Дуглас Хилл

Охотник

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДЕВСТВЕННЫЙ ЛЕС

ПРОЛОГ

Для Джошуа Феррала выдался прекрасный день. Встало теплое солнце и прогнало прохладу из октябрьского воздуха, но он остался бодрящим, свежим и ароматным. Деревья в густом осеннем лесу окрасились в яркие цвета, и казалось, что прелесть девственного леса с готовностью дарила себя человеку. Большой кожаный рюкзак Джошуа был полон свежего мяса, и несколько кусков он припас для себя и своей жены Уайры – чтобы той было с чем поколдовать на кухне.

Джошуа был человеком среднего роста и среднего возраста, тощим и загорелым, в его темных волосах уже блестела парочка седых прядей. Одет он был в простую рубаху и штаны из оленьей шкуры. На боку у него висел остро отточенный нож, а в руках – длинная тонкая жердь с заточенным и обожженным на огне наконечником. Шел он по лесу легким шагом, почти бесшумно, если не считать шороха палой листвы, и чувствовал себя в лесу совершенно как дома.

И как это частенько бывало, Джошуа чувствовал признательность – не к кому-то конкретно, а просто за то, что дикий лес столь щедро предлагал свои богатства. И за то, что он способен был взять их.

Конечно, все это предполагало заботы и часто делало его жизнь трудной – ведь вся деревня благодаря его умению время от времени могла разнообразить свое меню свежим мясом. Таким образом, он был обособлен от остальной части поселян.

Но это почти не беспокоило его. Это был недалекий и приземистый народ, закопавшийся в своих клочках земли, которую они скребли, чтобы прокормиться, не зная, что лежит за околицей деревни и боящиеся даже своей собственной тени. Впрочем, они не желали ничего знать.

«Что ж, – думал Джошуа, – были причины бояться, были. И не своей тени боялись они, но той тени, что распростерлась над всем миром, тени, накрывшей все человечество. И то, что осталось от человечества».

Но не было времени думать о тенях и страхе в этот прекрасный октябрьский день, когда и охота была удачной. Страна была большой – Джошуа лучше многих знал, как она велика. В молодости он немного путешествовал, хотя это и считалось слишком рискованным. Он знал, как далеко простирается девственный лес, которого совсем не понимают и боятся жители маленьких, жмущихся друг к другу деревушек, сохранивших остатки человечества. Человек может прожить всю свою жизнь в покое, без теней и без страхов, в глубине девственного леса. Если счастье от него не отвернется, если он не будет совершать ничего глупого или безрассудного.

Джошуа Ферралу случалось рисковать, но он никогда не совершал ничего глупого или безрассудного.

Вот и сейчас, когда он шел себе неспешно среди деревьев, глаза его не знали покоя. Лист ли шелохнулся, веточка ли вздрогнула – все подмечал его острый глаз.

Всегда есть возможность столкнуться с медведем, дикой кошкой или росомахой. Но он знал, что эти звери почти никогда не нападают на человека, если он не будет трогать их, и Джошуа всегда был готов уступить им дорогу.

Именно поэтому, когда он обогнул полосу бурелома и увидел кустарник, покрытый спелыми красными ягодами и сотрясаемый кем-то невидимым, он тут же остановился.

«Не медведь, – подумал он про себя, внимательно приглядевшись. – Слишком маленький. Может быть, енот. Наверное, он не будет возражать, если я наберу немного ягод для Уайры».

Он бесшумно скользнул вперед, взяв на всякий случай копье наизготовку. Острием копья он мягко отодвинул ветки кустарника. Глаза его широко раскрылись от удивления.

Не медведь и не енот. Ребенок.

Где-то между двумя и тремя годами, решил он. Пухленький, здоровенький и голенький, словно только что родился. Он весь вымазался в грязи и ягодах, и казалось, его совершенно не беспокоит, что он абсолютно один оказался в самой глухомани.

