Гостиная, как и все другие комнаты в Арнсайд-Хаузе, была большая и величественная. В ней стояла мебель двадцатилетней давности, в свое время очень модная и красивая. Но сейчас она давно устарела и, хотя в комнате не было таких следов крайней бедности, как потертый ковер или заштопанные занавеси, все в ней казалось тусклым: краска на стенах выгорела, парча поблекла, позолоченные рамы картин давным-давно лишились своего блеска. Случайному посетителю могло бы показаться, что для мистера Пениквика, который был владельцем этого дома, наступили худые времена. Но двоим из трех джентльменов, собравшимся в приемной в половине шестого одним холодным вечером в конце февраля, не грозила опасность впасть в эту ошибку. Они прекрасно знали, что их двоюродный дядя Мэтью, сколотивший свое состояние на грандиозном предприятии по осушению болот, был один из самых зажиточных людей в Англии и страдал единственно лишь от своего закоренелого нежелания тратить деньги на все, что не обеспечивало его личного комфорта.
      Третий джентльмен, казалось, вообще об этом не думал. Он не наклонялся и не наводил осуждающе монокль на запачканное зеркало, как его двоюродный брат, лорд Бедденден. Он не отпускал едких замечаний по поводу плохого качества дров, горящих в камине, как его младший брат, преподобный Хью Реттрей. В продолжение всего обеда, подававшегося в не самое подходящее время – пять часов – и более соответствовавшего (на что лорд Бедденден и обратил внимание сотрапезников) привычкам хозяина и особенностям его пищеварения, чем вкусам гостей, он хранил кроткое молчание. Тишину за столом нарушал только преподобный Хью, который сыпал серией милых, пустяковых замечаний и вопросов, не слишком настаивая на непременности ответов. Войдя в гостиную, лорд Долфинтон устроился в кресле по одну сторону камина, где и сидел сейчас, жуя кончик своего носового платка и уставившись ясным взором на старшего двоюродного брата. Лорд Бедденден знал, что этот взгляд не означал ровным счетом ничего, но все же был смущен и раздраженно пробормотал: «Хоть бы этот дуралей не пялился так на меня!»
      – Он ведь не мешает тебе, – произнес его брат Хью, но все-таки взял с одного стола книгу с гравюрами и протянул ее лорду Долфинтону, сказав, что красочные картинки могут его заинтересовать. Лорд Долфинтон, который привык, чтобы ему подсказывали, что делать, как всегда поступала его суровая мать, с благодарностью взял книжку и стал перелистывать страницы.
      Лорд Бедденден, так же вполголоса, с жалобной ноткой произнес: «Никак не могу понять, для чего дядя Мэтью пригласил сюда и его!» Не получив никакого ответа, если не считать укоризненного взгляда его брата, он нетерпеливо подошел к столу и стал рассеянно листать журналы, валявшиеся там.
      – Как плохо, что Клода здесь нет! – сказал он по крайней мере седьмой раз за этот день. – Мне так приятно было бы видеть, как он здесь удобно расположился бы!
      Это высказывание было встречено неприязненной тишиной, а его светлость сказал, распаляясь:
      – Ты можешь не принимать во внимание Клода, но я не из тех, кто забывает своих братьев, я уважаю родство! Я тебе вот что скажу, Хью: у тебя хорошее самообладание, но если ты надеешься разбогатеть с помощью одного терпения, должен тебя разочаровать. Не выйдет – и все мои усилия будут потрачены зря!
      Почтенный Хью пожал своими широкими плечами и жестко сказал:
      – Все это мне кажется в высшей степени неуместным. Если я сделаю бедной Китти предложение, то исключительно из сочувствия к ней и уверенности, что ее воспитание и характер позволят ей быть хорошей женой.
      – Чепуха! – резко возразил лорд Бедденден. – Если дядя Мэтью сделает девушку своей наследницей, то она получит, я думаю, 20 тысяч фунтов годовых! Он не потратил ни капли своего богатства с тех пор, как построил этот дворец, а если предположить, как оно сейчас увеличилось… Мой дорогой Хью, я тебя умоляю попытаться! Если бы я был холостым!.. Да что уж там! Мне не пристало роптать, к тому же я не из тех, кто жалеет счастья для своих братьев!
      – Мы в Арнсайде вот уже почти двадцать четыре часа, – сказал Хью, – а мой двоюродный дядя еще не поставил нас в известность относительно своих намерений.
      – Мы и так прекрасно знаем, каковы его намерения, – ответил лорд Бедденден. – И если ты не догадался, почему он еще ничего не сказал, то ты еще больший олух, чем я думал! Конечно, он надеялся, что Джек приедет в Арнсайд! И Фредди тоже, – прибавил он небрежным тоном. – Не думаю, что Фредди необходимо быть здесь больше, чем Долфинтону, но, конечно, старик не хочет, чтобы его обошли вниманием. Нет, нет, именно отсутствие Джека заставляет его медлить! И я должен сказать, Хью, хотя никогда не задумывался над этим, что ему тут может повезти! Если он будет умен и воспользуется предоставленной возможностью, девушка наверняка выберет его!
      – Я не знаю, почему ты так говоришь, – натянуто ответил Хью. – Право же, я абсолютно не понимаю тебя. Зачем тебе надо, чтобы я сделал предложение девушке, которую сам ты столь мало уважаешь? Если бы я не был уверен, что этой хорошо воспитанной молодой женщине отвратительны такие люди, как мой двоюродный брат Джек…
      – Ну вот еще, какая чепуха! – взорвался его светлость. – Ты, может быть, и красивый парень, Хью, но ты не единственный в своем роде, как Джек!
      – Я не имею ни малейшего желания быть единственным в своем роде, как ты выражаешься, – сказал Хью еще более натянуто. – И не думаю, что присутствие или отсутствие Джека имеет какое-то значение.
      – О, не притворяйся! – воскликнул Бедденден, бросая на стол «Джентльменз Мэгэзин». – Если ты думаешь, мой дорогой братец, что дядя предпочитает тебя другим племянникам, то ты ошибаешься! Джек всегда был любимцем дяди, и ты это знаешь! Он предпочел бы, чтобы Китти выбрала его, и надеется на это, и вот почему он так чертовски не расположен шутить! Я еще удивляюсь, как это он пригласил остальных, клянусь моей душой, очень удивляюсь!
      Лорд Долфинтон, время от времени смущавший своих родственников тем, что следил за тем, что они говорили, поднял глаза от книги, лежавшей у него на коленях, и вставил замечание:
      – Дядя сказал, что он не приглашал тебя, Джордж. Сказал, что не знает, почему ты пришел. Сказал…
      – Ерунда! Ты ничего об этом не знаешь! – возразил лорд Бедденден.
      Лорд Долфинтон был не очень сообразителен и не умел связно мыслить, однако, если ему что-то западало в голову, то крепко и надолго.
      – Он так сам сказал! – начал он простодушно объяснять. – Он сказал это вчера вечером, когда ты приехал. Сказал и сегодня вечером. Сказал это…
      – Хватит! – оборвал его кузен.
      Но лорд Долфинтон при всей своей покладистости был не из тех, кому легко заткнуть рот.
      – Он сказал это, когда мы сели за ланч, – продолжал он. – Дядя сказал это и за обедом. Он сказал, что ты можешь не приходить, так как он тебя не приглашал. Я, может, и не так умен, как вы, но когда при мне что-нибудь повторяют несколько раз, я хорошо запоминаю.
      Он заметил, что это простое заявление лишило его братьев на время дара речи, и снова погрузился в книгу, частично довольный.
      Лорд Бедденден обменялся многозначительным взглядом со своим братом. Хью при этом заметил, что слова Долфинтона выглядят вполне правдоподобно, и его равнодушный тон заставил Беддендена рявкнуть: «Ну, несмотря ни на что, хорошо, что явился, хотя и вынужден слушать чепуху, которую мелет несчастный Долфинтон».
      – Я – граф, – сказал лорд Долфинтон, снова включаясь в разговор. – А ты не граф. Хью не граф. Фредди не…
      – Да, да, ты единственный граф среди нас, – успокаивающе прервал его Хью.
      – А Джордж всего лишь барон, – педантично закончил Долфинтон.
      Лорд Бедденден бросил в его сторону злобный взгляд и что-то пробормотал о бедных ирландских лордах. Он не мог так благодушно относиться к Долфинтону, как его двоюродные братья, к тому же последнее замечание сильно задело его. В этом человеке гонора было больше чем достаточно; себя он воображал главой рода, и это придавало ему значительности в собственных глазах. Но заветной его целью было возвыситься и завоевать положение. Какого бы низкого мнения он ни был об ирландских титулах, он не мог видеть Долфинтона без томительного щемящего чувства. Ему казалось, что провидение поменяло их местами. К тому же Долфинтоном во всем командовала его мать, а властолюбивая натура лорда Беддендена была насквозь патриархальна: он хотел видеть братьев и сестер под своей опекой, чувствовать, что они зависят от него и его наставлений. Он был заинтересован в их успехе почти так же, как и они сами. Он был страшно огорчен тем, что обстоятельства сделали для него невозможным облагодетельствовать Хью. Он, а не Мэтью Пениквик, должен был стать источником благосостояния Хью. В присутствии Хью у Беддендена Мейнора портилось настроение, с чем, впрочем, он мужественно пытался бороться, так как был человеком уравновешенным и считал, что его обязанность быть объективным по отношению к своим сестрам и братьям. Но печальная правда заключалась в том, что он не способен был долго находиться в обществе Хью, не раздражаясь. Он не лишен был справедливости и не мог винить Хью за то, что тот был на голову выше и намного стройнее. Но он считал, что Хью заслуживал порицания за высокомерие красавчика, с которым он иногда поглядывал на старших братьев. С жалостью лорд Бедденден подумал о своем втором брате, Клоде, испытывая острое желание, чтобы именно в этот момент он не находился со своим полком в оккупационной армии во Франции. С какой бы радостью помог он Клоду, потому что любил его и надеялся, что в недалеком будущем ему удастся купить для Клода продвижение по службе.
      Эти размышления были прерваны лордом Долфинтоном, который снова поднял голову и издал восклицание, ставшее ответом на мысль, наконец сформировавшуюся в его голове:
      – Я мог бы и не быть графом, – сказал он. – Или виконтом. Фредди будет виконтом, а я не хочу им быть. Я бы хотел быть бароном, но не очень. Джордж…
      – Да, да, всем известно, что я барон. Не надо перечислять все дворянские титулы! – сказал Бедденден сердито. – Тебе бы не следовало быть лордом любого ранга. Я не знаю, какая причуда засела тебе в голову, но, кажется, догадываюсь!
      – У тебя нет причин разговаривать так грубо, – сказал Хью. – Кем ты хотел бы быть, Фостер?
      Лорд Долфинтон вздохнул.
      – О, – печально вздохнул он, – я бы хотел быть военным. Или священником. Или врачом…
      Хью, понимая, что список профессий, которыми его брат хотел бы владеть, вероятно, будет длинным, прервал его заинтересованным тоном:
      – Почему же ты не хочешь быть графом, Фостер?
      – Просто не хочу и все, – сказал Долфинтон.
      К счастью (поскольку его старший кузен уже выказывал признаки нарастающего раздражения), разговор был прерван появлением их двоюродного дядя и хозяина.
      Мистер Пениквик, который удалился в свою комнату после обеда для того, чтобы отдохнуть и снять бинты со своей подагрической ноги, возник очень эффектно. Впереди него шел дворецкий, неся на серебряном подносе коробку с пилюлями и стакан с какой-то загадочной жидкостью. Мистер Пениквик усиленно хромал. С одной стороны его поддерживал дюжий лакей, с другой – камердинер. Служанка несла тяжелую трость, подушки и шаль. Лорд Бедденден и его брат услужливо направились к своему немощному родственнику, но сразу же получили отпор. Дворецкий шепотом, полным упрека, известил лорда Долфинтона, что тот занял кресло хозяина. Чрезвычайно встревоженный, Долфинтон вскочил и нашел себе неудобное место вблизи огня. Мистер Пениквик, испуская попеременно стоны, мольбы и упреки, был опущен в свое любимое кресло, его подагрическую ногу мягко водрузили на подушку, которую положили на стул перед ним. Другую подушку подсунули ему под спину, а племянник Хью накрыл его плечи шалью, довольно некстати при этом осведомясь, удобно ли дядюшке?
      – Нет, мне неудобно, и, будь у тебя мой желудок и моя подагра, ты не стал бы задавать такие идиотские вопросы! – резко заметил мистер Пениквик. – Стобхил, где мое сердечное лекарство? Где мои пилюли? Они мне не приносят ни малейшей пользы, но я за них уплатил и не потерплю пустой траты денег! Где моя трость? Положи ее поближе, девчонка, и не стой здесь с разинутым ртом! Ну и дубины! Прекрати вертеться вокруг меня, Спидл! Я не выношу, когда так вертятся! Уходите, но не далеко, потому что я скоро пойду спать и не собираюсь долго ждать, пока вы откликнетесь на звонок. А теперь прочь отсюда! Все! Нет, стойте! Где моя табакерка?
      – Я думаю, сэр, вы ее положили себе в карман, когда поднимались после обеда, – извиняющимся тоном сказал Стобхил.
      – Что же ты, болван, спрашивается, усадил меня прежде, чем я ее вытащил? – зашипел мистер Пениквик, прилагая героические усилия для того, чтобы достать рукой до своего кармана. Он испустил мучительный стон. Лорд Бедденден предложил ему свой, особенный сорт, но он был отвергнут. Мистер Пениквик сказал, что употребляет табак «Нат Браун» уже много лет и не хочет нюхать никакой новой ерунды. С помощью лакеев ему удалось вытащить табакерку из кармана. При этом он заметил, что в комнате холодно как в могиле, и выругал лакея за то, что тот не затопил получше камин. Лакей, только недавно поступивший к нему на службу, по неопытности напомнил мистеру Пениквику, что тот сам приказал в гостиной развести слабый огонь в маленьком камине.
      – Болван! – воскликнул мистер Пениквик. – К черту этот маленький камин! Не тогда же, когда я сам нахожусь здесь, дурень! – Он знаком приказал слугам удалиться и кивнул своим молодым родственникам. «В общем, здесь я сидеть не буду, – сообщил он им. – Я никогда не сижу нигде, кроме библиотеки, но не хочу, чтобы вы все в ней толпились».
      Затем он окинул взглядом комнату, проворчал, что не мешало бы обновить мебель, но он не собирается тратить денежки на комнату, в которую, может быть, не войдет еще целых двенадцать месяцев, и проглотил две таблетки сердечного лекарства. После этого он вдохнул щедрую щепотку табака, который, казалось, освежил его, и сказал:
      – Ну, я не случайно попросил вас всех прийти сюда, и если кто-то из вас не хочет делать того, что в его же интересах, то я не настаиваю. Я окажу гостеприимство еще на один день, и будет с вас! Я не намерен задерживать гостей, чтобы меня объедали и опивали. Заметьте, я не говорю, что эти нахалы не получат своего шанса! Пусть они его не заслуживают, но я обещал, что у Китти будет возможность сделать свой выбор, а я человек слова!
      – Я понимаю, сэр, – сказал Бедденден, – мы уже догадывались о кое-каких ваших намерениях. Если вам будет угодно вспомнить, то один из нас сегодня не присутствует здесь по не зависящей от него причине.
      – Если вы имеете в виду вашего брата Клода, то я только рад, что его здесь нет. Он, конечно, может сделать Китти предложение, если хочет, но я уже сейчас могу вам сказать, что ей будет нечего ему ответить. Ведь она на протяжении многих лет не замечала его! А теперь слушайте меня внимательно. Вот что я хочу вам сказать. Я долго об этом думал и решил, что мне следует сделать. Я сейчас доступно вам все объясню. Долфинтон, ты меня понимаешь?
      Лорд Долфинтон, который сидел, сжав руки между колен, с выражением величайшего уныния на лице, встрепенулся и кивнул.
      – Я не думаю, что он понимает, – тихим голосом обратился мистер Пениквик к Хью. – Его мать может говорить что угодно, но я всегда думал, что у него не все в порядке с головой! Тем не менее, он такой же мой племянник, как и любой из вас, и я решил не делать между вами никаких различий. – Он сделал паузу и посмотрел на собравшуюся компанию с удовлетворением человека, который собирается обратиться к слушателям, не боясь, что его прервут или будут с ним спорить. – Это о моем завещании, – сказал он. – Я уже старый человек, и впереди у меня не очень много дней. Я не очень переживаю из-за этого, потому что достаточно пожил на свете. Я не сомневаюсь, что и вы будете рады увидеть меня в гробу.
      Здесь он опять прервался и дряхлой трясущейся рукой взял еще одну щепотку табака. Это представление все же весьма незначительно повлияло на его племянников. И Долфинтон, и почтенный Хью внимательно смотрели на него, но взгляд Долфинтона можно было определить всего лишь как безжизненный, а взгляд Хью был откровенно скептический. Бедденден был занят тем, что протирал свои очки. В общем-то мистер Пениквик не был так обременен годами, как можно было предположить по его высохшему и морщинистому лицу. Но он действительно оставался последним представителем старшего поколения в семье, о чем и любил сообщать своим посетителям. Ничего особенно удивительного не было в том, что его четыре сестры родились раньше него и умерли раньше. Однако для мистера Пениквика этот, в общем-то естественный факт, казалось, был полон непостижимой глубины и значительности.
      – Я последний из своей фамилии! – сказал он, печально качая головой. – Пережил все свое поколение! Никогда не женился! И у меня никогда не было брата!
      Патетические ноты подействовали на лорда Долфинтона. Он обратил вопрошающий взгляд в сторону Хью. Тот улыбнулся, стараясь его успокоить, и сказал бесцветным голосом:
      – Именно так, сэр!
      Мистер Пениквик, поняв, что его притворство никого не проняло, прекратил игру в несчастного старика и сказал со своей обычной резкостью:
      – Не думайте, что я пролил много слез, когда мои сестры умерли. Это не так! Это я говорю о вашей бабушке, вы, двое молодцов! Я не очень о ней тужил! Бабушкой Долфинтона была моя бедная сестра Корнелия, глупейшая женщина, доложу я вам, – наплевать и на нее! А вот Рози была лучшей из них. Черт побери, мне нравилась Рози и нравится ее внук Джек! Он на нее очень похож! А почему этого мошенника сейчас нет здесь?
      Это воспоминание придало его голосу раздраженные нотки. Он тихо сидел минуту или две, размышляя о нарушении, которое допустил его любимый племянник. Бедденден бросил на своего брата взгляд, выражающий глубокое страдание, но Хью смотрел только на мистера Пениквика, почтительно ожидая продолжения лекции.
      – Ну, это еще ничего не значит! – заговорил мистер Пениквик возбужденно. – Как вы понимаете, ничто мне не помешает распорядиться моими деньгами так, как я хочу. У вас нет на них никакого права. И не мечтайте об этом! В то же время я никогда не принадлежал к тем, кто забывает свою родню. Меня не могут обвинить в том, что я не выполнил своих обязанностей по отношению к семье. Я ведь хорошо помню то время, когда я приглашал вас сюда – маленьких, противных и вредных мальчишек, которые, однако, со своими родителями составляли мою семью. Я давал матери Долфинтона множество советов, к которым она внимательно прислушивалась, когда его отец, мой племянник, умер… О чем я говорил? Я люблю родню. Джордж меня понимает. Это единственная черта, которая мне в тебе близка, Джордж. И поэтому я твердо решил, что мои деньги должны перейти к одному из вас. В то же время есть еще Китти, и я не собираюсь отрицать, что хочу, чтобы они достались и ей. И если бы я не осознавал своих обязанностей перед семьей, то оставил бы их ей – без всяких дальнейших церемоний! – Он бросил взгляд на Беддендена и Хью и неожиданно весело хмыкнул. – Мне кажется, вам не дает покоя мысль, не моя ли она дочь? Успокойтесь: не моя! Она вообще нам не родственница. Ее отец – бедняга Том Чаринг. А вы и не подозревали? Увы, она последняя из Чарингов. Том и я были друзьями, но отец Тома завещал ему мало денег, а мой оставил мне большое состояние. Том умер, не увидев, как Китти выросла, и никого из Чарингов не осталось, кроме двух немощных кузенов, – вот я и удочерил девочку. Так что нет ничего, что помешало бы ей выйти замуж за одного из вас, если она захочет. Поэтому я и решил, что один из вас женится на ней и получит мое состояние в придачу.
      – Я должен заметить, сэр, что это весьма странное, своеобразное предложение! – заметил Бедденден. – И тот, кто…
      – Своеобразное!? – воскликнул Хью тоном, в котором звучало отвращение. – Я бы скорее назвал его возмутительным!
      – Очень хорошо, мальчик мой, если ты так думаешь, то не делай ей предложения, – спокойно ответил мистер Пениквик.
      – Ради бога, замолчи, Хью! Могу я полюбопытствовать, сэр, все ли состояние целиком будет завещано… счастливому избраннику?
      – Оно будет завещано Китти, если только она выйдет замуж. Я терпеть не могу делить имущество.
      – А что будет в случае, если ни одно из предложений не будет принято?
      Мистер Пениквик хитро усмехнулся:
      – Я этого не боюсь!
      Хью поднялся на ноги и встал, возвышаясь над своим дядюшкой:
      – Вам не удастся заставить меня молчать! Весь этот план, по-моему, унизителен для всякой порядочной женщины. Ради Бога, скажите, кто же из нас должен взять ее замуж?
      – Не стой здесь и не действуй мне на нервы! – рявкнул мистер Пениквик. – Я не буду заставлять ее выходить замуж ни за кого из вас. Я не говорю, что мне все равно, кого она выберет, но вмешиваться не буду. Я разумный человек и надеюсь, она выберет того, кто ей по душе. Вас много, есть из чего выбрать!
      – А что если она откажется, сэр? – взволнованно спросил Бедденден.
      – Тогда я завещаю деньги какой-нибудь больнице или что-то вроде этого! – ответил мистер Пениквик. – Хотя уверен, что она не будет такой дурой!
      – Правильно ли я предполагаю, сэр, что у Китти нет собственного состояния? – требовательным тоном спросил Хью.
      – Ни франка, – бодро ответил мистер Пениквик. У Хью блеснули глаза:
      – И вы говорите, что не принуждаете ее! Я удивляюсь вам, сэр! Как же может женщина без состояния в положении Китти надеяться заключить приличный брак?
      – Конечно, не может, – согласился мистер Пениквик, на глазах делаясь все более любезным.
      – Нет, честное слово! – воскликнул лорд Бедденден, почти вздрагивая от мысли о возможности брака с женщиной без приданого. – Право же, Хью, ты очень далеко заходишь! – Не знаю уж, где ты набрался таких отвлеченных идей. Смешно, когда утверждают, будто браки по расчету плохи. Ты должен знать, что в нашем кругу так всегда поступают: твоя собственная сестра…
      – Я не уверен, что моих сестер могли заставить выйти замуж, если они не хотели!
      Мистер Пениквик снова открыл свою табакерку.
      – Почему ты думаешь, что брак с одним из вас унизил бы ее? – вкрадчиво спросил он. – Если она не влюбилась в тебя, это еще не значит, что среди вас нет никого, кто бы пришелся ей по душе. Других мужчин она не знает, так что выбор у нее ограничен. – Вдохнув слишком большую порцию табака «Нат Браун», дядя бешено чихнул несколько раз. Оправившись от приступа, он продолжил: – Я буду с вами откровенен! Все знают Чарингов: с ними не стыдно породниться любой семье! Дело в том, что в жилах Китти течет французская кровь. – Собравшимся это было давно известно, но он разглагольствовал с видом человека, делающего сногсшибательное признание. – Я сам не знаю много об этой семье по фамилии Эврон. Они были эмигрантами, но не из высокопоставленных – по крайней мере, Том мне об этом не говорил. Беспокоить они вас не будут: я проследил за этим! Человек, который назвался дядей Китти, приезжал однажды сюда… о, много лет назад! С ним были два сына – золотушные школьники. Я скоро отослал его прочь: ну и фруктом же он оказался! Пытался, мерзавец, меня надуть, но напрасно, я так ему и сказал! Нахлебник, вот он кто, если не хуже. Насколько мне известно, он убрался во Францию, и я никогда ничего о нем не слышал. Но Дезире – мать Китти… – дядя внезапно умолк, и его взгляд, который переходил от Беддендена к Хью, невидяще уставился на поленья, тлеющие в камине. После значительной паузы он заговорил вновь: – Китти – славная малышка, но она не обладает красотой своей матери. Она слишком похожа на бедного Тома. В ее внешности есть что-то от матери… я это замечаю, но если представить себе миссис Чаринг… впрочем, наплевать! Это к делу не относится. – Он протянул руку к шнурку звонка и энергично потянул его. – Но запомните! Я далек от принуждения. Китти свободна в выборе. Она не может предпочесть лишь тебя, Джордж, потому что ты уже женат! Я не знаю, зачем ты вообще здесь: я тебя не приглашал!
      Лорд Долфинтон, довольный, что его слова подтвердились, взглянул на своего старшего брата и не удержался от краткого замечания: «Говорил же я тебе!»

      Спустя несколько минут в гостиной появилась мисс Катарина Чаринг. За ней следом вошла пожилая женщина, чьи седые волосы были завиты в романтические локоны, обрамлявшие приветливое, если не сказать миловидное лицо. Отсутствие шляпы говорило о том, что это – старая дева; одета она была в платье кирпичного цвета, которое ей совсем не шло, и держала в руке старомодную сумочку. Мистер Пениквик, как только увидел ее, раздраженно воскликнул: «Нет, нет и нет! Думаете, я еще не сыт вами сегодня? Уходите!»
      Пожилая дама нерешительно замешкалась и, хотя она выглядела напуганной, но не скрывала своего разочарования:
      – О, мистер Пениквик! В такой час – такое деликатное дело…
      – Китти, – прервал ее мистер Пениквик. – Выпроводите эту особу из комнаты!
      Пожилая дама пыталась протестовать, но мисс Чаринг решительно ее обняла и подтолкнула к порогу:
      – Я же говорила вам, чем это закончится!
      Затем она закрыла дверь и повернулась к сидящим в гостиной. Она обвела их внимательными и прекрасными глазами и пересекла комнату.
      – Хорошо, девочка! – одобрил мистер Пениквик. – Садись!
      – Вот вам кресло! – предложил лорд Бедденден.
      – Вам будет удобно здесь, моя дорогая Китти, – сказал преподобный Хью, указывая на стул, с которого он поднялся, когда она вошла.
      Боясь упустить момент, встрепенулся и лорд Долфинтон. Издав глубокий вздох, он взмолился:
      – Возьмите мой! Он не так удобен, но я буду счастлив. Прошу вас!
      Мисс Чаринг одарила кроткой улыбкой всех собравшихся и, сложив на коленях руки, села на стул, который стоял у стола.
      Мисс Чаринг была миниатюрной, хорошо сложенной брюнеткой, с маленькими красивыми руками и ногами, с лицом, основную прелесть которого составляли большие темные глаза. Они выражали такую искренность и чистоту, что, когда Китти пристально смотрела в лицо собеседникам, некоторые из них испытывали замешательство. При этом у нее был мило вздернутый нос, короткая верхняя губка, но – волевой подбородок. Свои роскошные темные волосы она укладывала так скромно, что снискала этим расположение своего опекуна. На ней было невзрачное зеленое платье с высокой талией и узкой оборкой. На шее виднелся маленький золотой медальон. Это было ее единственное украшение. Если на лорда Беддендена, человека светского, ее одежда произвела удручающее впечатление и он подумывал о роскошном наряде, который куда бы больше подошел Китти, его брат изучал скромную внешность девушки с одобрением.
      – Итак, Китти, – сказал мистер Пениквик, – я рассказал о своих намерениях племянникам, и сейчас они сами могут с вами поговорить. Это не относится к мистеру Беддендену, как все понимают, хотя, я не сомневаюсь, он может многое сказать. По правде, я даже не знаю, зачем он явился.
      – Думаю, – сказал Китти, имею в виду его светлость, – он явился, чтобы прокатить Хью.
      – В самом деле, Китти! Честное слово! – воскликнул Бедденден, несколько смущенный. – Но вам пора научиться правильно говорить!
      Мисс Чаринг удивилась и вопросительно взглянула на Хью.
      Он пояснил:
      – Джордж имел в виду, что такое слово, как «прокатить», не стоит употреблять в разговоре, кузина.
      – Ха! – воскликнул мистер Пениквик. – Так он имел в виду вон что! Отлично! Отлично! В таком случае, я бы посоветовал ему не совать нос в дела, которые его совершенно не касаются! Более того, я не хочу, чтобы вы делали девушке замечания! Я не позволю этого, пока она живет в моем доме. Мне вполне достаточно одной мисс Фиш!
      – Я хотел бы заметить вам, сэр, что моей кузине лучше брать пример с мисс Фишгард, чем с Джека, если я не ошибаюсь, – не сдавался Хью, отчетливо выговорив имя гувернантки.
      – Вздор! – возразил мистер Пениквик. – Она не с Джека берет пример! Она берет пример с меня. Я знаю это манерное сюсюканье: «Ах, я сегодня не сомкнула глаз!» Проклятье! Никто еще не раздражал меня так, как вы, Хью, с этой вашей чопорностью и банальностями! Если я что-то решил, никогда не пытайтесь меня переубедить! Я от своего слова не отступлюсь! Никогда этого не делал – и не собираюсь. К тому же у Китти нет причин спешить с выбором. И если она прислушается к моим советам, то подождет и многое поймет сама. Не все из вас достойны ее, и, если кто-то думает, что сможет сесть мне на голову, он очень скоро поймет, что ошибается!
      После таких неожиданных и ядовитых речей мистер Пениквик позвонил в звонок с такой силой, что не только дворецкий, но и камердинер появились в кабинете, не успело еще стихнуть эхо звонка. Мистер Пениквик объявил, что удаляется в библиотеку и что на сегодня с него достаточно. Никого, кроме доктора, он видеть не желает, поскольку плохо себя почувствовал.
      – Хотя не думаю, что после встречи с ним мне полегчает, – сказал он и обрушился на камердинера, который оказался не слишком ловок. Уходя, он бросил злобный взгляд на лорда Беддендена. – Даже если бы я имел прекрасный сон, а проснулся здоровым, не ощущая боли от этой проклятой подагры, я все равно не захотел бы вас видеть, Джордж! – произнес он.
      Лорд Бедденден подождал, пока мистера Пениквика выведут из комнаты, и окинул всех многозначительным взглядом: «Разумеется, не сложно догадаться, что толкает его на этот черный юмор!»
      – Не очень-то он любезен с вами, – сказал Долфинтон, давая понять, что ему все ясно.
      – Попридержи язык! – воскликнул Бедденден довольно раздраженным голосом. – У дядюшки начинается, наверное, старческий маразм! Отвратительнее всего…
      – И в самом деле, отвратительно, – сказал Хью. – Даже его учтивость неприятна – не по отношению к нам, а к нашей кузине!
      – Она не наша кузина!
      – Дорогой мой брат, мы считаем ее нашей кузиной еще с тех пор, когда она была в пеленках.
      – Знаю, знаю, – сказал Бедденден, – но вы слышали, что сказал дядюшка. Мы не родственники.
      Хью холодно произнес:
      – Я не это имел в виду. Я счастлив, что могу сказать, что такое подозрение никогда не приходило мне в голову.
      – Твои мысли были покруче, Хью! – с усмешкой проговорил Бедденден.
      – Ты забываешься! – тихо сказал Хью, и в его голосе прозвучало предостережение.
      Опомнившись, лорд Бедденден покраснел и виновато посмотрел на Китти:
      – Я прошу прощения! Но все это меня просто выводит из терпения! Какой-то фарс. Тем не менее, я не хотел поставить вас в неудобное положение и надеюсь, что своим спором мы не позволили вам почувствовать себя униженной.
      – Что вы! Конечно нет! – заверила его Китти. – Кстати, я очень удивлена. Хью убедил меня, что разговоров о происхождении не будет. Но меня это не очень волнует.
      – Честное слово! – сказал лорд Бедденден, не зная, улыбнуться ему или рассердиться. – Хью сказал, Хью обещал?.. Какие сладкие беседы, мой дорогой братец! Какие заверения! Ты, наверное, всегда будешь водить нас за нос! А вы, дорогая Китти, говорить с Хью на такие темы! Но я умолкаю. Не сомневаюсь, что у вас с ним прекрасное взаимопонимание. По правде, я этому весьма рад.
      – Вы можете спросить мисс Фиш, – объяснила Китти, – нашу беседу. Я обратилась к Хью, поскольку он священник. Дядя Мэтью сказал вам, что я не его дочь?
      Задав этот вопрос, она посмотрела на Хью, и он сдержанно пояснил:
      – Вы дочь последнего Томаса Чаринга, Китти, и его жены, французской леди.
      – О, я знаю, что моя мать была француженкой! – воскликнула Китти. – Я помню, как дядя Арманд привозил в гости моих французских кузенов. Их звали Камилл и Андре. Камилл помог мне починить мою куклу. Никто больше этого не мог сделать после того, как Клод сказал, что она аристократка, и отрезал ей голову. – От этого воспоминания глаза мисс Чаринг потускнели, и она с обидой добавила: – Никогда ему этого не прощу!
      Это воспоминание сильно понизили шансы капитана Реттрея в завоевании сердца наследницы. Лорд Бедденден обиженно возразил:
      – Но это же было много лет назад!
      – Да, но я этого не забыла и всегда буду благодарна своему кузену Камиллу.
      – Но это смешно, ей-Богу! Вмешался Хью:
      – Это ты смешон, Джордж. Однако я согласен с тобой, дядя не проявил деликатности в этом деле. Все мы попали в неловкое положение. Я убежден, что наша кузина не будет возражать, если вы с Долфинтоном удалитесь.
      – Я сказал бы, это будет более удобным для тебя, – резко ответил его светлость. – И я с радостью сделал бы такое одолжение, но если ты думаешь, что я ложусь спать в семь часов вечера, то глубоко заблуждаешься!
      – Но тебе нет никакой необходимости ложиться спать.
      Правда, Джордж.
      – Увы, есть! – резко ответил его светлость. – Несомненно, мой дядя велел зажечь свет только в библиотеке, и если он горит еще в какой-нибудь комнате, я буду приятно удивлен!
      – Не только в библиотеке. В его спальне горит, – сказала Китти. – И если вы не против общества мисс Фиш, то можете пойти в учебную комнату. Только, я полагаю, вам это не очень понравится.
      – Вы правы.
      – И бедняге Долфу это не понравится тоже. Между прочим, он хочет что-то сказать, – объявила Китти, заметив, как лорд Долфинтон судорожно открыл и закрыл рот.
      – Так что же, Фостер, ты хочешь сказать? – мягко спросил Хью.
      – Я не хочу идти с Джорджем! – произнес Долфинтон. – Он мне не нравится. Я не к нему пришел. Меня сюда пригласили. Я должен быть здесь!
      – Боже, что он несет! – пробормотал Бедденден. – Ты с одинаковым успехом можешь пойти спать, Долфинтон, или остаться здесь!
      – Нет, не так, – ответил Долфинтон, набравшись решительности, – Я не женат. Более того, я из рода Ирлов.
      – Ну и что из того?
      – Это важно, – сказал Долфинтон с простодушной улыбкой. – Выйдя замуж за Ирла, женщина получает титул графини.
      – Это, как я понимаю, объяснение в любви, – с насмешкой сказал Бедденден. – Замечательно, Фостер, замечательно.
      – Вы так любезны, что делаете мне предложение, Долф? – удивилась мисс Чаринг без всякого смущения.
      Лорд Долфинтон несколько раз кивнул головой, благодарный ей за то, что она сразу все поняла.
      – Буду счастлив! – сказал он. – Не из-за толстого кошелька – не в этом дело! Честно скажу, я всегда был к вам расположен! Сделайте честь, примите мое предложение!
      – Клянусь Богом! – воскликнул Бедденден. – Если бы я тебя не знал, Фостер, то подумал бы, что ты самый хитрый парень на свете.
      Лорд Долфинтон, осознав, что потерял нить заготовленной речи, залился краской до самых кончиков своих прямых каштановых волос. Он бросил умоляющий взгляд на мисс Чаринг, которая тоже покраснела и пересела в кресло рядом с ним. Она успокаивающе похлопала его по руке и сказала:
      – Ерунда! Вы все хорошо мне объяснили, Долф, и мне это приятно. Но я также знаю, что сделать мне предложение приказала вам ваша мама, не так ли?
      – Вы правы, – сказал с облегчением его светлость. – Но я не хочу рассердить вас, Китти, потому что вы мне очень нравитесь!
      – А ваше поместье заложено и карманы ваши пусты, Долф. Вот вам и пришлось сделать мне предложение! Так ведь? На самом же деле вам совсем не хочется жениться на мне.
      Его сиятельство вздохнул:
      – Это мне и впрямь ни к чему!
      – Конечно, вы правы. И поэтому я не приму вашего предложения, Долф, – сказала мисс Чаринг как можно мягче. – Итак, вы снова можете чувствовать себя спокойно.
      Лицо Долфинтона омрачилось.
      – Нет, не могу, – обреченно произнес его светлость. – Мама будет меня ругать. Скажет, что я все сделал не так, как надо.
      – Что меня удивляет, так это то, что моя тетя Августа позволила ему прийти одному! – сказал Бедденден, поглядывая с усмешкой на брата.
      – Не захотела идти, – сказал Долфинтон, еще раз поразив своих родственников способностью откликаться на замечания, адресованные не ему. – Дядя Мэтью сказал, что он не позволит ей переступить порог его дома. Сказал, что я должен прийти один. Пусть так, но только теперь она скажет, что я не сделал того, что она мне велела. Но я сделал! Позвал вас замуж? – позвал; сказал, что я из Ирлов? – сказал; сказал, что это сделает мне честь? – тоже сказал! Но она не поверит, что я сделал все, что она велела!
      – Да не расстраивайся так, – сказал Бедденден. – Мы трое – свидетели. Мы подтвердим, с каким пылом и настойчивостью ты себя вел.
