Подошли к их столику, и он встал, приветствуя коллег. Пожали друг другу руки, перекинулись парой слов, потом попрощались, и все это время Гард ломал голову над тем, как бы потактичнее ответить на ее вопрос, а еще лучше не отвечать вовсе.

Наконец отважился взглянуть на нее. Она уже давно все доела, допила чай, и теперь сидела, крепко стиснув руки.

— Пошли?

Женщина кивнула. Гард взял со стола чек, расплатился в кассе, и они вышли из ресторанчика. Мэйбл хранила молчание, и лишь когда подошли к машине, с укором спросила:

— Твои родные и не догадывались, с кем ты встречаешься, ведь так?

Он не стал скрывать правду.

— Да. Только Шерон знала.

— Понятно…

Спутница хотела открыть дверцу, но Гард не позволил, положив ей руку на плечо. Она обернулась.

— Что тебе понятно, Мэйбл?

— Я для тебя ничего не значила!

Он чертыхнулся сквозь зубы.

— Перестань, Мэйбл! Ты говоришь не о том!

— Тогда почему ты им ничего не сказал? Ты встречался со мной несколько месяцев, а самым близким людям даже намекнуть не удосужился!

Отвернувшись от нее, Гард взялся за ручку дверцы.

— Да если бы я рассказал родителям, что встречаюсь с дочкой Ральфа Уиндхема, они бы с ума сошли. Они-то в отличие от меня прекрасно понимали, что наши отношения долго не продлятся. И кончится все плохо.

— Ты бы мог им просто назвать мою фамилию. Вовсе не обязательно было говорить, кто мой отец, — негромко заметила Мэйбл.

— Верно. Тогда они попросили бы пригласить тебя в воскресенье к обеду, чтобы с тобой познакомиться, а я бы им ответил: «Извините, мои дорогие, не могу. Она предпочитает делать вид, что у меня вообще нет семьи. Так ей легче забыть, что не могу похвалиться ни деньгами, ни происхождением».

— Для меня ни то, ни другое никогда не имело никакого значения, — смутилась Мэйбл.

Гард пристально взглянул на нее.

— Вот как? Даже когда ты предпочла мне Роллинса? — Он помолчал, но не потому, что ждал от нее ответа, а просто тяжело было ворошить прошлое. — Скажи мне, только честно, если бы я тоже жил в престижном районе, если бы мои родители были богатые, кого из нас двоих ты бы выбрала?

Мэйбл начала было говорить, потом замолчала и, уныло покачав головой, зашагала прочь. Гард не успел сесть в машину, как она вернулась.

— Хочешь знать, почему я заставила Дороти сказать, что не хочу тебя больше видеть? Задавал ли ты когда-нибудь себе вопрос, почему я сама не отважилась на это?

И она еще спрашивает! Да ему этот вопрос с тех самых пор покоя не давал!

Так и подмывало соврать, сказав, что это не имеет значения, что ему наплевать, поскольку ничего от этого не изменится… Однако он этого не сделал. К чему кривить душой? Ведь даже спустя столько времени ему просто необходимо было знать почему!

Но Мэйбл ему и рта не дала раскрыть — тут же сама все объяснила.

— Потому что иначе я стала бы умолять тебя увезти меня отсюда. Куда-нибудь далеко-далеко, где нас никогда не нашли бы мои родители. А еще я попросила бы тебя жениться на мне.

В наступившем молчании их взгляды встретились. Ее голубые глаза стали совсем прозрачными. Она пристально смотрела на него, и ему было ясно — в искренности прозвучавшего признания можно не сомневаться.

Он не раз предостерегал себя не верить ни единому ее слову, но сейчас знал наверняка — она говорит правду. И если бы у нее и в самом деле тогда хватило смелости прибежать к нему, он бросил бы все — работу, родных и увез возлюбленную куда-нибудь в тихое и спокойное место. А там женился бы на ней, и жили бы они долго и счастливо…

Мэйбл стояла молча и, поняв, что не дождется ответных слов, села в машину, захлопнула за собой дверцу и опустила окно. Через секунду он уже был за баранкой.

