Глава 15

Последнее представление

Радио вроде все еще работало, но Авила несколько раз безуспешно пытался связаться с Ландро после того, как в полдень имел последний контакт с ним. И я знал, что Фигуередо со своей стороны тоже пытается связаться с нами. Все это означало только одно: с нашей проклятой штукой что-то случилось.

Используя свои весьма ограниченные технические познания, я попытался понять, что произошло. Отвинтил крышку и убедился, что нет ни одного оборванного провода и все радиолампы плотно вставлены в гнезда. Увы, на сем мои познания оказались исчерпаны. Я оставил Авилу продолжать попытки связаться, а сам отошел и сел, опершись спиной на стену возле Джоанны Мартин, которая готовила на спиртовке кофе. Сестра Мария Тереза стояла на коленях возле алтаря и молилась.

— Все молится! — воскликнул я. — Какая непоколебимая вера!

Джоанна дала мне сигарету и тоже села, ожидая, когда закипит вода.

— Что же все-таки произошло, Нейл?

— Со мной? — спросил я. — О, я выпрыгнул с корабля, как говорят на флоте, прежде, чем меня смогли доставить туда, куда хотели.

— И вас сейчас преследуют, я имею в виду власти?

— Теперь нет. Я же не совершал преступления. Меня просто ложно обвинили. Прямо как знаменитый Кегни, он всегда говорит так в гангстерских фильмах.

Она медленно кивнула:

— Я так и думала с самого начала. Все обвинения были лишены всякого смысла.

— Спасибо за то, что верите мне, — ответил я. — Вы оба с Менни. Я бы мог покончить со всем этим немного раньше, но просто время не пришло.

— А Сэм?

— Выболтал всю историю перед Фигуередо, его женой и Менни в баре отеля, сегодня в начале дня, когда я потребовал от него ответа. Был настолько пьян, что едва ли соображал, что делает. Он — конченый человек, Джоанна.

Она налила кофе в чашку и передала мне.

— Я думаю, что он кончился как человек давным-давно, Нейл.

Она сидела на корточках и выглядела по-настоящему печальной. Я видел совсем другую женщину, а не ту, которую знал раньше. Казалось, настал подходящий момент, чтобы все сказать ей.

— У меня есть кое-что для вас. — Я вынул личный знак в виде диска на цепочке и передал ей.

Лицо девушки исказилось от горя. Ее затрясло.

— Анна? — спросила она охрипшим голосом.

Я кивнул:

— Нашел то, что осталось от нее и ее подруги, в каноэ на берегу реки. Их, наверное, убили при том, первом, нападении и спустили вниз по реке.

— Слава Богу, — прошептала она. — О, слава Богу!

Она взяла диск на цепочке, поднялась и ушла в другой конец церкви. Сестра Мария Тереза повернулась к ней, и я увидел, как Джоанна показала ей личный знак.

И в тот же момент Авила возбужденно позвал меня:

— Кажется, есть связь. Идите скорее сюда.

Он надел наушники и включил для меня громкоговоритель. И мы все совершенно четко, несмотря на помехи, услышали голос Фигуередо:

— Санта-Елена, вы слышите меня?

— Здесь Мэллори, — ответил я. — Вы меня слышите?

— Слышу вас хорошо, сеньор Мэллори. Как дела?

— Хуже некуда. Хуна ждали меня и, когда, я приземлился, подожгли самолет. Теперь я в церкви миссии с Авилой и двумя женщинами. Мы в безвыходном положении. Лодок нет.

— О Матерь Божья!

Я почти видел, как он перекрестился.

— У нас только один выход, — сказал я ему. — Соберите добровольцев и поднимитесь по реке на вашем катере. А мы постараемся продержаться до вашего прибытия.

— Но если я даже смогу найти людей, которые согласятся пойти со мной, мне потребуется десять или двенадцать часов, только чтобы добраться до вас.

— Я знаю. Но вы должны сделать все, что можете.

Он еще что-то говорил, но его слова потонули в потоке помех, и я ничего не смог понять, а потом мы и вовсе его потеряли. Когда я повернулся, то увидел, что Джоанна и сестра Мария Тереза присоединились к Авиле. Все они выглядели скованными и испуганными. Даже сестра Мария Тереза утратила свое обычное выражение тихого умиротворения.

