Мэри-Роуз ХЕЙЗ
      АМЕТИСТ
      ТОМ 1
      Перевод с английского О.В. Хитрука
      Анонс
      Это - высший свет. "Красивая жизнь", о которой мечтают многие и которая доступна лишь единицам. Тут царят блеск и роскошь, но нет ничего подлинного - кроме бриллиантов. Тут играют в любовь и дружбу, как в забавную игру, а мужья изменяют женам с их лучшими подругами и мужьями этих лучших подруг. Тут аристократы оказываются мошенниками, а аристократки преступницами. Тут дозволено все. Но за вседозволенность приходится расплачиваться дорогой ценой...
      Моей матери, Энид Ленгмейд
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      Глава 1
      Тишину вечера разорвал громкий и резкий телефонный звонок. Сидевшая в скрипучем плетеном кресле, совершенно измотанная после долгого трудового дня, Джессика Хантер слышала, как надрывается аппарат, но решила не подходить. Она смертельно устала, да к тому же это точно не Рафаэль: он никогда не звонит раньше одиннадцати, а сейчас только восемь часов. Вероятнее всего, в данный момент доктор Рафаэль Геррера торчит где-нибудь на Переферико, застряв на своем черном "корвете" в автомобильной пробке по дороге из госпиталя домой.
      Но телефон не умолкал.
      "Черт бы тебя побрал!" - ругнулась про себя Джессика и, заставив-таки себя подняться, недовольная, поплелась в дом, гадая на ходу, кто бы это мог быть...
      - Джесс, это Танкреди.
      - Танкреди... Чего тебе? - холодно спросила Джессика.
      - Ты нужна Виктории. Я хотел, чтобы ты приехала в Данлевен.
      Сквозь тысячи миль, отделяющих северную Шотландию от Сан-Мигель-де-Альенде, в горах центральной Мексики, голос Танкреди был едва слышен, но тревожен. И тревожен настолько, что Джессика, уже готовая было зло рассмеяться в ответ, на долю секунды растерялась.
      - Это еще зачем? - взяв себя в руки, с наигранным равнодушием поинтересовалась она. - Что-нибудь случилось?
      - Всего не расскажешь, приедешь - сама поймешь, - хрипела телефонная трубка. - Я не просил бы, не будь на то веской причины. Прошу тебя, Джесс, приезжай немедленно...
      - Что значит "немедленно"? Сегодня вечером, что ли?
      - Завтра ты можешь быть здесь.
      - Я пошутила.
      - Сейчас не до шуток, Джесс.
      - Ну тогда на следующей неделе. Если смогу...
      - Будет слишком поздно. Ты должна приехать сейчас.
      Сейчас или никогда. - Приняв, очевидно, молчание Джессики за знак согласия, Танкреди решил, что разговор можно закончить. - До свидания, Джесс. Жду тебя в Данлевене.
      Джессика медленно повесила трубку. Попытавшись рассчитать разницу во времени, она пришла к выводу, что в Шотландии сейчас около двух или трех часов ночи. Довольно странное время для телефонного звонка! Он что, пьян?
      Вряд ли - Танкреди никогда не напивался.
      Минуту спустя раздался новый звонок. Из Англии звонила Катриона.
      - Я только что говорила с Танкреди. Он дозвонился до тебя? Я дала ему твой номер. Танкреди говорил так странно.
      Он что-нибудь тебе сказал, Джесс? - У Катрионы тоже было около двух ночи, и она тоже говорила с явным беспокойством. - Что там натворила Виктория?
      - Ах, если бы я знала!..
      Положив трубку, Джессика задумалась. "В чем тут дело?" - спрашивала она себя и не находила ответа.
      Через полчаса снова зазвонил телефон. Теперь на проводе был Нью-Йорк.
      - Так ты как, едешь? - вопрошала Гвиннет.
      - Да. - Джесс тяжело вздохнула.
      - А ты знаешь, что это за день?
      - Сегодня? Сегодня - двадцать седьмое июня.
      - Джесс, - в голосе Гвиннет зазвучала настойчивость, - ты должна приехать туда до тридцатого. Тридцатого не лети. - Смущенный смешок. Может быть, я совсем уже свихнулась, но никак не могу вспомнить...
      Мысли Джессики скакнули на двадцать лет назад.
      - Ничего ты не свихнулась. Все правильно.
      - Ее предсказания всегда сбывались.
      - Знаю.
      ***
      Джесс успела на утренний автобус до Мехико и провела четыре часа в салоне, битком набитом рабочими, крестьянами, старухами с многочисленными баулами и коробками, детьми, курами и даже поросенком в большой корзине. Из Мехико она долетела до Майами, где после шумного скандала с администрацией ей удалось выбить билет по брони для отпускников. Рейсом "Бритиш Эйруэйз" Джессика вылетела в Лондон.
      В следующем месяце у Джесс должна состояться очередная большая выставка в галерее Вальдхейма в Нью-Йорке.
      Осталась куча мелких дел, требовавших немедленного решения, и ей следовало бы сидеть дома и заниматься выставочными проблемами, а не лететь за тридевять земель в уединенный замок на севере Шотландии. Но выбора не было...
      Джесс с тоской подумала о своем прекрасном уютном домике в Сан-Мигеле. Она переехала туда два месяца назад в поисках уединения и покоя, необходимых для того, чтобы дописать сразу три картины: все три - очень изящные, хотя и несколько зловещие пейзажи в манере, сделавшей ее известной художницей. Еще вчера вечером она сидела у себя во внутреннем дворике среди виноградных плетей, потягивала винцо и думала о Рафаэле.
      Рафаэль собирался приехать к Джесс из столицы на выходные, и таким образом в их распоряжении оказывалось целых два драгоценных свободных дня. Именно драгоценных, если учитывать забитый до отказа рабочий график Рафаэля - одного из ведущих кардиохирургов Мехико.
      Рафаэль расстроился не меньше Джесс.
      - Но, Джессика, мы не виделись уже три недели. И ты не представляешь, до чего же трудно было вырваться на уик-энд...
      Рафаэль злился на Джесс. Она представила его в гневе прищуренные живые янтарные глаза, сильные пальцы хирурга, раздраженно теребящие на голове копну густых, черных как смоль волос.
      - И почему именно сейчас?
      - Я все объясню позже. Это - личное. - Джессика терпеть не могла скрывать что-либо от Рафаэля, но на этот раз обстоятельства вынуждали ее молчать.
      Повесив трубку, недовольная и расстроенная Джесс уставилась на телефон и принялась нервно барабанить пальцами по столику, борясь с желанием рассказать Рафаэлю обо всем. Почему она не открылась ему? Потому что Рафаэль испугается за нее и запретит поездку?
      Придя к выводу, что причина вовсе не в этом, Джесс поджала губы. Ей было неприятно сознавать, что она не рассказала Рафаэлю правды из-за того, что звонил Танкреди.
      Стюард склонился над Джессикой и уже во второй раз поинтересовался, не хочет ли она что-либо выпить перед ужином.
      - Шампанское, пожалуйста.
      Вино несколько успокоило Джесс, помогло даже почувствовать нечто вроде смирения перед судьбой. В конце концов, решение принято: она в пути. И теперь поздно беспокоиться о Рафаэле и выставке. Джессика вытянула ноги и, уставившись на носки своих потрепанных, но очень удобных башмаков из мягкой телячьей кожи, попыталась угадать, что же могло приключиться с Викторией.
      Предположений было больше чем достаточно. Виктория Рейвн, журналист-международник, вела безрассудную, полную опасностей жизнь. Она специализировалась на войнах, переворотах, революциях и при этом не только не думала об опасности, но и обладала сверхъестественной способностью оказываться в самый решительный момент в нужном месте., неизменно становясь первым репортером, сообщавшим о захвате самолета, заложенных бомбах и прочих актах насилия.
      Она была тяжело ранена в Бейруте, потом в Северной Ирландии и Сальвадоре. Если и на этот раз она ранена, то, значит, точно находится теперь в госпитале, а не с братом в средневековом замке, расположенном в глуши северной Шотландии.
      Если бы Виктория была просто больна, Танкреди, естественно, хоть как-то об этом сказал. Почему нет? Какие в таком случае недомолвки? И, что особенно важно, Танкреди, прекрасно зная, как к нему относится Джесс, ни за что не осмелился бы ей позвонить.
      Может быть, Танкреди каким-то образом узнал о том предсказании и решил мрачно пошутить? Мог ли он быть настолько жестоким?
      Джесс решила, что, конечно, мог, но не сейчас. Ведь, как бы там ни было, проблема реальна: Виктория в беде.
      И сейчас, после стольких лет, после того как Виктория Рейвн вывернула всю свою жизнь наизнанку, Джесс все же не могла не поехать к подруге. У Джесс были обязательства, и она никогда не забывала о них.
      ***
      "Ох, Боже ты мой! - мысленно недоумевала Гвиннет. - Что, черт возьми, происходит? Что я делаю?"
      Позвонил Танкреди, и она слепо ему повиновалась.
      - Бегство в Шотландию, - Альфред Смит пристально посмотрел на Гвиннет, - иначе это не назовешь.
      Время выпало ужасно неудачное.
      Альфред должен был сейчас находиться в Лондоне, но вместо этого он торчал в Нью-Йорке, в спальне Гвиннет, куда они поднялись еще в семь вечера, прихватив с собой сандвичи с цыплятами и шампанское. Гвиннет пребывала в полнейшем восторге от встречи с Альфредом. Несколько часов подряд они занимались любовью и теперь в сладком изнеможении лежали в разоренной постели. Рука Альфреда все еще покоится у нее на груди, ее щека отдыхает на его животе.
      - К черту телефон, - сонно пробормотал Альфред и, когда Гвиннет пошевелилась, предложил:
      - Пусть наговорят, что надо, на автоответчик.
      - Я его отключила...
      Гвиннет высвободила руку, сняла трубку и услышала Голос, мгновенно напомнивший ей о существовании рая и ада.
      - Я еду вовсе не из-за него. Я нужна Виктории, - попыталась объяснить Гвиннет.
      Само собой, Альфред ей не поверил:
      - Не надо мне вешать лапшу на уши. Я что, придурок, что ли? С каких это пор Виктория Рейвн стала в ком-то нуждаться?
      - Такого действительно никогда не было. Именно поэтому я и еду.
      "Скоро тридцатое июня, - могла бы добавить Гвиннет, - и что-то случится. Что-то страшное. Я чувствую".
      Альфред прошел за Гвиннет в ванную и, стоя за ее спиной, с недовольной миной наблюдал в зеркале, как она пригоршнями плещет холодную воду на разгоряченное лицо.
      - А ты бы поехала, если бы она сама позвонила?
      - Конечно.
      Альфред пристально посмотрел на Гвиннет, и внезапно выражение его лица смягчилось. Оно выглядело печальным и постаревшим.
      - Ах, милая, что мы творим? Это бессмысленно...
      Альфред поднял руки, призывая Гвиннет в свои объятия.
      Потянувшись навстречу, она сделала полшага вперед, желая ощутить блаженную безопасность в сильных, надежных руках. Губы Гвиннет безмолвно произносили имя Альфреда.
      Но тот неожиданно опустил руки, и лицо его посуровело.
      - Поезжай, если должна. Но прежде чем на что-то решиться, хорошенько подумай. Я, если говорить откровенно, никогда не верил, что синица в руке лучше журавля в небе.
      ***
      Гвиннет задумчиво смотрела сквозь тонированные стекла лимузина на коттеджи Куинса и густо покрытые пылью ряды деревьев вдоль шоссе. Она думала о собственном доме,. которого у нее никогда не было. До сих пор ее мало волновала проблема семьи: всегда находились вещи, в данный момент более важные. Но вот ей уже тридцать семь. До сорока осталось всего каких-то три года, и это пугает. Круглые даты всегда казались ей роковыми. Сейчас она теряет любовника.
      Не за горами и закат карьеры...
      ***
      Франческу решение Гвиннет привело в бешенство:
      - Ты просто помешалась. Даже тебе непозволительно крутить-вертеть все, как Бог на душу положит.
      Франческа была не только главой агентства "Де Ренза модел", но и близкой подругой Гвиннет. А положа руку на сердце, даже гораздо больше, чем просто подругой. В свое время Франческа спасла растреклятую ее жизнь, что теперь давало ей право в гневе не стесняться выражений.
      - Неделю назад я подрядила тебя на обложку и разворот. Даже несмотря на то что это твоя двадцатая обложка "Вог", ты не можешь наплевать на нее. Вспомни, Джонс, времени у тебя в обрез: еще три года - и конец!
      - Я знаю, Фран.
      - Черт тебя побери, а ты не можешь подождать хотя бы неделю? Тогда я смогла бы без лишнего напряга как-то выкрутиться с заявками... Не поступай так со мной!
      - Больше этого никогда не случится. Обещаю.
      - Хотелось бы верить, - поджав губы, ледяным тоном отрезала она.
      Гвиннет же про себя поклялась, что и впредь будет поступать так, как считает нужным. В запасе у нее все же еще есть несколько спокойных лет. Сколько раз ей говорили, что с таким классическим телосложением красота Гвиннет неподвластна времени.
      - До чего же хорошо ты сложена! - сказал ей Танкреди в тот далекий летний вечер, когда Гвиннет почувствовала, что безнадежно влюблена в брата Виктории.
      А еще раньше...
      Сердце Гвиннет заныло от накативших на нее воспоминаний.
      ***
      Леди Катриона Вайндхем съехала с шоссе номер 18 (Бат) и, развернув свой бутылочно-зеленый "Ягуар ХК-Е", на всех парах помчалась на восток, в Лондон.
      "Мне не следует этого делать", - уже, наверное, в двадцатый после звонка Танкреди раз подумала Катриона.
      Польский граф со своей богатой американской графиней приедут сегодня после обеда с трехдневным визитом в Барнхем-Парк и, вне всяких сомнений, с нетерпением будут ждать встречи с "прекрасной леди Вайндхем". А значит, отсутствие Катрионы может помешать успешному исходу дела.
      В высшем свете так не поступают. И тем не менее Катриона ехала со скоростью сто миль в час в аэропорт Хитроу на встречу с Джесс и Гвиннет им во что бы то ни стало надо успеть на вечерний рейс местных авиалиний до Глазго. В Глазго они арендуют автомобиль и отправятся на нем в Данлевен.
      Весь план, с присущей ей рациональностью, рассчитала Катриона.
      - Ты нужна Виктории, - сказал Танкреди. - Она нуждается в помощи. Я боюсь за нее. Понимаю, что у тебя масса вопросов, но, прошу, приезжай... Не ради меня, - добавил он, делая ударение на каждом слове, - ради Виктории.
      Когда-то Танкреди Рейвн был злейшим врагом Катрионы. Она просто не представляла себе, что может ненавидеть кого-либо так, как ненавидела Танкреди, а потом вдруг, пусть и не всецело, но поддалась чарам его обаяния. Впрочем, все это было очень давно. Теперь же Катриона стала совсем другим человеком.
      Она не сказала Ши, что едет в Данлевен. И теперь, вспомнив, как всегда, Ши, она почувствовала острый приступ страстного желания, почти физически ощутила прикосновение его сильных рук, его гибкое тело, нежный свет глаз, встречающих ее в переполненных залах аэропортов и железнодорожных вокзалов. Катрионе постоянно не хватало Ши, и, даже когда они были вместе, она никак не могла насытиться любимым.
      Ши отсутствовал неделю. Недосягаемый. Он сказал, что у него сборы в Уэльсе. Разумеется, Ши всякий раз говорил, что находится на сборах или тренировках, возможно, что так оно и было, хотя с той же вероятностью Ши мог в это время десантироваться где-нибудь в Иране, Афганистане или Центральноафриканской Республике - Катрионе никогда об этом не узнать.
      Сегодня же, впервые за все время, Катриона была рада тому, что Ши в отъезде. Впрочем, радость эта заставляла ее чувствовать нечто вроде вины и даже предательства по отношению к Ши. Она так его любит, что готова отдать ему всю свою жизнь; она может открыться этому человеку абсолютно во всем, за исключением... За исключением поездки в Данлевен для встречи с Викторией Рейвн.
      Два года назад Катриона и Гвиннет показали Ши репортаж Виктории в "Ньюсуик" о четырех днях, проведенных в Сирийской пустыне на борту авиалайнера, захваченного террористами.
      - Виктория всегда оказывается там, где случаются подобные вещи. У нее настоящее репортерское чутье, - прокомментировала статью Катриона.
      - Ты же знаешь, что Виктория у нас ясновидящая, - как бы в шутку вставила Гвиннет, но Катрионе показалось, что подруга говорит вполне серьезно.
      - Сомневаюсь, - сухо заметил Ши.
      Тогда он не стал развивать тему и к разговору о Виктории вернулся только в прошлом декабре, в день, когда Катриона и Гвиннет, играя в теннис, вновь разговорились о Виктории Рейвн. Позже, вечером, оставшись наедине с Катрионой, Ши сказал:
      - Если ты опять встретишься с Викторией Рейвн или будешь поддерживать с ней какие бы то ни было отношения, у тебя могут возникнуть серьезные проблемы. Проблемы со мной. Я не допущу никаких отношений между вами. И не требуй от меня каких-либо объяснений, просто поверь - Виктория опасна.
      - Этого не будет, пока ты не скажешь мне, в чем тут дело.
      Ши нахмурился.
      - Черт тебя побери, Кэт! Хорошо, скажу больше, но на этом поставим точку.
      И Катриона узнала о том, что имя Виктории регулярно появляется в секретных компьютерных распечатках для правительственных учреждений по всему миру, что Виктория "оказалась в смертельной опасности" далеко не случайно и вовсе не благодаря своему "репортерскому нюху".
      Катриона плохо понимала, о чем говорит Ши, но ей стало почему-то не по себе.
      Катриона припомнила о Виктории все, что могла: ее скрытную жизнь, рискованные путешествия, странных друзей, - и в голову ей закралась неприятная догадка.
      - Ты хочешь сказать, что Виктория...
      Однако Ши уже заперся в ванной.
      О нет! Катриона решительно помотала головой. Нет, не может быть. Но вслед за этим она вдруг удивилась, почему подобная мысль не приходила ей в голову раньше, и лишь более чем краткая, неохотно выданная Ши информация заставила ее посмотреть на похождения Виктории по-новому.
      Медленно опустившись на постель, Катриона прошептала:
      - Виктория Рейвн - террористка!
      ***
      Заморосил мелкий дождь, и шоссе стало скользким. Катриона подъезжала к повороту на Хитроу. Очень скоро она увидит Гвиннет и Джесс. А завтра в это время подруги уже будут в Данлевене и тогда наконец узнают все. Катриона в последний раз позволила себе задаться вопросом: стоит ли ради Виктории так рисковать их отношениями с Ши? Впрочем, теперь слишком поздно размышлять по этому поводу.
      Что сделано, то сделано - она в пути. "Дворники" на ветровом стекле работали беспрерывно, пытаясь справиться с потоками грязной воды, летевшей из-под колес идущего впереди грузовика. Катрионе приходилось с особым напряжением следить за движением, что, однако, не помешало ей еще раз мимоходом подумать 0 бедной Виктории.
      И тут, как это ни странно, Катриона поняла, что неизвестно почему, но она всегда с самой первой их встречи жалела Викторию.
      Двадцать лет назад, Твайнхемский монастырь...
      Глава 2
      В то лето 1965 года им было по семнадцать лет, у Последнее лето в Твайнхеме. Воспоминания неизбежно возвращались к тому далекому-далекому вечеру: девушки, полулежа на кровати Виктории Рейвн, слушают ее рассказы и поглощают присланные ей запрещенные школьными правилами шоколадные трюфели.
      Оставшиеся дни пребывания в школе теперь укладывались в двузначную цифру. В июле им вручают дипломы об окончании, и все - свобода! Как социально привилегированные английские девушки середины шестидесятых годов (не "университетский материал" по напыщенному выражению мисс Пембертон Смит, директора школы), они знали, чего ждут от жизни, а потому не могли дождаться, когда же эта настоящая жизнь начнется. Во-первых, полезная и необходимая подготовка: изысканная кулинария, икебана, уход за детьми или секретарская работа. Далее, по крайней мере для Джессики и Катрионы, чьи семьи очень богаты, - выход в лондонский свет. Потом пройдет какое-то время приятных хлопот и милых встреч, а затем, наконец, замужество, двое детей и прекрасный дом за городом. , Джесс, Гвиннет и Катриона были собой довольны. Они достаточно успешно сдали экзамены на аттестат зрелости и теперь с полным основанием могли блаженно расслабиться. Джесс с ее талантом к рисованию стремилась урвать дополнительное время для работы в художественной студии. Гвиннет, помешанная на одежде, могла сколько угодно рассматривать журналы мод и тарахтеть на швейной машинке "Зингер" в кабинете домоводства. Катриона проводила долгие счастливые часы за написанием писем своему возлюбленному - сэру Джонатану Вайндхему, за которого ("О, Боже, помоги мне!") она выйдет замуж, как только позволят обстоятельства.
      Все три подруги были счастливы и довольны собой. А почему нет? Чего еще можно желать?
      Появление Виктории Рейвн навсегда изменило их жизнь.
      ***
      Два дня спустя после начала семестра, после чая, мисс Пембертон Смит вызвала Джесс к себе в кабинет.
      - Закройте дверь, - распорядилась директриса, имевшая обыкновение обставлять любую свою беседу с подопечными так, словно это был допрос или в лучшем случае заговор посвященных.
      Джесс неохотно выполнила распоряжение.
      - В вашем классе будет новая ученица, - сообщила мисс Пембертон Смит и сухо закашлялась. - Ее зовут Виктория Рейвн. Она проучится в Твайнхеме только один семестр, необходимый ей для подготовки к вступительным экзаменам в колледж. Прежде эта юная особа никогда не ходила в школу. - В голосе директрисы звучала легкая нота сожаления. - Девочка выросла в отдаленной части северо-западной Шотландии, практически никуда не выезжая. Бедная Виктория будет стесняться, тосковать по дому и, без сомнений, чувствовать себя потерянной и беззащитной. Вы, как староста школы, должны будете взять нашу новенькую под свою опеку, надо помочь ей наладить отношения.
      - Да, разумеется, - кивнула Джесс, страстно желая поскорее выскочить за дверь.
      Но мисс Пембертон Смит сказала еще не все. Она зашлась кашлем, в котором Джесс за годы, проведенные в школе, научилась различать прелюдию к разговору на деликатную, и, может быть, неприятную тему.
      - Понимаете, Виктория вышла из довольно неблагополучной среды. Вам, возможно, приходилось слышать, - продолжала директриса, по обыкновению многозначительно покашливая, - о графе Скарсдейле.
      Давным-давно, когда Джесс еще только родилась, Скарсдейл был обвинен в убийстве жены клюшкой для гольфа и предстал перед Центральным уголовным судом в Лондоне.
      Графа оправдали, но тяжкие подозрения остались, и в первую очередь потому, что графиня была богатая уродина весьма преклонных лет, а любовница графа отличалась молодостью и красотой. Вскоре Скарсдейл снова попал в разделы новостей, скоропостижно скончавшись от обширного инфаркта, поразившего его прямо за фуршетом у Крокфордов. Широко распространенное мнение, которого придерживался и отец Джесс, заключалось в том, что Скарсдейл слишком легко отделался. Согласно представлениям света о грехе и наказании, ему полагалось умирать долго и мучительно.
      Определенно ужасный человек. Но какое отношение к нему имеет Виктория Рейвн?
      - Виктория... - кашель, - родная дочь графа, - выдавила наконец из себя мисс Пембертон Смит.
      Джесс остолбенела.
      - Ее мать, женщина с несомненно дурной репутацией, прожила несколько лет с лордом Скарсдейлом на Сицилии, несмотря на то что он отказывался жениться на ней. Она умерла много лет назад.
      "И тоже от клюшки для гольфа? - поинтересовалась про себя Джесс. Уверена, что тут еще существует и старший братец".
      ***
      Джесс, Гвиннет и Катриона стояли на почтительном расстоянии за спиной мисс Пембертон Смит, которая, с несвойственной ей приветливостью, вышла лично встречать новую ученицу.
      Девушки наблюдали, как новенькая проворно выбралась наружу с заднего сиденья серебристого "мерседеса". На ней были великолепный жемчужно-серый прямой костюм и жакет на шнуровке.
      - "Шанель", - присвистнула Гвиннет, знавшая об одежде абсолютно все.
      И девушка вовсе не выглядела смущенной или растерянной.
      - А я думала, что лорд Скарсдейл проиграл все свои деньги в карты, прошептала Катриона.
      - Плюс ко всему она еще очень хорошенькая, - заключила Гвиннет. - Это несправедливо.
      Джесс не согласилась с подругой. Ее представлениям о красоте больше соответствовала внешность Катрионы, которая слыла первой красавицей в школе. Гвиннет же, высокая, неуклюжая, до неприличия рассеянная и до смешного нелепо одетая, считала, похоже, красавицей каждую вторую; она искренне сокрушалась, глядя по утрам на себя в зеркало и больше всего на свете ненавидела свои рыжие, торчащие во все стороны, словно разоренное птичье гнездо, волосы. Да что там говорить - Гвиннет она и есть Гвиннет. Милый клоун, любимец публики. Впрочем, когда Гвиннет снимала очки, глаза ее были прелестны. К своей внешности Джесс относилась чересчур скептически: крепкая, широкоплечая, довольно мощная из-за частой езды верхом мускулатура, темно-каштановые волосы и карие глаза, черты лица обычные - в общем, никакого "изюма". И тем не менее в компании Катрионы и Гвиннет, представлявших собой как бы два полюса - красота с одной стороны и популярность с другой, - она, Джесс, была лидером.
      Виктория Рейвн была совершенно ни на кого не похожа, и потому Джесс определила ее для себя как подозрительную личность. Слишком высокая, слишком угловатая и выглядит так, словно никогда не выходила на улицу. Джесс неодобрительно разглядывала белую, почти прозрачную кожу Виктории, ее блеклые волосы, тяжело и прямо ниспадавшие на плечи, продолговатые узкие глаза цвета ледяной воды.
      - Вообще-то, мне кажется, она красавица, - поправилась Гвиннет.
      - А по мне, она выглядит довольно странно, - возразила Катриона, как всегда преданная своей заступнице и наставнице Джесс. - На ведьму похожа.
      - Виктория, позволь представить - Джессика Хантер, наша староста, провозгласила мисс Пембертон Смит и, отвернувшись, слегка закашлялась.
      Тусклые глаза Виктории встретились с карими глазами Джесс.
      - Привет. - Виктория протянула длинную тонкую руку с прекрасным маникюром и миндалевидно отточенными ногтями.
      Джесс пожала эту руку, ощутив ее сухой холод.
      - Привет. Добро пожаловать в Твайнхем.
      ***
      Виктория Рейвн отнюдь не была ни застенчивой, ни потерянной и, по-видимому, вовсе не тосковала по дому. Она оказалась "тонкой штучкой" единственное определение, приходившее на ум подругам, когда они говорили о Виктории. Всегда элегантная, постоянно привносящая атмосферу насмешки с легким оттенком скуки.
      - Она выглядит гораздо старше семнадцати, - заявила Катриона вечером того же дня. - Нет, в самом деле, старая и взрослая, будто ей все двадцать три.
      Поскольку Виктория опоздала к началу учебного года, она стала обладательницей единственной одноместной комнаты в корпусе старшеклассников, обычно использовавшейся в качестве кладовки. Настоящая маленькая отдельная спальня - о такой роскоши трудно было даже мечтать.
      После ужина, за которым Виктория рассеянно поковырялась в картофельной запеканке, съела три тушеных чернослива и немного заварного крема, она пригласила Джесс, Гвиннет и Катриону к себе на угощение "кое-чем, привезенным из Лондона".
      Продуктовые передачи и посылки, за исключением карамели, были запрещены в Твайнхемском монастыре. Но Виктория, как очень скоро уяснили себе подруги, игнорировала какие бы то ни было запреты, если они в той или иной степени ее не устраивали.
      - Брат будет присылать мне такие передачи каждую неделю, - небрежно бросила Виктория, открывая большую плетеную корзину, набитую лакомствами от "Фортнама и Мейсона". - Он предупредил меня о проблемах с питанием в подобных местах.
      Джесс до глубины души возмутило то обстоятельство, что Виктория в первый же день своего пребывания в школе ведет себя столь бесцеремонно, пусть даже это касалось таких пустяков, как еда.
      - Я чувствовала, что Виктория берет над нами власть, - призналась Джесс позднее. - С самого начала. А ведь лидером всегда была я.
      Абсолютно равнодушная к проблеме узурпации власти Гвин отреагировала на угощения Виктории с присущей ей непосредственностью.
      - Вот это да! Высший класс! - воскликнула она, уставившись на вытащенные из корзины шоколадные трюфели, банку черной икры, гусиный паштет и пакетики с тонкими ломтиками поджаренного хлеба.
      "Не буду есть, - подумала про себя Джесс. - Ничего из этого не хочу".
      Будучи вполне довольной картофельной запеканкой и черносливом, Джесс находила корзину Виктории слишком роскошной и даже неприличной. Когда же Виктория достала бутылку шампанского и принялась ее откупоривать, Джесс, несмотря на свое тайное пристрастие к шипучим винам, решила, что ничто на свете не заставит ее сделать и глотка.
      - Но ты не можешь! - воскликнула в ужасе вечно законопослушная, жутко боявшаяся администрации Катриона. - Ты ведь не собираешься пить?
      Виктория развернула золотую обертку вокруг горлышка бутылки и раскрутила проволоку, стягивающую пробку.
      - Почему бы нет?
      - А вдруг кто-нибудь увидит? - вытаращив от изумления глаза, прошептала Катриона.
      Виктория улыбнулась.
      - Что ж, предложу ему стаканчик.
      - Но нам же нельзя! Каждый, кто... - Катриона безнадежно взмахнула рукой в сторону корзины. - Они же...
      - Что "они же"? - без особого интереса переспросила Виктория.
      Пробка вылетела из бутылки, подобно ружейному выстрелу, и Катриона испуганно замахала руками. Глядя на нее, можно было подумать, что она вот-вот полезет от страха под кровать.
      - Да заткнись ты, Кэт! - в полнейшем восторге воскликнула Гвиннет. Боже праведный, да это же самое настоящее шампанское!
      Гвиннет блаженно наблюдала за тем, как Виктория, достав из корзины четыре бокала, наполнила их вином и пустила по кругу.
      - Салют! - произнесла тост Виктория Рейвн. - Прошу прощения, что безо льда.
      "Выглядит так, будто это она встречает нас, а не "наоборот", беспомощно подумала Джесс.
      Глядя на свои пальцы, сжимавшие ножку бокала, Джесс поняла, что в их жизни началось что-то, чего они не в силах остановить, и вдруг услышала собственный голос, произносящий "Салют!", и хрустальный звон своего бокала от прикосновения к бокалу Виктории.
      Глава 3
      Ни один инопланетянин не смог бы так очаровать подруг, как это удалось Виктории Рейвн. Она абсолютно во всем отличалась от них и обладала, казалось, просто мистическим обаянием. Почти каждый вечер все четверо собирались после ужина в комнатке Виктории, не исключая и Джесс, которая, несмотря на всю свою досаду, никак не могла оставаться в стороне.
      Девушки разбирали великолепные наряды Виктории - у нее был самый богатый гардероб во всей школе.
      Она носила золотые часы с бриллиантами от Картье и драгоценности Настоящие взрослые драгоценности, а не обычный для Твайнхема искусственный жемчуг и амулеты.
      В особенности же подругам нравилось кольцо Виктории с огромным пурпурным камнем.
      - Тебе не разрешат носить здесь такое кольцо, - предупредила Джесс. Отберут и будут хранить в сейфе.
      - Еще чего! Не посмеют.
      И было ясно, что так оно и будет.
      Подруги изумленно разбирали книги Виктории, все в кожаных переплетах ручной работы - книги из знаменитой библиотеки беспутного отца Виктории. Тут были: "В поисках утраченного времени" Марселя Пруста ("Она на самом деле прочла это, - выдохнула Катриона, - все прочла"); полное, нецензурированное издание "Тысячи и одной ночи"
      ("Понятия не имела, что тут могут быть такие грязные истории!") и двухтомное издание "Декамерона" Боккаччо в итальянском оригинале ("Она говорит на итальянском!" "А еще на французском, испанском и немецком", сухо добавила Джесс).
      Вскоре стала очевидной и не правдоподобно блестящая подготовка Виктории и по другим предметам.
      - Ничего не понимаю, - призналась Гвиннет в конце первой недели. Ведь ты никогда не ходила в школу.
      Виктория улыбнулась:
      - Мы могли изучать предметы, по-настоящему важные и нужные, а не только то, что считала бы необходимым какая-нибудь старая дева среднего сословия. В нашем распоряжении была библиотека Скарсдейла и все время мира.
      Особенно зимой...
      - Почему зимой?
      - Потому что зимой на улице темнеет уже в три часа дня, - подивилась невежеству подруг Виктория. - Видите ли, в Данлевене нет электричества Там всегда было темно и холодно. Ужасно холодно Нам с Танкреди, чтобы хоть как-то согреться, приходилось ложиться в постель в пять часов.
      Единственным источником света у нас были свечи. Мы придумывали игры на концентрацию внимания и тренировку памяти, потому что не могли читать, учили друг друга французскому, немецкому и латыни, запоминали массу стихов (Танкреди знает наизусть всю "Энеиду"). Летом светло почти до полуночи, и тогда мы все время читали. - Виктории было забавно наблюдать ошеломленные лица внимавшей ей троицы. - Что еще? Да, у нас не было ни радио, ни телевизора.
      Виктория покопалась в своей великолепной итальянской кожаной сумочке, достала оттуда пачку сигарет "Балканское собрание" с золотым ободком, откинулась на подушку, скрестив свои изящные лодыжки, и с удовольствием закурила.
      Джесс смотрела на эту искушенную молодую женщину в платье от Жана Муара, потягивающую тонкую черную сигаретку, и думала о двух детях, убивающих бесконечные темные часы зимней ночи, перешептываясь на латыни в холоде каменной спальни.
      Катриона пересекла комнату, открыла окно пошире и с опаской выглянула из-за голубой занавески во двор.
      - Если сюда кто-нибудь придет, он наверняка учует запах дыма.
      Виктория пожала плечами.
      - Думаю, что да. Если осмелится войти. - Она протянула пачку Гвиннет:
      - Хочешь попробовать?
      ***
      Другой вечер.
      Гвиннет, привалившись к спинке кровати, безуспешно пытается научиться пускать ровные колечки дыма, как это замечательно получается у Виктории.
      - А у тебя есть фото брата? - с надеждой в голосе спросила она.
      Всем троим ужасно хотелось узнать как можно больше о Танкреди.
      - Как думаешь, он красивый? - еще раньше спрашивала Гвиннет у Джесс. Если он хоть чуточку похож на Викторию, то наверняка красивый.
      Джесс же страшно заинтриговал замок Данлевен, представлявшийся ей суровой крепостью, построенной на черной неприступной скале, с запутанными коридорами, ржавыми крючьями, торчащими из стен, и омываемой ледяным северным горным дождем, потоками грязных струй стекающим по каменным стенам полуметровой толщины. Неприступный, мрачный, холодный замок...
      - После смерти Скарсдейла у нас остались кое-какие деньжата, и мы первым делом установили центральное отопление.
      Виктория никогда не называла графа отцом. Когда же девушки спросили ее, почему отец для нее только "Скарсдейл", она ответила:
      - А что тут удивительного? Не могу я думать о нем как об отце. Я вообще его едва знала. Он оставил нас в Данлевене и больше там не появлялся.
      Викторию и Танкреди привезли в Данлевен после смерти их матери, четырнадцать лет назад. Вдовствующая старшая сестра лорда Скарсдейла, которую Виктория называла не иначе как "тетушка Камерон", вырастила их по той же методе, по которой выращивала щенков шотландской борзой.
      - Она была уверена, что нам нужны только корм и сухая подстилка. Тетушка совершенно не знала, как вести себя с детьми, но она очень старалась, - добавила Виктория потеплевшим голосом. - Она научила нас играть в шахматы и бридж.
      Джесс представила себе тетушку Камерон удалой и суровой старухой в поношенной шотландской юбке и резиновых сапогах, вышагивающей по болотистой местности, поросшей вереском, в сопровождении своры огромных псов.
      - Впрочем, она любила нас. И хотела помочь нам устроить свое будущее. Поэтому, когда Скарсдейл собрался отправиться на тот свет (это означало, что у нас, соответственно, появятся деньги), тетушка Камерон начала думать, как бы отправить нас на юг.
      - Что за ерунда? - удивилась Джесс. - Я думала, что лорд скончался скоропостижно. Без каких-либо предварительных признаков. Упал и умер.
      - Тетушка Камерон знала, что он умрет. Она - ясновидящая.
      Катриона вытаращила глаза.
      - Она видит будущее?
      - Иногда. Хотя, возможно, это было и не будущее. А наоборот, прошлое. Трудно сказать. Никто точно этого не знает.
      - Никто... - Прошептала Катриона, во все глаза глядя на Викторию. - Ты хочешь сказать...
      - О да. Кажется, это передается по женской линии Рейвнов - Виктория небрежно пожала плечами.
      Откровения Виктории Рейвн едва укладывались в голове, или, по едкому замечанию Джесс, в них "верилось с трудом". По общему согласию троица решила проверить достоверность слов своей новой подруги, когда выпадет подходящий случай. Гораздо спокойнее было строить предположения о загадочном Танкреди.
      ***
      Танкреди подарил Виктории аметистовое кольцо.
      Девушек это кольцо занимало все больше, тем более что, если верить словам Виктории, она никогда не снимала его с пальца.
      Это было совершенно необычное кольцо. Сам аметист, судя по огранке, был современным, но оправа явно появилась на свет очень и очень давно, может, даже и в средние века. Она имела форму витиеватого геральдического животного - наполовину орел, наполовину дракон. Существо мертвой хваткой зажало огромный аметист в страшных когтях мохнатых лап, а его чешуйчатый хвост образовывал крученое кольцо для пальца.
      - Скарсдейлу кольцо досталось по материнской линии, - пояснила Виктория. - Раньше оно было печаткой, но Танкреди переделал его к моему одиннадцатилетию. Он убрал печать и заменил ее аметистом. Знаете, аметист мой камень по гороскопу.
      Подобное обращение с фамильной печаткой показалось Джесс святотатством, но Гвиннет с Катрионой придерживались прямо противоположного мнения. Более того, действия Танкреди представлялись девушкам верхом романтичности.
      - Хотела бы я иметь брата, который сделал бы для меня подобное. Катриона печально вздохнула.
      Начался летний семестр - время теннисных матчей по выходным. Девушки приступили к репетициям спектакля "Сон в летнюю ночь", который они собирались представить родителям и гостям на "уик-энде старшеклассников" в середине июня. В этот день родители Джесс, генерал сэр Уильям и леди Хантер, будут сидеть в первом ряду в потешно конфузящей их близости с книжно-светской матерью Катрионы, Эдной Скорсби, и ее мужем Эрнестом, йоркширским водопроводчиком и новоиспеченным миллионером, разбогатевшим благодаря своему революционному изобретению нового сливного крана для унитаза. Исполненный сознания долга, из Лондона прибудет строгий брат Гвиннет Безил.
      А приедет ли Танкреди Рейвн?
      - А почему его зовут Танкреди? - поинтересовалась Катриона у Виктории. - Это ведь иностранное имя, а?
      - Так звали завоевателя Сицилии. Мать Скарсдейла была сицилианкой. Мы с Танкреди родились в Палермо.
      - А чем он занимается?
      - Занимается? Танкреди? - Тут прозвучал самый обескураживающий ответ:
      - В шахматы играет. И в бридж, и в триктрак.
      - Нет, я имею в виду, где он работает?
      - Так это и есть его работа.
      - Не понимаю, - замотала головой Гвиннет.
      - Танкреди играет на деньги. И довольно успешно.
      - Ты хочешь сказать, что твой брат - профессиональный игрок?
      - Не совсем так. Он не профи в точном смысле этого слова. Танкреди всегда знает, что выиграет. Он держит в голове все шахматные ходы, так же как помнит полный расклад карт. - Виктория слегка улыбнулась. - Танкреди говорит, что в Америке его называли бы мастером обратного счета...
      ***
      Катриона, Джесс и Гвиннет в строгих закрытых нейлоновых купальных костюмах и резиновых шапочках сидели на бетонном краю бассейна и наблюдали, как Виктория Рейвн, в облегающем белом лайкровом купальнике без особых усилий проплывает круг за кругом по периметру бассейна.
      - О чем мы говорили перед ее приходом? - поинтересовалась Гвиннет.
      - О том, что жили-поживали без особых забот. - Джесс раздраженно поправила прядь мокрых волос, выбившихся из-под шапочки. - Не могу понять, как это ей удалось подцепить нас на свой крючок. Мнит себя командиршей.
      - Но ведь так оно и есть, - попыталась быть объективной Гвиннет.
      - Она нас жалеет, - усмехнулась Катриона. - Ну не глупость?
      - Жалеет нас? - Джесс грозно сдвинула черные брови.
      И как только Виктория осмеливается ее жалеть? Джесс нравилась собственная жизнь. Отличная жизнь, и такой она будет и впредь. Джесс всегда двумя ногами стояла на земле, точно зная, что ее взгляды и амбиции единственно верные, абсолютно правильные.
      - Итак, ты намереваешься выйти в свет, потом стать женой и матерью... Очень удобно, - сказала как-то Виктория и, задумчиво покачивая головой, вдруг добавила без какой-либо видимой связи:
      - Как же тебе повезло, что ты такая хорошая художница. Можешь придумывать собственные рождественские картинки и рисовать детские портреты.
      Джесс почувствовала обиду и скрытую угрозу, словно - смешная мысль принципы, на которых Джесс строила свою жизнь, в конце концов, не такие уж прочные.
      Джесс не понимала, как может Гвиннет оставаться такой спокойной, несмотря на подколки, с которыми Виктория приставала и к ней.
      - Воспитательница в детском саду? Ну конечно! Замечательная подготовка к работе в модном бизнесе. Можешь начать с маленьких прелестных нарядов для малышей...
      - Но я не собираюсь заниматься модным бизнесом.
      - Займешься.
      Гвиннет, с побледневшим и сконфуженным лицом, уставилась на Викторию. А потом вдруг покраснела и поспешила сменить тему.
      - Может быть, Виктория просто завидует нам, - мягко предположила Катриона. - Думаю, следует пожалеть ее. Как считаете, что с ней самой-то будет?
      Катриона представила себе Викторию, окончившую Оксфорд с красным дипломом, и что дальше?
      - Если она не выйдет замуж, то кончит так же, как мисс Пембертон Смит. Умная и злая. Можете себе представить что-либо более ужасное?
      ***
      Листья на деревьях распустились окончательно, теплый летний воздух был наполнен тяжелым гудением пчел и ароматом распустившихся цветов, трава в полях и парках поднялась в полный рост. Катриона без конца мечтала о Джонатане. Почти каждый день она писала возлюбленному бесконечные письма. Правда, отвечал Джонатан куда более редко и разочарующе неромантично. Но Катриона постоянно подбадривала себя, вновь и вновь вспоминая их первую встречу.
      Виктория была благодарной слушательницей. Она слушала спокойно, не перебивая, с таким видом, будто никогда прежде не слышала рассказа Катрионы.
      - Все было как в книжке, - с благоговением рассказывала обожавшая рыцарские романы Катриона. - Я сразу же поняла: либо я выйду за него замуж, либо просто умру.
      - Ну да, я очень надеюсь, что так оно и будет, - вежливо заметила Виктория. - Выйдешь за него замуж, я хотела сказать.
      ***
      - Думаешь, она и вправду ясновидящая? - Катриона и Джесс сидели рядышком на складных стульчиках, держа на коленях коробки с красками и эскизники. Это была ежегодная загородная прогулка кружка рисования в Баклбери-Виллидж - живописную местность с хижинами, крытыми соломой, красочными садиками и небольшой речушкой, мирно извивающейся среди зарослей тростника и болотной калужницы.
