Завещание

– Да, могу понять ваш ход мыслей. Вы представили себя на его месте во время убийства. Вы предполагаете, что некто, с кем он договорился встретиться, спрятался поблизости, ожидая его?

– В сущности, это не так. Если человек, с которым он собирался встретиться, имел причины желать его смерти, то сомнительно, что Даусон не знал об этом. В этом случае он был бы начеку. Но он не был. Принимая во внимание время, место и характер убийства, я предполагаю, что некто имел веские основания не желать, чтобы свидание состоялось, а узнав, что оно все таки состоится, последовал за Даусоном на место встречи и застрелил его.

– Каким образом? – спросил полковник. – Вы забываете, что убитый находился в машине. Он должен был услышать приближение другой машины.

– Я могу представить, что он не только слышал, но и видел ее, – сказал Эмберли. – Хотя я склоняюсь к мысли, что убийца был на мотоцикле.

– Да! Вы так думаете. А почему?

– Может, просто потому, что если вы правы, предполагая, что убийца поджидал Даусона, то он мог спрятать мотоцикл в кустах или оставить его на поле за кустами. Там в кустах есть калитка. Но если хотите, пусть это будет машина. Главное то, что убийца застрелил Даусона либо из укрытия, а это означает, что он точно знал место встречи, либо из какого-то транспортного средства, направлявшегося к машине Даусона.

Полковник какое-то время размышлял, потом сказал:

– Да. Вполне возможно, Эмберли, но бездоказательно. Понимаете, абсолютно бездоказательно. Скажем, я допускаю это в качестве предмета для дискуссии. С кем же было свидание?

– Полагаю, полковник, обнаружить это вы поручили моему другу Фрейзеру. Он, конечно, не сделает ничего, но на какое-то время это займет его.

– Право же, Эмберли, – возразил полковник умоляющим тоном, – если у вас нет теории, подкрепляющей ваши факты, тогда скажите мне: каков, по-вашему, был мотив у убийцы, чтобы любой ценой не допустить это свидание? Или вы пока не можете сделать вывод?

– О, я могу, – ответил Эмберли. – Мотив прост – ограбление, конечно.

– Ограбление? Дорогой друг, о чем вы говорите? Минуту назад вы отказывались даже слушать об этой версии.

– О, нет, я не отказывался, – сказал спокойно Эмберли. – Я только умолял вас выкинуть из головы мысль о дорожных грабителях. Вижу, это вам не удалось. Но думаю, вам надо попытаться. А то мне начинает надоедать.

Полковнику очень хотелось в ответ сказать крепкое словцо, но он удержался.

– Может быть, вы примете во внимание одну небольшую деталь: если убийство, как вы предполагаете, было запланированным, то мне кажется, мы можем допустить, что убийца знал Даусона и был осведомлен фактически о его состоянии и доходах? Очень хорошо. Не будете ли вы любезны сообщить мне, что, по предположению неизвестного убийцы, мог иметь при себе Даусон такого ценного, что толкнуло неизвестного на совершение убийства?

Эмберли посмотрел на него с некоторым удивлением.

– Вы переоцениваете мои знания! – заметил он. – Когда вы найдете ответ на эту загадку, то наверняка обнаружите убийцу. Я же советую вам хорошенько обдумать следующее. Первое: тот факт, что карманы убитого были обысканы, что в них не оказалось ни записной книжки, ни бумажника, но в одном из карманов брюк осталось серебра шиллингов пятнадцать и золотые часы с цепочкой в кармане жилета. Второе: последние пару лет Даусон получал откуда-то деньги, помимо зарплаты у Фонтейна. Кстати, я хотел бы поподробнее узнать о его счетах в различных банках.

– Инспектор выяснит это. И говорить нечего, мы ускорим ход расследования. Как я понял, вы считаете, что не деньги интересовали убийцу.

– Да, это были не деньги, полковник.

Полковник неохотно встал со своего места.

– Что ж, все это очень интересно, но недостаточно для дальнейшего расследования, – посетовал он. – Мне кажется, мы топчемся на месте. У вас есть реальные предложения?

