Глава 1

1979 год

Вера Браун сидела за письменным столом и увлеченно работала над воскресным рассказом в картинках, который назывался «Приключения Дианы Старр». Диана была девушкой легкого поведения из Лондона. Вера плохо представляла себе, что такое «девушка легкого поведения», но было в этом что-то привлекательное, возбуждающее и волнующее, одним словом, то, чего так не хватало самой художнице.

Диане, как и Вере, семнадцать лет, но на этом их сходство заканчивается. Диана — высокая, стройная, с тонкой талией и пышной грудью. Ее пышные светлые волосы тяжелой копной падают на плечи. Диана почти красавица или сможет таковой стать, как только Вера окончательно придумает ей лицо, и, уж конечно, она девушка супермодная.

Сегодня на ней черная кожаная мини-юбка, шелковая блузка с таким глубоким вырезом, что захватывает дух, — короче, все то, что хотелось бы носить самой Вере, но что ей не разрешали покупать и что она сама никогда бы не осмелилась надеть.

На последнем рисунке Диана, уперев руки в бока, с вызывающим видом смотрела на большой особняк с много-. численными колоннами, башнями, фронтонами и ярко сверкающими окнами Еще несколько штрихов, и появилась вереница роскошных машин, по очертаниям легко было догадаться, что это не что иное, как «роллс-ройсы» и «ягуары». Диана собиралась произвести фурор на приеме, который давал в честь совершеннолетия своего сына Александра лорд Адольфус Крисос, магнат и миллиардер.

Вот уже месяц, как Вера работала над рассказом «Приключения Дианы Старр» и очень гордилась своими рисунками: они были выполнены профессионально, с правильным соблюдением светотени и представляли собой «крупный план», «общий план» и «изображение в виде силуэта». Еще немного поработать, и можно предложить свой рассказ в картинках какому-нибудь издательству. Только бы удалось правильно схватить облик Дианы.

Снова и снова Вера рисовала лицо, которое никак ей не давалось, несмотря на то что она его ясно видела и знала, что такая девушка реально существует. Почему-то все время хотелось сделать лицо Дианы похожим на свое, но это было бы большой ошибкой, так как, даже сильно приукрашенное, оно не могло стать лицом ее персонажа.

Диана была богатой, шикарной и красивой. Она жила одна в роскошной квартире в фешенебельном районе, которая досталась ей после гибели обожаемых родителей в авиакатастрофе над Атласскими горами. Уж такая красавица, как Диана, никак не могла жить со стареющими отцом и матерью в маленьком, жалком пригородном домишке, рядом с Орпингтоном, графство Кент.

Все, что бы ни делала Диана, было полно очарования.

Она поздно вставала и вместо завтрака пила черный кофе.

Днем ходила по дорогим магазинам, посещала художественные выставки, фотографировалась для раздела «светской хроники» многих газет. По вечерам пила шампанское в ресторане отеля «Ритц», затем с кем-нибудь из своих многочисленных поклонников отправлялась на званый вечер или прием. По первому желанию она летела отдохнуть на юг Франции и очень любила гонять на бешеной скорости в своем шикарном автомобиле «астон мартин». Единственное, чего никогда не делала Диана, так это не ела все подряд, поэтому-то и была такой изящной.

В этом ее большое отличие от самой Веры, постоянно жевавшей и оттого страдавшей от излишнего веса. Даже чересчур излишнего.

«Обычный аппетит подростка», — говорила мама. «Вера, ты должна непременно сесть на диету», — говорил доктор Уилер.

Доктор Уилер был наполовину американцем, но мама не доверяла американцам из принципа. Игнорируя тот факт, что отец доктора англичанин и, следовательно, таковым являлся и сам доктор, мама не уставала повторять: «Все американцы просто помешаны на диетах». А самому Уилеру отвечала: «Придет время, и она похудеет. Это просто подростковая полнота».

Вере нравился доктор Уилер, нравились его дружелюбие, простота в общении, заразительный смех. Ей особенно нравилось, что он воспринимает ее как вполне самостоятельную личность, способную на собственные мысли и чувства, а не относится к ней как к глупой расплывшейся девице.