      - Откуда я знаю?
      - А если так, то, может быть, Виктория способна предсказать судьбу?
      - Ну и спроси ее. Не тяни резину, - вздохнула Джесс в досаде на то, что ей не дают сосредоточиться.
      Она была по горло сыта разговорами о славном Джонатане Вайндхеме и страшно злилась. Еще минута, и она наговорит бедной Катрионе таких вещей, от которых та непременно расплачется. Девушка захлопнула эскизник и резко встала.
      - Мне надоел этот пейзаж. Пойду поищу что-нибудь еще. Увидимся за чаем.
      Она зашагала вниз по заросшей тропинке, борясь со своим гневом, от которого ее тело затрясло мелкой дрожью.
      Деревня осталась далеко позади. Речка в этом месте поросла камышом и тиной. Джесс приходилось пробивать себе дорогу сквозь густые джунгли кустарника, в кровь царапая руки, спотыкаться, чертыхаться, досадуя на проклятые заросли. Вдруг Джесс остановилась и замерла как вкопанная: открывшаяся перед ней картина заставила ее позабыть и о раздражении, и о трудностях пути.
      Это был пруд. Обычный застоявшийся пруд, покрытый зеленой пеной, окруженный насквозь прогнившими трухлявыми деревьями. Но внутри у Джесс вдруг что-то заныло; волна непонятного и радостного волнения ослепила ее. Она на мгновение зажмурилась, чтобы перевести дыхание, потом, охнув, раскрыла свой складной стульчик и тихо на него села.
      "Не думай. Рисуй. Перенеси цвета на бумагу... - говорил ей внутренний голос. - Ты можешь, у тебя обязательно все получится".
      Полностью ушедшая в себя, Джесс просидела над рисунком до самого вечера, совершенно не замечая облепившую ее мошкару, комариные укусы и удушающий запах от гниющей воды.
      Пришлось отряжать на поиски пропавшей специальную группу.
      Джесс с нескрываемой гордостью протянула подругам свою не успевшую еще высохнуть работу:
      - Вы только посмотрите, что у меня получилось!
      К тому времени, когда они добрались наконец до парадного входа в Твайнхем, эйфория Джесс угасла, и она почувствовала, что замерзла и чертовски устала. Спина разламывалась, исцарапанные руки болели, ноги распухли от комариных укусов. Джесс уже была готова согласиться с Катрионой и миссис Тервиллигер, учительницей рисования, что ее художества всего лишь пустая трата времени, но тут вдруг обнаружилось (и это безмерно удивило юную художницу), что у нее есть почитатели.
      - Здорово, - прокомментировала Виктория, задумчиво глядя на Джесс своими светлыми глазами. - Ты зря теряешь время. Тебе надо учиться у кого-нибудь, кто действительно знает в этом толк.
      - А зачем? Я вовсе не собираюсь становиться художницей.
      - Почему?
      - Потому что у меня совсем другие планы! - ни с того ни с сего вдруг прокричала Джесс, но потом, правда, спохватившись, она безнадежно махнула рукой и тихо добавила:
      - И в любом случае у меня плохо это получается!
      - Откуда ты знаешь?
      - Да ладно тебе, Виктория. - Джесс небрежно хлопнула ладонью по картине. - Это далеко не Пикассо!
      - Нет, - согласилась Виктория. - Это Джессика Хантер.
      В тот вечер Джесс легла спать совершенно разбитая и физически, и морально.
      На следующее утро Джесс выбросила свою картину.
      Спустя полчаса, с холодяще-беспокойным чувством она достала рисунок из мусорной корзины и, осторожно разгладив смятую бумагу, надежно припрятала его. В те дни Джесс сама себя не понимала.
      ***
      Гвиннет заняла второе место на конкурсе по пошиву одежды. Первое место ей не досталось лишь потому, что она не использовала новых материалов и сшила платье из отреза.
      - Ты всю одежду шьешь себе сама? - поинтересовалась Виктория.
      - Конечно. Не могу отказаться от этого удовольствия.
      - А как ты научилась?
      - Двоюродная сестра матери обычно присылала нам посылки с одеждой из Нью-Йорка, - медленно ответила Гвиннет, вспоминая. Как же давно это было!.. - Ни один наряд не подходил, но среди них встречались удивительные вещи! И я сама научилась перешивать платья. Потом мать поссорилась со своей кузиной. Дружба закончилась, а вместе с ней и посылки. Теперь я покупаю вещи на базарах и дешевых распродажах. Удивишься, но там можно наткнуться на такие интересные штучки!
      Виктория покачала головой:
      - Ты попусту тратишь время на детский сад. Ты могла бы стать модельером. И неплохим.
      Гвиннет расхохоталась.
      - Оставь Гвин в покое, - вмешалась Джесс. - Это ее жизнь.
      - - В самом деле? - приподняла бровь Виктория.
      - Я совсем не против работы с детьми, - заверила Гвиннет. - Честно.
      - Ты должна уехать.
      - Куда? - пожала плечами Гвиннет. - И как? У викариев больших денег не бывает. В семье матери был когда-то приличный капиталец, - чистосердечно призналась Гвиннет, - но они все потеряли. Если не считать американскую родню, но с ней мать даже не разговаривает.
      - А как насчет стипендии?
      - Умом не вышла. Это всем известно. - Гвиннет усмехнулась. - Ни кожи ни рожи, да еще и без мозгов, но ли-и-ичность!
      - И талант. Нет, правда, Гвин, почему бы тебе не попытаться? В жизни есть вещи более интересные, чем воспитание детишек в Бристоле.
      - Да заткнись ты наконец! - снова зло перебила Викторию Джесс. - Что за удовольствие сбивать людей с толку?
      Гвин была вполне счастлива. Мы все были вполне счастливы до твоего появления. И уж если на то пошло, что ты знаешь о жизни? Ровным счетом ничего, если не считать замка Данлевен!
      Виктория не обратила на слова Джесс ни малейшего внимания.
      - Почему бы тебе не написать своим американским кузинам? Может быть, они найдут там для тебя работу, пусть даже, скажем, какую-нибудь подсобную. Но ты будешь в Нью-Йорке. Для начала это совсем неплохо.
      - Мать мне никогда не позволит.
      - Тогда не говори ей.
      - Да они все уже и позабыли о моем существовании.
      - Ну во-о-от, - протянула Виктория, - ты им о себе и напомни.
      ***
      Только Катриона оставалась невосприимчивой к россказням Виктории, в то время как ее подруги, казалось, совершенно потеряли аппетит.
      Она радостно поглощала трюфели и икру, размышляя между делом, как бы ей отблагодарить Викторию за ее замечательную щедрость в дележе своих до умопомрачения вкусных посылок. Может, подарить Виктории в конце семестра какой-нибудь прелестный подарок? Кашемировый свитер?
      Шелковый шарфик? Брошь? Или подарок - это не совсем удобно? С опаской, присущей лишь недавно разбогатевшим людям, Катриона старалась избегать капканов, расставленных на пути в новую социальную среду, и, конечно же, постоянно в них попадалась.
      ,. В конце концов Катриона нашла идеальный выход. Она введет Викторию в общество - будущей весной пригласит на свой бал. Вот будет взрыв! Виктория такая очаровашка.
      Судьба мисс Пембертон Смит не для нее. Возможно, на балу Виктория даже влюбится в кого-нибудь.., и, если только это не будет Джонатан, все будет просто замечательно.
      ***
      - Виктория, а ты и вправду можешь предсказывать судьбу? - решилась наконец спросить Катриона.
      Девушки шли на ужин. Стояла ужасная жара и духота, временами слышались раскаты грома надвигающейся грозы.
      - Иногда.
      Катриона моментально протянула Виктории свою розовую ладонь:
      - А по руке ты читаешь?
      - Ты проживешь долгую жизнь. Выйдешь замуж, и у тебя будет двое детей.
      Катриона глубоко вздохнула и чуть не упала, споткнувшись о торчавший на дороге камень.
      - Когда? - бесхитростно спросила она.
      - Через несколько лет.
      - У-у-у, и не раньше... А это будет Джонатан, да?
      - Не знаю. Линии руки говорят лишь о том, что ты выйдешь замуж. Они не говорят, за кого.
      - Но я должна знать.
      - Тогда нам придется провести сеанс, - небрежно кинула Виктория. Как-нибудь ночью, когда я буду в настроении. Ты сможешь задать свой вопрос планшетке.
      - Планшетке! - От восторга у Катрионы перехватило дыхание. - А можно сегодня ночью?
      Девушки шагнули из ослепительного солнечного света в относительную темень коридора, ведущего в столовую.
      Катриона часто заморгала глазами, едва различая туманные очертания спешащих фигур, слыша голос Виктории, но не видя ее.
      - Почему бы и нет? - сказала наконец Виктория после некоторой паузы. Голос ее звучал несколько насмешливо. - Это может быть интересным. Хотелось бы знать, что в самом деле случится со всеми нами. - Виктория загадочно улыбнулась Катрионе, и улыбка ее материализовалась из темноты, подобно Чеширскому коту. - Устроим сеанс сегодня в полночь.
      На календаре в столовой значилась дата - 29 июня.
      Глава 4
      В полночь все представляется иначе.
      Слышны малейшие звуки, окружающая темнота давит так, словно обладает реальным весом, и кажется, что из каждого угла на тебя смотрит кто-то очень внимательный и обязательно коварный.
      Джесс, Гвиннет и Катриона, теснясь друг к другу и трепеща от страха, слышали лишь собственное учащенное дыхание. Виктория же, напротив, была абсолютно спокойна.
      Это, впрочем, нисколько не удивляло подруг, поскольку они прекрасно понимали, что за множество лет, проведенных в мрачном замке Данлевен, Виктория привыкла к подобной атмосфере.
      Виктория сидела, скрестив по-турецки ноги, на полу, одетая в темно-фиолетовую мужскую мантию с черными атласными лацканами. В руке у нее был зажат маленький фонарик, луч которого, освещая ее лицо снизу, высвечивал лишь скулы и надбровные дуги. Перед ней лежала спиритическая планшетка - не настоящая, но, как убеждала Виктория, "и эта сойдет". Квадратную картонную планшетку она смастерила сама, нацарапав на ней полукругом буквы алфавита с цифрами от 1 до 9 под ними и словами "да" и "нет".
      Переведя взгляд с одного лица на другое, Виктория с ритуальной торжественностью сняла с левой руки аметистовое кольцо. Джесс, Гвиннет и Катриона невольно и одновременно приглушенно вздохнули. Они впервые видели, чтобы Виктория снимала кольцо с пальца, и в этом ее жесте, казалось, заключалась какая-то мистическая многозначительность.
      Немного поразмыслив, Виктория положила кольцо в центр планшетки, и призматические вспышки пурпурного цвета мгновенно заметались по потолку. Зачарованные мерцанием камня, девушки затаили дыхание, и в комнате воцарилась мертвая тишина.
      Первой нарушила молчание Виктория. Слегка прижав пальцем мерцающий камень, она предложила:
      ... - Ну что, начнем? Вы тоже должны прикоснуться к камню, чтобы зарядиться энергией.
      Виктория улыбнулась одними кончиками губ и закрыла глаза. Чувствуя себя достаточно нелепо, девушки послушно положили пальцы на аметист, не зная, чего ждать. Несмотря на некоторую неловкость, Виктория, Джесс и Катриона выглядели вполне серьезно. Гвиннет же задыхалась от непреодолимого желания расхохотаться: ее страшно забавляла вся эта затея.
      - Кто-то здесь есть, - после довольно продолжительного ожидания спокойно произнесла Виктория.
      Девушки инстинктивно насторожились. Впоследствии поддающаяся внушению Катриона настаивала на том, что в этот момент неожиданный порыв ветра с шумом ударился в окна и все они, ретроспективно, были уверены в том, что драгоценный камень задрожал под пальцами.
      - Кто здесь? - торжественно спросила Виктория.
      Медленно, нерешительно кольцо начало двигаться, рассыпая по планшетке вспышки аметистового света. К кольцу никто не прикасался.
      - Точно, точно, - уверяла позже Гвиннет. - Оно двигалось само, клянусь.
      Катриона вскрикнула от страха.
      Камень указал сначала на С, потом на К, двигаясь все быстрее, он высвечивал букву за буквой, пока не остановился в центре. "СКАРСДЕЙЛ".
      - Господи, помилуй, - выдохнула Гвиннет.
      - Мой отец, - спокойно констатировала Виктория и после длительной, пугающей паузы добавила:
      - Ничуть не удивляюсь, что это он.
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Это его кольцо.
      - Ты имеешь в виду... - прошептала Катриона, - оно может.., вызывать его?
      Полоска пурпурного света косым разрезом легла на лицо Виктории.
      - Не знаю.
      - Думаю, нам следует остановиться:
      - Джесс встала на колени и засунула руки в карманы.
      - Да брось ты, - посмотрев на Джесс, потом на Катриону и снова на Джесс, произнесла Гвиннет с нарочитой беспечностью. - На самом-то деле мы ведь в это не верим!
      - Тихо! - пробормотала Виктория.
      - Правильно, - согласилась Джесс. - А то еще кто-нибудь услышит.
      Полная дурных предчувствий, приготовившаяся слушать призрак лорда Скарсдейла, Катриона вздрогнула. Она неожиданно обнаружила, что была совсем не против того, чтобы мисс Пембертон Смит собственной персоной появилась на пороге комнаты и помешала бы их спиритическому сеансу.
      - Прошу прощения. - Гвиннет натянула полы своего коротенького купального халата на костлявые коленки и снова водрузила палец на камень.
      Последовала продолжительная пауза, в течение которой Виктория, казалось, собиралась с силами.
      - Отец, - произнесла она наконец глухим голосом, - где ты? Скажи нам, как это выглядит?
      После медленного, чуть неуверенного поиска букв пришел ответ:
      - ХОЛОД. МРАК. ДАЛЬ...
      Последовал длительный, непрерывный и бесцельный ряд вращений кольца.
      - Ты ответишь на наши вопросы?
      - ЕСЛИ Я ДОЛЖЕН...
      - Я прошу тебя об этом, отец.
      Скарсдейл не удостоил дочь ответом. Кольцо не двигалось.
      Теперь пугающе четкий образ лорда Скарсдейла пробрался в воображение Джесс. Она словно воочию видела худое темное лицо, холодные глаза и тонкую, жестокую складку рта.
      Он выглядел совсем не так, как себе представляла Джесс.
      Он не был похож ни на одного из ее знакомых.
      Виктория подняла голову. Глаза ее казались странными и темными, не правдоподобно расширившиеся зрачки занимали почти всю поверхность блеклой радужной оболочки.
      - Катриона, ты - первая. Ты больше всех об этом просила.
      - Ой, нет. Не я. Пожалуйста, пусть кто-нибудь другой...
      - Давай. Он ждет.
      - Я... - Катриона судорожно глотнула и покраснела. - А как?
      - Соберись с мыслями, - терпеливо наставляла подругу Виктория. Подумай о том, что бы ты хотела узнать. Только и всего. А потом спрашивай.
      - И все?
      Виктория кивнула.
      - Ага, поняла. - Голос Катрионы дрожал. - Лорд Скарсдейл, прошу вас, я хочу знать... - И скороговоркой:
      - Я выйду замуж за Джонатана Вайндхема?
      Ответ пришел мгновенно:
      - ДА.
      Катриона счастливо выдохнула. Гвин слегка толкнула ее в бок.
      - Ну вот тебе, голубушка. Красавец принц подхватит прекрасную принцессу на белого коня и умчит ее в закат.
      - Ах, спасибо вам! - со слезами на глазах улыбнулась Катриона аметисту. - Большое вам спасибо!
      - Не хочешь ли ты еще что-нибудь спросить? - поинтересовалась Виктория.
      - Теперь мне больше ничего не надо.
      - Теперь она будет жить совершенно счастливо, - усмехнулась Гвиннет.
      - Но будет ли она счастлива?
      Катриона обратила взор куда-то вверх. Что-то в голосе Виктории покоробило ее.
      - Конечно же, буду.., ведь так?
      - Виктория пожала плечами.
      - Спрашивай не у меня. - Виктория кивнула на планшетку. - Спроси у него.
      Катриона поджала губы и робким голосом спросила:
      - Я буду ужасно счастлива. Ведь так?
      Последовала мучительно долгая пауза. Катриона обеспокоенно посмотрела на Викторию, сидевшую неподвижно, словно статуя, с закрытыми глазами.
      - Почему он не отвечает? - прошептала Катриона.
      - Тш-ш-ш, - прошипела Виктория, - подожди.
      Камень начал нерешительно двигаться.
      - СЧАСТЬЕ ДОСТАЕТСЯ ВЕЛИКОЙ ЦЕНОЙ.
      - Великой ценой? - прошептала Катриона. - Что это значит?
      - Ш-ш-ш, он еще не закончил.
      - ПОСЛЕ ТОГО, КАК УЗНАЕШЬ ТЬМУ.
      Камень застыл на месте. Катриона смотрела на него в ужасе.
      - Тьму?
      - ВЕРЬ В СОБСТВЕННЫЕ СИЛЫ.
      - Но при чем тут сила? Вы имеете в виду деньги? Лорд Скарсдейл, я не понимаю. - Катриона почти плакала. - Мы что, не будем счастливы?
      И тут они все почувствовали, как камень замер под их пальцами, его мерцающий свет, казалось, потускнел.
      - Я... - Катриона уставилась на Викторию. Предсказание было вовсе не тем, что нагадала когда-то Катрионе цыганка - счастливое замужество за Прекрасным Принцем. - Он не сказал...
      - Он закончил, - мягко перебила Виктория. - Теперь ты сама должна во всем разобраться. Если ты выйдешь замуж за Джонатана, возможно, тебе придется отказаться от каких-то важных для тебя вещей.
      - Но что может быть важнее Джонатана?
      - Откуда я знаю? Сама выяснишь.
      Катриона упрямо поджала губы.
      - Меня не волнует великая цена. Я отдам все, чтобы выйти за него замуж!
      В комнате повисло молчание.
      - Гвин, не хочешь быть следующей? - спросила наконец Виктория.
      Гвиннет нервно кашлянула. Она никак не ожидала таких странных, неясных ответов. Ею овладело жгучее желание поскорее выбраться из этой страшной комнаты.
      "Лучше уж оставить будущее в покое, - решила Гвин, но, поразмыслив, вздохнула. - Ну ладно. Здесь только мы четверо, и нечего бояться, что потом кто-то будет надо мной, смеяться".
      - Ну, Гвин, давай, - подбодрила ее Виктория.
      Только вот что спросить? Что-нибудь безобидное.., разве что... Гвиннет закрыла глаза и принялась задумчиво поглаживать нос.
      - Не тяни, - посоветовала Виктория. - А то он устанет и исчезнет.
      Гвиннет вздохнула.
      - Лорд Скарсдейл, буду ли я довольна своей жизнью? - задала Гвиннет достаточно нейтральный вопрос.
      Ответ был скор и малоинформативен:
      - ИНОГДА.
      - Надо быть более определенной, - подсказала Виктория.
      - Ну хорошо, - вздохнула Гвиннет. - Стану я миллионершей? Вот это да!
      Показалось, что ответа на вопрос не последует. Но кольцо уверенно встало по диагонали напротив слова "ДА", - Что? Ерунда какая-то. - Гвиннет уставилась на планшетку, на которой буквы, казалось, слегка поплыли, словно сами отрывая себя от бумаги. Она решила бросить вызов:
      - Ну ладно, и как же я заработаю эти деньги?
      - БЕЗУПРЕЧНЫМ ТЕЛОСЛОЖЕНИЕМ.
      Гвиннет почувствовала, как отвисла ее нижняя челюсть,! и, шлепнув при этом губами, она поспешила закрыть рот.
      - Телосложением?.. - в полном недоумении промямлила девушка.
      Но кольцо не шевелилось.
      - Он все сказал. Не дави на него, - вполголоса предупредила Виктория.
      - Теперь, кажется, моя очередь, - невольно протянула Джесс.
      В ее голове возник единственный страшный вопрос - вопрос, который Джесс никак не решалась задать. Если ответ на него будет положительным, то все представления Джесс о будущем рухнут, как говорится, в одночасье, если же отрицательным - разочарование будет кошмарным.
      "И все-таки я в это верю, - в ужасе подумала Джесс. - Не хочу! Это какая-то бессмыслица!"
      И тут Джесс решила спросить о чем-нибудь безопасном, задать вопрос, ответ на который она уже знала.
      - Где я буду жить, после того как займусь своим делом? - задала вопрос Джесс, имея на уме уже готовый ответ - в родном Котсволде, конечно, где же еще?
      И так же, как перед тем Гвиннет, Джесс с изумлением следила за словами, постепенно складывающимися из движения камня, выдавшими столь же неожиданный ответ:
      - В ДРУГОЙ СТРАНЕ.
      - Другой стране? Где это? - напрямую поинтересовалась Джесс.
      - ОЧЕНЬ ДАЛЕКО.
      - Не верю, - твердо заявила Джесс. - Почему?
      - ЧТОБЫ ЯСНЕЕ ВИДЕТЬ.
      Дважды повторив ответ, камень застыл на месте.
      - Что видеть яснее?
      Виктория вздохнула:
      - Все. Больше он ничего не скажет.
      - Разумеется, не скажет, потому что не знает, - отрезала Джесс. - Он не может знать.
      - Знает.
      - Глупости. - Джесс отказывалась принять пророчества лорда Скарсдейла.
      - Нет, - равнодушно возразила Виктория.
      Сидя неподвижно и глядя на подруг из-под полуопущенных ресниц, она молчала. Джесс, Гвиннет и Катриона выглядели очень встревоженными. Наконец низким, почти сонным голосом Виктория сама обратилась к духу:
      - Скарсдейл, скажи мне, а что ты видишь о нас, обо всех? Что будет с нами ровно через двадцать лет?
      Впоследствии девушки вспоминали неожиданный разряд электрического тока, пронзившего кончики пальцев, пробежавшего по рукам и холодом вонзившегося в сердце. Кольцо двигалось в бешеном темпе, металось от буквы к букве, вперед-назад, царапая планшетку, стремительно перебрасывая отблески своего пурпурного света с одного лица на другое.
      Подруги, словно парализованные, не шелохнувшись, следили за взбесившимся кольцом.
      - ВЫ СНОВА БУДЕТЕ ВМЕСТЕ, НО ВАС БУДЕТ ОДНОЙ МЕНЬШЕ.
      Когда до подруг наконец дошел смысл пророчества, кто-то из них, возможно, Катриона, коротко вскрикнула. Тяжелое аметистовое кольцо же, прочертив на планшетке глубокую борозду, подскочило и с глухим звуком громко ударилось о стену.
      В комнате вдруг стало совершенно темно.
      Глава 5
      Прошел год, и снова наступил июнь.
      У Гвиннет на подносе для завтрака лежало два письма: в кремовом тисненом конверте - приглашение из Скорсби-Холла, другое - с американской маркой и почтовым штампом Сан-Франциско.
      Викарий и миссис Джонс смотрели на конверты с нескрываемым живым любопытством, но были обречены на разочарование.
      - Скрытность - малопривлекательная черта для молодой девушки, - с горечью заявила миссис Джонс, наблюдая, как Гвиннет, без каких-либо комментариев, засовывает заграничный конверт в карман.
      "Дорогая Гвиннет!
      Тетя Сусанна любезно передала мне твое замечательное письмо, и, как ты правильно поняла, я ищу няню для своих детей. Тетя говорит, что ты училась уходу за детьми в местном колледже и после его окончания хотела бы найти работу в Соединенных Штатах.
      У нас с Джоном двое детей - Джон Джер (Джо-Джо) и Стоктон (Токи), которым соответственно три и два года (с приложенной к письму фотографии улыбались две круглолицые малышки: одна с белокурым чубчиком, другая лысенькая). Им очень понравится, что за ними будет ухаживать настоящая английская няня, в особенности потому, что я в последнее время страшно занята "Молодежной лигой", благотворительностью и бесконечными заседаниями в комитетах.
      У нас чудесный дом в районе Пасифик-Хайтс, в Сан-Франциско, где у тебя будет собственная комната с телевизором и отдельной ванной. Если все устроится, нам хотелось бы видеть тебя в нашем гнездышке после того, как вернемся из отпуска с востока, от мамы. Конечно, мы оплатим твой авиабилет до Калифорнии..."
      Далее в письме излагались условия: двести долларов в месяц плюс проживание, питание ("Семьдесят пять фунтов в месяц!" - задохнулась Гвиннет) и машина в собственное распоряжение по выходным.
      После многословных приветов от Джо-Джо и Токи письмо завершала подпись: "Твой друг Сесилия (Си Си) Вере".
      Гвиннет отписала немедленно, дав, пока не передумала, согласие, а следующие три недели промучилась, сомневаясь в правильности принятого решения.
      ***
      Сегодня вечером Катриона выглядела потрясающе хорошенькой. Прибывший после обеда Мартино, лондонский парикмахер Катрионы, вымыл девушке голову и уложил ее золотистые волосы в великолепную прическу, украсив жемчугом и надушив жасминовыми духами. Сидя среди искусно расставленных цветов, свисавших из окружавших ее ваз и корзин, на фоне светлых обоев, длинных, до пола, гобеленов и висящего на двери уборной нового вечернего платья от Шипарелли (бледно-розового шелкового конфекциона с цикламеновой нижней юбкой), Катриона сама была похожа на цветок.
      - Между прочим, - заметила Катриона, накладывая на щеки румяна, Виктория тоже приглашена. Я вам уже говорила?
      - Нет! Ничего не говорила! - изумленно воскликнула Джесс.
      - Зачем? - потребовала объяснений шокированная Гвиннет.
      Все они были очень злы на Викторию.
      - Будь моя воля, я бы и смотреть на нее не стала, - заявила рассерженная Джесс. - Она - опасная шарлатанка.
      После достопамятного сеанса Катриона несколько дней ходила бледная, с широко раскрытыми глазами, и вся троица избегала встреч с Викторией Рейвн, что было не особенно трудно в силу начавшихся у Виктории экзаменов. А осенью она поступила в женский колледж Маргарет-Холл в Оксфорде.
      - Я еще раньше говорила, что приглашу Викторию на свой бал, - слегка покраснела Катриона. - Я не могла не пригласить ее. - Краска все больше заливала ей лицо. - Я подумала.., а вдруг планшетка сказала правду? Я хочу сказать, если Виктория будет здесь.., я подумала.., может быть, воздействие сработает. - Красная как помидор, Катриона смутилась окончательно.
      - Ах, да ради Бога, - сверкнула глазами Джесс.
      - Я и брата ее пригласила, - поспешила добавить Катриона в надежде успокоить подругу. - Он, кажется, очень хорошенький.
      Тут стоявшая у окна Гвиннет неожиданно объявила:
      - Тебе бы лучше поторопиться с одеванием. Сюда подъезжает серый "бентли".
      - Боже мой! Вайндхемы! - Краска моментально сошла с лица Катрионы. Дыхание у нее перехватило, сердце застучало в груди подобно огромному кузнечному молоту. Все мысли несчастной влюбленной объединились в одну горячую молитву: "Пусть он сделает предложение. О Боже, пусть он сделает предложение сегодня вечером".
      ***
      К десяти часам гости, после данного специально в честь бала обеда, разбрелись по всему дому.
      - С вашей стороны было столь любезно пригласить меня, миссис Скорсби, - серьезно признался молодой маркиз, загипнотизированно глядя при этом на Катриону.
      Маркиз очень походил на хорька, и руки у него были горячие и влажные, но, по мнению миссис Скорсби, если твой отец - герцог Малмсбери, это почти ничего не значит.
      - Приятно снова видеть вас, Арчи, - с отсутствующей улыбкой пробормотала Катриона. - Очень рада, что вы смогли прийти...
      Миссис Скорсби, в своем плотно облегающем фигуру платье из тафты цвета серого металла со скрипящим кожаным поясом, вдохнула полной грудью, исполненная гордости за собственную дочь.
      Ко все большему удовлетворению миссис Скорсби, приглашенные, казалось, прекрасно проводили время. Молодые люди в своих вечерних костюмах, за небольшим исключением, выглядели красавцами, девушки в оборчатых юбках и с пышными прическами представлялись распустившимися бутонами цветов. Соблазнительная танцевальная музыка лилась из-под натянутого во дворе огромного тента, дом сотрясался от басовых вибраций, доносившихся из подвала, который приспособили на вечер под дискотеку, украшенную разноцветными огнями и плакатами "Битлз" на стенах.
      ***
      Вечеринка была в разгаре: гремела музыка, дом дрожал от топота танцующих, громкий смех, звон бокалов, звяканье фаянсовой посуды, скрип бегущих шагов по гравию, веселая канонада пробочных выстрелов.
      К двум часам ночи чувства настолько обострились и нервы были так натянуты, что ни один из присутствующих и думать не мог о сне или о чем-нибудь подобном.
      - Ты не считаешь, что пришло время нам потанцевать? - Катриона наконец подошла к Джонатану.
      Оказавшись в его объятиях, она как-то сразу успокоилась.
      "Ну какая же я дурочка, - размышляла девушка, с неизбывным обожанием заглядывая в глаза своему избраннику. - Конечно же, он меня любит. Все в порядке. Просто ему нужны время и подходящий случай".
      - Я трудилась весь вечер, Джонатан, - прошептала Катриона. - И мне ужасно жарко. Может, прогуляемся?
      Взявшись за руки, они прошли по длинной травянистой дорожке, обсаженной благоухающими кустами роз, пересекли нижнюю лужайку и, миновав часто посаженные ивы, вышли к озеру, берега которого оглашались треском цикад и кваканьем лягушек. В центре озера возвышался островок, на котором стояла, облитая лунным светом, небольшая беломраморная беседка в греческом стиле.
      - Давай переплывем на остров.
      Джонатан помог Катрионе сесть в небольшую лодку, тихо покачивавшуюся на волнах в прибрежных камышах, и погреб к острову. Лунный свет играл в светлых волосах Джонатана, полосами ложился на складки его белой рубашки и на спокойные темные воды озера.
      Сев на каменную скамейку беседки, Катриона прильнула к Джонатану. Ощущение юношеского тела, теплого и сильного, возбуждало ее. Катрионе хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно. Сердце в груди билось с ужасающей частотой. Теперь в любой момент Джонатан мог обнять ее и поцеловать, поцеловать не привычным целомудренным поцелуем, а страстно, как любовник...
      Джонатан повернулся к Катрионе. Лунный свет серебрил его прекрасные волосы и подчеркивал чисто классическую форму подбородка и виска.
      - Катриона, мне нужно тебе что-то сказать. Иди сюда.
      Иди ко мне поближе.
      Джонатан обнял Катриону за плечи и привлек к себе.
      Она почувствовала, как громко стучит его сердце, и представила себе, как он властно целует ее губы, настойчивая рука страстно ласкает ей грудь, жар его кожи...
      Глядя на его чистое, залитое серебряным светом лицо, Катриона потянулась к возлюбленному.
      - Да, Джонатан?
      - Я давно хотел тебе сказать...
      Они существовали в собственном волшебном мире. Музыка и огни Скорсби-Холла унеслись куда-то далеко. Только они были реальны - Джонатан и Катриона.
      Тут Джонатан напрягся и повернул голову.
      - Послушай.
      Катриона услышала приближающийся рычащий звук мощного мотора спортивного автомобиля и увидела мечеподобные полосы света, образованные яркими фарами.
      - Поздние гости, - возвестил Джонатан и поднялся. - Мне лучше отвести тебя назад.
      - Джонатан, не стоит беспокоиться. Господи, да сейчас уже почти три часа. Все это ерунда. Мама их займет. Что ты хотел...
      Но Джонатан протянул ей руку. Катриона покорно встала.
      - Я отведу тебя домой. - Молодой человек устало улыбнулся.
      ***
      Вечеринка выдыхалась. Прислуга в униформе с осторожностью собирала пустые бокалы, тарелки и прочую посуду.
      Большой зал выглядел усталым и грязным.
      Гремевшая весь вечер в подвале рок-группа умолкла, и воцарилась, казалось, полнейшая тишина. Вдруг неожиданный рев спортивного автомобиля, подобно артиллерийскому салюту, разорвал безмолвие только-только установившегося покоя.
      В тот самый момент, когда Гвиннет наконец застыла на нижней ступеньке лестницы, на широком роскошном пороге Скорсби-Холла, плечом к плечу, возникли две фигуры.
      Два стройных молодых человека в безупречно сидящих на них смокингах: один - высокий жгучий брюнет, другой - ростом пониже, с коротко подстриженными серебристыми волосами, но.., не мужчина, а... Виктория Рейвн.
      - Эй! - радостно крикнула Виктория. - Гвин, мне нравится твоя прическа.
      Высокий черноволосый парень тоже улыбнулся:
      - Так вот ты какая, Гвиннет!
      Во рту у девушки пересохло. Она растерянно улыбнулась и попыталась выдавить из себя нечто вроде приветствия, но красота спутника Виктории, казалось, лишила ее дара речи.
      - Я, разумеется, слышал о тебе. - Широким шагом молодой человек пересек зал, с поразительным изяществом поцеловал руку Гвиннет, а потом обратной стороной ладони погладил девушку по щеке. - Твое платье просто волшебно.
      Очень смело, но с твоей фактурой можно позволить себе и не такое. У тебя прекрасная фигура.
      Гвиннет, похоже, остолбенела; мысли путались, глаза застилал туман.
      Откуда-то издалека до нее донесся голос Виктории:
      - Поздравляю, Гвин. Я слышала, ты все же едешь в Америку?
      Оттуда же, издалека, раздался холодный голос Джесс:
      - Привет, Виктория! А мы уже считали тебя без вести пропавшей.
      "Я люблю его, - подумала Гвиннет. - Я его люблю. Я буду любить его вечно..."
      Новые голоса, новые фигуры, двигающиеся, словно во сне: туда-сюда, туда-сюда.
      Еще одна пара в дверях.
      - Виктория! - Натянутая улыбка легла на чуть ли не почерневшее от душевных переживаний лицо Катрионы. - Какой сюрприз! Рада, что ты в конце концов решилась. Здесь все еще полно народа.
      В поле зрения Гвиннет попала Джесс, сопровождаемая одним из своих типичных спутников: блондин, розовощекий и очень английский.
      - Вы знакомы с Джонатаном Вайндхемом? - пытаясь соблюсти приличия, уныло заметила Катриона. - Джонатан, это Виктория Рейвн. Мы вместе учились в школе.
      Джонатан вежливо кивнул Виктории.
      - Позвольте представить - мой брат Танкреди. - Виктория поспешила удовлетворить общее любопытство.
      Катриона, стоявшая спиной к своему возлюбленному, не могла видеть, с каким выражением лица тот пожал протянутую руку Танкреди. Гвиннет, слепая ко всему, кроме собственных, охвативших ее бурных эмоций, тоже ничего не видела.
      Увидела только Джесс. Своим цепким взглядом художника она заметила, как вспыхнули глаза Джонатана, как краска сошла с его загорелого лица и как он тут же покраснел от волнения. Джесс удивилась тому, с какой поспешностью Джонатан отдернул свою ладонь от ладони Танкреди, удивилась она и самому Танкреди, лицо которого, впрочем, не выражало ничего, кроме серьезной вежливости.
      Джесс не поняла, чему же она стала свидетельницей, но почувствовала, что что-то случилось. Что-то непонятное и ужасно печальное.
      А заметила ли Виктория? Ну разумеется, заметила - Виктория все замечала.
      ... - В буфете - море шампанского, - сообщила Катриона веселым, ломающимся голоском, - а в подвале - горы хотдогов и реки пива.
      - Вы что предпочитаете? - Танкреди обернулся к Гвиннет:
      - Немного шампанского?
      - О да! Да, пожалуйста, - закивала Гвиннет.
      Через несколько минут Танкреди вернулся с полными бокалами шампанского.
      - Может быть, выйдем во двор? Здесь ужасная духота, и скоро рассвет. Элегантно взяв Гвиннет под руку, Танкреди направился к выходу.
      Виктория проводила их задумчивым взглядом своих отливающих серебром пристальных глаз.
      Сейчас, в конце июня, сад походил на огромное цветущее облако, источавшее сногсшибательный дурманящий аромат. С верхушки вяза послышался щебет проснувшейся птички; где-то вдали, на востоке, петух издал первый, пробный предрассветный крик.
      - Ку-ка-ре-ку! Время ведьмам и вурдалакам возвращаться в свои могилы, - шутливо пробормотал Танкреди.
      Он провел свою спутницу по мокрой от росы траве в центр маленького круга - выложенных камешками солнечных часов.
      Поставив бокалы на землю, Танкреди обнял Гвиннет и поцеловал в губы, после чего со смехом в голосе произнес:
      - А ты смелая девушка. Откуда ты знаешь, что я не вампир?
      - Я все же рискну, - дрожа, ответила Гвиннет, не имевшая в эту минуту ни малейшего желания говорить о таких глупостях, как вампиры. Впервые в жизни Гвиннет поцеловали, и девушка с нетерпением ждала повторения.
      Танкреди сверху вниз насмешливо смотрел на Гвиннет.
      Своим длинным пальцем он дотронулся до ее лба, потом легко провел им вниз и остановился на переносице.
      - Хорошо, согласен, я и в самом деле не вампир. - И, склонив голову, снова приник к девичьим губам.
      Длинные мускулистые бедра Танкреди прижались к бедрам Гвиннет. Она стиснула в объятиях его открытую шею и приоткрыла рот. Танкреди зубами принялся слегка покусывать нежную плоть внутренней стороны ее нижней губы. Гвиннет почувствовала, что падает, стремительно падает куда-то в бездну. Мысленно она видела, как ее тело, вращаясь, мчится сквозь пространство. Но он был рядом, он был вокруг, он был в ней...
      Внезапно и резко Танкреди оторвался от губ Гвиннет, и та вмиг ощутила себя бесконечно одинокой. Она тихо стояла, дрожа и глядя себе под ноги, на циферблат солнечных часов. Одна ее нога покоилась на римской цифре II, вторая - на XI.
      Молодой человек снова взял Гвиннет за руку, и она почувствовала, как дрожат ее пальцы в его сильной ладони.
      - Холодно, - спокойно, без каких-либо эмоций произнес Танкреди. Пойдем в дом.
      ***
      - Гвин влюбилась в твоего брата, - холодно заметила Джесс.
      - В Танкреди все влюбляются, - пожала плечами Виктория.
      - Ах, вот Как? Я ее еще никогда такой не видела, - с осуждением в голосе призналась Джесс.
      Молодой человек рядом с Джесс нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но Джесс не обращала на него ни малейшего внимания.
      - Танкреди - первый мужчина, увидевший в Гвиннет! женщину, - тонко улыбнулась Виктория. - Он сказал Гвиннет, что она прекрасна. До этого Гвин никто об этом не говорил. Чего ты еще ждала? Разумеется, она тут же в него и влюбилась.
      - Я не хочу, чтобы Гвиннет причинили боль.
      Виктория серьезно посмотрела на Джесс и как-то странно сказала:
      - Даже если и, так, дело того стоит...
      ***
      Офис Эрнеста Скорсби был невелик, но прекрасно спланирован: небольшая комната с видом на шоссе, изящными арочными окнами и стенами, увешанными полками, полными книг в кожаных переплетах (книги приобретались дизайнером миссис Скорсби вместе со всей обстановкой). В кабинете было тепло и тихо, уже затухающее пламя большого камина нервными бликами разрывало застоявшиеся сумерки. Единственными свидетельствами продолжавшейся внизу вечеринки были два бокала (один со следами губной помады) на широком дубовом письменном столе Эрнеста Скорсби и длинная белая перчатка с перламутровыми пуговицами, безжизненно лежавшая на спинке коричневого кожаного кресла.
      - Где бы мы могли уединиться? - настаивал заплетающимся языком Джонатан.
      Стоя рядом с Катрионой перед камином на ковре из белой овчины, Джонатан сделал очередной большой глоток вина, поставил бокал на прикаминную полку и вцепился пальцами в обнаженное плечо девушки. Поморщившись от боли, Катриона посмотрела на своего кавалера с досадой. Джонатан сильно напился. Его волосы цвета спелой кукурузы были растрепаны, на щеках выступил пунцовый румянец.
      - Катриона, прошу тебя... - пробормотал он нетвердым голосом.
      В коридоре послышались чьи-то торопливые шаги, в дверь постучали, раздались приглушенные вскрики, звон разбившегося бокала, веселый смех.
      - О, черт, - прошипел молодой человек и заставил себя собраться. Катриона, выходи за меня замуж. Пожалуйста.
      Ты так прекрасна. Ты должна выйти за меня замуж.
      Катриона чувствовала холод и одиночество, словно стояла совершенно одна в кромешной темноте на скалистой горной вершине. Она не понимала, зачем Джонатан просит ее выйти за него замуж, если сам он того не хочет?
      "Счастье достается великой ценой. Но тогда.., тогда...
      Какая же я дура, - думала Катриона. - Вот же, Джонатан просит меня выйти за него замуж. Милый, милый Джонатан, которого я люблю столько лет! Бедный Джонатан, он совершенно изнервничался, готовясь весь вечер сделать мне предложение, и он ждет ответа".
      - Дорогой мой, - прошептала Катриона, отбрасывая сомнения, страх и темноту, чувствуя охватывающие все ее существо радость и торжество (именно так она это себе и представляла). - Ах, дорогой, я так тебя люблю! Конечно же, я выйду за тебя замуж.
      И Катриона поняла, что она - счастливейшая девушка в мире.
      - О Боже! - простонал Джонатан и порывисто поцеловал Катриону, крепко обняв ее и больно впившись пальцами в обнаженную спину своей будущей жены.
      Катриона почувствовала, как зубы Джонатана стукнулись о ее губы, и ощутила во рту солоноватый привкус крови, но не стала обращать на это внимания. Джонатан целовал ее так, как она столько раз представляла в своих фантазиях, одиноко мечтая об этом поцелуе в своей роскошной девичьей постели.
      - О, Джонатан, - выдохнула Катриона. - Я так тебя люблю...
      Глава 6
      Впоследствии июньский бал в сознании Катрионы как-то незаметно слился с ее свадьбой в сентябре, превратившись в одно и то же событие.
      Как и в июне, над ее прической в сверкающем великолепием номере отеля "Гайд-парк" трудился приехавший специально по этому случаю из Лондона Мартино. Он беспрерывно кудахтал и ворковал, укладывая под прелестную кружевную фату многочисленные витые локоны и романтичные завиточки отливавших золотом волос.
      Джесс и Гвиннет тоже принимали участие в церемонии обряжения невесты. Сами они были в нарядах подружек невесты - коротких пышных платьях: одно из них серебряное, другое - сине-серое. Прически девушкам сделал все тот же Мартино.
      И еще там присутствовала Виктория, в бесподобном дымчатом платье, при каждом движении отливавшем серебром.
      Аметистовое кольцо на пальце Виктории пылало пурпурным огнем.
      - Зачем ты пригласила ее в подружки? - еще раньше недовольно допытывалась у Катрионы Джесс.
      - Кажется, Виктория приносит мне счастье, - улыбнулась Катриона. - В конце концов, не постучи Виктория вовремя к отцу в кабинет, Джонатан, возможно, так и не решился бы сделать мне предложение.
      - Когда-нибудь все равно бы решился, - возразила Джесс. - И я думала над последними словами, выданными планшеткой...
      Но Катриона уже дала себе полностью рациональное объяснение предупреждению планшетки. Разумеется, цена будет великой: отцу Катрионы придется выложить немалую сумму на реставрацию Барнхем-Парка, находившегося просто в катастрофически разрушающемся состоянии. Обойдется восстановление в тысячи и тысячи фунтов.
      - Папуля ничего не будет иметь против, - с сияющим лицом сообщила Катриона Джонатану. - Он даже и не заметит.
      Любопытно, что шафером на свадьбу пригласили Танкреди.
      - Теперь Джонатан с Танкреди большие друзья. Джонатан останавливался у него в Лондоне, и тот водил его на вечеринки. Он таскал его с собой повсюду. И это было очень кстати, поскольку последние несколько недель я откровенно замоталась.