Ребенок увидел Джошуа, перестал жадно обрывать ягоды и уставился на него круглыми, любопытными, начисто лишенными страха глазами. Джошуа подошел поближе и встал на колени, чтобы получше рассмотреть измазанное ягодами личико.

– Ну, чтоб я так жил! – прошептал он наполовину про себя. – Откуда ты взялся здесь, дружочек?

Услышав его голос, ребенок улыбнулся и протянул ему кулачок, полный давленных ягод, из которого падал яркий сок.

– Очень мило с твоей стороны, – улыбнулся в ответ Джошуа. – Я вижу, тебе хорошо здесь живется.

Он огляделся. Между двумя большими кустами ягодника лежала куча сухих листьев, которая, как догадался Джошуа, появилась здесь не сама по себе. И несколько листьев, застрявших в густой копне соломенных волос ребенка, показали, что листья эти – его постель. Джошуа озадаченно покачал головой. Хотя этот мальчик провел прохладную осеннюю ночь совершенно нагим, что было очевидно, больным он не казался. Но сам ли он собрал листья? И был ли он уже голеньким, когда попал сюда? И, в конце концов, как он попал сюда?

Не упуская ребенка из виду, он внимательно изучил почву вокруг ягодного кустарника. Ему удалось обнаружить один-два отпечатка босой ножки, но никаких других следов не было. Казалось, он научился ходить прямо здесь, и сразу нашел себе место для гнездышка.

Внезапная мысль поразила его, будто льдинка скользнула по спине. Неужели ребенка уронили в лес? Они?

Но эта мысль не имела смысла. Они не бросают людей в лес, они забирают людей отсюда. Но ребенок был здесь, и они не могли уйти и оставить его здесь.

Он протянул ребенку руку:

– Что ж, пойдем, таинственный человек, – сказал он с улыбкой. – Лучше нам с тобой отправиться домой. Посмотрим, может быть Уайра найдет тебе кой-какую одежонку.

Какое-то время ребенок внимательно смотрел на него, словно что-то мысленно взвешивая. Его ясные серые глаза потемнели. Потом он улыбнулся, засмеялся и протянул свои ручонки.

Джошуа тоже ухмыльнулся и обнял его. Подняв ребенка на руки, он обратил внимание на странную метку, проступившую на детской руке у самого плеча. Кучка маленьких черных точек явственно проступала на гладкой коже. Расположение их казалось не случайным, но ничего не говорило Джошуа.

Он старательно потер эти точки большим пальцем, и опять беспричинный холодок пробежал по его спине. Но мальчик беззаботно захохотал и запрыгал на его руках, словно торопя отправиться в путь.

И Джошуа повернулся и пошел по лесу домой. «Кое-кто в деревне забеспокоится, – сухо подумал он. – Но я считаю, что Уайре он понравится с первого взгляда. А уж волноваться о том, что его настоящие соплеменники будут его разыскивать, будем потом».

Конечно, он понимал, что лучше этого не делать. Многие годы его деревня не посещалась чужаками, а ближайшее поселение находилось более чем в пятидесяти километрах, гораздо дальше, чем то расстояние, на которое отваживалось путешествовать большинство людей в эти опасные времена.

– Я так решил, дружочек, – сказал он вслух, – у тебя появится новый дом и новые соплеменники. И добро пожаловать – и я, и Уайра всегда хотели завести ребеночка, да нам никак не везло в этом. Ну что ж, теперь мы завели одного, хотя и странным образом.

Он улыбнулся ребенку, который не сводил с него своих любопытных блестящих глазенок.

– Бьюсь об заклад, – продолжал Джошуа, – Уайра захочет назвать тебя в честь своего дедушки – Финн. Нравится тебе? Финн Феррал…

1. УТРАТА

Легкий порыв ветра пронесся по верхушкам тополей и вплелся в пение птиц и жужжание насекомых – так лес вечно бормочет про себя, подремывая под ласковыми лучами утреннего солнца в начале лета. С макушки высокой сосны взлетел сокол, вспыхнул красным и коричневым на безупречной голубизне неба и стрелой помчался на запад, туда, где девственный лес тянулся за горизонт – а даже сокол своими острыми глазами не видел его конца. А внизу, на освещенном солнцем крае полянки, стоял олененок с бархатистыми рожками – стоял настороже, задрав нос и прядая ушами.

