Чем дальше, тем громче становились недовольные крики, доносившиеся из забоя. Войдя в него, я сразу же понял, от кого они исходили. Юрадо, лицо и торс которого были покрыты толстым слоем грязи, неистово размахивая плеткой, хлестал по ногам рабочих, загружавших рудой корзины.
— Пошевеливайтесь, ленивые мерзавцы. Быстрее! — орал он, злобно сверкая глазами.
Работа в забое таким гигантам, как он и Ван Хорн, должна была показаться настоящей пыткой.
Заметив нас, Юрадо вежливо кивнул Челе. Меня же он даже не удостоил вниманием.
— Вопросы будут, мистер Киф? — спросила она.
— Пожалуй, нет, — ответил я. — Условия здесь почти такие же, как и в «старухе».
— Все в порядке? — взглянув на Юрадо, поинтересовалась Чела.
— К сожалению, эти свиньи едва шевелят руками.
— Здесь очень трудные условия работы, — заметил я. — И плетью тут не поможешь.
— Я лучше знаю этих людей. Плетка — единственное, что они понимают.
Один из рабочих, наполнив корзину, поставил ее на край тележки, чтобы перевести дух, но не удержал, и руда высыпалась на пол. Вмиг к нему подскочил Юрадо и принялся бить его увесистой рукоятью плети.
Увидев это, Чела де Ла Плата сжала кулаки и закричала:
— Прекрати, Юрадо! Я приказываю!
Но Юрадо вошел в раж, и остановить его было невозможно. Вскинув в очередной раз кулак, он с размаху нечаянно задел Челу. Удар пришелся ей по щеке, и девушка упала мне на руки. В этот момент бедняга, из-за которого разгорелся сыр-бор, пытаясь увернуться от побоев, резко отскочил в сторону. Разъяренный Юрадо бросился за ним, но, потеряв равновесие, завалился на крепежную стойку. Та, не выдержав его огромного веса, вылетела из-под кровли.
В тот же миг град камней и деревянной щепы с потолка посыпался на наши головы. Люди, работавшие в забое, испуганно закричав, кинулись к выходу. Но было слишком поздно.
Раздался громкий скрежет, двадцатифутовые стропила, подпиравшие потолок, треснули, и гора всей своей громадой обрушилась на нас.
* * *
Придя в себя, я обнаружил, что лежу на спине. Из-за густых клубов пыли в обвалившемся забое было невозможно дышать. К своему ужасу, я почувствовал, что мне завалило ноги. На счастье, это оказалась лишь груда сломанных досок и земли. Без особого труда освободившись из-под завала, я направился к валявшейся на земле затухающей лампе. Быстро подкачав керосина, я поднял ее над головой и оглядел забой.
Первая, кого я сумел разглядеть, была ошарашенная произошедшим Чела. Она стояла на четвереньках, боясь пошевелиться. По ее щеке текла грязная от пыли струйка крови. Большинство шахтеров испуганно сбились в кучу.
Юрадо с тупым выражением на лице стоял неподалеку от места выработки. Он, казалось, не верил тому, что произошло. Как только я по очереди осветил все углы забоя, Юрадо кинулся к куче породы, отрезавшей нам выход в штольню.
Взобравшись наверх, он с остервенением принялся разгребать ее руками. Несколько работников, глотая пыль и надрываясь от кашля, стали помогать ему расчищать завал. Чела, неуверенно поднявшись на ноги, стояла молча, слегка покачиваясь. Я протянул руки, чтобы поддержать ее, но она резко отпрянула в сторону. Да, подумал я, вспомнив рассказ Томаса, даже в таком состоянии ее реакция на мужчин оставалась прежней. Внезапно раздался сдавленный крик Юрадо.
Держа в руках лампу, я поспешил к нему и, оказавшись рядом, увидел просвет, образовавшийся между грудой породы и кровлей штольни. Из щели на меня повеяло воздухом, показавшимся мне теперь свежим. Это все, что нам нужно, радостно подумал я. Шахтеры с удвоенной энергией принялись расширять проход, а я, подойдя к Челе, крепко взял ее за руку.