      - Но шафером? - допытывалась Джесс. - Ведь у Джонатана должна быть масса других друзей. Почему Танкреди?
      - А почему не Танкреди? - мечтательно улыбнулась своему отражению в зеркале Гвиннет.
      Джесс пристально посмотрела на подругу.
      "Боже мой, а ведь брат Виктории прав, - неожиданно подумалось ей. Гвиннет действительно прекрасна!"
      ***
      - Можно пригласить тебя на обед? - Пять слов, которые могли изменить всю ее жизнь.
      - Конечно, - с решительностью самоубийцы ответила Гвиннет...
      Тем же днем, накануне свадьбы Катрионы, Гвин встретилась с Танкреди в ресторане "Каприз" на Сент-Джеймс.
      Традиционный французский интерьер, чудовищные цены, ужасно важные официанты, которые насмерть перепугали бы Гвиннет, не будь рядом с ней Танкреди. Боже, с каким терпением и даже вниманием он слушал ее болтовню. Гвиннет чувствовала себя удивительно остроумной и удивительно красивой. Совершенно новой личностью. Женщиной.
      Наконец обед закончился, и Танкреди, слегка поддерживая Гвиннет под локоть, вывел ее через прекрасные, украшенные резьбой стеклянные двери на улицу.
      Сев в такси, Танкреди вальяжно развалился на заднем сиденье, вытянув свои длинные ноги, и заговорщицки улыбнулся Гвиннет:
      - А сейчас мы поедем ко мне домой и выпьем по стаканчику бренди. Времени у нас предостаточно. Потом я отвезу тебя, чтобы ты могла переодеться к ужину.
      - Мне нравится такой план, - ответила Гвиннет, наслаждаясь собственной непринужденностью.
      Квартира Танкреди располагалась на набережной в Челси. Она занимала весь первый этаж П-образного многоэтажного дома со сплошь увитым виноградом внутренним двором, который украшали греческие скульптуры и огромные каменные урны. В доме Гвиннет обнаружила черные мраморные полы, множество больших напольных ваз с дурманяще благоухающими цветами, сводчатые резные деревянные потолки, концертный рояль, четыре прекрасных антикварных шахматных столика с инкрустацией и шахматными фигурами из оникса, бесчисленные полки с книгами в кожаных переплетах, великолепные старинные персидские ковры.
      - Несмотря на все свои недостатки, Скарсдейл имел хороший вкус, заметил Танкреди, наливая из хрустального графина коньяк в два коньячных бокала из баккара.
      - Салют. - Танкреди слегка чокнулся с Гвиннет.
      Глядя Танкреди прямо в глаза, Гвиннет поймала себя на мысли, что Танкреди - единственный молодой человек, на которого она может так вот запросто, без тени смущения, смотреть.
      - У тебя прекрасные глаза, - мягко сказал Танкреди, - Пообещай мне, что выбросишь очки и вставишь контактные линзы. - Он ласково взял Гвиннет за подбородок, слегка наклонился и нежно поцеловал, после чего приложил кончик указательного пальца к ее губам и, глядя в упор, спросил:
      - Будем, как хорошо воспитанные люди, пить бренди здесь или возьмем с собой в постель?
      ***
      - Никогда не видел более красивого тела.
      Могла ли Гвиннет когда-либо, в самых дерзких своих мечтах, допустить мысль о том, что эти слова будут сказаны ей?
      Гвиннет знала, что рано или поздно с ней случится нечто подобное, но никак не предполагала, что произойдет это ясным днем, при полном свете. Она лежала поперек огромной шикарной кровати, без тени стыда и угрызений совести, напротив, даже с какой-то гордостью за себя, в блаженстве оттого, что лежащий рядом с ней мужчина разглядывает ее наготу, исследует ее тело, прикасается к нему, разжигает в нем, дюйм за дюймом, сладкое, дух захватывающее, непреодолимое желание. Гвиннет чувствовала себя порочной распутницей, наслаждающейся возможностью доставить и получить удовольствие. Упиваясь собственным бесстыдством, она взяла руки Танкреди и положила их себе на грудь. Обвив ногами его бедра, девушка растворила свои врата прямо напротив гордо стоящего победителя. Представляя себя молодым диким животным, нежащимся и кувыркающимся на солнечном пастбище в высокой, сочной, мягкой, ласковой траве, Гвиннет довольно засмеялась.
      Танкреди поднес бокал с бренди к губам Гвиннет. Она сделала глоток. Танкреди снова поцеловал ее, слизывая капли оставшегося на губах напитка. После этого он отставил бокал в сторону и наконец вошел в зовущую, горящую нетерпением плоть. Гвиннет выгнула спину, прижавшись бедрами к Танкреди, и застонала, ощутив его присутствие в себе, после чего принялась с удивительной легкостью двигаться вперед-назад, вперед-назад и еще, и еще, и еще.., пока не смягчился яркий свет сентябрьского дня и тени не стали длиннее, а его лицо над ней не обозначилось с поразительной четкостью и контрастностью, с бисеринками пота, выступившего на лбу. Руки Танкреди, обнимавшие девичьи плечи, стали судорожно сжиматься, и он хрипло прошептал:
      - Я готов. А ты?
      Где-то в доме хлопнула дверь, но Гвиннет не обратила на это ни малейшего внимания. Она была вне себя, счастливо уносясь куда-то, потерянная в дикой тьме собственного существа, без конца произнося имя любимого:
      - Танкреди...
      Они умиротворенно лежали в объятиях друг друга.
      - Я люблю тебя, - прошептала Гвиннет на ухо Танкреди. - Я люблю тебя, люблю...
      За дверью неожиданно послышались шаги и застучали, удаляясь, по мраморному полу.
      - Кто-то... - пробормотала Гвиннет.
      - Не волнуйся, - прошептал в ответ Танкреди. - Это всего лишь Блайн, сторож. Или, разумеется, Виктория. Мы ведь у нее в доме. - Губы Танкреди тронула ласковая улыбка. - Тебе пора возвращаться. Я обещал Джонатану, что напою его сегодня вечером. Черт бы побрал эти глупые свадебные традиции. Но завтра, Гвин, после свадьбы? Как насчет ужина? Виктория ночным поездом уезжает в Шотландию...
      ***
      Это была свадьба из волшебной сказки. Репортеры светской хроники пришли в откровенный экстаз.
      От Катрионы Скорсби, белоснежно-золотой невесты, нельзя было оторвать глаз.
      Гости умиленно взирали на счастливую новобрачную пару, и практически никто не заметил, что жених, сэр Джонатан Вайндхем, не совсем твердо стоит на ногах и потому постоянно нуждается в поддержке своего красавца шафера, и что под глазами молодожена легли синеватые тени, а прическа - в легком беспорядке. Но даже если бы репортеры и заметили некоторые странности, они отнесли бы их за счет вполне естественной нервозности жениха. Да в конце концов ничего в этом удивительного не было, учитывая традиционную холостяцкую вечеринку накануне свадьбы, которая, как рассказывали, удалась на славу.
      - Катриона Элизабет, согласна ли ты взять этого человека - Джонатана Канингема Приса Вайндхема - в свои законные мужья, любить и заботиться о нем отныне и вовек...
      - Да, - поклялась Катриона.
      Трясущимися руками Джонатан надел кольцо на палец невесты, и Катриона стала новоиспеченной леди Вайндхем.
      ***
      В свадебное путешествие Катриона надела малиновое платье из тайского шелка. Крошечная шляпка красовалась на гладких белокурых волосах, в очередной раз уложенных неутомимым Мартино. Вся розово-золотая, светящаяся любовью и счастьем, под руку со своим красавцем мужем, Катриона подбросила свадебный букет высоко вверх, но поймала его не одна из подружек невесты, а маленькая грушевидная тетушка Мод из Манчестера. Катриона обняла родителей, и миссис Скорсби в очередной раз расплакалась. Гости, шумные и оживленные после пышного обеда с шампанским и изысканнейшими блюдами, громко умилялись при виде двух красивых молодых людей, начинающих совместную жизнь, аплодировали, смеялись и тоже плакали, от всего сердца желая новобрачным счастья. Вскоре вестибюль, украшенный гирляндами и серпантином, опустел, Катриона и Джонатан направились к большому черному "роллс-ройсу", который должен был отвезти молодоженов в аэропорт Хитроу, откуда они рейсом "Эр Франс" отправлялись в Париж.
      - Ну вот, - Гвиннет все продолжала махать рукой, несмотря на то что свадебный автомобиль давно уже затерялся в непрерывном потоке машин, первая из нас и улетела.
      - Следующая на очереди - ты, Гвин. Итак, в Америку? - спросила Джесс, когда они вернулись наверх, в отведенную им в доме Скорсби комнату.
      - В Америку, - согласилась Гвиннет и неожиданно, к удивлению и досаде Джессики, разразилась рыданиями. - Ах, Джесс, я не знаю, что мне делать. Я не хочу ехать. Я не могу! Не сейчас...
      Наполовину сняв свое праздничное платье, Гвиннет не выдержала и, обливаясь слезами, бросилась на кровать.
      - Гвин, прекрати! - Полностью одетая к ужину с родителями, четой Скорсби и леди Вайндхем, Джесс присела на кровать рядом с подругой и попыталась, правда, без особого успеха, вытереть ей слезы. - Ну, разумеется, ты должна ехать.
      Тебе нельзя реветь: размажешь весь макияж. И потом, ты ведь увидишься с Танкреди сегодня вечером.
      Гвиннет всхлипнула и высморкалась.
      - О Джесс, я так его люблю...
      - Знаю, но ты же едешь только на год.
      - Целый год! О Боже! - Гвиннет разразилась новыми рыданиями.
      Обнимавшей ее Джесс тоже захотелось плакать. Ею овладело чувство невыносимого одиночества. Катриона уехала, Гвиннет тоже покидала ее.
      - Так что ты собираешься дальше делать? - спросила ее Виктория перед отъездом в Шотландию. - Ты, кажется, идешь на работу?
      Джесс кивнула. Она уже нашла себе работу помощника секретаря в одном из издательств.
      - Возможно, это то, что нужно, - неопределенно кивнула Виктория. Уверена, ты поступаешь правильно.
      Джесс ожидала со стороны Виктории жестокой критики за отсутствие в ней инициативы, но подругу, казалось, не очень волновал ее выбор, и это задевало.
      - Конечно, правильно! Это - то, что мне надо.
      - Ну разумеется, - безразлично подтвердила Виктория, словно она и впрямь никогда не ожидала ничего другого.
      "О Боже, - думала Джесс, вытирая платком мокрые от слез щеки Гвиннет. - Если бы я знала, чего хочу на самом деле".
      ***
      - Отец, я не хочу работать у "Тоуна и Хальстона", - заявила Джессика.
      Слова вылетели как-то сами собой, помимо ее воли.
      Обед проходил в ресторане "Бентли" в Мейфер. Леди Хантер и леди Вайндхем, мало знавшие друг друга, были заняты холодно-вежливой словесной баталией.
      Генерал сэр Уильям Хантер только что разделался с дюжиной голубых устриц и дожидался своего основного заказа - запеченной лососины, за которой следовали грушевый пироги солидная порция стильтона.
      - Не о чем говорить, Джесс, все уже устроено.
      - Я не хочу быть секретаршей.
      - Ты недолго ею будешь - только попробуешь. Потом выйдешь замуж за молодого Беннермана и оставишь работу.
      Вернешься в родные пенаты.
      Джесс мельком подумала о Питере Беннермане - весьма богатом молодом адвокате приятной наружности - избраннике ее родителей.
      - Я не хочу замуж за Питера.
      Отец терпеливо вздохнул.
      - Ну хорошо, а чем бы ты хотела заняться?
      - Я хочу поступить в школу искусств.
      Леди Хантер приподняла свой крючковатый нос.
      - Перестань, Джессика. Ты закончила свою учебу, теперь работаешь у "Тоуна и Хальстона". Не раздражай отца. - Растянув губы в притворной улыбке, леди Хантер обернулась к леди Вайндхем:
      - Вы знаете, а Джессика и в самом деле очень мило рисует.
      - Наш отец тоже воображал себя художником, - живо откликнулась леди Вайндхем. - И ничего из этого не вышло. Одна мазня на холсте. Пустая трата времени.
      - Крепкий сон творит чудеса, - объявил генерал, стремясь поскорее закрыть тему. - Утром ты позабудешь о школе искусств.
      - Нет, не забуду, - твердо заявила Джесс и поднялась из-за стола.
      ***
      Апартаменты сверкали великолепием. На Катриону произвели громадное впечатление оливковая в зеленую полоску шелковая драпировка, в цвет подобранные обои, картины в массивных рамах, изысканная мебель и просторная пышная кровать с шикарным шелковым покрывалом. Предупредительные слуги, проявив невероятное понимание, внесли багаж, распаковали вещи, открыли шампанское и наполнили бокалы. Наконец, оставшись наедине, Катриона и Джонатан вышли на небольшую террасу полюбоваться магическим видом ночного Парижа.
      - Ax, Джонатан, - прошептала Катриона, - я так тебя люблю!
      Свежеиспеченный муж усмехнулся бессмысленной улыбкой и вновь наполнил свой бокал. Бокал Катрионы оставался практически не тронутым.
      - Твое здоровье! - Джонатан опять глупо улыбнулся.
      Катриона внезапно испугалась, что слишком надоедает мужу своей излишней эмоциональностью.
      - Разве все это не волшебно? - В растерянности она посмотрела на улицу.
      - Угу, - согласился после некоторой паузы Джонатан и потер ладонью лоб.
      Катриона тут же устыдилась своего поведения. Как она сразу не подумала, что ее любимый устал и нервничает. Ее ведь предупреждали о возможном нервном срыве у жениха в день свадьбы. Разве стоит удивляться тому, что Джонатан накачивался шампанским, словно простой водой... Речь новоиспеченного мужа становилась все развязнее и развязнее, наконец он встал и шатающейся походкой направился в ванную.
      Джонатан отсутствовал долго. Катриона допила шампанское и улыбнулась самой себе. Она сделает Джонатана самым счастливым человеком на свете. Подождав некоторое время, Катриона переоделась в персикового цвета шелковую кружевную ночную рубашку и пеньюар от "Либерти", затем слегка припудрила нос, освежила румяна и расчесала свои шелковые волосы. Ей очень хотелось предстать перед Джонатаном романтичной и прекрасной...
      Раздавшийся из ванной мучительный утробный звук оборвал мечты Катрионы. Она вскочила на ноги, не заметив, как серебряная щетка для волос упала на пол.
      Джонатан! О Боже, ему плохо!
      Катриона толкнула дверь ванной, но она не поддалась. О Господи!
      Катриона изо всех сил толкнула дверь и протиснулась в образовавшуюся щель. Джонатан лежал прямо на холодном кафеле, головой рядом с унитазом, все еще в своем темно-сером костюме и до блеска начищенных черных туфлях. В какое-то мгновение Катриона подумала, что Джонатан умер - лежал он совершенно неподвижно, не подавая ни малейших признаков жизни.
      О, злой рок! Так скоро овдоветь!
      Но нет: Джонатан едва слышно застонал. Он был жив, хотя и в самом деле серьезно болен. Правда, Катрионе хватило одного беглого взгляда, чтобы определить характер его болезни. Заглянув в унитаз, она спустила воду.
      Катриона опустилась рядом с мужем на колени и попыталась приподнять его. Белокурые волосы Джонатана спутались и были мокрыми. Голова безжизненно опрокинулась, испачканное рвотой лицо мертвенно побледнело. Джонатан закашлялся и пробормотал что-то нечленораздельное.
      - Все в порядке, дорогой, - прошептала Катриона. - Все в порядке. Я понимаю. Я позабочусь о тебе.
      Катрионе пришлось изрядно попотеть, прежде чем ей ; удалось вытащить Джонатана из ванной и дотащить его до : кровати. Она задумалась, стоит ли звать прислугу, чтобы с ее помощью поднять бедолагу на постель, но тут же отказалась от этой мысли, понимая, что лишние свидетели в таких ситуациях ни к чему. В конце концов Катриона расстегнула ему ворот рубашки, сняла узкий галстук, туфли и ослабила брючный ремень, затем, стянув с кровати покрывало, она накрыла им Джонатана и оставила лежать на ковре.
      Леди Катриона Вайндхем провела свою свадебную ночь в пустой брачной постели, благоразумно убеждая себя в паузах между слабыми взрывами рыданий, что ничего страшного не произошло - просто Джонатан выпил лишнего. Утром ему будет очень стыдно, и ей следует быть особенно деликатной с ним. К моменту, когда за окном забрезжил рассвет, Катриона успела убедить себя в том, что сама во всем виновата: вероятно, ее неопытность сильно действовала Джонатану на нервы...
      ** Пока Джесс вела баталию с родителями в "Бентли", а Катриона потягивала шампанское, с трепетом ожидая, когда же Джонатан выйдет из ванной, Гвиннет, в черном платье от Мэри Квант, дожидалась Танкреди в нижнем баре отеля "Ритц" на Пиккадилли.
      Множество мужчин входили и выходили из бара, некоторые из них с интересом поглядывали на Гвиннет, а один даже попытался завязать с ней разговор. Но ему было далеко до Танкреди. Через сорок минут Гвиннет в голову неожиданно пришла мысль: что, если посетители принимают ее за пытающуюся кого-нибудь подцепить проститутку?
      "Они скоро просто вышвырнут меня отсюда, - беспокойно размышляла Гвин. - И чего доброго, вызовут полицию. Танкреди, пожалуйста, поторопись", мысленно молила она.
      Прошло еще полчаса. Гвиннет все больше теряла контроль над собой, нервничала и чувствовала полнейшую растерянность.
      Душа ее окаменела, отказываясь верить в возможность обмана.
      Гвиннет не выдержала.
      ***
      - Флэксмен 4713, - ответил мужской голос.
      - Тан... Танкреди? Это Гвиннет, - выдохнула Гвин.
      - Простите, мадам, но мистера Рейвна нет дома.
      Мадам? Мистер Рейвн?
      - Кто это говорит?
      - Говорит Блайн, мадам. Привратник.
      - Когда Танк.., когда мистер Рейвн будет дома?
      - Понятия не имею, мадам. Думаю, что не раньше чем через несколько недель.
      - Недель?! - невольно вскрикнула Гвиннет. - Но он... но мы... Куда он уехал?
      - В Шотландию, мадам, - терпеливо ответил Блайн, словно объясняя Гвиннет то, что она должна была бы и сама знать. - Поезд мистера Рейвна, если мне не изменяет память, отходит через несколько минут.
      Значит, Танкреди, говоря все это время, как она красива, дурачил ее?
      В автобусе, всю дорогу до своей гостиницы, Гвиннет как могла сдерживала слезы. На следующей неделе она, слава Богу, уедет.
      В Калифорнии она будет в безопасности; она ни за что не вернется в Англию. Гвиннет больше никогда, никогда в своей жизни не увидит Танкреди Рейвна.
      Глава 7
      - Да, очень мило. - Доминик Каселли просмотрел папку Джесс и пожал плечами. - Спасибо, что показали мне свои рисунки.
      Это был отказ, простой и ясный. Джесс почувствовала себя совершенно разбитой.
      Ей необходимо было поступить в этот класс, жизненно необходимо. В первый раз в жизни она открыто пошла против воли родителей и теперь поступала в Лондонскую школу живописи и прикладного искусства. Располагалась школа в мрачном здании викторианского стиля в Блумсбери кафельные стены, грязные каменные полы и акры стеклянной крыши, сплошь покрытой голубиным пометом. Занятия здесь вели самые престижные художники Англии. И никто из них не мог сравниться с Домиником Каселли, ставшим в последнее время притчей во языцех в кругах художников благодаря своим скандальным, но прекрасным декорациям для Королевского балета. Конкурс в группу Каселли был сумасшедший.
      Джесс засунула руки в карманы юбки.
      - Очень мило, - повторил мистер Каселли с совершенным безразличием, приближаясь к концу альбома. Но тут, увидя последний рисунок, он запнулся. - А вот в этом что-то есть.
      Неожиданный всплеск радости и надежды заставил Джесс вскинуть голову; она посмотрела на свой рисунок. Это был пруд, тот самый пруд с завалами ветролома и грязно-зеленой водой.
      - А у вас есть еще что-нибудь в этом роде? - поинтересовался Каселли.
      ***
      Первый день занятий не принес Джесс ничего, кроме разочарования. Она ожидала от этого дня вдохновения и радости или, в крайнем случае, похвалы за классную работу.
      Однако Доминик Каселли, пришедший на занятия, вероятно, с жуткого похмелья, был раздражителен, вспыльчив и страшно сквернословил, решив, очевидно, с первого же дня поставить новую ученицу на место.
      - Чему, черт возьми, они там вас учили в этих долбаных шикарных школах? - ругался Каселли. - Вы не отличаете собственной задницы от собственного же локтя.
      В жизни еще никто не говорил с Джесс подобным тоном. Она была обижена и возмущена до глубины души.
      Шли дни, но отношение к ней не менялось. Вконец разуверившаяся в себе, Джесс пришла к выводу, что никто ее здесь не держит. И делать ей здесь нечего.
      Выслушав очередную порцию ругани в свой адрес, она окончательно вышла из себя.
      "Больше меня это не волнует", - в бешенстве решила она.
      Когда же модель - гибкая, стройная девушка из Западной Индии с подушкообразной грудью - вышла на подиум и начала разминаться перед десятиминутным сеансом, Джесс с нескрываемым пренебрежением, сильно нажимая на карандаш, принялась наносить эскиз на бумагу. У нее просто скулы сводило от злости. Мистер Каселли в это время проходил по рядам мольбертов, бормоча свои обычные причитания:
      - Держите линию. Ловите движение. К черту детали.
      "К черту тебя, - мрачно думала Джессика. - Как кончится этот день, я уйду отсюда и больше никогда не вернусь".
      Во время обеденного перерыва кто-то за спиной Джесс многозначительно произнес:
      - Да не переживай ты так. Старый педрила достает тебя только потому, что ты - лучшая, за исключением меня, разумеется.
      Голос с резким лондонским акцентом принадлежал Альфреду Ригсу долговязому парню в потрепанной одежде, с темным лицом цыгана. Фред непринужденно облокотился на полку кассы рядом с Джесс.
      - Лучшая? - с изумлением переспросила Джесс.
      - Кроме меня. И, если ты этого до сих пор не заметила, ты гораздо тупее, чем я думал.
      - Но...
      - Я наблюдал за тобой. - Фред жадными глотками осушил кружку пива. Ты хорошо рисуешь. И он так считает.
      Он мне сам говорил.
      - Он действительно тебе это сказал?
      - Ты меня удивляешь. - Фред пожал плечами, - Это же ясно, как Божий день.
      Джесс не верила своим ушам, отказывалась верить. Но тем не менее на душе у нее стало теплее. "В конце концов, вслед за зимой всегда наступает весна", - подумала Джессика и счастливо рассмеялась.
      Если Доминик Каселли сказал, что она молодец, то, значит, все ее мучения не напрасны. В этот момент Джесс с радостью могла бы умереть за Альфреда Ригса...
      Вскоре после их разговора в столовой Джессика обнаружила, что смотрит на Фреда иначе, чем прежде. Временами Фред встречался с ней взглядом, и губы его расползались в белозубой цыганской улыбке. Джесс улыбалась в ответ. Теперь она с нетерпением ждала нового дня. Когда в студию пришел очередной натурщик - высокий, стройный молодой парень, Джесс поймала себя на мысли, что смотрит на него с новым интересом. Глядя на длинную линию бедер, покатые плечи, стрелу треугольника черных волос, покрывавших пах, она задалась вопросом: выглядит ли обнаженный Фред так же? При этой мысли Джесс страшно покраснела и прикусила губу, ужасно разозлившись на саму себя, ведь Фред, как она считала, не должен был интересовать ее как мужчина, поскольку в первую очередь он был для нее художником.
      Лежа ночью в холодной постели в своей девичьей одинокой квартире, Джесс, сгорая от стыда, думала о том, что ее ощущения - не что иное, как желание физической близости. Она хотела Фреда...
      ***
      Субботний день.
      Джесс с путеводителем "Лондон от А до Я" под мышкой выбралась из подземки на Фулхем-Бродвей и углубилась в лабиринты боковых улочек, забитых лотками, с которых продавалось все, что душе угодно: от рулонов ковров до шелковых шарфиков, от велосипедных запчастей до фруктов и овощей. С трудом пробираясь сквозь пеструю толпу, Джесс, крепко прижимая к груди сумочку, упорно искала нужную ей улицу.
      И нашла. Узенький дворик без каких-либо признаков деревьев или цветов, но забитый искореженными автомобильными кузовами.
      Из дверей подъезда появился паренек, на вид лет шестнадцати, катящий перед собой наполовину стершуюся автомобильную покрышку.
      - Кто вам нужен? - живо поинтересовался он.
      - Фред Риге.
      - В самом деле? - Парень уставился на Джесс с явным недоумением.
      - Мы вместе учимся.., в художественной школе. - Голос Джесс был едва слышен.
      В своем великолепном твидовом костюме, с шелковым шарфиком от Жакмара вокруг шеи, в изящных туфельках, Джесс почувствовала себя полной идиоткой в этой непривычной обстановке. Надо было хотя бы надеть джинсы.
      Подросток указал на неокрашенную дверь.
      Джесс слегка постучала костяшками по грубой деревянной двери.
      На пороге дома появился Риге.
      - Вот это да! Привет, Джесс!
      - Я просто шла мимо... Можно мне посмотреть что-нибудь из твоих работ?
      - Лады, заваливайся, коли уж ты здесь, - засмеялся Фред, всем своим видом показывая, что ничего неожиданного в появлении Джесс он не видит.
      В комнате стоял ледяной холод, и она была почти пуста, если не считать добротно сколоченную стойку с развешанной на ней полудюжиной или около того картин маслом в самодельных рамах, скамью и допотопный фанерный стол на деревянных ножках. В углу валялась развороченная куча одеял, служивших, очевидно, Фреду постелью. У стенки выстроились в ряд шесть новеньких, не распакованных телевизоров.
      - Боже мой, - воскликнула Джесс в замешательстве, - а это что?
      Фред посмотрел на Джесс так, словно у нее не все в порядке с головой.
      - Телики, конечно.
      - Но... - Теперь Джесс заметила еще одну большую картонную коробку, стоявшую за телевизорами, в которой при ближайшем рассмотрении обнаружились дюжины новеньких алюминиевых банок с кофе. - Откуда все это?
      Фред пожал плечами:
      - Случайно выпали из грузовика.
      - О Боже! - Джесс с ужасом уставилась на Фреда. - Они ворованные. А ты - скупщик краденого!
      - К вашим услугам. Хочешь чашечку? - Фред склонился над раковиной, наполняя водой сверкающий хромированный чайник.
      - Да, конечно, - вежливо приняла предложение Джесс. - С удовольствием.
      От собственной отчаянности у Джесс слегка дрожали колени. Никогда еще она не приятельствовала с представителями рабочего класса и никогда еще не была лично знакома с вором.
      Когда с кофе было покончено, Фред торопливо встал и, вертя в руках чашку, предложил:
      - Хочешь взглянуть на мою мазню?
      Риге, очевидно, спешил показать своей гостье то, за чем она пришла, проводить ее и вернуться к своей работе. Джесс прекрасно все понимала.
      Понимала, но.., не могла уйти.
      - Ну вот, смотри.
      Джесс завороженно смотрела на большую незаконченную картину маслом: кафетерий на Лондонском вокзале.
      Темнокожая девушка в большой, не по размеру, бирюзовой униформе держала в руке большую белую фарфоровую кружку, точно такую, из которой сейчас Фред угощал Джесс.
      Лицо девушки было хмурое и уставшее. Она ненавидит свою жизнь - Джесс поняла это с первого взгляда - ненавидит работу, ветреную погоду, надоевший уныло-серый город, людей...
      - Ну вот. - Фред принялся снимать один за другим холсты со стойки.
      Уличные сценки. Прекрасные и неприглядные, мокрые от дождя водосточные трубы, блеск неоновых огней и люди: у входа в пивную, в очереди на автобусной остановке, играющие в бинго, спешащие за покупками.
      - Очень, очень хорошо, великолепно, - совершенно искренне призналась Джесс. - Да ты и сам это знаешь. Мне никогда так не написать.
      - Верно. Ты будешь писать другое. Послушай, Джесс, - Фред старался не смотреть ей в глаза, - извини, но мне нужно вернуться к работе.
      - Понимаю, - кивнула Джесс. - А можно я останусь и немножко посмотрю, как ты работаешь?
      Вернувшись к мольберту, Фред напрочь забыл о своей гостье. Он работал до вечера, пока не угас короткий свет ноябрьского дня, потом включил люминесцентную лампу, отчего предметы в студии приняли резкие очертания и показалось, что в ней стало еще холоднее. Фред рисовал вдохновенно и даже взволнованно; временами он бормотал про себя что-то невнятное, вытирал кисти о рукава рубахи, наносил широкие мазки на полотно, потом отходил назад, чтобы окинуть взглядом картину целиком, и задумчиво почесывал затылок, пачкая при этом волосы краской.
      Фред не отходил от холста до десяти часов. Затем, тщательно промыв кисти, он обернулся и тут словно в первый раз заметил Джесс.
      - Ты еще здесь?
      - Да-а-а. - Джесс потянулась, и зубы ее застучали от холода.
      - Господи, ты же совсем заледенела. Здесь чертовски холодно. - Фред беспомощно взглянул на Джесс. - Я обычно ложусь спать, как только заканчиваю работу. Слишком холодно, чтобы заниматься чем-либо еще.
      - Хо-хо-хорош-ш-шо, - промямлила Джесс.
      Фред пребывал в замешательстве.
      - Ты хочешь остаться здесь? Здесь, со мной?
      - Да, - выдохнула Джесс, обрекая себя не только на холод, но и на откровенное голодание, ибо не ела она с самого утра.
      Впрочем, ее это мало волновало. Ее вообще ничего не волновало.
      - Ну что ж, - сдался Фред. - Если ты уверена...
      ***
      Они лежали, обнявшись, на полу под грудой одеял, поверх которой накинули еще твидовое пальто и юбку Джесс.
      - Ты сумасшедшая, - сообщил Фред. - Ты это знаешь? Окоченевшая, сбрендившая сумасшедшая.
      Он принялся растирать Джесс грудь, и это было похоже на то, как если бы его испачканные красками руки изучали и запоминали все подробности девичьего тела.
      - Ты когда-нибудь уже делала это? - с любопытством спросил Фред.
      - Нет.
      - Я тоже.
      - Ничего страшного.
      Джесс лежала под Фредом, чувствуя мягкое прикосновение его кожи к своей и потрясающие ощущения в своем теле, когда Фред кончиками пальцев принялся пощипывать ее соски. Джесс дотронулась до гладкой груди Фреда, спустила руку ниже и прошлась по колючей щетинке лобковых волос; еще немного вниз, и Джесс наткнулась ладонью на его восставшую плоть.
      - А-а-ах! - счастливо вскрикнул Фред. - Да-а-а, так хорошо.
      Он оказался гораздо больше, чем ожидала Джесс. Она охватила его пальцами, думая о том, как он сейчас проникнет в нее. Умом она понимала это один из самых важных моментов в ее жизни, и надо не только прочувствовать, но и запомнить его. Запомнить как можно лучше.
      - Крепче, - прошептал Фред, - сожми крепче. Двигай пальцами. Вверх-вниз. Ага, вот так, вот так - то, что надо. - И вскоре с коротким всхлипом:
      - Я хочу войти, хорошо?
      - Да, ради Бога, да, Фред, быстрее!.. - теряя голову от волнующего плоть и кровь желания, воскликнула Джесс.
      - Не волнуйся, - попытался успокоить ее Фред, - я постараюсь, чтобы тебе не было очень больно.
      Фред встал на колени между раскинутых ног Джесс; ворох одеял аркой накрывал его плечи; и в свете уличных фонарей, светивших прямо в незашторенное высокое окно, Джесс впервые увидела его - мощного, вырвавшегося из гнезда густых черных волос.
      - Все будет хорошо, - шептал Фред. - Все будет хорошо.
      Он крепко обнял Джесс, прижав ее грудь к своей, практически без всякого сопротивления она ощутила его глубоко внутри себя. Фред погрузился раз, второй и тут же содрогнулся всем телом, как раненый зверь, а затем обвис на Джесс, словно упавший с плечиков плащ. Все кончилось.
      - Прости, любимая, - смущенно пробормотал Фред, - больше я терпеть не мог, в следующий раз будет гораздо лучше. - С этими словами он крепко уснул.
      Фред оказался прав: в следующий раз получилось гораздо лучше. А в третий - еще лучше.
      Джесс провела в студии Фреда все воскресенье. Утром она быстренько сбегала за продуктами и вернулась с коробкой, полной яиц, хлеба и масла. На завтрак они съели яичницу, а на ужин - сандвичи из сваренных вкрутую яиц. День постепенно снова сменился непроглядной ночной тьмой. Где-то после обеда появился человек в темном плаще и забрал два телевизора.
      - А твоей крошке здесь не холодно? - уходя, хохотнул он с порога.
      - Сегодня - это уже восьмой раз, - с гордостью сообщил Фред где-то около семи вечера. - Я считал Во потеха - Фред довольно усмехнулся. Никогда особо об этом не думал. Все времени не было...
      ***
      Для Джесс два дня и две ночи, проведенные в занятиях любовью с Фредом, были подобны долгому падению с высокой скалы. Она не в силах была остановиться - длительное стремительное путешествие, бесконтрольное, сумасшедшее и еще более замечательное оттого, что с ее рисунками стало происходить что-то потрясающее.
      - Неплохо, - проворчал у нее за плечом Доминик Каселли. - Продолжайте в том же духе. Может, еще и не все потеряно.
      Глава 8
      Глядя в окно поезда, мчавшегося на всех парах в Суиндон, где мамочка должна была встретить дочь на автомобиле, Джесс чувствовала себя чужаком, возвращающимся в мир, где не было ни Фреда, ни Доминика Каселли, а потому в мир совершенно бессмысленный и пустой.
      "В самом деле, Джессика. Думаю, ты могла бы время от времени писать или хотя бы звонить. Ты совершенно вычеркнула нас с папой из своей жизни..."
      Джесс вспоминала о своей последней ночи с Фредом. "Я люблю тебя, Фред Риге", - беззвучно шептала она. Теперь ей казалось, что они могли бы жить вместе, чуть позже - весной. Нет смысла ей одной жить в собственной квартире.
      Джесс представила себе бледно-желтые нарциссы на подоконнике в пещере Фреда, крепкую удобную кровать, электрообогреватель и - больше никаких телевизоров, радио, коробок с тостерами или, как это раз было, огромного рулона королевского голубого ковра, свистнутого с выставки из здания суда палаты лордов. Фред больше не будет перекупщиком. Рука об руку с Джесс он пойдет по прямой дороге.
      Они вместе будут рисовать, вместе работать, вместе строить жизнь.
      Джесс вновь вспомнила тело своего возлюбленного. Господи! Как же ей жить без него все эти долгие три недели!
      Обнаженный Фред просто прекрасен: гладкая смуглая кожа, фантастически грациозные движения, густые взъерошенные черные волосы, орлиный нос и горящие вдохновением глаза...
      Оба они становились все опытнее и искушеннее, следуя по исполненной приключениями тропе сексуального самовыражения. Джесс и Фред перепробовали все возможные и невозможные позы.
      - Я не думаю, что кто-то на самом деле делает это, - завела как-то осторожно разговор Джесс. - Я имею в виду проститутки, конечно, делают, но не нормальные люди, как мы.
      - Да? А почему бы нет? - Фред настойчиво и нежно пригнул ее голову к своим чреслам. - Давай попробуем. Не бойся, - подбодрил он Джесс, - не укусит. - А потом, полностью удовлетворенный, предложил:
      - Хочешь, я сделаю с тобой то же?
      - Если тебе это понравится, - согласилась Джесс, чувствуя жар и проворство его языка на мучительно-сладко чувствительной плоти. Со стоном Джесс вцепилась в волосы Фреда и затем, не в силах сдерживаться, закричала.
      Фред поднял голову и усмехнулся в темноте.
      - Эй, - весело поинтересовался он, - совсем неплохо, а?
      ***
      Поезд уже миновал Рединг; до Суиндона было рукой подать. Ритмичный перестук колес действовал успокаивающе, почти завораживающе.
      В прошлом году Джесс наслаждалась каждой минутой, проведенной с родителями. Теперь же все ее мечты были направлены лишь на то, чтобы поскорее вернуться к Фреду, Доминику Каселли, к настоящей жизни. Поежившись, Джесс сунула руки, чтобы как-то согреть их, между ног и крепко стиснула бедра. Последовавшая вслед за столь невинным телодвижением вспышка горячего сексуального наслаждения заставила ее густо покраснеть. Это, впрочем, не помешало новоиспеченной нимфоманке (как с усмешкой называл Джессику Фред) с новым приступом нежности и страсти думать о своем возлюбленном. Чудесные, чудесные дни и ночи. Много ли им надо? Живопись да любовь. Все сложилось как-то само собой, легко и красиво. Слава Богу, обошлось без месячных. Это бы все испортило...
      Джесс почувствовала, как у нее перехватило дыхание, точно она упала со вставшей на дыбы лошади на гравиевую дорожку.
      "Нет, - подумала она. - О-о-о, нет, это невозможно!"
      Весь оставшийся путь Джесс продолжала убеждать себя, что она никак не могла забеременеть. Она ведь так прекрасно себя чувствует: ни малейшего намека на недомогание.
      ***
      - Бог мой, Джесс, ты и впрямь прекрасно выглядишь! - с облегчением воскликнула мать.
      - Немного похудела, проказница, но при такой нагрузке и немудрено, чмокнул Джесс в щеку отец.
      - Сегодня вечером к ужину приедет Питер, - сообщила леди Хантер. - Он истосковался по тебе. Хоть бы написала бедному мальчику.
      ***
      Оставшись наконец в одиночестве в своей прелестной детской комнатке, Джесс посчитала недели. Семь. Она уставилась широко раскрытыми глазами в белоснежный потолок и принялась ждать первого шока досады и страха, неминуемо следующего за подобными открытиями. Но шок никак не наступал. Напротив, Джесс чувствовала приятный прилив предчувствий и восторга. Каким же талантливым будет этот ребенок! Он или она станет, должно быть, таким же великим, как Леонардо да Винчи!..
      Все каникулы Джесс пребывала в счастливом сиянии тайных ожиданий. Когда рассказать Фреду? Она ни минуты не сомневалась, что, узнав о ребенке, он просто умрет от счастья.
      Несмотря на то что Джесс писала Фреду каждый день, она приберегла самое важное известие для разговора с глазу на глаз.
      Каждый день Джесс ждала ответного письма или хотя бы открытки, но Фред никогда никому не писал. Другого от него, уверяла себя Джесс, она и не ожидала.
      Пришла открытка от Катрионы и Джонатана, после чего Джесс позвонила Катрионе и услышала в голосе подруги такую искреннюю радость по поводу этого звонка, что в полной мере осознала свою вину за долгое молчание.
      Пришла поздравительная открытка и от Гвиннет: высокий стилизованный небоскреб, из всех окон которого высовывались счастливые люди. В конверте лежала еще и длинная записка, смысл которой при первом чтении Джесс понять не удалось, а потому она вновь и вновь перечитывала послание подруги.
      "Дорогая Джесс!
      Как там богемная жизнь?
      Прости, что до сих пор не писала, но тому были ОЧЕНЬ ВЕСКИЕ ПРИЧИНЫ. Мистер и миссис Вере затеяли бракоразводный процесс, и теперь я оказалась между двух огней. Каждый из супругов делится со мной жалобами на подлость своей бывшей драгоценной половины.
      Миссис Вере, весьма чопорная дама (у меня язык не повернулся бы хоть раз назвать ее "Си Си" - помнишь?), забрала детей и вернулась к матери. Кроме того, она прихватила с собой всю мебель. Джон, обрадовавшись этому обстоятельству, как рождественский клоун, набил дом всевозможными цветами, громадными подушками и каким-то бродячим людом. Все они курят марихуану (теперь это называется травкой), играют на гитаре и пишут стихи. Мне кажется, Джон мнит себя эдаким покровителем искусств.
      В отношении меня он испытывает некоторое чувство вины, а потому предоставил мне право выбора: идти на все четыре стороны или же остаться у него в доме. Домина огромный (это надо видеть, Джесс), и теперь я имею в полном своем распоряжении весь верхний этаж. Кроме того, Джон нашел мне работу в своем рекламном агентстве. Теперь я администратор. Целый день вишу на телефоне и встречаюсь с забавными людьми. Ах, если бы было время рассказать тебе о них! И как вообще мне хотелось бы иметь здесь настоящего друга, с которым я могла бы поделиться своей счастливой судьбой! И почему тебе не приехать ко мне? Подумай об этом как-нибудь, Джесс. В Лондоне сейчас, должно быть, холодии-и-ище!
      Люблю, люблю и еще раз люблю... Между прочим, как там дела на любовном фронте?
      Гвин".
      Письмо было очень живым и веселым, совсем не в стиле Гвиннет. Звучало письмо по-американски счастливо, но не совсем понятно. И куда это только Гвин занесло?
      ***
      Первые признаки беспокойства овладели Джесс, как только она вошла в собственную квартиру на Онслоу-Гарденз и закрыла за собой дверь.
      Три недели Джесс не видела Фреда и ничего о нем не слышала: сегодня-завтра она сообщит любимому свою потрясающую новость.
      "Боже мой, - тревожно подумала Джесс, - а относится ли ко мне Фред по-прежнему? Может, за эти три недели он уже забыл меня? Может, Фред успел уже найти себе кого-нибудь еще? - Джесс испугалась. - А вдруг Фред не хочет ребенка? Вдруг он придет в ярость? Вдруг я его потеряю?.."
      В конце концов она решила не встречаться с Фредом сегодня вечером лучше увидит его завтра утром на занятиях. А завтра вечером они опять будут вместе. И тогда он узнает о ребенке.
      Но утром Фред на занятия не пришел.
      Он никогда не пропускал занятий. Должно быть, заболел. Но он никогда не болел.
      На Блоссом-Мьюс дверь в студию была раскрыта нараспашку. Лестница вся завалена мусором, сама студия совершенно пуста.
      - Две недели назад за ним приходили копы, - доверительно сообщили Джесс во дворе.
      - Полиция? О Боже! Он.., он в тюрьме?
      - Не-е-еа - удрал.
      - А куда?
      - Не мое дело.
      ***
      На следующий день в "Кения кофи хаус" в Найтбридже Виктория отчитывала Джесс:
      - Нет, ты совершенно непроходимая идиотка! - Виктория, как всегда, выглядела весьма экстравагантно во французском беретике, ловко сидящем на ее коротко остриженной серебряноволосой головке. Рядом с ней Джесс чувствовала себя неуклюжей, безвкусно одетой и глупой. - Почему ты не пользовалась контрацептивами?
      Джесс беспомощно покачала головой:
      - Не знаю. Я не думала. Все это случилось так.., так быстро...
      - И он, конечно же, тоже не пользовался? Они никогда не пользуются.
      Джесс обратилась к Виктории, потому что ей больше не к кому было обратиться. К тому же она почему-то думала, что Виктория знает, как следует поступать в подобных случаях.
      - Когда я рассказала обо всем дома, мать послала меня в приют для девушек, попавших в беду. Я рожу ребенка, его оставят в приюте, а я вернусь домой, и все будет так, словно ничего и не произошло. Это мать так говорит. Но я... Я понимаю, что мне нельзя иметь ребенка от Фреда, и решила от него избавиться.
      Виктория вздохнула. Достав из сумочки небольшую записную книжку в черном кожаном переплете, она принялась листать ее в поисках нужного адреса. Отыскав необходимую запись, Виктория дала Джесс номер телефона врача в Голдерс-Грин.
      - Попробуй у него. Одна из моих подруг там уже побывала. Говорит, что все в порядке.