Выехав со стоянки, Гард предложил включить кондиционер, но женщина покачала головой — в окно дул прохладный ветерок. Он теребил ее волосы, и они в беспорядке падали на лоб — не спасали даже серебристые заколки. Может, предложить ей ленту, подумал Гард, эластичный обручок малинового цвета, усеянный блестками, который он снял с ее головы на пляже залива?

Его мысли перебил голос Мэйбл.

— Куда мы едем? — спросила она, когда они уже проехали пару миль.

— Да просто так. Тебе некогда?

— Нет. До того, как забирать Алана, свободна.

— Может, поедем в парк? Мы были там когда-то.

Она согласно кивнула.

Парк располагался на берегу озера — лучшего места для отдыха в такой теплый солнечный денек и не придумаешь. Народу в нем обычно мало — для тех, кто хочет развеяться, отвлечься от своих забот, такое немноголюдье в самый раз. А после того, что услышал от Мэйбл, как раз не мешало бы кое о чем поразмыслить, хмуро усмехнулся Гард.

Оставив машину на стоянке, они прошлись по тенистой аллее, пока не набрели на старенькую скамейку, стоявшую под раскидистым платаном.

— Как хорошо! — Мэйбл глубоко вдохнула пряный аромат зелени я перевела взгляд на своего спутника. Тот сидел, отрешенно обводя взглядом кроны деревьев.

Да, похоже, она его и в самом деле сильно обидела, подумала женщина. Когда еще он ее простит, и простит ли вообще? Ведь, обладая талантом страстно любить, Гард отличался вместе с тем способностью долго помнить обиду. И когда ему причиняли боль, он глубоко страдал. В первые годы своего замужества, Мэйбл, вспоминая о нем, представляла его счастливым, полным сил и энергии и начисто выбросившим ее из головы. Она и вообразить себе не могла, что и спустя много лет он так остро будет переживать ее предательство.

Как было бы хорошо, если бы Гард ей верил. Нелегко осознавать, что он сравнивает ее теперешние поступки с прошлыми, не принимает на веру ни единого слова. В какой-то мере он относится к ней точно так же, как к своим арестантам — недоверчиво и настороженно.

— Где это Алан умудрился познакомиться с мальчишкой из гарнизона? — вывел ее из задумчивости Гард.

Мэйбл не сразу сообразила, что он имеет в виду Джеффри.

— Раньше он жил недалеко от нас. Но несколько месяцев назад его родителям посчастливилось найти квартиру в гарнизоне, и они туда переехали.

— А как у сына идет дело с возмещением убытков?

Женщина усмехнулась.

— Плоховато. Я предупредила его, что все деньги он должен заработать сам, а не брать из банка. И он договорился с моим отцом, что будет выполнять для него какую-то работу дома и получать по семь долларов в час. Но времени у него почти не остается. То школа, то домашние уроки, то труд, так сказать, на пользу общества.

— Семь долларов в час — неплохие деньги. Я зарабатываю не многим больше.

— Я тоже. Поэтому и заявила отцу, что он слишком балует мальчишку. И теперь сын работает только на меня и Дороти. Уж она-то заставит его отработать каждый цент!

— Мальчик скучает по отцу, — заметил Гард.

Мэйбл опустила глаза, чтобы они ничем не выдали ее.

— Ну, с этим я ничего не могу поделать…

— А почему бы им не встречаться по выходным? Думаю, Реджи не разорился бы, если бы покупал ему билеты на самолет. В пятницу вечером Алан мог бы улетать, а в воскресенье вечером возвращаться. Двух дней, конечно, маловато, но уж лучше, чем ничего.

— Ты что, забыл? — напряженно улыбаясь, спросила Мэйбл. — По субботам и воскресеньям он работает под твоим чутким руководством.

— Ради такого случая можно сделать и исключение.

— Мал он еще летать один!

Она попыталась произнести это недовольным тоном, как сделала бы любая женщина, вынужденная обсуждать проблемы, касающиеся своего бывшего мужа, с посторонним. Только бы собеседник не догадался, почему Она не горит желанием отправлять своего ребенка на свидание с отцом! Но, судя по тому, что он продолжил разговор на эту тему, похоже, все-таки заподозрил, что дело нечисто.

