Глава 7

— Добрый день. Я заходила к вам два раза, но вы так сладко спали, что жаль было вас будить.

Джесс уставилась на одну из самых прекрасных женщин, каких она когда-либо видела. Черные волосы были заколоты на макушке золотой заколкой-пряжкой; рыжевато-коричневые глаза излучали свет. На женщине была простая желтая рубашка в полоску, стоившая, однако, как показалось Джесс, столько же, сколько стоили все вещи, покупаемые ею за год.

В руках женщина держала небольшой серебряный поднос, на котором стоял запотевший стакан апельсинового сока, тарелка с кусочками папайи и две чашки дымящегося кофе.

Лицо женщины казалось знакомым, но Джесс никак не могла вспомнить, где она ее видела.

Солнечный свет, проникающий в комнату сквозь открытые створчатые двери балкона, золотым теплом согревал кафельный пол и край постели. Глядя на лениво плававшие в пронизанном желтыми лучами воздухе пылинки, Джесс чувствовала покой и удивительную легкость. Она улыбнулась женщине и попыталась сесть, но туг же обнаружила, что совершенно раздета. В памяти вдруг возникли какие-то странные, полуреальные картинки: холодная, сырая ночная лужайка, люди, наблюдающие, как она, голая, проходит через комнату, наполненную цветами; ванная с золотыми дельфинами…

— Я принесла вам кое-что поесть.

— Спасибо. — Прикрыв простыней грудь, Джесс поставила поднос к себе на колени. Потом, понимая, что более глупого вопроса задать нельзя, спросила:

— Простите, но где я?

— Вы у нас дома, в Юнтвилле. Недалеко от Налы. Я — Андреа фон Хольценбург. Мой муж — Максимилиан фон Хольценбург. — Женщина криво усмехнулась. — Ужасное прусское имя, не правда ли? Я зову его просто Макс. Вы были на пикнике у Стефана.

Джесс смотрела, ничего не понимая.

— Стефан — мой сын. Кто-то подмешал в «Сангрию»

ЛСД. Мне так жаль. Скажите, как вас зовут, дорогая?

— Джессика Хантер. Друзья зовут меня просто Джесс.

— Прекрасно. Имя вам очень идет. — Андреа снова улыбнулась, покачала головой и слегка нахмурила брови; во взгляде ее чудесных глаз мелькнуло искреннее беспокойство. — Стефан порой такой безответственный. Мы с Максом и друзьями улетели за покупками только на одну ночь. — Андреа словно оправдывалась перед Джесс. — И были уверены, что все здесь будет в полном порядке.

Джесс почувствовала, что должна успокоить разволновавшуюся Андреа.

— Пожалуйста, не переживайте. — И, чтобы перевести тему разговора, поинтересовалась:

— А куда вы ездили за покупками?

— В Гватемалу, — сообщила Андреа не моргнув глазом, словно однодневная поездка по магазинам в Южную Америку была столь же заурядна, как экскурсионная поездка в Сан-Франциско. — Там живет художник, с которым Макс хотел встретиться. Вам знакомо имя Артуро Молино? Макс купил несколько его картин.

Джесс подцепила серебряной вилкой кусочек папайи и, съев его, отпила немного сока.

— Ваш муж коллекционирует картины?

Андреа кивнула.

— Вы сможете посмотреть их чуть позже, если вам это интересно. Макс очень гордится недавно купленной картиной Шагала. — Андреа ласково положила руку на плечо Джесс. — Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — честно призналась Джесс. — Благодарю вас.

— Мы полагали, что нашли всех пострадавших, но вы, очевидно, забрели слишком далеко. Мы ведь понятия не имели, кто участвовал в пикнике…

— Я была в винограднике. — Джесс слегка поморщилась. — Боюсь, что мне пора уходить.

Джесс как бы взглянула на себя со стороны — голая, стоявшая на четвереньках в теплой красноватой пыли. Интересно, а кто тот золотоволосый юноша? Вздохнув, Джесс решила, что ей никогда уже этого не узнать. Скорее всего оно и к лучшему, подумала она, краснея от стыда до корней волос и радуясь тому, что Андреа не может читать ее мысли.

— Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства. Вы были очень добры, так позаботившись обо мне.

А сейчас мне лучше бы встать и… одеться.

