– Садитесь и держите руки сзади!
Застегнул наручники, веревкой привязал лодыжки кассира к стулу и присел перед ним на корточки.
– Так удобно?
Тот, похоже, уже пришел в себя и слабо улыбнулся:
– Относительно.
Шавасс оттаял.
– Вы выплачиваете рабочим от сорока до пятидесяти тысяч фунтов – в зависимости от сверхурочных. Какова сумма на этой неделе?
– Сорок пять тысяч, – ответил Крэбтри без малейших колебаний. – Или, если взглянуть по-другому, это больше полтонны веса. Я не думаю, что вы сможете далеко уйти.
Шавасс усмехнулся:
– Посмотрим, ладно?
В этой комнате деньги были везде. Часть еще была в пачках, с банковской оберткой, остальные по большей части были уже разложены по конвертам, лежащим на деревянных подносах. Дверь сейфа была открыта настежь, внутри стояла тележка, а в ней – несколько денежных мешков, судя по весу, с серебром и медью. Он сбросил мешки, подкатил тележку к столу, смахнул туда пачки банкнотов и конверты с деньгами вперемешку. Крэбтри был прав – тяжесть получилась изрядная, хотя на то, чтобы ее собрать, он потратил всего три минуты.
Он толкнул тележку к двери. Крэбтри сказал:
– Не знаю, известно ли это вам, но у нас много заказов от Королевских Воздушных Сил. Поэтому у нас солидная система безопасности.
– Тем не менее я здесь, а?
– Но вам не уйти с полутонной банкнотов. И ни одна машина не выйдет из ворот, пока ее не проверят. Это задача, над которой вам следовало подумать заранее.
– Жаль, у меня сейчас нет времени обсуждать все это, – сказал Шавасс. – Не забудьте купить вечернюю газету. Они обещали напечатать решение.
Он достал большой кусок пластыря и заклеил кассиру рот, прежде чем тот смог ответить.
– Дышать можете?
Крэбтри кивнул, в глазах мелькнуло что-то, похожее на сожаление, а Шавасс усмехнулся:
– Все было просто здорово! Почему-то мне кажется, что вам не придется долго тосковать в одиночестве.
Дверь за ним со щелчком захлопнулась, и Шавасс немного подождал в тишине. Он чувствовал себя более одиноким, чем когда-либо в жизни. Казалось, прошла вечность, прежде чем он услышал тяжелый топот ног по коридору и беспокойный стук в дверь.
* * *
Все началось в прошлую среду. Было яркое солнечное утро, и Шавасс решил пройтись через парк по дороге в главную контору своего Бюро. Жизнь агента секретной службы – это странное существование, состоящее из коротких заданий, срочных и необходимых, за которыми следуют месяцы относительного бездействия. Они уходят на рутинные расследования или на административную работу.
Вот уже полгода Шавасс, как было приказано, являлся на работу, чтобы сидеть за столом в перестроенной мансарде старого дома на Сент-Джеймс-Вуд. День растягивался на то, чтобы тщательно изучить донесения со всех концов света. Очень важная работа, которую необходимо делать вдумчиво, но чертовски скучная.
А тем временем сияло солнце, небо было синим, женские платья казались короче, чем когда-либо. Он шел по траве меж деревьями, покуривая сигарету и осознавая – не первый раз в жизни, – что человеку не так много нужно, чтобы чувствовать себя полностью счастливым. Пусть даже на минуту. В отдалении часы пробили одиннадцать. Он взглянул на свои, выругался и заторопился.
Через полчаса он уже поднимался по ступеням дома на Сент-Джеймс-Вуд. Шавасс нажал кнопку звонка рядом с медной табличкой, надпись на которой гласила: «Браун и К° – импорт и экспорт».
Дверь открыл высокий седеющий человек в синей форме сержанта. Шавасс торопливо прошел внутрь.
– Я сегодня поздно, Джордж.
Вид у того был встревоженный.
– Мистер Мэллори спрашивал о вас. Мисс Фрэзер звонит вниз каждые пять минут.
