Пришла открытка от Катрионы и Джонатана, после чего Джесс позвонила Катрионе и услышала в голосе подруги такую искреннюю радость по поводу этого звонка, что в полной мере осознала свою вину за долгое молчание.
      Пришла поздравительная открытка и от Гвиннет: высокий стилизованный небоскреб, из всех окон которого высовывались счастливые люди. В конверте лежала еще и длинная записка, смысл которой при первом чтении Джесс понять не удалось, а потому она вновь и вновь перечитывала послание подруги.
      "Дорогая Джесс!
      Как там богемная жизнь?
      Прости, что до сих пор не писала, но тому были ОЧЕНЬ ВЕСКИЕ ПРИЧИНЫ. Мистер и миссис Вере затеяли бракоразводный процесс, и теперь я оказалась между двух огней. Каждый из супругов делится со мной жалобами на подлость своей бывшей драгоценной половины.
      Миссис Вере, весьма чопорная дама (у меня язык не повернулся бы хоть раз назвать ее "Си Си" - помнишь?), забрала детей и вернулась к матери. Кроме того, она прихватила с собой всю мебель. Джон, обрадовавшись этому обстоятельству, как рождественский клоун, набил дом всевозможными цветами, громадными подушками и каким-то бродячим людом. Все они курят марихуану (теперь это называется травкой), играют на гитаре и пишут стихи. Мне кажется, Джон мнит себя эдаким покровителем искусств.
      В отношении меня он испытывает некоторое чувство вины, а потому предоставил мне право выбора: идти на все четыре стороны или же остаться у него в доме. Домина огромный (это надо видеть, Джесс), и теперь я имею в полном своем распоряжении весь верхний этаж. Кроме того, Джон нашел мне работу в своем рекламном агентстве. Теперь я администратор. Целый день вишу на телефоне и встречаюсь с забавными людьми. Ах, если бы было время рассказать тебе о них! И как вообще мне хотелось бы иметь здесь настоящего друга, с которым я могла бы поделиться своей счастливой судьбой! И почему тебе не приехать ко мне? Подумай об этом как-нибудь, Джесс. В Лондоне сейчас, должно быть, холодии-и-ище!
      Люблю, люблю и еще раз люблю... Между прочим, как там дела на любовном фронте?
      Гвин".
      Письмо было очень живым и веселым, совсем не в стиле Гвиннет. Звучало письмо по-американски счастливо, но не совсем понятно. И куда это только Гвин занесло?
      ***
      Первые признаки беспокойства овладели Джесс, как только она вошла в собственную квартиру на Онслоу-Гарденз и закрыла за собой дверь.
      Три недели Джесс не видела Фреда и ничего о нем не слышала: сегодня-завтра она сообщит любимому свою потрясающую новость.
      "Боже мой, - тревожно подумала Джесс, - а относится ли ко мне Фред по-прежнему? Может, за эти три недели он уже забыл меня? Может, Фред успел уже найти себе кого-нибудь еще? - Джесс испугалась. - А вдруг Фред не хочет ребенка? Вдруг он придет в ярость? Вдруг я его потеряю?.."
      В конце концов она решила не встречаться с Фредом сегодня вечером лучше увидит его завтра утром на занятиях. А завтра вечером они опять будут вместе. И тогда он узнает о ребенке.
      Но утром Фред на занятия не пришел.
      Он никогда не пропускал занятий. Должно быть, заболел. Но он никогда не болел.
      На Блоссом-Мьюс дверь в студию была раскрыта нараспашку. Лестница вся завалена мусором, сама студия совершенно пуста.
      - Две недели назад за ним приходили копы, - доверительно сообщили Джесс во дворе.
      - Полиция? О Боже! Он.., он в тюрьме?
      - Не-е-еа - удрал.
      - А куда?
      - Не мое дело.
      ***
      На следующий день в "Кения кофи хаус" в Найтбридже Виктория отчитывала Джесс:
      - Нет, ты совершенно непроходимая идиотка! - Виктория, как всегда, выглядела весьма экстравагантно во французском беретике, ловко сидящем на ее коротко остриженной серебряноволосой головке. Рядом с ней Джесс чувствовала себя неуклюжей, безвкусно одетой и глупой. - Почему ты не пользовалась контрацептивами?
