- Но не для нее. - Руис взглянул на Викторию. - Она возвращается. Не может оставаться в стороне. Сумасшедшая.
      - Просто делаю свою работу.
      И Виктория рассказала свою историю таким будничным и небрежным тоном, словно речь шла об обычной воскресной вылазке на пикник. Для эвакуации отряда прислали санитарный вертолет. Карлос Руис силой запихал в него Викторию - в свалку тел и оружия, "...прежде чем она принялась интервьюировать вьетконговца".
      - Не следует допускать прессу в боевые части, - безапелляционно заявила Джесс. - Репортеры, должно быть, ужасно надоедливы.
      Они стояли у буфетной стойки. Руис ел разделанные креветки, держа в руке пластиковую тарелку.
      - Но они не так вредны, как конгрессмены, политические обозреватели и прочие вруны, которые делают из вас идиота. Некоторые репортеры пишут все как есть. - Карлос указал рукой в сторону Виктории, уединившейся с Гвиннет. - Вот она - в порядке. Она честная. И везучая, как я уже сказал.
      Я видел, как Вик проскочила сквозь горящий дом: одежда на ней горела с обеих сторон, а у нее самой - ни одного ожога. - Руис предложил Джесс креветки. Она взяла одну и разжевала ее, даже не почувствовав вкуса, настолько ее поразил рассказ о Виктории. Джесс совсем иначе представляла свою школьную подругу: закопченное дымом лицо, перепачканная одежда, руки и ноги, истерзанные насекомыми, никоим образом не вязались с представлением о ней. - Ребята прозвали ее Белый Кролик, - сообщил Руис. - В честь песни "Джефферсон Эйрплейн". А вы ее хорошая подруга? - спросил он неожиданно.
      Джесс взглянула на Карлоса в некотором замешательстве:
      - Мы вместе учились. Но Викторию не узнать.
      - Какими бы друзьями вы ни были, поговорите с ней.
      Попытайтесь ее отговорить от возвращения.
      - Викторию никто не в силах остановить, если она сама того не желает.
      - Вы правы, - вздохнул Руис, печально глядя на Викторию. - Знаете, она не ждет, когда беда случится, - она сама ее находит. Но нужен кто-нибудь, кто бы присматривал за ней: сама она никогда о себе не позаботится. Но когда-нибудь удача, как я уже сказал, Виктории изменит.
      Дождь прекратился. Гвиннет и Виктория сидели на складных стульях на причале, превращенном Майкой Зейлом в некое подобие японского садика. На круглом железном столике, за которым устроились подруги, стояли бутылка шампанского и два бокала. Разноцветные полоски света, пронизывая темноту ночи, мягко отражались в водах залива.
      Заброшенный баркас грузно покачивался на волнах у соседнего причала; девушки смотрели на лабиринт трапов, обвисших снастей и разбитых спасательных шлюпок.
      - Каким же далеким теперь кажется Твайнхем, - задумчиво произнесла Виктория.
      - Да, - согласилась Гвиннет. - Многое с тех пор изменилось.
      - А что я тебе говорила? Есть в жизни более интересные пути, чем работа в детском саду в Бристоле. И вот ты взлетела и летишь. Большому кораблю - большое плавание. Поздравляю.
      Гвиннет равнодушно улыбнулась. Ей не хотелось говорить о своей карьере с Бейлодом. Она горела желанием узнать что-нибудь о Танкреди. Времени было в обрез, а Виктория еще ни разу не упомянула о брате. Наконец Гвиннет решилась спросить напрямую:
      - А как Танкреди? - И тут же, как и предполагала, пожалела о своем вопросе.
      - Танкреди? - Виктория удивленно приподняла бровь. - Все такой же. Разбивает сердца, как обычно, одно за другим. - Произнесено это было таким тоном, что Гвиннет невольно поняла: ее сердце не было исключением в постоянно пополняемом списке. - И играет на победу. Показательные игры в триктрак на круизном теплоходе. Собственно говоря, он расплачивается за круиз своими выигрышами. - Виктория сухо усмехнулась. - Танкреди все легко дается.