– В настоящее время нет, – сказал Эмберли. —Я хочу получить сведения об одном… Но думаю, что добуду их сам. О результате дам вам знать.

– Надеюсь услышать о них как можно скорее, – сказал полковник. – Между тем вы должны иметь в виду, что мы будем продолжать вести расследование, как считаем нужным.

– Конечно, – сказал мистер Эмберли радушно. – Продолжайте в том же духе – это делу не повредит.

Полковник пожал руку сэру Хамфри и с некоторым высокомерием бросил через плечо Эмберли:

– Надеюсь, мы сделаем все возможное. .

– Что ж, может быть, – сказал мистер Эмберли и протянул руку полковнику. – До свидания. Не буду вам надоедать, полковник. В действительности, дело довольно простое, сами знаете.

Проводя гостя, сэр Хамфри вернулся в гостиную.

– Фрэнк, любому, кто тебя знает, понятно, что ты владеешь фактами, которые посчитал преждевременным сообщить нашему другу Уотсону, – сказал он сурово.

– Массой фактов, – согласился Фрэнк.

– Ты ведь знаешь, – сказал сэр Хамфри, – что обязанностью каждого честного гражданина…

Эмберли остановил его жестом руки:

– Знаю, сэр. Но меня попросили решить эту небольшую проблему.

– Я не думаю, – сказал его дядя, – что передача полиции в полное распоряжение всех фактов и, могу добавить, всех твоих догадок несовместима с решением этого загадочного дела.

– Не думаете? – спросил Фрэнк. – Вот что значит, что вы не работали с господами Уотсоном, Фрейзером и компанией. Думаю, лучше будет, если вы предоставите это мне, дядя.

– Это я и намереваюсь сделать, – ответил сэр Хамфри с достоинством. – У меня нет ни малейшего желания вмешиваться в подобные неприятные дела.

ГЛАВА VI

Весь следующий день гамак оставался в полном распоряжении Филисити. Эмберли настолько удачно развеял свое ленивое настроение, которое она осуждала, что уехал в Лондон на «бентли» сразу после ухода главного констебля. Леди Мэтьюс была расстроена этим, просила его задержаться до ленча, но даже гастрономический соблазн не заставил ее племянника отложить поездку во имя ленча. Ленчу в Грейторне обычно отводилось продолжительное время, а поездка в город, даже на большой скорости, занимала больше часа.

Он приехал в Лондон около двух часов пополудни и сразу направился на свою квартиру в Темпле. Его слуга Паттерсон присматривал за квартирой и не выказал никакого удивления, увидев его. Эмберли пробыл в квартире не больше получаса и среди прочих дел даже нашел время съесть наскоро приготовленный ленч. Затем он поехал в редакцию «Таймс», где провел томительный, но безусловно плодотворный час, просматривая старые подшивки газет. В своих поисках он углубился на несколько лет в прошлое, злясь и проклиная женскую неточность в отношении важных дат. Но все-таки он нашел ту информацию, которую искал, и, покинув редакцию «Таймса», отправился на главный почтамт. Здесь он написал длинную кодированную телеграмму и отослал ее. Последним объектом его визита была частная сыскная фирма, где он задержался ненадолго, и в половине пятого «бентли» уже держал курс на юг, миновав развилку у Кингстона.

Эмберли двигался короткой дорогой, которую ему подсказала Филисити, на этот раз успешно, и подъехал к дому дяди в половине шестого.

Свою кузину и Энтони Коркрэна он нашел в библиотеке за чашкой чая и узнал, что Коркрэн приехал после ленча поиграть с ним в гольф. Не найдя его, он уговорил Филисити поиграть с ним. Они только что вернулись с поля.

Филисити позвонила, чтобы принесли третью чашку и чайник, и налила чай для Эмберли. Оказалось, что у Джоан разболелась голова и она легла в постель сразу после ленча, оставив своего жениха в тоске.