— Что за книга? — спросил ее как-то доктор, застав одну в гостиной за чтением.

— «У подножия вулкана», — ответила Вера, показывая книгу.

— Господи, Вера! — воскликнул он, посмотрев на нее с неподдельным интересом. — И что ты о ней думаешь?

— Я не все понимаю, — ответила Вера, — но это не имеет значения. Книга мне нравится, и в ней все так… — она задумалась, подыскивая подходящее слово, — ..все так не похоже на нашу жизнь.

После этого разговор перешел на книги, что для Веры было гораздо важнее, чем постоянные разговоры с матерью о проблемах подросткового возраста. Доктор Уилер спросил, не мечтает ли она стать писательницей. Вера покачала головой. Возможно, доктору Уилеру показалось, что девушка вынашивает такую мечту. Затем он поинтересовался, не ведет ли она дневник, что могло бы ей пригодиться в будущем.

— Это не записи, а рисунки, — призналась Вера, впервые открывая постороннему человеку свой секрет.

С каждым днем мама все больше ненавидела доктора Уилера, понимая, какое огромное влияние тот оказывает на ее дочь.

— Будь с ним осторожна, молодая леди, — говорила она. — Доктор преследует свои собственные цели. Все американцы одинаковы. — И добавляла с презрением:

— Он не только американец, но еще и из Калифорнии.

Для нее Калифорния ассоциировалась с Голливудом, который, в свою очередь, был воплощением Содома и Гоморры.

Маму успокаивало только то, что доктор Уилер пробудет в их стране года два-три, ну от силы пять лет, а затем вернется туда, откуда приехал, и оставит их в покое.

— Чай готов, дорогая, — услышала Вера голос матери, словно прочитавшей ее мысли.

— Вот черт! — в сердцах воскликнула Вера, отбрасывая ручку с пером. Девушка ненавидела эти чаепития. Каждый день она клялась себе, что не положит в рот ни крошки бисквита, и каждый день нарушала данную клятву. Папа, который считался инвалидом, поднимался к чаю, и мама устраивала из этой церемонии целое представление.

Она, переодевшись в лучшее коричневое с белым платье и серый вязаный кардиган, усаживалась во главе стола и разливала из серебряного чайника, принадлежавшего еще бабушке, душистый чай, передавая Вере самые разнообразные булочки, пирожные, печенье и бутерброды.

А Вера ела и ела. Такая сосредоточенность на еде помогала игнорировать рассказы отца о его самочувствии и вздохи мамы по этому поводу. У папы были гипертония, бессонница, закупорка вен, непроходимость кишечника и множество других самых разнообразных болезней, и он почти постоянно лежал в окружении лекарств и медицинской аппаратуры на своей кровати в дальней комнате на первом этаже, поднимаясь только к чаю.

Вера не разделяла озабоченности матери по поводу здоровья отца. К ее стыду, все в ней восставало против такой демонстрации своего нездоровья, и чтобы заглушить в себе стыд, девушка машинально ела все, что попадалось под руку.

Сегодня, как, впрочем и всегда, она ела, не замечая вкуса еды.

После чая отец возвращался к себе в комнату, измерял температуру и давление, записывал показатели в дневник, чтобы утром сообщить их по телефону доктору Уилеру. Трубку снимала медсестра, вежливо, но без особого энтузиазма принимавшая эти данные. По мнению мамы, сестра была такой же бессердечной, как и сам доктор Уилер.

Вера помогла матери вымыть посуду и приготовить ужин, затем тоже ушла в свою комнату. У нее оставался еще час свободного времени до того, как приготовить отцу ванну и перестелить ему постель.

Она глядела на лежавший на столе рисунок с изображением Дианы Старр, которая с победоносным видом стояла перед роскошным особняком лорда Адольфуса.

Вера принялась раздеваться, предварительно перевернув рисунок. Что подумает о ней Диана?

