Прямо над их головами раздался мощный удар грома.
Мокрый сад озарило ослепительно белым светом.
Три женщины по фамилии Уинтер сидели в комнате Изабель, глядя на грозу через большое окно.
Стояла глубокая ночь.
Долго еще после того, как наваждение от услышанного рассеялось и они начали возвращаться к реальности, ни одна из них не решалась заговорить о чем-либо, кроме самых обыденных вещей. Они поспешно вернулись в отель, каждая в свой номер, каждая в неосознанном стремлении поскорее остаться наедине с поразительным открытием.
Арран, которая так и осталась дочерью своих родителей, предстояло многое пересмотреть в своей прошлой и будущей жизни. Для Изабель и Кристиан весь мир перевернулся. Все встало с ног на голову.
Элизабет рано удалилась к себе и пообедала в номере, как видно, с большим удовольствием. На официантку, подававшую ей обед, это произвело неизгладимое впечатление.
— Бедная мадам. Как приятно, что к ней вернулся аппетит.
— Ты веришь, что это правда? — в третий раз спрашивала Кристиан.
Она никак не могла свыкнуться с мыслью о том, что не существует никакой физической связи между ней и теми, кого она считала родителями. Это рождало в ней чувство утраты и в то же время радости. Свобода! Полная свобода! И ребенок вне опасности. Потом ей стало совестно за свою радость. Она словно неслась в какой-то бешеной скачке, вверх-вниз, вверх-вниз. Образы роились в голове. Вот отец перед камином читает матери вслух своим красивым бархатным голосом. Мать вяжет что-то длинное, бежевое, и глаза ее светятся счастьем. Да, были когда-то и хорошие времена…
Промелькнули другие лица. Молоденькая бойкая девчушка, очарованная большим городом, и красивый парень с горящими черными глазами, очень похожий на Стива Романо.
Кристиан ни минуты не сомневалась в том, что эта смешная смуглая девчушка, совсем непохожая на англичанку, хотела бы оставить у себя ребенка. Как, должно быть, она горевала, расставаясь с дочерью. Кристиан неосознанно стремилась обелить своих настоящих родителей, думать о них только хорошее, любить их образы, созданные ее воображением. Потом внезапно вновь почувствовала вину перед назваными родителями и горестно вздохнула. Одно, во всяком случае, ясно — чтобы все осмыслить, нужен не один день.
Изабель ответила на ее вопрос:
— Она сказала, что у нее где-то в сейфе хранятся наши подлинные свидетельства о рождении. Мы это легко можем проверить. Подделать их она не могла.
Гнев на мать прошел — осталось лишь сожаление об утраченных возможностях. Когда-то она искренне любила отца, однако ее любовь с презрением отвергли.
Ей хотелось бы любить и мать. Бедная мама… Изабель ясно представила себе, как мать входит в агентство по усыновлению в своем лучшем платье (бежевом скорее всего), в шляпе, которая ей совсем не идет. Как возвращается домой к отцу с черноволосым немецко-ирландским младенцем на руках, плачущим, голодным. Как же она, должно быть, не любила всех троих. Ведь ей всю жизнь хотелось остаться только с мужем. И с каким удовольствием, вероятно, открыла им, что отец им вовсе не отец.
Но не только печаль — Изабель чувствовала и невероятное облегчение. Нет больше причин опасаться за Марка и Мелиссу. Отныне можно смотреть на них как на здоровых детей, хотя и трудных, но вполне нормальных.
И она теперь станет разумной матерью, пообещала себе Изабель. Больше никакой суеты, никаких истерик. И пить надо меньше. Теперь все обязательно повернется к лучшему.
— Ну, что скажете? — заговорила Арран. — Как мы себя ощущаем, не будучи сестрами?
— Не знаю, — растерянно откликнулась Кристиан. — Это так странно, вдруг выяснить, что ты не та, кем себя всегда считала. Всю жизнь иметь сестер и неожиданно узнать, что у тебя их больше нет… Как вы думаете, это будет иметь для нас какое-нибудь значение?
— Я думаю, нет, — ответила Изабель.