— Дети и помладше летают одни. В аэропортах для этого имеются специальные служащие. Следят за маленькими пассажирами, встречают и провожают их.

— Сына я одного не отпущу! Сама летать с ним не могу, а свекор со свекровью обычно по выходным заняты.

— Но ведь он шустрый паренек. Не нужна ему никакая нянька!

Еще как нужна, хотелось возразить Мэйбл, но она промолчала. Когда Реджи, подлечив, выпустили из клиники во второй раз, Алан по выходным летал к нему, как и было предусмотрено бракоразводным контрактом. В первый месяц все шло как по маслу. Но потом в один прекрасный день отец бросил мальчика на два дня одного. Вернулся папаша только в воскресенье вечером в невменяемом состоянии. Как-то в выходной он потащил Алана к своим друзьям, о которых она не ведала ни сном, ни духом, и с которыми ее сыну нечего было и делать.

А в следующие субботу и воскресенье произошло такое, что переполнило чашу терпения. В субботу утром она отвезла Алана к отцу, а в воскресенье в три часа ночи в трубке телефона раздался всхлипывающий голос сына. Мальчик был напуган до смерти. Отец бросил его, даже не накормив, и куда-то исчез. Пришлось тут же забрать ребенка домой и в понедельник утром первым делом отправиться к адвокату. Она так никогда и не узнала, куда Реджи уходил и когда вернулся. Он позвонил только во вторник вечером, удостовериться, что сын никуда не пропал.

— Ты не хочешь, чтобы мальчик встречался с отцом. Ведь так?

В голосе его прозвучало такое разочарование, что Мэйбл чуть не рассмеялась. Хоть Гард и испытывает к Реджи откровенную неприязнь, тем не менее считает, что ни одного человека, будь он даже Роллинсом, нельзя лишать общения с сыном. Что ж, тут с ним можно поспорить.

— Один на один — да.

— Боишься, что папаша его похитит? Он уже грозился это сделать?

— Нет. Прошу тебя, Гард, поверь мне, я желаю сыну только добра. Я люблю его больше жизни, и если бы общение с отцом шло ему на пользу, я бы поощряла их встречи.

Слова эти его не убедили, она это прекрасно видела, и продолжать разговор о развалившейся семье не хотелось. Гард перевел взгляд на озеро, видневшееся между стволами деревьев. На тихой водной глади дети учились кататься на водных лыжах.

— Почему у тебя один ребенок? — неожиданно спросил он. — Ты всегда говорила, что хочешь иметь не меньше полудюжины детей.

Мэйбл посмотрела прямо в глаза своего первого мужчины.

— С тобой, а не с Реджи.

Гард вспыхнул — бронзовая кожа слегка побагровела, но он не смутился и задал еще один нелегкий вопрос:

— Ты была с ним счастлива?

Удовлетворив с такой откровенностью его любопытство по поводу детей, женщина как бы дала понять, что ее можно спрашивать, о чем угодно. Ну, что же, подумала она, хочешь не хочешь, придется отвечать без утайки. Слишком уж много было между ними недомолвок.

И она, вздохнув, проговорила:

— Когда я согласилась выйти замуж, то надеялась, что стану хорошей женой и буду счастливой. Я вела себя так, будто не отец толкнул меня на этот брак, а пошла под венец по собственной воле. А еще… делала вид, будто тебя никогда не было в моей жизни. Когда мы жили в Стампе, я запрещала себе думать о тебе, представлять, что ты делаешь в ту или иную минуту. После переезда в Мемфис дело пошло легче, и наконец настал такой момент, когда притворяться больше не было нужды. Я на самом деле стала хорошей женой, действительно была счастлива… — Однако это продолжалось недолго, хотелось ей добавить, но она промолчала.

— И ты любила своего мужа, — безразличным тоном произнес Гард. Как это она заметила в разговоре с ним неделю назад: «По-моему, в какой-то степени я даже любила его». Именно так, слово в слово. Произнесет ли еще раз — да, Гард, я любила не тебя, а его?

