо проехала патрульная машина, но «мустанг» стоял в укромном месте, в тени недостроенного гаража, и полицейский джип даже не притормозил.
      Рядом дремала Джорджия, повернувшись лицом к окну. Где-то в третьем часу ночи она заметалась во сне, забормотала что-то невнятное. Потом она вытянула правую руку вверх, как ученик, старающийся привлечь внимание учителя. Повязку Джорджия сняла, и Джуд увидел, что кожа на ее кисти по-прежнему белая и морщинистая, словно она пробыла в воде много часов. Белая, морщинистая, страшная. Тем временем Джорджия задергалась, от кого-то отбиваясь. Она застонала, заскулила от страха, запрокинула голову.
      Джуд нагнулся над ней, позвал по имени. Он крепко, но нежно взял ее за плечо и потряс, желая разбудить. Девушка ударила его больной рукой. Затем глаза ее раскрылись, и она уставилась на него, не узнавая. В глазах ее плавал беспредельный слепой ужас, и Джуд понял: она видит не его, а покойного Крэддока.
      – Мэрибет, успокойся, – шепталой, – Ш-ш-ш. Это сон. Все хорошо. С тобой все в порядке.
      Туман в ее глазах рассеялся. Тело, только что скованное страхом, обмякло, и она откинулась без сил на спинку кресла. Джорджия не могла отдышаться. Джуд прикоснулся к ее лицу, убирая прилипшие к щекам волосы, и поразился тому, какая она горячая.
      – Пить, – прошептала она.
      Он дотянулся до заднего сиденья, порылся в пакете с продуктами, что они купили на заправке, нашел бутылку с водой. Джорджия открутила пробку и выпила треть бутылки несколькими большими глотками.
      – А вдруг сестра Анны не поможет нам? – спросила она. – Вдруг даже она не знает, как его прогнать? Мы убьем ее?
      – Тебе лучше поспать. Отдохни. Все равно придется ждать до утра.
      – Я не хочу никого убивать, Джуд. Я не хочу потратить на убийство мои последние земные часы на земле.
      – Ты еще долго будешь жить на земле, – возразил Джуд. О себе он намеренно не упомянул.
      – Я не хочу, чтобы ты убивал. Не хочу, чтобы ты становился убийцей. Кроме того, если мы убьем ее, за нами будут гоняться уже два призрака. Мне кажется, нам и одного хватает с избытком.
      – Хочешь включить радио?
      – Джуд, обещай мне, что не убьешь ее. Обещай!
      Он включил радио. На коротких волнах ему попались «Фу файтерс». Дэвид Грол пел, что он держится, еще держится. Джуд убавил звук до еле слышного бормотания.
      – Мэрибет, – начал он. Она поежилась.
      – Что с тобой?
      – Мне нравится, когда ты называешь меня моим настоящим именем. Не зови меня больше Джорджией, хорошо?
      – Хорошо.
      – Как бы мне хотелось, чтобы мы встретились не в стрип-клубе. Чтобы ты увидел меня в первый раз не тогда, когда я раздевалась перед пьяной толпой, а раньше. Когда я еще не сделала всего того, чего теперь стыжусь.
      – Ты знаешь, что люди платят большие деньги за слегка обшарпанную мебель? Как же они называются? Вещи, побывавшие в переделках? Вещь, у которой есть прошлое, гораздо интереснее, чем сошедший с конвейера новехонький безликий товар без единой царапинки.
      – Точно, это про меня, – кивнула Джорджия. – Побывавшая в переделках. – Она снова дрожала.
      – Как ты себя чувствуешь?
      – Нормально, – ответила Джорджия, но голос ее тоже дрожал.
      Сквозь шорох эфирных помех радио что-то тихо напевало. Джуд успокаивался, в голове становилось яснее, а его мышцы, инстинктивно сжавшиеся в узлы, расслаблялись. На несколько мгновений его перестало волновать, что их ждет впереди и что придется сделать уже утром. Вдруг потеряло значение и то, что осталось позади, – долгие дни в дороге, призрак Крэддока Макдермотта с его пикапом и черными штрихами вместо глаз. На несколько мгновений Джуд почувствовал себя просто на Юге, в своем «мустанге». Он откинулся в кресле и слушал «Аэросмит».
      Потом Мэрибет все испортила.
      – Если я умру, – сказала она, – а ты останешься жив, я постараюсь остановить его. С той стороны.
      – О чем ты говоришь? Ты не умрешь.
      – Я знаю. Я говорю на всякий случай. Если что-то пойдет не так, как нам хочется, я найду Анну, и мы вместе постараемся остановить Крэддока.
      – Ты не умрешь. Мне наплевать на то, что сказала доска «Ойя», и на то, что показала нам в зеркале Анна.
      Он решил так несколько часов назад, еще в пути. Мэрибет в задумчивости свела брови.
