Как же это, оказывается, нелегко, когда дети подрастают! Ей теперь так не хватало того ласкового милого мальчугана, который больше всего на свете любил сидеть, тесно прижавшись к ней, и слушал сказки про злых волков, хитрых лисов и про котов, которые носят шляпы. Того чудесного, горячо обожаемого малыша, который доверял каждому ее слову, которому и в голову не приходило с ней пререкаться, а если это и случалось, то только по такому ничтожному поводу, как время отхода ко сну.

Мэйбл села и, подоткнув под спину подушку, жестом пригласила сына сесть рядом.

Он робко подошел к кровати и примостился на самом краешке.

— Мне очень жаль, что так вышло с подарком…

— Что это было?

— Елочная игрушка из дутого стекла. Северный олень с венком на шее. Зря я его разбил…

— Зря… — тут же согласилась мать.

— Папа дал мне деньги… — Он запнулся и начал снова: — Дедушка дал папе денег, а папа дал их мне на подарок.

— Как съездил?

— Нормально. Повидался с Бобом и Джони. Гарри уехал, а родители Кэтрин разошлись. Ее отец живет теперь в Далласе, а у мамы новый муж.

Давненько она не слышала знакомых имен.

Эти дети жили по соседству, много времени проводили у них дома и иногда казалось, что у нее не один ребенок, а полдюжины.

— А как папа?

Не отрывая глаз от пола, Алан придвинулся к матери поближе.

— Нормально. — Секунду помолчав, спросил: — Мам, ты что, собираешься замуж за Гарда?

Женщина растерянно замолчала и, решившись на неизбежный разговор, ответила:

— Он мне не предлагает, Алан.

— А если бы предложил?

— Вышла бы.

— Но я не хочу, чтобы он был моим папой! Он ведь полицейский, мама! Он… он… мерзкий тип! Он…

— Но он не твой отец. В этом все дело, правда?

Упрямец проигнорировал этот вопрос.

— Я никогда его не полюблю!

Мать протянула руку и взъерошила сыну волосы.

— Я не могу заставить тебя любить его, Алан. Но уважение, которого он заслуживает, ты ему оказывать будешь! Иначе запру тебя в твоей комнате и будешь там сиднем сидеть!

— Ну зачем тебе с ним встречаться? Нам ведь так хорошо было без него!

В голосе мальчишки прозвучала такая мольба, что у Мэйбл защемило сердце. Какой же он еще глупенький! Не понимает, как ей было тяжело до того, как в их жизни появился Гард. Понятия не имеет, что такое одиночество. Откуда ему знать, что такое любовь! По своей детской наивности он искренне убежден: стоит ей перестать встречаться со своим знакомым, и их жизнь потечет по-старому.

Как же он ошибается!

— Гард для меня очень много значит, Алан, — спокойно, но твердым голосом проговорила мать. — Ты и он вообще два самых близких мне человека. И так будет всегда. Как бы плохо ты себя ни вел, какие бы фокусы ни выкидывал, я всегда буду тебя любить. Понимаешь, всегда! То же самое относится к Гарду. Неважно, останется он здесь или уедет за тысячи миль, я всегда буду его любить. Так что ради меня и ради себя самого постарайся подружиться с ним! Он может быть тебе очень хорошим другом. Но если ты…

— Ты врешь! — заорал Алан, вскакивая. — Если бы я был нужен тебе, ты бы его прогнала! Если бы любила меня, вернулась бы в Мемфис и жила бы там с папой или позволила бы ему приехать сюда! А ты хочешь, чтобы я водился с каким-то дураком, которого все ненавидят!

Внезапно Мэйбл почувствовала, что страшно устала.

— Иди спать, Алан.

— Мама…

— Иди спать! — повторила она уже более резким тоном. — Сегодня я уже сыта тобой по горло!

И, повернувшись к нему спиной, закрыла глаза, стараясь дышать глубоко и ровно, не прислушиваясь, как за сыном закроется дверь.

