Неумолкающий рев автомобильных двигателей, доносившийся с дальнего конца поля, казалось, только усиливал гнетущее, почти невыносимое состояние ожидания, пронизывающее весь аэропорт. Пытаясь отыскать любые возможные недочеты, Бардик анализировал план, составленный Трэливеном. Самолет прибывает на высоте около двух тысяч футов и продолжает полет над проливом Джорджия, постепенно снижаясь на этом длинном отрезке пути, пока не будут сделаны все необходимые операции. Потом следует последний широкий разворот перед посадкой, чтобы у пилота было больше времени отрегулировать скорость снижения и безопасно приземлиться. Хороший план, и учитывает то, что медленно наступающий рассвет поможет пилоту лучше ориентироваться. И он понимал, что это должно значить для пассажиров. Они увидят Си-Айленд и аэропорт, медленно проплывающий под ними, потом раскинувшуюся панораму бухты, потом опять остров, но уже ближе, и все это пока пилот проводит последнюю подготовку. Бардик почувствовал, как если бы он был там, среди них, давящее напряжение от сознания того, что, может быть, все они смотрят в лицо смерти. Внезапно по телу пробежал озноб. В промокшей от пота рубашке, без пиджака, он почувствовал пронизывающий, как стилет, предрассветный холод. Было такое ощущение, что весь мир затаил дыхание.
      – Мы – на курсе 253, – услышали они голос Джанет. – И быстро теряем высоту. Потемневшими от волнения глазами Бардик многозначительно взглянул на Трэливена. Молча, ни говоря ни слова, они вошли в большую стеклянную комнату, венчающую башню аэропорта Ванкувер. Трэливен и Гримселл припали к столу с микрофоном, их лица освещались индикаторами взлетно-посадочных полос, расположенных на панели перед ними.
      – Как ветер? – спросил капитан.
      – Слегка вбок, но это – самый лучший вариант, – ответил Гримселл. Ноль-восемь была самой длинной полосой из трех, имевшихся на поле, это Трэливен и сам знал очень хорошо.
      – Радарная, – вызвал Трэливен, – докладывайте мне постоянно их удаление, независимо от того, отвечаю я вам или нет. У меня не будет времени отвечать вам, поэтому вызывайте и докладывайте сами. Бардик тронул его за плечо.
      – Капитан, как насчет еще одной попытки – по крайней мере, пока окончательно не рассветет и он…
      – Решение принято, – отрезал Трэливен. – Парень и так изрядно нервничает, и если мы еще начнем с ним спорить, то он окончательно сломается. – Бардик пожал плечами и отошел, а капитан продолжал в более спокойном тоне: – Я понимаю тебя, Гарри. Но и ты пойми его, окруженного сотней штуковин, которых он никогда не видел раньше. Он и так на грани срыва!
      – А что, если он поведет себя неважно? – вставил Гримселл. – Что ты тогда будешь делать?
      – Ну что сейчас гадать, посмотрим, – угрюмо огрызнулся Трэливен. – Если будет совсем плохо, я постараюсь увести его еще на один круг. Если же станет ясно, что у него нет никаких шансов, я буду настаивать на посадке на воду. Минуту он внимательно вслушивался в доклад оператора радарной, потом нажал кнопку микрофона.
      – Хелло, Джордж! Установи скорость 160 узлов и постоянно держи ее. Динамик вновь ожил, но прошла мучительная пауза прежде чем они услышали мелодичный голос Джанет:
      – Мы продолжаем терять высоту. Как огромная тяжелая птица, «Импресс» медленно миновал западную оконечность Лэндсдаун-Рэйс-Трак, скрываясь в предрассветной мгле, над притоком Фрэйзер-Ривер. Справа был виден мост с материка на Си-Айлэнд.
      – Хорошо, – ответил Трэливен. – Установи уровень смесеобразования во взлетное положение – это в верхнее положение. Он, не отрываясь, смотрел на часы на руке, следя за движением секундной стрелки.
      – Не торопись, Джордж. Когда будешь готов, то отключи обогрев карбюратора. Это перед сектором газа.
