– Ну что, могу я идти? – спросил грек.

Брейди кивнул.

– Конечно, почему бы и нет.

Скирос улыбнулся – в свете от фонаря лицо его казалось совсем добродушным.

– Жизнь – это замкнутый круг, мой друг. Она бесконечно идет по кругу. Мы встретимся снова и тогда...

– Вряд ли это случится, – возразил Брейди. – Мы с вами живем в разных мирах. Будь я на вашем месте, я бы списал это за счет опыта и оставил бы все как есть.

Он сел в машину рядом с Соме; она включила зажигание, и они поехали. Когда она чуть притормозила в конце переулка, перед тем как завернуть за угол, Брейди обернулся и посмотрел через заднее окошко машины. Грек все еще стоял под фонарем, глядя им вслед.

– Что и говорить, милые у вас друзья, – заметил Брейди, закуривая.

Они проехали по Олдгэйт, и Сомс затормозила напротив входа в метро.

– Послушайте, красавчик, вы хотели получить свою подружку обратно и вы получили ее, – сказала она. – Если вы не против, я выйду здесь, и будем считать, что мы в расчете.

– Не совсем, – сказал Брейди. – Если я правильно помню, был еще вопрос насчет имени, а?

Она было взглянула на него вызывающе, потом ее плечи опустились.

– Будь проклята та минута, когда я увидела тебя, сукин сын! Женщину, которую ты ищешь, зовут Джейн Гордон. Она живет в Карли-Мэншенз, на Бейкер-стрит.

– И как она в этом замешана?

Сомс устало пожала плечами.

– Не знаю. Она позвонила мне несколько дней назад; сказала, что один ее приятель хотел бы найти надежного человека в Мэннингеме. Кого-нибудь, кто умеет держать язык за зубами. Мне нужно было с ней расплатиться за давнее одолжение. Я свела ее с Дасом.

– Но это ведь Харас приехал в Мэннингем и дал указание Дасу, – заметил Брейди.

– Значит, Джейн решила обделать это именно так, – ответила Сомс. – Меня это совершенно не касается. Когда вы сунулись ко мне сегодня утром, я позвонила Джейн. Сказала ей, что вы у меня под замком. Она попросила, чтобы я подержала вас пока у себя. Сказала, что ей надо еще о кем-то поговорить. С каким-то важным лицом. Обещала опять позвонить мне вечером, в шесть часов, но сейчас уже поздно.

– Карли-Мэншенз, на Бейкер-стрит, – повторил Брейди. Он перегнулся через нее и открыл ей дверцу машины.

– Если вы мне солгали, мы с вами еще увидимся.

– То, что я сказала вам – чистейшая правда, красавчик, – заверила его Сомс. – Я сыта вашим обществом до конца моей жизни.

Она выбралась из машины на тротуар и, не оглядываясь, зашагала прямо к спуску в метро. Брейди закурил еще одну сигарету, глядя ей вслед и слегка нахмурившись. Он повернулся к Энни; та откинулась в угол сиденья; глаза ее были закрыты.

– Как ты, с тобой все в порядке?

Девушка открыла глаза и устало кивнула.

– Нормально, все хорошо. У меня только такое ощущение, что я могла бы проспать целую неделю – а так ничего.

– Я вернусь через пару минут, – сказал он. – Потом я отвезу тебя прямо домой.

Он вышел из машины и перешел через дорогу к метро. Внутри, у самого входа, стоял ряд телефонных автоматов. В последнем из них была Сомс; она с кем-то оживленно беседовала. С минуту он смотрел на нее, слегка нахмурившись, потом быстро вернулся к машине.

Он мог бы догадаться, что она позвонит Джейн Гордон. Это означало лишь одно – теперь ему нужно будет действовать еще быстрее.

Несмотря на плохую погоду, Вест-Энд был, как обычно, запружен автомобилями, и ему потребовалось больше времени, чем он думал, чтобы добраться до Кенсингтона. Было почти восемь вечера, когда он затормозил перед домом на тихой площади.

