Глава 2"По прочтении уничтожить"

Сен-Пьер – самый отдаленный из островов пролива Ла-Манш и четвертый по величине. В пятидесятых годах XIX века британское правительство, встревоженное укреплением французской военно-морской базы в Шербуре, разработало план, по которому Олдерни стал бы своего рода Гибралтаром на севере. Большинство рабочих, присланных для возведения укреплений и фортов, были ирландцами, спасающимися от последствий голода, охватившего их несчастную страну.

Подобный же план, хотя и не такой грандиозный, был принят и для острова Сен-Пьер. Для расширения бухты у Шарлоттстауна был сооружен волнолом, а в разных местах на побережье поднялись четыре форта.

Рабочая сила для Сен-Пьера набиралась из Южного Уэльса, чем и объясняется то странное сочетание валлийского, французского и английского языков, которое обнаруживалось повсюду на острове. Вот из-за чего мой отец, а вслед за ним и я носили такое имя – Оуэн Морган, хотя матушка моя, упокой Господь ее душу, была урожденная Антуанетта Розель и говорила по-французски, специально для того, чтобы научить меня, до последнего своего дня.

Стоя теперь здесь, на утесе мыса Лизард, я всматривался в даль на юго-запад, туда, где за горизонтами лежали Бретань, залив Сен-Мало и остров Сен-Пьер; на мгновение, всего лишь на миг я вновь увидел этот серовато-зеленый остров, эти гранитные утесы, заляпанные птичьим пометом, птиц, с криком кружащихся в огромных облаках: гагар, бакланов, чаек, куликов, а вот и мой любимец – буревестник. И я услышал смех, слабо донесшийся сквозь шум ветра, и, кажется, снова увидел девушку, загоревшую под лучами летнего солнца; ее волосы развеваются, когда она убегает от босоногого мальчишки-рыбака. Симона. Протяни я руку – кажется, коснулся бы ее.

Чье-то неожиданное прикосновение к руке вернуло меня к реальности. Я обернулся и увидел стоящего рядом Генри. Он слегка хмурился, так как дело было серьезное.

– Ты пойдешь, Оуэн? – спросил он.

В течение пяти с половиной лет я выполнял распоряжения этого человека, жил в постоянном страхе за свою жизнь, лгал, убивал, лишал людей жизни, пока, кажется, сам полностью не переродился. А после кровавого дела в Вогезских горах, после восьмидневного боя с отборными эсэсовскими войсками, из которого я вышел калекой на всю жизнь, я полагал, что те времена канули в вечность. И вот теперь сердце мое тяжело забилось и горло пересохло.

– Я кое-что хочу тебе сказать, Генри, – ответил я; мои руки слегка дрожали, когда я прикуривал сигарету. – Загораю я здесь порядочно, пытаюсь писать – не получается, хочу любить одну из прекрасных женщин, которых встречал в жизни, – тоже не удается. Есть у меня приятель, живущий неподалеку, у которого я беру столько шотландского виски довоенного изготовления, сколько душа пожелает, но я, кажется, потерял вкус к нему. Мне спалось лучше, когда мы были на марше во Франции, в самые мрачные дни сорок первого, чем спится теперь. Как ты думаешь, неужели все это имело какой-то смысл?

– Мой дорогой Оуэн, все просто. Тебе доставляла удовольствие каждая минута той жизни. Ходить по острию ножа между жизнью и смертью – твоя пища и питье, твоя суть. Работая со мной, ты за день проживал больше, деятельно и страстно, как и подобает мужчине, чем за всю жизнь, если бы только и делал, что сочинял плохие стихи да популярные романы. Вот почему ты теперь пойдешь выполнять задание на Сен-Пьер. Потому что тебе нужно идти. Потому что ты хочешь идти.

Вот тут он просчитался, зашел слишком далеко. Я отрицательно тряхнул головой.

– Черта с два я пойду, и ты ничего со мной не поделаешь, – сказал я, похлопав себя по глазной повязке. – По медицинским нормам не годен к дальнейшей службе. Ты даже устроил мне гражданскую пенсию. Посылай нашего американского друга. Это по его части.

Он достал из внутреннего кармана желтовато-коричневый конверт, вынул письмо и передал мне.