      – Как насчет горючего? – хрипло спросил Бардик.
      – Уже проверили, – ответил Гримселл. – Расходует из основных баков.
 

* * *

 
      А в самолете Спенсер со страхом метался взглядом от одного прибора к другому, лицо его застыло и напоминало белую маску. Он слышал голос Трэливена, продолжавшего свой неумолимый монолог.
      – Далее, Джордж. Открой воздушный фильтр и уменьши подачу воздуха. Не спеши. – Спенсер с испугом смотрел на приборы. – Тумблер фильтра находится ниже тумблера смесеобразования. Переведи его в верхнее положение.
      – Ты видишь его, Джанет? – спросил он.
      – Да, да! Вот он! – И тут же добавила: – Смотрите, под нами огни аэропорта! Вот самая длинная полоса!
      – Я надеюсь, очень длинная, – ответил Спенсер, скрипнув зубами и не поднимая головы.
      – Тумблеры воздухоподачи, – продолжал Трэливен, – справа от указателя смесеобразования, их там четыре. Их тоже нужно переключить в верхнее положение.
      – Нашла? – прошептал Спенсер.
      – Да.
      – Отлично, девочка! – Он ощущал перед собой линию горизонта, но не рискнул оторвать глаза от приборов. Рев моторов стал неустойчивым, с перебоями.
      – Сейчас выпусти закрылки на 15 градусов, – приказал капитан. – Это – второе положение ручки. Шкала находится в центре главной панели. После этого медленно уменьшай скорость до 140 узлов и, устранив дифферент, выйди в горизонтальный полет. После этого включи насос гидроусилителя – с левого края, рядом с гирокомпасом. В наушниках Трэливен услышал доклад оператора радарной:
      – Доверните до 225! Он сильно болтается по высоте – от девятисот футов до тысячи трехсот.
      – Измени курс на 225, – приказал он в микрофон. – И следи за высотой – ты сильно болтаешься. Старайся держать строго тысячу футов.
      – Он слишком быстро снижается, – скороговоркой докладывал оператор радарной, – 1000… 1000… 900… 800… 700…
      – Теряешь высоту! – настойчиво повторял Трэливен. – Добавь газ! Поднимай нос!
      – 650… 600… 550…
      – Набери высоту! – рявкнул Трэливен. – Набирай! Поднимай нос! Должно быть не менее тысячи футов!
      – 550… 450… – диктовал оператор радара, стараясь не выдавать своего волнения.
      – Это очень скверно, капитан. 400… 400… 450… он поднимается… 500… На мгновение Трэливен дрогнул. Он сорвал наушники и повернулся к Бардику.
      – Он не сможет этого сделать! Конечно, не сможет!
      – Скажи ему! – выдохнул Бардик, рванувшись к капитану и схватив его за руку. – Ради всего святого, скажи ему, скажи, что нужно сделать! Трэливен вцепился в микрофон и поднес его ко рту.
      – Спенсер, – начал он, стараясь говорить как можно спокойнее. – Ты не сможешь сесть с первого захода! Послушай меня! Ты должен сделать несколько кругов и потренироваться. Горючего у тебя еще на два часа полета. Поднимайся, тебе говорят! Поднимайся! Они застыли, слушая ответ Спенсера.
      – Лучше давайте продолжим. Я буду садиться сразу. Вы слышите меня? Я сажусь. Тут люди, которые умрут меньше, чем через час. О двух часах не может быть и речи. Машина меня немного слушается – и этот шанс мы должны использовать. Давайте продолжим. Я выпускаю шасси. И они услышали его команду: «Джанет, выпускай шасси!».