Как бы ей хотелось, чтобы с нею рядом был сейчас Гард! Они бы не стали заниматься любовью, а просто легли бы рядышком. Он обнял бы ее, прижал к себе и она почувствовала бы себя легко и спокойно.

Но Гарда с ней не было, так что самое лучшее, что оставалось, — это заснуть. Спать глубоким крепким сном.

А уж во сне увидеть того, кого нет наяву.

Во вторник перед ночным дежурством Гард поехал в собачий питомник, забрал Бизона, потом поставил в гараж свою машину и пересел в служебную, вернувшись в полицейский участок, отправился за револьвером. В отношении оружия существовали неукоснительные правила. Одно из них предусматривало, что каждый полицейский был обязан в начале смены получать оружие, а в конце — сдавать. Гарду иногда даже казалось, что вся его жизнь подчинена строгим правилам.

Кроме личной. Тут царил полнейший кавардак.

А ведь готов был все на свете отдать, чтобы навести в ней хоть видимость порядка, особенно после сегодняшнего вечера, который ему всю душу вымотал. Так что, если бы кто-то посоветовал, как поступить с воинственно настроенным одиннадцатилетним мальчишкой, он был бы тому по гроб жизни обязан.

Сегодня Мэйбл предложила Алану остаться дома, пока они сходят куда-нибудь поужинать, но не тут-то было. Мальчишка заявил, что пойдет с ними. И последовавшие два часа превратились для Гарда в сущую пытку. Началось с того, что Алану не понравился ресторан, в который они приехали, потом долго пререкался с матерью по поводу того, что заказать, а когда заказ принесли, вообще отказался есть. За столом не давал никому и слова сказать, сам болтал без умолку. Вертелся, корчил рожи, в общем, вел себя вызывающе. Мэйбл то и дело его одергивала, но это мало помогало. Сорванец был полон решимости испортить всем вечер любой ценой, а наказание, которое за этим последует, его ничуть не волновало.

За все свои мучения Гард даже поцелуя не удостоился. Когда отвез их домой и Мэйбл вышла на крыльцо, чтобы попрощаться, Алан был тут как тут. Выскочил за матерью следом и ехидно сказал, что ее просят к телефону.

Может, мальчишка говорил правду, но не исключено, что и наврал.

— Эй, Бизон! Поедешь в следующий раз вместе с нами ужинать? — спросил Гард, бросив на собаку взгляд в зеркало заднего обзора. Вот бы дать свирепому псу команду сторожить Алана! Лучшего способа усмирить негодного мальчишку и не придумать! Только вот Мэйбл подобный метод воспитания вряд ли придется по вкусу, усмехнулся Гард.

Видит Бог, он изо всех сил старался сдерживаться. Хотя и не привык на каждом шагу терпеть оскорбления от какого-то желторотого юнца. И уже сейчас, по прошествии всего лишь двух дней, с трудом выносил присутствие Алана. Мальчишку всего передергивало, даже когда Гард случайно дотрагивался до его матери рукой, а уж поцелуй и вовсе привел бы его в ярость. О более интимных отношениях они и мечтать не смели. А надо бы что-нибудь придумать, чтобы остаться наедине, подумал Гард. И чем скорее, тем лучше.

Но все это, как говорится, второстепенные проблемы. Он способен вынести все, даже грубость Алана, только в небольших порциях, может и без поцелуя обойтись в присутствии мальчишки, да и пару ночей в неделю при желании можно выкроить для встреч.

Вопрос только в том, сколько все это будет продолжаться. Неужели этот паршивец теперь постоянно будет вымещать на них свою злобу? И что произойдет, когда они наконец потеряют терпение? Эти вопросы не давали ему покоя.

— Джи-Пойнт ноль пять! Ответьте полицейскому управлению. Прием.