      Гвиннет подняла было свой бокал, но тут же поставила обратно на столик, потому что обнаружила, как сильно у нее дрожат руки. На счастье, в этот момент появилась Джесс:
      Гвиннет боялась, что вот-вот выкинет что-нибудь идиотское расплачется, например.
      - Ходят слухи, что ты выходишь за Стефана фон Хольценбурга. - Виктория подвинулась, освобождая за столиком место для Джесс.
      - Неверные ходят слухи.
      - Да уж надеюсь. Ты не можешь выйти за него замуж.
      - Я поступлю так, как посчитаю нужным, - сердито отрезала Джесс. Хотя про себя подумала, что Виктория, черт побери, и на этот раз, как всегда, права: разумеется, Джесс не может выйти замуж за Стефана. У нее нет на это времени.
      Она должна вернуться к своей работе. Завтра же она поедет в Напу и деликатно, твердо и окончательно сообщит Максу и Андреа о своем отказе.
      - Но ты не должна выходить за кого бы то ни было из жалости. И особенно за Стефана.
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Ты ему не нужна. Завтра же он забудет о твоем существовании. Пусть Макс и Андреа найдут кого-нибудь другого, того, кому они нужны...
      - Стефан меня не забудет, - сверкнула глазами Джесс.
      - Еще как забудет.
      - Ты не знаешь Стефана.
      - Еще как знаю. Мы с Танкреди знаем его достаточно хорошо.
      - Знаете? - Джесс забыла о своей злости и, потрясенная, наклонилась вперед. Жизнь Стефана до того, как случилась история с передозировкой, была для Джесс закрытой книгой.
      "По очевидным причинам мы не поощряем его старых знакомств", говорила Андреа.
      - Расскажи мне о Стефане, - попросила Викторию Джесс.
      Та криво усмехнулась:
      - Рассказать? Ну что ж, слушай. Стефан был прекрасен, очарователен и совершенно дик. Мы познакомились с ним в Париже позапрошлой зимой. Они с Танкреди крепко подружились. Нам всем было очень весело: вечеринки, театры, долгие прогулки по городу, жаркие споры ночи напролет в номере у Танкреди в "Георге V" или на квартире у Стефана на Рю-де-Курсель.
      Джесс подумала о том, была ли Виктория любовницей Стефана, и пришла к выводу, что, наверное, была. Но почему, почему это случилось с Викторией, а не с ней, с Джесс!
      Почему тогда не она встретилась со Стефаном?
      - Но это, пожалуй, и все, - сказала Виктория. - В следующую нашу встречу Стефан уже не узнал меня. Так же как и Танкреди. Хотя мы и прожили бок о бок несколько недель. Так вот, о Катрионе. - Виктория осторожно сменила тему разговора. - Я вам говорила, что виделась с ней в Лондоне. И вы должны обо всем знать. Может быть, даже надумаете позвонить ей. Она несчастна.
      Гвиннет не смогла представить себе Катриону несчастной.
      - Кроме того, Катриона беременна, - добавила Виктория.
      - И в чем же проблема? Джонатан? Он что, не хочет ребенка?
      - Разумеется, хочет. Особенно мальчика. Но ты права, дело тут в Джонатане. Дело в том, что Катриона кое-что о нем узнала.
      Заинтригованные Гвиннет и Джесс смотрели на Викторию во все глаза.
      - Что узнала? - рискнула спросить Джесс.
      Виктория вновь уставилась на разбитый каркас.
      - Что Джонатан - гомосексуалист.
      В воздухе повисла продолжительная пауза. Потом Гвиннет замотала головой:
      - Просто кошмар. Не может быть! Джонатан?
      - А ты уверена? - обескураженная, спросила Джесс. - Это действительно так? - Мысленно она попыталась вспомнить, с каким лицом Джонатан смотрел на других мужчин. - Где это случилось? Когда? Ты об этом знала, да?
      Виктория кивнула.
      - А откуда ты узнала? - поинтересовалась Гвиннет.
      - Катриона нашла письмо от любовника Джонатана и попросила меня помочь. Но чем я могла помочь?
      - Почему ты?