С подветренной стороны полянки, в лиственном полумраке пробирался среди деревьев молодой человек – пробирался легким поспешным шагом, но так неслышно, что даже пугливый олененок не почуял его присутствия. Но он-то заметил олененка, как заметил промелькнувшего сокола. Впрочем, он мог выделить и опознать любой звук из слитного шума леса.

Молодой человек был жилист, худощав и гибок, как сильный волк, с копной соломенных волос и серыми глазами под нависшими густыми бровями. Он носил простую кожаную куртку и низкие мягкие башмаки; на одном бедре висел тяжелый нож, на другом – кожаная сумка. Вокруг левого запястья была обмотана широкая полоска темной прочной кожи.

Ему еще не было двадцати лет, но он уже стал охотником, кормившим свою деревню, расположенную километрах в двух к востоку. Но сегодня он не охотился. Увидев олененка, он потянулся было к полоске кожи, обмотанной вокруг запястья, – это была грубая, но действенная праща. Но потом он намотал пращу обратно и оставил олененка в покое. Недавно он поохотился в свое удовольствие, и деревенские кладовые ломились от запасов мяса, так что большинство жителей были заняты засолкой мяса впрок и выделкой шкур.

Поэтому молодой человек мог спокойно уйти в лес и предаться своему любимому занятию – гулять, бродить, лениво перелистывая страницы бесконечной и вечно изменчивой книги девственного леса. Его звали Финн Феррал – и он изучал эту книгу всю свою недолгую жизнь.

Когда он покидал деревню, его отец, Джошуа Феррал (на самом деле – его приемный отец, хотя Финн редко думал о нем так), попросил его найти прямую ветку ясеня или клена, чтобы сделать новую рукоятку для мотыги. Но прежде всего он хотел поискать в низинах ранние лесные фиалки, отчего вспыхнут радостью глаза дочери Джошуа – Джены, которая была на шесть лет моложе его.

Но в чаще леса он забыл и о рукоятке для мотыги, и о цветах – несмотря на окружавшее его спокойствие, несмотря на то, что он знал эту часть девственного леса так же хорошо, как свою собственную комнату, он чувствовал себя неспокойно.

Лес как-то изменился. Что-то было не так, предчувствие чего-то зловещего витало вокруг, будто тень листьев таила в себе какую-то угрозу. Он мельком подумал, что олененок тоже ее чувствует – животное казалось необычно настороженным и напряженным. Возможно, и сокол почувствовал это, поднявшись в воздух. Однако он не видел и не слышал ничего необычного, чем можно было бы объяснить возникшее чувство, да и легкий ветерок не доносил никаких необычных запахов.

Но лесные жители, казалось, доверяли не только своим пяти чувствам. А Финн был настолько же обитателем леса, насколько и человеком.

Он двинулся по крутому откосу, который поднимался к возвышенному и открытому месту – оттуда перед ним откроются лесные просторы. Он поднимался по мелколесью в полнейшей тишине и почти невидимый: постоянно вертел головой, изучая каждый кусочек листвы и почвы, его постоянная бдительность и наблюдательность усилились из-за нестихающего беспокойства. Вскоре он поднялся к открытому всем ветрам, покрытому дерном бугру на вершине горы и там ему бросились в глаза струйки серого дыма, лениво поднимавшегося вдали из очагов его деревни.

Затем он заметил еще кое-что, и волосы у него на голове зашевелились от ужаса.

Издали они казались совсем крошечными, но глаза Финна, не менее острые, чем глаза сокола, заметили их. Два существа с крыльями летучих мышей кружились и пикировали вниз среди струек дыма. Он видел таких существ только дважды за свою жизнь и всегда издали, но сразу же узнал их.