Взяв в руки микрофон, Гард сообщил свое местоположение и выслушал задание. Ему надлежало в случае необходимости оказать поддержку сотруднику военной полиции, который задержал на Двенадцатой улице машину с солдатами. Дело может ограничиться одной проверкой документов, но на всякий случай Джи-Пойнт ноль восемь, который патрулировал этот район, вызывал подкрепление. Значит, у восьмого что-то неладно. Что касалось работы, Гард доверял своему чутью, с ходу и без лишних слов понимал коллег-офицеров. Так что нужно ехать, и побыстрее. Как говорится, береженого Бог бережет.

Когда он спустя несколько минут свернул на Двенадцатую, то сразу увидел впереди патрульную машину. Рядом стоял автомобиль, который задержали. Включенная мигалка освещала каким-то зловещим синим светом выстроившихся в шеренгу шестерых парней. Похоже, солдаты или практиканты. И как они только уместились в машину, которая и для четверых-то маловата, поразился Гард. Когда он подъехал, Джи-Пойнт ноль восемь как раз ходил вдоль шеренги, собирая удостоверения личности.

Гард не успел еще вытащить ключ из замка зажигания, как один солдатик — он стоял крайним — сорвался и бросился бежать. Выскочив из машины, лейтенант распахнул заднюю дверцу, на ходу крича:

— Военная полиция! Стоять или спущу собаку!

Обычно одного такого окрика было достаточно. Опасаясь, что на него сейчас бросится громадная псина, человек застывал как вкопанный. Но на сей раз угроза действия не возымела.

— Взять его, Бизон! — скомандовал Гард. Доберман понесся как стрела, мгновенно оставив полицейского далеко позади. Совершалась эта погоня по плацу для построения. По одну сторону от нее находился штаб батальона связи, а за ним казармы, где располагались практиканты. Парень, без сомнения, рассчитывал там спрятаться и тем самым избежать наказания за преступление, которое он, похоже, совершил. Если, конечно, дружки-приятели не выдадут его и если успеет добраться до желанной цели раньше преследователей.

Но может ли человек обогнать собаку?

Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой.

Но парню такая очевидная истина, видимо, и в голову не пришла, а может, у него была веская причина мчаться во весь дух. Но от Бизона далеко не убежишь…

Расстояние между ним и подозреваемым быстро сокращалось. Наконец он догнал его и, сделав огромный прыжок, сбил с ног.

Похоже, мальчишка был в отчаянии, а может, сильно испугался, а скорее всего, и то и другое, решил Гард. Вместо того чтобы смирненько лежать на земле, он отмахивался от собаки, громко вопя:

— Уберите собаку! Уберите!

Бизону крики не понравились, и он тут же вцепился зубами в руку. Солдатик заорал от боли и наконец перестал трепыхаться.

Когда Гард к ним подбежал, Бизон, схватив парня за руку, мотал головой из стороны в сторону. Будто с новой игрушкой играет, подумал лейтенант. Ничего себе игра! Но если бы задержанный попытался высвободить руку, с силой сжал бы челюсти, и тогда беды не оберешься.

— Фу, Бизон! — скомандовал Гард. — Охраняй, мальчик!

Бизон тут же выпустил из пасти руку и уселся рядом. Гард наклонился и перевернул подозреваемого на живот. Тяжело дыша, надел на него наручники и предупредил:

— Убегать и не пытайся, если не хочешь испробовать на себе собачьи зубы!

Синие огни вновь вспороли ночную тьму — со стороны Клеменс-стрит подъехала еще одна патрульная машина. Поддержка для поддержки, усмехнулся офицер. Обычно после того, как на задержанного надевали наручники, полагалось его обыскать. Но Гард решил секунду подождать, отдышаться.

И пока он стоял рядом с Бизоном, его коллега-полицейский проворно обшарил карманы парня.

— Смотри-ка, что у него есть! — воскликнул он, вытаскивая маленький полиэтиленовый мешочек.

Гарду не нужно было подходить ближе, чтобы получше рассмотреть необычной формы гранулы. Он и так знал, что это такое. Наркотик. Как это его назвала Мэйбл? Ах да, белая смерть. Теперь понятно, почему мальчишка пытался сбежать.