      И тут Джесс вспомнила. Ну конечно же, это случилось у Катрионы на балу.
      - Потому что письмо было от Танкреди.
      Стеклянная дверь у них за спиной отворилась, и кто-то шагнул на причал. Но пораженные подруги ничего не слышали вокруг. Джесс теперь размышляла о характере отношений между Танкреди и Стефаном в Париже: "Они с Танкреди крепко подружились".
      Гвиннет издала истерический смешок.
      - Нет! Это никак не может быть Танкреди! Невозможно! Я точно знаю невозможно! Я спала с Танкреди. Мы занимались любовью весь день.
      - Ах, вот оно что! - Борис Бейлод дрожал от ярости, щека его нервно подергивалась.
      - Бейлод, прошу тебя...
      - Вставай. Мы уходим.
      Джесс схватила Бейлода за руку.
      - Все это было давно.
      Бейлод раздраженно оттолкнул Джесс.
      - Гвиннет...
      - Гвин, если ты останешься с этим человеком, он убьет тебя, - ровным голосом предупредила Виктория.
      В дверях послышался новый голос:
      - Мисс Джессика Хантер! Есть здесь мисс Хантер?
      К ним подошел коротко стриженный человек лет тридцати пяти в коричневом костюме. В толпе гостей Майки Зейла он выглядел точно обычный воробей в клетке с разноцветными тропическими птицами.
      - Мисс Хантер? Я - офицер Пол Гриссон. Мне нужно срочно поговорить с вами. Прошу вас, пройдемте со мной. - Гриссон отступил назад и пропустил Джесс в дверь перед собой. Тон полицейского был извиняющимся, словно Гриссон стыдился самого себя. - Это очень срочно, мисс Хантер.
      ***
      Гвиннет вяло опустилась на гидропостель.
      - Я должна была пойти с Джесс. Должна...
      - Вовсе не должна. Ты бы ничем не помогла. Только мешалась бы.
      - Но я...
      Бейлод замотал кудлатой головой:
      - Нет. - Он был все еще в своей потертой кожаной куртке, лицо его искажала гримаса отчаяния и горя. Заложив руки за спину, Борис принялся описывать шагами на полу аккуратный прямоугольник. - Ты нужна мне.
      Потрясенная Гвиннет вытаращила на Бейлода свои прекрасные аметистовые глаза. Бейлод еще раз прошелся по периметру.
      - Ты ей поверила?
      Гвиннет отвернулась и вновь подумала о связи Танкреди с Джонатаном.
      - Ты поверила ей? Господи, я мог бы убить эту бабу.., и я должен был это сделать, если бы не появился ее дружок и не увел с собой.
      Бейлод плакал.
      "Боже мой, он плачет, - подумала Гвиннет, - Натурально плачет. Самые настоящие слезы".
      - Гвиннет, я никогда не причиню тебе зла. Я никогда, никогда.., ты должна верить мне. Я люблю тебя. Я просто не могу делить тебя с кем-либо. Ты - моя. Прошу тебя, Гвиннет, верь мне. Ты нужна мне, Гвиннет. Прошу тебя...
      Гвин обняла Бориса, чувствуя, как его тщедушное тело содрогается от рыданий.
      - Все хорошо. Успокойся. - Гвин принялась гладить растрепанные волосы. - Я тебе верю.
      - Он умер полчаса назад, - отрешенным голосом сообщила Андреа.
      Они с Максом сидели рядышком на штампованных зеленых металлических стульях, безжалостный больничный свет делал их лица мертвенно-бледными.
      - Его сердце уже было ослаблено, - добавил Макс. - Еще в первый раз.
      - Что это было? - спросила Джесс.
      - Кокаин. - Взгляд Макса застыл на висевшем на противоположной стене плакате, призывавшем бороться с курением, - единственном украшении больничного коридора. - Парадизо дал ему кокаин. И не только понюхать.
      - Игла все еще торчала у него в руке, - деревянным голосом пояснила Андреа.
      ***
      Парадизо взяли на следующий день. В багажнике его "феррари" нашли пасхальное яйцо работы Фаберже, древнюю статуэтку из розового нефрита и небольшую картину Шагала. Мерзавец клялся, что вещи были подарены ему Стефаном фон Хольценбургом.