      – Хорошо, хорошо, Джордж, – спокойнее произнес Трэливен и надел наушники. Он старался успокоиться, но мышцы свело, и он еле говорил. Он закрыл глаза на секунду, опять открыл и заговорил с прежней четкостью:
      – Если шасси вышли, проверьте три зеленые лампочки, помните? Держите курс 225. Добавьте немного газ, чтобы не потерять скорость. Устраните дифферент и держите набранную высоту. Так. Проверьте давление в тормозной системе – должно быть около 1000 фунтов – манометр находится на панели, справа от гидроусилителя. Если давление в норме, то не отвечайте. Вы меня слышите? Теперь откройте жалюзи воздухозаборника на одну треть. Ты помнишь, Джанет? Движок у твоего левого колена и разметка в третях. Отвечайте только в том случае, если что-то непонятно. Теперь охлаждение… Пока Трэливен говорил и голос его заполнил притихшую комнату на башне, Бардик подошел к стеклянной стене и пристально всматривался в небо. За стеклом было пасмурно, плотная шапка облаков, казалось, придавливала к земле. Он слышал, как Трэливен приказал сделать аккуратный разворот на 180 градусов влево, чтобы вывести машину на финишную прямую, внушая Спенсеру, что делать это надо медленно и четко, не забывая про приборы. Педантичный, монотонный голос капитана навевал на сильно перенервничавшего управляющего перевозками мрачные мысли.
      – Это, – обратился он к сидевшему рядом оператору, – по-настоящему катастрофическая ситуация. – Оператор слегка усмехнулся в ответ. – Одно ясно, – продолжил Бардик, – чтобы ни случилось, через две-три минуты здесь будет твориться черт знает что! Он полез в карман за сигаретами, но передумал и вытер губы ладонью.
      – Сейчас займись двигателями, – диктовал Трэливен. – Тахометры должны показывать две тысячи двести пятьдесят оборотов в минуту каждый. Отвечать не надо.
      – Две тысячи двести пятьдесят, – повторил Спенсер, внимательно следя за показаниями тахометров и выполняя указания капитана. – Джанет, – обратился он к девушке, – диктуй скорость.
      – Сейчас 130… 125… 120… 125… 130… Трэливен слышал в наушниках доклад с радара.
      – Он продолжает болтаться по высоте. Сейчас девятьсот футов.
      – Джордж, – передал он, – уменьши скорость до 120 узлов и устрани дифферент. Я повторяю – скорость 120. – Он взглянул на свои часы. – Только спокойно.
      – Продолжает терять высоту, – доклад с радара, – 800 футов… 750… 700…
      – Ты теряешь высоту! – рявкнул капитан в микрофон. – Теряешь высоту! Поднимай нос! Давай, давай! Ты должен держать около тысячи футов! Джанет продолжала диктовать.
      – 110… 110… 105… 110… 110… 120… 120… 120… Остановилась на 120.
      – Поднимайся… поднимайся, – цедил сквозь стиснутые зубы Спенсер, налегая на штурвал. – У-у, старая неповоротливая телега! Она не слушается! Она совсем не слушается руля!
      – 125… 130… 130… остановилась на 130…
      – Набрал высоту… 900 футов, – доклад с радара, – 950… 1000. Держит 1000 футов. Трэливен окликнул башенного диспетчера.
      – Он вышел на финишную прямую. Выключи все фонари на всех взлетно-посадочных полосах, кроме ноль-восьмой. – И опять в микрофон. – Выходи на прямую между 074 и 080 отметкой. Следи за скоростью и высотой. Держи тысячу футов, пока я скомандую снижаться. Одна за другой гасли цепочки сигнальных огней, спрятанных в траве вдоль взлетно-посадочных полос. Осталось только две цепочки вдоль главной полосы.
      – Заканчивай разворот, Джордж, и, как только будешь готов, ориентируйся по полосе прямо перед тобой. У нас дождь, включи очистители. Тумблер ниже и правее автопилота и четко обозначен.
      – Ищи, Джанет, – бросил Спенсер девушке.
      – Держи высоту тысячу футов, Джордж. Полоса длинная, у тебя еще уйма времени. Пусть Джанет найдет тумблер включения посадочных огней. Это на верхней панели, чуть левее центра. Строго держи высоту.
      – Нашла? – спросил Спенсер.
      – Минуту… да, вот он. Спенсер поднял голову от приборов и посмотрел на землю.