Им, конечно, только на руку, что дело так повернулось. Сдадут парня в отдел по борьбе с наркотиками, и делу конец.

— В такой чудесный вечерок небольшая пробежка не повредит, — заметил полицейский, подтолкнув солдатика на заднее сиденье своей машины.

Гард все никак не мог отдышаться. Взяв Бизона на поводок, глянул на шутника яростным взглядом.

— Староват я уже гоняться за восемнадцатилетними мальчишками!

— Поэтому и работаешь с такой зверюгой. Он ловит, а тебе только и остается, что сажать в тюрьму. Ну, до скорого. Увидимся в участке.

Похвалив собаку за безупречную службу, Гард направился к машине. Припомнилась ночь, когда он арестовал Алана. Тогда тот был напуган не меньше этого юнца, но у него хватило ума не раздражать разъяренного пса. Не то, что этот придурок, которого они отловили сегодня! В два раза старше Алана, а не сообразил, что нечего и пытаться убежать от собаки.

И все-таки что же им с Мэйбл делать с этим умненьким, но строптивым мальчишкой? Впрочем, нечего сейчас ломать над этим голову, когда он понятия не имеет, какое будущее уготовано им с Мэйбл. Смогут ли они когда-нибудь забыть прошлое и начать новую жизнь, невзирая на неодобрение ее родных и ненависть сына? Выйдет ли у них на этот раз что-нибудь путное?

Если набраться немного терпения и проявить побольше любви, то у них все получится, он искренне в это верил. Ни того ни другого ему не занимать. А вот с Мэйбл дело обстоит хуже. Терпение ее уже на пределе, а о любви к нему она вообще не заикалась. Ни разу даже не намекнула, что хочет быть с ним вместе. Никогда не заговаривала об их будущем, только о своем собственном. Когда начнет с кем-то встречаться, когда заведет себе любовников, когда снова выйдет замуж…

И ни разу не дала ему понять, что именно он нужен ей и как любовник, и как муж.

Месяц тому назад решил завести с Мэйбл любовную интрижку. Ни больше ни меньше. Что тут такого? Столько лет только этим и занимался! И отлично знал когда следует все закончить и быстренько убраться подальше.

Но за последние полторы недели понял — интрижкой здесь не обойдется. Ему хочется большего — чтобы Мэйбл любила его, чтобы вышла за него замуж. Вот каким стал жадным.

В первый раз, когда пожадничал, произошло непоправимое — потерял ее.

Что, если это случится снова? Что, если Мэйбл и не помышляет ни о чем серьезном, а просто проводит с ним время?

Что тогда он будет делать?

Каждый человек по-своему представляет ад. В субботу к пяти часам и у Гарда сложилось о нем собственное представление — это четыре часа наедине с Аланом, когда тот не в духе. Нужно иметь ангельское терпение, чтобы не сорваться, когда тебе грубят, каждое твое слово принимают в штыки, то и дело хвастаются своим отцом, каждую фразу начинают со слов: «А вот когда папа опять будет жить с нами…» И конца-краю этим выходкам не предвидится, потому что он обещал Мэйбл отвезти Алана после работы домой. Там мальчишка быстренько приведет себя в порядок — чем скорее, тем лучше, — а потом они отправят его ночевать к тетке. Правда, Алан пока об этом понятия не имеет. И не подозревает, что они собираются сплавить его Дороти, чтобы самим провести спокойный вечер и бурную ночь. Так что когда он об этом узнает, скандал может быть почище, чем в прошлое воскресенье.

— Куда это мы едем?

Гард бросил взгляд на Алана. Даже такой, казалось, безобидный вопрос он умудрился задать со злостью.

— Ко мне. Я приму душ и переоденусь.

— Тогда сначала отвезите меня домой. Я не собираюсь вас дожидаться!

— Подождешь, ничего с тобой не случится! Посмотришь пока телевизор.

— Тоже мне удовольствие! — злобно прошипел строптивец.