Он быстро пробежал остатком склона до вершины и застыл. У него внезапно перехватило дыхание.

Теперь он видел всю деревню, с такого расстояния выглядевшую кукольной – горстка маленьких жилищ. В центре деревни, огражденный деревянным забором и укрытый навесом, стоял общественный колодец. Рядом с колодцем лежало нечто, что, как он чувствовал, и было источником зловещей угрозы.

Яйцевидный металлический предмет, достаточно большой, чтобы вместить четырех человек, зловеще сверкал на солнце.

Такую штуку Финн никогда не видел раньше. И все же он знал, что это такое и что означает его присутствие.

В деревню явились они .

Финн вряд ли осознавал, что заставило его броситься вниз по склону.

Он не думал, почему он бежит и что собирается делать, но уверенно мчался в сторону деревни, коричневым пятном мелькая меж древесных стволов.

И все равно, у него ушло немало времени на то, чтобы преодолеть это расстояние. Когда он добежал до кучки домов, металлическое яйцо уже улетело, существ с крыльями летучих мышей тоже не было видно. Казалось, вокруг вообще ничего не изменилось. Дома – большинство хижин были сделаны из отшкуренных бревен с низкой тростниковой крышей – стояли так же прочно, как и всегда, из труб все еще струился дымок.

Но двери хижин были распахнуты, а в дальнем конце деревни собралась кучка людей. До Финна донесся плач.

Наконец, он взглянул на ближайшую хижину, стоящую у края деревни, – дом, где он жил всегда, сколько себя помнил. Ее дверь была тоже распахнута, но внутри не было заметно никакого движения, не поблескивала сединой серебряная голова Джошуа и не доносился ясный голосок Джены.

Они должны быть среди толпы деревенских жителей, сказал он себе. Он не позволял себе думать о том, что могло случиться что-то иное.

Толпа повернулась к Финну. Большинство лиц было искажено страхом, и он увидел слезы на глазах у многих – и мужчин и женщин. В глазах других он увидел горечь и гнев.

– Что здесь случилось? – крикнул он.

Дородный бородатый мужчина вышел вперед, рот его был злобно искривлен:

– Смерть здесь была, вот что! И вина за это падет на тебя, Финн Феррал!

Финн застыл, удивленный и потрясенный, а высокий мужчина в толпе протянул руку:

– Это безумие, Хакер! Не вини мальчика.

Он повернулся к Финну:

– Злой день, парень. Рабовладельцы были.

– И сожгли мою Бетти! – проревел бородатый мужчина, которого назвали Хакером.

Только тогда Финн заметил женское тело, лежащее в пыли и полускрытое толпой. Это зрелище тисками перехватило горло.

– Почему? – прошептал он. – Почему они это сделали?

– Потому, что тебя здесь не было, Финн Феррал! – продолжал реветь Хакер.

Снова вмешался высокий мужчина.

– Рабовладельцы забрали маленького Лайла, – угрюмо сказал он. – Бетти попыталась помешать им – он же был ее единственным сыном. Они сожгли ее.

Финн, потрясенный, посмотрел на Хакера.

– Просто…

– На тебя горя тоже хватит! – крикнул Хакер. – И ты не будешь жить беззаботно, когда моего мальчика забрали, а Бетти сожгли, – слезы полились из глаз мужчины, в которых, кроме горя, сверкала ярость.

Безмолвный удивленный Финн повернулся к высокому мужчине, который пожал плечами и вздохнул.

– Не твоя вина, Финн, – толпа забормотала, то ли соглашаясь, то ли нет.

Финн ничего не мог понять.

– Просто Хакер считает, что будь ты в деревне, рабовладельцы забрали бы тебя вместо Лайла.

Финн уставился на него, все еще ничего не понимая.

Высокий мужчина мрачно глядел на него.

– Так ты все еще ничего не знаешь?