Эмберли вежливо ему посочувствовал. Коркрэн на это отозвался мрачно:

– Заметь, я не виню ее. Надо было видеть сегодня братца Бэзила. Он провел веселенькое утро, придираясь ко всему, что было сделано за последние полгода. О, он в прекрасном настроении, уверяю тебя.

– Почему? – спросил Эмберли.

Коркрэн попросил налить ему еще чая.

– Кто-то принес ему кучу плохих новостей. До этого все шло прекрасно. Он был в хорошем и веселом настроении. Даже съел пару вареных яиц за завтраком, которые мне лично показались тошнотворными после шампанского, выпитого в четыре утра.

– Кто принес ему плохие новости?

– Человек с одним глазом и деревянной ногой, – сказал Коркрэн быстро. – По виду похож на моряка, и – подожди минуту – а, да, в нем было что-то неуловимо зловещее. Мы… мы услышали стук его деревянной ноги, когда он проходил через холл.

Брошенная в Коркрэна книга чуть не попала в цель. Он ловко ее поймал.

– Мазила! – прокомментировал он и бросил книгу на диван.

– Перестаньте, порвете книгу! – сказала Филисити! – Она библиотечная. Продолжай, Тони. Так кто же принес новости?

– Я понял, что вы догадались, – сказал Коркрэн. – Все, что я рассказал о моряке – неправда. На самом деле письмо принес человек, который дважды постучал в дверь и протянул его в полном молчании. Он не стал ждать ответа, а вышел так же молча, как пришел…

– Поздновато вы получаете первую почту, – заметил Эмберли. – Ненавижу прерывать столь увлекательный рассказ, но ты случайно не знаешь, что это были за новости?

– О, слушайте, слушайте все! – сказал Коркрэн. – Великий детектив почуял ключ к разгадке! Не пропустите завтрашний специальный выпуск! Нет, мистер Холмс, я не знаю. Но по возвращении в этот родовой замок я хитростью выманю оттуда братца Бэзила и взломаю сейф. Если он, конечно, у него есть. Если нет, то я просмотрю всю его переписку, что он держит на письменном столе, и надеюсь, мне повезет. Самым желанным среди гостей на приемах этого сезона является мистер Энтони Коркрэн, чья тактичность и воспитанность делают его всеобщим любимцем.

– Не валяйте дурака, – сказала Филисити, – Боюсь, сообщение, видимо, расстроило и Джоан. Возможно, Бэзил лишился кучи денег на бирже.

– Нет, ничего подобного. Уж это-то я знаю.

Эмберли взглянул на него:

– Что еще ты знаешь, Корк? Не желаешь поделиться?

Энтони, видимо, колебался, потом сказал:

– Ну, может быть, это не совсем то, что надо. Я не очень подхожу к этой роли. Я имею в виду – быть гостем в доме. Приверженность традициям закрытой школы, игра в одни ворота и прочая подобная болтовня. Между прочим, именно так говорит братец Бэзил. В самом деле, говорит.

– Откуда ты узнал, что новости плохие? – спросила Филисити.

– Видишь ли, когда наш приятель вскрыл письмо и прочитал, то лицо его позеленело, потом он долго сидел, уставившись на роковой документ, словно в параличе, проницательный наблюдатель сразу же догадался бы о причине. Кроме того, я спросил его.

– И он сказал, что получил неприятное известие?

Энтони на минуту задумался.

– И да, и нет. Когда он позеленел, то я сказал, что надеюсь, он получил неплохие новости. Не стоит и говорить, что он выглядел прибитым. Ну, потом он словно очнулся, свернул письмо и, с трудом выговаривая слова, сказал, что новости не совсем плохие, но довольно неприятные. Письмо его явно расстроило. Но самое смешое… – Энтони замолчал, и его обычно беззаботное лицо стало хмурым. Он посмотрел на Эмберли в раздумье и продолжил: – Слушай, я все расскажу. На самом деле меня не очень-то заботит такая чепуха, как «корпоративный дух». Пусть он хозяин в этом доме, а я всего лишь гость, но мне противно до тошноты, как он обращается с Джоан. Письмо, которое так его потрясло, пришло из известного сыскного агентства. Я случайно узнал это, потому что он сидел, держа его в руках и уставившись в него, а я заглянул и увидел, что это фирменный бланк агентства.