Но услышал иное признание.

— Реджи в течение долгих лет был моим мужем и близким другом. Мы жили вместе, спали вместе, вместе воспитывали сына. И любила я его только как друга. Как отца нашего ребенка. Но не как свою половинку, не как самого дорогого человека в жизни… И он это знал, хотя тоже делал вид, что все в порядке. В течение какого-то времени…

Гард подождал — может наконец услышит, почему же они разошлись, но не дождался. Мэйбл долго молчала, а когда заговорила, понял — темы ее бывшей семейной жизни они больше касаться не будут, по крайней мере сегодня.

— Я бы с удовольствием выпила лимонаду у входа в парк есть киоск. Ты хочешь?

— Конечно.

Он поднялся и подал даме руку. Она встала и пошла чуть впереди, но Гард не стал ее догонять. Так приятно было смотреть, как перед ним шествует женщина, плавно покачивая бедрами. Когда он подошел к киоску, Мэйбл уже заказала два лимонада и смотрела, как продавец кладет в стаканы лед, сахар, добавляет воду, а потом сок только что выжатого лимона.

Она взялась было за кошелек, но мужчина покачав головой, вытащил из кармана пригоршню смятых банкнот. При этом на землю упала монетка и эластичная лента, поблескивающая на солнце. Сверкающая серебряная денежка и ослепительно малиновый обручок яркими пятнами выделялись на сером, тусклом асфальте.

Они нагнулись одновременно. Ленту Мэйбл тут же узнала — как же, ее собственная. Подержала, поглаживая дрогнувшими пальцами ткань, но когда Гард протянул руку, не раздумывая положила убор ему на ладонь.

— Спасибо, — поблагодарил он и сунул вещи в карман.

Они еще немного прогулялись по парку, а потом пошли к машине. Был пятый час. Ей пора возвращаться, чтобы успеть забрать сына домой, а Гарду — немного вздремнуть перед ночной сменой. Если повезет, никакие сновидения не будут его мучить.

Когда же ему так везло в последний раз, усмехнулся он невесело.

Ответ пришел сам собой — в ту ночь, когда он арестовал Алана.

— Может, поужинаешь сегодня с нами?

спросила Мэйбл.

— А как же сын?

— Я уже рассказывала ему, что мы с тобой когда-то давным-давно были друзьями. Он ничего не имеет против.

— Значит, друзьями? — хмыкнул Гард.

С Мэйбл их связывало что угодно — безудержная страсть, надежда и мечты, слезы и боль, безграничная любовь — но только не дружба.

— Мальчишке еще мало лет, — заметила она. — Рановато знать правду. Так как насчет ужина?

— Только не сегодня. Хочу поспать перед работой.

— Ой, прости, я и забыла, что ты всю прошлую ночь работал. Может, на неделе?

Как просто сказать «да». И просто, и легко. Да, мне хотелось бы встретиться с тобой на этой неделе. Да, я был бы счастлив провести с тобой весь вечер, даже в присутствии Алана. Но еще проще и гораздо безопаснее отвергнуть приглашение. Что он и сделал, подъезжая к ее дому.

— Вряд ли.

Женщина отвернулась, но Гард успел заметить, как ей неприятен отказ, и почувствовал себя последним подлецом.

— Что ж, ладно, — проговорила она и, открыв дверцу, быстро вышла. Когда она снова взглянула на него, в ее глазах светилась благодарность.

— Спасибо, рада нашей встрече, — негромко проговорила Мэйбл.

Повернувшись, направилась по лужайке к дому, а он все сидел, наблюдая, как она поднимается по ступенькам, отпирает замок и захлопывает за собой дверь. Его так и подмывало броситься вслед, сказать, что он наврал, что на самом деле ему было бы приятно поужинать с ней вместе. Двигатель работал вхолостую, а Гард все не уезжал, раздираемый противоречивыми желаниями.