Шавасс уже летел по резной лестнице, испытывая легкое волнение. Если Мэллори срочно требует его, значит, ожидается нечто важное. И если повезет, вся кипа донесений, которая накопилась на его столе, будет передана кому-то другому. Он миновал лестничную площадку и открыл выкрашенную белой краской дверь в дальнем конце коридора.
Джин Фрэзер оторвалась от ящика с картотекой – маленькая, привлекательная женщина лет тридцати, в красном шерстяном платье обманчиво простенького фасона, который очень шел к ее полной фигуре. Она сняла тяжелые очки и тряхнула головой.
– Что скажете в свое оправдание?
Шавасс усмехнулся:
– Я прогулялся по парку. Солнце светит, небо голубое, и мне казалось, что повсюду гуляют незамужние девушки.
– Должно быть, вы стареете, – заметила она и сняла трубку.
– Не следует так говорить. Юбки стали еще короче. Я все время вспоминал о вас.
Сухой далекий голос в трубке произнес:
– В чем дело?
– Мистер Шавасс здесь, мистер Мэллори.
– Пусть войдет. И в течение часа ни с кем меня не соединяйте.
Она положила трубку и обернулась, пряча в уголках рта насмешливую улыбку.
– Мистер Мэллори примет вас сейчас, сэр.
– Я люблю вас, – сказал Шавасс, направляясь к обитой зеленым сукном двери, открыл ее и вошел.
– Побеги из тюрьмы всегда были проблемой, – сказал Блэк. – Их никогда не бывает меньше двухсот пятидесяти в год.
Чарли Блэк, человек по натуре добрый, будучи главным управляющим специального отдела в Новом Скотланд-Ярде, привык, что подчиненные слушаются его указаний. Несомненно, было особое удовольствие в том, чтобы замечать, как начинают нервничать даже вполне безобидные люди, когда узнают, кто он. Но все мы созданы нашим окружением, сформированы событиями, которые случались с нами начиная со дня рождения. Блэк, на характер которого наложили отпечаток годы, проведенные под лестницей в доме на Белгрейв-сквер (его мать, овдовевшая во время Первой мировой войны, служила там кухаркой), неловко заерзал в кресле. Он оказался в центре внимания тех, кто был, по выражению его матери (упокой Господи ее душу), выше его.
Тут было все: серый фланелевый костюм, галстук старого Итона, неопределимая аура властности. Смешно, но на краткий миг он будто снова стал маленьким мальчиком, которого треплют по голове и щедро одаривают шестипенсовиками.
Но он быстро взял себя в руки:
– Все не так плохо, как выглядит со стороны. Полторы сотни заключенных каждый год уходят из открытых тюрем – их ничто не останавливает. Полагаю, тут прежде всего виновата избранная судом мера пресечения. Еще пятьдесят человек – те, кого освобождают под честное слово: на похороны близких или на свадьбу и тому подобное. Такие просто скрываются, вместо того чтобы вернуться.
– Таким образом, настоящих побегов остается около пятидесяти в год.
– Так и есть. Или, вернее, так было. В последние несколько лет наблюдается значительное увеличение особенно эффектных, даже театральных побегов. По-моему, все началось со знаменитого Уилсона, ограбившего поезд, который удрал из Бирмингема. Это был первый раз, когда банда вломилась в тюрьму, чтобы кого-то освободить.
– Они действовали как хорошо обученные десантники.
– И блестяще провели операцию.
– Думаете, в ней участвовал этот тип, Барон?
Блэк кивнул:
– По нашим данным, он отвечает, по меньшей мере, за полдюжины серьезных побегов в прошлом году. Вдобавок он создал подпольную линию, благодаря которой любой преступник, которому угрожает арест, может покинуть страну. В двух случаях нам удалось арестовать кое-какую мелочь – людей, которые помогали ускользнуть тем беглецам, за которыми следили.
– Ну и удалось вам из них что-нибудь выжать?
