Мэри-Роуз ХЕЙЗ
      ГРЕХОВНЫЕ ТАЙНЫ
      ТОМ 1
      Перевод с английского Е.Б. Черной
      Анонс
      Три красавицы, рожденные в бедности и вознесшиеся к вершинам богатства и славы. Три сестры. Три судьбы.
      Изабель - ослепительная дива киноэкрана, о которой мечтают сотни мужчин. Она страдает, много лет из гордости скрывая свою мучительно-страстную любовь...
      Кристиан - прелестная невеста обаятельного миллиардера. Она готова в одно мгновение бросить все - ради того, кому подарила свое сердце...
      Арран - знаменитая писательница. На первый взгляд - счастливая и уверенная в себе женщина. В действительности - жертва своих темных страстей...
      Три сестры, три судьбы - и одна таинственная, странная загадка...
      Посвящается Патрику, Джульетт и Николасу
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      Глава 1
      1985 год
      Изабель Уинн сидела на грязных ступеньках большого многоквартирного дома и жевала яблоко. На ней были очень короткие, плотно облегающие шорты из джинсовки, расшитые ковбойские ботинки с высокими каблуками и ярко-красный топ-бикини, едва вмещавший роскошную грудь. Вообще весь костюм скорее безжалостно обнажал, чем скрывал ее пышные формы. Приходилось постоянно помнить о том, что надо втягивать живот, и сейчас ее мучил голод, но ничего, кроме яблока, на ленч она себе позволить не могла.
      Шли натурные съемки в заброшенном местечке к югу от Лос-Анджелеса. Снимался фильм под названием "Война Роупера", в котором Изабель играла крутую, но сексапильную женщину-полицейского, пытающуюся под видом проститутки внедриться в банду торговцев наркотиками. Изабель с самого начала не хотела сниматься в этом фильме. Ни роль, ни сценарий ей не нравились. И в довершение ко всему ее партнером был Карло Норт - король среди актеров, создававших образы насильников и головорезов.
      Но самое ужасное - это то, что она согласилась сниматься в этом фильме ради Харта, а в результате их отношения безнадежно испортились.
      Изабель откусила от яблока, обратив отсутствующий взгляд на толпу, которая все увеличивалась, достигнув уже нескольких сотен человек. По округе прокатилась весть о том, что с минуты на минуту ожидается нечто потрясающее.
      Этот квартал находился недалеко от проезжей части.
      По обеим сторонам улицы толпились люди в синей полицейской форме. Однако лишь половина из них на самом деле были полицейскими, остальные актеры.
      Им, по-видимому, тоже надоело бесконечное ожидание. Подготовки к съемкам, казалось, длились уже целую вечность. Когда все будет готово и режиссер наконец рявкнет "Мотор!", автомобиль, припаркованный за углом, рванет вниз по улице, так что шины завизжат. Не успеют зрители разглядеть водителя - пышную черноволосую женщину, похожую на Изабель, - как автомобиль с грохотом врежется в стеклянную витрину углового магазина спиртных напитков. Конечно, стекло на самом деле вовсе не стекло, а сахарная пластина. Так же как и кирпичная стена - всего лишь разрисованный под кирпич пластик. Но на экране все будет выглядеть вполне достоверно. Женщина-каскадерша, "потеряв сознание", уронит голову прямо на руль, потом после соответствующей команды выберется из разбитой машины, а ее место займет Изабель и примет то же положение. После очередной команды ее "в бессознательном состоянии" вытащат из развалин. Ну и так далее.
      Изабель понятия не имела, в какой части фильма происходит этот эпизод, и не потрудилась перечитать сценарий. Она подозревала, что он появится в фильме позже, для того чтобы занять те несколько минут, когда нет ни стрельбы, ни поножовщины, ни насилия.
      Нет, "Война Роупера" ей не просто не нравится. Она ненавидит этот фильм. И Харт Джэрроу с самого начала его возненавидел.
      Харт - сценарист, завоевавший первую премию Национальной академии, безусловно, был не только очень талантливым человеком, но к тому же и здравомыслящим - сочетание исключительно редкое в Голливуде.
      К его советам Изабель всегда прислушивалась.
      Они с Хартом соединились в апреле. Впервые в жизни независимая Изабель, всегда гордившаяся тем, что не нуждается в мужчине, по крайней мере в каком-либо конкретном мужчине, начала осторожно подумывать о замужестве.
      Услышав о "Войне Роупера", Харт недоверчиво поднял брови.
      - Не может быть, чтобы они думали об этом всерьез.
      Дешевка, рассчитанная на дураков.
      С этими словами он швырнул сценарий в другой конец комнаты, да так, что тот угодил прямо в корзинку для мусора.
      - Что, это в самом деле так плохо?
      - Просто дрянь. Забудь о нем. Ты не можешь себе позволить в этом участвовать.
      На следующий день за ленчем в ресторане "Ма Мэзон" Изабель так и сказала своему агенту:
      - Ничего не выйдет. Это не для меня. И не так уж мне нужна еще одна роль в этом году.
      Последнее было сущей правдой. Она работала без передышки восемнадцать месяцев и теперь нуждалась в отдыхе, в настоящем, длительном отдыхе. Она подумывала о поездке в Южную Америку. Никогда там не была.
      В последнее время ей вообще некогда было ездить.
      Между тем она давно мечтала увидеть Рио-де-Жанейро.
      Может быть, осенью они поедут вместе с Хартом.
      Однако ее агент считал иначе:
      - Подумай еще. "Война Роупера" произведет настоящий фурор. Не стоит упускать такую возможность.
      С этим согласился и ее менеджер.
      - Действительно, - сказал он. - Ты просто не можешь себе позволить упустить такую возможность.
      - Что значит не могу себе позволить?! - взорвалась Изабель.
      В минувшем году она заработала больше четырех миллионов долларов.
      - Ну.., я, конечно, не хочу сказать, что ты разорена, Изабель, но в последнее время у тебя были значительные расходы. И потом, я предупреждал тебя насчет покупки "феррари".
      - Только не говори, что я не могу купить себе паршивый автомобиль!
      - Ну и всякие другие вещи. - Он помахал перед ее носом какими-то бумагами.
      - Что еще за другие вещи?
      - Вот, например, лошадки от Тэкера и Фрайбурга, двадцать две тысячи четыреста семьдесят долларов.
      - Пони Паломино. Это на день рождения близнецам. Цена включает сбрую и все оборудование.
      - А вот еще. Счета от Магнин, Сакс, с Пятой авеню, и от Нейман-Маркуса в Сан-Франциско. Общей стоимостью сорок шесть тысяч долларов. Ну в самом деле, Изабель! Неужели тебе уже недостаточно магазинов на Родео-драйв?
      - Это не для меня. Это для сестры.
      - Но на твои деньги! Не могу поверить, что такая популярная писательница, как Арран Уинтер, не в состоянии сама купить себе одежду.
      - Да, разумеется, но...
      Как объяснить ему, что без вмешательства Изабель Арран вполне может появиться на премьере или на каком-нибудь торжественном приеме в затрапезном свитере и выцветших джинсах? Что она, Изабель, безумно гордится сестрой и хочет, чтобы та всегда выглядела элегантно.
      - Понимаешь, ей всегда нечего надеть, а по магазинам ходить она терпеть не может.
      Последовал тяжелый вздох:
      - Понятно... Ну а как насчет галереи Ардмора в Беверли-Хиллз? Такой пустячок стоимостью в двести пятьдесят тысяч долларов...
      Выражение лица Изабель сразу смягчилось.
      - Ах, это...
      Бронзовая статуэтка работы Гвидо Ло Веччио. Это для Харта. Сюрприз ко дню рождения. Великолепная фигура лошади. Сплошные мышцы, раздувающиеся ноздри, огромные копыта. В первый же момент, едва увидев статуэтку, Изабель поняла - она просто создана для Харта. Он обожает лошадей.
      - Это же сувенир. - Внезапно ее охватил гнев. - Надеюсь, я имею право покупать подарки для родных и друзей?!
      - Ты просто неисправимая мотовка, Изабель. Должен предупредить, что дела твои далеко не блестящи.
      - Но мне нужен отдых. Мне просто необходимо уехать.
      - Поезжай обязательно. После съемок.
      ***
      Когда Изабель наконец решилась рассказать Харту, что все-таки согласилась сниматься в "Войне Роупера", он вышел из себя и не хотел ничего слушать. Она именно этого и ожидала. В тот раз они впервые всерьез поссорились.
      - Ты что, идешь на это только из-за денег, будь они прокляты?!
      Как бы ей хотелось рассказать ему о статуэтке Ло Веччио! Но она прекрасно знала, что он ответит. "Это же безумие, Изабель. Рисковать собственной карьерой из-за какой-то там статуэтки!" Все будет испорчено. Конечно, когда он увидит эту скульптурку, он сразу поймет. Может быть, даже согласится с ней.
      - Да, мне нужны деньги.
      - Но ведь не до такой же степени.
      Изабель вздохнула. Харт, чистая душа, не в состоянии понять, что для нее актерское мастерство еще не вся жизнь и что возможность быть щедрой, осуществлять желания родных и близких людей значит в ее жизни едва ли не столько же. Своеобразная компенсация за все годы нужды и лишений в мрачных, закопченных городах Центральной и Северной Англии, где она выросла.
      Она уже рассказывала Харту о своем детстве. Конечно, это была ее собственная, отредактированная версия.
      Его это не слишком тронуло. Возможно, в один прекрасный день она расскажет ему всю правду. Когда-нибудь... но не теперь.
      - Изабель, - настойчиво продолжал Харт, - ты ведь не какая-нибудь глупенькая старлетка, которая не может устоять перед большими деньгами. Ты покупаешь себе нарядов больше, чем в состоянии износить за всю жизнь. У тебя такое количество машин, что в пору открывать европейский салон. А детей ты просто портишь бесконечными подарками, игрушками, лошадками, на которых они все равно не могут кататься.
      - Харт, мне просто хочется, чтобы у них было все то, чего никогда не было у меня.
      - А этот претенциозный белый дом! Он съедает денег больше, чем...
      Это замечание оказалось последней каплей. Нервы у Изабель были на пределе, к тому же адски болела голова, и она сорвалась:
      - Если тебе не нравится мой дом, можешь убираться отсюда! Давай, давай, уматывай!
      Она могла стерпеть, когда критиковали ее платья, ее машины, детских пони. Кое с чем она даже могла согласиться. Но никому не позволялось ругать ее прекрасный белый дом. Даже Харту. Дом был воплощением самой давней, самой заветной мечты. Все здесь подбиралось с особой тщательностью, от старинного индийского сундука, окованного медью, до тканых ковров ручной работы в комнатах Марка и Мелиссы и картин кисти Дэвида Хокни над мраморным камином.
      И все же ни у картин, ни у ковров, ни у старинного сундука не было теплых рук, которые бы обнимали ее по ночам.
      Харт ушел и не объявлялся с тех пор. Никогда в жизни Изабель не чувствовала себя такой несчастной.
      Тщетно пыталась она убедить себя, что без него ей даже лучше. Да кто он такой в конце концов! Какое право он имеет учить ее, как тратить деньги! Это ведь ее собственные деньги! Как смеет он утверждать, что она торгует собой! "А впрочем, чего еще от него ждать, - язвительно напомнила себе Изабель. - Хоть он и завоевал первую премию Академии, но вышел-то он из фермеров. Да что ему вообще известно о жизни! Пусть только вернется, думала Изабель, - я ему покажу!"
      Однако ей так и не представилась эта возможность.
      Харт, с его гордостью фермера из штата Айдахо, не вернулся. Целых три недели она его не видела. И тосковала невероятно. Ей не хватало его мощного глубокого голоса, внезапных раскатов его смеха, бьющей через край энергии, его большого сильного тела, прикосновений его рук.
      Без Харта дом стал огромным, холодным и пустым. Бездушным... А может быть, он и всегда был таким. Не дом, а какой-то музей.
      Зато теперь здесь всегда было чисто. Никаких следов от грязных ботинок. И мокрые полотенца больше не валяются на полу в ванной. И нет пустых банок из-под пива на кухне. Всюду блеск и стерильная чистота. Как на журнальных фотографиях. Однако не только пустота разрывала ей душу. Исчезло ощущение защищенности, пропало чувство, что она нужна кому-то.
      Каждый день одиннадцатилетние близнецы Марк и Мелисса спрашивали, где Харт. На их глазах в жизни Изабель сменилось немало мужчин, однако к нему они особенно привязались. С ним они вели себя как нормальные человеческие существа, а не как маленькие террористы.
      - Мам, а где Харт? Он скоро вернется?
      Изабель отвечала им, что Харт работает.
      - Но ведь он всегда приезжает на выходные.
      - Ему скоро сдавать работу.
      Однако они, по-видимому, все поняли, и глаза у них погрустнели. Изабель не решалась думать о том, что будет, если Харт не вернется. Даже прислуга казалась расстроенной.
      Изабель в ярости решила, что не станет звать его. Ни за что на свете, будь она проклята! Руки сами собой сжались в кулаки, длинные наманикюренные ногти впились в ладони. Она никогда в жизни не ползала перед мужчиной на коленях. И теперь не станет.
      Сейчас она с сумрачной усмешкой думала об иронии судьбы. Вот она, Изабель Уинн, кумир восьмидесятых, богиня, у которой, как считает публика, есть все, сидит на грязных ступеньках, раздраженная, несчастная, одинокая.., и голодная.
      ***
      - Мисс Уинн! Извините, мисс Уинн...
      Изабель взглянула на взволнованное лицо молодой девчушки, по-видимому, только что окончившей киноинститут и с благоговением смотревшей на звезду экрана Изабель Уинн, которая, конечно, когда-нибудь станет знаменитым кинорежиссером. От этой почтительности Изабель, в свои тридцать три года, почувствовала себя древней старухой.
      - Вас к телефону, мисс Уинн. Звонят из Англии, ваша мать миссис Уинтер. Она говорит, это срочно.
      И действительно, Элизабет Уинтер сообщила новость, которая должна была бы потрясти дочь:
      - Изабель, твой отец умер.
      Но Изабель не ощутила ровным счетом никаких эмоций. Как будто со стороны, она услышала свой собственный голос:
      - О, мама, я так огорчена! Это ужасно!
      Ее слова прозвучали так, как будто она говорила о каком-нибудь дальнем родственнике или случайном знакомом.
      Изабель не виделась с родителями уже много лет.
      Постепенно под влиянием времени и расстояния их образы стерлись из памяти, как старые фотографии. Одновременно стирались и горечь, и память о старых обидах.
      Теперь она писала им лишь на Рождество, посылая вместе с письмом дорогие, тщательно выбранные подарки.
      Через некоторое время получала короткие туманные ответы со словами благодарности от матери. Изабель давно уже решила, что так лучше для всех.
      - Ты слышишь меня, Изабель? Он умер!
      - Да, мама, я слышу.
      С другого конца провода донесся шепот:
      - Я не знаю, что мне делать.
      Изабель чувствовала, что не в состоянии воспринять чью-либо смерть всерьез. Только сегодня утром актер, падавший на тротуар от смертельного выстрела, несчетное число раз поднимался и снова падал в повторных дублях. Вчера Джулио Санчеса, характерного актера из Мексики, облили бензином и подожгли. На глазах Изабель он умирал с душераздирающими криками, а немного позже сидел в здании комиссариата, жуя булочку и перелистывая иллюстрированный журнал. Торопился домой на день рождения дочери, которой исполнилось семь лет.
      "Она ни за что не станет задувать свечи, пока папа не придет", говорил он Изабель, покатываясь со смеху.
      Не стоит маме так расстраиваться, неожиданно для самой себя подумала Изабель. Папа тоже встанет и пойдет по своим делам.
      - Тебе больше нечего мне сказать? Ты даже не хочешь знать, как он умер? - Голос матери дрогнул. - Он ведь такой молодой. Ему еще шестидесяти не было.
      Изабель попыталась осознать, что произошло. Умер ее отец...
      - Да, мама. Мне так жаль. А что произошло? Несчастный случай?
      Шепот матери был едва слышен в трубке:
      - Нет, Изабель, он покончил с собой. Наложил на себя руки. А перед этим напился. Около него нашли пустую бутылку. Наверное, был не в себе.
      Рядом с Изабель заведующий реквизитом раздавал автоматы молодым людям в итальянских костюмах и темных очках. Ассистент режиссера делал пометки на доске.
      - О Боже! Он.., он застрелился?
      - Застрелился?! Нет, он отравился газом. С помощью выхлопной трубы от моей машины. Той самой, что ты мне подарила. - Это прозвучало так, будто на Изабель теперь лежала часть вины. - Это все ужасно! Разговоры, пересуды и все эти репортеры. Они, конечно, все знают о тебе, и о Кристиан, и об Арран. Все это так недостойно. Он терпеть этого не мог. Я не знаю что делать. Не могу разговаривать с ними. Изабель, ты должна приехать! Ты мне нужна. Я знаю, ты страшно занята, но.., пожалуйста...
      - Я понимаю, мама.
      Уехать в самом разгаре съемок фильма стоимостью в тридцать миллионов долларов!.. С другой стороны, завтра пятница. Она постарается обернуться как можно быстрее, а они пока могут отснять другие эпизоды.
      - Я постараюсь приехать как можно скорее. Надеюсь вылететь завтра с первым утренним рейсом.
      - Слава Богу! И еще, Изабель, пожалуйста, позвони остальным. Я даже не знаю, где Кристиан сейчас живет.
      - Хорошо, мама.
      - Скажи им, пусть приедут. Я хочу видеть вас троих.
      Есть кое-что такое, о чем вы все должны знать.
      "Слишком поздно, - подумала Изабель. - Ты уже не можешь сказать мне ничего нового".
      Она позвонила Арран в Сан-Франциско и оставила сообщение на автоответчике. Когда Арран работала - писала очередной роман, - она до пяти вечера не снимала трубку.
      Потом Изабель попыталась связаться с Кристиан.
      В последнее время ни она, ни Арран не могли дозвониться до средней сестры. Изредка та звонила им из каких-нибудь отдаленных мест с экзотическими названиями.
      Год назад Кристиан внезапно оставила блестящее общество светских бездельников, готовых в любую минуту сесть в самолет и мчаться за развлечениями на другой конец света. Исчезновение Кристиан произошло за день до ее свадьбы с Сэмом Старком - миллиардером, многообещающим яхтсменом, победителем многочисленных гонок, надеявшимся завоевать кубок Америки. Кристиан исчезла, оставив Сэму лишь короткую записку с вежливыми сожалениями. Вместе с запиской в конверт был вложен обручальный перстень с огромным бриллиантом, подаренный ей Старком. Кристиан покинула блестящее светское общество ради полуцыганской бродячей жизни на корабле с неизвестным и загадочным человеком по имени Лудо Корей, и с тех пор ни Изабель, ни Арран не видели сестру. Они ничего не знали о Лудо, за исключением того, что Кристиан в него безумно влюблена и счастлива от этого.
      Теперь Изабель оставила для сестры сообщение в каком-то спортивном клубе в западной части Пуэрто-Рико. Она передала сообщение человеку, с трудом говорившему по-английски и, судя по голосу, пьяному вдрызг.
      О Кристиан, Кристиан, думала Изабель, что же ты сделала со своей жизнью! Она все больше укреплялась в мысли, что сестра связалась с каким-нибудь торговцем наркотиками. "А что же еще можно предположить?" - не раз с тревогой спрашивала она Арран.
      Но сейчас Изабель решительно прогнала эти мысли.
      Она вновь стала холодной и практичной. Позвонила своему агенту, занимавшемуся путешествиями, и попросила заказать билет первого класса до Лондона и номер-люкс в отеле "Дорчестер". Потом вернулась к работе.
      Оставшаяся часть дня прошла очень продуктивно.
      Она почти без проблем закончила свою сцену, затем просмотрела вместе с режиссером отснятый за день материал.
      Вернувшись домой, Изабель дала указания прислуге на время своего отсутствия, пообещала француженке-гувернантке отпуск, как только вернется из Англии, и сказала близнецам, что на этот раз не сможет взять их с собой. После чего начались долгие, утомительные споры.
      К вечеру в ответ на ее сообщение позвонила Кристиан. Она, видимо, была потрясена новостью. Еще через полчаса последовал звонок от Арран, которая казалась такой же отстраненной и равнодушной, как и сама Изабель, когда утром разговаривала с матерью. Однако, к величайшему облегчению Изабель, обе сестры в конце концов согласились поехать в Лондон. Как здорово будет снова увидеть их. Прошло столько времени, столько изменилось в их жизни...
      Только когда Изабель упаковывала чемодан, до нее наконец дошел смысл случившегося. Она выложила одежду на кровать и неожиданно поняла, что не может решить, какие вещи взять с собой. Она бессмысленно глядела на разбросанную одежду, непроизвольно сотрясаясь всем телом.
      Джордж Уинтер умер. Ее отец мертв.
      Инстинктивно она потянулась к фотографии в массивной золотой рамке, стоявшей на ночном столике.
      В трудные минуты она всегда служила ей поддержкой, вселяла чувство уверенности. Как напоминание о том, что она не одна на свете. На фотографии три сестренки Уинтер в возрасте семи, девяти и десяти лет, чисто вымытые и причесанные, смущенно позировали на фоне большого универсального магазина. Подарок отцу ко дню рождения. Изабель - с черными кудряшками, голубыми глазами, розовыми щечками и потешными ямочками.
      Кристиан - слишком рослая для своего возраста, стесняющаяся своего роста, больших рук и ног. Арран - с широко раскрытыми глазами, выглядывающими из-под прямой челки. Один носок на ноге спущен. Мама так расстраивалась из-за этого носка. Говорила, что он портит всю фотографию.
      Изабель нашла эту фотографию в мусорном ведре под раковиной, куда ее выкинул отец. Она достала ее, разгладила и с тех пор берегла, как драгоценность. Она всегда любила эту фотографию. Гораздо больше, чем все последующие снимки знаменитых сестер Уинтер в журнале "Люди". Там их лица благополучно скрывались за профессиональными улыбками.
      Что же означает для них троих смерть отца? Для нее самой, в частности? И что теперь будет?
      Она наконец поняла, как погиб Джордж Уинтер.
      Нахлынувшее чувство не было горем. Ранняя любовь Изабель к отцу, так же как и сменившая ее впоследствии ненависть, давно изжили себя. Все перегорело. Не испытывала она и сочувствия. В любом случае смерть для Джорджа Уинтера была избавлением.
      Не было и потрясения. Известие это не явилось столь уж неожиданным. Можно лишь удивляться, что он протянул так долго. Чувство, которое она сейчас испытывала, было не чем иным, как внезапным и сокрушительным страхом.
      Сильная, волевая, здравомыслящая и прагматичная Изабель никогда в жизни не ощущала такого ужаса.
      Глава 2
      Кристиан Уинтер-Петрочелли сидела рядом с Лудо Кореем за столиком ресторана, в западной части Пуэрто-Рико, в шести милях к югу от Маягуэса. Ресторан нельзя было назвать шикарным, поэтому американские туристы сюда не ходили. Яркие флуоресцентные лампы, линолеум на полу, пластмассовые столики, и на каждом - пластиковый цветок в банке из-под пива. Сейчас ресторан переполняли пуэрто-риканские семьи - папы, мамы, бабушки, дети и даже младенцы. Шум стоял невероятный. Все кругом кричали. Радиоприемник надрывался в бравурной музыке. Однако кормили здесь отлично, а цены были по меньшей мере втрое ниже, чем в шикарных ресторанах по соседству, обслуживавших туристов.
      Кристиан и Лудо ели жаренную в масле свежую рыбу корифену с чесноком и пили пиво "Корона". Столик стоял у окна, обращенного к океану, точнее, к проливу Мона. Гладкая бледно-лиловая поверхность воды с редкими мягкими волнами местами отливала ярко-красным под розовым закатным небом. Вдалеке, у самой линии горизонта, там, где сейчас заходило кроваво-красное солнце, виднелись острые пики гор Доминиканской Республики.
      Кристиан думала о том, что никогда в жизни не была так счастлива. Две минуты назад Лудо пообещал, что определенно завяжет, что больше не будет этих рискованных поездок и что пришло время начать безопасный чартерный бизнес. При его связях в больших отелях, при том что у них есть две яхты вторую водил его друг Мигель - они могут начать бизнес хоть сейчас.
      - В конце концов, я ведь не молодею, - говорил Лудо. - Пора подумать о постоянной работе, о доме, ну и все такое.
      Кристиан откинула густые каштановые волосы с гладкого загорелого лба. Пытливо взглянула на Лудо, не решаясь поверить.
      - Ты это серьезно?! Действительно серьезно?
      Он кивнул:
      - Да. Время пришло.
      Лицо Кристиан озарилось улыбкой, глаза сверкнули золотом.
      - О, Лудо! Это чудесно!
      Она вспомнила длинные одинокие дни и еще более одинокие бессонные ночи, проведенные в ожидании, в опасениях за его жизнь. Он никогда не рассказывал, куда едет или что собирается делать. Просто исчезал, испарялся, как дымка над Карибским морем. В такие периоды он как бы надевал на себя другую кожу - становился латиноамериканцом. Перекрашивал густые светлые волосы в черный цвет, снова начинал говорить на том трущобном испанском языке, к которому привык в детстве. Все это - в особенности испанский язык - настолько меняло его, что Кристиан с трудом узнавала своего Лудо.
      Изменялись даже черты лица, фигура, походка - другие мышцы вступали в игру. Он казался более худощавым, более напряженным. И более опасным. Лудо Корей больше не существовал. Его место занимал Лудовико Гименес - так назвали его тридцать восемь лет назад. Лудовико Гименес носил оружие.
      Кристиан никогда не спрашивала, куда он отправляется и зачем. Она не хотела об этом знать. Из какого-то необъяснимого суеверия она считала, что, если начнет задавать вопросы, это будет означать конец для них обоих.
      Итак, Лудо исчезал, а Кристиан пыталась выбросить из головы этого незнакомца с суровыми, жесткими глазами. Говорила себе, что Лудо просто уехал по делам, как другие люди, и ничего особенного в этом нет.
      Но теперь все будет по-другому. Она сможет спокойно спать по ночам. Он будет в безопасности.
      ***
      Солнце скрылось за горизонтом. Воды пролива Мона, такие обманчиво спокойные сегодня вечером, окрасились в темно-фиолетовый бархатный цвет. Лудо сидел напротив и улыбался Кристиан ослепительной улыбкой. Так он не улыбался больше никому. Лицо чудесным образом смягчалось, глаза, порой сверкавшие, как стальные клинки, сейчас светились любовью. Потому что он действительно любил ее. Он, конечно, никогда этого не говорил - просто не знал, как сказать. Но Кристиан знала, что он ее любит, и сама любила его до самозабвения. Она чувствовала, что обязана ему всем на свете.
      Он вернул ее самой себе. До встречи с ним она постоянно куда-то бежала. Теперь же, найдя Лудо, она поняла, что больше никуда бежать не надо.
      Может быть, сказать ему о ребенке прямо сейчас?
      Нет, решила Кристиан, лучше сделать это позже, когда они вернутся на корабль и будут сидеть за стаканом вина, глядя в ночное небо, усеянное яркими звездами, слушая плеск волн, бьющихся о борт. Там у них где-то есть даже бутылка шампанского, вспомнила Кристиан. Можно будет выпить за рождение новой семьи - благополучной семьи. Сердце ее затрепетало от счастья. Как она молила Бога, чтобы новость о ребенке обрадовала Лудо... Но, конечно же, он обрадуется. Обязательно обрадуется.
      Держась за руки, они медленно шли по темной дороге к маленькому спортивно-рыболовецкому клубу, где стояло на причале их судно. Кристиан думала о будущем ребенке. Он будет похож на Лудо, с таким же сильным, крепким телом и жестким лицом, способным мгновенно преображаться в озорной улыбке, со светлыми, выгоревшими от солнца волосами и ясными серыми глазами.
      А может, глаза будут такие, как у нее. Или у мальчика будут темные, как у нее, волосы и светлые глаза. Может быть, родится девочка, белокурая, с...
      Кристиан, улыбаясь, смотрела в темноту, представляя свое будущее сокровище. Исподтишка погладила плоский живот. Пока ничего еще не видно, но скоро, наверное, станет заметно. Уже больше трех месяцев.
      Они подошли к воротам клуба. В маленьком домике охранника горел свет. Сторож, по-видимому, дремал там, внутри. В воздухе разносилось оглушительное пение цикад и древесных лягушек. Лудо нежно потянул Кристиан в темноту, к огромному кусту олеандра. Не торопясь расстегнул на ней блузку, спустил с плеч. Провел руками по обнаженной груди. Кристиан не носила бюстгальтера - он ей был попросту не нужен при такой высокой, упругой, прекрасной груди. Лудо наклонил светловолосую голову, сладострастно лизнул сначала один напрягшийся сосок, потом другой.
      - О Боже, Лудо! - выдохнула Кристиан. - Не надо.., не здесь...
      Все тело ее обдало жаром, каждая клеточка тянулась к Лудо, жаждала его прикосновений. Грудь горела больше, чем когда-либо. Может быть, это из-за ребенка.
      - О, Лудо! - простонала она.
      Кристиан не знала другого такого притягательного человека. Она прожила с Лудо уже год и весь этот год провела в постоянном возбуждении. Стоило ей лишь взглянуть на него - на его крепкие ноги, на изгиб широких плеч, на мускулистые руки, покрытые золотистыми волосами, - как она тут же ощущала жаркий прилив желания.
      - Не застегивай блузку. Я хочу смотреть на тебя, когда ты идешь. Твоя грудь так прекрасна в движении.
      - Нет, Лудо.
      Она подняла руку, чтобы застегнуть блузку, но он не дал. Перехватил ее руку, крепко прижал к себе. Усмехнулся:
      - Кроме меня, никто тебя здесь не увидит.
      Это была сущая правда. Охранник крепко спал в своей хижине. Здание клуба давно опустело, лишь в одном окне горел свет. Они медленно прошли мимо двух теннисных кортов, с их светившимися в темноте белыми линиями, мимо площадки для барбекю, мимо бассейна и дальше, через лужайку к гавани, где на причале стояли спортивно-рыболовецкие суда и несколько яхт. Одно из них водоизмещением в тридцать футов под названием "Эспириту либре" "Свободный дух" принадлежало Лудо.
      Он наклонился к самому ее уху:
      - Надеюсь, ты не собираешься спать сегодняшней ночью?
      Намеренно чувственным жестом он потер ладонью ее твердые соски.
      Кристиан задохнулась:
      - Я... - Внезапно она замерла на месте и схватила его за руку. - Там на корабле кто-то есть!
      Лудо потянул ее назад, прикрыл собой. В один момент он преобразился. Перешел в другое состояние, словно кто-то повернул выключатель. Кристиан услышала его тяжелое дыхание. Так бывало всегда, когда он злился на себя за то, что забыл об осторожности.
      На палубе мелькнул и погас огонек. Кто-то кашлянул.
      Кристиан почувствовала, что напрягшиеся мышцы Лудо немного расслабились.
      - Кто здесь? - позвал он негромко все еще напряженным голосом.
      - Эй, Лудо, привет. Это я, Бето.
      Дрожащими руками Кристиан застегнула блузку и пошла вслед за Лудо. На корабле их ждал Альберто Торрес - клубный менеджер, приятель Лудо. Как оказалось, ничего страшного не произошло. Он явился, чтобы сообщить о срочном телефонном звонке для сеньоры.
      - Я подумал, что вы скоро вернетесь, поэтому решил подождать. Вы подошли так тихо.., напугали меня до смерти. Не откажусь от кружки пива.
      Он подал Кристиан бумажку с сообщением от Изабель из Лос-Анджелеса.
      ***
      День оказался безнадежно испорчен. Изабель настаивала, чтобы Кристиан тотчас же вылетела в Англию.
      Отец умер. Ее ждут.
      - Я не могу, Иза. - Кристиан говорила по телефону из клуба. - Просто не могу.
      Как странно, что она все еще испытывает страх перед отцом, даже после его смерти. Она всегда его боялась. Его и того немыслимого напряжения, которое он приносил с собой, когда появлялся в доме. Атмосфера в маленьких темных комнатах сгущалась настолько, что становилось нечем дышать. Кристиан в такие минуты в панике выбегала из дома, мчалась по длинным пустым улицам с одинаковыми домами по обеим сторонам. Их окна смотрели на улицу пустыми глазами. Она бежала и бежала, пока в конце концов не садилась в автобус не важно какой, лишь бы уехать подальше от дома.
      - Я знаю, что ты чувствуешь, Крис, - услышала она голос сестры.
      Нет! Этого никто не может знать, особенно Изабель, которая никогда в жизни никого и ничего не боялась.
      - Крис, - снова заговорила Изабель, - мы с Арран там тоже будем. Все будет хорошо. Мы же не можем оставить маму наедине с этим. И кроме того, она сказала, что хочет нам что-то сообщить.
      "Ничего больше она не может рассказать мне об отце", - тупо подумала Кристиан. Ей почудилось, будто стены смыкаются над ней и становится нечем дышать.
      Однако неожиданно для самой себя она нехотя согласилась приехать. Иза и Арран будут с ней.
      Завтра рано утром Бето отвезет ее в аэропорт в Маягуэс. Потом получасовой перелет через остров до Сан-Хуана, а оттуда - до Лондона, где Изабель забронировала для них номер в отеле "Дорчестер".
      Зато теперь у нее есть ребенок. Мысли о Лудо, о ребенке, об их будущей жизни придадут ей сил. Кристиан напомнила себе, что теперь она не одинока. У нее есть своя семья. Внезапно она ощутила теплоту и прилив уверенности. Она будет думать о них, и все будет хорошо.
      Когда она сказала Лудо о ребенке, наступила мертвая тишина. Он молча смотрел на нее, а когда наконец заговорил, в голосе его звучало лишь холодное удивление.
      - Ребенок?! Как это?
      Кристиан показалось, будто между ними опустился стальной занавес.
      - Наверное, виновата моя небрежность, - пробормотала она.
      Сердце у нее упало. Она не могла этого вынести.
      Значит, он все-таки не хочет ребенка. Он выглядел рассерженным. Разъяренным.
      - Ты уверена? Какой срок?
      - Три месяца.
      - Наверное, еще можно...
      Он замолчал, почувствовав, что у нее перехватило дыхание, но невысказанные слова висели над ними в воздухе, как смертоносное оружие.
      - Нет, - произнесла Кристиан.
      Лудо пожал плечами:
      - Ну что ж... Тогда мне больше нечего сказать.
      - Да, наверное...
      Кристиан было невыносимо больно. Они легли в постель, стараясь не касаться друг друга. Сейчас Лудо спал, лежа рядом с ней, очень тихо, как всегда.
      Кристиан лежала на спине, глядя через открытый люк на звездное небо. Внезапно звезды показались ей слишком яркими, слишком крупными, беспокойными, словно смеялись над ней. Слезы катились по ее лицу и высыхали на щеках.
      - Когда ты собираешься вернуться? - спросил Лудо перед тем, как заснуть.
      - Думаю, через неделю. Может, через две.
      Воцарилось молчание.
      - Лучше забронируй себе номер в отеле. Я не знаю, где буду в это время.
      Кристиан сразу поняла, что это означает. Он собирается нарушить свое обещание. Неизвестно, что послужило тому причиной - смерть ее отца, известие о ребенке, а может, что-то другое.
      На следующее утро она улетела в Англию с ужасным предчувствием, что никогда больше не увидит Лудо.
      Глава 3
      Известная писательница Арран Уинтер провела первую половину дня за беседой с начальником Управления пожарной охраны Сан-Франциско Руфусом Махоуни в гриль-баре на площади Вашингтона.
      Сорокапятилетний Руфус Махоуни весил больше двухсот фунтов при росте шесть футов и пять дюймов.
      Сейчас он поглощал пищу с нескрываемым наслаждением и точно так же, по-видимому, наслаждался беседой.
      Арран пристально смотрела на него своими большими серьезными глазами.
      - Если жильцы находятся на верхнем этаже в задней части здания, а тремя этажами ниже бушует пожар и нет доступа ни к пожарной лестнице, ни к обычной, как вы сможете их спасти?., Они уже обсудили почти все аспекты борьбы с пожаром на примере конкретного случая - старого деревянного четырехэтажного здания многоквартирного дома.
      Арран успела записать несколько профессиональных выражений типа "вентилировать крышу", "перегретые газы". Сейчас Махоуни объяснял механизм использования специальной пожарной лестницы. Он даже нарисовал ее в записной книжке Арран.
      - Это такое длинное устройство в форме рыбьей кости. Оно закрепляется за край крыши. Вот так.
      Махоуни пообещал ей организовать посещение пожарной станции, где Арран сама сможет осмотреть оборудование и почувствовать атмосферу.
      - Мне это доставит удовольствие. Помогу вам, чем смогу.
      Он отечески похлопал ее по плечу.
      Арран вздохнула. Он уже восхищался тем, какая она умная, что написала столько книг. А ведь, наверное, не намного старше его дочери Морин, которая сейчас еще учится в школе. Услышав эти слова, Арран в который раз испытала чувство, близкое к отчаянию. Она ненавидела свою внешность. Этот ясный гладкий лоб без единой морщинки, чистый, типично английский цвет лица, большие выразительные глаза цвета дождя, мягкие, как у ребенка, волосы, с которыми невозможно ничего сделать. Ей уже исполнилось тридцать, но можно дать и шестнадцать. Такая задумчивая, немного застенчивая девочка-студентка... Для того чтобы выглядеть хоть немного старше, она купила очки с простыми стеклами в тяжелой черепаховой оправе. Но это ничего не изменило. Теперь она выглядела застенчивой девочкой-студенткой в очках. Циничные бармены не раз просили ее предъявить документы. Однако в очках она чувствовала себя увереннее, разговаривая с людьми старшего возраста, такими, как, например, этот огромный пожарник-ветеран, сидящий напротив и широко улыбающийся ей.
      Арран до сих пор все еще поражалась тому, что серьезные люди, специалисты своего дела, охотно уделяют ей время и внимание, отвечают на ее дурацкие вопросы только для того, чтобы она во всем разобралась. Но еще больше ее изумляло то, что они сами, кажется, получают от этого удовольствие.
      Руфус Махоуни отвез ее домой в своем начальственном красном пожарном автомобиле. Арран чисто по-детски радовалась этому. Хорошо бы он еще включил сирену и красные мигалки.
      Он исчез, крепко пожав ей руку и дружески помахав вслед. Арран поднялась по грязным ступеням к себе на четвертый этаж. Остальную часть дня она проведет за машинкой, печатая сегодняшние заметки.
      Арран снимала верхний этаж старого викторианского дома в конце улицы Телеграф-Хилл. На первом этаже размещался темный, но уютный бар, где по пятницам и субботам вечерами играл джаз. На высоких табуретах со стаканами в руках сидели постаревшие битники пятидесятых годов, которые до глубокой ночи предавались воспоминаниям о прошедших днях.
      Второй этаж занимали миссис Джанкаччио - старуха с бакенбардами - и восьмидесятилетний Роури Галэйн по кличке "кролик", в прошлом букмекер. На третьем этаже в одной квартире жили пять серьезно настроенных студентов из Азии, другую занимал человек, работавший зазывалой в одном из клубов Норт-Бич, в котором показывали стриптиз. В дневное время он посещал местный колледж, где изучал программирование на компьютере.
      Вначале Арран жила на верхнем этаже не одна, но со временем, когда пришел успех, а с ним и благосостояние, после выезда прежних жильцов она заняла и вторую квартиру и уговорила хозяина пробить между ними дверь.
      Здание явно пришло в упадок. Срочно требовался ремонт, замена сантехники и электропроводки. Окна выходили на шумную улицу, и вид из них открывался соответствующий. Арран могла бы позволить себе снять квартиру получше. На самом деле она могла бы даже купить особняк на "Тихоокеанских высотах". Но ей и в голову не приходило, что можно переехать. Этот дом был ее приютом и убежищем и в хорошие времена, и в плохие. По ночам в баре она с удовольствием выслушивала истории о Ленни Брюсе, Морте Зале и Джеке Керуаке. Ей нравилось пить виски из пластмассовых стаканов в компании с "кроликом" Галэйном, слушая, как тот разливается соловьем, вспоминая скачки из давнего прошлого. Она даже не возражала против того, чтобы приносить для миссис Джанкаччио лекарства из аптеки, хотя вместо благодарности чаще всего слышала в ответ маразматическую ругань.
      Все эти люди стали для Арран почти семьей, а старое здание было ее домом.
      Сейчас она жила именно так, как ей хотелось, - среди разрозненных предметов мебели и беспорядочных гор книг, наваленных повсюду. Много работала. Лишь раз в неделю в квартире устанавливалась видимость какого-то порядка. Происходило это благодаря уборщице Рите, менявшей постельное белье, стиравшей, отчищавшей кухню и ванную, покупавшей необходимые вещи, о которых Арран без нее и не вспомнила бы. Рита появилась в квартире против желания Арран, лишь по настоянию Изабель, не раз ужасавшейся по поводу беспорядочного образа жизни сестры.
      Здесь Арран чувствовала себя в безопасности. Ей было хорошо и спокойно. Наконец-то ее жизнь потекла гладко, и все благодаря неустанному труду. И еще благодаря неслыханной удаче: она встретила Дэлвина, который принес умиротворение в ее душу, избавил ее от этих ужасных приступов унизительной потребности, что налетали на нее, словно фурии, в периоды стресса и требовали немедленного удовлетворения.