Наконец благоразумие взяло верх, и он, решительно развернувшись, поехал домой, в свою тихую пустую комнату, где его никто не ждет и где столько времени провел в одиночестве. Подальше от того места, где на самом деле хотелось бы быть.

За что она благодарила, размышлял Гард по дороге. За обед? Вполне вероятно. Но только ли за это?

А может быть, еще и за то, что он больше не сердится на нее, что забыл былые обиды и опять вошел в ее жизнь? Ему не хотелось в это верить. Ведь в таком случае придется поверить и в то, что она стремится восстановить их былые отношения, что все еще любит его. А если это так, то почему же он собирается отплатить ей черной неблагодарностью, причинить боль?

Впрочем, стоит ли делать такие поспешные выводы по одному-единственному, брошенному ею доброму взгляду? И вообще он слишком много раздумывает. Нужно поспать хоть пару часов, чтобы в голову не лезла всякая чепуха, решил Гард.

Что он сейчас и попробует сделать.

— А хорошо бы сегодня притвориться больным и не ходить на работу!

Стоя на коленях возле клумбы, Мэйбл искоса взглянула на сына — Алан, удобно облокотившись о перила, наблюдал, как она работает. Не перетружусь, усмехнулась про себя женщина. А вот он застыл и глазеет, вместо того чтобы подойти и помочь. Ну, ничего, негодник сегодня свое отработает.

— И думать не смей! Смотри и в самом деле не свались от солнечного удара. Только этого мне не хватает!

Поймав ее на слове, Алан выпрямился, схватился руками за грудь и театрально рухнул на пол, откинув голову, закатив глаза и раскрыв рот. Но через секунду слегка пошевелился — посмотреть наблюдает за ним мать или нет. Увидев, что да, снова замер.

— Неплохо, — сухо заметила Мэйбл. — Но можно бы и получше.

Он перевернулся на живот и просунул голову между деревянными стойками перил.

— Ну, пожалуйста, мамочка, позволь мне сегодня не ходить! Завтра я отработаю две смены, клянусь тебе! Сегодня ужасно жарко… Так хочется поплавать в бассейне у дедушки Роллинса. А бабушка сказала, что если ты разрешишь, я останусь у них ночевать. Ты ведь не против?

— А когда это ты успел поговорить с бабушкой?

— Да только что! Она сказала, что они сегодня собираются звонить папе, и если ты меня привезешь, я смогу с ним поговорить. А еще она разрешила покупаться у них в бассейне.

— Иди позвони ей и скажи, что я привезу тебя после работы.

— Ну, мам…

— Ну, Алан… — передразнила она его. — Все, беги.

Озорник сделал вид, что изо всех сил пытается вытащить голову, но никак не может. Изобразив на лице дикий испуг, он заорал:

— Ой, мам, голова застряла! Никак не могу вытащить. Что же делать? Придется мне, бедному, несколько дней пролежать без еды и воды, пока не похудею. Может, тогда голова усохнет и вылезет. А потом уж точно до конца недели работать не смогу от переживаний!

— Ничего, сейчас схожу к соседям, возьму у них пилу и вызволю тебя, — рассмеялась мать. — Правда, одно ухо придется отрезать. А может, и оба…

Сын вытащил голову, встал и схватился за перила.

— Мне, правда, придется идти на работу, мам? Ведь так жарко…

— Ничего не поделаешь. Ну, беги звонить бабушке.

Алан скрылся в доме, и женщина тоже поднялась, с наслаждением разогнув спину. А ведь и в самом деле жарища, подумала она, вытирая со лба пот. Прошлая неделя стояла прохладная, чуть больше двадцати градусов. А в ближайшее время по прогнозам ожидается около тридцати, а то и больше. Такую погоду синоптики обычно называют перепадом температур, но Мэйбл не могла припомнить ни одной осени и зимы в Стампе, когда не было бы резкого перехода от жары к холоду и наоборот. Бывало и такое — одну неделю гуляет в шортах, а на другой не знает, что еще нацепить на себя, чтобы согреться.