      Всю кошмарную неделю перед похоронами Макс и Андреа жили как безвольные роботы. Репортеры, почуявшие запах хорошего скандала, связанного с убийством известной персоны и наркотиками, словно мухи сахар, облепили прекрасный дом в Юнтвилле.
      - Останься с нами, - попросила Андреа Джесс. - Прошу, будь с нами, пока не кончится весь этот ужас.
      Джесс осталась и делала все, что было в ее силах. Но реальную поддержку Хольценбургам оказал Джерико Рей.
      Это был высокий худой старик с обветренным лицом цвета тика и темными когда-то глазами, выцветшими до голубизны от старости, яркого пустынного солнца и ветров.
      Джерико без особого труда уладил все проблемы с прессой: высоко подняв голову и задрав хищный орлиный нос, он быстро расправился с журналистами и любителями скандальных подробностей, пригрозив засадить их всех за решетку за нарушение права частной собственности в его, Рея, владениях.
      В день похорон Макс и Андреа легли спать очень рано, и Джесс пришлось обедать один на один со стариком.
      Джерико сидел во главе стола и невозмутимо обгладывал великолепно прожаренные бараньи ребра.
      - Ну-с, маленькая леди, и что же теперь будет с вами? - холодно и настойчиво поинтересовался Рей.
      - Не знаю.
      - Кажется, дело обернулось не совсем так, как вы ожидали? - С холодным равнодушием Джерико снимал ножом мясо с кости. - Послушайте, оставим чувства в стороне. Вы ведь с самого начала все продумали. Вам доставались все деньги.
      - Мистер Рей, дело было не в деньгах, Я о них совершенно не думала.
      Рей положил вилку, скрестил руки на груди и, не мигая, будто ящерица, уставился на Джесс холодными старческими глазами.
      - Я могла выйти за Стефана только по любви, потому что действительно его любила, как люблю и его родителей.
      Но я художник, мистер Рей, и я должна работать. Всю свою жизнь я хотела стать художницей. Я никогда не вышла бы замуж за того, кто требовал бы с моей стороны так много заботы. Это было бы нечестно. Ни в отношении его, ни в отношении меня.
      - Гм-м-м, художница? - немного помолчав, переспросил Рей. Художница... - Рей направил на Джесс указательный палец. - И можете это доказать?
      - Да, - с вызовом подтвердила Джесс.
      - Идет. Вы сами напросились. Попытайтесь убедить меня. Нарисуйте мне картину. Завтра.
      ***
      Джесс работала истово, не замечая, как летит время, и очнулась лишь тогда, когда за окнами совсем стемнело, а пальцы от наступившего вечернего холода отказывались держать кисть. Только тогда Джесс осторожно спустилась вниз по шатким узким ступеням, совершенно измотанная вернулась в дом и, разыскав Джерико Рея в кабинете Макса, положила перед ним на стол готовый портрет.
      - Вот, - сказала она довольно бесцеремонно. - То, что вы хотели.
      Джесс не знала, хорошо или плохо у нее получился портрет, да ее это и не волновало. Впервые за несколько лет она взялась за кисть, но ничего не изменилось. Глаза, руки и мозг сработали синхронно, и с полотна на мир смотрел Стефан: каждый локон золотистых волос, каждая пора молодой кожи, улыбающийся рот дышали жизнью.
      Джерико Рей безмолвно всматривался в картину.
      - А почему вы нарисовали цветы вместо глаз? - спросил он наконец.
      - Я так вижу.
      Как ни странно, но старик одобрительно кивнул:
      - Кажется, верно. - И чуть погодя хрипло добавил:
      - Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел этот портрет.
      - Как вам угодно, - согласилась Джесс. - Это ваше дело...
      В день своего отъезда в Техас Джерико разбудил Джесс рано утром, даже раньше прислуги. Они вдвоем сидели в огромной кухне и пили кофе. Старик любил обжигающе горячий, черный как деготь кофе.