— А я считаю, что-то непременно изменится, — произнесла Арран, — но не обязательно к худшему. Знаете… сначала мне стало очень грустно. Как будто я лишилась семьи. Но теперь… я просто чувствую, что вместо кровных сестер у меня появились две близкие подруги.
— Правильно, — подхватила Изабель. — Ничего ведь, в общем, не изменилось. Мы всегда были близкими людьми и такими останемся. Мы ничего не потеряли.
— Более того, приобрели. С друзьями ведь можно говорить обо всем. Я имею в виду… подругам все можно рассказать, даже такое, чего сестре не расскажешь.
Арран действительно почувствовала, что наконец-то все может им рассказать. Друзей обычно не стесняются.
Это как неожиданный подарок судьбы. Арран чувствовала себя счастливой. Она может рассказать им о своих бедах, они расскажут ей о своих — и больше никаких семейных секретов. Одну тайну, правда, она не сможет поведать ни Кристиан, ни Изабель. Никто, кроме Дэлвина, не в состоянии понять, какое облегчение она испытала, услышав о пристрастии отца к наркотикам. Это не только избавило ее от страха унаследовать его душевную болезнь. Это в какой-то степени если не оправдывало, то объясняло зло, причиненное ей, и отчасти снимало ее собственную подсознательную ярость. Постепенно эта ярость должна окончательно исчезнуть.
— Давайте выпьем, — неожиданно предложила Кристиан.
— Хорошая мысль, — поддержала Изабель.
Она достала бутылку водки и разлила в стаканы.
— Ну, за нас! — Она не могла подобрать нужные слова. — За сестер Уинтер.
— Нет, — поправила Арран. — За женщин из семьи Уинтер.
Они торжественно сдвинули стаканы.
— Как нам быть с мамой? — спросила Изабель, перед тем как они разошлись по своим комнатам. — Что она будет теперь делать?
Однако утром Элизабет вышла к завтраку странно спокойная и умиротворенная, словно она тоже пережила душевную встряску и стала после этого более стойкой, чем прежде. Изабель и Арран застали ее уже сидящей за столом напротив пожилого джентльмена с седыми усами и военной выправкой. Она оживленно рассказывала ему о своем незабвенном Джордже:
— Он был такой одаренный. Мог бы читать лекции по английской литературе в Оксфорде. Хотел стать поэтом. Но все окончилось трагично. Его призвали уже перед самым окончанием войны. Потом тяжелое ранение в голову. Он был боевым летчиком. Их аэродром находился где-то здесь поблизости. Теперь там американская ракетная база.
— По-моему, она сейчас счастливее чем когда-либо, — тихо заметила Арран. — С каждым днем образ отца будет приближаться к идеалу, пока не станет именно таким, каким она всегда хотела его видеть. Она будет жить со своей мечтой, и никто не догадается, что это не правда. Наконец-то он станет героем войны. Ты только подумай, Иза, ей больше не надо прятаться от людей, не надо притворяться, придумывать какие-то оправдания, переезжать с места на место. Она теперь тоже свободна!
Изабель в задумчивости намазывала гренок маслом.
— Да, наверное, ты права. Как это все странно…
Ведь она…
— Извините! Вы мисс Уинтер?
Обе подняли глаза. Перед ними стояла официантка.
Глаза ее расширились от возбуждения. Она смотрела на Изабель.
— Мисс Уинтер, миссис Петрочелли — ваша сестра?
Ее просят к телефону. Звонят из Америки.
Передав это сообщение, молоденькая официантка кинулась на кухню поделиться с поваром потрясающей новостью. Она с самого начала подозревала, что эти Уинтеры — знаменитости. Ну конечно, с такими лимузинами! А теперь еще и звонок из Америки… Не она ли с самого начала говорила, что эта хорошенькая, черноволосая и есть Изабель Уинн!
Изабель и Арран сидели рядом на пляже, на ветру, под серым, облачным небом. Природа брала реванш после удушающей жары. Прошел отлив. Борозды холодного песка простирались, казалось, до самого горизонта, где начиналась стальная гладь Северного моря.