– Ничего – главным образом потому, что им действительно нечего было сказать. Все было организовано, как у коммунистов: система отдельных ячеек. Во время войны так же было организовано Сопротивление во Франции. Каждый человек занят своим делом. Он знает только на один шаг вперед и назад, не больше. И это значит, что даже если кто-то попадется, организация в целом остается в безопасности.
– А кто-нибудь знает, кто такой Барон?
– Тайная служба пытается выяснить это уже больше года. И ничего. Одно лишь можно сказать определенно – он не обычный проходимец, здесь что-то другое. Может быть, он – с континента?
На столе перед Мэллори лежала открытая папка. Он изучал ее содержимое несколько минут, потом покачал головой:
– Мне кажется, единственная надежда узнать о нем что-нибудь заключается в том, чтобы связаться с кем-то из его будущих клиентов. Теоретически это кажется невозможным. Сейчас в тюрьмах сидит примерно шестьдесят тысяч человек. Как узнать, который из них?
– Простым способом исключения. Существует принцип, в соответствии с которым он отбирает клиентов. Все они имеют большой срок и значительные денежные ресурсы. – Блэк открыл папку светлой кожи, вынул оттуда лист бумаги и фотографию. – Последний. Взгляните.
Мэллори посмотрел на фотографию и кивнул:
– Бен Хоффа – этого я помню. Случай в Дартмуре в прошлом месяце. Банда, замаскированная под морских десантников, устроила засаду во время маневров и похитила его из тюремной машины. О нем что-нибудь слышно?
– Ни словечка. Хоффа и два его сообщника, Джордж Сэкстон и Гарри Янгблад, получили по двадцать лет за ограбление в аэропорту в Петерфилде. Помните?
– Честно говоря, нет.
– Это было пять лет назад. Они напали на самолет воздушных линий Северной Дакоты, который перевозил около миллиона фунтов в старых банкнотах. Это был специальный груз, отправленный из Центрального банка Шотландии в Английский банк в Лондоне. Должен признать, проделали они это здорово. Действовали втроем и сумели улизнуть.
– А как они попались?
– У Хоффы оказалась не та подружка. Она решила, что ей лучше получить десять тысяч вознаграждения, обещанные Центральным банком, чем иметь дело с Хоффой, его добычей и смутными видами на будущее.
– Деньги были возвращены?
– Ни единого фартинга! – Блэк передал Мэллори еще фотографию. – Это Джордж Сэкстон. Сбежал из Грейндж-Энд в прошлом году. Точное повторение с Уилсоном. Полдюжины бандитов под покровом ночи вломились в тюрьму и увели его с собой. С тех пор о нем – ни словечка. Словно он вообще перестал существовать.
– Значит, остается Янгблад?
– И только он, или я заблуждаюсь, – угрюмо сказал Блэк и протянул через стол еще одну папку.
Лицо, смотревшее с фотографии, было умным, полным беспокойного жизнелюбия. Угол рта изогнут в легкой насмешливой улыбке. Мэллори сразу заинтересовался. Он быстро прочел данные, записанные на листе.
Гарри Янгбладу было сорок два года от роду. В семнадцать лет, в 1941-м, он пошел на флот и закончил войну в звании старшины торпедного катера. После войны продолжал ту же работу, только неофициально, и в 1949-м был осужден на восемнадцать месяцев за контрабанду. Обвинение в сговоре насчет ограбления почты было снято за отсутствием доказательств – в 1952 году. С тех пор, вплоть до его последней судимости в 1961 году, он больше не попадал в тюрьму, но полиция допрашивала его в связи с уголовными делами не меньше чем тридцать раз.
– Ну и тип! – сказал Мэллори. – Похоже, он приложил руку не к одному преступлению.
– Честно говоря, в душе я ему сочувствую. Обычно у меня нет желания сентиментальничать, когда речь идет о негодяях. Но если бы после войны все пошло иначе и он не связался бы с контрабандой, то мог бы стать неплохим человеком.
– А теперь он отбывает двадцатилетний срок?