      Т - Мисс Хантер, у меня к вам предложение. Андреа с Максом возвращаются в Европу. У них есть собственная вилла где-то во Франции, которую я, впрочем, сам никогда не видел. Они не смогут больше здесь жить, и потому это поместье остается пустовать.
      - В таком случае они его продадут? - Джесс не совсем понимала, какое она ко всему этому имеет отношение.
      - Вы хотели сказать, я продам. Поместье принадлежит мне.
      - О, этого я не знала.
      - Дом, постройки и пять акров первоклассных виноградников, дающих, как мне говорят, прекрасное вино. Сам я не пробовал. Если хотите, все - ваше, за исключением виноградников, их я оставлю за собой.
      - Что?! - остолбенела Джесс.
      - Боже правый, девочка, я и не подозревал, что ты можешь быть такой тупой. Я отдаю тебе дом под жилье. - Рей положил на кухонный стол какие-то бумаги. - Вчера составил. Ну-ка поставь свою закорючку. - Джерико ткнул пальцем в бумаги. - Здесь и здесь.
      Окончательно сбитая с толку, Джесс тупо уставилась на официально оформленный документ.
      - Господи Боже, до тебя доходит, как до жирафа. Послушай, деточка, я никому не делаю одолжений. Я зарабатываю тем, что использую собственный талант и таланты других людей. У меня есть отличный шанс заработать на тебе: как только у тебя появится собственное место для работы, ты будешь рисовать картину за картиной и каждый год две из них отдавать мне. Когда-нибудь ты станешь знаменитой, а я за счет этого обогащусь. С возрастом я буду становиться все богаче и богаче. Дошло?
      Джесс замотала головой:
      - Я не могу на это согласиться.
      - Кончай морочить мне голову. - Джерико достал из внутреннего кармана пиджака ручку и всунул ее в руку Джесс. - Подписывай. А теперь подумай над тем, какой будет твоя следующая картина. Время пошло.
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      Глава 1
      Шел 1971 год. Прошло более двух лет после того памятного обеда в "Фортнам", и в течение всего этого времени Катриона не переставала испытывать растущее чувство собственной вины. Ей очень хотелось взять свои обидные слова обратно и спасти дружбу с Викторией уже только потому, что подруга оказалась права.
      Какое-то время Катриона убеждала себя, что положение могут изменить дети.
      Первой родилась Кэролайн, сладкая толстушка Кэролайн, потешно ползавшая с угугуканьем и поразительной скоростью на четвереньках; Кэролайн-солнышко, вызывавшая улыбку даже на вечно высокомерно-холодном лице вдовствующей леди Вайндхем.
      Полтора года спустя на свет появился Джулиан Эрнест Канингем, родившийся с не детски крутыми скулами, приплюснутым носом и лысым, он был поразительно похож на своего деда Скорсби. Но, несмотря на то что Джонатан безумно гордился своим отцовством, дети ничего не изменили в семейной жизни. Более того, с рождением Джулиана - наследника рода Вайндхемов, сексуальная жизнь в браке для Катрионы была окончательно похоронена.
      Джонатан все реже появлялся дома. К тому же он начал привозить на выходные своих специфических лондонских друзей, перед которыми Джонатану хотелось похвастаться прекрасным домом, титулованной матушкой и даже своей красавицей женой и детьми. Времена изменились. Неожиданно оказалось престижным быть "голубым".
      "Ты была права, - сказала бы она теперь Виктории, - и я прошу прощения. И если ты прощаешь меня, то посоветуй, как же мне дальше жить?"
      Но Катриона уже дважды звонила в дверь Виктории, и никто не отзывался. Дом был темен и тих. Вероятно, Виктория не вернется до самого вечера. Может быть, даже до четырех утра. А может, и вообще не вернется. И все же Катриона решила подождать еще полчаса.
      Взглянув в очередной раз на окна Рейвнов, она неожиданно увидела в них слабый свет, пробивавшийся, видимо, из дальних комнат. Оказывается, Виктория была все это время дома, но не отвечала на звонки. Спала? Принимала душ?