      – Вы и вправду считаете, что я хорошо себя вел? – с надеждой спросил Долфинтон.
      – О, небеса, пошлите мне терпения! – воскликнул его кузен.
      – Тебе оно действительно не помешало бы, – сурово заметил Хью. – Можешь быть уверен, дорогой Фостер, ты сделал все именно так, как приказала тебе тетя. И я уверен, что никакие заманчивые обещания на нашу кузину просто не подействовали бы. У тети нет повода для недовольства тобой.
      – Это так, – заверила мисс Чаринг. – Меня может убедить только один человек – я сама. Спасибо вам, Хью! А вы сами не желаете сделать мне предложение?
      Лорд Долфинтон, а его миссия уже была закончена, с интересом посмотрел на своего кузена-священника; лорд Бедденден произнес: «Это невыносимо!»; а Хью почувствовал замешательство. Он волновался, сказав с натянутой улыбкой:
      – Ситуация весьма щекотливая, и, я полагаю, нам было бы лучше остаться одним.
      – Но вы же не станете настаивать, чтобы Джордж и бедняга Долф ушли в комнату, где нет света! – простодушно заметила мисс Чаринг. – Вы знаете, это бесполезно – просить дядю Мэтью зажигать вечерами побольше огня. Ничто так не раздражает его, как расточительность, и две лишних свечи для Фостера и Джорджа ему показались бы ненужной роскошью. А что касается неловкости, в моих силах ее смягчить своей откровенностью. Я не собираюсь продлить это затянувшееся недоразумение. Ведь у меня нет ни малейшего желания выходить замуж ни за одного из вас!
      – Похоже, что так, Китти, но что за радость вам быть столь решительной и не по-девичьи резкой? Это вам совсем не идет. Я удивлен, что и мисс Фишгард, – я убежден, это замечательная женщина, – не научила вас по-другому вести себя, – печально промолвил преподобный Хью.
      Ссора с Китти не входила в планы Беддендена, и он постарался быть сдержанным:
      – Хотя я должен признать, что смущен пикантностью этой беседы, поверьте мне, Китти, я сочувствую вам! Я не хочу, чтобы вы оказались в смешном положении.
      – Да, но в конце концов, я хорошо всех вас знаю и поэтому могу, не стесняясь, сказать вам правду, не так ли? – отрезала Китти. – Меня не волнуют богатство и планы дядюшки Мэтью, а что касается предложения джентльмена, который хочет стать моим мужем только потому, что видит во мне богатую наследницу, то, поверьте, я лучше состарюсь в одиночестве. И позвольте мне вам заметить, Хью, я уверена, что вы на моем месте поступили бы точно так же!
      Пастор, вполне естественно, был смущен такой внезапной атакой и не нашел, что сказать. Лорд Долфинтон, который внимательно все слушал, с радостью внес ясность в ситуацию.
      – Не нужно было вам приходить, – объявил он своим кузенам. – Здесь нечего делать духовному лицу. А Джорджа вообще не приглашали.
      – Китти не хочет наследовать состояние! – воскликнул Бедденден, потрясенный. Он взглянул на лопочущего брата и еще более экспансивно вскричал: – Фу! Ерунда! Вы не понимаете, что говорите.
      – Наоборот, – возразил, придя в себя, пастор, – чувства Китти делают ей честь! Дорогая Китти, ничто так не здраво, как ваши рассуждения по поводу происходящего. В самом деле, поверьте мне, я их разделяю! Мысль, что мой великий дядюшка может оставить мне наследство, никогда меня не смущала. Если я когда-то и позволял себе строить предположения о его намерениях, то полагал, что он оставит большую часть состояния своей приемной дочери, а все остальное тому, кто был его любимым племянником. Никто из нас, я склонен думать, не сомневается в справедливости такого распоряжения; никто из нас не мог предположить, что он способен оставить дочь без средств к существованию. – Он встретился с пристальным взглядом мисс Чаринг и продолжил: – То, что он, собирается сделать, дражайшая Китти, если мы или вы ослушаемся его, я рискну назвать чудовищным условием.
      – Без средств к существованию? – повторила Китти, хотя эти слова были ей вполне ясны.
      Лорд Бедденден поднялся со своего кресла и пересел к Китти. Он взял девушку за руку и похлопал по ней.
      – Да, Китти, так это звучит в двух словах, – сказал он. – Я не удивлен, что вы шокированы. Ваше недоумение может разделить любой здравомыслящий человек. Невеселая правда заключается в том, что вы не были рождены в богатстве; ваш отец – человек из отличной семьи, несомненно! – был, увы, расточителен. Но благодаря великодушию моего дяди – вашего опекуна, вы выросли в прекрасных условиях, которым могут позавидовать и более благополучные отпрыски. Казалось, судьба к вам удивительно благосклонна. И вы привыкли считать себя счастливой наследницей богатого опекуна, как вдруг судьба вас низводит до положения мисс Фишгард!
      По сокрушенным ноткам в его голосе было ясно, что Бедденден сам потрясен открывшейся мрачной перспективой. Его рассудительная речь произвела впечатление. Китти взглянула на пастора: она привыкла доверять его суждениям с ранних лет, и от них зависело многое.
      – Я не могу сказать, что это неправда, – низким голосом сказал Хью. – Но я должен признать, что хотя мой дядя был сегодня суров, с моей точки зрения, вы очень обязаны ему за его великодушие в прошлом…
      Китти вырвала ладонь из руки Беддендена, вскочила и, переполненная чувствами, заговорила:
      – Надеюсь, что вы не сочтете меня неблагодарной, но когда вы говорите о великодушии, мое сердце готово выскочить из груди!
      – Китти, Китти, оставьте этот вульгарный тон, – сказал Хью.
      – Да вы не хотите меня понять! – закричала девушка. – Вы говорите о его состоянии, вы знаете, что оно большое! Об этом говорят все, и у меня нет причин сомневаться в том, что это действительно так! Но почему, если он проявил великодушие, взяв меня на воспитание, то не дал мне его ощутить все эти годы? Нет, Хью, я не хочу молчать! Спросите беднягу Фиш, сколько он платил ей за мое образование! Спросите ее, на что она только не пускалась, чтобы я не выглядела замарашкой! Хорошо, пусть не замарашка. Но взгляните на мой наряд, на это убожество, которое я вынуждена носить…
      Трое джентльменов слушали ее, но, наверное, только лорд Бедденден понял справедливость ее упреков. Хью же сказал:
      – Вы прекрасно выглядите, Китти, могу вас заверить. Все опрятно и прилично…
      – А я не хочу опрятно и прилично, – перебила его Китти. У нее пылали щеки и горели глаза. – Я хочу носить элегантные вещи, хочу сделать самую модную прическу, хочу появляться на вечерах, ходить в театр, слушать музыку и не хочу, не хочу, понимаете? – выглядеть бедной родственницей!
      – Совершенно верно, – заметил Хью. – Я часто напоминал дяде, что он должен делать вам поблажки и разрешать кое-какие развлечения, Китти. Увы, я боюсь, что его привычки и предрассудки уже не изменить! Я не могу тешить себя тем, что мои слова возымели какое-то действие.
      – Это так, – подтвердил Бедденден. – И так будет всегда, пока вы живете в этом доме, Китти. Тем не менее вы можете взвесить предложение дяди и оценить все преимущества, касающиеся замужества. Вас будут уважать, вы будете хозяйкой замечательного дома, вы сможете вести такой образ жизни, который вам по душе. Вы отбросите привитую вам бережливость и научитесь получать удовольствие от роскоши, которой себя окружите.
      Судя по тому, как пастор вытянул верхнюю губу, можно было понять, что нарисованная его братом картина задела его за живое:
      – Я думаю, что Китти слишком благоразумна, чтобы быть расточительной. Я не пуританин: мне вполне понятно ее желание избавиться от запретов, которые чинят ей болезненные привычки моего дядюшки, но…
      – О! – задумчиво перебила его Китти. – Мне бы так хотелось быть расточительной!
      – Позвольте, дорогая, Китти, я знаю вас лучше, чем вы сами знаете себя, – запротестовал Хью с шутливой настойчивостью. – Это так естественно, что вам хочется увидеть мир за стенами этого дома. Вы захотите, я полагаю, попутешествовать, и у вас будет такая возможность. Вы жаждете вкусить наслаждение от общения с людьми, которые задают тон всей культурной жизни. Так оно и должно быть. Но рискну вас заверить, что скоро вы пресытитесь удовольствиями такого рода. Однако не думайте, что если вы предпочтете выйти за меня замуж, то ничего веселее, чем занятия в церковном хоре, вы не получите! Я не враг развлечений. Люблю танцы. Признаюсь, что получал немалое удовольствие от посещения игорных домов. И в то время, как я должен ненавидеть азартные игры, я не так уж к ним нетерпим: могу сыграть в вист. А станцевать кадриль на каком-нибудь празднике – для меня наслаждение…
      – Милый Хью, – остановила его Китти. – Это, должно быть, Джордж вынудил вас сделать мне это предложение?
      – Уверяю вас, слово чести, это не так!
      – Но вы ведь не хотите, чтобы я стала вашей женой! Вы ведь не любите меня, – сказала Китти, задыхаясь от еле сдерживаемых слез.
      Он мягко повторил:
      – Мое расположение к вам очень искренне. С тех пор, как я получил место в приходе, я живу, вы знаете, не так уж и далеко. У меня появилась возможность часто навещать дядю. За это время я гораздо лучше узнал вас, и к моему расположению к вам добавилось уважение. Я убежден, что в вашем характере нет ничего такого, что могло бы помешать вам стать желанной женой любому из мужчин нашего рода.
      – Я? – Китти с удивлением уставилась на него. – Вы так часто ругали меня за легкомыслие, постоянно сердились, что я не так разговариваю, не так веду себя, как надо, и постоянно говорили, что я не должна гневить свою судьбу! А теперь оказывается, что я уважаема, любима, желанна…
      Хью рассмеялся:
      – Здесь нет противоречия, Китти. Вы – юны, и я считал своим долгом направлять вас. Но вы всегда мне внушали самые добрые чувства.
      – Если не Джордж, то, наверное, дядя Мэтью склонил вас сделать мне предложение! – продолжала девушка, не отвечая на улыбку пастора.
      – В какой-то мере, возможно, – ответил пастор. – Вам сложно понять почему…
      – Нет, уверяю вас!
      – Да, – уверенно возразил он. – Вы должны знать, Китти, и понимать, как это ни больно, что Джордж сказал чистую правду. Вы полностью зависите от моего дяди: если он умрет, а вы останетесь незамужней и не будете помолвлены с одним из его племянников, ваше положение будет отчаянным. Я боюсь задеть ваши чувства, но должен сказать, что таков мир: сиротам и бесприданницам очень трудно устроить свою судьбу. Что вы будете делать, если останетесь в этом мире одна? Джордж говорил о незавидном положении мисс Фишгард. Мисс Фишгард – замечательная, сердечная женщина, но ее нельзя назвать хорошей гувернанткой. Она не найдет работы в богатых домах, это понятно. Ее манеры не безукоризненны, ее игру на пианино нельзя назвать хорошей, она совершенно не умеет рисовать, ее знания французского оставляют желать лучшего, а итальянского она и вовсе не знает. Это все сказывается на уровне воспитания, которое она может дать.
      Китти отвернулась. Ее щеки залились краской:
      – Вы хотите сказать, что у меня плохое воспитание и негодное образование?
      – Поскольку мой дядя отказался нанять хороших учителей, то этого и следовало ожидать, – мягко сказал Хью. – Вы помните, милая Китти, как часто я советовал вам продолжать занятия независимо от того, находитесь вы в учебном кабинете или у себя в комнате?
      – Да, – понуро согласилась Китти.
      – Мне доставляло большое удовольствие помогать вам заниматься, читать вместе с вами, – продолжал пастор. – Думаю, что я обладаю навыками воспитателя, и уверен, что привить вкус и углубить знания такой способной ученице, как вы, дорогая кузина, вполне в моих силах.
      Лорд Бедденден, который слушал размеренные речи своего брата с нарастающим негодованием, больше терпеть не мог.
      – Хватит, Хью! – рявкнул он. – Прекрасное, я бы сказал, предложение бедной девушке! Всей этой болтовни хватит, чтобы она отказала тебе раз и навсегда.
      – Уверен, что Китти понимает меня, – надменно произнес Хью.
      – Да, думаю, что понимаю, – сказала Китти. – И Джордж совершенно прав! Я бы не хотела посвятить жизнь углублению знаний и боюсь, Хью, я не та девушка, на которой вам надо жениться. И сейчас я решила, что у меня есть один способ заработать себе на хлеб! Я могу занять должность экономки. Здесь уж я не нуждаюсь ни в чьих указаниях. Я с шестнадцати лет научилась вести хозяйство и вполне могу освободить мисс Фиш от ненавистных ей обязанностей! Думаю, что это устроит всех, потому что если и есть что-то на свете, чему я научилась, так это строгой бережливости.
      – Хватит, Китти, не говорите глупостей! – взмолился лорд Бедденден.
      Пастор сделал выразительный жест рукой.
      – Если ваша молодость, Китти, примирит вас с новым положением, то, смею вас уверить, пройдет время – и вы почувствуете себя незаслуженно обделенной.
      – Вероятно, – не стала спорить Китти. – Но я не найду счастья и в браке с любым из вас, Хью.
      – Ну вот! Что я вам говорил? – воскликнул Бедденден.
      – Прошу прощения, – серьезно, но мягко сказал Хью. – Со своей стороны, я бы счел за великое счастье называть вас своей женой!
      – Это очень любезно с вашей стороны, – отозвалась Китти, – но если вы говорите правду, я не могу понять, почему до сегодняшнего дня вы ни разу не дали мне это понять.
      Пришла очередь покраснеть Хью, но он выдержал ее взгляд и через секунду смог ответить:
      – Тем не менее, Китти, такие мысли посещали меня. Влюбляться, терять голову не в моей натуре, но я уже долгое время испытываю по отношению к вам искреннюю привязанность. Но вы так молоды – вам не исполнилось еще и двадцати, – и я думал, что пора моего объяснения еще не настала. Иногда я подозревал, что вы неравнодушны к другому представителю нашей семьи, и боялся, что мои чувства встретят холодный отпор. И я ждал, когда трое моих кузенов соберутся здесь, в Арнсайде, чтобы представить вам возможность сделать выбор самой. Но я вижу здесь только Долфинтона, и при этих обстоятельствах я без колебаний прошу вас принять мое предложение. Смею вас уверить, что в приходе Гарстфилд вы будете жить в безопасности и почете.
      – О, вы сделали предложение не из любви к богатству, а из рыцарских чувств к несчастной особе, которую, как вы полагаете, отвергнут остальные, – на одном дыхании выпалила Китти. – Нет, лучше я выйду замуж за Долфа!
      От этих неожиданных слов лорд Долфинтон, который в это время посасывал ручку ножа для резки бумаги, вздрогнул и выронил нож из разжавшихся пальцев.
      – А? – переспросил он. – Но вы же сказали, что не выйдете! Хорошо помню! Вы сказали, я могу снова себя спокойно чувствовать!
      – Да, вот это я и имела в виду! – со злым торжеством сказала Китти. – Здесь нет никого, кто бы мне нравился, и я не хочу ни за кого из вас выходить замуж, ни за кого из этой противной семьи! Хью – хвастун, Клод – жестокий человек, Долф и Фредди – просто смешны, а что касается Джека, я от души благодарна ему за то, что он не такой самодовольный хлыщ, чтобы явиться сюда, потому что я его не люблю еще больше, чем всех вас, вместе взятых! Спокойной ночи!
      Стук захлопнувшейся двери заставил лорда Долфинтона занервничать, а Бедденден сказал:
      – Гнилое дельце ты пытался обтяпать, Хью, – вместе со всеми твоими разглагольствованиями и замечательными планами образования девицы. Твои шансы оказались бы гораздо выше, если бы в тебе было поменьше слащавого альтруизма. Что, черт возьми, тебя дернуло заводить разговоры о Джеке? Ясно, она давно влюблена в него!
      – Она уже давно оставила эти детские причуды, – холодно сказал Хью. – В конце концов, в Джеке нет ничего такого, что привлекло бы внимание разумной и благородной особы.
      – Если ты так думаешь, мой дорогой братец, то я советую тебе не замыкаться в своем приходе, а немного пообтесаться в миру, – заметил Бедденден с обидной усмешкой. – И я не хочу слушать ханжеских разговоров о его страсти к игре и слишком свободных взглядах – это, я знаю, вертится у тебя на языке! Джек, может быть, вам и не нравится, но он дьявольски красивый парень и кое в чем не знает себе равных. Конечно же, Китти к нему расположена!
      – Нет, – возразил Долфинтон, который следил за этим диалогом, озадаченно сдвинув брови. – Разве не слышали? Она сказала, что не любит его больше, чем нас всех, вместе взятых. Подумайте об этом, – добавил его светлость, сраженный внезапной мыслью. – Не уверен, что она не права! – Он кивнул, довольный собой, и добавил любезно: – Не думайте о нем, а что касается меня, то я бы не любил больше всего тебя, Джордж.
      Лорд Бедденден смотрел на него несколько секунд странным взглядом, потом взял колокольчик и решительно зазвонил.
      – Если этот прижимистый сундук костей не отдавал никаких распоряжений, я прикажу слуге принести в эту комнату бренди! – с горечью произнес он.

      В тот же вечер, около семи часов, когда мисс Чаринг вошла в гостиную, чтобы выслушать предложения двух своих кузенов, наемный почтовый экипаж, запряженный парой, остановился у «Голубого кабана», небольшой, но очень хорошей гостиницы, в миле с лишним от Арнсайд-Хауза, на перекрестке четырех дорог. Молодого человека, который выбрался из экипажа, можно было безошибочно отнести к сливкам общества, хотя его правила, очень строгие во всем, что касалось моды, позволяли ему путешествовать по сельской местности в длинном нежно-голубом плаще, светло-желтых панталонах и сапогах с кисточками, которые определяли в столице настоящего комильфо. Однако никто, кроме настоящего франта, одевающегося у лучших умельцев, не мог позволить себе такого замечательного дорожного плаща, бесподобных бриджей, элегантных сапог. Белый верх этих сапог, выдававший утонченного денди, был скрыт полами длинного просторного плаща-крылатки, отороченного шелком, с двумя рядами больших перламутровых пуговиц. Каштановые волосы франта, смазанные русским маслом, подстриженные а ля Тит, увенчивал цилиндр, сидевший на голове с лихим изяществом; на его руках были коричневые Йоркские перчатки. Дополняла наряд бамбуковая трость. Когда он вошел в гостиницу и снял широкий и длинный дорожный плащ, то оказался изящным молодым джентльменом среднего роста, с хорошей осанкой. Лицо его было неброским, но приятным, а повадка – несколько рассеянной. Он вручил плащ, цилиндр и трость хозяину, и лицо его отразило беспокойство; он бросил внимательный взгляд в зеркало: воротничок не был помят, превосходный галстук находился в полном порядке, и молодой человек настолько успокоился, что смог заняться другими делами.
      Хозяин, мистер Плакли, встретил его с понятной почтительностью, как человека богатого и респектабельного, но поскольку гостя он знал со времен, когда тот носил нанковые штаны и детские сорочки, помнил его успехи и неудачи, то держался с ним с фамильярной оживленностью.
      – Сэр, что за приятный сюрприз! Давненько вы у нас не бывали. Не сомневаюсь, что вы проездом в Арнсайд.
      – Да, – подтвердил гость, – чуть, черт возьми, не пропустил время ужина. У моего двоюродного дяди это бывает чертовски рано, а еще целая миля, хорошо, что вспомнил! Лучше остановиться поужинать у вас.
      «Голубой кабан» нечасто имел дело с великосветскими гостями, но хозяин знал, что его помощница, – крестьянка с севера – замечательная хозяйка, и поэтому не ощутил беспокойства.
      – Сэр, я не сказал бы, что вы ошиблись в своих расчетах. – Он понимающе поглядел на почетного гостя. – Мистер Пениквик, несомненно, великий человек, но, говорят, у него нет того, что я называю обильным столом, и, как я слышал от мистера Стобхила, он не пускает бутылку по кругу должным образом. Ну, сэр, если вы сейчас пройдете в зал, вы найдете там хороший очаг, и никто вам не помешает. Я позволю себе подать вам стаканчик хереса, самого тонкого, какой есть в этих местах, а пока вы будете пить его, моя хозяйка приготовит вам жареных грибов, – ведь вы знаете, у нас нет всяких французских деликатесов. Вдобавок к этому у нас найдется кусок баранины и пирог с гусятиной и индюшатиной, из тех, которые, я надеюсь, вы не забыли, еще немного жареной трески и, если вам будет угодно, пломпудинг.
      Это скромное меню было принято, и мистер Плакли удалился. Вскоре в зале был накрыт отличный стол, за который сел гость, причем схема обеда, набросанная хозяином, была Дополнена устрицами в тесте, фламандским супом и на закуску – жарким из телятины с репой. Гость запил мясо бутылкой отличного бургундского, и пиршество завершилось коньяком, причем утонченный модник в ужасе отмахнулся от предложения выпить портвейна.
      Он все еще продолжал потягивать коньяк, когда хозяина, развлекавшего гостя местными сплетнями, отвлек звук открывавшейся двери. Пообещав гостю позаботиться, чтобы его не побеспокоил никто посторонний, мистер Плакли вышел. В залу донеслись какие-то восклицания, и через минуту изумленный хозяин появился снова, заявив:
      – Ну, сэр, я и не предполагал, кто это может быть в такой час, да еще в такой снег, да еще пешком, без слуги, без ничего! Это мисс Чаринг, сэр!
      – Кто? – спросил изящный джентльмен, слегка озадаченно.
      Хозяин открыл дверь, и мисс Чаринг, укутанная если не в красивый, то добротный плащ, появилась на пороге, где и осталась. Шнурки ее капюшона были туго завязаны под подбородком, серая материя плотно обхватывала личико с порозовевшим носом. Во внешности мисс Чаринг сейчас не было ничего романтического.
      – Вы? – выпалила она с неприязнью. – Мне следовало знать это.
      Разомлевший от обеда Фредерик Станден был слегка озадачен. Получалось, что мисс Чаринг неприятно удивлена, увидев его. Он начал объясняться.
      – Черт подери, Китти, но меня пригласили!
      – Я лучше о вас думала, – сказала она трагическим тоном.
      – Да? – удивился мистер Станден, не понимая, что к чему. Его взгляд, отдаленно похожий на взгляд настороженного зайца, скользнул по столу, словно надеясь найти там ясность.
      – Но вы же знаете моего двоюродного дядю: ужин в пять. По крайней мере, так всегда было, и я просто решил перекусить по пути.
      – Вот оно что! – ответила мисс Чаринг презрительно. – Мне нет дела, где вы ужинаете, Фредди, но то, что вы собрались в Арнсайд, по-моему, плохо о вас говорит, позвольте заметить! Мне больше нечего сказать, потому что вы – не лучше Долфа, а, пожалуй, даже хуже.
      Взвешивая ситуацию, мистер Станден еще раз попытался внести ясность.
      – Да нет же, Китти! Это вы уж слишком. У бедного малого с «чердаком» не в порядке. – Тут он решил, что присутствие любопытного Плакли при их объяснении – нежелательно, и прямо сказал об этом, после чего мистер Плакли с сожалением удалился.
      Мисс Чаринг, разделявшая со своей гувернанткой вкус к романтической игре, хотела было остаться в дверях, в позе угнетенной добродетели, но, соблазненная теплом очага, уселась рядом с Фредериком, развязав шнурки плаща. Она откинула капюшон и протянула озябшие руки к огню.
      – Все ясно, – заявил мистер Станден, – вы просто замерзли. Бросьте дуться и выпейте коньячку!
      Мисс Чаринг с презрением отвергла предложение, добавив:
      – Не стоило беспокоиться и проделывать весь путь от Лондона. Пустая трата времени, уверяю вас!
      – Ну, это не удивляет меня, – заметил Фредди, – я тоже думал, что причина какая-нибудь чепуховая. Дядюшка Мэтью здоров?
      – Нет! Доктор Фенвик говорил, что его желудок можно вылечить с помощью магнетизма и теплого эля, но пока ему стало только хуже. По крайней мере, он сам так говорит, и считает, что мы все – в заговоре, чтобы его убить.
      – С подагрой тоже плохо? – озабоченно спросил мистер Станден.
      – Очень!
      – Да, кажется, мне не следовало бы приезжать. Не думаю, что мне есть смысл маяться здесь всю ночь, а утром отправиться в Лондон. Знаете, старый джентльмен не так уж и любит меня, и если у него еще разыгралась подагра, то лучше мне быть от него подальше. Кроме того, он не разрешает мне брать с собой слугу, а это очень неудобно. Дело, конечно, не только в галстуках, Иклсхем мне их только подает; но как быть с сапогами? В прошлый раз человек, который их чистил, был небрежен и оставил на одном из них здоровенный отпечаток пальца. Честное слово, Китти, это для меня слишком!
      – Вы можете хоть сейчас отправляться в Лондон. Ваше появление у нас – страшная ошибка. Зная обстоятельства, я очень удивлена вашим намерением приехать сюда.
      – Это-то ерунда, – возразил мистер Станден, – но я не люблю путешествовать по ночам. И ведь это не станция, где можно переменить лошадей. Да, а что вы имеете в виду, говоря про мои обстоятельства?
      – Вы ведь богаты, как… как… Никак не могу вспомнить имя! – сказала Китти сердито.
      – Может быть, как золотой телец? Но я вовсе не так уж богат.
      – Нет! Я говорю про кого-то из истории, кажется, был такой, ну вы знаете. Когда хотят дать понять, что кто-то страшно богат, говорят: богат как… как он, ну вы знаете…
      – Нет, не знаю, – сказал Фредди, – никогда не слышал о нем. Хорош бы я был, забивая себе голову каким-то богами из истории. Китти, глядя на вас, можно подумать, что вы долго были на солнце.
      – На солнце? Да там снег идет! – воскликнула мисс Чаринг.
      – То есть я не то хотел сказать, но неважно. Но только я совсем не так уж богат.
      – Вы достаточно богаты, чтобы не делать предложение в меркантильных целях?! – мисс Чаринг бросила на него презрительный взгляд.
      – А я и не собираюсь делать предложение в меркантильных целях, – терпеливо ответил Фредди. Тут ему что-то пришло в голову, и он спросил озабоченно. – Китти, а вы случайно не жалуетесь на эту инфекцию? Знаете, о чем я говорю, – сестра Мег неделю пролежала в постели.
      – Фредди! – воскликнула мисс Чаринг, пристально глядя на него. – Разве вы не знаете, зачем дядя Мэтью посылал за вами.
      – Говорили, что он хотел сообщить что-то важное. Но я уверен, какая-нибудь ерунда!
      – Но раз вы все-таки приехали, почему вас там не было вчера?
      – Меня вообще не было в городе.
      – О, Фредди, я хуже о вас подумала, чем вы того заслуживаете! – выпалила Китти, искренне раскаиваясь. – Но и Джордж, и Хью, и Долф – все они знают, и я решила, конечно, что знаете и вы.
      – Как? – удивился Фредди. – Не хотите ли вы сказать, что они все – в Арнсайде?
      – Да, да, они там со вчерашнего дня, и это ужасно, Фредди!
      – Господи, как я не подумал! – воскликнул он в еще большем замешательстве. – Но если бы я не встретил вас, я нарвался бы прямо на них. Знаете, Китти, со стариком творится что-то неладное, если он только не валяет дурака. С какой стати ему собирать всех этих балбесов в Арнсайде? Я не хочу сказать, что Хью – глупый малый, это как раз не так, но вы согласитесь, что он страшный зануда?!
      – О конечно, – охотно согласилась Китти. – И хуже того, он – ханжа, Фредди!
      – Чертовский! Знаете, о чем он говорил со мной в тот раз, когда я подался в деревню? Он всего-навсего увидел, как я выхожу из «Грейт-Гоу», и начал морализировать насчет порока и игры. Можно подумать, что я там – завсегдатай, а это, как я ему говорил, во-первых, не так, во-вторых, надо быть чертовски умным, чтобы болтаться там каждый вечер. Что привело его в Арнсайд?
      – Дядя Мэтью, – ответила Китти, – он работает над завещанием.
      – Да? Не хотите ли вы сказать, что он собирается отдать концы?
      – Да нет, но сам-то он так думает.
      – Понятно. Зачем же повторять одно и то же последние десять лет? И кому он хочет оставить свое богатство?
      – Мне, но при одном условии.
      – Как, и ничего Джеку? Ну, это нечто неслыханное! Впрочем, я чертовки рад слышать это, Китти, поздравляю!
      – Да, – ответила мисс Чаринг, – но это при условии, что я выйду замуж за кого-то из его внучатых племянников. Вот почему, Фредди, вас пригласили в Арнсайд! Вы должны сделать мне предложение!
      Эффект от этих слов, превзошел ее ожидания. Мистер Станден, изящно развалившийся на стуле по другую сторону камина, вскочил. Его добродушная физиономия выразила настоящий ужас, он вытаращил глаза и закричал во весь голос:
      – Что?!
      Мисс Чаринг совсем неромантично захохотала. Мистер Станден взглянул на нее с подозрительностью.
      – Ну, слушайте, Китти, – сказал он сердито, – если вы хотите меня разыграть… Господи, мне следовало догадаться. Если я для него не просто игрушка, которую можно…
      – Для кого это?
      – Для Джека, – ответил Станден. – Ну, это чертовски дрянное дело. Видите ли, про себя я решил, что не поеду. Нет, я не такой простак, чтобы попасться на удочку Джека. Черт бы побрал все это дело! Если бы я не встретил вас, как бы я мог попасться! Ведь вы могли бы предупредить меня, моя дорогая девочка!
      Последние слова мисс Чаринг пропустила, но, очень серьезно посмотрев на него, спросила:
      – Так это Джек сказал, чтобы вы приехали?
      – Ну да. Я встретил его вчера у Лиммеров. На нем был плащ, который мне не понравился. Он сказал, что заказывал его у Скотта. Зря! В нем он похож на военного.
      – Оставьте в покое его плащ, – перебила Китти. – Что он вам сказал?
      – Ну, он говорил, что ему надоел покрой Вестона, так что я подумал, что он просто валяет дурака. Ну, посудите сами, Кит, что можно подумать, если человек много говорит о подобных вещах?
      – Что он про… про меня что говорил? – нетерпеливо спросила Китти.
      – Ничего не говорил. Спросил, получил ли я вызов от старого джентльмена? Я сказал, что да. И он посоветовал мне не оставаться в стороне. Так что я решил, что лучше остаться. Вид у него был самый чопорный, но вы же знаете, как он смеется глазами.
      Само воспоминание о том, как мистер Веструтер смеется глазами, вызвало у мисс Чаринг глубокий вздох.
      На какое-то время она, казалось, впала в меланхолию, но это быстро прошло. И снова она испытующе посмотрела на Фредди:
      – А Джек знает, зачем его пригласили?
      – Десять против одного, что знает. И поэтому-то его нет здесь.
      Мисс Чаринг нахмурилась.
      – Вы так думаете? – спросила она безразличным тоном.
      – Не сомневаюсь, – ответил Фредди. – Это дело нехитрое. Вы же его знаете. Джек есть Джек.
      Мисс Чаринг выслушала эти нелестные речи довольно спокойно и заметила, слегка приподняв подбородок:
      – Что до меня, то я очень рада, что он не приехал. Я бы очень плохо о нем подумала, если бы он исполнил это унизительное приказание.
      – Этого не бойтесь, он показал спину.
      – Похоже, – сказала она, смягчившись. – Он ведь очень гордый, правда, Фредди?
      – Ну, не то чтобы такой уж гордый. Просто любит высоко забираться, но он – не то, что эти заносчивые типы.
      Мисс Чаринг некоторое время молча размышляла. Наконец она сказала:
      – Я не хотела бы, чтобы он приезжал. Но дядя Мэтью был страшно раздражен, когда он не приехал. Может быть, это нелепо, но я уверена, что дядя Мэтью только о нем и думал, когда говорил о женитьбе. Он чуть с ума не сошел, когда в Арнсайд приехали только Долф и Реттрей.
      – Ну, понятно, – ответил Фредди. – Не пойму, что заставило старого олуха приглашать их? – Он скромно добавил. – Да и меня тоже?
      – Он вбил себе в голову абсурдную мысль, что не должен никому оказывать предпочтения. И вы ведь его знаете, Фредди! Если он что-то решил, то конец. Может быть, ему и в голову не пришло, что Джек ослушается и не приедет? Вот ему была бы радость, если бы я сказала, что выйду за Долфа!
      – А что, разве и Долф сделал вам предложение? – изумился Фредди.
      – Да, и если бы я не была так сердита, я бы расплакалась. Бедняга Долф! У него был несчастный вид. И я уверена, он это сделал только потому, что его заставила эта ужасная женщина.
      – Теперь все понятно, – сказал Фредди, качая головой. – Вот какой был расчет! Я ведь говорил, что решил не ехать. Но тетушка Долфинтон заставила меня переменить решение! Если бы я не встретил ее сегодня утром, все было бы иначе.
      Китти выглядела очень удивленной:
      – Как, леди Долфинтон? Вас уговорила? Но ведь она не могла желать вашего приезда.
      – Ну да, она и не хотела. Я, знаете, прогуливался по Бонд-стрит когда она выходила из библиотеки Хукхэм и увидела меня. Пришлось раскланяться, что еще оставалось делать? Ну, и было неприятно, потому что на мне был новый жилет, и я к нему еще не привык. Точнее сказать, – поправился он, – я не совсем ловко себя чувствовал. Мне он понравился, когда Вестон его мне показывал, но когда я его надел…
      – О, Фредди, оставьте в покое ваши плащи и жилеты, – взмолилась мисс Чаринг, теряя терпение. – Что сказала леди Долфинтон?
      – Сказала: «Так вы не поехали в Арнсайд?» Какая глупость! – Я же стою здесь, на Бонд-стрит. Ну, я вежливо говорю, нет, не поехал, а она спрашивает, собирался ли я туда ехать; я отвечаю, нет, не собирался. И тут вижу, что она ведет какую-то игру, потому что странно улыбается и говорит, что с моей стороны было очень умно туда не поехать, что вся эта затея – настоящая чепуха, и все такое. Кажется она еще очень волновалась: поехал ли туда Джек. Когда я сказал, что нет, вид у нее был, как у кошки, которой дали сметану. Ага, тут что-то не так, подумал я. Но черт с этим, Кит. Я, может быть, не из умников, которые помнят разных исторических богатеев, но невозможно жить в нашем городе и не научиться чувствовать надувательство! Ну, я и решил сам все это разнюхать. Конечно, вышла ошибка, но слава Богу, никакого вреда. Все же Джек сыграл со мной чертовки двусмысленную шутку, так я ему и скажу. Хорош бы я был, если бы вас не встретил!
      – Ничего, ровным счетом не произошло бы, – сказала Китти. – Дядя не может вынудить вас сделать мне предложение.
      Мистер Станден, судя по всему, так не думал.
      – Не мог бы? Не уверен. Во всяком случае, старикашка меня очень пугает, всегда пугал. Я бы как-нибудь, пожалуй, увернулся, но было бы очень неудобно. Нет, я все больше и больше убеждаюсь, что мне повезло, что мы с вами встретились, Кит. Когда вы только вошли, мне вы показались несколько странноватой, но я все равно был очень рад. – Похоже, его размышления привели к какой-то смутной догадке. – Да, странное было начало! Почему вы здесь очутились? Простите, здесь что-то не то.
      Губы ее задрожали, и она ответила не без труда:
      – Я убегаю!
      – Ах, сбегаете! – откликнулся мистер Станден воодушевленно.
      – Больше ни минуты не могу это выносить, – заявила Китти, прижимая руки к груди.
      – Вполне понятно, – с симпатией ответил Фредди. – Это самый неуютный дом, который я знаю. И еще чертовски плохая кухня. Неудивительно, что у старого джентльмена не в порядке желудок. Оттуда надо бежать, и как можно быстрее.
      – Но только не из-за этого! Дядя Мэтью поставил меня в ужасное положение: Долф сделал мне предложение, а потом Хью! И я пожалела, что родилась на свет.
      Мистер Станден сразу понял ее. Он сказал с чувством:
      – Неудивительно, клянусь Юпитером! Я бы тоже не вышел за Хью на вашем месте, Кит. Вы сами находите, что он страшный зануда. Не умеет даже кланяться. Однажды я предложил поучить его, но в ответ он только уставился в пол и сказал, что это с моей стороны очень любезно, но он не хочет меня беспокоить. Да я бы и не стал этим заниматься, только ведь все знают, что он мой кузен.
      – О, это – скучнейшее существо в мире! – заявила Китти. – Но черт с ним. Как вспомню, как он сказал, что женится на мне, потому что иначе я останусь о-одна во всем м-мире без средств, а это – не по-джентльменски, а вовсе не потому, что м-меня любит или хочет унаследовать богатство дяди М-Мэтью, так меня т-тоска берет…
      Мистер Станден, увидев слезы на глазах девушки, сделал достойную похвалы попытку предотвратить сцену, самое начало которой заставляло его чувствовать себя не в своей тарелке.
      – Ну, не надо из-за этого плакать! Никогда не слыхал таких историй! Чепуха на постном масле. Вот не думал, что этот Хью – такой капитан Шарп.
      – Джордж то же говорил. И еще Хью собирается воспитывать меня, потому что я не могу сама зарабатывать себе на хлеб. И все они уверены, что я буду рада выйти за любого из них. Тогда я выбежала из комнаты, а Фиш не нашла ничего другого, как сказать, что все это – романтично. Романтично!
      Это уж слишком, Фредди! Я решила, что я им всем покажу! Так что я стащила деньги на хозяйственные расходы и пришла сюда: я знаю, что здесь стоянка почтовых карет на Ашфорд и из Ашфорда, и я смогу попасть в Лондон.
      – Вот так здорово! – удивился Фредди. – Не хочу мешать вам, но что вы собираетесь там делать?