– Не знаю… что? – спросил Финн. Но прежде чем высокий мужчина начал объяснять, осознание случившегося словно копьем пронзило юношу.

– Видишь ли, в чем дело, парень. Работорговцы пришли за тремя – ведь они забрали троих. Ты мог быть вместо Лайла – ведь первыми они забрали старого Джошуа и Джену.

2. ПОРАБОЩЕННЫЙ МИР

Финн покачнулся, в его глазах помутилось. Снова вопил Хакер, а остальные жители деревни разом заговорили, но их голоса доносились будто откуда-то издалека. Тело Финна оцепенело от потрясения. Полуослепнув от внезапно навернувшихся слез, он повернулся и, спотыкаясь, побрел прочь.

Позади него ревел Хакер:

– Кровный долг лежит на тебе за этот день, Финн Феррал!

А потом он бросился вслед за Финном – в его руке блеснул нож.

Несмотря на глубину мучений и ужаса, инстинкт предупредил его. Он повернулся, встречая бросок Хакера, и, хотя оказался отброшен за счет огромного веса налетевшего мужчины, рука его метнулась и вцепилась в мясистое запястье Хакера. Затем Финн твердо встал на ноги, а Хакер обнаружил, что остановлен на бегу и хватает от боли воздух ртом, а стальной захват на его руке сжимается все туже.

Нож, сверкнув, упал в пыль.

– Где был твой нож, Хакер, когда Рабовладельцы были здесь? – голос Финна был резок, неузнаваем. – Какой кровный долг лежит на них?

Без видимого усилия он отбросил дородного мужчину, и тот растянулся на земле, широко раскрыв глаза. Потом он взглянул на остальных и увидел правду на их лицах. Некоторые были угрюмы, некоторые испуганы, некоторые просто насторожены. Но почти все они были настроены против него. После этого ужасного дня им было нужно кого-то ненавидеть. И он стал козлом отпущения – поскольку был чужаком, никому не приходился родней и не являлся частью их маленькой, наполненной страхом жизни.

Он повернулся и пошел к хижине, которая была его домом. Лишь когда он закрыл за собой дверь, то позволил себе прислониться спиной к стене, и пустота сомкнулась вокруг него, холодная и безысходная. Пустота – и воспоминания.

Раньше хижина была всегда полна любовью и теплотой, заботой и сплоченностью. Так было с того самого дня, когда Джошуа принес его домой из леса. Финн ничего не помнил из того, что было прежде, но зато хорошо помнил, как Уайра окутала его теплотой своего участия, как супруги Феррал приняли его как родного. Все последующие годы они растили его с любовью, получая бесконечное удовольствие от его постоянного бодрого веселья, от его острого пытливого ума.

Больше всего в те далекие годы Финн хотел учиться у Джошуа жизни в окружении дикой природы. И учился он так быстро, что Джошуа поверил: между этим ребенком и дикой природой есть какая-то особая, почти мистическая связь, может быть, возникшая именно тогда, когда ребенок заблудился в диком лесу и чудесным образом избежал всех его опасностей.

Прошли годы, мальчик вырос, стал сильным юношей и вполне естественно стал преемником Джошуа – деревенским охотником. Это стало необходимым еще и потому, что Уайра заболела, родив дочь – Джену. Такую болезнь когда-то можно было вылечить несколькими таблетками, но в мире, где они жили, не было лекарств. Меньше чем через год она умерла. Тогда Джошуа, постаревший, утративший живость движений, вынужденный ухаживать за ребенком, решил остаться дома и предоставить охоту юному Финну.

– Я учил этого мальчика, но теперь он может поучить меня, – говаривал Джошуа соседям, – он может сосчитать перья у сокола, а мы и не увидим его в вышине. Он слышит, как мышь дышит в норке, и может выследить бобра под водой. Ничего подобного я не видел.