Девушка посмотрела на свое отражение в зеркале: юная грудь уже заплыла жиром, на животе складки, выпирающие ягодицы. Вера заплакала. Как, должно быть, Диана презирает ее! Но что она может с собой поделать?

Вера не могла понять, почему ее всегда тянет есть, даже когда отступает чувство голода.

Презирая себя. Вера выдвинула ящик стола и достала стратегические запасы. Затем стала поспешно засовывать в рот шоколадные батончики «Марс», наблюдая в зеркало, как приторная масса растекается по губам, течет по подбородку, смешиваясь с потоком слез.

Как же девушка ненавидела все это! Ей совсем не хотелось быть Верой Браун. Вот бы стать Дианой! Вера продала бы душу дьяволу, лишь бы денечек провести с Дианой Старр.

Компания «Тредвелл комьюникейшенз нетворк» занимала сороковой этаж небоскреба на Мэдисон-авеню.

Главный вход с неоклассическими фронтонами и дверями высотой в двадцать футов, сделанными из двухдюймового стекла с бронзовыми переплетами, вел в просторный мраморный вестибюль, заполненный снующими от дверей к лифтам и обратно людьми.

Приемная администрации компании располагалась на тридцать девятом этаже и представляла собой просторное, застланное зеленым ковровым покрытием помещение, в котором нежные звуки транслируемой по радио музыки перемежались с телефонными звонками и гулом работающих лифтов.

Дверь одного из них бесшумно открылась, и оттуда вышел подросток с черными, длиной до плеч волосами. Он был приятной наружности, с тонкими чертами лица и темными, полными тревоги глазами. Его загар резко контрастировал с мертвенно-бледными лицами жителей зимнего Нью-Йорка.

Легкой, изящной походкой он подошел к выполненной из огнеупорной пластмассы стойке секретаря. Женщина лет тридцати, вышколенная, с бесстрастным, застывшим лицом, наводившим на мысль, что и она также является частью мебели, холодно посмотрела на него.

— Пожалуйста. Мне хотелось бы повидаться с мистером Тредвеллом, — сказал подросток и поспешно, словно опасаясь, что она не знает имени президента своей компании, добавил:

— мистером Слоуном Сент-Джоном Тредвеллом.

— Да, сэр, — ответила секретарь с заученной профессиональной улыбкой. — Попробую выяснить, на месте ли он.

Как о вас доложить?

— Скажите, что его сын хотел бы с ним увидеться.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Секретарь сняла трубку белого телефона и доложила:

— Здесь сын мистера Тредвелла.

Мальчик не сел, как было предложено, а продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу и глядя на секретаря потемневшими от волнения глазами.

— Мне очень жаль, — сказала женщина, положив трубку, — но он сейчас на совещании. Мисс Геррити сказала…

Всегда одна и та же история: никому нельзя беспокоить президента компании, когда тот на совещании, особенно членам его семьи с их мелкими будничными проблемами.

Но на этот раз случай особый. Дело очень важное и не терпит отлагательства. Отец скоро сам убедится в этом.

Мальчик извлек из кармана узких джинсов вскрытый конверт.

— Мне не нужна мисс Геррити, — сказал он. — Я хочу лично переговорить с отцом.

— Нет, сэр. — Секретарь подняла руку, как бы защищаясь от назойливого посетителя. — Мне сказали, чтобы вы ждали здесь. Мисс Геррити появится с минуты на минуту.

— Не обращайте на меня внимания. Я сам знаю дорогу.

Мальчик решительно направился в коридор, ведущий к личному лифту президента компании, чтобы подняться в его офис, расположенный на крыше небоскреба.

Он нажал на кнопку, но дверь лифта не открылась.

— Послушайте! — закричал он. — Лифт не работает!

— Я знаю, мистер Тредвелл.

— Вы не могли бы пустить его? — попросил мальчик, стараясь быть вежливым.

— Мне очень жаль, мистер Тредвелл, но я не могу этого сделать. — Секретарь изобразила на лице вежливую улыбку и предложила:

— Не хотите ли присесть и почитать журнал?