Джесс огляделась вокруг в поисках своей одежды.

— Дорогая моя, но у вас ничего нет, — сообщила Андреа.

— Я… О-о-о…

Джесс с ужасом смотрела на Андреа. Теперь она видела себя совершенно голой, весело дефилирующей по залу, заполненному людьми в вечерних нарядах. Болтающей что-то.

Пьющей и закусывающей. Самочинно принимающей ванну и занимающей чужую постель…

— Возможно, мы найдем вашу одежду позже, — тактично заметила Андреа. — А пока я дам вам что-нибудь из своего гардероба. У нас ведь почти один размер.

Андреа пересекла комнату, раздвинула двери стенного шкафа, достала из него белый махровый халат с монограммой на кармане.

— Кстати, сегодня утром приходил какой-то человек и спрашивал вас. Он говорит, что вы от него убежали.

Боже! Джон. О нем-то Джесс совсем забыла. Она, сморщившись, посмотрела на Андреа:

— И что вы сказали?

— Что вы еще спите и позвоните ему, когда проснетесь, а там уж сами решите, что делать дальше. В общем, мы его отправили и, думаю, поступили правильно. Видите ли, он выглядел очень злым.

Андреа покопалась в шкафу и, найдя там черный купальник бикини, добавила его к халату.

— Еще раз спасибо вам, — с облегчением вздохнула Джесс. — Я действительно больше не хочу его видеть.

— Ну разумеется, вы вольны поступать, как считаете нужным. — Андреа положила одежду на постель. — Теперь допивайте свой кофе. А потом, если хотите, наденьте все это и приходите к бассейну. Макс со Стефаном уже там.

Черный купальник, как и предполагала Андреа, сидел на Джесс превосходно. Накинув халат и расчесав волосы серебряной расческой, обнаруженной на изящном стеклянном туалетном столике, Джесс; посмотрелась в зеркало и нашла, что выглядит великолепно.

Медленно проведя пальцем по монограмме, выгравированной на ручке расчески — готические буквы образовывали корону, — Джесс вдруг остолбенела, вспомнив наконец имя фон Хольценбург. О них же можно было прочесть в любой газете. Принц Максимилиан — отпрыск знатного немецкого рода и принцесса Андреа — большая нефть в Техасе: великосветская семья, первые страницы прессы, бесчисленные фотографии, постоянные упоминания в светской хронике по всему миру.

«О Господи, — ужаснулась Джесс. — А я забралась к ним в виноградник, потом спала на их постели, а теперь вот напялила на себя одежду принцессы Андреа!»

Трепещущая, но с гордо поднятой головой, вновь ставшая дочерью генерала, сэра Уильяма Хантера, Джесс вышла во внутренний дворик и направилась вниз по утопающей в густых зарослях олеандра тропинке к бассейну.

При появлении Джесс Максимилиан вежливо встал и протянул девушке руку.

— Добро пожаловать. Меня зовут Макс фон Хольценбург. С моей женой вы, конечно, уже познакомились.

Джесс пожала протянутую руку.

— Прошу, — Макс подтянул новый шезлонг, — присаживайтесь. Стефан принесет вам что-нибудь выпить. — Подойдя к краю бассейна, Хольценбург захлопал в ладоши. — Я хотел бы представить вам нашего сына Стефана.

Из воды выскочил молодой человек, подошел к Джесс и улыбнулся.

— 3-з-здравствуйте. — Джесс почувствовала, что снова тонет в бездонной реке зеленых глаз юного сатира, оставившего ее лежать без сознания под виноградными лозами. — Мы уже встречались, — заикаясь, пролепетала Джесс.

— В самом деле? — Стефан смотрел на Джесс, и на лице его не было ни малейшего следа того, что он узнал свою вчерашнюю партнершу. — Надеюсь, вы останетесь у нас?

— Пока — да, — ответил за Джесс Макс.

— Нет, нет, — беспомощно возражала Джесс уже в конце дня. — Я не могу больше испытывать ваше терпение. Вы были более чем добры ко мне.

— Но я настаиваю, — твердо заявила Андреа. — Вы просто обязаны с нами пообедать и остаться на ночь. Макс отвезет вас домой завтра, в любое угодное вам время.