Стиснув зубы, Гард подъехал к казарме и бросил Алану, что приехали. Тот вылез и пошел за ним. У дверей стоял мотоцикл. Присев на корточки, Гард пощупал заднюю шину.

— Ваш?

— Мой. — Гард искоса взглянул на него.

Любопытство мальчишки тут же как ветром сдуло. На лице появилась брезгливая усмешка. — Любишь мотоциклы?

— Вот еще! Папа говорит, что на них одни дураки ездят!

Гард встал.

— А вот маме твоей они нравятся, — негромко проговорил он и, не дожидаясь ответа, подошел к двери. Алан нехотя поплелся сзади.

Гарду очень не хотелось оставлять его одного надолго. Поэтому он все делал в темпе — принял душ и побрился всего за несколько минут. В соседней комнате надрывался телевизор. Может, Алан и считал, что смотреть его не такое уж большое удовольствие, но, видимо, резонно рассудил, что на безрыбье и рак рыба. В чистых джинсах, с полотенцем на шее хозяин вернулся в комнату и… застыл как вкопанный.

Алан вовсе не сидел на кровати, вперившись в голубой экран, как он ожидал, а стоял у комода. Верхний ящик, где Гард держал носки, был выдвинут. Сюда несколько недель назад он сунул газетное объявление о помолвке Мэйбл. Его-то и держал сейчас в руках Алан.

Увидев Гарда, малец вздрогнул от неожиданности, выронил листочек и отступил на шаг назад. Но через секунду снова принял бравый вид.

— Почему вы это храните? — пошел он в атаку. — Вы что, знали тогда мою маму? — И, усмехнувшись, высказал предположение, точнее которого и не придумать: — Вы хотели жениться на ней, да? А она вышла замуж за моего папу. Выбрала его, а не вас! Ведь так?

Гард молча смотрел на него.

— Кто тебе разрешил рыться в моих вещах?

— А она на вас плевать хотела! Вы ведь были нищий! Дедушка говорит, что вы были никчемным желторотым юнцом. Вот он как вас называл!

Гард нагнулся, поднял газетный листок, снова положил в ящик и закрыл его.

— Ты не имел никакого права забираться куда не следует, Алан!

Мальчишка неловко переступил с ноги на ногу, но, видимо, решил не сдаваться.

— Какое это имеет значение! — бросил он. — Дедушка говорит…

— Да плевать я хотел на твоего дедушку! — в сердцах крикнул Гард, да так громко, что Алан вздрогнул от неожиданности. Потом, пытаясь успокоиться, сделал глубокий вдох, вытащил из нижнего ящика футболку и натянул ее. Надел кроссовки, взял куртку, ключи, бумажник и подошел к двери. Распахнув ее, знаком показал Алану, чтобы он выходил. Понурив голову, парнишка подчинился и, выйдя из дома, направился к «фордику».

Они проехали почти полпути, когда Алан первым нарушил гнетущее молчание.

— Может, и не надо было мне этого делать…

— Может? Ты еще сомневаешься? — На сей раз настала очередь Гарда говорить холодным, отчужденным голосом.

— Вы, наверное, все маме расскажете. И выйдет так, будто я сделал что-то плохое.

Гард промолчал. Он ни слова не проронил, пока они не доехали до дому. Подогнав машину к дверям, остановился и только тогда, взглянув на сорванца, заметил:

— Ты меня разочаровал. Я был о тебе лучшего мнения.

Мгновение Алан сидел, будто его к сиденью пригвоздили, потом, яростно дернув за ручку, открыл дверцу.

— Да чихать я хотел, что вы обо мне думаете! — срывающимся голосом завопил он. — Вы для меня никто! Пустое место! — И, хватив дверцей так, что машина затряслась, помчался к крыльцу и в мгновение ока исчез в доме.

Спустя несколько секунд на крыльцо вышла Мэйбл. Немного постояв на верхней ступеньке, подошла к «фордику» и, открыв дверцу, подсела к Гарду.

— Привет.

Гард кисло улыбнулся.

— Привет.

— Что, денек выдался так себе?