Изабель сегодня совсем не похожа на звезду Голливуда, думала Арран, глядя на сестру, одетую в старые джинсы и майку, с босыми ногами. Без косметики Изабель выглядела гораздо моложе и беззащитнее.
— Итак, Лудо — секретный агент Управления по борьбе с наркотиками. Какой неожиданный поворот событий, правда?
— Да, пожалуй…
Они оставили Кристиан в номере упаковывать вещи.
Мартин уже заказал для нее билеты в первом классе на ночной рейс. Кристиан сияла от счастья:
— Он хочет, чтобы я вернулась! Хочет видеть меня! — В следующий миг лицо ее омрачилось. — Мистер Эстевес сказал, что Лудо ранен. Наверное, тяжело, если он сам не мог мне позвонить. О Господи! Неужели он умирает?!
— Ничего он не умирает, — успокаивала ее Изабель. — Его ведь ранили в бедро. От этого не умирают. А говорить он не мог, потому что мучается от боли и его, наверное, держат на транквилизаторах.
— Как они ее разыскали? — спросила Арран.
Изабель пожала плечами:
— Думаю, это не составило большого труда. У них свои методы.
Арран вытянула ноги, разглядывая свои новенькие кроссовки, казавшиеся непомерно большими. На ней были короткие желтые шорты, купленные все в том же местном магазине, и голубой свитер, взятый у Кристиан, чересчур большой. Наверное, он принадлежал Лудо, пришло ей в голову. Эта мысль вызвала странное и не очень приятное чувство физической близости с Лудо. Она понюхала рукав и тут же непроизвольно опустила руку.
Возможно, Кристиан делала то же самое, в отчаянии стараясь сохранить память о любовнике. Как странно… Если они с Кристиан поженятся, этот незнакомый человек станет ее родственником. Хотя нет, вспомнила она, они же с Кристиан не сестры.
Главное — это чтобы Кристиан обрела счастье. Но в любом случае у нее теперь все будет хорошо, с Лудо или без него. Как оказалось, ее всю жизнь толкали не на тот путь. От этого она и чувствовала себя такой незащищенной. Но теперь она нашла свою дорогу и свое место в жизни. Странно даже вспоминать о том, кем она была еще не так давно — игрушкой для богачей и знаменитостей.
Иза тоже должна обрести наконец счастье. Она его заслуживает больше чем кто-либо.
Внезапно ей пришла в голову новая мысль:
— По-моему, тебе следует поехать с ней.
Изабель прищурилась.
— Что?
— Поезжай в Майами вместе с Крис. Она сейчас нуждается в тебе гораздо больше, чем мама.
Серая линия моря на горизонте постепенно расширялась. По-видимому, начинался прилив.
— Но не могу же я оставить тебя одну с мамой. Это несправедливо.
Арран все больше преисполнялась уверенности в том, что Изабель должна поступить именно так, как она говорит.
— Тебе все равно через несколько дней надо возвращаться на работу. И кроме того, — Арран проказливо улыбнулась, — она ведь моя мать, а не твоя. Знаешь, мне хочется какое-то время побыть с ней наедине. Посмотреть, что она собой представляет. Я только сейчас поняла, что совсем ее не знаю. Она всегда скрывалась в тени отца.
— Но что ты будешь с ней делать? Нет, серьезно, Арран…
— У меня появилась идея. Странно, что нам это раньше не пришло в голову. Я позвоню Марджи Дженнингс. Готова поспорить, что она захочет приехать.
Марджи ведь была влюблена в отца. Наверняка она все отдаст за возможность поговорить о нем. Подумай только, какое удовольствие для мамы. Наконец-то она почувствует себя на высоте.
— Нет, я не могу уехать.
— Еще как можешь. Подумай о Крис. Послушай, мы ведь не можем быть уверены, что мистер Эстевес тоже из Управления по борьбе с наркотиками. А вдруг он с теми… другими? Она слышала только голос по телефону, сообщивший, что Лудо находится в больнице в Майами и хочет ее видеть. Это мог быть кто угодно.