— Что еще случилось, Нейл? — спросила Джоанна. — Скажите нам все, как бы тяжело это ни было.

— Да вы сами почти все слышали. Я просил Фигуередо попытаться собрать несколько человек и прорваться сюда на правительственном катере. Это займет по меньшей мере двенадцать часов, если все пойдет хорошо. Но если быть до конца откровенным, то наше счастье в том, чтобы они появились здесь завтра до восхода солнца.

Авила грубо рассмеялся:

— Будет чудо, если они вообще тронутся с места, сеньор. Вы думаете, они там в Ландро такие герои, что им хочется прийти сюда и получить стрелу хуна в спину?

— Но вы же пришли, сеньор Авила, — вмешалась сестра Мария Тереза.

— За деньги, сестра, — ответил он ей. — Потому что вы хорошо платите, и что же я получу в конце? Только смерть.

Я стоял у окна, глядя на поселок через полуприкрытые ставни. Госпиталь и бунгало, темные в вечернем свете, стояли у края джунглей. Солнце оранжевым диском спускалось за деревья. Слышались монотонные звуки барабана.

Джоанна Мартин прислонилась к стене возле меня, куря сигарету. На расстоянии заунывные голоса индейцев, смешиваясь с рокотом барабана, звучали как угроза.

— Почему они поют? — спросила она.

— Чтобы подготовить себя к смерти. Они называют это песней смелости. Значит, рано или поздно они нападут на нас, но прежде выполнят весь подготовительный ритуал.

Сестра Мария Тереза вышла из тени:

— Вы говорите, что они приветствуют смерть, мистер Мэллори?

— Для воина смерть в бою — единственный способ окончить жизнь, сестра. Как я вам уже говорил, смерть и жизнь для этих людей — две части одного и того же целого.

Прежде чем она смогла ответить, Авила, сидевший у рации, вдруг взволнованно вскрикнул:

— Вроде бы я снова поймал Фигуередо!

Он включил громкоговоритель. Помехи были просто ужасными. Я согнулся возле радио, стараясь разобрать далекий голос. И вдруг все оборвалось, в том числе и помехи. Стало непривычно тихо. Авила посмотрел на меня, медленно стаскивая с себя наушники.

— Вы разобрали хоть что-то? — спросил я его.

— Всего несколько слов, сеньор, но они лишены всякого смысла.

— И что же он сказал?

— Мне показалось, что капитан Хэннах на пути к нам.

— Но это невозможно. Вы просто неправильно поняли.

Снаружи смолк барабан.

Теперь церковь объяла полутьма. Тускло светился только фонарь у радиорубки, да на другом конце церкви сестра Мария Тереза зажгла свечи.

А снаружи стало совсем темно, и зубчатая стена леса ясно вырисовывалась на черном ночном небе. Не слышалось ни одного звука. Все кругом словно замерло.

Вдруг где-то в джунглях фыркнул ягуар. Авила спросил меня:

— Что это значит, сеньор?

— Не знаю. Может, какой-то сигнал.

Пока мы будем удерживать их на расстоянии, у нас остается хоть какой-то шанс. Мы оба были хорошо вооружены. Винтовка Джоанны Мартин вместе с двумя обоймами лежала на столе рядом с рацией так, что ее можно легко взять в случае необходимости. Но ничто не нарушало тишину этого молчаливого мира. Только потрескивало радио, которое Авила оставил включенным, с громкоговорителем, поставленным на максимальную громкость.

От алтаря исходил очень тусклый свет. Святая Матерь Божья, казалось, выплывала из темноты, купаясь в мягком белом свете, слышалось тихое бормотание молящейся сестры Марии Терезы. Все кругом выглядело очень мирным.

Вдруг что-то загремело по железной крыше у меня над головой. Я поднял глаза и увидел индейца хуна, который пролез через верхнее окно и теперь переступал на подоконнике, удерживая равновесие. С криком, словно это вопила душа мученика, он ринулся вперед, держа в правой руке наготове мачете. Его намазанное охрой тело блеснуло в свете лампы.

