Гвиннет села на кровать. Она взяла Фреда за плечи и раздраженно встряхнула его. Он что, не слышит?

— Но это не синица. Это твой чертов журавль! — Гвиннет словно проснулась после долгого мечтательного сна и обнаружила, что действительность гораздо лучше, особенно если она означала проснуться в ночи рядом с любимым, которого ты готова беречь и который готов беречь тебя. — Фред, ты должен понять.

Фред пристально посмотрел на Гвиннет, протянул руку с длинными пальцами, испачканными вокруг ногтей синей краской, и погладил Гвин по щеке.

— Ты так считаешь, любимая?

Гвин кивнула.

— Тогда — ладно, — сказал Фред Смит. — Оставим это и будем жить. — Он простер руки:

— Иди ко мне.

Гвиннет заколебалась. Она была уверена, что постель пахнет Синтией.

— Не здесь.

Фред приподнял бровь и кивнул:

— Ты права. Знаешь, что я тебе скажу: позвони своей подружке — леди Кэт и подыщи нам укромное местечко, где бы мы могли несколько дней потрахаться. И поскорее.

Джесс нетерпеливо пробивала себе дорогу в терминале аэропорта Мехико, стараясь не отставать от огромного детины, галопом несущегося с ее багажом к выходу.

Она дала носильщику немыслимые чаевые, за что и была вознаграждена сверкающей улыбкой металлических зубов и бесконечным «Грасиас, сеньорита!».

Приборная доска такси была покрыта полосатым нейлоном, в лобовое стекло мало что можно было рассмотреть из-за развешанных на нем пластмассовых роз, болтающихся резиновых скелетов, детских тапочек и религиозных статуэток. Джесс назвала адрес Рафаэля, откинулась на заднем сиденье, зажав в руке акт продажи, и подумала, как долго еще ей осталось пребывать в роли «сеньориты».

Часы показывали лишь половину седьмого утра, но машин на улицах было предостаточно. Рычали автобусы, извергая клубы черного дыма, гудели клаксоны допотопных авто. К восьми, знала Джесс, воздух станет влажным и коричневым, вершины небоскребов скроются в пелене смога.

Что за ужасное место! Как же она его любит! Должно быть, она сошла с ума.

Дорога заняла сорок пять минут, несмотря на то что водитель знал все объезды и переулки, по которым можно было добраться до места, избегая пробок на основных магистралях.

Джесс показалось, что прошла вечность, пока они добрались до мощенной булыжником улицы, на которой располагался дом Рафаэля, спрятавшийся за толстыми высокими каменными стенами.

Ворота Джесс открыл привратник. Взяв багаж, он вежливо провел ее во внутренний двор. Пес на привязи, узнав Джесс, запрыгал и залаял от радости.

— Где доктор Геррера? — настойчиво спросила Джесс и только тут заметила открытые ворота гаража черного «корвета» в нем не было.

Семичасовая утренняя операция.

Перифико была забита машинами. Путь до госпиталя занял еще почти час.

Джесс поднялась на лифте в хирургическое отделение, ничего не видя вокруг, быстро зашагала мимо комнат для переодевания медсестер, пытаясь вспомнить, сколько времени она уже находится в пути и когда спала в последний раз.

Но тщетно. Она совершенно потеряла счет времени — дням, ночам, сменам светлого и темного времени суток. Все, что сейчас занимало ее, — необходимость как можно скорее разыскать Рафаэля.

Раздевалка, слава Богу, была пуста. Джесс присела на скамейку и постаралась отдышаться: вдох-выдох, вдох-выдох. Ходившая перед глазами из стороны в сторону комната наконец остановилась.

Джесс встала, подошла к умывальнику и принялась тщательно отмывать лицо и руки. Она взглянула на себя в зеркало. Видок у нее оказался что надо — чистое привидение: глубоко запавшие глаза, заострившийся подбородок, глубокие морщины вокруг рта.

«Ладно, — измученно подумала Джесс, — на лицо я по крайней мере надену марлевую маску».

Джесс извлекла из запечатанных пакетов стерильный халат, шапочку и тапочки и облачилась в них, радуясь, что на этот раз знает, как это делается. Она надела через голову маску, приспустила ее на шее и, напудрив руки, надела на них резиновые перчатки. Теперь, уверенная в собственной стерильности, Джесс водрузила маску на место и боком, осторожно протиснулась в дверь с табличкой «ОПЕРАЦИОННАЯ».

Рафаэль был там. Он не заметил, как вошла Джесс, и не почувствовал ее присутствия, что, по мнению Джесс, должно было непременно произойти. Склонившись над очередной распоротой грудной клеткой, Рафаэль объяснял ход операции столпившимся около стола молодым врачам-практикантам.

Джесс подошла к группе у операционного стола. Некоторые сестры взглянули на нее, но не проявили ни малейшего внимания — подумаешь, еще одна сестра-стажер.

Джесс почувствовала неловкость и ненужность своего появления и пожалела о том, что пришла. Следовало бы хорошенько подумать, прежде чем приходить на операцию без приглашения.