      Джесс беспомощно покачала головой:
      - Не знаю. Я не думала. Все это случилось так.., так быстро...
      - И он, конечно же, тоже не пользовался? Они никогда не пользуются.
      Джесс обратилась к Виктории, потому что ей больше не к кому было обратиться. К тому же она почему-то думала, что Виктория знает, как следует поступать в подобных случаях.
      - Когда я рассказала обо всем дома, мать послала меня в приют для девушек, попавших в беду. Я рожу ребенка, его оставят в приюте, а я вернусь домой, и все будет так, словно ничего и не произошло. Это мать так говорит. Но я... Я понимаю, что мне нельзя иметь ребенка от Фреда, и решила от него избавиться.
      Виктория вздохнула. Достав из сумочки небольшую записную книжку в черном кожаном переплете, она принялась листать ее в поисках нужного адреса. Отыскав необходимую запись, Виктория дала Джесс номер телефона врача в Голдерс-Грин.
      - Попробуй у него. Одна из моих подруг там уже побывала. Говорит, что все в порядке.
      ***
      Здание небольшой частной клиники ничем не отличалось от других выстроившихся в ряд каменных коттеджей в стиле короля Эдуарда:
      Джесс приехала туда в девять вечера и, расплатившись, отпустила такси. Чувствовала она себя при этом совершенной преступницей.
      В восемь утра Джессика уже лежала на операционном столе. К девяти часам она уже снова была в своей палате и отдыхала после операции. Сиделка принесла ей чашку крепкого и сладкого, как сироп, чая.
      В полдень Джесс уже вернулась на свою квартиру в Кенсингтоне.
      Все прошло быстро, качественно и абсолютно беззвучно. Пришла, ушла - и никакой беременности.
      По крайней мере теперь ей не придется бросать ребенка Фреда на произвол судьбы.
      Джесс села на аккуратно застеленную постель и окинула взглядом свою узенькую комнату: мольберт, рисовальная доска, большая черная папка для эскизов. Она вдруг с пугающей ясностью поняла, что никогда уже не сможет вернуться в художественный класс - слишком многое там будет напоминать о Фреде. А ей во что бы то ни стало надо о нем забыть и никогда, никогда больше не думать. Иначе она не выживет...
      Весь день Джесс продремала в постели. Вечером она написала письмо Гвиннет:
      "Если в твоем великолепном замке найдется еще одна "громадная подушка" для твоей старой подруги и если подруга тебе до сих пор все еще нужна, то я в полном твоем распоряжении. К тому же ты права: в Лондоне и впрямь холодно, а я слышала, что самолеты летают в Филадельфию каждый день".
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Глава 1
      Белый подковообразный пластиковый стол Гвиннет располагался как раз напротив лифтов. Справа на столе стояли телефоны, слева - ваза с живыми цветами, которые менялись каждый день, прямо перед Гвин лежала огромная книга регистрации. Помещение походило скорее на великолепную гостиную, нежели на приемную рекламного агентства.
      Гвиннет любила свою работу. Здесь она чувствовала себя в центре внимания. Ее призывали на обсуждение новых макетов рекламы. Она научилась очень правдоподобно врать, отвечая на телефонные звонки, и получала огромное удовольствие от ощущения собственной власти, когда к ней обращались за советом по поводу выбора той или иной новой топ-модели для коммерческой и печатной рекламы.
      А в сентябре 1968 года в агентстве произошли два события, навсегда изменившие дальнейшую судьбу Гвиннет.
      Первое из них - получение заказа на рекламу только что изобретенного средства для окраски волос "Тони Тресс", обещавшего настоящую революцию в деле ухода за рыжими волосами и предлагавшего целую гамму цветов от нежно-белокурого до огненно-красного. Второе событие - прием на работу Бориса Бейлода, молодого фотографа из Лос-Анджелеса с замечательно живым лицом, каштановыми кудрями и глазами настолько темно-голубыми, что они казались черными.