      В пять часов вечера Арран закончила печатать заметки о борьбе с пожаром. Внезапно, по-видимому, от непривычно плотного ленча с вином она почувствовала сонливость и решила прилечь. Дважды звонил телефон, но она не брала трубку.
      В начале восьмого Арран встала, выпила кофе и включила автоответчик. Услышав голос Изабель, почувствовала, что мир вокруг нее рушится. Когда перестали дрожать руки, позвонила Дэлвину.
      Дэлвин был стержнем ее существования. "Звони мне в любое время", повторял он, улыбаясь своей особенной улыбкой, говорившей, что он видит людей насквозь, видит и хорошее и плохое в них. Еще эта улыбка говорила, что больше его уже ничем не удивить и что, если поискать хорошенько, можно найти радость в самых неожиданных местах, в самых неожиданных ситуациях. Для Арран Дэлвин был единственной надеждой. "Я не шучу, - говорил он, звони в любое время дня и ночи".
      Он дал ей номер своего личного телефона.
      Арран знала, что разыскать его в это время практически невозможно. Она попыталась вызвать в памяти его образ. Как он выглядел в тот первый вечер, который они провели вместе. Пили пиво в мексиканском ресторанчике, где рождественские украшения не снимались со стен, наверное, круглый год. Дэв поглядывал на нее с озорной, чуть насмешливой улыбкой, и лицо его выглядело таким мальчишеским, таким гладким под шапкой густых, почти белых волос. А темные, мудрые, какие-то древние глаза смотрели так по-доброму.
      Арран ему нравилась. Она в этом не сомневалась. Ей казалось, что по-своему он даже увлечен ею. Позже в его обшарпанном "фольксвагене" она кинулась ему на шею, прижалась всем телом, впилась в него жадными губами.
      Когда прошел первый шок, он отстранился, сжал ее руки с силой, неожиданной для такого не слишком крупного мужчины.
      - Ты прекрасная девушка, Арран, - произнес он абсолютно спокойно. Невероятно привлекательная девушка. И совсем-совсем пьяная. Сейчас я отвезу тебя домой. Ты хорошенько выспишься. А завтра или в какой-нибудь другой день, когда тебе захочется, мы встретимся и поговорим.
      В голосе его не было ни отвращения, ни осуждения.
      Только доброта, забота и понимание. Он как будто знал по опыту, какие дьявольские эмоции ее обуревают. Знал всех ее демонов.
      В ту ночь Арран хорошо спала, потому что Дэв так велел.
      Если бы только удалось найти его сейчас. Он ей так нужен! "Мне страшно, Дэв, - мысленно говорила она ему. - Я боюсь самой себя. Я надеялась, что все изменилось, что я изменилась. Но нет, все по-прежнему. Хуже, чем когда-либо... - Руки ее снова начали дрожать, жар охватил все тело. В голове появились знакомые образы, привычные и ненавистные. - Дэв, помоги мне!"
      Но его нигде не было. Ни в офисе, ни в клинике, ни в управлении. Она оставила экстренные сообщения на всех автоответчиках, с каждым звонком чувствуя, как растет отчаяние.
      Когда телефон наконец зазвонил, Арран вскочила с чувством невероятного облегчения. Но это снова была Изабель. Она сообщила о том, что заказала билеты и забронировала номер в отеле. Изабель не в состоянии помочь, даже если бы Арран и решилась признаться ей, чего она, конечно же, никогда не сделает. Как может она открыть постыдную тайну своей прекрасной, знаменитой, всеми обожаемой старшей сестре! Она представила себе презрительное выражение лица Изабель, отвращение в ее великолепных голубых глазах. Ей даже в голову не приходило, что Изабель могла бы понять ее лучше, чем кто-либо другой, что и у Изабель тоже могут быть свои постыдные тайны.
      В смятении Арран расхаживала по комнате. Мысли путались. "Где же ты, Дэв? Я больше не могу ждать". Она физически ощущала, как внутри поднимается гигантская волна. Сейчас ее накроет с головой.
      Конечно, она всегда знала, что отец закончит жизнь именно так. Для него это закономерный конец. Но как же это ужасно - убедиться, что ты оказалась права. Тоска и отчаяние поднимались из глубины ее существа. Какая-то темная сила, грозившая завладеть ею, поглотить всю целиком, увлечь вниз, в преисподнюю.
      Да, она обречена. Ничего другого не остается.
      Арран даже не стала переодеваться. Кинула в сумочку все наличные деньги, какие у нее были. Потом, повинуясь какому-то импульсу, сунула паспорт и выбежала из дома в своем лучшем сером костюме, купленном для нее Изабель в прошлом месяце у Сен-Лорана. В нем она ходила на встречу с начальником управления пожарной охраны.
      Арран пробежала по аллее, вывела из гаража машину, безуспешно пытаясь уговорить себя ехать осторожнее. Рывком обогнула угол и понеслась вниз по Бродвею, по направлению к Эмбаркадеро. Осторожнее, говорил слабый голос благоразумия, не будь идиоткой, попадешь в аварию. Погибнешь.
      К тому времени как Арран миновала спуск на Сэнсом-стрит, ей уже хотелось умереть. Похоже, это единственный выход для нее. Единственный способ удержать себя от того, что она собирается сделать. Не ехать туда, куда она направляется. Плача от ярости, от собственной беспомощности, Арран резко свернула направо, на Эмбаркадеро, к Южному рынку.
      Как посмел отец так поступить с ней! Она сама убила бы его, если бы он не поторопился это сделать. В следующий момент до нее дошла злая ирония этих мыслей.
      Когда Арран припарковала свою побитую "тойоту" на свободной площадке на Одиннадцатой улице, она была почти в истерике.
      Дрожащими пальцами она нажала скрытую в стене кнопку звонка, к которой не прикасалась уже год. Она знала, что холодные изучающие глаза рассматривают ее сейчас на видеоэкране.
      Прямо над головой прозвучал металлический голос:
      - Извините, у нас закрыто на ремонт.
      - Да бросьте вы!
      В панике Арран почувствовала, что из-за сумятицы в голове не может вспомнить свой членский номер.
      - Это я! Арран...
      - Ничем не могу помочь. Сожалею. Закрыто на...
      - Да заткнись ты! Это я! Номер... 576!
      Господи, сделай так, чтобы она не ошиблась.
      - Ну, открывай же свою дерьмовую дверь!
      Наступило молчание. Арран думала о том, что же ей делать, если дверь не откроют. Однако уже в следующую секунду раздался звук зуммера, и Арран почти упала в маленький темный холл. Чуть впереди крутые каменные ступени вели в подвал, откуда виднелся красноватый свет. В этом подвале, расположенном под двумя примыкающими друг к другу складами размещалось много комнат. Арран хорошо знала, что происходит в каждой из них. Ниже находился еще один подвал со звуконепроницаемой дверью. Там Арран еще ни разу не бывала. То, что могло происходить за той дверью, одновременно и завораживало ее воображение и вселяло ужас.
      Широкоплечий человек, сидевший за столом, поднял на нее взгляд.
      - А, это ты! Давненько же ты у нас не была.
      - Да.
      Арран кивнула и почувствовала, что немного успокаивается. Дыхание стало ровнее. Она стояла неподвижно, впитывая атмосферу этого заведения. Все точно так же, как и раньше. Нереальный фантастический мир с блуждающими огнями, тяжеловатым запахом, приглушенными звуками - отдаленной пульсирующей музыкой, бормотанием, шорохами, шепотом, невнятными стонами. Обнаженная плоть в момент совокупления...
      Мимо прошел огромный мужчина, абсолютно голый, если не считать узкой черной кожаной полоски и лошадиной упряжи. Мышцы перекатывались, как у борца, под блестящей, будто смазанной жиром кожей. Голова побрита наголо.
      Арран обернулась.
      - Да, - произнес человек за столом. - Гас все еще здесь. Хочешь Гаса? Ты его еще помнишь?
      Арран кивнула. Облизала пересохшие губы.
      Он взглянул на список, лежавший перед ним.
      - У нас появился новый парень - мексиканец.
      Знает массу всяких трюков. Настоящий сукин сын. Как раз то, что ты любишь. Хочешь попробовать его после Гаса? А я пока подберу кого-нибудь еще.
      - Хорошо.
      Арран почувствовала, как напряжение постепенно спадает, уступая место знакомому всепоглощающему ощущению предвкушения. Она возьмет их всех. Одного за другим...
      - Для начала пятьсот. Можно кредитной карточкой. Подойдет "Виза" или "Мастер-кард".
      Арран пошла раздеваться. Он провожал ее взглядом, качая головой. Боже правый, кто только этим не занимается!
      Глава 4
      Лондон задыхался от зноя. Стоял один из недолгих периодов жары, характерных для позднего лета.
      Изабель из окна своего номера смотрела на Парк-лейн с мчащимся и ревущим потоком машин. Внизу можно было разглядеть высохшую траву на газонах парка и деревья с сухими обвисшими листьями.
      Она-то ожидала прохлады. Мягкой прохлады и зелени английского лета. Теперь она жалела, что не выбрала другой отель, окнами на реку. Там по крайней мере вода давала бы ощущение свежести.
      Изабель потерла воспаленные глаза и прошла к холодильнику, искусно скрытому за букетами орхидей и роз.
      Там охлаждалась бутылка французского шампанского, еще лежало полфунта черной икры, которой всегда потчевали Изабель в отеле "Дорчестер". Сегодня, однако, ей не хотелось ни икры, ни шампанского. Лучше выпить водки, чтобы снова почувствовать себя человеком.
      Она положила льда в стакан и до краев наполнила его "Столичной", привезенной из Лос-Анджелеса. С удовольствием потягивая водку, она ощущала, как стихает переполнявший ее страх. Хорошо бы сестры поскорее приехали. Хотя.., сейчас всего только одиннадцать утра.
      Придется ждать еще целый день.
      Изабель наблюдала, как тают кубики льда в стакане.
      Заснуть, конечно, не удастся, несмотря на то что она страшно устала. Внезапно, повинуясь мгновенному импульсу, она потянулась за кожаной дорожной сумкой и вывалила содержимое на кровать. Среди беспорядочной горы белья, туалетных принадлежностей, косметики и непрочитанных книжек в мягких обложках отыскала фотографию в золотой рамке и аккуратно поставила на ночной столик. От одного вида этой фотографии ей стало легче.
      "Арран, Кристиан, - беззвучно молилась она, - приезжайте поскорее. Вы мне нужны".
      ***
      Кристиан прилетела уже к вечеру. Сначала маленьким местным самолетом она летела от Маягуэса до Сан-Хуана, потом "Боингом-727" до Нью-Йорка, потом в эконом-классе огромного реактивного лайнера до Лондона, в переполненном салоне, в компании шумных туристов и плачущих детей. Это она-то, раньше всегда летавшая лишь лучшими самолетами мира. Однако сейчас, поглощенная своей душевной мукой, Кристиан не замечала ничего вокруг и даже не вспоминала свой последний перелет до Лондона на "конкорде".
      - Боже мой, Иза! Как давно мы не виделись! Просто не могу поверить. Я так тосковала по тебе и Арран! - Плача и смеясь одновременно, Кристиан кинулась на шею Изабель. - Как это здорово.., как здорово снова увидеть... - Она отстранилась от сестры, закрыла лицо дрожащими руками. - Прости. Наверное, я просто переутомилась.
      - Садись, Крис, расслабься. Выпей и сразу почувствуешь себя лучше. А потом поговорим.
      Изабель отметила, что, хотя сестра стала еще красивее, чем прежде, с этим ровным оливковым загаром, с длинными роскошными волосами, ниспадающими на плечи, под глазами залегли темные тени, лицо напряжено. Ну что ж, кажется, Изабель понимала, что сейчас испытывает ее сестра.
      Кристиан нерешительно улыбнулась:
      - А ты знаешь, здесь даже жарче, чем в Пуэрто-Рико.
      Она присела на краешек роскошного кресла, скинула поношенные сандалии и зарылась босыми ногами в ковер с облегчением человека, не привыкшего ходить в обуви.
      Быстрым нервным жестом, какого Изабель раньше никогда не замечала, откинула волосы и с благодарностью приняла из рук сестры бокал. Отпила, резко поставила бокал на столик, сцепила длинные изящные руки на коленях.
      - Ты уже говорила с мамой?
      Ей просто необходимо было слышать спокойный, уверенный голос сестры. Изабель всегда такая практичная, такая благоразумная. Кристиан почти успокоилась, обсуждая сейчас с сестрой, как лучше добраться до Шеффилда взять ли напрокат автомобиль и стоит ли нанимать водителя.
      Без Изабель и Арран, думала Кристиан, она была бы совсем одинока на этом свете.
      ***
      Арран прилетела около к полуночи. Она бы могла приехать раньше, если бы не отключилась там, в подвале дома на Одиннадцатой улице, и не опоздала на самолет.
      В Национальном аэропорту Сан-Франциско она внезапно обнаружила, что паспорт ее уже три месяца как просрочен. Арран всегда забывала о таких вещах. После многочисленных и утомительных переговоров, когда она уже готова была визжать и биться в истерике, ей наконец удалось убедить несговорчивых чиновников иммиграционной службы позволить ей сесть в самолет. А потом были новые нескончаемые переговоры и новые задержки в аэропорту Хитроу, в Англии.
      - Прости меня, Иза. Я чувствую себя такой идиоткой...
      Арран даже не успела принять душ перед отъездом.
      Сразу после того как самолет поднялся в воздух, она провела полчаса в туалете, пытаясь соскрести с себя грязь бумажными полотенцами, и все равно сейчас чувствовала себя замаранной, отвратительной. Ей казалось, весь мир знает, чем она занималась, и осуждает ее.
      Растрепанная, в измятом костюме от Сен-Лорана, она опустилась на ковер в своей обычной позе - скрестив ноги.
      Теперь по крайней мере она в безопасности. Она вместе с сестрами. Теперь Иза позаботится обо всем. Вот только... Черт бы побрал отца! Ну почему он это сделал?
      - Он был пьян, - устало произнесла Изабель. - Мама сказала, он перед этим выпил целую бутылку джина.
      - Да он все время пил! - воскликнула Кристиан. - Мы все это знаем.
      - Он сделал это не из-за пьянства, - вмешалась Арран. - Пьянство послужило лишь толчком.
      Наступило напряженное молчание. Каждая из сестер вспоминала о своем. И ни одна не знала что сказать.
      Арран заметила фотографию на ночном столике. С отсутствующим видом взяла в руки, долго смотрела на себя, на Изабель, на Кристиан. На бедных маленьких девочек Уинтер, которые вопреки всему добились такого потрясающего успеха в жизни. История Золушки в тройном варианте...
      А потом ее начала бить дрожь. В первый раз сестры не могли дать ей утешение. Наверное, и она не может принести умиротворение в их души, подумала Арран.
      Профессиональная писательница в ней пыталась анализировать, что происходило сейчас в этой комнате. Здесь уживались самые различные чувства: горе, гнев, ощущение вины - все, чем неизбежно сопровождается внезапная насильственная смерть. Но у каждой из них было и нечто свое, личное. Арран отчетливо чувствовала, что Кристиан и Изабель пытаются преодолеть это. Так же как и она сама. Здесь присутствовало что-то тайное, невысказанное. Но что?
      - Может, кто-нибудь из вас объяснит мне, - резко произнесла она в полной тишине, - чего мы все так боимся?
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Глава 1
      1970 год
      Гигантский лайнер содрогнулся, взревел, помчался по взлетной полосе и через несколько секунд поднялся в небо. У восемнадцатилетней Изабель мурашки пошли по телу.
      Значит, это все-таки случилось. До самого последнего момента она не верила, что это произойдет. Но теперь-то их ничто не остановит. Они с Кристиан летят в Калифорнию Чудо свершилось.
      Сколько лет они трое - Изабель, Кристиан и Арран - молили Бога о чуде. И вот откуда ни возьмись пришло приглашение от Марджи, давней подруги матери, вышедшей замуж за человека, известного в Лос-Анджелесе как Холл Дженнингс III.
      Сначала Изабель не решалась поверить в то, что это всерьез, что приглашение не ошибка или недоразумение.
      - Она же нас совсем не знает.
      О Марджи Дженнингс они имели смутное представление. Она была для них всего лишь человеком, с которым мать обменивалась рождественскими поздравлениями и семейными фотографиями. На снимках девочки видели привлекательную белокурую пару, иногда с дочерью Стюарт того же возраста, что Изабель, часто на фоне рождественской елки, под которой лежали груды подарков в нарядных пакетах. Супруги Дженнингс год от года становились полнее. Стюарт с голубыми глазами, золотистыми кудряшками и ямочками, как у Ширли Темпл, на каждой фотографии была в новом роскошном рождественском наряде.
      Изабель, Кристиан и Арран единодушно признавали, что Стюарт чудо как хороша. И еще они сходились на том, что у нее лучшие в мире платья. А в этом они могли считать себя знатоками - ведь почти все прошлогодние туалеты Стюарт отсылались в Англию, семейству Уинтер. Ошибочно считая, что девочек Уинтер приглашают на рождественские балы, Марджи старалась подгадать так, чтобы они успели надеть присылаемые ею платья.
      - Стюарт, наверное, каждый день ходит на балы, - говорила Изабель, поглаживая складки золотистой атласной юбки или роскошный бархатный бордовый корсаж. - Что, в Америке все такие богатые?
      - Нет, конечно.
      Мать отвечала отстраненно, почти не слушая, занятая своими делами. Приближалось время вечернего чая, пора было ставить чайник для отца. Да что может мама знать о таких вещах, думала Изабель. Все ее мысли сосредоточены только на отце. И потом, она, конечно, никогда не бывала в Америке.
      По дороге на кухню мать обернулась к Изабель.
      - Марджи очень удачно вышла замуж.
      Это была сущая правда. Холл Дженнингс оказался президентом компании "Восточно-тихоокеанские авиалинии" с главным представительством в Лос-Анджелесе и, кроме того, отпрыском старинной нью-йоркской семьи, десятки лет вкладывавшей капиталы в банки, биржи и пароходства. Дженнингсы представляли собой огромный клан с множеством братьев, сестер, племянников и племянниц. Все они заключали удачные браки с представителями других богатых семей. Хорошенькую Стюарт часто приглашали на свадьбы подружкой невесты.
      - Вот эти, самые красивые, наверное, и есть платья невестиной подружки, - говорила Кристиан.
      Отцу это все не нравилось.
      - Чувствуешь себя бедным родственником, - ворчал он.
      "А кто же мы еще?" - думала в это время Изабель.
      Отец настаивал, чтобы мать немедленно вернула все обратно. Однако на этот раз - пожалуй, единственный раз в жизни - она его не послушалась. Больше отец о посылках не упоминал, но на следующее Рождество, когда Изабель сбежала вниз в платье из голубой тафты, которое Стюарт надевала на свадьбу двоюродной сестры в отеле "Плаза" в Нью-Йорке, он круто повернулся и вышел, не сказав ни слова. И как будто бы унес с собой всю радость от подарка.
      - Не позволю ему испортить нам вечер, - твердо произнесла Изабель дрожащими губами. - Наденем новые платья для себя.
      Ну почему не мог отец сказать, как хорошо она выглядит в этом платье, или что-нибудь вроде этого? Что-нибудь доброе.
      Сестрам ничего другого и не оставалось, кроме как надевать новые роскошные туалеты для себя: в отличие от Стюарт они никогда не ходили ни на свадьбы, ни на балы.
      - Мы никогда никуда не ходим, - вздыхала Изабель, глядя на свое отражение в зеркале.
      - Нас никто не приглашает, - резонно замечала Кристиан.
      - Но как же нас могут приглашать, если мы никого не знаем? - возражала Арран.
      Так родилась и расцвела пышным цветом мечта о том, чтобы поехать в Америку, где все богаты и счастливы.
      - Если бы у нас были деньги! - говорила Кристиан.
      - Может, кто-нибудь умрет и оставит нам наследство? - вторила Арран.
      - Кто? - гневно возражала Изабель. - Кроме Дженнингсов, никто даже не знает о нашем существовании.
      И это тоже была сущая правда. А все из-за отца.
      Сестры пытались быть справедливыми, не забывать, что его ранили на войне. Они все еще помнили тот давний ноябрьский вечер: они сидели возле газового нагревателя, а мать объясняла, почему их отец не такой, как другие. Из-за раны он разучился общаться с другими людьми, стал настоящим отшельником, боялся внешнего мира.
      - Как его ранили? - спросила тогда Изабель. - Куда?
      - В голову. Хирург вынул четырнадцать осколков шрапнели.
      - Ух ты! - воскликнула Изабель.
      На нее это произвело впечатление. Кристиан же выглядела так, словно ее сейчас стошнит.
      - Поэтому мы должны быть очень добры к отцу.
      Делать то, что он хочет, стараться доставить ему удовольствие.
      Мать так и жила. Стараясь доставить отцу удовольствие, она постепенно забросила всех своих друзей и знакомых. Даже самые верные и настойчивые в конце концов исчезли из виду. Этому способствовало еще и то, что семья Уинтер постоянно переезжала с места на место, " иногда по два раза в год. И это тоже из-за отца. Будучи отшельником, он в то же время испытывал постоянное беспокойство. Лишь много лет спустя девочки поняли, что и мать не меньше виновата в этих постоянных переездах. Она не хотела, чтобы соседи узнали правду об отце.
      Единственным человеком, с которым у нее сохранились дружеские отношения, оставалась Марджи Дженнингс.
      И то лишь потому, что она жила так далеко.
      Изабель приходила в отчаяние от такого образа жизни. Однажды в октябре ей поручили главную роль в одном из школьных спектаклей. Для нее, не проучившейся в этой школе и года, это показалось неслыханной удачей. Однако в самый разгар репетиций отец внезапно решил, что семья должна немедленно переехать в Бирмингем, и они снова сменили место жительства на очередной убогий район. Девочкам пришлось идти в новую школу, а Изабель - опять начинать все сначала. Завоевывать признание, доказывать, что она тоже что-то собой представляет.
      В каждый такой переезд Кристиан переживала одни и те же чувства - от надежды до разочарования и отчаяния. Каждый раз она надеялась, что новый город, новый дом, новая школа будут лучше, чем предыдущие, и даже если это будет не так, все равно вначале будет краткий счастливый период. После очередного переезда у отца всегда улучшалось настроение, утихали вспышки гнева.
      Кристиан надеялась, что ее вечный страх перед отцом отступит.
      Иногда она даже мечтала поиграть сезон в школьной теннисной команде. Кристиан обожала теннис, но каждый раз они приезжали в другой город слишком поздно, и ей доставалось лишь место запасного игрока либо оставалось всего несколько летних недель.
      Вообще эти периоды относительного спокойствия никогда не были продолжительными. Постепенно росло напряжение в семье, выливаясь в бурные вспышки отцовского гнева против всех и всего, что его окружало, - против дома, семьи, даже против матери.
      Арран нашла свой собственный метод защиты. Она уходила в воображаемый мир, населенный людьми и образами, гораздо более увлекательными, чем те, что окружали ее в действительности. Уже с шести лет она с удовольствием уединялась в своей комнате и писала рассказы. В одиннадцать лет она написала большой роман о детях и лошадях. Лошади в этом романе были совершенно удивительными, фантастическими созданиями, так как Арран никогда в жизни не видела живую лошадь и, уж конечно, никогда не ездила верхом.
      - Тебя никогда ничто не тревожит, - с завистью говорила Изабель. - Мне бы так.
      - И мне, - вторила Кристиан.
      - Не правда, - отвечала Арран. - Меня многое тревожит.
      - Но только не реальные вещи. И потом, ты совсем не боишься отца. И тебя не беспокоит, что у тебя нет настоящей жизни. - Кристиан горестно вздыхала. - Господи, что же нам делать?!
      Обе с надеждой смотрели на Изабель, сидевшую на кровати в новом платье из тафты от Стюарт. Изабель была среди них лидером. Она принимала решения. Она обязательно что-нибудь придумает.
      Изабель понятия не имела, что им делать, но знала, чего от нее ждут. Перевела глаза с одной сестры на другую.
      - Ну как же! Сначала надо выработать план. - Стараясь выиграть время, она принялась тщательно расправлять складки на платье. - Мы должны уехать. Это не может продолжаться вечно.
      Арран и Кристиан выжидающе смотрели на нее. Изабель не обманула их надежды.
      - Мы поедем в Америку. И добьемся там потрясающего успеха. В Америке всего можно добиться.
      Как это ей раньше не пришло в голову! Изабель и сама не могла понять.
      - В Америку! - воскликнула Кристиан. - Да, конечно. Но как мы туда поедем?
      - То, чего очень хочешь, обязательно случается.
      Ей самой необходимо было в это верить.
      - А как мы добьемся успеха? - спросила Арран.
      - Как? Да очень просто. Я стану знаменитой актрисой или моделью на телевидении.
      Изабель давно уже знала, что делать со своей жизнью, и сейчас глаза ее сверкали решимостью.
      - А я стану писательницей! - взволнованно воскликнула Арран. - Напишу бестселлер, продам его на киностудию, и ты, Иза, будешь играть главную роль.
      - А я как же? - Кристиан растерянно смотрела на сестер. - Я не такая красивая, как Изабель, и не такая умная, как ты, Арран. Что мне делать?
      - Ты? Да ты станешь теннисисткой и выиграешь Уимблдонский турнир.
      - Не уверена, что смогу.
      - Тогда ты поступишь, как Марджи. Выйдешь замуж за миллионера, такого, как Холл Дженнингс. Ты станешь богатой сестрой Уинтер. А когда разбогатеешь, сможешь делать все что заблагорассудится. Только подумай, сколько ты сможешь сделать для меня и Арран.
      ***
      В тот вечер они все решили. Они поедут в Америку.
      Добьются там успеха и славы. Нужно только придумать, как туда попасть.
      И в один прекрасный день это произошло. Вот так просто.
      "Стюарт осенью уезжает учиться в колледж, - писала Марджи. - В первый раз за многие годы мы собираемся провести все лето дома. Было бы здорово, если бы девочки приехали к нам погостить. Я ведь никогда их не видела. Мне даже не верится, что они уже большие.
      Помнишь, как когда-то давным-давно мы обещали друг другу, что Изабель и Стюарт будут дружить. По-моему, пришло время их познакомить. Не стоит больше откладывать. Стюарт будет так счастлива, если ты согласишься".
      И вот они в самолете. Летят в Америку, на целых шесть недель.
      Отец, конечно, пришел в ярость. Было много разговоров о бедных родственниках, которым богатые янки бросают подачки, но в конце концов он уступил. Разрешил поехать Изабель и Кристиан, но Арран не отпустил.
      Заявил, что она еще слишком мала. Что касается денег на перелет, то здесь вопрос решился просто: благодаря Холлу Дженнингсу - президенту авиакомпании - они летели бесплатно, первым классом.
      - Мы летим! - задохнувшись, сказала Изабель, когда самолет поднялся в воздух. - О, Крис...
      Кристиан сидела у окна, прижавшись носом к стеклу, уцепившись руками за привязной ремень, так что костяшки пальцев побелели. Изабель беспокоилась о том, как подействует на сестру замкнутое пространство самолета. Взяла руку Кристиан, крепко сжала.
      - Крис, ты в порядке?
      От радостного возбуждения Кристиан не могла говорить. Она прекрасно чувствовала себя в самолете. Ведь он увозил ее на свободу. Кристиан обернулась к сестре, молча улыбнулась.
      Самолет резко накренился. Они увидели серовато-зеленые поля, как будто скрытые за туманной дымкой, бесконечные ряды грязновато-красных кирпичных домов, тающий в тумане круг дороги... Потом все исчезло за облаками. По стеклам иллюминаторов поползли серые влажные полосы, а в следующее мгновение они вырвались из слоя облаков в синее небо. Солнце сияло ярко, и этот ослепительный свет казался сестрам символом их будущей жизни.
      - Мы летим в Калифорнию! - воскликнула Изабель. - Мы и правда туда летим!
      Шесть волшебных недель она не будет видеть ни унылых замызганных улиц, ни грязных канав. Не будет малюсеньких, как каморки, комнат с обшарпанной темно-коричневой мебелью, ни занавесок в мелкую клетку, казалось, впитавших в себя всю городскую грязь, ни отвратительного линолеума, ни ржавой ванны.
      - Если бы Арран могла поехать с нами, - виновато проговорила Кристиан. - Пятнадцать лет - это уже не маленькая девочка. На самом деле она старше, чем выглядит.
      - Для нее это не так страшно. Отец любит ее больше, чем нас.
      Отец и на самом деле не любил ни Изабель, ни Кристиан. "Вам здесь не нравится, - повторял он. - Вы не хотите жить дома с мамой и со мной. Вы хотите уехать. - Они в растерянности смотрели друг на дружку. - Ну и катитесь к черту!" - прорычал тогда отец и, хлопнув дверью, ушел в маленькую, примыкавшую к кухне комнату, служившую ему кабинетом.
      - Да, - согласилась Кристиан, - он любит Арран.
      И потом, она умеет уйти в себя. Ничего не замечает вокруг, когда пишет.
      - Когда мы станем знаменитыми и разбогатеем, мы ей поможем. Как только я получу свою первую роль, тут же увезу ее из дома.
      Изабель ни минуты не сомневалась в том, что это произойдет очень скоро.
      Подошла стюардесса с напитками, предложила коктейли. Изабель заказала джин с тоником, сделав вид, что это ей не в новинку, хотя до сих пор ей дозволялся лишь маленький бокал шерри раз в год, во время рождественских обедов.
      - Иза! - прошептала Кристиан. - Ты опьянеешь.
      - Да ну!
      Изабель сделала большой глоток. Напиток оказался холодным, как лед, и в то же время согревающим. Она не могла надивиться непривычному ощущению в голове.
      - Ах как здорово! Вот это жизнь!
      Изабель растянулась на мягком комфортабельном сиденье.
      После второго глотка она похоронила все свое прошлое. Забыла мать, отца, убогий маленький домик и даже Арран. Она Изабель Уинтер, ей восемнадцать лет, и она прекрасна. Она летит в Калифорнию. Начинается новая жизнь. Благодаря невероятной, немыслимой удаче у нее появился шанс, всего один шанс. И она его не упустит.
      Она летит в Калифорнию и найдет способ там остаться.
      В эту минуту Изабель поклялась, что никогда не вернется домой.
      Глава 2
      Семнадцатилетняя Кристиан вошла в зал Лос-Анджелесского международного аэропорта. Ростом в пять футов и девять дюймов, с развевающимися густыми каштановыми волосами, напряженная, как струна, она вдыхала прохладный кондиционированный воздух раздувающимися от радостного возбуждения ноздрями, жадно вбирая в себя окружающее. Ничто в жизни больше не произведет на нее такого впечатления, как это первое знакомство с Калифорнией. Как зачарованная, смотрела она на шумных пассажиров, двигавшихся в разных направлениях, - на солдат с напряженными лицами, возвращавшихся из Вьетнама, на живописные группы хиппи с антивоенными лозунгами, на кришнаитов в шафрановых балахонах с тамбуринами в руках, на молодых людей и девушек в потертых джинсах, вышитых жилетках, ярких цыганских платьях с крупными бусами.
      Кристиан задохнулась от счастья:
      - О, как мне здесь нравится! Я уверена, что полюблю все это. Обязательно полюблю.
      ***
      Марджи и Стюарт встречали их в аэропорту. Последовали радостные приветствия, поцелуи, объятия. Марджи они узнали сразу. Она выглядела точно так же, как на фотографиях, в своих развевающихся изумрудно-бирюзовых одеждах. Трудно было представить себе, что эта пышная, яркая, жизнерадостная и дружелюбная женщина - лучшая подруга их невзрачной матери.
      - Мои дорогие! Не могу поверить, что вы здесь.
      Надеюсь, вы не очень устали? Изабель, дорогая, ты точная копия Джорджа в молодости. Какое чудо!
      Восемнадцатилетняя Стюарт, которую они ни за что бы не узнали по фотографиям, теперь нисколько не походила на Ширли Темпл. На ней было ярко-розовое мини-платье, едва прикрывавшее зад и обнажавшее бесконечно длинные ноги с идеально ровным золотистым загаром. Держалась она холодно.
      - Ну, привет.
      В отличие от своей матери Стюарт вовсе не жаждала видеть Изабель и Кристиан, тем более терпеть их рядом все лето.
      - Ты что, мам! Рехнулась?
      - Стюарт, я не потерплю таких слов.
      - Хорошо-хорошо. Но ты сама подумай. На все лето!
      У Стюарт были свои планы на лето. Она только что окончила школу и намеревалась в июле и августе пожить в свое удовольствие. Ездить на вечеринки, валяться на пляже, курить травку. Ей совсем не улыбалось нянчиться с этими английскими замарашками. Господи, на кого они похожи! Она с отвращением смотрела на их плиссированные юбки и белые оксфордские рубашки. Такого уже сто лет никто не носит. А какие тощие! Может, они еще и девственницы к тому же? Стюарт шумно вздохнула. Теперь лето наверняка испорчено.
      ***
      Как только они вышли из прохладного здания аэропорта, их обдало волнами знойного воздуха. Блеклое солнце изо всех сил пыталось пробиться лучами сквозь слой смога. Через несколько минут Изабель и Кристиан уже сидели в комфортабельном сером лимузине с кондиционером, и машина бесшумно неслась по направлению к Бель-Эр, где открывалось чистое голубое небо.
      Легко и бесшумно распахнулись кованые резные ворота, и лимузин величественно покатил мимо цветущих кустарников и изумрудно-зеленых лужаек, где шелестели водяными струями поливочные устройства. Перед девочками предстал особняк в плантаторском стиле. Изабель подумала, что никогда в жизни не видела такого прекрасного дома, и, поднимаясь по широкой, как бы летящей вверх лестнице, глядя на картины, на вазы с цветами, она поклялась себе, что у нее будет точно такой же дом. И очень скоро!
      Им с Кристиан отвели комнату, выходившую окнами на заднее патио. За ним, позади цветущего кустарника, виднелась сверкающая на солнце бирюзовая гладь бассейна, от которого живописная дорожка вела к теннисному корту.
      - Теннисный корт! - не веря своему счастью, прошептала Кристиан. Только подумай, Иза, теннисный корт!
      - Если вы не очень устали, - вежливо предложила Стюарт, зная, что мать может ее услышать, - надевайте купальные костюмы и пойдем поплаваем.
      Ей захотелось убедиться, что и остальной их гардероб так же ужасен, как и то, что надето на них сейчас. Именно так и оказалось.
      - Постойте, - поспешно проговорила она, увидев их купальные костюмы, я дам вам свои купальники.
      Конечно, она сделала это не от доброты душевной, просто подумала: а вдруг появится кто-нибудь из ее знакомых, Давид Уиттэкер, например, и увидит в ее бассейне этих бледных замарашек в цельных темно-синих купальниках? Еще решит, не дай Бог, что они ее подруги!
      Кристиан не хотелось надевать чужой купальник.
      Она прекрасно видела, что Стюарт им вовсе не рада, и от этого чувствовала себя не в своей тарелке. Однако Изабель, которая никогда не отказывалась от того, что ей предлагали, с благодарностью согласилась. Принесенные Стюарт бикини выглядели очень стильно. Кристиан испуганно смотрела в зеркало на свои длинные изящные бедра, на мягко вздымавшуюся грудь. Как зачарованная дотронулась до тонких треугольничков голубой ткани. Да она прекрасно выглядит! Раньше она всегда считала себя дурнушкой, невзрачной сестренкой красавицы Изабель.
      Слишком высокой, слишком темнокожей. Но сейчас она вовсе не казалась такой уж высокой. И ее совсем не английская оливковая кожа здесь была к месту. "О Боже, - думала Кристиан, - да я просто хорошенькая!"
      Изабель смотрелась роскошно в простом черном бикини. Тонкая ткань едва прикрывала пышную грудь.
      Четко вырисовывались соски.
      - Иза, - прошептала Кристиан, - ты, оказывается, такая сексуальная! Стюарт просто взбесится, - удовлетворенно добавила она.
      ***
      К концу дня избалованная Стюарт, привыкшая к немедленному исполнению всех своих желаний, поняла, что недооценила Изабель. С ней придется считаться. Стюарт разозлилась на самое себя за то, что так глупо обманулась. По прошествии нескольких дней она с невольным уважением признала, что у Изабель есть характер. Возможно, она даже и не девственница. Однако, к величайшей досаде Стюарт, Изабель проявляла мало интереса к ее сумбурным эгоцентричным монологам и, казалось, вовсе не интересовалась друзьями Стюарт, с их дорогими автомобилями, шикарным спортивным снаряжением и другими дорогостоящими игрушками. Все свое время они проводили на пляже или у бассейна, небрежно занимались любовью, курили травку или хохотали, как безумные.
      Стюарт и в голову не приходило, что Изабель - к этому времени уже вполне сложившаяся актриса - сейчас играет определенную роль. Конечно же, Изабель была потрясена, как никогда в жизни. Да и как могло быть иначе? Она и не подозревала, что существует такой образ жизни. Даже в самых своих изощренных фантазиях не могла она представить себе, что юноши и девушки ее возраста и даже моложе могут гонять в таких шикарных маленьких спортивных автомобилях, разъезжая между пляжами, загородными клубами и бесконечными вечеринками то в одном живописном особняке, то в другом.
      Ее выводила из себя несправедливость всего этого. Ведь Стюарт и ее друзья настолько глупы, что даже не ценят своего счастья. Изабель решила для себя, что ненавидит Стюарт. И еще она решила, что Стюарт никогда не узнает, как хочется Изабель иметь то же самое. Никогда она не должна об этом догадаться!
      Ночами ей часто снился один и тот же сон: она бежит, спасается от чего-то ужасного, страшного, бежит по бесконечной серой дороге, между высокими стенами и в конце концов оказывается у двери в одной из таких стен. Дверь открывается в красочный, залитый солнцем сад. Она хочет войти в этот сад, но не может заставить себя переступить порог. Тело не хочет двигаться. Она просыпалась вся в слезах. Часами лежала без сна, прислушиваясь к ровному, тихому дыханию Кристиан, наблюдая, как в свете луны движутся тени от деревьев на потолке. С бессильным отчаянием думала о том, как неудержимо быстро летит время. А ей столько еще нужно успеть!
      Она должна здесь остаться! Ни за что не вернется в унылый, продымленный Бирмингем. Предполагалось, что этой осенью она начнет работать либо в магазине, либо машинисткой или секретаршей. Уж лучше сбежать в Лондон и болтаться по улицам, думала Изабель, не очень ясно представляя себе, как это на самом деле будет выглядеть. Она даже думать не могла о работе в магазине или в качестве машинистки. Нет, лучше умереть! Единственное, что ее привлекало, - это карьера актрисы.
      - Неплохая мысль, - сказала как-то на это мама. - Правда, совершенно непрактичная. Надо ведь зарабатывать на жизнь.
      Изабель сознавала, что настаивать на своем эгоистично, что нужно найти работу, которая позволяла бы приносить хоть немного денег в семью. Но...
      - Из меня получилась бы хорошая актриса, мама. Я это знаю.
      - Конечно, моя дорогая. Я помню, как славно ты сыграла в "Алисе в Зазеркалье". Но знаешь, в твоем возрасте все девочки мечтают стать актрисами.
      - Я никогда ничего другого не захочу, мама. Клянусь, я стану актрисой, и никем иным.
      "Посмотри же на меня, мама, - хотелось ей крикнуть тогда. - Посмотри на меня как следует! Все на меня смотрят, кроме вас с отцом".
      И это была правда. Идя по улице, Изабель видела, как мужчины оборачиваются ей вслед, одобрительно присвистывая. Но ей хотелось большего...
      Если бы только представилась возможность! Сколько она могла бы сделать для всей семьи. Ворочаясь без сна в нарядной белой постели для гостей, Изабель думала о том, что она ответственна не только за свое будущее, но и за будущее сестер. Кристиан и Арран. Она уже получила свой шанс - чудом попала в Город Ангелов, находящийся всего в какой-нибудь миле от мировой столицы кино. Теперь дело только за ней.
      Но как в том повторяющемся сне, она, хоть и подошла близко к своей заветной мечте, схватить ее руками все еще не может. Марджи и Холл Дженнингс, оба пожилые и благодушные, даже отдаленно не были связаны с кинобизнесом. И среди их друзей таковых не оказалось.
      В их доме Изабель встречалась с самыми разными симпатичными людьми банкирами, биржевиками, риэлтерами, врачами. Все они относились к киноискусству как к чему-то скорее утомительному, чем необходимому. Все это прекрасно, признавали они. Но на расстоянии.
      "Боже, помоги мне, - молилась Изабель. - Сделай так, чтобы я встретила продюсера, или режиссера, или сценариста, или хотя бы агента. Кого-нибудь, кто провел бы меня через эту дверь".
      Но Бог пока бездействовал.
      К чести Изабель, надо признать, она никогда не показывала владевшего ею отчаяния. Когда Марджи возила их с Кристиан смотреть достопримечательности - Диснейленд, Маринленд, студии "Юниверсал", - она держалась вежливо и выказывала приличествующую случаю заинтересованность.