      – В том-то и дело, – сказала Китти, лицо ее покраснело, а по щекам потекли слезы, – что я слишком рассердилась, чтобы об этом подумать. Уже убежав из дому, я поняла, что совершенно не знаю, чем мне заняться и у кого остановиться. Каждое слово Хью – правда, с этим ничего не поделаешь.
      – Да нет, что вы, – слабо возразил Фредди.
      Мисс Чаринг, после безуспешных попыток найти носовой платок, стала промокать лицо уголком плаща. Этого мистер Станден уже не смог вынести:
      – Тут уж, Китти, я возражаю! Возьмите мой платок.
      Мисс Чаринг, громко всхлипывая, взяла элегантный платочек и стала сморкаться. Мистер Станден, зная, что у него с собой несколько носовых платков, нисколько не пожалел о своем жесте.
      – Не надо плакать. Подумайте, мало ли что можно делать! Разумность рассуждений еще более расстроила мисс Чаринг.
      – Я все думала и думала, но ни к чему не пришла. Только я скорее умру, чем вернусь в Арнсайд.
      В этот момент их прервали. Хозяин, побуждаемый естественным любопытством, нашел предлог, чтобы вернуться в залу. Он вошел с чашей, полной крепкого пунша, поставил ее на стол и сказал:
      – Ваш пунш, сэр. Вы ведь говорили «в девять», не так ли? Сейчас как раз девять часов, сэр.
      Мистер Станден не помнил, чтобы он подобное говорил, и хотел уже отвергнуть пунш, когда ему пришло в голову, что сейчас пора подкрепить свои силы. Он также был рад, что Китти перестала плакать. Он решился предложить ей бокал миндального ликера. Он молча покачала головой, а хозяин, ставя на стол два стакана, сказал:
      – Может быть, мисс захочет попить пунша, чтобы согреться. Снег еще усилился, и к тому же мокрый. Надеюсь, нет плохих известий от мистера Пениквика, сэр?
      Фредди, который как раз сочинял историю, чтобы оправдать необычный приход сюда мисс Чаринг, решил воспользоваться подходящим случаем:
      – Ничего такого, хозяин! Просто болван кучер забыл, что ему приказали. Он должен был доставить мисс Чаринг еще час назад. Ей пришлось возвращаться одной в Арнсайд. Пошел снег, и ей пришлось искать убежище.
      Если хозяину и не показалась убедительной история, в которой молодую девицу отпустили из дома одну в непогоду, пешком, да еще с большей ковровой сумкой, стоящей теперь у входа в зал, то Китти это восприняла иначе. Когда мистер Плакли вышел, она восхищенно посмотрела на Фредди и поблагодарила его:
      – Я и не думала, что вы такой умный. Мистер Станден покраснел и покачал головой:
      – Это как-то само получилось. Вы ведь не подумали об этом, а этот малый мог бы поднять шум. Вам не следовало идти одной. Надо было взять с собой Фиш.
      – Но, Фредди, как же я могла бы бежать в Лондон с Фиш? Ее невозможно уговорить!
      – Но бежать в Лондон не надо. Подумайте сами и увидите, что это несерьезно. Жаль, но это так.
      – Вы не думаете, что я смогу как-нибудь сама себя обеспечить? – спросила Китти с надеждой. – Конечно, я не хочу голодать, но вы думаете, это неизбежно, Фредди?
      Занятый своими размышлениями и соображениями, он решительно сказал:
      – Конечно.
      – А если я поступлю горничной? – спросила она, вдруг вдохновляясь. – Хью говорит, что я слишком молода для экономки, но горничной-то я могла бы быть?
      Мистер Станден твердо решил вернуть ее на землю:
      – В этом нет смысла. Можно с таким же успехом вернуться в Арнсайд. Так будет даже лучше.
      – Да, конечно, – сказала она уныло. – Но мне так хочется убежать! Я не хотела бы быть неблагодарной, но, Фредди, если бы вы знали, что такое – вести домашние дела дяди Мэтью, читать ему, ухаживать за ним все время и всегда разговаривать только с ним и с Фиш! О, лучше бы ему вовсе меня не удочерять!
      – Да, черт возьми, – заметил Фредди, наполняя один стакан пуншем. – Не понимаю, почему он удочерил вас? Я часто размышлял над этим.
      – Да и я этого тоже не понимаю. Фиш считает, что он любил мою маму.
      – Ну, это она думает, – заметил Фредди. – По-моему, он может любить только самого себя.
      – Да, но, по-моему, она может быть права. Он редко вспоминает маму. Разве что говорил, что я не такая хорошенькая, какой была она. Но у него есть ее портрет, и он держит его в столе и однажды показывал мне, когда я была еще маленькой.
      – Я не могу поверить в это! – сказал Фредди с сомнением.
      – Но тем не менее, это так. Вы знаете, Джордж был уверен, что я дочь дяди Мэтью. Хью говорил, что сам так не думал, но я в этом сомневаюсь.
      – Так думать вовсе не следует, – сказал Фредди. – Джордж мог так думать, потому что он простак. Может быть, еще Долф, но больше – никто. Да и Долф не стал бы так думать, поскольку он вообще не думает. Если бы вы были дочерью моего двоюродного дяди, он не вел бы себя по-идиотски. Да и не оставлял бы своих денег кому-то из нас.
      – Н-нет. Может быть, и тогда он хотел бы, чтобы я вышла замуж за кого-то из его внучатых племянников, но в том случае, если бы я отказалась, он бы не оставил меня без гроша, правда?
      – Но не собирается же он этого сделать! – воскликнул пораженный Фредди.
      Она кивнула и всхлипнула в его платок.
      – Собирается, и я хорошо понимаю, что не могу надеяться на хорошую партию, если буду нищей. Это ужасное унижение.
      – Ну, Китти, чего вам сейчас не хватает, – так это горячительного, чтобы подкрепить свой дух, – сказал он решительно. – Если не хотите ликера, я не осуждаю вас; может быть, лучше выпьете вот это? Вдруг поможет – как знать?
      Мисс Чаринг взяла у него стакан, налитый до половины, и осторожно выпила. От крепости у нее перехватило дыхание, но сладость и привкус лимонного сока успокоили ее.
      – Мне понравилось, – сказала она.
      – Хорошо, но не рассказывайте дяде или Фиш, что пили со мной пунш, – предупредил он.
      Она заверила его, что не будет и, так как уже согрелась, решила устроиться поудобнее и присоединилась к нему за столом, попивая пунш и жалуясь на свои несчастные обстоятельства. Фредди, занятый собственными мыслями, рассеянно наполнял стаканы. Потом он начал хмуриться и нарушил молчание вопросом:
      – А кому достанется имущество, если вы не выйдете за одного из нас, Кит?
      – Дядя Мэтью сказал, что оставит все приюту для подкидышей.
      – А ведь, пожалуй, оставит. Кажется, не только у Долфа в нашей семье не все в порядке с головой. – Мистер Станден задумчиво поглядел на игру света в стакане с золотистой жидкостью. – Интересно, знает ли об этом Джек? – сказал он, наслаждаясь напитком.
      – Можно считать, что знал, потому что дядя никогда не говорил Джорджу и Хью больше, чем Джеку. И я просто счастлива, что это не повлияло на него.
      – Не играет ли он в тонкую игру? – спросил мистер Станден, продолжая размышлять. – Никто не знает, что у него на уме, это крепкий орешек. Но я не думаю, что он способен проворонить свое счастье. Скорее можно предположить, что он имеет какие-то свои цели, водя за нос старого джентльмена. Это один из самых способных людей для проматывания любого состояния. – Заметив удивленный взгляд мисс Чаринг, он пояснил:
      – Игрок. Завсегдатай скачек. Пока ему все сходило с рук, но мой отец убежден, что кончит он за решеткой. А отец знает жизнь. – Он с минуту развивал мысль о сообразительности лорда Леджервуда, не замечая неприязненного взгляда Китти. Освежившись новой порцией пунша, он продолжал:
      – Может быть, он прикидывается. Не беспокоится о своем положении. Понимает, что вы не пойдете за Хью или Долфа. Знает, что мне не нужна богатая жена. Надеется поставить старикашку в безвыходное положение. – Он осушил стакан и поставил его, продолжая сосредоточенно размышлять. – А может быть, решит и по-другому. Останется самим собой. Не захочет денег, не захочет жениться. А когда окончательно решит – подаст знак.
      – Знак? – запинаясь, переспросила Китти. – Вы хотите сказать, ч-что он д-думает, что я и так никуда не денусь?
      Сильно смущенный, мистер Станден стал извиняться:
      – Не слушайте меня. У меня иногда возникают дурацкие фантазии.
      Не обратив на это внимания, она яростно сказала:
      – Все это так. Какое унижение!
      – Нет, нет! Но его трудно осуждать, Кит! Симпатичный малый, избалованный, отчаянный, как дьявол. Вы, может быть, не знаете, как на него вешаются женщины. Их не поймешь, – Фредди покачал головой. – Джеку остается только выкручиваться из разных историй. Глупо, бессмысленно. Впрочем, к черту все это.
      – Спасибо, Фредди, а то я не знала, что Джек – волокита, – сказал Китти с ненатуральным оживлением. – Я не сомневаюсь, что у него были десятки романов в Лондоне. Поэтому было особенно глупо со стороны дяди Мэтью считать, что он захотел бы сделать мне предложение! Я не понимаю, как вообще можно на этом настаивать. И я бы не удивилась, если бы узнала, что он считает меня просто неуклюжей школьницей.
      – И я тоже, – подтвердил утешитель Фредди.
      Мисс Чаринг выпила еще пунша. Приятное тепло разливалось по ее телу, прогоняя меланхолию. Нельзя было сказать, что к ней вернулась радость, но не было больше отчаяния. Она почувствовала возбуждение, и проблемы, казавшиеся ей недавно неразрешимыми, оказались вполне решаемыми. Она выпрямилась, отважно глядя перед собой, а пальцы ее механически сжали стакан. Мистер Станден, довольный тем, что ему не докучают чужими проблемами, задумчиво подносил свой стакан к носу и опускал обратно.
      – Фредди! – вдруг воскликнула Китти, выразительно глядя на его. Слегка удивленный, он поставил стакан и извинился:
      – Задумался!
      – Фредди, а вы уверены, что не хотите на мне жениться? Он был несколько встревожен решительностью ее тона.
      – Да, – сказал он и извиняющимся тоном добавил: – Вы мне очень нравитесь, Кит, и всегда нравились! Но я по природе – холостяк.
      – Тогда, Фредди, не будете ли вы настолько любезны, чтобы быть со мной помолвленным? – спросила мисс Чаринг чуть слышно.

      Какое-то мгновение мистер Станден изумленно смотрел в ее бездонно-темные глаза, потом испуганно перевел взгляд на стакан, который мисс Чаринг все еще сжимала в руке. С выражением величайшего беспокойства на лице он вынул из пальцев Китти стакан и отодвинул его подальше.
      – Не надо было вам это давать, – спохватился он.
      – Нет, нет, Фредди, я вовсе не пьяна!
      – Господи, Кит, я не об этом. Просто надо немного освежиться. Закажите кофе и увидите, что все будет хорошо!
      – Не нужно, я вполне трезвая. О, Фредди, пожалуйста, выслушайте меня.
      Мистер Станден был не слишком обременен различными знаниями, но правила светского обхождения знал как свои пять пальцев. Он помнил, что спорить в таких случаях бессмысленно. Мисс Чаринг импульсивно схватила его за рукав, что не могло ему понравиться, но он не стал указывать ей на это. Он просто успокаивающе сказал:
      – Конечно! С величайшим удовольствием!
      К его облегчению, она отпустила рукав, а он осторожно разгладил его, увидев, что непоправимого ущерба его наряду не причинено.
      – Я не могу и не хочу возвращаться в Арнсайд. По крайней мере, насовсем. Во всяком случае, я не могу просто сидеть там и ждать, пока какой-нибудь благодетель на мне женится! Любой ценой мне надо выбраться в Лондон! С семнадцати лет я мечтаю об этом! Дядя Мэтью не хочет отпускать меня. Он говорит, что это слишком большая трата денег, что это – немыслимо. Спорить с ним бесполезно. Когда последний раз я просилась туда вместе с Фиш, всего на неделю, только посмотреть достопримечательности, он слег в постель на две недели, бросал разные предметы в бедняжку Спидла и мисс Фиш и так тяжко стонал, что просто наводил на меня ужас. Он говорил мне, что пригрел змею на своей груди, что мне наплевать, скоро ли он умрет, не говоря уже о том, что я легкомысленная и эгоистичная, что мне слишком рано одной ездить в Лондон. А заключалось дело в том, что он не мог отпустить меня без Фиш, а отпустить с ней – значило нарушить в Арнсайде привычный для него порядок. Он, видите ли, не может нанять экономку.
      – Очень тяжелый случай, – вежливо сказал Фредди, – но я не вижу, какое отношение…
      – Сейчас увидите, Фредди! – заверила Китти. – Если вы сделаете мне предложение, а я приму его, лорд и леди Леджервуд захотят ведь увидеть меня, не так ли?
      – Они вас видели.
      – Да, но давно. Они захотят, вероятно, представить меня знакомым. И разве ваша мама, Фредди, не захочет пригласить меня к себе на Маунт-стрит, хоть на месяц?
      Мистер Станден мысленно ужаснулся и вдруг ощутил вдохновение.
      – Послушайте, Кит. А что если попросить мою мать пригласить вас. Она меня любит и, думаю, для меня охотно сделает это. Без всяких помолвок!
      На мгновение лицо ее просветлело, но потом опять омрачилось, и она покачала головой.
      – Это не получится. После тех омаров, дядя уверен, что жить ему осталось несколько месяцев! У него сильные колики, и никто не может убедить его, что все дело просто в омарах, которых он сам пожелал на ужин. Он говорит, что у него слабое сердце, а доктор Фанцик – олух и грубиян. Отсюда и вся эта суета с завещанием. Он хочет обеспечить меня прежде своей смерти и нипочем не отпустит в Лондон, пока я не обручена. Он подозревает, что я готова удрать с каким-нибудь нищим офицером.
      – Ну, я так не думаю, – заметил Фредди, с трудом следя за сутью этой сбивчивой речи.
      – И я так не думаю, но он так всегда говорит, когда я спрашиваю разрешения поехать в Лондон. Он страшно не любит военных, и когда по соседству было расквартировано ополчение, он даже готов был запретить мне гулять в деревне. Но если бы мы были помолвлены, ему незачем было бы запрещать мне поездку. Раз леди Леджервуд пригласит меня на Маунт-стрит, ему это не будет стоить ни пенса сверх моих дорожных расходов. И мисс Фиш тогда могла бы остаться дома, так что в Арнсайде не нарушился бы порядок.
      – Да, но…
      – И подумайте, Фредди! В случае моего обручения с одним из вас, дядя выдаст мне на свадебные наряды сто фунтов, целых сто фунтов, Фредди!
      – Ну, знаете, Кит, – живо отозвался Фредди, – по-моему, таких людей считают скупердяями. На эту сумму и половины свадебных нарядов не купишь! Не помню точно, сколько мой отец выложил, когда выходила замуж Мег, но…
      – Больше ста фунтов? – изумилась Китти. – Мне это кажется очень большой суммой. Но ваша сестра – совсем другое дело! Она у вас самая старшая, и, наверно, ваш отец решил купить ей самое лучшее подвенечное платье. Ну, я-то думаю, что вполне обойдусь и сотней фунтов! Речь не идет о шикарных драгоценностях или дорогих мехах. Две-три приятные вещицы, просто чтобы я не выглядела хуже других. Я знаю, Фредди, я не красавица; но согласитесь, что я могла бы быть вполне ничего, если бы модно оделась.
      Это сразу нашло живой отклик у того, кто считался судьей в делах вкуса и тона.
      – Понимаю вас, – сказал он с симпатией. – Нужно немного позолоты. Придать вам новый блеск.
      – Да, да! – горячо поддержала она. – Я знала, вы поймете.
      – Конечно, конечно, и больше того, я готов сделать все, чтобы помочь вам. Но только не женитьба! Мы не подходим друг другу, это ясно как день! Да я вообще не хочу жениться.
      Китти засмеялась.
      – Как вы можете молоть такую чушь? Кто говорит, что мы подходим друг другу? Я и мысли не допускаю, что мы на самом деле должны обручиться! Только сделаем вид!
      – Фу! – воскликнул Фредди с облегчением, но, подумав немного, решил, что это все-таки – не дело. – Нет, не пойдет. Это как ловушка для нас. Нельзя объявить всем о помолвке, а после этого не пожениться.
      – Можно! Я знаю, люди часто так делают.
      – О, Боже, Китти, вы не можете просить меня о подобных вещах!
      – Но почему же, Фредди? Уверяю вас, я не буду сердиться или иметь к вам претензии!
      – Ну, нет, я на это не пойду, и все тут, – ответил Фредди с неожиданной твердостью. – Поразительно дурной тон! Это нечего и обсуждать, Кит! Господи, какое дурацкое предложение!
      Он был непоколебим. Китти сказала умоляюще: – Я возьму расторжение помолвки на себя.
      – Да, но тогда я попаду в еще более дурацкое положение! – возразил Фредди.
      – Нет, нет! Все будут говорить, что это очень хорошо, что вы от меня избавились. Да и шума большого не будет.
      – Будет. Подумайте только: объявление в «Газетт», поздравления, прием, свадебные подарки…
      – Ох, я и не подумала об этом, – заметила Китти. – Не знала, что мы будем давать объявление в «Газетт».
      – Да уж, это нам ни к чему, – с чувством сказал Фредди.
      – И можно всегда найти предлог, чтобы не обнародовать нашу помолвку. В конце концов, это – всего на месяц.
      Он посмотрел на нее с недоумением.
      – Но ведь нет смысла в помолвке на месяц!
      – Фредди, – сказала она серьезно, – всякое может случиться за месяц!
      – Знаю, может! Но я не из тех, кому на все наплевать, и я не хочу, чтобы что-то случилось. Я не хочу, чтобы весь город смеялся надо мной, словно я какой-нибудь непутевый…
      – Никто и не узнает о помолвке, – продолжала она уговаривать Фредди. – Конечно, кроме членов семьи, ведь мы не будем делать формального объявления.
      – Но, Кит, – резонно заметил Фредди, – если об этом никто не узнает, то в этом нет смысла!
      Щеки ее слегка покраснели.
      – Нет, есть, потому что мы должны провести дядю Мэтью. И я думаю, мы никому – никому на свете! – не скажем, что это обман, потому что это может не понравиться вашему отцу, и до дяди Мэтью дойдут какие-нибудь слухи.
      – Вот это вряд ли, – возразил мистер Станден, – он никогда не вылезает из дома. Кто скажет ему?
      – Джек, если он узнает правду! – выпалила Китти.
      – Нет, он не узнает, если мы… Послушайте, – прервал он самого себя, пораженный прекрасной мыслью, – как это ни вы, ни я не подумали об этом? Попросите Джека это сделать для вас! У него это получится, он мастер на такие штуки и любит, когда о нем говорят. Его этим не собьешь.
      – Попросить Джека?! – переспросила Китти. – Я бы не стала просить его даже заклеить письмо для меня!
      – Да, в этом не было бы смысла, – заметил Фредди. – Он не из тех, кто будет выполнять чьи-то мелкие поручения.
      – Я ненавижу Джека, – сказала Китти, подпирая голову рукой.
      Фредди был удивлен.
      – Мне казалось, он вам нравится. Я замечал…
      – Но не я ему! По-моему, он держится со мной еще хуже Джорджа. Я запрещаю, Фредди, посвящать его в историю нашей помолвки!
      У мистера Стандена было неясное ощущение, что он становится на зыбкую почву. Он не знал причины такого неожиданного возбуждения мисс Чаринг, но подозревал, что у нее есть какой-то свой план, в который она его пока не посвящает. Ее предложение казалось нелепым, даже диким, и он сказал, что надо опасаться посвящать в свои замыслы сэра Веструтера.
      – Не во что его посвящать. Просто нам надо объявить о помолвке.
      Но доводы ее были напрасными; не на шутку обеспокоившись, он продолжал твердить свое.
      – Но я прошу о такой мелочи! – воскликнула Китти.
      – Ну нет! Сыграть со мной такую шутку – не мелочь!
      – Да нет же, никто не воспримет это как шутку.
      – Какие разговоры пойдут! Еще скажут, что я хочу прибрать к рукам богатство старикашки.
      – Нет, ведь из помолвки ничего не выйдет, и они поймут, что они ошибались.
      – Ничего они не поймут, кроме того, что я жертва обмана. Мне даже думать об этом противно.
      – Фредди, вы ведь не хотите, чтобы я оставалась в Арнсайде, обреченная жить там, как… как… последняя замарашка?
      – Нет, конечно, но…
      – Или, может быть, мне выйти замуж за Хью?
      – Нет, но…
      – И вы не хотите, Фредди, чтобы я приняла предложение Долфа?
      – Бога ради, Китти…
      – А Клод и вовсе не делал предложения, и кроме того, он одиозная личность.
      – Разве? – удивился Фредди. – Я не видел его со времен его первой женитьбы, но мне кажется, что вы правы. Сказать по правде, я всегда не любил братьев Реттрей. Возьмем, например, Джорджа…
      – Я не могу взять Джорджа, потому что он уже женат, – прервала мисс Чаринг ход его рассуждений. – К тому же он не менее одиозен, чем Клод! Фредди, я не стала бы вас склонять к этому, если бы у меня был хоть какой-то другой выход.
      – Все это очень хорошо, конечно, только…
      – Если бы это не была единственная для меня, в кои-то веки, возможность вырваться из ада! – драматически провозгласила Китти. – Другой надежды нет!
      – Пожалуй, но… То есть, тьфу! Нет, Китти! Нет!
      – И это – вы, которого я всегда считала самым добрым из моих кузенов… На самом деле вы не мой кузен, потому что я совсем одна в этом мире, но вас я всегда таковым считала. И вы теперь безжалостно отрезаете мне путь к хорошей жизни.
      – Что я делаю? – переспросил Фредди недоуменно.
      – Обрекаете меня на нищету и убогую старость!
      – Нет, это уж слишком, – возразил Фредди, – я никогда…
      – Мне не следовало просить вас о помощи, – сказал Китти с видимым сожалением. – Но мне показалось, что судьба дала мне случай избежать несчастной доли. Я вижу, что ошиблась! Прошу прощения, Фредди, и умоляю вас больше об этом не думать!
      С этими благородными словами она поднялась из-за стола, подошла к камину и отвернулась. Приглушенные звуки и движения рук с платком свидетельствовали о ее мужественной борьбе со слезами. Мистер Станден огорченно смотрел на ее склоненные плечи.
      – Кит, ну не надо, о, Боже… – повторял он.
      – Забудьте обо всем! – говорила Китти храбро. – Я знаю, что я одинока на свете, я всегда знала это! Глупо было считать, что есть хотя бы один человек, к которому можно обратиться. У меня нет никого!
      Потрясенный этим жутким одиночеством, мистер Станден выпалил:
      – Нет, нет, заверяю вас! Все, что в моих силах!.. Но и вы должны меня понять, Китти… Хотя ладно, Бог с вами.
      Через десять минут Китти уже улыбалась и благодарила его за его исключительную доброту.
      – Видимо, нам нужно вернуться в Арнсайд, – сказала она. – И я скажу вам, Фредди, мне будет очень приятно видеть лицо Хью, когда он узнает, что мы помолвлены!
      Мистер Станден согласился, что перспектива поставить кузена в дурацкое положение скрашивает предстоящие ему испытания, но ее слова заставили его подумать о более близких предметах.
      – А как же мы теперь попадем в Арнсайд, не подняв шума? Чтобы никто не мог догадаться, что все это комедия, нам нужно скрыть от них, что мы этот вечер провели вместе. Джордж и Хью могут заподозрить неладное.
      – Ну, уж тут особых трудностей нет, – самоуверенно заметила мисс Чаринг. – Я надвину капюшон на лицо. Если вы остановите карету у ворот и высадите меня, я через сад проскользну к боковому входу и через заднюю дверь – в свою спальню. Я сказала Фиш, что не хочу никого видеть, я была очень сердита. И вполне может быть, что еще никто и не заметил моего отсутствия. А если вы заплатите почтовому кучеру, он не станет сплетничать в конюшне. Так что опасаться совершенно нечего.
      – Но я не хочу платить кучеру, – возразил Фредди, – карета оплачена за весь рейс.
      – Ладно, пусть поставит ее на ночь в «Зеленый Дракон», – сказала Китти, чтобы покончить с проблемой. – С этим управиться легко. А когда войдете в дом, скажите, что хотите меня видеть: я думаю, будет лучше, Фредди, если мы увидимся с вами прежде, чем вы зайдете к дяде.
      С этим мистер Станден вполне согласился. А так как часы над камином показывали двадцать минут десятого, он счел благоразумным начать собираться в недалекий путь до Арнсайда. С пуншем было покончено, карета вызвана, а мисс Чаринг снова завернулась в свой страшноватый плащ. Они уселись в карету, и те несколько минут, которые понадобились двум дюжим лошадям, чтобы покрыть милю с лишним, Китти наставляла своего партнера поневоле, как вести свою роль. Она вылезла у ворот и, к немалому удивлению возницы, исчезла в темноте. Она хорошо знала, как можно проникнуть в бдительно охраняемый дом мистера Пениквика. Мистеру Стандену пришлось ждать, пока привратник откроет ворота, запиравшиеся с наступлением темноты. Так как гости здесь были редкостью, а вечерние гости – делом неслыханным, завершилось это не так скоро. К тому времени, когда Фредди добрался до входной двери, он понял, что мисс Чаринг, очевидно, уже вошла в боковую дверь, если не в свою спальню.
      Дворецкий Стобхил был удивлен мистеру Стандену не меньше привратника, но также, скорее всего, взглянул на его эксцентричное появление снисходительно. Как он заметил своему коллеге, мистеру Спидлу, никогда не угадаешь, что еще выкинет такой легкомысленный молодой джентльмен. Он, видимо, прекрасно понимал, зачем сюда явился внучатый племянник хозяина, но когда мистер Станден весьма небрежно спросил, сможет ли его видеть мисс Чаринг, он с некоторой суровостью заметил:
      – Вам следовало бы увидеться с хозяином, сэр.
      – А он все еще на ногах? – с беспокойством спросил Фредди.
      – Что до этого, сэр, то не ведаю. Мы проводили его в его комнату полчаса назад, но я не уверен, что он уже в постели. Если вы сейчас пройдете в гостиную, то найдете там милорда Долфинтона, милорда Беддендена и его преподобие, а я могу спросить у хозяина, примет ли он вас.
      – Нет, нет, не надо. Было бы глупостью делать это в такой поздний час. Кроме того, мне нужно увидеться с мисс Чаринг.
      – Мисс ушла в свою комнату почти сразу после ужина, мистер Фредди, – неодобрительно заметил Стобхил.
      – Да, я знаю, но… – начал было Фредди и замолчал, увидев удивленный взгляд собеседника. Он было смутился, но тут же поправился. – То есть, я хочу сказать, раз мои кузены здесь, понятно, что она ушла. Это дело ясное, тут уйдешь! Скажите ей, что я здесь и прошу оказать честь поговорить со мной недолго.
      С этими словами он направился в гостиную, а дворецкий открыл перед ним дверь, проговорив:
      – Я передам мисс вашу просьбу, сэр.
      По одну сторону камина братья Реттрей играли в криббидж, по другую скучал Долфинтон. Хью, нашедший счетную доску для криббиджа, затеял игру, взяв на себя миссию развеять уныние ради братьев, и вел себя подчеркнуто оживленно. Лорд Бедденден, для которого весь вечер играть в криббидж или болтать с Хью было почти одно и то же, был рассеян, нетерпелив и играл почти наобум, зевая во время пересчета. Он сидел лицом к двери и первым заметил Фредди.
      – Ах ты, черт! – воскликнул он.
      Хью обернулся через плечо, и его лицо приняло такое выражение, будто он не верит своим глазам. Он слегка покраснел, поджал тонкие губы, словно опасаясь сказать что-то невпопад, и встал, отодвинув стул. В этот момент лорд Долфинтон сообразил, что в Арнсайд прибыл еще один из кузенов. Он был вроде обрадован и дружелюбно заявил:
      – Это же Фредди! Здорово, Фредди! Ты здесь?
      – Здорово, старина, – ответил мистер Станден добродушно.
      Он подошел к камину, дружески кивнул остальным, с интересом глядя на карточный стол.
      – Ты – против паритета, Джордж? – спросил он, слегка удивленно. – Никогда в жизни не думал, что ты затеешь игру в криббидж!
      – Не я! – недовольно ответил Бедденден. – Это все Хью!
      – Да ну? – Фредди воззрился на импозантную фигуру Хью. – Хью расслабился? Ну, не ожидал от тебя!
      – Не притворяйся глупее, чем Бог создал тебя, Фредди, – холодно сказал Хью. – Ты очень хорошо знаешь, что Джордж не хотел дать понять, будто я предложил играть, будучи в подпитии, если в этом смысл жаргонных выражений, которые ты употребляешь.
      – Что-нибудь повергло тебя в уныние? – обеспокоенно спросил Фредди. – Какое-то особое происшествие? Не съел ли ты чего-нибудь за ужином, отчего почувствовал себя дурно? У моего двоюродного дяди чертовски скверный повар, и я стараюсь здесь по возможности не есть.
      – Спасибо, я чувствую себя хорошо, как никогда, – ответил Хью. – Можем мы узнать, зачем ты в Арнсайде?
      Лорд Бедденден не выдержал:
      – Прошу, ради нас всех, не надо ничего изображать! – взмолился он. – Ясно как день, зачем он здесь.
      – Я не хотел бы спорить с тобой, Джордж, но я более склонен думать, что Фредди не знает, зачем его сюда пригласили.
      Мистер Станден заметил свое изображение в зеркале над камином и понял, что ему срочно надо было поправить галстук. До окончания этой деликатной церемонии было бесполезно к нему обращаться с вопросами. Хью стучал ногой по столу, скривив рот, а Бедденден, сам питавший склонность к дендизму, почти с восхищением следил как ловко кузен обращается с галстуком. Лорд Бедденден был низкого мнения об умственных способностях Фредди, но всегда отмечал фасоны его одежд и очень часто копировал их. Он никогда не отрицал, что руководство Фредди в этих вопросах заслуживает признания.
      – Твой плащ шил Шульц? – спросил он.
      – Вестон. Джордж почему-то не признает других моих портных, кроме Шульца. Если бы мне был нужен спортивный костюм…
      – Ты еще не ответил на мой вопрос, – перебил Хью. – Что принесло тебя сюда?
      – Наемная карета, – ответил Фредди. – Думал и сам прийти, но далеко и погода плохая.
      – Я не собираюсь растолковывать суть моего вопроса, – заявил Хью презрительно, – потому что ты сам понимаешь, о чем идет речь.
      – А я приехал в своей карете, – неожиданно встрял лорд Долфинтон. – Мы дважды меняли лошадей, и мне понадобилась грелка, чтобы согреть ноги, и я еще закутался в шаль. Мне понадобится еще одна грелка на обратный путь. Надо сказать об этом Стобхилу. Мама велела мне это сделать. Стобхил понимает, что это важно.
      – Я надеюсь, это не будет нарушением его обязанностей, – проворчал Бедденден.
      – Некоторые, – заметил Долфинтон, – не приготавливают грелок заранее. – Он еще немного подумал и добавил: – А другие нагревают их слишком сильно.
      – Дело такое, старина, – сказал Фредди, входя во вкус. – Это чертовски сложное занятие – готовить грелки. Оставь это Стобхилу.
      – Ну, так и сделаю, – с удовольствием согласился Долфинтон. – Рад, что ты приехал, Фредди. Толковый малый. Ты хочешь сделать предложение Китти?
      – Да, – со вздохом ответил Станден.
      – Так ты знаешь? – спросил Долфинтон. – Надеюсь, она пойдет за тебя, а не за Хью. За меня она не пойдет. Джордж не делал предложения. Он женат. Не понимаю, зачем он приехал? Знаешь, его даже не приглашали.
      Хью спросил своим низким, сладким голосом:
      – Так это правда, Фредди? Ты действительно явился с этой целью? Должен заметить, не думал о тебе как о претенденте.
      – Ну, если на то пошло, и я не ожидал этого от тебя! Не знал, что ты такой хитрец. Я даже подумал, что здесь – какой-то общий сговор.
      – Мое намерение предложить свое имя и покровительство нашей несчастной кузине, уверяю, отнюдь не было корыстным!
      – Не кузине, – педантично уточнил лорд Долфинтон, – Джордж сказал, что она не наша кузина. Говорит, что дядя Мэтью ему это выложил. Я не придумал, это Джордж говорит.
      Никто не обратил внимания на его слова. Бедденден несколько раздраженно заметил:
      – Это что-то новенькое, Фредди! С каких пор ты стал искателем богатых невест?
      – Да вот вдруг решил жениться, – начал импровизировать Фредди. – Хочу иметь наследника!
      – Если учесть, что твой отец во цвете лет и у него двое сыновей, кроме тебя… – заметил Бедденден с едким сарказмом.
      – Слишком молодых, чтобы жениться, – уточнил Фредди. – Смотрите: Чарли в Оксфорде, а Эдмунд даже еще не в Итоне!
      – Ну так ты зря потерял время. Если девушка надумала выйти замуж за кого-то, кроме Джека, можете назвать меня ослом!
      – Да нет, ты ошибаешься! – важно заявил Фредди. – Вряд ли она пойдет за Джека. Кажется, она не в восторге от него.
      Бедденден фыркнул:
      – Это она притворяется. Уверен, что она сходит по нему с ума, меня не переубедишь. А допустить, что она выйдет за тебя!.. Клянусь, не слыхал ничего более вздорного с тех пор, как приехал в этот чертов холодный дом!
      – Держим пари на 500 фунтов, что она пойдет за меня? – предложил Фредди.
      – Ты с ума сошел. Если ты думаешь, что она пойдет за тебя из-за титула, так ошибаешься! Она отказала Долфинтону, а он граф, о чем он будет рад тебе напомнить.
      Он сразу же пожалел об этих словах. Лорд Долфинтон, оживленный до этого не более, чем обычно, возбужденно бросился уточнять:
      – Единственный граф в семье. Думал, это то, что ей надо. Стать графиней! Мама хорошо понимает такие вещи. Ей виднее, она ведь графиня. Но бедняга Фредди – только виконт. Лучше конечно, чем барон, но Джордж здесь вообще не в счет. Объясните, наконец, зачем он приехал? Ведь его не приглашали.
      – Если ты еще раз скажешь, что меня не приглашали, – взорвался Джордж, – то я не отвечаю за последствия!
      – Чего ты рассвирепел? – резонно спросил Фредди. – Ты же знаешь, как он любит игру с титулами. Это давно всем известно. Долф, не обращай внимания на Джорджа! Он балбес.
      – Если говорить о балбесах, – возразил Бедденден, – то в этой комнате есть только один балбес, который превосходит тупостью даже Долфинтона!
      – Почему бы тебе не поразмяться немного? – предложил Фредди. – Я-то готов.
      – Стиль беседы совершенно неподходящий, – вмешался пастор. – Если нам не предстоит провести ночь у постели нашего дядюшки, то лучше всего разойтись и лечь спать. Я не могу также не посетовать на вольную манеру дискуссии, которую вы тут затеяли. Но каковы бы ни были наши чувства, дядя Мэтью очень недоволен отсутствием Джека. Весьма возможно, он ожидает, что тот прибудет с опозданием, завтра.
      – Это ни к чему, – ответил Фредди, – он не собирается приезжать.
      – Ну да, ты пользуешься его особым доверием.
      – Не пользуюсь доверием, но знаю, что он уже с месяц ведет какую-то игру с помощью разных штучек, – пояснил Фредди.
      Хью явно был недоволен, но Бедденден – заинтригован. Но прежде, чем кто-либо снова открыл рот, дверь отворилась и, к удивлению всех, кроме Фредди, вошла мисс Чаринг.
      Она по-прежнему была одета в свое тусклое зеленое платье, но теперь она причесалась по-иному, вплетя в волосы красную ленту. Следов недовольства на ее лице уже не было, а мистера Стандена она приветствовала сияющей улыбкой.
      – Фредди, как я рада вас видеть! – воскликнула она, протягивая ему руку. – Я уже и не ждала вас!
      Мистер Станден поклонился ей в ответ, сказав:
      – Тысяча извинений! Меня не было в городе. Но как только я прочел письмо дяди, я приехал.
      Мисс Чаринг, как видно, была очень тронута:
      – Вы сразу примчались! В такой поздний час! И в такой снегопад. О, Фредди!
      – Ну да, – подтвердил он, – я как подумал, что вас могут перехватить эти парни, бросился, можно сказать, со всех ног. А теперь я прошу у вас чести принять мое предложение руки и сердца.
      Мисс Чаринг широко улыбнулась, но сказала со вздохом, потупив глаза:
      – О, Фредди, не знаю, что вам и ответить!
      Мистер Станден был явно не готов к этой импровизации:
      – Китти, какого… – начал он.
      – Я так сомневалась в ваших чувствах, Фредди! – торопливо пояснила она. – Но я вижу, что была не права! Ведь вы, я убеждена, хотите жениться на мне не ради денег дяди Мэтью!
      – Точно, – сказал Фредди, разобравшись. – Но я никогда не предполагал, что мой двоюродный дядя разрешит нам это. Я был уверен, что к нему лучше и не обращаться. Но, прочитав письмо, я сразу заказал карету и приехал. Надеюсь, вы разрешите мне поговорить с ним завтра утром?
      – О да, Фредди, я просто счастлива! – сказала девушка с воодушевлением.
      Под изумленными взглядами трех пар глаз мистер Станден с редкостным изяществом поцеловал руку мисс Чаринг и сказал, что очень признателен и счастлив.