      Борис не стал терять времени зря - к великому ужасу исполнительного директора, он захватил все бразды правления. Несмотря на малый рост, Бейлод был просто-таки одержимой личностью, энергии в нем хватало на десятерых, а честолюбия - и на всю сотню. Вдобавок ко всему Борис был еще и невообразимо требовательным профессионалом.
      Бейлод лишь мельком глянул на глянцевую, 8х10, фотографию выбранной уже для рекламы "Тони Тресс" модели, почесал переносицу и коротко бросил:
      - Не пойдет. Когда мое творение покидает студию, на нем стоит мой фирменный знак. Мир его видит и говорит:
      "Этот портрет сделал Бейлод". Вот зачем я здесь. Так что все сделаем по-моему. Я сам займусь поисками моделей.
      ***
      Гвиннет сидела за своим белым столом и, поочередно откусывая то плавленый сырок, то сандвич с корешками люцерны, то ярко-зеленое огромное яблоко, писала письмо Катрионе.
      "Дорогая Кэт.
      Прости, что так долго не писала, но в "городе цветов" время летит слишком быстро! Сама не знаю, как мы выдерживаем этот бешеный ритм! Джесс здесь уже полностью обжилась, можно сказать, аборигенка. Носит на голове повязку, мини-юбку, прикрывающую ягодицы только в том случае, если стоять прямо, и покуривает травку.
      Мы все еще живем в доме Джона Верса. Я все так же люблю свою работу, а Джесс все так же трудится в нашем отделе искусства, занимаясь рутинной работой. Мне хотелось бы заставить ее вернуться к настоящему рисованию, но она говорит, что и думать об этом не желает".
      Гвиннет задумалась, стоит ли писать Катрионе о том, чем еще занимается Джесс.
      Как и предполагала Гвиннет, сразу же по прибытии в Сан-Франциско Джессика со всей воинственностью новообращенной погрузилась в пучины сексуальных экспериментов и приключений, пропагандируемых в городе на каждом углу.
      Со знанием дела покачивая головой, Гвиннет объясняла себе поведение подруги реакцией на ее лондонские злоключения.
      Ведь ей даже пришлось сделать аборт. Ясно, что теперь Джесс старается поставить между собой теперешней и своими ужасными воспоминаниями как можно больше мужчин.
      Откуда-то сверху над столом раздался резкий, требовательный голос:
      - Это ваш натуральный цвет волос?
      Ну конечно, Борис Бейлод.
      - Разумеется, натуральный, - холодно отозвалась Гвиннет.
      - Не "разумеется". - Бейлод наклонился над столом и попробовал на ощупь прядь волос Гвин, после чего кончиками пальцев приподнял подбородок девушки и принялся изучать ее лицо. - Кто в этом мире учил вас накладывать макияж? - сердито спросил Бейлод. - Какая-нибудь молоденькая кассирша в Вулворте?
      Гвиннет гневно отдернула голову в сторону.
      - Мистер Бейлод, это грубость. И вовсе не ваше дело.
      - Именно мое. Надевайте пальто. Мы уходим.
      - Вы, может быть, и уходите, - раздраженно фыркнула Гвиннет. - А у меня еще есть работа.
      - И вы, разумеется, незаменимы. На эти долбаные звонки может отвечать любой. Вызовите кого-нибудь из машинисток.
      Гвиннет откинулась в своем кресле и расхохоталась.
      - Но почему я должна отпрашиваться? Зачем?
      Борис ответил ей тоном, давшим понять, что она, Гвиннет, непроходимая тупица и не умеет читать его, Бейлода, мысли.
      - Разумеется, я хочу сделать ваши пробные снимки.
      Они прошли уже два квартала, и Бейлод, впихнув Гвиннет в старинные чугунные ворота, поволок ее к солидному зданию с красными дверьми в глубине двора. Салон Элизабет Арден!
      - Здесь сейчас работает отличный новый парень из Лондона. Кроме него, в этом городе никто не умеет сделать нормальную стрижку.