      Иногда у нее возникало искушение довериться Марджи. Поймет ли ее Марджи? Изабель видела, что подруга матери ее полюбила. Возможно, здесь кроется тот самый шанс.
      Она тщательно выбрала время - ленч у бассейна, когда Стюарт не было дома.
      Однако очень скоро Изабель поняла, что помощи от Марджи ей не дождаться. Догадалась она и о причине столь нежного отношения к ней Марджи. Все дело оказалось в том, что Изабель похожа на отца, в которого Марджи как выяснила потрясенная Изабель - была когда-то в молодости страстно влюблена.
      - Вы были влюблены в отца?!
      От солнечных лучей, проникавших сквозь желто-зеленый тент, обычно румяные щеки Марджи казались оранжевыми.
      - Но.., как же это, Марджи? Я даже не знала, что вы с ним знакомы. Мама никогда мне об этом не рассказывала.
      - Да, Иза, я знала его. Конечно, это было много лет назад. Мы трое тогда были неразлучны. Повсюду вместе.
      Мы обе любили его - я и Лиз. - Выражение лица ее стало мечтательным. Она с отсутствующим видом ковыряла вилкой салат из авокадо. Подцепила креветку, осмотрела, положила вилку обратно. - Как раз перед окончанием войны.., летом 1944-го. Самое прекрасное лето... Или, может быть, это нам так казалось.
      Изабель сидела молча, с изумлением слушая рассказ Марджи. Та продолжала:
      - Мы даже забыли о войне. Конечно, она постоянно напоминала о себе. Все ходили в военной форме, и еды не хватало. Но стояло лето. Нам было по восемнадцать. Все казалось таким близким, доступным.
      Я была.., наверное, такая же, как сейчас. Большая и жизнерадостная. Ну, может, чуть потоньше. Элизабет всегда считалась у нас серьезной. Все принимала близко к сердцу. Мечтала спасти весь мир. Работала в каких-то комитетах по спасению военнопленных, беженцев, детей-сирот. А Джордж... О Джордж! Как сейчас его вижу... - Марджи задумчиво смотрела на зеленую воду бассейна. Изабель ждала затаив дыхание. - Он был потрясающе красив. Черные вьющиеся волосы, и эти великолепные голубые глаза, в точности как у тебя. А какой умный, способный! Его ведь приняли в Оксфорд.
      Он хотел стать поэтом. Писал чудесные стихи. Но вместо этого.., его призвали в армию, и скоро все кончилось.
      Его ранили в самом конце, когда война уже практически закончилась. О, это так жестоко, так несправедливо! Он очень долго лежал в госпитале. Больше года. Мои родители не позволяли мне видеться с ним. Я чувствовала, что сердце мое разбито. - Она шумно вздохнула. Потом взяла себя в руки, улыбнулась Изабель. - Но все хорошо, что хорошо кончается. Я вышла замуж за Холла.
      У нас родилась Стюарт. Мы прожили счастливую жизнь.
      А все остальное - уже, как говорится, история.
      "Боже правый, - подумала Изабель, - она все еще влюблена в него! И как патетично она рассказывает... Но уж если бы я в кого-нибудь влюбилась, ни за что не стала бы слушать родителей. Обязательно поехала бы с ним повидаться".
      - Больше я Джорджа не видела, - продолжала Марджи. - Уверена, Элизабет подходит ему гораздо больше, чем я. Она его не подвела. Думаю, она относится к нему как к самому серьезному делу своей жизни.
      Вошла девушка-мексиканка, убрала тарелки с салатом и поставила блюдо с нарезанными персиками. Марджи автоматически кивнула ей, оставаясь, по-видимому, мыслями все еще там, в том далеком времени, за тысячи миль отсюда.
      - Вот почему я решила не терять с ними связи, что бы там ни думала по этому поводу Элизабет. Поклялась не упускать детей Джорджа из виду. А как приятно было посылать вам подарки на Рождество. Я словно бы оставалась частью вашей семьи.
      В этот момент Изабель ясно поняла, что Марджи ей не поможет. Для нее Джордж Уинтер был все тем же красивым молодым студентом, что и четверть века назад.
      Человеком, которого она любила. Она никогда не сделает ничего, что могло бы его огорчить. И она никогда не сможет до конца понять, что с ним стало.
      ***
      Марджи повезла Изабель по магазинам на Родео-драйв, потом в парикмахерскую, сделать модную прическу. Она намеревалась взять с собой и Кристиан, но Кристиан хотелось лишь одного - играть в теннис. Она жила как в раю - играла на прекрасном корте новой металлической ракеткой Стюарт, которую та охотно дала ей напрокат. Стюарт не любила теннис.
      Благодаря длинным ногам, мощному броску, юной энергии и острому зрению Кристиан очень скоро выросла в сильного игрока. Ее Марджи по магазинам не возила. Вместо этого они ездили в теннисный клуб, где Марджи познакомила Кристиан с несколькими молодыми людьми.
      ***
      Изабель завидовала Кристиан. Ей тоже хотелось расслабиться, поиграть в теннис, развлечься, но другой, целеустремленной частью своего существа она сознавала, что времени для этого нет. Она должна быть готова в любой момент, как только представится шанс.
      Наблюдая за дамами в салонах красоты, у Гуччи и в других фешенебельных магазинах, Изабель поняла: для того чтобы иметь успех в Лос-Анджелесе, надо быть худощавой, загорелой и по крайней мере выглядеть богатой. Каждый день она критически осматривала себя, раздевшись догола. Слишком она пышная и слишком бледная.
      Она села на диету из мяса, фруктов и овощей, стала регулярно заниматься физическими упражнениями, проводила строго дозированные промежутки времени на пляже. К концу второй недели она сбросила пять фунтов, пышные бедра похудели, стали твердыми и упругими, а тело покрылось ровным золотистым загаром.
      В свое время все и свершилось. В третью субботу их пребывания в Лос-Анджелесе Марджи устроила прием в честь ее и Кристиан, на котором Изабель познакомилась с Дэвисом Уиттэкером.
      ***
      Стюарт была влюблена в Дэвиса. Но он практически никогда не бывал у них в доме и никуда не приглашал Стюарт, и из этого Изабель сделала вывод, что он не отвечает ей взаимностью.
      - Он совершенно холодный, - призналась однажды Стюарт. - Даже ты скоро это поймешь, - добавила она, скорее для того чтобы произвести впечатление на Изабель. - Вообще-то он уже старый. Ему двадцать шесть. Он побывал во Вьетнаме. Окончил юридический факультет Йельского университета. Все считали, что он станет партнером в отцовском бизнесе в Харфорде, но он и слышать не хотел о том, чтобы работать в какой-то старой замшелой фирме, существовавшей еще до Рождества Христова. Так что вместо этого он приехал в Лос-Анджелес и занялся шоу-бизнесом. Отец его был вне себя. Пригрозил, что лишит Дэвиса наследства. Можешь себе представить? - Стюарт затянулась зажатой в зубах сигаретой с марихуаной. - Старый болван! Дэвис всю жизнь мечтал работать в театре. Еще со школьных лет с ума сходил по сцене. Родители все-таки ужасные кретины! - Она протянула Изабель влажный коричневый окурок. - На, хочешь затянуться?
      - Нет, спасибо.
      - А знаешь, ты все-таки страшная мещанка.
      Изабель перевернулась на спину. Тщательно смазала живот гавайским маслом с соком алоэ. Двадцать минут на спине, потом она снова перевернется на живот.
      - Мне все равно. Если только тебя это не очень раздражает.
      - Да нет. Это твое личное дело.
      За живой изгородью из олеандров слышались удары ракетки по мячу. Кристиан играла с каким-то бронзовым атлетом из загородного клуба. Кажется, она побеждала.
      Изабель зевнула. Под ярким горячим солнцем ее начала одолевать дремота. Глаза сами собой закрывались.
      - Дэвис - актер?
      Она задала этот вопрос скорее из вежливости. Друзья Стюарт ее мало интересовали. Все ужасно скучные и так похожи друг на друга.
      - Да нет, что ты! - Стюарт сделала глубокую затяжку. - М-м-м-м! А-а-а-ах! Чудная травка! Ты уверена, что не хочешь попробовать? Не передумала? Ну, как знаешь... Но ему бы следовало быть актером. Он потрясающе выглядит. - Стюарт подползла вместе с надувным матрасом к самому бассейну, опустила ногу, поболтала ею в воде. - О Господи, как бы мне хотелось заняться любовью с Дэвисом Уиттэкером. Готова поспорить, он потрясающе хорош в постели. Иза, ты принимаешь таблетки?
      - Нет.
      - А зря. Я принимаю их регулярно уже три года...
      А он высокий, и у него такое большое тело. И такие глаза... Такие, знаешь, как бы задумчивые. С сонными веками. Понимаешь, о чем я говорю?
      - Какого цвета?
      - Что? Да не знаю. Кажется, карие. Но очень сексуальные.
      - Здорово, - пробормотала Изабель, почти засыпая. - Так чем же он все-таки занимается? Ты сказала, он не актер?
      - Он агент. Разыскивает таланты. Только подумай!
      Выглядеть так, как Дэвис, и помогать другим, вместо того чтобы...
      Изабель моментально проснулась.
      - Я думаю, ты увидишь его в субботу на вечеринке, - сказала Стюарт. Если он придет, конечно.
      ***
      Дэвис Уиттэкер уже совсем было решил не приезжать. Ему не хотелось видеть Стюарт, которая ему очень не нравилась. Ее невежественная болтовня, подражание жаргону хиппи выводили его из себя. И английские гости Марджи его тоже не интересовали. Наверняка какие-нибудь приторные наивные толстушки с пастельной косметикой на унылых лицах.
      И все-таки он приехал. В основном из-за того, что сидел без денег и не упускал случая поесть за чужой счет.
      За хороший обед он будет вежлив с девушками из Англии и даже со Стюарт. Дэвид неохотно тратил деньги на себя.
      Экономил даже на еде. Каждый заработанный пенни шел на актерское агентство "Уиттэкер". Он нелегально ночевал в складском помещении позади своего офиса. Кипятил там кофе и разогревал супы на переносной печке.
      Список его клиентов - совсем немногочисленных - состоял из новичков, которые не могли найти никого другого, кто бы их представлял, из актеров, присылаемых иногда старым институтским приятелем, ныне работавшим на студии, из тех, с кем другие агентства больше не работали. Таких, как, например, стареющая певица-сопрано, которую теперь приглашали лишь на свадьбы и еврейские празднества. И то если она была трезва. Дэвис позарез нуждался в хороших клиентах. Однако хорошие клиенты в нем, похоже, не нуждались.
      И все же Дэвис Уиттэкер оставался оптимистом. Он умел выживать и не в таких ситуациях. Подавлял приступы панического страха, охватывавшего его каждый раз, когда он думал об арендной плате, о хороших костюмах, необходимых для того, чтобы выглядеть преуспевающим молодым агентом. Стискивал зубы и продолжал свое дело. Он не сдастся, он докажет старику, что может справиться сам. Даже если такая жизнь в конце концов погубит его. Иногда, в самые черные минуты, он думал, что так оно скорее всего и случится. В такие периоды ему казалось, что весь мир объединился, чтобы уничтожить его. Но каждый раз что-то случалось, спасая его от полной катастрофы, отодвигая ее еще на один день. Кто-нибудь из его клиентов получал роль в рекламном фильме или в "мыльной опере". Его могли пригласить на какую-нибудь вечеринку, где завязывались полезные связи...
      ***
      В субботу в половине шестого Изабель вертелась перед сестрой.
      - Как я выгляжу, Крис?
      Кристиан обернулась. Внимательно посмотрела на сестру.
      - Не так, как всегда, - неуверенно ответила она.
      - Что это значит - не так, как всегда? Хорошо я выгляжу или плохо?
      - Ты выглядишь потрясающе.
      Это была правда. Изабель полдня провела в парикмахерской, и теперь ее густые черные кудри с обманчивой естественностью струились по плечам. Но дело не только в прическе, думала Кристиан. Может быть, в новом платье? Очень простом, коротеньком, полотняном, кремового цвета. Да, пожалуй, это благодаря новому платью Изабель выглядит такой блестящей, такой.., совершенной.
      - Да, - повторила Кристиан, - потрясающе.
      - Это хорошо, - небрежно произнесла Изабель.
      Несмотря на кажущуюся легкость тона, Кристиан поняла, что Изабель очень серьезна. По-видимому, дело не только в том, чтобы показаться кому-то неотразимой на сегодняшней вечеринке. Интересно, подумала Кристиан, что это она задумала? Для кого она так тщательно одевается? Кого надеется покорить?
      Однако, когда вечеринка началась, Кристиан выкинула это из головы. Все было так прекрасно. Не хотелось тревожиться ни о чем. Она даже представить себе не могла ничего подобного. Патио и лужайки возле бассейна украсили цветами и яркими фонариками. Весело играл джаз. Официанты разносили охлажденное в бочках со льдом белое вино и импортное пиво, огромные блюда с закусками - гигантскими креветками в горячем соусе, сочными цыплятами на вертелах, грибами с беконом. Для четы Дженнингс и их гостей в этом не было ничего особенного. Обычный семейный пикник в конце недели. А для Кристиан происходящее казалось волшебной сказкой.
      К тому моменту, когда три специально нанятых повара положили цыплят и стейки на догорающие угли и полили соусом, Кристиан почувствовала, что влюблена.
      Во все, что ее окружало. В этот бархатный вечер, в это изобилие, в эту красоту, в еду и вино - вообще в жизнь.
      Как бы ей хотелось, чтобы Иза смогла расслабиться и насладиться всем этим. Иза все воспринимает слишком серьезно.
      Впрочем, к тому времени, как стали разносить стейки, Кристиан забыла об Изабель. К этому моменту она поняла, что влюблена еще и в Томми Миллера - того самого юношу, с которым сыграла вчера два сета в теннис в загородном клубе. В мускулистого загорелого Аполлона, предложившего ей быть его партнершей в открытом турнире юниоров.
      - Если тебе и правда еще нет восемнадцати, тогда... черт возьми, мы их всех причешем!
      ***
      Изабель поняла, что победила, как только вошла через французские двери в патио. Воцарилась полная тишина, все взгляды обратились на нее, а через несколько секунд ее уже окружали мужчины всех возрастов - подростки, молодые люди и их отцы. Даже Холл Дженнингс подошел. До сих пор они почти не общались. Холл много работал, домой возвращался поздно и со стаканом виски и журналом "Уолл-стрит" сразу уходил в свою комнату.
      Они обменивались лишь ничего не значащими фразами, типа: "Привет, Изабель. Ну как ты? Хорошо провела день?"
      Сегодня он вел себя совершенно по-другому.
      - Ты потрясающе выглядишь, дорогая. Просто вся светишься. Никогда тебя такой не видел.
      При всей своей неопытности Изабель не могла не заметить восхищения в его глазах. Она удовлетворенно улыбнулась про себя, мысленно отметив эту первую победу.
      Дэвис Уиттэкер стоял в дальнем конце патио, позади группы людей, оживленно беседовавших с Марджи. Он сразу заметил Изабель, в ту же секунду, как она появилась. Ему даже показалось, что, если закрыть глаза, он все равно будет видеть ее. Образ ее как будто отпечатался на его веках.
      - ., так рада, что они хорошо проводят время, - говорила между тем Марджи. - Они такие лапочки, так радуются всему. Мне доставляет удовольствие их баловать. Мы очень дружили с их родителями. Можно сказать, выросли вместе.
      Через некоторое время Марджи отошла к другим гостям. Убедившись, что Стюарт надежно окружена группой друзей, Дэвис начал рассматривать Изабель, но не делал попыток приблизиться к ней, пока не убрали тарелки и все снова не пришло в движение. В следующий же момент они, словно по мановению волшебной палочки, оказались рядом. Виновницей тому в немалой степени была Изабель, хотя Дэвис об этом и не подозревал.
      - Надеюсь, вам нравится в Калифорнии?
      Он взял ее пустой бокал, протянул бармену.
      - Благодарю вас.
      Она говорила низким, чуть хрипловатым голосом, с таким английским акцентом, что дух захватывало. Потом она подняла на него глаза, и Дэвис в первый раз ощутил их притягательную силу. Ярко-голубые, с оттенком индиго. Удивительные глаза... Она улыбнулась полными, сочными губами, и на щеках появились ямочки. Глаза Дэвиса обратились к ямочке, разделявшей подбородок на две части. Он где-то слышал, что это признак сексуальной ненасытности.
      В этот момент он испытал ощущения, которые означали не что иное, как вожделение, в самом его примитивном виде. Он окинул взглядом ее всю. Кожа цвета спелого персика. Это избитое сравнение ужаснуло его, но оно подходило как нельзя лучше. Взгляд его переместился к выемке на груди, упругой и одновременно мягкой. В этом он не сомневался.
      Однако Изабель обладала не только прекрасными глазами, великолепной фигурой и массой пышных черных кудрей. Дэвис, кстати, сразу понял, что кажущаяся, такая привлекательная небрежность прически стоила девушке кучу денег. Изабель, несомненно, была личностью.
      В толпе из шестидесяти человек именно она сразу обращала на себя внимание. В ней ощущался какой-то магнетизм.
      Не отличавшийся романтичностью, скорее даже циничный, Дэвис Уиттэкер, повидавший на своем веку столько хорошеньких девушек, что не счесть, был потрясен этой девушкой до глубины души.
      Да что он уставился на нее, как идиот! Дэвис тряхнул головой, отпил вина. Обычно такой разговорчивый и неотразимый с женщинами, на которых хотел произвести впечатление, сейчас он просто не мог найти нужные слова. Секунды проходили в молчании одна за другой.
      Наконец Дэвис, совсем отчаявшись, спросил Изабель, как ей нравятся калифорнийские вина. Она ответила, что на ее вкус они очень хороши, хотя она немногие из них пробовала. Потом он спросил, много ли достопримечательностей удалось ей посмотреть. Изабель ответила утвердительно. Рассказала о Диснейленде и студиях "Универсал".
      О чем бы еще ее спросить, судорожно думал Дэвис, боясь, что наскучил ей. Ему сейчас хотелось лишь одного - чтобы она оставалась рядом.
      Впрочем, он напрасно беспокоился. Изабель не собиралась никуда уходить. На самом деле она не слышала ни слова из того, что он говорил. Она изучала его. Так же пристально и напряженно, как и он ее.
      Да, пожалуй, Стюарт права. Он очень хорош собой.
      Особенно это сочетание темных волос с янтарными глазами какого-то поразительного оттенка. Они действительно кажутся сонными под тяжелыми веками, но Изабель не сомневалась, что эти сонные глаза с поволокой ничего не упускают. И лицо у него не просто красивое.
      Оно.., сильное. Изучая эти внимательные глаза, этот жесткий рот, говоривший о решимости, Изабель с удовлетворением думала, что он, похоже, крутой парень.
      И если верить тому, что рассказывала Стюарт, он жаждет успеха не меньше, чем она, Изабель. Теперь остается только сделать так, чтобы он сам захотел ей помочь. Интуиция ей подсказывала, что битва почти выиграна.
      Дэвис легонько и в то же время решительно взял ее за руку и повел к бассейну. Изабель шла рядом с ним мимо живых изгородей из олеандров и чувствовала на своей спине взгляд Стюарт. Губы ее изогнулись в усмешке. Бедняжка Стюарт! Она так настойчиво старалась произвести впечатление на Изабель, когда рассказывала о Дэвисе Уиттэкере...
      Они стояли рядом у бассейна, глядя на бирюзовую воду.
      - Когда вы собираетесь в Англию?
      - Примерно через три недели.
      Через три недели! Так скоро...
      - Вам надо вернуться в школу? Вы ведь, как я понимаю, одного возраста со Стюарт?
      - Я уже закончила школу.
      - И что же вы собираетесь делать дальше?
      Изабель незаметно подвинулась чуть ближе к нему.
      Теперь Дэвис чувствовал аромат ее духов, ощущал жар ее тела. Кровь гулко стучала у него в висках. Господи!
      Увести бы ее сейчас к себе, сорвать с нее это элегантное платье и не выпускать из постели до тех пор, пока хватит сил... Заснуть на этой великолепной груди, а потом проснуться и снова любить ее, впиваясь в каждую клеточку этой роскошной кожи...
      Но это не все. Он хотел большего. Он хотел узнать ее всю. Узнать по-настоящему. Хотел видеть ее улыбку по утрам. Он хотел обладать ею. Содержать ее. А она уезжает через три недели...
      Внезапно Дэвид осознал, что видит в ней не только женщину. Обычно он оценивал женщин с точки зрения агента, независимо от того, собирались они стать его клиентками или нет. Так, наверное, фотограф оценивает всех людей с точки зрения их фотогеничности, игры света и тени.
      Изабель повернулась, почти задев его грудью. Посмотрела ему прямо в глаза. Лучезарно улыбнулась. У Дэвиса пересохло во рту.
      - Если я вам скажу, что я собираюсь делать, вы будете очень смеяться.
      - Попробуйте.
      Несколько секунд она молча смотрела на него.
      - Я хочу играть в кино. И не просто играть. Я хочу стать звездой. И я совсем не стремлюсь обратно в Англию. Ну, что же вы не смеетесь?
      Как будто электрическая лампочка в тысячу ватт разорвалась в его мозгу. Образы, нарисованные вожделением, потускнели, в нем заговорил холодный голос профессионала. Конечно, она станет звездой. И конечно же, другие мужчины почувствуют к ней то же самое, что сейчас ощущает он. Все мужчины в Америке. Во всем мире... Да он же видел, как они все смотрели на нее только что. Даже сам Холл Дженнингс не остался равнодушным. А Дэвис готов был поспорить с кем угодно, что Холл в жизни не смотрел ни на одну женщину, кроме жены.
      Сердце громко колотилось у него в груди. Дыхание перехватило. Чувствуя непривычную тяжесть, он потянулся к ней. Положил руки ей на плечи. Долго смотрел в ее лицо, в ее суженные от решимости глаза.
      - Что-то я не слышу, чтобы кто-то здесь смеялся, - очень тихо произнес Дэвис.
      Глава 3
      "Бель-Эр 15 августа 1970 года
      Дорогая Лиз!
      Сообщаю тебе последние новости о жизни девочек в Соединенных Штатах.
      Еще раз огромное тебе спасибо за то, что позволила им приехать. Я не припомню, чтобы мы когда-нибудь так весело проводили время. Не представляю, что я буду делать без них. Но ты, наверное, тоже ужасно по ним скучаешь. Они ведь в первый раз уехали из дома? В следующий раз ты должна уговорить Джорджа отпустить Арран тоже. Она уже достаточно взрослая.
      В прошлую субботу мы устроили для них небольшой прием. Пригласили самых близких друзей дома и кое-кого из молодых людей. Изабель произвела на всех потрясающее впечатление. Даже Холл, бедняга, не устоял.
      Признался, что находит ее очаровательной. Ну что ты на это скажешь? Зато благодаря Изабель он стал приходить с работы вовремя, и мы теперь часто обедаем в кругу семьи, как и все нормальные люди.
      Должна сказать, с моей Стюарт немножко сбили спесь, но, я думаю, ей это полезно. Уж слишком она стала задирать нос в последнее время. Тут замешан еще один зеленоглазый покоритель сердец - мальчик, который нравится Стюарт. Вернее, он уже далеко не мальчик, ему двадцать шесть. Изабель и его свела с ума. Теперь он каждый день заезжает к нам, чтобы увидеться с ней. Но надо отдать ей должное, Изабель очень тактичная девочка. Никуда с ним не ездит, чтобы не задевать чувства Стюарт. Конечно, это все несерьезно - ведь девочки через две недели уезжают. Изабель такая лапочка. А как похожа на Джорджа! Я чуть с ума не сошла, когда увидела ее в первый раз.
      Кристиан тоже отлично проводит время. Мы ее почти не видим. Она целыми днями играет в теннис в загородном клубе. Между нами говоря, у нее тоже появился мальчик. Очень милый юноша по имени Томми Миллер. Он заканчивает Академию Тэйера. В этом году с сентября у него последний курс. Они сейчас вместе с Кристиан играют в открытом турнире юниоров. Может быть, даже и победят. Кристиан, оказывается, очень сильная теннисистка.
      Дорогая Лиз, можешь ни о чем не беспокоиться.
      Я слежу за девочками неусыпно, как наседка. В доме не происходит ничего такого, о чем бы "тетушка Марджи" не знала. Спокойно отдыхай и жди их приезда. Не успеешь оглянуться, как они уже будут дома.
      Поцелуй за меня Джорджа и крепко обними Арран.
      Скажи, что мы надеемся обязательно увидеть ее в следующий раз.
      С любовью,
      Твоя Марджи".
      В пятнадцать минут третьего знойным субботним днем Кристиан и Томми встречались с Энджи Шварц и Лэрри Стивенсом в финальной игре турнира юниоров.
      Для Кристиан вся неделя прошла в непрерывном радостном возбуждении. Каждый день они с Томми выигрывали очередной раунд. Каждый вечер Томми угощал ее кока-колой с гамбургером или пиццей и ровно в девять часов привозил домой.
      - Ей надо как следует выспаться, миссис Дженнингс. Завтра у нас опять трудный день.
      Вчера вечером он в первый раз поцеловал Кристиан.
      - Мы с тобой классная команда. А ты отличный партнер. Мы им покажем! Вот увидишь.
      Весь мир для Кристиан сейчас сосредоточился на красном гравии корта, испепеляющей жаре, устрашающих фигурах Энджи - мускулистой, решительно настроенной блондинки - и Лэрри, ростом в шесть футов и три дюйма, с ногами, похожими на стволы деревьев, с броском сильный, как удар пули. Кристиан знала наверняка, что опозорится перед ними. Ей казалось, что ее сейчас вырвет, хотя она ничего не ела. Победа на этом турнире так много значила для Томми. Он так надеется на нее.
      А она его подведет. Кристиан в этом не сомневалась.
      Конечно, он хорошо воспитан и ничего не скажет, но все равно не сможет подавить гнев и разочарование.
      Нет, лучше умереть. Когда все кончится, она уползет куда-нибудь подальше от людских глаз и покончит с собой.
      Слава Богу, Изабель здесь. Сидит в первом ряду рядом с Марджи Дженнингс. Кристиан не решалась взглянуть на сестру, но лицо Изабель стояло перед ее мысленным взором. Кристиан ясно представляла себе эти голубые глаза, которые могли излучать тепло летнего неба или сверкать, как холодная сталь. "Действуй же! - слышала она голос Изабель. - Не раскисай. Ты можешь победить!"
      Еще, слава Богу, нет Стюарт. Кристиан совсем не хотелось позориться при ней. Как хорошо, что ее в последнюю минуту пригласили куда-то в Малибу, и она умчалась в своем маленьком "альфа-ромео".
      Раздался звук, похожий на выстрел. Это Лэрри послал первый мяч. Кристиан автоматически пригнулась, почти припала к земле, изогнулась и послала мяч Энджи.
      Потом бросилась вперед, к сетке, присоединилась к Томми. Как раз вовремя, чтобы перехватить ответный бросок Энджи. Изящно перехватила мяч и мощным ударом послала его на другой конец корта к ногам Лэрри.
      Томми принял ответный бросок от Лэрри. Сделал обманное движение назад. С приветом, пятнадцать.
      С ослепительной улыбкой Томми обернулся к Кристиан. В немом восхищении она улыбнулась в ответ.
      Может быть, они все-таки сделают эту игру...
      ***
      В пятнадцать минут четвертого солнце неподвижно стояло на белом от зноя небе, прямо над их головами.
      Майки юношей насквозь промокли и потемнели от пота.
      Плечи, грудь и лоб Энджи блестели, белокурые волосы прилипли к голове. Лишь Кристиан выглядела свежей и даже аккуратной. Без устали металась по корту, забыв обо всем на свете. Щеки ее пылали, но в остальном - ни малейших признаков утомления. Из трех игр первого сета они с Томми выиграли одну. Кристиан не видела ничего, кроме красного гравия корта и ярко-зеленого мяча, который надо было отбивать и отбивать...
      ***
      Жара усилилась.
      Энджи и Лэрри выиграли второй сет со счетом 6:4.
      Третий, последний, сет начался без пятнадцати четыре.
      Солнце все так же неподвижно стояло на небе. Толпа зрителей поредела. Постепенно они все ушли в тень или же искали убежища в здании клуба. Лишь верная Марджи осталась сидеть в первом ряду, теперь почти опустевшем. Обмахивала вспотевшее багровое лицо бумажной салфеткой и постоянно посылала официанта за охлажденными напитками. Изабель, сидевшая рядом с ней, подалась вперед, крепко вцепившись руками в край сиденья.
      Кристиан чувствовала, что слабеет. Броски ее утратили былую точность. Ее снова охватила паника. О Боже, она проиграет этот матч! Она подведет Томми.
      Однако Энджи и Лэрри тоже сдавали позиции. Они еще не выиграли этот матч, и, хотя разрыв составлял в общей сложности четыре очка, Кристиан и Томми продолжали биться - упорно, настойчиво, как заведенные.
      В конце концов счет сравнялся - 6:6. В последней, решающей игре они менялись подачами, в зависимости от того, кто выигрывал в предыдущей.
      Первый мяч подавала Энджи. "Надо взять себя в руки, - яростно бормотала себе под нос Кристиан. - Мы должны выиграть". Уверенность почти покинула ее.
      Энджи и Лэрри настроены так решительно. А ее ноги вдруг отяжелели, как будто налились свинцом. Кристиан уже видела бледное от разочарования лицо Томми. Мысленно слышала, как он вежливо прощается с ней. Прощается навсегда... Она упустила первый мяч. Томми выиграл вторую подачу. Третью она опять упустила. Томми выиграл четвертую - она пропустила пятую.
      А потом дважды промахнулась Энджи.
      Кристиан тяжело и хрипло дышала, сознавая, что загубила всю игру. Теперь она снова воспряла духом.
      Может быть, им все-таки суждено выиграть этот матч...
      Она словно услышала голос Изабель: "Что ты делаешь, идиотка?! Возьми же себя в руки!"
      Кристиан мысленно расправила плечи. Точно отбила первый мощный удар Энджи, с силой послала мяч в центр. Последовал яростный обмен ударами между Лэрри и Томми. И снова мяч летел в сторону Кристиан.
      Она с силой послала его поверх головы Лэрри в дальний угол корта. Лэрри не сумел перехватить мяч.
      Томми обернулся к ней с радостной улыбкой. Поднял палец в знак одобрения.
      Следующей шла подача Кристиан. "Господи, - молила она, - пошли мне удачу". И удача на этот раз не заставила себя ждать. Энджи отбила мяч в сетку. Еще одно очко в их пользу.
      Снова подача Кристиан. Только бы не промахнуться!
      И она не промахнулась. Удар оказался точным и сильным. Лэрри отбил его назад, к Кристиан. Она с силой послала мяч обратно, лишь в последнюю секунду сообразив, что не совсем точно рассчитала - мяч летел слишком низко. Она обреченно услышала звук удара о сетку.
      Мяч медленно перекатился через верхний край сетки и - о, чудо! - упал на стороне противника. Энджи и Лэрри не смогли его перехватить, как ни пытались.
      Кристиан не могла поверить такой немыслимой удаче. Они с Томми победили! Боже правый, они выиграли...
      Томми смял ее в жарком потном объятии. Колени Кристиан внезапно ослабели. Если бы Томми не держал ее так крепко, она бы упала. Подходя к сетке, чтобы обменяться рукопожатиями с противниками, Кристиан чувствовала, как дрожат ноги. Разгоряченная кровь гулко стучала в ушах. Она почти не слышала поздравлений. Как сквозь туман, донесся до нее голос Изабель:
      - Ты была просто великолепна, Крис! Я горжусь тобой. Ты обязательно выиграешь в Уимблдоне. Ты им всем покажешь.
      Потом она снова почувствовала руки Томми. Он, как безумный, жадно целовал ее в ухо, в нос, в дрожащие губы.
      Подошел с поздравлениями президент клуба. Сообщил, что вечером состоится прием с ужином, танцами, вручением призов.
      - Ах какие же вы молодцы! - воскликнула Марджи.
      Сияющая Изабель обняла сестру.
      - Потрясающе, Крис!
      - Ну что? - услышала она голос Томми. - Мы сегодня пойдем на вечеринку?
      ***
      В половине седьмого Томми заехал за Кристиан на черном "мерседесе" с роскошными сиденьями из красной кожи - подарок матери ко дню рождения. Теперь, после победы в турнире, он надеялся получить еще и обещанный "порше" - ему казалось, что "мерседес" выглядит чересчур солидно и не соответствует тому имиджу, который он для себя выбрал.
      - Желаю хорошо провести вечер, ребята.
      Марджи счастливо улыбалась. Все-таки она молодец, что пригласила девочек приехать. Кристиан чудесно проводит время. А молодой Миллер - такой воспитанный юноша, с такими прекрасными манерами.
      ***
      По-хозяйски взяв Кристиан под руку, Томми повел ее в клуб. Кристиан остро ощущала его присутствие. Чувствовала запахи шампуня и жидкости после бритья, ощущала тепло, исходившее от его тела. На нем были тесно облегающие белые джинсы и просторная белая рубашка, расстегнутая сверху и открывавшая широкую загорелую грудь. Он просто великолепен, думала Кристиан.
      Ах, какой сегодня чудесный день! А вечер обещает быть еще более захватывающим.
      Она одевалась более тщательно, чем всегда, под руководством Изабель. Надела новое платье сестры, купленное в магазинчике на Родео-драйв. Платье в стиле космического века - черное, все сплошь в карманах и молниях. Не слушая возражений сестры, Изабель наложила ей на лицо косметику - в первый раз в жизни Кристиан. Выщипала ее устрашающе густые брови, удлинила темные глаза, на веки нанесла красноватые тени.
      - Ну вот, - удовлетворенно отметила Изабель. - То, что надо. Ты выглядишь очень экзотично. Прямо как египтянка. И откуда у тебя этот цвет кожи, хотела бы я знать. Вот бы мне такой загар.
      Единственным огорчением явилось то, что Изабель не смогла приехать посмотреть, как сестре будут вручать приз. У нее на сегодня было назначено свидание с Дэвисом, и Кристиан чувствовала, что сестра очень волновалась. По-видимому, встреча с Дэвисом имела для сестры большое значение.
      ***
      На протяжении всего вечера Кристиан, окруженная толпой поклонников, была на седьмом небе от счастья.
      Томми от нее не отходил. Молниеносно кидался выполнять любое ее желание. Кристиан чувствовала себя настоящей принцессой. Они с Томми танцевали под музыку "Битлз", "Роллинг Стоунз", "Самолет Джефферсон" и Карлоса Сантаны.
      Во время церемонии вручения призов она, заикаясь, смущенно пробормотала слова благодарности и приняла из рук президента серебряную статуэтку и чек на сто долларов от магазина спорттоваров, расположенного на бульваре Уилшир и известного под названием "Спорттовары Стэна". Радостное возбуждение переполняло Кристиан. У нее никогда в жизни не было столько денег.
      Что за великолепный вечер, думала она. Вкусная еда, чудесная музыка, всеобщее восхищение... И постоянное присутствие Томми. Красивого, очаровательного. Да, она, наверное, по-настоящему влюблена в Томми. Хорошо бы эта ночь никогда не кончалась.
      Приглушили освещение. Кристиан снова оказалась на танцевальной площадке в объятиях Томми. Вчера он впервые поцеловал ее по-настоящему, с языком. Тогда ей показалось, будто что-то взорвалось у нее в голове. По всему телу прошли горячие волны.
      Сейчас она ощутила губы Томми на виске. Тая от счастья, услышала его шепот у самого уха:
      - Крисси, я хочу побыть с тобой наедине. Давай уйдем отсюда. Поедем кататься?
      О, как она жаждала, чтобы он снова поцеловал ее!
      И чтобы этот поцелуй никогда не кончался.
      - Послушай, - внезапно произнес он, - поедем ко мне домой, а? Там прохладно.
      Он повел ее по тенистой тропинке к площадке для парковки. На мгновение остановился, быстро поцеловал в губы.
      - Тебе у меня понравится. Ты ведь еще не видела мой дом?
      ***
      Багровое солнце словно растеклось по всему горизонту. Небо позади них потемнело. В домах зажглись огни, слабо мерцавшие сквозь низкий густой смог.
      Жара все никак не спадала. До приезда в Лос-Анджелес Изабель и не знала, что такое настоящая жара. Она обволакивает словно горячим покрывалом, ее вдыхаешь и ртом, и носом... Сегодня в теннисном клубе температура, наверное, приближалась к сорока градусам. И даже здесь, на пляже в Санта-Монике, не намного прохладнее.
      Песок такой горячий, что страшно дотронуться. Некоторые из любителей серфинга все еще лежат на своих досках, покачиваясь на волнах.
      Они с Дэвисом доедали ужин, состоявший из отварного цыпленка, картофельного и капустного салатов, французского хлеба.
      - Ничего особенного не будет, - улыбаясь, говорил Дэвис. - Обычная американская летняя домашняя еда.
      Пикник на пляже в такую жару - конечно, лучшее, что можно придумать. Так решила Изабель, когда они ехали в стареньком "бьюике" Дэвиса, в котором кондиционер давным-давно не работал.
      Однако Дэвис не думал о погоде. Он просто подчинился мгновенному импульсу. Ему не захотелось вести Изабель в ресторан, где все бы на нее глазели. Этот вечер может стать поворотным моментом в жизни их обоих, поэтому он хотел, чтобы ничто их не отвлекало друг от друга.
      Наблюдая за тем, как она ест, Дэвис снова и снова задавал себе вопрос, а не сошел ли он с ума. Не совершает ли он глупейшую ошибку, подобрав на вечеринке молоденькую туристку из Англии и потакая ее честолюбивым мечтам?
      Нет, решил он в конце концов. Безумие его состоит не в этом. Здесь, в городе, есть тысячи молодых женщин красивее, чем Изабель, и они тоже мечтают увидеть свои имена на афишах кинотеатров, но им скорее всего не добиться успеха в отличие от Изабель. В ней есть нечто особенное, и, если он не ошибается, недалек тот день, когда фильмы с ее участием будут делать огромные сборы. Она обладает не только всеми необходимыми данными для этого - соответствующим лицом, фигурой, целеустремленностью. В ней есть еще некая магическая сила, изюминка, которую невозможно приобрести ни за какие деньги, невозможно выработать никакими тренировками. Она либо есть у человека, либо ее нет. В разное время эту черту определяли то как сексапильность, то как харизму, то просто как "это".
      Некий ореол звезды.
      Дэвис бесстрастно смотрел, как Изабель пьет пиво из банки, едва заметно вздымается великолепная грудь под тонкой черной майкой. Она сидела поджав под себя ноги, хорошенькие, но все еще чуть полноватые. Пожалуй, ей бы надо сбросить еще семь - десять фунтов. Тогда она будет просто сногсшибательно смотреться в кадре. Но это пустяки.
      Нет, решил Дэвис, он не сошел с ума. И потом, что он теряет в конце концов...
      Изабель повернула голову. Глаза их встретились.
      Губы ее блестели в последних лучах заходящего солнца.
      Она усмехнулась. Подняла банку с пивом, чокнулась с ним.
      - Твое здоровье, партнер.
      ...Вот так. Он позволил себе влюбиться в Изабель, прекрасно сознавая, что он для нее лишь средство достижения цели. Лишь первая ступенька лестницы, ведущей наверх, к успеху. Он знал, что она его не любит, просто он ей нужен.
      Дэвис позволил себе на короткий миг заглянуть в будущее. Он как бы писал свой собственный сценарий.
      Итак, он ее обучит, разрекламирует, "упакует" и "запустит в производство". Она взлетит, как ракета. Станет одной из самых популярных звезд. И по ходу дела принесет ему немалое богатство. Он как будто чувствовал на губах вкус своего будущего успеха, и это был вкус плодов Мертвого моря. Он знал, что постоянно будет видеть Изабель с другими мужчинами, будет читать о ее романах на страницах светской хроники и, может быть даже,. - приходить к ней на свадьбы.
      Ему хотелось убить всех этих пока неизвестных мужчин.
      - О черт!
      - Что случилось?
      - Да нет, ничего. Просто думал о том, что будет с нами.
      Дэвис вытянул длинные ноги, зарылся босыми ступнями в теплый песок.
      - Да, я тоже об этом думаю. Волнуюсь так, что сил нет. - Неожиданно она хихикнула. - Дэвис, а ведь я тебя озолочу. Получая десять процентов от того, что я буду зарабатывать, ты очень скоро станешь миллионером.
      - Здорово, - без всякого энтузиазма произнес Дэвис.
      - Разве ты этого не хочешь? Ведь тогда ты сможешь послать отца к черту, бросить эту свою паршивую контору и открыть что-нибудь грандиозное. Обклеишь все стены моими фотографиями.
      Она коснулась кончиками пальцев его загорелого бедра, провела рукой вниз, к колену. Дэвис ощутил мощный прилив желания. Как можно быть такой бесчувственной? Неужели она даже не догадывается?
      - Да, да, я просто счастлив, Изабель.
      Он сел, обхватил колени руками, чтобы скрыть эрекцию. Потом открыл последнюю банку пива, жадно начал пить.
      - Хорошо, тогда в чем же проблема?
      На какую-то долю секунды Дэвис почувствовал искушение рассказать Изабель, в чем на самом деле состоит его проблема. Но... Любовь - это не то, что ей сейчас нужно. Он может оттолкнуть ее своей откровенностью.