— Может закончиться и получше. Он тебя все зависит.

Он протянул руку и, обняв Мэйбл за плечи, притянул к себе и посадил на колени. Но целовать не спешил. Тогда она сама, зажав его лицо между ладонями, прильнула губами к его губам. Как сладко целовать его, подумала она, закрывая глаза. Что может быть лучше?

Оторвавшись наконец от губ, прижалась лицом к его плечу.

— Как от тебя хорошо пахнет, — едва слышно прошептала она.

— Алан сегодня ночует у твоей сестры, да?

Услышав его чуть хрипловатый голос, Мэйбл вздрогнула.

— Можем отвезти его, когда захочешь. Ты останешься?

Он слегка отодвинулся и пристально взглянул ей в глаза.

— Никакая сила не заставит меня уехать. — Зарывшись пальцами в ее волосы, вздохнул. — Мэйбл…

— Мам! — раздался голос Алана. — Тетя Дороти звонит!

Мэйбл нехотя вылезла из машины. Подождала, пока Гард последует ее примеру, и вернулась в дом. Взяв телефонную трубку, крикнула Алану, чтобы он отправлялся в душ.

Интересно, что хотел ей сказать Гард, размышляла она, слушая вполуха болтовню сестры. Сделал серьезное лицо и напустил на себя такой важный вид…

Может, решил, что пора распрощаться? Она прекрасно понимала, что он не собирается с ней долго задерживаться. Когда-то попытался остаться с ней навсегда, только ей это было не нужно. В результате гордость его была задета, любовь предана… А такое не забывается и не прощается.

Кроме того, она хорошо знала Гарда. Если бы он хотел какой-то определенности, то давным-давно сказал бы ей об этом. Ну, если не сказал бы, то обязательно дал понять. Завел бы разговор об их будущем, строил бы разные планы, совсем как раньше. Познакомил бы ее со своей сестрой Шерон. Не стал бы с таким безразличием относиться к ее намекам, что она не против познакомиться с его родителями. В общем, открыл бы для нее все стороны своей жизни.

Как-то она спросила его, почему он постоянно приходит к ней, и Гард с удивительной честностью ответил — потому что не может не приходить. Не потому, что хочет ее видеть, и не потому, что любит, а потому, что какая-то неведомая сила влечет его к ней, сила, которой он не в состоянии сопротивляться. Но придет день, когда он найдет в себе мужество обуздать эту силу, и тогда уйдет навсегда.

Похоже, этот день не за горами, подвела Мэйбл итог своим мрачным мыслям.

Наконец они с Дороти обо всем переговорили.

— Пойдем куда-нибудь в кафе или поужинаем дома? — спросила она Гарда. Тот стоял, прислонившись к косяку, и не спускал с хозяйки глаз. — Со вчерашнего вечера остались спагетти и запеканка из овощей.

— Как скажешь, так и будет.

Мэйбл направилась на кухню и улыбнулась ему приветливой улыбкой.

— Люблю послушных мужчин!

Когда за ними закрылась дверь, Гард потянулся было к женщине, но, услышав, как по лестнице зашлепали тапочки Алана, отпрянул. Мэйбл, с сожалением вздохнув, вытащила из холодильника запеканку и поставила ее на стол. В этот момент на кухню вошел Алан.

— Что у нас на ужин? — спросил он и, нырнув в холодильник, вытащил оттуда банку с кока-колой.

— Послушай, малыш. Дороти приглашает тебя переночевать у них сегодня.

— Нет, спасибо. — Он улыбнулся невинной улыбкой. — Я уж лучше останусь дома.

Мэйбл попробовала зайти с другой стороны.

— Я уже сказала ей, что мы привезем тебя, как только ты примешь душ.