Энни тяжело повисла у него на руке, пока он поднимался по лестнице в квартиру. Снотворное, казалось, подействовало на нее еще сильнее. Брейди внес ее в спальню; она уже почти ничего не сознавала. Он быстро снял одежду с ее стройного тела.

Она слегка вздрогнула от прохладного ветерка из окна; Брейди быстро откинул одеяло и уложил ее на кровать. Ее волосы рассылались по подушке, темным нимбом окружая головку девушки. Она тихонько застонала. Он наклонился, поцеловал ее и, стараясь ступать бесшумно, вышел из комнаты.

В ящичке для перчаток в машине был план центра Лондона, и Брейди быстро отыскал Бейкер-стрит. До нее было ехать минут пятнадцать, и он двинулся в редком потоке машин, мимо Кенсингтон Гарденз и дальше, по Бейсуотер-Роуд. Что-то подсказало ему оставить машину неподалеку от станции метро на Бонд-стрит, и остаток пути он продел пешком.

Карли-Мэншенз оказался внушительным домом в конце Бейкер-стрит, там где ее пересекала Мерайлибон-Роуд. Вид у него был шикарный. В чопорной – под стеклом, позолоченной рамке у входа был выведен список жильцов. Мисс Джейн Гордон значилась в квартире под номером восемь на четвертом этаже.

Внутри, за дверью, швейцар в золотых галунах сидел в своей стеклянной кабинке, читая журнал. Пока Брейди смотрел на него, зазвонил телефон. Швейцар поднял трубку и нехотя повернулся, облокотившись о стойку, спиной ко входу.

Брейди не раздумывал. Он толкнул тяжелую стеклянную дверь, бесшумно прошел по толстому, ворсистому ковру и быстро поднялся по лестнице.

Все в этом доме блестело новизной, и звукоизоляция была просто прекрасная. Тишина, почти сверхъестественная, как будто шла впереди него, пока он поднимался на четвертый этаж.

Квартира восемь была последней по коридору. Брейди легонько постучал в дверь и подождал. Ответа не было. Он снова постучал и дернул за ручку. Дверь бесшумно отворилась перед ним.

Свет горел, но никого не было видно. Несколько широких ступеней вели вниз, в изысканно обставленную комнату: с одной стороны было окно во всю стену, и из него открывался изумительный вид на Лондон.

Сквозь дверь ему видна была кухня. Там было темно, но дверь в спальню была приоткрыта, и там горел свет.

Сначала он заметил туфлю – она лежала посредине ковра – изящная, дорогая; каблук ее, острый, точно стилет, казался почему-то невероятно пугающим.

Сама она лежала плашмя на краю кровати; платье на ней было измято, одна тонкая рука свисала вниз, на ковер. Судя по ранам на спине, кто-то выстрелил в нее дважды из парабеллума с близкого расстояния.

Она только что умерла – это, во всяком случае, было ясно; в воздухе еще чувствовался едва заметный кисловатый запах пороха. Брейди тяжело вздохнул, присел на корточки и перевернул ее на спину.

При виде ее лица ему почудилось, будто его с силой ударили под ложечку – бесчестно, исподтишка – так что ему вдруг нечем стало дышать – это была не Джейн Гордон. Это была девушка, которую он так недолго знал как Мари Дюкло. Девушка, чье избитое, искалеченное тело он в последний раз видел в ее спальне в квартире в Челси. Девушка, за убийство которой он был приговорен к смертной казни.

На какое-то короткое, пугающее мгновение он подумал, что сходит с ума; потом внезапно истина забрезжила перед ним – во всяком случае, ее часть.

Он стал подниматься; за спиной у него послышался легкий шорох. В то мгновение, когда он собирался обернуться, доставая из кармана револьвер, кто-то с силой ударил его сзади, чуть ниже затылка, и, вскрикнув от боли, он повалился вперед, лицом вниз.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Когда он снова открыл глаза, он лежал лицом вниз рядом с трупом. В картине появился лишь один новый штрих. В руке у него был зажат автоматический пистолет типа «маузер» с круглым глушителем на стволе.

Что-то в нем было знакомое – что-то очень знакомое. Это был пистолет, из которого Энтони Харас пытался убить его в Мэннингеме.