Она так же неистово попыталась освободиться, но я, в надежде вывести девушку из шокового состояния, слегка ударил ее ладонью по щеке, затем встряхнул обеими руками.
— Послушайте же меня, черт возьми! Все будет хорошо. Сейчас мы отсюда выберемся.
Чела, наконец прекратив сопротивляться, пустыми глазами уставилась на меня, и в этот момент еще одна массивная груда камней рухнула в дальнем углу забоя. В испуге девушка крепко прижалась к моей груди.
Вскоре меня позвал Юрадо. Отпустив Челу, я подошел к шахтерам. Теперь проем в штольню стал на целый фут шире, оттуда доходил свет и доносились голоса.
Я совсем не удивился, когда в проеме появилось встревоженное лицо Ван Хорна.
* * *
Не менее часа ушло у нас на то, чтобы, работая с обеих сторон, прорыть лаз длиной около десяти футов и высотой в два фута. Этого было вполне достаточно, чтобы выбраться из забоя, прежде чем нас окончательно не засыпало породой. Уцелевшие боковые стропила продолжали угрожающе скрипеть, словно не желая больше держать на себе тяжеленную ношу.
Как только рытье было закончено, первым в лаз кинулся Юрадо, который, казалось, забыл обо всем на свете. Второй из покинувших забой была Чела. Последним полез я. Морено, ожидавший меня на другом конце прохода, помог мне выбраться из завала.
— Отец Ван Хорн с сеньоритой уже снаружи, — сообщил он. — У нее был ужасный вид.
Да, денек выдался не из приятных, подумал я. Единственно, чего мне очень хотелось в этот момент, — это глоток свежего воздуха. Выйдя из шахты, я увидел, что вся компания в полном сборе. Здесь были не только шахтеры, но и Томас де Ла Плата со своим отрядом.
На земле, положив голову на колени брата, лежала Чела. Томас, одной рукой обняв сестру за плечи, другой, смачивая кусок ткани в ведре с водой, которое держал один из его бандитов, вытирал с ее лица прилипшую грязь. Как я понял позднее, он примчался на рудник, услышав звон колокола, подвешенного на треноге рядом с навесом, где промывалась руда. В него всегда звонили при аварии.
Ван Хорн с оголенным рельефным торсом борца тяжелого веса стоял неподвижно, наблюдая за братом и сестрой. Юрадо, виновник случившегося, диким взором изредка посматривал по сторонам.
При моем появлении Томас поднял голову и сердито посмотрел на меня. Лицо его было белым.
— Итак, сеньор Киф, вы знаете, как обстоят дела на шахте. Никаких официальных отчетов уже не потребуется. Не хочу даже слышать об этой глупой затее, из-за нее я чуть было не лишился сестры.
Последние его слова поразили меня. Он ведь не сказал, что сестра могла погибнуть, а подчеркнул, что мог бы ее лишиться. В отчаянии я был готов разорвать Юрадо на куски. К моему удивлению, Чела, приоткрыв глаза, тихо произнесла:
— Томас, отвези меня домой.
Он что-то ласково пробормотал ей в ответ и, нежно поцеловав в лоб, поднял сестру на руки. Посадив ее рядом с собой, Томас пришпорил коня и тронулся в путь. Оседлав лошадей, остальные члены его банды последовали за ними. Все оставшиеся молчаливо смотрели им вслед.
Первым тишину нарушил Янош, который в типичной для него манере воскликнул:
— Бог мой, мистер Киф, я просто поражен. У вас потрясающие способности выживать в самых экстремальных ситуациях!
— Эта — хуже не придумаешь. Когда мы оттуда выбирались, крепления все еще продолжали рушиться, — ответил я и, посмотрев на Ван Хорна, криво улыбнулся. — В том проеме ваше лицо выглядело отлично.
Я подошел к ближайшему промывному лотку и, черпая из него руками воду, сполоснул голову и плечи. Затем рухнул на землю и подставил лицо солнцу. Но удовольствие длилось недолго. Морено, пересчитав по одному выбравшихся из завала шахтеров, подошел ко мне. Его лицо было озабоченным.
— Одного не хватает, сеньор, — с печалью в голосе сообщил он.