– Надеюсь, теперь тебе все станет ясно. Когда мы с ним обнаружили это дело, я не преминул подчеркнуть, что ты можешь отказаться от задания.

Письмо было отправлено из правительственной резиденции на Даунинг-стрит, написано от руки и подписано обычным образом. В нем сообщалось, что меня с настоящего времени возвращают в действующую армию и что я должен находиться в составе отделения "Д", в подчинении профессора Генри Брандона, в связи с операцией «Гранд-Пьер». Приятный штрих: «Гранд-Пьер» был мой войсковой позывной в бою в Вогезах. На письме стоял штамп с пометкой: «Вступает в силу немедленно».

Вот оно что...

Я сказал:

– Первое письмо, адресованное мне лично, из всех, что он посылал. Можно его взять себе?

Он забрал письмо из моей руки, сказал:

– Потом, Оуэн, когда вернешься.

Я кивнул и снова уселся на камень рядом с ним.

– Ладно, Генри, расскажи-ка мне все по порядку.

– По нашим данным, остров сильно укреплен, – сказал Генри. – Когда-то там находился гарнизон численностью около тысячи шестисот человек, но за последние два года он существенно сокращен. Взлетно-посадочная полоса коротковата, а после шести бомбардировок они забросили ее и вывели оттуда весь личный состав люфтваффе.

– А военно-морские силы?

– Они пытались их использовать некоторое время для обеспечения деятельности торпедных катеров, но из этого так ничего толком и не получилось. Мне не надо говорить тебе, насколько опасны там воды, и приливы имеют свои законы. Частенько бывает, что бухту невозможно использовать, так что и моряков тоже убрали, хотя время от времени их привлекают. Остались главным образом артиллеристы и саперы.

– Сколько всего?

– Мы полагаем, шестьсот. В основном старики и юнцы. Времена изменились с того славного похода через Францию в сороковом году.

– Сколько островитян?

– Их можно сосчитать по пальцам одной руки. Большинство населения предпочло эвакуироваться в Англию как раз перед оккупацией.

– Но ведь оставались человек шестьдесят, – сказал я. – Включая Сеньора и его дочь.

– Ах да, Анри де Бомарше. Он погиб, кажется. При обстреле с моря.

Я тупо уставился на него, ничего не понимая.

– Погиб? Анри де Бомарше? Какой обстрел с моря?

– В прошлом году. Мы пытались пробиться к бухте и обстреливали остров с удаления в три мили. Дочь его, очевидно, еще там, но почти всех вывезли оттуда полгода назад. Я даже толком не знаю, почему она не уехала с остальными.

– Теперь она будет Сеньором, – сказал я. – Правителем острова Сен-Пьер. Там когда-то уже была правительницей женщина, еще в тринадцатом веке. У нее был мужской титул. Симона сделает то же самое. Она очень почитает традиции.

На мгновение мне представилась она – там, за горизонтом, в старом особняке, который на протяжении бессчетного количества поколений служил поместьем Сеньора. Война была долгой. Должно быть, она одинока. Еще более одинока теперь, когда не стало отца.

Прошло почти пять лет с тех пор, как я ее видел. Было это темной июльской ночью 1940 года, через две недели после немецкой оккупации островов пролива Ла-Манш. Я вышел на своей подводной лодке и высадился, достигнув берега на надувной резиновой лодке, в районе залива Ла-Гранд на восточной оконечности острова. Дело было такое же неудачное, как и большинство подобных попыток, предпринимавшихся в то время. Я виделся с Симоной и ее отцом в их поместье и выяснил, что на острове насчитывается не более двух сотен немцев. Меня должны были подобрать за пару часов до рассвета, и я умолял их уйти со мной. Они отказались, как я и предполагал, но Симона настояла, что проводит меня до берега. Сейчас мне вспомнилось все это, вспомнилось и ее лицо – бледное пятно в темноте.

– Дело вот в чем, – сказал Генри. – Мы теряем большое количество кораблей в районе пролива, что отмечено полгода назад. В то время, имей в виду, большинство населения было эвакуировано. Мы были потрясены, когда поняли, что это значит.

– Секретное оружие?