Он пробыл без сознания не больше пяти минут; это, во всяком случае, было ясно. Брейди поднялся и присел на край кровати, растирая затылок.

Каким же он был идиотом! Безмозглым, слепым идиотом. Запах пороха, еще не растаявший в воздухе, тепло ее тела. Было совершенно очевидно, что она только что умерла. Быть может, роковые выстрелы прозвучали как раз в то время, когда он поднимался по лестнице – и он сунулся прямо сюда, как баран на убой.

Одно несомненно. Если полиция поймает его здесь, он погиб – и этого-то, разумеется, Харас и добивался. Теперь это сулит ему камеру смертников со всеми ее прелестями – вплоть до бесславного конца как-нибудь серым, промозглым утром.

В комнате все было перевернуто вверх дном, ящики выдвинуты, повсюду разбросана одежда. Похоже, венгр ничего не упустил, что могло бы еще более ухудшить положение Брейди.

Брейди быстро прошел в соседнюю комнату. Поднимаясь к выходу по ступенькам, он на минутку остановился. Па кресле был брошен легкий плащ девушки, под ним летала ее сумочка. Очевидно, она собиралась уходить. Вероятно, только появление Хараса помешало ей.

Брейди поспешно высыпал все из сумочки на пол, перебирая ее содержимое. Здесь была пара бумажных купюр, немного мелочи, губная помада, пудреница с компактной пудрой в украшенном драгоценностями футляре и ключи от машины.

Здесь было также письмо, только что вскрытое; на штемпеле стояло сегодняшнее число. Оно было надписано изящным, угловатым почерком и предназначалось мисс Джейн Гордон, Карли-Меншенз, Бейкер-стрит. Брейди выхватил из конверта листок и пробежал его глазами.

Записка была очень короткая. «Милая Джейн, мне бы очень хотелось увидеть тебя сегодня вечером. С девяти я свободна. Твоя любящая мама.»

Но что более всего заинтересовало его в этом письме – это адрес, отпечатанный в верхней части листка: 2 Эгбастон-сквер, Челси. Мари Дюкло жила на Эгбастон Гарденз. Так что же это все должно было означать?

На миг ему припомнилась улица с небольшими викторианскими домиками по обе ее стороны, с кладбищем и церковью в конце – и что-то неясное, темное шевельнулось в его душе, так что волосы у него на голове встали дыбом. Он как будто боялся – боялся вернуться туда.

Он невесело усмехнулся и, отбросив от себя эти мысли, открыл дверь. Как бы там ни было, он должен пойти туда. У него не было выбора.

Когда он спустился в холл, портье все еще дремал над своим журналом. Брейди быстро подошел к двери и уже скрылся за нею, прежде чем тот поднял глаза.

Он торопливо шагал по тротуару, когда во мраке пронзительно завыла сирена, и полицейская машина вывернула из-за угла с Мэрайлибон-Роуд, затормозив перед Карли-Мэншенз.

Брейди продолжал идти, лишь немного ускорив шаг. Еще через пару минут он свернул в сутолоку Оксфорд-стрит, сел в машину и уехал.

В воздухе был привкус тумана – того извечного лондонского тумана, что наплывает с Темзы – желтый и угрожающий – окутывая пеленой весь город.

Но ему это было даже на руку. Брейди проехал мимо регулировщика, стоявшего на углу перекрестка; дождь струился с его капюшона. Брейди затормозил, пропуская пешехода, переходившего через улицу, и полицейский махнул ему рукой, чтобы он проезжал. Брейди усмехнулся. Как это любил говорить Джо Эванс? Нет лучшего способа скрыться от фараона, как прямо у него перед носом.

Они, наверное, следили в основном за пароходами, полагая, что он может попытаться вернуться в Штаты. Он выехал на Слоун-сквер и немного спустя остановил машину на Набережной, напротив того места, откуда все это началось. Он встал под тем самым фонарем, закурил и посмотрел вниз, на воду, и на какое-то короткое мгновение время перестало существовать – оно точно исчезло.