      - Да нет, ничего особенного. Так, некоторые детали. Скучные вещи типа того, где достать денег на твое жилье и обучение.
      - На этот счет можешь не беспокоиться. Я уже позаботилась об этом.
      - Каким образом? Где ты собираешься взять деньги? Кто тебе их даст?
      Дэвис почувствовал приступ ревности. Как первое предупреждение.
      - Не важно. Это моя забота. Могу только сказать, что ты очень удивишься, когда узнаешь.
      Да нет, вряд ли он так уж удивится. Скорее всего она найдет кого-нибудь, кто даст ей деньги. Дэвис не сомневался в том, что Изабель сможет добиться всего, чего захочет. Его же собственная роль сведется к вещам чисто техническим. Например, организовать уроки ритмики, танцев, драматического искусства, обеспечить фотографии и пробные съемки. Устроить так, чтобы нужные люди смогли видеть Изабель в соответствующих местах соответствующим образом одетую.
      Они уже придумали для нее новое имя - Изабель Уинн. Запоминающееся и в то же время неброское.
      Кроме того, в нем чувствуются английские корни. Они решили, что публика с самого начала должна узнать и запомнить Изабель как актрису, как личность, как звезду, а не просто как очередную секс-бомбу с парой сногсшибательных титек.
      Ему придется подыскать для нее квартиру. Она больше не хочет оставаться у Дженнингсов.
      - Стюарт что-то заподозрила.
      - Какое это имеет значение?
      - Большое. Она в тебя влюблена. Она придет в ярость.
      Дэвис вздохнул:
      - Я никогда не давал ей повода думать, что люблю ее. И потом, она через две недели уезжает учиться. Что она может сделать?
      - Достаточно, если узнает обо всем раньше времени. Например, она может рассказать родителям.
      - И что это изменит?
      - Они могут завтра же отослать меня домой, в Англию. Прошу тебя, Дэвис, поверь мне. Я не хочу, чтобы Стюарт хоть что-нибудь узнала, пока все не устроится.
      Для меня это очень важно.
      Дело в том, что Изабель собиралась обратиться за деньгами к Холлу Дженнингсу. Ей очень этого не хотелось, но другого выхода она не видела.
      Инстинктом, древним, как сама Ева, она разгадала взгляды, которые тот бросал на нее всю прошедшую неделю. Она видела блеск в его глазах. Да, к нему есть смысл обратиться.
      Изабель не собиралась его соблазнять. Это его скорее всего шокирует и, возможно, даже оттолкнет. Нет, она будет вести разговор чисто по-деловому. Зная, что Холл любит вкусную еду и хорошее вино, Изабель задумала пригласить его на ленч в какой-нибудь хороший ресторан, одевшись так, чтобы ему было приятно показаться с ней на людях. Во время ленча она предложит ему вложить деньги в ее будущую карьеру. Это предложение надо тщательно сформулировать, так, чтобы он понял: она не просит денег в долг, она предлагает ему возможность сделать капиталовложение, которое окупится с лихвой. Уж об этом она позаботится!
      И все же Изабель шла на это очень неохотно. Не хотелось ничего делать за спиной у Марджи: та была так добра к ней. И потом еще Стюарт... Хоть Дэвис и не любит Стюарт, но она-то в него влюблена. Она доверилась Изабель. Стюарт больше не вызывала у нее ненависти. Скорее сочувствие.
      Но, черт возьми, думала Изабель, что еще можно придумать! Все ее будущее, так же как и будущее сестер, висит на волоске. Нет, она сделает то, что задумала.
      Изабель оторвала ножку цыпленка с решимостью, от которой Дэвис поморщился. Стала с аппетитом жевать безукоризненными белыми зубами. Изящно поднесла ко рту вилку с последней порцией капустного салата, запила его пивом. И выбросила неприятные мысли из головы.
      Она давно уже научилась это делать. Жизнь показала, что, если отложить разрешение трудных проблем на достаточно длительный срок, они разрешатся сами собой.
      Растянувшись на покрывале, Изабель закрыла глаза.
      Дэвис, не торопясь, упаковал остатки еды. Осторожно погладил ее по животу.
      - Наелась?
      - М-м-м. Все было просто прекрасно.
      - Вот и хорошо.
      Он на секунду задержал руку на ее животе, ощущая жар ее тела, слушая биение собственного сердца.
      Небо над их головами потемнело и стало пурпурным.
      Показались первые звезды.
      Впервые за весь вечер Дэвис почувствовал, как сквозь обреченность и уныние пробивается оптимизм.
      В конце концов ей только восемнадцать. Несмотря на кажущуюся самоуверенность, она всего лишь неопытная наивная девочка в чужой стране, без средств к существованию, без родных и друзей, если не считать его самого и Дженнингсов.
      Скоро она начнет самостоятельную жизнь, но он все равно останется ей нужен. Без него она будет беззащитна.
      Вероятно, она еще и с мальчиками-то не встречалась. Не говоря уже о любовнике. Дэвис припомнил, с каким аппетитом она поглощала еду. Будем надеяться, что и в другом у нее такой же хороший аппетит. Не будучи слишком самоуверенным человеком, Дэвис тем не менее знал, что в постели способен на многое. При ее неопытности - возможно, она вообще еще девственница - он может сделать так, что она никого другого не захочет.
      Сейчас, пожалуй, самое время начать.
      Дэвис встал, легонько толкнул Изабель.
      - Пошли, спящая красавица. Пора ехать.
      Глава 4
      Кристиан блаженно откинулась на красном кожаном сиденье, бездумно наблюдая, как звезды движутся по небу. Томми на бешеной скорости гнал машину по крутой дороге каньона, поворот за поворотом, вверх, вверх и снова вверх, пока они не выехали на ровное шоссе. Огни Лос-Анджелеса остались позади, внизу, развернувшись в бесконечный чудесный ковер.
      Машина въехала в величественные ворота и остановилась перед длинным, низким домом, построенным в стиле ранчо, с массивными резными дверями, возможно, попавшими сюда прямо из какого-нибудь испанского колониального собора.
      - Ну, вот мы и дома, - объявил Томми.
      - Какой красивый!
      - Подожди, пока не увидишь, что там внутри. Мама его весь выпотрошила.
      Он открыл перед ней тяжелые двери. Кристиан вошла в дом.., и остановилась, потрясенная. Ничего подобного она в жизни не видела и даже не представляла себе, что такое бывает. Это вовсе и не похоже на дом.
      Помещение огромное, как ангар, высотой в два этажа, казалось абсолютно пустым. Здесь совсем не было мебели, во всяком случае, в привычном смысле этого слова.
      Ни кресел, ни диванов - только покрытые белыми коврами участки пола, похожие на лунные кратеры, окружавшие какие-то абстрактные скопления металлических трубок и плоскостей, служивших, по всей видимости, кофейными столиками. В дальнем конце с левой стороны, вероятно, находилась столовая, с черно-белыми изразцами и большим столом из куска зеленоватого мрамора не правильной формы, закрепленного медной проволокой. Справа, над массивным камином, светилось зловещего вида полотно, написанное масляными красками в оранжевых, красных и черных тонах. Окна из зеркального стекла, достигающие в высоту пятнадцати футов, выходили на низину, в которой лежал Лос-Анджелес.
      У Кристиан перехватило дыхание:
      - О Господи! О Томми...
      - Что, нравится? Здорово, правда? Не то что всякое традиционное дерьмо.
      Кристиан непроизвольно вздрогнула. Изе, наверное, здесь понравилось бы. Но ей почему-то стало страшно.
      Глядя через огромную стеклянную стену в никуда, она почувствовала приступ головокружения. Как будто висишь в воздухе. Не очень приятное ощущение.
      Она последовала за Томми туда, где была столовая.
      - Ну, как тебе вид отсюда? - произнес он небрежно. - Бассейн видишь?
      Еще бы, подумала Кристиан. Вот он, огромный, выдающийся вперед на краю скалы, нависает над домом.
      - Если случится землетрясение и скала треснет, вода может...
      - Да, наверное, - беспечно ответил Томми. - Посмотри-ка лучше сюда. Он дотронулся до панели с кнопками на стене.
      Как будто в театре, свет начал гаснуть. В зеленоватом призрачном освещении показался огромный круглый резервуар. Сверкнули выпученные испуганные глаза рыб.
      - Мы кормим этих паршивцев живыми мышами.
      Кристиан снова содрогнулась.
      Еще одна часть стены бесшумно сдвинулась в сторону, как декорации в театре. Открылся сверкающий, вполне современный бар.
      - Шампанского! - воскликнул Томми. - Мы должны отпраздновать сегодняшнюю победу.
      Он достал из холодильника бутылку, опытной рукой открыл ее, наполнил высокие хрустальные бокалы, не пролив ни капли. Кристиан, все еще не в силах преодолеть ужас и отвращение по поводу живых мышей, сейчас почувствовала себя еще хуже. Невозможно поверить, что этот изысканный и в то же время бессердечный молодой человек - тот самый милый Томми, ее семнадцатилетний партнер по теннису. Кристиан с невольным чувством стыда вспомнила, как по дороге сюда представляла себе уютный дом и родителей мистера и миссис Миллер - в гостиной, обитой ситцем, как у Дженнингсов. Как они пьют кофе и читают газеты или смотрят телевизор. Представляла, как они поздравят их с победой.
      - Где твои родители?
      Томми указал на бокал.
      - Да ты пей. Родители? Отчим уехал куда-то на восток. А Джулия на Ферме.
      - О.., так у вас есть ферма? Я думала, твой отец - юрист или что-то в этом роде. А кто такая Джулия? Твоя сестра?
      - Мать.
      Томми налил себе еще шампанского.
      - Нет, у нас нет никакой фермы. То, что мы здесь называем Фермой, это.., психушка, что ли. Мать в запое.
      Ей надо протрезвиться.
      - Понятно. Значит, мы здесь одни...
      Не глупи, пыталась успокоить себя Кристиан, это же Томми. Однако это был совсем не тот Томми, которого она знала. Ей стало неуютно в его обществе.
      - Точно! Совсем одни. Слуги живут в другом месте.
      Он подошел к ней, сильной рукой обхватил за шею, привлек к себе.
      - Ну же, расслабься, партнерша.
      Он наклонился и поцеловал ее в губы, но поцелуй получился неловким. Носы их прижались друг к другу, а выпученные глаза Томми напомнили ей рыб в огромном аквариуме.
      - Ааах...
      Он отодвинулся от нее. Шампанское из его бокала пролилось ей на платье.
      - О, Крисси...
      Он снова впился в ее губы. Бокал упал на пол и разбился вдребезги. Кристиан почувствовала его зубы на своих губах, его язык у себя во рту. Он притянул ее к себе так, что стало больно. Кристиан попыталась вырваться.
      - Не надо сопротивляться, Крисси. Не надо сопротивляться.
      Он подхватил ее на руки, как пушинку.
      - Поехали. Ты еще не видела наши спальни.
      Зубы его игриво, но чувствительно больно впились в ее шею.
      ***
      Все было совсем не так, как она себе представляла.
      Кристиан, Арран и Изабель десятки раз обсуждали, что происходит, когда девушка теряет невинность. Они читали об этом в книгах, разговаривали об этом с друзьями, даже обращались с вопросами к матери.
      - Конечно, сначала будет немножко больно, - говорила практичная Изабель.
      Но каждая думала про себя, что с нежным и внимательным любовником боль не будет иметь значения.
      И каждая с нетерпением ждала, когда же произойдет это захватывающее, романтическое событие.
      Теперь, столкнувшись с этим в реальности, Кристиан испытывала лишь ужас и отвращение. Она чувствовала себя в ловушке. Томми, оказавшись на своей собственной территории, превратился из милого, обаятельного, благовоспитанного юноши в надменного и агрессивного типа.
      Отказа он не примет, и помощи ждать неоткуда.
      Они уже были в спальне его родителей.
      - Ну как тебе? Здорово, да? Мать сейчас переживает фазу джунглей.
      На полу лежал ковер бриллиантово-зеленого цвета.
      Кровать, огромная, какой Кристиан никогда в жизни не видела, завалена шкурами экзотических зверей. Во всю стену - картина с изображением джунглей. Громадные деревья, трава, острая, как лезвия ножей, какого-то плотоядного вида цветы с мясистыми лепестками и толстыми стеблями, словно требовавшие живых существ на завтрак. И сквозь всю эту пышную растительность просвечивали пронзительные желтые глаза и извивающееся тело гигантской змеи, полосатая шкура тигра и волосатый тарантул размером с большого щенка. Остальную часть комнаты занимали живые растения, такие же до неприличия сочные и мясистые, как на картине.
      Потолок был выкрашен в черный цвет.
      Одним мановением руки Томми что-то переключил, и вся комната погрузилась в темноту, а черный потолок превратился в ночное небо с огромными звездами и еще более огромной кроваво-красной тропической луной.
      Послышались треск сверчков, вопли обезьян, кашляющий лай леопардов и прочие звуки ночных джунглей.
      - Сексуальное местечко, правда?
      Томми бросил Кристиан на шкуру зебры, лежавшую на кровати. Одним движением стянул с себя джинсы и рубашку. Наклонился над ней совершенно голый, весь, казалось, воплотившись в огромном, пульсирующем члене.
      Кристиан, онемев от ужаса, смотрела на него снизу.
      Она в ловушке! Отсюда не выбраться. Томми не даст ей уйти. Сейчас он сорвет с нее платье и... Кристиан не решалась даже взглянуть на напрягшийся пенис, багровый в свете искусственной луны. Тем более представить себе, как он проникает в ее тело...
      Она не могла вдохнуть. Легкие словно парализовало.
      - Томми! - прохрипела она, хватая ртом воздух. - Томми, я не могу.., не могу. Я не хочу так!
      - Да ладно тебе, - нетерпеливо произнес Томми.
      Холодный пот выступил у нее на лбу. В одно мгновение Кристиан представила себе, каково это - почувствовать, как этот жуткий орган разрывает ей плоть против ее желания.
      Томми уже взгромоздился на нее. Пригвоздил ее к кровати. Она услышала треск разрываемого платья, почувствовала его жадные руки на своей груди. Ей надо вырваться отсюда. Вырваться, вырваться отсюда...
      Охваченная паникой, не думая о том, что делает, Кристиан начала отчаянно бороться. Она должна вырваться отсюда!
      - Крисси, - со смехом выдохнул Томми, - ты что?
      В чем де...
      Она с силой ударила его в горло, так что он захлебнулся на полуслове.
      - Ах, дьявол!
      Она отчаянно извивалась под ним, не соображая, что делает. Изо всех сил двинула коленом по напрягшимся мышцам. Услышала, как он пронзительно вскрикнул.
      Увидела, как он скорчился от боли. Выбралась из-под него, вскочила на ноги. На мгновение оглянулась. Томми, скорчившись, лежал на кровати, его рвало.
      Не думая больше ни о чем, Кристиан помчалась к выходу. Пробежала босиком по толстому пушистому ковру, потом по коридору, вверх по лестнице, через тяжелую входную дверь, по дорожке, усыпанной гравием, не замечая, как колют острые камешки ее босые ступни. Выбежала на дорогу и помчалась дальше, дальше, дальше...
      Она бежала до тех пор, пока не почувствовала, что больше не может сделать ни шагу. Слева от нее дорога резкими поворотами шла вниз. Справа возвышалась каменная ограда, утыканная сверху битым стеклом. Кристиан разглядела стальные ворота с резной решеткой.
      Хватая ртом воздух, Кристиан рухнула на траву у ограды, обхватила колени руками и, покачиваясь, сидела так до тех пор, пока не прошло удушающее чувство страха. Она была совершенно одна в кромешной тьме в незнакомом месте. Босая, в разорванном платье, совершенно без денег, Кристиан тем не менее чувствовала себя почти счастливой. Она свободна! Она снова может дышать.
      Кристиан не знала, сколько времени просидела неподвижно у каменной ограды, чувствуя, что постепенно успокаивается. Может быть, десять минут, может быть, час.
      Внезапно мурашки пробежали у нее по коже. Она была не одна. Кто-то наблюдал за ней в темноте.
      ***
      Контора Дэвиса находилась на верхнем этаже старого узкого четырехэтажного здания, зажатого, как бедный родственник, между двумя современными башнями из железобетона и стекла. Кроме Дэвиса, здесь ютилось еще несколько таких же захудалых фирм, включая организацию помощи голодающим, азиатскую компанию по импорту чего-то, а также мадам Джорджио ясновидящую, занимавшуюся частной практикой. В холле стояла смесь запахов лизоля, пыли и мочи. Снизу стены были выкрашены в зеленый цвет, как это обычно принято в общественных туалетах, школах и тюрьмах.
      - Добро пожаловать в мой дворец.
      Дэвис вышел из дребезжащего лифта и открыл перед Изабель неряшливого вида дверь с матовым стеклом, на которой черной краской значилось: "Агентство Уиттэкера. Ищем таланты".
      - Здесь очень мило.
      Изабель окинула взглядом старый письменный стол с продавленным вертящимся стулом и два бежевых кресла для посетителей, стоявших рядом у стены.
      - Внутренняя часть святилища выглядит еще более экзотично.
      Дэвис провел Изабель в смежную комнатушку размером не больше кладовки, в которой находились раскладушка, гора книг на полу, два телефона, малюсенькая раковина и проволока для одежды.
      - Вообще-то жить здесь не полагается. Поэтому уж извини за такой вид. Это временное жилье. Ну, входи же.
      Он потянул ее внутрь. Ногой захлопнул дверь.
      Изабель поймала себя на том, что зачарованно смотрит на раскладушку. Слишком уж хрупкая на вид для того что здесь сейчас должно произойти. Хотя они не произнесли ни слова, Изабель прекрасно знала, чего он от нее ждет. Здесь, сейчас будет скреплена их сделка.
      Но.., неужели вот так.., в этой душной комнатушке.., на этой вот.., постели? Совсем не похоже на все ее романтические мечты.
      - Ну что, Изабель Уинтер? Можно считать, что мы договорились? Ты решилась? Отдаешь себя в мои руки?
      На своей территории Дэвис выглядел более уверенным в себе. Изабель, которая уже было решила, что ей ничего не стоит им манипулировать, теперь почувствовала, как возвращается ее былое уважение к нему. В этой маленькой комнате он казался выше ростом, крупнее, чем там, на пляже. Сейчас он стоял, прислонившись спиной к двери. У Изабель участилось дыхание. Она его даже чуть-чуть боялась.
      Его сильные руки с длинными пальцами были опущены. Внезапно Изабель представила себе эти руки на своей коже и то, что они будут делать с ней. Вздрогнула от непривычного возбуждения. Облизнула пересохшие губы.
      - Да, Дэвис. Считай, что мы договорились.
      - Вот и хорошо.
      Дэвис медленно протянул руку. Коснулся ее груди.
      Так же медленно провел пальцами вниз, по животу и остановился, осторожно и нежно сжав горячей рукой ее лоно. Изабель ощутила влагу внутри.
      Он опустил руку. Наступило молчание. Изабель затаила дыхание. Дэвис небрежно кивнул.
      - Раздевайся, Изабель.
      Изабель покорно стала снимать майку и шорты.
      - Пальцы не слушались. Она нервно коснулась груди, казавшейся одновременно ледяной и горячей, твердой и тяжелой.
      Дэвис кинул быстрый взгляд на ее грудь, потом внезапно наклонился и провел языком по напрягшимся соскам. Изабель ощутила тепло и влагу на своей коже и почувствовала, что напряжение внутри ее тела растет, становится невыносимым.
      - О, Изабель, - мягко произнес Дэвис, - мы с тобой вместе такое можем сделать...
      С потолка светила яркая лампочка. Нет, снова подумала Изабель, не так она представляла себе Великий момент. Лишиться невинности на раскладушке, в душной каморке, в захудалой конторе, где единственное окно выходит на вентиляционную трубу! Где же шампанское, где атласные простыни, где лунный свет? Где нежный романтический любовник? Но, значит, так тому и быть. Это произойдет именно здесь, с Дэвисом. Дело того требует.
      Изабель мысленно поздравила себя - кажется, она становится настоящей светской дамой.
      Дэвис не торопясь снял с себя одежду. Небрежно бросил в угол, где висели его костюмы, купленные до Вьетнама, когда у него еще были деньги на костюмы.
      Теперь они стали ему тесны в груди и плечах.
      Изабель, обнаженная, съежилась на раскладушке, пока он раздевался. Теперь она почувствовала, что стесняется своего слишком пышного тела.
      - Выключи, пожалуйста, свет, - смущенно попросила она.
      Уж слишком резко выделяются все подробности при этом ярком свете. И тело Дэвиса выглядит таким нарочито мужским, волосатым. Густые блестящие черные волосы покрывали его широкую грудь, твердый худощавый живот, спускались к паху.
      Он не ответил. Склонился к Изабель, коснулся ее коленями. Раскладушка тревожно заскрипела под тяжестью его тела.
      Он поцеловал ее в первый раз, и Изабель забыла о яркой лампочке. Забыла обо всем на свете.
      Это был долгий, глубокий поцелуй искушенного, опытного любовника. Язык его боролся с языком Изабель. Руки играли ее сосками. Потом он провел руками по ее бедрам, по гладкой шелковистой коже ягодиц и наконец нежно, но решительно коснулся лона.
      Оторвался от ее рта.
      - Значит, ты и в самом деле девственница?
      - Да.
      - Ты знаешь, как сильно я тебя хочу?
      - Да.
      - Ты согласна? Действительно согласна?
      - Да. О, Дэвис, ради Бога...
      Влажными пальцами он снова дотронулся до ее груди.
      Она тянулась к нему всем телом.
      - Пожалуйста, Дэвис.
      - Хорошо, - выдохнул Дэвис.
      - Только.., свет! Выключи свет, пожалуйста.
      - Нет. Свет останется.
      ***
      Он навис над ней ярко очерченным темным силуэтом. Черт бы его побрал, с яростью думала Изабель, чувствуя, как он проникает в нее. Это сопровождалось сильнейшим ощущением дискомфорта, постепенно перешедшим в боль. Изабель автоматически начала сопротивляться. Дэвис заложил обе ее руки за голову. Словно пригвоздил к кровати. Изабель закусила губу. Выгнулась всем телом.
      - Расслабься, - мягко сказал Дэвис. - Бога ради, прекрати сопротивляться.
      Изабель поклялась себе, что не станет кричать. Ни за что на свете не станет кричать у него на глазах. Однако неожиданно для себя самой она вдруг осознала, что боль, такая острая еще несколько секунд назад, теперь прошла как не бывало. Она изумленно открыла глаза. Значит, это свершилось? Она больше не девушка.
      Дэвис отпустил ее руки и теперь целовал Изабель.
      Откинул волосы с ее потного лба. Она чувствовала его внутри себя. Это было захватывающее ощущение. В точности так, как она себе и представляла.
      Вот только все кончилось слишком быстро.
      С последним спазматическим толчком Дэвис вскрикнул, слегка задохнувшись, и расслабился. Он лежал на ней с закрытыми глазами. Влажные ресницы трепетали, руки импульсивно ласкали ее грудь и плечи.
      - О Изабель, Изабель.., любовь моя...
      Потом он затих, уткнувшись лицом в ее волосы.
      Изабель тоже лежала неподвижно в его тесных горячих объятиях, ощущая, как растет тяжелое оцепенение. Она испытывала невероятную гордость. А она ведь действительно молодец. Как точно она его вычислила.
      Она видела, что он полностью выложился. Она поняла, какой он ранимый. Больше она никогда не будет робеть перед ним.
      Изабель осторожно потрясла Дэвиса за плечо.
      - Дэвис, я, наверное, приму душ, хорошо? Пора ехать домой.
      Он моментально очнулся. Ресницы вскинулись, он приподнялся на локте, взглянул на нее. Уголки губ изогнулись в ленивой улыбке.
      - Принять душ?! Ехать домой?! Дорогая моя будущая звезда, ты что, думаешь, представление окончено? - Он дотронулся до ямочки на ее подбородке, янтарные глаза блеснули. - Все только начинается.
      Глава 5
      Она не одна! Кто-то следит за ней!
      Кристиан медленно обернулась. Ничего не слышно.
      Лишь хруст шейных позвонков да шум в ушах.
      Что же это? Кто за ней наблюдает? Или это лишь игра ее взбудораженного воображения?
      Девушка напряженно вглядывалась в темноту. Ограда с осколками битого стекла наверху, стальные ворота, въездная дорожка за ними, освещенная лунным светом дорога вниз, по склону холма. Чудится ей, или кто-то в самом деле бесшумно крадется между кустами?
      Вряд ли на такой крутой каменистой дороге можно двигаться совсем бесшумно, не задев ногой ни камешка, ни ветки.
      Кристиан изо всех сил напрягала слух, однако единственное, что ей удалось услышать, - это отдаленный рев мощного автомобиля на резких поворотах горной дороги. Она уже решила, что все это ей лишь померещилось, но тут снова явственно услышала шорох.., потом тихий вздох.
      Волосы у нее встали дыбом. Она приподнялась, приготовившись бежать, как вдруг стальные ворота беззвучно открылись. Сейчас он набросится на нее.., тот, кто там, за воротами.
      У нее перехватило дыхание. Одним прыжком она выскочила на дорогу.., и замерла, внезапно ослепленная светом фар. Автомобиль резко остановился прямо перед ней. Послышался удивленный мужской голос:
      - Боже правый! Кто это у нас тут?!
      Вполне оправданный вопрос. Она, наверное, выглядит ужасно. Босиком, в разорванном платье. Одна рука выброшена вперед, как бы для защиты; другая прикрывает глаза от слепящего света. Ее можно принять за цыганку, если не хуже.
      Фары погасли, но Кристиан все еще ничего не могла разглядеть. Перед глазами плыли ярко-зеленые пятна.
      Она услышала, как захлопнулась дверца автомобиля, звуки шагов. В страхе съежилась и отступила назад.
      - Не бойтесь, - мягко произнес незнакомый мужской голос. - Я вовсе не хотел вас пугать. Может быть, все-таки скажете, кто вы такая и что делаете у ограды моего дома ночью?
      Кристиан облизнула пересохшие губы. Слезы застилали ей глаза.
      - Я.., извините меня. Я ничего не делала.
      - Рад это слышать.
      Теперь Кристиан могла разглядеть незнакомца.
      Среднего роста, худощавый, со светлыми волосами, в вечернем костюме. В правой руке небрежно зажат какой-то блестящий продолговатый металлический предмет.
      Кристиан догадалась, что это револьвер, но почему-то не испугалась.
      Она попыталась что-то объяснить:
      - Видите ли.., я убежала...
      - В самом деле?
      Он дулом револьвера указал на автомобиль - массивный "роллс-ройс" самой лучшей модели.
      - По всей видимости, дальше вы все равно бежать не сможете. Посмотрите на свои ноги. Садитесь в машину, дорогая.
      Он переложил револьвер в другую руку, открыл дверцу машины, жестом пригласил Кристиан. Она повиновалась, не в силах сопротивляться.
      - Как вас зовут?
      - Кристиан. Кристиан Уинтер.
      - Красивое имя. Судя по акценту, вы англичанка.
      Незнакомец также говорил с едва заметным акцентом. Скорее всего он не американец, подумала Кристиан.
      - Да, - ответила она на его вопрос.
      - Как интересно!
      Он сел в машину рядом с ней, насвистывая сквозь зубы какой-то странный мотив всего из двух нот. Усевшись, он открыл отделение для перчаток и, к величайшему облегчению Кристиан, положил туда револьвер.
      - Он заряжен?
      - Ну разумеется. Какой смысл держать незаряженный револьвер? Но пока он мне больше не нужен.
      Он снова включил фары. У ворот, как часовой, черный на фоне черной ночи, стоял огромный доберман.
      Кристиан содрогнулась.
      - А, так вот кто это! Я чувствовала, что за мной кто-то наблюдает. Я так испугалась.
      - Бояться нечего. Если бы вы попытались выйти, Хэнзел бы вас не отпустил. Держал бы до моего возвращения. Но это хорошо воспитанная, вежливая собака. Он не причинил бы вам никакого вреда. Просто ждал бы моей команды. А потом отпустил бы вас... Или убил, если бы я счел, что вы представляете опасность.
      Хэнзел шел впереди машины, и в свете фар были хорошо видны ритмичные движения его крепких, словно стальных лап. В ужасе взглянула Кристиан на безмятежный профиль человека, сидевшего рядом.
      - Но.., я совсем не опасна.
      Он пожал плечами:
      - Те милые крошки, которые в прошлом году совершили злодейское убийство из-за Чарли Мэнсона, тоже не выглядели опасными. Это произошло неподалеку, всего в миле отсюда. Вот и приходится носить с собой заряженный пистолет и принимать другие меры предосторожности. Жаль, конечно, но так уж устроен мир.
      Они подъехали к ярко освещенному входу белого каменного дома в георгианском стиле. Дверь открылась как будто по мановению волшебной палочки, и на крыльце показалась мужская фигура в черных брюках и белой куртке.
      Незнакомец помог Кристиан выйти из машины и повел вверх по ступеням крыльца. Хэнзел неотступно следовал рядом, почти касаясь ее ног.
      - Добрый вечер, сэр, - произнес слуга.
      - Добрый вечер, Пьер.
      Он обернулся к Кристиан:
      - Входите же, дорогая.
      Хэнзел остановился перед дверью, а затем по свистку хозяина исчез в темноте. Кристиан едва успела в последний раз взглянуть на его стальные лапы.
      - Вас, наверное, порадует, если я скажу, что Хэнзел останется на улице. Его место там. Пьер, как видишь, у нас гости. Принеси, пожалуйста, в маленький кабинет бутылку бренди, мою аптечку и теплую воду. Машину не убирай. Она мне еще понадобится.
      - Да, сэр. - Слуга чуть заметно поклонился и бесшумно вышел.
      - Ну, моя дорогая... - Внезапно незнакомец наклонился вперед и подхватил Кристиан на руки, с силой, неожиданной для такого небольшого человека. - Пожалуйста, не сочтите меня невежливым, но вы пачкаете кровью один из моих лучших ковров.
      Второй раз за сегодняшний вечер мужчина нес Кристиан на руках, но сейчас ей совсем не было страшно.
      Она даже успела оценить великолепие холла, обставленного с изысканным вкусом и воображением антикварной европейской мебелью и украшенного старинными коврами.
      Он пронес ее по коридору. Открыл дверь в небольшую уютную комнату, стены которой были увешаны книжными полками.
      - Ну вот.
      Мужчина осторожно опустил Кристиан в глубокое кожаное темно-бордовое кресло, пододвинул ей под ноги оттоманку того же цвета и встал рядом, испытующе глядя на нее.
      - Сейчас вы мне расскажете, от кого бежали и почему. Должен признаться, что вы - самое интригующее приключение из всего, что случилось в моей жизни за последнее время, и я вам очень за это благодарен.
      Кристиан смотрела на незнакомца с любопытством.
      Почему-то она совершенно не боялась этого человека, несмотря на все, что с ней произошло, несмотря на пережитое потрясение, на револьвер, на страшного Хэнзела, на то, что ее форменным образом похитили. Сейчас она не чувствовала абсолютно никакого страха, тогда как еще час назад, с Томми... На секунду она снова пережила тот ужас и содрогнулась.
      Возможно, она сейчас чувствует себя в безопасности потому, что он приказал Пьеру не убирать машину в гараж. А может быть, потому, что он такой старый... Ему, наверное, при всей его поджарой фигуре и юношеской силе, не меньше шестидесяти. Кристиан оглядела безукоризненный черный вечерний костюм, ослепительно белую накрахмаленную рубашку, черный галстук. Перевела взгляд на правильные черты лица с орлиным носом, на густые серебристые волосы. Глаза окружены сетью глубоких морщинок - наверное, часто смеется. От незнакомца исходило ощущение комфорта, благосостояния и безопасности. Вот бы ей такого отца, подумала Кристиан. А испытующего взгляда бледно-голубых глаз цвета зимнего неба Кристиан так и не заметила.
      - Ох простите меня, дорогая! Как это невежливо с моей стороны. Я уже знаю ваше имя, а вы моего еще не знаете. Я Эрнест Уэкслер. Добро пожаловать в мой дом.
      Сейчас я займусь вашими бедными ножками, потом налью вам немного бренди - вы все еще нервничаете, а бренди в таких случаях очень помогает, потом отвезу вас, куда скажете. Конечно, вы можете остаться здесь, но вы так молоды и прекрасны, и, я думаю, те, кто за вас в ответе, будут беспокоиться. А.., благодарю вас, Пьер. Поставьте на стол, пожалуйста. И подайте мне эту чашку.
      С невозмутимым видом, будто для него все происходящее - дело обычное, Пьер поставил на стол серебряный поднос с двумя изящными рюмками, бутылкой "Корвуазье", ножницами, бинтом, марлевыми салфетками, с ловкостью жонглера подал желтую пластмассовую чашку с теплой водой, после чего поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.
      Уэкслер принялся за дело.
      - Судя по всему: по виду вашего весьма изысканного платья и вашему общему состоянию, - на вас напали, и вы убежали. - Он взглянул на ее кровоточащие ноги, точным движением промокнул раны ватным тампоном. Здорово вы их поранили. Потерпите, немного пощиплет. Ничего не могу поделать.
      Кристиан поморщилась от боли. Осторожными и умелыми движениями Уэкслер наложил повязки. Ей сразу стало легче.
      - Ну вот, - удовлетворенно произнес он. - Теперь все в порядке. Правда, день-два придется посидеть дома. И уж больше не бегайте босиком.
      Он налил немного бренди в одну из рюмок и подал ей. Поднял свою рюмку.
      - Сейчас вы почувствуете себя лучше. За вас, моя дорогая. За радугу с золотыми краями. Только пейте осторожно.
      Бренди словно взорвалось у нее в желудке, и это было восхитительное ощущение.
      - Мистер Уэкслер, - застенчиво произнесла Кристиан, - спасибо вам за вашу доброту. Я вовсе не хочу причинять вам беспокойство.
      Уэкслер галантно улыбнулся:
      - Мне это только приятно. Ну а теперь мне бы хотелось узнать о вас побольше. Например, кто тот молодой человек - я ведь прав, не так ли? - кто тот молодой человек, который доставил вам столько неприятностей?
      Может быть, кто-нибудь из наших соседей?
      - Да, наверное. Скорее всего мне не удалось далеко убежать. Его зовут Томми Миллер. Ему семнадцать лет, так же как и мне.
      - А.., это не тот ли светловолосый молодой человек, который гоняет, как сумасшедший, на "мерседесе"?
      - Да. Он...
      - В таком случае недолго он будет здесь гонять и беспокоить людей.
      Мистер Уэкслер поднял свою рюмку, внимательно осмотрел, понюхал коньяк, отпил, блаженно вздохнул, поставил рюмку.
      - Ну, как вы себя чувствуете, дорогая? Лучше?
      - О да, спасибо.
      - Я как-то видел его мать. Ужасная женщина!
      Когда-то она работала фотомоделью. Много раз выходила замуж, и с каждым разом все удачнее. А что, скажите на милость, вы делали с молодым Миллером?
      - Он мне показался таким милым в начале нашего знакомства. Я познакомилась с ним на вечеринке в том доме, где сейчас живу. Мы с ним играли в теннис. А сегодня мы победили в турнире... - Она остановилась.
      Только сегодня, а кажется, что это было давным-давно. - Мы победили. А потом...
      Снова нахлынули воспоминания. Осколки разбитого бокала на черно-белых изразцах. Жуткая спальня матери Томми. То, как она боролась с ним на постели, как потом бежала из его дома. Слезы хлынули у нее из глаз.
      - О, мистер Уэкслер! - Она громко разрыдалась.
      Уэкслер наклонился, взял ее руки в свои.
      - Моя дорогая! Что, это было так ужасно? Ну расскажите же мне. Этого мерзавца следует убить. Нет, еще лучше - кастрировать.
      Кристиан вздрогнула, сглотнула слюну.
      - Нет-нет! Понимаете.., вначале все было так.., в общем, мы выиграли матч... - Она захлебнулась слезами. - Мы выиграли, - простонала сквозь рыдания.
      Он погладил ее по голове.
      - Да, это прекрасно. Но...
      - Я выиграла приз!
      Кристиан внезапно вспомнила о своей сумочке, которая осталась там, на огромном мраморном обеденном столе.
      Уэкслер поспешно налил ей еще бренди. Кристиан отпила большой глоток и поперхнулась. Он похлопал ее по спине.
      - Ну-ну, дорогая. Давайте начнем сначала; Итак, вы выиграли приз.
      - Да, такую прелестную серебряную статуэтку.
      И чек на сто долларов! У меня никогда таких денег не было. Но все это осталось там, в его доме. А я не могу туда вернуться. Ни за что на свете!
      Уэкслер стоял, покачиваясь на каблуках, внимательно глядя на нее. Потом внезапно расхохотался:
      - О Господи! Если бы все наши проблемы так легко разрешались.
      Кристиан не отрываясь смотрела на него опухшими от слез глазами.
      - Вы хотите сказать, что можете забрать мой приз оттуда?
      - Конечно, могу. Завтра же вы его получите.
      - О, мистер Уэкслер! Если бы вы только знали, что это для меня значит!
      - Не беспокойтесь больше об этом, дорогая. Уверяю вас, мне это доставит удовольствие.
      Он улыбнулся. Глаза сверкнули холодом.
      Неизвестно почему, Кристиан внезапно почувствовала жалость к бедняге Томми Миллеру.
      ***
      Изабель медленно поднималась по лестнице. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой усталой. Болела каждая мышца, каждая клеточка. Как изможденное животное, стремилась она поскорее добраться до берлоги, чтобы восстановить силы.
      Только бы Кристиан уже спала, только бы не дожидались ее с рассказами о Томми Миллере. Боже, молила она, сделай так, чтобы Кристиан уже заснула. Тогда она, Изабель, сможет наконец остаться наедине с собой в своей чистой прохладной постели. Закрыть глаза и забыть обо всем до завтрашнего утра.
      Но вот забыть как раз не получалось. Снова и снова вспоминались все подробности этой ночи.
      Не было места на ее теле, куда бы не добрались руки Дэвиса. Ласкали, ощупывали, раскрывали, исследовали... делали с ней такое, о чем Изабель и подумать никогда не могла. Сначала она сконфуженно уклонялась от его прикосновений, но Дэвис в конце концов преодолел ее стыдливость. Разгоряченная, вся в поту, забыв обо всем на свете, она тянулась к его рукам. Он раздвинул ей бедра, стал целовать ее там, где до этого причинил боль. Язык его проникал глубоко внутрь. Непроизвольно Изабель застонала от наслаждения, вцепилась ему в волосы, изогнувшись, потянулась к его жадному рту. Потом он захотел, чтобы она проделала то же самое с ним. И пока она нерешительно и не очень охотно исполняла его желание, он ласкал ее так, что довел до оргазма.
      Изабель вспыхнула в темноте при этих воспоминаниях. Она не могла понять, что с ней происходит. Столкнувшись внезапно с неведомыми до этого ощущениями и эмоциями, она чувствовала себя потерянной, как путник, оказавшийся в незнакомом месте без карты. Ей хотелось плакать. Столько всего произошло с ней за такое короткое время...
      Она не хочет, не хочет быть чувственной! Не хочет быть мягкой и податливой. Ей совершенно не нужно это желание отдавать себя другому человеку. Ей все это ни к чему. Такие эмоции опасны. Они могут помешать ей добиться своей цели.
      И в то же время какая-то часть ее существа жаждала любви, которой до этого не знала.
      Изабель будто разрывалась на части. Бесполезно пытаться сейчас что-либо понять, сказала она себе. По крайней мере теперь она стала клиенткой агентства Уиттэкера "Ищем таланты". Это все, что ей нужно. Все, чего она добивалась. Наконец-то она вышла на свою дорогу в жизни. А любовь - это роскошь. С ней придется подождать. Впрочем.., до сих пор она жила не настолько замкнуто, чтобы не слышать рассказов о кушетках для молодых актрис. Изабель напомнила себе - то, что сегодня произошло с ней, в Голливуде случается сплошь и рядом.
      Не стоит делать из мухи слона. Для Дэвиса Уиттэкера она очередная хорошенькая девочка, которую он использует, потом разрекламирует и сделает на ней деньги. Если повезет. Сегодняшнее происшествие для него не более чем сделка.
      Что же касается ее... Прежде всего необходимо решить, как добыть денег. Но не сейчас. Утром.
      Медленно, словно ноги ее были налиты свинцом, она прошла по коридору, подошла к дверям своей комнаты.
      Увидела внизу полоску света. О Господи, Кристиан не спит!
      Устало открыла дверь.
      Однако Кристиан в комнате не было. Навстречу Изабель поднялась Стюарт. Глаза ее горели ненавистью.
      - Ну ты, сука! Что ты делала с Дэвисом? Говори!
      Изабель, остолбенев, замерла у двери. Стюарт ведь должна была уехать на пикник в Малибу, на всю ночь.
      - Почему ты дома? И где Кристиан?
      Стюарт, казалось, ее не слышала.
      - Я видела машину Дэвиса у нашего дома. Я вас видела. Где вы были? В клубе тебя не было. Я туда заезжала, мне сказали, что ты уехала сразу после финала, где-то в пять часов.
      - Я.., в общем... Знаешь, Стюарт, я ужасно устала.