Фигуры у распростертого на столе тела, принадлежавшего пожилому мужчине, шевелились и покачивались в едином ритме, подобно оркестрантам одного оркестра. В толпе образовалась брешь, и она во второй раз в своей жизни увидела вскрытое человеческое тело.

Джесс взглянула на открытые, слабо пульсирующие органы и вспомнила, какое впечатление произвело на нее это зрелище в первый раз — каким отвратительно грубым оно показалось ей. Теперь все было иначе. Джесс порывисто воскликнула по-английски:

— Ты прав, Рафаэль, — это прекрасно!

Рафаэль и ухом не повел. Он не отрывал глаз от того, чем были заняты его руки. Пальцы проворно продолжали свою работу.

— Подойди ближе, Джессика, — спокойно позвал Геррера. — Отсюда лучше видно.

Словно проснувшись от глубокого сна, Джесс подошла к Рафаэлю. Высокий молоденький врач-практикант уступил Джесс свое место.

— Смотри внимательно, — сказал Рафаэль. — Все идет прекрасно. — Он отсек желтоватую ткань и, прежде чем бросить ее в чашу, повторил:

— Прекрасно. Очень хорошо… — Потом тем же тоном:

— Итак, ты вернулась. Как надолго на сей раз?

— Надолго, — ответила через маску Джесс.

— В самом деле? — Рафаэль продолжал свою работу.

Джесс услышала, как он сказал второму хирургу по-испански:

— Теперь можно зашивать.

Несколько минут Рафаэль молчал, накладывая несколько швов, потом вежливо спросил:

— Поездка была успешной?

У Джесс сдавило горло. Она не могла говорить о столь личных вещах при всех этих людях и потому лишь пробормотала:

— Да… да, успешной.

— Что случилось с твоей подругой?

— У нее умер брат. Сейчас она уже в порядке.

Не прерывая работу, Рафаэль кивнул:

— Я рад.

— Я заезжала в Сан-Франциско, — торопливо заговорила Джесс. — Вчера вечером я продала дом. Я привезла договор, чтобы показать тебе.

Геррера продолжал сшивать кожу.

— Хорошо, Джессика. Но что все это значит?

— Я вернулась навсегда. Если ты не против.

Наконец Рафаэль поднял голову. Их взгляды поверх зеленых масок встретились. Джесс увидела, как что-то вспыхнуло в глубине его темно-янтарных глаз, но он произнес только:

— Ты выглядишь очень усталой, Джессика. Как только закончу, отвезу тебя домой.

— Боже правый! — воскликнул Фред, уставившись на ванную.

Гвиннет не смогла удержаться и захихикала.

Фред в ужасе уставился на эротические японские рисунки.

— Когда леди Кэт говорила о декадентской ванной, она не шутила.

— Думаю, что нет.

— Ну ладно. Что же мы будем со всем этим делать?

Фред мыл Гвиннет с великой осторожностью и нежностью.

— Ты изменилась, — промолвил он наконец. — Я это чувствую.

— Да, — кивнула Гвин. — Теперь я совсем другая. Хотя, думаю, — задумчиво протянула она, — теперь я настоящая.

Гвин взяла у Фреда мочалку и принялась намыливать ему спину.

— Хочешь рассказать мне? — нежно спросил Фред.

— Нет. — Гвин смыла мыло с плеч Фреда и, наклонившись, поцеловала его в шею. — Я лучше покажу тебе.

Пылинки медленно кружились и вспыхивали в солнечных лучах, проникавших в спальню через полузакрытые окна, за которыми слышался гул уличного движения. Было позднее утро. Внизу швейцар свистом ловил такси.

Гвиннет и Фред лежали лицом друг к другу на огромной, обитой парчой кровати. Долгое путешествие закончилось, и Гвин испытывала странный стыд, словно собиралась заняться любовью впервые в жизни. Она потянулась и погладила грудь Фреда; он поймал ее руку и, прижав к щеке, поцеловал Гвиннет в губы: от нее пахло свежестью и юностью.

Гвин страстно желала его.

— Прикоснись к нему. Держи. Обеими руками, — прошептал Фред.

Она опустила руки к его паху, взялась за плоть и принялась нежно массировать. Фред уткнулся лицом в ямку на ее плече, и она почувствовала ласковые прикосновения его языка.

— Ты хочешь меня, Джинджер?

Она кивнула, прикоснувшись лицом к его грубым черным волосам.

— Скажи вслух.

— Я хочу тебя, Фред. Я всегда тебя хочу.

В конце утра, перед тем как заснуть, положив голову ему на плечо, Гвиннет подумала о возвращении в Нью-Йорк.

Подумала о том, как скажет Фреду о приезде в Нью-Йорк Виктории. Как-то он это воспримет?

Гвин решила додумать это позже.

Секретарь принес почту в офис Катрионы. Сверху пачки с корреспонденцией лежал длинный конверт кремового цвета из дорогой бумаги. Обратный адрес был написан от руки, и почерк показался Катрионе знакомым.

— Это письмо доставили отдельно, леди Вайндхем. Мы не видели, кто его принес. Прошу прощения.

«Плаццо де Корви,

Палермо,

Сицилия.