— О Боже! Я и не подумала об этом.
— Это маловероятно, но вполне возможно. Если ты поедешь с ней, Крис будет в большей безопасности.
Изабель кивнула:
— Хорошо. Я еду. Но мне так не хочется покидать тебя.
— Мы же не навсегда расстаемся. Я дождусь Марджи, удостоверюсь, что с мамой все в порядке, и вернусь в Сан-Франциско. Может быть, на следующей неделе или через неделю. Позвоню оттуда тебе домой.
— Домой…
Изабель уткнулась подбородком в ладони, задумчиво глядя на море. Мысли ее приняли другой оборот, по-видимому, совсем нерадостный.
— Не хочется возвращаться домой. Глупо, конечно.
Особенно теперь, когда, казалось бы, надо радоваться, что все так обернулось. Но я почему-то вижу одни только проблемы. И Харт меня бросил…
— Харт Джэрроу все равно не для тебя, Иза.
Изабель вздохнула:
— Наверное, ты права. Когда-нибудь ты мне расскажешь о том, что было у тебя с Хартом?
— Расскажу. Но не сегодня.
Как хорошо, что теперь можно говорить с Изабель откровенно, не боясь, что та ее разлюбит.
— Не сегодня, — повторила Изабель. — Я поняла, что он не для меня, в тот момент, когда он начал говорить про тебя всякие гадости. Я тогда так разозлилась на него.
— Что он говорил? Что я душевнобольная?
Изабель с негодующим видом кивнула.
— Стервец! Из всех нас ты самая нормальная.
Арран представила себе, как однажды расскажет Изабель о том, какая она «самая нормальная». Но с этим можно подождать. Подумать только, после семинара в Вайоминге прошел всего год! А кажется, что гораздо больше… на целую жизнь.
— Знаешь, ведь он говорил правду. Но теперь все изменилось. — Внезапно она почувствовала непреодолимое искушение рассказать Изабель о том, что она теперь счастлива, что встретила человека, который сделал ее счастливой. А почему бы и не рассказать… — Я познакомилась с потрясающим человеком. С двумя потрясающими людьми…
Как она мучилась, как ненавидела себя в самолете, во время перелета до Лондона. Отвратительная, грязная, пахнущая Гасом, Сандро и прочими. Джонни никогда больше не захочет ее видеть! Когда он о ней узнает, его стошнит. Он умрет от стыда за нее. Но он не узнает, если она сама ему не расскажет. И это больше никогда не повторится.
Арран быстро прикинула в уме: в Сан-Франциско сейчас три часа ночи. Она вернется в отель и позвонит Джонни. Да, вот так просто возьмет и позвонит. Господи, как прекрасно, что она может это сделать. Или нет, лучше подождать до завтра и позвонить после того, как уедут Изабель и Кристиан. По крайней мере есть о чем помечтать… даже если он и отругает ее за то, что разбудила среди ночи. А вообще-то поделом ему. Когда еще его можно застать дома?
— Я очень рада, Арран, — искренне произнесла Изабель. — От души рада. Тебе уже давно пора встретить хорошего человека. Вот бы и мне такого найти. Детям так не хватает отца.
— Но ведь ты уже его встретила, Иза. Давным-давно.
Не помнишь?
Изабель не отвечала. Устремила взгляд вдаль. Полоса воды заметно приблизилась. Теперь стало видно, что она не серая, а желтовато-коричневая, пенистая.
— Того самого человека, — добавила Арран.
— Ты имеешь в виду Дэвиса?
— Ну а кого же еще?
Изабель тяжело вздохнула:
— Если бы я тогда это знала! Но откуда я могла знать… Это ведь только в романах первый мужчина в жизни девушки становится ее вечной любовью. В жизни так не бывает.
— Иногда бывает. Ты ведь до сих пор его любишь, разве не так?
— Конечно, нет!
— Лгунья.
— Ну хорошо: да, да, да! Но из этого все равно ничего бы не вышло. Он-то меня никогда не любил. Смотрел на меня как на выгодное вложение капитала.