Я выпустил в него очередь из "томпсона", и его отбросило к стене. Джоанна закричала, Авила, страшно ругаясь, передергивал затвор старого карабина, всаживая пулю за пулей в другого хуна, который появился сбоку.

Я кинулся ему на помощь, Джоанна предупреждающе вскрикнула, я обернулся, но слишком поздно, чтобы встретить новую угрозу. Автомат "томпсон" выбили у меня из руки, я упал, остро ощутив вонь навалившегося на меня покрытого охрой и потом тела. Индеец уже занес мачете для удара.

Мне удалось схватить его за запястье и сунуть локоть в его разверстый рот. Боже, какой же он оказался сильный! Его железные мускулы, как, впрочем, у большинства лесных индейцев, буквально сковали меня. Вдруг его лицо приблизилось, и он стал сильнее давить на меня. Казалось, это конец. Но вот ему в висок ткнулось дуло винтовки, выстрел снес верхнюю часть черепа, и его тело конвульсивно дернулось в сторону.

Джоанна Мартин стояла сзади и сжимала винтовку с выражением ужаса на лице. Позади нее я увидел сестру Марию Терезу. И прямо из тьмы над ней откуда-то сверху выскочил еще один темный призрак и опустился прямо перед алтарем. Я схватил "томпсон", но снова опоздал, потому что Авила успел прострелить ему голову.

Лихорадочно перезаряжая карабин, он с хрипом хватал ртом воздух.

— Может быть, там, на крыше, есть еще кто-то, а, сеньор?

— Надеюсь, что нет, — ответил я. — Если их будет много, то нам не справиться. Прикройте меня, а я посмотрю.

Я вставил новый магазин в "томпсон", открыл дверь и выскользнул наружу. Отбежал немного в сторону, повернулся и дал очередь по крыше. Потом перебежал на другую сторону и повторил представление. Не последовало никакой реакции, ни отсюда, ни из леса, и я вернулся обратно.

Сестра Мария Тереза снова стояла на коленях, молясь за убитых, насколько я мог понять. Джоанна сидела, привалившись к стене. Я опустился на одно колено возле нее.

— А вы отлично сработали. Благодарю вас.

Она чуть улыбнулась:

— Я все-таки лучше поработаю на студии шесть в компании MGM. Когда-нибудь это случится.

Вдруг раздался треск в громкоговорителе, и ясно прозвучал знакомый хриплый голос:

— Это Хэннах вызывает Мэллори! Это Хэннах вызывает Мэллори! Вы меня слышите?

Я немедленно бросился к микрофону и включил передатчик:

— Я слышу вас, Сэм, громко и ясно. Где вы?

— В пяти минутах полета вниз по реке, если только моя ночная ориентировка превосходна, как всегда.

— На "Бристоле"?

— Ну конечно, парень, совсем как в старые времена.

У него в голосе прозвучали какие-то новые нотки, которых я раньше никогда не замечал. Если хотите, это напоминало радость, несмотря на всю абсурдность такого предположения.

— Я попытаюсь приземлиться на большой песчаной отмели посередине реки. Прямо против причала. Но мне надо хоть что-нибудь видеть.

— А что вы предлагаете?

— Черт возьми, откуда я знаю! Что, если поджечь это проклятое место?

Я посмотрел на Авилу. Тот кивнул. Я сказал:

— О'кей, Сэм, мы выходим.

Он быстро перебил меня:

— Только еще одно, парень. Я могу втиснуть в кабину наблюдателя только двоих, не более. А это значит, что ты и Авила остаетесь.

— Я уже как-то плыл вниз по реке, — ответил я. — Могу попытаться еще раз.

Но на успех не было никакой надежды. Я знал это, и Джоанна тоже поняла. Она положила руку на мой рукав, и я выпрямился.

— Нейл, есть же какой-то выход. Должен быть.

Авила ответил вместо меня:

— Если мы не выйдем отсюда сейчас же, сеньор, тогда нет смысла вообще идти.