      – Боже! – выдохнул он. Огни полосы, ярко сверкающие на темном серо-голубом фоне земли, казалось, находятся совсем рядышком друг с другом, не шире железнодорожной колеи. Рукой он вытер глаза, слезящиеся от напряжения.
      – Скорректируй курс, – продолжал Трэливен. – Выровняйся по полосе. И держи высоту, Джордж! Теперь слушай меня внимательно. Постарайся коснуться полосы примерно на одной трети ее длины. Учти, внизу слабый боковой ветер слева, поэтому будь готов поработать правой педалью. – Спенсер медленно развернул машину. – Если ты приземлишься с большой скоростью, то используй аварийное торможение. Для этого потяни на себя красную ручку, она прямо перед тобой. А если и это не поможет, тогда нажми четыре светящиеся кнопки над головой.
      – Ты их видишь, Джанет?
      – Да, вижу.
      – Если понадобится, это нужно будет делать быстро, поэтому, когда я крикну, не теряй времени. В горле у него пересохло, казалось, оно набито песком.
      – Хорошо, – шепотом ответила девушка. Она сжала руки, стараясь унять их дрожь.
      – В любом случае, ждать уже недолго. Ты не забыла об аварийном сигнале?
      – Нет, я помню. Включу его перед самым касанием.
      – Проверь скорость.
      – 120… 115… 120…
      – Начинайте снижаться, – доложили с радара, – 400 футов в минуту. Пусть проверит закрылки и шасси и держит прежний курс.
      – Все идет хорошо, Джордж, – передал Трэливен. – Выпусти полностью закрылки, уменьши скорость до 115 узлов, устрани дифферент и начинай снижаться со скоростью 400 футов в минуту. Я повторяю. Закрылки полностью, скорость 115, вертикальная скорость 400 футов в минуту. И держи прежний курс. – Повернулся к Гримселлу. – На поле все готово? Тот в ответ кивнул.
      – Да, все в полной готовности.
      – Ну, тогда все! Через шестьдесят секунд все будет известно. Они услышали приближающийся вой двигателей. Трэливен потянулся к биноклю.
      – Джанет, выпускай полностью закрылки! – приказал Спенсер. Девушка опустила движок вниз до упора.
      – Высоту и скорость!
      – 1000 футов… скорость 130… 800 футов… скорость 120… 700 футов… скорость 105. Мы снижаемся слишком быстро!
      – Набирай высоту! – закричал Трэливен. – Поднимайся! Ты снижаешься слишком быстро!
      – Я знаю, знаю! – Спенсер двинул вперед сектор газа. – Диктуй! – крикнул он девушке.
      – 650 футов, скорость 100… 400 футов, скорость 100… От лихорадочного возбуждения он был весь мокрый, глаза разъедало от пота. Он пытался сопоставить скорость с потерей высоты, пораженный глубоким, вызывающим тошноту, ужасом от неумолимо приближающейся с каждой секундой полосы. Самолет переваливался с боку на бок, пропеллеры то почти останавливались, то опять начинали вращаться с бешеной скоростью. Со смотровой площадки донесся крик Бардика:
      – Посмотрите! Он же не может с ней справиться! Глянув в бинокль на приближающийся самолет, Трэливен рявкнул в микрофон:
      – Работай! Поднимайся! Ты слишком быстро снижаешься! Следи за скоростью, ради всего святого! Опусти нос, он слишком высоко задран – машина сейчас остановится!
      – Потише, – бросил ему руководитель полетов. – Он слышит тебя хорошо и уже исправляется.