Я неохотно поднялся. Ван Хорн, поливавший себя из промывочного чана водой, услыхав его слова, тотчас обернулся:
— Ты уверен?
— О да, сеньор. Нет Хосе Хардоны, взрывника из последнего забоя. Это совершенно точно.
Юрадо, сидевший с хмурым лицом, прислонившись спиной к стенке навеса, резко поднялся и двинулся в нашу сторону.
— Теперь он уже мертв, — сказал он.
— Этого утверждать нельзя, — возразил я. — Мы должны его отыскать.
— Не сходите с ума, — недовольно произнес Юрадо. — Сколько мы пробыли в забое до того, как из него выбрались? Час, не меньше. Кто-нибудь слышал хоть какие-нибудь звуки?
И, как бы ища поддержки, посмотрел на обступивших нас шахтеров. Не дождавшись ответа, он повернулся ко мне и сказал:
— Он, должно быть, погиб при первом же обвале.
— Ты пойдешь со мной? — обратился я к Морено.
В глазах его застыл неподдельный ужас. Что ж, подумал я, он ведь уже далеко не молод. Морено сделал глубокий вдох и неохотно кивнул.
— К вашим услугам, сеньор, но с вами больше никто не пойдет. Ни за что.
Ответ его был малоутешительным, но вполне объяснимым. Мы двинулись было к входу в шахту, но тут Юрадо схватил меня за плечо:
— Не делайте глупостей. Гора еще в движении.
Боялся он не столько за меня, сколько за себя, и я, отстранив его, последовал за Морено. Догнав, я увидел в его руках две горящие лампы. Одну Морено тут же протянул мне, и мы, держа лампы перед собой, шагнули в шахту.
Как только мы достигли развилки в штольне, нас догнал Ван Хорн.
Пролезая через завал, периодически цепляясь лопатками за потолочную крепь штольни, я испытывал далеко не самые приятные ощущения. К тому же из темноты узкого прохода до меня доносился монотонный шум падающих камней.
Когда я наконец добрался до забоя, моим глазам предстала еще более удручающая картина. Очевидно, совсем недавно произошел новый сдвиг горы, который вызвал очередной обвал, отчего высота в забое уменьшилась вдвое. Не вьвдержав тяжести породы, деревянные стропила и подпорки сломались, словно спички, и теперь со всех сторон торчали острые концы их обломков.
Лезть между ними было опасно, но нам ничего другого не оставалось, поскольку из дальнего угла, где произошел первый обвал, доносились сдавленные стоны.
Осветив место, откуда исходили стоны, мы увидели голову, плечи и руку Хардоны, торчащие из-под огромной груды камней. Его покрытое толстым слоем пыли лицо блестело от пота. Вероятно, при первом же обвале его засыпало, и пока мы освобождали проход, он без сознания тихо лежал в темном углу.
Морено осторожно, стараясь не причинить боли пострадавшему, принялся разгребать завал руками. Вскоре он поднял на меня глаза и печально покачал головой. Я понял, что Хосе Хардона умирает и уже вряд ли что может его спасти.
Взрывник приоткрыл веки и обвел нас затухающим взглядом. Вдруг в его глазах мелькнул слабый огонек, похожий на удивление. Его рот приоткрылся, и он явственно произнес:
— Святой отец, это вы?
Я посмотрел на стоящего рядом Ван Хорна. Его лицо и обнаженный торс были покрыты пылью. Протерев тыльной стороной ладони глаза, он шагнул к умирающему.
— Я видел вас у церкви. Там горел костер, — сказал Хардона и, морщась от боли, сомкнул веки. Открыв глаза вновь, он ослабевшим голосом произнес: — Умираю, святой отец. За свою жизнь я натворил много ужасных дел. Уже ничего не изменить, но все же...
В эту минуту под потолком раздался грохот, подобный грому, и я быстро пригнулся, прикрыв руками голову. Новая груда камней упала рядом с нами.
На губах Хардоны появилась кровь. Он сплюнул и тихо попросил:
— Не оставляйте меня, святой отец.