Здесь в церкви хранилась канистра с керосином для фонаря. Я вылил немного на пол, а потом сделал дорожку из керосина ко входной двери. Авила повесил карабин на плечо, взял штормовой фонарь и спрятал его под куртку. Я открыл дверь, и мы скользнули в темноту, держа путь к бунгало.

Я немного подождал, а потом вышел сам с канистрой в одной руке и автоматом "томпсон" в другой и направился к госпиталю и конторе.

Где-то совсем близко и как бы ниоткуда послышалось приглушенное жужжание мотора "Бристоля". Времени совсем не оставалось. Никаких признаков присутствия хуна я не почувствовал. Вроде бы они и не существовали вовсе. Дверь в госпиталь оказалась открыта. Я отвинтил крышку канистры, плеснул немного керосина внутрь, а остатки вылил на крышу.

С другой стороны поселка загорелся один из домов-бунгало, и пламя расцвело в ночи. Я ясно увидел Авилу, который перебежал к другому бунгало с факелом в руках, поджигая тростниковую крышу.

Я зажег спичку, бросил ее во входную дверь и поспешно отпрянул назад, когда языки пламени заплясали по полу. С внезапным ухающим звуком, как от небольшого взрыва, пламя взвилось вверх, к крыше.

И тут какой-то адский шум расколол тишину. Дикие вопли голосов хуна сердито гудели в джунглях, они напоминали пчел, потревоженных в улье. Хуна выступили из леса изломанной цепью, я дал по ним длинную очередь, повернулся и побежал к церкви. Вслед мне зажужжали стрелы.

Авила бежал тоже по направлению к церкви. Я услышал, как он вскрикнул, и краем глаза успел заметить, что он споткнулся. Авила еще немного пробежал и, не добравшись всего нескольких футов до церковного порога, упал ничком. В его спине под левой лопаткой торчала стрела.

Я повернулся, припал на одно колено и выпустил весь магазин по широкой дуге через весь поселок, хотя никого уже рассмотреть не мог. Хуна пронзительно вопили из-за завесы пламени, их случайные стрелы летели сквозь дым.

Авила судорожно пытался вползти на ступени лестницы, а Джоанна уже открыла дверь. Я схватил его за воротник и втащил внутрь. Пинком захлопнув за собой дверь, я закрыл задвижку, а когда повернулся, то увидел, что сестра Мария Тереза уже стояла на коленях возле него, пытаясь осмотреть рану. Авила повернулся на спину, сломав стрелу. На его губах выступила кровь. Он сердито оттолкнул сестру и протянул ко мне руку.

Я опустился на колено возле него. Он произнес:

— Может, вы еще успеете, сеньор, поджечь церковь и уйти отсюда. Да поможет вам Бог.

Другой рукой он залез в карман куртки и достал оттуда маленький матерчатый мешочек.

— Выпейте за меня, мой друг! Удачи вам.

Тут из него хлынул поток крови, и он затих.

Голос Хэннаха гремел из громкоговорителя:

— Красиво, парень, просто красиво! Вот это представление! Вы приняли мое сообщение?

Я взял микрофон:

— Громко и ясно, Сэм. Авила только что скончался. Я сейчас вывожу женщин.

— Ждите на берегу и не пересекайте протоку, пока я не сяду. У меня еще один "томпсон". Я открою огонь для прикрытия. Боже, вот бы мне пару "викерсов"! Я дал бы прикурить этим подонкам, чтоб им было что вспомнить. — Он громко рассмеялся. — Мы еще увидимся, парень!

Сестра Мария Тереза все еще стояла на коленях возле Авилы, ее губы шевелились, она читала молитву. Я грубо поднял ее на ноги:

— Теперь не время заниматься этим. Уходим через дверь ризницы. Как только выйдете, бегите к реке и не оглядывайтесь. И на вашем месте, сестра, я снял бы монашеское платье, если вы, конечно, не хотите утонуть.

Она казалась озадаченной, будто не понимала, что происходит, ее сознание, по-моему, вообще отвергало ужасную реальность. Джоанна же, напротив, все поняла, буквально сорвала с нее длинный балахон, и сестра на глазах превратилась совсем в другого человека. В маленькую, хрупкую женщину в хлопчатобумажной сорочке, с седыми прилизанными волосами.