      Катриона перебежала на противоположную сторону улицы, миновала каменные ворота дома, одним прыжком перескочила ступеньки лестницы перед подъездом и решительно нажала кнопку звонка под табличкой с надписью: "РЕЙВН".
      Она напряженно ждала, но из дома не доносилось ни звука. Неожиданно над ее головой загорелась лампочка, и Катриона почувствовала на себе пристальный взгляд невидимых ей глаз.
      Дверь медленно и бесшумно отворилась.
      - Добрый вечер, Катриона. - На пороге стоял Танкреди Рейвн. - Заходи, ты вся промокла.
      ***
      Катриона и представить себе не могла, что сможет когда-нибудь заговорить с Танкреди, но не успела она оглянуться, как уже сидела у камина с весело потрескивающими в нем березовыми поленьями и отпивала мелкими глотками предложенный Танкреди бренди, чувствуя, как расслабляется и согревается продрогшее тело.
      - Я, видно, так крепко спал, что совершенно не слышал звонка. Танкреди грациозно потянулся и зевнул. - Это была очень долгая и изнурительная игра - почти сутки. Идиотизм. Я обычно не играю в покер.
      Танкреди принялся настолько живо и красочно рассказывать об игре, что Катриона очень ясно представила себе описываемую обстановку, словно сама присутствовала при игре: решительные лица, склонившиеся над покрытым зеленым сукном столом в уютной комнатушке; свет за окном постепенно тускнеет, пока не превращается в непроглядную ночную темень, которая затем снова наливается серостью ранней зари, и вскоре яркое солнце опять заливает прокуренную, душную комнату. Катриона чуть ли не слышала, как во время игры пощелкивают "компьютерные мозги" Танкреди.
      - Ты выиграл? - вежливо спросила она.
      Танкреди взглянул на Катриону с некоторым удивлением.
      - Разумеется. Но знаешь, все это достаточно глупо. Сам не знаю, почему волнуюсь. Я ведь всегда выигрываю, а это чаще всего лишает игру остроты, не так ли?
      - Не знаю, - спокойно ответила Катриона. - Сама я не привыкла побеждать.
      - Ничего, привыкнешь. Терпение. - Танкреди взглянул на Катриону из-под полуприкрытых век. - Есть древнее китайское проклятие. - Он криво усмехнулся. - Звучит примерно так: "Чтобы все твои желания сбылись". Тебе я никогда бы этого не пожелал. - Танкреди поставил чашку на столик и одарил Катриону ослепительной улыбкой. - Очень жаль, что ты не застала Викторию. Она уехала в Шотландию: тетушке Камерон что-то нездоровится. За неимением лучшего тебе придется довольствоваться мною.
      Катрионе всегда был неприятен Танкреди, но неожиданно она обнаружила, что чувствует себя удивительно комфортно в его обществе. Она с удовольствием оглядела комнату с многочисленными полками, в которых были плотно установлены книги в прекрасных кожаных переплетах. Неизвестно почему, но выглядели они совсем не так, как книги в кабинете отца Катрионы: чувствовалось, что Танкреди заботится о книгах и часто их перечитывает.
      Краем глаза Катриона увидела четыре шахматные доски с расставленными на них ониксовыми фигурками - видно, Танкреди имел привычку играть с самим собой. В углу стоял большой концертный рояль "Стайнвей", а на нем фотография Виктории в серебряной рамке. На снимке ей было лет тринадцать-четырнадцать: белые волосы девочки разметались по плечам, а на лице застыла живая, озорная улыбка.
      Катриона представила себе Танкреди, сидящего глубокой ночью в красном шелковом халате за роялем: длинные пальцы проворно бегают по клавишам, вызывая к жизни страстные аккорды - что-нибудь из Листа или Рахманинова, а перед ним - смеющееся лицо молоденькой Виктории на фотографии.
      Затем Катриона представила себе Танкреди, играющего для Гвиннет. Гвиннет была в этом доме, может быть, даже сидела у этого же камина, в этом самом кресле. И Джонатан.
      Боже, и Джонатан тоже...
      - Ты занимался с ним любовью? - не выдержала Катриона.
      - Да, - мягко признался Танкреди.