      – Хотелось бы, чтобы меня он тоже услышал, – вставил Бардик. Подключился оператор радарной:
      – Высота 100 футов, 50 футов…
      – Поднимайся, поднимайся, – без остановки повторял Трэливен, – если еще не включили аварийный сигнал, то включайте. Спинки кресел – в вертикальное положение, пассажирам головы пригнуть. Услышав пронзительный звонок, Бэйрд в салоне, срывая голос, закричал:
      – Всем нагнуться, голову прикрыть руками! Упритесь, как только можете! Сложившись почти пополам в своих креслах, болельщики Джо и Хэйзел Грир обвили друг друга руками. Чилдер неловко, торопясь, пытался прижать к себе неподвижное тело жены. Откуда-то из середины салона донеслись слова молитвы вперемешку с рыданиями, потом восклицание одного из четверых накануне так лихо накачивающихся водкой болельщиков:
      – Боже, помоги нам!
      – Заткнись! – оборвал его «Тушенка». – Береги дыхание! А в это время в башне Гримселл командовал в микрофон:
      – Всем пожарным и спасательным машинам оставаться на своих местах, пока не проследует самолет. Его может занести. – Голос руководителя полетов отражался эхом среди зданий на поле.
      – Он поднялся до 200 футов, – доложили с радара, – но, все равно, это – очень низко. 150 футов. Капитан, это очень низко! 100 футов! Трэливен сорвал наушники и вскочил, схватив бинокль в одну руку, а микрофон – в другую.
      – Держи эту высоту, – командовал он, – пока не подойдешь ближе к полосе. Будь готов еще немного подняться… Давай снова снижайся… Вроде все правильно…
      – Проклятый дождь! – выругался Спенсер. – Я едва что-либо различаю. Он разглядел, что под ними трава, а впереди увидел неясное очертание полосы.
      – Следи за скоростью, – напомнил Трэливен. – Нос задирается! – Снизу, от основания башни, донеслись крики.
      – Выровняйся перед самым касанием и будь готов скомпенсировать снос самолета правой педалью. На Спенсера набегала полоса, футов двести шириной.
      – Не спеши! – крикнул Трэливен. – У тебя большая вертикальная скорость! Поднимись! Держи ее! Сбрось газ! Учти боковой ветер, держи машину! Не так быстро! А сейчас сажай! Сажай ее!!! До полосы оставалось несколько футов; Спенсер мягко двинул штурвал вперед, пытаясь почувствовать движение машины вниз, и тут горло его перехватил спазм от того, что он только сейчас осознал, насколько эта кабина находится выше, чем у тех машин, на которых ему приходилось летать раньше. Это настолько усложняло ему задачу, что делало ее практически невыполнимой. Через мгновенье, показавшееся ему вечностью, колеса чиркнули по полосе, и машина опять повисла в воздухе, но тут же, с ударом, опустилась на полосу. Пронзительно взвизгнули шины, и вылетело облачко дыма. От удара самолет опять подпрыгнул. Потом могучие колеса опять опустились, ища опору на бетоне полосы. Последовал еще один удар, потом еще и еще. Сыпя проклятьями сквозь клацающие зубы, Спенсер что было сил тянул штурвал на себя, почти вдавив его себе в живот. Весь кошмар, все страхи прошедших часов выливались теперь в парализующую реальность. Серая полоса под ними, казалось, наскакивала на них, отпрыгивала и опять наскакивала. Вдруг, как по мановению волшебной палочки, прыжки прекратились. Все. Они приземлились. Он слегка нажал педаль тормоза, потом вдавил ее сильнее, что было сил. Раздался пронзительный визг, но скорость не уменьшилась. Краем глаза он увидел, что они проскочили уже две трети полосы, и он не сможет остановить машину у ее края.
      – У тебя высокая скорость! – проревел в микрофон Трэливен. – Используй аварийный тормоз! Тяни красную ручку! Спенсер лихорадочно рванул ручку. Он что было сил тянул на себя штурвал, упираясь ногами в педали тормозов. Казалось, мышцы рук разорвутся от напряжения; машину начало разворачивать. Колеса прошли юзом, потом опять машина быстро покатилась по полосе.
      – Кнопки!!! – крикнул он. Джанет ударом руки отключила их. Шум моторов стих, в кабине были слышны только жужжание гирокомпаса и радио, да снаружи доносился визг шин. Спенсер уставился вперед, завороженный ужасом. С выключенными двигателями машина продолжала нестись вперед, полоса под ними слилась в сплошную серую массу. Он уже различал указатель поворота в дальнем конце полосы. Сбоку промелькнула пожарная машина, рядом с ней, на земле лежал водитель. Голос Трэливена в наушниках раздался, как взрыв.