– Понятно, – сказал Эмберли медленно. – И это письмо его расстроило. Хм!

– Не скажешь ли нам, что ты об этом думаешь? – опросила Филисити с едкой иронией в голосе.

– Нет, моя прелесть, не скажу.

– Что ж, считай, что новость поможет тебе приблизиться к решению загадки, – сказал Энтони. – Но насколько я понимаю, она почти ничего не добавляет. Дело становится еще туманнее. Если ты пытаешься подозревать Бэзила, то признаю, что мысль неплохая, но только врядли это сработает. Я просто буду вынужден признаться, что в момент совершения преступления он был в компании со мной.

– Все дело в том, – сказал Эмберли, – что я думал не об убийстве.

На следующее утро он узнал, что Бэзил Фонтейн более или менее оправился от вчерашнего шока, вызванного полученными им новостями, и что между ним и Коллинзом произошла ссора. Этой информацией он был обязан Джоан Фонтейн, которая пришла в Грейторн вместе с Коркрэном, оправдывая свой визит, с одной стороны, тем, что ей необходимо было выгулять своих терьеров, а с другой – тем, что принесла Филисити книгу, которую давно обещала ей дать. Джоан выглядела бледной после вчерашнего недомогания, и Эмберли показалось, что она улыбалась как-то неестественно. Обычно сдержанная и скрытная, она вышла за привычные рамки, рассказав о том, что произошло в доме, и почти не препятствовала Филисити откровенно высказать мнение о ее сводном брате.

Было ясно, что она трогательно цеплялась за Коркрэна, ободряющего ее своим присутствием. По ее мнению, корень зла заключен в самом доме, и она не скрывала тот факт, что с самого начала испытывала неукротимую неприязнь к этому дому. Злой дух дома порождал беспокойство, назойливые взгляды, таинственность и плохое настроение брата. Она не пыталась объяснить, что чувствовала, и не оправдывала необоснованность своих предчувствий. Она считала, что каждый дом имеет особую, только ему присущую атмосферу. Например, Грейторн вызывает ощущение счастья и доброты. Но над их домом довлеют грехи и трагедии прошлого. Это – загадка, но подавленность ощущаешь, стоит войти в дом.

В своих рассуждениях она углубилась в ту сферу психологии, куда ни Эмберли, ни Коркрэн не могли последовать за ней, однако оба чувствовали, что происходящее в доме мучает ее душу. По мнению же Коркрэна, не дом был в том виной, а его обитатели и прежде всего хозяин и лакей. Джоан покачала отрицательно головой. Возможно, у нее с Бэзилом мало общего, но до переезда в поместье она не испытывала напряженности в их отношениях. Именно дом повлиял и на нее, и на него. Что касается лакея… Она пожала плечами и замолчала.

В то утро Энтони, услышав спор в кабинете Фонтейна, когда он был в самом разгаре, лелеял надежду, что лакей покинет дом. Что произошло между Фонтейном и слугой, никто не знал, но Джоан подумала, что Коллинз возражал против возложения на него дополнительных обязанностей по дому. Они слышали разгневанный голос Фонтейна, а позже увидели, как Коллинз вышел из кабинета, сжав свои тонкие губы. Хотя Фонтейн кричал, что поведение лакея стало невыносимым, он клянется Богом, что уволит его, однако этого не произошло. В результате Фонтейн отправился в город, чтобы встретить человека, которого он собирался нанять в дворецкие.