– Теоретически. Но мы не вполне спокойны относительно будущего, учитывая, как ушли два его сообщника. Он сейчас в тюрьме Фрайдиторп, под усиленной охраной. Правда, пришлось перевести его на менее суровый режим – три месяца назад у него был инсульт.
Мэллори снова взглянул на фотографию:
– Должен заметить, мне он кажется вполне здоровым. Вы уверены, что инсульт – настоящий?
– Электроэнцефалограмма не может лгать, – ответил Блэк. – А она определенно показывает серьезное нарушение волновых импульсов мозга. И вот еще что – при помощи лекарств можно симулировать сердечный приступ, но не инсульт. Его обследовали весьма тщательно. Забирали в главный изолятор в Мэннингеме на три дня.
– А это не опасно? Я бы счел ситуацию вполне подходящей для похищения.
Блэк отрицательно покачал головой:
– Он почти все время был без сознания. Его держали в закрытой палате, и два охранника дежурили рядом днем и ночью.
– А в тюрьме нельзя было его лечить?
– У них нет нужного оборудования. Как и в большинстве тюрем – только небольшой лазарет и приходящий доктор. Серьезные случаи лечат в местной больнице. Если заключенный болеет долго, его переводят в тюремный госпиталь в Ворвуд. Но к Янгбладу это не относится. В любом случае управление не согласится на его перевод. В госпитале невозможно обеспечить усиленную охрану. Они будут до смерти напуганы при мысли о том, что какая-нибудь лондонская банда попытается воспользоваться случаем и отбить пациента.
Мэллори зажег очередную сигарету, поднялся и подошел к окну.
– Все это очень интересно. Конечно, мне уже доставили полный отчет, но ваш рассказ еще кое-что прояснил. – Он обернулся, нахмурившись. – Насколько я понимаю, все сводится к одному. Вы хотите, чтобы мы дали вам своего агента, которого можно поместить в тюрьму и который, по крайней мере предположительно, мог бы завоевать доверие Янгблада. А почему вы не хотите использовать своих людей?
– Большинство мошенников чуют полицейского за милю. Вот почему начальство и подумало о вашей организации, сэр. Понимаете, человек, который нужен для этой работы, не продержится и пяти минут, если в его поведении есть хоть намек на то, что он не жулик. Поэтому здесь очень важны его темперамент и личное отношение к делу.
– Значит, вы утверждаете, что мои агенты обладают преступным складом ума?
Блэк выглядел ошарашенным, и Мэллори кивнул:
– Вы совершенно правы. Они бы и дня не продержались, будь это не так.
– Вы думаете, что сможете найти кого-нибудь?
Мэллори кивнул, уселся за стол и снова взглянул в папку:
– Думаю, мы сможем это устроить. У меня есть кое-кто на примете. Он щелкнул тумблером внутренней связи и спросил:
– Шавасс появился?
Тон его был строгим.
– Боюсь, что нет, мистер Мэллори, – ответила Джин.
– Шавасс? Фамилия иностранная.
– Его отец был французским офицером. Погиб на войне. А мать – англичанка. Мальчик воспитан здесь. Можно сказать, что с тех пор он изрядно поездил по свету.
Блэк заколебался и осторожно заметил:
– Для этого дела ему понадобятся хорошие мозги, мистер Мэллори.
– У него степень доктора философии, и он специалист по современным языкам, – холодновато ответил Мэллори. – Был момент, когда он читал лекции в одном из старейших университетов. Надеюсь, этого вам достаточно?
У Блэка отвисла челюсть.
– Так какого черта он влез в эти игры?
– Старая история! Самое важное, почему он не уходит? – Мэллори пожал плечами. – Можно сказать, что в нем есть склонность к нашей работе. И если обстоятельства того требуют, он без колебаний нажмет на спусковой крючок. – Он слегка улыбнулся. – Вы ведь знаете, для большинства людей это достаточно трудно. Если подумать, вы бы его не одобрили.
Блэк выглядел ошеломленным.
– Говоря откровенно, сэр, ему бы следовало сидеть за решеткой!
– Вполне уместное замечание – при нынешних обстоятельствах!