— Если ты действительно так считаешь, значит, ты еще большая идиотка, чем я думала. Да еще и слепая вдобавок.
Арран с изумлением слушала себя. Подумать только, она говорит Изабель все, что думает, и даже грубит при этом. Год назад она бы ни за что не решилась так разговаривать. Вела бы себя вежливо, соглашалась со всем.
И все бы оставалось так, как есть.
— Как ты можешь знать, что происходило между мной и Дэвисом?
— Я-то не слепая. И потом, я профессиональный наблюдатель, не забывай.
— Для тебя все слишком просто.
— Ну конечно. Это же так очевидно. Дэвис любит тебя без памяти. А иначе почему бы он вел себя именно так? Он любил тебя настолько сильно, что сам не мог этого выдержать.
— Ха.
— Это так. Вся проблема в том, что вы с Дэвисом очень похожи. Оба чертовски горды и ранимы. Так боитесь за свою дурацкую гордость, что из-за этого постоянно причиняете друг другу боль. Даже Стив Романо это понял. Он сказал Крис.
— Проклятый Стив Романо! Дерьмо! А в общем, я сама виновата. Знала, что делаю.
— Ты думаешь, Дэвис не понял?
Изабель пожала плечами.
— Конечно, он понял, — терпеливо произнесла Арран, как будто разговаривала с ребенком. — Но он не хотел тебя ни с кем делить и страшно ревновал. Просто ничего не мог с собой поделать. Слушай, надо вставать, а то промокнем.
— В любом случае поздно об этом говорить. Все давно прошло. — Изабель захватила горсть песка и продолжала с напускной веселостью:
— А в море полно всякой другой рыбы. Дети в конце концов полюбили Харта.
Не вижу, почему бы им не полюбить кого-нибудь еще.
— Думаю, родного отца они любили бы гораздо больше.
Изабель резко обернулась к ней:
— Что ты имеешь в виду?! Ты… откуда ты знаешь?
Ледяные серые глаза Арран по цвету напоминали Северное море.
— Я видела Марка и Мелиссу. Я видела Дэвиса.
— О Боже! Это что, так бросается в глаза?
— Конечно.
— Как ты думаешь, он знает?
— Я бы удивилась, если бы он не знал. Иза, позвони ему, когда вернешься. Ты ведь можешь все начать сначала. Попробуй встретиться и поговорить с ним. Скажи, что ты его любишь. Ну что ты теряешь?
— Да я скорее умру.
— Трусиха!
— У меня есть своя гордость.
— Ну и что хорошего она тебе дала? Живешь одна, пьешь слишком много. С детьми сплошные проблемы.
Изабель побледнела.
— Знаешь, я никогда не думала, что смогу сказать такое человеку, к которому всегда хорошо относилась.
Но тебе скажу: черт бы тебя побрал, Арран Уинтер. Ты стерва.
Арран в отчаянии смотрела на нее.
— А ты… ты не просто трусиха. Ты круглая идиотка.
Глава 5
Самолет с ревом катил по взлетной полосе аэропорта Хитроу. Вот он оторвался от земли. Последний раз они с Кристиан летели вместе в самолете пятнадцать лет назад, вспомнила Изабель. Летели в Лос-Анджелес, в первый раз в жизни…
Она закрыла глаза, чувствуя, как тяжелые вибрации проникают в тело. Не оглядываться назад. Никогда больше не оглядываться назад, смотреть только вперед. Ничего еще не кончено. Она молода, красива, и тяжелое бремя страхов, мучивших ее в последние годы, наконец свалилось с плеч. Она спасена. Она свободна! Мир ждет ее. Ей повезло в жизни, очень повезло. Если бы только Арран не завела этот разговор о Дэвисе Уиттэкере…
Теперь Изабель горько сожалела о том, что сказала Арран в порыве ярости. И они даже не попрощались как следует. У нее не хватило такта, а может быть, мужества поцеловать сестру на прощание. Свою родную… О Господи, они ведь даже не сестры. Между ними не существует никаких родственных связей. Может быть, теперь Арран и дружить с ней больше не станет. И можно ли ее за это винить. В тот момент она выглядела такой рассерженной. О черт, когда же наконец этот проклятый самолет наберет высоту и можно будет заказать что-нибудь выпить!