Соседи кивали и улыбались, но мельком бросали взгляды друг на друга – не потому, что не верили Джошуа (они знали, что тот говорит чистую правду), а потому, что было нечто такое в Финне Феррале, что беспокоило их.

А старый Джошуа посмеивался про себя и говорил:

– Отличный он парень, хотел бы я, чтобы Финн всегда был со мной, но когда он дома, я чувствую себя в чем-то виноватым. Все равно что держать дикого орла в клетке. Он должен быть на свободе.

Тогда соседи снова обменивались взглядами и расходились в тревоге – в их мире немногие позволяли себе пользоваться такими словами, как «свобода».

Но Джош говорил все, что вздумается, не отворачиваясь от туманных страхов, которые таились за границей монотонной деревенской жизни. У него даже было несколько книг, сохранившихся с Забытого Времени, истрепанных и разрозненных, но их хватило, чтобы научить Финна немного читать и писать. Из этих книг и того, что знал Джошуа, информация поколениями передавалась из уст в уста.

Финн пополнил свое образование знаниями о прошлом. Большинство из того, что он узнал, было разрозненным, полупонятным, переполненным загадками и тайнами. Но все же он гораздо больше, чем многие из живущих, знал о Забытом Времени и том ужасе, что пришел после него.

По-видимому, в Забытое Время – давным-давно, возможно, лет триста назад, а может быть, и больше – мир был переполнен людьми. Их были миллиарды. Они строили огромные города из металла и камня, прокладывали каменные дороги, жили, работали, путешествовали, всегда огражденные от окружающего каменным или металлическим барьером. Они жаждали богатства и власти, те люди. Это их страстное желание отравляло землю и воздух, опустошало реки и океаны, вырубало леса и уничтожало диких животных.

И в конце концов эти люди уничтожили сами себя.

Они предали огню весь свой мир. Потом, когда огонь угас, большинство огромных городов превратились в руины, и из всех миллиардов остались лишь несколько миллионов человек.

Выжившие скрывались в руинах и мечтали заново отстроить старый мир. Возможно, они даже приступили к этому, но такой возможности им не представилось.

Никто не знает точно, сколько это продолжалось – несколько поколений после разрушения, а может быть, столетия. Но однажды, без предупреждения, с ужасающей внезапностью в небесах появились огромные, угловатые металлические тела. Они сотнями медленно опускались на опустошенную землю.

Они пришли – и то был первый день теперешнего мира.

Они расползлись по миру с холодным чуждым безразличием. Они были гуманоидами, но не людьми – тонкорукие и тонконогие, с раздутыми, как у насекомых, телами, их безволосые головы были совершенно гладкими, если не считать разреза рта и прямоугольных желтых фасеточных глаз. И остатки человеческой расы разбежались и попрятались, завывая от ужаса.

Но не все. Некоторые смельчаки попытались изучить чужаков, войти с ними в контакт. Но не преуспели в этом. Стало ясно, что человек, который подойдет слишком близко к чужакам, пусть даже и случайно, – это уже мертвый человек. У чужаков были полые металлические палки, из которых извергались малиновые лучи огромной энергии. Они направляли свое оружие на людей так же небрежно, как люди мимоходом убивают мух.

Каким-то образом остатки человеческой расы собрали все свое мужество, раздобыли немного оружия и восстали против чужаков. Их мятеж продолжался лишь несколько дней. При первых признаках сопротивления корабли чужаков поднялись в воздух. Человеческое оружие было бессильно против их металлических корпусов, а на кораблях оказались более мощные источники энергетических лучей. Холодно, методично чужаки уничтожали человечество.

Ни одно человеческое поселение не убереглось от убийственных лучей. Даже выжженные руины старых городов были сожжены вновь, бесследно уничтожены. И во второй раз мир оказался окутанным пламенем, и человечество сгорело в нем.

Чужаки высылали своих странных созданий с крыльями летучих мышей на разведку – те вынюхивали, где скрываются мятежники, чтобы продолжить бойню. И в конце концов уцелели лишь немногие – может быть, всего несколько тысяч во всем мире, – скрывшись в те районы, где девственная природа, которой они некогда избегали, теперь предлагала им убежище.