      ***
      Здание небольшой частной клиники ничем не отличалось от других выстроившихся в ряд каменных коттеджей в стиле короля Эдуарда:
      Джесс приехала туда в девять вечера и, расплатившись, отпустила такси. Чувствовала она себя при этом совершенной преступницей.
      В восемь утра Джессика уже лежала на операционном столе. К девяти часам она уже снова была в своей палате и отдыхала после операции. Сиделка принесла ей чашку крепкого и сладкого, как сироп, чая.
      В полдень Джесс уже вернулась на свою квартиру в Кенсингтоне.
      Все прошло быстро, качественно и абсолютно беззвучно. Пришла, ушла - и никакой беременности.
      По крайней мере теперь ей не придется бросать ребенка Фреда на произвол судьбы.
      Джесс села на аккуратно застеленную постель и окинула взглядом свою узенькую комнату: мольберт, рисовальная доска, большая черная папка для эскизов. Она вдруг с пугающей ясностью поняла, что никогда уже не сможет вернуться в художественный класс - слишком многое там будет напоминать о Фреде. А ей во что бы то ни стало надо о нем забыть и никогда, никогда больше не думать. Иначе она не выживет...
      Весь день Джесс продремала в постели. Вечером она написала письмо Гвиннет:
      "Если в твоем великолепном замке найдется еще одна "громадная подушка" для твоей старой подруги и если подруга тебе до сих пор все еще нужна, то я в полном твоем распоряжении. К тому же ты права: в Лондоне и впрямь холодно, а я слышала, что самолеты летают в Филадельфию каждый день".
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Глава 1
      Белый подковообразный пластиковый стол Гвиннет располагался как раз напротив лифтов. Справа на столе стояли телефоны, слева - ваза с живыми цветами, которые менялись каждый день, прямо перед Гвин лежала огромная книга регистрации. Помещение походило скорее на великолепную гостиную, нежели на приемную рекламного агентства.
      Гвиннет любила свою работу. Здесь она чувствовала себя в центре внимания. Ее призывали на обсуждение новых макетов рекламы. Она научилась очень правдоподобно врать, отвечая на телефонные звонки, и получала огромное удовольствие от ощущения собственной власти, когда к ней обращались за советом по поводу выбора той или иной новой топ-модели для коммерческой и печатной рекламы.
      А в сентябре 1968 года в агентстве произошли два события, навсегда изменившие дальнейшую судьбу Гвиннет.
      Первое из них - получение заказа на рекламу только что изобретенного средства для окраски волос "Тони Тресс", обещавшего настоящую революцию в деле ухода за рыжими волосами и предлагавшего целую гамму цветов от нежно-белокурого до огненно-красного. Второе событие - прием на работу Бориса Бейлода, молодого фотографа из Лос-Анджелеса с замечательно живым лицом, каштановыми кудрями и глазами настолько темно-голубыми, что они казались черными.
      Борис не стал терять времени зря - к великому ужасу исполнительного директора, он захватил все бразды правления. Несмотря на малый рост, Бейлод был просто-таки одержимой личностью, энергии в нем хватало на десятерых, а честолюбия - и на всю сотню. Вдобавок ко всему Борис был еще и невообразимо требовательным профессионалом.
      Бейлод лишь мельком глянул на глянцевую, 8х10, фотографию выбранной уже для рекламы "Тони Тресс" модели, почесал переносицу и коротко бросил:
      - Не пойдет. Когда мое творение покидает студию, на нем стоит мой фирменный знак. Мир его видит и говорит:
      "Этот портрет сделал Бейлод". Вот зачем я здесь. Так что все сделаем по-моему. Я сам займусь поисками моделей.
      ***
      Гвиннет сидела за своим белым столом и, поочередно откусывая то плавленый сырок, то сандвич с корешками люцерны, то ярко-зеленое огромное яблоко, писала письмо Катрионе.
      "Дорогая Кэт.
      Прости, что так долго не писала, но в "городе цветов" время летит слишком быстро! Сама не знаю, как мы выдерживаем этот бешеный ритм! Джесс здесь уже полностью обжилась, можно сказать, аборигенка. Носит на голове повязку, мини-юбку, прикрывающую ягодицы только в том случае, если стоять прямо, и покуривает травку.
      Мы все еще живем в доме Джона Верса. Я все так же люблю свою работу, а Джесс все так же трудится в нашем отделе искусства, занимаясь рутинной работой. Мне хотелось бы заставить ее вернуться к настоящему рисованию, но она говорит, что и думать об этом не желает".
      Гвиннет задумалась, стоит ли писать Катрионе о том, чем еще занимается Джесс.
      Как и предполагала Гвиннет, сразу же по прибытии в Сан-Франциско Джессика со всей воинственностью новообращенной погрузилась в пучины сексуальных экспериментов и приключений, пропагандируемых в городе на каждом углу.
      Со знанием дела покачивая головой, Гвиннет объясняла себе поведение подруги реакцией на ее лондонские злоключения.
      Ведь ей даже пришлось сделать аборт. Ясно, что теперь Джесс старается поставить между собой теперешней и своими ужасными воспоминаниями как можно больше мужчин.
      Откуда-то сверху над столом раздался резкий, требовательный голос:
      - Это ваш натуральный цвет волос?
      Ну конечно, Борис Бейлод.
      - Разумеется, натуральный, - холодно отозвалась Гвиннет.
      - Не "разумеется". - Бейлод наклонился над столом и попробовал на ощупь прядь волос Гвин, после чего кончиками пальцев приподнял подбородок девушки и принялся изучать ее лицо. - Кто в этом мире учил вас накладывать макияж? - сердито спросил Бейлод. - Какая-нибудь молоденькая кассирша в Вулворте?
      Гвиннет гневно отдернула голову в сторону.
      - Мистер Бейлод, это грубость. И вовсе не ваше дело.
      - Именно мое. Надевайте пальто. Мы уходим.
      - Вы, может быть, и уходите, - раздраженно фыркнула Гвиннет. - А у меня еще есть работа.
      - И вы, разумеется, незаменимы. На эти долбаные звонки может отвечать любой. Вызовите кого-нибудь из машинисток.
      Гвиннет откинулась в своем кресле и расхохоталась.
      - Но почему я должна отпрашиваться? Зачем?
      Борис ответил ей тоном, давшим понять, что она, Гвиннет, непроходимая тупица и не умеет читать его, Бейлода, мысли.
      - Разумеется, я хочу сделать ваши пробные снимки.
      Они прошли уже два квартала, и Бейлод, впихнув Гвиннет в старинные чугунные ворота, поволок ее к солидному зданию с красными дверьми в глубине двора. Салон Элизабет Арден!
      - Здесь сейчас работает отличный новый парень из Лондона. Кроме него, в этом городе никто не умеет сделать нормальную стрижку.
      Бейлод прорвался в салон, несмотря на бурные протесты и заявления о том, что "у мистера Дирка весь график забит".
      - Чрезвычайная ситуация! Да вы и сами видите! - Бейлод выразительно указал на голову Гвиннет.
      После салона Борис потащил Гвин по Пауэл-стрит, через Юнион-сквер в "И. Магнии", где сделал ряд странных, по мнению Гвиннет, покупок в отделе косметики.
      - Кто за это за все заплатит? - беспомощно спросила Гвиннет. - Я не могу себе позволить стричься у Элизабет Арден и покупать такие дорогие вещи. - Бедняжка даже не совсем ясно себе представляла, как с некоторыми из них обращаться. - И зачем целых три оттенка основы для пудры? - В маленькой коробочке, подобно каким-то ужасным, задравшим лапки насекомым, лежали накладные ресницы. - Мистер Бейлод, ради всего святого, что вы делаете? Я не могу это носить, вы это не серьезно... Бейлод, подождите!
      Сидя рядом на заднем сиденье такси, они ехали по Четвертой улице в сторону Харрисона - в тот район города, который Гвиннет никогда не знала да и не стремилась узнать. Это был район дешевых баров, ломбардов, бродяг-оборванцев, пивших прямо из бутылок и спящих в коричневых бумажных мешках. Такси остановилось у ветхого здания товарного склада, окна которого были либо зарешечены, либо просто забиты стальными брусьями. Бейлод извлек из кармана брюк большую связку ключей и отпер три отдельных замка.
      Гвин была совершенно одна в этом ужасном здании с человеком, которого едва знала, определенно сумасшедшим, может быть, маньяком-женоненавистником или извращенцем, который измажет ее с ног до головы тональным кремом, наклеит по всему телу накладные ресницы, потом изнасилует и убьет. Тело Гвин будут искать, быть может, несколько дней... От волнения у бедняжки на лбу выступил пот, и она принялась нервно поправлять дрожащими пальцами свою новую, стильную прическу.
      - Бейлод, а что это за место? - выдавила Гвиннет, заставив себя при этом неестественно громко хохотнуть.
      - А вы что, черт возьми, думаете? Здесь - моя студия.
      - Как здесь? В таком районе?
      - Это дешево.
      Гвиннет села к заваленному косметикой туалетному столику и уставилась в зеркало.
      - Ну и что с этим делать? - спросил Бейлод, аккуратно убрав волосы со лба Гвин и пристально разглядывая ее лицо. - Боже правый, как вы думаете, что это такое? Разве это нос?
      Гвиннет, которая до сих пор полагала именно так, издала нервный смешок.
      Бейлод презрительно фыркнул и принялся за работу. Руки его действовали так профессионально, что прежние страхи Гвиннет как-то сами собой улетучились. Вначале базовый крем на все лицо, затем наложение тона на нос, щеки, лоб и шею. Бейлод то и дело вертел голову Гвиннет, пристально изучая каждую деталь ее лица. Когда с подготовкой было закончено, легкими шлепками он наложил румяна, а вслед за этим, орудуя кисточкой, принялся за тени. Бейлод выбрал мягкий золотисто-коричневый цвет, тон которого в уголках глаз усилил до темно-коричневого. Достав из коробочки накладные ресницы, он нанес на них специальный клей и с поразительной ловкостью прилепил к векам.
      Гвиннет моргнула. Ресницы казались тяжелыми и неудобными.
      - Придется привыкнуть, - констатировал Бейлод.
      Гвиннет встала у белого бумажного фона, чувствуя себя без очков совершенно беззащитной, а неутомимый, полный творческой энергии Бейлод занялся установкой света.
      Когда с этим было покончено, Борис открыл небольшой холодильник, стоявший в углу студии, и извлек из него бутылку шампанского. Наполнив пенящимся напитком пластмассовый стаканчик до краев, Бейлод вручил его Гвиннет.
      - Выпейте! Вы скованны, как бочка. Надо расслабиться. Ну давайте же пейте. - Борис увещевал Гвин, словно ей предстояло выпить лекарство.
      Теперь он делал какие-то свои прикидки, глядя на Гвин сквозь лес расставленных вокруг нее прожекторов и светильников, и мотался взад-вперед, высчитывая необходимое фокусное расстояние.
      Гвиннет поставила стакан на столик и в ожидании замерла на месте.
      - О Боже! - теряя терпение, воскликнул Бейлод. - Ни дать ни взять манекен в витрине универмага! Немного выразительности, пожалуйста! Живости! Думайте о чем-нибудь возбуждающем! - Борис пощелкал пальцами. - Ваш любовник. Представьте себе, что вы со своим парнем занимаетесь любовью.
      Было ли тому виной шампанское, а может, какое-то химическое излучение, исходившее от самого Бейлода, но неожиданно для себя самой Гвиннет вернулась в тот полдень, в Челси, во время, которое обещала себе забыть. Она ясно видела прекрасный римский профиль Танкреди, освещенный лучами заходящего солнца, чувствовала, как его руки поднимают ее, чувствовала вкус его губ...
      - Отлично! - закричал откуда-то далекий голос. - Фантастика! Держите этот взгляд... Потрясающе! - Клик. Клик.
      Клик. - А теперь давайте сменим тему. Немного злости.
      Печаль. Вам наплевать на этого парня. Он вас бросил.., по-настоящему "кинул" вас.
      Зазвучали отчужденно-грубые слова Блайна: "В Шотландию, мадам. Поезд мистера Рейвна отходит через несколько минут".
      - Эй! Да это просто сенсация! Вы совсем неплохая актриса, Гвин, вы знаете об этом? - Клик. Клик. Клик.
      Гвиннет вернулась на землю. Она помотала головой и дрожащим голосом попросила:
      - Я больше не могу. Мне надо домой. Я плохо себя чувствую.
      Бейлод нахмурился.
      - Не говорите мне, что вы можете, а чего не можете. Вы будете делать то, что я скажу. А я говорю: надо работать, надо вертеть своей задницей до тех пор, пока я не скажу "хватит".
      Глава 2
      Сентябрь того же года. Катриона вот уже два года как замужем.
      "Дорогие Джесс и Гвиннет.
      Не получала от вас весточки вот уже целую вечность, но я прекрасно понимаю, как вы обе заняты.
      Собственно говоря, я и сама основательно загружена...
      Джонатан, разумеется, просто великолепен. Не знаю, когда еще я была так счастлива".
      Катриона была глубоко несчастна, но гордость не позволяла ей признаться подругам в том, что ее брак обернулся катастрофой. Они с Джонатаном даже спали в разных комнатах.
      Но возможно, оно было и к лучшему, поскольку интимная жизнь молодоженов потерпела крах с первой же брачной ночи. И коль скоро любая заинтересованность в сексе рассматривалась Вайндхемами как признак дурного воспитания, Катриона в конечном итоге возблагодарила судьбу за то, что ее избавили от очередной порции унижения.
      Катриона потеряла девственность лишь с третьей попытки.
      - Все равно что пытаться пробиться сквозь каменную стену, - с горечью пожаловался неудачливый супруг, в то время как Катриона изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться.
      И впоследствии не было никаких нежных ласк, бережных рук, возбуждающих поцелуев. Джонатан взбирался на супругу, справлял свою нужду, удовлетворялся и уходил. Редко он оставался в ее постели более чем на час и ни разу на всю ночь. Безопаснее было писать о доме.
      "Реконструкция все продолжается. Я чувствую себя героиней исторического романа, возвращающей старому разрушенному замку его былую славу. Мой дорогой папочка нам во всем помогает".
      На самом деле Эрнест Скорсби был страшно недоволен.
      Он уже потратил на реконструкцию имения Вайндхемов сумму, вдвое большую обещанной, а конца и края работам не предвиделось. Счета росли как снежный ком, а мать и сын Вайндхемы продолжали строить все новые планы переделок и, с нетерпением ожидая очередной подписи Скорсби под очередным чеком, заказывали новую обстановку во все комнаты.
      "Мы с Джонатаном в последнее время ведем очень активную жизнь в обществе, встречаемся с массой друзей в Лондоне".
      И снова ложь: Джонатан не питал ни малейшего интереса к друзьям Катрионы, за удивительным исключением - Виктории. К ней он проявлял повышенное внимание. Виктория Рейвн, так в конечном итоге и не закончившая свой Оксфорд, теперь была зарубежной корреспонденткой, аккредитованной крупной лондонской газетой.
      - Ты только посмотри, - закричал однажды утром за завтраком Джонатан. - Твоя подруга везде успевает! Боже мой, она действительно попала в самый эпицентр снайперской перестрелки! И ей посчастливилось выбраться оттуда невредимой!
      После сделанного открытия Джонатан не пропускал ни одной статьи Виктории: вырезал их и бережно хранил, потрясенный фактом, что он знаком с человеком, ведущим такую опасную и чарующую своей остротой жизнь.
      Но подвиги Виктории оставались единственной точкой соприкосновения интересов Катрионы и Джонатана. Когда они выбирались в Лондон - в театр или на приемы, - Джонатан исчезал на часы, не говоря Катрионе, где проводит время. А позже он стал ездить в Лондон и без жены.
      Собственно говоря, Джонатан жил жизнью, полностью обособленной от Катрионы. В комнате у него был отдельный телефон, по которому Джонатан частенько говорил с кем-то далеко за полночь.
      А по утрам Джонатан с нетерпением ожидал появления красного почтового фургона и коршуном бросался на прибывшую корреспонденцию, Временами сразу же засовывая конверт в карман, чтобы прочесть письмо позже, без свидетелей.
      "До чего же прекрасно жить с человеком, которого ты любишь и который любит тебя..."
      Катриона отложила в сторону ручку и вздохнула.
      Сердце ее более не претендовало на абсолютное счастье.
      Катриона грустно смотрела вслед ярко-красному "астон мартину" Джонатана. У мужа появилось совершенно мальчишеское пристрастие к быстроходным машинам, и Катриона подарила ему ко дню рождения спортивный автомобиль последней модели. Теперь Джонатан то и дело мотался на нем в Лондон. Без Катрионы.
      Дождавшись, когда приземистая маленькая красная машина с ревом исчезла за дальним поворотом шоссе, Катриона вернулась в дом и постаралась пройти мимо комнаты свекрови незамеченной.
      "Ненавижу ее! - зло подумала Катриона. - Она рада тому, что Джонатан меня не любит. Она не хочет, чтобы я жила здесь. Ей нужны только мой деньги - Она не позволит Джонатану любить меня".
      Катриона медленно поднялась по широкой лестнице с массивными резными дубовыми перилами, разглядывая развешанные по стенам портреты давно умерших предков Вандхемов. Катриона прошла к себе в спальню.
      По случаю теплого солнечного дня окна в комнате были открыты настежь, и Катриона вновь подумала о том, как должно быть сейчас здорово нестись с Джонатаном в Лондон в "астон мартине" с открытым верхом, подставив лицо приветливому ветру, развевающему ее роскошные волосы.
      Не находя себе места, Катриона прошла в гардеробную Джонатана. Здесь стоял большой шкаф, в котором хранились костюмы, пиджаки, куртки, брюки и фланелевые костюмы для гольфа.
      Она открыла двери шкафа и зарылась лицом в одежду. Вот ворсистый пиджак от Харриса, который еще вчера был на Джонатане, даже еще сегодня утром. В нем, может быть, еще сохранилось тепло тела Джонатана... Она просунула руки в широкие рукава пиджака, и по щекам ее невольно потекли горячие слезы. Тут Катриона услышала хруст бумаги и увидела уголок конверта, торчащий из внутреннего кармана. Дорогой, из кремовой веленевой бумаги конверт был подписан от руки, и твердый почерк показался Катрионе знакомым.
      "Сколько раз повторять тебе, дорогой Джонатан, что все кончено? Прошу тебя, пожалуйста, прекрати этот шквал телефонных звонков и писем. Это становится тягостным для нас обоих. Если для тебя столь жизненно необходимо увидеться со мной, я буду в среду у Таннеров, но не дольше чем до полуночи. И это, дорогой мой, будет в последний раз. В любом случае в четверг я уезжаю на Континент и ни за что не скажу тебе, куда именно".
      Письмо было без подписи.
      Катриона уставилась на лист бумаги в полнейшей обреченности. Ну конечно. Она давно уже чувствовала, что между ней и мужем есть кто-то еще, но изо всех сил пыталась не замечать этого. Что ж, больше невозможно обманывать себя...
      Мысли Катрионы закружились в беспорядочном вихре.
      Кто она? Где он ее встретил? Когда?
      Кто такие эти Таннеры? Фамилия знакомая.
      Катриона изо всех сил напрягала память, пока та наконец не сработала. "Таннеры" - закрытый клуб на Бонд-стрит в Лондоне, с отличной кухней и широким выбором азартных игр для сливок общества.
      Принимая решение, Катриона была на удивление спокойна. Поджав губы, она вложила письмо обратно в карман пиджака и аккуратно повесила его на место, в шкаф.
      Затем принялась мыть лицо холодной водой до тех пор, пока не исчезли последние следы слез. После этого она, надев белую водолазку и песочного цвета брючный костюм, внимательно оглядела себя в зеркале: шелковая повязка, поддерживающая волосы, сумочка из крокодиловой кожи, в тон с дорожными туфлями, дорогой чемодан - Катриона криво усмехнулась: очаровательная молодая леди Вайндхем в полной готовности к путешествию в Лондон.
      Полчаса спустя на шоссе по направлению к Лондону, хватаясь руками в кожаных перчатках за грязные поручни остановленного ею грузовика "Бритиш транспорт", Катриона мимоходом подумала о том, что еще не раз пожалеет о своем поступке. Но она уже не могла остановить себя. Она должна пойти в клуб "Таннеры" и посмотреть, с кем там сегодня в полночь встречается Джонатан. Ей необходимо было это узнать.
      Глава 3
      В то время как Катриона в четыре часа пополудни снимала номер в гостинице "Савой" в Лондоне, в Калифорнии было восемь часов утра, и начинавшийся день обещал быть исключительно жарким. Ни малейшего дуновения ветерка, и судя по всему, температура обещала перевалить за тридцать даже здесь, на побережье.
      Тени нигде нельзя было найти, разве только в джипе, да и он, с досадой подумала Гвиннет, к моменту их возвращения превратится в раскаленную печку. Глядя на Бейлода, энергично махавшего по направлению к холмам, Гвин обреченно вздохнула. Ничего не оставалось как снова взвалить себе на спину рюкзак с фотопринадлежностями, рефлекторной стойкой и скаткой яркой мексиканской шали, а затем, стиснув зубы, плестись вслед за ним.
      Ночь Гвиннет провела в студии Бейлода. Фотосъемка продолжалась почти до полуночи; затем он дал ей апельсин, полпакета картофельных чипсов и пропахший дешевым вином спальный мешок, сам исчез в комнате для проявки пленок, а Гвиннет крепко заснула.
      Утром, выпив чашку холодного быстрорастворимого кофе, Бейлод уложил аппаратуру в старенький "додж", припаркованный в переулке за складом, и на заре они отправились на этой развалюхе в Форт-Кронкит.
      Разумеется, все это походило на сумасшествие. Идея Бейлода сделать из Гвиннет девушку "Тони Тресса" с самого начала казалась ей откровенным бредом. Нет, только представить себе! Простушка Гвин Джонс - топ-модель! Если бы не жара, не усталость и не противная слабость, Гвиннет положительно хохотала бы во все горло.
      - Это здесь. Тут и будем снимать, - заявил Бейлод и затормозил так резко, что Гвин уткнулась носом ему в спину. - Как тебе здесь нравится?
      Местом съемки был полуразвалившийся коттедж без крыши, густо заросший сорняком и основательно заваленный всяким древним хламом.
      - Прекрасно, - одобрила Гвиннет с нескрываемым сарказмом.
      Борис отснял первый ролик с Гвиннет в трико и колготках, позирующей в пустом оконном проеме - одна нога уперлась в наличник, колено другой подтянуто к подбородку.
      После этого Бейлод спланировал последовательность геометрических композиций на фоне белого прямоугольника неба: рука поднята сюда, вытянута туда, голова прислонена к стене и так далее. Солнечный свет, проникавший в дом сквозь узкие окна, образовывал неожиданные перспективы и странные удлиненные тени на грязных стенах.
      После этого Гвиннет снималась в мексиканской шали на одном плече, белых джинсах, засунутых в высокие ботинки.
      Волосы взбиты пышным ореолом вокруг головы. Потом - то прислонившись к косяку пустой дверной коробки, то крадучись, подобно пантере, по разломанному, заваленному мусором плиточному полу.
      Бейлод беспрестанно командовал, а Гвин беспрекословно, почти автоматически, подчинялась ему, поскольку времени на размышления у нее не было.
      Они работали до тех пор, пока солнце не поднялось высоко над головой и окончательно не прогнало тени.
      - Ты неплохо поработала, - грубовато похвалил Гвин Бейлод по пути к джипу.
      - Как правило, я не забочусь о ленче, - сообщил Бейлод, - но сегодня мы, полагаю, его заработали.
      Борис свернул с Бриджвей и въехал под арку ресторана "Трайдент". Поддерживая Гвиннет под локоть, он провел ее через внутренний зал на заднюю, залитую солнечным светом, открытую террасу с видом на залив.
      - Мы будем сидеть там, - объявил Бейлод, указывая на столик под веселой расцветки зонтом, призывно манящий белоснежными салфетками и вазочкой свежих цветов.
      - Простите, сэр, но столик заказан.
      - Так я и подумал. И это очень любезно с вашей стороны.
      Бейлод усадил Гвиннет на стул, заказал пиво, двойной чизбургер, а также "салат из шпината и минеральную воду для леди".
      - Теперь тебе придется начать следить за своим весом, - сурово предупредил Бейлод. - Тебе надо похудеть по меньшей мере фунтов на десять. Если, конечно, ты намерена стать моделью.
      Гвиннет вытаращила глаза.
      - Ты хочешь сказать, что из меня получится топ-модель?
      - Уже получилась. - Бейлод достал из конверта две крупноформатные фотографии и протянул их Гвиннет. - Вот отпечатки со вчерашней съемки. Остальные мокнут в лаборатории.
      Гвиннет изумленно смотрела на снимки. Лицо, улыбавшееся ей с фотографий, ее лицо, было прекрасно. Она и представить себе не могла, что может так выглядеть.
      - Ты естественна, - продолжал Бейлод. - Великолепное телосложение. Безупречное. К тому же надо отдать должное, работаешь ты как профи.
      - Это, должно быть, счастливая случайность, - ошарашенно предположила Гвиннет. - Больше так снять не удастся.
      Бейлод снял рубашку и вытер ею вспотевшее лицо. Выглядел он обиженным.
      - У меня не бывает случайностей. Ты фотогенична. Мы хорошо поработаем вместе.
      Конечно, быть фотогеничной не то же самое, что быть красивой, но все же понятия эти достаточно близки. В эту минуту Гвиннет могла бы с радостью умереть за Бориса Бейлода.
      Борис улыбнулся. Гвин еще никогда не видела, как он улыбается. Улыбка преобразила лицо Бориса: оно стало совсем молодым. Таким же молодым, как и его тело.
      - Сколько тебе лет? - забыв о приличиях, спросила она.
      - Тридцать два.
      - Ты не выглядишь таким старым, - заверила его Гвин.
      Тот в ответ фыркнул коротким смешком.
      - Мне следует побольше улыбаться, - прошамкал он набитым ртом, - и тогда я буду выглядеть подростком лет до семидесяти. Как-то я не завел себе такую привычку. Времени не было.
      Борис вырвался из уродства и теперь страстно жаждал красоты, особенно красоты высоких стройных женщин. Он выпил второй бокал пива и жестом подозвал официантку, которая ни секунды не заставила себя ждать; можно было подумать, что она только и ждала его распоряжений.
      Пребывавшая в блаженно-расслабленном состоянии Гвиннет неожиданно ощутила холодящее чувство "де жа вю".
      Борис ей кого-то напоминал. Кого? В какой-то момент Гвин показалось, что она уловила искомое сходство, но тут же, к ее разочарованию, чувство это улетучилось, оставив за собой лишь эхо удивления.
      Бейлод пристально смотрел на Гвиннет.
      - У тебя действительно фиалковые глаза. Ты, должно быть, сама не знаешь, какая это редкость. В жизни не встречал женщин, которые настолько не знали бы себе цену. Завтра же сходи к офтальмологу: ты обязана носить контактные линзы.
      Кто-то уже говорил ей то же самое.
      Бейлод, согнав с лица улыбку, очень серьезный, облокотившись локтями на уставленный уже пустыми тарелками и бокалами стол, в упор смотрел на Гвиннет.
      - На сегодня у меня другие планы. - Он протянул руку и кончиками пальцев погладил щеку Гвин. - Сейчас мы вернемся в студию. Нам следует поближе познакомиться друг с другом. И начнем мы с постели.
      ***
      "Клуб "Таннеры", в полночь... Клуб "Таннеры", в полночь..."
      Всю дорогу до Лондона эти слова барабанным боем стучали в мозгу Катрионы, и потом, в такси, по пути в гостиницу "Савой", и пока она шла по гостиничному коридору, и теперь - когда она, не раздеваясь, лежала навзничь, раскинув в стороны руки, на необъятной застеленной постели.
      От отчаяния Катриона стиснула зубы. Она представила себе некую особу, высокую, изящную, черноволосую, широкоскулую, с вызывающе жирно накрашенными губами. И зовут ее наверняка как-нибудь Карла или Леда. Она, естественно, опытнее и старше - где-нибудь около тридцати, возможно, разведенная. У нее, должно быть, сексуальный грудной голосок, и курит она что-нибудь вроде "Балканского собрания", совсем как... Виктория Рейвн.
      В голове Катрионы, словно сцена из фильма ужасов, возник образ Виктории Рейвн, развалившейся на своей кровати в Твайнхемском монастыре, курящей длинную черную сигарету, и она, Катриона, боязливо оттягивающая голубую штору, чтобы дым поскорее улетучивался из комнаты.
      Следующие несколько кадров: Джонатан, аккуратно вырезающий из газет статьи Виктории. Несомненно знакомый твердый почерк в записке: Катриона точно уже видела его прежде. Почти каждый день, в течение трех месяцев, что они проучились вместе до выпуска.
      Джонатан любит Викторию...
      Катриона, спотыкаясь, добралась до сверкающей роскошью ванной, где ее мучительно пусто стошнило, и мрачно задумалась над тем, что же ей делать дальше. Разве может она соперничать с Викторией Рейвн? Безнадежно. Абсолютно безнадежно.
      В десять Катриона начала одеваться. Она потратила уйму времени на то, чтобы привести в порядок свое лицо и превратить волосы в очаровательный водопад вьющихся локонов. Ей необходимо как можно больше отличаться от Виктории. Катриона облачилась в привезенный наряд - шикарное вечернее платье, плетеные туфли на высоком каблуке и жакет.
      Теперь у нее появилась некоторая уверенность в себе.
      "Не так уж все и плохо, - снова подумала Катриона. - Да и в любом случае глупо сдаваться без боя..."
      ***
      Клуб "Таннеры" располагался в высоком георгианского стиля здании с элегантными линиями и небольшим темно-зеленым навесом над парадным входом.
      Опустив глаза, Катриона заставила себя выйти из машины. Одарив швейцара натянутой улыбкой, она сделала несколько шагов в сторону парадного входа.
      В вестибюле весьма интеллигентный человек в смокинге, судя по всему, местный администратор, высокий и широкоплечий, вежливо спросил:
      - Вы член клуба, мадам?
      - Я леди Вайндхем. - Катриона изо всех сил старалась говорить как можно естественнее, - и у меня здесь встреча с мужем.
      Мужчина кивнул:
      - Вы найдете сэра Джонатана наверху, мадам.
      Держась рукой за изящные резные перила, она поднялась по лестнице. Все вокруг блистало белизной и золотом.
      Стены украшали картины со сценами охоты в богатых резных рамах. На третьем этаже располагались ресторан и небольшой бар, и у Катрионы возникло непреодолимое желание зайти туда, заказать себе что-нибудь выпить, а минут через двадцать незаметно улизнуть. Но она упорно продолжала подниматься наверх, туда, где теперь все отчетливее слышались гул разговора, звон бокалов и мягкий стук игральных костей.
      В дверях Катриона остановилась. В зале стояло четыре стола для игры в триктрак, но игра шла лишь за одним. Судя по всему, в этот момент решалась судьба разыгрывавшейся партии. Игроки были взведены до предела, в воздухе царило почти церковное благоговение.
      Катриона увидела Джонатана сразу же.
      Он стоял у игрового стола, положив руку на плечо одному из игроков.
      У Катрионы сразу же отлегло от сердца: рядом с Джонатаном не было женщины. Исполненная благодарности она, решила, что ей не следует подходить к мужу. Но с другой стороны...
      Катриона торопливо вошла в комнату и вдруг замерла, словно остановленная неожиданным невидимым препятствием.
      Джонатан полуобернулся. Он все еще не видел жены, но зато она теперь могла видеть его лицо, лицо - о Боже! - сияющее счастьем и исполненное любви: Джонатан с нежностью смотрел на склоненную темноволосую голову молодого человека, сидящего за столом. И теперь с необыкновенной ясностью Катриона увидела, как пальцы Джонатана, лежавшие на плече игрока, массируют и мягко поглаживают его, и в жесте этом, вне всяких сомнений, читалось чувственное влечение.
      Темноволосый молодой человек сделал завершающий победный бросок, и все присутствующие одновременно с облегчением вздохнули.
      - Счастливчик педераст сегодня уйдет отсюда с десятью тысячами фунтов, - пробормотал кто-то рядом с Катрионой.
      И тут игрок поднял голову от стола и оглянулся.
      Он смотрел через всю комнату прямо на бледную словно смерть Катриону, которая с первого же взгляда поняла, что данный вариант гораздо хуже, чем какая-нибудь там Леда или Карла. Хуже даже, чем Виктория.
      Во взгляде молодого человека читалось одновременно и понимание, и мягкое смирение, к которым примешивалось сожаление.
      Танкреди.
      Глава 4
      - Идеальные отношения между фотографом и моделью - это нечто большее, чем обычная семейная жизнь. - Бейлод с грохотом закрыл двери лифта. - И, если я собираюсь сделать нечто большее, чем просто прелестную картинку, мне нужно проникнуть в тебя: в твое существо, в тело и мысли. "
      Ты тоже должна понимать меня. Смотреть на мир моими же глазами и знать, чего я хочу.
      Чем выше поднимался лифт, тем гуще и горячее становился воздух.
      - Так что от постели нам никуда не деться. Занимаясь любовью, не очень-то спрячешься. - Бейлод открыл дверь студии и подтолкнул Гвиннет внутрь. - Траханье - самый надежный способ добиться большего взаимопонимания.
      Спальня Бейлода занимала угол, отделенный от остальной комнаты занавесью из бамбука. Потолок здесь был стеклянным и совершенно не защищал от палящего солнца. На выбеленных бетонных стенах висели фотографии в прозрачных коробках: прекрасные лица с огромными, покрытыми дымкой глазами, сочными губами, угловатыми скулами. Мебели практически не было: только два стальных шкафа с папками и кровать в крепком дубовом каркасе, застеленная роскошным черным меховым покрывалом.
      - Моя единственная слабость, - объявил Бейлод, поглаживая мех, и при этом вся постель, словно ожив и задышав, заколыхалась легкими волнами.
      Гидропостель. Гвиннет подумала о том, как уютно спалось Бейлоду прошлой ночью, в то время как она была вынуждена мучиться на полу.
      - Усиливает абсолютно все. Даже сон. - Бейлод смотрел на Гвиннет так, точно хотел проникнуть глазами в ее черепную коробку и разглядеть там каждую частичку мозга.
      Гвиннет беспокойно уставилась на волнующийся мех: она плохо представляла, что ей следует делать. Надо раздеться сразу или же лучше подождать? Каков этикет в подобных ситуациях?
      К счастью, новоиспеченной фотомодели не пришлось принимать решения. Взяв Гвин за руку, Бейлод легко, но твердо, привычным жестом дернул ее, и она оглянуться не успела, как, распластавшись на спине, покачивалась на ходившем волнами меху, с юбкой, задранной на живот.
      - В первый раз я хочу тебя именно такую, - плотоядный взгляд темных глаз на его бледном лице почти пугал, - разгоряченную и уставшую, немытую, потную.
      Бейлод снял с Гвин очки и небрежно бросил их на пол. Теперь на фоне сверкающего неба лицо его расплылось неясным темным пятном. Гвиннет скорее почувствовала, чем увидела нетерпеливое движение, которым Бейлод стянул джинсы с бедер. А вслед за этим - пульсирующая смена света и тьмы, резкое движение острых коленей, раздвигающих ей ноги, руки, скользящие вниз, его тело, растекающееся по ней и в ней. Гвиннет застонала и крепко обвила Бейлода руками; под влажной от пота футболкой она чувствовала каждое ребро и острые холмики лопаток. Бейлод кончил быстро и молча, костлявые бедра прижались к бедрам Гвин, руки легли на ее лоб, крепко прижав к постели.
      Чуть позже расслабленный Борис Бейлод лежал с закрытыми глазами в объятиях Гвин, щекой крепко прижавшись к ее щеке. Ресницы у него были поразительно длинные. И похож он был на спящего ребенка. Гвиннет погладила его жесткие волосы, ощущая тяжелые удары его сердца, словно свои собственные. Когда Борис уснул, она, осторожно освободившись из его объятий, на цыпочках прошла в ванную.
      Пятнадцать минут спустя, свежая, спокойная и полная энергии Гвиннет шагнула за бамбуковую занавеску. Мокрые, цвета меди, слегка вьющиеся волосы, ниспадая на плечи, при ярком солнечном свете переливались огненными вспышками. Совершенно проснувшийся Бейлод сидел, скрестив ноги, на краю постели. Издали его фигура тоже была вся как бы облита золотым светом.
      Гвиннет медленно подошла к кровати, сознавая магическую власть своей наготы и точно зная, что глаза Бориса сейчас тщательно исследуют каждый сантиметр ее тела. Правда, несколько досадно было видеть, что в глазах Бейлода горит не только вожделение, но и огонек чисто профессионального интереса. Но с этим (что, впрочем, Гвин поняла с самого начала) надо было смириться раз и навсегда.
      - Сейчас ты почувствуешь каждый дюйм моего петушка, - прошептал Борис, усаживая Гвиннет к себе на колени. Я тебя насквозь пройду. - Я тебя трахну так, как никто еще не трахал, и ты у меня кончишь так, как ни с кем не кончала.
      Бейлод медленно и осторожно "насадил" на себя Гвиннет. Глаза ее расширились, как только она почувствовала его очень глубоко в себе прикосновение, вызвавшее легкое сладостное ощущение, которое росло и росло быстрыми крутыми волнами, пока наконец не взорвалось фантастическим возбуждением. Такое состояние Гвиннет испытала в своей жизни только раз и считала, что никогда уже не сможет пережить что-либо подобное.
      - О да! - простонала она, глядя сверху вниз на Бейлода.
      В ответ на этот взгляд он с удивительной силой еще крепче сжал бедра Гвиннет и заставил встать на ноги.
      - Не сейчас. Подожди, - сказал Бейлод спокойно, как будто успел уже досконально узнать ее тело и мог заранее чувствовать каждое его желание. Он принялся, приподнимаясь на руках, входить в нее и, вновь опускаясь, полностью выходить, отчего желание и возбуждение Гвин нарастало до тех пор, пока вся кожа ее не запылала.
      Гвиннет почувствовала, как пальцы Бориса легко и ласково двигаются вверх-вниз в разгоряченной чувствительной расщелине ее ягодиц, потом один из них медленно погружается внутрь, отчего Гвин начала беспомощно и очень мелодично постанывать.
      - Да, Гвиннет, да, пора, - прошептал Бейлод.
      И Гвин безнадежно потонула в калейдоскопе ярко вспыхивающих в темноте звездочек. С безумной силой она запрыгала на Бейлоде, впившись руками в плечи партнера, пока темнота полностью не затуманила ей глаза, и она почувствовала, как из груди ее криком вырвалось его имя.
      ***
      Все померкло.
      Чувства умолкли.
      Наконец сознание стало постепенно возвращаться, мягкими переливами, жаром, прошедшим по спине и плечам. Сквозь приподнятые веки Гвин увидела медный цвет солнечных лучей, блестевших на волосах Бориса Бейлода, и вспышки ярких искр в его глазах. Какое-то время в комнате стояло гробовое молчание. Потом Бейлод, перевернувшись, отодвинулся от Гвиннет и сел перед ней на коленях.
      - Как ты меня назвала? - В его голосе звучала спокойная угроза.
      Гвиннет стало не по себе.
      - Сейчас, вот сейчас, ты, сука, ты звала кого-то другого.
      Костлявой рукой Бейлод, размахнувшись, сильно ударил Гвиннет по губам, отчего она мгновенно почувствовала во рту солоноватый привкус крови. Висевшие на стене за спиной Бейлода портреты безучастно взирали на Гвиннет.
      - В следующий раз, - отрезал Борис Бейлод, - не называй меня Танкреди.
      ***
      - Ну вот, теперь тебе все известно, - с вызовом заявил Джонатан. - И что же ты предложишь нам делать?
      Сидя в кресле у окна, Катриона утомленно покачала головой:
      - Не знаю.
      Невозможно. Просто не верится. В Джонатане и Танкреди так сильно было мужское начало. И все же мысленно возвращаясь в "Таннеры" и вспоминая себя стоящей в дверях в своем элегантном черном платье и Джонатана с нескрываемой нежностью на лице, Катрионе становилось не по себе - так становится не по себе человеку, внезапно понявшему, что он лишний.
      Наконец Катриона, скорее для того, чтобы что-то сказать, чем на самом деле интересуясь ответом, заикаясь, спросила:
      - И как долго это продолжается?
      - С нашей первой встречи. У тебя на балу.
      - На моем балу. Да, но почему? Я не понимаю.
      - Его нельзя не любить, - просто и с достоинством ответил Джонатан.
      И тут Катриона с огромным облегчением вздохнула: ей показалось, что она поняла. Ну конечно, поняла! Это было простое увлечение. Эмоционально неуравновешенный Джонатан встретил молодого человека, достоинствами которого - блестящий аристократ, прекрасный собеседник, красавец - тотчас же и пленился.
      - Я влюбился в него с первого взгляда, - прервал молчание Джонатан. Господи, как хочется выпить. У нас есть что-нибудь выпить?
      Джонатан обвел комнату отсутствующим взглядом, встал и, медленно подойдя к открытому окну, оперся о подоконник и стал большими глотками вдыхать влажный ночной воздух, в то время как Катриона убеждала себя в том, что ничего страшного не случилось и бояться нечего.
      - Других таких людей нет, - вновь заговорил Джонатан, в словах которого звучала почти нескрываемая страсть. - Знаешь, он сверкает подобно алмазу. Когда ты с ним, все вокруг теряет свое значение. Он - единственный такой во всем мире.
      И ты готов отдать все, понимаешь, абсолютно все за одну его улыбку.
      Катриона откинулась на спинку кресла и полузакрыла глаза. Она прекрасно понимала, о чем говорил Джонатан.
      Разве не чувствовала она то же самое? Разве не знала она, как мучает рухнувшая любовь.
      - И ты знаешь, - продолжал Джонатан потерянным голосом, - алмаз не только прекрасен. Им режут стекло.
      Алмаз - самое твердое вещество на Земле. Так и Танкреди.
      Он пользуется тобой, он влюбляет тебя в себя, играет с твоей душой, а потом отбрасывает ее в сторону и уходит прочь. В тот вечер, перед клубом, Танкреди был с девушкой - Урсулой Вичини. Ее отец - один из самых крупных торговых банкиров в мире. Завтра Танкреди улетает к ним на яхту на Тенерифе. Урсула по уши влюблена в Танкреди, но через неделю, максимум через месяц, она ему надоест, и он смоется. - Джонатан горько усмехнулся. Ему никто не нужен.
      Последние слова Джонатан произнес глухим голосом, и Катриона поняла, что он плачет. Она встала и, подойдя к мужу, крепко его обняла.
      - Все в порядке, Джонатан, все в порядке...
      - Я не хотел, чтобы ты узнала обо всем подобным образом, Кэт. Клянусь тебе, не хотел. Я как-то пытался сказать тебе правду, когда мы были вдвоем в башне на крыше вашего дома в ночь твоего бала.
      И вновь Катриона почувствовала себя очень сильной. Она пригладила растрепанные волосы Джонатана и помассировала мускулы его широких плеч.
      - Все будет хорошо. Я люблю тебя, Джонатан.
      Ну конечно же, все будет хорошо. Она сделает так, что все будет хорошо. Ее любви хватит на двоих, да какое там на двоих - на две тысячи! Катриона улыбнулась.
      - Танкреди произвел на тебя такое же впечатление, какое на нас произвела в школе Виктория. Они оба такие обаятельные. Такие.., очаровывающие. Но, Джонатан, разве ты не понимаешь, что их привлекательность преходяща? Ты справишься со своими чувствами, забудешь обо всем. - Почувствовав, как неожиданно задрожали плечи мужа, Катриона перешла на шепот:
      - Можешь взять меня сейчас. О, Джонатан, как же я тебя понимаю, но я так тебя люблю, что, если ты дашь мне шанс, я смогу помочь тебе забыть Танкреди...