И Джесс очутилась за обедом, накрытым в том же зале, по которому она вчера бродила голой. Джесс весело болтала с Максом и Андреа, такими милыми и симпатичными, что казалось, они знакомы уже тысячу лет. Она с предельной честностью рассказала Хольценбургам о себе абсолютно все. Потом они со Стефаном гуляли по прохладным благоухающим садам.

Джесс радовалась тому, что Стефан не помнит их вчерашней встречи. Ей хотелось начать с ним все с самого начала.

Джесс с удовольствием отдалась на волю желаний и чувств, наполненных наслаждением и красотой. Позже сон продолжился шелковистостью кожи прижавшегося к ней Стефана, отблеском лунного света на прекрасных волосах юноши, его теплым свежим дыханием.

Когда Стефан взял руки Джесс и положил их на густой золотистый кустик волос, покрывавших пах, Джесс, с удовольствием сомкнувшая пальцы на восставшей плоти, почувствовала под атласом кожи ее стальную твердость. Кровь Стефана пульсировала в ладони Джесс. Он гордо прошептал:

— Я могу делать это всю ночь. Вечно. Ты ведь тоже хочешь меня?

Неделю спустя Джесс сидела с Максом в Сан-Франциско за столиком в привилегированной «капитанской каюте» ресторана «Трейдер Вике». Этим утром они приехали из Юнтвилла на темно-синем «мерседесе» Макса.

Джесс даже не верилось, что прошла целая неделя. Она пролетела в долгих ленивых валяниях на солнце у бассейна, ночных прогулках со Стефаном по мокрым от росы лужайкам, любовных утехах в любое время дня и в самых неожиданных местах — в бассейне, в пыльном шезлонге, на крыше стоявшей на холме заброшенной водонапорной башни, в той же разогретой пыли под виноградными лозами.

Джесс понимала, что надо уезжать, но всякий раз, поднимая этот вопрос, встречала деликатное, но стойкое сопротивление. Так к чему же было настаивать? Почему бы просто не расслабиться и не пожить еще немножко в волшебной сказке?

И не имело значения, что Стефан был необычным молодым человеком.

Официант наполнил бокалы хорошо охлажденным шампанским, и Джесс принялась за свой салат из листьев эндивия.

— Теперь вы знаете о Стефане правду, — мягко начал Макс.

Джесс кивнула:

— Да. А сразу я не поняла.

— Когда Стефан счастлив, он может быть почти нормальным.

— И он совсем не выглядит… — порывисто заговорила было Джесс, но тут же осеклась, оборвав себя на слове «слабоумным». В отношении Стефана это было не совсем верное определение. Слишком категорично и грубо.

— А что произошло? Несчастный случай? Автомобиль?

— Наркотики. — Макс взял кусочек хлеба из корзинки, задумчиво посмотрел на него и разломил надвое. — Передозировка.

Джесс нервно уставилась на лежавшие на скатерти две равные половинки хлеба. ПД. Кома. Клетки мозга отмирают.

Джесс все чаще и чаще слышала о таких вещах, но никогда не видела их последствий.

— Могло бы быть, разумеется, и хуже, — продолжал Макс. — Стефан мог превратиться просто в жвачное животное, безумного лунатика или вообще умереть. Ему повезло.

«Повезло»… Джесс оглянулась на собственные безрассудно прожитые годы, и ее слегка затошнило.

— Конечно, мы сами виноваты в случившемся, — печально произнес Макс. — Мы были такими наивными. Нам казалось, что с нами не может произойти ничего подобного.

— Я так вам сочувствую. — Джесс задумалась над тем, как Макс и Андреа переносят свое несчастье.

— Он счастлив. И Стефану хорошо живется в собственном доме с людьми, которых он знает и любит. Но за ним нужен глаз да глаз.

— А есть у Стефана какие-нибудь шансы выздороветь?

Со временем?

— Нет. — Макс покачал головой и принялся за рыбу.

Наблюдая за Максом, Джесс пыталась угадать истинную причину, по которой ее пригласили на обед. Она чувствовала, что Макс что-то обдумывает.

— Вам ведь было хорошо у нас, не так ли, Джессика? — спросил наконец Макс.

— Очень, — с сердечной искренностью призналась Джесс.

— Мы с Андреа очень полюбили вас. Мы люди одного круга, и вам, если вы останетесь у нас, совсем нетрудно будет войти в наше общество.