      - Но почему? Почему ты это сделал? Ведь ты мог найти кого-нибудь другого. Зачем ты отнял у меня Джонатана? - допытывалась ответа несчастная Катриона.
      Танкреди покачал головой:
      - Я не отнимал у тебя Джонатана. Начнем с того, что он никогда тебе не принадлежал.
      Танкреди нажал кнопку на стереорадиоле. Музыка волнами заполнила комнату, переливаясь звуками, словно драгоценный магический камень цветами. Катриона мимолетно вспомнила об аметисте, который Танкреди подарил Виктории. Как жаль, что Виктория потеряла кольцо.
      - Видишь ли, Джонатан - это Джонатан. Он таким родился: половые пристрастия накрепко запечатлены в генах точно так же, как цвет волос или размер ноги. И все прожитые годы Джонатан вначале только догадывался об этом, потом понял и пытался сопротивляться, заставляя себя чувствовать иначе: ведь всю жизнь его учили, что чувства, доставляющие ему столько радости, - не что иное, как извращения.
      Танкреди взялся за графин.
      - Еще бренди? Я хотел показать Джонатану, что все совсем не так. Что он тоже имеет право на место под солнцем.
      Что и в его положении можно сохранять чувство достоинства и свободы... И кроме того, мне казалось, что в моих силах предотвратить его женитьбу на тебе.
      Катриона ошеломленно слушала Танкреди, голос которого звучал контрапунктом в музыке Вивальди.
      - Но у меня не получилось. И не только это. Оказалось, Джонатану не нужна свобода. Джонатан Вайндхем обладает телом принца и мозгами нищего. Блестящая упаковка для испорченного продукта. - Танкреди снисходительно улыбнулся. - Собственно говоря, Джонатан довольно туп...
      Катриона внезапно поймала себя на том, что и в самом деле проверяет истинность утверждения Танкреди. И, смутившись, согласилась с Рейвном, удивляясь, почему она прежде никогда не замечала, что Джонатан и в самом деле тупой.
      А раз она так ошибалась в муже, то, возможно, никогда по-настоящему и не любила его как такового. Может быть, владевшее ею все эти годы заблуждение объясняется тем, что Танкреди назвал "блестящей упаковкой"?
      Катриона внимательно посмотрела на красивые руки Танкреди, потом перевела взгляд на босые ступни, пальцы которых легкими вращениями гладили ворс ковра, затем на хорошо развитые голени с мускулистыми икрами, черные волосы, в изобилии растущие на оливкового цвета коже, колени, скрытые полами халата. И почувствовала, как ее тело наливается тяжестью и томлением, вызванными не только действием бренди. Теперь она поняла, что чувствовал Джонатан. На месте мужа Катриона сделала бы все, чтобы удержать Танкреди.
      "Он говорил мне, что я красива", - бедная Гвиннет все еще любила его.
      "Танкреди все любят", - зазвучал в голове Катрионы голос Виктории.
      Виктория... Катриона смущенно заморгала, вспомнив о цели своего визита.
      - Я пришла сюда увидеться с Викторией, - сказала она вслух. - Мне нужно ей кое-что сказать.
      - Что бы это ни было, можешь сказать мне. - Очень темные глаза Танкреди завораживающе действовали на нее.
      - Я хотела извиниться, - прошептала Катриона, околдованная этим магическим взглядом.
      - Все хорошо, что хорошо кончается, - пошутил он.
      Катриона неуверенно улыбнулась.
      Сама не зная почему, она протянула руку и прикоснулась к волосам Танкреди, почувствовав между пальцами их упругость и живость. Танкреди перехватил руку Катрионы и, повернув, поцеловал ее в ладонь. Их глаза встретились. Губы Танкреди были твердыми и горячими. Катриона начала дрожать. По щекам ее неожиданно потекли слезы.
      - Не плачь.
      Танкреди встал и протянул к ней руки. Катриона, забыв обо всем на свете, бросилась к нему в объятия; и она почувствовала вкус соли собственных слез. Затем Танкреди опустил руки ей на плечи и решительно отстранил от себя.
      - А теперь ты должна идти. Уже очень поздно, а мне еще предстоит долгая бессонная ночь.