      Мисс Чаринг не досталось поздравлений и приветствий, на которые могла рассчитывать девушка, обрученная с человеком знатным и богатым. Только лорд Долфинтон искренне порадовался, и то потому, что понимал: его мать теперь не сможет настаивать на женитьбе, если леди уже обручена с другим.
      Лорд Бедденден пробормотал несколько отрывистых фраз, и как ни зол он был на Фредди, чья женитьба отнюдь не была оправдана стесненными обстоятельствами, он еще больше негодовал на Хью, который не приложил достаточно стараний склонить Китти к согласию.
      Какие чувства бушевали в душе Хью, никто не знал, только он веско и рассудительно заметил Китти:
      – Я не ожидал от вас этого шага и прошу хорошо взвесить все перед тем, как отступать будет поздно. Я очень боюсь за вас. Больше мне сказать сейчас вам нечего. Джордж, я пошел спать. Я нахожу, Фостер, что и вам тоже пора.
      Но лорд Долфинтон, почуяв союзника в кузене Фредди, проявил самостоятельность. Он заявил, что сам знает, когда ему ложиться спать, и даже добавил, расхрабрившись, что желает выпить за счастливую пару. Так как Хью раньше отсоветовал ему пить второй бокал бренди с водой, то это заявление прозвучало как декларация независимости и напугало самого Долфинтона, а также изумило тех, кто знал, как он обычно слушается своего клерикального кузена. Успех окрылил Долфинтона, побудив его к многословию, и он все продолжал утверждать свою независимость, – так что и лорд Бедденден не задержался в комнате.
      – Не нравится ему, что я осадил Хью, – удовлетворенно заметил Долфинтон. – Глупый малый! И чего он сюда явился, никак не пойму?
      Так как его милость явно склонялся гулять до поздней ночи, Фредди, которому не хотелось сейчас играть роль обрученного, постарался соблазнить его пойти лечь спать. Но не успел он добиться своего, как в салон вошла мисс Фишгард, ведомая сентиментальностью, любопытством и решимостью поддержать обязанности дуэньи.
      Мисс Фишгард входила в комнаты, где, по ее мнению, происходил тет-а-тет, следующим образом: с хитрой улыбкой заглядывала, приоткрыв дверь, спрашивала: «Я не помешала?» – и не дожидаясь ответа, входила на цыпочках, словно боясь побеспокоить больного. Это поведение, вызванное неуверенностью в своих возможностях, всегда раздражало тех, с кем она имела дело. Но Китти, хорошо зная свою воспитательницу и все ее штучки, скрыла раздражение и, приветливо улыбнувшись, объявила о помолвке.
      Так как по дому быстро распространилась весть, что его милость Фредди прибыл в столь поздний час и потребовал мисс Чаринг, а мисс встала с постели, оделась и немедленно вышла в салон, – это заявление было не совсем неожиданным. Мисс Фишгард встретила новость, всплеснув руками, восторженными восклицаниями. Поздний визит мистера Стандена и его удачное сватовство показались ей настолько романтическими, что заставили ее процитировать одного из ее любимых поэтов. Она сделал реверанс Фредди и возбужденно произнесла:
      – О, мистер Фредерик, это мне так напомнило: «Ни камень, ни лес не замедлили хода. Он плыл через Эске, где не было брода!»
      – Э? – издал Фредди замысловатое междометие – среднее между вопросительным «А?» и восхищенным «О!».
      – Вы, конечно, помните дальше, мистер Фредерик? «Последний в любви и последний в бою, прекрасной Елене он руку свою, взамен храбреца Лохинвара…»
      – В самом деле? – спросил Фредди, ничего не помня и не понимая, но не подавая виду.
      Мисс Чаринг, более знакомая с этими стихами, чисто практически поинтересовалась, имеет ли ее наставница в виду преподобного Хью Реттрея или лорда Долфинтона, а та, в порыве чувств, продолжала: «Как Солуэй, любовь подъем и отлив свой знает…»
      Мистер Станден, не получивший ответа от мисс Чаринг на свой вопросительный взгляд, вежливо заметил:
      – Вы правы, мэм.
      – О! – воскликнула мисс Фишгард, прижимая руки к груди и заливаясь краской вдохновения. – Все точно, только происходит в жизни! Только подумайте, мистер Фредерик!.. «Коснулся руки он, ей что-то шепнул. И – к двери, где конь наготове их ждет. Прекрасную даму свою посадив, вскочил он в седло – и вперед!» А потом, помните, он ускакал с прекрасной Еленой и… «с тех пор не видали того, чей жребий был страшно низок. Она была счастлива с ним. В бою и в любви Лохинвар несравним!»
      – По-моему, какие-то бредни, – наконец решил, заскучав, Фредди.
      Мисс Фишгард, по-видимому, была шокирована, но вмешалась Китти, чтобы все сгладить:
      – Это «Мармион», Фредди!
      – Ах, «Мармион», – сказал мистер Станден с облегчением, но испортил впечатление, простодушно добавив: – А кто он такой?
      – Моя дражайшая Китти, позволь той, которая всегда искренне желала тебе добра, поздравить тебя и пожелать счастья! – сказала мисс Фишгард, любовно обнимая ученицу. Ей пришлось достать из сумочки платок, чтобы вытереть слезы, вызванные чувствительностью. Сделав это и прикоснувшись платком к кончику тонкого носа, она с новой силой продолжала:
      – Я не хочу сейчас делиться чувствами, которые тревожили мое сердце, когда я узнала о намерениях твоего достойного покровителя. Деликатность связывает мои уста, но один вопрос неотвязно был у меня в голове. Его можно высказать словами нашего любимого поэта, моя дорогая: «Кто станет деве суженым, кто из них будет мужем ей?». И я так счастлива, что это мистер Фредерик, «сильный духом и с твердой рукой»! Я уверена в нем больше, чем в ком-либо другом. Мистер Фредерик, примите искреннейшие поздравления! Вы предложили свою руку той, которая была воспитана «в тиши уединенья и в мирном процветании», и заверяю вас, вы никогда не пожалеете о своем выборе! Вы поймете слова поэта «очаг домашний, ты благословен!». Милая Китти, у меня нет больше слов!
      Мисс Чаринг одобрительно положила ей руку на плечо:
      – Да, да, дорогая мисс Фиш! Только прошу вас, осушите свои слезы! Уверяю вас, что нет никакого повода плакать.
      Мисс Фишгард вытерла увядшие щеки, последний раз промокнула нос платком, слабо улыбнулась и сжала руку своей подопечной:
      – «За слезами, что легко осушить, приходит улыбка порой».
      Тут мистер Станден, которому все меньше удовольствия доставляла мелодекламация гувернантки, попросил его извинить. В такое время он обычно еще не ложился, но быстро понял, что дальнейшая беседа с мисс Чаринг будет прерываться цитатами из «разных писак», как он выражался, и решил, что лечь раньше обычного все-таки предпочтительнее. Он поцеловал Китти руку, а потом, под выжидающим взглядом мисс Фишгард, приложился к щеке. Китти приняла это вполне равнодушно, лишь воспользовавшись случаем, чтобы шепнуть ему: «После завтрака! Нет смысла идти к дядя Мэтью, прежде чем мы переговорим».
      Можно было сомневаться в способности мистера Стандена потрясти мир, но едва ли кто-то мог отказать ему в светскости. Его поклон означал для Китти, что он ее прекрасно понял, а для мисс Фишгард – почтительность. Этот адресованный ей поклон был так изящен, что вызвал у нее, по его уходе, восторженное замечание насчет его джентльменских манер:
      – Какая обходительность, моя милая, – сказала она. – Какое уважение к чувствам той, которая, быть может, верит, что «не будет презренна в небесах», хотя «здесь не была оценена»!
      Мисс Чаринг согласилась с этим, и, заметив, что огонь уже догорал, заявила, что и сама собирается лечь спать. Мисс Фишгард провожала ее наверх до спальни, полная решимости продолжить разговор, так что Китти напомнила ей, что необходимо взять с собой плед. Скупость мистера Пениквика развила в нем острую неприязнь к огню в очаге любой спальни, кроме его собственной.
      Итак, мисс Фишгард пошла сначала к себе, а Китти, столкнувшись в своей комнате с арктическим холодом, поскорее разделась и залезла на широкую старинную кровать. Она была уже нагрета для нее горничной с помощью нагревательной сковороды; тут пришла и мисс Фишгард, закутанная в плед неопределенного цвета и довольно поношенного вида. Она застала Китти в постели, в незастегнутой ночной рубашке, с чепчиком в руке и пробормотала что-то протестующее, на что Китти, одевавшая чепчик на голову и завязывавшая ленточки под подбородком, не обратила особого внимания. Натянув на себя одеяло, она села, опираясь на подушки, и сказала:
      – Вы в самом деле хотите остаться, мисс Фиш? Вы же замерзнете! Если бы у меня был собственный дом, я бы во всех комнатах разводила большой огонь!
      – Если бы, моя дорогая…
      – А, да, конечно, – опомнилась Китти, – но… знаете, сначала это кажется так странно!..
      Это было понятно мисс Фишгард. Она сжала руку Китти:
      – Грядет перемена в твоей жизни, милая, но естественная перемена!
      Китти невольно хмыкнула:
      – Ну, я должна признаться, что мне не кажется таким уж естественным быть невестой Фредди, – сказала она откровенно.
      Мисс Фишгард решила поправить ее:
      – Это как раз очень естественно. У него множество положительных качеств, прекрасные манеры. Настоящий джентльмен! Но, моя дорогая, когда Стобхил мне намекнул о вашей возможной помолвке – трудно его осудить, я полагаю, он посвятил меня в это из лучших побуждений! – я, уверяю тебя, чуть не упала! Прости меня, дорогая Китти, но я и не помышляла, никогда не догадывалась о таком повороте и была буквально сражена! Я не претендую на какую-то особую проницательность, но я совершенно не замечала, чтобы уважаемый мистер Фредерик проявлял какой-то повышенный интерес к тебе.
      – Это так, – согласилась Китти, понимавшая, что если из всех родственников мистера Пениквика мистер Станден был самым нечастым гостем в Арнсайде, у мисс Фишгард могли быть основания для удивления.
      – У любого другого, – призналась гувернантка, – я могла бы заподозрить в таком деле меркантильные соображения. Но уверяю тебя, милая, по отношению к мистеру Фредерику такие подозрения следует сразу отбросить! Для этого у него слишком тонкая натура и отзывчивое сердце! К тому же, как мне известно, он из очень состоятельной семьи.
      – Я надеюсь, что не только вы, но и другие подумают также, – задумчиво сказала Китти. – Я вижу, что бедный Фредди очень боится, что его заподозрят, будто он сделал мне предложение ради денег дяди Мэтью.
      – Такую низкую мысль, – заявила мисс Фишгард, – невозможно допустить ни на минуту!
      – Я и сама не могу себе это представить, – сказала Китти, обняв колени. Выбившийся из-под чепчика локон и бантик под подбородком делали ее немыслимо юной. – Но он боится, что такое возможно. Ну, ладно. Может быть, он мало что понимает, поскольку Фредди очень глуп! – Она сообразила, что шокировала гувернантку, и поспешно поправилась. – Я хотела сказать, что… ему приходят в голову такие странные мысли, которые не назовешь…
      – Китти! – воскликнула мисс Фишгард упавшим голосом, изменившись в лице. – Не ошиблась ли ты в своем сердце?
      Китти поспешно заверила, что не ошиблась. Мисс Фишгард, нервно шевеля пальцами и воздев глаза к потолку, сказала задрожавшим голосом:
      – Позволь той, чьи вешние надежды были подавлены отцовским честолюбием, заверить тебя, что «любовь – всего превыше»! Милая Китти, прошу тебя, не позволяй увлечь себя блеску света!
      – Нет, нет, обещаю! – ответила Китти. – Но что у вас были за «вешние надежды», дорогая мисс Фиш?
      – Увы, – ответила мисс Фишгард. – Его положение не было соответствующим, и мне ничего не оставалось, как смириться с волей моего дорогого отца. – Увидев вопросительный взгляд мисс Чаринг, она опустила голову и проговорила приглушенным голосом: – Он был помощником аптекаря. Это был красивый молодой человек, дорогая, и выглядел, как джентльмен. Я так и вижу, как он готовит пилюли, которые мой бедный папа был вынужден принимать от несварения желудка. Но брак между нами он счел невозможным…
      – Я понимаю, – сказал Китти, мысленно представив себе душевные муки мисс Фишгард, влюбившейся в помощника аптекаря.
      – Так как мой преподобный папа, о чем не надо тебе напоминать, – продолжала гувернантка, – как и мистер Реттрей, носил сан священника.
      Это имя вывело Китти из задумчивости, и она сказала с чувством:
      – Не говорите мне о Хью, прошу вас! Подумать только мисс, Фиш, он пытался уверить меня, что делает мне предложение из жалости!
      Мисс Фишгард, которая одновременно боялась пастора и была недовольна его попытками повлиять на мистера Пениквика, чтобы он заменил ее на гувернантку, способную учить Китти итальянскому языку, цокнула языком и покачала головой, сказав, что она подозревает за мистером Реттреем грех притворства.
      – Не знаю почему, моя дорогая, – сказала она значительно. – Хотя у него удивительно располагающая внешность, я никогда не могла заставить себя доверять ему. Манеры его приличны, и я надеюсь, он честный человек, но разве не было случаев, когда внешнее благополучие служило прикрытием для… Ну вспомни Шадони, моя милая девочка!
      Но мысль о возможности сравнения Хью Реттрея с негодяем-монахом из популярного романа Анны Радклифф так рассмешила Китти, что мисс Фишгард обиделась. Ее с трудом удалось успокоить, и осталась она только из желания узнать, как же случилась эта история с неожиданным решением мистера Стандена сделать предложение Китти. Чувствуя, что ничего не придумаешь лучше того, что она говорил в гостиной во время сватовства, Китти повторила это. Мисс Фишгард прониклась состраданием к Фредди, так долго скрывавшему нежную страсть к мисс Чаринг. Она тут же так увлеклась размышлениями о своих любимых героях, что выпустила из виду еще одного возможного претендента – мистера Веструтера. Но неожиданно вспомнила о нем и спросила, не было ли вестей от этого джентльмена.
      – Нет, какое там, – живо ответила Китти. – Уверяю вас, я и не ожидаю его появления здесь по этому поводу!
      Мисс Фишгард вздохнула:
      – Как часто мы можем обмануться! Когда мистер Пениквик любезно сообщил мне о своих намерениях, я подумала, первым, кто появится в Арнсайде, будет мистер Джек.
      – Я так не думала! – заявила Китти. – И сейчас не имею ни малейшего желания видеть его.
      Мисс Фишгард посмотрела на нее с легким упреком, так как прозвучало это жестоко. Увидев опасную искру в ее больших глазах, она сказала с сомнением:
      – Я иногда думала, моя дорогая…
      – Что вы думали, милая мисс Фиш? – спросила Китти, притворно ласково.
      – Я только… – нерешительно начала мисс Фишгард, – хотела сказать, что он такой… такой привлекательный мужчина, само изящество, с такими манерами! И он ведь чаще всех бывал в Арнсайде!
      – Конечно, он ведь фаворит дяди Мэтью, – быстро ответила Китти. – В остальном же, я думаю, это парень не промах, как сказал бы Фредди. Милая Фиш, разве и ваше сердце он покорил в числе прочих? Я уверена, что он – самый ужасный волокита в городе! Он умеет себя преподнести, но женщина, которая примет его всерьез, обречена, я боюсь, на жестокое разочарование! Но довольно о всяком вздоре! Видите ли, Фиш, Фредди желает представить меня своим родителям и хочет поскорее увезти меня в Лондон.
      – Но, Китти, – возразила гувернантка, – ты уже знакома с уважаемой леди Леджервуд! И с лордом Леджервудом тоже, я еще помню, что он приезжал в Арнсайд вместе с ее милостью по случаю…
      – Да, но это было более года назад! – заметила Китти. – И есть еще родные лорда Леджервуда. Их, должно быть, много, и вы знаете, я с ними незнакома! Кроме того, мне надо заказать свадебный наряд, ну и… вы же понимаете, Фиш, что мне следует нанести визит Леджервудам!
      Мисс Фишгард согласилась с этим, но все-таки спросила, кто будет заменять Китти в Арнсайде во время ее визита.
      – Вы, конечно, – сказала Китти с сияющей улыбкой.
      Мисс Фишгард с упавшим сердцем представляла себе грядущую перемену в своем положении. Она искренне любила Китти, и ей доставляло удовлетворение мысль, что она мужественно встретит изменение своих обязанностей в этом доме, подавив эгоистическое желание, чтобы ее ученица не выходила замуж, а она могла бы оставаться при ней дуэньей. Эти размышления вызвали у нее одновременно расстройство и возбуждение.
      – Я буду за домоправительницу мистера Пениквика? – воскликнула она. – Это невозможно, Китти! Ты же знаешь, как он меня не любит!
      – Ерунда, – ответила Китти. – Он, конечно, может задирать вас или угрожающе смотреть на вас, Фиш! Но он будет еще больше сердиться, если вы покинете Арнсайд! Нужно быть твердой! И вспомните, что он не терпит посторонних возле себя. Если он станет в вас чем-то швырять или сходить с ума от злости, вы только скажите, что немедленно уедете из Арнсайда, и он сразу же образумится! – Видя, что лицо мисс Фишгард все еще выражает сомнение, Китти сказала просительно: – Пожалуйста, Фиш, не подводите меня! Он ведь нипочем не отпустит меня в Лондон, если вы тоже уедете! Это же только на месяц, Фиш!
      Мисс Фишгард, очень тронутая, со слезами на глазах заявила, что ничто на свете не заставит ее подвести милую Китти. Но, вытирая покрасневшие глаза, она сочла нужным добавить, что, по ее мнению, эту помолвку вряд ли одобрит мистер Пениквик.
      – Дорогая моя, мой долг – предупредить тебя, – сказала она, подавляя рыдания. – Я думаю, что он прочил тебя за мистера Джека! Ты ведь не могла не заметить, как он был раздражен, что мистер Джек не приехал в Арнсайд, как он на день отложил выполнение своего намерения. Спидл говорил мне вечером, – ты не подумай, что я сплетничаю со слугами, но ты же знаешь эту их разговорчивость, – говорил, что мистер Пениквик страшно беспокоится и не может взять в толк, почему мистер Джек не принял его приглашения. Я очень опасаюсь, что вы с дорогим мистером Фредериком встретите сильное сопротивление мистера Пениквика и он вряд ли согласится отпустить тебя в Лондон.
      Но когда пара помолвленных пришла на зов мистера Пениквика в его гардеробную утром следующего дня, он сильно удивил их и почти испугал своей терпимостью. В каком настроении он вчера встретил эту новость, любезно сообщенную слугой, Спидл, конечно, не сообщил счастливой паре. За ночь он успокоился, и его решимость проводить политику Макиавелли была подкреплена ранним визитом преподобного Хью Реттрея, разговор с которым страшно разозлил мистера Пениквика. Теперь он, по крайней мере, был благодарен судьбе за то, что его подопечная не оказалась настолько глупа, чтобы обручиться с этим несносным ханжой. Кроме того, у него было жгучее желание поскорее избавиться от внучатых племянников, и он сообщил пастору, чтобы тот передал брату и Долфинтону, что они могут ехать, не дожидаясь его формального разрешения.
      Ко времени, когда Китти и мистер Станден пришли представиться (Фредди встал не так рано), мистер Пениквик уже основательно подкрепился и сидел в кресле у камина с одним пледом на коленях, с другим – на плечах. Его измученный вид и парализованная рука должны были дать понять пришедшим, что этим утром им овладела дряхлость старца, но пронзительный взгляд, которым он встретил воспитанницу, принадлежал отнюдь не расслабленному старику.
      – Ну, дорогая, – задребезжал он, – мне сказали, что я должен вам пожелать счастья, а?
      – Если угодно, сэр, – ответила Китти, целуя его в щеку.
      – Я желаю вам счастья, – несколько окрепшим голосом сказал мистер Пениквик. Он со скептическим вниманием взглянул на Фредди, но вдруг застонал, и лицо его исказилось, вероятно, от приступа подагры.
      – Поздравляю вас, Фредерик, – затянул он, приходя в себя. Он вновь воззрился на удачливого жениха, но опять скривился. Это было некстати: Фредерик сегодня завязал изумительный галстук в стиле «трон д'амур», столь же трудный по исполнению, сколь потрясающий по виду. Все, кто хоть сколько-нибудь разбирается в моде, были бы рады изучить этот способ, а заодно узнать имя гения, кроившего жилет. Но не таков был дядюшка Мэтью. Он протянул дрожащую руку к табакерке, достал порцию «Нат Браун» для подкрепления сил, громко чихнул, защелкнул коробку и во исполнение неприятного долга торопливо промолвил:
      – Очень хорошо! Благословляю вас!
      Китти выжидающе посмотрела на партнера, но Фредди, сбитый с толку взглядом василиска, забыл следующую реплику отрепетированной роли и просто сказал, что он очень признателен. Китти, видя, что от него сейчас толку не будет, сама взялась за дело:
      – Да, сэр, и Фредерик желает, чтобы я отправилась на Маунт-стрит, чтобы формально представить меня своим родителям, если вы не возражаете.
      Фредди понял свою оплошность и решил ее исправить:
      – Они, наверняка, забыли ее, – объяснил он. – Как раз можно будет им напомнить!
      – Глупец! – сказал мистер Пениквик. Он снова задумчиво посмотрел на Китти. Возникла напряженная пауза. – Значит, в Лондон, – наконец сказал он. – Что вы собираетесь там делать, мисс?
      Китти почувствовала, что сердце екнуло.
      – Если… если леди Леджервуд будет так любезна и пригласит меня, сэр, я… я сделаю, конечно, как она пожелает.
      – Нечего болтать. Шляться по городу – вот что ты будешь там делать. – Он повернулся к Фредди. – Кажется, Эмма, твоя мать, посещает все эти шикарные места? Ложа в опере, вечера в Карлтон-Хауз? Последний раз, когда я ее видел, она была одета как на выставку. Я думаю, то, что она на себя надела, стоило не меньше пятидесяти фунтов! Ну, это не моя забота, если твой отец позволяет ей тратить сумасшедшие деньги на безделушки.
      – Нет, – сказал Фредди.
      – Что значит «нет»? – уставился на него мистер Пениквик.
      – Не ваша забота – ответил Фредди с прежним добродушием. – Больше того, ее платье стоит гораздо дороже пятидесяти фунтов, не говоря о шляпе, перчатках и обо всем остальном. Черт возьми, сэр, моя мать не покупает второсортных платьев в «Аллее Кранбурн»! Никогда не слыхал о таком.
      Мистер Пениквик схватился за свою эбонитовую трость, лицо его приняло такое угрожающее выражение, что Китти обеспокоилась, как бы ее нареченный не сбежал. Но мистер Станден в этот момент увидел какой-то пух на поле своего сюртука и стал его осторожно убирать, так что не обратил внимания на опасность. Но когда он освободился и снова посмотрел на двоюродного дядю, тот уже снова справился со своими чувствами и сказал только:
      – У твоего отца тугая мошна!
      – О да! – согласился Фредди.
      Мистер Пениквик посмотрел на него, прищурившись.
      – Допустим, я разрешу Китти поехать в Лондон. Ты думаешь, твоя мать будет возить ее на модные балы?
      – Должно быть, – задумчиво сказал Фредди, – только на те, куда сама ездит.
      – Гм! – проворчал мистер Пениквик, вновь хватаясь за табакерку. Неожиданно он хихикнул:
      – А ты – хитрая киска! – сказал он мисс Чаринг. – Ничего не поделаешь, я тебя отпускаю. – Он перестал смеяться, выражение лица стало страдальческим:
      – Но ведь вы будете тратить мои деньги на тряпки?
      – Нет, нет, – заверила Китти, сжимая руки, – разве только самую малость, я обещаю!
      – Я не могу этого позволить, – сказал мистер Пениквик, мгновенно становясь дряхлым старцем. – Ты разоришь меня!
      – Но вы же говорили, что мне положено сто фунтов на свадебные наряды, – напомнила Китти в отчаянии.
      Он печально покачал головой:
      – Ты захочешь больше! Будешь щеголять в городе, я знаю!
      – Нет, нет, не буду, – стала она убеждать его. – Я совсем этого не хочу.
      – Ты забыла, – вмешался Фредди, – мы же говорили об этом.
      – О, Фредди, пожалуйста, придержи язык!
      – Ну да! – воскликнул Фредди, седлая любимого конька. – Ты в городе разве что какое-нибудь старье купишь на эту сотню. Думаю, что их не хватит на одно платье.
      – Что! – заорал мистер Пениквик.
      – Ну, может быть, хватит на одно-два, не слишком роскошных, – уступил Фредди.
      – Дядя Мэтью, умоляю, не слушайте его, – просила Китти.
      Поняв, что он нанес престарелому родственнику тяжелый удар, Фредди сказал добродушно:
      – Вам нечего беспокоиться о тратах, сэр. Моя мать купит Кит кое-что из одежды. Не стоит так расстраиваться из-за денег, сэр.
      Эта импровизация оказалась удачной, потому что, как ни неприятно было мистеру Пениквику тратить деньги, еще неприятнее ему было бы прослыть обедневшим. Он вдруг поднял голову и сурово отчитал Фредди за его неуместное предложение. Потом снова застонал и попросил Китти подать ему шкатулку со столика у кровати. Он достал ключ, отпер ее и порылся в ней, стараясь, чтобы ни Китти, ни Фредди не заглянули туда. Наконец он достал пачку денег, перевязанных лентой, посмотрел на нее грустно, бросил в руки Китти и простонал:
      – Возьми, девочка, и обращайся с этим аккуратно! О, Боже! Не давайте мне больше смотреть на них! Только подумать, что все это будет растрачено!
      Китти засунула пачку денег в карман, боясь, как бы дядюшка не передумал. Она пыталась благодарить его, но он оборвал ее, сказав, что теперь никто не обвинит его в том, что старый скряга обидел сироту. Но вдруг новый кошмар на несколько страшных минут обступил их со всех сторон: казалось, весь план провалился. Каким образом, спрашивается, Китти доберется до Лондона? Предложение о ее поездке в почтовой карете было резко отклонено дядюшкой, так как не было служанки, которая могла бы сопровождать ее. И пусть Китти не рассчитывает, что для нее наймут карету. Китти удалось разубедить его в этом и успокоить его гнев. Потом она предположила, что с нею может отправиться одна из горничных. Однако мысль о связанных с этим расходах повергла мистера Пениквика в новую ярость. Еще одно, самое неразумное предложение – заплатить за карету из денег, которые он ей выделил, так шокировало его, что он, кажется, готов был забрать деньги назад. После болезненных колебаний, когда он подсчитывал, во что обойдутся кучера, что будут стоить изменения, связанные с поездкой, и какие там еще могут возникнуть расходы, Фредди, которому все это надоело, предположил:
      – Пусть поедет в город со мной.
      Это предложение, освобождающее его от всех расходов на путешествие воспитанницы, подействовало на мистера Пениквика благоприятно, и он даже бросил на Фредди одобрительный взгляд. Но Китти была смущена. Ей казалось, что леди Леджервуд едва ли понравится внезапный визит, хотя бы и связанный с помолвкой старшего сына. Фредди и мистер Пениквик отмахнулись от этого. Мистера Пениквика разозлила мысль о том, что его племянница может плохо принять его подопечную, а Фредди считал, что лучше все получится, если его родители будут застигнуты врасплох, чем если бы у них было время подумать.
      Эти слова заставили мистера Пениквика вновь испытующе посмотреть на Фредди, но он промолчал, только в очередной раз понюхал табак и скривился. Китти по-прежнему не нравился этот план, но так как опекун объявил, что если она не сядет в карету к Фредди, то не поедет вообще, девушка согласилась.
      Мистер Пениквик снова впал в глубокую задумчивость, но когда пара, обменявшись красноречивыми взглядами, готова была покинуть его, он снова поднял глаза:
      – И пока ни к чему расписывать это в газетах. Фредди, который и не собирался объявлять о помолвке, воспринял это с облегчением и без задней мысли. Китти, более проницательная, чем он, посмотрела на хозяина с подозрением и прямо спросила:
      – Почему это, дядя Мэтью?
      – Неважно почему, – ответил он раздраженно. – Неужели, девчонка, ты меня за круглого дурака считаешь? Думаешь, я не вижу твоей тонкой игры? – Он с удовлетворением заметил, что она покраснела и хмыкнул. – Молодчина. А если тебя принарядить как следует, ты будешь выглядеть превосходно. Но помни, я не останусь с этой Фиш больше чем на месяц!
      Устало откинувшись на спинку кресла он отпустил визитеров, с тем чтобы они побыстрее собирались в путь, так как у него было за эту неделю уже и так много расходов, чтобы еще тратиться на праздничный обед.
      Когда их уже никто не мог слышать, Китти схватила Фредди за руку в порыве признательности:
      – О, Фредди, как мне благодарить тебя? Я надеюсь, все это было для тебя не слишком неприятно?
      – Нет, нет! – ответил Фредди с обычной своей любезностью. – Ну, слава Богу, распрощались со старым скрягой! В жизни своей не видел такого скупердяя!

      Гардероб мисс Чаринг был невелик, так что сборы не заняли много времени; вскоре после полудня пара уже могла отправиться в путь. Впереди – Лондон. Мисс Чаринг еще не пришла в себя от счастья – так неожиданно легко удалось уговорить своего опекуна отпустить ее. Правда, судя по всему, мисс Фишгард не вполне разделяла чувства своей воспитанницы. Помогая ей собираться, она непрерывно лила слезы, объясняя мисс Чаринг, что она крайне обеспокоена ее да и своим будущим и тем, в частности, как она сможет угодить мистеру Пениквику. Пришлось напомнить ей, что еще никто и никогда не преуспел в этой миссии, но никто и не умер из-за этого. Не помогло: перспектива быть лишенной общества Китти хотя бы на месяц настолько вывела ее из равновесия, что она в промежутке между рыданиями продекламировала:
 
Вся прелесть лесов и полей,
Гротов и парков, мир и покой, —
То, чего нет родней и милей,
Бесследно ушло с тобой.
 
      Китти, как обычно, отозвалась на это шутливо-скептическим замечанием:
      – Ну какая там прелесть в лесах и полях в это время года? Такая холодища! И какой покой может быть в Арнсайде, когда у дяди Мэтью опять разыгралась подагра?
      – Порой ты меня просто поражаешь, Китти! Неужели тебе неведомо это ужасное чувство боли от расставания с близкими – неужели ты можешь удержаться от слез при этом?
      Этот вопрос – укор вызвал в добром сердце Китти такое чувство вины, что всю первую часть путешествия она пребывала в плохом настроении, отвечая на вопросы и реплики своего спутника односложно.
      – Плохо себя чувствуете? – добродушно осведомился Фредди.
      – Ой, я чувствую себя такой мерзавкой, Фредди! – искренне призналась она. – Бедняжка Фиш спросила меня, не больно ли мне с ней расставаться, а мне ничуточки не больно!
      – Вполне тебя понимаю, – без колебаний отрезал Фредди. – Эта особа мне уже успела осточертеть. Знаешь, о чем у нас с ней был разговор сегодня утром? Она спросила, хорошо ли я спал, и когда я ответил в том духе, что я вообще удивлен, можно ли тут уснуть, когда петухи орут как сумасшедшие, она завелась насчет того, что звуки сельской природы бодрят и чего-то там такое делают с истомленными душами.
      – Это стихи, – сказала Китти со вздохом. – «Приносят покой истомленной душе». Каупер…
      – Ну и мура! – отреагировал Фредди. – Частенько слышал, как ребята говорили: надо в деревню поехать, отдохнуть, поправиться, но ни разу не заметил, чтобы кому-то это помогло. Да еще бы помогло – не спать по полночи из-за этих чертовых петухов! Нет, Кит, мисс Фиш явно того!
      – Да нет, она просто очень любит поэзию, – попробовала Китти выступить в защиту своей воспитательницы.
      – И вот к чему это приводит! – веско подытожил мистер Станден и перешел к другой теме, которая, правду сказать, интересовала его больше. – Сколько он тебе отвалил-то?
      – Ой, Фредди! – воскликнула Китти со священным трепетом. – Можешь себе представить: двести пятьдесят фунтов! Куда мне столько? И главное, куда их девать? Я их держу в сумочке и только и думаю – как бы не потерять, а то еще и вырвут! – Она вытащила пачку купюр, протянула их спутнику. – Может, возьмешь?
      Мистер Станден уже придумал форму вежливого отказа, но тут в голову ему пришла одна мысль. Он прекрасно знал, что почем и что двухсот пятидесяти фунтов будет, конечно, недостаточно для молодой женщины, которая хочет дебютировать в свете. Он был добрый малый из хорошей семьи – почему бы ему и здесь не помочь мисс Чаринг, раз уж он влип в это дело? Он вытащил из пачки пятидесятифунтовую банкноту и протянул Китти со словами:
      – Прекрасно! Держите это, а остальное я отдам мамаше. Скажите, чтобы все счета направляли ей, она их будет оплачивать из этих денег.
      Мисс Чаринг это вполне устроило – немного беспокоило только то, что у нее оставалась все-таки такая большая сумма на руках. Мистер Станден сунул пачку в карман и решился заговорить о том, что уже давно вертелось у него в голове.
      – Не хочу совать нос не в свои дела, – извиняющимся тоном проговорил он, – но все-таки, будь я проклят, Кит, если я понимаю, на черта тебе это надо?
      – Что «это»? – переспросила Кит, бросив на него взгляд искоса.
      – Ой, простите, сболтнул не то. Я имею в виду, хорошо, конечно, проветриться в городе. Ну а дальше-то что?
      Мисс Чаринг заранее была готова к этому вопросу и ответила, не раздумывая:
      – Знаете, всегда надо пользоваться счастливой случайностью. В Лондоне, я думаю, смогу что-нибудь подыскать для себя. Оденусь как следует, да и леди Леджервуд познакомит меня с кем-нибудь – там, глядишь, и замуж выйду.
      – Как это? – запротестовал мистер Станден. – Вы же помолвлены со мной, Китти!
      Ее внимание, казалось, было полностью поглощено разглаживанием каких-то невидимых глазу складок на перчатках. Слегка покраснев, она произнесла:
      – Ах, да! Но ведь если бы нашелся какой-нибудь джентльмен, который захотел бы на мне жениться, разве это его остановило бы, как вы думаете, Фредди?
      – Еще бы не остановило, будь я проклят! – в голосе Фредди не было никаких колебаний.
      – Да, конечно, вы правы, но ведь если у него будет ко мне чувство, а он узнает, что я помолвлена с другим, – сказала Китти, вспоминая страницы тех романов, которые украшали книжную полку в комнате мисс Фишгард, – он будет испытывать жуткие муки ревности…
      – Кто? – выдохнул Фредди.
      – Кто бы ни был! – дерзко ответила Китти.
      – Да никого же нет! – попытался урезонить ее Фредди.
      – Верно, нет, – уныло согласилась Китти. – Это я так, не обращайте внимания. Поищу себе какое-нибудь место.
      – А вот этого я не допущу, – сказал Фредди с неожиданной твердостью. – Это вы уже вчера говорили. Служанкой пойдете и всякое такое. Забудьте этот вздор.
      – Ладно. Я поразмыслила и поняла, что это не вполне, конечно, то. Но вот гувернанткой я могла бы пойти. К какому-нибудь совсем маленькому ребенку, которому не надо преподавать итальянский или живопись…
      – Тоже не пойдет, – отрезал Фредди.
      – Да почему? И вообще, вам-то какое дело? – воскликнула мисс Чаринг почти с возмущением.
      – Как это какое дело? – Фредди был явно задет за живое. – Чтобы каждый говорил: вот это да, она предпочла гувернанткой пойти, чем за этого остолопа замуж выходить! Ославите меня на всю Англию!
      Она не думала, что дело может повернуться таким образом, и, поразмыслив, пришла к выводу, что аргумент Фредди довольно веский.
      – Да, пожалуй, это будет тебе ни к чему, – произнесла она. – Ну, хорошо, не пойду в гувернантки. Если ничего не выйдет, вернусь в Арнсайд. Будь что будет, а месяц в Лондоне – это кое-что!
      Фредди сдвинул брови.
      – По-моему, у вас странные представления о Лондоне! Что вы имеете в виду, говоря: «Будь что будет»? Что будет-то?
      – Боже мой, Фредди, да что угодно! Во всяком случае, возможностей гораздо больше, чем в Арнсайде! Этого-то вы не станете отрицать?
      – Естественно. Это-то меня и пугает. Чем больше я с вами общаюсь, Кит, тем больше жалею, что дал втянуть себя в это дело! Натворите что-нибудь, а я должен отвечать!
      – Ну что я могу натворить? Я буду вас слушаться! – в голосе Китти прозвучала обманчивая покорность.
      – Проклятье, Кит! Если бы я сам знал, как вы должны себя вести и что делать! С самого начала вам говорил! – в голосе Фредди послышалось отчаяние.
      – Конечно, конечно! Вы забываете только про свою маму – она поможет мне. А вам нечего беспокоиться.
      Упоминание о маме несколько успокоило Фредди, но у него было редкое чутье на опасность, и он поставил вопрос ребром:
      – Скажите правду! У вас есть какой-то план, о котором я не знаю, да? Скажите!
      – Есть. – Китти была неисправимо правдивая девушка. Она заметила в его глазах выражение, как у загнанного зверька, и ободряюще пожала ему руку. – Но в этом нет ничего плохого для вас. Честное слово, Фредди! – Обнаружив, что это заявление не произвело на жертву успокоительного действия, она добавила с укором:
      – Фредди! Вы мне не верите? Моему слову?
      – Не то, что не верю, Кит, – мрачно заметил Фредди.
      Дело в том, что я не совсем уверен, что вы знаете, что для меня плохо, а что хорошо. Господа, как это я так опростоволосился!
      Мисс Чаринг возмутили эти слова.
      – Уж не собираетесь вы зарыдать от того, что помогли сироте?