— Останусь? — Джесс опустила вилку.

Макс поднял указательный палец:

— Подождите, дайте мне закончить. Мы предлагаем вам приятную и чрезвычайно комфортную жизнь, хотя, разумеется, тут есть и другие соображения. Позвольте, я объясню какие.

Джесс с растущим беспокойством ждала.

— Вы должны знать картину в целом. Как вам известно, отец Андреа, Джерико Рей, — основатель и основной владелец «Рейко петролеум». Андреа его единственная дочь. Джерико всегда страшно жалел, что у него нет сына, но в крайнем случае у него всегда был Стефан. Род его не прерывался. — Макс отпил вина и промокнул рот салфеткой. — Мы еще не говорили старику о трагедии, случившейся со Стефаном.

Андреа уверена, что это известие убьет отца. И, поскольку Джерико уже за восемьдесят, он, вероятно, не должен ничего знать и даже подозревать… особенно если Стефан женится и станет отцом ребенка.

— Понимаю, — робко вставила Джесс. И она действительно поняла.

— Джерико составил завещание, согласно которому его собственность переходит к Стефану, либо когда ему исполнится двадцать пять лет, либо в случае женитьбы. Джессика, — ровным голосом спросил Макс, — вы согласны выйти замуж за нашего сына ради нашей дружбы и двадцати миллионов долларов?

— Я сказала, что мне надо подумать. — Джесс мерила шагами просторную студию Бориса Бейлода. — Но я, разумеется, не могу пойти на это.

— Почему «разумеется»? — Бейлод, сидя по-турецки на полу, потягивал из бутылки пиво «Дос Экъюс». — Дурой будешь, если не согласишься. Найми адвоката, составь грамотный брачный контракт, роди идиоту ребенка и линяй с несколькими миллионами. Такой шанс выпадает раз в жизни.

— Прекрати! — закричала Джесс. — Это подлость!

— Не позволяй им шантажировать тебя, — ровным голосом посоветовала Гвиннет.

— Шантажировать? Каким образом?

— Чувством вины. И желанием отблагодарить. Это не лучшие основания для выхода замуж за кого бы то ни было.

— Лучшие — двадцать миллионов долларов, — заметил Бейлод.

Два месяца спустя, в ноябре, в пятницу, Джесс опять пришла в студию.

Вчера праздновали день рождения Стефана. На небольшой семейной вечеринке присутствовали только Макс, Андреа, Стефан, Джесс, Гвиннет, лучший друг Стефана Парадизо и Бейлод — в качестве официального фотографа.

Засунув руки в карманы и подняв воротник пальто, Джесс принялась рассматривать пробные снимки, разбросанные на небольшом столике. Ей предстояло выбрать несколько снимков для дедушки Стефана — Джерико Рея.

Наиболее удачные, по его мнению, снимки Бейлод пометил красным карандашом.

Парадизо был лишь на одном снимке: в серо-черном кашемировом жакете поверх алой шелковой рубашки со стоячим воротником, улыбающийся с водительского кресла своего серебряного «феррари». Бейлод его опасался. Парадизо был слишком красив и слишком много внимания уделял Гвиннет: отвесив глубокий грациозный поклон, он галантно поцеловал руку Гвин.

Джесс рассматривала фотографию, на которой Стефан задувал свечи на огромном шоколадном именинном торте, украшенном сахарными голубыми гитарами, нотами и надписью «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, СТЕФАН!».

В последние дни Джесс все чаще посещало желание вернуться в Англию. Домой. Вернуться в Глосестершир, в старый, омытый дождями и продутый ветрами дом на зеленой лужайке. Там ее родина, там с ней никогда бы не случилось ничего подобного…

Она приехала этим вечером в Сан-Франциско, потому что здесь собиралась вечеринка. Джесс вовсе не расположена была к веселью, но Андреа настояла на ее поездке.

— Тебе надо оторваться от нас и побыть одной. Я уже несколько дней об этом думаю. Со Стефаном все будет в порядке. Парадизо может приехать и поиграть ему на гитаре.

Можешь взять для поездки темно-синий «мерседес».

— Разумно, — прокомментировала Гвиннет.

— Если ты потянешь еще немного, — поддразнил Бейлод, — может быть, они повысят ставку.