Ван Хорн взял руку умирающего в свою. Неожиданно в дальнем углу, с треском лопнув, упала на землю кровля. Ван Хорн через плечо бросил на нас взгляд.
— Вам обоим оставаться здесь не имеет смысла, — твердо сказал он.
Перепуганный бедняга Морено, с ужасом ожидавший неизбежной, как он считал, встречи с Всевышним, заколебался. Видно, ему все же удалось сохранить остатки мужества.
— Хосе мне — двоюродный брат, сеньор, — извиняющим голосом произнес он. — Родственные чувства, вы меня понимаете?
— Вот вам немного света в борьбе со тьмой, — подняв лампу, торжественно сказал я. — Продолжайте свое дело, святой отец.
Ван Хорн не стал тратить время на споры и, склонившись над Хосе, произнес спокойным твердым голосом:
— Я хочу, чтобы вы покаялись в грехах. Повторяйте за мной: «О Всевышний, чья безмерная доброта...»
Хардона, испытывая страшные муки, шевелил окровавленными губами, повторяя вслед за Ван Хорном и с трудом выговаривая слова своего покаяния. Всю молитву Ван Хорн прочитал спокойным, размеренным голосом. Даже гора затихла, словно давая возможность умирающему свершить последний обряд.
Свежая кровь проступила на губах Хордоны, и он навсегда закрыл глаза. Морено перекрестился и попятился назад.
— Бог с тобой, Хосе, — промолвил он.
Я коснулся плеча Ван Хорна, тот, не замечая меня, склонился над телом. В наступившей тишине я услыхал слабое, прерывистое дыхание Хардоны, который все еще отчаянно цеплялся за жизнь. Сверху вновь посыпались мелкие камни, и Ван Хорн, прикрывая собой Хосе, начал читать заупокойную молитву:
«Упокой душу раба Божьего. Во имя Господа, Отца нашего Всевышнего, сотворившего тебя, во имя Иисуса Христа, сына Божьего, страдавшего за тебя, во имя Святого Духа...»
Неожиданно раздался страшный грохот, гора вздрогнула и стала оседать на нас.
Морено, находившийся у выхода из забоя, неистово закричал. Схватив Ван Хорна за волосы, я изо всех сил потянул его к себе, стараясь оттащить от умирающего. В эту минуту свалившаяся с потолка груда камней навечно накрыла тело Хосе Хардоны. Словно дикое животное, бросился я к выходу.
Свалившийся рядом со мной камень разбил мою лампу, и я, бросив ее, в кромешной темноте пополз по узкому проходу. На другом конце его нас ждал Морено. Подняв лампу над головой, он всматривался в глубину лаза. Увидев мою голову, он протянул руку и помог мне выбраться в штольню. Я упал на колени, затем резво вскочил, обернулся назад и не поверил своим глазам. Я увидел, что из дыры, откуда я только что появился, над завалом свисают голова и плечи Ван Хорна. Теперь мы были спасены. Вцепившись в Ван Хорна, мы с Морено вытащили его за руки. В этот миг потолок штольни вновь затрясло, и мы со всех ног бросились к выходу.
* * *
Не думаю, что хоть кто-нибудь снаружи ожидал снова увидеть нас. И тем не менее нам все же удалось благополучно выбраться на поверхность. Едва мы, сопровождаемые огромным облаком пыли, выскочили из штольни, как толпа людей, стоявших у входа в шахту, возбужденно крича, сразу же окружила нас.
Пробравшись сквозь толпу, я упал на четвереньки рядом с промывочным лотком и окунул голову в холодную воду. Затем перевернулся на спину и, закрыв глаза, постарался отдышаться. Когда я открыл глаза, я увидел склонившегося надо мной Яноша.
— Бог мой, сэр, это уже слишком, — взволнованно произнес он. — Я уже решил, что вы погибли.
— Все претензии к Ван Хорну, — ответил я. — Похоже, он ищет себе погибель. Жить ему, что ли, надоело?
Я коротко рассказал Яношу, что произошло в шахте. Когда я закончил, он нахмурился, что для него было не очень характерно.
— Та-а-ак, — протянул он. — Что, Ван Хорн снова вошел в роль?
— Это у него смена настроений.