      Может быть, завтра поговорим?
      Стюарт вскочила на ноги. Глаза ее угрожающе сверкнули.
      - Ты, кажется, забыла о том, что Дэвис мой, что я его хочу! И что это мой дом.
      - Ну хорошо. Слушай.., сначала мы поехали на пляж.., освежиться. Все вместе. Потом.., потом мы поехали на пикник, куда-то в горы. Потом Дэвис отвез меня домой.
      - Ну да, конечно, - цинично произнесла Стюарт, оглядев ее с головы до ног.
      О Боже, подумала Изабель, неужели это видно?! Неужели Стюарт догадалась, чем они с Дэвисом занимались? Душ, конечно, принять не удалось. Дэвис пользовался маленькой ванной комнатой в конце холла. Войдя туда, Изабель увидела при свете голой лампочки полчища тараканов и, вскрикнув в ужасе, выскочила вон. Ополоснулась, как смогла, над крошечной раковиной Дэвиса.
      Тщательно причесала волосы. Нет, наверняка ничего не заметно. И все же...
      - Ты с ним трахалась! Ты сука! Ты же знаешь, что я его люблю! Я сама тебе рассказала. А теперь ты с ним трахаешься за моей спиной.
      - Стюарт, прекрати, слышишь? Прекрати сейчас же. Я не...
      - Ах нет? Тогда повернись. Повернись, говорю.
      Иди посмотри на себя в зеркало.
      Стюарт резко схватила ее за руку.
      Изабель повернулась к большому - в полный рост - зеркалу и с ужасом увидела красное пятно на белых шортах.
      - ., ну и что такого.., у меня начались...
      - У тебя закончились неделю назад. Я же знаю.
      Значит, ты все-таки была девушкой. А теперь нет. Ты всю ночь пробыла с Дэвисом. Хочешь знать, почему еще я об этом догадалась?
      Изабель смотрела на нее, замерев от ужаса.
      - От тебя пахнет сексом. Ты что, не знаешь, как пахнет секс?
      - Замолчи!
      Изабель почувствовала, что ее тошнит. Колени задрожали. Она тяжело опустилась на кровать.
      - Паршивая сука! Надула меня! Гоняешься за тем, кто тебе не принадлежит. Ненавижу тебя! Ты слышишь, ненавижу! Убирайся из моего дома. Завтра же поговорю с отцом, и он отправит тебя обратно в Англию.
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      Глава 1
      Кристиан прижалась лбом к стеклу. Там, за стеклом иллюминатора, медленно плыли грозовые тучи.
      Они сейчас летят, наверное, где-то над канзасскими прериями, на высоте тридцать шесть тысяч футов. Впервые за последние два дня оставшись наедине с собой, Кристиан наконец могла осмыслить все, что произошло.
      Однако думать об этом ей не хотелось. Ведь тогда придется подумать и о том, как объяснить отцу...
      Объяснить, почему она возвращается на десять дней раньше. Почему Изабель не вернулась вместе с ней.
      - Крис, я остаюсь, - сказала ей Изабель, смертельно бледная, но настроенная, по всей видимости, очень решительно. Глаза ее вызывающе сверкнули. - Дэвис будет моим агентом. Мы начинаем занятия по дикции сразу после Дня труда. Это первый понедельник сентября. Правда, здорово? Крис, кажется, это на самом деле произойдет! Я так боялась, что ничего не получится.
      В общем, я не еду с тобой, Крис.
      Значит, ей, Кристиан, придется сообщить родителям эту новость самой. О Господи...
      Кристиан закрыла глаза, и в голове сразу завертелся калейдоскоп событий двух последних дней.
      ***
      На следующее утро после турнира она встала поздно.
      Проснувшись, обнаружила, что в доме никого нет, кроме нее самой и Марджи. Холл Дженнингс, как всегда в воскресенье, уехал очень рано. По воскресеньям он играл в гольф. Кристиан удивилась, услышав, что Изабель поехала вместе с ним. В гольф сестра играть не умела, это Кристиан знала точно.
      - Стюарт так рассердилась, - встревоженно произнесла Марджи. - Она хотела увидеться с Холлом раньше Изабель. Кристиан, дорогая, что происходит?
      Я никогда не видела Стюарт в такой ярости. Она умчалась на машине, как бешеная. Только бы не натворила глупостей.
      Марджи в отчаянии всплеснула пухлыми руками.
      Кристиан не знала, что сказать.
      - Тетя Марджи, я тоже ничего не знаю. Когда я вернулась, Изабель уже спала. А сегодня я ее не видела.
      В тревоге она прождала все утро, однако Изабель так и не появилась.
      После полудня приехал мистер Уэкслер. Преподнес Кристиан огромный букет великолепных роз и пакет, г котором оказалась ее сумочка и приз за победу в теннис ном турнире. Потом усадил ее в свой "роллс-ройс" и увез на ленч, как она была - в шортах, незашнурованных кроссовках и рубашке навыпуск.
      - Но я не могу ехать в таком виде!
      - Ну почему же?
      Он уже вывел машину на Беверли-драйв и теперь ехал в ряду других автомобилей, общая стоимость которых приблизительно равнялась национальному долгу любой из центральноамериканских стран.
      Лакей в белой куртке отвел машину на стоянку. Уэкслер взял Кристиан под руку и повел в экзотическое заведение с зелеными скатертями, снежно-белыми салфетками, изысканными запахами, цветами и угодливо кланяющимися официантами.
      В этом человеке чувствовалась незыблемая уверенность в том, что его место в жизни именно здесь, на самом верху, и эта уверенность каким-то чудесным образом передалась Кристиан. Она заставила себя забыть о своих шортах и кроссовках и высоко вскинула голову, проходя мимо вазонов с орхидеями и посетителей, глазевших на нее.
      Ленч оказался восхитительным. Неожиданно Кристиан поймала себя на том, что рассказывает мистеру Уэкслеру о своей жизни. И ему, похоже, это интересно. Она рассказывала об отце и матери, об Изабель и Арран.
      И даже о том, как ей не хочется идти этой осенью в колледж, где она должна пройти бизнес-курс, чтобы потом работать секретаршей.
      - Но я не знаю, что я могла бы еще делать, кроме этого. Видите ли, я не такая талантливая, как Изабель и Арран.
      - Ну, это ваше личное мнение. Я бы сказал, мнение очень неискушенного человека.
      - Да нет, все так говорят.
      - Значит, они все глупцы. И вы это очень скоро докажете.
      Конечно, Кристиан не поверила ни одному слову, но слушать это было приятно.
      После ленча они зашли в магазин "Спортивные товары Стэна", где Кристиан выбрала себе новую ракетку и теннисный костюм. Мистер Уэкслер купил ей еще теплый спортивный костюм синего цвета с белыми полосами на рукавах. Кристиан пыталась протестовать, но бесполезно.
      Но самым ценным подарком была его визитная карточка, на которой она прочла: "Эрнест Генри Уэкслер, эсквайр. Ле Клермонт, авеню Гектор Отто, Монте-Карло". Ниже стояли номера телефонов в трех различных странах. Он обвел кружочком лондонский номер.
      - Я буду в Лондоне в начале февраля. Вероятно, поживу там несколько месяцев. Позвоните мне, если захотите. Буду рад услышать ваш голос.
      Кристиан не могла понять, почему он окружает ее таким вниманием. Ведь все ее успехи ограничивались теннисным турниром. Она не могла этого понять, но внимание мистера Уэкслера было тем не менее очень приятно... Она купалась в нем, упивалась каждой минутой.
      Марджи заподозрила что-то неладное. Задавала бесчисленное множество вопросов. Кто этот человек, похожий на постаревшего Пола Ньюмена? Как Кристиан с ним познакомилась? Уж, конечно, не на вечере в теннисном клубе. Почему он пригласил ее на ленч? И что произошло с бедным Томми Миллером? Ей позвонила Джулия, которая только что вернулась после лечения на Ферме. В комнате Томми все перевернуто вверх дном, одежда разбросана, машины нет, на гравии подъездной дорожки глубокие следы от шин. Кристиан, вероятно, была последней, кто его видел. Что ей о нем известно? Но Кристиан ничего не могла сказать о Томми Миллере.
      Последний раз она видела его скорчившимся на родительской постели, стонущим от боли. Однако она помнила выражение лица добрейшего мистера Уэкслера. Видимо, он побывал у Томми.
      Ближе к вечеру Джулия снова позвонила. Выяснилось, что Томми у отца в Колорадо, где тот наслаждался отдыхом вместе со своей новой подружкой. Томми ненавидел отца. Да и тот при сложившихся обстоятельствах вряд ли был счастлив видеть сына. Джулия хотела знать, в чем дело.
      - Я уверена, этот мистер Уэкслер - прекрасный человек, но мне это все не нравится, Кристиан.
      Марджи, оказывается, уже навела справки и выяснила, что Эрнест Уэкслер официально числится гражданином Монако, что каждый год он проводит значительную часть времени в Калифорнии и что он баснословно богат, хотя происхождение его богатства не известно никому.
      Поговаривали о его связях в высших правительственных кругах.
      - Я чувствую, что должна написать об этом твоей матери, дорогая. Пока вы здесь, за вас отвечаю я.
      Но Марджи тут же забыла о своем намерении, потому что в эту минуту приехали Дэвис Уиттэкер и Изабель.
      ***
      Стюардесса, очень элегантная в наглухо застегнутом жакете цвета морской волны - униформе Восточно-тихоокеанской авиакомпании, предложила шампанского.
      Кристиан взяла бокал, отпила глоток. Вспомнила, что за последние три дня она третий раз пьет шампанское.
      Когда теперь придется его еще попробовать, думала она, глядя вниз, на грозу, разыгравшуюся над прериями. И вообще.., что теперь с ней будет?
      Раздался спокойный голос пилота. Он предупреждал о турбуленции и просил всех пассажиров вернуться на свои места.
      Турбуленция... Как точно это слово определяет то, что происходило с ней в последнее время.
      ***
      - Крис, я не вернусь домой. Мистер Дженнингс обещал дать мне денег.
      А потом произошла ужасающая сцена между Стюарт и ее отцом в его кабинете. Прежде чем они закрыли дверь, Кристиан успела услышать пронзительные крики Стюарт:
      - Ты не можешь этого сделать! Она разбила мою жизнь!
      Через полчаса Стюарт, громко хлопнув дверью, выбежала из дома. Кристиан услышала рев ее автомобиля.
      Машина промчалась по дорожке, разбрасывая грязь и гравий.
      Вчера Марджи весь день бродила по дому как потерянная. То и дело рассеянно поправляла безукоризненные букеты.
      Изабель с утра упаковывала вещи.
      - Простите меня за то, что доставила вам столько неприятностей, обратилась она к Марджи. - Я думаю, мне лучше всего уехать прямо сейчас. Как вы считаете?
      Марджи ответила утвердительно.
      Дэвис Уиттэкер заехал за Изабель перед ленчем.
      Кристиан простилась с сестрой почти спокойно. Она еще не успела как следует осознать, что происходит. Изабель, казалось, переживала гораздо сильнее, чем сестра. Крепко обняла ее.
      - Я заберу тебя к себе, как только смогу. И тебя и Арран. О, Крис, я буду так по тебе скучать! Береги себя...
      Дэвис ждал в машине. Глаза его были скрыты темными очками.
      ***
      А потом грянул гром. Кристиан объявили, что она должна немедленно возвращаться домой.
      - Мне очень жаль, дорогая, - говорила Марджи, - но, думаю, так будет лучше для всех. Мистер Дженнингс закажет тебе билет на завтрашний рейс. А вы, девочки Уинтер, оказывается, те еще штучки, - добавила она с грустной улыбкой.
      ***
      Самолет начал снижаться. Командир объявил, что через пятнадцать минут они приземлятся в аэропорту Кеннеди.
      Кристиан наблюдала, как поднимается завеса темных облаков. Крупные струи дождя ударили по стеклу.
      Нью-Йорк. Здесь пересадка на рейс до Лондона. Она на полпути к дому.
      Без Изабель, которая всегда ее защищала, Кристиан чувствовала себя одинокой и потерянной. Она напомнила себе, что она победительница турнира по теннису, что изысканный мужчина приглашал ее в дорогой ресторан, что она летит первым классом и пьет шампанское. Но это не помогло. Сейчас она ощущала лишь собственную беспомощность и страх.
      ***
      Арран выглядывала из окна в ожидании почтальона.
      До нынешнего лета почта ее не интересовала, так как писем ей было ждать не от кого. Да и родителям тоже.
      Изредка приносили счета или рекламу, о чем почтальон обычно радостно извещал громким стуком в дверь. Отец, как правило, набрасывался на него с криками. Пусть убирается прочь и оставит его в покое.
      Теперь же каждую неделю она получала письма от Кристиан. А однажды даже пришла открытка с гигантским Микки-Маусом от Изы. Арран уже знала все подробности о Дженнингсах, об их доме, о Стюарт, о Диснейленде, о приеме в честь сестер и о Дэвисе Уиттэкере.
      Она жадно впитывала каждое слово, восполняя недостающие детали собственным богатым воображением, облекая в плоть людей, описываемых сестрами. В конце концов ей даже начало казаться, что она тоже там побывала.
      Почти побывала...
      Арран снедала горькая обида, что ей не разрешили поехать с сестрами. Снова и снова вопрошала она Бога, как мог отец так с ней поступить. Ее сестры там, в большом мире, а она привязана к постылому дому. Ну как тут не разрыдаться...
      Однако слезами ничему не поможешь. Отца не переделать.
      Арран тяжело вздохнула. Порой ей казалось, что она всегда знала горькую правду. Как это крикнул ей однажды Берт Паллин, сын зеленщика из соседней лавки?
      - Да твой отец просто чокнутый, вот и все.
      Когда это было? И где? В Манчестере или в Ливерпуле? Странно, что эта сцена запечатлелась у нее в памяти. Ей тогда исполнилось семь, а Изабель десять. Изабель, которая до умопомрачения любила отца, пришла в ярость:
      - Заткнись, гаденыш! Мой отец не такой, как другие, потому что его ранили на войне. Ему выстрелили в голову. Он герой.
      Берт лишь расхохотался в ответ:
      - Дерьмо собачье.
      Он ненавидел хорошенькую Изабель за то, что та не обращала на него никакого внимания.
      Изабель разразилась яростными рыданиями и отвесила Берту пощечину.
      - У него есть медали! Много медалей!
      Потом схватила Арран за руку и, гордо вскинув голову, пошла прочь. Придя домой, побежала к матери.
      - Мама, пожалуйста, покажи папины медали.
      Я хочу их видеть.
      Она торжествующе смотрела на Арран, молча разглядывавшую потускневшие звездочки на полосках цветного шелка, уложенные в потрепанную кожаную сумку.
      - Ты видишь! Ты видишь!
      - Мы с вашим отцом ездили в Букингемский дворец. Сам король приколол ему на грудь медаль. Это был счастливейший момент в моей жизни.
      Глаза матери затуманились.
      - Вот! - воскликнула Изабель. - И больше не слушай этого маленького наглеца.
      Однако, несмотря на медали, вскоре все вокруг начали поговаривать о том, что их отец не в себе. Женщины судачили об этом в магазинах - о несчастной миссис Уинтер с тремя детьми и чокнутым мужем. Верная Изабель яростно твердила, что это все глупости. Отец совсем не похож на бедного мистера Симкинса - безумца в грязном макинтоше, который воображает себя Иисусом Христом. Отец просто часто расстраивается, сердится и кричит на других людей.
      Вскоре после этого они снова переехали в другой город.
      ***
      Пятнадцать минут девятого. Почтальон может появиться в любую минуту. Арран еще больше высунулась из окна.
      Отец в последнее время совсем плох. Особенно с тех пор как уехали Изабель и Кристиан. То враждебно молчит, то ругается непонятно за что, то взрывается приступами дикой ярости. Арран не могла дождаться возвращения сестер.
      Почтальон, насвистывая, прошел по улице, не остановившись у их дома. Зато через несколько минут к дому подъехал красный почтовый фургончик. В окнах соседних домов зашевелились занавески. Через час вся улица будет знать, что Уинтерам пришла телеграмма.
      Телеграмма всегда означает плохие вести.
      "Кристиан прилетает в Лондон, Хитроу, в среду, 19 августа, в десять часов утра, рейс 235, "Пан-Америкэн".
      Изабель не летит с ней, повторяю, не летит. Подробности письмом. Марджи".
      Катастрофа... Отец, наверное, охрипнет от крика.
      Арран спряталась в свою комнату и не показывалась до самого вечера.
      Вечером мать заставила его принять таблетки, поэтому ночь прошла спокойно, но на следующий день с самого раннего утра дом опять ходил ходуном. Отец метался по комнатам, топал ногами и орал на мать, которая собиралась в Лондон, чтобы встретить Кристиан в аэропорту.
      - Я этого не потерплю! Ты слышишь, Элизабет? Не потерплю!
      Подъехало такси. Отец вышел на крыльцо небритый, растрепанный, босиком, в распахнутом халате. Орал на всю улицу:
      - Пусть едет домой! Я приказываю ей ехать домой!
      Я ее отец!
      В соседних домах захлопнулись окна, в других, наоборот, распахнулись.
      - Заткнись, ты! - проорал чей-то голос.
      Арран тихо лежала в постели, глядя в потолок. Только бы дождаться вечера, когда Кристиан наконец сможет рассказать ей, что же произошло.
      ***
      Позже отец, замкнувшись в мрачном молчании, сидел у себя в кабинете. Арран, чтобы убить время до приезда Кристиан, села за рассказ, который начала незадолго до этого. Как всегда во время работы, она забыла обо всем. Поглощенная своими мыслями, не замечала ничего вокруг, пока внезапно не осознала, что в комнате кто-то есть, кроме нее.
      В дверях стоял отец. Молча наблюдал за ней. Высокого роста, с растрепанными черными волосами, в которых уже появилась седина.., когда-то красивое лицо обрюзгло, в глазах какое-то потерянное выражение. От долгой жизни почти без движения он быстро полнел. Скоро станет совсем толстый, безучастно подумала Арран.
      - Опять пишешь, Арран? - сказал он своим красивым, очень интеллигентным голосом.
      - Да, папа.
      - Можно что-нибудь почитать?
      - Тебе это наверняка не понравится.
      - И все-таки, можно почитать?
      Арран пожала плечами.
      - Да, конечно.
      - А ты можешь почитать то, что написал я. Ты ведь знаешь, я писал стихи. Просто для того, чтобы отвлечься.
      Прекрасное противоядие от войны. Если бы не это... - Отец рассеянно почесал в затылке. - Я ведь посещал колледж Магдалины. Я читал английский в Оксфорде.
      - Да, папа, с удовольствием, спасибо.
      Отец часто говорил с ней об этом и давал читать свои стихи, написанные аккуратным каллиграфическим почерком. С тех давних пор бумага истерлась и стала хрупкой, чернила выгорели. Сами же стихи были явным подражанием Руперту Бруку и Зигфриду Сэссуну.
      Отец вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Осторожно коснулся ее волос.
      - Арран, ты ведь не ненавидишь меня за то; что я не пустил тебя в Америку?
      - Ну конечно, нет.
      Теперь, когда она знала, что Кристиан возвращается, это было почти правдой.
      - Ты любишь меня?
      - Да, конечно.
      - Скажи это. Скажи это вслух. Я хочу это слышать.
      - Я люблю тебя, папа.
      - И ты никогда меня не покинешь? Не то что они...
      Не дождавшись ответа, он упал перед ней на колени, зарылся лицом в ее ладони. Обхватил за талию.
      - Да нет, ты не такая, как они. Изабель и Кристиан совсем не любят меня. Они думают только о том, как бы уехать из дома.
      В пять часов к дому подъехало такси. Мать вышла из машины, взволнованно оглядываясь по сторонам и кусая губы. Кристиан следовала за ней, землисто-серая под ярким калифорнийским загаром, вероятно, от страха и усталости. В холле Кристиан дрожащей рукой протянула отцу письмо от Изабель.
      Глава 2
      "Уэствуд-Виллидж
      25 апреля, 1970 года
      Моя дорогая Крис!
      Надеюсь, это оказалось не слишком ужасно для тебя - сообщить отцу плохую новость. Мне так не хотелось взваливать подобное на тебя. Прости меня, Крис.
      Я просто не успела рассказать тебе о том, что происходит.
      Если бы не Стюарт, все получилось бы прекрасно.
      Как ты уже знаешь, она безумно ревнует Дэвиса ко мне.
      Она говорила ужасные вещи. Хотела заставить мистера Дженнингса немедленно отправить меня домой в Англию. Я не могла этого допустить.
      Всю ту ночь я не спала. (Да, Крис, я только делала вид, что сплю.) Встала на рассвете, оделась во все самое лучшее. Когда мистер Дженнингс вышел, я его уже ждала. Уговорила его поехать позавтракать перед гольфом. Мы поехали в ресторан под названием "Деревенская кухня", в Санта-Монике. От волнения я ничего не могла есть. Только пила кофе. Мистер Дженнингс съел целую гору блинов с беконом. Неудивительно, что он полнеет.
      Как бы там ни было, я сказала ему то, что собиралась сказать. Говорила о том, что мечтаю стать актрисой, а отец не позволяет. Чуть-чуть рассказала об отце. У меня было такое чувство, что мистер Дженнингс немножечко ревнует. Он ведь знал, что Марджи была влюблена в отца.
      Потом я рассказала о том, что Дэвис согласился быть моим представителем, но у меня нет денег, чтобы жить в Америке. Я сказала, что не прошу у него взаймы, а предлагаю вложить деньги в мою будущую карьеру. По-моему, он ничего подобного не ожидал, и это его даже немного потрясло. В общем, он обещал подумать об этом во время гольфа. Мы договорились встретиться на пляже в половине первого.
      Знаешь, как неуютно я себя чувствовала, сидя в полном одиночестве на пляже в половине восьмого утра, на том самом месте, где двенадцать часов назад мы сидели с Дэвисом. Вокруг были какие-то странные люди. По-моему, они так и спали там под мостом.
      Мистер Дженнингс приехал за мной в половине первого, как и обещал. Повел меня на ленч, и мы прекрасно обо всем поговорили. Он был так добр ко мне. Сказал, что должен поговорить еще и с Дэвисом. Позже мы встретились с Дэвисом и все обсудили. Они с Дэвисом теперь партнеры. Можешь себе представить?!
      Я переехала в маленькую студию. Здесь очень хорошо. Сначала я нашла комнату подешевле, но мистеру Дженнингсу это не понравилось. А еще - угадай - он купил мне машину! Ярко-красный "мустанг" 1968 года.
      Он сказал, что в Лос-Анджелесе без машины нельзя.
      Я пыталась возражать, но он и слушать не хотел. Единственная проблема - я не умею водить машину. Мистер Дженнингс не мог поверить, что в восемнадцать лет я не умею водить машину. Сейчас я учусь вождению. Мистер Дженнингс оплачивает мои уроки. Какой милый человек!
      Я чувствую себя ужасно виноватой перед Марджи.
      Она очень расстроена. Она считает, что плохо справилась со своими обязанностями. Что бы я ни говорила, ее не переубедить. Зато Стюарт настоящая стерва.
      Я сказала ей, что не влюблена в Дэвиса, но этим только ухудшила дело. Слава Богу, в следующем месяце она уезжает учиться.
      Я умоляла мистера Дженнингса никому не рассказывать о машине. Представляю, как они это воспримут.
      Сразу после Дня труда начнутся занятия: голос, пластика, йога и бог знает что еще. Не могу дождаться! И еще не могу дождаться, когда у меня появится работа и я смогу привезти тебя и Арран в Калифорнию.
      Люблю вас!
      Изабель".
      - Машина! - благоговейно воскликнула Арран. - У Изы своя машина!
      - Там у всех есть машины.
      Кристиан в этот момент представляла себе, как Изабель в лучшем своем платье сидит пять часов на пляже, дожидаясь мистера Дженнингса.
      ***
      В середине сентября голубое небо и золотые пляжи Калифорнии казались ей уже далеким сном. С трудом верилось, что она когда-то там была.
      Реальностью же стал Бирмингемский технический колледж. Кристиан его возненавидела даже больше, чем могла себе представить до этого. Старомодное здание, почерневшее от копоти. Длинные темные коридоры с коричневым линолеумом. Классные комнаты, похожие на казармы, с исписанными столами, в которых были предусмотрены углубления для пишущей машинки. Машинки она тоже ненавидела. Она оказалась совершенно неспособной ни к машинописи, ни к стенографии. Бухгалтерское же дело, так же как и делопроизводство, казались ей воплощением самых жутких ночных кошмаров.
      Серый октябрь незаметно перешел в темный ноябрь.
      Кристиан чувствовала себя пленницей и спасалась лишь мыслями о Калифорнии, об Изабель, о теннисном клубе, об Эрнесте Уэкслере. Томми Миллер со временем превратился в ее памяти в обычного юнца, вернее, даже обаятельного молодого человека.
      Попадет ли она туда еще когда-нибудь? Удастся ли Изабель осуществить задуманное?
      Единственное, что скрашивало учебу в техническом колледже, было присутствие Арран, которая решила не возвращаться в школу и решение это менять не собиралась.
      - Они больше ничего не могут дать мне в английском. Кроме того, мне необходимо научиться печатать на машинке.
      Кристиан восхищалась целеустремленностью Арран.
      Та точно знала, чего хочет от жизни. Она хотела стать писательницей. Кристиан ни минуты не сомневалась в том, что сестра добьется успеха. Точно так же, как она не сомневалась в Изабель.
      "А как же я, - думала она в отчаянии. - Что будет со мной?"
      Отец решил, что это она виновата в бегстве сестры, и превратил ее жизнь в настоящую пытку. Не упускал случая попрекнуть неудовлетворительными успехами в колледже. Говорил, что она должна еще радоваться, если сможет найти работу в качестве младшего делопроизводителя, и обращался к ней не иначе как "мисс Посредственность".
      По ночам ей теперь постоянно снились кошмары.
      Будто она сидит, скорчившись, в тесном темном ящике, крышка которого медленно опускается ей на голову.
      А из-за стены доносится громкий презрительный хохот отца.
      После занятий, когда наступало время возвращаться домой, Кристиан чувствовала, как внутри у нее все сжимается в тугой узел, становится трудно дышать. Порой, не в силах этого вынести, она садилась в автобус - любой - и ехала до конечной остановки, в дальнюю часть города. Смотрела в запыленные окна кафе, как водители и кондукторы автобусов пьют чай из больших белых фаянсовых чашек. Как бы ей хотелось быть такой же, как они.
      Дома отец орал на нее и бил по лицу за непослушание.
      Арран пыталась вмешиваться, но бесполезно.
      - Оставь ее в покое!
      - А ты не смей так разговаривать с отцом! - кричала мать.
      - Не показывай, что боишься его, - учила сестру Арран. - От этого он еще больше распускается.
      Кристиан представить себе не могла, что бы она делала без Арран. И без мыслей об Эрнесте Уэкслере, чью визитную карточку она постоянно носила при себе.
      ***
      - Давай-ка поговорим о твоем мистере Уэкслере, - сказала однажды Арран, сидя на постели, скрестив ноги.
      Рассказ Кристиан еще раньше буквально потряс ее, и теперь она снова и снова заставляла сестру повторять его, боясь упустить какую-нибудь важную деталь.
      - Ух ты! Томми ведь и впрямь мог бы тебя изнасиловать, если бы не этот твой приступ! А что, у них в Голливуде в самом деле есть такие спальни? Вот здорово!
      Но больше всего поразил ее воображение, конечно, мистер Уэкслер.
      - Ты думаешь, он из мафии?
      - Но он же не итальянец. Он из Монте-Карло.
      - Может быть, он из международной мафии. О, Крис, как это интересно!
      - Да, он носит с собой пистолет, но только для самозащиты.
      - Вранье. Готова поспорить, у него на службе есть профессиональные убийцы. Знаешь, когда он приедет в Лондон, обязательно поговори с ним насчет работы.
      Кристиан уставилась на сестру.
      - Но я же ничего не умею.
      - Да ладно тебе. Главное, не слушай отца. Сколько раз можно повторять?
      - Вам хорошо говорить, тебе и Изе. А я даже не могу научиться печатать на машинке. Я мисс Посредственность.
      Арран возвела глаза к потолку.
      - Нет, я сейчас закричу... Послушай, Крис, скажи, почему ты так бережешь его карточку и почему вычеркиваешь в календаре дни, оставшиеся до февраля?
      Кристиан в растерянности молчала.
      - Наверное, потому, что мне будет легче, когда я узнаю, что он в Англии.
      - Ну вот что, - решительно сказала Арран, - когда он приедет, ты обязательно ему позвонишь.
      - Да он меня даже и не вспомнит.
      - Значит, ты ему напомнишь. А для чего же еще он оставил тебе свою визитную карточку? - Внезапно ей пришла в голову новая мысль. - Крис, а может быть, он хочет сделать тебя своей любовницей?
      - Меня?! Да ты что! - Впервые за несколько месяцев Кристиан расхохоталась. - Ой, Арран, не смеши.
      Она не сомневалась в том, что у Эрнеста Уэкслера самые изысканные, необыкновенные любовницы. Они носят черные вечерние платья, от них пахнет духами "Джой", и говорят они хрипловатыми, прокуренными голосами.
      - Никогда нельзя знать, - спокойно ответила Арран. - Значит, так: февраль наступит через шесть недель. Ты ему обязательно позвонишь. Это твой шанс. - Она взглянула на Кристиан и безжалостно добавила:
      - А знаешь, по-моему, твои припадки усилились.
      На секунду Кристиан почувствовала знакомый шум в голове. Опустила глаза, молча кивнула. Некоторое время обе молчали.
      - Если ты сама ему не позвонишь, - решительно проговорила Арран, тогда я это сделаю. Тебе нельзя здесь оставаться.
      1971 год
      14 февраля 1971 года Кристиан навсегда покинула родительский дом. Это произошло только благодаря Арран, которая тщательно все спланировала, даже день отъезда.
      В колледже все кипело и бурлило. Сама Арран получила любовную записку следующего содержания:
      "Хочу трахать тебя до тех пор, пока не вытрахаю все мозги".
      Она нервно хихикала всю дорогу до станции.
      - Представляешь, Крис, он собирается вытрахать все мои мозги!
      Ей ничего не оставалось как смеяться. Иначе придут слезы, и их уже не остановить.
      - Вот тебе журнал, Крис. Надо же что-то читать в дороге. Это "Вог". И давай поторапливайся, иначе опоздаешь на этот чертов поезд.
      Девушки подошли к платформе. Было уже почти девять часов утра, однако из-за свинцовых туч рассвет все никак не наступал.
      Они остановились у доски с расписанием. Поезд до Лондона, Кингс-Кросс, отправлялся в 9.50 от седьмой платформы.
      "Когда же я снова увижу тебя..." - в тоске думала Арран.
      Из дальнего конца платформы к ним направлялся кондуктор, решительно захлопывая на ходу двери вагонов. Арран пришла в голову мысль, что нет ничего более категоричного, чем звук захлопывающихся дверей.
      - Проходи, лапушка, - сказал контролер из будки у входа на платформу. - Если тебе нужен этот поезд, лучше поторопись.
      "Она никогда не вернется домой", - думала в это время Арран.
      Кристиан внезапно разрыдалась и кинулась сестре на шею.
      - О, Арран!
      - Все нормально. - Арран сама с трудом сдерживала слезы. - Прекрати, слышишь? Давай иди, Крис.
      И ради Бога, не раскисай! Это твой шанс. Не упускай его.
      - Нет, я не могу!
      - Ерунда, все ты можешь. И сделаешь, иначе я никогда больше не буду с тобой разговаривать.
      Поезд дернулся, выпустил струю пара.
      - Давай заходи, милашка, - проговорил контролер.
      - О Арран...
      - Да иди же ты!
      Арран подтолкнула сестру к будке контролера. Кристиан затравленно взглянула на нее, утерла нос тыльной стороной ладони и пошла к поезду. Раздался свисток кондуктора. Арран смотрела, как сестра бежит по платформе. Вот она вскочила в ближайший вагон, кондуктор захлопнул за ней дверь. Вздрагивая и покачиваясь, поезд тронулся.
      Арран стояла у выхода на платформу, пока поезд не скрылся из виду. Сестра уехала в Лондон, к Эрнесту Уэкслеру. Навстречу своей судьбе... Арран стояла неподвижно, не замечая, как слезы катятся по щекам.
      - Да-а-а, прощаться всегда тяжело, - услышала она ласковый голос контролера. - На вашем месте я бы пошел куда-нибудь выпить чашку хорошего чаю. Наверняка полегчает.
      Глава 3
      Вот уже несколько месяцев подряд Изабель работала так напряженно, что это изумляло ее самое. Она и не предполагала, что способна на такое. Наступил новый год, и она начала терять терпение. Пора бы уже Дэвису подыскать ей что-нибудь. Но он только качал головой. Не сейчас. Она еще не готова.
      И все же в начале января, по-видимому, произошло нечто такое, что заставило его изменить решение, хотя он так и не сказал Изабель, что же это было. Однажды в четверг он велел ей одеться с особой тщательностью и повел в "Поло-Лонж", ресторан отеля "Беверли-Хиллз", что на бульваре Сансет. На пробную вылазку, как он выразился.
      Изабель уже все знала о "Поло-Лонж" - месте, где собираются самые могущественные и влиятельные персоны, куда приходят посмотреть других и показать себя.
      Здесь люди с ровным красивым загаром и жесткими глазами ведут за столиками переговоры по телефону, заключают сделки и одним росчерком пера на ресторанной салфетке тратят миллионы.
      Изабель волновалась. Она знала, что выглядит прекрасно и что они с Дэвисом отлично смотрятся вместе.
      Конечно же, на них обратят внимание! Дэвис был в идеально сшитом костюме кремового цвета и черной шелковой рубашке. Изабель надела простое короткое белое платье и босоножки на высоких каблуках. Под тонкой тканью угадывалась упругая грудь. На лице почти никакой косметики, только глаза подведены. Кожа ее, казалось, так и светилась здоровьем.
      Проходя по залу, Изабель не смотрела по сторонам, однако и без этого знала, что глаза всех присутствующих обращены на них.
      Дэвис заказал два коктейля.
      - Спокойно, - сказал он. - Помни, ты должна быть сдержанной.
      Толстый приземистый человек с редеющими черными волосами остановился у их столика.
      - Привет, Дэвис, дружище! Сколько лет, сколько зим! Где это ты пропадал?
      - Да так, везде понемногу, - с ленивой улыбкой произнес Дэвис. - А как у вас тут дела?
      Он не представил Изабель, одарившую незнакомца лишь вежливым мимолетным взглядом. На нем были тесно облегающие брюки из акульей кожи и темно-бордовый велюровый свитер с глубоким треугольным вырезом, открывавшим грудь, поросшую густыми черными волосами. На груди сверкали два золотых медальона и шестиконечная звезда Давида. Он улыбался широкой белозубой улыбкой. Черные беспокойные глаза его перебегали с предмета на предмет. С лица Изабель на ее грудь, потом снова на лицо, на секунду задержались на ее холодных голубых глазах, устремились поверх ее головы, обежали ресторанный зал, снова вернулись к груди Изабель и наконец остановились на Дэвисе.
      - У нас все в норме. А ты от меня что-то скрываешь.
      Кто эта шикарная девочка?
      Дэвис по всей форме представил их друг другу.
      - Сол Бернстайн. Изабель Уинн.
      - Изабель Уинн?
      В голове у Бернстайна как будто компьютер заработал, отыскивая в памяти нужное имя и не находя его.
      - Очень приятно познакомиться, мистер Бернстайн, - вежливо произнесла Изабель.
      - Называйте меня Сол, крошка. Для вас я старина Сол. А вы, я вижу, англичанка...
      Снова заработал компьютер. Англичанка.., в этом городе новичок... Английские актрисы пользуются сейчас огромной популярностью. Возьмите Джули Кристи, Ванессу Редгрейв, Сару Майлз...
      - Да, я приехала из Лондона.
      Изабель одарила мистера Бернстайна своей улыбкой номер четыре вежливой, но сдержанной. Сдержанной.., оставаться сдержанной.
      Больше практически ничего не было сказано. Когда Сол Бернстайн отошел от их столика, любопытство его разгорелось еще больше. Он был заинтригован.
      - Ну ладно, ребята, мне пора бежать. Денежки надо зарабатывать. Дэви, я тебе звякну на следующей неделе.
      Встретимся за ленчем? Надо поговорить.
      - Не возражаю.
      Дэвис смотрел вслед удаляющейся бордовой спине Бернстайна.
      - Это первоклассное дерьмо, - проговорил он безмятежным тоном. Родную мать продаст. Но он важная шишка на студии "Викинг", и аппетиты у него те еще.
      Теперь он примется разузнавать о тебе. Попытается выяснить, кто ты такая. - Дэвис улыбнулся. - Еще неделю назад он бы меня и не заметил. А теперь, видишь, вспомнил мое имя.
      ***
      В конце недели Дэвис принес ей сценарий фильма "Свободное падение" толстую пачку листов, отпечатанных на машинке.
      - Прочти. Друг моего приятеля сделал для меня лишний экземпляр. Вообще-то мне не полагается. Посмотри роль Эдди и скажи, что ты об этом думаешь.
      В сценарии рассказывалась история Аватара, величайшей рок-звезды, который оказался во власти своего менеджера Порции Глейз, намеренно приучившей его к наркотикам.
      Эдди, молодая англичанка из группы статисток, влюбилась в Аватара. В фильме у нее были две серьезные сцены - бурная встреча со своим кумиром в автобусе во время последнего провального турне по стране и яростная схватка с Глейз на приеме после концерта в Сан-Франциско.
      - Это задумано как серьезный фильм, - сказал Дэвис. - Они тут не упустили ни одной модной темы: феминизм, коррупция в высших сферах рок-индустрии, наркотики.., ну, в общем, все.
      Изабель унесла сценарий домой, она обращалась с ним так осторожно, словно он был из стекла. Читала и перечитывала. Кто она такая, Эдди? Какая она? Что чувствует эта девушка? Чего хочет?
      В ремарках к сценарию указывалось, что Эдди очень молода, красива, сексуальна, но несколько наивна. Влюбившись до умопомрачения в Аватара, она покинула ради него дом, друзей, Англию. Он и его рок-группа стали для нее всем миром.
      ***
      Вечером позвонил Дэвис. Спросил, какое у нее впечатление от сценария и от роли.
      - Это моя роль. Эдди - это я.
      - Прекрасно. Через две недели отборочный просмотр.
      Это было как удар грома. Наконец-то...
      Дэвис составил расписание фотосъемок.
      - Надо подготовить фотоальбом.
      ***
      Рефуджио Рамирес считал себя лучшим фотографом в Лос-Анджелесе. Во всей стране. В мире. И возможно, во всей вселенной. Об этом он сразу же заявил Изабель, поднимаясь с ней по лестнице в студию.
      - Когда Уиттэкеру требуется качество, он всегда обращается ко мне. Рам - это номер один. Высший класс, - говорил он, наблюдая за движением ее ягодиц под плотно облегающими выцветшими джинсами.
      Рамирес также считался самым дорогим фотографом в Лос-Анджелесе. Однако Дэвиса это не беспокоило.
      - Не волнуйся, - сказал он Изабель. - Он сделает это бесплатно. Он мне обязан. Однажды я спас ему шкуру.
      Похоже, Рамирес действительно не забыл ту ночь в Сайгоне, пять лет назад, когда бесшабашного подвыпившего фоторепортера чуть не порезали на куски из-за хорошенькой проститутки с золотистой кожей. Спасло его лишь вмешательство Дэвиса Уиттэкера.
      Потому-то он и пожертвовал воскресным днем. Потому-то и работал совершенно бесплатно с протеже Дэвиса. Именно поэтому он и пальцем не дотронулся до роскошной девочки, изгибавшейся перед ним в своих тесных джинсах. Хотя пальцы его так и тянулись к ней, а некоторые другие органы содрогались от возбуждения.
      Но он не чувствовал себя обиженным. Девочка и впрямь роскошная. Похоже, у Дэвиса здесь какой-то особый интерес, хотя не совсем понятно какой.
      Дэвис и в самом деле не знал точно, чего хочет добиться. Об этом можно будет сказать, только переговорив кое с кем из знакомых.
      - Нужно как можно больше фотографий, самых разных, - сказал он Рамиресу. - Так что снимай, сколько сможешь.
      Изабель он предупредил о том, что Рамирес - "грязный похотливый гаденыш", но прекрасный фотограф.
      - Если кто-то и может сделать тебе рекламу, так это он.
      Он действительно похож на похотливого гаденыша, думала Изабель. Тучный, приземистый, с длинными волосатыми руками и кривыми ногами, с толстыми губами, выпученными глазами, вдавленным носом и курчавыми волосами, которые он приглаживал маслом. Более отвратительного существа она в жизни не встречала.
      Изабель поставила сумку с вещами в углу и с трудом подавила смех - ей вспомнилось еще одно предупреждение Дэвиса.
      - Ты не поверишь, он занимался любовью практически со всеми самыми красивыми женщинами Южной Калифорнии. Так что будь осторожна. Не зря его называют "тот самый Рам".
      Рамирес налил ей чашку крепкого кофе, такого крепкого и черного, что, наверное, мог бы содрать ярко-красную краску с ее "мустанга".