Там они и остались, так как чужаки после своей тотальной победы не стали преследовать нескольких выживших. Таким образом, перед лицом столь подавляющего превосходства чужаков, их холодной кровожадности, что-то исчезло из души человечества.

Немногие все еще втайне лелеяли в душе ненависть, но то была пустая, бессильная ненависть, порожденная ужасом и безнадежностью. Гордость, мужество, дух мятежа, надежда, – все это исчезло из сердца человечества. Не осталось ничего, кроме слепого животного инстинкта самосохранения.

И все же они выжили, прожили годы и поколения. Они жили в неуютном, примитивном сосуществовании с дикой природой, вернувшись к образу жизни своих диких предков. А девственная природа восстановила себя вновь, укрыв и похоронив страшные шрамы двух опустошений.

Пока природа восстанавливала свой мир и укрывала прячущиеся остатки человечества, чужаки занимались своими непостижимыми, холодными и безразличными делами. Они в нескольких местах построили странные, замысловатые строения, испещрили землю там и тут загадочными устройствами, присвоив Землю и остатки ее богатств.

Никто так и не знал зачем. Никаких отношений между землянами и новыми хозяевами Земли не было. Словом, как сказал однажды Джошуа Феррал Финну: «Люди тоже не больно-то разговаривают с мышами в стоге сена».

Несомненно, так оно и было.

Род людской жил сам по себе в маленьких деревеньках грубой постройки, в глуши простиравшихся во все стороны лесов. Они расчищали маленькие поля и возделывали их примитивными инструментами. О чужаках говорили редко – словно этим можно было помочь. Но осознание их присутствия не покидало людей.

В первые годы после мятежа человечество осознало, что существуют некие границы, которые запрещается преступать. Они усвоили, что запрещается строить слишком большие деревни, что нельзя строить их слишком близко друг от друга и что запрещается пользоваться даже смутным воспоминанием о науке, индустрии и технологии. Не должно быть прогресса никакого рода, никакого стремления к чему-либо подобному той цивилизации, о которой большинство из них едва помнили.

Они усвоили эти уроки жестоким методом проб и ошибок. Крылатые шпионы, как называли люди крылатых созданий, могли посетить деревню в любое время – парили над крышами, прицеплялись снаружи к окнам. Если деревня слишком вырастала или кто-либо изобретал какое-либо полезное устройство или процесс, крылатые шпионы сразу обнаруживали это. Тогда появлялись чужаки. И не в одном из своих огромных кораблей, а в странных яйцевидных машинах, которые легко парили над землей. Вспыхивали энергетические лучи, и все запретное стиралось с лица земли. Вместе с людьми.

Были и другие, еще более безжалостные уроки. Время от времени чужаки появлялись беспричинно, без предупреждения, и забирали с собой людей. Выбирали людей, казалось, случайным образом, и никто не знал, для чего, и что с ними происходило там, куда их увозили.

Это было окончательным утверждением новой роли человека на его собственной планете. Угнетенные, деградировавшие, невежественные, перепуганные люди стали не более чем зверьками для своих правителей – чужаков. «Мыши в стоге сена» – их не замечали и держали под контролем, их мучили и немного погодя убивали.

И все-таки человечество каким-то образом продолжало существовать. Но нельзя вечно находиться в страхе, иначе можно погубить рассудок. И люди научились гнать от себя прочь мысли о таких вещах. Они позволяли ежедневной отупляющей работе завладевать телами и мыслями, и находили слабое удовлетворение в том, что просто продолжают жить. Они отвернули мысли и сердца от туманных мечтаний о свободе, мире, счастье и редко говорили о таких понятиях.

Если этого можно было избежать, люди старались не произносить вслух имена, которые их предки дали своим жестоким хозяевам.

Они называли их Рабовладельцами.