Брейди повернулся, перешел через дорогу и зашагал по тротуару сквозь сгущающийся туман. Дождь уныло струился с деревьев; на них почти не осталось листьев. Он остановился на углу и взглянул наверх, на старинную, белую с голубым, эмалированную табличку о надписью Эгбастон Гарденз; потом пошел дальше.

Ремонтные работы на дороге давно закончились; дом стоял с закрытыми ставнями, темный. Брейди посмотрел на него, вспоминая о том, что здесь произошло, снова видя толпу у ограждения и человека – потерявшего от ужаса голову, как загнанное животное прижавшегося к стене, в то время как они подступали к нему. Начало долгого ночного кошмара.

Он прошел вдоль ограды кладбища – в бисеринках дождя, молчаливого, ожидающего. Церковь была на углу – и каким-то удивительным образом он уже знал, что увидит, когда повернет на соседнюю улицу и посмотрит на табличку с названием. Эгбастон-сквер и дом номер два были около церкви.

Брейди поднялся по лесенке к двери. На крыльце горел свет; аккуратная карточка в черной металлической рамке гласила: «Мадам Роз Гордон – прием только по записи».

В нескольких ярдах от дома стояла машина; Брейди обернулся, чтобы посмотреть на нее, и тут услышал шаги за дверью. Он быстро опустился с крыльца и отошел в полумрак.

Дверь открылась, и на крыльцо вышла женщина в меховом манто. Она обернулась, обращаясь к кому-то в доме:

– Вы так помогли мне, что я просто выразить не могу, милая моя мадам Роз. Увидимся на следующей неделе; я прямо не знаю, как дождусь нашей встречи.

Брейди не расслышал ответа, но дверь закрылась; женщина в меховом манто спустилась по лесенке и прошла к машине. Через мгновение она уехала.

Он еще постоял с минуту, глядя на окна дома, сосредоточенно нахмурившись, потом повернулся, прошел вдоль фасада церкви и снова вошел через главные ворота.

Окна церкви были точно ленточки радуги в ночи – затуманенные, размытые, как картины импрессионистов; глухо звучал орган. Колокольня была вся окутана паутиной стальных лесов; Брейди обошел кучу щебня и прошел в глубину, за церковь.

Он без труда нашел садик за домом мадам Роз. Его отделяла от кладбища шестифутовая каменная стена, в конце которой была узенькая калитка.

Она была заперта. Он легонько дернул за ручку, потом повернулся и пошел через кладбище, огибая могилы. Когда он подходил уже к саду за домом Мари Дюкло, он услышал за собой тихий голос:

– Простите, не могу ли я чем-нибудь вам помочь?

Он быстро обернулся. В свете, падавшем из боковых окон церкви, стоял пожилой седоволосый мужчина в поношенном твидовом пиджаке; шею его стягивал белый тугой воротник священника.

Брейди с готовностью улыбнулся и подошел к нему.

– Может быть, это звучит нелепо, но, по правде сказать, я искал здесь одно надгробие. Я знаю, что мой прадедушка был похоронен где-то на этом кладбище.

– А, американец, – сказал старый священник. – Ну что же, не думаю, что сегодня у вас что-нибудь выйдет. Вам лучше прийти завтра. К тому же, и сам я тут буду утром. Я мог бы справиться в приходской книге записей.

Брейди постарался, чтобы в голосе его прозвучало искреннее сожаление.

– С вашей стороны необычайно любезно предложить мне это, но завтра я, к сожалению, уезжаю.

Он непринужденно рассмеялся.

– По крайней мере, мне удалось увидеть церковь. Это уже кое-что.

– Она очень красивая, правда? – спросил старик с неподдельным воодушевлением. – Правда, во время войны в нее попала бомба. Отчасти из-за этого колокольня сейчас в лесах. Мы больше не могли откладывать реставрацию, но тут еще много интересного.

– Жаль, что я не смогу остаться подольше, – сказал Брейди. – Я мог бы посетить вашу службу.

– Боюсь, что ничего бы не вышло, – заметил старик. – С тех пор как сюда попала та бомба, старая церковь в таком плачевном состоянии, что мы не решались рисковать и пускать в нее прихожан. Я теперь в другой церкви, недалеко отсюда, но мне нравится иногда заходить сюда, чтобы орган был настроен, да и вообще. – Он вздохнул. – Думаю, скоро эту церковь продадут.