— Да при чем здесь деньги? — воскликнула взбешенная Джесс. — Бог свидетель — не нужны мне эти чертовы деньги. Я просто не могу выйти за него замуж!

— Ну и дура, — угрюмо заявил Бейлод, рассматривая фотографию Парадизо в автомобиле. — С двадцатью миллионами баксов можешь делать все, что тебе заблагорассудится.

— Если бы кто-нибудь, — пробормотала Джесс, — мог посоветовать, как отказать, не причинив им боли.

Зазвонил телефон. Трубку взяла Гвиннет. Сквозь собственные сумбурные мысли Джесс услышала: «Да, это я», — после чего Гвин издала изумленный возглас и крепко прижала трубку к уху. Бейлод тут же напрягся.

— Ну конечно же, нам нужно встретиться! — кричала Гвиннет. — И Джесс тоже. Она как раз сейчас здесь, прямо здесь, в комнате!

Бейлод с явным недоверием уставился на Гвиннет. Услыхав свое имя, Джесс тоже насторожилась.

Гвиннет повернулась к ним лицом.

— Вы не поверите, кто это звонит! — На лице Гвин играла целая гамма чувств, доминирующими из которых были изумление и возбуждение. — Это Виктория. Виктория Рейвн.

Глава 8

Тяжелые стальные двери откатились на роликах в сторону. Джесс, Гвиннет и Бейлод, миновав бетонные, футовой толщины стены, вошли в помещение. Это была студия Майки Зейла. Здесь он жил и работал, здесь сегодня вечером Зейл устраивал свою ежегодную выставку-попойку: старый склад на Эмбаркарадеро площадью в пять тысяч футов, где прежде хранилось войсковое имущество («И трупы, — иронически заметил Бейлод, — во время второй мировой войны»).

— Ну и ну, — поежилась Гвиннет. — И как он остается здесь один на ночь?

— Запросто! — воскликнула Джесс, зачарованно озираясь вокруг: студия напоминала ей одновременно салон для демонстрации автомобилей и «страну фантазий».

Выставка автомобилей собрала более двухсот гостей, весьма экзотичных в своей толпе, сверкающей всеми цветами и оттенками, бурлящей, словно водоворот: кто-то пьет, кто-то шумно спорит, кто-то прочно обосновался у длинного, установленного на козлах стола, ломящегося от закусок.

— Привет честной компании! — Из толпы гостей неожиданно вырвался Майка Зейл — пятидесятилетний эльф со стрижкой средневекового пажа. Он протянул обе руки Гвиннет и Джесс. — Прекрасные леди, я таю от удовольствия. Добро пожаловать в мое скромное жилище. Послушай, уродец, — обратился Майка к Бейлоду, — где ты раскопал этих богинь? Я тоже должен купить фотокамеру и не расставаться с ней.

Джесс улыбнулась, рассеянно поглаживая пальцами зеленую металлическую чешую дракона. Она позабыла о Гвиннет, Бейлоде, Хольценбургах и даже о Стефане. Позабыла о том, что они пришли сюда на встречу с Викторией Рейвн. Что-то таившееся в глубине души Джесс, казавшееся утерянным, неожиданно снова возникло и зашевелилось, потрясенное причудливыми созданиями, рожденными фантазией художника.

Джесс глубоко вздохнула.

Она была поражена.

— Ваша сногсшибательная подруга уже здесь, леди. — (До Джесс не сразу дошло, о ком говорит Майка Зейл.) — Как жаль, что война не ждет: просто мистическое лицо, мне было бы легко создать ее портрет.

— Спасибо, что пригласили Викторию, — вежливо поблагодарила Джесс. — Для нас это единственный шанс встретиться с ней.

— О чем речь! — с энтузиазмом воскликнул Зейл. — В любое время!

1, — У нас не так много времени, — забеспокоилась почти дрожащая от возбуждения Гвиннет, глаза которой беспрерывно бегали по толпе гостей в поисках Виктории. — Как думаешь, во что она одета?

Джесс пожала плечами. Единообразия в одежде не было: одна из женщин была в официальном вечернем наряде и меховой шляпке, другая носила самый настоящий мешок для мусора с прорезями для рук по сторонам и нарезанной бахромой внизу — два полюса, между которыми располагались самые разнообразные модели и стили.