Вытолкав их в ризницу, осторожно открыл дверь и выглянул на улицу. "Бристоль" делал виражи где-то над нами. До реки следовало пробежать примерно шестьдесят или семьдесят ярдов.

Я толкнул их в темноту, зажег спичку и бросил ее в лужицу керосина, которую оставил раньше. Пламя с ревом охватило пол и взметнулось вверх. Я бросил прощальный взгляд на алтарь, Святая Матерь Божья стояла над ним с ребенком на руках как символ надежды. Я повернулся и побежал.

Соскользнув с берегового откоса в мелкую воду, я присоединился к сестре Марии Терезе и Джоанне. Отблески пламени плясали на темной воде, дым надвигался вздымавшимся облаком. Зрелище напоминало сцену из ада.

Я не мог слышать хуна, потому что все поглощал один только звук — шум мотора садящегося "Бристоля". И вдруг самолет появился, прорвав облака дыма, на высоте ста футов над рекой. Черный Барон давал свое последнее представление.

Здесь нужен был истинный гений, и мы увидели его в ту ночь. Он рассчитал посадку абсолютно точно. Его колеса коснулись песка в самом начале отмели, что дало ему целых две сотни ярдов для пробега.

Он стремительно несся, вода двумя большими волнами расходилась из-под колес. Я ясно видел его в черном летном шлеме и очках. За ним развевался белый шарф.

Столкнув женщин в воду, я поднял "томпсон" над головой и пошел за ними. Протока оказалась неглубока, всего четыре или пять футов, но женщинам приходилось тратить все силы, чтобы преодолеть сильное течение.

А Хэннах уже выруливал на другой конец песчаной отмели. Он развернулся к ветру, чтобы быть готовым к взлету, и заглушил мотор. И позади нас сразу же стали слышны крики и вопли хуна.

Хэннах уже вышел из самолета и стоял у края песчаной отмели, стреляя из "томпсона" через протоку. Я не смотрел назад, потому что был занят другим. Сестру Марию Терезу чуть не сбило с ног течением. Я бросился вперед и схватил ее как раз вовремя. Другую руку я подал Джоанне. Нам удалось устоять на ногах, и мы выбрались через мелководье на песчаную отмель.

На берегу реки бесновались по меньшей мере сто хуна, они четко вырисовывались на фоне пламени. На таком расстоянии их стрелы не долетали до нас, но вот уже некоторые начали прыгать в воду.

Когда "томпсон" опустел, Сэм вставил новый магазин и снова начал стрелять. Я помог Джоанне забраться в кабину наблюдателя, а потом поднял туда же сестру Марию Терезу.

Хэннах повернулся и крикнул:

— Давай, парень, садись и поднимай в воздух эту штуку!

— А как же вы?

— А ты один сможешь провернуть пропеллер?

С этим нельзя было спорить. Я забрался в кабину и сделал все необходимые приготовления для вылета. Он расстрелял магазин "томпсона" в черную цепь людей, которая уже достигла середины протоки, бросил его на песок и забежал спереди самолета.

— Готов! — закричал он.

Я кивнул и запустил стартовое магнето. Он провернул пропеллер. Мотор с ревом заработал. Хэннах отскочил в сторону.

Я склонился из кабины.

— Крыло! — закричал я. — Ложитесь на крыло!

Он махнул рукой, поднырнул под нижнее левое крыло и упал на него, схватившись за передний край руками в перчатках. Это был шанс, который мог сработать.

Я дал полный газ и двинулся вдоль песчаной отмели как раз в тот момент, когда передний хуна вышел из воды. Через пятьдесят или шестьдесят ярдов мне удалось оторвать хвост машины, но больше ничего не удавалось сделать, нагрузка оказалась слишком велика. Я это понимал, но и такой пилот, как Хэннах, не мог не знать, что меня держит.

Только что он лежал здесь, и вот его уже нет, он отпустил край крыла и сполз назад на песок. "Бристоль", казалось, рванулся вперед, я взял ручку управления на себя и взлетел.

У меня осталось время для одного быстрого взгляда назад через плечо. Он стоял во весь рост лицом к ним, широко расставив ноги, и спокойно стрелял из пистолета.