Обернувшись, она взглянула на корзины с анютиными глазками, которые поставила в тени раскидистого дерева. Следовало бы, конечно, посадить их с месяц назад, но и сейчас еще не поздно — будут отлично цвести всю зиму напролет. Она принесла их сегодня утром из садового питомника и последние несколько часов подготавливала клумбы — выдергивала прошлогодние цветы, собирала древесную кору и сухие ветки, рыхлила землю, вносила удобрения. Теперь осталось только посадить цветы, разровнять почву — и до весны ни забот, ни хлопот.

Мэйбл уже почти расправилась с первой корзиной, когда услышала позади себя шум мотора. Обернувшись, еще раз вытерла пот со лба и замерла — из машины показался Гард. В глубине души она была счастлива его видеть, но виду не подала, — слишком обидел его отказ поужинать с ней и сыном.

Он дошел по извилистой дорожке до нижней ступеньки лестницы и прислонился к перилам. Окинув его равнодушным взглядом, хозяйка сняла перчатку и поправила выбившуюся прядь волос.

— Подай мне, пожалуйста, вон те цветы, — самым небрежным тоном проговорила она. Вот еще, станет ему показывать, что оскорблена в лучших чувствах. Не дождется!

Гость принес пластиковую корзинку и поставил на землю.

— Какими судьбами в наших краях? — И, не дожидаясь ответа, вытащила из корзины пакетик с шестью корешками нежнейших бледно-сиреневых цветов, отделила один и воткнула в землю, придавив ее вокруг стебелька. Через полминуты остальные пять оказались рядом, а Мэйбл уже взялась за цветы с изящными белыми лепестками.

— Да вот, проезжал мимо, решил подвезти Алана на работу.

— Немного рановато, ты не находишь? У него в запасе еще часика два есть.

— Знаю. Как раз хватит, чтобы его мама со мной пообедала. Если она, конечно, не против…

Женщина на секунду оторвалась от своего занятия, чтобы взглянуть на непонятного визитера. Не человек — загадка. То отталкивает от себя, то, наоборот, ищет ее общества… Зачем?

Но тут же, отвернувшись, улыбнулась. Какая разница, почему он это делает! Самое главное, что он здесь. Все остальное ровным счетом ничего не значит.

— Сейчас, вот только посажу эти цветы, приведу себя в порядок и поедем.

Упираясь одной рукой в землю, Мэйбл дотянулась другой до середины продолговатой клумбы и сделала несколько лунок. Цветы она решила посадить волнистыми рядами от начала грядки до самого конца, чередуя бледно-сиреневые и белые с пурпурными. Пока клумба, надо признать, выглядела немного голой, но через несколько недель цветы разрастутся, и будто шелковый ковер необыкновенной красоты покроет землю.

Чувствуя себя неловко, оттого что прохлаждается без дела, Гард отошел в сторону и стал наблюдать за хозяйкой. Она работала довольно методично — сначала делала ямки такого размера, чтобы туда поместился корень, потом сажала цветок, держа его за стебель, засыпала землей и утрамбовывала. Мужчине нравилось смотреть, как она движется, как напрягаются мышцы под влажной от пота белой футболкой. Мягкие округлости ее тела приятно ласкали взор. На лбу выступили капельки пота, на щеке грязь, волосы растрепались, но казалась еще красивее и доступнее, чем когда бы то ни было.

Неплохо было бы помочь ей, решил Гард, и принялся аккуратно отделять один цветок от другого и класть в протянутую руку.

— Когда я был мальчишкой, — заметил он, — мы часто помогали маме сажать цветы — нарциссы, ноготки и маргаритки. С тех пор я никакой работой по саду не занимался, разве что несколько раз за лето помогал отцу подстригать газон.

— Ты ведь жил в казарме, где же тебе было заниматься садом-огородом, — заметила Мэйбл.

— Я не всегда жил в казарме. Однажды мы снимали… — Поняв, что сказал лишнее, Гард отошел и взял под деревом еще одну корзину с цветами. Черт побери, теперь не отделаешься, подумал он.

— Что снимали? — спросила Мэйбл.

— Дом, — выдавил он из себя. И кто его тащил за язык!

— Кто это «мы»?