Минуту спустя аппарат внутренней связи зазвонил, и Джин Фрэзер доложила, что Шавасс на месте.
Он задержался на пороге.
– Извините за опоздание, сэр.
– Сейчас это не имеет значения. Познакомьтесь с главным управляющим специального отдела уголовной полиции суперинтендантом Блэком. Он хотел бы посадить вас в тюрьму на несколько месяцев.
– Звучит заманчиво! – сказал Шавасс, подошел и обменялся с Блэком рукопожатиями.
В нем было чуть меньше шести футов роста, хорошо развит плечевой пояс. Двигался Шавасс, как настоящий спортсмен. И у него было интересное лицо. Оно было красиво, даже аристократично – но могло бы в равной мере принадлежать и солдату, и ученому.
Гены отца-бретонца ясно обозначились в высоких скулах. Когда он пожимал Блэку руку, его лицо осветилось непринужденной обаятельной улыбкой. Однако тридцать лет службы в полиции научили Чарли Блэка первым делом смотреть человеку в глаза. Глаза Шавасса оказались темными, взгляд отстраненным. Памятуя о характеристике, данной Шавассу, Блэк даже слегка поежился.
Со вздохом облегчения он услышал следующие слова Мэллори:
– Пожалуй, с остальным мы справимся сами, суперинтендант. Большое спасибо за то, что посетили нас. Как я уже говорил, вы внесли в дело кое-какую ясность. Можете сообщить начальству, что позднее я с ними свяжусь. Мисс Фрэзер вас проводит.
Он надел очки и принялся снова изучать лежащую перед ним папку. Блэк неловко встал, хотел было протянуть руку, потом передумал. Кивнул Шавассу и поспешно вышел.
Шавасс хихикнул:
– Господи, благослови британских бобби!
Мэллори взглянул на него:
– Вы о Блэке? Он даже хорош – когда занимается своим делом.
– Он выглядел как несчастный школьник, покидающий кабинет директора. Думал только, как бы побыстрее убраться!
– Чепуха! – Мэллори кинул папку ему через стол. – Поговорим, когда вы все это прочтете.
Пока Шавасс изучал печатные страницы документов и отчетов отдела уголовной полиции Скотланд-Ярда, Мэллори занялся другими бумагами. Через некоторое время он спросил:
– Ну и что вы думаете?
– Может быть, это интересно. Но с каких это пор вы начали помогать полиции?
– Есть одна-две вещи, о которых Скотланд-Ярд не догадывается.
– Например?
– Помните, какой скандал был в прошлом году, когда Генри Гэлбрейт, физик-ядерщик, который продал информацию китайцам, сбежал из тюрьмы Фэлвершем?
Шавасс кивнул.
– Должен признаться, я тогда был удивлен. По моим представлениям, Гэлбрейт не был на это способен.
– А потом он вынырнул в Пекине.
– Вы хотите сказать, что за всем этим стоит Барон? – Мэллори кивнул, и Шавасс слегка присвистнул: – Должно быть, они много заплатили.
– В довершение ко всему есть по меньшей мере три случая, когда мы были готовы схватить вражеского резидента, а тот вдруг исчезал. Один тип из министерства иностранных дел исчез месяц назад, а недавно вынырнул в Варшаве. Могу вам сообщить, что он очень много знал. Премьер-министр был в ярости. На этой неделе ему пришлось лететь в Вашингтон.
– Все это дает нам кое-какую интересную информацию о Бароне, – заметил Шавасс. – Кем бы он ни оказался – он не патриот. Скорее уж тупоголовый бизнесмен.
Он снова взглянул в папку, и Мэллори спросил:
– Так что вы об этом думаете?
– Относительно самой идеи, – Шавасс пожал плечами, – не знаю. Я сяду в тюрьму и окажусь в одной камере с Янгбладом, вот пока и все. Вы уверены, что это удастся организовать?