Кристиан сидела, прижавшись носом к окну, точно так же, как и во время того их давнего первого перелета.
Глаза устремлены на серые облака, руки крепко сжимают подлокотники. Все утро она провела в напряжении. То раздражалась по любому поводу, то не слышала, что ей говорят. Всю дорогу до аэропорта она кричала на бедного Мартина («Ты что, не можешь ехать быстрее? Мы опоздаем на этот чертов самолет!»), хотя Мартин и так вел свой тяжелый автомобиль на самой большой скорости. Несмотря на проливной дождь, они уложились меньше чем за три часа и подъехали ко входу в аэропорт за час до отлета. Мартин провел их через лабиринты задних лестниц, многочисленных переходов, грузовых лифтов и в конце концов доставил в небольшой частный зал ожидания. Лишь после этого он их оставил, крепко обняв на прощание готовую расплакаться Кристиан. Погладил ее по голове, как маленького ребенка.
— Вот увидишь, он будет в полном порядке.
Обернулся к Изабель:
— Присматривайте за ней получше, мисс.
В Майами тоже шел дождь, хлестал тяжелыми, теплыми струями. От асфальта поднимался пар. Жозе Эстевес ждал их у выхода из аэропорта. Небольшого роста, неприметный, в легком костюме, с полиэтиленовым плащом на руке. Он представился как руководитель секретных операций Управления по борьбе с наркотиками юго-восточного округа и показал удостоверение.
— Лудо вне опасности, — ободряюще произнес он. — Состояние его стабилизировалось. Он вас ждет.
Они ехали в неприметном автомобиле неопределенного цвета. В машине Кристиан вновь охватила паника.
Она побелела, как призрак, сжала руку Изабель.
— Он меня прогнал. Он не хочет ребенка. И выгляжу я ужасно. Надо было переодеться. Нет, я не могу сейчас встретиться с ним. Иза, что мне делать?
Прошло всего шесть дней, и она была все в тех же белых джинсах и полосатой рубашке, в которых летела в Англию, однако ей казалось, будто миновала целая вечность.
— И не думай об этом, — махнула рукой Изабель.
Кого волнуют тряпки в такой момент.
Больница округа Дэйд ничем не отличалась от прочих заведений подобного рода. Яркие лампы, безликие голоса, вызывающие врачей по пейджеру, блестящий линолеум, сильный запах дезинфекции.
Они поднялись на огромном, переполненном до отказа лифте на третий этаж, прошли за Эстевесом по длинному коридору и остановились наконец перед закрытой дверью, ничем не отличавшейся от прочих, если бы не два вооруженных охранника. И если бы за дверью не лежал Лудо Корей.
— Входи, Крис. Мы с мистером Эстевесом подождем здесь.
Кристиан в ужасе смотрела на Изабель:
— Иза! Ну пожалуйста!
Дверь открылась, и они вошли все вместе.
Он не сводил глаз с двери. Изможденный человек с черными жесткими волосами, с глазами, горящими от нетерпения.
Изабель заметила этот огонь в его глазах и надеялась, что Кристиан его тоже видит.
Кристиан вся напряглась, сжала руки в кулаки.
— Лудо… О Боже, радость моя, любовь моя, ты жив!
Как я за тебя боялась!
Лудо лежал совершенно неподвижно, не в состоянии даже пальцем пошевелить — кисти рук у него были перевязаны, из них торчали иголки. Однако Изабель, словно наяву, увидела странную картину: здоровый золотоволосый человек встретил Кристиан посредине комнаты, и они слились в таком страстном объятии, что в комнате, казалось, стало нечем дышать. Изабель даже зажмурилась.
А потом Кристиан кинулась к Лудо. Гладила его плечи, целовала лицо, губы, волосы, очень осторожно и нежно, чтобы не причинить боли.