— А у тебя?
Я удивленно сдвинул брови.
— Вы же были там вместе, мистер Киф. Вы бы могли погибнуть, сэр, и ради чего?
Что верно, то верно, подумал я и, поднявшись на ноги, увидел приближающегося Ван Хорна. Рабочие, уступая ему дорогу, все же старались держаться к нему поближе. Многие из них испуганно крестились.
Подойдя к промывочному чану, он зачерпнул из него воды, вылил ее на голову и плечи и, посмотрев на меня, улыбнулся:
— Мы пережили волнующие моменты, Киф.
Улыбка сползла с губ Ван Хорна, и его лицо вновь сделалось серьезным. Он протянул руку, взял лежащую рядом рубашку и надел ее. Морено, а за ним и остальные шахтеры подошли к Ван Хорну. Юрадо, я заметил, держался в стороне и с явным интересом наблюдал за происходящим. Но он меня совсем не занимал, поскольку было не до него.
— То, что вы сделали для моего бедного брата, святой отец, проводили его в последний путь, рискуя собственной жизнью, забыть невозможно, — взволнованно произнес Морено. — Мы все у вас в огромном долгу. Все. Если мы смогли бы для вас что-нибудь сделать...
Ван Хорн замер, глядя на стоящих перед ним людей. Конец рукава рубашки свободно болтался на его запястье. Я не мог видеть выражения его лица, но почувствовал, что он весь напрягся.
— Скорбь по усопшему — это взывание к милости Всевышнего, спасшего души многим смертным. Сегодня в половине третьего я совершу в церкви обряд поминовения. Всех, кто действительно испытывает ко мне чувство благодарности, жду в церкви.
От этих слов даже на лице Яноша застыл неописуемый ужас, не говоря уже о Морено и его товарищах.
Юрадо тем временем, оседлав лошадь, уже мчался галопом, неся эту новость своему хозяину.
Глава 10
Не поговорив ни со мной, ни с Яношем, Ван Хорн объявил, что возвращается в Мойяду, и вместе с двумя десятками шахтеров, у которых были лошади и мулы, тронулся в путь. Остальные рабочие забрались в большую кибитку, запряженную четверкой мулов.
Мы с Яношем сели на телегу. Он был явно недоволен поворотом событий.
— Он, случайно, не ударялся головой в шахте? — раздраженно спросил меня Янош.
— Несколько раз, — ответил я.
— Я так и думал. У него съехала крыша. Ничем другим его поступки не объяснить. Для Ван Хорна это будет началом конца. Этот выпад де Ла Плата безнаказанным не оставит.
— Думаю, Ван Хорн пошел на это осознанно. Он провоцирует Томаса на открытое столкновение.
— В этом есть смысл, если только де Ла Плата появится один, но на это рассчитывать не приходится. Если он и объявится во время службы, с ним будет не менее дюжины вооруженных бандитов.
— Ван Хорн наверняка хитрит, — сказал я. — Не думаю, что он просто так дает повод его повесить.
— Да, но возможен и другой расклад, — заметил Янош. — А что, если, как я уже говорил, Ван Хорн не может выйти из роли священнослужителя?
Я попытался прогнать от себя эту тревожную мысль.
— Чушь какая-то.
— Тогда объясни, если сможешь, его сегодняшнее поведение. Он вместе с тобой и Морено полез в шахту, остался с этим заваленным несчастным. Исповедал, облегчил его душу, судя по твоему рассказу, как настоящий священник. Зачем он это делал? Ради чего рисковал собственной жизнью?
Вспомнив на минуту, что произошло в забое, я неожиданно содрогнулся при мысли, что я и сам в те минуты, как это ни покажется глупо, воспринимал Ван Хорна как настоящего пастора.
— Ну, я не знаю, — неуверенно произнес я. — Я ведь и сам туда полез. Не так ли?
— Относительно тебя все понятно, — улыбнулся Янош. — Видите ли, вы, сэр, ирландец. И кто может сказать, что такие, как вы, хоть раз в жизни поступали обдуманно и логично?