      Бейлод прорвался в салон, несмотря на бурные протесты и заявления о том, что "у мистера Дирка весь график забит".
      - Чрезвычайная ситуация! Да вы и сами видите! - Бейлод выразительно указал на голову Гвиннет.
      После салона Борис потащил Гвин по Пауэл-стрит, через Юнион-сквер в "И. Магнии", где сделал ряд странных, по мнению Гвиннет, покупок в отделе косметики.
      - Кто за это за все заплатит? - беспомощно спросила Гвиннет. - Я не могу себе позволить стричься у Элизабет Арден и покупать такие дорогие вещи. - Бедняжка даже не совсем ясно себе представляла, как с некоторыми из них обращаться. - И зачем целых три оттенка основы для пудры? - В маленькой коробочке, подобно каким-то ужасным, задравшим лапки насекомым, лежали накладные ресницы. - Мистер Бейлод, ради всего святого, что вы делаете? Я не могу это носить, вы это не серьезно... Бейлод, подождите!
      Сидя рядом на заднем сиденье такси, они ехали по Четвертой улице в сторону Харрисона - в тот район города, который Гвиннет никогда не знала да и не стремилась узнать. Это был район дешевых баров, ломбардов, бродяг-оборванцев, пивших прямо из бутылок и спящих в коричневых бумажных мешках. Такси остановилось у ветхого здания товарного склада, окна которого были либо зарешечены, либо просто забиты стальными брусьями. Бейлод извлек из кармана брюк большую связку ключей и отпер три отдельных замка.
      Гвин была совершенно одна в этом ужасном здании с человеком, которого едва знала, определенно сумасшедшим, может быть, маньяком-женоненавистником или извращенцем, который измажет ее с ног до головы тональным кремом, наклеит по всему телу накладные ресницы, потом изнасилует и убьет. Тело Гвин будут искать, быть может, несколько дней... От волнения у бедняжки на лбу выступил пот, и она принялась нервно поправлять дрожащими пальцами свою новую, стильную прическу.
      - Бейлод, а что это за место? - выдавила Гвиннет, заставив себя при этом неестественно громко хохотнуть.
      - А вы что, черт возьми, думаете? Здесь - моя студия.
      - Как здесь? В таком районе?
      - Это дешево.
      Гвиннет села к заваленному косметикой туалетному столику и уставилась в зеркало.
      - Ну и что с этим делать? - спросил Бейлод, аккуратно убрав волосы со лба Гвин и пристально разглядывая ее лицо. - Боже правый, как вы думаете, что это такое? Разве это нос?
      Гвиннет, которая до сих пор полагала именно так, издала нервный смешок.
      Бейлод презрительно фыркнул и принялся за работу. Руки его действовали так профессионально, что прежние страхи Гвиннет как-то сами собой улетучились. Вначале базовый крем на все лицо, затем наложение тона на нос, щеки, лоб и шею. Бейлод то и дело вертел голову Гвиннет, пристально изучая каждую деталь ее лица. Когда с подготовкой было закончено, легкими шлепками он наложил румяна, а вслед за этим, орудуя кисточкой, принялся за тени. Бейлод выбрал мягкий золотисто-коричневый цвет, тон которого в уголках глаз усилил до темно-коричневого. Достав из коробочки накладные ресницы, он нанес на них специальный клей и с поразительной ловкостью прилепил к векам.
      Гвиннет моргнула. Ресницы казались тяжелыми и неудобными.
      - Придется привыкнуть, - констатировал Бейлод.
      Гвиннет встала у белого бумажного фона, чувствуя себя без очков совершенно беззащитной, а неутомимый, полный творческой энергии Бейлод занялся установкой света.
      Когда с этим было покончено, Борис открыл небольшой холодильник, стоявший в углу студии, и извлек из него бутылку шампанского. Наполнив пенящимся напитком пластмассовый стаканчик до краев, Бейлод вручил его Гвиннет.
      - Выпейте! Вы скованны, как бочка. Надо расслабиться. Ну давайте же пейте. - Борис увещевал Гвин, словно ей предстояло выпить лекарство.