Мэллори кивнул:
– Министерство внутренних дел может устроить это напрямую, через начальника тюрьмы. Ему это вряд ли понравится, но придется подчиниться приказу. Знать будет только он один. Мы сделаем вам новые документы. Что-нибудь симпатичное и интересное – бывший офицер, уволенный за растрату. Недавно выслан из Бразилии как нежелательное лицо. Или что-нибудь в этом роде.
– Но мы потеряем много времени. Вы думали об этом? – спросил Шавасс. – Вполне логично, что Янгблад – следующий, кто должен смыться. Но ведь уверенности нет!
Мэллори покачал головой:
– Думаю, что есть. Вспомните его инсульт. Чертовски подозрительно! Раньше с ним ничего подобного не случалось. У него всегда было отличное здоровье.
– Судя по отчету, инсульт был настоящий.
– Знаю. Да и Блэк говорил, что его невозможно вызвать искусственно, с помощью лекарств.
– Он заблуждался?
– Скажем так: он недостаточно информирован. Согласно официальным данным, таких лекарственных препаратов не существует. Но в Голландии уже примерно с год проводятся эксперименты с мабофином. Этот препарат нарушает импульсы мозга – так же, как инсулин или шоковая терапия. Голландцы собираются использовать его для лечения душевнобольных.
– Вы хотите сказать, что это заговор, чтобы вытащить его из тюрьмы? А что должен делать я? Остановить его или попытаться отправиться с ним вместе?
– Путешествие может оказаться интересным. И вывести нас на человека, которого мы ищем.
– И еще одно – может пройти год или даже больше, прежде чем они начнут действовать.
– Похоже, вам не улыбается перспектива так долго пробыть гостем ее величества?
Шавасс бросил через стол папку с делом Янгблада:
– Проблема не в этом. Посмотрите на его лицо, обратите внимание на глаза. Забудьте вы все эти газетные россказни о мошеннике с прекрасным военным прошлым, о современном Робин Гуде, готовом помочь несчастным. По-моему, этот человек остер, как бритва, и готов, если нужно, ни за грош продать родную бабушку. Он тут же учует, что я – подставной. Мне не продержаться и недели, а тюрьма – опасное место, слыхали об этом?
– А что, если ему придется вас принять? Что, если у него не будет выбора?
Шавасс нахмурился:
– Я что-то не понял!
– Все, что вам нужно сделать, – это провернуть хорошенькое дельце и получить за него пять лет. Предпочтительно дерзкое ограбление, после которого ваша физиономия будет день или два украшать первые страницы газет.
– А вы не слишком многого хотите?
– По правде говоря, я уже кое-что нашел, – гнул свое Мэллори. – Получил через одного из информаторов в Скотланд-Ярде. Когда они находят фирму, которая не предпринимает необходимых мер для обеспечения своей безопасности, они предлагают ей свои рекомендации. В данном случае вы можете добиться большего эффекта. Но, конечно, придется в итоге дать себя поймать.
– Очень мило с вашей стороны расписать дело таким образом. А если я сумею улизнуть?
– Тогда поможет анонимный звонок в Скотланд-Ярд – и они узнают, где вы. – Мэллори улыбнулся: – Уверен, что Джин Фрэзер с этим справится.
Шавасс вздохнул:
– Должен сказать, мне хотелось бы побольше свободы действий. А какая фирма?
Мэллори открыл другую папку и толкнул ее через стол.
– "Лонсдейл металз", – сказал он.
* * *
Охранник у ворот потянулся и сделал несколько шагов, чтобы размяться. Утро было долгим, но до конца смены осталось всего десять минут. Он обернулся и увидел красный рабочий фургон, выезжающий из гаража на большой скорости. Фургон пересек двор. Встревожившись, он выскочил было вперед, но фургон притормозил и остановился в метре от шлагбаума, перекрывающего выезд. Молодой человек, который выбрался из кабины, выглядел потрясенным, на лице у него была кровь. Он потерял равновесие и упал на одно колено. Пока охранник помогал ему встать, подоспели еще трое.
Водителю, похоже, было трудно говорить. Он несколько раз сглотнул, потом драматически протянул руку в направлении главного корпуса:
– Там! Касса! – Вот и все, что он смог вымолвить.