– Я заметил калитку в стене, ведущую в сад того дома, за церковью, – сказал Брейди. – Это был дом священника?

Старик покачал головой.

– Нет, раньше там жил церковный сторож. – Он указал на дом на той стороне Эгбастон Гарденз. – Священник жил там.

Брейди постарался говорить как ни в чем не бывало.

– Я зашел выпить в кабачок за углом и спросил там дорогу. Хозяин рассказал мне, что здесь, неподалеку от церкви, несколько месяцев назад было совершено ужасное убийство.

– Да, это правда, – ответил священник. – Страшное преступление. Жертва была молодая женщина, жившая в квартире наверху в бывшем доме священника. Это всех тогда взбудоражило.

– Ну еще бы, – заметил Брейди. Он повернулся, глядя на дом на той стороне улицы. – Одно только меня удивляет. Сторож мог прямо пройти к церкви через калитку в садовой ограде, а вы нет. Это, вероятно, было очень неудобно.

– Да что вы, я тоже мог пройти, – заверил его священник. – Вы просто не заметили в темноте, по правде говоря, ее и днем-то не сразу увидишь. Там в конце сада есть калитка в ограде. Я только недавно заметил, что она почти совсем заросла кустами рододендрона. Не думаю, чтобы в последние годы ею кто-нибудь пользовался.

– Наверное, вы правы.

Они уже снова стояли перед церковью, и Брейди поднял воротник повыше, защищаясь от внезапно налетевшего шквала дождя.

– Ну что ж, я и так уже отнял у вас много времени. Пора мне идти.

Старик улыбнулся.

– Что вы, я с удовольствием побеседовал с вами. Мне только жаль, что вы не сможете прийти завтра.

Брейди быстро пошел по дорожке; за спиной у него дверь открылась и снова закрылась. Дождь потихоньку моросил в болезненном желтоватом сиянии уличных фонарей, когда Брейди свернул на Эгбастон-сквер и поднялся по ступеням дома номер два. Он нажал на кнопку звонка и стал ждать.

В доме по коридору зашаркали шаги, и сквозь матовое стекло он разглядел неясный силуэт. Замок щелкнул, и дверь чуть-чуть приоткрылась; оттуда выглянула старуха.

Волосы ее были стянуты в тугой старомодный пучок, лицо старое и морщинистое, длинные, словно сосульки, серьги свисали по сторонам. Это было то лицо, которое он видел тогда, выглядывавшее из-за двери квартиры внизу, в ту ночь, когда убили Мари Дюкло. Брейди старался держаться в тени.

– Мадам Роз? – спросил он.

Она кивнула.

– Да, это я.

Голос у нее был старый и странно безжизненный, как высохшие, мертвые листья, шуршащие вечером в лесу под ногами.

– Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

– Вы хотите получить предсказание судьбы по звездам?

Брейди кивнул.

– Да. Мне говорили, что вы можете мне помочь.

– Я принимаю посетителей только по записи, молодой человек, – сказала она. – Мне приходится вести себя очень осторожно. Полиция чрезвычайно бдительна в подобных делах.

– Я в Лондоне ненадолго, – объяснил он ей, придерживаясь все той же версии. – Утром я улетаю.

Старуха вздохнула.

– Ну что ж, хорошо. Но я могу вам уделить не больше чем полчаса. Я жду гостей.

Холл был мрачный, отделанный дубовыми панелями. Брейди подождал, пока она закроет дверь; она обернулась, посмотрела на него и слегка нахмурилась.

– Ваше лицо кажется мне странно знакомым. Вы уверены, что мы никогда не встречались?

– Я американец, – ответил Брейди. – Я первый раз в Англии.

– Я, вероятно, ошиблась.

Она пошла перед ним по коридору, отдернула темную бархатную портьеру и открыла тяжелую дверь.

В комнате, куда они вошли, было до странности тихо, как в склепе; от улицы ее отделяли тяжелые занавеси; единственный свет шел от лампы на маленьком столике. В электрическом камине светились поленья, и было чересчур жарко. Брейди расстегнул плащ и присел к столу.