— Я не хочу туда ехать, мама! Мальчонка стоял, небрежно прислонившись к дверце шкафа. Мэйбл перевела озадаченный взгляд с сына на Гарда, скромно примостившегося возле окна. Во вторник вечером, когда они с Аланом ругались до хрипоты, он так же тихонько сидел, не произнося ни слова, а если что-то и говорил, то спокойным, вежливым тоном. Но только в случае крайней необходимости. С одной стороны, Мэйбл была благодарна ему, что он не лез не в свое дело, не пытался, как говорится, давить ребенку на психику. Алан просто озлобился бы, и только. Но с другой, — какая-никакая поддержка ей не повредила бы.

— А я и не спрашиваю, хочешь ты этого или нет, — спокойно сказала мать. — Я тебе говорю, что сегодня ты будешь ночевать у Дороти.

Невинная улыбка исчезла. Ее сменила гримаса ярости, которая в последнее время все чаще появлялась на лице сына.

— Но почему? Чтобы ты могла немного побыть с ним? Он тебя на это подбил, да?

— Нет. Это…

— Ну почему ты во всем его слушаешься? Почему все время меня куда-то отвозишь, стоит ему только приехать в наш дом? Почему его ты никуда не отправляешь? — Алан с такой силой стукнул банкой о стол, что та опрокинулась, и густая темная жидкость растеклась по его поверхности и тонкой струйкой потекла на пол. — Ты хочешь избавиться от меня, чтобы побыть с этим проклятым фараоном? Отлично! Отправь меня к папе! Я буду жить с ним! Он-то, по крайней мере меня любит. И никогда бы не стал вести себя со мной так, будто я пустое место!

Мэйбл внезапно почувствовала, как внутри в душе лопнула какая-то пружина, до сих пор сдерживавшая ее. Кто знает, отчего это случилось… Может, сказались переживания, связанные с нестабильностью их отношений с Гардом. Или надоело, что одиннадцатилетний сопляк заставляет ее плясать под его дудку. А может, не смогла больше слушать, как лучшего человека, которого она когда-либо знала, мешают с грязью, а слабого, безвольного, не человека даже, а так, человечишку, превозносят до небес. Но какая бы причина ни была, Мэйбл решила — все, хватит, наслушалась!

— Хорошо, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, проговорила она. — Завтра же я позвоню твоему отцу, и мы обо всем договоримся.

Алан уставился на нее, разинув рот. В темных глазах промелькнул страх.

— Если ты хочешь жить со своим отцом, я не стану возражать. Пускай теперь он о тебе позаботится! Помнишь, как великолепно он это делал, когда мы жили в Мемфисе? Помнишь, как ты приезжал к нему на выходные, а он тебя и не замечал? А когда он ушел невесть куда, а тебя оставил одного на Бог знает сколько времени? Забыл? Может, запамятовал, как звонил мне в три часа ночи, голодный, напуганный до смерти, умоляя забрать тебя домой?

— Мэйбл, перестань! — решил наконец вмешаться Гард.

— Нет, не перестану! — Она метнула в его сторону яростный взгляд. — За последние дни я только и слышу от него о его распрекрасном, чудесном, восхитительном отце! Так вот, черт подери! Никакой он не распрекрасный, чудесный, восхитительный! Его и отцом-то назвать нельзя! — Скрестив руки на груди, чтобы не видно было, как они ходят ходуном, Мэйбл снова повернулась к сыну. — Давай-ка поговорим о твоем отце! Я расскажу тебе, почему мы разошлись, почему я никогда не стану больше жить с ним вместе, как бы тебе этого ни хотелось! Открою тебе, чем он болен, а потом посмотрим, захочешь ты с ним жить, когда все узнаешь, или…

— Мэйбл!!!

За все время их знакомства Гард никогда не повышал на нее голоса. И теперь, услышав его резкий окрик, Мэйбл запнулась на полуслове, и в наступившей тишине ее последние слова отдались в умах каждого, словно эхо.

— Не сейчас, Мэйбл, — тихо сказал Гард. — И не так…

Она ошеломленно перевела взгляд с Алана, который трясся как осиновый лист, на Гарда. Женщина чуть не расплакалась — столько боли и участия было в его глазах.

Он направился к ней, на секунду задержавшись возле Алана.