Как Фонтейн и опасался, не так-то легко было найти человека на место Даусона. Те немногочисленные кандидаты, что претендовали на место, его не устраивали, а те, что ему подходили (их список Фонтейну прислали из бюро по подыскиванию места для прислуги), не соглашались работать в доме, расположенном в семи милях от ближайшего города и в двух милях от большой дороги. Однако накануне ему позвонили из бюро и сообщили, что появился новый кандидат, которого не смущает столь отдаленное расположение дома. Поэтому Фонтейн и отправился повидать этого человека и решил, что если и он, подобно остальным, не подойдет ему, то придется поместить объявление в газете «Морнинг пост». Джоан решила воспользоваться отсутствием Фонтейна и пригласила Филисити и Эмберли на чай. Филисити приняла приглашение, но мистер Эмберли сказал, что уже приглашен сегодня в другой дом. Его стали уговаривать, но он уклонился от приглашения. Филисити пришлось извиниться за него перед друзьями, выразив предположение, что он, вероятно, собирается охотиться за доказательствами по делу об убийстве.

Джоан не знала, что он занимается делом не из простого интереса. Казалось, узнав об этом, она осталась довольной и скромно поинтересовалась, сможет ли он решить такую проблему.

– Думаю, да, – ответил Эмберли неожиданно мягко.

– Я рада, – сказала Джоан, – и знаю, что это беспокоит Бэзила, огорчает сверх меры, почти преследует.

Около четырех часов пополудни Эмберли отправился на «назначенную встречу» и, выехав на дорогу, ведущую в Аппер Неттлфоулд, промчался через город по направлению к Айви-коттеджу.

Дорога эта представляла собой продолжение Хай-стрит и вела на юг от города мимо ряда новых коттеджей. Вскоре дома кончились, дорога повернула на запад и несколько сот ярдов бежала вдоль берега реки Неттл. Затем река поворачивала налево, а впереди взору открывалась дорога, ведущая к Айви-коттеджу мимо холмистого выгона для скота.

Мистер Эмберли только доехал до поворота к коттеджу и замедлил скорость, как услышал, что его окликают. Он остановился и увидел дородную фигуру сержанта Габбинса, ехавшего на велосипеде в его сторону и отчаянно крутившего педали.

Эмберли съехал на обочину и выключил мотор.

– Ну, в чем дело, сержант? – спросил он.

Сержант спрыгнул с велосипеда и, отдуваясь, заметил, что день жаркий. Мистер Эмберли согласился. Сержант с печальным видом покачал головой:

– Я надеялся, что вы заедете в полицейский участок сегодня утром, сэр. Вчера я виделся с главным констеблем.

– Какое совпадение, – сказал мистер Эмберли, – и я тоже.

Сержант посмотрел на него с упреком:

– Когда он рассказал мне, о чем говорили в Грейторне, ну, я подумал, что это на вас не похоже, мистер Эмберли.

– Что не похоже?

– То, как вы относитесь к делу. Совсем на вас не похоже. Потому что, зная вас, я почувствовал, что вы что-то скрываете. Дело в том, что я не хочу плохо думать о вас, сэр. Да еще после того, что вы мне сказали на днях, дав показания. Не то, чтобы я придавал этому значение, поскольку мне известно, что вы человек с юмором. Но когда полковник случайно проговорился, что вы сказали ему, будто не уверены, хотите ли работать на полицию, это меня очень удивило. Потому что, если сложить одно к одному, да еще припомнить, что то же самое вы сказали мне, создается впечатление, что вы действительно имеете это в виду, а в это я не могу поверить.

– Извините, – сказал мистер Эмберли.

Сержант строго произнес:

– Конечно, я знаю, что вы ради дела далеко отступаете от закона…

– Что?

– Отступаете от закона, как было в Дартмуре, – сказал сержант. – Все чаще и чаще вы делаете это, но, как я уже сказал, поступаете так ради дела, и в конце концов не зря. Но вы вбили себе в голову эту идею, вот в чем дело.

– Послушайте, – сказал мистер Эмберли, – куда вы клоните?

– Вы действуете помимо нас, прошу прощения, сэр, – сказал сержант упрямо. – Держите что-то при себе. Вы не дали нам ничего, чтобы сдвинуться с места, и , ясно как Божий день, что вы имеете какие-то подозрения.

– Ясно? С сожалением слышу это. Не торопите меня, сержант.