У нас есть «Роллинг стоун»…

От злости лицо мальчика начало покрываться красными пятнами. Опять они не хотят впускать его, но ведь сегодня такой важный день. Неужели они не понимают?

— Мисс Геррити уже спускается, — сказала секретарь. — Пожалуйста, присядьте.

Мальчик открыл было рот, чтобы высказать все, что думает, но в последний момент передумал и взял себя в руки.

Что толку устраивать скандалы? Мисс Геррити не любит его, так как считает причиной всех неприятностей его отца, но она хорошая секретарша и только выполняет свою работу. Она передаст письмо отцу, и тогда мистер Слоун Сент-Джон Тредвелл поймет свою ошибку.

Отойдя от стойки секретаря, мальчик опустился в одно из уютных, обить серым бархатом кресел, расположенных вокруг стеклянного стола, на котором стояла белая керамическая ваза с утопающими во мху цикламенами. Вокруг вазы были разложены красочные журналы на любой вкус.

Нарочито вздохнув и закинув ногу на ногу, мальчик откинулся в кресле и стал разглядывать залитый электрическим светом потолок. Минуту спустя он съехал на краешек кресла и зажал руки между ног. Покачавшись из стороны в сторону, юный Тредвелл, вместо того чтобы читать «Роллинг стоун», как ему было предложено, вытащил из кармана солидный конверт и вновь принялся изучать письмо.

Еще через пять минут к нему подошла женщина средних лет в опрятном синем костюме и белой с большим бантом блузке.

— Господи, Джуниор[4]! Какая неожиданность!

Мальчик вскочил, задыхаясь от возмущения: он ненавидел, когда его так называли.

— Добрый день, мисс Геррити, — последовал вежливый ответ.

Между тем секретарша отца сразу бросилась в атаку.

— Что ты делаешь в Нью-Йорке? — потребовала она ответа.

— Я хочу повидаться с отцом.

— Твой отец очень занятой человек. Почему ты не в школе?

— Потому что я убежал.

— О, Джуниор, опять! Как ты можешь?

— Это пустая трата времени. Я много раз говорил об этом.

Он понимал, что выглядит глупо, но ничего не мог с собой поделать. Мисс Геррити всегда отмечала только его отрицательные качества.

Юный Тредвелл наперед знал все, что сейчас будет сказано, и приготовился выдержать любые упреки. Он в третий раз сбежал из средней подготовительной школы. «Как необдуманно ты поступил, ведь твой отец приложил столько сил, устраивая тебя туда», — затянет она свою песню.

Мальчик прекрасно знал ход мыслей мисс Геррити: «Ты имеешь все самое лучшее. Лучшие школы, лагеря, путешествия, лечение, лучшие игрушки. Где же твоя благодарность?

Отец тебя так любит, а ты?»

И он, в свою очередь, затянет в ответ: «Как он может так говорить, если совсем не видит сына? Я не хотел уезжать из дома, но меня каждый раз отсылали все дальше и дальше, пока я не оказался в Санта-Барбаре, так далеко, что порой кажется, будто я живу в другой стране. У меня не было случая доказать ему, на что я способен».

Но, возможно, на этот раз все будет по-другому. Сейчас отец удивится и останется доволен. «Ему придется отнестись ко мне серьезно, и у него найдется для меня время, — думал мальчик. — Сейчас, когда компания открывает новую серию ночных передач, там найдется работа и для меня».

Стоило только подумать об этом, как на следующий же день пришло письмо. Это хорошее предзнаменование.

— Я не хочу больше ходить в школу, — ответил он. — Я хочу работать здесь, рядом с отцом. У меня для него кое-что есть.

Тредвелл-младший протянул письмо, но мисс Геррити его не взяла.

— Джуниор, будь разумным. Отец не может тебя сейчас принять. У него важное совещание, а в пять тридцать он вылетает в Японию.

— Я не отниму много времени и могу проводить его в аэропорт.

— Но и по пути туда у него назначена важная встреча.

— Мое дело тоже очень важное.