Дорогая моя Катриона!

Прошло два месяца, и, полагаю, ты решила, что я окончательно исчезла с лица земли.

Имеешь полное право сердиться на меня, но надеюсь, что ты все же простишь мое долгое молчание.

Прежде всего хочу искренне поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала после смерти Танкреди. Не могу выразить, как важно было для меня в то время то, что ты, Джесс и Гвиннет (они тоже получат сегодня по письму) приехали помочь мне. Танкреди был абсолютно прав: я, конечно же, нуждалась в вас. То были черные дни для меня: я думала, что жизнь моя кончена. Не уверена, смогла ли бы я со всем этим справиться, не будь вас рядом.

Кроме того, должна поблагодарить вас за чрезвычайно добрые советы и предложения. К сожалению, я не смогу лично участвовать в твоем проекте по Данлевену, но полностью одобряю концепцию и предоставляю в твое распоряжение значительные фонды, которыми ты можешь пользоваться, когда захочешь. Между тем хочу опять же поблагодарить тебя за предоставление Кирсти места в Скорсби-Холле на время, пока Данлевен не откроет свои двери.

Что касается лично меня, то жизнь продолжается и делает довольно неожиданные повороты.

Как видишь, я вернулась к своим корням — в «Вороний дворец»[2] (отсюда мы и получили свою фамилию), который я уже и не надеялась увидеть.

Он кажется мне чрезвычайно знакомым (гораздо меньшим, чем я его помнила). Дворец прекрасно отремонтирован. И все — благодаря усилиям Танкреди, оставившего здесь на всем свой отпечаток и изгнавшего отсюда навсегда дьявольский призрак Скарсдейла. Я чувствую себя здесь совершенно в своей тарелке, словно всю жизнь прожила под этой крышей, и говорю на сицилианском диалекте совсем как здешняя аборигенка.

Возможно, я когда-нибудь и вернусь к составлению каталога библиотеки Скарсдейла, но в настоящее время мне приходится заниматься ведением и реорганизацией дел Танкреди.

Брат оказался в конце концов не только плейбоем и игроком, но и вполне деловым человеком, сфера интересов которого распространялась главным образом на курортный бизнес и казино на юге Европы, в Карибском бассейне и части Соединенных Штатов. Менеджмент и руководство расстроились с началом болезни Танкреди, и теперь, после его смерти, мне предложили принять руководство делами на себя.

Возможно, в конечном итоге я и приму это предложение. «Вамос а вер», как здесь говорят, что значит — «посмотрим».

Прости меня, Катриона, но я не представляю себя в роли управляющего отелями, так же как и в роли общественного и интеллектуального лидера Нью-Йорка или представителя Соединенных Штатов в переговорах по мирному урегулированию в Латинской Америке, хотя и искренне благодарна вам за предложенную помощь.

По правде говоря, я теперь спрашиваю себя: действительно ли я искала смерти во Вьетнаме, Никарагуа и на Ближнем Востоке? Или же просто тайно наслаждалась жизнью, наполненной риском?

Не исключено, что кровь Скарсдейла течет в моих жилах более интенсивно, чем я считала. Или скорее всего кровь моей сумасшедшей бабушки Алессандры. Как бы там ни было, а я поняла, что должна продолжать ходить по лезвию бритвы.

Я буду поддерживать с вами связь, и, быть может, мы как-нибудь еще встретимся.

Между прочим, примите с Ши мои поздравления. Да, Данлевен, без сомнения, очень романтичное место, располагающее к зачатию. Кэролайн абсолютно права: ты, конечно же, должна немедленно выйти замуж. Не хотела бы ты увидеть меня в роли крестной матери?

С наилучшими пожеланиями в этой замечательной жизни, вечно благодарная и любящая тебя,

Виктория».

В течение последующих недель подруги обсуждали письмо и все содержавшиеся в нем двусмысленности, обмениваясь бесконечными телефонными звонками. В конце концов Катриона организовала Трехсторонний телефонный разговор.

Подруги поочередно отказывались верить, поражались, но в конечном счете решили, что ничего удивительного здесь нет.

— Танкреди был слишком умен, чтобы быть просто плейбоем, — заявила всем Катриона.

— Хотя она и очень уклончиво говорит об этом. Как вы думаете, почему Танкреди столько лет держал все в секрете? — поинтересовалась Гвиннет. — Вам не кажется, что игорные интересы были связаны с организованной преступностью?

— Ты слишком спешишь с выводами, — ответила Джесс и задумчиво добавила:

— Хотя штаб-квартира мафии находится как раз на Сицилии.

— И когда она просит рассматривать ее как крестную мать, она имеет в виду настоящую крестную мать, — начала Катриона, — или…

— Виктория мафиозная донья, — закончила за нее Джесс. — Она пишет, что собирается вести дела. Это вовсе не означает, что Виктория намерена выходить из дела.

— У нее это здорово получится, — заверила Гвиннет.

Последнее слово осталось за Катрионой. Вздохнув, она признала:

— Мне кажется, мы так никогда по-настоящему и не узнаем ее. Если только она сама не захочет рассказать.

Примечания