      - У меня не бывает этих водянистых помоев, бэби.
      После кофе он заставил ее пройтись по студии, сесть, вытянуться, потанцевать под музыку "Роллинг Стоунз", а сам задумчиво рассматривал ее, дымя вонючей сигарой.
      Потом он велел ей встать у окна, чтобы изучить ее лицо при естественном освещении. Поворачивал ей голову в разные стороны, выравнивал линии подбородка, шеи, плеча. Положил ладонь на ее щеку, изучал игру теней.
      И при этом приговаривал про себя: "Сукин сын. Ах сукин сын".
      Рамирес порылся в одежде, которую Изабель принесла с собой, и отбросил все, кроме белого и черного.
      - Интуиция... Просто такое чувство... Что-то может скомпоноваться.
      Он добавил кое-что из своих вещей: черно-белую полосатую мексиканскую накидку с длинной бахромой, плоскую соломенную шляпу, белую мужскую рубашку и черную кружевную шаль. Свалил все это в кучу в центре комнаты, затем постоял в глубокой задумчивости совершенно неподвижно, попыхивая своей зловонной сигарой.
      Казалось, он пребывает в состоянии медитации. Зазвонил телефон - он не обратил на него внимания.
      Когда звонки стихли, Рамирес внезапно прищелкнул пальцами и обернулся:
      - О'кей, бэби. Начнем.
      В течение двух часов он снимал крупные планы. Спереди, с разных сторон, снизу, сверху. Убрал ей волосы назад, в девичий хвостик, распустил, стянул сзади в высокий тугой пучок. Он изменял линию шеи, повязывал шарфы, надевал украшения, снимал их. И все время с растущим возбуждением разговаривал сам с собой по-испански.
      К часу дня Изабель почувствовала, что проголодалась. В животе урчало. Болели ноги, шея и спина. Она страшно устала.
      - Ну и что? - пробурчал Рамирес. - Кого это волнует?
      Он кинул ее вещи в одну сумку, фотоаппарат и увеличитель - в другую, схватил Изабель за руку и сбежал по ступеням на улицу.
      - Я никогда не ем во время работы, и это только на пользу.
      Он открыл дверцу сверкающего черного "мазератти", втолкнул Изабель на сиденье.
      - На, курни, это здорово отвлекает. - Он зажег сигарету, подал Изабель. - Только не больше трех затяжек, бэби.
      Они помчались на север, по направлению к Малибу.
      Спидометр показывал восемьдесят пять миль в час. Рамирес откинулся на сиденье, вынул сигарету из пальцев Изабель и выбросил в окно.
      - Потом, бэби. Если будешь хорошей девочкой.
      На пляже он заставил ее надеть рубашку, повязал концы на талии. Надел ей на голову соломенную шляпу и сдвинул на затылок. Так она и стояла, вызывающе упершись руками в бедра.
      - Так, хорошо, хорошо... Теперь пошевелись, бэби.
      А теперь постой на месте. Попробуй-ка шаль, черную...
      Ух ты! Приспусти с плеча. Так.., спусти совсем.., не важно, что там будет видно, поверь мне.
      Он продолжал болтать что-то про себя на смеси испанского с английским.
      - Уиттэкер - полный дурак. Говорит, грудь не надо. А я ему - с такими-то титьками! Сукин сын... Да их надо всему миру показывать!
      На пляже начала собираться толпа. Изабель различала некоторые слова.
      - Кто такая?
      - Ты ее когда-нибудь видел?
      - Может, манекенщица?
      - Кто?..
      - Да ведь это Рамирес. Значит, что-то серьезное.
      Изабель почувствовала прилив энергии и начала работать на публику. Для них она теперь поворачивалась, изгибалась, потягивалась, улыбалась и хмурилась. Рамирес без устали щелкал фотоаппаратом.
      - Здорово, бэби! Я тебя люблю!
      Февральские тени удлинялись, близились сумерки, но толпа все прибывала. Люди вытягивали шеи, чтобы лучше видеть.
      Поднялся ветер. Бахрома шали развевалась, как знамя. Волосы струились по плечам и лицу Изабель. Она отбросила их назад, изогнулась, балансируя на одной ноге, беззаботная, как вольная цыганка. Глаза блестели.
      Она упивалась происходящим.
      Рамирес делал последние снимки. Толпа, почуяв, что конец зрелища близок, двинулась к Изабель. Головы, плечи и протянутые руки людей отбрасывали длинные тени на песке.
      ***
      После подъема неизбежно должен был наступить спад, но Изабель не предполагала, что он будет таким резким. Еще совсем недавно ей казалось, что она все может. Она готова была летать, как на крыльях. Сейчас, непонятно почему, ей хотелось плакать.
      - Кажется, все прошло нормально, - тусклым голосом сообщила она Дэвису. - Рамирес сказал, что позвонит попозже. Он очень торопился.
      Рамирес даже не проводил ее до дверей, не попросил разрешения зайти, хотя она ожидала этого.
      - Позвоню, как только увижу, что получилось, - крикнул он уже из машины.
      Ему не терпелось избавиться от нее... Она его абсолютно не интересовала. Его занимали лишь образы, создаваемые на фотопленке.
      - Ну если он так спешил, значит, считал, что у него в руках нечто очень ценное, - заметил Дэвис.
      Он принес на ужин еду из китайского ресторанчика в белых картонных упаковках и теперь открывал крышки, заглядывая внутрь. Он был голоден.
      - Давай есть, пока горячее.
      Однако Изабель, целый день ничего не евшая, сейчас не могла проглотить ни кусочка. Ей казалось, что ее тут же стошнит. Как может Дэвис быть таким бесчувственным! В этот момент она его ненавидела. Она чувствовала себя несчастной, опустошенной. Ее просто используют.
      Она для него всего лишь удачная клиентка, которая его обогатит, и тогда он докажет отцу, что способен пробиться в жизни самостоятельно. Она сидела сгорбившись на кушетке и тосковала по рукам Дэвиса, по его объятиям.
      Тосковала по ласковым словам. Ей необходимо было услышать, как она прекрасна, какие великолепные получатся снимки... Услышать, что он, Дэвис, ее любит.
      Она часто вспоминала тот момент, когда впервые увидела его на вечеринке у Дженнингсов. Вспоминала, как он смотрел на нее тогда издалека, со странным, изучающим и в то же время напряженным выражением лица.
      Она вновь ощущала прикосновение его трепещущих пальцев в тот момент, когда он повел ее к бассейну. Но потом, после того как они заключили соглашение, все изменилось. Казалось, она перестала существовать для него как личность. Они, конечно, занимались любовью, и ему всегда удавалось довести ее до умопомрачения.
      В такие минуты она превращалась в одну трепещущую плоть.
      Даже сейчас, глядя на изгиб его спины, на движения плеч, в то время как он аккуратно раскладывал на кофейном столике картонные тарелки, вилки, расставлял баночки с соусом и горчицей, она ощущала почти непереносимое страстное желание.
      Черт бы его побрал! Как он смеет не видеть в ней живого человека! Он сам сказал ей об этом на прошлой неделе. Он тогда велел ей раздеться и стал серьезно, внимательно рассматривать ее. В его задумчивых изучающих глазах не было и намека на чувство.
      - Ты прибавила в весе по меньшей мере фунта на два. А через неделю фотосъемки. Придется тебе отказаться от пиццы. И пить только содовую или простую воду.
      - Ты разговариваешь так, как будто я всего лишь кусок мяса.
      Он взглянул ей прямо в глаза.
      - Совершенно верно, Изабель. Хотя мы называем это иначе. Продукт. Ты теперь наш продукт. Изабель Уинн, продукт. И чем скорее ты это осознаешь, тем лучше для тебя. Тем меньше будет боли. Ты - сочетание таланта и привлекательной внешности. Там, на студии, ты никого не будешь интересовать как личность. Только как продукт. Они тебя купят, если решат, что ты способна делать для них деньги. Если им покажется, что ты именно тот продукт, который нужен. И тогда ты станешь богатой и знаменитой. Ты ведь именно об этом мечтаешь. Разве не так?
      - От тебя я такого не ожидала.
      Дэвис пожал плечами.
      - Придется привыкать и к этому, если хочешь выжить. Для твоей же пользы. Нужно научиться отделять личное от профессионального. И даже уметь посмеяться над этим.
      Потом он кинул на нее внимательный взгляд и смягчился:
      - Ты должна мне доверять, Изабель. Ты мне небезразлична.
      "Брехня, - подумала Изабель. - Я тебе абсолютно безразлична. Я для тебя не человек. Продукт. А для Рамиреса - изображение на фотобумаге..."
      И "Поло-Лонж" теперь представлялся ей всего лишь мясным рынком, где ее, Изабель Уинн - продукт! - выставили напоказ перед такими, как Сол Бернстайн. Теперь она ощущала лишь невероятное унижение. Ей это все было ненавистно.
      Внезапно она с тоской вспомнила о сигаретке, которую дал ей Рамирес. Это от нее она тогда почувствовала такой подъем. Но Дэвис бы этого не одобрил Он отрицательно относился к наркотикам. Так же как и к спиртному. Немного вина время от времени... Но не более.
      - Ну же, Изабель, - говорил он сейчас отеческим тоном. - Я знаю, ты устала, но надо поесть. Тебе же нравится сычуаньская кухня.
      Он протянул ей тарелку, на которой лежал кусок цыпленка, начиненного орехами, и тонкие ломтики говядины по-монгольски. Изабель не могла проглотить ни кусочка. Налила себе бокал шабли из графина. Дэвис тут же убрал его.
      - Хватит вина, Изабель. Поешь хоть чего-нибудь.
      - Не хочу!
      Изабель по-детски надула губы. Ну как он не может понять! Ей не нужна еда. Ей нужно, чтобы ее любили, чтобы говорили, как она хороша. Внезапно ее охватила тоска по дому, по сестрам. Она ненавидела Дэвиса за то, что оказалась в его власти. Так же как Аватар оказался во власти Порции Глейз.
      Ей захотелось бросить все и уехать домой...
      Однако в следующий миг Изабель вспомнила о сестрах и о том, почему она здесь. Они на нее надеются. Она не может их подвести.
      Позже, оказавшись наконец в объятиях Дэвиса, она плача повторяла и повторяла его имя, целовала его глаза, губы, шею, растворялась в его теле. У них была одна общая плоть. В постели, обнаженные, они говорили на одном языке. Изабель не думала о том, что это все изменится в тот момент, когда их тела оторвутся друг от друга.
      Сейчас она обвилась вокруг него, приняла его в себя, мурлыча от наслаждения. Дэвис внезапно укусил ее в губы. Она сжала руками свою твердую напрягшуюся грудь, ощущая, как растет напряжение во всем теле, как близится тот момент, чувствовала губы Дэвиса, его чудесную монументальную твердость внутри себя... Теперь они двигались в такт, с нарастающей интенсивностью.
      В глазах у нее все плыло и кружилось. Она задохнулась и провалилась в ревущую черноту чисто физических ощущений небывалой силы.
      - Да! - выдохнул Дэвис ей в ухо. - О да, моя драгоценная.., да, да!
      А потом одновременно произошли три вещи.
      Дэвис едва не расплющил ее в последнем спазме. Она громко вскрикнула от наслаждения. Кто-то заколотил в дверь.
      - Вы когда-нибудь угомонитесь или нет? Три часа ночи! Люди спать хотят, черт вас побери!
      В этот момент зазвонил телефон.
      - Что за ерунда! - воскликнул Дэвис.
      Звонил Рамирес.
      - Быстро гребите сюда, ребята. Прямо сейчас. Вы не поверите...
      ***
      Мексиканец встретил их у входа в студию, весь в поту от возбуждения.
      - Взгляните на это! И на это. И вот сюда. Я тебе скажу, парень: с этой девочкой плохих снимков не получится. Даже самые вшивые смотрятся потрясно. А вот этот.., ты только взгляни! Я отпечатал всего один - посмотреть, что вышло. Осторожно, он еще не просох.
      Они молча смотрели на Изабель, стоящую на берегу, молодую, сияющую, невинную и неотразимую. Одна рука придерживает накидку, другая откидывает с лица волосы. А вокруг ясно очерченным фоном - головы, плечи, руки людей. Протянутые руки, пальцы, указывающие на нее... Такой снимок может получиться один раз в жизни.
      - С этой фотографией я войду в историю, - торжественно и благоговейно произнес Рамирес.
      Глава 4
      Кристиан пила сухой шерри и наблюдала, как весело трещат поленья в камине. Они сидели в баре клуба Тэннера, по соседству с Бонд-стрит. Очень пожилой человек в отлично скроенном, но сильно поношенном твидовом костюме стоял, повернувшись спиной к огню, и, подняв полы пиджака, не скрываясь, грел спину. Эрнест Уэкслер уже сообщил Кристиан, что это лорд Петершэм, прибывший из Йоркшира на собрание директоров.
      Всего час назад она сидела, съежившись, в вагоне третьего класса, полная дурных предчувствий. Эрнест Уэкслер встретил ее на вокзале в безукоризненном черном кашемировом пальто с бархатным воротником, в высоком котелке. В "ягуаре" бутылочного цвета с шофером они поехали к Тэннеру, в один из самых престижных элитных частных клубов в Лондоне. Автомобиль двигался так легко и бесшумно, как будто они летели на ковре-самолете.
      - Ваш столик готов, милорд.
      Кристиан подняла глаза. Исполненный достоинства джентльмен, одетый в ливрею, приблизился к лорду Петершэму. Тот несколько раз моргнул, закивал головой:
      - Да-да, я уже сам подумал... Ужасно... Как вы сказали?
      Метрдотель проревел ему в самое ухо:
      - Ваш столик готов, лорд Петершэм.
      - Совсем необязательно кричать, - проговорил его светлость и, спотыкаясь, пошел за метрдотелем в столовую.
      - Ему девяносто девять, но он сохранил все свои прежние способности, кроме одной, - заметил Уэкслер, вернувшись после телефонного разговора.
      - Я никогда в жизни не видела живого лорда. Хотя... я бы, наверное, все равно не отличила его от остальных людей. Знаете.., здесь так красиво.
      - Да, приятное местечко. Я часто здесь бываю, когда останавливаюсь в Лондоне. У них тут первоклассный шеф-повар и много других приятных вещей. Например, наверху сейчас играют в триктрак. Довольно дорогая игра. А, я вижу, наш столик тоже готов. Только после вас, моя дорогая.
      Кристиан это показалось повторением ленча в Лос-Анджелесе, только в обстановке зимней Англии. Великолепный интерьер, безукоризненное обслуживание, и посетители - все, как на подбор, откормленные, элегантные, удачливые и знаменитые или просто богатые. Кристиан, сидя в роскошном кресле в своей школьной синей плиссированной юбке и кардигане того же цвета, надетом поверх белой школьной блузы, разглядывала женщин в шикарных платьях, с изысканными прическами и ухоженными изящными руками. Она вспомнила о своих замерзших, покрасневших руках с мозолями и ссадинами, но в присутствии мистера Уэкслера это казалось не важным.
      Он выше этого, благоговейно подумала Кристиан и, усевшись поудобнее, стала наслаждаться первым после Калифорнии по-настоящему хорошим ленчем.
      Сначала подали копченую лососину, потом необыкновенно нежные бараньи ребрышки, сдобренные розмарином и чесноком. К ним мистер Уэкслер заказал каберне "Совиньон".
      - Мы оба, наверное, немного грустим по Лос-Анджелесу, поэтому закажем калифорнийского вина. Это одно из немногих мест в Лондоне, где оно есть.
      Кристиан твердо решила не думать о том, что будет после ленча. Шоферу Мартину приказано подать машину к трем часам. И что потом? Если они ни о чем не договорятся, надо будет вовремя вернуться на вокзал, чтобы успеть на поезд до Бирмингема.
      - Кристиан, дорогая! - сказал ей мистер Уэкслер по телефону. Конечно, приезжайте в Лондон. Приглашаю вас на ленч. Нам о многом нужно поговорить.
      Однако пока что они говорили только о поездке мистера Уэкслера в Юго-Восточную Азию в прошлом месяце. Он украсил свой рассказ забавными анекдотами, над которыми Кристиан весело смеялась. Потом вспоминали Лос-Анджелес и ту ночь, когда она возникла перед его домом, как лесная нимфа. Он вспомнил, как она испугалась Хэнзела.
      - Бедный Хэнзел не смог полететь со мной в Англию. Ему пришлось бы провести шесть месяцев в карантине в Хитроу. Не думаю, что ему бы это понравилось.
      Кристиан вежливо что-то пробормотала, обрадованная тем, что Хэнзел остался дома.
      - Пьер, конечно, со мной. Мы сняли очень милый домик в Сент-Джеймсе. А теперь расскажите о своей сестре. Как она? Уже завоевала Голливуд?
      Кристиан рассказала об Изабель то, что было известно ей самой.
      - Она не так часто мне пишет. У нее совсем нет времени.
      - Да, разумеется...
      От Изабель они незаметно перешли на другие темы, казалось бы, также не относящиеся к делу. Кристиан и понятия не имела о том, что незаметно для себя самой сообщила мистеру Уэкслеру массу информации о себе.
      Не знала она и того, что сейчас он изучает ее. И уж конечно, не могла предположить, насколько ясно видно ее отчаяние такому человеку, как Эрнест Уэкслер. Он сам когда-то знавал отчаяние и потому моментально замечал его в других. Мало того, он умел обращать его себе на пользу и знал, что при соответствующем подходе оно может стать мощным инструментом в его руках.
      - Итак, моя дорогая, - спросил он наконец уже за кофе, - что вы теперь собираетесь делать?
      Он прекрасно понимал, что ждет Кристиан, если он, Уэкслер, кардинально не изменит ее жизнь. Тусклое, унылое существование где-нибудь за канцелярским столом или за конторкой. Жизнь, к которой она абсолютно не приспособлена и которая в конце концов погубит ее.
      Кристиан поставила чашку на стол. Взглянула ему прямо в глаза.
      - Не знаю, мистер Уэкслер. У меня нет никаких планов.
      - И никаких особых амбиций в отличие от сестер?
      Она коротко рассмеялась:
      - О чем вы говорите! Я не очень красива и не очень умна. Просто хорошо играю в теннис, и только. Других талантов у меня нет.
      - Не могу с этим согласиться. В жизни существует множество полезных вещей. Вот, например, вы говорите по-французски. Вы хорошо успевали в школе по французскому языку.
      Она с удивлением воззрилась на него.
      - Откуда вы знаете?
      - Вы сами мне сказали... Вы бывали во Франции? - неожиданно спросил он на чистейшем французском языке.
      - Нет, ни разу не бывала, - ответила Кристиан тоже по-французски.
      - Неплохо. А немецкого вы, случайно, не знаете?
      Очень нужный язык в наше время.
      Кристиан покачала головой:
      - Нет, у нас в школе его не учили. Я знаю только французский.
      Официант налил им еще кофе из серебряного кофейника. Кристиан взглянула на часы и похолодела. Без пятнадцати три. Машина придет совсем скоро.
      Как глупо было на что-то рассчитывать! Ну на что они с Арран надеялись! С какой стати будет Эрнест Уэкслер предлагать ей работу? Она ведь даже не знает, чем он занимается. А если бы и знала.., ну чем она может быть ему полезна! И потом.., надо ведь где-то жить. Неужели она всерьез надеялась на то, что он и жилье для нее найдет?
      - Может быть, он хочет, чтобы ты стала его любовницей, - предположила тогда Арран.
      Кристиан еще раз оглядела красивых утонченных женщин вокруг. И себя, в отвратительной поношенной одежде, с неухоженными волосами и жуткими руками. Ее душил горький смех. Нет, она, наверное, сошла с ума.
      И тем не менее ленч был восхитительным. А если сейчас поторопиться, она еще успеет на поезд и приедет домой прежде, чем ее хватятся. Мистер Уэкслер, вероятно, не откажется одолжить ей денег на обратную дорогу.
      Эрнест Уэкслер заметил выражение ее лица.
      - Да, Мартин скоро приедет. Мне придется заехать в офис ненадолго. А вечером я лечу в Манчестер.
      Кристиан сглотнула слюну. Мужественно попыталась улыбнуться.
      - Да-да, конечно. Мне тоже пора. Поезд отходит, кажется, в четыре.
      Уэкслер наклонился вперед, задумчиво посмотрел на нее.
      - Скажите, дорогая, если бы я предложил вам альтернативу возвращению домой.., предложил бы вам хорошую работу, абсолютно законную.., вы бы согласились?
      Кристиан побелела.
      - Конечно, - выпалила она не задумываясь. - Конечно, согласилась бы.
      - Вот и хорошо. У меня есть для вас предложение.
      Вполне респектабельное, можете не сомневаться.
      Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, не в состоянии произнести ни слова. Не дождавшись ответа, он продолжил:
      - Если я правильно понял - а я теперь многое о вас знаю, - перспектив у вас никаких. Жизнь в родительском доме для вас губительна и ненавистна, но у вас нет собственных средств и нет никакой альтернативы.
      - Изабель... Когда она начнет работать...
      - Да-да, конечно, - нетерпеливо прервал мистер Уэкслер. - У Изабель, безусловно, самые благородные намерения. Когда она прорвется наверх, она, конечно, придет к вам на помощь. Но карьера не делается за одну ночь. Сейчас Изабель должна думать о своем собственном будущем. Вы не можете на нее рассчитывать.
      - Но...
      Уэкслер знаком попросил принести еще кофе. Стрелки часов показывали ровно три. Мартин, наверное, уже подъехал на своем "ягуаре".
      Уэкслер сделал глоток кофе. Поднял указательный палец.
      - Послушайте меня, дорогая. Я собираюсь сделать вам предложение.
      Теперь он полностью овладел ее вниманием.
      Когда-то, давным-давно, Уэкслер мог бы почувствовать жалость к Кристиан, но с тех пор он усвоил, что жалость, как и многие другие человеческие чувства, только мешает выжить. Вместо этого он научился использовать обстоятельства, обычно вызывающие жалость.
      - Итак, я бизнесмен, - осторожно начал он. - Если говорить упрощенно, я покупаю и продаю. Чаще всего я покупаю товары в одной стране и продаю в другой. Мой центральный офис находится в Монако. Это выгодно из-за налоговой системы. Видите ли, мой товар очень дорогой и высокоприбыльный. Кроме того, географическое положение Монако также мне подходит больше всего. У меня клиенты по всей Европе, на Ближнем Востоке и в Африке. Я держу офисы в Лондоне и Лос-Анджелесе, из них я веду дела с Соединенными Штатами, Азией и Латинской Америкой. Я... О, Джон! Рад тебя видеть, дорогой! Не знал, что ты тоже здесь.
      Уэкслер поднялся и с энтузиазмом пожал руку высокому, темноволосому, темноглазому человеку лет сорока, с очень загорелым лицом.
      - Выпьешь с нами кофе?
      Незнакомец покачал головой.
      - Сожалею, Эрнест. Очень бы хотелось, но.., спешу.
      - В таком случае не будем тебя задерживать. Познакомься, это мой друг Кристиан Уинтер. Кристиан, познакомься с моим другом Джоном Петрочелли. Надеюсь, у вас будет возможность получше узнать друг друга.
      Джон Петрочелли выглядел безукоризненно в темно-сером костюме в тонкую полоску и шелковой рубашке кремового цвета. Казалось, Кристиан должна была бы почувствовать себя еще более убогой в своей старой школьной форме, однако Джон, похоже, не обратил на это никакого внимания. Он пристально оглядел ее, бросил взгляд на Уэкслера и улыбнулся с явным одобрением.
      - Рад познакомиться, мисс Уинтер.
      - Вижу, что лыжи пошли тебе на пользу, - заметил Уэкслер. - Хорошо покатался?
      - О да, лучше некуда. Погода была отличная. Надеюсь, когда-нибудь встретимся в горах, Эрнест.
      - Ну нет. Это для молодых. Для тех, у кого горячая кровь.
      Уэкслер помахал рукой ему вслед и снова уселся в кресло.
      - Хороший парень. Мы с ним делаем бизнес вместе, и с большим удовольствием, надо сказать. Он партнер банковского дома "Штенберг Петрочелли".
      Кристиан, которой были незнакомы имена знаменитых итальянских и швейцарских банкиров, лишь вежливо улыбнулась в ответ.
      - Ничего, скоро и вы будете знать их имена. Но... нехорошо заставлять беднягу Мартина ждать на холоде до бесконечности.
      Кристиан снова перевела глаза на его бледное лицо.
      - Я льщу себя мыслью, что умею распознавать способных людей. Таких, как вы, например.
      - О каких способностях вы говорите? Французский язык и теннис?
      Уэкслер улыбнулся.
      - Для начала и это неплохо. Я чувствую в вас большие возможности, и, кроме того, всему можно научиться.
      Кристиан совсем растерялась.
      - Большие возможности?..
      - У вас есть природный стиль и элегантность. Вас нелегко смутить или запугать. Ваше поведение в ту ночь, когда мы встретились впервые, произвело на меня сильное впечатление. После того как вас едва не изнасиловали, вас напугал Хэнзел, и, более того, столкнувшись с вооруженным человеком, вы проявили поразительное присутствие духа. Мало кто вел бы себя с достоинством в таких обстоятельствах. А при соответствующем обрамлении вы можете выглядеть еще и очень красивой молодой женщиной.
      - Благодарю вас.
      - Не стоит. Итак, что касается работы. Мне нужны такие люди, как вы тонкие, умные, интеллигентные, сообразительные, не теряющие присутствия духа в стрессовых ситуациях. Стрессов в моей работе хватает. Доставка грузов точно в срок, умение работать с несговорчивыми и несдержанными клиентами, деловые переговоры, ну и торговля.
      - Но, мистер Уэкслер, из меня никогда не получится хорошая продавщица.
      - Кристиан, будьте добры, выслушайте меня до конца. Мы говорим не о торговле напитками или косметикой за прилавком магазина Вулворта. В любом случае вы к себе несправедливы. Из вас мог бы получиться отличный продавец. Вы сейчас прекрасно представили мне себя. В противном случае я бы не стал вам ничего предлагать.
      - Ну, это совсем другое.
      - Вовсе нет. Позвольте мне показать вам на примере, в чем вы могли бы быть мне полезны. Мой бизнес зависит от состояния дел в мире. Я могу полагаться лишь на добрую волю своих клиентов и на повторные заказы.
      Наш товар стоит немалых денег, и наши клиенты должны вставать из-за стола удовлетворенными. В переносном смысле, моя дорогая, - добавил он в ответ на ее удивленный взгляд. - Вы еще не раз услышите это выражение.
      Дальше... - Он сложил руки, откинулся в кресле. - В определенных случаях, использовав знание человеческой психологии, мы можем сделать так, что клиент повторит или увеличит заказ, причем весьма охотно. И если бы на переговорах присутствовала элегантная, изысканная молодая женщина, знающая иностранные языки, это очень пошло бы на пользу делу.
      Кристиан ухватилась за единственную часть из его речи, которую она хорошо поняла.
      - Но я только немного говорю по-французски.
      - Значит, придется научиться. Придется поработать над этим.
      - И потом, я совсем не элегантная.
      - Несколько визитов к Элизабет Арден, и с этим все будет в порядке.
      - И никакая я не изысканная.
      - В вас это заложено от природы.
      - Но.., мистер Уэкслер.., у меня ведь даже нет жилья в Лондоне.
      - Некоторые из моих лондонских сотрудников живут в нашем доме в Сент-Джеймсе. Там как раз сейчас есть свободная комната, очень мило обставленная. Если вы согласитесь принять мое предложение, милости просим. Будете желанной гостьей. Что же касается других проблем, то, по-моему, у вас их нет. Вы совершеннолетняя, то есть вполне можете оставить родительский дом.
      И зарплата у вас будет весьма приличная.
      Кристиан растерялась. Нет, это просто невозможно.
      Так не бывает.
      Она попыталась представить на своем месте Изабель.
      Что сделала бы Иза? Что бы она сказала? В чем тут кроется подвох? Предполагается ли, что она, Кристиан, должна будет ложиться в постель со всеми этими зарубежными клиентами? Изабель обязательно бы об этом спросила, но у Кристиан не поворачивался язык.
      И потом.., все-таки в ее представлении подобное условие как-то не ассоциировалось с мистером Уэкслером, таким утонченным и разборчивым. Не верилось, что он потребует от нее подобных услуг.
      И все же она не могла ни на что решиться. Внезапно ей пришло в голову, что она так ничего и не знает о его бизнесе. Изабель на ее месте давно бы уже выяснила, каким это ценным товаром он торгует. Кристиан попыталась угадать. Ну что самое ценное, самое дорогостоящее в мире? Золото? Серебро? Драгоценности? Картины? Может быть, скаковые лошади? Меха? Корабли, яхты? Спортивные автомобили? Он сказал, что бизнес у него легальный, значит, это не наркотики. Но что же тогда?
      Наконец она набралась храбрости и спросила его.
      - Оружие, - спокойно ответил он.
      - Что?!
      - Ружья, пистолеты. Ну и кое-что потяжелее. Минометы, танки, ракеты. Словом, все, что имеется в наличии.
      - И это в самом деле легальный бизнес?
      - Разумеется. Я имею дело с правительственными структурами, легитимными военными подразделениями и полицейскими организациями. Есть у меня и несколько частных клиентов, главным образом на Ближнем Востоке.
      - Понимаю, - прошептала Кристиан.
      - Практически мы торгуем со всеми желающими, если можем получить лицензию на экспорт и если конечный потребитель в состоянии представить нам соответствующий сертификат.
      - У вас это все звучит настолько обыденно.., как само собой разумеющееся.
      - Так оно и есть. То же самое, что торговать, скажем, кофе или автомобилями. Только наш бизнес гораздо более прибыльный. Видите ли, оружие требуется всегда.
      И всегда находится кто-то, кто может его поставлять. Так почему же не я? - Уэкслер переменил тему. - Время идет. Пора освободить беднягу Мартина. Сейчас отвезем вас в Сент-Джеймс. Там вы сможете спокойно все обдумать. Если решите отказаться - а вы имеете на это полное право, - Мартин довезет вас до Бирмингема на "ягуаре". И ему, и машине это будет на пользу.
      Они ехали по Пиккадилли. Мартин искусно маневрировал между такси, машинами, двухэтажными автобусами двигавшимися плотным потоком, и обезумевшими от скопления машин пешеходами.
      - Кстати, как вам понравился Джон Петрочелли? - небрежно спросил Уэкслер.
      - По-моему, он очень приятный.
      - Рад это слышать. Думаю, вы часто будете с ним видеться.
      Уэкслер молча усмехнулся. Да, они часто будут видеться. В недалеком будущем они поженятся...
      ***
      В то время как Кристиан в Лондоне с наслаждением поглощала великолепный обед в полном одиночестве, Изабель припарковала свой "мустанг" в гараже на Сенчури-парк, в Лос-Анджелесе. Несколько секунд сидела, съежившись, за рулем, прислушиваясь к оглушительному биению сердца. Потом десять раз глубоко вздохнула. Так на занятиях по постановке голоса учили бороться с волнением. Ну почему, почему она не позволила Дэвису поехать вместе с ней, как он предлагал? Но нет, она была тверда в своем решении.
      - Нет, Дэвис, я хочу поехать одна. При тебе я буду еще больше нервничать.
      Господи, как глупо! Как будто можно больше нервничать, чем сейчас.
      В довершение ко всему лил дождь. Не английский - мелкий, почти моросящий, а калифорнийский, падающий тяжелыми вертикальными струями. Виниловая крыша "мустанга" протекала. Струи воды текли по шее Изабель. Она застряла на бульваре Уилшир в пробке, самой большой, какую только можно было представить.
      Она успела промокнуть и сейчас сидела потная и липкая в своем черном дождевике с желтыми полосами на рукавах. Болела голова, болело горло. Она не сможет произнести ни слова.
      Изабель взглянула на себя в зеркало, ожидая увидеть ужасную физиономию с затравленными глазами. Однако на нее смотрели обычные глаза на обычном привлекательном личике. Она несколько воспряла духом. По крайней мере ужас, который она испытывает, никак не отражается на лице. Изабель осторожно улыбнулась. Ну вот, уже лучше.
      Она решительно вышла из машины и прошла к лифту. Нажимая на кнопку тридцать девятого этажа, поняла, что не запомнила место, где поставила машину.
      Гараж так переполнен. Сможет ли она отыскать свой "мустанг"?
      Но это сейчас не главное. Она даже представить себе не могла, что жизнь будет продолжаться и после прослушивания.
      В лифте пахло мокрыми дождевиками и сигарным дымом. Изабель снова подумала о том, насколько важно это прослушивание для нее, и во рту сразу пересохло.
      Приемная отборочной студии "Лош и Лорд" была полна прекрасных девушек. У Изабель совсем упало сердце. Никогда в жизни не видела она столько красивых девушек сразу. Даже не представляла себе, что их так много на свете. И выглядят они лучше, чем она, Изабель.
      И каждая стремится получить роль Эдди.
      Она прошла к конторке, ощущая на себе множество враждебных взглядов. Ей казалось, что этот путь никогда не закончится. За конторкой сидела секретарша - тонкая, как хлыст, одетая в серебряного цвета платье с белыми манжетами, ухоженная и отполированная до того, что казалась сделанной из металла. Светлые блестящие волосы стянуты сзади в витой французский пучок. Она разговаривала по телефону. В это время на пульте снова загорелась красная лампочка и раздался нежный музыкальный перезвон. Изабель никогда еще не слышала такого телефонного звонка. Секретарша отложила трубку, которую держала в руке, взяла другую, что-то пробормотала.
      Прищелкнула пальцами с наманикюренными ногтями серебряного цвета. Протянула руку к Изабель.
      - Давайте фотографию.
      Смутившись оттого, что не знала общепринятой процедуры, Изабель порылась в своем новом портфеле, достала блестящую фотографию восемь на десять и подала секретарше. Та положила ее поверх других снимков, даже не взглянув. Изабель показалось, будто сзади кто-то хихикнул.
      Серебряным ногтем секретарша указала на кушетку, обитую бежевым велюром.
      - Садитесь.
      Как непослушному щенку. Вот стерва! Однако гнев, как ни странно, придал Изабель храбрости. Неожиданно она почувствовала себя увереннее. Чуть позже, когда гнев утих, она обнаружила, что остальные девушки выглядят не столь устрашающе прекрасными, как показалось вначале. Некоторые одеты совсем неподходяще для образа Эдди, с удовлетворением отметила Изабель. Эдди никогда бы не надела облегающее черное платье, как вон та тощая блондинка - ей, кстати, наверняка не меньше двадцати пяти. И уж конечно, Эдди не заколола бы волосы тремя разными кричащими заколками и не стала бы выставлять напоказ грудь, как эта высокая с рыжими волосами.
      Сама Изабель очень долго выбирала туалет для прослушивания. Надела черную мини-юбку и желтую майку с крупной надписью во всю грудь. Повязала желтую ленту. Именно то, что надо.
      Прошел час. Изабель перелистывала страницы иллюстрированного журнала, не видя ни слова. Ждала. Нежными перезвонами звонили телефоны. Девушки приходили и уходили. Молодой человек в очках с фиолетовыми стеклами, со светлой бородкой и мышиного цвета волосами, стянутыми сзади резинкой, сопровождал их по очереди в комнату для прослушивания.
      В какой-то момент он взял с конторки охапку снимков, среди которых была и фотография Изабель, и скрылся с ними.
      По крайней мере снимок у нее первоклассный, подумала Изабель. Вспомнила ту ночь на прошлой неделе, когда Рамирес так бесцеремонно прервал их с Дэвисом любовный дуэт. Вспомнила крики и стук в дверь, звонок телефона и то, как они помчались в темноте под дождем к студии Рамиреса. Дэвис тогда несколько минут стоял неподвижно, разглядывая фотографию.
      - Ты станешь звездой, Изабель, - объявил он торжественно и печально. Потом обернулся к Рамиресу. - Это просто здорово! Спасибо.
      - А ты чего ждал!
      - Нет, я хочу сказать, это действительно здорово.
      Мексиканец пожал плечами:
      - Этот снимок войдет в историю.
      ***
      Вызвали блондинку в черном. В приемной, кроме Изабель, остались только две девушки. Секретарша спорила с какой-то брюнеткой, которая умоляла пропустить ее.
      - Я приехала из Вэлли, по такой-то погоде. Мне необходимо увидеть миссис Лорд.
      - Оставьте свою фотографию, - холодно отвечала секретарша. - Если понадобится, мы с вами свяжемся.
      - Изабель? Изабель Уинн?
      Изабель испуганно вскинула глаза. Перед ней стоял человек с мышиными волосами.
      - Вы Изабель Уинн? Тогда пройдемте со мной.
      Изабель встала и последовала за ним, удивляясь тому, что неожиданно перестала нервничать. Он открыл перед ней дверь.
      Теперь все будет в порядке, успела подумать Изабель.
      За столом, заваленным бумагами и фотографиями, заставленным пластмассовыми кофейными чашками и пепельницами, сидели четыре человека двое мужчин и две женщины. Совсем нестрашные. Тучная женщина с завитыми рыжими волосами и дряблым лицом, похожая на изможденную собаку-ищейку, легендарная Мэг Лорд, спец по отбору актеров на фильмы. Рядом сидела ее ассистентка - бледная девушка с выдающимися передними зубами, в очках и в платье неопределенного цвета. Двое мужчин работали на студии. Один тучный, лысеющий, в черном костюме и старомодном галстуке в полоску. Другой - помоложе, лет примерно тридцати пяти, с тонким умным лицом, Изабель улыбнулась всем сразу. И что это она так боялась?
      Мужчины улыбнулись в ответ.
      - Добрый день, - уверенно проговорила она. - Я Изабель Уинн.
      - О, мисс Уинн... Да, да, - проговорила Мэг Лорд неожиданно высоким голосом.
      Подала фотографию Изабель тучному мужчине справа. Тот изучающе взглянул на снимок, потом на Изабель.
      - Очень неплохо. Это Рамирес делал?
      - Да, - ответила Изабель.
      Теперь она полностью владела собой. Конечно, эти люди на ее стороне. Иначе быть не может. Они видели фотографию. Они отдадут ей роль Эдди. Она это чувствовала. Спокойно достала из портфеля другие снимки, протянула им. Отвечала на вопросы в точности так, как они репетировали с Дэвисом. Да, она из Англии. Только что приехала в Лос-Анджелес. До этого работала в репертуарном театре. В Бирмингеме. Ее представитель - мистер Уиттэкер из агентства "Ищем таланты". Да, рабочая виза и зеленая карта у нее с собой. Если нужно, она может показать. Да, все фотографии делал Рефуджио Рамирес.
      Тучный лысеющий Шелли Перлмэн, один из продюсеров фильма "Свободное падение", подал ей отпечатанный на машинке сценарий в оранжевой полиэтиленовой обложке.
      - Мисс Уинн, прочтите нам то, что отмечено. Монолог Эдди, который начинается словами "Я Эдди...".
      Изабель взяла сценарий и сделала вид, что читает страницу с начала до конца. Кинула взгляд на сидящих за столом, вслушалась в их ждущее молчание. Потом преобразилась в Эдди. Теперь она была молоденькой статисткой из Англии, в майке, с ленточкой в волосах. Простой девушкой из рабочей среды, с грубоватым акцентом.
      Не очень образованной, но знающей, чего хочет. Она хотела Аватара. Она любила его. Готова была умереть за него... Улыбнулась ему, посмотрев вниз, на грязные атласные подушки, где он лежал, сердито глядя на нее. Улыбнулась нежной, заботливой улыбкой, полной женской мудрости. Она не обращала внимания на его гнев. На губах ее словно отпечатался его поцелуй.
      - Я Эдди. Живу здесь, в автобусе. Я всю жизнь тебя люблю.
      Когда монолог кончился, воцарилось напряженное молчание.
      - Благодарю вас, мисс Уинн. Достаточно.
      Это произнесла Мэг Лорд.
      Изабель моргнула, не в состоянии сразу переключиться. Она больше не сидела в качающемся автобусе, глядя в испитое и враждебное лицо Аватара. Она снова вернулась в душную комнату, к людям, от решения которых зависела ее будущая жизнь.
      - Акцент у вас получается очень неплохо, - сказал мужчина помоложе.
      - Благодарю вас, мисс Уинн, - нейтральным тоном произнес Перлмэн. Если вы нам понадобитесь, мы свяжемся с вашим агентом.
      Изабель спокойно улыбнулась и кивнула:
      - Да, спасибо.
      Позже, в лифте, она без сил прислонилась к вибрирующей стенке, закрыв глаза. Снова и снова повторяла "спасибо". От всего сердца.
      Она будет играть Эдди. Она это знала.
      На поиски машины в переполненном темном гараже ушло сорок пять минут. На улице дождь лил еще сильнее, чем раньше.
      К вечеру пять дорогостоящих домов сползли вниз в каньон, превратившись в тонны жидкой грязи. Однако Изабель об этом не знала. А если бы и узнала, ее бы это мало тронуло. Она слегла в горячке с температурой под сорок. Пролежала в постели пять дней, отказываясь встречаться с Дэвисом. До того вечера, когда он пришел сообщить ей, что ее вызывают на пробы.
      - Если все пойдет нормально, ты получишь роль Эдди.
      Странно, он отнюдь не выглядел счастливым.