      Катриона осеклась, почувствовав, как в ответ на ее слова вдруг окаменело тело Джонатана. Она решилась наконец заглянуть в лицо мужа и ужаснулась выражению безмолвно вопиющего гнева и напряженности, наложившего страшные глубокие морщины на щеки Джонатана. Он стоял рядом с Катрионой, смотрел на нее сверху и не шевелился, но Катриона чуть ли не кожей почувствовала повисший в воздухе запах насилия с большой примесью ярости. Какое-то время в комнате царило молчание.
      - Ты - тупая сучка, - холодно произнес Джонатан. - Ты ничего не поняла. Вообще ничего.
      Глава 5
      - Ты переезжаешь? Ты хочешь сказать, Что будешь жить с ним? С Борисом Бейлодом?
      - Да.
      - Но почему, Гвин? Я хочу сказать, конечно же, в постели он фантастика, но разве нельзя оставаться просто любовниками, не живя у него? Ведь Бейлод тебе и в подметки не годится.
      - Борис считает меня красавицей.
      Гвиннет не осмелилась открыть Джесс истинную причину: в постели, закрыв глаза, Гвиннет представляла себе, что к ней вернулся Танкреди.
      Она работала в агентстве последнюю неделю. Ей удалось оторваться от проклятого стола администратора, и теперь Гвиннет собиралась стать известной фотомоделью. Она воплотила в жизнь всеобщую мечту.
      Роль девушки "Тони Тресс" принесла Гвиннет двенадцать тысяч долларов, а ведь это была лишь крошечная верхушка айсберга.
      - Продолжишь в том же духе, - заметила Джесс, - и еще до тридцати станешь миллионершей!
      - Благодаря безупречному телосложению. - Вспомнив вдруг пророчества графа Скарсдейла, Гвин несколько натянуто рассмеялась.
      Джесс собрала снимки с новым лицом своей подруги и вздохнула. Да, одиноко ей будет без нее.
      Два последних года были наполнены балдежом, и Джесс хотелось, чтобы балдеж продолжался: она приветствовала его, полностью погружаясь душой и телом в незамысловатые радости кайфа. Джесс благодарила свою звезду за то, что та свела ее с Джоном Версом, добрым и гостеприимным, подарившим Джесс кров, работу и новый стиль жизни. Благословенный Джон Вере - щедрый благодетель со всеми своими медалями мира, новой бородой, привечающий всех талантливых людей в доме на Пасифик-авеню, где всякий мог валяться на разбросанных по полу разноцветных подушках, курить травку и читать стихи или музицировать. У каждого было свое прозвище типа Лунный Свет, Галактика или Мир.
      Джон Вере пришел в полнейший восторг, узнав, что Джесс - художница, и сразу же попросил нарисовать какую-нибудь картину для его небольшого салона. Каждый день Джесс обещала завтра же взяться за кисти, но увы.
      Да пошло оно все к черту! Будет еще вечеринка, еще травка, еще вино, еще новый парень. А если случится какой-нибудь прокол - есть Гвиннет, добрая старая подружка Гвиннет, которая всегда поможет выбраться из беды...
      И вот Гвиннет уезжает.
      "Кто же теперь подставит мне плечо?" - в некоторой растерянности подумала Джесс.
      ***
      Карьера Гвиннет шла в гору. Полгода она представляла лучшее агентство города и подрабатывала на "Тони Тресс".
      Вскоре последовало приглашение от "Макс Фактор" на рекламу парфюмерии, а вслед за этим - от "Хай-Стайл" на рекламу колготок.
      Теперь Гвиннет зарабатывала кучу денег, но практически их не видела, поскольку все гонорары уходили на их Нью-Йоркский счет. Бейлод говорил, что теперь, совсем уж скоро, они переберутся в Нью-Йорк. Он страстно желал обзавестись большой студией в Гринвич-Виллидж. В своих мечтах Борис уже знал каждый квадратный сантиметр этого чуда из дерева, бетона и стекла.
      - Это будет наш мир, - почти в исступлении восклицал Бейлод, меряя шагами комнату. - Полностью оборудованный. Нам даже не надо будет никуда уезжать на съемки.
      Бейлод планировал сделать свою студию центром новой эры в фотографии, и центр этот будет носить его, Бориса Бейлода, имя. Он станет властным монархом в мире моды.
      А у короля должна быть королева. Более того - прекрасная королева. Бейлод следил буквально за каждым шагом Гвиннет: покупал ей одежду, без устали работал над ее жестами и выражением лица, диктовал диету, подбирал спортивные упражнения и даже книги.
      От довольно жесткого воздержания в еде Гвин первое время была прямо-таки несчастна и постоянно голодна, поскольку витамины и минеральные добавки никак не компенсировали полноценный обеденный стол. Но вскоре она потеряла интерес к еде. Ей очень понравилось быть сногсшибательно элегантной и худенькой. Как знать, может, когда-нибудь из нее и вправду получится красавица?
      Джесс как-то ужаснулась заказу подруги - небольшая порция зеленого салата и стакан минеральной воды.
      - И это весь твой обед? Да ты же умрешь от голода!
      - Нет, не умру, - упрямо возразила Гвиннет. - Бейлод говорит, что, если хочешь стать топ-моделью, то будь готова показывать свои косточки.
      - Но не до такой же степени!
      - Кончай читать нотации!
      - Но тебе же необходимы силы.
      - Сил во мне сейчас как никогда. Нет, в самом деле, Джесс, никогда еще я не чувствовала себя так хорошо.
      И это было правдой. Теперь Гвин чувствовала, что может своротить горы. Ничуть не уставая, она позировала по десять - двенадцать часов кряду.
      В свою очередь, у Гвиннет росло беспокойство за Джесс.
      В последнее время подруга проводила время в компании каких-то дикарей. Она стала небрежно относиться к своей работе в агентстве и нередко прогуливала ее. Временами, когда Гвиннет звонила Джесс, она отвечала как-то невнятно и словно не понимая, с кем говорит.
      - Ты не должна игнорировать работу, - почти плакала Гвиннет. - Иначе тебя просто выгонят.
      - Не выгонят. Агентство принадлежит Джону, а он сам половину рабочего времени гуляет.
      - Джон, считай, уже опустился на самое дно. Он ведь и тебя может утащить за собой, если не будешь осторожной.
      Джесс оплатила счет, не позволив Гвин заплатить за свою часть заказа, поскольку она почти ничего не ела.
      - Вот что я тебе скажу, - спокойно сказала она. - Я не буду доставать тебя по поводу твоей худобы, а ты не доставай меня по поводу моего образа жизни. Идет?
      ***
      Изнурительно жарким днем в конце августа 1969 года Джон Вере привез Джесс на пикник в Напа-Вэлли. Оставалось непонятным, кто устраивает пикник, но это было не важно. Чье-то богатое имение, где должно было быть много живой музыки и наркоты на целый батальон. А может быть, даже больше.
      Джесс, конечно же, понимала, что в конце дня ей все же придется отдаться Джону. У нее просто не осталось больше сил отшивать его, и в конце концов Джон был абсолютно прав, когда орал в раздражении:
      - Ты даешь всем и каждому, почему же я - исключение?
      В здравом рассудке Джесс находила Джона весьма отвратительным и даже страшным. Он уже не был добродушным хиппи средних лет, содержателем парочки ночлежек для хиппи и любителем поваляться на цветастых подушках на полу в компании хорошеньких длинноволосых девиц. Теперь Джон вдруг впадал в непредсказуемые приступы ярости. Становился все более озлобленным. Такими же были его новые друзья, такими же были потребляемые ими наркотики.
      Но сегодня прекрасный день, и впереди - веселый пикник. Джесс напьется, покурит немного травки, и к вечеру ей все уже станет безразлично.
      К полудню чистое, безоблачное небо дышало на землю жаром, трава под сандалиями и босыми ногами была теплой, почти горячей; парочки не стесняясь искали телесной близости. Какая-то девушка, с волнистыми темными волосами до пояса, в которые была вплетена жимолость, пила прямо из бутылки: тонкая струйка вина стекала по подбородку на ее обнаженную большую круглую грудь, которую исступленно ласкал высокий парень.
      - Посмотри на них, - плотоядно протянул Джон Вере. - Они и в самом деле сейчас этим займутся.
      Тяжелой, влажной от пота рукой он обнял Джесс за плечи. Борода у Джо выросла уже довольно большая, на шее болтался амулет из Катманду. Наклонившись, он поцеловал мокрым ртом Джесс в губы. От Джо разило винным перегаром; дыхание его было тяжелым и противным, и амулет больно царапал грудь.
      Джесс вырвалась из объятий Джо, показавшегося ей вдруг омерзительно старым со своими седеющими волосами, дряблым животом и жадными глазами. Вере потянулся за Джесс, протягивая к ней руки - липкие и распухшие, точно два волосатых воздушных шара, - противные загребущие лапы.
      - Иди ко мне, Джесс. Мы трахнемся прямо здесь, на траве.
      Джесс покачала головой:
      - Нет!
      Резко развернувшись, она быстро пошла прочь вниз по лужайке. Джесс слышала призывы Джона вернуться, но ей было наплевать. Какой у Джона бесцветный, старый и хищный голос. Как же она раньше этого не замечала? Джесс поняла, что больше никогда не вернется к Версу. Хватит.
      Кончено...
      Джесс пробралась сквозь заросли олеандра и оказалась в винограднике.
      Она шла и шла, пока не услышала чье-то тяжелое дыхание и не наткнулась неожиданно на парочку. Голая белокурая девушка с ярко-красными губами стояла на четвереньках, погрузив руки в теплую пыль, ноги и грудь ее были облиты виноградным соком. Стоявший за девушкой на коленях юноша энергично дергался в экстазе. Опустившись рядом с ними, Джесс сорвала кисть винограда и, отщипывая ртом по ягодке, принялась наблюдать. Девушка с парнем, не прерывая увлекшего их занятия, обернулись и улыбнулись Джесс. Минут через пять или чуть больше у девушки начался оргазм, сопровождаемый короткими, приглушенными вскриками, переросшими постепенно в громкий беспрерывный вой. Юноша задвигался с удвоенной энергией. Джесс смотрела словно завороженная. А они все продолжали и продолжали, без устали (по-видимому, это был уже не первый их час), пока девушка наконец не выдержала беспрерывных атак и не уткнулась лицом в теплую пыль, как-то сразу обмякнув всем телом. Парень повернулся к Джесс. Он был почти сказочно прекрасен: длинные, цвета червонного золота волосы и прозрачно-зеленые глаза цвета речной воды. Эрекция у него нисколько не ослабла. Парень с гордостью потряс своим пенисом.
      - Я тебя сейчас трахну.., если хочешь.
      Их тела слились, и в глазах Джесс вспыхнуло яркое жаркое пламя цвета маргаритки. Они были единым целым, с общим сердцем, костями и плотью, вместе подчинившиеся одному первобытному ритму, и всякий раз, когда наступал оргазм, для Джесс в небе вспыхивала заря, цвет которой нельзя было описать словами.
      ***
      Джесс осторожно открыла глаза. Она почувствовала, что голова вот-вот лопнет, подобно паровому котлу, достигшему критической точки давления.
      Над Джесс простиралось усыпанное звездами черное небо.
      Она облизнула губы. Во рту было сухо и чувствовался отвратительный перегар. Все тело ныло; ее знобило. Обхватив голову руками, Джесс осторожно села.
      Обнаружив, что она совершенно голая, Джесс беспомощно огляделась в темноте вокруг. Где же ее одежда?
      Джесс медленно побрела по винограднику в направлении блестевших вдали огней, туда, где, должно быть, находился дом: там тепло, там люди.
      Ее внезапно охватило ощущение полной нереальности происходящего. Она решила, что видит сон, и вообще все происшедшее ей приснилось, и что она в любую минуту может проснуться у себя в постели, в Сан-Франциско.
      Идя на свет, Джесс пересекла кирпичную террасу, на которой накануне играли музыканты, и шагнула за раздвижную стеклянную дверь, после чего очутилась в изящной оранжерее, наполненной орхидеями и буйной тропической растительностью. Кроме того, в оранжерее находилось около дюжины человек, очаровательнее которых Джесс в жизни не встречала.
      Большинство мужчин были в смокингах, а дам украшали разноцветные шелка и миткаль. У одной женщины с продолговатым лицом оливкового цвета и длинными черными волосами на лбу красовалась диадема. Слуга, но тоже в белом пиджаке, разносил на подносе прохладительные напитки.
      - А где здесь ванная? - спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.
      - Это чуть дальше, - ответил один из мужчин. - По коридору, вторая дверь налево.
      - Спасибо, - вежливо поблагодарила Джесс.
      Ванная комната оказалась очень большой.
      Блаженствуя, Джесс легла в ванну и принялась рассматривать свое затуманенное клубами пара отражение на зеркальном потолке. Джесс намылила все тело и с помощью шампуня взбила на голове большую белоснежную пенную шапку. Потом, закрыв глаза, она поплавала, наслаждаясь чистотой, светом и теплом, а затем, борясь с непреодолимым желанием спать, прополоскала волосы, вышла из ванны и завернулась в большое пушистое зеленое махровое полотенце.
      Спустя какое-то время она со вздохом наслаждения рухнула на кровать и мгновенно уснула без всяких сновидений.
      Глава 6
      Катриона страдала вот уже несколько недель, прошедших со дня разговора с Джонатаном. Она не знала, что сказать, и, теряясь в догадках, пыталась найти мало-мальски благополучный выход из сложившейся ситуации. Ей необходимо было с кем-нибудь поговорить о случившейся в ее жизни трагедии, или же она просто сойдет с ума. Но с кем?
      В половине первого Катриона оставила машину в гараже на Пиккадилли и отправилась в "Фортнам и Мейсон", чтобы убить полчаса, остававшиеся до обеда с Викторией. Она сама не могла понять, что толкнуло ее назначить Виктории встречу именно здесь, В расположенный на шестом этаже ресторан Катриона поднялась на лифте. Стиснутая со всех сторон весело перешучивающимися покупателями, она напряженно держала скрещенные руки перед своим чуть округлившимся животом.
      Вот уже месяц как она узнала о беременности, но Джонатану она пока ничего не говорила.
      Катриона давно знала, что единственное, о чем мечтает Джонатан, наследник, и, узнав о беременности жены, он больше не притронется к ней, пока не родится ребенок. К чему? Свою часть работы он уже выполнил. И тогда он станет проводить еще больше времени один в Лондоне.
      "Надо положить этому конец, или я сойду с ума, - печально размышляла Катриона, сидя за небольшим мраморным столиком на две персоны, откуда прекрасно просматривался вход в ресторан. - Я не могу больше этого выносить. Я не хочу ни с кем делить мужа".
      Виктория появилась ровно в час.
      Выглядела она как всегда элегантно, но была уставшей и сильно похудела. Одета Виктория была в черную шелковую рубашку, заправленную в широкие черные брюки и оливкового цвета плащ с множеством кнопок, ремешков и карманов. Серебристые волосы теперь стали длиннее, разделенные ровным пробором, они свободно падали на плечи.
      Катриона улыбнулась и помахала рукой, словно это была обычная встреча за обедом добрых старых школьных подруг.
      Улыбнувшись, Виктория села за столик и сняла плащ, повесив его на спинку стула.
      - Очень рада тебя видеть, - хорошо отработанным светским тоном приветствовала подругу Катриона, но, почувствовав, что в подобной ситуации подобный тон не совсем уместен, поспешила добавить:
      - Ну как Вьетнам? Наверное, просто ужасно?
      - Да, - ответила Виктория. - Ужасно.
      - Должно быть, очень ужасно. - Катриона мало интересовалась войной во Вьетнаме. Война эта велась где-то далеко, на другом конце света, между странами и народами, которых она знать не знала. Война представлялась ей нереальной. Она несколько стыдилась своего равнодушия, но в настоящий момент у нее были заботы поважнее: вернуть Джонатана. - Там, наверное, очень опасно? - продолжала расспрашивать Катриона. Ты ведь бывала на фронте, да? Тебя ведь могли убить.
      Виктория пожала плечами.
      - С тем же успехом убить могут и в Сайгоне. Мне нравится, - сообщила Виктория. - Ты читала мои репортажи?
      - Да. Джонатан собирает твои статьи. Они просто ужасны. Я имею в виду.., их содержание. Невозможно поверить.
      - И все это правда. Забавно, что люди только не выделывают в борьбе за выживание, не находишь? - Криво усмехнувшись, Виктория подняла свой стакан. - Салют!
      Виктория обвела взглядом зал, наполненный сытой и хорошо одетой публикой.
      - А здесь мило. Хорошо, что мы пришли сюда. Приятное времяпрепровождение. Завтра я уезжаю в Данлевен, повидаться с тетушкой Камерон.
      - Как она?
      - Стареет. Но по-прежнему шустрая. Она еще всех нас переживет...
      Кольцо. Вот в чем дело. На пальце Виктории не было аметистового кольца, и без него руки ее выглядели как-то странно голыми, - А где твое кольцо? - не удержалась от вопроса Катриона. - Потеряла?
      Виктория невольно взглянула на свои руки, потом подняла широко открытые, лишенные выражения глаза и кивнула.
      - Да. Боюсь, что так, - после некоторой паузы сказала она.
      - Какая досада. Мне так жаль. Ты его любила...
      - Что ж, бывает, - холодно улыбнулась Виктория. - В конце концов, это всего лишь камень и металл. Я прекрасно могу обходиться и без него. - Она поставила стакан на стол и откинулась на стуле. - Но давай поговорим о тебе. Уверена, что тебе вовсе не интересно болтать о тетушке Камерон или о моем кольце. - Виктория попала в точку. - Что-то тебя беспокоит. Джонатан, разумеется?
      Катриона уставилась на свои руки и кивнула. В горле у нее запершило.
      - Я хотела... Даже не знаю, как тебе сказать.
      - Попытайся. - Виктория поигрывала лежавшими рядом с тарелкой серебряными приборами.
      - Видишь ли, это касается не только Джонатана, но и еще одного человека, - Катриона покраснела, - Танкреди.
      Виктория изучала перечень вин.
      - "Голубая монахиня" будет в самый раз, как думаешь?
      Оно ко всему подойдет.
      - Ах, что угодно. Прекрасно. - Катриона залпом осушила свой бокал в надежде обрести необходимое мужество. - Я не звонила, - робко начала она. Но я не знаю, что делать, мне нужно с кем-нибудь поговорить. А у меня, кроме тебя, никого нет, Виктория. - Катриона снова покраснела и глубоко вздохнула. - Ты знаешь о Танкреди?
      - Что знаю?
      - Что... - голос Катрионы дрожал от волнения, - что он гомосексуалист.
      - Кто заказывал креветки с авокадо? - поинтересовалась вдруг возникшая рядом со столиком официантка.
      - Спасибо, - спокойно сказала Виктория. - Сюда, пожалуйста.
      Официантка убрала пустые бокалы, принесла новые и наполнила их вином. Подруги снова остались наедине.
      - Будет лучше, если ты мне обо всем расскажешь, - предложила Виктория. - С самого начала.
      Уткнувшись взглядом в омлет с грибами, не в силах проглотить ни кусочка, Катриона поведала о том, как нашла записку Танкреди (это случилось больше года назад), как увидела Джонатана в "Таннерах" и об их разговоре с мужем в номере отеля "Савой".
      - Виктория, пожалуйста, поговори с Танкреди. Попроси его оставить Джонатана в покое. Знаешь, у меня будет ребенок. Ты первая, кому я об этом говорю.., разве этого недостаточно?
      Виктория наклонилась вперед и слегка тронула запястье Катрионы.
      - Прекрасная новость. Поздравляю.
      - Что ж тут прекрасного. Если только Танкреди и...
      Виктория вздохнула.
      - Танкреди только что вернулся из Южной Америки.
      Он полгода прожил в Каракасе.
      - Каракас? Но этого не может быть! Возможно, он просто не хотел говорить тебе правды.
      - Поверь мне, - мягко перебила Виктория, - Танкреди не встречался с Джонатаном. Он давно порвал с твоим мужем.
      - Ах да, - рассеянно произнесла Катриона. - Джонатан сказал мне, что Танкреди никто не нужен.
      - Никто. И Танкреди предупредил об этом Джонатана с самого начала. Он всегда честен.
      - Это безнравственно.
      - Послушай, - отодвинув тарелку в сторону, Виктория оперлась подбородком на руки и серьезно посмотрела на Катриону поверх стоявших в центре столика пурпурных хризантем, - Танкреди уже год как не вспоминает о Джонатане.
      Он был одним из многих.., как и Гвиннет.
      - Гвиннет? - Глаза Катрионы, казалось, готовы были выскочить из орбит - настолько ее потрясло известие, что Танкреди переспал с Гвиннет. - Но она едва его знала! Как это могло произойти?.. Я имею в виду - когда?
      - За день до твоей свадьбы. После этого Танкреди бросил Гвиннет так же, как он бросил Джонатана. Ему никто не нужен. Так что, с кем бы Джонатан ни встречался сейчас в Лондоне, это никак не мой брат. Прости, Кэт. Я ничем не могу тебе помочь.
      - Но, - Катриона затрясла головой, - тогда кто...
      Виктория не отрываясь смотрела в небесно-голубые глаза Катрионы.
      - Постараюсь объяснить. Мне бы не хотелось, но кто-то же должен это сделать. Кэт, послушай. Танкреди коллекционирует красивых людей. Как только кто-то - не важно кто, мужчина или женщина, - привлечет его внимание, он тут же делает его или ее любовником или любовницей. Кажется, о Танкреди можно сказать, что он подлинный бисексуал. Но Джонатан не такой.
      - Разумеется, не такой.
      - Ты меня не слушаешь. Черт возьми, Кэт, да не будь ты наивной девочкой! - Виктория была откровенно огорчена тем, что Катриона все еще не могла или не хотела понять. - Джонатан никогда не даст тебе того, в чем ты нуждаешься. Он никогда не полюбит ни одну женщину. Он не может, и его не изменишь. Если тебе нужна любовь, придется найти кого-нибудь другого.
      - Другого? - Глаза Катрионы сузились, показывая, что смысл слов Виктории наконец-то до нее дошел. - Значит, ты хочешь сказать, что Джонатан педераст? - Катриона вскочила на ноги. - Ты лжешь. Ты ужасная, отвратительная лгунья.
      - Прости, Кэт. Я не хотела тебя обидеть.
      - Ax, как любезно с вашей стороны!
      - Правда ранит иногда, как.., как любовь.
      - Что ты знаешь о любви? Ты, любящая одну-единственную персону - саму себя! Вы с Танкреди два сапога - пара.
      Вы стоите друг друга. - Катриона открыла сумочку и достала из нее двадцатифунтовую банкноту. - Я ненавижу тебя, Виктория Рейвн. Ты всегда хотела испортить мне жизнь. Всем нам. Ты завидуешь, потому что у меня есть нечто, чего нет у тебя, и ты хотела бы это стащить. Вот, - Катриона швырнула деньги на стол, - насладись обедом сполна!
      Откинувшись на спинку стула и глядя вслед взбешенной Катрионе, которая с треском отворила дверь и выскочила из ресторана, Виктория Рейвн снова наполнила свой бокал и покачала головой.
      Глава 7
      - Добрый день. Я заходила к вам два раза, но вы так сладко спали, что жаль было вас будить.
      Джесс уставилась на одну из самых прекрасных женщин, каких она когда-либо видела. Черные волосы были заколоты на макушке золотой заколкой-пряжкой; рыжевато-коричневые глаза излучали свет. На женщине была простая желтая рубашка в полоску, стоившая, однако, как показалось Джесс, столько же, сколько стоили все вещи, покупаемые ею за год.
      В руках женщина держала небольшой серебряный поднос, на котором стоял запотевший стакан апельсинового сока, тарелка с кусочками папайи и две чашки дымящегося кофе.
      Лицо женщины казалось знакомым, но Джесс никак не могла вспомнить, где она ее видела.
      Солнечный свет, проникающий в комнату сквозь открытые створчатые двери балкона, золотым теплом согревал кафельный пол и край постели. Глядя на лениво плававшие в пронизанном желтыми лучами воздухе пылинки, Джесс чувствовала покой и удивительную легкость. Она улыбнулась женщине и попыталась сесть, но туг же обнаружила, что совершенно раздета. В памяти вдруг возникли какие-то странные, полуреальные картинки: холодная, сырая ночная лужайка, люди, наблюдающие, как она, голая, проходит через комнату, наполненную цветами; ванная с золотыми дельфинами...
      - Я принесла вам кое-что поесть.
      - Спасибо. - Прикрыв простыней грудь, Джесс поставила поднос к себе на колени. Потом, понимая, что более глупого вопроса задать нельзя, спросила:
      - Простите, но где я?
      - Вы у нас дома, в Юнтвилле. Недалеко от Налы. Я - Андреа фон Хольценбург. Мой муж - Максимилиан фон Хольценбург. - Женщина криво усмехнулась. - Ужасное прусское имя, не правда ли? Я зову его просто Макс. Вы были на пикнике у Стефана.
      Джесс смотрела, ничего не понимая.
      - Стефан - мой сын. Кто-то подмешал в "Сангрию"
      ЛСД. Мне так жаль. Скажите, как вас зовут, дорогая?
      - Джессика Хантер. Друзья зовут меня просто Джесс.
      - Прекрасно. Имя вам очень идет. - Андреа снова улыбнулась, покачала головой и слегка нахмурила брови; во взгляде ее чудесных глаз мелькнуло искреннее беспокойство. - Стефан порой такой безответственный. Мы с Максом и друзьями улетели за покупками только на одну ночь. - Андреа словно оправдывалась перед Джесс. - И были уверены, что все здесь будет в полном порядке.
      Джесс почувствовала, что должна успокоить разволновавшуюся Андреа.
      - Пожалуйста, не переживайте. - И, чтобы перевести тему разговора, поинтересовалась:
      - А куда вы ездили за покупками?
      - В Гватемалу, - сообщила Андреа не моргнув глазом, словно однодневная поездка по магазинам в Южную Америку была столь же заурядна, как экскурсионная поездка в Сан-Франциско. - Там живет художник, с которым Макс хотел встретиться. Вам знакомо имя Артуро Молино? Макс купил несколько его картин.
      Джесс подцепила серебряной вилкой кусочек папайи и, съев его, отпила немного сока.
      - Ваш муж коллекционирует картины?
      Андреа кивнула.
      - Вы сможете посмотреть их чуть позже, если вам это интересно. Макс очень гордится недавно купленной картиной Шагала. - Андреа ласково положила руку на плечо Джесс. - Как вы себя чувствуете?
      - Прекрасно, - честно призналась Джесс. - Благодарю вас.
      - Мы полагали, что нашли всех пострадавших, но вы, очевидно, забрели слишком далеко. Мы ведь понятия не имели, кто участвовал в пикнике...
      - Я была в винограднике. - Джесс слегка поморщилась. - Боюсь, что мне пора уходить.
      Джесс как бы взглянула на себя со стороны - голая, стоявшая на четвереньках в теплой красноватой пыли. Интересно, а кто тот золотоволосый юноша? Вздохнув, Джесс решила, что ей никогда уже этого не узнать. Скорее всего оно и к лучшему, подумала она, краснея от стыда до корней волос и радуясь тому, что Андреа не может читать ее мысли.
      - Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства. Вы были очень добры, так позаботившись обо мне.
      А сейчас мне лучше бы встать и.., одеться.
      Джесс огляделась вокруг в поисках своей одежды.
      - Дорогая моя, но у вас ничего нет, - сообщила Андреа.
      - Я... О-о-о...
      Джесс с ужасом смотрела на Андреа. Теперь она видела себя совершенно голой, весело дефилирующей по залу, заполненному людьми в вечерних нарядах. Болтающей что-то.
      Пьющей и закусывающей. Самочинно принимающей ванну и занимающей чужую постель...
      - Возможно, мы найдем вашу одежду позже, - тактично заметила Андреа. А пока я дам вам что-нибудь из своего гардероба. У нас ведь почти один размер.
      Андреа пересекла комнату, раздвинула двери стенного шкафа, достала из него белый махровый халат с монограммой на кармане.
      - Кстати, сегодня утром приходил какой-то человек и спрашивал вас. Он говорит, что вы от него убежали.
      Боже! Джон. О нем-то Джесс совсем забыла. Она, сморщившись, посмотрела на Андреа:
      - И что вы сказали?
      - Что вы еще спите и позвоните ему, когда проснетесь, а там уж сами решите, что делать дальше. В общем, мы его отправили и, думаю, поступили правильно. Видите ли, он выглядел очень злым.
      Андреа покопалась в шкафу и, найдя там черный купальник бикини, добавила его к халату.
      - Еще раз спасибо вам, - с облегчением вздохнула Джесс. - Я действительно больше не хочу его видеть.
      - Ну разумеется, вы вольны поступать, как считаете нужным. - Андреа положила одежду на постель. - Теперь допивайте свой кофе. А потом, если хотите, наденьте все это и приходите к бассейну. Макс со Стефаном уже там.
      Черный купальник, как и предполагала Андреа, сидел на Джесс превосходно. Накинув халат и расчесав волосы серебряной расческой, обнаруженной на изящном стеклянном туалетном столике, Джесс; посмотрелась в зеркало и нашла, что выглядит великолепно.
      Медленно проведя пальцем по монограмме, выгравированной на ручке расчески - готические буквы образовывали корону, - Джесс вдруг остолбенела, вспомнив наконец имя фон Хольценбург. О них же можно было прочесть в любой газете. Принц Максимилиан - отпрыск знатного немецкого рода и принцесса Андреа - большая нефть в Техасе: великосветская семья, первые страницы прессы, бесчисленные фотографии, постоянные упоминания в светской хронике по всему миру.
      "О Господи, - ужаснулась Джесс. - А я забралась к ним в виноградник, потом спала на их постели, а теперь вот напялила на себя одежду принцессы Андреа!"
      Трепещущая, но с гордо поднятой головой, вновь ставшая дочерью генерала, сэра Уильяма Хантера, Джесс вышла во внутренний дворик и направилась вниз по утопающей в густых зарослях олеандра тропинке к бассейну.
      При появлении Джесс Максимилиан вежливо встал и протянул девушке руку.
      - Добро пожаловать. Меня зовут Макс фон Хольценбург. С моей женой вы, конечно, уже познакомились.
      Джесс пожала протянутую руку.
      - Прошу, - Макс подтянул новый шезлонг, - присаживайтесь. Стефан принесет вам что-нибудь выпить. - Подойдя к краю бассейна, Хольценбург захлопал в ладоши. - Я хотел бы представить вам нашего сына Стефана.
      Из воды выскочил молодой человек, подошел к Джесс и улыбнулся.
      - 3-з-здравствуйте. - Джесс почувствовала, что снова тонет в бездонной реке зеленых глаз юного сатира, оставившего ее лежать без сознания под виноградными лозами. - Мы уже встречались, - заикаясь, пролепетала Джесс.
      - В самом деле? - Стефан смотрел на Джесс, и на лице его не было ни малейшего следа того, что он узнал свою вчерашнюю партнершу. - Надеюсь, вы останетесь у нас?
      - Пока - да, - ответил за Джесс Макс.
      ***
      - Нет, нет, - беспомощно возражала Джесс уже в конце дня. - Я не могу больше испытывать ваше терпение. Вы были более чем добры ко мне.
      - Но я настаиваю, - твердо заявила Андреа. - Вы просто обязаны с нами пообедать и остаться на ночь. Макс отвезет вас домой завтра, в любое угодное вам время.
      И Джесс очутилась за обедом, накрытым в том же зале, по которому она вчера бродила голой. Джесс весело болтала с Максом и Андреа, такими милыми и симпатичными, что казалось, они знакомы уже тысячу лет. Она с предельной честностью рассказала Хольценбургам о себе абсолютно все. Потом они со Стефаном гуляли по прохладным благоухающим садам.
      Джесс радовалась тому, что Стефан не помнит их вчерашней встречи. Ей хотелось начать с ним все с самого начала.
      Джесс с удовольствием отдалась на волю желаний и чувств, наполненных наслаждением и красотой. Позже сон продолжился шелковистостью кожи прижавшегося к ней Стефана, отблеском лунного света на прекрасных волосах юноши, его теплым свежим дыханием.
      Когда Стефан взял руки Джесс и положил их на густой золотистый кустик волос, покрывавших пах, Джесс, с удовольствием сомкнувшая пальцы на восставшей плоти, почувствовала под атласом кожи ее стальную твердость. Кровь Стефана пульсировала в ладони Джесс. Он гордо прошептал:
      - Я могу делать это всю ночь. Вечно. Ты ведь тоже хочешь меня?
      ***
      Неделю спустя Джесс сидела с Максом в Сан-Франциско за столиком в привилегированной "капитанской каюте" ресторана "Трейдер Вике". Этим утром они приехали из Юнтвилла на темно-синем "мерседесе" Макса.
      Джесс даже не верилось, что прошла целая неделя. Она пролетела в долгих ленивых валяниях на солнце у бассейна, ночных прогулках со Стефаном по мокрым от росы лужайкам, любовных утехах в любое время дня и в самых неожиданных местах - в бассейне, в пыльном шезлонге, на крыше стоявшей на холме заброшенной водонапорной башни, в той же разогретой пыли под виноградными лозами.
      Джесс понимала, что надо уезжать, но всякий раз, поднимая этот вопрос, встречала деликатное, но стойкое сопротивление. Так к чему же было настаивать? Почему бы просто не расслабиться и не пожить еще немножко в волшебной сказке?
      И не имело значения, что Стефан был необычным молодым человеком.
      Официант наполнил бокалы хорошо охлажденным шампанским, и Джесс принялась за свой салат из листьев эндивия.
      - Теперь вы знаете о Стефане правду, - мягко начал Макс.
      Джесс кивнула:
      - Да. А сразу я не поняла.
      - Когда Стефан счастлив, он может быть почти нормальным.
      - И он совсем не выглядит... - порывисто заговорила было Джесс, но тут же осеклась, оборвав себя на слове "слабоумным". В отношении Стефана это было не совсем верное определение. Слишком категорично и грубо.
      - А что произошло? Несчастный случай? Автомобиль?
      - Наркотики. - Макс взял кусочек хлеба из корзинки, задумчиво посмотрел на него и разломил надвое. - Передозировка.
      Джесс нервно уставилась на лежавшие на скатерти две равные половинки хлеба. ПД. Кома. Клетки мозга отмирают.
      Джесс все чаще и чаще слышала о таких вещах, но никогда не видела их последствий.
      - Могло бы быть, разумеется, и хуже, - продолжал Макс. - Стефан мог превратиться просто в жвачное животное, безумного лунатика или вообще умереть. Ему повезло.
      "Повезло"... Джесс оглянулась на собственные безрассудно прожитые годы, и ее слегка затошнило.
      - Конечно, мы сами виноваты в случившемся, - печально произнес Макс. Мы были такими наивными. Нам казалось, что с нами не может произойти ничего подобного.
      - Я так вам сочувствую. - Джесс задумалась над тем, как Макс и Андреа переносят свое несчастье.
      - Он счастлив. И Стефану хорошо живется в собственном доме с людьми, которых он знает и любит. Но за ним нужен глаз да глаз.
      - А есть у Стефана какие-нибудь шансы выздороветь?
      Со временем?
      - Нет. - Макс покачал головой и принялся за рыбу.
      Наблюдая за Максом, Джесс пыталась угадать истинную причину, по которой ее пригласили на обед. Она чувствовала, что Макс что-то обдумывает.
      - Вам ведь было хорошо у нас, не так ли, Джессика? - спросил наконец Макс.
      - Очень, - с сердечной искренностью призналась Джесс.
      - Мы с Андреа очень полюбили вас. Мы люди одного круга, и вам, если вы останетесь у нас, совсем нетрудно будет войти в наше общество.
      - Останусь? - Джесс опустила вилку.
      Макс поднял указательный палец:
      - Подождите, дайте мне закончить. Мы предлагаем вам приятную и чрезвычайно комфортную жизнь, хотя, разумеется, тут есть и другие соображения. Позвольте, я объясню какие.
      Джесс с растущим беспокойством ждала.
      - Вы должны знать картину в целом. Как вам известно, отец Андреа, Джерико Рей, - основатель и основной владелец "Рейко петролеум". Андреа его единственная дочь. Джерико всегда страшно жалел, что у него нет сына, но в крайнем случае у него всегда был Стефан. Род его не прерывался. - Макс отпил вина и промокнул рот салфеткой. - Мы еще не говорили старику о трагедии, случившейся со Стефаном.
      Андреа уверена, что это известие убьет отца. И, поскольку Джерико уже за восемьдесят, он, вероятно, не должен ничего знать и даже подозревать.., особенно если Стефан женится и станет отцом ребенка.
      - Понимаю, - робко вставила Джесс. И она действительно поняла.
      - Джерико составил завещание, согласно которому его собственность переходит к Стефану, либо когда ему исполнится двадцать пять лет, либо в случае женитьбы. Джессика, - ровным голосом спросил Макс, - вы согласны выйти замуж за нашего сына ради нашей дружбы и двадцати миллионов долларов?
      - Я сказала, что мне надо подумать. - Джесс мерила шагами просторную студию Бориса Бейлода. - Но я, разумеется, не могу пойти на это.
      - Почему "разумеется"? - Бейлод, сидя по-турецки на полу, потягивал из бутылки пиво "Дос Экъюс". - Дурой будешь, если не согласишься. Найми адвоката, составь грамотный брачный контракт, роди идиоту ребенка и линяй с несколькими миллионами. Такой шанс выпадает раз в жизни.
      - Прекрати! - закричала Джесс. - Это подлость!
      - Не позволяй им шантажировать тебя, - ровным голосом посоветовала Гвиннет.
      - Шантажировать? Каким образом?
      - Чувством вины. И желанием отблагодарить. Это не лучшие основания для выхода замуж за кого бы то ни было.
      - Лучшие - двадцать миллионов долларов, - заметил Бейлод.
      ***
      Два месяца спустя, в ноябре, в пятницу, Джесс опять пришла в студию.
      Вчера праздновали день рождения Стефана. На небольшой семейной вечеринке присутствовали только Макс, Андреа, Стефан, Джесс, Гвиннет, лучший друг Стефана Парадизо и Бейлод - в качестве официального фотографа.
      Засунув руки в карманы и подняв воротник пальто, Джесс принялась рассматривать пробные снимки, разбросанные на небольшом столике. Ей предстояло выбрать несколько снимков для дедушки Стефана - Джерико Рея.
      Наиболее удачные, по его мнению, снимки Бейлод пометил красным карандашом.
      Парадизо был лишь на одном снимке: в серо-черном кашемировом жакете поверх алой шелковой рубашки со стоячим воротником, улыбающийся с водительского кресла своего серебряного "феррари". Бейлод его опасался. Парадизо был слишком красив и слишком много внимания уделял Гвиннет: отвесив глубокий грациозный поклон, он галантно поцеловал руку Гвин.
      Джесс рассматривала фотографию, на которой Стефан задувал свечи на огромном шоколадном именинном торте, украшенном сахарными голубыми гитарами, нотами и надписью "С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, СТЕФАН!".
      В последние дни Джесс все чаще посещало желание вернуться в Англию. Домой. Вернуться в Глосестершир, в старый, омытый дождями и продутый ветрами дом на зеленой лужайке. Там ее родина, там с ней никогда бы не случилось ничего подобного...
      Она приехала этим вечером в Сан-Франциско, потому что здесь собиралась вечеринка. Джесс вовсе не расположена была к веселью, но Андреа настояла на ее поездке.
      - Тебе надо оторваться от нас и побыть одной. Я уже несколько дней об этом думаю. Со Стефаном все будет в порядке. Парадизо может приехать и поиграть ему на гитаре.
      Можешь взять для поездки темно-синий "мерседес".
      - Разумно, - прокомментировала Гвиннет.
      - Если ты потянешь еще немного, - поддразнил Бейлод, - может быть, они повысят ставку.
      - Да при чем здесь деньги? - воскликнула взбешенная Джесс. - Бог свидетель - не нужны мне эти чертовы деньги. Я просто не могу выйти за него замуж!
      - Ну и дура, - угрюмо заявил Бейлод, рассматривая фотографию Парадизо в автомобиле. - С двадцатью миллионами баксов можешь делать все, что тебе заблагорассудится.
      - Если бы кто-нибудь, - пробормотала Джесс, - мог посоветовать, как отказать, не причинив им боли.
      Зазвонил телефон. Трубку взяла Гвиннет. Сквозь собственные сумбурные мысли Джесс услышала: "Да, это я", - после чего Гвин издала изумленный возглас и крепко прижала трубку к уху. Бейлод тут же напрягся.
      - Ну конечно же, нам нужно встретиться! - кричала Гвиннет. - И Джесс тоже. Она как раз сейчас здесь, прямо здесь, в комнате!
      Бейлод с явным недоверием уставился на Гвиннет. Услыхав свое имя, Джесс тоже насторожилась.
      Гвиннет повернулась к ним лицом.
      - Вы не поверите, кто это звонит! - На лице Гвин играла целая гамма чувств, доминирующими из которых были изумление и возбуждение. - Это Виктория. Виктория Рейвн.
      Глава 8
      Тяжелые стальные двери откатились на роликах в сторону. Джесс, Гвиннет и Бейлод, миновав бетонные, футовой толщины стены, вошли в помещение. Это была студия Майки Зейла. Здесь он жил и работал, здесь сегодня вечером Зейл устраивал свою ежегодную выставку-попойку: старый склад на Эмбаркарадеро площадью в пять тысяч футов, где прежде хранилось войсковое имущество ("И трупы, - иронически заметил Бейлод, - во время второй мировой войны").
      - Ну и ну, - поежилась Гвиннет. - И как он остается здесь один на ночь?
      - Запросто! - воскликнула Джесс, зачарованно озираясь вокруг: студия напоминала ей одновременно салон для демонстрации автомобилей и "страну фантазий".
      Выставка автомобилей собрала более двухсот гостей, весьма экзотичных в своей толпе, сверкающей всеми цветами и оттенками, бурлящей, словно водоворот: кто-то пьет, кто-то шумно спорит, кто-то прочно обосновался у длинного, установленного на козлах стола, ломящегося от закусок.
      - Привет честной компании! - Из толпы гостей неожиданно вырвался Майка Зейл - пятидесятилетний эльф со стрижкой средневекового пажа. Он протянул обе руки Гвиннет и Джесс. - Прекрасные леди, я таю от удовольствия. Добро пожаловать в мое скромное жилище. Послушай, уродец, - обратился Майка к Бейлоду, - где ты раскопал этих богинь? Я тоже должен купить фотокамеру и не расставаться с ней.
      Джесс улыбнулась, рассеянно поглаживая пальцами зеленую металлическую чешую дракона. Она позабыла о Гвиннет, Бейлоде, Хольценбургах и даже о Стефане. Позабыла о том, что они пришли сюда на встречу с Викторией Рейвн. Что-то таившееся в глубине души Джесс, казавшееся утерянным, неожиданно снова возникло и зашевелилось, потрясенное причудливыми созданиями, рожденными фантазией художника.
      Джесс глубоко вздохнула.
      Она была поражена.
      - Ваша сногсшибательная подруга уже здесь, леди. - (До Джесс не сразу дошло, о ком говорит Майка Зейл.) - Как жаль, что война не ждет: просто мистическое лицо, мне было бы легко создать ее портрет.
      - Спасибо, что пригласили Викторию, - вежливо поблагодарила Джесс. Для нас это единственный шанс встретиться с ней.
      - О чем речь! - с энтузиазмом воскликнул Зейл. - В любое время!
      1, - У нас не так много времени, - забеспокоилась почти дрожащая от возбуждения Гвиннет, глаза которой беспрерывно бегали по толпе гостей в поисках Виктории. - Как думаешь, во что она одета?
      Джесс пожала плечами. Единообразия в одежде не было: одна из женщин была в официальном вечернем наряде и меховой шляпке, другая носила самый настоящий мешок для мусора с прорезями для рук по сторонам и нарезанной бахромой внизу - два полюса, между которыми располагались самые разнообразные модели и стили.
      - Я должна поговорить с Викторией наедине, - твердо заявила Гвин, что свидетельствовало о том, что говорить она собирается о Танкреди.
      Джесс злило, что Гвиннет все еще влюблена в брата Виктории.