      – Бросьте! – Фредди почувствовал себя уязвленным. – Я всегда выполняю свои обещания! Играй или расплатись и уходи – это мой принцип. Я только хочу сказать, что надо было вовремя выйти из игры. Хотел бы я встретиться еще раз с этим хитрым трактирщиком, как его…
      – Плакли? – подсказала Китти.
      – Ну да, – кивнул Фредди. – Этот чертов пунш! Я его не заказывал, кстати. И тем более не должен был пить. А самое главное, не надо было угощать вас. Давайте начистоту, Кит: мы были тогда, должно быть, здорово под шофе, оба…
      Спорить с ним насчет этого было бесполезно, и Китти, сообразив это, сосредоточила всю силу своего убеждения на том, чтобы внушить Фредди, что в будущем ему, во всяком случае с ее стороны, ничего угрожает.
      Уже смеркалось, когда их экипаж достиг пригородов Лондона. Все поражало глаз Китти, все было такое новое, невиданное: фонарщик на лестнице, зажигавший фонарь, освещающий улицу, продавец пирожков с полным подносом на голове, мальчишка, расталкивающий толпу, чтобы освободить проход для осанистого джентльмена во фраке и цилиндре; экипажи, повозки, кареты – ох, сколько их! А огни витрин! А шикарные лакеи, бегущие куда-то по поручению своих хозяев! А нищие, протягивающие руки и не оставляющие без внимания ни одного более или менее прилично одетого прохожего! Вот они въехали в более богатые кварталы – тут вдоль улиц сплошь солидные особняки; у их дверей кое-где уже горели светильники.
      Китти все это казалось каким-то чудом; она засыпала Фредди вопросами: а что это за здание, что за человек в ярко-алом кафтане и голубых панталонах? Фредди по мере сил пытался удовлетворить ее любопытство: вот это почтальон, это – констебль, это – посыльный, кстати, почти все извозчики – ирландцы, а внезапный жуткий вопль, заставивший ее подскочить, – издал вот тот кучер дилижанса, который таким образом предупредил сидящих на крыше пассажиров, чтобы те пригнули головы, – они проезжали под аркой гостиницы. Правда, его эрудиция не распространялась на образцы архитектуры, которые привлекали внимание Китти; он объяснил ей, что не слишком хорошо знает Сити, другое дело – Вест-Энд! Но когда они добрались до этой, более аристократической части города, было уже почти совсем темно, а Китти была слишком ошеломлена шумом и суетой, царившими вокруг, так что просто молча поглядывала на бесчисленные огни.
      Только когда экипаж свернул в относительную тишину Маунт-стрит, Фредди пришло в голову, что его родители сейчас, скорее всего, готовятся к приему гостей. А тут вот еще одна гостья – нежданная! Ужас! Нет, он не будет говорить об этом Китти – будь что будет. К своему облегчению, подъехав к дому, он не обнаружил никаких признаков предстоящего приема. Может быть, они сами в гостях? Нет, судя по словам дворецкого, милорд и миледи дома. Что же случилось? Десятью минутами позже, оставив мисс Чаринг, всю какую-то сжавшуюся, погреть замерзшие ножки у камина в одном из холлов нижнего этажа, он обнаружил наконец причину безлюдья и тишины.
      Леди Леджервуд полулежала на софе в своей комнате, закутавшись в шаль, в руке у нее был платок, смоченный ароматическим уксусом. На голове не было чепца, и ее прекрасно уложенные локоны были в некотором беспорядке.
      Мать Фредди, единственная оставшаяся в живых дочь третьей сестры мистера Пениквика, Шарлотты, – была приятная женщина, отличавшаяся не столько красотой в строгом смысле слова, сколько умением подать себя. Голубые глаза были, пожалуй, слишком навыкате, а подбородок, напротив, слишком сильно срезан. Шестеро детей, которых она выносила, несколько отяжелили ее фигуру, но она все еще неплохо выглядела, а добрый характер и отсутствие язвительного ума обеспечили ей всеобщую симпатию. Она беззаветно любила мужа, не могла надышаться над детьми и притом была весьма привержена тому, что ее дядюшка несомненно назвал бы экстравагантной фривольностью.
      Неожиданное появление старшего сына произвело на нее странное действие. Она привстала, глаза ее расширились, и, выбросив вперед руки, как будто отгоняла от себя приведение, она воскликнула:
      – Фредди! Она у тебя была?
      – А? – изумленно выдохнул Фредди. – Кто?
      – Никак не могу вспомнить! – пояснила его родительница, прижимая ладонь ко лбу. – У Мег, во всяком случае, не была. Я это точно помню, потому как, когда она была у Чарли, мы ее отослали к бабушке. А я как раз была на последнем месяце, представляешь, какой это мог быть ужас! А насчет тебя я никак не могу вспомнить, хотя, впрочем, какое это имеет значение, раз ты с нами не живешь? Вообще-то мне это совсем не нравится, что ты снимаешь квартиру, наверняка тебе не так уж уютно, но твой папа, конечно, лучше знает, что тебе нужно. Они хоть простыни тебе часто меняют? Нет, нет, Фредди, не думай, что я хочу привязать тебя к своей юбке, вовсе нет!
      – Понимаю, но все-таки что же случилось? – спросил Фредди, склонясь над мамой, чтобы с сыновней почтительностью запечатлеть поцелуй на душистой щеке.
      Леди Леджервуд встрепенулась от ласки Фредди, раскрыла нежные объятья, а затем произнесла трагическим голосом:
      – Корь!
      – А! Я переболел ею в Итоне, – с облегчением сказал Фредди.
      По щекам леди Леджервуд заструились слезы благодарности милости божьей.
      – А у кого она сейчас? – осведомился Фредди, впрочем без особого интереса.
      – У всех! – драматизм в голосе ее милости лишь усилился. – У Фанни, у Каролины и у бедного малышки Эдмунда! Я в ужасной тревоге. Насчет Фанни и Каролины я не сомневаюсь, они быстро поправятся, но у Эдмунда такая сильная сыпь, что меня это тревожит. Я всю ночь не отходила от него, вот сейчас на минутку здесь прилегла. Ты же знаешь, Эдмунд всегда был такой слабенький, роднулька моя!
      Любой из старших братьев мог бы без труда оспорить это суждение; во всяком случае, достопочтенный Чарльз Станден, ныне студент Оксфорда, не преминул бы высказать мнение, что с Эдмундом слишком уж возились с самых пеленок; но Фредди был в мать – такой же добродушный и склонный все принимать на веру. Поэтому он ограничился замечанием:
      «Бедный парнишка!»
      Леди Леджервуд благодарно пожала ему руку.
      – Он хочет, чтобы только я была с ним. Мне пришлось отказаться от всех визитов. Сейчас мы должны были быть в Оксфорд-Хаузе, но я не жалею: хороша бы я была, разгуливая по приемам, когда мои любимые детишки больны! Но такая жалость, Фредди! Ты, наверное, знаешь, что лорд Амхерст взял с собой Букхэвена в эту миссию, в Китай, и, представь себе, старуха Букхэвен хочет, чтобы Мег оставалась с ней в деревне, пока муж не вернется! И знаешь, она в чем-то права – ведь Мег такая легкомысленная, ее никак нельзя оставить одну! Но, с другой стороны, молодой женщине целый год, а то и больше просидеть в деревне – ужас, ужас! Но и сюда я ее не могу пригласить: в доме инфекция, а она корью не болела, я точно помню! Кстати, между нами, осенью предстоит одно интересное событие, она в положении, а мужа не будет! А твой дорогой папочка считает, что это большая честь, что Амхерст выбрал его для этой миссии. Так что я просто в отчаянии. Бенджамин болен и его сестрички, а моя старшая дочь – кстати, мой первый ребенок, никогда не забуду, какое зло меня взяло, когда я узнала, что родила девочку, хотя твой папуля ничем не обнаружил своего разочарования, а через полтора года и ты появился, мой дорогой, так что все в порядке… О чем это я? Да, так вот, моя старшая дочь умоляет меня спасти ее от свекрови – нет, она чудесная женщина, но такая пунктуальная, что просто сердце кровью обливается за бедняжку Мег! Но совесть не позволяет мне встать на ее сторону, когда она настаивает, что будет жить одна на Беркли-сквер – без мужа! Если бы она согласилась, чтобы кузина Амелия побыла с ней, тогда другое дело. Но она не хочет, и слава Богу, по правде говоря; ты ведь знаешь, что это за штучка, кузина Амелия! Ну а что я еще могу предложить?
      Фредди даже не попытался ответить на этот вопрос – скорее всего он был риторическим, и, схватившись за самую непонятную часть взволнованного монолога матери, в свою очередь, осведомился:
      – А зачем Буку ехать в Китай? Глупость какая-то!
      – Ой, Фредди, я тысячу раз то же самое говорила, но папа твердит, что Мег должна быть счастлива, что ее мужа выбрали для этой миссии. Не спрашивай меня только, в чем там дело, я ничего в этом не понимаю! Что-то связанное с тем, что эти ужасные мандарины проявляют несправедливость к нашим купцам, но что касается меня, то лучше бы Букхэвен оставался дома! Ведь они с бедняжкой Мег меньше года женаты! Да, так скажи же, дорогой, откуда это ты? Ты говорил, что уезжаешь в Лестершир, и я думала, что ты предупредишь меня о приезде.
      – Охота была чудесная, – объяснил Фредди. – Два дня назад уехал оттуда. Хотел подождать вестей от тебя, да так получилось, что пришлось заехать в Арнсайд.
      – Арнсайд! – воскликнула леди Леджервуд. – Неужели дядюшка Мэтью умер? Час от часу не легче!
      – Да нет, жив. С чего ты взяла? Он нас всех собрал.
      – Всех? Кого всех?
      – Ну этих, внучатых племянников. Джорджа, Долфа, Хью… А вот Клод не смог приехать, Джек, возможно, не захотел.
      – Неужто мой дядюшка решил наконец огласить свое завещание? – с видом крайней заинтересованности осведомилась ее милость.
      – Точно. Идиотство какое-то. Завещал все состояние Китти при условии, что та выйдет замуж за кого-нибудь из нас.
      – Что-что?
      – Я так и думал, что ты удивишься, – кивнул Фредди. – Бедняжка не захотела выходить за Долфа – еще бы! И за Хью тоже – тут я ее превосходно понимаю. Примитивный парень. Короче говоря, мам, она приняла мое предложение!
      Леди Леджервуд медленно подняла на него глаза.
      – Фредди! – произнесла она таким голосом, как будто собиралась упасть в обморок. – Ты сделал предложение Китти Чаринг?
      Мистер Станден понял, что его заявление вызвало скорее изумление, нежели восторг, и покраснел.
      – Я думал, ты будешь рада, – сказал он. – Мне же пора начать семейную жизнь. Черт побери, мам, разве не ты это мне говорила месяц назад?
      – Да, конечно, но… Ой, Фредди, ты меня разыгрываешь! Как ты мог… Скажи, что пошутил!
      Он отрицательно покачал головой, верный своему обещанию ничего не рассказывать родителям об их с Китти договоренности. Леди Леджервуд в изнеможении откинулась на подушки и прижала ко лбу намоченный уксусом платок.
      – Боже! Что это на тебя наехало? Уж никак этого не ожидала. Фредди, только не говори мне, что ты на это пошел из-за наследства дядюшки Мэтью!
      – Нет, не из-за этого, – мужественно ответил Фредди. – Хотя все тебе это будут говорить. Несомненно.
      Она вновь вгляделась в него.
      – Может, ты влюбился в эту девчонку? Но когда? Ты и бывал-то в Арнсайде раз-два и обчелся после того, как учебу кончил! Как это случилось? У меня голова кругом идет! Боже, а что твой отец на это скажет?
      – А почему он должен быть против, мама? Он, думаю, будет рад. Хорошая девочка, Кит, она ему всегда нравилась.
      Этот типичный бред влюбленного заставил ее нервно сглотнуть.
      – Хорошая де… О, Фредди!
      – Да! – Фредди решил не отклоняться от выбранной линии аргументации. – Тебе самой она нравилась тоже! Ты мне честно говорила, как тебе ее жалко – приходиться жить с этим старым ослом, дядюшкой Мэтью. И правда, в жизни не видел такого! Да еще эта ее Фиш, явно чокнутая… Вдвоем они наверняка довели бы ее до психушки. Поэтому я ее привез с собой.
      Леди Леджервуд резко выпрямилась.
      – Что? Привез – сюда?!
      – Я думал, ты захочешь встретиться с ней, – Фредди почувствовал, что его аргументы уже иссякают. – Она же помолвлена со мной, так что я должен представить ее семье – показать ей Лондон и всякое такое… А кроме того, куда же я ее еще дену?
      Из множества мыслей, которые наполняли голову леди Леджервуд, она решила высказать самую беспокойную:
      – Когда в доме корь!
      – Да, это неожиданность, – согласился Фредди. – Но, может быть, она уже переболела. Я спрошу.
      – Но это немыслимо! – воскликнула она. – Бога ради, что мне с ней делать? Ты об этом подумал?
      – Прежде всего приодеть ее. Нельзя, чтобы она шаталась здесь, как чучело. Ты должна за этим проследить, мам.
      – Я ее должна одевать? – воскликнула ее милость.
      – Ну, помочь подобрать, – поправился Фредди. – Даже платить не надо. Старикан дал ей приличную сумму на это дело. Ты просто скажешь мне, сколько там, в этих счетах, и я оплачу их из ее денег.
      – Чтобы дядюшка Мэтью дал приличную сумму? Да ты в своем уме? – К счастью, леди Леджервуд сменила тему.
      – Это меня тоже удивило, – пробормотал Фредди. – И еще удивило, когда он сказал, что она может остаться в Лондоне на месяц.
      – На месяц! Нет, нет, Фредди, это исключено! Я вовсе не хочу вести себя как-то невежливо по отношению к девушке, с которой ты обручен, хотя все это мне очень не нравится, и я надеюсь, что ты найдешь себе лучшую пару, но какое это имеет значение сейчас… И не думай, что я плохо отношусь к Китти: уверена, она вполне приличная девушка, и была бы рада встретить ее как следует. Но не сейчас! Ведь в доме больные дети! Потом, может быть. Пусть она возвращается в Арнсайд, я уверена, Китти все поймет правильно.
      – Не пойдет, – твердо ответил Фредди. – Я ей обещал, что она проведет месяц в городе. Я не могу нарушить своего слова. Это было бы жестоко. Она уже настроилась на Лондон.
      – О, дорогой, ну что же делать? – вздохнула ее милость, приходя к пониманию, что от этой мороки так легко не отделаться. – А где она сейчас?
      – Я ее оставил в голубом холле. Сказал, что пойду предупредить тебя. Она вбила себе в голову, что не понравится тебе, и трясется теперь от страха. Не захотела идти со мной.
      – Неудивительно! Бедняжка, представляю, как она хотела избавиться от этого ужасного старикана, если пошла на такое! Пусть останется на ночь, конечно, а потом обсудим, что делать. Я сейчас спущусь, передай ей. И что только скажет твой отец, когда ты обрадуешь его этой новостью, Фредди?! Я даже думать об этом боюсь…
      Однако в данном случае Фредди был избавлен от необходимости сообщать эту новость лорду Леджервуду. Пока он секретничал с мамой, его милость вошел в голубой салон и обнаружил там какую-то девицу в старомодной шляпке и задрипанном одеянии, которая повернула в сторону открывающейся двери тревожное и смутно знакомое личико, после чего поспешно вскочила и склонилась в неловком книксене.
      – Здравствуйте… здравствуйте, сэр! – произнесла она, храбро стараясь выглядеть грациозно и непринужденно.
      – Здравствуйте, – вежливо ответствовал его милость.
      – Вы, наверное, меня не помните, сэр, – лихорадочно сглотнув, промолвила Китти. – Я Китти Чаринг.
      – Как же, как же! – он подошел к ней поближе, протянул руку. – Ваше лицо показалось мне знакомым. Какой приятный сюрприз! Вы теперь живете в Лондоне?
      – Ну, как бы это сказать, надеюсь, что так. – Китти покраснела. – Я понимаю, что вы меня не ждали, и все это не очень удобно…
      Лорд Леджервуд заметил ее смущение, и в глазах у него заиграли искорки.
      – По-видимому, дело обстоит так, что вы приехали пожить у нас? – осведомился он.
      Она стояла перед ним, вся преисполненная почтительного ужаса: его холодные манеры хорошо воспитанного джентльмена были так не похожи на то, что демонстрировал ее опекун; она чувствовала себя сейчас таким ничтожеством перед этой величественной фигурой. А его легкая ирония! Но искорки у него в глазах, которые она не преминула отметить, несколько подняли ее дух. Она доверительно улыбнулась ему и сказала:
      – Да, вроде так. Фредди сказал, что вы не будете возражать, правда, я со своей стороны, думала, что нам следовало бы сперва спросить вас об этом.
      – Фредди? – произнес он с легкой вопросительной интонацией.
      Она слегка смутилась.
      – Да, сэр. Видите ли, это Фредди привез меня сюда. Он… он сейчас пошел сказать об этом леди Леджервуд.
      Его раздумчивый взгляд заставил ее покраснеть еще гуще.
      – Вот как? – его милость ничем не выдал своего удивления. – Фредди, значит, решил навестить своего двоюродного дядюшку? Дорогая, что же это я позволяю вам стоять! Пожалуйста, садитесь и расскажите, как это все произошло.
      Она охотно исполнила первую часть его указания, но насчет второй ограничилась короткой репликой:
      – Думаю, пожалуй, лучше Фредди сам вам обо всем расскажет. Уверена, он расскажет все, как надо.
      Он придвинул стул и тоже сел.
      – Правда? Думаю, лучше, если вы это попытаетесь сделать. Я с трудом понимаю Фредди, когда он пытается мне что-то объяснить.
      – Да, но в данном случае мне как-то неудобно, – возразила Китти.
      – Деликатное дело, как я понимаю? Она молча кивнула.
      – В таком случае тем более не стоит поручать это Фредди. Китти сделала решительный вздох.
      – Ну ладно, может быть, это действительно жестоко взваливать все на бедного Фредди, – согласилась она. – Истина состоит в том, сэр, что он был так любезен, что… что сделал мне предложение.
      Его милость вынес это известие с поразительной стойкостью, лишь слегка запнувшись перед тем, как промолвить:
      – Это весьма неожиданная новость.
      – Боюсь, – виновато сказала мисс Чаринг, – это не очень приятная неожиданность для вас, сэр!
      – Отнюдь, – вежливо откликнулся он. – Должен признаться, я слегка поддался чувству удивления, но неприятным его не назовешь, уверяю вас.
      Ободренная Китти благодарно продолжала:
      – Спасибо! Сперва я как-то не подумала, но пока я здесь сидела и ждала, мне стало тревожно от мысли, что вам это может ужасно не понравиться, и уж не лучше ли было бы…
      – Что не лучше было бы? – повторил он, мягко понуждая ее продолжать.
      – Мне… нам этого не делать! Но во всем виноват дядюшка Мэтью! Это он придумал жуткий план – оставить свое состояние мне, если я выйду замуж за кого-нибудь из его внучатых племянников. Решил собрать их всех в Арнсайде, сказать им об этом и чтобы я выбрала того, кто мне больше нравится. – Помолчав, она добавила: – Наверное, это нехорошо так говорить о своем благодетеле, но я считаю, что все это было жестоко!
      – Да уж, более чем! – выразил лорд свое согласие. – Правильно ли я понимаю, что все внучатые племянники мистера Пениквика откликнулись на это оригинальное предложение?
      – Джек не откликнулся, – ответила она. – Причем он знал, зачем дядюшка его призывает. Я этому очень рада – он проявил настоящее благородство.
      – Да, видимо, его друзья смогут должным образом оценить это его качество, – довольно сухо заметил по этому поводу Леджервуд. – А остальные знали причину этого сбора?
      – Долф и Хью, по-моему, знали, – ответила она. – А вот Фредди даже и не подозревал. Дядюшка так иносказательно все написал, он скорее всего просто ничего и не понял.
      – Это более чем вероятно. Но когда дело прояснилось, он не был, конечно, в числе отстающих по части предложения своей руки и сердца, не так ли?
      – Ой, только не подумайте, что он сделал предложение из-за этого наследства! – быстро вставила Китти. – Поверьте мне, дело вовсе не в этом! Вам следует знать, что поначалу он и не думал, что его кандидатура будет приемлемой для дядюшки Мэтью!
      Лорд Леджервуд окинул ее оценивающим взглядом, потом перевел его на табакерку, которую держал в руке. Он открыл ее, взял щепотку нюхательного табака, втянул в ноздри, вдохнул, потом произнес мягким голосом:
      – Это… чувство между вами – оно уже давно, как я предполагаю?
      – Да, – радостно откликнулась Китти: какой он умный! – Мы… мы всегда ощущали какую-то тягу друг к другу, сэр. И когда он понял, что дядя Мэтью готов отдать меня тому, кто мне понравится, тогда он и осмелел.
      Лорд Леджервуд платком стер с кончиков пальцев остатки табака и убрал табакерку.
      – Да, романтическая история, – заметил он. – Должен признаться, вы открыли мне нового Фредди. Как мало мы знаем своих детей!
      Она посмотрела на него с сомнением, но сказать ничего не успела, так как в холле появился ее суженый. Фредди пришел с известием, что его мама прибудет через несколько минут, чтобы приветствовать гостью. Он уже приготовил целую речь, которая должна была внушить Китти, насколько леди Леджервуд в восторге от ее визита, но под ироническим взглядом своего отца несколько смешался.
      – А, Фредерик! – умиротворенным голосом произнес его милость. – Я тут узнал, что мне нужно тебя поздравить.
      – Ах, да, точно, сэр! – поспешно заблеял Фредди. – Я так и знал, что ты будешь рад. Настало время остепениться. Вот привез Китти в Лондон. Думал, ты захочешь с ней поближе познакомиться. До того, как мы все это распишем в газетах.
      – Ах, об обручении еще не объявлено? – вежливо поинтересовался его милость.
      – Дядюшка не хочет объявлять это так сразу, сэр, – вмешалась Китти. – Есть причины подождать с этим несколько недель, но я не могу сейчас о них говорить.
      – О, я понимаю, естественно, – так внушительно согласился его милость, как будто действительно что-нибудь понял.
      – Корь! – возразил Фредди. – Не то чтобы старый джентльмен знал об этом, но все равно чертовски веская причина, верно?
      На лице Китти отразилось беспокойство и непонимание, но лорду Леджервуду это замечание сына не показалось, судя по всему, странным; более того, его молчание вроде бы свидетельствовало о его согласии с этим аргументом. Во всяком случае, когда в комнату вошла его супруга, вид которой свидетельствовал о ее крайней растерянности, он сказал только:
      – Любимая, Фредерик, я слышал, уже сообщил тебе это радостное известие. Давай знакомиться с нашей будущей невесткой.
      Она бросила на него удивлено-вопрошающий взгляд, но поскольку весь его вид свидетельствовал о желании, чтобы все было тихо-мирно, ее собственная добрая душа весьма осложняла для нее задачу выбросить эту авантюристку за порог; она просто заключила Китти в объятья и проговорила:
      – Да, конечно! Вы, милочка, должны простить мне мой несколько удивленный вид – ведь я даже и не подозревала, – но вы все-все мне сейчас расскажете! Такая жалость, что вы появились при таких обстоятельствах, но идемте, идемте, снимайте вашу шляпку, будьте как дома. Бедное дитя, вы, должно быть, страшно устали и намерзлись в дороге!
      Она вновь посмотрела на мужа, как бы ожидая дальнейших инструкций, но, не получив ничего, кроме одной из его более загадочных, чем обычно, улыбок, увела Китти с собой, пробормотав довольно явственно: «Боже, что еще ты ниспошлешь нам?»
      Воцарилось молчание. Фредди, столь сбитый с толку поведением отца, как и леди Леджервуд, украдкой бросил на него взгляд и решил, что первым рта не раскроет.
      – Да у тебя настоящий роман, Фредерик! – проговорил наконец его милость, вновь доставая табакерку.
      – Нет, нет! – поспешил опровергнуть это заявление его покрасневший как рак сынок. – Я имею в виду, что это гораздо серьезнее!
      Лорд Леджервуд запустил два пальца в табакерку, взял небольшую понюшку, поднес к ноздре.
      – Меня приводит просто в отчаяние мысль о том, что ты так страдал от мук безнадежной, как ты считал, любви, а я ничего этого не замечал! – печальным голосом констатировал он. – Я плохой отец. Ты должен меня простить, Фредерик!
      Заикаясь, Фредди только и смог выговорить:
      – Да нет, что ты! Ты совсем не так уж плох. А Кит мне всегда нравилась, правда!
      Лорд Леджервуд был джентльменом и любил играть по правилам, поэтому он решил не бить лежачего и, защелкнув табакерку и сунув ее в карман, сказал уже совсем другим тоном:
      – Влип, Фредди?
      – Нет! – несчастным голосом произнес тот.
      – Хватит дурака валять, парень! Если оказался на мели, надо было звать на помощь отца, а не гоняться за богатыми наследницами!
      – Совсем не в том дело! – запротестовал вконец измочаленный Фредди. – Учти, я так и знал, что все будут так думать, и Кит я об этом сказал!
      – Прости, видимо, я ошибался, – задумчиво произнес его отец. – Я не собираюсь мучить тебя всякими неудобными вопросами, но могу я знать, по крайней мере, как долго я буду иметь честь принимать в своем доме мисс Чаринг? И еще – если ты мне позволишь полюбопытствовать – что мне с ней делать?
      Если в этой тираде и содержалась подначка, то Фредди ее просто не заметил. Страшно обрадованный тем, что отец так легко это воспринял, он воскликнул:
      – Как здорово, что ты все понял! Я никогда не умею ничего объяснить! Просто Китти пришло в голову провести месяц в Лондоне, а я пообещал ей это устроить. Думал, что мамуля ею займется. Жалко, я не знал насчет кори. Это все чертовски усложнило! – Он задумчиво почесал переносицу. – Придется что-нибудь придумать.
      – Думаешь, сможешь? – осведомился лорд Леджервуд, глядя на сына почти с восхищением.
      – Должен! – бросил Фредди. – То есть, я имею в виду, у меня теперь есть определенные обязанности!

      Мисс Чаринг, которой с того самого момента, как она очутилась в доме Леджервудов было тяжело на душе, все-таки повезло. Ее хозяйка была озабочена мыслями о своих нездоровых детях, и как только она поместила юную гостью в удобной спальне, быстро объяснив всю тяжесть создавшегося положения, то сразу поспешила в детские покои. Ей было необходимо убедиться в том, что с больными не приключилось больше никаких неприятностей и что сиделка не заснула в своем кресле. Боязнь, что это может произойти, была столь же сильной, как и безосновательной. Мисс Чаринг, оставшись одна среди непривычной для нее обстановки, с пылающим камином в спальне и тревожным сознанием, что стоит ей только протянуть руку и дернуть веревочку звонка, как к ней прибежит горничная, чувствовала себя виноватой. Раньше ей в голову не приходило, что ее выдумка будет касаться, помимо бедняги Фредди, других людей. Его родители, которых она давно, но плохо знала, должны были появиться ненадолго на заднем плане как статисты. Их существование, их личности не имели никакого отношения к затеянной авантюре. Но после того, как лорд Леджервуд появился в голубом салоне, все эти смутные представления разлетелись в прах. Она уже была готова отказаться от своей затеи, которая с каждой минутой становилась в ее глазах все более отвратительной. Но от признания ее удерживал безумный стыд перед этим внушающим почтительность человеком. И в то же время она все больше и больше боялась, что, если она повинится, ей придется немедленно вернуться в Арнсайд. К тому времени, как леди Леджервуд спустилась в салон, Китти решила (в какой-то мере для того, чтобы успокоить свою совесть) что, раз у нее нет намерений выйти замуж за Фредди, обман не причинит никому вреда. Но тем не менее она ждала с ужасом тех вопросов, которые леди Леджервуд неизбежно должна была ей задать. Ей оставалось только быть благодарной за то, что заботы о детях заставляли ее милость откладывать опасный тет-а-тет.
      Убедившись в том, что Эдмунд, на лице которого все еще были видны следы сыпи, заснул, леди Леджервуд спустилась по лестнице и прошла в будуар. Зная, что гардероб мисс Чаринг весьма ограничен, леди Леджервуд объявила, что сядет за стол в своем утреннем туалете, хотя, конечно, она считала очень странным так поступать. Но даже нетерпеливое желание поговорить с лордом не позволило ей поступиться кое-какими формальностями. Необходимо было, по крайней мере, освежить прическу и устранить все нарушения в одеянии. Она послала за горничной, обнаружив, что волосы необходимо уложить заново. Она уже перестала надеяться на разговор с мужем до звонка на обед, как вдруг он вошел, коротко постучав, в ее будуар.
      Она обрадовалась ему, сразу испытав чувство облегчения.
      – О, любовь моя, я так хотела видеть тебя! Дай чепец с розами, Клара, и можешь идти. И еще – оранжевый шарф с широкими французскими кружевами! Нет. Этот, наверное, тоже маловат. Лучше тогда шаль, она подойдет к чепцу.
      – Очаровательно, – заметил лорд, приподнимая пальцем кружевной чепец и рассеянно любуясь им.
      – Да, не правда ли? Я знала, что тебе будет приятно. Меня, признаться, не интересуют всякие безделушки в такой момент! Не думай обо мне плохо, Леджервуд! Теперь скажи, что нам делать? Я никогда не была застигнута врасплох, как сейчас, – никогда, за всю мою жизнь. И ты еще стоишь и улыбаешься, как будто тебе все это нравится.
      Он засмеялся и опустил чепец.
      – Ну, а я что я должен делать? Я еле уговорил Фредди не давать публикацию об их помолвке в газету. Фредди как раз в таком возрасте…
      – Как будто бы это может иметь какое-то значение!
      – Интересно, послушает ли она меня? – задумчиво произнес лорд!
      Ее большие голубые глаза уставились на него.
      – Что ты имеешь в виду? Фредди действительно хотел этого? – В этот момент ее материнское сердце обожгло подозрение. – Ты не думаешь, что она хитростью заманила с какой-то целью нашего мальчика в ловушку?
      – О нет, не думаю, это вряд ли! – ответил он спокойно. – Она совершенная невинность, очень чиста, я бы сказал.
      – Конечно! Она так воспитана! Но не считаешь ли ты возможным, что она убедила бедного Фредди согласиться на помолвку ради того, чтобы спастись из Арнсайда? Мне ее вообще очень жаль. Я уверена, она не может вызвать ни у кого дурных чувств, разве только то, что ее мать француженка. Мне это не нравится. Но разве это та соломинка, за которую можно ухватиться? Я надеюсь, что могу не лицемерить. Если бы я была лицемеркой, мне было бы очень приятно узнать, что мой дорогой сын женится на состоянии. Но я, уверяю тебя, не такая. Я питаю отвращение ко всем корыстным поступкам, особенно, когда в этом нет никакой необходимости. У Фредди как раз нет необходимости так поступать! Я буду рада узнать, что дядя действительно намеревался оставить состояние небогатым кузенам, но что касается Фредди, он всем обеспечен. И я хотела бы, чтобы он женился на какой-нибудь знатной особе, а не на маленькой деревенской девчонке, о которой никто ничего не слышал.
      – Не отчаивайся! – порекомендовал лорд. – Я и сам буду очень сильно удивлен, если что-нибудь путное выйдет из этой помолвки. Моя дорогая Эмма, ты ведь не такая гусыня, чтобы поверить, будто они действительно влюблены друг в друга!
      Леди Леджервуд завязывала ленты на чепце, но, услышав это, всплеснула руками и повернулась к лорду.
      – Но если она не поймала его в ловушку, то почему, скажи на милость, они помолвлены?
      – А вот этого я пока что еще не знаю, – ответил он. – Я не настолько хорошо знаком с Китти, чтобы делать какие-либо предположения. Я подозреваю, что они затеяли какую-то игру…
      – Придуманную не Фредди, – прервала его леди Леджервуд, взбивая локоны.
      – Я слишком хорошо знаю Фредди. Определенно, это выдумал не он. По каким-то причинам, которые нам пока не известны, Китти хочет, чтобы все думали, будто она помолвлена с Фредди. Интересной особенностью этой истории является то, что по непонятным мотивам о помолвке не будет объявлено немедленно.
      – Без объявления? – воскликнула она. – Но почему?
      – Корь, – ответил он невозмутимо.
      – Нонсенс!
      – Конечно, это приношение Фредди на алтарь родительского любопытства. Китти предпочла свалить всю вину на эксцентричность твоего полоумного дяди.
      – Это могло быть правдой, – сказала леди Леджервуд в глубоком раздумье. – Когда мой дядя затеял это скверное дело, от которого и мы страдаем, он думал, что пользу из этого извлечет Джек! И теперь он всем и всеми недоволен. Может быть, он надеялся, что все получится, как он хочет? А потом уж не мог отказать в разрешении на помолвку, поскольку никогда не отказывается от данных обещаний. Одна из черт оригинального характера – упрямство до тупости. Ну что нам теперь делать?
      – Делать? Да ничего! Нам, пожалуй, остается только наслаждаться занимательностью создавшегося положения.
      – Что же касается меня, то я не нахожу в том, что происходит, ничего занимательного! – сказала она. – Я думаю, ты должен добиться того, чтобы мы узнали обо всем.
      – Ты так думаешь? А я лично считаю, что было бы глупо пытаться сделать что-нибудь в этом духе. Бедняга Фредди был рад, придумывая правдоподобную ложь, но он – честный малый, и врать дальше ему будет труднее и труднее. Я не могу заставить его мучиться, изворачиваясь. Я не стану выпытывать у него правду.
      – О дорогой, я думаю, он не стал бы тебе лгать! Как все это ужасно! Он ожидает, что я подобающим образом одену Китти и стану брать ее с собой на приемы.
      – А ты не ошибаешься? Мне кажется, он отказался от этого плана.
      – Она возвращается в Арнсайд? – спросила ее милость с надеждой.
      – О нет, вряд ли. Фредди собирается придумать что-нибудь другое.
      – Леджервуд, ты прекрасно знаешь, что он так не поступит. Нам придется предпринять что-нибудь самим.
      – Нонсенс, любовь моя! Фредди дал мне понять, что он что-то задумывает, – сказал лорд самым вежливым тоном, на какой он только был способен.
      Но никто не был удивлен так сильно, как он, когда его наследник во время обеда, просидев в рассеянности вторую перемену блюд, вдруг грустно объявил всем присутствующим за столом:
      – Я знал, что мне в голову должна прийти какая-нибудь удачная мысль! Так вот, я нашел, что надо.
      Леди Леджервуд, чей разговор во время обеда вращался то вокруг страданий ее младших детей, то вокруг положения, в котором оказалась ее дочь, вышедшая замуж около года назад, внимательно посмотрела на Фредди. В ее взгляде читалось сомнение.
      – Что еще пришло тебе в голову, дорогой Фредди?
      – Мег, – сжато ответил Фредди. – Я собираюсь навестить ее в ближайшее время.
      – Правда, любовь моя? Но, ох, теперь, когда о ней зашла речь, я вдруг вспомнила, что сегодня вечером она собирается с Эмили Купер в танц-клуб.
      – Надо будет найти ее там, – сказал Фредди.
      – Да, конечно, дорогой. Но ты не одет для посещения «Элмака».
      – Я поеду сейчас к себе на квартиру и переоденусь. У меня предостаточно времени, – сказал он. – Я непременно должен увидеться с Мег.
      – Очень мило с твоей стороны посвятить нас в это, – заметил лорд Леджервуд. – А можем мы знать, почему тебе в голову пришла такая идея?
      – Ничего особенного, сэр, – сказал Фредди, справедливо негодуя. – Я сказал вам, что должен наткнуться на удачную идею. Принесите мне еще кусок пирога, – обратился он к лакею.
      – Какая похвала повару! – сказал его отец.
      Он посмотрел на Фредди с выражением покорности, но мисс Чаринг, которая с тех пор, как до нее дошло известие о кори, не отвергала столь решительно возможность возвращения в Арнсайд, впервые за весь обед разомкнула уста:
      – Это касается меня, Фредди?
      – Конечно. Это удачная мысль! Мег не хочется оставаться со старой леди Букхэвен и не хочет поддерживать дружбу с кузиной Амелией. А Фанни не может ей помочь, потому что у нее корь. Остаетесь, таким образом, вы.
      Лорд Леджервуд, протиравший свои очки, осторожно положил их на скатерть и посмотрел на сына почти с благоговением.
      – Какой неожиданный поворот проблемы, Фредерик! Я ошибался в тебе! Прости, ради Бога!
      – О, не стоит, сэр! – сказал кротко Фредди. – Я, конечно, не так умен, как Чарли, но и не такой олух, как вы привыкли думать.
      – Напротив, мой дорогой мальчик, я так не думал.
      – Китти остается с Мег? – сказала леди Леджервуд, обдумывая услышанное. – Я уверена, что леди Букхэвен хотела, чтобы к ней приехал кто-нибудь постарше, и у нас есть такая…
      – Нет нужды сообщать возраст Китти. Старуха нигде не бывает, и вряд ли сумеет выяснить это. Моя невеста не может оставаться здесь из-за кори, поэтому она поедет к моей сестре. Это само собой разумеется!
      – Ну что ж! – воскликнула мисс Чаринг. Ее глаза и щеки загорелись. – План – не плох. Только вот понравится ли он твоей сестре?
      – Как и все, что поможет ей держаться подальше от старой леди Букхэвен, – сказал Фредди. Подумав немного, он прибавил: – Кроме кузины Амелии.
      Вскоре после десяти часов, когда мисс Чаринг забралась в постель после приятного вечера, прошедшего в разглядывании гравюр в разных журналах, мистер Станден прогуливался в холле танц-клуба «Элмак». Он был ослепительно элегантным – в бриджах до колен, полосатых носках и голубом расстегнутом пальто с очень длинными полами, с моднейшим шарфом на шее, который заставлял почти всех знакомых едва ли не терять сознание от зависти. Он вручил свою шляпу и пальто лакею, пару раз тряхнул браслетом на запястье и кивнул мистеру Уиллису.