На этом наш разговор прервался, так как мы уже приехали на гасиенду. Подъезд к дому нам преградили двое людей Томаса де Ла Плата. В дом нас они не пустили, однако и не воспрепятствовали покинуть усадьбу.
Янош мирно клевал носом на заднем сиденье, а я, нахмурив брови, вел «мерседес» по дороге в Мойяду и мысленно пытался разобраться в Ван Хорне, в этом грабителе и убийце, добровольно пришедшем мне тогда на помощь в доме старого Тачо. Да, тогда он спас меня от неминуемой гибели, думал я. Это он, не раздумывая, кинулся в темную шахту навстречу смертельной опасности, чтобы протянуть руку умирающему и с молитвами проводить его в мир иной. Поступок, надо прямо сказать, мужественный, но бессмысленный. Хотя неизвестно, для кого как. Да и вообще, какой смысл можно было отыскать во всем том, что происходило с нами?
* * *
Возвратившись в гостиницу, я сразу заметил, что сервис в ней разительно изменился. Войдя в бар, мы увидели за стойкой Морено. Он, должно быть, уже успел принять ванну и теперь светился чистотой. На нем были свежая белая рубашка и черный галстук.
Морено извлек бутылку того самого особого виски, три стакана и смущенно произнес:
— Почту за честь, если джентльмены выпьют со мной.
— Весьма любезно, — ответил Янош, и мы направились к стойке.
Морено, разлив виски, поднял свой стакан:
— Сеньор Киф, позвольте поблагодарить вас за то, что вы сделали для моего двоюродного брата. От имени всей нашей родни.
В ответ я пробормотал какие-то слова признательности, думая, как много значат для этих людей родственные связи.
— А отец Ван Хорн, сеньор? Вы думаете, он сделает то, что пообещал? — осторожно спросил Морено.
— Насколько я знаю, Томас де Ла Плата запретил ему проводить церковную службу. Вот все, что мне известно, — ответил я.
— Это не наше дело, — вставил Янош.
— Ты думаешь, у священника возникнут проблемы? — спросил я Морено.
— Дон Томас его убьет. В этом нет никаких сомнений. Он также убьет любого, кто придет в церковь на службу. По дороге сюда я пытался объяснить это отцу Ван Хорну, но он меня и слушать не захотел.
— Тебя — не захотел, может, нас послушает, — сказал Янош и, осушив свой стакан, посмотрел на меня: — Черт возьми, мистер Киф, не можем же мы позволить человеку так просто совершить самоубийство. Верно?
— Полагаю, что не можем, — ответил я, подыгрывая Яношу.
— Не беспокойся, Морено, — бодрым голосом сказал Янош. — Я думаю, нам удастся его отговорить.
Морено, бурно выражая слова признательности, проводил нас до машины, открыл заднюю дверцу и помог Яношу забраться на заднее сиденье. Думаю, как мэру Мойяды, ему просто не хотелось иметь дополнительных проблем в своем городке. С другой стороны, Ван Хорн своим поступком, несомненно, изменил его настроение.
Проехав по улицам селения, мы вскоре подъехали к церкви. Ван Хорна поблизости не обнаружили. Резко нажав на тормоз, от чего под колесами зашуршала уложенная вокруг церкви щебенка, я оглянулся и увидел Викторию, сидящую на лошади. Позади нее я заметил Начиту. Лицо девушки было встревоженным. Спрыгнув на землю, она подбежала к машине и, словно пытаясь удостовериться, что я цел и невредим, ощупала меня руками.
— Вы слышали, что произошло на шахте? — спросил я Начиту.
— Я делал в магазине покупки, сеньор. Там только об этом и говорили.
Я взял Викторию за руки.
— Сейчас мне нужно поговорить со священником. А затем я приеду к вашей стоянке.
Она недоверчиво сдвинула брови, и я, не обращая внимания на окружающих, поцеловал ее в губы.
— А теперь поезжай, а то мне придется привязать тебя поперек лошади.
Ее лицо засияло в радостной улыбке. Вспрыгнув на лошадь и объехав «мерседес», Виктория галопом пронеслась мимо Начиты, который от неожиданности чуть не выпал из седла. Развернув лошадь, старый индеец поскакал вслед за девушкой, которая уже была на расстоянии двух ярдов от него.