Мальчик буквально сунул в руки мисс Геррити письмо, чтобы та увидела, что оно пришло от главного редактора журнала «Страшные рассказы».

Юный Тредвелл следил, как секретарша отца пробегает по строкам глазами.

— Понимаете теперь? — спросил он.

В этом письме редактор благодарил за присланный в журнал рассказ и сожалел, что в данный момент редакция не может опубликовать его, но впредь просил присылать все, что будет написано. Мальчик пальцем ткнул в строку, где говорилось «все, что будет написано».

— Им понравился мой рассказ.

— Но они же не купили его.

— Пока нет, но… — Для большей убедительности он повысил голос:

— Но обязательно купят.

— И ты проделал такой долгий путь из Санта-Барбары, чтобы показать это письмо отцу? — с неосознанной жестокостью спросила мисс Геррити. — Ну хорошо, — добила она с покорным видом, — я покажу его. Жди меня здесь.

Прошло десять долгих минут, в течение которых мальчик без дела слонялся по приемной, разглядывая висевшие на затянутых зеленой материей стенах фотографии кинозвезд и других знаменитостей. Не выдержав, он встал перед закрытой дверью, ожидая решения своей судьбы.

По радио звучала тихая музыка, сначала мелодии из мюзикла «Моя прекрасная леди», затем из «Вестсайдской истории».

Наконец вернулась мисс Геррити, по-прежнему держа в руках письмо и еще какой-то толстый конверт.

— Ну? Что он сказал?

— Ты должен немедленно вернуться в Калифорнию. Отец позвонил директору, в школе готовы принять тебя обратно.

Потрясенный, он смотрел на мисс Геррити широко раскрытыми глазами.

— Но неужели он не понимает? Я не хочу туда возвращаться. Что отец сказал о письме?

— Ничего.

— Вы хотите сказать, что он даже не прочел его?

— Я предупреждала тебя, Джуниор. У него нет времени.

Мистер Тредвелл уже опаздывает. — Мисс Геррити протянула ему конверт. — Это на расходы. Думаю, вполне достаточно.

Мальчик вынул из конверта деньги и тщательно пересчитал. Десять новеньких купюр по сто долларов каждая.

— Тысяча баксов, — спокойно констатировал он. — Что же, этого вполне достаточно.

— Очень щедро, — заметила мисс Геррити.

Он положил деньги обратно в конверт. Лицо его побледнело, он тяжело дышал.

— Передайте моему отцу, что мне нужно было всего пять минут его драгоценного времени, а не эти проклятые деньги.

Он разорвал конверт на две аккуратные половинки, которые бросил на пол к ногам мисс Геррити, обутым в изящные коричневые туфли.

— И не смейте называть меня Джуниор! — прокричал он.

Злой и униженный, мальчик бросился к лифту, который спустил его в вестибюль. Расталкивая людей, не обращавших на него ни малейшего внимания, он бросился к выходу, чувствуя, как рыдания душат его, а из глаз вот-вот потекут слезы. Это заставляло его чувствовать себя еще более жалким и униженным в глазах окружающих. Но напрасно он так распалялся — никому не было до него никакого дела. С таким же успехом он мог быть человеком-невидимкой.

«Фил сандвич шоп» — небольшой ресторанчик, где Джо-Бет Финей работала пять дней в неделю после школы и один полный день в субботу, располагался на главной и единственной улице маленького городка Корсика. Здесь находились автозаправочные станции, закусочные, магазины и молельный дом сестер-евангелисток, где мать Джо-Бет проводила все свободное время, отработав горничной в мотеле, расположенном на границе двух штатов. С тыльной стороны ресторана не было ничего, кроме пыльного двора да покосившегося забора, за которым на тридцать миль вокруг простиралась выжженная солнцем земля, поросшая редкими карликовыми деревьями и колючим кустарником. Лишь перекати-поле, подстегиваемые порывами ветра, носились со скоростью урагана из одного конца в другой.