— Я должна поговорить с Викторией наедине, — твердо заявила Гвин, что свидетельствовало о том, что говорить она собирается о Танкреди.

Джесс злило, что Гвиннет все еще влюблена в брата Виктории.

— Я тоже не забыла Фреда, и как только мы встретимся, я заеду ему в рожу. Прекрати терзать свое сердце.

— Мне все равно, — упрямо возразила Гвиннет. — Я ничего не могу с собой поделать.

«Мы с Танкреди навестили тетушку Камерон в Данлевене», — сказала по телефону Виктория, и при одном упоминании дорогого имени Гвин слегка застонала. Вцепившись мертвой хваткой в трубку, она крепко прижала ее к уху, моля Бога о том, чтобы Борис, чего доброго, не услышал уже известное ему имя. Он страшно подозрителен. Должно быть, она говорила напряженно или ненатурально, так как Бейлод моментально поднял голову, словно гончая, почуявшая дичь.

«Я проездом, — сообщила Виктория. — Только на сутки.

Мы можем увидеться? Я встречалась с Катрионой несколько месяцев назад в Лондоне».

— Мы должны найти ее, — волновалась Гвин.

— Ладно, — согласилась Джесс, неожиданно тоже захотевшая увидеть Викторию.

Виктория Рейвн, в оранжевом нейлоновом комбинезоне, стояла, прислонившись к ограде, сооруженной вокруг старого «мерседеса», иллюстрирующего сцены из вагнеровского «Кольца Нибелунгов» со всеми его валькириями, черепами, голыми служанками Рины, поднимающимися в клубах дыма. Виктория о чем-то серьезно говорила с молодым густо-бровым латиноамериканцом с длинными вьющимися усами. Она стояла в самом центре яркого луча прожектора, пепельные волосы отливали то красным, то желтовато-зеленым, то небесно-голубым. На ее длинных гибких пальцах не было никаких украшений, и Джесс немедленно вместо приветствия спросила:

— А где твое кольцо?

Виктория тут же, словно не слыша вопроса, представила своего приятеля:

— Джесс, Гвин, это Карлос Руис.

Руис двигался легко и плавно, словно лишенный костей, но он вовсе не был (как объяснил Джесс сам Карлос) танцором — он был экс-пехотинцем, с ударением на приставку экс-(только что Карлос получил бумаги на увольнение: война для него закончилась).

— Но не для нее. — Руис взглянул на Викторию. — Она возвращается. Не может оставаться в стороне. Сумасшедшая.

— Просто делаю свою работу.

И Виктория рассказала свою историю таким будничным и небрежным тоном, словно речь шла об обычной воскресной вылазке на пикник. Для эвакуации отряда прислали санитарный вертолет. Карлос Руис силой запихал в него Викторию — в свалку тел и оружия, «…прежде чем она принялась интервьюировать вьетконговца».

— Не следует допускать прессу в боевые части, — безапелляционно заявила Джесс. — Репортеры, должно быть, ужасно надоедливы.

Они стояли у буфетной стойки. Руис ел разделанные креветки, держа в руке пластиковую тарелку.

— Но они не так вредны, как конгрессмены, политические обозреватели и прочие вруны, которые делают из вас идиота. Некоторые репортеры пишут все как есть. — Карлос указал рукой в сторону Виктории, уединившейся с Гвиннет. — Вот она — в порядке. Она честная. И везучая, как я уже сказал.

Я видел, как Вик проскочила сквозь горящий дом: одежда на ней горела с обеих сторон, а у нее самой — ни одного ожога. — Руис предложил Джесс креветки. Она взяла одну и разжевала ее, даже не почувствовав вкуса, — настолько ее поразил рассказ о Виктории. Джесс совсем иначе представляла свою школьную подругу: закопченное дымом лицо, перепачканная одежда, руки и ноги, истерзанные насекомыми, никоим образом не вязались с представлением о ней. — Ребята прозвали ее Белый Кролик, — сообщил Руис. — В честь песни «Джефферсон Эйрплейн». А вы ее хорошая подруга? — спросил он неожиданно.

Джесс взглянула на Карлоса в некотором замешательстве:

— Мы вместе учились. Но Викторию не узнать.

— Какими бы друзьями вы ни были, поговорите с ней.

Попытайтесь ее отговорить от возвращения.

— Викторию никто не в силах остановить, если она сама того не желает.