Он тут же осел, и охранник едва успел подхватить его.
– Скорее туда, – сказал он троим, – а я втащу этого парня и позвоню в полицию.
Охранники бегом пересекли двор, с ними овчарка, а тот, что был покрепче, обхватил за плечи водителя фургона:
– Вы плохо выглядите. Пойдемте, вам надо посидеть.
Водитель кивнул, стирая кровь с лица, и они вместе вошли в будку охраны. В дальнейшем охранник никак не мог объяснить, что случилось потом. Он усадил водителя, а сам пошел к столу. Он не слышал ни звука, но едва протянул руку к телефону, как получил оглушающий удар в основание черепа и свалился на пол.
Он лежал так несколько минут, постепенно приходя в себя, смутно осознавая, что слышит, как поднялся шлагбаум и взревел мотор. Фургон выехал за ворота, а над ним сомкнулась тьма.
Шавасс поднялся по лестнице облупленного дома в Попларе и открыл дверь в конце коридора. Джин Фрэзер лежала на кровати и читала журнал.
Она спустила ноги на пол и, слегка нахмурившись, спросила:
– Это у вас кровь?
Шавасс небрежно вытер лицо:
– Уверяю вас, это нечто совсем другое.
– Вы пробрались туда?
– И даже выбрался.
Ее глаза расширились.
– С деньгами?
Он кивнул:
– Они внизу, во дворе. Лежат в старом «форде», который я купил сегодня утром.
– Полагаю, служители закона вот-вот прибудут?
Шавасс двинулся к окну, вытирая лицо полотенцем.
– Я бы так не считал. Я обогнал их машины еще на той стороне Темзы. Если бы так много людей не видели моей физиономии, я бы мог удрать с концами!
– Опасные фантазии! – Она надела туфли. – Нет, Пол, но как вам это удалось?!
– Как вопят мальчишки-газетчики: «Читайте все об этом!» Не хотелось бы испортить вам удовольствие!
Она вздохнула:
– Ну ладно. Пожалуй, мне следует пойти и позвонить в Скотланд-Ярд.
Когда она обходила кровать, он сгреб ее в объятия.
– Меня может очень долго не быть. Джин, – насмешливо заметил он. – Однако не думаю, чтобы вы не захотели подарить мне что-нибудь на память!
Она оттолкнула его голову, поцеловала разок и освободилась.
– Это лучшее, что я сейчас могу для вас сделать. Мне еще предстоит сыграть роль Далилы. Если Мэллори разрешит, я как-нибудь приду повидать вас в тюрьме.
Дверь за ней закрылась. Шавасс щелкнул замком. Теперь оставалось лишь ждать, когда за ним придут. Он положил пистолет на шкафчик у окна, зажег сигарету и улегся на кровать.
Минут через двадцать он услышал внизу какие-то звуки. Затем раздался робкий стук в дверь, и миссис Клегг, хозяйка, спросила:
– Вы дома, мистер Драммонд?
– Что вам нужно?
– У меня для вас письмо. Пришло, когда вас не было.
– Минутку!
Он глубоко вздохнул и отпер замок. Дверь тут же распахнулась, и его с силой толкнули на кровать, которая провалилась под тяжестью насевших на Шавасса четырех полицейских.
Он изобразил попытку сопротивления. Минуту спустя наручники защелкнулись на его запястьях и Пола рывком поставили на ноги.
Крупный, дружелюбного вида человек в желтовато-коричневом габардиновом плаще и потертой фетровой шляпе остановился на пороге, чтобы зажечь сигарету, затем вошел в комнату.
– Ну хорошо, сынок, где добыча?
– А вы почему не прыгаете? – спросил в свою очередь Пол.
– Поосторожней, сынок, скоро ты запоешь по-другому!
На лестнице послышались торопливые шаги, и в комнату влетел молодой констебль.
– Нашли, инспектор! – сообщил он, запыхавшись. – Лежат в старом фургоне, во дворе!