Сержант задумчиво посмотрел на него и вдруг заметил, что внимание мистера Эмберли занято чем-то другим. Он смотрел мимо сержанта на ворота Айви коттеджа, которые были видны с дороги. Сержант хотел было обернуться и посмотреть, чем же он так заинтересован, но мистер Эмберли упредил его.

– Не оборачивайтесь, сержант, – сказал он спокойно.

Сержант немедленно почувствовал непреодолимое желание оглянуться, но сдержался.

– Что вы увидели, сэр?

Эмберли уже не смотрел на дорогу. Минуту назад калитка открылась, из нее выскользнул мужчина, бросив украдкой взгляд по сторонам. Увидев машину на повороте дороги и ее владельца, занятого разговором с сержантом Габбинсом, он резко повернулся и пошел в противоположную от них сторону.

– Очень интересно, – медленно произнес мистер Эмберли. – И что, сержант, мы сделаем с этим?

Сержант едва сдержал гнев.

– Куда как много шансов у меня сделать что-то, не так ли, сэр? «Не оборачивайтесь» сами сказали, а теперь спрашиваете!

Мистер Эмберли задумчиво потер подбородок.

– Кажется, я не так далек от истины, – сказал он.

– Правда, сэр? – спросил сержант с обидой. – Что ж, разве это плохо? Возможно, если я наберусь терпения, вы сочтете нужным рассказать, что увидели.

– Мужчину, сержант. Только мужчину.

– Да, случается, – согласился сержант язвительно. – Я сейчас вижу даже двоих мужчин. Молодого Томаса и мистера Ферлея. Подождите, сэр, сами их увидите.

– Заурядный, почтенный персонаж, – задумчиво проговорил мистер Эмберли. – Однако он был недоволен, увидев нас здесь. Куда ведет эта дорога, сержант?

– К ферме Фосеттов, – сказал сержант коротко.

– И больше никуда?

– Там обрывается.

– А! – сказал мистер Эмберли. – Как вы думаете, у нашего друга Коллинза действительно могут быть дела на ферме Фосеттов?

Сержант заинтересовался:

– У Коллинза? Это был он, сэр?

– Да, сержант. Он заходил в Айви коттедж.

– Забавно, – сказал сержант. – Что ему там понадобилось? Пошел к Фосеттам, так? Затем он срежет путь по полям. Что-то здесь не так. Я вот думаю: мало мы знаем об этих Браунах. Молодой парень бывает почти каждый вечер в «Голубом драконе». Напивается до одури, вот что он там делает. Но что ему надо от лакея?

– И меня это интересует, – сказал мистер Эмберли.

– Да, сэр, я в этом не сомневаюсь, и если бы я был уверен, что вы не просто интересуетесь… Что вы имели в виду когда только что сказали, будто не так далеки от истины?

– Вижу, нет смысла пытаться скрывать что-либо от вас, сержант, – сказал мистер Эмберли, покачав головой.

–Ну, я надеюсь, доля разума и у меня есть, сэр, – ответил сержант, немного смущаясь. – Не скажу, что я из тех, кто думает, что все знает, и как следствие говорит так заумно, что порой не знаешь, куда он клонит, а порой и сомневаешься в том, что он говорит.

Мистер Эмберли усмехнулся:

– Кто же, например?

– Да так, некоторые, которых я случайно припомнил, – сказал сержант небрежно.

– О, понимаю, а то я уж было подумал, что вы говорите обо мне.

Сержант поборол себя, чтобы не ответить на это замечание.

– Послушайте, сэр, – сказал он, – не могу же я стоять целый день на дороге и болтать с вами, в то время как вы постоянно подшучиваете. У меня полно работы. Я только хотел заметить, что не нравится мне этот Коллинз, никогда не нравился, но что толку? Это вам неинтересно.

– Не совсем, – сказал мистер Эмберли откровенно, – но вот что меня действительно интересует, так это, зачем он заходил в Айви коттедж.