Старуха уселась напротив него; рядом с ней на столе летало несколько книг, перед нею чистый блокнот. Она взяла карандаш.

– Скажите мне, когда вы родились, место и точное время. Время особенно важно, так что, пожалуйста, не перепутайте.

Брейди оказал, глядя, как за спиною у нее тьма сгущается, выползая из всех углов, тесня маленький островок света от лампы. Он раздумывал, что ему говорить дальше, но решил подождать, пока она сама не начнет.

Она полистала книги, что-то быстро помечая в блокноте, и наконец пробурчала:

– Вы верите в астрологию, молодой человек?

– Я но был бы здесь, если бы но верил, – ответил он.

Она кивнула.

– Вы свободно владеете как правой, так и левой рукой?

Это было скорее утверждение, чем вопрос, и Брейди, немного удивившись, ответил:

– Да, это правда. Как вы узнали?

– Это свойственно многим из тех, кто родился под знаком Скорпиона, – ответила она и заглянула в свои записки. – Жизнь для вас часто бывает подобна полю сражения.

– Что верно, то верно, – согласился с ней Брейди.

Она спокойно кивнула.

– Марс, Солнце и Нептун, сблизившись посреди небосвода, дают определенную несдержанность языка и характера. Ваша карта показывает знаки опасной, почти необузданной склонности к вспышкам ярости. Вы склонны на каждого, кто встречается на вашем пути, смотреть с недоверием. Вы свой собственный злейший враг.

Брейди откинулся в кресле; из горла у него вырвался хриплый смешок.

– По-моему, это чертовски верно.

Старая женщина посмотрела на него через стол, глаза ее блеснули в свете от лампы.

– Вы, кажется, находите что-то смежное, в том что я оказала, молодой человек?

– Это легкомыслие возраста, – ответил Брейди.

Старуха сложила книги в аккуратную стопку и собрала листки.

– Кто, вы сказали, посоветовал вам обратиться ко мне?

– Я не говорил, – оказал Бройди. – Но в общем-то это была ваша дочь, Джейн Гордон.

– Вот как? – старуха нахмурилась. – Посмотрим. Я жду ее с минуты на минуту.

– Вам долго придется ждать, миссис Гордон, – сказал Брейди спокойно. – Она умерла.

Ее лицо как-то сморщилось прямо у него на глазах, превратившись в пожелтевший листок пергамента. Она поднесла руку к губам и судорожно кашлянула, потом вдруг горло ее сжали спазмы, и она начала задыхаться.

Брейди быстро подошел к ней, заметив, что она дергает ручку ящика. Он открыл его рывком и увидел там флакончик с белыми таблетками. На серванте была вода. Он плеснул её в стакан и подал ей; старушка сунула в рот две таблетки и запила их водой. Через минуту она вздохнула: из горла у нее вырвался всхлип.

– Сердце, – сказала она. – Внезапные потрясения могут оказаться опасными.

– Простите, – сказал Брейди. – Но это не то известие, которое можно преподнести в фольге, перевязанным розовой ленточкой – тем более при том, как все это случилось.

Как ни странно, она, казалось, сразу же поверила, что он говорит правду.

– Кто убил ее?

– Мужчина по имени Харас, – ответил Брейди. – Энтони Харас. Вы знаете его?

– Знаю, – оказала старуха, кивнув головой; ее черные глаза невидяще уставились в темноту. – Я его знаю. – Она повернулась и посмотрела прямо на Брейди.

– Кто вы, молодой человек?

– Мэттью Брейди, – сказал он просто.

– Ах, вот как, – произнесла она тихо. – Мне кажется, я давно уже знала, что вы придете.

– Вы ведь были в этом доме в ту ночь, правда? – спросил Брейди. – Кто тот мужчина, который был с вашей дочерью?

– Миклос Давос, – оказала она шепотом.

Брейди нахмурился.

– Вы хотите оказать, нефтяной магнат?

Она кивнула.

– Некоторые считают, что см самый богатый человек в мире, мистер Брейди. Я знаю только одно – что он самый злой и порочный.