      Мистер Уиллис, приветствуя его поклоном, как и полагалось здесь приветствовать значительных особ, и не мечтал о том, чтобы сравниться в экипировке с этим молодым человеком. Вы очень удивитесь, возможно, обнаружив, что вас исключили из клуба, но это ничто в сравнении с тем шоком, который потряс бы его завсегдатаев при известии, что из него исключили мистера Стандена. Жизнь клуба захирела бы. Хотя он не был ни красив, ни находчив, и его натуру вряд ли можно было назвать деятельной. Хотя его часто видели в обществе, он никогда (если не считать превосходной одежды) не привлекал к себе внимания. Выходки эксцентричных джентльменов, желавших снискать себе славу, были не для мистера Стандена. Он был хорошим партнером в спортивных командах, но никто никогда не видел его сдувающим пылинки с лидера. Никто никогда не слышал и о том, чтобы он побил рекорд в гонках на парных экипажах. Он хорошо показывал себя на охоте с собаками, правда, не завоевал при этом никаких почетных наград. И пока он практиковался в боксерском салоне Джексона или выпивал одним залпом рюмку, отдыхая у «Крибба», никто бы не принял его за богатого лорда – так доступно и добродушно он держался. Никто не мог назвать его и идеальным кавалером, поскольку он был довольно неуклюж в произнесении комплиментов. Не умел он также пускаться в приятный легкий флирт. Но довольно многочисленный круг мужчин, которые были с ним знакомы, питали к нему чувство привязанности. И среди дам он слыл любимчиком. Красивые женщины, внимания которых все добивались, считали за честь потанцевать с таким элегантным партнером. Знатная леди, страстно желавшая сменить декорации в своей гостиной, приглашала его, чтобы спросить совета. Ни одна хозяйка салона не мыслила списка гостей, в котором не было бы его имени. Его присутствие, конечно, не придавало приемам такого блеска, как это делало появление мистера Браммлея. Он был всего лишь учтивым молчуном. Зато никогда не являлся после того, как все уже переставали его ждать. А почтив салон своим молчаливым присутствием, минут через двадцать исчезал, и никогда не приводил в ужас старомодных дам, а также джентльменов преклонного возраста дерзкими шутками, которые были тогда в моде. Кроме того, на него можно было положиться: он бы не подпирал стены, оказавшись в танцевальном зале. И ни одна хозяйка, представляя его девицам, не испытывала опасений, что он не проявит должной галантности. Он также был прекрасным сопровождающим для дам, чей муж по какой-то причине отсутствовал. Легкомысленный вид франта не умалял его надежности. Он мог смягчить неловкость, позаботиться о разного рода удовольствиях для спутницы. И даже самый ревнивый муж не имел никаких подозрений в отношении него.
      – О, Фредди Станден, – говорили эти недоверчивые джентльмены. – В этом случае все в порядке.
      Итак, мистер Уиллис, который не каждого члена клуба удостаивал чести побеседовать, радостно встретил мистера Стандена и нахмурился, глядя на ливрейного лакея, который пытался вручить тому памятку для котильона. Если кто-нибудь и нуждался в наставления по фигурам котильона, то мистер Станден определенно не принадлежал к их числу.
      – Вы уже видели сегодня вечером леди Букхэвен, Уиллис? – поинтересовался Фредди, еще раз прикасаясь к галстуку.
      – Да, видел, сэр. Ее милость прибыла вместе с леди Купер полчаса назад. С ней был мистер Веструтер.
      – О, так он, вы говорите, здесь! – произнес Фредди. – У него, как видно, трудная роль.
      – Да, сэр. У нас сегодня недостаточно гостей. Сезон еще не начался, – ответил мистер Уиллис. В его голосе слышалось сожаление. – До одиннадцати часов остается еще сорок минут, так что можно ожидать, что комнаты сегодня все-таки заполнятся.
      После этого разговора Фредди прошел в бальный зал. Там он остановился у порога, ища глазами свою сестру.
      – Кого я вижу, это Фредди Станден! – радостно воскликнула какая-то дама. – Я не знала, что он снова вернулся в город. Милое создание.
      Она помахала рукой в тесно облегающей перчатке, но надолго привлечь его внимание ей не удалось. В этот момент его окликал другой голос – совсем рядом с ним.
      – Здравствуй, мой дорогой! Ты не стал деревенщиной после всего, что случилось?
      Этот голос был полон ленивого изумления. Он заставил Фредди быстро обернуться. Голос принадлежал высокому джентльмену, чей вид не оставлял сомнений, что это светский человек. Сюртук, шейный платок, кармашек для часов и очки – все выдавало в нем денди. Сюртук восхитительно подчеркивал его плечи. Бриджи, доходившие до колен, обтягивали крепкие бедра. Лицо, белеющее над крахмальным воротником, со всей придирчивостью можно было назвать красивым. Его рот был таким же насмешливым, как и голос. Пара голубых глаз смеялась в лицо Фредди. Взгляд этих глаз привел бы мисс Чаринг в трепет, но в мистере Станденс они пробудили совсем другие эмоции. Он открыл рот, чтобы высказать несколько жалоб, которые уже два дня копились у него, но вспомнил, испытывая при этом чувство горечи, что не должен произносить ни одной из них. Он взял себя в руки и сказал в принятом между ними небрежном тоне:
      – Приветик! Ты здесь, кузен?
      – Да, Фредди, да. Именно я, а не мой призрак! А вот ты-то что делаешь здесь? Мне казалось, что ты должен быть в Арнсайде!
      – Сегодня я вернулся, – буркнул Фредди.
      Глаза мистера Веструтера внимательно изучали его.
      – Но как мало ты у них побыл! Разве там тебя плохо принимали?
      Фредди поднял глаза на своего очаровательного кузена. Джек вызывал у него восхищение. Но он не собирался мириться с такими выпадами. После короткой паузы, во время которой Фредди был погружен в размышления, он ответил:
      – О, прилично, но это дьявольски неудобный дом, и старик стал совершенно несносный. Кроме того, не было нужды оставаться там надолго…
      – Вот как? – произнес насмешливо мистер Веструтер. Очень редко случалось, чтобы мистер Станден, весьма миролюбивый молодой джентльмен, желал рукопашного боя, но в этот момент его обожгла мысль, как бы половчее ударить хуком кузена. Несколько обстоятельств вызвали это желание и теперь усилили его. Но стены, в которых оба находились, были священны. Такая грубость здесь была немыслима и губительна. Фредди прибегнул к хитрости. Открыв свою табакерку, он предложил табак Джеку, миролюбиво сказав:
      – Ты сам не знаешь, как я тебе обязан, хотя ты меня не предупредил о намерении старика. Впрочем, все к лучшему, брат. Неожиданность не испортила дела.
      Джек Веструтер угостился щепоткой из элегантной золотой коробочки.
      – Кое-какие намеки об этом, Фредди, дошли до моих ушей, – заметил он удивленно.
      – В таком случае ты понимаешь, я не расстроился, не встретив тебя в Арнсайде, – сказал Фредди.
      Мистер Веструтер надменно поднял брови.
      – Но ты же знаешь, я не охочусь за богатыми невестами.
      – Не сомневаюсь, – промолвил Станден. – Однако я был такой олух, что принял ваши добрые отношения с Китти за тайную страсть. Не только я, надо заметить, считали ваш брак делом ближайшего будущего. По счастью, я ошибался.
      Мистер Веструтер ответил на это с деланным добродушием.
      – Хорошо придумано, Фредди! Ты делаешь успехи. Но капризы нашего уважаемого дяди не удивляют меня, однако это уже выходит за грань приличия. Ставить условия – какой дурной тон. Я возложу на себя брачные оковы тогда, когда сочту нужным, мой дорогой.
      – Хорошее намерение, если все будет идти гладко, – согласился Фредди. – Проблема в том, что у меня нет уверенности, что все пойдет гладко!
      Его кузен рассмеялся.
      – Можешь не беспокоиться, я не упущу свой шанс!
      Фредди знал о многочисленных победах Джека. Но был далек от понимания, почему девять женщин из десяти оказываются доверчивыми до глупости, влюбляясь в того, кто на глазах у всех флиртует с половиной города. Раньше эти вопросы никогда не занимали его! Этим вечером он в первый раз был раздражен самоуверенностью Джека. И вместо того, чтобы размышлять о том, что со стороны Китти было нехорошо обманывать Джека, как и остальных, он неожиданно решил не говорить правды кузену. Он, пожалуй, не открыл бы ему всей правды и в том случае, если бы не был связан договором с Китти.
      – Желаю тебе удачи! Рад, что встретил тебя сегодня. Повторяю, я тебе ужасно благодарен, кузен. Никогда не думал, что у меня имеются какие-то шансы. Я не поехал бы в Арнсайд, если бы ты меня не подтолкнул.
      Если Фредди пытался разжечь любопытство кузена, то у него ничего не вышло. Джек Веструтер, казалось, был погружен в себя. На прощанье он только дернул бровью и сказал:
      – Значит, ты на меня не в обиде?
      – Что ты, нисколько! – ответил Фредди. – Но мы еще не объявили о помолвке официально, так как старик почему-то этого не хотел, но остальным членам семьи уже все известно, – добавил он.
      И тут Фредди испытал, наконец, чувство удовлетворения. Мистер Веструтер удивленно изломил брови, и насмешливость, сиявшая в его глазах, растаяла. Но это состояние продлилось только секунду. Растерянное выражение исчезло с лица Джека так же быстро, как появилось. Мистер Веструтер сказал с ухмылкой:
      – Нет, Фредди, нет. Поступать так было бы слишком жестоко.
      – В моих поступках нет никакой жестокости, – флегматично ответил Фредди. – Долф, Хью и я – все делали предложения Китти. Мое было принято. Я не был уверен, что она согласится.
      – Что?
      – Что удивительного, Джек, – сказал Фредди. – Девушка предпочла меня Долфу и Хью! Не помогло даже то, что Долфинтон – граф.
      – Все это так, допустим, – прервал его кузен. – Но, Фредди, я не могу даже допустить мысли, что… Нет, я понимаю, Китти предпочла тебя Долфинтону и Хью, но я не такой неопытный простак, чтобы поверить в то, что ты… Дорогой кузен, неужели ты предложил свою руку и сердце Китти Чаринг? Это, возможно, кому-то покажется очаровательным но, нет, Фредди, нет… я не верю.
      Фредди подумал, не познакомить ли Джека с еще более очаровательными вещами, которые держались в секрете? Но что-то продолжало подсказывать ему, что эта новость не из тех, которыми стоит делиться с кузеном.
      Поэтому он произнес не то, что намеревался:
      – Я знаю, ты будешь удивлен, но суть дел такова, что мне пора жениться. Я – старший сын, и мне уже давно пора было это сделать.
      – И кроме того, твой отец так обременен годами, – сказал мистер Веструтер любезно.
      – Нет, – промолвил Фредди. – Он не так уж обременен годами, но у нас в доме корь. Не стоит и говорить, что может случиться.
      Этот прыжок в область дурацких гипотез переполнил чашу терпения мистера Веструтера.
      – Достаточно! – сказал он. – Этот пузырь был проткнут еще до того, как его полностью надули, кузен. Я надеюсь, что ты все-таки ознакомишь меня с тем, что же на самом деле происходило в Арнсайде? Неужели Долф и Хью действительно добивались Китти?
      – Да, они действительно добивались ее, но любой мог сказать, что из этого ничего не выйдет. Нельзя было ожидать, что Китти понравится тот, кто интересуется лишь состоянием дядюшки Мэтью. А про меня она знала, что я не стремлюсь заполучить ее деньги. Ей также было известно, что я давно схожу по ней с ума. Поэтому мы чудесно подходим друг другу.
      Между бровями мистера Веструтера появилась складка. Он произнес почти взволнованно:
      – Пожалуйста, прости меня! Но почему же при таких обстоятельствах ты так скоро сбежал от своей… э-э-э… невесты?
      – Я не сбежал от нее, – сказал в ответ Фредди. – Я привез ее с собой в город. Я хотел представить ее своей матери и отцу. Она сейчас на Маунт-стрит.
      Он прямо и весело посмотрел в глаза своему кузену и увидел, что Джек вновь удивлен. С улыбкой, которую можно было назвать вымученной, Джек воскликнул:
      – Я желаю тебе счастья, кузен. – Он похлопал Фредди по плечу. – Я абсолютно уверен в том, что вы подойдете друг другу как нельзя лучше! Я, конечно же, нанесу визит на Маунт-стрит, чтобы выказать свое почтение будущей миссис Станден, но пока передай, пожалуйста, ей мои лучшие пожелания. Я уверен, что она будет счастлива!
      – Благодарю, хотя возможно, что Китти скоро переберется к Мег. У нас в доме – корь.
      – Тогда я загляну на Беркли-сквер. Какая очаровательная неожиданность для твоей сестры! А вот и она! – он сделал паузу, наблюдая за леди Букхэвен, которая недавно принимала участие в сельском танце. Танец только что кончился, и она шла навстречу молодым людям.
      – Дражайшая кузина, у Фредди для вас есть чудесная новость. Я оставлю вас с ним вдвоем, чтобы он все мог обстоятельно рассказать. Но предупреждаю, что когда окончится ваш разговор и начнется вальс, вы – моя! Я не позволю, чтобы он своими разговорами портил весь вечер. Вы будете со мной танцевать?
      Леди Букхэвен, очень милая блондинка с большими глазами, как у матери, и очень живая, ответила взволнованно-шутливо:
      – Как ты можешь так думать, Джек? Мы пришли сюда танцевать, а с собственным братом я не собираюсь этого делать. Фредди, где ты пропадал? Что ты хочешь мне сказать?
      Фредди смотрел на свою сестру. Вместо прямого ответа он произнес очень неодобрительным тоном:
      – Что, интересно, Джек, имел в виду, называя тебя дражайшей кузиной?
      – Меня? А что тут такого? – прыснула она.
      – Мне не нравится это обращение, – промолвил Фредди. – Не стоит разрешать ему фамильярничать.
      – Ну, не надо быть таким, Фредди! Он самый очаровательный кавалер. Только подумай, как приятно заставлять таких противных дам, как Шарлотта Килвингтон, грызть ногти от зависти! Боюсь, ты так же чопорен, как и леди Букхэвен! О, Фредди, какая шокирующая новость! Эта старомодная особа настаивает на том, чтобы я не жила в Лондоне, пока Букхэвен в отъезде!
      – Да, я знаю, Я как раз хотел с тобой об этом поговорить. Поэтому я и пришел сюда сейчас.
      – Фредди, что случилось? О, скажи мне скорее! – воскликнула она, хлопая с силой в ладоши.
      – Да, я все расскажу, только не надо поднимать столько шума! – попросил брат. – Твое поведение привлечет к нам внимание всех присутствующих. Сядь и успокойся! И учти, Мег, не надо издавать криков, хотя то, что я сейчас скажу, очень удивит тебя.
      Таким образом предупрежденная леди Букхэвен скромно прошла со своим братом к двум свободным стульям, расположенным между двумя пальмами у стены. Передвижение по залу было нелегким. Его затрудняли многочисленные знакомые, попадавшиеся им на пути. Каждого необходимо было приветствовать. Но все-таки они достигли своей цели, и леди Букхэвен села, поправив подобающим образом складки своей прозрачной газовой накидки.
      – Я не могу себе представить, что заставило тебя быть таким загадочным! Если все это обман, я никогда тебя не прощу! О, Фредди! Я тоже должна кое-что тебе рассказать. Я хочу поделиться с тобой недавно услышанной новостью. Это такая удивительная история! Только представь себе! Ты не доверишь! По всему городу прошел слух, что леди Луиза Элдстон и молодой Гарсдейл…
      – О, боже мой, я знал об этом еще до того, как уехал из Лондона, – прервал Фредди свою сестру. – И тебе не стоит говорить мне о том, что Джонни Ипплиби усыновил последнего отпрыска Тресшинов, потому что мне об этом тоже уже известно!
      – Нет, – воскликнула его сестра. – Не может быть! Убедив ее в том, что он опередил ее, гораздо раньше узнав о всех последних новостях, Фредди нетерпеливо сказал:
      – А теперь мне очень хотелось бы, чтобы ты выслушала меня.
      Она с любопытством обратила свои голубые глаза на него, и Фредди с видом человека, утомленного пересказыванием одной и той же невероятной истории, поведал ей о своей помолвке. Она была так же удивлена, как леди Леджервуд, а выразила свое удивление гораздо шумнее. Но не успел брат рассказать ей о созревшем в его голове плане ее собственного спасения, как она забыла обо всем, что до этого занимало ее мысли. С этим планом у нее появилась надежда избавиться от сельских удобств Глостершира. Она сразу стала вспоминать мисс Чаринг. Мег была едва знакома с ней, так как лишь однажды приезжала в Арнсайд, да и то это было несколько лет назад. Но она была уверена, что мисс Чаринг ей очень понравится. Она с восторгом встретила новость о том, что мисс Чаринг ожидается в ее доме в скором времени, а также о том, что она сможет помочь ей обновить гардероб.
      – Значит я должна буду представить ее обществу! О, ты можешь положиться на меня, дорогой брат!
      – Я так и собираюсь поступить, – заключил Фредди с облегчением и добавил:
      – Должен заметить тебе, Мег, что чувствую себя как-то неловко! Я никогда не видел такого шокирующего сочетания цветов, как у тебя, Мег! Взять хотя бы эту нижнюю юбку, или как там это называется, что виднеется слегка! Нет, моя дорогая девочка, это невозможно!
      – Фредди, – ошеломленно воскликнула леди Букхэвен. – Как ты можешь говорить такие вещи? Именно этот розовый оттенок идет сюда как нельзя лучше.
      – Нет, к этому голубому корсажу он совсем не подходит, – настаивал Фредди.
      – Джек, – промолвила леди Букхэвен, – нашел, что это очень удачное сочетание. Он сказал, что в этом одеянии я выгляжу чудесно!
      – Он всегда говорит такие вещи, – ответил Фредди, нисколько не убежденный словами сестры. – Осмелюсь сказать, что он воображает, будто сам выглядит бесподобно в своем новом плаще. Знай же, что это не так. В таких вещах ты можешь мне доверять.
      Леди Букхэвен почувствовала себя (как всякая женщина) задетой намеком на свой плохой вкус.
      – Я никогда не видела тебя таким несносным, Фредди! Я еще подумаю, может быть, пока не стоит просить Китти нанести мне визит!
      Но эти слова, как хорошо знал Фредди, были произнесены в сердцах и не имели никакого отношения к серьезным намерениям.
      На другой день не успели леди Леджервуд и ее молодая гостья покинуть столик для завтрака, как появилась Мег. Она была в новой накидке из голубого вельвета на собольем меху. Соболя, которыми она так гордилась, были подарены ей лордом.
      Леди Леджервуд при виде Мег стали раздирать страхи из-за того, что какие-нибудь микробы кори, передвигаясь вниз из детских покоев, могут наброситься на дочь, и в то же время негодование на безвкусное сочетание соболей и голубого вельвета. Поэтому она помедлила какое-то время и не сразу представила Китти гостье. Ее дочь не разбиралась в цветах и сочетаниях. И это отсутствие вкуса удивляло леди Леджервуд так же, как непогрешимый вкус Фредди.
      – Мег, голубой сюда не подходит, – сказала она убедительно. – И соболя так не носят! И если уж тебе захотелось носить накидки, то могла бы надеть не эту, а например, французскую, зеленую. Так было бы лучше!
      К тому времени, как этот вопрос был полностью обсужден, леди Леджервуд доложили, что приехал доктор, и она поспешила к нему. Ей предстояло рассказать доктору о неблагоприятных симптомах, которые появились этой ночью у Эдварда, попросить его зайти к сэру Генри Хэлфорду, чтобы выписать необходимые лекарства. Семейный доктор имел вид преуспевающего мужчины и был на ножах с виконтами. Так что все следовало ему сказать сейчас, потому что вряд ли его можно будет увидеть в ближайшее время.
      Мег, будучи от природы добродушной, так же, как ее мать и брат, хорошо относилась ко всем кто нуждался в ее участии. Если бы Китти была блондинкой, Мег сразу к ней расположилась бы. Однако нельзя отрицать, что после того, как Мег увидала черноволосую хорошенькую мисс Чаринг, она не почувствовала разочарования. Они обе были миловидными женщинами, примерно одного возраста, только Китти была более крепкого сложения, чем Мег, которую можно было назвать очень хрупким созданием. Она обожала все, что касалось области чувств, амурных дел, волокитства и страсти. Ей доставляли радость сплетни – исключительно о взаимоотношениях знакомых мужчин и женщин. Похождения светской львицы леди Кэролайн Лэм сводили ее с ума. Девушкой она не пользовалась большим успехом, чувствуя себя непривлекательной и стесняясь этого. Ее живому нраву трудно было развернуться. Но тем не менее она удачно вышла замуж и быстро обнаружила, что новая жизнь пришлась ей по вкусу. Соревнуясь с богатой соперницей, которая была намного старше ее, она обнаружила, что мир предлагает молодой замужней женщине гораздо больше развлечений, чем она предполагала раньше, когда была застенчивой мисс Станден. Муж ее очень любил. У нее водилось ровно столько денег на булавки, сколько ей хотелось потратить. И она сумела собрать вокруг себя группу интересных молодых людей, которые были слишком осторожными, чтобы уделять заметное внимание незамужним девушкам. Но она была привязана лишь к лорду и чувствовала себя неуютно, когда приходилось на долгое время с ним расставаться. Теперь разлука грозила продлиться около года. В тоске она даже проплакала одну ночь. Но поскольку натура ее была жизнерадостной, то Мег скоро справилась с тоской. Теперь ее больше тяготила необходимость жить вместе со свекровью. И еще было грустно от мысли, что беременность вскоре не позволит ей появляться на балах, – и это в самый разгар лондонского сезона!
      Все это она теперь выкладывала Китти. Но поскольку ее повествование было еще более непоследовательным, чем у леди Леджервуд, Китти не все понимала и ей было очень трудно поддерживать разговор. Правда, вскоре в доме на Маунт-стрит появился Фредди. После его прихода стало ясно, что он положит конец праздной болтовне. Ему важно было узнать, все ли обговорено между сестрой и мисс Чаринг. Когда же он понял, что разговор о деле еще и не заходил, то впал в крайнее раздражение. Теперь он осознал, что раз уж ему выпала тяжкая доля иметь такую легкомысленную сестру, то хочешь не хочешь, придется самому контролировать дела. Он сурово поговорил с обеими леди, что вызвало у них нелепые смешки.
      Он по-братски отчитал Мег, которая вывела его из себя. А потом, густо покраснев, запечатлел скромный поцелуй на щеке мисс Чаринг, промолвив извиняющимся тоном:
      – Забыл!
      К счастью, Мег была целиком погружена в свои размышления и не заметила этого необычного для влюбленного замечания. Она сказал озабоченно:
      – Никому, Китти, нельзя позволять видеть вас, пока у вас не появится новый гардероб.
      Мисс Чаринг была глубоко опечалена своим вышедшим из моды одеянием – особенно с того момента, как увидела элегантность леди Леджервуд. Поэтому она с готовностью приняла условия леди Букхэвен.
      – Мы, например, можем пойти к мадам Фанкон, – заявила Мег. – Все ваши дорожные чемоданы должны быть отосланы на площадь Бервер, там о них позаботятся свекровь и ее люди. Оставьте только ваши дамские шляпки. Мы отправимся немедленно. Фредди может пойти с нами, если пожелает.
      После того, как было сделано это предложение, мистер Станден вспомнил, что у него дела в другом конце города. Две леди с энтузиазмом завели разговор о последних фасонах. Мисс Чаринг показала Мег картинку с восхитительным одеянием из сиреневого китайского шелка, которую она нашла в «Ла Белле Эссембли». Они немного поспорили из-за этого. Леди Букхэвен сказала, что светло-коричневый цвет пошел бы ее новой подруге гораздо больше.
      Скоро Фредди их покинул. И как только ушел доктор, Китти нашла свою хозяйку, чтобы поблагодарить ее за гостеприимство и попрощаться. Леди Леджервуд нежно обняла ее и подарила красивую шелковую шаль, которую она никогда не носила, но которая стоила ее мужу никак не меньше шести фунтов. Она также пообещала, что, как только у нее появится свободное время, она подготовит достойный свадебный подарок для Китти. Этим обещанием она сильно смутила мисс Чаринг. Она была лишь рада тому, что судя по всему у леди Леджервуд вряд ли найдется в ближайшее время свободная минутка.
      Вскоре мисс Чаринг уже сидела в модной четырехместной коляске Мег, которую Китти приняла за ландо. Она получила свой первый светский урок. Четырехместные коляски, как поведала Мег, были последним писком моды, в то время как ландо являлись никуда не годными средствами передвижения, которыми пользовались старые дамы.
      – Я запомню это, – пообещала Китти. – Я знаю, что мне еще многому придется научиться. Ведь я никогда в жизни не была в Лондоне. Но я намерена отдать этому все силы, которые у меня есть.
      – О, вы будете блистать в свете, и очень скоро. Вам понадобится немного времени, чтобы все освоить! – сказала Мег и прибавила наивно: – Особенно если вы останетесь со мной. Ведь я произвожу здесь настоящий фурор!
      – Я и сама это вижу, – чистосердечно сказала Китти.

      Мистеру Стандену повезло, что мисс Чаринг воспитывалась в правилах жесткой экономии, потому что его сестра, вознамерившись осуществить снабдить Китти куда более шикарным гардеробом, чем тот, который предполагался мистером Пениквиком, насоветовала без счету и оглядки накупить восхитительных нарядов в салоне мадам Фанкон. Иногда ей приходило в голову, что мисс Чаринг может осведомиться о цене предполагаемых покупок. Но уже было договорено, что модистки будут посылать чеки хорошо им известной леди Букхэвен, а мадам Фанкон едва ли упомянет по собственному желанию такую несущественную вещь, как цена. Но как только четырехместная коляска миновала Бертон-стрит и въехала в центр Лондона, где располагались шикарные магазины и ателье, Китти стала проявлять признаки беспокойства. Ее ввели в демонстрационную комнату, где пол был покрыт обюссоновскими коврами, на которых стояли витые золоченые стулья, а на стенах висели огромные зеркала. Китти с горечью поняла, что любое платье, заказанное в этом ателье, будет ей не по карману. Она попыталась сказать об этом Мег, но та только засмеялась и ответила:
      – Глупости!
      Появилась величественная мадам Фанкон, сама вежливость, с радушной улыбкой. Узнав, что ей выпала честь подобрать для кузины ее милости наряды, подходящие для молодой леди, вступающей в высший свет, она с жаром пустилась в обсуждение деталей с леди Букхэвен.
      В это время Китти оглядывалась вокруг; ее взгляд остановился на висевшем в дальнем конце комнаты пышном бальном платье из кружев, нашитых поверх белого сатина. Она еще не оценила целиком все великолепие платья, когда Мег вновь подошла к ней. Но, проследив за направлением ее взгляда, Мег сказала:
      – Нет, только не кружева. Когда вы выйдете замуж, то сможете носить такие платья. Но для первого раза мама не позволила бы его надеть.
      – О нет! Я просто думала, как оно чудесно. Уверена, что оно ужасно дорогое.
      – Н-да! – согласилась Мег с легкой усмешкой. Она и сама недавно купила такой великолепный туалет – месяца три назад. Тогда потребовалась вся лесть, на которую она только была способна, чтобы ее муж согласился оплатить огромную сумму в триста фунтов, которую назвала мадам Фанкон.
      – Кружева, действительно, дорогое удовольствие. Но девушки, которые только выходят в свет, всегда носят муслин и батист и имеют, может быть, одно или два шелковых платья – для особо важных случаев. Ну-ну, не огорчайтесь, Китти! Мы все отлично придумали, я обещаю! Мне казалось, что будет лучше сказать мадам Фанкон, что вы моя кузина, поскольку вы не хотите пока объявлять о помолвке. И – вы не обидитесь? – я сказала, что вы вели очень замкнутую жизнь, под неусыпным вниманием строгой и старомодной гувернантки. Потому что она была, конечно, удивлена, увидев на вас давно вышедшую из моды ротонду. Она все прекрасно поняла. Надеюсь, вам это не доставляет неприятных минут. Но ведь я сказала правду. Я бы все равно объяснила как-нибудь в этом роде, даже если бы пришлось сочинять. Но очень приятно сознавать, что ты действительно сказала правду.
      На дальнейшую беседу времени уже не было. Мадам Фанкон, дав указания своим помощницам, подошла к двум леди и принялась обсуждать с Мег такие таинственные вещи, как французские декоративные бусинки, мягкая бумажная ткань, типа батиста, муслин, газ, резинки для перчаток и многое другое, не менее достойное углубленного внимания. А потом мисс Чаринг окунулась в чудесный мир, о котором фантазировала все свободное время: помощницы принесли нарядные вещи – на все случаи жизни. Платья были отделаны оборками, на некоторых были нашиты блестки, на других – серебряная отделка. О таких платьях мисс Чаринг мечтала всю жизнь, но никогда не думала, что они смогут ей принадлежать. Это было маленькое чудо: ее фантазии вдруг ожили и ласкали ее взор и руки. Леди Букхэвен объявила, что платья нужно немедленно примерить. Китти, представшая перед зеркалом сначала в элегантном платье для прогулок из крепа сливочного цвета, потом в вечернем платье из муслина, потом в длинном бальном платье с открытыми плечами под бархатной накидкой, преображалась на глазах. Она совсем потеряла голову.
      Но очень скоро, благодаря леди Букхэвен, сошла с небес на землю.
      Услышав, как ее милость говорит: «Итак, пожалуй, бирюзовое платье с накидкой нам подходит», – Китти повернула голову к мадам и требовательно спросила:
      – Сколько стоит платье, которое сейчас на мне? Мадам, не замечая выразительной мимики леди Букхэвен, назвала сумму, от которой чудесный мир фантазии развалился на кусочки. Последний раз Китти позволила себе полюбоваться прелестной особой в бледно-розовом газе, отражавшейся в зеркале, потом отвернулась и, кривя рот, сказала:
      – Боюсь, это слишком дорого.
      Мадам, переведя наконец взгляд на леди Букхэвен, поняла, но слишком поздно, что не угодила одной из своих самых богатых и знатных заказчиц. Она попыталась исправить ошибку. Мягко подталкивая мисс Чаринг к зеркалу, она начала перечислять все достоинства платья, добавив, что гораздо лучше купить одно дорогое платье, чем три дешевых. Она говорила, что вид мадемуазель в таком платье сразит всех вокруг, как coup de foudre; что, очевидно, она перепутала цену с тем голубым сатиновым платьем, которое совсем не идет мадемуазель; и наконец, чтобы доставить приятное такому посетителю, как ее милость, она скинет цену.
      Китти позволила себя уговорить. Конечно, ей придется сильно сократить свои дальнейшие траты, но не купить это платье и не поразить в нем всех – она не могла. Даже если всю оставшуюся жизнь ей придется ходить в лохмотьях, кое-кто, увидев ее, навсегда запомнит в этом прекрасном розовом облаке и поймет, что он потерял.
      Получилось, что она смогла купить и бирюзовое платье для прогулок с накидкой-плиссе – это оказалось не так дорого, как она боялась. Но она собрала все свои силы, чтобы отрицательно покачать головой, когда ее стали убеждать купить платье из итальянского крепа.
      – Китти, – воодушевленно говорила леди Букхэвен, в голову которой пришла замечательная идея, – если вы не хотите покупать его, то это сделаю я, потому что оно очень мне идет! Сначала я думала, что мне не стоит этого делать: только на прошлой неделе я купила платье темно-зеленого цвета, но мама говорит, что я не должна носить этот цвет – и я не буду. У моей мамы отличный вкус. И я думаю я отдам вам темно-зеленое, а себе куплю это. Вот будет здорово!
      Таким образом, ко всеобщему удовольствию проблема была решена. Мадам пообещала отправить коробки на Беркли-сквер в этот же самый день; а две леди, каждая из которых думала, что проявила чудеса экономии, поехали дальше к модисткам и галантерейщикам. Китти поразила свою хозяйку предложением заехать в магазин, торгующий тканями, тогда она сможет выбрать материалы, которые ей понравятся, и потом сшить платья, подобные тем, которые она видела у Фанкон. Как любая девушка хорошего воспитания, Мег умела вышивать, но она никогда не шила, а идея сшить себе платье самой никогда не приходила ей в голову. Узнав, что Китти занимается шитьем на протяжении многих лет, она подумала, что жизнь в Арнсайде должно быть действительно была скучной до ужаса, и в порыве сердечной теплоты сказала:
      – Ну нет, вам не придется заниматься этим в моем доме, малышка! Малоу – это моя модистка, вы слышали о ней, – найдет швею для вас. Плата будет мизерной. Я знаю это, потому, что мама раньше нанимала шить наряды для Каролины и Фанни. Да, она как раз тот человек, который нам нужен! Я сразу напишу ей записку, как только мы вернемся домой. Вы хотите немедленно поехать в магазин тканей или позже, если вы устали? Мы можем заглянуть к «Лайтоку и Шеру» или к «Ньютону» в Ликестер-сквер? Это очень хорошие магазины. Постойте! Поехали лучше в «Графстон-Хауз»! Амелия Калдербек говорила мне, что там по дешевке можно купить вещи, которые в других магазинах стоят очень дорого. Бедняжка, она вынуждена выкручиваться как может, вы ведь знаете, Калдербек совсем ее разоряет. Самое смешное, что он исповедует принципы экономии жизни Амелии, хотя весь город знает, что он проигрывает тысячи на скачках. Должна признать, я очень рада, что Букхэвен – не игрок. Только подумайте, как это ужасно, никогда не быть уверенной в своем будущем, не знать, то ли ты богата, то ли разорена. Я говорила Джеку, что если он когда-нибудь женится, я буду очень сочувствовать его жене, но я просто шутила, вы понимаете!
      – Джек – игрок? – спросила Китти. – Я… я не знала этого. То есть… Фредди говорил, но…
      – О да! Я не хочу сказать, что у него такая же адская страсть, как у Калдербека, но он играет у «Валтера», где очень высокие ставки, а он их делает на каждый забег. Он из тех людей, которых Фредди называет «бегущий среди идущих»! Сказать моему кучеру, чтобы он ехал к «Графстон-Хаузу»?
      – О да, пожалуйста, если не возражаете! – Китти подождала, пока Мег отдавала приказания, а потом как бы невзначай спросила:
      – А Джек в Лондоне? Я еще не видела его!
      – Конечно, вы должны знать его лучше, чем всех нас, – сказала Мег. – Он вечно торчит у моего двоюродного дедушки, да? Как он вам? Надеюсь, нравится. Он часто бывает и на Беркли-сквер. Только умоляю, ничего не говорите маме. Ей это совсем не по душе, потому что у него такая скандальная репутация. Но все это, конечно, глупости, и Букхэвен не возражает. Естественно, каждый знает границы положенного, и к тому же родственникам не следует скрывать ничего друг от друга.
      Мисс Чаринг все еще думала над словами Мег, когда подъехали к «Графстон-Хаузу».
      Одним из школьных развлечений Мег было посещать «Пантеон-базар» под неусыпным контролем гувернантки, и она тратила с большим удовольствие карманные деньги на этом удивительном рынке. Но леди высшего света нечасто посещает «Графстон-Хауз», Мег впервые очутилась здесь. Она склонна была относиться со скептицизмом к магазинам, рекомендованным Амелией Калдербек, но после долгого изучения витрин, конечно же, поддалась общей женской страсти – сделать покупку. Она с таким же увлечением, как Китти, выбирала носки всего лишь за двенадцать шиллингов пара, муслин по три шиллинга и шесть пенсов за один ярд, очень симпатичный блестящий бисер по странно низкой цене – в два шиллинга и два пенса.
      Единственным недостатком магазина была его популярность: в нем было полно народу, посетители вынуждены были ждать, пока их обслужат, иногда по двадцать минут.
      Из случайно услышанного разговора двух женщин, мечтавших купить черный подкладочный шелк, леди Букхэвен и мисс Чаринг поняли, что в «Графстон-Хауз» лучше приезжать до завтрака; как оказалось, к одиннадцати часам в магазине нельзя было протолкнуться.
      – Ну что, придем в следующий раз? – шепотом спросила Мег. – Только боюсь, я не смогу. Может, лучше будет остаться, раз уж мы здесь. Ой, боже мой, взгляните! Ирландский поплин по шести шиллингов ярд. Не то чтобы мне был необходим поплин, но все же…
      В то время, как они стояли в очереди и ждали, пока их обслужат, Китти с интересом оглядывалась вокруг. Вдруг она заметила очень красивую девушку, стоящую неподалеку. Китти не могла оторвать от нее глаз; казалось, обладательница таких золотых волос, таких глубоких голубых глаз, такой изящной фигуры должна быть описана в какой-нибудь сказке, а не предстать в переполненном людьми магазине. Девушка выглядела очень юной в своем элегантном наряде с бархатной накидкой, которая хорошо сочеталась с ее большими глазами. Все в ней – с головы до ног выглядело идеально, за исключением выражения лица. Это личико было печально и, даже можно сказать, выражало испуг. Нарядная дама, рассматривавшая муслин на прилавке, внезапно обратилась к ней, но девушка не услышала. Женщина заговорила вновь так резко, что девушка вздрогнула от неожиданности.
      – Ради Бога, Оливия, неужели ты не можешь быть повнимательней? – раздраженно сказала дама. – Сколько раз я должна повторять тебе, что твои вялость и равнодушие никуда не годятся. Уверена, я хоть в лепешку разбейся, покупая тебе наряды, ты даже не скажешь спасибо. Ничего нет противнее в молодой девушке, чем апатия, стыдись!
      Девушка вспыхнула и пробормотала что-то в ответ, но что именно, Китти не расслышала. Потом она склонилась над прилавком, но, очевидно, выбранный ею материал совсем не понравился ее спутнице, потому что Китти опять услышала резкий голос:
      – Глупости, он же совсем не подходит! Это безвкусно. Ты выводишь меня из себя своим поведением.