— Она, по крайней мере, тебя слушается, — заметил Янош.
— Только иногда, — уточнил я.
Я помог Яношу выбраться из автомобиля, и как только мы направились к церкви, на ее крыльце появился Ван Хорн. На нем была черная сутана с белым стоячим воротником, на голове головной убор католического священника — еще один предмет, найденный в сундуке умершего пастора.
— Хотелось бы знать, сколько на все это уйдет времени.
Подойдя к машине, Ван Хорн поднял заднее сиденье и вынул из-под него огромный кусок войлока. Под ним заблестела металлическая поверхность. Сиденье оказалось тайником с двойным дном, и он, опустив в него руки, достал жестяной короб цвета хаки, на крышке которого черными буквами было написано: «Артиллерийско-техническое снаряжение армии Соединенных Штатов».
— Вы бы лучше прошли в церковь, — сказал он, поддерживая ящик обеими руками, затем добавил, обращаясь к Яношу: — И загаси сигару.
Венгр глубоко вздохнул и неохотно швырнул недокуренную сигару на землю.
— Ты не считаешь, что зашел слишком далеко? — недовольно спросил Янош.
Ван Хорн, не обратив внимания на его замечание, вошел внутрь. Самые грязные ругательства уже исчезли со стен, но побелить церковь Ван Хорн еще не успел. В помещении уже почти не пахло ни грязью, ни затхлостью, которые еще вчера здесь сильно ощущались. На алтаре в обрамлении двух свечей поблескивало распятие. Вокруг стояла благоговейная тишина. Оскверненный храм вновь стал святилищем.
Ван Хорн, подойдя к скамье, поставил на нее металлический ящик и открыл его.
— Мы с Кифом хотели бы знать, что ты задумал? Ты не один замешан в этом деле, пора бы это понять, — сказал Янош.
Ван Хорн вопросительно посмотрел на меня.
— Никто не придет на твою службу. Им не до этого, — заметил я.
— Придет де Ла Плата, — ответил он. — А это самое главное. Он явится, чтобы позлорадствовать, и, очень возможно, постарается меня прикончить.
— Но он будет не один, дружище, — попытался возразить ему Янош. — С какой это стати он вдруг явится без своей банды?
— Два дня. Это все, что нам отпущено, — ответил Ван Хорн. — После этого утреннего обвала на руднике нам больше не на что рассчитывать. Финал спектакля должен состояться именно сегодня, и разыграть его мы обязаны по нашим нотам.
— Томас никогда не вылезает из своей берлоги, не прихватив с собой дюжину бандитов, — заметил я.
Ван Хорн отошел в дальний конец церкви и взобрался на церковную кафедру. Он, глядя на нас, положил руки по обе стороны небольшого деревянного аналоя, на котором я увидел раскрытую Библию.
— Когда он со своими дружками войдет в церковь, здесь меня и застанет. Но они не будут знать, что их ждет.
Его ладони скрылись за кафедрой, а когда он их вновь поднял, я увидел в его руках автомат. Да простит меня Господь за мои сравнения, но Ван Хорн в эту минуту, стоя на возвышении с оружием в руках, был похож на ангела смерти. Теперь я понял, что ему не составит труда расправиться с Томасом и его бандой. Я уже видел, как де Ла Плата со своими дружками, позвякивая шпорами, входят в церковь. Свежи были мои воспоминания о том, каков Ван Хорн в действии. Я отлично знал, каким грозным оружием в его руках является ручной пулемет «томпсон». Томас де Ла Плата и те, кто с ним придут, рухнут на пол, прежде чем осознают, что с ними произошло.
Но в плане Ван Хорна было одно небольшое «но», о котором, как и я, догадался Янош.
— А что, если Томас оставит кого-нибудь из своих снаружи, сэр? Что тогда? — поинтересовался он.
— Это уже будет ваша с Кифом работа. Вы спрячетесь на втором этаже звонницы. С высоты двадцати футов у вас будет отличный обзор и удачная позиция для стрельбы.
— Из чего? — удивленно спросил я.
— Загляни в ящик.