Джо-Бет было семнадцать лет. Ростом в пять футов, с выгоревшими на солнце светлыми волосами она могла показаться стороннему наблюдателю просто хорошенькой, но тот, кто приглядывался к ней повнимательнее и замечал блестящие светло-серые глаза, смело называл девушку красавицей, с чем, впрочем, сама Джо-Бет никогда бы не согласилась. Она привыкла, что ее всю жизнь сравнивают с Мелоди Рос, старшей сестрой, а Мелоди, как всем хорошо известно, самая что ни на есть красавица.

Джо-Бет всю свою жизнь прожила в Корсике, штат Техас. Городок Амарилло, расположенный в тридцати пяти милях, был для нее большим городом, а Даллас, удаленный за сто миль, чуть ли не концом света, но Мелоди Рос умудрилась забраться еще дальше, в Нью-Йорк. Сейчас она известная модель, а ее фотографии печатают в самых лучших журналах.

В это утро Джо-Бет, облаченная в розовую нейлоновую униформу официантки, рассматривала глянцевые страницы, где на фотографиях рыжеволосая манекенщица демонстрировала последние модели одежды.

К ней подошла Чарлина, полноватая девушка лет на шесть старше Джо-Бет, и, завязывая на голове розовый бант, посмотрела через ее плечо в журнал.

— Хорошенькая, но, поверь мне, совершенно не похожа на Мелоди Рос, — констатировала Чарлина.

— Скажешь тоже, — возразила Джо-Бет. — Это самая что ни на есть Мел.

Ну конечно же, это Мелоди, ее родная сестра, топ-модель, работающая в «Экзотика инкорпорейшн», всемирно известном модном агентстве.

— Но у этой рыжие волосы, — не сдавалась Чарлина.

— Ну и что? — Джо-Бет начала сердиться. — Может, она их покрасила или надела парик?

Мелоди Рос писала редко, а если и писала, то присылала письма на адрес ресторана и никогда не направляла домой, боясь, что их прочтет Флойд или ему расскажет о них мать, которая в надежде, что муж перестанет ее бить, никогда ничего от него не утаивала.

В доме запрещалось говорить о Мелоди Рос. Та сбежала из дома в прошлом году после очередного скандала с Флойдом.

Единственным, Кто знал, что произошло, был соседский мальчик, слышавший ужасные крики и рассказавший обо всем Джо-Бет.

— Они выкрикивали такие страшные вещи, что просто ужас. Потом твой отчим ей так всыпал, что Мел долго верещала. Потом Флойд ушел на работу, а она схватила сумку и убежала. Я все видел.

Обнаружив, что Мелоди сбежала, отчим разозлился так, что его чуть не хватил удар. Он топал ногами и орал как сумасшедший: «И это после всего, что я для нее сделал! Я растил ее как собственную дочь!»

Флойд обвинил мать в том, что та помогла Мелоди сбежать, и влепил увесистую пощечину.

— Не смей ее трогать! — закричала Джо-Бет. — Она ничего не знала!

— Заткнись! Как ты смеешь кричать на отца!

— Ты мне не отец. У нас нет ничего общего. Попробуй только еще раз тронуть маму, и я не знаю, что сделаю! Ты настоящий сукин сын!

У матери еще долго красовался синяк под глазом, она с трудом могла шевелить распухшими губами, но считала, что Иисус послал ей Флойда во испытание и она обязана молча нести свой крест.

Целых три месяца Джо-Бет волновалась за Мелоди. Куда та пропала? Что с ней случилось?

С четырнадцати лет Мелоди мечтала стать высокооплачиваемой моделью где-нибудь в Нью-Йорке. Может, сейчас она уехала именно туда? Но где взяла деньги? Кто ей помог?

Наконец Мелоди прислала открытку. Сестра была здорова, снимала квартиру и работала. Джо-Бет с облегчением вздохнула. Спустя несколько месяцев пришли еще две открытки. Одна с видом Эмпайр-стейт-билдинг, другая с видом Манхэттена на фоне закатного неба. Мелоди начала работать моделью в известном агентстве. Нью-Йорк ей очень нравился.