      – Когда она заговорила с нами, в комнате стало холодно. Я вся дрожала. Я не чувствовала своих рук на стрелке. А когда ты задавал Анне вопросы, я почему-то знала, что она ответит. Что она хочет сказать. Я не слышала ее голоса, ничего такого. Просто знала. Тогда мне все казалось понятным, а теперь нет. Я не могу вспомнить, чего она хотела от меня и что значит – стать дверью для нее. Хотя… Думаю, она имела в виду, что если Крэддок сумел вернуться, то вернется и она. Если ей помочь. А помочь ей должна я. Вот только – и это я поняла абсолютно точно – для этого мне придется умереть.
      – Тебе не придется умирать. Если от меня хоть что-то зависит, ты не умрешь.
      Мэрибет улыбнулась. Это была печальная улыбка.
      – От тебя в данном случае ничего не зависит.
      Джуд не сразу сообразил, как ей ответить. Ему уже приходило в голову, каким способом можно обеспечить безопасность Мэрибет, но сообщать ей об этом способе он пока не собирался. Он подумал: если умрет он сам, то Крэддок уберется восвояси и Мэрибет будет спасена. Исходил он из того, что Крэддоку нужна только жизнь Джуда. Поскольку он жив, Крэддок остается в этом мире. В конце концов, ведь Джуд купил его, Джуд заплатил за его Костюм. Вот уже почти неделю Крэддок пытается погубить его. Отбивая его атаки, Джуд не имел времени подумать не окажется ли цена за жизнь слишком высокой? Не лучше ли отдать призраку то, чего он хочет. А вдруг Джуд опять проиграет? Может быть, чем дольше он будет сопротивляться, тем больше потеряет? Например, погубит вместе с собой и Мэрибет. Ведь мертвые тянут живых вниз.
      Мэрибет смотрела на него ласковыми влажными глазами, сияющими в темноте. Он провел рукой по ее волосам. Она так молода и так прекрасна. Лихорадка не отпускала ее, лоб был влажным и горячим. Мысль, что девушка умрет раньше его, казалась не просто невыносимой – она была непристойна.
      Он потянулся к ней, взял ее ладони в свои. Лоб ее горел, но руки оставались холодны как лед. Он подвинул их к свету, к лучу уличного фонаря. Увиденное в очередной раз шокировало его. Теперь не только правая, а обе ее кисти побелели и сморщились, но правая выглядела хуже. Подушечка большого пальца превратилась в большой блестящий гнойник, ноготь исчез, отвалился. По обеим ладоням бежали красные линии распространяющейся инфекции – по тонким венам вверх, через запястья, расползаясь по коже алыми полосками.
      – Что с тобой происходит? – спросил он, хотя, конечно, знал ответ. На коже Мэрибет проступала история смерти Анны.
      – Она стала частью меня. Я будто несу ее внутри себя. И началось это, по-моему, несколько дней назад.
      Как ни странно, такое предположение не удивило Джуда. Подсознательно он догадывался об этом. Какое-то седьмое чувство давно нашептывало ему, что Мэрибет и Анна сливаются воедино, становятся одним человеком. Он слышал это в произношении Мэрибет, так похожем на лаконичный и тягучий говор Анны. Он видел это в том, как Мэрибет играла своими волосами – так когда-то делала Анна.
      Мэрибет продолжала:
      – Она хочет, чтобы я помогла ей вернуться в наш мир, и она остановит его. Я – ее дверь, она так сказала.
      – Мэрибет, – начал было Джуд, но не нашел, что сказать.
      Она закрыла глаза и улыбнулась.
      – Да, это мое имя. Не поминай его всуе. А вообще-то, нет, я передумала. Говори его так часто, как хочется. Мне нравится, как оно звучит в твоих устах. Мне нравится, что ты произносишь мое полное имя, а не короткое «Мэри».
      – Мэрибет, – повторил он и отпустил ее руки, поцеловал в лоб над левой бровью. – Мэрибет. – Он поцеловал ее левую скулу. Она вздрогнула, на этот раз от удовольствия. – Мэрибет. – Он поцеловал ее в губы.
      – Да, это я. Это то, что я есть. Это то, чем я хочу быть. Мэри. Бет. Ты словно получаешь двух девушек по цене одной. Эй, слушай – а ведь у тебя сейчас действительно могут быть две девушки. Если Анна внутри меня. – Она открыла глаза и нашла его взгляд. – Когда ты любишь меня, возможно, ты любишь и ее. Повезло тебе, а, Джуд? Такая выгодная сделка!
      – Ты лучшая сделка на свете! – проговорил он.
      – Так не забывай об этом, – сказала она, целуя его в ответ.
      Он открыл дверь и выпустил собак на улицу, и на время Джуд и Мэрибет остались в салоне «мустанга» вдвоем. А овчарки устроились на цементном полу гаража.