– Слава Богу, нет. Мы знали об этой штуке еще со времен Анцио. Немцы запоздали с подводными диверсантами, людьми-лягушками и прочим. Удивительно, но по части подводной войны итальянцы их обошли. Так или иначе, у немцев появилась небольшая смертоносная штука под названием «Черномазый». Они довольно успешно использовали ее в боях при Анцио.

– А теперь они пытаются применить ее в проливе Ла-Манш?

– Вроде бы так. Они взяли обычную торпеду, вывернули боеголовку и установили приборы управления. Смонтировали стеклянный купол для защиты оператора, который сидит верхом на этой штуке. Снизу прикреплена боевая торпеда. Общая идея такова: вывести связку на цель, выпустить вторую торпеду в последнюю минуту и попытаться отвернуть в сторону.

– Где же они найдут людей, чтобы играть в такого рода игру?

– Главным образом в дивизии Бранденберг. Немцы, кажется, из всего, что осталось дельного, создали подобие наших коммандос. В их числе и те, кто уцелел из группы «Дунай», которой командовал Отто Скорцени. Его водолазы тогда показали русским ад.

– И ты полагаешь, что они сейчас действуют с острова Сен-Пьер?

– По крайней мере, так было три недели назад.

– Ты в этом уверен?

– У нас есть человек, который побывал там как раз в это время. Он это утверждает. Его имя – Джозеф Сент-Мартин. Оказался на французском побережье близ Гранвиля, доплыл туда на обычной лодке. Говорит, что знает тебя.

– О да, он меня хорошо знает, – сказал я, слегка пощупав переносицу. – Он мне перебил нос, когда мне было четырнадцать лет.

– Да ну? – сказал Генри тихо. – Между прочим, он сейчас у меня в доме.

– Уж больно вы скоры, – сказал я, нахмурившись.

– Другого выхода нет. Тебе надо отправляться послезавтра. Моряки подсказывают, что, если мы упустим время прилива, новой возможности не представится еще в течение трех недель.

– Давай я изложу дело прямо. Общая цель моего задания в том, чтобы выбраться на берег, узнать как можно больше об операции «Черномазый» и уйти предположительно в ту же ночь, так?

– Примерно так. Надеюсь, та информация, которую даст Сент-Мартин, поможет тебе сориентироваться. На острове есть люди, с которыми ты мог бы войти в контакт. Мисс Бомарше например.

Я сидел нахмурившись, пытаясь осмыслить сказанное.

– И ты действительно полагаешь, Генри, что это важно – сейчас, в конце войны?

Помахав письмом, он сказал:

– Правительство так полагает. Если немцы решат воевать на островах пролива Ла-Манш вместо капитуляции, то «Черномазый» может натворить много бед с кораблями вторжения.

– А как насчет Фитцджеральда? Какая роль отводится ему?

– Он хороший парень, Оуэн. Трижды награжден. Два года воевал в составе двадцать первого диверсионного спецсоединения. Это – смешанные войска. Американские рейнджеры, французские и британские коммандос. Их конек – действия с малых судов, подводные диверсии и так далее. Фитцджеральд участвовал в двадцати трех отдельных диверсионных операциях в проливе.

– Ты сюда включаешь и тот случай, когда они взорвали пустой маяк в Бретани, а также все высадки на необитаемых островах близ французского побережья, на пустынном берегу, где они не встретили ни единой души... Или это было другое подразделение?

– Ну вот, ты опять злишься.

– Только не пойми меня неправильно. Я с большим уважением отношусь к настоящим подразделениям коммандос, как и любой человек. К тем парням, которые прорвались вчера к Люнебургу, например. Но компании вроде Фитцджеральдовой – это нечто другое. Они больше похожи на частные наемные армии средних веков, живущие в роскоши и выступающие на войну из благоустроенных загородных вилл. Сложи их вместе – чего они достигли?

– Ну, – ответил он с улыбкой, – во-первых, они дали работу разным нескладехам.

– Вроде Фитца – Богатейшего из богатых? – поддакнул я. – Семья должна гордиться им, угощать фруктовым салатом, обязать его достукаться до медали Почета, не забудь об этом. Ну, ладно, скажи самое худшее. Что должен делать он?