Финн Феррал с трудом сбросил от себя холодный туман воспоминаний и огляделся. Все вещи, которые когда-то составляли понятие «дом» – радушные и привычные, – теперь, когда Джошуа и Джена исчезли, потеряли для него всякое значение… Снова слезы подступили к глазам, а в горле застрял комок.

Но где-то глубоко внутри у него росло другое чувство. Нечто прочное, как железо, острое, как кремень, твердое и непоколебимое. Решимость, может быть, решение, смешанное с диким гневом.

Если дом перестал быть домом, то он покинет его. Он часто мечтал покинуть деревню и отыскать ответ на загадку своего происхождения. Но он так ничего и не предпринимал: ему необходимо было заботиться о Джошуа и Джене. К тому же у него не было ни малейшей идеи, откуда начинать поиски и что искать.

Джошуа и Уайра поначалу думали, что ключом к отгадке может послужить тот странный рисунок из черных точек, что был на левом плече Финна. Но как они ни пытались, они так и не смогли увидеть смысла в этом рисунке и в конечном счете заключили, что это просто необычное родимое пятно.

Финн бессознательно поглаживал свою отметину, пока еще раз осматривал хижину. Затем он встряхнулся, как собака, и повернулся к двери. Дом будет оставлен таким, какой есть, ему ничего отсюда не нужно. И было бы отлично, если бы все осталось на своих местах, когда они вернутся. Ведь он не планировал путешествовать бесцельно. Если он вернется, то вернется не один.

Там, снаружи, люди разбрелись по своим домам, вместе со всеми ушел и Хакер. Но высокий мужчина стоял перед дверью Финна и спокойно смотрел на него из-под кустистых бровей.

– Финн?

Финн кивнул.

– Устер Коллис.

– Ты не должен обижаться на Хакера, – сказал Коллис. – То, что случилось, слегка повредило его рассудок. Он переборет себя.

Финн безразлично пожал плечами.

– Каким путем они улетели?

Коллис моргнул, а потом понял.

– На северо-запад, – сказал он, и его длинный подбородок дернулся. – Зачем? Ты решил пойти за ними?

Коллис снова моргнул, в его глазах появился страх.

– Тебя убьют.

Финн, как и прежде, пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.

– Право же, ты ошибаешься, мальчик, – сказал Коллис. – Ни один человек не выживет, сделав то, что собираешься сделать ты. Они убьют тебя наверняка. Ты не сможешь даже приблизиться к ним.

Финн повернулся, дикий огонь вспыхнул в его глазах.

– А когда в последний раз кто-то пытался?

– А как же деревня? – сказал Коллис. – Кто будет нашим охотником?

– Пусть Хакер и другие научатся, – ответил Финн, безрадостно улыбаясь. – Лес не даст вам голодать. Некоторое время я буду охотиться сам по себе.

Он отвернулся от Коллиса и двинулся через деревню на северо-запад.

3. ПОГОНЯ

Финн окунулся в лес, не оглядываясь на деревню, и как только зелень сомкнулась вокруг него, поселение исчезло из вида. Он передвигался полусогнувшись, его путь был зигзагообразным – он изучал неровную почву.

Хотя он раньше никогда не видел ни одного из летающих аппаратов Рабовладельцев – «вихревые сани», как люди называли их, – он кое-что знал о них из рассказов старого Джошуа. «Как большие металлические яйца, – описывал их Джошуа, – только сверху у них стекло, или что-то вроде этого, а снизу они слегка плоские. И снизу все крутится, трудно рассмотреть. Вроде это крутящееся вещество поддерживает их в воздухе, и они скользят гладко-гладко».

Финн и представления не имел, что же поддерживает летательные аппараты подвешенными в воздухе, и оставляет ли машина, плывущая над землей, какие-нибудь следы на своем пути. Но он не хотел и думать, что за вихревыми санями невозможно проследить. Если какая-то сила поднимает вихревые сани, то эта сила должна оставлять отметины… где-то и как-то.