      Теперь он делал какие-то свои прикидки, глядя на Гвин сквозь лес расставленных вокруг нее прожекторов и светильников, и мотался взад-вперед, высчитывая необходимое фокусное расстояние.
      Гвиннет поставила стакан на столик и в ожидании замерла на месте.
      - О Боже! - теряя терпение, воскликнул Бейлод. - Ни дать ни взять манекен в витрине универмага! Немного выразительности, пожалуйста! Живости! Думайте о чем-нибудь возбуждающем! - Борис пощелкал пальцами. - Ваш любовник. Представьте себе, что вы со своим парнем занимаетесь любовью.
      Было ли тому виной шампанское, а может, какое-то химическое излучение, исходившее от самого Бейлода, но неожиданно для себя самой Гвиннет вернулась в тот полдень, в Челси, во время, которое обещала себе забыть. Она ясно видела прекрасный римский профиль Танкреди, освещенный лучами заходящего солнца, чувствовала, как его руки поднимают ее, чувствовала вкус его губ...
      - Отлично! - закричал откуда-то далекий голос. - Фантастика! Держите этот взгляд... Потрясающе! - Клик. Клик.
      Клик. - А теперь давайте сменим тему. Немного злости.
      Печаль. Вам наплевать на этого парня. Он вас бросил.., по-настоящему "кинул" вас.
      Зазвучали отчужденно-грубые слова Блайна: "В Шотландию, мадам. Поезд мистера Рейвна отходит через несколько минут".
      - Эй! Да это просто сенсация! Вы совсем неплохая актриса, Гвин, вы знаете об этом? - Клик. Клик. Клик.
      Гвиннет вернулась на землю. Она помотала головой и дрожащим голосом попросила:
      - Я больше не могу. Мне надо домой. Я плохо себя чувствую.
      Бейлод нахмурился.
      - Не говорите мне, что вы можете, а чего не можете. Вы будете делать то, что я скажу. А я говорю: надо работать, надо вертеть своей задницей до тех пор, пока я не скажу "хватит".
      Глава 2
      Сентябрь того же года. Катриона вот уже два года как замужем.
      "Дорогие Джесс и Гвиннет.
      Не получала от вас весточки вот уже целую вечность, но я прекрасно понимаю, как вы обе заняты.
      Собственно говоря, я и сама основательно загружена...
      Джонатан, разумеется, просто великолепен. Не знаю, когда еще я была так счастлива".
      Катриона была глубоко несчастна, но гордость не позволяла ей признаться подругам в том, что ее брак обернулся катастрофой. Они с Джонатаном даже спали в разных комнатах.
      Но возможно, оно было и к лучшему, поскольку интимная жизнь молодоженов потерпела крах с первой же брачной ночи. И коль скоро любая заинтересованность в сексе рассматривалась Вайндхемами как признак дурного воспитания, Катриона в конечном итоге возблагодарила судьбу за то, что ее избавили от очередной порции унижения.
      Катриона потеряла девственность лишь с третьей попытки.
      - Все равно что пытаться пробиться сквозь каменную стену, - с горечью пожаловался неудачливый супруг, в то время как Катриона изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться.
      И впоследствии не было никаких нежных ласк, бережных рук, возбуждающих поцелуев. Джонатан взбирался на супругу, справлял свою нужду, удовлетворялся и уходил. Редко он оставался в ее постели более чем на час и ни разу на всю ночь. Безопаснее было писать о доме.
      "Реконструкция все продолжается. Я чувствую себя героиней исторического романа, возвращающей старому разрушенному замку его былую славу. Мой дорогой папочка нам во всем помогает".
      На самом деле Эрнест Скорсби был страшно недоволен.
      Он уже потратил на реконструкцию имения Вайндхемов сумму, вдвое большую обещанной, а конца и края работам не предвиделось. Счета росли как снежный ком, а мать и сын Вайндхемы продолжали строить все новые планы переделок и, с нетерпением ожидая очередной подписи Скорсби под очередным чеком, заказывали новую обстановку во все комнаты.
      "Мы с Джонатаном в последнее время ведем очень активную жизнь в обществе, встречаемся с массой друзей в Лондоне".