— Посиди немного в своей комнате, ладно? Тот на секунду замешкался, но, когда Гард тронул его за плечо, кивнул и поплелся к двери, но на пороге остановился.

— Прости меня, мам, — жалобно прошептал он. — Пожалуйста, не отправляй меня к папе. Я… я хочу остаться с тобой. — И вышел из кухни.

Повернувшись лицом в угол, Мэйбл закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она была как выжатый лимон. Ни чувств, ни мыслей, ничего… Одна только боль.

Гард подошел сзади, обнял, крепко прижал к себе, и сразу ей стало легко и спокойно. Боль пока осталась, но Мэйбл знала, что вынесет ее. С Гардом она могла выдержать все. А вот без него…

Об этом страшно даже подумать. Гард долго не выпускал ее из своих объятий. И молчал. Не знал, что сказать. Что все будет хорошо? В конце концов так оно и будет, но станет ли ей легче от этого сейчас? Что Алан рано или поздно образумится и их отношения станут такими же добрыми, как прежде, а может, еще лучше? В данный момент это тоже большого утешения не принесет.

Что он сам останется с ней рядом на всю жизнь? Сказать-то, конечно, можно, но вдруг она поблагодарит и откажется?

А если нет…

Может, настало время открыть ей свои чувства? Тринадцать лет назад он ни разу не говорит Мэйбл, что любит ее. А что было бы, если бы сказал? Вдруг она тогда не вышла бы замуж на Роллинса?

А может, и вышла бы… Впрочем, это дело прошлое. А вот как поступить сейчас? Что, если он, признаваясь в любви, услышит в ответ, что она его тоже любит?

Стоит попробовать, решил Гард.

— Мэйбл… — неуверенным хриплым голосом начал он. Попытался откашляться — не помогло. Ну что же ты молчишь, продолжай, приказал он себе.

Заметив, что Гард никак не может решиться, Мэйбл накрыла ладонью его руку и ласково сжала ее.

— Что, милый?

— Может, не будем ужинать сегодня здесь, а поедем лучше к моей маме?

Ну какой же он идиот! Гард готов был ругать себя последними словами. Какой трус! Собирался сделать признание в любви, сказать всего три слова, а сам… Что же он, дурень, наделал!

Но тут Мэйбл повернулась к нему лицом, и мучениям его пришел конец. Она вся так и светилась от счастья.

— К твоим родителям? — ликующим голосом проговорила она. — Ты хочешь познакомить меня со своими родителями?

И Гард понял, что сказал именно те слова, которые нужно. Знакомя любимую со своей семьей, он тем самым признает всю серьезность их отношений. И ласково стер слезинку, притаившуюся в уголке ее глаза.

— Со всей семьей. С мамой и папой, братьями и сестрами, племянниками и племянницами и прочей родней.

— Но почему сейчас? — удивленно спросила она.

Он заглянул в ее огромные темные глаза, со всей серьезностью взирающие на него, и понял — она прекрасно знает почему. А поняв, почувствовал себя ужасно смелым.

— Потому что я люблю тебя.

На прошлой неделе, когда они сидели на крыльце, он признался, что и прежде любил ее, но только сейчас впервые произнес эти слова. «Я тебя люблю» означало для него навсегда, до конца жизни.

— Я тоже тебя люблю, Гард, — ласково улыбнувшись, призналась она и, обняв его за шею, прошептала: — Так сильно, что жить без тебя не могу.

Гард крепче притянул ее к себе, губы их встретились в нежном поцелуе. Через секунду, оторвавшись от Мэйбл, он взял ее за руку и повел в холл, к телефону.

— Как ты представишь меня своим родителям? — простодушно спросила она, когда Гард начал набирать номер.

Палец замер на последней цифре. Гард повернулся к Мэйбл, глядя на нее любящим взглядом.

— Позвольте познакомить вас с женщиной, которую люблю, — торжественно продекламировал он, крутанув телефонный диск.

И, притянув любимую к себе, шепнул на ушко:

— И на которой собираюсь жениться.