— Я и еще один полицейский.

— Ну, по мнению мужчин, иметь цветник перед домом вовсе не обязательно, ведь так?

Помощник молча протянул ей следующий цветок и, когда она взяла его, принялся растирать пальцами сухой комочек земли. Его молчание насторожило женщину — будто в чем-то провинился. И она, на секунду прекратив свое занятие, взглянула на него. Гард поспешно отвел глаза, чувствуя на себе ее испытующий, оценивающий взгляд. Наконец Мэйбл отвернулась и снова принялась методично втыкать цветы в землю.

— Надо же, далее сейчас, в шестидесятых годах, когда произносят слово «полицейский», я представляю себе мужчину, — заметила она. — Но ведь в полиции служат и женщины?

Гард и на это ничего не сказал.

— Вы были любовниками?

Теперь настала его очередь смотреть на нее, а ее — избегать мужского взгляда. И он увидел совершенно бесстрастное лицо — Мэйбл мастерски сумела его изобразить. Но голос ее выдал — он так и звенел от ревности. Странно, что она ревновала к женщине, с которой он не встречался уже много лет. Которую использовал, как и остальных, чтобы забыть свою первую любовь.

— Да, — равнодушно произнес он. — Были. — И голосом, дрожащим от злости, продолжал: — Ты сама порвала со мной и вышла замуж за другого! Так что я имел право спать и жить с кем угодно.

— Знаю, — виновато согласилась Мэйбл. Потом распрямилась на коленях перед клумбой и, запрокинув голову, взглянула на небо. — Как бы я хотела…

И осеклась. Гард не стал допытываться, чего бы она хотела. Он и так это прекрасно знал. Сам желал того же. Чтобы жизнь сложилась по-другому. Чтобы Реджи Роллинса никогда не было в ее жизни. Ну почему у нее в свое время не хватило силы воли дать отпор отцу? Прибежала бы к нему, Гарду, и попросила жениться на ней, увезти ее куда глаза глядят, подальше от отца. Чтобы их любовь длилась всю жизнь.

Но ничего этого не случилось. Родителям она подчинилась, к нему не прибежала, умоляя увезти куда-нибудь подальше, а Реджи стал ее мужем, лучшим другом и отцом ее сына. А он, отвергнутый, отошел куда-то на задний план и исчез из памяти. И любовь их длилась всего-то около года, а уж никак не всю оставшуюся жизнь.

Но, что самое обидное, хочет он того или нет, изменить что-либо уже не в силах.

— Ну, все! Остальные посажу вечером, когда спадет жара. — Мэйбл встала, стащила перчатки, сделала пару наклонов вперед, чтобы размять поясницу, и выпрямилась. Раскрасневшаяся, с короткими завитками волос, прилипшими к влажной коже. — Пойду приведу себя в порядок, скажу сыну, что ты пригласил нас обедать, и поедем. Может, войдешь?

Гость покачал головой.

— Подожду здесь.

Гард проследил, пока хозяйка не скрылась за дверью, и уселся на ступеньку. Когда-нибудь — может, через несколько недель, а если повезет, то и через несколько месяцев — он в последний раз будет наблюдать эту картину. А потом вернется к своей прежней жизни — жизни без нее, хотя отлично представлял себе, какой это будет ад кромешный.

Хлопнула входная дверь, из дома вышел Алан и тоже уселся на лестнице, но ступенькой выше.

— Мама говорит, вы нас везете обедать…

— Куда бы ты хотел поехать?

— В таком виде? — Мальчишка дернул себя за старенькую футболку. — Только туда, где меня никто из знакомых не увидит. А то я одет как пугало!

— По-моему, тебе еще рановато думать, во что ты одет.

— А вот бабушка Роллинс говорит, что нужно смолоду гордиться своим внешним видом, — отрезал Алан. — Правда, только тогда, когда пытается нацепить на меня рубашку с галстуком. Ненавижу эти удавки! — И прежде чем Гард успел что-то сказать по этому поводу, мальчонка быстренько перевел разговор на другую тему. — Может, мы сегодня не будем работать? А то такая жарища…

Воспитатель укоризненно взглянул на него.