И потом черная волна людей захлестнула его, как прилив заливает берег.

Глава 16

Вниз по реке

— Комманданте не заставит вас долго ждать, сеньор. Не угодно ли присесть? Может быть, сигарету?

Сержант был изысканно вежлив и так старался угодить, что я принял от него сигарету.

Итак, я снова очутился у офиса комманданте в Манаусе, и на какое-то краткое мгновение мне показалось, что все прошедшее мне почудилось и на самом деле ничего не произошло.

В тишине прожужжала муха, потом послышались голоса. Дверь открылась, и комманданте галантно проводил сестру Марию Терезу к выходу. В привычной для нее монашеской одежде из белого материала, какой носят в тропиках, полученной, как я догадывался, от сестер какого-то другого ордена, она выглядела совсем буднично.

Ее улыбка слегка угасла при виде меня. Комманданте формально пожал ее руку:

— Полностью в вашем распоряжении, как всегда, сестра.

Она что-то пробормотала в ответ и удалилась. Он повернулся ко мне, излучая радушие, и протянул руку:

— Мой дорогой сеньор Мэллори, я так сожалею, что заставил вас ждать.

— Все в порядке, — ответил я. — Мой пароход отходит не через час.

Он пригласил меня сесть, предложил сигару, от которой я отказался, и наконец сам уселся за письменный стол.

— Вот у меня ваш паспорт и разрешение на проезд. Все в порядке. У меня еще есть два письма, боюсь, что они уже давно получены. — Он передвинул мне небольшую стопку бумаг. — Я и не подозревал, что у вас офицерское звание в Королевских военно-воздушных силах.

— Только в резерве, — ответил я. — Это большая разница.

— Была когда-то, мой друг, если верить газетам.

Я положил паспорт и разрешение на проезд в нагрудный карман и просмотрел письма. Оба пришли на мой старый адрес в Лиме. Одно — от отца с матерью, я узнал его по почерку. Другое — от командующего военно-воздушными силами, он обращался ко мне — пилот-офицер Н. Дж. Мэллори. Они могут подождать, оба письма.

Комманданте посмотрел на меня:

— Ну вот вы наконец едете домой, в Англию, и сеньор Штерн с вами. Я так понимаю, что он получил визу?

— Конечно.

Наступила короткая пауза. Он оказался в некотором затруднении, не зная, что сказать еще, и сделал самую простую вещь — вскочил на ноги, обошел стол и щелкнул каблуками:

— Ну, не смею вас больше задерживать.

Мы подошли к двери, он открыл ее и протянул мне руку. Когда я взял ее, улыбка исчезла с его лица. Я почувствовал, что ему необходимо сделать какие-то комментарии к тому, что произошло. И он сказал:

— Несмотря ни на что, я горжусь тем, что был его другом. Какой храбрый человек! Мы должны помнить его благородную смерть, а не то, что случилось с ним до этого.

Я промолчал. Да и стоило ли что-то еще говорить? Я просто пожал руку, и его дверь закрылась за мной в последний раз.

Когда я шел через украшенный колоннами холл, меня окликнули по имени. Я обернулся и увидел спешащую ко мне сестру Марию Терезу.

— О, мистер Мэллори, а я ждала вас. Хотела воспользоваться случаем и попрощаться с вами.

Она выглядела совсем как прежде. Выглаженное белое одеяние, румянец на щеках и спокойное выражение умиротворения на лице, совсем как тогда, когда я впервые увидел ее.

— Очень любезно с вашей стороны.

— В некотором роде я чувствовала, что мы никогда по-настоящему не понимали друг друга, и сожалею об этом.

— Так и есть. Во всех отношениях. Я понимаю, вы собираетесь остаться здесь?

— Совершенно верно. Скоро и другие прибудут из Америки, чтобы присоединиться ко мне.

— И снова поехать туда же, вверх по реке?

— Именно так.

— А почему бы вам не оставить их в покое? — спросил я. — Почему никто не хочет оставить их в покое? Они не нуждаются в нас — ни в одном из нас — и в том, что мы можем им предложить.

— Не думаю, что вы все хорошо сознаете.