      И снова ложь: Джонатан не питал ни малейшего интереса к друзьям Катрионы, за удивительным исключением - Виктории. К ней он проявлял повышенное внимание. Виктория Рейвн, так в конечном итоге и не закончившая свой Оксфорд, теперь была зарубежной корреспонденткой, аккредитованной крупной лондонской газетой.
      - Ты только посмотри, - закричал однажды утром за завтраком Джонатан. - Твоя подруга везде успевает! Боже мой, она действительно попала в самый эпицентр снайперской перестрелки! И ей посчастливилось выбраться оттуда невредимой!
      После сделанного открытия Джонатан не пропускал ни одной статьи Виктории: вырезал их и бережно хранил, потрясенный фактом, что он знаком с человеком, ведущим такую опасную и чарующую своей остротой жизнь.
      Но подвиги Виктории оставались единственной точкой соприкосновения интересов Катрионы и Джонатана. Когда они выбирались в Лондон - в театр или на приемы, - Джонатан исчезал на часы, не говоря Катрионе, где проводит время. А позже он стал ездить в Лондон и без жены.
      Собственно говоря, Джонатан жил жизнью, полностью обособленной от Катрионы. В комнате у него был отдельный телефон, по которому Джонатан частенько говорил с кем-то далеко за полночь.
      А по утрам Джонатан с нетерпением ожидал появления красного почтового фургона и коршуном бросался на прибывшую корреспонденцию, Временами сразу же засовывая конверт в карман, чтобы прочесть письмо позже, без свидетелей.
      "До чего же прекрасно жить с человеком, которого ты любишь и который любит тебя..."
      Катриона отложила в сторону ручку и вздохнула.
      Сердце ее более не претендовало на абсолютное счастье.
      Катриона грустно смотрела вслед ярко-красному "астон мартину" Джонатана. У мужа появилось совершенно мальчишеское пристрастие к быстроходным машинам, и Катриона подарила ему ко дню рождения спортивный автомобиль последней модели. Теперь Джонатан то и дело мотался на нем в Лондон. Без Катрионы.
      Дождавшись, когда приземистая маленькая красная машина с ревом исчезла за дальним поворотом шоссе, Катриона вернулась в дом и постаралась пройти мимо комнаты свекрови незамеченной.
      "Ненавижу ее! - зло подумала Катриона. - Она рада тому, что Джонатан меня не любит. Она не хочет, чтобы я жила здесь. Ей нужны только мой деньги - Она не позволит Джонатану любить меня".
      Катриона медленно поднялась по широкой лестнице с массивными резными дубовыми перилами, разглядывая развешанные по стенам портреты давно умерших предков Вандхемов. Катриона прошла к себе в спальню.
      По случаю теплого солнечного дня окна в комнате были открыты настежь, и Катриона вновь подумала о том, как должно быть сейчас здорово нестись с Джонатаном в Лондон в "астон мартине" с открытым верхом, подставив лицо приветливому ветру, развевающему ее роскошные волосы.
      Не находя себе места, Катриона прошла в гардеробную Джонатана. Здесь стоял большой шкаф, в котором хранились костюмы, пиджаки, куртки, брюки и фланелевые костюмы для гольфа.
      Она открыла двери шкафа и зарылась лицом в одежду. Вот ворсистый пиджак от Харриса, который еще вчера был на Джонатане, даже еще сегодня утром. В нем, может быть, еще сохранилось тепло тела Джонатана... Она просунула руки в широкие рукава пиджака, и по щекам ее невольно потекли горячие слезы. Тут Катриона услышала хруст бумаги и увидела уголок конверта, торчащий из внутреннего кармана. Дорогой, из кремовой веленевой бумаги конверт был подписан от руки, и твердый почерк показался Катрионе знакомым.
      "Сколько раз повторять тебе, дорогой Джонатан, что все кончено? Прошу тебя, пожалуйста, прекрати этот шквал телефонных звонков и писем. Это становится тягостным для нас обоих. Если для тебя столь жизненно необходимо увидеться со мной, я буду в среду у Таннеров, но не дольше чем до полуночи. И это, дорогой мой, будет в последний раз. В любом случае в четверг я уезжаю на Континент и ни за что не скажу тебе, куда именно".