      Глава 5
      Лицо Джорджа Уинтера побагровело. Арран уловила запах джина, едва он появился на пороге ее комнаты.
      Он закрыл за собой дверь, подошел и сел на кровать рядом с ней.
      - Кристиан уехала? Она больше не вернется домой?
      - Я не знаю, папа.
      - Она такая же, как Изабель. Она к нам не вернется.
      Ну почему, почему она уехала?
      Глаза его налились кровью. Он, по-видимому, перед этим плакал.
      Арран в смущении смотрела вниз на свои руки, не зная что сказать.
      - Мне нужна семья, - раздраженно произнес он. - Семья, где все жили бы вместе.
      - Кристиан уже взрослая. Ей исполнилось восемнадцать.
      - Она никогда не вернется. Я знаю. - Губы Джорджа сложились в изумленную гримасу, как у обиженного ребенка. - Теперь осталась только ты. И мама.
      Арран вздохнула:
      - Ты же знаешь, как сильно мама тебя любит.
      - А ты, Арран? Ты-то меня любишь? - Лицо его блестело от пота. Голос звучал умоляюще.
      - Ну конечно.
      Он протянул к ней руки:
      - Подойди ко мне. Отплати мне за сестер. Ты нужна мне, Арран. Ты единственное, что у меня осталось...
      ***
      Однажды апрельским днем в пятницу, в четыре часа, Арран спускалась по грязным разбитым ступеням колледжа в особенно мрачном настроении. Прошло два месяца с тех пор, как Кристиан вскочила в лондонский поезд и уехала от нее навсегда. Девять месяцев, как Изабель улетела в Калифорнию и не вернулась.
      От Кристиан известий не было, и Арран чувствовала себя покинутой и несчастной. Пока случайно не обнаружила, что отец перехватывает почту и уничтожает письма сестер. Однажды она увидела перед входной дверью разорванную на мелкие кусочки открытку от Изабель.
      Теперь они обе писали ей на адрес мистера Бейтса, хозяина соседнего паба под названием "Свисток и собака". Мистер Бейтс догадывался о том, что с отцом, и сочувствовал Арран. Она больше не чувствовала себя покинутой, лишь одинокой и от этого несчастной. По-прежнему зачеркивала дни в календаре. Ждать от будущего ей было нечего, но по крайней мере еще один день прожит.
      И погода не вселяла радости. Обычно апрель приносил с собой порывы теплого ветра, цветущие деревья и надежду. В этом же году апрель выдался холодным и промозглым, с пронизывающими восточными ветрами, с дождем и мокрым снегом. Вот и сегодня ветер носился по темным, мрачным улицам, как дикое животное, запертое между рядами высоких прокопченных зданий. По небу плыли серовато-лиловые облака.
      Арран вздрогнула от холода. Плотнее запахнула пальто. Мимо нее с шумом пробежала группа студентов.
      Арран медленно шла за ними. Торопиться ей было некуда. Несмотря на промозглый холод, домой не хотелось.
      Она смотрела прямо перед собой, не видя ни съежившихся, спешащих куда-то людей, ни машин, ни освещенных витрин, пока взгляд ее случайно не столкнулся с холодными зелеными глазами молодого человека, сидевшего на мотоцикле у самой обочины дороги.
      Арран остановилась, словно натолкнувшись на каменную стену. Более безобразного человека она в жизни не видела. На обветренном лице с тяжелыми кустистыми бровями застыло свирепое выражение. Нос, по-видимому, неоднократно разбивали. Небритый подбородок пересекал красный полузаживший шрам. Вьющиеся темные волосы падали маслеными прядями. На нем была кожаная куртка со множеством металлических молний и цепочек, плотно облегающие кожаные брюки и ботинки с металлическими подковками. Руки в кожаных перчатках лежали на рукоятках мотоцикла.
      Какой отвратительный тип, подумала Арран. Страшный, свирепый.., отвратительный! Вот только глаза - ясные, зеленые, цвета морской воды, сквозь которую просвечивает белый песок.
      - Привет! - произнес парень.
      - Вы это мне?
      Арран закусила губу. Несмотря на холод, ее внезапно обдало жаром.
      - А кому же еще, б... Хочешь прокатиться?
      Арран глубоко вздохнула, посмотрела в светло-зеленые глаза, перевела взгляд на жирные пряди волос, потом на лицо, на мощный торс и, наконец, на мускулистую ляжку, обтянутую кожей.
      - Ну давай думай быстрее. Что, я весь день тут буду ждать?
      Он говорил с акцентом, но не местным. Кокни. Коренной лондонец.
      Арран медленно кивнула:
      - Ладно.
      Губы его растянулись в хищной ухмылке:
      - Давай, прыгай наверх. Быстро.
      Он толчком ноги завел мотор, пальцем поманил Арран.
      Она перекинула длинную ногу через сиденье, подтянула колени, прижалась к его мускулистой спине. Подняв облако удушающего дыма, мотоцикл взревел и сорвался с места. Сзади раздались пронзительные женские крики:
      - Блэкки! Ты что это.., мерзавец...
      Арран вцепилась руками в его мускулистый живот, прижавшись лицом к черепу, нарисованному на спине куртки. Холодный ветер развевал ее волосы, мощный мотоцикл яростно вибрировал между ногами. Впервые за несколько месяцев она чувствовала, что живет.
      ***
      Блэкки Роуч давно решил, что не будет жить так, как родители. Он чувствовал отвращение к их унылой и безрадостной жизни. Отец - носильщик на железнодорожном вокзале Пэддингтон - тратил все свободное время и все свободные деньги семьи, играя на скачках и собачьих бегах или попивая пиво с дружками в местном пабе.
      Мать, работавшая уборщицей в каком-то офисе, в свои сорок пять лет выглядела шестидесятилетней старухой.
      Блэкки, так же как и пятеро его братьев и сестер, вырос в ужасающей, безнадежной бедности. В шестнадцать лет он решил, что все, с него хватит. К восемнадцати годам он приискал для себя прибыльный бизнес - начал продавать амфетамин, кокаин и другие наркотики в станционных и придорожных кафе. Его хорошо знали на дорогах между Лондоном и Бирмингемом. Всем примелькались его черный мотоцикл и он сам, мчащийся без шлема с развевающимися по ветру спутанными волосами, с презрительной усмешкой, как будто примерзшей к губам.
      Весной и ранним летом 1971 года Блэкки мчался по дорогам не один. Очень часто сзади него, прильнув к его кожаной куртке, сидела тоненькая девушка с огромными глазами.
      Арран довольно быстро освоилась в любимых местах Блэкки. Обычно она ждала его за чашкой кофе, сидя у стойки бара или за столиком, в компании других мотоциклистов и водителей грузовиков, пока он продавал наркотики в задних помещениях кафе или в туалете. Он вел дела с водителями, такими, как Отто из Гамбурга, ездивший на "Мерседесе-18", Марк из Лиона, водивший автомобиль "берлье", Мэрфи из Ливерпуля с его британским "лэйлэндом".
      Арран стала чуть ли не легендой в тех местах. С ней обращались осторожно и уважительно, можно даже сказать, благоговейно. Шутка ли, женщина, почти ребенок, настолько беспечно относится к своей жизни, что отваживается ездить с Блэкки Роучем! На ней, наверное, лежит благословение Господне. Или печать дьявола...
      Сам Блэкки принял Арран в свою жизнь с благодарностью, смешанной с изумлением. После их первой ночи он задал ей всего два вопроса. Больше он спрашивать не отваживался, уверенный, что она тут же его бросит. И все же он никак не мог уразуметь, почему такая девушка захотела его, Блэкки. С ее хрупкой прелестью эльфа, с ее образованием и воспитанием - а она явно принадлежала к благополучному среднему классу - она могла бы найти кого угодно. Однако Блэкки Роуч не привык смотреть в зубы дареному коню. Скачи на нем, пока есть возможность, - таков был его девиз. Носись по дорогам, делай свой бизнес, загребай денежки, трать их, живи одним днем. Блэкки не питал иллюзий в отношении своей жизни. Любой момент мог стать для него последним.
      В любой момент его ждала тюрьма. Или смерть.
      Пока же этого не произошло, он давал Арран то, в чем о а, судя по всему, больше всего нуждалась. Так и не зная ее фамилии, он возил ее с собой в диких гонках по дорогам, делал свои дела и набивал карманы деньгами.
      После этого, торжествующий, с оттопыренными карманами и выпирающим из-под кожаных брюк членом - ничто так не возбуждало Блэкки, как обладание кучей денег, - он грубо хватал Арран, вытаскивал ее из-за стола или от стойки бара и волок на парковочную площадку, к какому-нибудь грузовику. Открывал дверь ключом, одолженным у дружка-водителя, и швырял ее внутрь. Там они яростно боролись на переднем сиденье или, если повезет, сзади на матрасе.
      В первый раз, возбужденный донельзя кучей денег в карманах и возможностью трахнуть эту хорошенькую, необыкновенную, сумасшедшую девчонку, он сам испугался собственной силы. Ее руки и плечи выглядели такими хрупкими по сравнению с его огромными ручищами, ее грудь казалась такой нежной, соски стояли, как маленькие хрупкие пуговки. Он вошел в нее с такой неудержимой силой, что сам запаниковал - как бы не покалечить ее. Особенно когда понял с запоздалым изумлением, что она девственница. Она же не издала ни звука.
      Лишь сжимала длинными пальцами его ягодицы, вдавливая его еще глубже в себя.
      Потом она каждый раз просила его быть еще грубее, еще безжалостнее.
      - Да, да, сильнее! Ради Христа, Блэкки, еще сильнее. Ну не останавливайся же! Давай, давай, Блэкки!
      Теперь для нее, казалось, не было ничего невозможного. Никакая боль ее не пугала. Ее хрупкое, изящное тело казалось сделанным из стали. И каждый раз она выдерживала дольше, чем он.
      К июню он почувствовал, что она в нем разочаровывается. В последнее время он все чаще и чаще отказывался выполнять ее требования. С опытом в ней развился вкус к насилию и жестокости.
      - Нет, - твердо отвечал Блэкки. - Тебе будет слишком больно.
      Несмотря на весь его дикий, разнузданный нрав, в нем был некий консерватизм, даже романтизм, там, где дело касалось женщин. Он не мог понять, как Арран, такая утонченная, такая хрупкая, может требовать от него подобных вещей. После того как утихла первая яростная страсть, он неожиданно для самого себя почувствовал к ней нежность. Ему хотелось обнимать и ласкать ее, защищать. Он нежно проводил руками по изящным изгибам ее тела и сам себя не понимал. Тем более не мог понять ее.
      - Почему ты этого хочешь? Арран, скажи, почему тебе это нравится?
      Ее ответ буквально шокировал Блэкки.
      - От этого я чувствую себя чище, - произнесла она, словно откуда-то издалека.
      Больше он никогда ни о чем ее не спрашивал.
      ***
      Этим летом Арран не чувствовала себя несчастной.
      Жизнь ее пришла в какое-то странное трехстороннее равновесие.
      Во-первых, она жила своей работой - писательством.
      Арран методично вела записные книжки, куда вносила свои мысли, записывала чувства и ощущения. После ужина длинными светлыми вечерами она писала рассказы, моля Бога лишь об одном - чтобы не явился отец и не прервал ее работу. Она начала посылать свои рассказы в журналы, где их неизменно отвергали, иногда вежливо, иногда не очень. Вежливые отказы, в особенности те, в которых содержались дельные замечания, она внимательно перечитывала и хранила. Мало-помалу, усердно и кропотливо работая, она приобретала опыт и выработала собственный стиль, который в будущем прославит ее, сделает одним из наиболее популярных романистов восьмидесятых годов.
      Все свои записи она хранила под доской пола в своей комнате вместе с письмами от Изабель и Кристиан. Она знала, что в ее отсутствие отец обыскивает комнату, роется в ее вещах. Она старалась об этом не думать, так как сама эта мысль приводила ее в страшную ярость.
      Еще одной основой для равновесия служила работа в библиотеке.
      Арран покинула колледж и начала работать через неделю после того, как встретила Блэкки. К этому времени она уже научилась достаточно хорошо печатать и решила, что нет смысла дольше оставаться в колледже.
      Наиболее подходящим местом для работы представлялась ей публичная библиотека, где она надеялась расширить свой кругозор. Ее взяли ассистенткой с недельным испытательным сроком. В ее обязанности входило принимать и выдавать книги, а в случае необходимости выполнять и любую другую работу. Зарплату ей предложили мизерную, притом что рабочая неделя длилась с понедельника по субботу включительно. В среду давали свободных полдня.
      К концу первой недели Арран стала незаменимым сотрудником. Она была неизменно любезна с посетителями и, кроме того, неплохо знала литературу. К ней все чаще и чаще обращались за советами. "А это о чем, дорогая?", "Как вы думаете, понравится мне ее новая книга?", "Как фамилия того писателя, который...".
      К концу третьей недели ей немного прибавили зарплату.
      Мисс Стоутли, преподавательница математики в младших классах местной общеобразовательной школы, высокая женщина с топорным лицом в твидовом костюме, каждый раз с нетерпением ждала субботнего утра, когда она могла поговорить с Арран. Незаметно для себя она стала поверять Арран полузабытые секреты из своих несчастливых детства и юности. Рассказывала, каково это расти непривлекательной дурнушкой, и при этом не в меру умной и тонкой. Как это ужасно и унизительно сидеть у стенки на вечерах в ожидании, пока кто-нибудь пригласит на танец.
      Нерс Тиммс, толстушка, которой перевалило за пятьдесят, обожала душещипательные исторические романы в ярких обложках с изображением героини в пышных туалетах на фоне шикарной обстановки. Книги часто возвращались без обложек, а Тиммс бормотала что-то нечленораздельное про воду, попавшую на обложку, или про щенка, который ее сжевал.
      - Не беспокойтесь, Нерс, - мягко говорила Арран, уверенная, сама не зная почему, что обложка книги сейчас украшает стену спальни миссис Тиммс или вырезана и спрятана в альбом. - Не волнуйтесь, все в порядке.
      Нерс Тиммс отвечала ей преувеличенно благодарной улыбкой.
      Регулярно заходил полковник Туэйт за детскими приключенческими книжками для внука Бена. Больше всего Бен любил книги из серии "Биггл", о капитане Бигглсуорте - летчике-асе и о его неутомимом напарнике Элджи.
      - Ну они дают, - взволнованно делился капитан с Арран. - Малыш просто глотает эти истории.
      После третьего его посещения Арран поняла, что никакого Бена на самом деле не существует. Просто капитан Туэйт, одинокий, не нашедший своего места в современном мире, тосковал по простым и понятным черно-белым героям из приключенческих историй о Биггле и Элджи.
      Были и другие. Множество одиноких людей, для которых библиотека служила прибежищем мечтаний и фантазий.
      Ну и, конечно, приходили дети, толпами, чаще всего после окончания школьных занятий.
      - Мама не любит, когда я сижу дома один, и велит, чтобы шел сюда.
      Арран организовала для них ежедневные "Часы рассказов и историй", чем привела в восхищение старшую библиотекаршу мисс Трулав, которая каждый день с ужасом ожидала нашествия маленьких сорванцов.
      - Ты так хорошо обращаешься с детьми, Арран, дорогая. Знаешь, тебе непременно надо найти какого-нибудь хорошего молодого человека, выйти замуж и завести своих детей.
      Единственным молодым человеком, которого знала Арран, был Блэкки Роуч.
      - Еще не время, мисс Трулав, - отвечала она.
      ***
      Так проходило лето. Арран легко со всем этим справлялась, включая и поездки с Блэкки. Оказалось, что все это очень просто устроить. К десяти часам вечера отец с матерью уже ложились в постель. Отец обычно принимал снотворное. Арран вылезала из окна ванной комнаты на крышу соседского сарайчика, крытую толем, спрыгивала на землю и встречалась с Блэкки у телефонной будки на углу.
      Потом они мчались в ночи по дорогам среди ярких вспышек света, оглушительного шума, свиста ветра, хриплых голосов, грубых мужчин и женщин, запахов бензина, выхлопных газов, пота, пива и секса. Обычно она ездила с Блэкки две-три ночи в неделю. Он был ее темной, мрачной, захватывающей тайной.
      Однако долго это не могло продолжаться.
      Однажды Арран прождала полчаса, но Блэкки так и не появился. Как-то раз он сказал: если не появится в течение получаса, пусть не ждет. Значит, не вышло.
      До сих пор такого еще ни разу не случалось.
      Арран долго ждала в темноте под дождем. Тосковала по Блэкки, по его рукам, всегда испачканным машинным маслом, по вибрирующему мотоциклу, по ночным дорогам, по страсти во тьме случайного грузовика.
      В конце концов она вернулась домой. Забраться на крышу сарайчика без его помощи оказалось нелегко. Она с трудом вскарабкалась, вымокнув до нитки и ободрав колени. В эту ночь она плохо спала.
      ***
      На следующий день она узнала, почему Блэкки не пришел.
      ***
      "Трагедия на шоссе Шокер. Девять человек погибли в аварии", - кричали заголовки всех газет.
      Эта катастрофа была признана одной из самых ужасных. На скорости восемьдесят миль в час у грузовика полетела шина, и он выскочил на встречную полосу. Мотоциклист, мчавшийся со скоростью девяносто пять миль в час, оказался обречен. Очевидец рассказывал, что он пролетел футов сто по воздуху, проехал еще примерно пятьдесят по асфальту и в конце концов оказался под колесами грузовика, перегородившего к тому времени все шоссе. Тридцать пять машин попали в аварию. Девять человек погибли сразу. Ожидалось, что еще трое не выживут после тяжелейших повреждений. Пятнадцать человек были госпитализированы.
      Тело мотоциклиста оказалось изувеченным настолько, что его невозможно было опознать.
      Это, должно быть, произошло очень быстро, говорила себе Арран. Блэкки, наверное, не успел ничего почувствовать.
      Глава 6
      Кристиан сделала бы все что угодно для Эрнеста Уэкслера. Ни его возраст, ни занятия нисколько ее не смущали. Она поняла, что влюбилась.
      Теперь она жила в ожидании тех минут, когда на лестнице послышатся его легкие шаги, раздастся его слегка ироничный голос с едва заметным европейским акцентом, когда появится лицо с высокими скулами и загадочными ледяными глазами.
      - Ну, как ты сегодня, моя дорогая? - спрашивал он то по-английски, то по-французски, в зависимости от того, на каком языке он перед этим думал.
      Часто, лежа без сна в своей спальне, она в отчаянии ломала голову над тем, как бы поскорее научиться всему, что требуется, чтобы угодить ему. В следующий момент она с новой силой осознавала, какой великолепной, захватывающей жизнью теперь живет благодаря ему. Ее охватывала дрожь возбуждения, и она беззвучно шептала клятвы сделать все, что нужно, даже если это погубит ее.
      Она любила Эрнеста Уэкслера.
      Больше всего Кристиан боялась вызвать его неудовольствие. Однажды она нечаянно рассердила его и до сих пор вздрагивала при одном воспоминании об этом.
      Увидев, что дверь его кабинета приоткрыта, она, не подумав о том, что делает, ворвалась туда, вся светясь от какой-то незначительной удачи. Уэкслер разговаривал с невзрачным темноволосым человеком в сером костюме.
      - ., следует дать ему почувствовать свою вину достаточно ощутимо.
      - Я дам ему срок до пятницы, до шести часов вечера. После этого...
      - О, простите, - проговорила Кристиан. - Я думала, вы одни.
      Две пары глаз пристально смотрели на нее. Голубые глаза Уэкслера сверкнули гневом, другие - карие, без всякого выражения - казались пустыми. Сама не зная почему, Кристиан почувствовала опасность, исходящую от этого с виду совершенно обычного человека.
      - Выйди, Кристиан. - Голос мистера Уэкслера прозвучал, как удар хлыста. - И никогда, никогда больше не заходи сюда без моего приглашения.
      Она убежала в свою комнату и долго плакала там.
      В тот же вечер он улетел в Лос-Анджелес на три недели, даже не простившись с ней.
      Вернувшись, Уэкслер, однако, казалось, забыл обо всем и простил ее. Он никогда не упоминал о том злосчастном эпизоде, более того, был так доволен успехами Кристиан в его отсутствие, что решил наконец дать ей работу.
      - Сегодня вечером мы с тобой развлекаем клиента.
      ***
      В полночь они сидели у Аннабел, в гроте под площадью Беркли. Это место посещали только богачи и знаменитости. Сегодня в компании с ними оказались герцогиня, известный французский киноактер, не менее известная проститутка по вызову, министр правительства Великобритании и шейх одного из небольших нефтяных государств Персидского залива.
      Этот последний, по имени Абдулла Азиз аль-Фейд, сидел вместе с Эрнестом Уэкслером и Кристиан Уинтер за маленьким столиком в стороне от танцевальной площадки. Кристиан в облегающем длинном блестящем черном платье от Баленсиаш в этот вечер изображала дочь английского лорда.
      - Наш друг аль-Фейд, - объяснил ей Уэкслер, - ужасный сноб. Он испытывает фанатичное благоговение перед британской знатью. Его приводит в отчаяние тот факт, что при всех его богатствах, не говоря уже о прекрасно экипированной личной армии, никто никогда не примет его за английского джентльмена. К тому же он не говорит по-английски и совершенно не умеет носить европейскую одежду. Вот на этой слабой струне мы и сыграем. Сегодня вечером ты - леди Кристиан Уинтер, дочь английского лорда. Кого бы нам с тобой взять? Петершэма? Думаю, старик почел бы это за честь...
      Шейх, маленький и тучный, был одет в невероятно дорогой костюм - от портного с Сэвил-роу, - который совершенно на нем не сидел. Кристиан подумала, что шейх выглядел бы гораздо лучше в восточных одеждах.
      Они говорили по-французски, так как знания шейха в английском практически равнялись нулю, о чем Уэкслер заблаговременно предупредил Кристиан.
      Нефтяной король, казалось, не знал, как благодарить судьбу за то, что сидит сейчас рядом с дочерью лорда. Он пытался произвести на Кристиан впечатление рассказами о своих итальянских спортивных автомобилях, скаковых лошадях, яхте, которая, кстати сказать, весь год, за исключением двух недель, стояла на приколе в Каннах, и о поездках своей жены за покупками в Лондон, Рим и Париж.
      Кристиан без конца улыбалась, до того что заболели щеки, в нужные моменты издавала восторженные восклицания и вообще вела себя как аристократка.
      Шейх Абдулла выпил неимоверное количество шампанского и потребовал новой встречи.
      - Может быть, мы вместе с леди Кристиан поедем завтра на экскурсию за город?
      Эрнест Уэкслер ответил, что это можно устроить.
      ***
      На следующий день в одиннадцать утра Кристиан заехала за шейхом в отель "Ритц". Мартин привез ее в "ягуаре" и всю дорогу до отеля учился называть ее "миледи".
      Шейх уже ждал их, полностью готовый к прогулке, одетый в нелепый костюм из твида в крупную желтовато-коричневую клетку, отчего его мясистое лицо приобрело зеленоватый оттенок, и новые - только что из магазина ботинки, в которых, похоже, чувствовал себя очень неудобно. Кристиан догадалась, что у себя во дворце он, наверное ходит в сандалиях.
      По совету Уэкслера Кристиан повела его в "Комплит Энглер" в Марлоу исторически знаменитый и невероятно дорогой ресторан на берегу Темзы, в двадцати пяти милях от Лондона. Шейх восторгался зелеными лугами и нарядно украшенными лодками на реке, которые казались ему типично английскими, и воздал должное ленчу из свежей форели, тилтонского сыра и клубники со сливками. После этого он пожелал прогуляться по берегу.
      К тому времени пошел мелкий дождь, однако шейх героически хлюпал по грязи в своих новых ботинках и прошел не меньше полумили, пока не захромал.
      К пяти часам, когда Кристиан простилась с ним в отеле "Ритц", шейх совсем выдохся. Интересно, подумала Кристиан, получил ли он хоть какое-нибудь удовольствие от этой прогулки? По-видимому, в его представлении истинный английский джентльмен должен уметь стоически переносить неудобства. Если бы их не оказалось, он скорее всего был бы разочарован.
      И она, как выяснилось позднее, была права. За эти несколько часов шейх Абдулла Азиз аль-Фейд словно осуществил все свои мечты.
      В благодарность он сделал крупный заказ не только на английские пистолеты, в основном использовавшиеся для подавления мятежей, и на американские автоматы, но также на десять ящиков российского холодного оружия, о котором недавно велись переговоры в Сингапуре.
      Общая прибыль компании Уэкслера от этой сделки составила более миллиона американских долларов.
      - Я знал, что ты это сделаешь, дорогая. Вероятно, все довершила прогулка по грязи под дождем.
      ***
      Складские помещения Сан-Франциско находились в заброшенном промышленном районе к югу от Рыночной улицы. Склад представлял собой нагромождение потрескавшихся колонн, ржавых железных прутьев, полуразвалившихся машин и станков. Сверху, на высоте ста футов, над осевшими галереями и искореженными металлическими каркасами переходов, лунный свет пытался пробиться сквозь вековую грязь и копоть.
      С конца пятидесятых склад стоял заброшенный.
      Сюда больше ничего не отгружали, устаревшее, никому не нужное оборудование потихоньку ржавело, на бетонном полу скопились горы мусора и хлама. Тишина нарушалась лишь завыванием ветра сквозь разбитые стекла, шорохом крыс да хриплым дыханием какого-нибудь случайного пьянчуги, забредшего сюда, чтобы скрыться от непогоды.
      Сегодня вечером, однако, склад внезапно ожил. Здесь проходила вечеринка. Холл Дженнингс никогда еще не был на такой.
      Играл рок-оркестр. Певец - молодой человек в плотно облегающих кожаных штанах, с открытой грудью, на которой висело ожерелье из костей и перьев, вопил что-то в микрофон, держа его так близко к губам, что, казалось, готов был проглотить. Густые волосы цвета соломы искрились в ярком свете. На бледном, худом, почти аскетическом лице выступили капли пота. Он выглядел пьяным, безумным, наглотавшимся наркотиков, а возможно, был на грани эпилептического припадка.
      Группа гостей в костюмах обитателей потустороннего мира - если можно было назвать костюмами их раскрашенные, разрисованные тела - танцевала под эту музыку. На длинном столе стояли закуски - сыры, салями, заменитель хлеба, яблоки, восхитительный черный виноград и огромный кусок ветчины, как будто разорванный дикими зверями.
      У стола стояла молоденькая девушка в фиолетовой майке, с тяжелой цепью на груди и ярко-красным лозунгом "Свободу людям!". Она аккуратно подбрасывала в воздух виноградины, одну за другой, и пыталась ловить их ртом. Рядом с ней бородатый молодой человек яростно тряс бутылку с шампанским - из лучших французских сортов, с ужасом заметил Холл Дженнингс, - радостно вскрикивая каждый раз, когда из бутылки с шумом вырывался столб пены. Вдоль стен среди ржавого оборудования на матрасах лежали люди в коматозном состоянии. Над ними плавали облака наркотического дыма.
      В центре внимания были две враждующие женщины.
      Та, что повыше, лет около тридцати, с темно-рыжими волосами, стояла с агрессивным видом, широко расставив ноги, крутя в руке широкий кожаный ремень с тяжелой металлической пряжкой. Девушка помоложе была безоружна. Один рукав широкой белой блузы оторван, волосы растрепаны, щека вспухла и побагровела.
      - Ты его убиваешь! - пронзительно кричала она. - Ты загоняла его до смерти, и все ради этих проклятых денег.
      Вторая женщина взмахнула ремнем. Если бы она ударила, наверное, изуродовала бы противницу. К счастью, она промахнулась. Кожаный ремень обвился вокруг ее кисти.
      - Стоп!
      На площадке появился режиссер Бад Иверс. Наступила мертвая тишина. Певец замолчал, не докончив фразы, и теперь стоял неподвижно, покачивая рукой микрофон. Музыканты остановились, издав напоследок ряд беспорядочных звуков. Танцоры замерли на месте. Лишь от стен, где лежали на матрасах курильщики наркотиков, доносились шорохи и вздохи. Там работали не профессиональные актеры, а люди с улицы, с Хайт-Эшбэри, которых набрали для того, чтобы создать атмосферу достоверности происходящего.
      - Памми, дорогая, - резко произнес Иверс, - ну не крути ты так этой штукой. Ты же знаешь, в ней нет никакого веса. Надо взмахнуть рукой вот так. - Он показал как. - Иначе ты опять все испортишь.
      Девушка помоложе в это время растирала рукой щеку.
      - Изабель! Оставь эту дрянь в покое. Сколько раз можно говорить! Где гример? Пусть тащится сюда и подновит щеку мисс Уинн. Еще раз!
      Бад Иверс славился своей раздражительностью и вспыльчивостью во время съемок. Так же как и своим стремлением к совершенству. И тем не менее Холла Дженнингса покоробило оттого, что он так обращается с Изабель.
      - Да, и еще одно, - все так же раздраженно продолжал Иверс. - Не съеживайся, когда она на тебя замахивается. Ты слишком взбешена, тебе все равно, что будет с тобой. Ты жаждешь убить ее. А кроме того, - добавил он устало, - ты знаешь не хуже меня, что это всего лишь легкий пенопласт.
      Гримерша сделала несколько мазков на щеке Изабель. Намела Петерсон, игравшая роль Порции Глейз, взмахнула ремнем для пробы.
      - Всем внимание! Начинаем с самого начала.
      - Как?! Снова всю эту чертову песню?!
      Чарли Дарк, один из идолов британского рока, впервые снимавшийся в драматической роли - он играл Аватара, - издал оглушительный звук в микрофон.
      Иверс не обратил на него внимания.
      - Все по местам! Изабель, ты стоишь слишком далеко. Подвинься влево. Ты уже вышла за отметку.
      Потом он обернулся к операторам:
      - Снимаем!
      Худощавый молодой человек бросился на середину площадки, хлопнул нумератором.
      - Кадр тридцать пять, дубль пять.
      - Начали.
      Оркестр заиграл. Чарли Дарк то свирепо рычал в микрофон, то переходил на фальцет. Звукооператор склонился над трубкой звукоприемника, поспешно меняя головки.
      Изабель приблизилась к Памеле Петерсон походкой разъяренной львицы.
      - Постойте-ка, мисс Глейз! Мне надо вам кое-что сказать.
      Холл прислонился к колонне, стараясь скрыться за спинами операторов и рабочих, но так, чтобы видеть съемочную площадку. Как же ему все это нравилось! Он говорил себе, что это полный идиотизм - отдавать столько сил, времени и денег такому никчемному занятию, в то время как их можно было бы вложить в излечение раковых болезней, исследования энергии или, скажем, экспедицию на Марс. Но до чего же здесь интересно! До сих пор он никогда не имел дела с киноиндустрией, несмотря на то что столько лет прожил в Лос-Анджелесе. Более того, он относился к этому занятию с презрением. И вот теперь, совершенно неожиданно для себя, он стал партнером актерского агентства и сейчас наблюдал за работой актрисы, которая стала его главным капиталовложением.
      Иногда у него возникала мысль, что он сошел с ума.
      Мог ли он когда-нибудь предположить, что способен совершить такое под влиянием минутного порыва? Что ему придется жить в двух совершенно различных измерениях? Теперь он с трудом различал, где реальный мир и где фантазии. Ему приходилось постоянно напоминать себе, что все это лишь игра, что на самом деле Изабель цела и невредима и что молодой певец, выглядевший таким нездоровым, вскоре сотрет грим с лица, вернется к себе в отель и закажет плотный обед в номер.
      Это был его второй визит к Изабель на съемочную площадку. В первый раз он приходил в студию, в Лос-Анджелесе, когда снималась сцена в автобусе. Изабель с Аватаром занимались любовью в бутафорском автобусе, который время от времени вздрагивал и начинал трястись. Холл поражался тому, как можно вообще что-либо изображать в таких условиях. Со стороны все это казалось страшно неудобным.
      - Изабель, ты не в кадре. Придвинься на полдюйма к Чарли. Так, уже лучше.
      Камера находилась не более чем в шести дюймах от ее головы. Это была нудная, утомительная работа. И заняла она всю вторую половину дня. Холл уже через час весь вспотел. Как же должны были чувствовать себя Изабель и Чарли, работая столько времени под пылающими юпитерами. Однако позже, просматривая отснятые за день кадры, он с изумлением увидел чудо - молодую пару, самозабвенно занимавшуюся любовью в движущемся автобусе. Это произвело на него странное впечатление. Внезапно его снова обдало жаром, но уже совсем по иной причине.
      Когда труппа собралась ехать в Сан-Франциско на натурные съемки концерта и вечеринки, Холл не мог устоять перед искушением еще раз увидеть Изабель за работой. Он даже придумал повод - совершенно необязательное посещение местного собрания акционеров фирмы "Восточно-тихоокеанские авиалинии". Предупредил Марджи, что собрание скорее всего затянется на целый день, так что придется остаться ночевать. О съемках он, однако, ничего не сказал.
      Теперь он чувствовал себя виноватым, авантюристом, но, главное, молодым! И в довершение ко всему его авантюра, кажется, может принести финансовый успех.
      Актерское агентство Уиттэкера наконец начало понемногу вставать на ноги. После успеха Изабель Дэвису стали звонить новые потенциальные клиенты. Теперь звонили даже со студий и из отборочных агентств. Дэвис открыл новый офис и нанял секретаршу по имени Чарлин Гувер - наполовину негритянку, наполовину ирокезку.
      Коктейль из рабов и храбрецов, как она сама говорила о себе с иронической усмешкой на тонких губах.
      Чарлин стягивала свои прямые черные волосы в тугой пучок, на веки наносила перламутровые серебристо-красные тени. Кожа у нее была цвета полированной меди. Она управляла офисом Дэвиса с решимостью сержанта, привыкшего к муштре. Холла она одновременно и восхищала, и пугала.
      Вообще у него нередко возникало чувство, будто он оказался на плоту на горной реке и его несет, несет, подбрасывая на водоворотах, по пенящейся воде. Решившись на это путешествие, он бессилен остановиться и сойти на берег. Как бы ему хотелось поделиться с кем-нибудь этими пугающими и захватывающими впечатлениями! Обычно он все рассказывал Марджи. Пока не появилась Изабель. Об этом он не мог рассказать Марджи. Во всяком случае, не сейчас.
      Марджи и так уже расстроилась, узнав о том, что он решил поддержать Изабель против желания Элизабет и Джорджа Уинтеров. Она восприняла это как предательство по отношению к своим лучшим друзьям. А ведь она знала только о деньгах и ничего не подозревала ни об автомобиле, ни о поездках Холла на съемочные площадки. И, даст Бог, никогда не узнает. С другой стороны, как может Изабель жить в Лос-Анджелесе, не имея автомобиля? И потом, по сравнению с "альфа-ромео" Стюарт эта машина вообще ничего не стоила.
      Холл не чувствовал себя виноватым перед дочерью.
      Стюарт казалось, что она влюблена в Дэвиса, но он-то ее не любит. И кроме того, он слишком стар для нее (здесь Холл даже не вспомнил, что Изабель и Стюарт одного возраста). Изабель, кстати, тоже не влюблена в Дэвиса.
      Ее интересует только карьера. В конце концов Стюарт еще сможет получить Дэвиса, если захочет.
      Так Холл успокаивал себя, чувствуя, что все складывается совсем неплохо для человека его возраста. Временами он даже позволял себе помечтать о том, как занимается любовью с Изабель.
      В день съемок, после просмотра отснятого за день материала, он пригласил ее на обед в ресторан "Трэйдер Вик". Впервые за все время храбро пытался флиртовать с ней. Изабель, возбужденная успехом своей большой сцены и скупой похвалой Иверса, кокетничала в ответ.
      Выглядело это, по мнению Холла, вполне очаровательно и невинно.
      - Вы невероятно привлекательная девушка.
      Холл решился на этот комплимент после бутылки каберне.
      Изабель ответила ему улыбкой, от которой он совсем растаял.
      - А вы великолепный мужчина. Не знаю, что бы я без вас делала, и вообще я нахожу вас очень привлекательным.
      Потом Холл отвез Изабель обратно в отель и поцеловал на прощание в вестибюле с приятным сознанием того, что он мог бы.., если бы только захотел, и с не менее приятными мыслями о том, что такая девушка находит его привлекательным, но он, переборов искушение из-за бедняжки Марджи, уехал. Однако позже он отчаянно сожалел, что не остался с Изабель. И будь что будет.
      В ресторане Холла видели двое знакомых, хорошо знавших и его, и Марджи. От них не укрылся его сияющий вид и то, какими глазами он смотрел на очень молодую, очень красивую, хорошо сложенную брюнетку.
      На следующее утро эта новость распространилась по всему континенту со скоростью молнии. В Уэлсли ее услышала разъяренная Стюарт. Изабель, эта вероломная сука, сначала отняла у нее возлюбленного, а теперь - отца! Господи, как же она ее ненавидит!
      Стюарт стояла перед зеркалом, глядя в свои собственные голубые глаза, в которых застыла ненависть, и повторяла вслух: "Ты мне за это заплатишь, Изабель Уинтер!"
      Глава 7
      "Уэствуд-Виллидж
      16 июля 1971 года
      Дорогая Арран!
      Вот и еще одно послание, и снова через паб. Как это ужасно, что тебе приходится прибегать к таким уловкам.
      Отцу, как видно, становится все хуже. Раньше он никогда не обыскивал наши комнаты. Мы обязательно должны вытащить тебя оттуда, сестричка. Если бы проблема заключалась только в деньгах, я бы завтра же прислала тебе билет. Но тебе не дадут визу, а после этого жуткого скандала, который разгорелся из-за нашего обеда в Сан-Франциско, я не могу просить Холла о помощи. Шумиха поднялась ужасная. Все только об этом и говорят. И никто не верит, что между нами ничего не было. Абсолютно ничего! Все считают, что я с самого начала стала спать с ним, для того чтобы получить от него деньги. Не знаю, как я посмотрю в глаза Марджи, если нам когда-нибудь доведется встретиться. Ненавижу этих людей!!!
      Самое мерзкое - это то, что шумиха совсем не повредила нашему фильму. Наоборот, она послужила бесплатной рекламой. Я уже дала интервью для журнала "Серебряный экран", где меня называют "сексуальная Изабель Уинн" и сообщают, что я говорю "хрипловатым контральто". На следующей неделе Дэвис собирается послать меня на прослушивание на потрясающую роль второго плана в культовом фильме. Я там буду играть молодую девушку, которая влюбляется в симпатичного парня, и он увозит ее на какое-то странное ранчо в пустыне, где все носят звериные шкуры вместо одежды и поклоняются этому парню. Сейчас это модная тема и очень актуальная. Здесь то и дело появляются загадочные религиозные культы. Вообще это ненормальный город. Скрести за меня пальцы на счастье - мне очень нужна эта роль.
      Я совсем на нуле.
      На прошлой неделе звонил мистер Уэкслер. Он здесь по делам. Так и не знаю, чем он зарабатывает на жизнь, этот человек. Сказал, что у Кристиан все в порядке и что она часто видится с Джоном Петрочелли. Что бы это значило? Это ведь тот самый Петрочелли из "Петрочелли и Штейнберг"! Они всего на одну ступеньку ниже Ротшильдов. Вот так вот! Наша малышка Крис далеко пошла...
      Вчера у Баллокса я увидела премиленький свитерок, как раз твоего цвета. Посылаю его отдельной посылкой.
      Надеюсь, тебе понравится".
      "Авеню Гектор-Отто
      Монако
      20 июля 1971 года
      Дорогая Арран!
      Извини, что не написала на прошлой неделе. Я была на яхте Архимеда Спатиса в открытом море. Яхта размером двести футов, и на ней есть вертолет! Я не шучу.
      Вообще она больше похожа на шикарный отель, чем на яхту. Прекрасная мебель, полно цветов. У меня была отдельная каюта - просто роскошная. Мистер Уэкслер не смог поехать с нами - он был в это время в Америке.
      Я так расстроилась. Вместо него поехал Джон Петрочелли. Он очень милый. Научил меня кататься на водных лыжах. У нас на яхте есть и быстроходный катер. Трудно себе представить, правда? Я опять загорела. И еда была просто восхитительная.
      Слава Богу, мистер Уэкслер вчера вечером вернулся.
      Я так по нему тосковала. Я сейчас живу в его доме. Здесь находится его головной офис, хотя с виду этого ни за что не скажешь. Дом из розового гипса с черепичной крышей, вокруг газоны с цветами, как и у всех остальных.
      Зато внутри сплошные телексы, телефоны, компьютеры, а в задней части еще и склад. Ставни выглядят как деревянные, но на самом деле они из стали, только сверху покрыты деревом. Я не очень люблю этот дом. В нем чувствуешь себя как в тюрьме. Но вообще-то все не так плохо, потому что мы довольно часто выезжаем.
      Вчера мистер Уэкслер повез меня на обед в отель "Париж". Мы обедали вместе с шахом Ирана. У них совместный бизнес. Шах мне понравился. Завтра мистер Уэкслер снова улетает в Лос-Анджелес. Мне бы очень хотелось поехать с ним. Я так по нему скучаю. Кроме того, хочется увидеть Изабель. Но мистер Уэкслер сказал, что Джон Петрочелли позаботится обо мне в его отсутствие, так что я не буду чувствовать себя одиноко. Он собирается повезти меня на ленч в ресторанчик на вершине холма в деревне под названием "Ла Тюрби". Это уже во Франции. Можешь себе представить, французская граница находится всего в нескольких ярдах от окна моей спальни!