Лудо заговорил слабым голосом:
— Крис, прости меня… насчет ребенка. Я совсем не то хотел сказать…
Эстевес приблизился к Кристиан:
— Не больше десяти минут. Потом он должен отдыхать. — Он повернулся к Изабель. — Мисс Уинн, может быть, мы с вами пойдем выпьем по чашечке кофе?
Вечером Изабель и Кристиан сидели у окна в номере отеля. Кристиан, утомленная до последней степени и в то же время ликующая, вся светилась счастьем. Изабель искренне радовалась за сестру. Что же касается ее самой, то она, пожалуй, никогда в жизни не чувствовала себя столь одинокой, покинутой. Никогда раньше не видела она такой всепоглощающей любви и никогда до этого не ощущала такой пустоты внутри.
Завтра она улетит в Лос-Анджелес — нет никакого смысла здесь оставаться, она будет им только мешать, — а Кристиан переселится в другой отель, поближе к больнице.
— Он мне все рассказал, Иза. Сказал, почему вначале не хотел ребенка.
— Почему же?
На самом деле мысли Изабель уже переключились на другие, более земные вещи. Надо позвонить горничной, чтобы занялась ее одеждой, и коридорной, чтобы принесли бутылку водки в номер.
Кристиан хихикнула, чуть-чуть истерически. Нервы ее на пределе, заметила Изабель. Ей необходимо принять горячую ванну и проспать не меньше шестнадцати часов.
— Знаешь, это звучит так глупо. Сначала я не могла поверить. При первой же мысли о ребенке он сразу представил себе, каким был он сам в детстве. — Кристиан пересказала трагические видения Лудо. — Но я сказала ему, что это ведь мой ребенок. Наш ребенок. Мы будем дорожить им, любить его.
Кристиан разрыдалась, потом начала смеяться сквозь слезы.
— На это он ответил, что не знает, как любить ребенка, потому что у него самого никогда не было родителей.
Он ведь незаконнорожденный. Я сказала, что я тоже незаконнорожденная. О, Иза, ты не можешь себе представить, как я его люблю. Я так счастлива, что готова умереть.
— Это чудесно, дорогая, и я счастлива за тебя.
Изабель надеялась, что это прозвучало достаточно убедительно, тем более что она говорила правду. Возможно, однако, ее слова прозвучали чересчур убедительно, потому что Кристиан неожиданно взглянула на нее с подозрением. Но в следующий момент устыдилась собственного эгоизма. Она ведь чуть не забыла о разговоре с Арран прошлой ночью и о том, что она обещала Арран.
— Пойду приму душ, — произнесла в этот момент Изабель.
Как только дверь ванной комнаты закрылась за ней, Кристиан выбежала из номера и поспешила вниз к телефону.
В Майами сейчас семь часов вечера, значит, в Лос-Анджелесе четыре часа дня.
Она позвонила в два места. Сначала Чарлин Гувер — секретарше Дэвиса Уиттэкера. Та очень неохотно, после долгих уговоров согласилась выполнить ее просьбу.
Потом она разыскала Рефуджио Рамиреса в ресторане под названием «Ла Каса дель Соль». Рамирес с восторгом откликнулся на ее предложение:
— Вот здорово, бэби. Всегда об этом мечтал.
На следующее утро, взглянув на себя в зеркало, Изабель поняла, что не может позволить себе появиться на людях в таком виде. Что она чувствует — это одно, как выглядит — совсем другое. Надела черный костюм от Шанель, обведенные темными кругами глаза спрятала за темными очками.
Кристиан — сама забота и внимание — заказала специальный прощальный завтрак. Заметив душевное состояние Изабель, позвонила в Лос-Анджелес и заказала машину — встретить Изабель в аэропорту.
Несмотря на все это, Изабель во время нескончаемого, хотя и вполне благополучного перелета ощущала лишь страшную усталость. После выпитой накануне водки невыносимо болела голова. Вчера ночью, прежде чем напиться, она долго сидела на постели, глядя на спящую Кристиан, такую молодую, свежую, улыбающуюся во сне. Она мечтала о Лудо, о ребенке, о счастье, ожидавшем ее впереди. В ту минуту Изабель готова была ее ударить.