— Ты отбываешь наказание, Алан. Советую не забывать об этом.

— Как же, забудешь тут! — пробормотал подопечный.

— Однако… — взрослый подождал, пока мальчишка снова обратит на него внимание, — сегодня решено сократить время работы на два часа.

Лицо Алана просветлело.

— Это из-за жары? Хоть бы она подольше продержалась!

— Не знаю из-за чего.

Лейтенанту сообщили новость, как раз когда он собирался ехать в эту семью, и ему было не до расспросов. Им владело одно желание — снова увидеть Мэйбл и узнать, сердится ли она на него за то, что произошло в прошлые выходные.

— Когда я сегодня вернусь после работы домой, мама отвезет меня к бабушке. Я останусь там ночевать. Мы сначала позвоним папе, а потом пойдем купаться. У них большой бассейн. Вода в нем подогревается, а зимой сверху натягивают тент, чтобы не замерзнуть. Я плавать люблю. В Мемфисе даже был в сборной школы, пока мама с папой… ну, вы знаете…

— А почему тебе нужно ехать к бабушке с дедушкой, чтобы позвонить отцу? Ты что, отсюда не можешь? — нахмурившись, спросил Гард. Его отчего-то насторожили именно эти слова Алана.

Мальчик беззаботно пожал плечами.

— А мы всегда так делаем, с тех пор как переехали. Мама с папой друг с другом почти не разговаривают, а бабушка с дедушкой ему часто звонят, и если он чувствует себя хорошо, я тоже могу, с ним поговорить.

— Он что, болен?

— Ага. Он заболел как раз перед нашим приездом сюда. И в больнице лежал пару раз. Иногда он вроде ничего, а иногда какой-то странный и… — Внезапно, видимо, вспомнив, с кем разговаривает, мальчишка оборвал себя на полуслове, а через секунду с вызовом добавил: — Но он поправится и тогда приедет сюда! Мы снова будем жить вместе, одной семьей. Втроем!

В дверях появилась Мэйбл. Отлично, обрадовался Гард, как раз вовремя. Лучшего момента и придумать нельзя. Не хотелось отвечать на вызов мальчугана, особенно когда он, сам того не ведая, дал ему новую пишу для размышлений.

Значит, Роллинс был болен и два раза лежал в больнице. Интересно, почему Мэйбл никогда об этом не говорила. И сыграла ли эта болезнь свою роль при разводе? Может, именно она дала мужу понять, что жизнь слишком ценная штука, чтобы тратить ее на женщину, которая никогда не любила его, которая и замуж-то вышла только из-за денег?

— Ну, куда поедем? — спросила Мэйбл, первой спускаясь по лестнице.

Шорты она переодела, сменив на новые, давая возможность бывшему возлюбленному вволю насмотреться на ее длинные ноги, сменила блузку, заплела косу и чуточку накрасилась. При виде стройной красивой женщины Гарда снова стал мучить вопрос, почему она разошлась с мужем и кто в этом виноват. Но больше всего ему хотелось бы знать, как это Реджи без нее обходится — ведь жизнь с Мэйбл пусть и не самая лучшая, намного приятнее, чем жизнь без нее.

На вопрос, куда поехать, Алан назвал ближайшее кафе быстрого обслуживания. Сообразив, что мальчик ждет его согласия, Гард кивнул и поднялся.

Народу в кафе было полным-полно, но им посчастливилось найти у стены только что освободившийся столик на двоих. Алан же взгромоздился на табурет у стойки, такой высокий, что ноги его не доставали до пола.

— Похоже, мальчик достиг того возраста, когда стыдится появления на людях с матерью, — вздохнув заметила Мэйбл. — Правда, не припомню, чтобы мои родители вызывали у меня подобные чувства.

— Зато я вызывал, — подколол ее Гард, переставляя тарелки с подноса на стол. — Ты не очень-то хотела, чтобы нас видели вместе.

Мэйбл расстелила салфетку, сняла обертку с гамбургера и только потом взглянула на собеседника.