      Девушка отступила назад, чтобы пропустить дородную даму, и нечаянно задела Китти. Она обернулась и застенчиво стала извиняться. Но Китти живо прервала ее:
      – Здесь очень много народу. В этом магазине всегда так?
      – О да – вздохнула девушка. – А в «Бедфор-Хауз» даже еще хуже.
      – Я не была там. Я впервые приехала в Лондон. А вы живете здесь?
      – Да, вернее – нет! Я хочу сказать, что раньше – нет! Я начинаю выезжать в свет, и поэтому мама привезла меня в город.
      – Да! Я в похожей ситуации! Все утро мы ездим по магазинам, у меня прямо голова кружится. Город такой большой, и всего так много!
      – Вам не нравится ездить по магазинам? – с симпатией спросила девушка.
      – Нет! Почему же! Мне никогда в жизни не было так весело и интересно. А вам?
      – Сначала мне тоже нравилось примерять платья и шляпки, но это так изматывает: стоять часами, не шевелясь, пока на тебе пришпиливают что-нибудь. И все тобой недовольны за то, что ты пошевелилась, порвала оборку или еще что-то…
      Ее мать, услышав их разговор, повернулась и оглядела внимательно Китти. При этом у нее был такой вид, что Китти поняла – ее одежда была оценена в полпенни. Она подозвала к себе девушку, как вдруг в этот момент Мег, до этого рассматривающая индийские льняные платочки, обернулась и сказала:
      – Моя дорогая Китти, вам они нравятся? И все по три шиллинга и шесть пенсов? Я собираюсь купить несколько штук.
      Дама во все глаза уставилась на Мег, потом приветливо улыбнулась своей сказочной красавице и ласково просюсюкала: «Я не думала, что ты занята, моя дорогая. Я только хотела спросить, нравится ли тебе эта ткань?» Одарив Китти улыбкой, она спросила:
      – Моя дочь, наверное, говорила вам, что хождение по магазинам – ужасно скучное занятие. Такая непослушная девочка, не так ли, дружок?
      Все это она произнесла, поглядывая на Мег. А Мег вопросительно смотрела то на Китти, то на Оливию и была заметно смущена, что не понимает смысла мизансцены.
      – Боже мой! Неужели это леди Букхэвен! Как поживаете? – вдруг воскликнула незнакомая дама. – Я и не надеюсь, что ваша милость меня вспомнит! Я – миссис Броти. Мне выпала честь встретиться с вами у… о, Господи, в следующий раз я забуду собственное имя! Думаю, вы знакомы с моей кузиной леди Баттерстоун? Ваша милость должна позволить мне представить мою дочь.
      Все это было проговорено с таким дружелюбием и одновременно настойчивостью, что Мег, не такая опытная в общении, как она воображала, не нашлась, что ответить. Она, конечно же, была знакома с леди Баттерстоун, но она была уверена, что никогда раньше не встречалась с миссис Броти. Она также была уверена, что леди Леджервуд без лишних раздумий поставила бы миссис Броти на место. Но Мег чувствовала, что сама этого сделать не в состоянии. К тому же ей показалось, что Китти знакома с мисс Броти: они так мило болтали, и, определенно, Китти относится к ней с симпатией.
      Миссис Броти уверенно повела разговор дальше. Она говорила о Китти так, словно и ее хорошо знала, сравнивала Китти с Оливией, подшучивая над нежеланием обеих девушек ходить по магазинам; она говорила, что сейчас им не следует болтать друг с другом, а будет лучше, если они как-нибудь встретятся и отлично проведут время. Она успела сообщить Мег, что они остановились в «Ханс-Кресент» – «слишком далеко, скажет дорогая леди Букхэвен», ей даже удалось заставить Мег, потрясенную таким фамильярным обращением, высказать надежду, что они познакомятся получше. К этому времени ее покупку завернули, и миссис Броти должна была с сожалением удалиться. Пока она прощалась с Мег, гораздо дольше, чем требуют приличия, Оливия, стоявшая все это время потупив глаза и все больше краснея, быстро взглянула на Китти и произнесла тихим несчастным голосом:
      – Умоляю, простите… Я имею в виду… Думаю, мы больше не встретимся. Но хотелось бы…
      Китти оборвала ее и возбужденно проговорила:
      – Нет, я надеюсь, что мы еще встретимся. Мисс Броти с благодарностью пожала ей руку.
      – Спасибо. Вы так добры! Мне бы так этого хотелось… Понимаете, у меня совсем нет друзей в Лондоне! Нет подруг! Ой, мама ждет меня! Я должна идти! До свидания… Рада была…
      Конец фразы растаял в воздухе. Оливия слегка поклонилась Мег и пошла за своей матерью к выходу.
      – Ну и ну! – сказала Мег. – Китти, кто это такие? Откуда вы их знаете?
      – Но я их не знаю, – ответила. Китти, – мы разговорились с мисс Броти, но это произошло совершенно случайно.
      – Слава Богу! А я уж было подумала, они ваши друзья. Какая наглая женщина! Жаль, что я ее не осадила. Теперь, если мы встретимся вновь, она заявит, что я ее давнишняя подруга. Не могу понять, почему у леди Баттерстоун – такая вульгарная кузина, и я абсолютно уверена, что мне ее никогда не представляли раньше.
      – Мне очень жаль, если я поставила вас в неловкое положение, – искренне ответила Китти. – Но мне стало так жалко мисс Броти, когда я наблюдала за ней. Подумайте только, такая красивая девушка, а та ужасная женщина разговаривала с ней так грубо, и выглядела она такой испуганной и несчастной. А потом я видела, как она страдала из-за вульгарности своей матери, и я заверила ее, что буду рада встретить ее опять. Мег, вы обратили внимание на ее красоту? Она похожа на сказочную принцессу.
      – Да, она – прелесть, – согласилась Мег. – Если конечно, ее волосы натурального цвета, а у миссис Броти они не крашеные.
      Китти не могла позволить, чтобы оставались сомнения в истинности цвета волос миссис Броти, и уже была готова броситься их защищать, когда продавщица за прилавком прервала их разговор, спросив, что покупает Мег. Семья Броти была забыта, и они погрузились в обсуждение волнующего вопроса, какой муслин выбрать: узорчатый или в клеточку?
      Обе леди были совсем измучены, когда они добрались до Беркли-сквер. Но огромное количество свертков и коробок, лежавших в карете, говорило, что их труд был потрачен не зря. Слуга отнес все покупки в дом; и если Скелтон, дворецкий, и был удивлен, увидев на коробках названия далеко не самых шикарных магазинов, то он был слишком вышколен, чтобы каким-то образом выразить свои чувства.
      Особняк Букхэвенов на Беркли-сквер представлял собой величественное здание. Но меблирован был не стильно, поскольку Мег так и не смогла убедить лорда убрать все старинные стулья и столы, которые в свое время приобретали его предки.
      Мег сразу же провела Китти в приготовленную для нее уютную спальню, которую согревал огонь в современном камине, предусмотрительно разведенный до их приезда. Перед камином стояла софа, на которой лежал халат Китти: очевидно, кто-то уже распаковал ее вещи. Мег предложила полежать часок-другой, сказав, что можно позвонить в колокольчик, если ей что-нибудь понадобится. Потом Мег удалилась в свою собственную комнату – отдыхать, как советовал ей доктор.
      Вспомнив, что Мег была в интересном положении, Китти искренне пожелала, чтобы сегодняшняя утомительная поездка не сказалась на ее здоровье. Сама Китти так устала, что не успела положить голову на подушку, как тут же уснула. Проснулась она, когда огонь в камине почти погас и в комнате было довольно темно. Она встала и подумала, сколько же она проспала? В дверь постучали, и в комнату осторожно вошла хозяйка. Мег воскликнула.
      – О! почему вы не позвонили, чтобы сюда принесли свечи? – Голос Мег ни в коем случае не звучал устало. – Вы спали? Неужели я разбудила вас? Извините меня, Китти, но я прошу вас зайти ко мне. Там – Малоу, мы выбираем вещи, которые я никогда не носила и которые, возможно, подойдут вам. Вы ведь не обидитесь? Мы вскоре будем сестрами, поэтому глупо церемониться! Приходите!
      Китти смогла только поблагодарить ее; она были очень рада, что в комнате царил полумрак и Мег не видела, как покраснело ее лицо. Она предпочла бы, чтобы Стандены отталкивали ее, чем постоянно заставляли чувствовать вину, проявляя столько доброты. Но осложнений, связанных с запоздалым признанием, оказалось бы слишком много, – и Китти вновь отбросила эту мысль. Спустя несколько минут, когда краска исчезла с ее лица, Китти последовала за Мег в ее комнату этажом ниже. Там она увидела столько прелестных платьев, что мгновенно забыла, что была самозванкой. И ее нельзя винить в этом. Модистка Мег была женщиной средних лет, работавшая у Станденов уже очень давно; она много слышала о мистере Пениквике и не видела ничего необычного или достойного презрения в обстоятельствах, в которых оказалась мисс Чаринг.
      К некоторому удивлению Мег, она с самозабвением начала обсуждать вопрос, какие платья, шляпки и накидки будет лучше всего извлечь на свет божий, чтобы мисс Чаринг могла их примерить. Леди Букхэвен не должна была знать, что ее модистка под неусыпным контролем леди Леджервуд постоянно ломала голову над тем, как удержать ее франтоватую, но неопытную клиентку от появления в свете в дорогих нарядах, которые ей совершенно не шли. Одного ее взгляда на мисс Чаринг было достаточно, чтобы убедиться, что зеленый, желтый и насыщенный красный, к которым леди Букхэвен питала слабость, очень пойдут ее смуглой гостье. Мечтая избавить Мег от нарядов, появление в которых немедленно обрушит на голову несчастной модистки поток возмущений леди Леджервуд, мисс Малоу предложила перешить некоторые платья, если они не подойдут более крепкой фигуре мисс Чаринг. Когда Китти отрицательно покачала головой при виде вечернего платья вишневого бархата, отделанного тесемками и рюшами, модистка отвела ее немного в сторону и сказала:
      – Примите его, мисс. Леди Леджервуд будет вам так благодарна! Мисс Маргарет – леди Букхэвен, хотела я сказать, – никогда не следует носить вишневый.
      Китти, которая сама не очень хорошо разбиралась в тонах, была вынуждена признать справедливость этого утверждения. В конце концов, она стала счастливой обладательницей удивительной красоты вечернего платья, зеленого платья, желтой мантии из сатина, отделанного кружевами, пышного платья из лилового батиста, пучка страусовых перьев, покрашенных в золотистый цвет, нескольких шарфиков, ридикюлей и палантинов.
      На следующий день личный парикмахер Мег приехал на Беркли-сквер. Несмотря на постоянные вмешательства то леди Букхэвен, то мисс Малоу, ему удалось сделать Китти прическу, удовлетворившую все стороны. Мисс Чаринг, посмотрев на свое отражение в зеркале, не узнала себя. Красивая брюнетка с локонами, заколотыми на макушке, смотрела на нее в упор, а несколько завитых прядей в нарочитом беспорядке обрамляли это почти незнакомое лицо.
      На остаток дня Мег отправилась на вечеринку к друзьям, а Китти, сопровождаемая мисс Малоу, вновь поехала за покупками. Огромная брешь была сделана в пятидесятифунтовом чеке, который дал ей Фредди, но она утешала себя, что деньги были потрачены не зря. Вечером она предстала перед Мег в зеленом платье, подаренном ее щедрой хозяйкой, в туфельках из датского сатина, на запястье одной руки небрежно покачивался ридикюль из расшитого шелка, красивая шаль леди Леджервуд была заколота на плече, а весь наряд довершало маленькое ожерелье из жемчуга – единственная драгоценность, которую она унаследовала от своей матери француженки. Мистер Пениквик в последний момент обнаружил существование этого ожерелья и подарил его ей, умоляя не потерять. Тем самым утром Китти показала его Мег и Фредди, а в результате, когда ее жених пришел на Беркли-сквер поужинать с двумя леди, он принес с собой аккуратную коробочку из ювелирного магазина «Джеффри», в которой лежали очень симпатичные жемчужные сережки.
      (Если ты не знаешь, что подарить Китти на помолвку, Фредди, я могу тебе сказать, что ей необходимо, – подсказала брату Мег, встретив его на Бонд-стрит, и таким образом напомнила ему о его обязанностях).
      – О, Фредди, – прошептала мисс Чаринг, глядя на переливающееся на свету сокровище, – нет, нет, нет!
      – Китти, это глупо! – воскликнула Мег, очень увлеченная делами молодых людей. – Как будто Фредди не сделал бы тебе подарок к помолвке! Как жаль, что пока вы не объявили о вашей помолвке, он не может подарить тебе кольцо! Что ты хочешь выбрать для нее, Фредди? Бриллианты, я полагаю?
      – О, вы не должны. Действительно, не должны, – страстно проговорила Китти, и краска бросилась ей в лицо.
      – Да нет же, Китти! – запротестовал Станден, тоже смущенный. – Это сущий пустяк! Уверяю вас!
      Потом он повернулся к сестре, возмутясь ее предположением, будто у него хватит ума выбрать бриллианты для девушки, которой лучше носить рубины и изумруды. Пока спорили о достоинствах этих драгоценных камней, вошел Скелтон и объявил, что ужин подан. Китти, воспользовавшись моментом, когда Мег направилась в столовую, тихонько шепнула на ухо Фредди:
      – Когда все кончится, я верну их вам.
      – Боже мой, нет! – ответил Фредди, шокированный предложением. – Это же не фамильные драгоценности, Кит. Такие вещи вам может подарить любой.
      Она была не согласна, но не успела сказать об этом: они вошли в столовую и Мег, заняв свое место за столом, стала объяснять, – почему она не пригласила к ужину никого из знакомых.
      – Я думала влюбленной парочке захочется побыть одним.
      – А? – сказал Фредди. – О да, конечно. Я кое-что должен сказать вам. Да, теперь, когда я подумал об этом, мне это кажется действительно важным.
      Он хотел продолжить, но только покачал головой; выражение его лица было так таинственно, что Китти совсем испугалась, вообразив, что случилось серьезное несчастье: или вызов в Арнсайд, или потеря денежных купюр. Однако, когда они прошли после ужина в гостиную, Фредди рассеял ее страхи, объяснив, в чем дело:
      – Не хочу, чтобы об этом узнали слуги. Прошлой ночью я заезжал в танц-клуб. И это мне напомнило об одной вещи, Китти. Вы умеете танцевать?
      – Только деревенские танцы, – ответила Китти. – Фиш учила меня некоторым фигурам, но она не умела танцевать ни вальс, ни кадриль.
      Фредди кивнул своей сестре.
      – Я так и думал.
      – Ты хочешь сказать, что мы должны нанять учителя танцев? – требовательно спросила Мег. – Я считаю, что это будет большой глупостью и к тому же лишней тратой времени, потому что ты знаешь, как занят мосье Дюпон в это время года. Китти придется ждать неделями, пока он найдет время прийти к ней. А почему бы тебе самому не научить ее? Должна сказать, Фредди, каким бы тупоголовым ты ни был, но ты лучший танцор во всем Лондоне! Так и быть, скажу тебе по секрету, это говорит леди Джерси.
      – Неужели? – сказал Фредди, которому было очень приятно услышать это признание. – Но ради Бога! – сомнения закрались в его душу. – Я не смогу научить Кит. Да, ничего не получится.
      – О, Фредди, пожалуйста, попробуй! – взмолилась Китти, совсем не жаждавшая провести эти восхитительные каникулы в компании с учителем танцев.
      – Он будет! – твердо сказала Мег. – Он начнет учить тебя танцевать вальс сегодня же вечером.
      Смущенный мистер Станден пытался было что-то возразить, но он не мог противостоять двум убежденным в своем решении женщинам. Стулья и столы были отодвинуты к стенам. Решившись испробовать последний шанс, Фредди сказал, что показать фигуры танца он может, но объяснять у него все равно не получится. Мег повернулась от рояля и предложила ему танцевать с ней, так что Китти сама все поймет, наблюдая за их движениями. Поскольку Китти не могла одновременно играть на рояле и наблюдать за танцем, Мег громко стала напевать мелодию вальса, и они закружились в танце. Но пение над ухом раздирало чувствительные нервы бедного мистера Стандена, так что он скоро заявил, что может вынести все что угодно, только не это пронзительное завывание, и предложил Китти попробовать танцевать с ним. Поскольку у Китти был природный талант, Мег приходила на помощь, только когда словесные объяснения Фредди становились непонятными не только Китти, но и ему самому. В целом урок был очень удачным. Через короткое время Фредди решил, что она уже может танцевать под музыку. Он попросил сестру сыграть один из его любимых вальсов, взял руку мисс Чаринг и повел ее, кружась по комнате. Поначалу она была так смущена, что постоянно ступала неправильно. Находящийся в такой близи мужчина, который, обняв ее за талию, заставлял двигаться в том направлении, в каком ему хотелось, – все это было так необычно и даже несколько устрашающе. Китти была уверена, что такие танцы совсем не одобрила бы ее гувернантка. Девушка танцевала, скромно потупив глаза, на щеках у нее рдел легкий румянец. Но когда она поняла, что нет ничего предосудительного в его легком прикосновении, в его улыбке и замечаниях, она начала двигаться более уверенно и вскоре осмелилась поднять глаза.
      – Знаете, Китти? – сказал Фредди, когда они остановились и он отпустил ее. – Вы неплохо танцуете. Черт возьми, я уверен, вы вскоре затмите их всех.
      – О! – воскликнула Китти немного прерывисто, но в голосе ее звучал триумф. – Вы действительно так думаете, Фредди?!
      – Я этому не удивлюсь. Я хочу сказать, только тогда, когда вы избавитесь от привычки наступать на ноги своему партнеру.
      – Ты слишком суров к ней, Фредди! – вмешалась Мег, начиная расставлять стулья на свои места. – Китти танцует очень грациозно. Я бы никогда не догадалась, что она не вальсировала раньше.
      Фредди покачал головой.
      – Догадалась бы, если бы потанцевала с ней, – ответил он со смешком.
      – Фу! – воскликнула Мег. – Что за противные вещи ты говоришь! А ведь вы помолвлены всего три дня!
      – Забудь об этом! – пробормотал Фредди, бросив мимолетный взгляд на мисс Чаринг.
      Думая, что она не совсем расслышала его замечание, Мег собиралась было переспросить его, когда дверь открылась и Скелтон ввел в комнату мистера Веструтера.

      Леди Букхэвен встретила этого позднего посетителя с искренней радостью. Мистер Веструтер, поднося ее руки к своим губам, проговорил:
      – Моя дорогая Мег, не могу выразить словами, как я счастлив, что застал вас дома, или как я удивлен! Надеюсь причина этого – не внезапное недомогание?
      Он отпустил ее руку и внимательно посмотрел на стоявших рядом Китти и Фредди.
      Будет большим преувеличением сказать, что он не узнал мисс Чаринг с ее новой прической и в ее элегантном наряде, но она с удовлетворением заметила мелькнувшее на его лице удивление. Он поднял брови и продолжительное время разглядывал ее, прежде чем заговорил. Потом он подошел к ней и, посмеиваясь, сказал:
      – Примите мои искренние поздравления, Китти! Клянусь, что чуть было не отвесил глубокий поклон неизвестной, модно одетой гостье моей кузины! Тебе чертовски повезло, Фредди.
      Действительно, я чувствую, что поздравил вас не так, как следует.
      Фредди, встретивший его появление с заметной неприязнью, ответил:
      – Это не так важно. Ты выбрал очень неподходящее время для визитов.
      – Да, – согласился мистер Веструтер, беря за руки Китти и держа их так, чтобы можно было оглядеть ее с ног до головы.
      – Очаровательно, Китти! Вы отлично выглядите. Это благодаря изысканному вкусу Фредди или вы сами все придумали?
      Добродушно-небрежный тон, с каким он все это проговорил, возбудили в мисс Чаринг сильное желание дать ему пощечину. Подавив этот неожиданный импульс, она постаралась любезно ответить:
      – Вам действительно кажется, что я хорошо выгляжу? Я очень рада; но вам следует адресовать свои комплименты Мег, а не Фредди.
      – Тогда я действительно поздравляю Мег, – сказал он, отпустив ее руки и поворачиваясь к леди Букхэвен:
      – Вот, мой милый маленький игрок, это вам. Вам здорово повезло.
      Она взяла протянутый им пакет и восхищенно ахнула.
      – Я знала, что она должна была выиграть! Я очень обязана вам, Джек! Надеюсь, я не совсем разорила вас?
      – О, вы оставили меня без средств к существованию. Теперь я должен или объявить себя банкротом, или приставить пистолет к виску: не знаю, какую судьбу мне выбрать?
      Она весело рассмеялась.
      – Мне очень жаль! Фредди, только вообрази. Сегодня в забеге участвовала лошадь по имени Мандарин, и Джек уверял меня, что она не выиграет! Очень глупо с его стороны, потому что как она могла не выиграть, если мой дорогой Букхэвен находится на пути в Китай?
      Фредди, который склонен был с осуждением относится к ее неожиданно возникшему интересу к скачкам, собирался высказать свое мнение по этому вопросу, когда вдруг его прервала мисс Чаринг:
      – О Джек, я должна показать вам, что Фредди подарил мне! Посмотрите! Неужели они не прекрасны! Это превосходит все мои мечты!
      Мистер Веструтер поднес к глазам монокль, чтобы лучше рассмотреть сережки. Трудно вообразить более вежливый тон, которым он выразил свое восхищение украшением; но Китти заметила легкое удивление, промелькнувшее в его глазах, и была удовлетворена, что, какие бы подозрения он ни испытывал, она по крайней мере сейчас озадачила его.
      В это время в комнату внесли чай. Мег пригласила мистера Веструтера остаться с ними на чай, на что тот сказал с усмешкой:
      – Неужели вы думаете, что я решусь докучать кузену? У меня такое чувство, что Фредди очень хочет, чтобы я удалился. Не понимаю, почему он так суров ко мне? Дорогой кузен, я надеюсь, что мой приход в столь неподходящее время не натолкнул тебя на мысль, что у меня какие-то гнусные намерения?
      – Боже мой, – воскликнула мисс Чаринг, очень развлеченная этим предположением. – Можно подумать, он такой глупый! Уверяю вас, что вы можете приходить сюда в любое время, и единственное, что может сказать любой обитатель дома, будет: «О, это Джек!»
      Она тут же пожалела о том, что сказала, потому что мистер Веструтер одобрительно посмотрел на нее и проговорил:
      – Хорошо сказано, Китти!
      Потом он, к большому расстройству Китти, продолжал расспрашивать, когда он должен преподнести влюбленным свадебный подарок? Услышав же в ответ, что дата церемонии еще не определена, он сказал:
      – А точно! Я забыл! О помолвке объявить не сразу, да? Хотел бы я знать, почему вы держите ее в тайне? Я какой день ломаю голову над возможной причиной, но не могу ничего придумать.
      К удивлению Китти, мистер Станден вмешался в разговор:
      – Моя мама хочет дать вечер для Кит. Но не может сделать этого сейчас. Поэтому лучше подождать несколько недель.
      – Конечно! – ответил мистер Веструтер. – И как я не догадался сразу. А где вы собираетесь провести медовый месяц?
      – Мы… мы еще не решили! – ответила Китти.
      – Нет, мы решили, – возразил Фредди. – Мы поедем в Париж. – Подумав несколько секунд, он добавил: – Кит хочет повидаться со своими родственниками во Франции.
      – Моя дорогая Китти, почему вы сразу не сказали мне об этом? – сказал мистер Веструтер, немного шокированный услышанным. – Я не подумал об этом естественном желании!.. Но надеюсь, не слишком поздно исправить мою оплошность. У меня есть основания полагать, что один из ваших родственников сейчас в Лондоне. Уверяю вас, что я как можно быстрее приведу его сюда, чтобы вы могли повидаться. Вам он понравится: человек высшего света и отличного характера, поверьте мне. Дорогая Мег, вынужден покинуть вашу милую компанию, но мне действительно пора идти. Уже одиннадцатый час, а я должен был быть у Рокклиффов не позже чем в половине девятого. Я должен поторопиться, иначе прослыву невозможным человеком. Целую ваши ручки, милые Мег и Китти! О, Китти, не краснейте. Вспомните, что я был вашим первым увлечением – в детстве, конечно, поэтому Фредди не должен обижаться.
      Краска, действительно, бросилась ей в лицо, но, совладав с собой, она сумела ответить:
      – Да-да, но Фредди и не обижается на это. Тогда вы казались мне, школьнице, образцом романтического героя из книг.
      Огонек вспыхнул в его глазах:
      – О предательница, – сказал он. Она опустила глаза и быстро спросила:
      – Но скажите мне, о каком родственнике вы говорили!
      – Шевалье д'Эврон. Позвольте мне познакомить вас ним. Дружелюбно кивнув Фредди, он вышел из комнаты. Китти задумчиво проговорила:
      – Кто бы это мог быть? Никогда о нем не слышала.
      – Если бы спросили меня, – скептические начал Фредди, – то я бы сказал, что это – обманщик. Обделывает здесь свои аферы. Вот что я думаю.
      – Господи, что ты имеешь в виду? – воскликнула Мег. – Он сказал, что шевалье – человек высшего света.
      – Больше его слушай, – ответил Фредди. – Если Джек не сказал, что он дутый аристократ, совсем не значит, что он таким и не является на самом деле. Знаю я Джека! Если этот его шевалье – родственник Кит, который вдруг возжаждал быть ей представленным, значит он просто хочет чем-то поживиться. – Он заметил, что немного встревожил и обидел мисс Чаринг своими словами, и поспешил добавить: – Не надо принимать все так близко к сердцу! Это обычная история! В каждой семье есть такие люди. Если не верите моим словам, спросите у Мег.
      – Да, это бывает, – поддержала его сестра. – Они всегда тут как тут, когда дается модная вечеринка, и до нескончаемости гостят в доме.
      – И постоянно говорят тебе, что без их помощи никто бы не справился, – кивнул Фредди.
      – О, вспомнить только Альфреда Стандена! Бедному папе пришлось покрыть все его долги. Но еще хуже, Фредди, такие люди, как кузина Мария, которая всех раздражала своей напускной благовоспитанностью. Но я все-таки не вижу причин, из-за которых можно предположить, будто шевалье принадлежит к подобным людям.
      – Спорю на что хотите, что он такой и есть, – убежденно ответил Фредди.
      Обе леди отказались принять пари, что для него, как оказалось впоследствии, было удачей.
      В течение последующих двух дней мистер Веструтер не появлялся на Беркли-сквер; факт, который бы несомненно очень обеспокоил мисс Чаринг, если бы она не была так погружена в развлечения. Леди Букхэвен могла себе позволить сказать, что Лондон в марте скучен и бесцветен, но мисс Чаринг все казалось восхитительным: от «Карлтон-Хауза» до лотка с горячими пирожками. Она хотела осмотреть все достопримечательности города, и мистер Станден должен был сопровождать ее в этой утомительной и долгой поездке. Услышав, что от него хотят, он целую минуту стоял безмолвно, как статуя, пока мисс Чаринг перечисляла исторические места, которые она хотела бы посетить. Мистер Станден ужаснулся, издав в знак протеста какой-то нечленораздельный звук, заставивший Китти на секунду умолкнуть и вопросительно поглядеть на «жениха».
      – Нет, черт возьми, Кит, нет! – сказал он. – Я не собираюсь таскаться с вами целый день по городу и смотреть на здания, которые мне и так давно надоели! Буду очень счастлив свозить вас в парк. Но вы слишком много от меня хотите, моя дорогая девочка!
      На ее лице отразилось разочарование.
      – Мег думала, вы поедете со мной, – пробормотала она. – Она сказала, что не хочет слышать никаких возражений.
      – Да? Она так сказала? – саркастически переспросил Фредди. – Что же, если она так думает, почему бы тогда ей самой не поехать с вами? Сделайте милость, ответьте мне на этот вопрос!
      – Но Фредди! Мне кажется, ей нельзя, в ее положении. Для нее это может оказаться слишком утомительным.
      – Пожалуй. От этого любой устал бы! – проговорил Фредди. – Ради Бога, Кит, не будьте дурочкой! Вы умрете со скуки!
      – Нет, нет! Уверена, что не умру!
      – Пусть так, зато я умру! – резко возразил Фредди. – Кроме того, я ничего не знаю об этих дурацких местах, которые вам хочется увидеть! Я ничего не смогу вам поведать о них!
      – О, да это и не нужно! Смотрите, какую я утром купила книжку в магазине «Хатгард», и в ней обо всем рассказано! Она называется «Панорама Лондона», в ней говорится, что это самый лучший путеводитель по самым интересным местам. «Развлечения. Выставки. Общественные учреждения и достопримечательности Лондона и его окрестностей, описанные для пользы путешественников, иностранцев и всех лиц, плохо знакомых со столицей!»
      Фредди с отвращением вперился в толстый томик.
      – Кит! – воскликнул он. – Ну, право же, Кит! Только не вы! Быть не может! Мы же будем выглядеть парой деревенских идиотов, бегая туда-сюда по городу с этой проклятой книжкой!
      Она расстроенно посмотрела на него.
      – Вам это так неприятно? Мне не хочется вас мучить… но я так мечтала увидеть собор св. Павла, и Вестминстерское аббатство, и восковые фигуры, и Ратушу, и Тауэр. Может быть, у меня не будет больше такой возможности! – голос ее пресекся, но она, мужественно подавив рыдания, отложила путеводитель в сторону и, неуверенно улыбаясь, промолвила:
      – Обещаю вам, что не буду больше думать об этом! Я и не упомянула бы об этом, если бы знала, что вам будет это неприятно. Поверьте, Фредди, я очень хорошо понимаю, в каком я неоплатном долгу перед вами.
      – Ну, ну, девочка милая! – стал увещевать ее Фредди, – Кит! Ради Бога…! Ну, хорошо же! Хорошо! Ради вас только…
      К нему обернулось просиявшее лицо.
      – Фредди, вы поедете со мной? – радостно воскликнула мисс Чаринг. – О, Фредди, какой же вы хороший! Я вечно буду вам обязана!
      И вот мисс Чаринг, в сопровождении мистера Стандена, вооруженная «Панорамой Лондона» (цена пять шиллингов в красном переплете), отправилась на экскурсию по метрополии в экипаже леди Леджервуд, который мистер Станден одолжил у своей матери. Он сомневался в своей способности обнаружить расположение всех достопримечательностей, которые жаждала посетить Китти и с редкой находчивостью решил доверить эту задачу материнскому кучеру.
      Вполне естественно, первым местом, которое они посетили, было Вестминстерское аббатство. Если бы это зависело от мистера Стандена, оно было бы и последним. Нарядная и оживленная, мисс Чаринг решила ничего не пропустить и потащила Фредди через все двенадцать часовен, где служитель, взяв их под свою опеку, сообщил такое количество сведений и в таких выражениях, что Фредди зашептал на ухо мисс Чаринг, что больше не может этого выносить, потому что у него создается впечатление, будто он снова оказался в Итоне. У могилы Шекспира он вел себя вполне достойно, сказав, что по крайней мере знает, кто это такой, и продемонстрировал свою эрудицию Китти, рассказав интересный случай из своей жизни, как он однажды сопровождал свою мать в театр на «Гамлета» и проспал все представление, увидев во сне приятеля, с которым не встречался много лет.
      – И, клянусь Юпитером, прямо на следующий день я с ним столкнулся! Хотя и не хотел этого, но, что поделаешь, так все было, ей-Богу!
      Он согласился, что был рад посмотреть на коронационный трон, но изъеденные временем изображения в часовне Генриха VII, зверское выражение лица королевы Елизаветы сломили его окончательно. Он заявил, что в жизни не видел такого количества чокнутых, и сурово сказал мисс Чаринг, что еще пять минут, проведенные в этой часовне, доведут их обоих до посинения. Мисс Чаринг согласилась, что изображения – ужасные, и высказала надежду, что фигуры мадам Тюссо окажутся несравненно лучше. Но когда они приехали в выставочный зал на Ганновер-сквер, где мисс Фишгард когда-то видела знаменитую коллекцию восковых фигур, Фредди повезло: оказалось, что выставка мадам Тюссо давно переехала в Блэкхэт, а теперь и вовсе гастролирует по провинции. Китти была разочарована, но храбро перенесла это, сказав, что в оставшееся время они посетят Британский музей. Однако относительно этого музея в «Панораме Лондона» сообщалась весьма угнетающая информация. «Посетители, – говорилось в этом бесценном справочнике, – допускаются всего на три часа, по одному часу в каждый из трех отделов».
      – Вы хотите мне сказать, что если мы туда зайдем, то должны будем там оставаться три часа? – в ужасе завопил Фредди. – Да, по-моему, нам хватит на все про все и трех минут! Что нам там смотреть?
      – Ну, – ответила Китти удрученно. – Это действительно звучит не слишком интересно! В путеводителе говорится, что один отдел посвящен манускриптам и медалям, второй – натуральным и искусственным продуктам, а третий – печатным книгам.
      – Быть не может! – воскликнул Фредди. – Да нас просто пытаются купить! Ребята, которые присматривают за этим, – шайка продавцов воздуха! Знаете что, Кит, нам повезло с этой книжкой! Если бы не она, нас бы обжулили как последних болванов! Интересно, мой отец знает об этом?
      – Ладно, по-моему, нам не стоит туда идти, – сказала Китти. Она перелистывала страницы путеводителя и вдруг вспомнила прощальную рекомендацию сестры Фредди.
      – Да, Мег сказала, что мне надо сходить и посмотреть мраморные статуи, которые лорд Элджин вывез из Греции! Она говорит, что их все видели!
      Фредди сурово заметил, что очень жаль, что она не вспомнила о статуях до того, как они приехали на Ганновер-сквер, но все же велел кучеру трогать и, пока они ехали в экипаже, поделился мыслью, что сам он не прочь поглядеть на них.
      – Вокруг них столько шума и пыли. Вроде бы это сейчас модно.
      Но когда он, по его выражению, расстегнул кошелек на два билета и каталог и очутился перед сокровищами древней Греции, то просто потерял дар речи и обрел его лишь при виде восточного фронтона с Парками.
      – Бог мой! У них же нет голов! – запричитал он.
      – Ну и что же, что нет, Фредди. Видите ли, они ведь очень старые. Они потеряли головы! – объяснила ему мисс Чаринг.
      – Потеряли! Да уж это точно! Рук у них тоже нет! Вы только посмотрите, Кит, на что это похоже!
      – «Рождение Афины из головы Зевса», – прочитала Китти из каталога.
      – Откуда? – изумился ее спутник.
      – «Центральные группы фигур, являющиеся наиболее важной частью композиции, отсутствуют», – тоном гида прочитала Китти. – И в каталоге говорится, что метопы тоже плохо сохранились, так что мы лучше просто поглядим на фриз, который «удивительно красив»!
      Но Фредди, когда он уяснил, что у него из кармана изъяли некую сумму люди, которых он, не стесняясь, назвал мошенниками, – за показ статуй с отсутствующими основными частями тела, так разъярился, что оценить достоинства фриза был просто не в состоянии. Вместо этого он порывался найти мастера облапошивать публику, так что Китти изъявила желание посетить собор Святого Павла и уговорила Фредди побыстрее уйти из музея.
      Во время поездки к Сити мисс Чаринг старательно изучала справочник. Она почувствовала легкую усталость и, когда вычитала, что автор путеводителя считает внутреннее убранство собора безликим и сравнивает его с огромным склепом, то легко согласилась с предложением Фредди удовлетвориться осмотром внешнего вида. После этого она хотела, чтобы они поехали в Корнхилл посмотреть на Английский банк и Королевскую биржу. Но и здесь Фредди опять спасла «Панорама Лондона»: «Нет необходимости подробно описывать архитектуру такого рода, как здание Королевской биржи, – сурово приговаривалось в путеводителе. – Оно представляет собой смешение всех стилей в самом дурном вкусе».
      – Ну, тогда нет смысла ехать на нее смотреть, – облегченно произнес Фредди. – А что тут говорится об Английском банке?
      – Одно из чудес коммерции – и неудача искусства, – прочла мисс Чаринг.
      – Вот как? Ну, это все решает! Нам тогда незачем ехать в Корнхилл. Знаете, Кит, эта книжка оказалась очень полезной! Мы можем отправиться домой!
      – Да. Потому что времени на Тауэр у нас не хватит, – согласилась Китти. – А вот как вы думаете, должны ли мы посмотреть какие-нибудь тюрьмы?
      – Посмотреть тюрьмы? – воскликнул Фредди. – Зачем?
      – Ну, я точно этого не знаю, но в книжке сказано, что «ни один человек, посещающий Лондон, не должен упустить возможность посмотреть на эти дома страданий».
      Однако Фредди решил, что для одного дня им уже хватит страданий, и велел кучеру возвращаться на Беркли-сквер. Он напомнил мисс Чаринг, когда она предложила на обратном пути остановиться в Темпле, что она должна сопровождать вечером Мег в гости, и поэтому ей нельзя так задерживаться. С этим она согласилась, утешившись размышлениями о том, что Темпль можно будет посетить завтра по пути в Тауэр.
      Фредди застонал, но возражать уже не пытался. Надежда, которую он лелеял, что мисс Чаринг слишком устанет, чтобы на второй день снова путешествовать, следующим утром разбилась вдребезги при появлении Китти в модном одеянии и бодром состоянии духа. Она заняла место рядом с ним в экипаже, вытащила из муфты «Панораму Лондона» и громким чтением отрывков из этой книги доказала ему, что ей несомненно подобает осмотреть Ратушу по пути в Тауэр. Когда это испытание осталось позади, остаток дня прошел гораздо приятнее, чем Фредди ожидал. Сам он в жизни не стал бы тратить время таким образом и мог только сожалеть о решительном стремлении мисс Чаринг не пропустить без осмотра ни одного уголка, упомянутого в путеводителе. Но он был приятно удивлен, обнаружив, что в Тауэре находится прекрасная коллекция диких зверей. Еще больший интерес пробудил в нем Монетный двор, где им позволили посмотреть, как чеканят разные монеты. Склонность мисс Чаринг погружаться в сетования по поводу страданий прошлых гостей Тауэра, вроде леди Джейн Грей и сэра Уолтера Рэйли, он решительно пресек, заявив, что нечего впадать в тоску по поводу событий далекого прошлого. Также не произвел на него никакого впечатления трогательный рассказ о поведении принцессы Елизаветы у Ворот Предателей.