– Расскажите мне, что случилось в ту ночь, – попросил Брейди.

Голос ее, когда она начала вспоминать, звучал как будто очень издалека.

– Моя дочь занималась позорным ремеслом, мистер Брейди. Она была «мадам» – хозяйкой борделя – назовите, как хотите. У нее было много собственности, записанной на ее имя; большая ее часть в действительности принадлежала Давосу.

– Она была влюблена в него?

– Влюблена? – старуха хрипло расхохоталась. – Да он ею вертел, как хотел. Для нее он всегда был прав. Она приводила к нему целые вереницы молоденьких девушек, и все ради того, чтобы он мог удовлетворить свои противоестественные желания и мучить их. Он был жестокий извращенец, садист, беспрерывно гоняющийся за новыми ощущениями.

– А как сюда попала Мари Дюкло?

Старуха пожала плечами.

– Это была француженка, которая пришлась ему особенно по вкусу, не знаю уж почему. Она поселилась в квартире наверху, а другой жилец выехал. Два месяца подряд он ходил к ней.

– Через кладбище? – опросил Брейди.

Она покачала головой.

– Нет, он пользовался этим путем только ту неделю, когда ремонтировали дорогу. Ему не хотелось, чтобы ночной сторож видел, как он входит в дом.

– Но почему он убил девушку?

– Она пыталась его шантажировать. Глупее ничего нельзя было выдумать – он был подвержен самым необузданным приступам бешенства. Когда он в ту ночь пришел к моей дочери, я прошла вслед за ними через кладбище и подслушала, как он рассказывал ей, что он сделал. Единственное, что ее беспокоило – так это что у него могут быть неприятности.

– И что же вы сделали?

Она пожала плечами.

– А что я могла сделать? Я старая женщина, и я слушала дочь, которая давно уже стала мне чужой. Он ей оказал, что есть один выход – что все, что им нужно – это козел отпущения, чтобы утихомирить полицию. Им не пришлось далеко ходить – ведь Набережная здесь, в конце улицы. Первый же пьянчуга на первой скамейке сгодился бы.

– И это был я, – с горечью сказал Брейди.

Легкое дуновение коснулось его затылка; дверь скрипнула. Он медленно повернулся; рука его скользнула в карман плаща. Знакомый голос произнес:

– Прощу вас, не двигайтесь, мистер Брейди.

Харас вошел в комнату; свет лампы блеснул на его очках. Брейди медленно поднял руки; венгр взял у него «маузер» и сунул его в карман.

– Можете опустить руки.

В руке у него был револьвер, а на губах – самодовольная усмешка.

– Простите, что я задержался, но на Оксфорд-стрит была пробка, и я застрял и упустил вас из виду. Я дожидался у Карли-Мэншенз, кстати сказать. Меня страшно огорчило, когда я увидел, как вы улизнули от полицейских, но почему-то я подумал, что вы можете появиться здесь. А знаете, у вас неплохо получается, Брейди.

– Для первого же пьянчуги на первой скамейке, – сказал Брейди с горечью.

– Ага, так значит, старая ведьма распустила язык? – Венгр ухмыльнулся. – Придется принять какие-то меры.

Он стоял довольно далеко от стола; губы его расплывались в самодовольной ухмылке. Мадам Роз посмотрела на него в упор.

– Ты – грязная свинья, – сказала она и начала подниматься.

– Оставайтесь на месте! – рявкнул Харас. Когда венгр на мгновение перевел глаза на старуху, Брейди схватил настольную лампу и выдернул шнур из розетки; комната погрузилась во тьму.

Харас выстрелил дважды; старуха вскрикнула и, неловко согнувшись, упала на пол. Она лежала в пятне света от электрического камина, и кровь струилась у нее по лицу из зияющей раны на лбу.

Брейди на мгновение присел за большим, с широкой спинкою, креслом, потом потихоньку, пригибаясь за старомодным диваном, стал пробираться к двери.

Харас по-прежнему стоял у стола, и Брейди видел темный силуэт его тучной фигуры в неярком свете электрического камина.