Подняв крышку, я действительно обнаружил в нем дюжину брикетов взрывчатки, двухствольный дробовой обрез, «винчестер» с магазином, полным патронов, несметное количество амуниции и точно такой же, как у Ван Хорна, «томпсон».
Оставив Яноша в гостинице, я побрел по поселку в сторону ворот. Мне нужно было время, чтобы тщательно обдумать, что затеял Ван Хорн.
Осуществление его плана казалось мне опасным, но вполне реальным, и по тому, как он его нам описал, мы имели шансы на успех. Двух пулеметов, одной или пары гранат, брошенных со звонницы, более чем достаточно, чтобы за несколько секунд убить или покалечить бандитов Томаса, которые окажутся возле церкви, всех до последнего.
В конечном итоге все будет зависеть от Томаса де Ла Плата. Нельзя быть уверенным в том, что он поведет себя точно так, как предполагает Ван Хорн. Мне не раз доводилось устраивать засады, и по своему опыту я знал, что те, кого поджидают, либо не показываются вообще, либо появляются с другой стороны, и тогда ситуация в корне меняется: тому, кто собирался нападать, приходится обороняться.
* * *
Первое, на что я обратил внимание, когда подошел к стоянке индейцев яаки, так это на отсутствие поблизости вьючных животных. Однако палатка все еще стояла рядом с горевшим костром. Неподалеку, мирно пощипывая траву, паслись четыре лошади.
Рядом с костром на расстеленном одеяле лежала книга в кожаном переплете. Я поднял ее и раскрыл. Это был «Дон Кихот» на испанском языке. Послышался тихий шорох, словно легкий теплый ветерок качнул растущую на лугу траву. Я оторвал от книги взгляд и увидел глядящего на меня Начиту.
— Хорошая книга, сеньор, — сказал он.
— Ваша?
— В детстве мне пришлось пробыть некоторое время в монастыре у святых отцов в Накозари. Они намеревались сделать из меня священника, но внутренний голос подсказал мне совсем другое, и я вернулся к своему народу. Жизнь человеку дается всего один раз.
Бросив книгу обратно на одеяло, я спросил индейца:
— А где остальные?
— Пошли с животными через горы, сеньор.
— А ты остался?
На его лице появилось что-то вроде улыбки.
— Там, у водоема, по другую сторону от берега, где растут тополя, сеньор, она жцет вас.
Он мягко опустился на землю, взял с одеяла книгу и раскрыл ее.
Оставив Начиту наслаждаться сокровищницей мировой литературы, я, предвкушая удовольствие совсем иного рода, отправился, куда указал мне старый индеец.
* * *
Это было изумительной красоты место. В небольшой водоем, обрамленный огромными каменными глыбами, с двадцатитридцатифутовой высоты струился водопад. Виктория сидела на старой конской попоне, прижав к подбородку колени, и, погрузившись в свои сокровенные мысли, задумчиво смотрела куда-то вдаль. Услышав шаги и поняв, что это я, она быстро поднялась.
Она с опаской посмотрела на меня, словно ожидая увидеть нечто такое, о чем я никак не мог догадаться.
— Рад тебя видеть. Как хорошо быть с тобой наедине, — тихо произнес я.
Лицо девушки было серьезным, я бы даже сказал, озабоченным. Слегка сдвинув брови, она, казалось, пыталась разобраться в том, чего никак не могла понять. Выплывшие из-за вершин гор облака ненадолго закрыли яркое солнце, и я ощутил леденящий душу холод. Меня всего вдруг зазнобило, и я почувствовал острую боль, будто лезвие ножа пронзило мне сердце.
Такое случалось со мной не раз, и всегда в преддверии печальных событий. А Виктория, да благословит ее Господь, почувствовала и поняла это по-своему. Она схватила мои руки и плотно прижала их к своей груди.
— Я знаю, — сказал я. — Боюсь и я. Такое случается со всеми. Даже с малышом Эмметом Кифом, у которого крепкая рука. — Она еще больше нахмурилась, и я, опустившись с ней на попону, поцеловал ее в губы. — Эдмундо, Эдмундо Киф. Ты хочешь о нем узнать?