Когда он рассказал, я не поверил своим ушам. Фитцджеральд и еще пятеро должны войти в бухту у Шарлоттстауна на двухместных шотландских байдарках с задачей расставить мины-присоски, прикрепив их ко всему, что попадется на глаза, и уйти, пока их не обнаружили.

– Ради Бога, Генри, в чем же смысл? Диверсия ради самой диверсии, – сказал я, как только он закончил. – Нам крупно повезет, если в бухте найдется хоть что-то, ради чего стоит рисковать.

– Возможно. Ты волен считать так, если хочешь, но позволь мне прояснить детали. Первоначально эта группа готовилась не нами. Это исходило от командования совместных диверсионных операций. Я услышал о ней совершенно случайно и немедленно вмешался, доложив наверх. Думал я о тебе, естественно, о твоем уникальном знании острова и убедил их внести поправки в план.

– Любезно с твоей стороны. Можно спросить, кто командир группы?

– Ты, как старший по званию, но вряд ли возникнет такая ситуация, в которой тебе придется распоряжаться самому. Высаживаться будешь один и выполнять будешь свою собственную задачу. Майор Фитцджеральд и его люди справятся сами.

– Это до тех пор, пока он не станет прислушиваться, не доносит ли ветер слабых звуков фанфар, – сказал я. – Он выглядит так, будто хочет погибнуть с мечом в руке в лучах славы, если хочешь знать мое мнение.

– Я думаю, у него хватит благоразумия. Никакому здравомыслящему человеку не хочется класть голову на плаху в конце войны, правда?

Я громко рассмеялся – просто не мог удержаться.

– Ирония всегда была одной из самых драгоценных черт твоей натуры, Генри.

– Вот и хорошо. Приятно видеть тебя снова смеющимся, – сказал он, поднимаясь и потирая руки. – А теперь отведать бы тот отличный обед, который миссис Бартон и твоя приходящая прислуга готовили, когда я был наверху. Они дали нам сорок минут.

– Нет, – мотнул я головой. – Еще немного побуду здесь, хочу подумать. Одно ты можешь сделать – прислать сюда Джо Сент-Мартина. Возможно, мне удастся разделаться заодно и с этим. Джо никогда не входил в число моих близких друзей.

– Хорошо, Оуэн.

Казалось, он колеблется, но затем осторожно и чуть смущенно достал из кармана другой желтовато-коричневый конверт.

– Можешь заодно познакомиться с боевым приказом для твоего отделения "Д".

– Составлен заранее, как я погляжу, – сказал я, беря конверт.

– Пожалуй, что так.

– Приятного аппетита, Генри.

Я смотрел ему вслед, пока он взбирался по тропе и исчез за выступом холма, а затем распечатал конверт. Внутри был типовой оперативный приказ отделению "Д". Все дело свелось к скупым фразам на официальном английском языке.

Боевое распоряжение № Д-103 Полковнику Оуэну Моргану. Операция: «Гранд-Пьер» Войсковой позывной: не требуется.

ИНФОРМАЦИЯ

(часть 1)

Мы обсудили с Вами возможность Вашей высадки на остров Сен-Пьер в проливе Ла-Манш с целью получения возможно большей информации, касающейся масштабов осуществления противником проекта под используемым в документах условным наименованием «Черномазый». Вы ясно дали понять, что для Вас не имеется препятствий, чтобы вернуться на остров, являющийся Вашей родиной.

Мы полагаем, что информация, предоставленная в Ваше распоряжение Джозефом Сент-Мартином, должна позволить Вам относительно легко связаться с источниками на острове, которые с готовностью предоставят Вам необходимую Вам информацию.

ИНФОРМАЦИЯ

(часть 2)

В период Вашего пребывания на острове майор Эдвард Фитцджеральд, старший сержант Грант, сержант Хаген, ефрейторы Уоллас, Стивенс и Ловат входят в главную бухту Шарлоттстауна на трех шотландских байдарках с задачей поставить мины-присоски, прикрепив их к любым судам, которые они смогут обнаружить. В этом заключается единственная цель их задания. Не предпринимать попыток высадки на берег и других действий, могущих привести к обнаружению их противником.