– Тебе не выйти отсюда, Брейди, – оказал он. – У тебя нет ни малейшей надежды. Оба пистолета у меня.

Брейди помнил, что в револьвере у Хараса было четыре патрона, и он уже истратил два из них. Он присел между креслом и стеной в паре ярдов от двери и осторожно взял маленькую фигурку фарфоровой кошечки с низкого журнального столика рядом с собой.

– Мое терпение кончается, Брейди, – предупредил Харас, и в голосе его послышалось раздражение.

Брейди швырнул статуэтку в угол напротив. Она ударилась в стену, и венгр тут же повернулся и выстрелил дважды подряд. Брейди подскочил к двери, рванул ее и бросился по коридору в глубину дома.

За спиной у него раздался яростный рев. Он вбежал в просторную кухню и метнулся прямо к дверям в ее дальнем конце. Они оказались закрыты. Брейди отчаянно возился о ключом, когда услышал знакомый приглушённый кашель «маузера»: пуля отколола щепки у него над головой.

Он наконец открыл дверь и по лестнице, перескакивая через ступеньки, сбежал в сад. Прямо перед ним высилась стена, за ней лежало кладбище.

Когда он подбежал к деревянной калитке, Харас уже был на середине дорожки. Брейди дважды ударил ногой в калитку, раскалывая хлипкое дерево около замка. «Маузер» опять кашлянул, но он был уже на той стороне и бежал, пригибаясь, между могилами.

Свет все еще струился из больших окон церкви, расцвечивая сгущающийся туман яркими красками; Брейди присел за высоким надгробием и прислушался. Ничего не было слышно; минуты через две он снова, пригнувшись, двинулся между могилами; он обошел вокруг колокольни и ненадолго остановился.

Орган снова играл – приглушенно, почти неслышно. Брейди чувствовал, как пот струится у него по лицу. Впереди протянулась подъездная аллея, ворота на улицу были открыты. Харас шагнул из-за парящей фигуры кариатиды; свет лампы сверкал на его очках.

Венгр, очевидно, обошел вокруг церкви с другой стороны. Он поднял «маузер», и Брейди быстро отступил в темноту, к подножию колокольни, и начал взбираться по переплетению стальных лесов.

Спустя несколько мгновений туман поглотил его; он быстро поднимался, ловко перебираясь с балки на балку. Через пару минут он подтянулся и поднялся на узкий помост; дальше идти было некуда.

Он стоял там, насторожившись, прислушиваясь к каждому звуку. Долгое время было тихо; только ветер задувал сквозь туман, пробирая его до костей, так что Брейди невольно вздрогнул.

Он двинулся вдоль помоста; неожиданно доски скрипнули, и Харас тихо оказал:

– Я знаю, что вы здесь, Брейди.

«Маузер» кашлянул, и пуля просвистела в ночи; Брейди осторожно отклонился назад, в то же время снимая плащ.

Он снял его, ногой одновременно нащупав железную трубу, шедшую через помост и исчезавшую где-то за краем.

Харас быстро шагнул к нему, вытянув руку. Он выстрелил; пуля ударилась о стальную опору и отлетела, и Брейди кинул свой плащ прямо ему в лицо. Венгр придушенно вскрикнул, отшатнулся и, оступившись, полетел вниз с помоста. На какую-то леденящую долю секунды он словно бы повис в воздухе; потом туман поглотил его.

Руки у Брейди дрожали, рубашка была мокрой от пота, но он, не колеблясь ни минуты, перелез через край помоста и начал спускаться.

Харас лежал на спине на дорожке, довольно далеко от колокольни; над ним склонился старик-священник. Когда Брейди подошел, он поднял глаза.

– Он мертв? – спросил Брейди.

Старик кивнул.

– Боюсь, что да.

Глаза венгра закатились; он невидяще уставился на Брейди; на губах у него была кровь.

– Несколько минут тому назад он убил женщину, – сказал Брейди. – Там, в бывшем доме церковного сторожа.

Старый священник медленно встал.

– Вы хотите сказать – миссис Гордон? Но почему?

Он подошел поближе, всматриваясь в лицо Брейди; в глазах его что-то мелькнуло.