      – Поворачивай влево! Влево! Нажми левую педаль! Автоматически Спенсер нащупал ногой педаль и что было сил подал ее вперед. Резко свернув с полосы, машина стала описывать широкую дугу. Отброшенный вправо, Спенсер пытался выровнять машину. Послышался скрежет, потом ослепительная вспышка, шасси отлетели, и самолет упал на «брюхо». От сильного удара Спенсера подбросило, и он почувствовал острую боль – привязной ремень глубоко впился в тело.
      – Пригни голову! – крикнул он девушке. – Мы падаем! Сжавшись в своих креслах, они пытались удержаться. Еще мгновенье самолет тащился по траве, как краб, перепахивая поле. С металлическим скрежетом они пересекли другую полосу, давя сигнальные фонари и поднимая в воздух комья земли. Спенсер молил Бога, чтобы это уже закончилось. Как обреченный, в бешеном, безнадежном отчаянии, с разбитыми в кровь губами, он ожидал неизбежной катастрофы, которая разнесет его на тысячи светящихся в темноте кусочков. И тут, внезапно, они остановились. Спенсеру казалось, что они все еще продолжают двигаться, но глаза убеждали его в обратном. Несколько секунд стояла полная тишина. Он освободился от ремней и взглянул на Джанет. Она уткнулась головой в ладони и беззвучно рыдала. Из пассажирского салона доносились бормотание и шепот все еще не верящих в то, что остались в живых, пассажиров. Кто-то истерически смеялся и, казалось, что говорят одновременно все. Они услышали голос Бэйрда:
      – Кто-нибудь ранен? Голоса в салоне совсем перемешались. Спенсер открыл глаза. Он был оглушен и потрясен.
      – Надо бы открыть аварийный выход, – донесся до него простуженный голос «Тушенки». – И всем оставаться на своих местах. Дверь в кабину с грохотом распахнулась, и он услышал голос доктора:
      – Отличная работа!!! Спенсер?! Вы там в порядке?
      – Я развернулся!? – бормотал он, все еще не веря. – Мы развернулись на сто восемьдесят градусов! Вот это представление!
      – Чепуха – вы все сделали замечательно! – успокаивал его Бэйрд. – Насколько я заметил, пассажиры отделались ушибами и небольшим потрясением. Давайте посмотрим, что там с пилотами – их, должно быть, растрясло. Спенсер повернулся к нему. Ему было больно двигать головой.
      – Доктор. – В горле у него пересохло. – Мы успели?
      – Да, и, я бы сказал, как раз вовремя. Во всяком случае, сейчас их увезут в больницу. Вы сделали свое дело. Спенсер попытался подняться, но в это время он услышал треск. Не понимая, что происходит, он встревожился, но тут же сообразил, что это голос из наушников. Он дотянулся и поднес их к уху.
      – Джордж Спенсер! – его вызывал Трэливен. – Джордж Спенсер! Где вы? Снаружи донесся вой сирен пожарных машин и «Скорой помощи».
      – Да, – ответил он. – Я слушаю. Голос Трэливена звенел от ликования; был слышен смех и радостные возгласы.
      – Джордж! Это, несомненно, была самая паршивая посадка в истории аэропорта! Поэтому пилотом мы вас на работу не возьмем. Но некоторые из нас хотели бы пожать вам руку, ну, и, разумеется, выпивка за нами. А сейчас все, Джордж! Мы выходим. Джанет подняла голову, она улыбалась и слезы катились у нее по щекам.
      – Вы бы посмотрели на себя, – сказала она. – У вас черное лицо. Он не знал, что говорить. Никаких эмоций, никаких подходящих слов благодарности. Он ощущал только, что невыносимо устал, и что у него болит живот. Поэтому он лишь потрепал ее по руке и улыбнулся.