В любых обстоятельствах, требующих внесения коренных изменений в оценку обстановки, командование возлагает ответственность на Вас как на старшего по званию.

МЕТОД

По имеющимся у нас сведениям, согласно приказу гитлеровского командования военнослужащие из состава войск спецназначения, попадающие в руки противника, на данный момент еще подлежат казни, но нам известны также случаи, когда их просто посылают на каторжные работы. С учетом всех обстоятельств, в случае пленения имеется больше шансов остаться в живых военнослужащему, нежели агенту. По этой причине принято решение не снабжать вас легендой. Вам надлежит использовать свое собственное имя, фамилию и звание. Опознавательные жетоны будут Вам выданы.

Вас доставят до о. Сен-Пьер в ночь на 25-е сего месяца на артиллерийском моторном катере MGB109LT и далее шлюпкой, которая Вас доставит до места назначения приблизительно в 22.30 24-го числа с.м. Майор Фитцджеральд с группой десантируются на удалении полумили от входа в бухту в 23.00.

Вас должны подобрать в первую очередь приблизительно в 2.00 25-го числа с.м. Остальных людей группы подберут позже, непосредственно после вас, насколько это будет возможно, с артиллерийского моторного катера.

СВЯЗЬ

Радиосвязь не допускается. Разрешается подавать световые сигналы карманным фонарем только при эвакуации по завершении задания.

ВООРУЖЕНИЕ

Допускается по Вашему усмотрению, однако лишь такое, которое Вы сочтете необходимым для рукопашного боя.

ВЫВОД

Вы достаточно ознакомлены с обстановкой, чтобы понимать важность задания. Все, что может помешать Вам получить достоверные данные, следует исключить. Если вынудит обстановка, Ваше личное задание считать приоритетным по отношению к заданию майора Фитцджеральда, в том числе ценой Вашего полного отрыва от него и его группы.

По прочтении уничтожить.

Я чиркнул спичкой, поднес ее к углу листа и поджег. Обгорелый комок упал на землю, и я растер его до пепла, вдавливая пяткой в траву, затем стал спускаться по тропе к берегу.

Что ж, все достаточно откровенно, включая эту пикантную деталь относительно приказа гитлеровского командования. Не скажу, что это меня особенно беспокоило. Единственный вопрос для меня на протяжении последних пяти лет заключался не в том, убьют ли меня, когда схватят, а как убьют. За те памятные два дня, что я провел в гестаповском штабе на улице Сосэ, дом 11, что располагался сразу за министерством внутренних дел в Париже, я считал, что время мое кончилось, но я играл роль маленькой рыбешки, и они клюнули. Через два дня, когда меня везли в Польшу на работы в организации «Тодта» вместе с тысячами других несчастных, я выпрыгнул из поезда.

Минуя колючую проволоку и шагая по песку к воде, я думал обо всем, но главным образом о Симоне, одиноко живущей за морем в старом особняке, стоящем испокон веков и поныне в лощине среди буковых деревьев.

В голове все время крутилась одна и та же строчка, крутилась без конца. «Одиноко испокон веков и поныне». Строчка эта была из стихотворения, которое ей особенно нравилось. Его перевел с китайского Эзра Паунд. «И влетает ветер песчаный прямо в северные врата». Я всматривался в даль моря, и моя душа и мысли наполнялись воспоминаниями о ней, как вдруг кто-то окликнул меня сзади.

У дальнего края колючей проволоки стоял Джо Сент-Мартин и ждал. Тогда я крикнул ему:

– Не бойся, иди.

Он нехотя двинулся вперед, осторожно ступая первые несколько ярдов, затем, будто обретя уверенность, пошел быстрее. Он был лет на пять старше меня, значит, теперь ему то ли тридцать один, то ли тридцать два года от роду. Этакий крупный и хвастливый детина – не человек, а бык. Всю жизнь я недолюбливал его, а он, в свою очередь, испытывал ко мне презрение. Маленький Оуэн, Крошка Морган – так он меня всегда называл и при этом таскал и дергал за волосы. «Попляши, попляши, чумазый поросенок». В этой знаменитой старинной песне как бы отразилась вся валлийская суть его натуры.