      - Нет. - Катриона, не веря своим ушам, смотрела на Танкреди и мотала головой. Он не может так поступить: разбудить в ней чувство, а потом прогнать прочь.
      - Нет, да. - Кончиком пальца Танкреди прикоснулся к уголку губ Катрионы.
      - Но, Танкреди... - Катриона произнесла его имя нежно, медленно, смакуя на языке каждую гласную. - Танкреди, я не могу... Танкреди, ты мне нужен.
      Рейвн взял Катриону за руку и подвел к входной двери.
      - Я нужен тебе? - Катрионе показалось, что Танкреди вот-вот рассмеется. - Ошибаешься. У тебя есть собственные ресурсы, дорогая моя Катриона, которые тебе и не снились.
      И в свое время ты все их раскроешь. И будешь счастлива, обещаю тебе.
      - Ресурсы.., то же говорила Виктория, когда мы...
      - Проводили свой маленький сеанс? Я все о нем знаю.
      Виктория мне рассказала.
      - И все сбылось, - неожиданно содрогнулась Катриона. - Со всеми нами.
      Последним впечатлением Катрионы от этой встречи остался высокий темный силуэт в дверном проеме, подсвечиваемый мягким золотым сиянием. Катриона услышала, как с улыбкой в голосе Танкреди прокричал ей на прощание:
      - Тебя ждет большое будущее, Катриона Скорсби! Ты же знаешь: в конце концов все происходит так, как сказала Виктория!
      Глава 2
      Осенью 1972 года Гвиннет и Борис Бейлод наконец переехали в Нью-Йорк.
      Отношения между Бейлодом и Гвин теперь носили несколько патологический характер. Бейлод редко позволял Гвиннет исчезать из поля его зрения. В нем развилась маниакальная уверенность в том, что стоит Гвиннет выйти за порог дома без него - и она никогда уже не вернется. Борис постоянно следил за Гвиннет, когда ей выпадали небольшие персональные заявки на съемки и даже во время походов за покупками. Так продолжалось, пока оба они не выдохлись.
      - Никогда не оставляй меня, - то властно, то униженно упрашивал Бейлод, тем самым вызывая в Гвиннет омерзение.
      И ей снова и снова приходилось обещать:
      - Хорошо, я всегда буду с тобой.
      Бейлод открыл новую эру своеобразной эротичности снимков для журналов мод. Он сделал серию снимков с тщательно продуманной композицией: Гвиннет выпадает из окна десятого этажа - руки раскинуты, глаза широко раскрыты, рот перекошен криком; Гвиннет ползет по черепичной крыше в черном кожаном полупальто и мини-юбке, за спиной ее зловещая тень ножа в руке преследователя.
      Однажды кинорежиссер-авангардист снял в их квартире фильм, в котором чернокожий парень с идеальным телосложением, сидя верхом на белом, гнутой древесины, стуле, и очень бледная девушка с белыми волосами, тоже сидящая верхом, но уже на черном стуле, в течение восьми часов ласкали друг друга. Отредактированная картина сократилась до четырехчасовой киноэпопеи и получила приз на фестивале подпольного кино.
      Режиссер хотел, чтобы в фильме участвовала также и Гвиннет, но Бейлод не позволил.
      Гвиннет раздевалась только для него.
      Четыре года прошли в маниакальном бреду.
      Странно, но чем больших успехов они добивались, тем больше мрачнел Бейлод. Он все чаще и чаще впадал в молчаливую безудержную ярость. В такие моменты Борис нуждался в объекте, на котором мог бы сорвать свой гнев, и он набрасывался на Гвиннет. Обычно он обвинял ее в неверности.
      - Я видел, как ты смотрела на него, ты - проститутка, - орал Бейлод, после чего переходил к критике внешности Гвин. - Ты только посмотри! - Он потыкал пальцем еще не высохший пробный отпечаток. - Ты толстеешь. Выглядишь как долбаная корова!
      Гвиннет послушно всматривалась в фотографию, видя ее глазами Бейлода, и содрогалась, находя несуществующую полноту в своей уж слишком худой фигуре.