      Письмо было без подписи.
      Катриона уставилась на лист бумаги в полнейшей обреченности. Ну конечно. Она давно уже чувствовала, что между ней и мужем есть кто-то еще, но изо всех сил пыталась не замечать этого. Что ж, больше невозможно обманывать себя...
      Мысли Катрионы закружились в беспорядочном вихре.
      Кто она? Где он ее встретил? Когда?
      Кто такие эти Таннеры? Фамилия знакомая.
      Катриона изо всех сил напрягала память, пока та наконец не сработала. "Таннеры" - закрытый клуб на Бонд-стрит в Лондоне, с отличной кухней и широким выбором азартных игр для сливок общества.
      Принимая решение, Катриона была на удивление спокойна. Поджав губы, она вложила письмо обратно в карман пиджака и аккуратно повесила его на место, в шкаф.
      Затем принялась мыть лицо холодной водой до тех пор, пока не исчезли последние следы слез. После этого она, надев белую водолазку и песочного цвета брючный костюм, внимательно оглядела себя в зеркале: шелковая повязка, поддерживающая волосы, сумочка из крокодиловой кожи, в тон с дорожными туфлями, дорогой чемодан - Катриона криво усмехнулась: очаровательная молодая леди Вайндхем в полной готовности к путешествию в Лондон.
      Полчаса спустя на шоссе по направлению к Лондону, хватаясь руками в кожаных перчатках за грязные поручни остановленного ею грузовика "Бритиш транспорт", Катриона мимоходом подумала о том, что еще не раз пожалеет о своем поступке. Но она уже не могла остановить себя. Она должна пойти в клуб "Таннеры" и посмотреть, с кем там сегодня в полночь встречается Джонатан. Ей необходимо было это узнать.
      Глава 3
      В то время как Катриона в четыре часа пополудни снимала номер в гостинице "Савой" в Лондоне, в Калифорнии было восемь часов утра, и начинавшийся день обещал быть исключительно жарким. Ни малейшего дуновения ветерка, и судя по всему, температура обещала перевалить за тридцать даже здесь, на побережье.
      Тени нигде нельзя было найти, разве только в джипе, да и он, с досадой подумала Гвиннет, к моменту их возвращения превратится в раскаленную печку. Глядя на Бейлода, энергично махавшего по направлению к холмам, Гвин обреченно вздохнула. Ничего не оставалось как снова взвалить себе на спину рюкзак с фотопринадлежностями, рефлекторной стойкой и скаткой яркой мексиканской шали, а затем, стиснув зубы, плестись вслед за ним.
      Ночь Гвиннет провела в студии Бейлода. Фотосъемка продолжалась почти до полуночи; затем он дал ей апельсин, полпакета картофельных чипсов и пропахший дешевым вином спальный мешок, сам исчез в комнате для проявки пленок, а Гвиннет крепко заснула.
      Утром, выпив чашку холодного быстрорастворимого кофе, Бейлод уложил аппаратуру в старенький "додж", припаркованный в переулке за складом, и на заре они отправились на этой развалюхе в Форт-Кронкит.
      Разумеется, все это походило на сумасшествие. Идея Бейлода сделать из Гвиннет девушку "Тони Тресса" с самого начала казалась ей откровенным бредом. Нет, только представить себе! Простушка Гвин Джонс - топ-модель! Если бы не жара, не усталость и не противная слабость, Гвиннет положительно хохотала бы во все горло.
      - Это здесь. Тут и будем снимать, - заявил Бейлод и затормозил так резко, что Гвин уткнулась носом ему в спину. - Как тебе здесь нравится?
      Местом съемки был полуразвалившийся коттедж без крыши, густо заросший сорняком и основательно заваленный всяким древним хламом.
      - Прекрасно, - одобрила Гвиннет с нескрываемым сарказмом.
      Борис отснял первый ролик с Гвиннет в трико и колготках, позирующей в пустом оконном проеме - одна нога уперлась в наличник, колено другой подтянуто к подбородку.