В лос-анджелесском аэропорту ее встретил худощавый узколицый водитель в серой форменной фуражке, взял у нее багажные ярлыки, заботливо провел через терминалы, мимо оборачивающихся вслед людей и широко раскрытых глаз. Вокруг слышался громкий возбужденный шепот.
— Смотри-ка, мама, это ведь Изабель Уинн?
— Вот здорово! Только приехали в Л. — А, и тут же встретили настоящую кинозвезду.
В Лос-Анджелесе, как всегда, стояла жара. В воздухе висел удушающий смог. Пока они шли от аэропорта до длинного белого автомобиля с затемненными стеклами, Изабель совсем ослабела от духоты. Сумочка свинцовым грузом висела на плече.
Водитель открыл дверцу машины:
— Прошу. Кондиционер включен на полную мощность.
Изабель с облегчением нырнула внутрь, в прохладу, опустилась на мягкое сиденье… и обнаружила, что она в машине не одна.
Стройная фигура в хорошо скроенном сером костюме, склоненная темноволосая голова, раскрытый кейс с бумагами… Человек заговорил, не поднимая головы:
— Добро пожаловать домой. Надеюсь, все прошло хорошо. Извини, что не вышел навстречу, но…
У Изабель перехватило дыхание:
— Дэвис Уиттэкер! Какого черта тебе нужно в моей машине?
Сзади хлопнула дверца. Тучная приземистая фигура взгромоздилась на водительское сиденье. Передняя дверца захлопнулась, «кадиллак» взревел и рванул с места, взвизгнув шинами.
Потрясение в янтарных глазах Дэвиса уступило место изумлению, которое постепенно сменилось яростью:
— Это что еще за игры такие! Водитель!
Он постучал в стеклянную перегородку.
Рефуджио Рамирес полуобернулся, широко ухмыляясь из-под козырька водительской кепки, которая была ему явно мала.
Изабель задохнулась от удивления:
— О Господи! А где же… тот… другой… Не могу поверить…
Лимузин на бешеной скорости промчался по Бульвару века, свернул на автостраду Сан-Диего. Рамирес вел машину так, словно это был не «кадиллак», а «мазератти». Изабель и Дэвис беспомощно сидели прижатые к спинкам силой скорости.
Изабель повернулась к Дэвису и заговорила, пытаясь перекричать шум автомобиля:
— Послушай… Это не игра. Это какая-то ошибка.
Останови машину! Рефуджио! Какого черта! Останови машину!
Рамирес не обращал внимания.
— Не имеет смысла кричать. Переговорное устройство не работает, — произнес Дэвис. — Ошибка!
— Ну конечно! Или ты думаешь, я могла все это подстроить?
— Кто-то, во всяком случае, это сделал.
— Но кто? Когда? С какой целью? Ой!
Автомобиль резко накренился на повороте. Их швырнуло друг к другу. Кейс упал на пол, бумаги рассыпались.
— Черт побери! Рамирес!
Два грузовичка, пикап и рейсовый автобус остались позади. Теперь они нагоняли черный «порше-турбо», который в конце концов уступил дорогу, свернув на среднюю полосу. Они поравнялись со старым «меркури», полным мексиканцев, и сбавили скорость.
Дэвис со злостью колотил в стеклянную перегородку, отделявшую водителя от пассажиров. Рамирес, не оборачиваясь, оторвал руки от руля и отрицательно помахал ими.
— Ради Бога, оставь его в покое, — прокричала Изабель. — Скажи лучше, зачем ты приехал в аэропорт?
— Встречал Джули Фарлоу. Она снималась в Нью-Йорке и возвращалась через Майами.
— Но, Дэвис… меня все это время не было в Штатах.
Откуда я могла это знать?
— А вот это ты мне скажи.
— Водитель встречал меня, а не Джули Фарлоу. И проводил меня именно к этой машине. К твоей машине…
А как насчет Рамиреса? Кстати, на нем чужая фуражка!
— Послушай, Изабель, тебе не удастся отвертеться.