До меня вдруг дошло, что просто теряю с ней время.

— Тогда я рад, что не сознаю, сестра.

И в самый последний момент нашей встречи мне вдруг показалось, что я на самом деле понял ее. У нее было что-то совсем другое во взгляде, что-то неопределимое, а может быть, просто я принимал желаемое за действительное. Она повернулась и ушла.

Я смотрел, как она спускается по ступеням лестницы к очереди извозчиков, которые дремали под жгучим солнцем. Вроде бы ничего не изменилось, и в то же время все стало другим.

Больше я ее никогда не видел.

Я стоял у кормовых поручней парохода. Прошло уже полчаса, как мы отошли от Манауса. И тут я вспомнил про письма. Как раз когда читал письмо от командующего военно-воздушными силами, меня отыскал Менни:

— Что-нибудь интересное?

— Меня переводят на действительную службу. Должен был явиться уже два месяца назад. Письмо ходит за мной еще с тех пор, когда я работал в Перу.

— Да? — Он печально покачал головой. — Новости из Европы, кажется, становятся с каждым днем все хуже и хуже.

— Одно только ясно, — ответил я. — Они стараются собрать пилотов домой. Всех, кого могут.

— Мне тоже так кажется. А что там в Белеме? Обратитесь ли вы к своему консулу за разрешением проехать домой?

Я покачал головой, потом вынул маленький матерчатый мешочек, который дал мне Авила в церкви миссии Санта-Елена, и подал ему. Он открыл его и высыпал на ладонь дюжину необработанных довольно крупных алмазов.

— Прощальный подарок Авилы. Я знаю, что это незаконно, но за них в Белеме можно получить без хлопот две или даже три тысячи фунтов. Половина — ваша, и мы едем домой с комфортом.

Он положил алмазы обратно в мешочек.

— Как странно. Жить так, как жил он, и умереть таким отважным человеком!

Я подумал, что он будет продолжать и затронет то, что осталось недосказанным между нами, но все получилось иначе.

— Мне надо написать письмо. Увидимся позже. — Он потрепал меня по руке и ушел прочь.

Я не слышал, как она подошла, но почувствовал ее присутствие за своей спиной.

— Я только что говорила с капитаном. Он сообщил, что на следующий день после нашего прихода из Белема отходит судно в Нью-Йорк.

— Хорошо, — кивнул я. — Вы еще успеете слетать в Калифорнию и сделать пробу на студии компании MGM.

Горизонт, залитый пурпурным и золотым, казался охваченным пламенем.

— Я только что видела Менни, — продолжила она. — Он сказал, что вы получили письмо о зачислении в Королевские военно-воздушные силы.

— Совершенно верно.

— И вы довольны?

Я пожал плечами:

— Если будет война, а видно, к тому идет, то мне надо быть там.

— Могу я писать вам? У вас есть адрес?

— Если хотите. Я буду некоторое время в городке, который называется Биггин-Хиллз. Истребительная эскадрилья. А моя мать всегда перешлет письмо, если надо.

— Отлично.

Она стояла в ожидании, что я сделаю какой-то ход, но я медлил. Наконец она нерешительно произнесла:

— Если спуститесь вниз, то, надеюсь, знаете мою каюту.

Я покачал головой:

— Не думаю, что в этом есть смысл.

Он будет всегда незримо стоять между нами. Мы оба понимали это. Она заторопилась уходить, но потом задержалась и повернулась ко мне:

— Да, я немного любила его и не стыжусь. Несмотря на все, он для меня — самый бесстрашный человек из всех, кого я знала, герой, и таким навсегда запомню его.

Ее слова прозвучали прямо как реплика из плохой пьесы. Ей-богу! Он заслуживал гораздо большего.

— Он не герой, Джоанна. Он подонок, с самого начала, но только храбрый подонок и, возможно, самый лучший пилот из тех, кого я встречал. И давайте покончим с этим.

Она ушла, ожесточенная и сердитая, но мне не было уже до нее никакого дела. Хэннах оправдал бы мое поведение, вот что, пожалуй, для меня самое важное.

Я снова повернулся к поручням, солнце склонилось к закату за деревьями, и спустилась ночь.