      - Я тоже не забыла Фреда, и как только мы встретимся, я заеду ему в рожу. Прекрати терзать свое сердце.
      - Мне все равно, - упрямо возразила Гвиннет. - Я ничего не могу с собой поделать.
      "Мы с Танкреди навестили тетушку Камерон в Данлевене", - сказала по телефону Виктория, и при одном упоминании дорогого имени Гвин слегка застонала. Вцепившись мертвой хваткой в трубку, она крепко прижала ее к уху, моля Бога о том, чтобы Борис, чего доброго, не услышал уже известное ему имя. Он страшно подозрителен. Должно быть, она говорила напряженно или ненатурально, так как Бейлод моментально поднял голову, словно гончая, почуявшая дичь.
      "Я проездом, - сообщила Виктория. - Только на сутки.
      Мы можем увидеться? Я встречалась с Катрионой несколько месяцев назад в Лондоне".
      - Мы должны найти ее, - волновалась Гвин.
      - Ладно, - согласилась Джесс, неожиданно тоже захотевшая увидеть Викторию.
      Виктория Рейвн, в оранжевом нейлоновом комбинезоне, стояла, прислонившись к ограде, сооруженной вокруг старого "мерседеса", иллюстрирующего сцены из вагнеровского "Кольца Нибелунгов" со всеми его валькириями, черепами, голыми служанками Рины, поднимающимися в клубах дыма. Виктория о чем-то серьезно говорила с молодым густо-бровым латиноамериканцом с длинными вьющимися усами. Она стояла в самом центре яркого луча прожектора, пепельные волосы отливали то красным, то желтовато-зеленым, то небесно-голубым. На ее длинных гибких пальцах не было никаких украшений, и Джесс немедленно вместо приветствия спросила:
      - А где твое кольцо?
      Виктория тут же, словно не слыша вопроса, представила своего приятеля:
      - Джесс, Гвин, это Карлос Руис.
      Руис двигался легко и плавно, словно лишенный костей, но он вовсе не был (как объяснил Джесс сам Карлос) танцором - он был экс-пехотинцем, с ударением на приставку экс-(только что Карлос получил бумаги на увольнение: война для него закончилась).
      - Но не для нее. - Руис взглянул на Викторию. - Она возвращается. Не может оставаться в стороне. Сумасшедшая.
      - Просто делаю свою работу.
      И Виктория рассказала свою историю таким будничным и небрежным тоном, словно речь шла об обычной воскресной вылазке на пикник. Для эвакуации отряда прислали санитарный вертолет. Карлос Руис силой запихал в него Викторию - в свалку тел и оружия, "...прежде чем она принялась интервьюировать вьетконговца".
      - Не следует допускать прессу в боевые части, - безапелляционно заявила Джесс. - Репортеры, должно быть, ужасно надоедливы.
      Они стояли у буфетной стойки. Руис ел разделанные креветки, держа в руке пластиковую тарелку.
      - Но они не так вредны, как конгрессмены, политические обозреватели и прочие вруны, которые делают из вас идиота. Некоторые репортеры пишут все как есть. - Карлос указал рукой в сторону Виктории, уединившейся с Гвиннет. - Вот она - в порядке. Она честная. И везучая, как я уже сказал.
      Я видел, как Вик проскочила сквозь горящий дом: одежда на ней горела с обеих сторон, а у нее самой - ни одного ожога. - Руис предложил Джесс креветки. Она взяла одну и разжевала ее, даже не почувствовав вкуса, настолько ее поразил рассказ о Виктории. Джесс совсем иначе представляла свою школьную подругу: закопченное дымом лицо, перепачканная одежда, руки и ноги, истерзанные насекомыми, никоим образом не вязались с представлением о ней. - Ребята прозвали ее Белый Кролик, - сообщил Руис. - В честь песни "Джефферсон Эйрплейн". А вы ее хорошая подруга? - спросил он неожиданно.
      Джесс взглянула на Карлоса в некотором замешательстве:
      - Мы вместе учились. Но Викторию не узнать.
      - Какими бы друзьями вы ни были, поговорите с ней.
      Попытайтесь ее отговорить от возвращения.
      - Викторию никто не в силах остановить, если она сама того не желает.
      - Вы правы, - вздохнул Руис, печально глядя на Викторию. - Знаете, она не ждет, когда беда случится, - она сама ее находит. Но нужен кто-нибудь, кто бы присматривал за ней: сама она никогда о себе не позаботится. Но когда-нибудь удача, как я уже сказал, Виктории изменит.
      Дождь прекратился. Гвиннет и Виктория сидели на складных стульях на причале, превращенном Майкой Зейлом в некое подобие японского садика. На круглом железном столике, за которым устроились подруги, стояли бутылка шампанского и два бокала. Разноцветные полоски света, пронизывая темноту ночи, мягко отражались в водах залива.
      Заброшенный баркас грузно покачивался на волнах у соседнего причала; девушки смотрели на лабиринт трапов, обвисших снастей и разбитых спасательных шлюпок.
      - Каким же далеким теперь кажется Твайнхем, - задумчиво произнесла Виктория.
      - Да, - согласилась Гвиннет. - Многое с тех пор изменилось.
      - А что я тебе говорила? Есть в жизни более интересные пути, чем работа в детском саду в Бристоле. И вот ты взлетела и летишь. Большому кораблю - большое плавание. Поздравляю.
      Гвиннет равнодушно улыбнулась. Ей не хотелось говорить о своей карьере с Бейлодом. Она горела желанием узнать что-нибудь о Танкреди. Времени было в обрез, а Виктория еще ни разу не упомянула о брате. Наконец Гвиннет решилась спросить напрямую:
      - А как Танкреди? - И тут же, как и предполагала, пожалела о своем вопросе.
      - Танкреди? - Виктория удивленно приподняла бровь. - Все такой же. Разбивает сердца, как обычно, одно за другим. - Произнесено это было таким тоном, что Гвиннет невольно поняла: ее сердце не было исключением в постоянно пополняемом списке. - И играет на победу. Показательные игры в триктрак на круизном теплоходе. Собственно говоря, он расплачивается за круиз своими выигрышами. - Виктория сухо усмехнулась. - Танкреди все легко дается.
      Гвиннет подняла было свой бокал, но тут же поставила обратно на столик, потому что обнаружила, как сильно у нее дрожат руки. На счастье, в этот момент появилась Джесс:
      Гвиннет боялась, что вот-вот выкинет что-нибудь идиотское расплачется, например.
      - Ходят слухи, что ты выходишь за Стефана фон Хольценбурга. - Виктория подвинулась, освобождая за столиком место для Джесс.
      - Неверные ходят слухи.
      - Да уж надеюсь. Ты не можешь выйти за него замуж.
      - Я поступлю так, как посчитаю нужным, - сердито отрезала Джесс. Хотя про себя подумала, что Виктория, черт побери, и на этот раз, как всегда, права: разумеется, Джесс не может выйти замуж за Стефана. У нее нет на это времени.
      Она должна вернуться к своей работе. Завтра же она поедет в Напу и деликатно, твердо и окончательно сообщит Максу и Андреа о своем отказе.
      - Но ты не должна выходить за кого бы то ни было из жалости. И особенно за Стефана.
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Ты ему не нужна. Завтра же он забудет о твоем существовании. Пусть Макс и Андреа найдут кого-нибудь другого, того, кому они нужны...
      - Стефан меня не забудет, - сверкнула глазами Джесс.
      - Еще как забудет.
      - Ты не знаешь Стефана.
      - Еще как знаю. Мы с Танкреди знаем его достаточно хорошо.
      - Знаете? - Джесс забыла о своей злости и, потрясенная, наклонилась вперед. Жизнь Стефана до того, как случилась история с передозировкой, была для Джесс закрытой книгой.
      "По очевидным причинам мы не поощряем его старых знакомств", говорила Андреа.
      - Расскажи мне о Стефане, - попросила Викторию Джесс.
      Та криво усмехнулась:
      - Рассказать? Ну что ж, слушай. Стефан был прекрасен, очарователен и совершенно дик. Мы познакомились с ним в Париже позапрошлой зимой. Они с Танкреди крепко подружились. Нам всем было очень весело: вечеринки, театры, долгие прогулки по городу, жаркие споры ночи напролет в номере у Танкреди в "Георге V" или на квартире у Стефана на Рю-де-Курсель.
      Джесс подумала о том, была ли Виктория любовницей Стефана, и пришла к выводу, что, наверное, была. Но почему, почему это случилось с Викторией, а не с ней, с Джесс!
      Почему тогда не она встретилась со Стефаном?
      - Но это, пожалуй, и все, - сказала Виктория. - В следующую нашу встречу Стефан уже не узнал меня. Так же как и Танкреди. Хотя мы и прожили бок о бок несколько недель. Так вот, о Катрионе. - Виктория осторожно сменила тему разговора. - Я вам говорила, что виделась с ней в Лондоне. И вы должны обо всем знать. Может быть, даже надумаете позвонить ей. Она несчастна.
      Гвиннет не смогла представить себе Катриону несчастной.
      - Кроме того, Катриона беременна, - добавила Виктория.
      - И в чем же проблема? Джонатан? Он что, не хочет ребенка?
      - Разумеется, хочет. Особенно мальчика. Но ты права, дело тут в Джонатане. Дело в том, что Катриона кое-что о нем узнала.
      Заинтригованные Гвиннет и Джесс смотрели на Викторию во все глаза.
      - Что узнала? - рискнула спросить Джесс.
      Виктория вновь уставилась на разбитый каркас.
      - Что Джонатан - гомосексуалист.
      В воздухе повисла продолжительная пауза. Потом Гвиннет замотала головой:
      - Просто кошмар. Не может быть! Джонатан?
      - А ты уверена? - обескураженная, спросила Джесс. - Это действительно так? - Мысленно она попыталась вспомнить, с каким лицом Джонатан смотрел на других мужчин. - Где это случилось? Когда? Ты об этом знала, да?
      Виктория кивнула.
      - А откуда ты узнала? - поинтересовалась Гвиннет.
      - Катриона нашла письмо от любовника Джонатана и попросила меня помочь. Но чем я могла помочь?
      - Почему ты?
      И тут Джесс вспомнила. Ну конечно же, это случилось у Катрионы на балу.
      - Потому что письмо было от Танкреди.
      Стеклянная дверь у них за спиной отворилась, и кто-то шагнул на причал. Но пораженные подруги ничего не слышали вокруг. Джесс теперь размышляла о характере отношений между Танкреди и Стефаном в Париже: "Они с Танкреди крепко подружились".
      Гвиннет издала истерический смешок.
      - Нет! Это никак не может быть Танкреди! Невозможно! Я точно знаю невозможно! Я спала с Танкреди. Мы занимались любовью весь день.
      - Ах, вот оно что! - Борис Бейлод дрожал от ярости, щека его нервно подергивалась.
      - Бейлод, прошу тебя...
      - Вставай. Мы уходим.
      Джесс схватила Бейлода за руку.
      - Все это было давно.
      Бейлод раздраженно оттолкнул Джесс.
      - Гвиннет...
      - Гвин, если ты останешься с этим человеком, он убьет тебя, - ровным голосом предупредила Виктория.
      В дверях послышался новый голос:
      - Мисс Джессика Хантер! Есть здесь мисс Хантер?
      К ним подошел коротко стриженный человек лет тридцати пяти в коричневом костюме. В толпе гостей Майки Зейла он выглядел точно обычный воробей в клетке с разноцветными тропическими птицами.
      - Мисс Хантер? Я - офицер Пол Гриссон. Мне нужно срочно поговорить с вами. Прошу вас, пройдемте со мной. - Гриссон отступил назад и пропустил Джесс в дверь перед собой. Тон полицейского был извиняющимся, словно Гриссон стыдился самого себя. - Это очень срочно, мисс Хантер.
      ***
      Гвиннет вяло опустилась на гидропостель.
      - Я должна была пойти с Джесс. Должна...
      - Вовсе не должна. Ты бы ничем не помогла. Только мешалась бы.
      - Но я...
      Бейлод замотал кудлатой головой:
      - Нет. - Он был все еще в своей потертой кожаной куртке, лицо его искажала гримаса отчаяния и горя. Заложив руки за спину, Борис принялся описывать шагами на полу аккуратный прямоугольник. - Ты нужна мне.
      Потрясенная Гвиннет вытаращила на Бейлода свои прекрасные аметистовые глаза. Бейлод еще раз прошелся по периметру.
      - Ты ей поверила?
      Гвиннет отвернулась и вновь подумала о связи Танкреди с Джонатаном.
      - Ты поверила ей? Господи, я мог бы убить эту бабу.., и я должен был это сделать, если бы не появился ее дружок и не увел с собой.
      Бейлод плакал.
      "Боже мой, он плачет, - подумала Гвиннет, - Натурально плачет. Самые настоящие слезы".
      - Гвиннет, я никогда не причиню тебе зла. Я никогда, никогда.., ты должна верить мне. Я люблю тебя. Я просто не могу делить тебя с кем-либо. Ты - моя. Прошу тебя, Гвиннет, верь мне. Ты нужна мне, Гвиннет. Прошу тебя...
      Гвин обняла Бориса, чувствуя, как его тщедушное тело содрогается от рыданий.
      - Все хорошо. Успокойся. - Гвин принялась гладить растрепанные волосы. - Я тебе верю.
      - Он умер полчаса назад, - отрешенным голосом сообщила Андреа.
      Они с Максом сидели рядышком на штампованных зеленых металлических стульях, безжалостный больничный свет делал их лица мертвенно-бледными.
      - Его сердце уже было ослаблено, - добавил Макс. - Еще в первый раз.
      - Что это было? - спросила Джесс.
      - Кокаин. - Взгляд Макса застыл на висевшем на противоположной стене плакате, призывавшем бороться с курением, - единственном украшении больничного коридора. - Парадизо дал ему кокаин. И не только понюхать.
      - Игла все еще торчала у него в руке, - деревянным голосом пояснила Андреа.
      ***
      Парадизо взяли на следующий день. В багажнике его "феррари" нашли пасхальное яйцо работы Фаберже, древнюю статуэтку из розового нефрита и небольшую картину Шагала. Мерзавец клялся, что вещи были подарены ему Стефаном фон Хольценбургом.
      Всю кошмарную неделю перед похоронами Макс и Андреа жили как безвольные роботы. Репортеры, почуявшие запах хорошего скандала, связанного с убийством известной персоны и наркотиками, словно мухи сахар, облепили прекрасный дом в Юнтвилле.
      - Останься с нами, - попросила Андреа Джесс. - Прошу, будь с нами, пока не кончится весь этот ужас.
      Джесс осталась и делала все, что было в ее силах. Но реальную поддержку Хольценбургам оказал Джерико Рей.
      Это был высокий худой старик с обветренным лицом цвета тика и темными когда-то глазами, выцветшими до голубизны от старости, яркого пустынного солнца и ветров.
      Джерико без особого труда уладил все проблемы с прессой: высоко подняв голову и задрав хищный орлиный нос, он быстро расправился с журналистами и любителями скандальных подробностей, пригрозив засадить их всех за решетку за нарушение права частной собственности в его, Рея, владениях.
      В день похорон Макс и Андреа легли спать очень рано, и Джесс пришлось обедать один на один со стариком.
      Джерико сидел во главе стола и невозмутимо обгладывал великолепно прожаренные бараньи ребра.
      - Ну-с, маленькая леди, и что же теперь будет с вами? - холодно и настойчиво поинтересовался Рей.
      - Не знаю.
      - Кажется, дело обернулось не совсем так, как вы ожидали? - С холодным равнодушием Джерико снимал ножом мясо с кости. - Послушайте, оставим чувства в стороне. Вы ведь с самого начала все продумали. Вам доставались все деньги.
      - Мистер Рей, дело было не в деньгах, Я о них совершенно не думала.
      Рей положил вилку, скрестил руки на груди и, не мигая, будто ящерица, уставился на Джесс холодными старческими глазами.
      - Я могла выйти за Стефана только по любви, потому что действительно его любила, как люблю и его родителей.
      Но я художник, мистер Рей, и я должна работать. Всю свою жизнь я хотела стать художницей. Я никогда не вышла бы замуж за того, кто требовал бы с моей стороны так много заботы. Это было бы нечестно. Ни в отношении его, ни в отношении меня.
      - Гм-м-м, художница? - немного помолчав, переспросил Рей. Художница... - Рей направил на Джесс указательный палец. - И можете это доказать?
      - Да, - с вызовом подтвердила Джесс.
      - Идет. Вы сами напросились. Попытайтесь убедить меня. Нарисуйте мне картину. Завтра.
      ***
      Джесс работала истово, не замечая, как летит время, и очнулась лишь тогда, когда за окнами совсем стемнело, а пальцы от наступившего вечернего холода отказывались держать кисть. Только тогда Джесс осторожно спустилась вниз по шатким узким ступеням, совершенно измотанная вернулась в дом и, разыскав Джерико Рея в кабинете Макса, положила перед ним на стол готовый портрет.
      - Вот, - сказала она довольно бесцеремонно. - То, что вы хотели.
      Джесс не знала, хорошо или плохо у нее получился портрет, да ее это и не волновало. Впервые за несколько лет она взялась за кисть, но ничего не изменилось. Глаза, руки и мозг сработали синхронно, и с полотна на мир смотрел Стефан: каждый локон золотистых волос, каждая пора молодой кожи, улыбающийся рот дышали жизнью.
      Джерико Рей безмолвно всматривался в картину.
      - А почему вы нарисовали цветы вместо глаз? - спросил он наконец.
      - Я так вижу.
      Как ни странно, но старик одобрительно кивнул:
      - Кажется, верно. - И чуть погодя хрипло добавил:
      - Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел этот портрет.
      - Как вам угодно, - согласилась Джесс. - Это ваше дело...
      В день своего отъезда в Техас Джерико разбудил Джесс рано утром, даже раньше прислуги. Они вдвоем сидели в огромной кухне и пили кофе. Старик любил обжигающе горячий, черный как деготь кофе.
      Т - Мисс Хантер, у меня к вам предложение. Андреа с Максом возвращаются в Европу. У них есть собственная вилла где-то во Франции, которую я, впрочем, сам никогда не видел. Они не смогут больше здесь жить, и потому это поместье остается пустовать.
      - В таком случае они его продадут? - Джесс не совсем понимала, какое она ко всему этому имеет отношение.
      - Вы хотели сказать, я продам. Поместье принадлежит мне.
      - О, этого я не знала.
      - Дом, постройки и пять акров первоклассных виноградников, дающих, как мне говорят, прекрасное вино. Сам я не пробовал. Если хотите, все - ваше, за исключением виноградников, их я оставлю за собой.
      - Что?! - остолбенела Джесс.
      - Боже правый, девочка, я и не подозревал, что ты можешь быть такой тупой. Я отдаю тебе дом под жилье. - Рей положил на кухонный стол какие-то бумаги. - Вчера составил. Ну-ка поставь свою закорючку. - Джерико ткнул пальцем в бумаги. - Здесь и здесь.
      Окончательно сбитая с толку, Джесс тупо уставилась на официально оформленный документ.
      - Господи Боже, до тебя доходит, как до жирафа. Послушай, деточка, я никому не делаю одолжений. Я зарабатываю тем, что использую собственный талант и таланты других людей. У меня есть отличный шанс заработать на тебе: как только у тебя появится собственное место для работы, ты будешь рисовать картину за картиной и каждый год две из них отдавать мне. Когда-нибудь ты станешь знаменитой, а я за счет этого обогащусь. С возрастом я буду становиться все богаче и богаче. Дошло?
      Джесс замотала головой:
      - Я не могу на это согласиться.
      - Кончай морочить мне голову. - Джерико достал из внутреннего кармана пиджака ручку и всунул ее в руку Джесс. - Подписывай. А теперь подумай над тем, какой будет твоя следующая картина. Время пошло.
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      Глава 1
      Шел 1971 год. Прошло более двух лет после того памятного обеда в "Фортнам", и в течение всего этого времени Катриона не переставала испытывать растущее чувство собственной вины. Ей очень хотелось взять свои обидные слова обратно и спасти дружбу с Викторией уже только потому, что подруга оказалась права.
      Какое-то время Катриона убеждала себя, что положение могут изменить дети.
      Первой родилась Кэролайн, сладкая толстушка Кэролайн, потешно ползавшая с угугуканьем и поразительной скоростью на четвереньках; Кэролайн-солнышко, вызывавшая улыбку даже на вечно высокомерно-холодном лице вдовствующей леди Вайндхем.
      Полтора года спустя на свет появился Джулиан Эрнест Канингем, родившийся с не детски крутыми скулами, приплюснутым носом и лысым, он был поразительно похож на своего деда Скорсби. Но, несмотря на то что Джонатан безумно гордился своим отцовством, дети ничего не изменили в семейной жизни. Более того, с рождением Джулиана - наследника рода Вайндхемов, сексуальная жизнь в браке для Катрионы была окончательно похоронена.
      Джонатан все реже появлялся дома. К тому же он начал привозить на выходные своих специфических лондонских друзей, перед которыми Джонатану хотелось похвастаться прекрасным домом, титулованной матушкой и даже своей красавицей женой и детьми. Времена изменились. Неожиданно оказалось престижным быть "голубым".
      "Ты была права, - сказала бы она теперь Виктории, - и я прошу прощения. И если ты прощаешь меня, то посоветуй, как же мне дальше жить?"
      Но Катриона уже дважды звонила в дверь Виктории, и никто не отзывался. Дом был темен и тих. Вероятно, Виктория не вернется до самого вечера. Может быть, даже до четырех утра. А может, и вообще не вернется. И все же Катриона решила подождать еще полчаса.
      Взглянув в очередной раз на окна Рейвнов, она неожиданно увидела в них слабый свет, пробивавшийся, видимо, из дальних комнат. Оказывается, Виктория была все это время дома, но не отвечала на звонки. Спала? Принимала душ?
      Катриона перебежала на противоположную сторону улицы, миновала каменные ворота дома, одним прыжком перескочила ступеньки лестницы перед подъездом и решительно нажала кнопку звонка под табличкой с надписью: "РЕЙВН".
      Она напряженно ждала, но из дома не доносилось ни звука. Неожиданно над ее головой загорелась лампочка, и Катриона почувствовала на себе пристальный взгляд невидимых ей глаз.
      Дверь медленно и бесшумно отворилась.
      - Добрый вечер, Катриона. - На пороге стоял Танкреди Рейвн. - Заходи, ты вся промокла.
      ***
      Катриона и представить себе не могла, что сможет когда-нибудь заговорить с Танкреди, но не успела она оглянуться, как уже сидела у камина с весело потрескивающими в нем березовыми поленьями и отпивала мелкими глотками предложенный Танкреди бренди, чувствуя, как расслабляется и согревается продрогшее тело.
      - Я, видно, так крепко спал, что совершенно не слышал звонка. Танкреди грациозно потянулся и зевнул. - Это была очень долгая и изнурительная игра - почти сутки. Идиотизм. Я обычно не играю в покер.
      Танкреди принялся настолько живо и красочно рассказывать об игре, что Катриона очень ясно представила себе описываемую обстановку, словно сама присутствовала при игре: решительные лица, склонившиеся над покрытым зеленым сукном столом в уютной комнатушке; свет за окном постепенно тускнеет, пока не превращается в непроглядную ночную темень, которая затем снова наливается серостью ранней зари, и вскоре яркое солнце опять заливает прокуренную, душную комнату. Катриона чуть ли не слышала, как во время игры пощелкивают "компьютерные мозги" Танкреди.
      - Ты выиграл? - вежливо спросила она.
      Танкреди взглянул на Катриону с некоторым удивлением.
      - Разумеется. Но знаешь, все это достаточно глупо. Сам не знаю, почему волнуюсь. Я ведь всегда выигрываю, а это чаще всего лишает игру остроты, не так ли?
      - Не знаю, - спокойно ответила Катриона. - Сама я не привыкла побеждать.
      - Ничего, привыкнешь. Терпение. - Танкреди взглянул на Катриону из-под полуприкрытых век. - Есть древнее китайское проклятие. - Он криво усмехнулся. - Звучит примерно так: "Чтобы все твои желания сбылись". Тебе я никогда бы этого не пожелал. - Танкреди поставил чашку на столик и одарил Катриону ослепительной улыбкой. - Очень жаль, что ты не застала Викторию. Она уехала в Шотландию: тетушке Камерон что-то нездоровится. За неимением лучшего тебе придется довольствоваться мною.
      Катрионе всегда был неприятен Танкреди, но неожиданно она обнаружила, что чувствует себя удивительно комфортно в его обществе. Она с удовольствием оглядела комнату с многочисленными полками, в которых были плотно установлены книги в прекрасных кожаных переплетах. Неизвестно почему, но выглядели они совсем не так, как книги в кабинете отца Катрионы: чувствовалось, что Танкреди заботится о книгах и часто их перечитывает.
      Краем глаза Катриона увидела четыре шахматные доски с расставленными на них ониксовыми фигурками - видно, Танкреди имел привычку играть с самим собой. В углу стоял большой концертный рояль "Стайнвей", а на нем фотография Виктории в серебряной рамке. На снимке ей было лет тринадцать-четырнадцать: белые волосы девочки разметались по плечам, а на лице застыла живая, озорная улыбка.
      Катриона представила себе Танкреди, сидящего глубокой ночью в красном шелковом халате за роялем: длинные пальцы проворно бегают по клавишам, вызывая к жизни страстные аккорды - что-нибудь из Листа или Рахманинова, а перед ним - смеющееся лицо молоденькой Виктории на фотографии.
      Затем Катриона представила себе Танкреди, играющего для Гвиннет. Гвиннет была в этом доме, может быть, даже сидела у этого же камина, в этом самом кресле. И Джонатан.
      Боже, и Джонатан тоже...
      - Ты занимался с ним любовью? - не выдержала Катриона.
      - Да, - мягко признался Танкреди.
      - Но почему? Почему ты это сделал? Ведь ты мог найти кого-нибудь другого. Зачем ты отнял у меня Джонатана? - допытывалась ответа несчастная Катриона.
      Танкреди покачал головой:
      - Я не отнимал у тебя Джонатана. Начнем с того, что он никогда тебе не принадлежал.
      Танкреди нажал кнопку на стереорадиоле. Музыка волнами заполнила комнату, переливаясь звуками, словно драгоценный магический камень цветами. Катриона мимолетно вспомнила об аметисте, который Танкреди подарил Виктории. Как жаль, что Виктория потеряла кольцо.
      - Видишь ли, Джонатан - это Джонатан. Он таким родился: половые пристрастия накрепко запечатлены в генах точно так же, как цвет волос или размер ноги. И все прожитые годы Джонатан вначале только догадывался об этом, потом понял и пытался сопротивляться, заставляя себя чувствовать иначе: ведь всю жизнь его учили, что чувства, доставляющие ему столько радости, - не что иное, как извращения.
      Танкреди взялся за графин.
      - Еще бренди? Я хотел показать Джонатану, что все совсем не так. Что он тоже имеет право на место под солнцем.
      Что и в его положении можно сохранять чувство достоинства и свободы... И кроме того, мне казалось, что в моих силах предотвратить его женитьбу на тебе.
      Катриона ошеломленно слушала Танкреди, голос которого звучал контрапунктом в музыке Вивальди.
      - Но у меня не получилось. И не только это. Оказалось, Джонатану не нужна свобода. Джонатан Вайндхем обладает телом принца и мозгами нищего. Блестящая упаковка для испорченного продукта. - Танкреди снисходительно улыбнулся. - Собственно говоря, Джонатан довольно туп...
      Катриона внезапно поймала себя на том, что и в самом деле проверяет истинность утверждения Танкреди. И, смутившись, согласилась с Рейвном, удивляясь, почему она прежде никогда не замечала, что Джонатан и в самом деле тупой.
      А раз она так ошибалась в муже, то, возможно, никогда по-настоящему и не любила его как такового. Может быть, владевшее ею все эти годы заблуждение объясняется тем, что Танкреди назвал "блестящей упаковкой"?
      Катриона внимательно посмотрела на красивые руки Танкреди, потом перевела взгляд на босые ступни, пальцы которых легкими вращениями гладили ворс ковра, затем на хорошо развитые голени с мускулистыми икрами, черные волосы, в изобилии растущие на оливкового цвета коже, колени, скрытые полами халата. И почувствовала, как ее тело наливается тяжестью и томлением, вызванными не только действием бренди. Теперь она поняла, что чувствовал Джонатан. На месте мужа Катриона сделала бы все, чтобы удержать Танкреди.
      "Он говорил мне, что я красива", - бедная Гвиннет все еще любила его.
      "Танкреди все любят", - зазвучал в голове Катрионы голос Виктории.
      Виктория... Катриона смущенно заморгала, вспомнив о цели своего визита.
      - Я пришла сюда увидеться с Викторией, - сказала она вслух. - Мне нужно ей кое-что сказать.
      - Что бы это ни было, можешь сказать мне. - Очень темные глаза Танкреди завораживающе действовали на нее.
      - Я хотела извиниться, - прошептала Катриона, околдованная этим магическим взглядом.
      - Все хорошо, что хорошо кончается, - пошутил он.
      Катриона неуверенно улыбнулась.
      Сама не зная почему, она протянула руку и прикоснулась к волосам Танкреди, почувствовав между пальцами их упругость и живость. Танкреди перехватил руку Катрионы и, повернув, поцеловал ее в ладонь. Их глаза встретились. Губы Танкреди были твердыми и горячими. Катриона начала дрожать. По щекам ее неожиданно потекли слезы.
      - Не плачь.
      Танкреди встал и протянул к ней руки. Катриона, забыв обо всем на свете, бросилась к нему в объятия; и она почувствовала вкус соли собственных слез. Затем Танкреди опустил руки ей на плечи и решительно отстранил от себя.
      - А теперь ты должна идти. Уже очень поздно, а мне еще предстоит долгая бессонная ночь.
      - Нет. - Катриона, не веря своим ушам, смотрела на Танкреди и мотала головой. Он не может так поступить: разбудить в ней чувство, а потом прогнать прочь.
      - Нет, да. - Кончиком пальца Танкреди прикоснулся к уголку губ Катрионы.
      - Но, Танкреди... - Катриона произнесла его имя нежно, медленно, смакуя на языке каждую гласную. - Танкреди, я не могу... Танкреди, ты мне нужен.
      Рейвн взял Катриону за руку и подвел к входной двери.
      - Я нужен тебе? - Катрионе показалось, что Танкреди вот-вот рассмеется. - Ошибаешься. У тебя есть собственные ресурсы, дорогая моя Катриона, которые тебе и не снились.
      И в свое время ты все их раскроешь. И будешь счастлива, обещаю тебе.
      - Ресурсы.., то же говорила Виктория, когда мы...
      - Проводили свой маленький сеанс? Я все о нем знаю.
      Виктория мне рассказала.
      - И все сбылось, - неожиданно содрогнулась Катриона. - Со всеми нами.
      Последним впечатлением Катрионы от этой встречи остался высокий темный силуэт в дверном проеме, подсвечиваемый мягким золотым сиянием. Катриона услышала, как с улыбкой в голосе Танкреди прокричал ей на прощание:
      - Тебя ждет большое будущее, Катриона Скорсби! Ты же знаешь: в конце концов все происходит так, как сказала Виктория!
      Глава 2
      Осенью 1972 года Гвиннет и Борис Бейлод наконец переехали в Нью-Йорк.
      Отношения между Бейлодом и Гвин теперь носили несколько патологический характер. Бейлод редко позволял Гвиннет исчезать из поля его зрения. В нем развилась маниакальная уверенность в том, что стоит Гвиннет выйти за порог дома без него - и она никогда уже не вернется. Борис постоянно следил за Гвиннет, когда ей выпадали небольшие персональные заявки на съемки и даже во время походов за покупками. Так продолжалось, пока оба они не выдохлись.
      - Никогда не оставляй меня, - то властно, то униженно упрашивал Бейлод, тем самым вызывая в Гвиннет омерзение.
      И ей снова и снова приходилось обещать:
      - Хорошо, я всегда буду с тобой.
      Бейлод открыл новую эру своеобразной эротичности снимков для журналов мод. Он сделал серию снимков с тщательно продуманной композицией: Гвиннет выпадает из окна десятого этажа - руки раскинуты, глаза широко раскрыты, рот перекошен криком; Гвиннет ползет по черепичной крыше в черном кожаном полупальто и мини-юбке, за спиной ее зловещая тень ножа в руке преследователя.
      Однажды кинорежиссер-авангардист снял в их квартире фильм, в котором чернокожий парень с идеальным телосложением, сидя верхом на белом, гнутой древесины, стуле, и очень бледная девушка с белыми волосами, тоже сидящая верхом, но уже на черном стуле, в течение восьми часов ласкали друг друга. Отредактированная картина сократилась до четырехчасовой киноэпопеи и получила приз на фестивале подпольного кино.
      Режиссер хотел, чтобы в фильме участвовала также и Гвиннет, но Бейлод не позволил.
      Гвиннет раздевалась только для него.
      Четыре года прошли в маниакальном бреду.
      Странно, но чем больших успехов они добивались, тем больше мрачнел Бейлод. Он все чаще и чаще впадал в молчаливую безудержную ярость. В такие моменты Борис нуждался в объекте, на котором мог бы сорвать свой гнев, и он набрасывался на Гвиннет. Обычно он обвинял ее в неверности.
      - Я видел, как ты смотрела на него, ты - проститутка, - орал Бейлод, после чего переходил к критике внешности Гвин. - Ты только посмотри! - Он потыкал пальцем еще не высохший пробный отпечаток. - Ты толстеешь. Выглядишь как долбаная корова!
      Гвиннет послушно всматривалась в фотографию, видя ее глазами Бейлода, и содрогалась, находя несуществующую полноту в своей уж слишком худой фигуре.
      Питаясь в основном салатом, бульоном и витаминными таблетками, Гвиннет отказала себе и в салате. Ей было все равно: одна мысль о еде вызывала у Гвин отвращение.
      Гвиннет чувствовала растущую усталость и теряла всякий интерес к окружающему. Она стала редко выходить из квартиры.
      Развязка наступила в одну из сред, в июне 1977 года.
      - Я отменяю все заявки на тебя, - голос Франчески в трубке звучал резко и жестко, - и больше не буду ни от кого принимать. Джонс, если ты еще в состоянии соображать, что для тебя хорошо, а что плохо, ты немедленно явишься ко мне в офис.
      Сердце Гвиннет резко ухнуло и провалилось куда-то между уже явно просвечивающихся ребер. Костяшками пальцев Гвиннет надавила на диафрагму и задержала дыхание, пока ритм сердца не восстановился.
      - Что ты имела в виду, когда говорила об отмене заявок? - спросила Гвин, вся дрожа. - В чем проблема?
      Несмотря на издевательства и буйство Бейлода, Гвиннет еще не пропустила ни одного приглашения на съемки. Она знала, что ее профессиональная репутация, несмотря ни на что, высока, да и выглядит она очень хорошо, даже лучше, чем когда-либо. Бейлод мог почти гордиться тем, как изменилась Гвиннет.
      - Но Бейлод сейчас на съемке...
      - Пошел он на хрен, твой Бейлод. Приезжай одна. Ты мой клиент, а не его.
      Сердце Гвиннет бешено колотилось. Сегодня она не очень хорошо себя чувствовала, но отказаться не осмелилась. Она подвязала волосы черно-белой лентой и надела белый комбинезон от Кардена, с удовольствием заметив, что он стал чуть велик в талии. Слава Богу, она все-таки сбросила один фунт, так раздражавший Бейлода. Гвиннет тщательно нанесла макияж и, взглянув на часы, обнаружила, что потратила на сборы полтора часа. Непонятно только, куда ушло столько времени?
      Гвиннет чуть было не потеряла равновесие, медленно спускаясь по винтовой металлической лестнице. Паникуя, что жутко опаздывает, она все же никак не могла заставить себя идти быстрее: рука с большим трудом отрывалась от перил, ноги отказывались проворнее преодолевать ступеньки. На улице, в жарком воздухе июньского дня, Гвиннет почувствовала сильное головокружение и вынуждена была постоять какое-то время на месте, прежде чем карусель бесчисленных черных точек, рябивших в глазах, исчезла. Затем она подошла к краю тротуара и остановила такси. Назвав адрес агентства "Де Ренза" на Мэдисон-авеню, Гвин бессильно откинулась на заднем сиденье.
      - Ты почему так долго? - Франческа де Ренза, сидевшая за столом из полированного палисандрового дерева, встретила Гвиннет свирепым взглядом. В окне за спиной Франчески открывался захватывающий дух вид на Манхэттен.
      - Я.., я.., извиняюсь. - Гвиннет потрясла головой. - Быстрее я приехать не могла.
      Она подошла к столу и увидела выложенные в ряд собственные черно-белые снимки, сделанные Марио Саверини.
      - Марио сказал, что во время съемок ты упала в обморок, - резко сказала Франческа.
      - Всего на несколько секунд.
      - И от чего же?
      Гвиннет покачала головой и вновь почувствовала головокружение.
      - Не знаю. Я много работала. Думаю, что это случайность.
      Гвиннет слегка пошатнулась.
      - Ради Бога, - сверкнула глазами Франческа, - сядь, девочка, пока не свалилась. Нет, подожди. - На секунду задумавшись о чем-то, Франческа подняла трубку одного из стоявших на столе телефонов. - Патриция, принеси весы.
      Гвиннет ненавидела взвешиваться. Ее эта процедура унижала. Скинув туфли и жалея, что не может снять еще и комбинезон, в котором было не меньше полутора фунтов веса, она встала на весы. Гвиннет беспокойно наблюдала за ползущей вправо стрелкой и от напряжения стиснула зубы. Стрелка остановилась, и Франческа процедила сквозь зубы:
      - Ни хрена себе, Боже праведный!
      - Но я похудела, - снова запротестовала Гвиннет.
      - Ты - долбанутая, - вздохнула Франческа. - Ну-ка садись. Успокой свою задницу на стуле и послушай, что я тебе скажу.
      Гвиннет откинулась на спинку, радуясь возможности наконец-то присесть, поскольку чувствовала странный жар и холод одновременно.
      - Ты весишь девяносто восемь фунтов, - ласково заговорила Франческа, и в тебе пять футов одиннадцать с половиной дюймов роста. Ты прекрасно выглядишь, когда в тебе сто тридцать пять фунтов. Ну ладно - сто тридцать. Сто двадцать - пора бить тревогу. А ты сейчас, - с миной отвращения на лице Франческа кивнула на фотографии, - выглядишь ходячим скелетом. Я не могу пустить эти снимки в работу.
      - Бейлод говорит, что слишком худой быть невозможно, - сконфуженно пробормотала Гвин.
      - Борис Бейлод, - холодно констатировала Франческа, - ненормальный. Как бы там ни было, а этим "подарком" мы обязаны герцогине Виндзорской. Честно говоря, по мне так это просто непристойность.
      Гвиннет заерзала на стуле. Временами Франческа была слишком резка в оказании поддержки.
      - Сейчас, Гвиннет Джонс, ты выглядишь точно только что вышла из концлагеря. - Глаза Франчески сузились. - Мой дед был шести футов роста и весил двести фунтов, а перед смертью - он погиб в Бухенвальде - меньше восьмидесяти фунтов. - Голос Франчески задрожал от ярости. - И ты, Гвиннет Джонс, еще осмеливаешься говорить мне, что нельзя быть слишком худой?
      Гвиннет вдруг заплакала. В последнее время она ничего не могла с этим поделать. Кто бы ни кричал на нее - Франческа или Бейлод, она не могла сдержать слезы.
      - Бейлод убьет тебя, - донеслось до Гвин, и она смутно припомнила, что уже слышала когда-то давно подобное предупреждение, - и ждать осталось недолго, - безжалостно продолжала Франческа. - Очень скоро у тебя прихватит почки, потом печень, и в конце концов откажет сердце, у которого не останется сил качать кровь. Ты уморишь себя до смерти. - Увидев неопределенный беспомощный жест Гвиннет, Франческа несколько смягчилась. Прости, дорогая, но я говорю тебе правду. А поскольку твоя судьба мне далеко не безразлична, то с этого момента я сама берусь позаботиться о тебе. Сейчас - или никогда, потому что потом будет слишком поздно. Ты просто умрешь.
      Франческа сняла трубку другого телефона и набрала номер.
      - Это мисс де Ренза. Мы готовы. Можете прийти и забрать ее прямо сейчас.
      Минуту спустя в дверях появились два человека - мужчина в сером летнем костюме и женщина в элегантном светло-бежевом платье без рукавов. Выглядели они обычно и совсем не грозно.
      - Благодарю вас за скорое прибытие, доктор Левин, - поднялась из-за стола Франческа. - У доктора Левина, - пояснила она, - клиника на Пятой авеню, специализирующаяся на болезнях, связанных с питанием, и он сможет тебе помочь. Гвин, клиника вовсе не похожа на больницу. Там очень комфортабельно, и за тобой будет прекрасный уход. - В голосе Франчески послышались просительные нотки. - От тебя только требуется довериться этим людям, и все будет хорошо.
      Франческа впервые назвала ее Гвин вместо обычного Джонс, и Гвиннет ощутила в душе неотвратимость нового витка в своей судьбе.
      Она резко встала и, вцепившись пальцами в спинку стула, твердо сказала:
      - Нет Я с ними не поеду.
      - Извини, Гвин, но у тебя нет выбора. Ты поедешь с ними, и поедешь прямо сейчас.
      - Нет. Я хочу поговорить с Бейлодом. Он мне не разрешит. Вы делаете ужасную ошибку. Это безумие!
      Франческа непреклонно покачала черноволосой головой.
      - Гвин, этот человек ушел из твоей жизни. Раз и навсегда.
      Я позабочусь о том, чтобы ты никогда больше его не увидела!
      Глава 3
      Тихим жарким вечером 1978 года Джесс сидела в своей крохотной восьмиугольной спальне и пристально смотрела на вернувшийся к ней портрет Стефана.
      Как и предполагала Джесс, она никогда больше не увидела Джерико Рея. Он больше не приезжал в Напа-Вэлли и не пытался поддерживать с ней отношения, не считая необходимых деловых звонков, а теперь вот - умер.
      Джерико скончался в марте, и Джесс летала в Амарилло на похороны.
      В своем завещании Джерико Рей оставил портрет Джесс - это была единственная вещь, отошедшая ей в собственность и единственно нужная Джесс.
      Дом в Напа-Вэлли сняла престарелая пара - доктор и мисс Янгблад из Миннеаполиса. Находя ее прекрасной художницей, они считали, что она слишком много работает и совершенно не имеет развлечений. Янгблады приглашали Джесс на обеды, коктейли, пикники, но их хозяйка неизменно отказывалась, объясняя это тем, что в имении для нее слишком много призраков.
      Следуя указанию Джерико Рея, Джесс рисовала как проклятая. Она упорно пыталась вновь обрести собственный стиль и выработать новую технику цвета и компоновки.
      В сюжетах для картин недостатка не было: ее окружало изобилие контрастных ландшафтов - от голых, выжженных солнцем гор до сочных цветущих пастбищ и виноградников.
      Все это, разумеется, уже множество раз было нарисовано и до Джесс Напа-Вэлли в Калифорнии было известным местом паломничества художников, но Джесс хотела привнести во все это что-то новое, что-то потрясающее и принадлежащее только ее кисти - кисти Джессики Хантер.
      Первую свою картину Джесс продала небольшой галерее в Сент-Элене. После этого пришел успех, и у Джесс появился очень влиятельный агент по продаже картин Первые победы воодушевили Джесс, и она с еще большей энергией продолжала трудиться. О Джессике Хантер стали говорить, что она реалистична, у нее богатая палитра и на ее картинах отдыхает глаз. Картины Джесс теперь украшали вестибюли банков, рестораны и офисы компаний.
      Именно в это время - летом 1977 года - в жизни Джесс произошел коренной перелом, который она осознала только через год.
      В конце июня Джесс позвонила Франческа де Ренза и сообщила, что Гвиннет серьезно больна и лежит в больнице.
      Ее буквально вытащили с того света ("Этот козел почти угробил Гвин"). Джесс нужна здесь. Больше помочь некому.