– Ну, вот это-то мы можем узнать, – сказал сержант и приободрился. – Не скажу, что понимаю, какое это имеет отношение к преступлению, но если хотите знать, будет больше толку, если я разузнаю, зачем он приходил, чем ворошить опавшие листья в поисках гильзы. А именно это заставил инспектор некоторых из нас делать. Они ее пока не нашли, да и вряд ли найдут, хотя констебль Паркинс обнаружил котелок с дыркой да старый башмак в придорожной канаве.

– А следов велосипеда или мотоцикла на поле за придорожными кустами они не обнаружили? – поинтересовался Эмберли.

– Нет, сэр, насколько я знаю.

– А на поле они смотрели?

– О, да, сэр, хорошенько смотрели. Негоже мне говорить, но они там чуть не обезумели, поскольку мистер Фосетт выпустил на поле стадо молодых бычков. Они довольно игривые, как я понимаю.

– Замечательно! С инспектором Фрейзером бычки тоже играли?

Сержант рукой прикрыл рот.

– Видите ли, сэр, я слышал, что инспектор там не задержался, чтобы дать возможность бычкам такой шанс, как говорится.

Мистер Эмберли рассмеялся и включил мотор.

– Не любит животных, вероятно. А теперь, сержант, не задерживайте меня болтовней. Сами знаете, у меня есть чем заняться.

– Я? Я задерживаю вас? Да я…

– И я бы предпочел, чтобы вы не занимались расследованием причины визита Коллинза в Айви коттедж, если это вам безразлично. Я сделаю это сам.

Машина тронулась с места. Сержант некоторое время шел за ней.

– Все это очень хорошо, сэр, но когда мы от вас что-нибудь получим, чтобы сдвинуться с места?

– Все в свое время, – пообещал мистер Эмберли. – Я сам еще мало что знаю. Я вам сообщу, однако не раньше, чем вы поймете, что убийство Даусона – наименее интересная часть всей проблемы. До свидания!

Сержант отступил и какое-то время смотрел, как машина направляется к Айви коттеджу. Покачав в раздумий головой, он развернул велосипед и продолжил прерванный путь в Аппер Неттлфоулд.

Эмберли оставил машину у белой калитки и по дорожке прошел к дому. Окно гостиной было открыто, и из него доносился голос Марка Брауна, который раздраженно говорил:

– Ты все испортила. Тебе надо было доверить мне заниматься этим. Клянусь, я бы никому не позволил обмануть себя. Ты позволила ему опередить себя, захватить эту вещь, а потом посылаешь за ним, чтобы он пришел сюда. Какая, черт, в этом польза? Представь, что кто-то видел его!

Эмберли громко постучал в дверь, и разговор сразу оборвался. Через минуту дверь открылась, на пороге стоял Марк Браун, у его ног крутился бультерьер, радостно приветствуя появление гостя.

– Добрый день, – сказал Эмберли приветливо. – Пришел вернуть вашей сестре потерянную собственность.

Марк узнал его и вспыхнул.

– О, это вы! Входите. Знаете, я в тот день был немного на взводе. Ужасно благородно с вашей стороны, что вы привезли меня домой.

Эмберли не обратил внимание на его извинения. Когда он хотел, то мог быть очень любезным, но сейчас он явно не был к этому расположен. Он дал Марку минуты две, чтобы тот почувствовал себя свободнее, и Марк, отбросив все подозрения, пригласил его войти в дом.

Он вошел, сопровождаемый бультерьером, и, пропустив Марка вперед, оказался в гостиной, где у стола стояла Ширли Браун. Она виду не подала, что рада видеть его, а наблюдала за ним пристально из-под нахмуренных бровей.

Мистера Эмберли это нисколько не смутило.

– Как поживаете? – спросил он. – Добрались до дома благополучно в тот вечер?

– Если бы не добралась, то едва ли стояла бы здесь сейчас, – ответила она.

– О, Ширли, замолчи! – перебил ее брат и пододвинул стул к Эмберли. – Не присядете ли, мистер… Эмберли, не так ли? Вы сказали, что у вас что-то есть, принадлежащее сестре?

Удивление мелькнуло в ее глазах, и она торопливо спросила:

– Принадлежащее мне?