Инспектор обернулся к Шавассу и вздохнул:
– Сорок пять тысяч фунтов. И что хорошего они тебе принесли?
– Я вам после расскажу, – ответил Шавасс. – Боюсь, что мне придется подумать об этом.
– Времени у тебя будет навалом – лет семь, если я не ошибаюсь. – Он кивнул констеблям: – Давайте выводите его отсюда.
Пол нахально улыбнулся:
– Увидимся в суде, инспектор?
Когда его вели вниз, он все ещё смеялся.
Глава 3
Максимальная охрана
Начальник тюрьмы, именуемой Фрайдиторп, отложил ручку и включил настольную лампу. Было уже около восьми, и темнота стремительно сгущалась. Он подошел к окну: свет уходящего дня чертил сияющий контур холмов. Скоро наступит ночь.
Раздался решительный стук в дверь, и вошел Аткинсон, старший офицер охраны. В руках он держал большой желтый конверт.
– Извините, что побеспокоил вас, сэр, но прибыл новый заключенный. Драммонд. Вы хотели видеть его лично.
Начальник тюрьмы кивнул и вернулся к столу:
– Хотел. Он за дверью?
– Да, сэр.
– Какое он производит впечатление?
Аткинсон пожал плечами:
– Выглядит как джентльмен, который пошел по плохой дорожке. Понимаете, что я хочу сказать? – Он вскрыл конверт и положил на стол документы. – Вы, наверное, помните это дело, сэр. В свое время о нем писали во всех газетах. Сорок пять тысяч! И ему чуть было не удалось улизнуть.
– Кто-нибудь навел полицию на след?
– Так, сэр. Анонимный звонок в Скотланд-Ярд. Но он сбился с пути задолго до этого. В армии он был капитаном инженерных войск. Семь или восемь лет назад его уволили за растрату. С тех пор он шатался по Южной Америке, занимался Бог знает чем.
– Не слишком приятная картина, – заметил начальник тюрьмы. – И все же человек неглупый. Я думал о том, чтобы поместить его с Янгбладом.
Аткинсон не мог скрыть удивления:
– Можно спросить, почему, сэр?
– Откровенно говоря, я беспокоюсь о Янгбладе – с тех пор, как с ним случился инсульт. Рано или поздно должен быть второй. Так всегда бывает. Ему потребуется скорая медицинская помощь, и чем быстрее, тем лучше. Можете себе представить, что будет, если приступ случится посреди ночи и он умрет?
– Вряд ли это возможно, сэр. Его проверяют каждый час.
– За час может произойти многое. Другое дело, если кто-то будет следить за ним все время. – Он покачал головой. – Я уверен, что сосед по камере, с нашей точки зрения, – наилучший вариант. А этот парень, Драммонд, вполне подойдет. Но давайте-ка на него посмотрим.
Старший офицер открыл дверь и посторонился.
– Давай, приятель, гляди веселей. Встань на коврик и назови свой номер!
Заключенный вошел в комнату и остановился на резиновом коврике, в трех ярдах от стола начальника тюрьмы.
– Номер 832278, Драммонд, сэр, – доложил Пол Шавасс и замер.
Настольная лампа освещала его лицо. За последние три месяца оно заострилось, коротко стриженные волосы придавали ему какой-то средневековый вид. Он выглядел очень опасным типом, и начальник тюрьмы нахмурился. Он глядел в его дело не без замешательства. Это было совсем не то, чего он ожидал, совсем не то.
Парадокс заключался в том, что начальник тюрьмы ничего не знал о тюремной жизни. То, что он наблюдал день за днем, было лишь тонкой пленкой на поверхности воды. А Шавасс за три коротких месяца проник в самую суть того, что обычно называется «законным порядком».
За эти три месяца он успел поучаствовать в семи судебных слушаниях и испытал на себе жизнь в трех тюрьмах. Месяц следствия он провел в довольно примитивном месте, где все санитарное устройство в камере состояло из эмалированного горшка. И каждое утро он становился в очередь к единственному на этаже унитазу, чтобы опорожнить его.