      Престарелые родители Гвиннет погибли в автокатастрофе на деревенской дороге, когда возвращались домой с субботней вечерни - Ты знала об этом, Джесс?
      Нет, она не знала. Джесс практически потеряла связь с подругами. Она жила в своем маленьком обособленном мире, как и Гвиннет, должно быть, жила в своем За год подруги обменивались едва ли более чем дюжиной слов.
      Джесс немедленно вылетела в Нью-Йорк. Она стояла у постели Гвиннет и смотрела на слезы, беспомощно струившиеся по исхудалым щекам подруги, и тонкие, как у скелета, руки, сложенные крестом на цветастом покрывале, покоящемся на плоской груди.
      - Виктория была права, - сказала Гвиннет.
      Джесс взяла руку Гвин. Пальцы были горячими и сухи, ми, кожа на руке дряблая - натуральная старушечья рука.
      - Поправляйся. Обещай мне, что поправишься, - еле сдерживаясь, чтобы не заплакать, промолвила Джесс.
      Как только Гвиннет достаточно окрепла, Джесс сняла дом в Истхемптоне на Лонг-Айленде. Гвиннет спала, часто, но понемногу ела и гуляла по обезлюдевшему сентябрьскому пляжу. В начале октября Джесс и Гвиннет улетели в Англию.
      Несколько недель они провели у Катрионы. Барнхем-Парк теперь был великолепен - перепланировка и упорный труд принесли свои плоды. Дети росли. Было ясно, что Катриона достигла какого-то нового взаимопонимания с Джонатаном и выглядела достаточно счастливой.
      Джесс вернулась в Калифорнию только в начале весны и почувствовала непонятное беспокойство и неспособность на чем-либо сосредоточиться.
      В марте умер Джерико Рей. Через два месяца после его похорон пришел портрет Стефана.
      В Техасе, в старом доме Рея, Джесс едва осмелилась взглянуть на собственное произведение. Теперь же, внимательно изучая портрет, она ощутила трепет, вызванный вернувшимся ощущением стремительности стиля и творческого возбуждения.
      - Вот оно, - вслух сказала Джесс, теребя кончиком пальца толстые кисти. - Да.
      Она повесила портрет на стену в спальне. Теперь Стефан постоянно смотрел на Джесс, стоило ей лечь на кровать.
      Несколько следующих не по сезону жарких дней Джесс провела в бесконечных хождениях по виноградникам, пока однажды, повинуясь порыву, она не легла на спину в горячую пыль и, уставившись в сияющее сквозь густую листву небо, не почувствовала, что мир перевернулся.
      ***
      Три дня Джесс проработала, почти не отходя от Мольберта.
      Увидев законченную картину, агент из Сан-Франциско был потрясен.
      Джесс не позволила ему продавать картину, поскольку она что-то предвещала, Джесс это твердо знала. Она повесила новую картину рядом с портретом Стефана, легла на кровать, закинула руки за голову и принялась переводить взгляд с одного полотна на другое. Она почти физически снова чувствовала пышущую жаром землю у себя под спиной, но теперь в том месте, где над Джесс тогда склонялось лицо Стефана, было только пустое металлическое небо.
      - Почему я никогда не знала тебя? - шептала Джесс, глядя на портрет. Почему нет никого, кто мог бы рассказать мне о тебе?
      И тут она вспомнила. Такой человек существует. Собственно говоря, два человека.
      ***
      Виктория Рейвн была аккредитована в столице Никарагуа - Манагуа. Джесс провела несколько дней в бесполезных попытках связаться с Викторией по телефону: линия постоянно обрывалась, была занята или взрывалась такими помехами, что после них еще долго не смолкал звон в ушах. Джесс так и не удалось поговорить с Викторией. Она оставила сообщение для Рейвн и принялась с надеждой ждать. Через неделю, рано утром, Виктория позвонила из Сан-Франциско и рассказала, что занимается интервьюированием беженцев из Никарагуа, община которых располагается в Бэй-Эйриа. Да, она может приехать в Напу.
      Виктория и Карлос Руис приехали в воскресенье вечером, когда совсем уже стемнело, в неописуемом микроавтобусе-радиостанции "пинто".
      Виктория же нисколько не изменилась: все такая же холодная и элегантная в своих широких оливкового цвета штанах, бейсбольной кепке и белой рубашке, узлом завязанной на животе. У нее снова была короткая стрижка ("От вшей, - мимоходом пояснила Виктория. - И от жары, конечно"). Они исколесили всю Никарагуа, брали интервью у крестьян, солдат, школьных учителей, врачей и священников. Два раза Викторию чуть не убили: один раз в отряде партизан, другой - охрана дворца Сомосы.
      - Солдат уткнул дуло карабина прямо в ее долбаную голову, - не стесняясь в выражениях, рассказывал Карлос. - Я находился в двух шагах от них и ничего не мог сделать. А она просто стояла и смотрела ему в глаза.
      Джесс представила себе Викторию, хладнокровно глядящую в лицо разъяренного солдата. Солдат испугался Виктории? Решил, что она ведьма? Или побоялся, что призрак этой девушки станет преследовать его после ее смерти?
      - Кто знает? - словно прочтя мысли Джесс, тихо сказала Виктория. - Как бы там ни было, а я все еще жива.
      - Вопреки здравому смыслу. Опять везение, - сверкнул глазами Карлос.
      Виктория усмехнулась и, закурив "Балканское собрание", принялась расхаживать в маленькой гостиной Джесс.
      - Мне здесь нравится. Тебе должно быть здесь хорошо.
      Как я понимаю, твоя мастерская наверху. Можно посмотреть? Я не видела твоих картин с самого Твайнхема.
      Еще несколько месяцев назад Джесс была бы счастлива показать свои работы Виктории. Но теперь уже нет. Все, что сейчас осталось у нее в мастерской, - проклятые четыре времени года, вполне приличные, но сегодня кажущиеся такими дурацкими и банальными. Виктория просила вежливо, но без особого чувства, и Джесс постаралась убедить себя в том, что ей совершенно безразлично, жаждет Виктория увидеть ее работы или нет.
      Глубоко вздохнув, Джесс повела их по лестнице на крышу башни.
      - Это все, что у меня сейчас имеется, - предупредила Джесс, зажигая свет в мастерской. - Они почти закончены.
      - Они прелестны. - Сняв очки, которые, как теперь поняла Джесс, были лишь маскировкой, Карлос внимательно рассматривал полотна.
      - Очень хорошие картины, - похвалила Виктория и выпустила идеально круглое колечко дыма. - Поздравляю, - спокойно произнесла Виктория.
      "Кончай делать из меня дуру", - захотелось сказать Джесс. Но, с другой стороны, чего еще она ожидала услышать от Виктории? Джесс разозлилась на себя.
      Они осторожно спустились друг за другом по узкой лестнице, и Виктория остановилась в спальне.
      - А вот это.., это страшно. Превосходно. Мне хотелось бы иметь этот портрет.
      - Нет, - отрезала Джесс.
      - Ну разумеется. Я полагаю, ты хотела поговорить о Стефане. Ведь именно за этим мы сюда и приехали?
      ***
      Они сели друг против друга в гостиной. Карлос ушел, но Джесс даже не заметила когда.
      - Он что-то услышал на улице, - пояснила Виктория. - Привык присматривать за мной, хотя ему это удается не так часто.
      - Он очень тебя любит, - неожиданно для себя выпалила Джесс.
      - И я его люблю. Мы прожили вместе довольно долго.
      - Так вы... - начала Джесс и с трудом спросила напрямую:
      - Вы - любовники?
      Вряд ли стоило задавать подобный вопрос Виктории.
      Собственно говоря, сама Джесс практически не могла представить себе Викторию, охваченную страстью, дрожащую, покрытую капельками пота, в постели с мужчиной.
      - Нет, - спокойно ответила Виктория. - Не любовники.
      - Кажется, ему бы этого хотелось, - предположила Джесс.
      - Не исключено. Но это невозможно. И Карлос все прекрасно понимает. Виктория налила себе вина из графина. - Когда ты нарисовала портрет Стефана?
      - После случившегося.
      - По памяти?
      Джесс кивнула.
      - Все это очень печально. Стефан был очаровательным мальчиком.
      - Расскажи мне о нем, - попросила Джесс.
      - Ну хорошо, - кивнула Виктория. - Я расскажу о Стефане все, что смогу. Если ты считаешь, что тебе это необходимо.
      Мы с Танкреди встретили Стефана в кафе на Монмартре холодной январской ночью. Было где-то около двух часов.
      Танкреди влюбился в Стефана с первого взгляда. Танкреди редко доводится встречать людей, равных ему по интеллекту. У Стефана же была светлая голова: он превосходно играл в шахматы - выигрывал даже у Танкреди, говорил на четырех языках и мастерски играл на гитаре и рояле. И кроме того, Стефан был исключительно оригинален - искушенная невинность, совершенно чужд высокомерия или амбициозное(tm). Стефану просто хотелось играть, и он возвел игру до степени высокого искусства.
      Несколько недель мы были почти неразлучной троицей.
      Потом мне пришлось их покинуть. А Танкреди и Стефан, устав от Парижа, решили отправиться куда-нибудь, где тепло. Они сняли дом в Танжере.
      Виктория посмотрела на пятно на стене над головой Джесс.
      - Тогда-то Стефан и начал экспериментировать с наркотиками. Раньше он баловался гашишем и марихуаной, но они приелись ему. Он перешел на ЛСД и кокаин. Вскоре, - Виктория пожала плечами, - кажется, и они ему наскучили. Стефану хотелось пойти дальше. В Танжере легко найти то, что вам хочется. Танкреди знал, где можно достать все что угодно.
      В комнате воцарилось молчание. Походив вдоль окна, Виктория остановилась и уставилась в темноту летней ночи.
      - И они пошли дальше, - глухим голосом подсказала Джесс.
      - Только Стефан. Танкреди никогда не употреблял наркотики.
      Джесс поморщилась.
      - Ну хорошо, Стефан. И до чего же он дошел?
      - Героин. Собственно говоря, - медленно произнесла Виктория, - дело не совсем в наркотиках. Мозг пострадал от кислородного голодания.
      - Что ты имеешь в виду?
      Виктория вздохнула.
      - Джесс, ты действительно хочешь, чтобы я продолжала?
      Джесс кивнула.
      - Ну хорошо, - неохотно согласилась Виктория. - Стефан схватил передозировку героина. Вышло это случайно: он не знал, что препарат обладает такой высокой концентрацией. Все выглядело ужасно. Стефан бился в конвульсиях, его всего выворачивало. Танкреди говорит, что первым делом попытался помочь Стефану, запихнув его в холодную ванну. Танкреди где-то слышал, что в подобных случаях надо погрузить человека в ледяную воду. Я могла бы дать ему лучший совет. - Виктория печально покачала головой и продолжала:
      - Стефану нужно было дать какое-нибудь рвотное средство. Он был в коме. Танкреди отвез Стефана в госпиталь, но, кажется, было слишком поздно. Кислородное голодание продолжалось около получаса.
      - И что же Танкреди делал после этого? Оставил Стефана и умыл руки?
      - Конечно же, нет. Он убедился в том, что доктор знает, кто такой Стефан и какой это был наркотик. Затем он оплатил лечение и только после этого уехал. А что еще мог сделать Танкреди?
      - Он оплатил лечение! Какое великодушие! - От ярости у Джесс закружилась голова. - Боже, если бы не Танкреди...
      - Стефан не знал меры, понимаешь? Он был безудержен во всем. Вся жизнь - игра.
      - Игра! Дерьмо! - Джесс с такой силой поставила бокал на стол, что он треснул. И как только Виктория может с таким спокойствием говорить ей, что все это была игра? Сейчас Джесс ненавидела Викторию больше всех на свете. У Виктории совершенно нет чувств. Она просто не человек.
      - Прости, Джесс. Но ты сама хотела знать правду.
      У Джесс от бешенства помутился разум. Рука с силой впилась в треснувший бокал. Неожиданно почувствовав острую боль, она увидела, что ее пальцы в крови.
      Карлос Руис, появившийся столь внезапно, что могло показаться, будто он обладает способностью проходить сквозь стены, ловко взял разбитый бокал из руки Джесс.
      - Иди на улицу, - обратился Карлос к Виктории. - Жди меня там.
      Виктория послушно направилась к двери. Выглядела она, как всегда, спокойной, но опечаленной.
      - Теперь ты должна будешь отпустить его, - мягко посоветовала она Джесс, взявшись за ручку двери. - Но тебе следует куда-нибудь выбраться отсюда. Тебе нужно начать сначала, как он тебе и говорил, где-нибудь там, где ты никогда прежде не была.
      Сказав это, Виктория вышла.
      - Я знаю, что ты не хотела обидеть Викторию, - несколько раз заверил Карлос Джесс.
      Чуть позже он приготовил для нее чашку крепкого горячего чая. Пока она пила этот ароматный успокаивающий напиток, Карлос написал на листке номер телефона в Сан-Франциско.
      - Позвони мне. Если меня не будет, оставь сообщение Эсперансе. Она говорит по-английски.
      - Мне так жаль, - пробормотала Джесс. - Но сейчас... сейчас я не хочу ее видеть.
      - Ладно, когда захочешь, я найду тебе Викторию. Позвони мне.
      Карлос тихо затворил за собой дверь. Через несколько секунд Джесс услышала звук удаляющегося автомобиля.
      Глава 4
      "Июль 1978 года,
      Нью-Йорк.
      Дорогая Виктория!
      Никогда не писала кому-нибудь в страну, где идет революция. Надеюсь, что ты в безопасности и соблюдаешь осторожность. От твоих статей волосы на голове дыбом становятся, и человек, их читающий, чувствует, будто он сам там побывал.
      Посылаю это письмо в Лондон, в надежде, что ты как-нибудь случайно его получишь. Мне необходимо встретиться с тобой и поговорить.
      Ты очень точно все угадала, или ты на самом деле видишь будущее?
      Я постоянно об этом думаю. И знаешь ли ты о том, что мне сейчас тридцать, и моя карьера модели принесла мне миллионы долларов, и что я знаменита благодаря "безупречному телосложению"?
      На следующей неделе я лечу в Европу - небольшая работа на Канарских островах, - потом заеду в Лондон. Катриона будет знать, где меня искать. Предполагаю, что время от времени ты "возвращаешься на базу". И если ты сейчас в Англии, не могли бы мы встретиться?.."
      - Джонс! Ты - как деревянная кукла. А здесь должно быть движение, запомнила?
      Фотохудожник Марио Саверини схватил Гвиннет за плечи и развернул к себе лицом, после чего установил руки Гвин в нужном положении и несколько изменил композицию тканей.
      - Ну вот, теперь совсем другое дело. Али, встань спина к спине с Джонс, прогнитесь, словно вы танцуете, потя-яянулись, двинулись - ткань должна парить в воздухе, да, о-о-отлично!
      Гвиннет и красавица Анара Али подходили друг другу как нельзя лучше. Светлые глаза и огненные волосы Гвиннет создавали непередаваемо великолепный контраст с темнокожеетью Анары и ее внешностью древнеегипетской жрицы.
      Марио Саверини мог поздравить себя с удачей: девушки, наряды и место съемки - остров Лансароте в четырехстах милях от побережья Африки - были великолепны.
      "Никому, - удовлетворенно думал Саверини, - не удастся "зарезать" эти снимки для ноябрьского номера "Вог".
      Нанятый на день сын крестьянина из Аррекифе подвел к девушкам мрачного вида верблюда, тяжело навьюченного торчащими во все стороны вязанками хвороста.
      - Ближе не надо, - распорядился Саверини. - Баста!
      Съемка прошла отлично. Саверини вручил Хуанито (так звали мальчишку) пачку грязных бумажных песет, и довольный парнишка потащился со своим верблюдом по каменистой пустыне в сторону холмов, на которых были возделаны виноградники.
      А съемочная группа направилась к пустынному берегу, где пенящиеся буруны волн с шипением накатывались на черный песок.
      Переодевшиеся Гвиннег и Анара прислонились спинами к испещренному трещинами огромному камню; вода кипела пеной вокруг их ног, доходя до колен; ветер развевал тонкие одежды. Взявшись за руки, девушки наклонились вперед, навстречу дующему с моря ветру, предоставив ему возможность бешено трепать изысканные ткани их костюмов. А чрезвычайно собой довольный Саверини без конца щелкал и щелкал затвором фотокамеры, прекратив съемку лишь далеко за полдень, когда наконец смог сказать, что вполне удовлетворен.
      Закончился еще один съемочный день.
      "И один из лучших, - с удовольствием думал Саверини. - Точно одна из лучших съемок, а если принять во внимание все обстоятельства, то одна из самых легких".
      Анара, с ее величественной, неторопливой фацией и крепким худощавым телом была любимой моделью Марио, а Джонс, к удивлению Саверини, теперь стала второй. Марио уже третий раз снимал этих девушек вместе; смотрелись они великолепно, из них получилась прекрасная пара. Обе - профессионалки, без "выкрутасов", по крайней мере не выказывают своих капризов, как большинство топ-моделей, среди которых почти каждая подобна нервной породистой скаковой лошади с великолепными физическими данными и полным отсутствием мозгов.
      ***
      Долгое время Гвиннет пыталась забыть Бейлода, но воспоминания о нем, казалось, жили сами по себе: с редким упорством Гвин мысленно возвращалась к тем временам, когда Бейлод был неотъемлемой частью ее жизни.
      Ну и заваруху же он затеял!
      Через несколько минут после того, как обливающуюся слезами Гвиннет увезли в клинику доктора Левина, в офис Франчески вломился взбешенный и опасный Бейлод.
      - Где она? Что вы с ней сделали? Я убью тебя, ты - долбаная лесбиянка!
      - Девочки, выйдите, - приказала Франческа перепуганным насмерть манекенщицам.
      Франческа надеялась только на то, что у Патриции достанет ума немедленно вызвать охрану здания. Сцена длилась не более минуты, но и она показалась Франческе вечностью.
      Она смотрела на Бейлода с напускным спокойствием и незаметно нащупывала в ящике стола что-нибудь, чем можно было бы оборониться от разъяренного фотографа, и не нашла ничего более существенного, чем запасная пара вечерних туфель. Наконец в комнату ворвались двое охранников - бывшие полицейские, мускулистые, крепкие парни, они подхватили Бейлода под руки и, приподняв его над полом, понесли через приемную мимо выстроившихся в ряд, ничего не понимающих девушек-конкурсанток, пришедших на еженедельный просмотр.
      ***
      Теперь Гвиннет опять приглашали на роль "дамы", но очень осторожно, тщательно подбирая "кавалера" - мужчину типа Габриэля Халдайна, магната с Уолл-стрит, чьи сексуальные потребности полностью сублимировались в бурную деятельность по руководству несколькими компаниями, но ему время от времени требовалась "красавица дама" для особых случаев. После приема или обеда Халдайн отправлял Гвиннет домой на собственном лимузине, а на следующий день в квартире Гвин появлялся букет из двух дюжин роскошных алых роз с визитной карточкой Габриэля.
      Гвиннет такой расклад вещей очень даже устраивал. Одна мысль о сексуальных отношениях с кем бы то ни было заставляла Гвин съеживаться от страха. Секс для нее ассоциировался с подавлением и унижением.., и болезнью.
      Сейчас, сидя на кровати и наблюдая, как подруга укладывает вещи, Гвиннет страшно захотелось побыть Анарой, ведь ее жизнь так проста.
      - Счастливая ты, - вздохнула Гвиннет. - Ты сама-то это понимаешь?
      - Что? - Анара бережно укладывала белоснежную шелковую сорочку с кружевными оборками. - А тебя кто заставляет тащиться в Шотландию? Скалы, дождь, овцы да волынки. - Анара поморщилась. - По мне, так ты чокнутая. Анара пожала плечами. - Впрочем, хозяин - барин.
      Два дня спустя, сидя в арендованном пикапе "моррис", Гвиннет внимательно следила за насыпной дорогой, ведущей в замок Данлевен. Данлевен, как она себе и представляла, оказался громадным и мрачным сооружением.
      Подъехав к замку, Гвиннет припарковала автомобиль на мощенной булыжником площадке внутреннего двора у массивных, обитых железом ворот. Ветер жутко завывал в проеме возвышающихся гранитных стен. Единственными окнами в стене были узкие бойницы, из которых когда-то лучники отстреливались от полчищ мародеров.
      "Пожалуй, мне лучше убраться отсюда подобру-поздорову, - подумала Гвиннет. - Нелепость какая-то".
      Но было уже поздно. Большая дверь бесшумно отворилась.
      В темном проеме стояла Виктория Рейвн.
      Встретив столь неожиданно пристальный, проникновенный взгляд кристально чистых глаз подруги, Гвиннет невольно сделала шаг назад. И только через секунду после этого Гвиннет увидела, что обращенное к ней тонкое лицо - лицо пожилой женщины.
      - Вы, должно быть, Гвиннет, - улыбнулась тетушка Камерон. - Заходите, моя милая, пока дождь не начался. Я ждала вас.
      Тетушка провела Гвин по выложенному каменными плитами коридору в очень милую комнату, из широкого окна которой открывалась панорама на пролив и величественные пурпурные горы Малла.
      В пролете между окнами стояли два стула, обтянутые кретоном, и круглый стол с изящными чайными приборами на двоих. Из носика серебряного чайника вился легкий султан пара. На тарелочках лежали поджаренные хлебцы, варенье и фруктовый пирог.
      Гвиннет уставилась на чайные приборы.
      - Не понимаю. Как вы могли ожидать меня?
      Тетушка указала на стул справа от стола. Гвиннет послушно села.
      - Вы как пьете чай, моя милая? Молоко и сахар? - Тетушка передала Гвиннет хлебцы. - Кирсти испекла их сегодня утром. У нее золотые руки. Попробуйте хотя бы один;
      Не беспокойтесь сегодня о своей фигуре.
      Ошеломленная Гвиннет намазала хлебец джемом, откусила и кивнула:
      - Действительно, очень вкусно.
      - Гвиннет Джонс, - мягко сказала тетушка Камерон, - чисто валлийское имя. Из кельтов, как и я. Я рада, что вы приехали, и нисколько не удивлена, что приехали именно вы.
      - Но откуда вы знаете мое имя?
      - Ах, милочка моя, - тетушка издала довольный смешок, - долгими зимними вечерами чем мы еще здесь занимались, как не сплетнями? Я все о вас знаю. О вас и о Джессике, и о Катрионе тоже, бедные вы мои.
      - Знаете? - Гвиннет испытывала двойственное чувство: с одной стороны, ей было приятно, что ее относят к настоящим друзьям, с другой же - то, что ее обсуждали здесь, явно смущало. Ведь Танкреди мог делиться интимными секретами о ней с тетушкой Камерон и Викторией!
      - Но конечно, я уже очень давно не видела детишек. - Тетушка Камерон отхлебнула из своей чашки. Кожа на руках старушки была гладкой, без морщин, и выглядела на удивление молодой. - Они все еще наезжают временами, но никогда вместе. Они избрали совершенно разные пути. Вот сейчас девочка находится в самом центре войны, а мальчик развлекается в свое удовольствие в компании богатых бездельников где-то на пляжах Карибского моря... Думаю, вы об этом знали, прежде чем приехали сюда. И теперь вы здесь, - тетушка задумчиво взглянула на Гвиннет, - чтобы получить ответы, не так ли? Прежде всего, милая моя, скажите мне, какие у вас вопросы?
      - Иногда я чувствую, что моя жизнь мне не принадлежит. Что Виктория и, возможно, Танкреди тоже знают, что со мной случится, лучше, чем я сама. Это выглядит так, словно они имеют некую власть надо мной. Они ведь не такие, как все, не так ли? - тихо прибавила Гвин. - Почему? Откуда они так много знают? Это правда, что Виктория обладает даром предвидения?
      1 Тетушка Камерон ласково улыбнулась Гвиннет:
      - Ты права. Они необычные люди. Их привезли ко мне совсем еще маленькими. Мальчику было шесть лет, девочке - три годика. Похоже, мальчик сызмальства вел себя слишком вызывающе по отношению к Скарсдейлу. И Скарсдейл вынужден был подавлять строптивого сына...
      Гвиннет сдержала готовый вырваться возглас ужаса.
      - Но мальчик обладал сильной натурой. - Тетушка печально задумалась. Он никогда не сдавался и в конце концов нашел способ защиты, который не мог предвидеть даже Скарсдейл. И потому, когда умерла его жена, граф отослал детей ко мне. Скарсдейл стремился избавиться от мальчика любой ценой. Старушка слабо усмехнулась. - Дети были совершенными дикарями, когда приехали в замок. Все, что я могла сделать, - так это предоставить им полную свободу.
      Но конечно же, было уже слишком поздно. Мальчик отлично усвоил преподанные ему уроки. Он глазом не моргнув покидает и разрушает жизнь того, кто его любит. Он гораздо опаснее самого Скарсдейла. Ты должна расстаться с ним, милая моя. Он не для тебя. Он вообще ни для кого.
      - Танкреди все вам рассказал! - выпалила Гвиннет.
      Тетушка Камерон покачала головой:
      - Нет, милая моя. Ему и не надо было.
      - Тогда... - Гвиннет беспокойно заерзала на стуле. Ну разумеется, тетушка Камерон сама была ясновидящей. Ей и не надо было ничего рассказывать.
      - Теперь о девочке, - заговорила тетушка Камерон после недолгого молчания. - Вот она любить умеет. Только сверх меры.
      - Умеет? - с сомнением переспросила Гвиннет.
      - В самом деле умеет. Вы трое очень много для нее значите, - мягко подтвердила тетушка.
      - Для Виктории? - вытаращила глаза пораженная Гвин. - Тетушка Камерон, пожалуйста, скажите мне: Виктория действительно способна видеть будущее?
      - Вот это настоящий вопрос. Ну кто знает? Кто может с точностью сказать, когда одно чувство идет на смену другому? Какова в предсказании доля предположения и какова доля приложения простой психологии? - Тетушка ласково улыбнулась Гвиннет. - Знаешь, когда человек вынужден довольствоваться жизнью, полностью уединенной от людей, без каких-либо развлечений, в нем развивается привычка думать. Он становится настоящим прозорливцем. - Тетушка слегка пожала плечами, укрытыми шалью. Замечательная тренировка как для газетного репортера, так и для того, кто стремится привязать к себе людей, раскрывать их душу и использовать их слабости. Может быть, это и есть то, что ты называешь ясновидением?
      После чая Гвиннет в сопровождении тетушки Камерон совершила экскурсию по Данлевену.
      - Как ты знаешь, библиотека Скарсдейла достаточно известна. Мальчик забрал некоторые книги в Лондон, но большинство все же осталось в замке. Скарсдейл так и не закончил составление каталога. Книги всегда были его друзьями, - заметила тетушка. - Он всегда находил в них свое убежище. И до сих пор находит. Он - настоящий грамотей, как и его отец. Бедный мальчик, уверенно добавила старушка. - И бедный Скарсдейл. Такой злой. Такой жестокий. Но их обоих нельзя представить без книг.
      Гвиннет и тетушка Камерон поднялись по узкой лестнице на следующий этаж и пошли по коридору, стены которого, если к ним прикоснуться, были влажными.
      - Моя комната. - Тетушка открыла одну из дверей.
      Гвин увидела на стенах множество акварелей и светлых картин, написанных маслом. Но ее взгляд привлекла фотография в серебряной рамке, стоявшая на прикроватном столике: крепкий мальчик с взъерошенными черными вьющимися волосами и маленькая девочка со светлыми глазами, крепко вцепившаяся пальчиками в нижний край курточки мальчика.
      - Здесь ему восемь, - тетушка Камерон проследила за взглядом Гвиннет, - а ей пять. Она ходила за ним как привязанная и делала все точно так же, как он. Первое время, когда они приехали, она закатывала истерики, стоило ему только оставить ее на секунду. А вот это была их комната.
      Гвиннет увидела длинную камеру с единственным высоким арочным окном, одной кроватью, заправленной синим одеялом, подвернутым в ногах, дубовый стул, платяной шкаф с мраморной крышкой и зеркалом, светлый квадратный ковер на полу, обшитом широкими досками. В комнате не было ни картин, ни личных вещей, но она странным образом говорила о Танкреди гораздо убедительнее, чем его пышные апартаменты в Лондоне.
      - Он все еще спит здесь, - сообщила тетушка Камерон, - хотя она, разумеется, давно переехала.
      Новая комната Виктории, выходящая окном на запад, такая же светлая и ухоженная, как и комната тетушки, ничего не говорила о своей хозяйке. Комната для транзитных пассажиров - не более. Гвиннет сразу же поняла, что в этой комнате не случалось ничего интересного, никаких сильных эмоций, никакой жизни.
      - Я распорядилась, чтобы Кирсти приготовила тебе постель в этой комнате. Ты, конечно же, останешься на ночь.
      Здесь тебе будет гораздо удобнее, чем в гостинице в Обане.
      Кирсти накрыла стол для ужина в той же комнате, где проходило чаепитие.
      Затем тетушка Камерон налила себе и Гвиннет великолепного мозельского вина, заметив, что винные погреба Скарсдейла вполне могли бы посоперничать с его библиотекой по количеству единиц хранения, несмотря на то что мальчик отправил в Лондон довольно значительную партию бутылок.
      Когда поздним вечером они поднялись наверх, Гвиннет не смогла удержаться от вопроса:
      - Тетушка Камерон, вы так и не сказали мне, откуда узнали, что надо приготовить чай на две персоны?
      Старушка смотрела на Гвин из полумрака коридора.
      - Откуда узнала? Ну, милая моя, тут нет никакой загадки. Телефонная связь в наших местах очень ненадежна; друзья-соседи могут явиться к вам на чай без предупреждения в любой день, как, например, доктор Макнаб, который имеет обыкновение заглядывать в Данлевен не меньше двух раз в неделю. Увидев выражение лица Гвиннет, тетушка Камерон совсем по-детски рассмеялась. - Кирсти всегда ставит на поднос вторую чашку, тем самым избавляя себя от необходимости лишний раз покидать кухню.
      Глава 5
      - А ты не можешь развестись с ним? - спросил герцог Малмсбери, сосредоточенно вытянув вперед деревянный молоток с оранжевыми полосками, после чего он сильным, хорошо отработанным ударом послал оранжевый мячик вниз по лужайке.
      Катриона вздохнула.
      - Арчи! Ты поступаешь жестоко.
      - Разумеется. Всем известно, что крокет - самая жестокая из игр. Крокет более жесток, чем даже любовь.
      Арчибальд Хейли, превратившийся после смерти отца из маркиза в герцога Малмсбери, был одет во фланелевую пару, темно-красный свитер с надписью на груди "ГАРВАРД" и тапочки без носков. Пока Катриона искала свой мячик в густо посаженных на клумбе георгинах, он, напустив на себя грозный вид, вновь вернулся к интересующей его теме:
      - Так как же?
      - Разумеется, я не собираюсь разводиться с Джонатаном.
      - Но это же глупо, - начал раздражаться герцог. - Ты немедленно должна развестись с ним и выйти замуж за меня.
      Я многие годы мечтаю жениться на тебе. И ты прекрасно об этом знаешь. Твои дети уже ходят в школу. Переделка дома закончена. Чем ты дальше займешься? Ты же с ума сойдешь от скуки. Мне кажется, теперь тебе самое время заняться и моими владениями.
      - Нет.
      - Если ты не выйдешь за меня замуж, - мрачно продолжал Малмсбери, - я женюсь на Салли Поттер-Смит.
      Должен же я на ком-нибудь жениться. Мне нужен наследник, и все такое.
      Уехав в Гарвард зеленым юнцом, всего и всех боящимся, и в особенности своей громогласной матери, Арчибальд вернулся весьма уверенным в себе, приосанившимся молодым человеком, знающим себе цену и по-новому понимающим цели собственной жизни. После смерти отца Малмсбери, не теряя времени, развернул бурную деятельность по переделке дома и участка в предместье Лондона в рискованное, но доходное предприятие. Теперь по комнатам его большого дома, превращенного в музей, бродили толпы туристов, совершавших автобусные экскурсии по городу. Приезжие с удовольствием уплетали пирожные в винном погребе, превращенном в кафе, а их дети наслаждались катанием на карусели и качелями, установленными во дворе, и без устали шастали по живому лабиринту.
      - У Салли Поттер-Смит есть деньги, но она напрочь лишена чутья.
      - А у меня есть и то и другое? Благодарю, - грустно вздохнула Катриона. - Но я не, хотела бы, чтобы на мне женились из-за этого.
      - Да, Боже ты мой, Кэт, неужели ты не понимаешь, что я шучу? Я люблю тебя. И ты это знаешь. Что же тебе еще нужно? Что я должен сделать? Что еще должен говорить?
      Послушай, мы будем великолепной парой. Только представь себе, сколько всего мы могли бы сделать вместе.
      - До чего же великодушно с твоей стороны! Но прости, Арчи. - Голос Катрионы смягчился. - Ты прав, говоря, что нам было бы хорошо. Но.., я не люблю тебя.
      Катриона смиренно стояла на краю площадки и наблюдала, как ее дочь, скорее по везению, нежели по умению, пропихнула свой мячик через очередные воротца и оказалась очень близко от герцога, который, повернувшись лицом к Кэролайн, нарочно злодейским голосом пригрозил ей:
      - Чуть ближе, детка, и я разнесу тебя в щепки.
      Катриона услышала, как взорвались смехом дочь и присоединившийся к сестре Джулиан, и от всего сердца пожелала себе все-таки полюбить Арчи.
      Но Катриона не могла. К тому же сейчас у нее есть все, что нужно... Ну почти все.
      "Двое здоровых, прекрасных детей, - принялась перечислять про себя Катриона. - Чудесный дом. Куча денег и несколько по-настоящему хороших друзей".
      Над головой простиралось безоблачное июльское небо; пчелы лениво гудели в зарослях лаванды; Глэдис выкатила на террасу столик с чайным сервизом.
      "Мне повезло, - убеждала себя Катриона. - В конце концов, мало кому достается так много, к тому же я еще и любима".
      Она поднялась по ступенькам и села во главе стола.
      Глэдис принесла поднос с крошечными бутербродами из черного хлеба и тонко нарезанных ломтиков огурцов.
      В доме зазвонил телефон. Почти сразу же в дверях появилась запыхавшаяся мисс Клоуд:
      - Леди Кэт, звонит ваша мать. Ваш отец заболел. Она так потрясена, что не может говорить...
      И тут начался кошмар.
      "Дорогая Гвин!
      Пишу это письмо и для Джесс тоже, перескажи ей, пожалуйста, то, что прочтешь. У меня просто нет сил писать о происшедшем дважды.
      Папа умер. У него был инфаркт, и он скончался в течение нескольких минут. До сих пор не могу в это поверить.
      Но самое страшное еще впереди. Я чувствую себя ужасно виноватой. Во всем виновата только я, понимаешь..."
      - Наш Эрни был бы сейчас жив, если бы не ваши обожаемые ванные комнаты, и бассейны, и королевские наряды, и азартные игры в Лондоне. Охваченная горем миссис Скорсби гневно высказывала свои горькие обвинения в адрес Джонатана:
      - А вы, девушка, - обратилась миссис Скорсби к дочери, - вы продали себя за смазливое лицо и титул, и вот к чему это привело. Осиротевший дом и прорва долгов.
      Вашему отцу не пришлось выбрасываться из окна только потому, что внезапная смерть настигла его. Он умер в отчаянии и позоре.
      "Оказалось, что папа годами брал у компании деньги, прокручивал их, подделывал векселя и счета - и все ради меня, - а теперь это открылось. Если бы отец был жив, его, очевидно, посадили бы в тюрьму.
      Итак, мы банкроты. И я чувствую, что мы заслужили такую участь.
      О Боже, что за сумасшедший дом! Какая горькая судьба!"
      В уплату личных долгов отца должен был уйти не только Скорсби-Холл, но открылось также и то, что Джонатан повторно заложил Барнхем-Парк, ничего не сказав об этом Катрионе, тем самым он лишил ее подстраховки, которую она всегда держала на крайний случай.
      Теперь Катриона, Джесс и Гвиннет сидели за круглым столом в преображенной столовой, не пахнувшей больше гнилью и собачьей шерстью, но благоухающей ароматом цветов. На столе стоял хрустальный графин с коньяком. Перевалило далеко за полночь.
      - Слава Богу, что вы приехали, - вздохнула Катриона. - Вы и представить себе не можете, до чего же я вам благодарна.
      Джесс была более чем рада своему приезду, позволившему ей отвлечься от собственных проблем и заняться решением чужих.
      - Ума не приложу, что же мне теперь делать? - Катриона разлила коньяк по бокалам, решив про себя, что может позволить себе еще три порции. - Что, черт возьми, мне предпринять?
      - Послушай, Кэт, у меня есть деньги. Я гребу их лопатой. Можешь взять сколько нужно.
      - И у меня есть деньги, - поддержала подругу Джесс. - Я практически их не трачу.
      Катриона улыбнулась и покачала головой, чувствуя, что вот-вот расплачется.
      - Ах, Гвин, Джесс... - Катриона не выдержала и, всхлипнув, протянула подругам руки. Гвиннет крепко сжала ладонь Катрионы. - Спасибо. Но - нет.
      - Ну, в таком случае, - оживилась Джесс, - тебе следует подыскать себе работу.
      Катриона истерично захихикала сквозь слезы:
      - А у меня великолепный опыт, не так ли? Я умею составлять букеты, украшать дом и готовить бифштекс "Веллингтон". Может, мне и удастся ухватить где-нибудь местечко поварихи.
      И все же в голове Катрионы блеснул первый луч отличной идеи.
      Катриона, как ни крути, оставалась дочерью своего отца.
      Энергии и упрямства, присущих йоркширской крови рода Скорсби, в ней было хоть отбавляй.
      Сделав большой глоток коньяка, она взглянула на висевшую на противоположной стене картину, изображавшую победу Веллингтона в битве при Ватерлоо, и на нее снизошло озарение.
      - Я знаю, что мне делать, - решительно объявила она. - Я открою гостиницу! - Катриона гордо подняла подбородок. - Две гостиницы. Возможно, даже сеть гостиниц. Я сделаю ставку на состоятельных иностранцев. Я смогу им предложить блеск, комфорт и превосходную кухню. Для начала мне, конечно, потребуется громадная сумма на то, чтобы нанять штат и сделать хорошую рекламу.., но это решаемая проблема. - Катриона повернулась к Джесс и Гвиннет:
      - Я принимаю ваше предложение насчет денег, но только в качестве инвестиций, а не как заем или подарок. Вы выгодно вложите свои капиталы. Мои поздравления, дамы: теперь вы являетесь директорами компании. К тому же мне поможет Арчи. Банки ко мне прислушаются, если за спиной у меня будет герцог Малмсбери.
      На какое-то мгновение Катрионой овладел страх. Но тут же его победила железная воля Скорсби. Она в состоянии воплотить задуманное. Она обязана это сделать.
      - Меня ждет успех,. - твердо заявила Катриона. - И никто меня не остановит.
      Глава 6
      Встречавший Джесс в мексиканском столичном аэропорту Манзанилло Макс фон Хольценбург, как всегда, был одет в безукоризненно белые брюки и полосатый пиджак.
      - Джесс! Дорогая моя! Мы ужасно рады, что ты смогла к нам присоединиться. - Хольценбург просто светился удовольствием от встречи с Джесс.
      Макс направил машину по шоссе, ведущему строго на юг.
      - Андреа шлет тебе самые нежные признания в любви.
      Мы планируем, что все встретятся за коктейлем в шесть. У нас тут, видишь ли, еще кое-какие гости. Тебе они понравятся.
      Джесс улыбнулась, разглядывая проносящиеся за окном овощные, кокосовые и банановые плантации. Ей до сих пор не верилось, что она очутилась здесь, в Мексике.
      ***
      В конце августа Джесе вернулась в свою башню в Напа-Вэлли и немедленно приступила к разработке макетов рекламных листов и брошюр для Катрионы. Работа доставляла Джесс удовольствие. В конечном счете годы, проведенные в отделе искусства компании "Хольт и Экхарт", принесли свои плоды.
      Подгоняя свое богатое воображение, Катриона решила не ограничиваться созданием гостиниц только в двух своих поместьях; помимо этого, она решила организовать сеть частных пансионов по всей стране, в домах богатых друзей, которые "не будут против небольшого приращения состояния".
      - Вот и прекрасно. Ты сможешь предложить туристам романтику и историю, да еще и с отличными удобствами, - одобрила план Джесс. - Теперь осталось только подобрать название для твоей фирмы.
      - Есть! - вскрикнула неожиданно Гвиннет. - "В гости к феодалу".
      Джесс и Катриона разработали логотип новой компании стилизованный поместный дом, на крыше которого современным остроконечным шрифтом красовалось название.
      Затем Джесс разработала символику для канцпринадлежностей, визиток и четырехстраничного буклета с очень привлекательными фотографиями, снятыми Катрионой в обновленных Скорсби-Холле и Барнхем-Парке. Аккуратно упаковав законченные варианты оформления, Джесс послала их экспресс-почтой Катрионе, которая пришла в полнейший восторг от работы подруги.
      После отправки посылки Катрионе Джесс все же заставила себя закончить "Весну", "Лето", "Осень" и "Зиму". Однако картины по-прежнему ей не нравились, Джесс не в состоянии была что-либо в них исправить, даже если бы начала скрупулезно над ними работать с самого начала, правда, несмотря на это, на картины Джесс уже нашелся покупатель.
      И что дальше? Осень для Джесс была отвратительным сезоном надуманных замыслов картин и депрессии. Ее все раздражало, Джесс не находила себе места.
      - Тебе надо куда-то уехать, - однажды посоветовала Джесс Виктория. Куда-нибудь, где ты никогда не была.
      Джесс все чаще и чаще вспоминала слова подруги. И тут позвонила Андреа.
      Лас-Хадас показался Джесс местом не хуже других.
      ***
      - Осталось недалеко, - сообщил наконец Макс. Ехали они очень долго. Слов нет, до чего же мы рады, что ты решилась все-таки приехать.
      Час спустя Джесс с закрытыми глазами лежала ничком на огромной кровати и пыталась привести в порядок мысли, взбудораженные новыми образами и впечатлениями.
      Минареты в мавританском стиле, арки и башенки, увенчанные горгульями, сверкающие белизной в лучах послеполуденного тропического солнца.
      Джесс крепко проспала не менее часа и, вырвавшись из паутины бессвязных сновидений, обнаружила, что за окном быстро темнеет и комната наполняется пурпурными тенями.
      Вскоре на землю мягко опустилась ночь. Вокруг Джесс зажглось море огней. Откуда-то со стороны послышалась веселая мексиканская песенка, а в траве нарастало крещендо разошедшихся сверчков.
      Часы в доме пробили семь. Джесс на целый час опоздала на коктейль. Быстро приняв душ, Джесс натянула на себя широкие белые брюки и свободную желто-маслиновую блузку.
      Напялив на голову широкополую соломенную шляпу, она вышла из дома и направилась на звуки музыки, смех и золотой переливающийся свет, заливавший рыночную площадь.
      Джесс почти сразу увидела Макса и Андреа, сидевших за столиком в дальнем углу площади.
      В мягком вечернем свете Андреа выглядела, как всегда, молодой и очаровательной: одета она была во что-то легкое и золотистое, волосы собраны на макушке и заколоты у правого уха веточкой алой розы. Андреа сидела между Максом и каким-то красивым блондином, слева от которого расположилась прелестная девушка.
      В компании присутствовал еще один мужчина...
      Андреа, приподнявшись, пожала руки Джесс и расцеловала ее в обе щеки.
      - До чего же замечательно, что ты смогла к нам приехать, дорогая.
      - Прошу прощения за опоздание. Я проспала. Кажется, я устала несколько больше, чем предполагала.
      - Не переживай, - успокоила Джесс Андреа и представила ей пару:
      - Наши лучшие друзья из Гамбурга. Уверена, вы полюбите друг друга.
      Джесс кивнула и обменялась поцелуями, рукопожатиями и улыбками, а Андреа в это время пояснила, что Райнер - издатель журнала, Инга - его свежеиспеченная жена, и у них медовый месяц, ну разве не прелесть?