– То, что вы оставили в доме Фонтейна, – сказал Эмберли.

На минуту воцарилась напряженная тишина; брат и сестра обменялись быстрыми взглядами.

– Да? – спросил Марк с деланной небрежностью. – Что же это?

– Только то, что мисс Браун обронила, – сказал Эмберли и вынул из кармана смятый носовой платок. – Вот это.

Напряженность улетучилась. Ширли взяла платок.

– Как вы добры, проявляя столько беспокойства, – сказала она иронично.

– Отнюдь, – сказал Эмберли любезно.

Она посмотрела на него взглядом, в котором были одновременно и удивление, и враждебность. Ее брат, более гостеприимный, чем она, вывел их из затруднительного положения, предложив Эмберли остаться на чашку чая.

Эмберли принял предложение и в ответ на негодующий взгляд Ширли широко улыбнулся. Она, глотнув воздух от возмущения, вышла из комнаты на кухню.

Марк начал извиняться за беспорядок в комнате. Они наняли коттедж на месяц, говорил он. Они оба работают в городе – здесь он на мгновение отвел взгляд от Эмберли – и сейчас в отпуске. Ширли работает секретаршей у Энн Марч. Он надеется, что Эмберли знакомо это имя. Она писательница, довольно приличная. На вопрос о своем месте работы он неохотно ответил, что работает в банке. Судя по его несколько стыдливому выражению лица и зная, что банковские служащие не имеют возможности наслаждаться отпуском целый месяц, Эмберли догадался, что его служба внезапно оборвалась. Это было не удивительно, и на редкость для себя тактично Эмберли увел разговор от этой малоприятной темы.

Когда в комнате появилась Ширли, неся поднос с чашками, он с восхищением отозвался о мантии из шкур королевского шакала, висевшей на стене над диваном. Он сказал, что один его друг привез подобную из Дурбана. Марк ответил, что в Дурбане в магазинах таких мантий полно, их в основном покупают туристы.

Ширли прервала их дружескую беседу, вежливо спросив у гостя, добавить ли ему в чай молоко и сахар. Эмберли переключил свое внимание на нее и, к ее досаде, начал обсуждать бал у Фонтейнов. Ее односложные ответы, казалось, нисколько его не смущают. По его взгляду она поняла, что доставляет ему удовольствие своим явным раздражением, и постаралась скрыть его.

Когда чаепитие закончилось, она предложила Марку отнести поднос на кухню и, как только он вышел из комнаты, набросилась в открытую на Эмберли.

– Итак, что это? – спросился она.

– Что – что? – спросил в свою очередь Эмберли.

– Почему вы пришли? Вы ведь не думаете, что я поверила, будто вы пришли только для того, чтобы вернуть платок? Если же думаете, то принимаете меня за дуру!

– Вполне допускаю, – сказал он, улыбнувшись обезоруживающей улыбкой, чем вызвал ее ответную улыбку. Но она ее тотчас подавила.

– Не могу же я предполагать, что вы пришли для того, чтобы получить удовольствие от моей… малоприятной для вас компании!

Он рассмеялся.

– По крайней мере, у вас хорошая память, – сказал он.

– Я думаю, – сказала она, подчеркивая слова, – что вы самый грубый человек из тех, которых мне, к несчастью, приходилось встречать.

– В самом деле? А я было подумал, что вы разбираетесь в людях.

Она невольно засмеялась и поднялась.

– Вы – невыносимы! – сказала она и протянула ему руку.

Это было знаком вежливого выпроваживания гостя, и Эмберли поднялся с места, но руку ей не пожал. Ее рука опустилась, смешинки потухли в ее глазах, и она сказала резко:

– Мистер Эмберли!

– Да?

– Мое поведение вам кажется подозрительным, должно казаться, я вполне это осознаю. Но если это так, то почему вы не предоставите полиции иметь дело со мной?

Он покачал головой:

– Боюсь, вы переоцениваете интеллект нашего инспектора. Он, чего доброго, подведет вас под виселицу.