      О, Арран, я так его люблю! Не могу передать тебе, какой он чудесный. Он меня столькому научил. Он изменил всю мою жизнь. Но главное - он обещал помочь и тебе. Он сказал, если все сложится так, как он предполагает, то уже в сентябре..."
      ***
      Какое счастье - сразу два письма в один день! Арран тщательно спрятала их под доской, вместе с остальными письмами, фотографиями и подарками от Изабель - дымчато-голубой шелковой блузой от Неймана-Маркуса, шарфиком от Гермеса, сумочкой от Гуччи. Теперь будет еще свитер от Баллокс. Зачем Изабель тратит такие деньги! Когда она, Арран, сможет все это надеть?
      Поздно ночью, уверенная, что никто ей не помешает, она вынимала подарки и рассматривала их. Гладила мягкие дорогие ткани, вдыхала запах натуральной кожи. Разглядывала фотографию - Изабель с Дэвисом Уиттэкером на фоне приморского ресторана в Санта-Монике.
      Какой он красивый! Непонятно, как относится к нему Изабель. Влюблена ли в него? Она никогда об этом не говорила, и Арран не решалась спрашивать. Интуиция подсказывала ей, что Изабель не захочет отвечать на этот вопрос.
      Что касается Кристиан, то здесь сомнений нет - она влюблена. Это ясно, несмотря на то что письма ее такие немногословные. "Шах мне понравился"! Господи ты Боже мой!
      Какая же у сестер захватывающая, романтическая жизнь! Арран не знала, что писать им в ответ. Описывала мелкие события, происходившие в библиотеке, пытаясь сделать так, чтобы они выглядели интересными. Это было нелегко. Она не рассказала им о Блэкки Роуче и решила, что никогда этого не сделает. Ну как можно говорить о Блэкки в сравнении с Архимедом Спатисом, шахом Ирана или Дэвисом Уиттэкером! Все это будет выглядеть так убого. Арран представила себе, с каким отвращением скривила бы губы Изабель, узнав о том, чем они с Блэкки занимались в грузовиках.
      Поэтому она в своих письмах лишь бегло упоминала отца и мать. Сообщала о том, каково сейчас дома.
      Отец все чаще и чаще приходил к ней в комнату, и это становилось невыносимо.
      - Не бросай меня, - кричал он. - Не знаю, как я буду жить без тебя. Обещай, что никогда меня не покинешь.
      Потом он начинал читать свои кошмарные стихи.
      - Вот это я написал той ночью, в поместье Людгейт.
      Прекрасный старинный особняк! Несколько поколений лорда Уорфилда владели им не одно столетие. Наши офицеры заняли его и превратили бог знает во что. Я тебе об этом, наверное, уже рассказывал.
      - Да, - отвечала Арран.
      Она слышала все эти истории множество раз - то об Уорфилд-хаузе в Кенте, то о Фоксуорт-холле в Эссексе.
      Менялись и имена аристократов, владевших этими поместьями.
      - Обычно я сочинял стихи, сидя на подоконнике и глядя на лужайку для крокета. Как сейчас все это вижу.
      Как будто это было вчера. Старина Бинки Петере играл на пианино и напевал что-то. В нашем девяносто седьмом - эскадроне было полно талантов. Бедняга Бинки.., его убили на Северном море. Как и многих других... Скажи, ты любишь меня, Арран?
      Он прижимался губами к ее плечу. От него пахло джином.
      - Ну пожалуйста, Арран, скажи, что ты меня любишь.
      - Да, папа, конечно, я тебя люблю.
      - Ты не такая, как другие. Ты меня понимаешь. Ты любишь меня...
      ***
      От Кристиан пришло необычно толстое письмо, Арран нетерпеливо вскрыла конверт. Кроме обычного письма, там лежал скрипучий квадратик светло-голубой бумаги и еще один запечатанный конверт с ее именем.
      Вскрыв его, Арран увидела официальное приглашение на свадьбу. Кристиан Уинтер и Джон Петрочелли просили ее оказать им честь своим присутствием на их венчании 18 сентября в три часа дня, в Бромтон-оратори в Лондоне, после чего последует прием в отеле "Савой".
      Кристиан выходит замуж! Всего через три недели...
      Голубой квадратик оказался чеком на сто фунтов.
      У Арран голова пошла кругом. Чтобы не упасть, она прислонилась к телефонной будке на углу, том самом, где когда-то встречалась с Блэкки. Развернула письмо Кристиан и стала медленно читать.
      ".., он сказал, что влюбился в меня сразу, как увидел меня в клубе Тэннера. В это трудно поверить, потому что я тогда выглядела ужасно. Звучит очень романтично, правда?"
      Похоже, Кристиан сама не верит в то, что произошло, и нуждается в поддержке сестры.
      Арран встряхнула головой и продолжала читать.
      "Он намного старше меня. Ему уже сорок пять, хоть он и выглядит моложе".
      Об Эрнесте Уэкслере она никогда так не говорила.
      Она вообще не думала о его возрасте.
      "И он уже один раз был женат, но сейчас этот брак расторгнут. Первая жена ушла от него сразу после свадьбы. Со мной он очень мил. Сказал, что мне необязательно принимать католичество, если я этого не хочу. Хотя мы и будем венчаться в католической церкви. Великодушно с его стороны, правда?"
      В письме не было описания Джона Петрочелли, лишь упоминание о том, что он выглядит моложе своих лет.
      Арран лихорадочно продолжала читать дальше.
      "Ты знаешь, Арран, мистер Уэкслер привезет Изу из Лос-Анджелеса! Она будет подружкой невесты. И ты тоже! Он сказал, что теперь, раз я выхожу замуж за Джона, он сделает для тебя все, что сможет. А в устах такого человека, как мистер Уэкслер, это очень много значит. Он оплатит твою дорогу до Калифорнии - ты полетишь вместе с Изой - и поможет тебе с визой. У него есть какие-то люди в правительстве, которые ему чем-то обязаны. Ну скажи, разве это не чудесно?! Наконец-то!
      Из-за этой свадьбы мистер Уэкслер готов сделать для меня все что угодно, так он всем этим доволен. Без конца улыбается. Говорит, что всегда относился к Джону как к сыну. И конечно, он очень любит меня.
      Пожалуйста, Арран, позвони мне, как только сможешь".
      ***
      Отец, должно быть, что-то заподозрил. Арран изо всех сил старалась не показывать обуревавших ее чувств, однако отец обладал почти сверхъестественной интуицией. Теперь он обыскивал ее комнату каждый день.
      Когда бы она ни возвращалась домой, он все время наблюдал за ней в окно. Лицо его проступало туманным пятном сквозь тюлевые шторы. Вечерами он устраивал ей допросы. Холодным, напряженным голосом требовал отчета о том, что она делала прошедшим днем, каждую минуту. С кем встречалась, о чем думала. Она тоже хочет уехать, выкрикивал он. Она такая же, как и остальные.
      Арран каждый раз напоминала себе, что теперь может ехать. Наверху в ее комнате, под доской в полу, лежат сто фунтов. Она может в любой день уехать в Лондон.
      Чего же она ждет? Неужели надеется на то, что обстановка в доме изменится? Что в один прекрасный день она сможет прийти к родителям и объявить: "Мама, папа, Кристиан выходит замуж"? И они обрадуются и тоже захотят поехать на свадьбу вместе с ней? Зачем тешить себя надеждами, что после стольких лет страха и ненависти они смогут стать нормальной семьей, хотя бы на несколько часов... Или, может быть, она ждет удобного случая, чтобы поговорить с мамой по душам? Сказать, например, что Кристиан не любит своего жениха Джона Петрочелли и что ее, Арран, это беспокоит.
      ***
      Вечером седьмого сентября она застала отца в своей комнате. Он сидел на кровати и читал ее последний рассказ. Обернулся к ней с сияющей улыбкой.
      - Какая чепуха, Арран. Неудивительно, что они присылают твои работы обратно. Пора тебе бросить заниматься этой ерундой.
      Что-то внутри у Арран сжалось в ледяной комок. Она попыталась напомнить себе, что он ненормальный и что его мнение ничего не значит.
      После его ухода она долго изучала себя в зеркале.
      Что, если заболевание отца передается по наследству?
      Может быть, какая-нибудь метафорическая шрапнель разрушит и ее мозг, когда ей исполнится восемнадцать?
      Она еще раз перечитала свою последнюю работу. Возможно ли, что это и в самом деле так плохо? Неужели ее рассказы так же ужасны, как и его стихи? Она ведь не в состоянии об этом судить...
      "Нет, я в это не верю, - сказала она себе.. - Я не позволю себе в это поверить. Это ведь все, что у меня есть".
      На следующий вечер, когда отец появился на пороге ее комнаты после ужина, она впервые в жизни прогнала его. Что-то внутри нее ожесточилось настолько, что она больше не могла его видеть.
      - Уходи! Оставь меня в покое.
      От неожиданности он даже задохнулся. Вначале Арран слышала лишь его хриплое дыхание, как у разъяренного зверя. Его громоздкая тяжелая фигура нависла над ней в темноте. Внезапно Арран по-настоящему испугалась. Он же сумасшедший. И пьяный к тому же. Невозможно предугадать, что он сейчас сделает. В любом случае мама к ней на помощь не придет. Она скажет, что это ее собственная вина.
      - Как ты смеешь? - взревел он. - Не смей так говорить со мной! Я твой отец.
      Он поднял на нее свои тяжелые кулаки. Громко всхлипнув, Арран метнулась в сторону. Послышался оглушительный треск и крик боли. Отец промахнулся и попал кулаком в деревянное изголовье кровати. Дверь распахнулась, на пороге показался силуэт матери. Она даже не спросила, что делает отец в комнате Арран, в темноте, при закрытой двери.
      - Джордж! О Боже, Джордж, что случилось?
      Отец, как маленький ребенок, кинулся под защиту ее объятий.
      На следующее утро он остался лежать в постели.
      Арран завтракала под осуждающим взглядом матери.
      Бедный папа повредил два пальца на руке.
      После завтрака Арран поднялась к себе в комнату и стала ждать. Услышав, что родители уехали к врачу, она поспешно отодвинула доску в полу и достала свои вещи - папку с рассказами, письма Изабель и Кристиан, подарки от Изабель из Лос-Анджелеса и, наконец, десять хрустящих десятифунтовых банкнот. Сложила все это в две полиэтиленовые сумки.
      Вышла из дома и, даже не оглянувшись, пошла к автобусной остановке.
      Она едет в Лондон! А после свадьбы Кристиан полетит вместе с Изабель в Лос-Анджелес.
      В этот день ей исполнилось семнадцать лет.
      ***
      Кристиан оказалась восхитительной невестой. На ней было шелковое свадебное платье цвета слоновой кости, простого и в то же время изящного покроя от Шанель и вуаль из брюссельских кружев. В руке она держала огромный букет белых и желтых роз.
      Эрнест Уэкслер с желтой розой в петлице исполнял роль посаженого отца.
      Подружки невесты Арран и Изабель надели на головы венки из желтых роз. У Арран венок все время соскальзывал набок. Как ни старалась Изабель его укрепить, он не держался на слишком тонких и мягких волосах Арран.
      О Господи, думала Арран, боясь, что все заметят, как морщит чулок у нее на ноге и как сползает на сторону венок. Наверное, она выглядит как настоящее чучело.
      Потом она успокоила себя тем, что никто на нее не смотрит. Все глаза были устремлены на Кристиан. И конечно, на Изабель.
      Изабель выглядела потрясающе. Она стала еще красивее, чем Арран ее помнила. Ей дали роль в новом фильме. Она стала знаменита еще до выхода на экраны ее первого фильма. Сначала Арран боялась встречи с Изабель - такой великолепной, такой удачливой, такой изысканной. Но сейчас ее страхи улетучились. В глубине души сестра осталась все той же. Снова взяла бразды правления в свои руки - всезнающая старшая сестра с непререкаемым авторитетом, которую Арран всегда обожала. Она руководила примерками вуали для Кристиан и горестно вздыхала: "Арран, ну что нам делать с твоими волосами?" Все, как раньше.
      Изабель прилетела только на выходные. Сама мысль о том, что можно прилететь на расстояние шесть тысяч миль на два дня, повергла Арран в шок.
      - Но я ни за что не хотела пропустить такое событие! - радостно воскликнула Изабель.
      Судя по всему, она ни минуты не сомневалась в том, что Кристиан поступает правильно.
      - Ну что я говорила, Крис? А теперь взгляни на себя. Наша богатая сестричка Уинтер! И к тому же он такой милый.
      Церемония затянулась надолго, несмотря на то что свадебной мессы не было. Ее не служили, так как невеста не принадлежала к католической церкви.
      От долгого стояния на одном месте у Арран заболели ноги. Она смотрела на элегантную спину сестры и не могла поверить, что все это происходит на самом деле.
      Неужели она действительно присутствует сейчас на свадьбе сестры, которая выходит замуж за одного из самых богатых людей в Европе? Неужели Изабель - знаменитая киноактриса? И неужели она сама, Арран, сегодня вечером улетает в Калифорнию?
      Нет, она не могла этому поверить. Это все сон.
      Кристиан, похоже, чувствовала то же самое.
      - Завтра утром я проснусь и увижу, что ничего нет, - говорила она, в то время как Изабель прилаживала у нее на голове вуаль.
      Арран вынула ногу из туфли и потерла левую лодыжку большим пальцем правой ноги, вызывающе посмотрев при этом по сторонам. Если это все сон... А если даже и нет, она ведь никогда больше не увидит этих элегантных людей.
      - Да, - произнесла в этот момент Кристиан несколько удивленным тоном.
      Джон Петрочелли, с сияющими бархатисто-карими глазами, надел ей на палец кольцо, приподнял вуаль и поцеловал в губы.
      Все. Она теперь не Кристиан Уинтер. Она миссис Джон Петрочелли. Она замужняя женщина. Отец ей больше не страшен.
      ***
      Прием в "Савое" представлял собой потрясающее зрелище. О нем, конечно, напишут все газеты. Больше часа Изабель и Арран стояли среди тех, кто принимал гостей, приветствуя и пожимая руки множеству шикарно одетых, улыбающихся, сгорающих от любопытства незнакомых людей. Улыбка, казалось, прилипла к лицу Арран.
      Ноги болели. До сих пор она ни разу не присутствовала на свадьбе и не знала, чего ожидать. Но это скорее походило на какой-то спектакль. Все здесь выглядело искусственным, ненатуральным. И все не так, как должно быть.
      Кристиан не любит Джона Петрочелли. И отца с матерью нет на свадьбе...
      Арран представила себе, как они стоят рядом с Кристиан. Мороз пробежал у нее по коже. Отец, конечно, пьяный, разъяренный, орет на всех. Мать, невзрачная и нервная, крепко сжимает его руку и бормочет, успокаивая его: "Все в порядке, Джон. Это скоро закончится, и мы поедем домой".
      Приехав в Лондон, она послала им телеграмму и написала длинное письмо с объяснениями. В ответном письме мать обвинила ее в попытке убить собственного отца.
      Джон Петрочелли тоже им написал - просил позволения их навестить. Но ответа так и не получил.
      - Не надо, - умоляла его Кристиан. - Ты только хуже сделаешь.
      Изабель тоже не решилась поехать к родителям.
      - Если бы у них был телефон, я бы позвонила, - сказала она.
      Наконец процедура встречи гостей закончилась.
      Прибыли все пятьсот приглашенных. Официанты разносили шампанское, блюда с копченым лососем и черной икрой на маленьких гренках. Арран бродила среди роскошно одетых людей, вслушиваясь в их разговоры - те, что могла уловить. Все они, похоже, говорили только о деньгах. О возможности укрыться от налогов, о зарубежных инвестициях, о Филиппе и его собственности на Майорке. Арран ничего в этом не понимала. Она чувствовала себя подавленной. Кроме того, ей было жарко и все время хотелось пить. Она то и дело отпивала из своего бокала с шампанским и удивлялась тому, что бокал все время полон.
      Неожиданно оказавшись лицом к лицу с Изабель, она внезапно разрыдалась.
      - О Боже! - воскликнула Изабель.
      Взглянула на сестру, стоявшую перед ней с пылающими щеками и остекленелым взглядом, со сбившимся набок венком, и потащила ее в туалет. Как раз вовремя.
      ***
      Десятью минутами позже Арран, обессиленная, сидела на стуле, бессмысленно глядя в зеркало на свое бледное лицо.
      - Теперь тебе станет легче, - сказала Изабель.
      - Да, это верно, дорогая, - произнесла горничная из-за подносов, на которых лежали булавки, салфетки, флаконы с пятновыводителями и аспирином. - Ничто так не помогает. Прежде всего надо освободиться от всякой дряни. Я всегда это говорю. Наверное, вам стало плохо от жары, - тактично добавила она.
      ***
      Еще через три часа Арран окончательно пришла в себя.
      Свадьба закончилась. Кристиан уехала на медовый месяц в Швейцарию. Как бы там ни было, она вышла замуж, стала миссис Петрочелли, и с этим уже ничего не поделаешь.
      Арран стояла рядом с Изабель у выхода номер три аэропорта Хитроу, слушая рев моторов, крики носильщиков, завывания автомобильных клаксонов, объявления о рейсах. Вдыхала воздух, наполненный парами дизельного топлива и выхлопных газов, и чувствовала, как накатывает изнутри легкая, воздушная пустота. Она летит. Она действительно летит...
      Подошел Мартин с тележкой и погрузил их багаж.
      - Ну, девочки, счастливого пути!
      Глаза его жадно остановились на прекрасном лице Изабель.
      - Не бросай нас надолго. Приезжай в гости.
      Арран смотрела ему вслед, пока задние огоньки "ягуара" не скрылись в потоке других машин. В путаницу ее мыслей ворвался голос Изабель:
      - Проснись, Арран. Возьми себя в руки. Ты летишь в Калифорнию!
      Глава 8
      Кристиан лежала на кровати в номере роскошного отеля "Метрополь" в Женеве и смотрела вверх на затейливые лепные узоры на потолке. За окном освещенные лунным светом лужайки и благоухающие розами цветники сбегали вниз к сверкающим водам Женевского озера.
      Кристиан еще раз напомнила себе, что это ее брачная ночь. На самом деле все происходящее больше походило на приятный спокойный вечер с вежливым и внимательным другом. Она совсем не ощущала себя невестой.
      - Моя дорогая, я был бы счастлив, если бы ты вышла замуж за Джона.
      Она тогда воззрилась на Эрнеста Уэкслера в немом изумлении, почти уверенная, что не правильно его поняла.
      - Выйти замуж за Джона?!
      - Думаю, середина сентября лучше всего подойдет для этого, - продолжал он, нисколько не смутившись. - И конечно, мы устроим так, чтобы твоя сестра смогла прилететь из Калифорнии. Арран тоже должна приехать.
      Наверняка тебе захочется, чтобы они обе были подружками невесты на свадьбе. Теперь что касается Арран, - медленно проговорил он, - не вижу причин, почему бы ей не полететь в Калифорнию вместе с Изабель после твоей свадьбы.
      Кристиан почувствовала, что все поплыло перед глазами.
      - Но я его не люблю.
      - Это естественно. Однако ты не можешь не признать, что это великолепная возможность для тебя. Не забывай, что он - Петрочелли и, следовательно, может во многом оказаться тебе полезен. Я не раз слышал от тебя, как сильно ты жаждешь помочь бедняжке Арран.
      - Но с какой стати он захочет жениться на мне? Он меня тоже не любит...
      На протяжении всего лета Джон не проявлял никаких признаков страсти. Лишь легкий поцелуй в соответствующих случаях и столь же легкое равнодушное объятие.
      Он всегда держался с большим достоинством, как и подобает одному из ведущих банкиров Европы. Кристиан никак не могла представить себе его на месте Томми Миллера.
      - Это прекрасная партия, моя дорогая, - с легкой улыбкой заметил Уэкслер. - А эмоции всегда поддаются контролю в соответствии с обстановкой. Я думаю, твои сестры будут просто счастливы за тебя, - добавил он.
      С момента этого разговора считалось само собой разумеющимся, что Кристиан выходит замуж за Джона Петрочелли, хотя она так и не дала согласия. И вот теперь это в самом деле произошло. Ей придется привыкать к этой мысли.
      Джон вышел из ванной в пижаме сливового цвета, который очень шел к его темным глазам и оливковой коже, еще больше потемневшей от летнего загара. Это сочетание придавало ему почти экзотический вид. Сейчас он стоял и, улыбаясь, смотрел на Кристиан сверху вниз.
      - Моя дорогая малютка жена, - нежно произнес он.
      Кристиан смотрела на его полные, чувственные губы, на идеальные белые зубы. Пыталась представить себе, как он целует ее, и не могла.
      Он присел на постель рядом с ней.
      Сейчас это произойдет, подумала Кристиан. О Боже, сейчас он овладеет ею! Она ощущала какую-то отстраненность. Почему-то появилась мысль о том, что теперь Изабель не сможет смотреть на нее с прежним превосходством.
      - Позвони мне из Швейцарии во вторник, - приказала Изабель во время расставания, крепко сжав ее руку. - Позвони и расскажи, как изменилась твоя жизнь.
      Отправь Джона куда-нибудь и расскажи мне все-все, слышишь? А вообще-то он может остаться. Пусть послушает, как ты будешь хвастаться.
      Джон заключил ее в объятия и нежно поцеловал.
      Кристиан не разжимала губ. Он тоже не пытался их разжать.
      - Я подумал, что сегодня ночью мы можем просто полежать рядом. Ты, наверное, совсем измучена после всех этих треволнений, правда? Давай обнимем друг друга и спокойно полежим рядом.
      Кристиан только недавно исполнилось восемнадцать, и она совсем не устала после брачной церемонии.
      Тем не менее она почувствовала огромное облегчение оттого, что сегодня ночью ей не придется отведать радостей супружества. Может быть, завтра она почувствует себя новобрачной. Может быть, завтра она его захочет...
      Лежа рядом с Джоном, прислушиваясь к его ровному дыханию, ощущая тепло его тела, она неожиданно почувствовала к нему благодарность. Джон понял ее. Какой он внимательный, заботливый. Возможно, со временем она научится его любить...
      ***
      На следующий день Кристиан с Джоном поехали по берегу Женевского озера, вдоль сказочных деревень Коппе и Найон, потом по крутой горной дороге к фешенебельному курорту Гштад, где у Джона был летний дом.
      Да, подумала Кристиан, вот теперь начнется настоящий медовый месяц. Это идеальная декорация для романтической идиллии. Расположенный высоко в Альпах, утопающий в зелени роскошной долины, курортный городок был до того прекрасным, что казался ненастоящим.
      Там был даже средневековый замок с зубчатой башней, модернизированный и превращенный в шикарный отель с рестораном. Летний домик Джона с его остроконечной крышей, коньками, ярко раскрашенными резными ставнями и ящиками с разноцветной геранью под окнами мог бы служить прекрасной иллюстрацией к истории о Гензеле и Гретель. Внутри все дышало теплом и сверкало чистотой, от натертых до блеска сосновых полов до сияющих медных горшков и кастрюль на кухне.
      - Это мое сельское убежище. Место, где всегда можно найти тишину и покой. Здесь мы сможем лучше узнать друг друга. До сих пор у нас не было для этого времени, правда?
      Они приехали в воскресенье. Ко вторнику они так и не стали мужем и женой. Хотя они спали в одной постели, Джон не делал никаких попыток. Лишь гладил ее плечи и целовал, любовно, но нетребовательно.
      Во вторник Кристиан позвонила Изабель в Лос-Анджелес, но не сказала ей правды.
      И тем не менее ей было хорошо, она постепенно расслабилась и стала теплее относиться к Джону. Да и как можно было не, чувствовать благодарности к такому понимающему, такому внимательному человеку, к тому же одобрявшему все ее поступки. Он постоянно повторял, что гордится ею, делал комплименты по поводу ее туалетов. Более того, он замечал каждое ее новое платье и неизменно восторгался. Она еще так молода, говорил он, и в то же время такая способная. Она так хорошо умеет одеваться, знает французский. Она во всем делает ему честь.
      Каждое утро, пока Джон по несколько часов разговаривал по телефону с различными странами Европы и Соединенными Штатами, Кристиан гуляла на зеленых лужайках среди альпийских цветов. Ее тело, ее мышцы требовали движения. Иногда она садилась и слушала колокольчики пасущихся вдали коров. По звуку невозможно было определить, на каком расстоянии находится стадо нежный музыкальный перезвон разносился далеко в чистом прохладном воздухе. В эти минуты она с романтической печалью думала об Эрнесте Уэкслере.
      Возвращалась она к ленчу, за которым они с Джоном выпивали бутылку приятного сухого белого вина. Во второй половине дня они вместе гуляли или отправлялись кататься в "даймлере" Джона. Вечерами они обычно ездили в город на обед. Перед этим - коктейли, после этого - мирный спокойный сон. Такой образ жизни вошел у них в привычку.
      Наступил их седьмой вечер в Гштаде.
      Кристиан сразу почувствовала, что отношение Джона к ней изменилось. Он обращался с ней с подчеркнутым вниманием и поминутно старался коснуться ее.
      Сегодня ночью, подумала Кристиан. Сегодня ночью это произойдет... К своему удивлению, она поняла, что готова, что ждет этого. Впервые смотрела она на Джона как на мужчину, как на потенциального любовника. А он ведь очень привлекателен. Она представила его руки на своем теле. Щеки сразу запылали. Во время обеда в ресторане оба, казалось, ощущали одинаковое чувственное напряжение. Между ними возник особый контакт. Во всем, что говорил Джон, она улавливала скрытый смысл.
      После обеда он заказал шампанское и поднял тост за их брак, коснувшись ее бокала своим. Темные глаза его в это время со значением смотрели на ее губы. Кристиан почувствовала прилив приятного возбуждения. Он, наверное, будет утонченным, изысканным любовником. Ему ведь сорок пять лет, он наверняка знал немало искушенных женщин. Интересно, как он начнет? Что будет делать? И каково это - ощутить его внутри себя?
      В машине он положил руку ей на колено и не снимал до самого дома. Войдя в дом, с едва скрываемым нетерпением подтолкнул Кристиан вверх по лестнице, в спальню. Кристиан против воли почувствовала ответное возбуждение. Дрожащими руками начала расстегивать блузку от Сен-Лорана.
      - Нет! - вскрикнул Джон сдавленным голосом и схватил ее за руку. - Не здесь! Не сейчас!
      - Что... - начала было Кристиан.
      Джон поднял руку, требуя тишины. Он открыл ящик и достал оттуда небольшой сверток.
      - Надень вот это. Пойди в ванную и переоденься.
      Потом выйди и покажись мне.
      Кристиан послушно взяла сверток, ушла в ванную и закрыла за собой дверь. Конечно, там какое-нибудь сексуальное нижнее белье, может быть, черные прозрачные трусики с поясом. Она громко хихикнула. Поспешно развернула сверток.., и остолбенела. Там была типичная английская школьная форма - синяя плиссированная юбка, белая рубашка и благопристойные белые панталоны из хлопка.
      Это было слишком. Она зажала рукой рот, не в силах подавить приступ истерического смеха.
      - Надень их, - высоким, напряженным голосом крикнул ее муж из-за двери. - Пожалуйста, Кристиан, быстрее!
      Смех замер на губах у Кристиан. Что бы сказала Иза?
      Потом она добродушно пожала плечами. Почему бы не облачиться в школьную форму, если Джон этого хочет?
      И все же, надевая эти вещи, так напоминавшие те, в которых она впервые познакомилась с Джоном, она чувствовала себя очень неуютно. Нелепо... Юбочка слишком короткая. Если она нагнется, будут видны панталоны.
      Белая блузка слишком узка. Грудь с трудом вмещается в нее. Соски темными кружочками просвечивают сквозь ткань.
      Когда она открыла дверь ванной комнаты, Джон сидел на кровати с горящими глазами, широко расставив ноги. Увидев ее, он расстегнул ширинку и начал лихорадочно массировать пенис.
      - Иди сюда, - хрипло проговорил он. - Кристиан, иди сюда.
      Она осторожно приблизилась. Он поставил ее между ног.
      - О, Кристиан, моя прелестная Кристиан. Моя маленькая жена.
      Кристиан совсем растерялась.
      - Джон, что ты делаешь?!
      - О Боже! - простонал Джон, лихорадочно сжимая плоть. - О, моя девочка, моя маленькая Кристиан, подними юбку. Ну подними же, дай мне взглянуть...
      Кристиан, остолбенев, смотрела на него. В чем дело?
      Что с ним происходит? Зачем ему понадобилось смотреть на эти безобразные панталоны? В конце концов она послушно подняла юбку.
      - Спусти их! - взмолился он, продолжая массировать член. - Спусти, дай мне посмотреть...
      Кристиан залилась краской, не зная, как поступить.
      Инстинкт подсказывал, что этого делать не надо. Но... ведь он ее муж. И он все это время был так добр к ней.
      Она должна быть ему благодарна. Кристиан послушно спустила панталоны до колен.
      Джон, не отрываясь, смотрел на нее. Потом с внезапным выражением панического страха на лице просунул руку между ее ног, вонзил указательный палец в ее влажную глубину. Кристиан вскрикнула от боли, резко подалась назад. Но Джон крепко держал ее. Лицо его разгладилось, губы дрожали.
      - Девственница! - благодарно выдохнул он. - Моя маленькая девственница!
      Он спустил панталоны до лодыжек и велел ей переступить через них. Потом, не обращая на нее больше никакого внимания, обернул панталонами пенис и сжал его руками с такой силой, что Кристиан испугалась, как бы он себя не покалечил. Она смотрела на него, остолбенев от ужаса. Джон испустил нечленораздельный вопль и упал на спину на кровать. На бледном лице выступил пот.
      Через некоторое время он как ни в чем не бывало кинул испачканные спермой панталоны в корзину с бельем для стирки, почистил зубы, принял душ, переоделся в голубую пижаму и пожелал Кристиан спокойной ночи.
      Добавил, что завтра им надо встать пораньше, чтобы успеть к мессе.
      Кристиан лежала без сна. Она знала, что никогда не сможет рассказать об этом Изабель. А что сказал бы мистер Уэкслер, если бы узнал?
      ***
      Как будто в честь прибытия Арран, легкий северо-восточный бриз развеял смог, нависший над городом.
      Огромная белая вывеска с надписью "Голливуд" издалека была видна над холмами на фоне ясно-голубого неба.
      Изабель сидела за рулем своего ярко-красного "мустанга".
      - Ты полюбишь Лос-Анджелес, я в этом не сомневаюсь. О, Арран, я так счастлива, что ты здесь. Как я скучала по тебе и Крис! Знаешь, мы устроим бал в твою честь.
      Изабель теперь снимала квартиру на белой вилле с красной черепичной крышей, в испанском стиле. К дому вела подъездная дорожка, выложенная осколками мрамора и обсаженная лимонными деревьями. Изабель повела Арран наверх по лестнице. Распахнула дверь и отступила в сторону, давая Арран пройти.
      - Ну, что ты об этом скажешь?
      Арран замерла на месте. Прежде всего ей бросилось в глаза залитое солнечным светом пространство комнаты, натертые до блеска деревянные полы, масса цветов. У нее как будто язык отнялся.
      - Это просто великолепно! - произнесла она наконец. - О, Изабель, это восхитительно!
      Изабель крепко обняла ее, взволнованная тем, что может похвастать перед сестрой своим новым домом.
      Потом потащила ее по небольшому коридору в специально приготовленную спальню.
      - Здесь ничего особенного нет, но зато это все твое.
      Арран с немым восторгом смотрела на кушетку с ярким полосатым покрывалом, на белый лакированный туалетный столик, на два белых плетеных кресла, на яркий индийский ковер, на картину в рамке на стене, изображавшую пару попугайчиков - красного и зеленого. Сквозь белые жалюзи на окнах виднелся сад с цветущими кустами и лимонными деревьями.
      - О Иза! Я... Извини...
      Она громко и безудержно разрыдалась. Изабель кинулась к ней, крепко обняла, словно защищая сестру от всего мира.
      - Все нормально, - хрипло проговорила она. - Теперь все будет хорошо.
      ***
      Последующие несколько дней Арран осторожно входила в круговерть жизни, которую вела Изабель. К ее великому облегчению, в эти первые дни привыкания к новой жизни Изабель снималась лишь в коммерческом фильме, рекламировавшем шампунь.
      - Зарабатываю на хлеб с маслом. Что поделаешь, дорогая, этим тоже нельзя пренебрегать.
      Извинившись таким образом, она умчалась на телестудию. В свободное время она возила Арран осматривать достопримечательности, таскала с собой на вечеринки и ленчи и, несмотря на сопротивление Арран, заставляла ходить по магазинам.
      - Для меня это удовольствие - одеть тебя во все новое с головы до ног. Мы тебе купим массу новых вещей.
      Ты же можешь великолепно выглядеть, Арран, если, конечно, постараешься.
      В глубине души Изабель беспокоилась за Арран. Ее тревожили чрезмерная худоба сестры и ее бледность затворницы. Она уже успела забыть, что у большинства англичан такой же цвет лица. Изабель дала себе слово как можно скорее превратить Арран в здоровую, бронзовую от загара калифорнийскую девушку. Однако Арран очень скоро ее разочаровала. Изабель успела забыть и о том, какой упрямой может быть ее чересчур серьезная младшая сестренка. Арран вовсе не желала превращаться в типичную калифорнийскую девушку. Ее не привлекали роскошные магазинчики Родео-драйв, она наотрез отказывалась пользоваться косметикой. Очень неохотно она позволила Изабель отвезти себя к несравненному мистеру Г., и тот сделал из ее тонких и мягких, как у младенца, волос модную стрижку "под мальчика", которая ей очень шла. Однако, услышав цену, Арран громко запротестовала прямо в зале, к величайшему смущению Изабель.
      - Шестьдесят долларов?! - взорвалась Арран, глядя на себя в зеркало. Вот за это?! Да это же грабеж среди бела дня!
      Мистер Г. - владелец салона и главный арбитр в том, что касалось стиля и моды, - был шокирован. Никто еще не осмеливался оспаривать его цены. Он окинул Арран быстрым взглядом. Отметил в ней высокомерие, характерное для английской знати. Да, вероятно, за спиной этой девушки несколько поколений аристократов. Иначе как можно решиться разговаривать подобным образом.
      - Но, дорогая моя, это же именно ваш стиль, - почтительно заверил он ее. - Вы просто восхитительно выглядите с этой прической.
      Позже, сидя за десертом в "Поло-Лонж", Изабель и Арран поссорились до хрипоты.
      - Ну нет, Иза, я не позволю тебе тратить на меня такие деньги.
      - Это почему же, черт побери! А для чего еще существуют деньги?
      Изабель не выносила, когда не ценили ее подарки.
      - Это нехорошо.., не правильно. И я чувствую себя неловко. - Арран оглядела сидящих вокруг блистательных, изысканных людей. - Иза, я не такая, как ты.
      С этим Изабель не могла не согласиться. Приходилось признать, что жизнь вместе с Арран не такое уж сплошное удовольствие. Кое в чем, в основном в мелочах, с Арран бывало трудно договориться. В сумме же эти мелочи составляли немалую часть их жизни. Изабель, например, любила безукоризненную чистоту, а Арран порой вела себя как настоящая неряха. Часто забывала убрать за собой в ванной комнате, оставляла грязные чашки из-под кофе на кухонном столе. И что хуже всего - ей не понравился ни один из тех симпатичных мальчиков, которых приводила для нее Изабель. Она предпочитала общество людей с более чем сомнительной репутацией.
      - Этот парень, Сонни... Он же выглядит как настоящее исчадие ада, Арран.
      Изабель заметила странный взгляд, который бросила на нее Арран, и попыталась угадать, что происходит сейчас в голове сестры. Но никто никогда не знал, что происходило у Арран в голове.
      - Мне очень нравится жить с тобой, - часто говорила теперь Арран с серьезным видом. - Но ты слишком много для меня делаешь. Я не могу этого позволить. Как только встану на ноги, обязательно поищу себе квартиру.
      Вначале Изабель остолбенела, услышав эти слова, однако позже, подумав как следует, поняла, что это правильно. Они с Арран несовместимы и всегда будут несовместимы. Им нельзя жить под одной крышей.
      - Но ты пока не можешь жить одна. Ты еще ребенок.
      1972 год
      В результате Арран прожила вместе с Изабель восемь месяцев. Придя к решению, что им придется расстаться и что они лишь временно живут вместе, сестры сразу стали легче уживаться друг с другом. К апрелю Арран поняла, что надо жить самостоятельно, надо искать работу. Ей было неуютно от сознания того, что она не работает. А живя у Изабель, она так и не сможет начать работать. Это Арран теперь ясно поняла. Слишком много здесь отвлекающих моментов. Слишком много телефонных звонков, слишком часто приходят посторонние люди, все время ощущается атмосфера тревоги, надвигающегося кризиса. И постоянно чувствуется присутствие Дэвиса.
      Арран знала: Дэвис хочет, чтобы она уехала. Он неизменно был добр с ней, то и дело шутил и поддразнивал, называл ее не иначе как "малышка А", и вместе с тем Арран не могла не чувствовать, как он ждет, чтобы она исчезла и снова оставила его наедине с Изабель. Арран так и не могла понять, знает ли Изабель, как сильно любит ее Дэвис.
      - Если ты действительно хочешь жить своим домом, мы можем съездить и присмотреть для тебя что-нибудь, - сказала однажды Изабель.
      Странно, Арран, приняв решение о том, что должна жить самостоятельно, теперь никак не могла это решение осуществить. Несколько раз она смотрела квартиры, которые ей нравились, но каждый раз слишком долго думала. А когда наконец решалась, квартиру успевал снять кто-нибудь другой. Может быть, она просто еще не готова жить самостоятельно?
      В мае эта проблема разрешилась сама собой. Изабель взяла отпуск на неделю и повезла Арран к друзьям в Сан-Франциско. Арран поездка очень понравилась. Понравилось все - и замок Херста, который они осмотрели и снаружи, и внутри, и грубоватые пейзажи Биг-Сур с его сказочными скалами и утесами, туманами и видом на океан. Что же касается Сан-Франциско, то здесь Арран словно нашла пристанище для души.
      - Я останусь здесь, Иза, - твердо сказала она в первый же день после приезда.
      Вот что ей все время было нужно, что она искала, сама не сознавая. Она не могла бы жить с Изабель не только под одной крышей, но даже в одном городе. Это Арран теперь знала твердо. Если они обе останутся в Лос-Анджелесе, Изабель постоянно будет забегать к ней, приносить подарки, звать на пляж, на вечеринку или на ленч. Будет знакомить ее с чистенькими и симпатичными служащими со студий или с выпускниками ЮКЛА <Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.>. Нет, как она ни любит Изабель, жить надо самостоятельно.
      Разрыв должен быть полным и окончательным.
      Как она и предполагала, Изабель пришла в ужас.
      - Но нельзя же вот так, с ходу, решать такие важные вещи.
      - Почему нельзя?
      - - Потому что нельзя, и все. В любом случае в Сан-Франциско неплохо приехать на некоторое время, но жить здесь я бы ни за что не согласилась. Грязный, холодный город, в котором полно всяких сомнительных личностей.
      - А мне кажется, это прекрасный город.
      Про себя же Арран подумала, что этот город как будто создан для нее.
      На следующий день она подыскала себе жилье - комнату в небольшом отеле на Норт-Бич, богемном квартале с итальянскими магазинчиками, ресторанами, джаз-клубами, кафе и книжными лавками.
      Изабель сразу возненавидела ее комнату.
      - Это же настоящая дыра, Арран!
      Она с отвращением указала на отваливающуюся штукатурку, захватанный грязный рукомойник, исцарапанный секретер и потрепанный ковер. Окно выходило на аллею, где стояли ряды мусорных ящиков и бродили тощие голодные коты. Прислонившись к стене, какой-то хиппи внимательно рассматривал свои грязные босые ноги.
      Арран ответила сияющей улыбкой.
      - А мне здесь нравится!
      Изабель больше ничего не сказала. Лишь выглядела удрученной и растерянной. Арран вспомнила хорошенькую комнатку в Лос-Анджелесе, которую Изабель специально приготовила для нее, и почувствовала себя ужасно виноватой. Ей вспомнилась вся любовь, которой окружала ее сестра, все ее добрые намерения и заботы. На какой-то момент она заколебалась, но в следующее же мгновение снова почувствовала твердость. Ей необходимо обрести самостоятельность, необходимо жить своей жизнью. Так, как хочется ей.
      - Прости меня, Иза, и попытайся понять. Я не такая, как ты. Мне нужно совсем другое.
      - Но ты будешь так далеко от меня.
      Да, подумала Арран, достаточно далеко, для того чтобы самой расплачиваться за свои ошибки и не ждать, что сестра кинется на помощь.
      - Обещай, что позвонишь, если тебе что-нибудь понадобится.
      Арран кивнула. При прощании, махая рукой и глядя вслед удалявшемуся красному "мустангу", она чувствовала себя обездоленной и покинутой. Ей хотелось плакать.
      Однако почти сразу же на смену этому чувству пришло радостное возбуждение. Она начинает самостоятельную жизнь. И не боится этого!