      - Замечательно, - отрешенно согласилась Джесс, не в силах оторвать взгляда от сидящего напротив человека. Без сомнения, он был мексиканцем. Мужчина тоже рассматривал Джесс.
      Наконец Андреа соизволила представить незнакомца:
      - А это - наш особенный друг из Мехико. Доктор Рафаэль Геррера.
      Джесс протянула руку, и Геррера заключил ее в свою теплую огрубелую ладонь. Его крепкое пожатие Джесс ощутила как полное слияние себя с этим человеком.
      Рафаэль Геррера был далеко не красавец. У него было грубое смуглое лицо, широкий нос, тяжелый подбородок и жестокий рот ацтекской статуи. Геррера был коренаст и всего на три или четыре сантиметра выше Джесс. На нем была дешевая белая рубашка, пуговицы которой едва не лопались на мощной волосатой груди.
      Джесс, слушая раскатистый веселый голос Рафаэля, поймала себя на мысли о том, как бы ей хотелось, чтобы Геррера поцеловал ее. А глядя на жестикуляцию его лопатовидных рук, она невольно попыталась представить себе, каким бы было прикосновение этих рук к ее телу.
      - Рафаэль окончил медицинский колледж Калифорнийского университета и еще год проучился в Кельне, - как-то между прочим сообщил за ужином Макс Джесс. - Он прекрасно говорит по-немецки.
      Закончив ужин чашечкой крепкого кофе, все поднялись.
      Джесс и Рафаэль отправились по узкой мощеной дорожке между высоких стен, все еще не остывших от дневной жары, в сторону пляжа.
      Они шли молча. Джесс довольно крепко прижалась к Рафаэлю, чувствуя тепло его тела и упругие крепкие мускулы. Они сняли обувь и вошли в пенящиеся буруны набегавших на песок волн; вода, наполненная стайками флюоресцирующих рачков, нежно плескалась вокруг колен, на другом конце залива ярко горели огни Манзанилло, далеко на горизонте двигался на север круизный лайнер, расцвеченный огнями, словно рождественская елка.
      Рафаэль легко развернул к себе Джесс и ласково поцеловал ее в лоб. Затем быстрым, сильным движением он поднял ее на руки и стал слегка покачивать с такой легкостью, будто в Джесс веса было не больше, чем в ребенке.
      - Поцелуй меня, - прошептала Джесс.
      Рафаэль покачал головой:
      - Нет.
      Поставив Джесс на песок, он взял ее очень крепко за руку и повел к ее коттеджу, петляя темными улочками.
      У дверей дома Рафаэль поднес руки Джесс к своим губам.
      - Если я поцелую тебя, как мне хотелось бы, - вполголоса признался Рафаэль, - то меня после этого не остановить. И это будет не правильно. Слишком все быстро. Пусть лучше я тебе приснюсь.
      Джесс открыла было рот, чтобы протестовать, но Геррера уже повернулся и решительно зашагал прочь.
      Глава 7
      Джесс лежала под пальмой у бассейна в новом, с изящной вышивкой бикини, которым она теперь надеялась покорить Рафаэля Геррера.
      За спиной Джесс, подобно нарядному свадебному торту, возвышался Лас-Хадас. Его венчала высокая башенка, поразительно четко вырисовывавшаяся на фоне ослепительно голубого неба. Слева проходила тенистая тропинка, ведущая к пляжу, устланному белоснежным, как сахар, песком. Вчера ночью Джесс гуляла по нему с Рафаэлем, а сегодня она могла здесь купаться, взять напрокат водные лыжи, отправиться на прогулку под парусом, в общем, заняться любым спортом, каким только пожелается, предоставленная услужливой заботе целой стаи дочерна загоревшей пляжной прислуги, держащей наготове полотенца, лосьон от загара, прохладительные напитки и сандвичи.
      - Просто рай, - промурлыкала Джесс.
      - И мы так считаем, - откликнулась Андреа. - Мы всякий раз сюда возвращаемся. - Она жестом подозвала официанта и попросила принести еще напитков: фруктовый сок, пинья коладас и "Дос Экьюис" для недавно подошедшего, но уже успевшего заскучать Рафаэля: его коричневая кожа нисколько не нуждалась в загаре, а мускулистому телу требовались упражнения более существенные, чем плескание в плавательном бассейне. - Теперь, когда ты узнала, как прекрасна Мексика, - продолжала с улыбкой Андреа, обращаясь к Джесс, - ты тоже будешь сюда постоянно возвращаться.
      Рафаэль фыркнул:
      - Тут, конечно, рай, но, как бы хорошо здесь ни было, это все же не Мексика. - Взяв руки Андреа, он поцеловал их.
      - Итак, принцесса, я прошу у вас разрешения на похищение вашей подруги с целью познакомить ее поближе с моей страной.
      ***
      - Куда мы едем?
      Накинув на плечи полотенце, Джесс села рядом с Рафаэлем на переднее сиденье разбитого, но еще достаточно крепкого джипа, который Геррера направил по главному шоссе Джесс смогла взять с собой только пляжную сумку, в которой лежали лосьон от загара и солнцезащитные очки. Рафаэль не дал ей времени на то, чтобы захватить хоть какую-то одежду.
      - Куда мы все-таки едем?
      - Скоро увидишь, - лишь усмехнулся Геррера.
      Однако ехали они долго, то медленно взбираясь на крутые склоны, то осторожно спускаясь с их противоположной стороны. В целом же увидеть по пути что-либо интересное не представлялось возможным - дорога была зажата между двумя стенами растительности. Плюс к этому стояла ужасная духота Внезапно заросли кончились, резко оборвавшись в начале равнины, по которой с грохотом покатил их джип, петляя среди колючего низкорослого кустарника. Теперь Джесс услышала глубокое мерное дыхание все еще невидимого океана; когда же они наконец обогнули стену зубчатых скал, то их взору предстали сине-черные волны, с ревом набрасывающиеся на бесконечный пляж из бледно-золотого песка.
      - Плайя де Соль, - объявил Геррера. - Не зря приехали, а?
      Золотой пляж простирался на многие мили в обе стороны.
      Вокруг не было видно ни одного человека, да и вообще каких-либо признаков существования цивилизации. На мгновение Джесс даже показалось, что они единственные люди в этом мире, и потому она с недоумением наблюдала за тем, как Рафаэль, подняв верх капота, отвернул крышку трамблера и небрежно кинул ее в пляжную сумку Джесс.
      - Зачем ты это делаешь?
      - Чтобы нам было на чем добраться домой, - пожал плечами Геррера.
      - Но кто здесь может украсть машину? - недоуменно развела руками Джесс.
      - Бандиты. - И Рафаэль показал сначала в направлении оставшихся за ними джунглей, а потом в сторону похожих на спину кита-полосатика гор. Там повсюду живут люди. На закате они иногда спускаются сюда грабить туристов...
      - Туристов?
      Геррера издал какой-то веселый гортанный звук.
      - Ну да, таких, как мы. Но не волнуйся. - Рафаэль расстегнул пуговицы своей рубахи, и Джесс увидела у него под мышкой потрепанную наплечную кобуру с торчащей из нее рукояткой пистолета. Отстегнув кобуру, Геррера также бросил ее в сумочку Джесс. - Весьма благоразумно приезжать в эти места, предварительно вооружившись.
      Обнаженный по пояс Геррера, в одних пятнистых шортах цвета хаки, окинул взглядом голый пляж и подхватил за ручку упаковку пива. На загорелом плече у него болталась новая дорогая сумка Джесс от "И. Магнин", в которой теперь, помимо пляжных принадлежностей Джесс, лежали и крышка трамблера и пистолет в кобуре.
      Джесс поплелась за Рафаэлем, держа в одной руке соломенную циновку, а в другой розовый пластиковый пакет с провизией. Вспомнив о компании, сидевшей сейчас вокруг бассейна в Лас-Хадасе и попивавшей прохладительные напитки в ожидании обычного часа изысканного позднего ужина, Джесс невольно засмеялась.
      Наконец Рафаэль опустил свою ношу в тени скал, тут же расстелил циновку, и Джесс с облегчением на нее опустилась.
      Закончив трапезу, они пошли к океану смыть с рук масло и жир. Вблизи волны оказались еще больше, чем представляла себе Джесс, - ужасающе огромные, вздымающиеся выше головы, с грохотом обрушивающиеся вниз, грозящие утащить жертву в пугающую пучину. Джесс не осмелилась зайти в воду выше колена, боясь быть сбитой с ног, в то время как Рафаэль, подобно плугу, пропахал первую полосу прибоя и поплыл на расстоянии ста метров вдоль берега. В этих местах, как утверждал Геррера, водились акулы, так что это было весьма опасное плавание. Погибнуть здесь - как нечего делать: смертельно опасные подводные камни, огромные волны и акулы. Да вдобавок ко всему еще и бандиты, спускающиеся на закате с гор.
      - Такая вот моя страна, - небрежно заметил Рафаэль. - Такая вот Мексика. Выглядит на первый взгляд прекрасной и мирной, но ухо здесь надо держать востро. Мексика может быть и опасной.
      После долгой прогулки они наконец занялись любовью.
      - Я хочу видеть тебя, - прошептал Рафаэль, стягивая с Джесс купальник и бережно опуская ее на циновку. Он широко раздвинул ноги Джесс. - И я хочу почувствовать твой вкус. - Опустив голову, Рафаэль лизнул пульсирующую, повлажневшую плоть. - У тебя вкус моря.., и тебя.
      Ласковые движения языка и губ были столь чувственными, что очень скоро все существо Джесс окунулось в пучину невыносимого желания, заставившего ее впиться руками в волосы Рафаэля и неистово прижиматься к его телу бедрами, утопая в сладкой муке.
      Но в тот самый момент, когда Джесс поняла, что уже совершенно не владеет собой, Рафаэль несколько отстранился от нее, поднял голову и улыбнулся:
      - Еще не время, Джессика.
      Встав между ее ног на колени, Рафаэль наклонился вперед и принялся ласкать грудь. Изнывая от желания, она поймала руку Рафаэля и положила ее на разгоряченное лоно, а он тем временем принялся целовать Джесс в губы. И тут Джесс почувствовала, как он медленно погружается в ее плоть, и устремилась к нему навстречу, заставляя погрузиться в себя как можно глубже. Она наслаждалась им изголодавшейся плотью - как же давно Джесс не испытывала ничего подобного!
      Глава 8
      - Хватит тебе валять дурака, - посоветовал герцог Малмсбери, сидя на полу Скорсби-Холла. - Придется еще потратиться.
      - А что, нам так уж необходим настоящий бар?
      - Разумеется. И, черт побери, хороший бар, в каждом месте. Ты ведешь речь о гостиницах мирового класса, а не о паршивых меблированных комнатах со столом.
      - О! - только и вымолвила Катриона.
      Освободившись от роли великосветской дамы, миссис Скорсби, похоже, с большим удовольствием теперь войдет в эту роль. Эдна прекрасно умела держать в строгости обслуживающий персонал, навязывать невыгодные сделки поставщикам и, подобно зоркому соколу, следить за расходами.
      Последнее время Катриона была полностью занята получением алкогольной лицензии, включением ее гостиниц в каталоги "Эгон Роней" и "Путеводитель по отелям Автомобильной ассоциации" и совершенно увязла в бесконечных спорах о переоформлении интерьеров, ремонту и реконструкции водопровода и канализации.
      Это были трудные полгода.
      Никогда еще в жизни Катриона так не изматывала себя.
      Вдобавок к изнурительным ежедневным хлопотам и поджидавшим ее на каждом шагу финансовым ловушкам она испытывала постоянную угрозу со стороны Джонатана. Он утверждал, что ничего не имеет против нескольких квартирантов-нахлебников, но превращать родовое поместье Вайндхемов в гостиницу - это уже слишком.
      Однако в очень скором времени в Барнхем-Парке были готовы двадцать пять полноценных гостиничных номеров плюс длинное, до поры пустующее крыло для прислуги и пристроенный к дому флигель с шестью номерами. Во втором зале приемов расположился бар, оборудованный современным водопроводом и сантехникой. Столовая, в которой Катриона и Джонатан когда-то поселили леди Вайндхем, теперь была обставлена ресторанной мебелью и сервировочными столиками. Джонатан никак не мог вынести подобного святотатства.
      - Я не позволю, - кричал вне себя от гнева Джонатан. - Ты заходишь слишком далеко. Я не допущу, чтобы ты превратила дом моей матери в дешевую меблирашку!
      - Собственно говоря, здесь будет не совсем дешевая "меблирашка". Одиночный номе 'во флигеле будет стоять семьдесят пять фунтов за ночь.
      - Ты привлечешь сюда самых отвратительных людишек.
      Вульгарных богатеев-американцев и нуворишей-арабов.
      - Ты бы предпочел, чтобы твоя мать вообще не имела дома?
      Джонатан упрямо поджал губы:
      - У кое-кого еще остались понятия о собственном достоинстве.
      - Возможно, - резко заметила Катриона. - Но кое-кто не сможет жить одними понятиями. - Она изумилась собственной решительности и непреклонности. Неужели это говорила она - Катриона Скорсби, скромная и нежная дочка водопроводчика?
      Джонатан, в свою очередь, не стал сдерживать собственного гордого пренебрежения:
      - Трудно было бы ожидать от тебя взаимопонимания в данном вопросе. У тебя мозги торговки.
      - Ну что ж, я очень рада этому обстоятельству, - парировала Катриона. - Думаю, и тебе оно принесет немалую пользу, - добавила она, ничем не выказав обиду.
      - Совсем неплохо для тебя! - воскликнул Малмсбери. - Одна Скорсби стоит десятка Вайндхемов. - Узкое лицо герцога покраснело. Он обнял Катриону за, плечи, - Черт возьми, Кэт, выходи за меня замуж!
      - Нет.
      - Почему нет? Приведи хотя бы один разумный довод.
      - Я не могу сейчас уйти от Джонатана.
      - Я дам ему отступного. Сейчас я могу себе это позволить.
      - А как быть с детьми?
      - Они будут видеться с ним по выходным. Когда только захотят.
      - Я понимаю, но...
      - Если ты не выйдешь за меня замуж, - нахмурившись, пригрозил Арчи, я устрою так, что банки потребуют от тебя возвращения всех займов.
      Катриона одарила Малмсбери взглядом, исполненным сочувствия.
      - Завтра же Андреа фон Хольценбург может открыть мне кредит. В любом банке мира.
      - Сука, - сверкнул глазами Арчи, потом мягко, но все так же настойчиво добавил:
      - Но, Кэт, ты нужна мне. И гораздо больше, чем Джонатану.
      - Нет, не больше.
      - Но я люблю тебя!
      - Ах, Арчи, мне так жаль. - И с легким сожалением Катриона заключила:
      - Но, видишь ли, я же и раньше это говорила: я не люблю тебя.
      ***
      Временами Катриона испытывала мучительное искушение уступить Малмсбери. Сидя поздними вечерами в плохо отапливаемой (в целях экономии средств) комнате за письменным столом, заваленным бухгалтерскими книгами, счетами, декларациями о доходах и налоговыми сметами, слушая одинокий вой зимнего ветра за окном, Катриона подумывала о том, как много бы она приобрела, став герцогиней: положение, безопасность и даже возможность родить еще одного маленького маркиза. В такие минуты она приходила к выводу, что ужасно сглупила, отказавшись от всего этого в пользу изматывающего восемнадцатичасового трудового дня и бесконечных тревог.
      Но наутро, по мере решения каждой из беспрерывно возникающих проблем, оплатив очередные счета и телефонные разговоры, Катриона чувствовала новую, все растущую гордость, чуть большую, чем днем раньше. Итак, 1980 год Катриона встретила, исполненная радужных надежд. И все же, несмотря на все обещания Арчи, что "В гости к феодалу" будет ее и только ее компанией, Катриона ему не верила.
      - Кэт, не будь такой упрямой.
      - Нет, Арчи.
      - Я хочу обзавестись семьей. Мне нужна жена.
      - Прекрасно, - миролюбиво соглашалась Катриона. - У тебя всегда есть Салли Поттер-Смит.
      - Она слишком большая. И я не люблю ее.
      - Зато она тебя любит.
      Арчи уныло уставился на Катриону и спустя минуту Предложил:
      - У меня появилась отличная идея, как тебя уговорить.
      Тебе понравится.
      В марте, закончив, насколько это было возможно, все дела по обустройству гостиниц, Катриона готовилась к поездке в Нью-Йорк, где она должна была начать "раскруточный" тур по Америке, который представлял бы ее компанию "В гости к феодалу" - в качестве новой концепции в туризме высшего класса.
      Идея принадлежала Арчи.
      - Тебе следует отправиться в небольшое путешествие.
      Поговорить с людьми. Подать им себя. Устроить дог-шоу и пони-шоу.
      - Что?
      Катриона не хотела больше принимать услуги Арчи, но, как герцог Малмсбери и выпускник Гарварда, к тому же имеющий собственную фирму по общественным отношениям в Нью-Йорке, Арчи мог немедленно открыть перед Катрионой многие двери, в то время как ей на это потребовались бы годы. Однако чем ближе становилась дата поездки, тем больше нервничала Катриона, и с неожиданно новой силой ею овладевал соблазн согласиться на предложенные Малмсбери руку и сердце. Они могли бы поехать в Америку вместе; присутствие Арчи придало бы больше блеска ее ток-шоу и презентациям. Но все еще не теряющий надежду герцог, казалось, в конце концов уступил увещеваниям Катрионы. Арчи сам отвез Катриону на собственном старинном серебристо-дымчатом "роллс-ройсе" в аэропорт Хитроу, но при этом провожать до зала ожидания, где можно было выпить "стаканчик на дорожку", не стал. Катриону заинтриговала причина такого поведения Малмсбери, но после прилета в Нью-Йорк она и думать забыла о таких пустяках.
      В конце первого дня пребывания в США, начавшегося в шесть часов утра, Катриона после записи на телестудии приехала к Гвиннет и, упав в объятия подруги, разразилась слезами.
      - Спокойно, спокойно, - чуть слышно приговаривала Гвиннет, гладя великолепные, хотя и несколько растрепанные золотистые волосы Катрионы. Потом приготовила подруге очень крепкий джин с тоником. - У тебя все прекрасно получается.
      - Я так боялась. Все время. Постоянно забывала смотреть на красный огонек на телекамере.
      - Ты была бесподобна. Великолепно смотришься с телеэкрана.
      - Я чувствовала себя совершенной дурой. Напрочь забыла все, о чем собиралась сказать.
      - Вспомнишь в следующий раз.
      - Но, Гвин, завтра.., у меня ничего не получится...
      - Разумеется все получится. А теперь успокойся, Кэт.
      Прекрати реветь и одевайся. Мы едем обедать с Франческой.
      ***
      На следующий день у Катрионы была назначена встреча в "Бритиш Трэвэл Аторити".
      "Если не заручишься их поддержкой, считай, что твое дело швах", кратко посоветовал Арчи. Затем Катриона должна была выступить на ленче в "Гарвард клаб". После этого у нее была назначена встреча в редакции журнала "Холидэй", а вечером ей предстоял обед в "Англоязычном союзе". Вслед за этим - поездка в Бостон, в "Историческое общество", и снова встречи, встречи и встречи. В Вашингтоне, Далласе, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско.
      - Просто кошмар, - поежилась Катриона, шмыгнула носом и отхлебнула джин. - Я не вынесу. Не справлюсь.
      - Справишься, - отрезала Гвиннет.
      ***
      И действительно, очень скоро Катриона поняла, что уже не боится стоять одна на сцене; вглядываясь в море незнакомых лиц перед ней, ей удавалось поддерживать интерес публики и даже заставлять ее смеяться. Она больше не тряслась от страха перед телевизионной камерой. Катриона прекрасно разыгрывала свою "английскость" и без смущения эксплуатировала титул.
      В образе прекрасной блондинки леди Вайндхем она появлялась в твидовом костюме или юбке-шотландке перед членами "Клубов садоводов" или "Исторических обществ".
      В провинциальном же клубе, в Далласе, "леди Катриона" выступала в форсистом костюме от Зандры Родеса. А на вечерней презентации в "Центре еврейской общины" в Лос-Анджелесе Катриона с шиком появилась в платье с глубоким декольте и в фамильных драгоценностях Вайндхемов.
      Вновь и вновь Катриона твердила о том, что "В гости к феодалу" - это совершенно особенный вид туризма, направленный на то, чтобы доставить удовольствие избранным. Он очень дорог, но качество никогда не стоило дешево.
      Фирма предлагает проживание в двух прекрасных отреставрированных загородных поместьях: очаровательные сады и парки, внутренние и внешние бассейны, теннисные корты и лужайки для игры в крокет. Кухня, достойная похвал самых изысканных гурманов. Редчайшие предметы старины в каждом номере, а для тех, кто сомневается по части удобств в английских загородных поместьях, - система центрального отопления!
      Помимо этого, "В гости к феодалу" организует проживание по всей стране в частных домах, тщательно подобранных исходя из критериев исторического интереса и великолепных жилищных условий, где всякий пожелавший может даже обедать в компании с наследным феодалом.
      Воображение Катрионы взмывало в заоблачные высоты.
      - В будущем году, - доверительно сообщала она членам "Приморского окружного общества садоводов" в Россе, штат Калифорния, - мы планируем двухнедельный тур по десяти наиболее знаменитым садам Англии с ночевками в домах их владельцев. Кроме того, будут и другие специальные туры архитектурный, литературный, охотничий. Дважды в году мы будем издавать информационный справочник по всем видам путешествий. Если хотите, чтобы вас включили в список наших адресатов, заполните бланк, лежащий рядом с вашей тарелкой.
      Идея о лондонских квартирах пришла в голову Катрионы, когда она выступала в районном землячестве "Итало-американского общества" в Сан-Франциско. Со вкусом одетая в платье от Жана Муара, в окружении официальных лиц города, президентов банков и руководителей общества, Катриона, как обычно, начала свое выступление с демонстрации слайдов.
      Свет в зале погас. С потолка опустился экран. Вначале - краткая экскурсия по достопримечательностям Лондона: Биг-Бен, Букингемский дворец и Гайд-парк. Далее - в деревню: буколические картинки с романтическими тропинками, полевыми цветами, крытыми соломой коттеджами, лениво текущими реками.
      - Англия - это не только Лондон, у нас есть что посмотреть...
      На экране, сменяя друг друга, появлялись фасады величественных зданий и замков, чередующиеся со снимками изящных интерьеров и роскошных спален, в которых гости могли бы провести ночь и представить себя самыми настоящими феодалами.
      Но искра интереса, вспыхнувшая было в глазах аудитории, внезапно угасла. Публика была вежливо-внимательна, но не более того. Сбитая с толку Катриона смотрела на откормленные лица сидевших перед ней людей, на богатые одежды, безукоризненные стильные прически, холеные руки с маникюром и вдруг поняла, что то, о чем она говорит, вовсе их не волнует. Они - горожане, и их интересует культурная и ночная жизнь города.
      - В будущем году мы планируем предложить своим клиентам проживание в наших собственных лондонских квартирах. Все они расположены в центре города, вблизи от крупнейших магазинов, ресторанов и, разумеется, знаменитых на весь мир театров.
      В точку! Катриона их заполучила. Появились улыбки, полнейшее внимание, никаких ерзаний. Все, что оставалось теперь сделать Катрионе, - подыскать несколько квартир в Лондоне.
      "Боже мой, - терзалась сомнениями Катриона, - я увязаю все глубже и глубже".
      ***
      Когда Катриона наконец вернулась в Нью-Йорк, Гвиннет беспечно заявила ей:
      - Тебе просто надо познакомиться с людьми, которые хотят сдавать свои квартиры, когда они ими не пользуются.
      Или сама можешь арендовать многоквартирный дом. В самом деле, Кэт, это же грандиозная идея. Если все сделать правильно - удача гарантирована.
      Катриона лежала на кровати в нижней юбке и лифчике, а Гвиннет массировала ей ноги.
      - Ничто не сравнится с массажем ног после долгого трудового дня.
      - И ты думаешь, что достаточно народу клюнет на мое предложение?
      - Конечно, клюнут. Продай идею бизнесменам и корпорациям. Возьми, к примеру, меня. Я бываю в Лондоне по меньшей мере четыре раза в год. И я бы с большим удовольствием останавливалась не в гостинице, а на квартире. Там я могла бы делать все, что мне вздумается, и пить кофе, когда захочется.
      - Ты уверена?
      - А то нет! Конечно, уверена. Прекрати паниковать, и вскоре ты станешь заправским магнатом.
      - Благодарю покорно. Не забывай только время от времени напоминать мне об этом.
      - Договорились. А теперь я напоминаю тебе, что ты опаздываешь. Мы уже полчаса как должны быть в "Плазе".
      - Иди без меня.
      - Не болтай глупости. Тебе надо развлечься.
      - Я не хочу развлекаться. Я хочу спать.
      - Ерунда. Доверься мне.
      Фон Хольценбурги устраивали коктейль в своем шикарном номере в отеле "Плаза", где Катриону ждал сюрприз: на вечер приехала Джесс.
      - Говорила - доверься мне, - самодовольно ухмыльнулась Гвиннет.
      Джесс заключила Катриону в крепкие объятия. У Джесс появился любовник-мексиканец, и половину своего времени она проводила с ним в Мехико. Она загорела, похудела и светилась счастьем.
      - Похоже, у тебя не очередное увлечение, а серьезно.
      - Все не так просто. Но я наконец-то рисую. И это замечательно!
      - Боже мой! - Андреа схватила Катриону за руки. - Поздравляю! Не слышала ничего, кроме похвал. Тебя ждет ошеломляющий успех, а нас богатство. Ты должна рассказать мне все о своей поездке... - Но взгляд Андреа был постоянно устремлен на столик, за которым сидели Максимилиан и Гвиннет. - До чего же чудесно, что мы смогли вот так встретиться. Обычно мы с Максом бываем в Нью-Йорке в апреле.
      - Думаю, что все прошло успешно, - начала было Катриона. - Когда я была на западном побережье, я...
      - Горю нетерпением услышать твой подробный рассказ, - с сияющей улыбкой перебила Катриону на полуслове Андреа и тут же подошла к Гвиннет. А теперь поведайте мне, дорогая: ведь в вашей жизни наверняка уже появился новый мужчина. Расскажите мне все о нем! Я настаиваю!
      Но прежде чем Гвиннет успела запротестовать и заявить, что никакого мужчины у нее нет, Андреа взглянула на свои часики с бриллиантами и заторопила всех.
      - Так, допиваем и отправляемся в путь. Иначе мы опоздаем на открытие выставки Альфреда Смита. Это на углу Пятьдесят седьмой и Медисон. Можно даже пешком дойти.
      На дворе стоял мягкий апрельский вечер - время, когда весь Нью-Йорк вываливает на улицы, решив, что весна наступила окончательно, хотя на следующий день вполне могли снова вернуться холода.
      У входа в галерею толпились люди. Стало очевидно, что художник пользуется большим успехом, и действительно вскоре публика до отказа заполнила залы экспозиции.
      - Альфред Смит - очень популярный английский художник, - пояснила Андреа. - Макс несколько раз встречался с ним. Он считает Смита интересным. А лично я думаю, что Смит просто бесподобен.
      Проговорив все это, Андреа принялась раздавать налево и направо приветствия знакомым, подставляя для поцелуев упругую щеку.
      - Дорогая, это сверх всяческих похвал! Выглядишь потрясающе, твоя прическа, милочка... - чмок, чмок, чмок, - надо будет вместе пообедать.., звякни мне.., мы на месяц остановились в "Плазе"...
      Гвиннет, волоча за собой Катриону, решительно направилась прямиком в бар.
      - Вот уж чего совершенно не ожидала! Извини. Сейчас выпьем по стаканчику винца и уберемся отсюда куда-нибудь подальше, где спокойно поужинаем. Что за идиотский зоопарк! Даже картин не видно.
      Джесс, следовавшая за ними сквозь толпу великосветских снобов и выставочных завсегдатаев, тоже размышляла о том, до чего же она ненавидит подобные сборища, столь тягостные и для самого художника, вынужденного принимать весь этот парад. Впрочем, Джесс в последние дни радовалась всему, что ее окружало... Тут она остановилась, неожиданно стиснутая между черноволосой девушкой с ярким макияжем и бородатым мужчиной в вышитом кафтане, и вдруг в просвете, образовавшемся в толпе, увидела картину, выполненную в стиле, который Джесс сразу же узнала. На картине была изображена городская сценка - на краю тротуара улицы, залитой кисло-лимонным светом фонаря, сидел согбенный старик с беспомощно повисшими руками, уставившись на разбитую бутылку джина "Гордон".
      - Дрянь дело, приятель, - произнес знакомый голос. - Бедный педик разбил свой пузырь. Вот это и есть внутренняя выразительность.
      - Боже правый! - громко воскликнула Джесс.
      Она медленно повернулась. Джесс узнала бы его лицо из тысячи, хотя он теперь и постарел на тринадцать лет: высокий красивый мужчина тридцати пяти лет, копна черных как смоль волос, лицо пирата со сломанным носом и сросшимися на переносице бровями, карие глаза, в которых светится ирония.
      Альфред Смит.
      Джесс знала его как Фреда Ригса.
      Глава 9
      - Джесс? Ты? Ну и дела!
      Выражение изумления на лице Фреда неожиданно быстро сменилось гневом. Схватив Джесс за руку, он поволок ее в угол, решительно прокладывая себе дорогу локтями в переполненном зале, при этом Фред даже не заметил, что угодил в величественную грудь миссис Кокер Ванбург Армитаж, тут же определившую его как "грубое животное, не имеющее элементарных представлений о правилах хорошего тона" (что тем не менее не помешало ей приобрести картину Ригса, пополнившую ее богатую домашнюю коллекцию).
      - Какого черта ты здесь делаешь?
      - Откуда мне было знать, что Альфред Смит - это ты? - растерялась Джесс.
      - Похоже на правду. Ты ведь тогда слиняла по собственной инициативе, а?
      - Что?
      - Удрала. Избавилась от меня, как от ненужного мусора.
      - Избавилась от тебя? Но, Фред...
      - Очень мило. Очень. Как сказал Каселли, а чего я еще должен был ждать от сучки из высшего сословия?
      - О чем ты говоришь?
      Фред изобразил благопристойно-гнусавый голос леди Хантер:
      - Джессика живет со своими друзьями в Америке. Полагаю, что у вас нет более повода звонить сюда, мистер Риге.
      - Ты говорил с моей матерью?
      - Не думаю, чтобы это был твой папаша.
      - О Боже!
      - А что еще, черт возьми, мне было делать? Каселли сказал, что ты появилась у него всего лишь раз и свалила. Не сказав ни слова.
      - Тебя не было в студии. Я подумала...
      - Меня тогда здорово обделали. Ты многое для меня значила, Джесс. Но что поделаешь? - Фред пожал плечами. - Кажется, мне не следовало винить тебя. Я хочу сказать, что мог бы предложить тебе тогда немногое - жизнь в криминале и жуткой нищете.
      - Но это ты бросил меня! Ты даже не написал. Ни слова. Я писала тебе...
      - Ax, ради Бога, Джесс, кому, как не тебе, знать, почему так вышло. Ведь то, что я умею рисовать, вовсе не значит, что я умею писать. В то время я с трудом мог накарябать только собственное имя.
      Джесс и Фред пристально всматривались друг в друга.
      - Как же все это глупо, - после минутной паузы покачал головой Фред. После всех прошедших лет...
      Очень худая женщина лет пятидесяти с искусственной сединой в волосах и жестким узким ртом похлопала Ригса по плечу:
      - Мистер Смит? Вы не забыли, что обещали сегодня быть у нас на вечеринке?
      - Как-нибудь в другой раз, милочка, - машинально ответил Фред, не отрывая глаз от Джесс.
      Она натянуто засмеялась:
      - Мистер Смит, вы у нас из разряда почетных гостей.
      - Прости, дорогая. Ты замужем? - настойчиво спросил Фред.
      - Нет.
      - Я тоже свободен.
      - Прошу прощения, мистер Смит...
      - Послушай, дорогуша, не видишь - я занят. - Фред нежно погладил Джесс по щеке. - Давай смоемся отсюда Нам надо многое рассказать друг другу. И кроме того, я проголодался.
      - Этим ты всегда отличался.
      - Я знаю одно местечко в Виллидж. Итальянский ресторан под названием "У Пьетро". Там ко мне довольно неплохо относятся.
      - Но, Фред, у тебя же выставка. И кроме того, эта вечеринка...
      События развивались слишком быстро, и Джесс никак не была готова остаться сейчас с Фредом наедине.
      - Да хрен с ней, с вечеринкой. Я привык делать что захочу.
      - Но это невежливо.
      - Настоящий художник и не должен быть вежливым.
      Вспомни Каселли.
      - К тому же я здесь с друзьями.
      - Ну что ж, возьмем их с собой. Если ты должна, - вздохнул Фред.
      По пути от такси до ресторана Гвиннет прошептала на ухо Джесс:
      - Так ты говоришь, что это он? Фред Риге? Твой Фред?
      - Да.
      - Тот самый, от которого у тебя должен был быть...
      - Тише!
      - Он что, не знает?
      - Нет. И не узнает. Если я не захочу.
      - Ах, Джесс, после стольких лет. Что ты чувствуешь?
      - Сама не знаю...
      Ресторан располагался в небольшом переулке на Бликер-стрит. В заведении было полно народу и очень шумно. С потолка, создавая атмосферу праздника, свешивались бутылки кьянти в соломенной оплетке, пластмассовые виноградные гроздья и громадная салями из папье-маше.
      Толстый итальянец Пьетро, увидев Фреда, заключил его в потные объятия, после чего разразился потоком приветственных возгласов:
      - Синьорины, я польщен, польщен.., для меня это такая честь... Пьетро по очереди обнял Джесс, Гвиннет и Катриону.
      Хозяин усадил пятерых гостей за единственный свободный столик на двоих, водрузив на него большую бутыль вина и блюдо с караваем чесночного хлеба.
      Затем состоялись продолжительные дебаты по поводу меню, закончившиеся тем, что Пьетро выкрикнул на кухню заказ на четыре порции "кальмари Роса спешиаль".
      Джесс и Катриона впритирку сидели на двух плетеных стульях. Фред с Гвиннет расположились напротив на небольшой скамье. Фред шутливо толкнул Гвин бедром:
      - Не занимай всю постель, подружка, ты почти выпихнула меня на пол.
      За этим последовали игривые толкания бедрами, пока Гвиннет наконец не спросила, откуда появился Альфред Смит.
      - Смит - девичья фамилия моей матушки. Очень удобная фамилия: Смитов на свете гораздо больше, чем Ригсов.
      А я, видите ли, влип в историю.
      - Какую историю?
      Фред явно с удовольствием поведал о своих криминальных похождениях, закончив рассказ следующими словами:
      - ..это была славная афера, даже слишком славная, как оказалось впоследствии. Только полиция прихватила одного типа, и тот, скотина, все разболтал. Эй, Пьетро! - Фред откинулся назад и помахал хозяину пустой бутылкой. - Еще немного старого доброго кьянти. У нас тут пирушка.
      Принесли вино. Фред разлил его по стаканам и, чокнувшись со всеми по очереди, с жадностью выпил.
      - Прекрасное здесь местечко. Прекрасная жратва. Я годами бывал здесь.
      - Годами?! - воскликнула Джесс. - Ты жил в Нью-Йорке?
      - Наездами. У меня здесь постоянно были выставки. Да и агенты мои здесь живут. Один из них - Соломон Вальдхейм. Именно он сделал меня знаменитостью при жизни.
      Соломон не из тех парней, что говорят: "Подожди немножко до собственной смерти".
      Фред поднял бокал и произнес тост:
      - За удачу, и чтобы ее было побольше.
      - Будем здоровы, - хором отозвались Джесс и Катриона.
      - Так ты сидел в тюрьме? - настойчиво вернулась Гвиннет к прерванной теме.
      - В тюрьме? Я? - Фред расхохотался.
      Положив подбородок на руки, Джесс внимательно следила за Фредом сквозь пелену табачного дыма.
      - Ну так чем же рее кончилось?
      - Альф на своей машине отвез меня к Каселли. У Каселли был старый дом-развалюха в Ислингтоне. Прекрасная пивнушка на углу. Там было совсем неплохо, особенно если ты в бегах...
      Джесс подумала о том, что, стоило ей тогда только спросить Доминика Каселли, и она тут же нашла бы Фреда. Почему же ей не пришло в голову спросить?
      - Я не мог высунуть голову довольно долго, - добавил Фред.
      - Только не говори, что потом ты вернулся к своим делишкам! воскликнула Гвин.
      Фред усмехнулся:
      - Невозможно сделать себе имя за один день. Любому придурку надо на что-то жить. Но я больше не заносился: так, мелочи - телики, радиоприемники и детали к ним, коробки сигарет. Исключением стал только рояль, который сперли, вы не поверите, прямо из Альберт-холла. Один тип просто подогнал к зданию грузовик, погрузил инструмент и был таков. Все гениальное просто.
      - Звучит так, словно ты скучаешь по тем временам.
      Фред бросил на Гвин косой взгляд.
      - Можно сказать и так. Иногда скучаю.
      - Ты находишь свой успех скучным занятием?
      - А ты - нет? Ты, разумеется, все делаешь только правильно? Стоишь перед камерой, улыбаешься, и денежки так и сыплются тебе в карман?
      - Да нет, все не так просто.
      - А тебе никогда не хотелось совершить что-нибудь из ряда вон выходящее? Ну хотя бы разок?
      Джесс, вполуха слушая добродушную перепалку между Фредом и Гвиннет, думала о том, до чего же странной может быть иногда жизнь. И еще она пыталась разобраться в том, что же происходит сейчас. Чего ждет от нее Фред? Хочет, чтобы она вернулась к нему? А если так, то что она ответит?
      Четыре месяца назад Джесс наверняка бы сказала "да".
      Но теперь ее жизнь изменилась. Джесс попыталась представить себе лицо Рафаэля, когда она ему скажет примерно следующее.
      "В Нью-Йорке я встретила своего прежнего любовника.
      Просто удивительно. И я решила лечь с ним в постель, чтобы узнать, что я почувствую..."
      "Будь ты проклята, Джессика! - свирепо закричал бы Рафаэль. - Ты меня предала! Я убью тебя!"
      Представив себе эту сцену, Джесс едва не расхохоталась, вообразив Рафаэля в роли классического латиноамериканского мачо-любовника. Мысленно она очень ясно видела перекошенное выражение лица Герреры.
      "Бедная моя, дорогая Джессика, - подумалось ей, - как же потрясла тебя эта встреча. И что же все-таки тебе сейчас делать?"
      - Мне кажется, здесь что-то происходит, - шепнула ей на ухо Катриона.
      Джесс посмотрела на подругу отрешенным взглядом:
      - Где?
      - Гвин и Фред.
      - Гвин и.., что? Не говори глупостей. Они только что познакомились.
      - На это не нужно много времени. - Катриона сдавленно хихикнула. - И сказать по правде, глядя на это, я чувствую себя довольно одинокой.
      - Ах, Кэт...
      - А знаешь что? Вернувшись домой, я скажу Арчи "да".
      - Не делай этого. Ты не любишь его.
      - Но он любит меня.
      - Этого недостаточно.
      - Тебе легко говорить...
      - Кэт, ты устала. У тебя был трудный месяц, и ты много выпила. Завтра утром будешь чувствовать себя гораздо лучше К тому же между Гвин и Фредом, разумеется, ничего нет.
      - Если нет сейчас, то обязательно будет, - упорствовала Катриона. Они просто созданы друг для друга. Разве ты не видишь?
      - Нет! - Лицо Джесс вспыхнуло гневом. - Ничего не вижу!
      "Фред был моим, - подумала она. - Как же Катриона может быть такой бесчувственной?"
      Но тут же, поймав на себе удивленный взгляд Катрионы, вспомнила, что Кэт, разумеется, не знает всей истории.
      "Не будь эгоисткой, - отругала себя Джесс. - У тебя есть Рафаэль, а у Гвин никого, и к тому же Фред тебе больше не нужен".
      И вдруг Джесс поняла, что так оно и есть на самом деле.
      Не нужен. Ведь в ней, в конце концов, даже не шевельнулось прежнее чувство к нему. Джесс почувствовала легкую печаль и облегчение. Что было бы, если бы Фред тогда все же нашел ее? Наверное, они поженились бы и имели ребенка.
      В своих прежних мечтах Джесс представляла себе их жизнь в романтической бедности: они вместе рисуют свои картины, а ребенок - милый курчавый малыш - счастливо посапывает в своей кроватке у окна, на котором растут на солнышке бледно-желтые нарциссы.
      Боже, какой же она была наивной! И как скоро подростковая мечта о богемной любви потускнела бы в реальности бессонных ночей и бесчисленных пеленок при отсутствии стиральной машины и сушилки, а о том, чтобы рисовать, ей, наверное, пришлось бы забыть.
      Предназначение Джесс было вовсе не в этом.
      Теребя свою золотую цепочку, Джесс пристально изучала Фреда. Казалось, он почти не изменился. Даже одет был, как и раньше: черный свитер с высоким завернутым воротом и потертые джинсы. Ногти все так же испачканы краской (сегодня - голубой и желтой). Лицо моложавое, волосы черные и густые, как И прежде. Фред даже все еще тоскует о своей комнатушке, набитой ворованными тостерами или чем-нибудь, утащенным из грузовика в Хитроу.
      Но если Фред не изменился, то этого нельзя было сказать о Джесс. Прежняя Джессика Хантер давно канула в вечность. Новая Джессика живет в Мехико. Она пишет изумительные картины и любит доктора Рафаэля Герреру.
      ***
      - Прошу меня извинить, но мне пора бай-бай, - объявила Катриона, зевая. - Месяц выдался очень длинным.
      Провожать меня не надо - сама, доберусь на такси. Увидимся завтра утром.
      Гвин тоже поднялась.
      - И думать нечего - я еду с тобой. Боже правый, время-то уже за полночь. - Вид у Гвин был несколько виноватый. - А ты, Джесс, останься с Фредом. Ведь вы и парой слов не смогли переброситься благодаря старой дуре, коей являюсь я.
      И тут Джесс увидела, какими глазами Фред смотрит на Гвиннет. Ну до чего же все-таки умна Кэт - с ходу все разглядела! Гвиннет и Фред действительно оказались два сапога пара.
      "Слава тебе. Господи, - с удовольствием подумала Джесс. - Теперь, может быть, Гвин наконец влюбится по-настоящему, в кого-то вполне реального".
      На телефонном автоответчике Гвиннет было сообщение для Катрионы. Звонила ее мать из Скорсби-Холла. В Нью-Йорке был час ночи, в Англии шесть часов утра.
      "О нет, - подумала Катриона. - Я этого просто не вынесу. Что еще могло случиться?"
      В голове ее закрутились всевозможные несчастья, которые еще могли произойти. Автомобильная катастрофа. Пожар. Смерть. Дети...
      - Кэт, дорогая, - кричала в трубку мать, считавшая, что при больших расстояниях необходимо орать что есть силы. - Ты еще не слышала. Только я и могу сообщить тебе об этом.
      - Что случилось?
      - Этот негодяй! А я так ему верила!
      Джонатан...
      - Он был мне почти сыном. Как он только мог? Клянусь, я готова его убить!
      - Мама, прошу тебя. О ком ты говоришь?
      - Арчибальд!
      - О Боже, он все же отозвал займы? Да нет, не может быть...
      - Приглашение пришло сегодня утром по почте! Одно для меня, другое для вас двоих... Он.., он...
      Слава тебе, Господи, всего лишь приглашение! Все же не заем.
      - Но я не поеду! Клянусь, меня ничто не заставит поехать!
      - Мама...
      - Вестминстерское аббатство, в июне, - вздохнула в трубке старшая Скорсби. - На леди Салли Поттер-Смит - Что?..
      - Свадьба, разумеется. - Новый глубокий вздох разочарования. - Ах, Кэт, теперь ты уже никогда не станешь герцогиней!