      После этого Бейлод спланировал последовательность геометрических композиций на фоне белого прямоугольника неба: рука поднята сюда, вытянута туда, голова прислонена к стене и так далее. Солнечный свет, проникавший в дом сквозь узкие окна, образовывал неожиданные перспективы и странные удлиненные тени на грязных стенах.
      После этого Гвиннет снималась в мексиканской шали на одном плече, белых джинсах, засунутых в высокие ботинки.
      Волосы взбиты пышным ореолом вокруг головы. Потом - то прислонившись к косяку пустой дверной коробки, то крадучись, подобно пантере, по разломанному, заваленному мусором плиточному полу.
      Бейлод беспрестанно командовал, а Гвин беспрекословно, почти автоматически, подчинялась ему, поскольку времени на размышления у нее не было.
      Они работали до тех пор, пока солнце не поднялось высоко над головой и окончательно не прогнало тени.
      - Ты неплохо поработала, - грубовато похвалил Гвин Бейлод по пути к джипу.
      - Как правило, я не забочусь о ленче, - сообщил Бейлод, - но сегодня мы, полагаю, его заработали.
      Борис свернул с Бриджвей и въехал под арку ресторана "Трайдент". Поддерживая Гвиннет под локоть, он провел ее через внутренний зал на заднюю, залитую солнечным светом, открытую террасу с видом на залив.
      - Мы будем сидеть там, - объявил Бейлод, указывая на столик под веселой расцветки зонтом, призывно манящий белоснежными салфетками и вазочкой свежих цветов.
      - Простите, сэр, но столик заказан.
      - Так я и подумал. И это очень любезно с вашей стороны.
      Бейлод усадил Гвиннет на стул, заказал пиво, двойной чизбургер, а также "салат из шпината и минеральную воду для леди".
      - Теперь тебе придется начать следить за своим весом, - сурово предупредил Бейлод. - Тебе надо похудеть по меньшей мере фунтов на десять. Если, конечно, ты намерена стать моделью.
      Гвиннет вытаращила глаза.
      - Ты хочешь сказать, что из меня получится топ-модель?
      - Уже получилась. - Бейлод достал из конверта две крупноформатные фотографии и протянул их Гвиннет. - Вот отпечатки со вчерашней съемки. Остальные мокнут в лаборатории.
      Гвиннет изумленно смотрела на снимки. Лицо, улыбавшееся ей с фотографий, ее лицо, было прекрасно. Она и представить себе не могла, что может так выглядеть.
      - Ты естественна, - продолжал Бейлод. - Великолепное телосложение. Безупречное. К тому же надо отдать должное, работаешь ты как профи.
      - Это, должно быть, счастливая случайность, - ошарашенно предположила Гвиннет. - Больше так снять не удастся.
      Бейлод снял рубашку и вытер ею вспотевшее лицо. Выглядел он обиженным.
      - У меня не бывает случайностей. Ты фотогенична. Мы хорошо поработаем вместе.
      Конечно, быть фотогеничной не то же самое, что быть красивой, но все же понятия эти достаточно близки. В эту минуту Гвиннет могла бы с радостью умереть за Бориса Бейлода.
      Борис улыбнулся. Гвин еще никогда не видела, как он улыбается. Улыбка преобразила лицо Бориса: оно стало совсем молодым. Таким же молодым, как и его тело.
      - Сколько тебе лет? - забыв о приличиях, спросила она.
      - Тридцать два.
      - Ты не выглядишь таким старым, - заверила его Гвин.
      Тот в ответ фыркнул коротким смешком.
      - Мне следует побольше улыбаться, - прошамкал он набитым ртом, - и тогда я буду выглядеть подростком лет до семидесяти. Как-то я не завел себе такую привычку. Времени не было.
      Борис вырвался из уродства и теперь страстно жаждал красоты, особенно красоты высоких стройных женщин. Он выпил второй бокал пива и жестом подозвал официантку, которая ни секунды не заставила себя ждать; можно было подумать, что она только и ждала его распоряжений.