      – Глупость несусветная! – заметил он. – Не удивлюсь, если она при этом подхватила простуду. У меня был дядя, который однажды промок до нитки. Получил воспаление легких.
      Умер через неделю. Давай же, лучше посмотрим на этот Дамский ряд, о котором они говорят!
      Именно по их возвращении из этой экспедиции, как раз, когда Китти рассказывала Мег о некоторых увиденных вещах, Джек Веструтер нанес официальный визит на Беркли-сквер и привел с собой шевалье д'Эврона.
      Настороженность, порожденная мрачными предсказаниями Фредди, немедленно растаяла. Шевалье был красивым молодым человеком, с живыми умными глазами, прекрасными блестящими локонами темно-русого цвета, подстриженными и завитыми а-ля херувим. Его осанка и манеры были вполне достойны высшего света. Его болотно-зеленый фрак с длинными фалдами был явно сшит рукой мастера, а бледно-коричневые панталоны прекрасно облегали пару великолепных ног. Рубашка шевалье была тщательно накрахмалена, а блеск гессенских сапог мог соперничать с сиянием зеркала. И если мистер Веструтер, насмешливый красавец, считал эти херувимские кудри слишком женственными, а мистер Станден, строгий щеголь, нашел жилет шевалье чересчур цветастым, то дамы готовы были легко простить ему эти небольшие промахи. Поклон шевалье почти достигал совершенства Фредди, манера обращения и разговор тоже были безупречны, а когда к красивому лицу и хорошей фигуре добавился легкий иностранный акцент, успех его у прекрасного пола был обеспечен.
      Китти, которая смотрела во все глаза, как он склоняется к руке Мег, внезапно воскликнула!
      – Но… вы же Камилл!
      Он, улыбаясь, повернулся к ней.
      – Ну да! Я – Камилл, маленькая кузина! Я не осмеливался даже подумать, что за мной сохранилось хоть какое-то место в вашей памяти. Расскажите мне, прошу вас! Сколько прожила после моей операции та белокурая красавица? Увы, я забыл ее имя!
      Она рассмеялась, горячо пожимая его руки.
      – Розабель… она, действительно, прожила после этого много-много лет! Я так счастлива, что снова вижу вас! Надеюсь, мой дядя и ваш брат здоровы?
      – Да, благодарю вас, у них все хорошо. А ваш любезный опекун?
      – Да, конечно. Вы в Англии с визитом? Где вы остановились?
      Он рассказал, что поселился на Дьюк-стрит, что ничего не говорило выросшей в деревне Китти, но для Мег стала ясно безупречность не только его манер, но и местопребывания. Очень довольная, что может присоединить такого видного молодого человека к своему кругу знакомых, она пригласила его на свой маленький раут, который должен был состояться через три дня. Он принял приглашение с нужной степенью благодарности и распрощался, просидев очень корректно всего полчаса, при общем одобрении. Даже Фредди признал, что он кажется вполне терпимым парнем. В ходе разговора выяснилось, что он, как и леди Букхэвен и помолвленная пара, собирается присутствовать вечером в «Несравненном театре» на новой пьесе, которую там поставили. Он попросил разрешения у ее милости навестить в антракте ее ложу, и, благосклонно получив его, раскланялся в манере, вызвавшей замечание Мег, что только человек, привыкший вращаться в высшем свете, способен выйти из комнаты с такой легкостью и грацией.
      Китти так обрадовалась встрече с человеком, с которым связывали ее воспоминания детства, что ее восторги могли бы пробудить в женихе чувство ревности. Однако мистер Станден сохранил невозмутимость, что глаза его кузена не преминули заметить.
      – Кажется неплохим парнем, – осторожно заметил Фредди. – Но мне не понравился его жилет, правда, и ваш жилет, кузен, мне тоже не нравится, так что, могу сказать, что это не так уж важно. Где вы с ним повстречались? никогда раньше его не видел.
      – Но ведь вы были в Лестершире, Фредди, – напомнил ему Джек. – Как я представляю себе, шевалье провел здесь еще очень мало времени. Хотя, как мне говорили, что он воспитывался в Англии.
      – Да, это правда, – сказал Китти. – По-моему, его семья бежала сюда в связи с событиями во Франции, но дядя Мэтью терпеть не может все французское, так что никогда не приглашал моих родственников в Арнсайд. Поэтому я видела Камилла всего однажды, а я тогда была совсем маленькой девочкой. Но я не забыла его и его доброту. Он починил мою куклу, которую Клод послал на гильотину!
      – Я не могу передать, дорогая Китти, как я счастлив, что моей привилегией было снова свести вас вместе, – произнес Джек, вставая со стула. – Мег, я должен покинуть ваше прекрасное общество. Между прочим, как жестоко было с вашей стороны не пригласить меня пойти сегодня с вами! Для нашей дорогой Китти это первый визит в театр! Это событие… которому мне так хотелось стать свидетелем. Но вы ведь расскажете мне потом об этом, Китти, правда?
      – Вряд ли вам будет это интересно! – ответила она.
      – Нет, нет! Когда же мне становилось скучно от ваших признаний? – шутливо поддразнил он ее.
      – Но, Джек, не сердитесь на меня! – вскричала Мег. – Это ведь Фредди пригласил нас в театр, а не я!
      – Тогда это нехорошо со стороны Фредди, – сказал он, целуя ей руку.
      – Мне казалось, ты сегодня обещал быть у Стигилла, – сказал Фредди.
      – Обещал, конечно, – сознался Веструтер. – Но все равно с твоей стороны не пригласить меня было недоброжелательно!
      Затем он попрощался с Китти необычным образом, – ущипнув за подбородок, и, пожелав ей получить удовольствие, удалился.
      – Никогда не видел другого такого мерзавца! – проговорил Фредди. – Должен сказать, я рад, что он не едет с нами. Во-первых, он почти наверняка разругает в дым пьесу, а во-вторых – пять хорошее число. С нами едет Стоунхауз, и потом мы поужинаем в «Пьяцце». Вам там понравится, Кит.
      В этом не было никаких сомнений, ее глаза уже сверкали в предвкушении удовольствий. Мистер Станден, вернувшись в свое жилище на Райдер-стрит, чтобы переодеться к вечернему выходу, думал о своей надежде, что театр даст ее мыслям новое направление. Он готов был сопровождать ее в любое увеселительное место, посещаемое дамами высшего общества, но мысль еще об одной вылазке, подобной тем, что они совершали в последние два дня, заставляла всерьез задуматься об отъезде в Лестершир для укрепления здоровья.
      Успех вечера был обеспечен с самого начала, когда мистер Стоунхауз, робкий молодой джентльмен, к тому же слегка заикающийся, раскланялся с ними и всем своим поведением показал, что он в восторге от красоты и стиля мисс Чаринг.
      На девушку, которая не только прожила всю жизнь в сельском уединении, но и не привыкла считать себя даже хорошенькой, одобрительный огонек в глазах мистера Стандена действовал, как шампанское. Когда они заняли места в ложе, то привлекли некоторое внимание, и несколько лиц, обменявшиеся с Мег улыбками и поклонами, стали внимательно разглядывать Китти, а один денди зашел даже так далеко, что направил на нее свой лорнет. Она сочла это наглостью, но не была всерьез раздосадована, пока Фредди, наблюдавший с интересом за ним, не заметил отрезвляющим тоном:
      – Тут этот тип Ласс. Думал, его нет в городе. Жаль, что ошибся. В жизни не видел никого более любопытного! Держу пари, что в первом же антракте он заявится сюда, чтобы разузнать, кто такая Китти!
      – Он так глазеет на меня, потому что не знает, кто я? – спросила несколько обескураженная Китти.
      – Вот именно. Но не огорчайтесь, – ободрил ее Фредди. – У вас все в порядке, по правде говоря, вы неплохо выглядите.
      Эта умеренная похвала притушила ее возбуждение, но оно скоро снова овладело Китти, так как мистер Стоунхауз высказывал несомненный интерес к ее особе. Пока Фредди и его сестра обменивались замечаниями о своих знакомых в зале, он подвинул свой стул поближе к Китти и вежливо осведомился, как ей визит в столицу. Он очень удивился, узнав, что это ее первый визит, а когда она невинно рассказала ему, что Фредди был так любезен, что повел ее в Вестминстерское аббатство и в Тауэр, он был просто потрясен.
      – Ф-Ф-Фредди? – повторил он, – в-вы сказали, В-Вестминстерское аббатство?
      – Да, и в Тауэр. Мы хотели еще зайти к Святому Павлу, но в путеводителе было не очень одобрительно сказано об его интерьере, и мы только осмотрели его снаружи. Но мы видели мраморы Элджина!
      – Нет… только не с Фредди! – недоверчиво воскликнул он.
      – Да, с Фредди! Хотя я должна признаться, что он остался о них не очень высокого мнения.
      – Я уверен, что не высокого, – произнес мистер Стоунхауз. – Я с-себе п-представить не могу, как удалось затащить его туда! – он покраснел и извиняющимся тоном добавил. – Нет, я н-не это хотел сказать! Я м-могу представить, но это очень удивительно! Он, знаете ли, п-прекрасный человек, н-но… – голос его оборвался, – Мраморы Элджина! – повторил он. – О, г-господи!
      Случайно услышав это, Фредди сурово заметил ему:
      – Да, но тебе совершенно незачем распространяться об этом в городе, Джаспер!
      – Я не с-смогу удержаться! – честно признался мистер Стоунхауз. – Ты не в восторге от них, Фредди?
      Так как чувства мистера Стандена в этом вопросе были слишком сильно задеты, получилось удачно, что в этот момент их отвлекла Мег, указав на ложу с противоположной стороны зала.
      – Смотрите, Китти! Там шевалье, только что появился с леди Марией Ялдинг и ее сестрой! Фредди! Да, она привела с собой Дрейкмайра! Ну и ну!
      Китти, проследив за направлением ее взгляда, увидела в ложе напротив компанию из четырех человек. Полная женщина, очень модно одетая, но некрасивая и далеко не первой молодости, усаживалась в кресле. Ей помогал шевалье, который сначала держал ее веер и сумочку, а затем заботливо расправил ее вычурно украшенный плащ на спинке стула. Более тонкая ее копия, поведением похожая скорее на компаньонку, чем на сестру, села рядом. Четвертым спутником был сухопарый мужчина с мрачным выражением лица.
      – Леди Мария – та толстая, а рядом ее старшая сестра, леди Джейн, – объяснила Мег. – Видите ли, они дочери Эннервика. У него пять дочерей – и все некрасивые, как пудинг! И, конечно, никакого состояния. Мама говорила, что старый лорд Эннервик растратил более тридцати тысяч фунтов еще до того, как достиг совершеннолетия!
      – Боже мой! – удивилась Китти, глядя на ложу леди Марии. – Я думала, что она очень богата! На ней надето столько драгоценностей и перьев!
      – Да! Ей посчастливилось: мистер Ялдинг захотел на ней жениться. И хотя он был человеком неблагородного происхождения (по-моему, он – торговец), Эннервики были только рады.
      – Не жениться хотел на ней, – вмешался Фредди, – а войти в светское общество. Сначала сделал предложение дочери Калдербека, но для Калдербеков от него слишком несло лавкой. Странный старикан! Не очень-то много пользы это принесло ему: дал дуба пару лет назад.
      – Нет-нет, леди М-Марии это пользу принесло, – сказал мистер Стоунхауз. – Он оставил ей все свое состояние. Об этом она позаботилась! Не женщина, а дракон! – он посмотрел в сторону ее ложи. – К тому же глупа. Кто этот молодой щеголь, который строит… – он резко оборвал фразу, его вопрос был прерван щипком Мег.
      Но Фредди, который сидел вне пределов досягаемости ее пальцев, ответил ему:
      – Кузен мисс Чаринг. Француз. Как вы думаете, Кит, он за ней волочится?
      – Ох, Фредди, я уверена, что он этого не делает, – воскликнула шокированная Китти.
      – Может, я бы, – сказал Фредди, – этого не сделал, но многие могли бы и сделать. Ничего удивительного! Говорят, у нее сто тысяч. Но беда в том, что у нее адски вспыльчивый характер. Апхол пытался ухаживать за ней. Она вроде была не против, но он так и не смог заставить себя сделать ей предложение. Сказал мне, что лучше сядет в долговую яму. Сказал, что и в тюрьмах можно жить… когда к ним привыкнешь. Господи! Ради Бога, Мег, не смотрите влево! Тетя Долфинтон!
      Проявив незаурядное присутствие духа, Мег раскрыла веер и повернула его так, что он совершенно закрыл ее лицо с левой стороны, спросив шепотом:
      – Она нас увидела?
      – Не знаю, и лучше пропаду, но смотреть туда не собираюсь. С ней Долф, это все, что я могу вам сказать. Когда кончится акт, мы выйдем из ложи прогуляться, а то она начнет нам махать. Вы же ее знаете!
      В этот момент подняли занавес, и, хотя для Фредди удовольствие от пьесы было подпорчено необходимостью срочно придумать план, который позволит избежать визита в их ложу леди Долфинтон, Китти мгновенно забыла предстоящее им испытание и все действие просидела как зачарованная, полуоткрыв рот. Глаза ее были прикованы к сцене, а руки крепко сжимали веер. Как только занавес упал, Фредди сделал отважную попытку вывести дам из ложи до того, как их неутомимая родственница успеет их обнаружить. Но из-за того, что сначала Мег потеряла платок, а Китти не сразу вышла из транса, попытка его провалилась. Прежде чем ему удалось что-то сделать, раздался стук в дверь и вошел шевалье, так что им пришлось остаться.
      Китти была только рада этому. Ее очень огорчило предположение, что ее красивый кузен охотится за состоянием. Его немедленное появление в ложе Фредди опровергло это: ничто в его поведении не говорило о хоть каком-то желании вернуться в ложу леди Марии. Он остался в их ложе, весело болтая, а когда Китти, которой стало неуютно под упорным взглядом из ложи напротив, спросила его, не боится ли он оскорбить леди Марию, его брови взлетели вверх, и он воскликнул:
      – Разумеется, нет! Как это может быть? Я рассказал ей, что здесь присутствует моя кузина… кузина, которую я много лет не видел!
      – Да, но она выглядит очень недовольной, – заметила Китти.
      – Я не слишком хорошо знаком с леди Марией, но мне кажется, что у нее часто бывает плохое настроение, – ответил он с комическим видом. – Я не должен так говорить! Я получаюсь неблагодарным! Она была так добра к тому, у кого в Лондоне нет друзей и… но, вы понимаете, мои уста запечатаны!
      – Все это очень х-хорошо, – проговорил мистер Стоунхауз, когда с взаимного молчаливого согласия они с мистером Станденом удалились из ложи, чтобы прохладиться в коридоре, – но если у него в Лондоне нет друзей, зачем он сюда приехал? Он в-ведь не связан с посольством? – и торопливо добавил: – Я не х-хочу сказать, что он не комильфо. Просто мне в-вдруг показалось это странным! – тут он увидел возникшую на пути долговязую фигуру и поднял к глазам монокль: – О, Долфинтон! Как поживаете?
      Лорд Долфинтон обратился к своему кузену коротко и по делу. – Мама сказала, чтобы вы привели Китти в ее ложу, – и добавил:
      – Фредди, я ведь не знал, что ты собираешься привезти Китти в город. Неужели все это правда?
      Хотя у мистера Стандена вызвала раздражение переданная кузеном команда, он не мог остаться глухим к призывам о помощи, звучавшим в голосе лорда Долфинтона.
      – Нет, что ты! – успокаивающим тоном проговорил он. – Во всяком случае, не знаю, что тебе известно, Долфи, но не надо заводиться, старина! Сейчас уже слишком поздно вести Китти к тете! Пойди к ней и объясни это! Приведу ее после следующего действия! – затем он мягко обнял своего родственника и повернул к выходу, заметив мистеру Стоунхаузу, когда Долфинтон побрел прочь:
      – Это ребенок, знаете ли. Лучше вернуться и предупредить Кит!
      – Фредди! – задержал его мистер Стоунхауз. – Что все это значит? Я имею в виду мраморы Элджина… Вестминстерское аббатство… Ты что, собираешься жениться?
      – Нет, нет! – невольно возразил Фредди. Опомнившись, он добавил: – Я имею в виду… только помолвлен! Держим пока в секрете, Джаспер! По семейным причинам!
      – О, – проговорил крайне озадаченный мистер Стоунхауз. – Конечно, если ты не х-хочешь, чтобы это стало известно, я н-никому н-ничего не скажу! Но почему… – Занавес поднимается! – прервал его Фредди, отступая в ложу с видом кролика, за которым гонится терьер.

      К их большому удивлению и немалому облегчению, леди Долфинтон встретила позднее вечером обрученную пару с редкой и неожиданной для этой женщины приветливостью. У нее были резкие черты лица и хищный рот, глаза никогда не улыбались, а держалась она, как очень значительное лицо. У нее не было добрых отношений с родственниками покойного мужа, потому что она сама была надменной и недоброй. К людям, которых считала ниже себя по положению, она относилась с оскорбительным высокомерием, а сына тиранила и беззастенчиво использовала для достижения своих целей. Даже леди Леджервуд, которая всегда видела в людях самое хорошее, не смогла полюбить Августу. В ее глазах Августа была плохой матерью, чье отношение со своим туповатым сыном, по ее мнению, лишь увеличивало его слабоумие. Хуже она ни о ком сказать не могла. Юные члены семьи боялись ее, когда были детьми, и избегали, став взрослыми. Мистер Пениквик терпеть ее не мог. Он не делал секрета из своей уверенности в том, что Августа виновна в преждевременной смерти его племянника, и открыто высказывал убеждение, что и его внучатый племянник свои странности унаследовал от Августы. Он говорил, что у Скирлингов не все дома, и мрачно добавлял, что не может винить их в том, что они распустили слух, будто старый Джеймс Скирлинг утонул во время рыбной ловли в одном из шотландских озер. Не могли же они, говорил он, объявить на весь мир, что члена их семьи пришлось заключить в одной из верхних комнат и приставить к нему двух служителей, чтобы он чего-нибудь не натворил.
      Зная, как должна была рассердиться на нее графиня за отказ выйти за Долфинтона, Китти с трепетом отправилась в ее ложу, так крепко сжимая руку Фредди, что он попенял ей на это. Она извинилась и выразила надежду, что ее милость не скажет ничего особенно ужасного. Он, казалось, удивился.
      – Господи, Кит, неужели вы ее боитесь?
      – Н-нет. Во всяком случае… да, немножко! По-моему, она злобная! И она может говорить такие жестокие вещи!
      – Если она что-либо скажет, повернемся и уйдем, – объявил Фредди.
      – О, Фредди, неужели вы осмелитесь? – осторожно рассмеялась она.
      – А что тут осмеливаться: это ведь так просто!
      – Фредди, она же просто взбесится! – Китти пришла в ужас при одной мысли об этом.
      Но практичный мистер Станден пугаться отказался.
      – А какая нам разница рассердится она или нет? Нас там уже не будет, – резонно заметил он. – Не трепещи: я не дам ей запугать тебя.
      Это неожиданное хладнокровие просто потрясло мисс Чаринг, впрочем, она не пожалела, что ей не пришлось испытать Фредди. Графиня встретила их морщинившими ее лицо улыбками, лукавыми пожеланиями счастья Фредди и бурными поздравлениями Китти, которые так и лились с ее тонких губ. Китти даже было позволено поцеловать щеку ее милости. Она с изумлением узнала, что графиня несказанно обрадована новостью о ее помолвке.
      Пока его мать ошеломляла Китти своей доброжелательностью, Долфинтон, крепко схватив Фредди за полу, старательно дергал ее. Настороженно глядя на тетушку, Фредди сперва не понял, что кто-то пытается привлечь его внимание, но когда дерганье стало слишком настойчивым, отреагировал на него не так, как хотелось бы лорду Долфинтону.
      – Долф, прекрати это! – возмущенно воскликнул он. – Первый раз я надел этот костюм, и вот – сначала Китти, а теперь ты… – он замолчал, встретив умоляющий взгляд кузена, и закончил, – ох, ну ладно! В чем дело, старина?
      – А ты не говорил мне, что собираешься привезти Китти в город, – жалобно произнес Долфинтон.
      – Конечно, не говорил! Почему я должен был тебе это говорить? – откликнулся Фредди.
      – Он мне ничего никогда не говорит, – обратился Долфинтон к своей родительнице.
      Она рассмеялась, но, как позже заметила Фредди мисс Чаринг, ее смех не предвещал ничего хорошего.
      – Боже мой, сынок, зачем ты об этом говоришь? Мне бы не хотелось, чтобы ты выглядел таким глупым! Так вы сейчас живете у дорогой Маргарет, Китти? Она – милое существо, но сможет ли хорошо позаботиться о тебе? Гадкая девочка! Почему ты не приехала ко мне? О если бы я смогла как-нибудь связаться с дядей Мэтью, я бы пятьдесят раз попросила прислать тебя ко мне на сезон. Клянусь тебе, я завидую Маргарет, что ты у нее! Моим самым сердечным желанием всегда было иметь дочь!
      Она продолжала тарахтеть в таком стиле пока им не пришла пора возвращаться в свою ложу, глаза ее при этом все время так и переходили с лица Китти на лицо Фредди и обратно. Она заботливо осведомилась о здоровье мистера Пениквика, Леджервудов, мистера Веструтера, которого не видела целую вечность, может ли быть, что его все еще нет в городе? Она хотела знать, хорошо ли развлекают Китти в Лондоне, собирается ли Мег достать ей рекомендацию на вход в «Элмак»? Возил ли Фредди ее кататься в Гайд-парк? Китти должна разрешить Долфинтону доставить ей это удовольствие! Она должна увидеть, как он прекрасно управляет лошадьми, и какой прекрасный у него экипаж.
      Как-нибудь днем свози Китти покататься, Фостер. Я уверена, тебе это понравится!
      – Мне это очень понравится, – повторил Долфинтон послушно, но выглядел при этом таким несчастным, что Китти с трудом удержалась от смеха.
      – Надеюсь, – говорила она Фредди, когда их уже не могли услышать Долфинтоны, – что мы не поедем с ним кататься, – ведь мы перевернемся!
      – Нет, здесь вы не правы, – ответил Фредди. – В это трудно поверить, но лошадьми он управляет первоклассно. И ездит – блеск! Если у него бывает возможность! Она не разрешает ему охотиться, но как-то он был у нас в Лестершире. Никогда не видел этого беднягу таким счастливым! Причем он сел на самую злобную скотину, которая когда-либо была в конюшнях отца. И этот зверь вел себя с ним, как ягненок. Представьте себе! Так что вы будете в полной безопасности. Хотя я и не думаю, что он вас пригласит: он не выказывал никакой радости при упоминании о такой возможности.
      Она согласилась, но, зная графиню, не была удивлена, когда он явился утром следующего дня на Беркли-сквер, сопровождая эту леди. Графиня милостиво обняла Мег, она приехала поздравить ее с ее положением. Она заезжала на Маунт-стрит осведомиться, как дела у больных корью, и узнала от своей дражайшей сестры, что Мег в ожидании. Но ее неблагодарная племянница, с изумлением наблюдая необычайное расположение к мисс Чаринг, решила, что она пришла втереться в доверие к девушке, которую не любила с тех пор, как ее удочерил мистер Пениквик. Мег услышала, как понукаемый матерью Долфинтон уговорил Китти, что повезет ее кататься в парк тем же самым днем, и совершенно не могла понять этих странных маневров.
      – Чего она хочет добиться? – вопрошала она, когда эти нежеланные гости наконец ушли, – ведь она знает о вашей помолвке с Фредди? Я прекрасно понимаю, как ей хотелось, чтобы вы вышли замуж за Долфа, раз мой дядя сделал тебя своей наследницей, потому что мама говорит, что их имения в плачевном состоянии, а она, надо тебе сказать, очень расточительна! Обратила внимание, какие на ней меха? Я глаз не могла отвести и только удивлялась, как ей удается так модно и дорого одеваться на вдовью ренту, о которой мама говорит, что она не может быть большой!
      – Наверняка, не на вдовью ренту! – заметила Китти, – Бедняга Долф такой глупый, что можешь не сомневаться, она до сих пор держит в руках все его деньги! Это говорит дядя Мэтью. И еще он говорит, что с именьями все можно было поправить, если ими заниматься и экономить. Хотя должна тебе сказать, – честно призналась Китти, – дядя Мэтью это говорил бы в любом случае!
      Мег рассмеялась.
      – Может и так, и все-таки мне непонятно, почему она уговорила Долфа пригласить вас кататься!
      – Уговорила? Бедный Долф! Она заставила его! – воскликнула Китти, и, будучи не в силах сдержаться, захихикала.
      – Да, я понимаю, что заставила, но вы-то почему сказали, что поедете с ним? Почему Китти?
      – Ох, Фредди уверил меня, что Долф не перевернет свой фаэтон! – с блаженным видом вымолвила Китти. – Я просто не могла отказаться, особенно зная, что в противном случае эта ужасная женщина будет его ругать. Кроме того, я собираюсь выяснить, почему она его заставила пригласить меня! Что надо надеть, Мег, когда едешь кататься в фаэтоне?
      – Когда едешь кататься с Долфом, что угодно!
      – Нет, не дразните меня! Пожалуйста, ответьте мне!
      – Я лучше расскажу моему бедному брату, как его предали! Коричневую шерстяную накидку, гусенок, и шляпу с золотыми перьями.
      Лорд Долфинтон приехал на Беркли-сквер минута в минуту, но надеждам Китти не суждено было сбыться из-за присутствия грума с неподвижным лицом, который стоял за ним и мог подслушать каждое произнесенное слово. Тем более, что Долф испуганным взглядом и разными гримасами и сам дал понять это. Она поняла его и сразу начала болтать о всяких мелочах, проявляя бурный интерес к окружающему и стараясь найти какой-нибудь способ увести его от его ангела-хранителя. Уже неделя ясной, почти весенней погоды раскрыла многие бутоны и почки. Увидев дорожку между клумбами, Китти с воодушевлением воскликнула:
      – Примулы! О, как прелестно! Как мне хочется посмотреть, куда ведет эта дорожка!
      Но намек не подействовал, лорд Долфинтон потряс головой:
      – Экипаж там не пройдет.
      – Нет, но, пожалуйста, Долф, остановитесь на минутку! Вы не будете возражать, если я пробегу немножко назад, чтобы хоть чуточку пройтись по этой дорожке?
      – Нет, не буду, – сказал лорд, останавливая своих лошадей. – Не понимаю, зачем вам смотреть на примулы, но не возражаю. Однако больше чем на десять минут я лошадей задерживать не буду. Не хочу вас обижать, но лошадям это вредно.
      Грум, который спрыгнул с фаэтона и стоял в ожидании, чтобы помочь мисс Чаринг сойти, осторожно кашлянул и, притронувшись к своей шляпе с кокардой, сказал:
      – Я могу поводить лошадей, милорд, если вы желаете сопровождать мисс.
      – О да! – мгновенно проговорила Китти, – пожалуйста, позвольте ему это сделать, Долф! Мне так хочется немножко пройтись по этому чудному парку!
      Долфинтон, казалось, был совершенно потрясен этим предложением. Впервые за весь день оживившись, он произнес:
      – Я это сделаю! Хорошая мысль. Вы ведь считаете это хорошей мыслью, Китти? Женщины в Лондоне не ходят одни. Фингласс прогуляет лошадей, а я пойду с вами.
      Будучи девушкой справедливой, мисс Чаринг не могла не понять, что леди Долфинтон нельзя осуждать за то, что она нетерпелива в обращении со своим единственным ребенком. Однако она сдержала собственное нетерпение и ждала, пока Долфинтон закончит, все время повторяясь, излагать свои подробные инструкции груму. Но раздражение снова охватило ее, когда его милость, как только они вдвоем отошли от фаэтона, начал:
      – Я скажу вам, почему я сказал, что это хорошая мысль. Я не хочу смотреть на примулы. Не хочу смотреть ни на что. Я просто кое-что хочу вам сказать, пока Фингласс не слышит.
      – Ну да, – проговорила Китти, – поэтому я и сказала, что хочу пройтись по дорожке!
      – Вы хотите что-то сказать мне, чтобы он не слышал? – удивился его сиятельство. – Ничего себе! Это… это… ну, я забыл это слово, несомненно, так и есть. Оба мы хотим одного и того же.
      – Да, Долф, но не думайте об этом! – сказала Китти и, взяв его за руку, по-матерински похлопала по ней. – Расскажите мне, что вы хотели.
      – Хотел сказать, что вы не должны ничего говорить при Финглассе. Все передает моей матери, – объяснил он.
      И снова Китти должна была проявить всю свою волю.
      – Долф, этот тип шпионит за вами?
      – Рассказывает матери, где я был. Рассказывает, что я делал.
      – Почему вы его не прогоните? – горячо спросила она.
      – Она мне не позволит. Китти подергала его за руку.
      – Она не может помешать вам! Долф, вы же мужчина, а не школьник!
      – Да, – согласился он, – но она сможет.
      – Ох, как я хотела бы, чтобы вы не боялись так своей мамы! – вздохнула Китти.
      Он остановился, чтобы заглянуть ей в лицо. На его собственном было написано удивление.
      – Вы хотите? Это именно то самое, то самое, что я забыл. Потому что я тоже этого хочу.
      Она поняла, что продолжать эту тему бесполезно, и спросила:
      – Зачем ваша мама заставила вас везти меня на прогулку? Глубокий вздох буквально сотряс его.
      – Хочет, чтобы вы вышли за меня, – ответил он. – Говорит, я плохо сделал предложение.
      – Но это же чушь! – возразила она. – Как может она думать об этом, когда я помолвлена с Фредди?
      – Говорит, не помолвлена. Говорит, что давно подозревала, что это выдумка. Говорит, что поняла это, когда вчера вечером увидела вас. Говорит, что ее не обманешь, – он снова вздохнул и уныло добавил. – Это правда!
      Рука мисс Чаринг напряглась. Она осторожно заметила:
      – Тем не менее она недопонимает. Конечно, я помолвлена с Фредди! Почему она решила, что это выдумка?
      Долфинтон наморщил лоб, напрягая память:
      – Что-то связанное с Джеком, – наконец выдавил он из себя. – В этом нет никакого смысла, поэтому я и не смог запомнить. Обычно я хорошо запоминаю вещи, но не тогда, когда их не понимаю.
      – Что ж, это очень хорошо, что вы не запоминаете всякие глупости! – горячо проговорила Китти. – Можете сказать своей маме, что она ошибается! Нет, полагаю вы на это не осмелитесь, я придумаю, как самой сказать ей это!
      Он в большом волнении вцепился ей в руку.
      – Нет, нет! Не говорите маме, что я вам передал ее слова! Он так испугался, что ее гнев утих. Она успокаивающе произнесла:
      – Конечно, Долф, обещаю, что не скажу. Я никогда не предам вас. Вы же знаете, я этого не сделаю! Я очень хотела бы помочь вам.
      Он взял ее за руку и благодарно пожал.
      – Китти, вы мне нравитесь! – изрек он. – Я люблю вас больше, чем Фредди. Больше, чем Хью. Больше, чем…
      – Да! Да! – торопливо прервала она его. – Больше, чем кого-либо из них.
      Они медленно шли по дорожке. Китти глубоко задумалась, а Долфинтон был рад помолчать. Внезапно Китти заговорила:
      – Долф, я все думала, и мне пришло в голову… Вы ведь не хотите жениться на мне. Ведь правда? Он затряс головой.
      – Почему вы не хотите? – прямо спросила она. Он два раза нервно сглотнул.
      – Не умею… не умею хорошо объяснять! Она не обращала внимания на его слова.
      – Я вам нравлюсь, и вы всегда делаете то, что вам велит мама. Мне кажется, что вы охотно женились бы. Хотя бы для того, чтобы убежать от своей мамы. Долф, может быть… Долф, может быть, вы хотите жениться на ком-то другом?
      Он совершенно побелел и почти потащил ее назад.
      – Вернемся к экипажу! Мы держим лошадей!
      – Не держим. Этот ужасный грум позаботится о них. Расскажите мне, Долф! Я не скажу вашей маме! Я никому не скажу, даю честное слово, не скажу. Это что, какая-то леди, которая ей не нравится?
      – Никогда с ней не встречалась, – пробормотал он. – Ей не понравится.
      – Пойдемте сядем на скамейку! – уговаривала его Китти.
      – Простудимся! Лучше пойти назад.
      – Мы недолго. Сейчас так тепло, что вреда не будет посидеть несколько минут на солнце. Сюда! Видите, как приятно! Пожалуйста, не бойтесь довериться мне! Я бы очень хотела помочь вам. Как ее зовут?
      – Ханна.
      – Ханна! Что ж… очень милое имя! А фамилия?
      – Плимсток. Это фамилия ее брата, – сказал лорд, чтобы было понятно. – Живет с ним. Живет с его женой. Миссис Плимсток. Не люблю ее. Плимстока не люблю тоже, – и, с минуту подумав, добавил, – и детей.
      – Почему вы не любите мистера Плимстока? – несколько ошарашенная спросила Китти.
      – Он – торговец, – просто объяснил его милость.
      – О Боже! Но может быть он вполне респектабельный?
      – Нет, не респектабельный. Он – революционер.
      – Господи! Он кивнул.
      – Не любит меня. Не хочет, чтобы я женился на Ханне. Она говорит, что он не любит знатных. А этот факт говорит сам за себя.
      Китти подумала, что это действительно на многое проливает свет, но говорить этого не стала.
      – Расскажите же мне о мисс Плимсток, – попросила Китти, – она хорошенькая?
      – Да, – ответил лорд. – У нее такое лицо, как мне нравится. Сразу подумал, как только увидел ее.
      – Когда это было, Долф?
      – В Челтенхеме, в прошлом году. Мама там лечилась. Думала, я езжу на прогулки. Не ездил. Надувал ее.
      – И очень хорошо делал! – одобрила Китти. – По-моему, вы очень умный, что все так придумали.
      – Ханна придумала. Не я, а она умная. Хочу на ней жениться, – мечтательно выговорил он.
      Мисс Чаринг было ясно, что ему вряд ли это разрешат. Только одно обстоятельство могло заставить леди Долфинтон терпимо отнестись к такому браку. Она осторожно задала вопрос и в ответ получила меланхолическое покачивание головой.
      – Нет никакого состояния.
      – О, Боже! – повторила она, понимая, что все складывается совсем безнадежно.
      – Я не хочу состояния. Я хочу лошадей. Хочу вернуться в Долфинтон и выращивать лошадей.
      – В Ирландию! Что ж, так и надо! А Ханна тоже так говорит?
      – Да. Она тоже не хочет жить в Лондоне.
      – Хотелось бы мне ее встретить! Он удивился, но был обрадован.
      – Хотите? Хотите встретиться с Ханной?
      – Да, но если она живет в Челтенхеме…
      – Не в Челтенхеме. Она живет на Коппел-стрит. Плохой адрес. Маме не понравится. Там полно торговцев и адвокатов. Мне самому не очень нравится. Но я туда хожу, – вдруг доверился Долфинтон. – Мама считает, что я иду к Будлу. Это тоже выдумка.
      Китти подумала, что именно эта выдумка легко может привести к неприятностям. Она почти содрогнулась, представив себе судьбу Долфинтона, если какая-нибудь случайность раскроет этот обман его родительнице.
      – Долф, а почему бы вам не взять меня с собой нанести визит мисс Плимсток? – спросила она. – Я очень хочу вам помочь, но считаю, что сначала должна ее увидеть, потому что… ну, в общем, считаю, что должна!
      – Не выйдет, Фингласс расскажет маме.
      – И пусть, потому что я придумала отличный план! Теперь, Долф, слушайте меня внимательно. Когда мы вернемся в экипаж, я спрошу вас, где находится Коппел-стрит. А вы должны ответить, что не знаете. Надуть Фингласса, понимаете?
      – Я хотел бы это сделать, – лорд слегка оживился.
      – Вот-вот. Потом вы спросите Фингласса, не знает ли он. А я скажу, что у меня там живет подруга… Какой номер дома мисс Плимсток?
      – Семнадцать, – ответил он, глядя на нее как завороженный.
      – Прекрасно! Я запомню. Я спрошу, не возражаете ли вы, если мы нанесем ей визит.
      Лорда Долфинтона, очень возбужденного, осенила гениальная мысль.
      – Я скажу, что не возражаю, и мы туда поедем!
      – Именно так! Как вы считаете, вы сможете все это запомнить?
      Он попросил ее повторить все сначала, и когда она это сделала, сказал, что теперь все очень хорошо запомнил. Она не очень в это поверила, но оказалось, что он вовсе не хвастался, когда говорил, что может запомнить все что угодно, если ему это повторить два или три раза. Все вышло удачно – так, как они придумали, и вскоре мисс Чаринг сидела в гостиной на Коппел-стрит, ожидая, пока слуга приведет к ней мисс Плимсток и разглядывая окружающую обстановку. Дом был почтенный. Комната, в которой она сидела, была обставлена прилично, даже, пожалуй элегантно, и она не заметила никаких признаков вульгарности, которые сделали бы союз лорда с мисс Плимсток совершенно неприемлемым. Затем открылась дверь, и перед ней предстала мисс Плимсток.
      Мисс Чаринг испытала сильное потрясение, осознав, что Долфинтон, по-видимому, влюбился гораздо сильнее, чем она считала его способным на это.
      Только очень влюбленный человек мог, описывая мисс Плимсток, назвать ее хорошенькой. Это была довольно плотная молодая женщина примерно его возраста, с песочными волосами и ресницами, краснощекая. Хотя в ее внешности не было ничего отталкивающего, назвать ее хорошенькой решились бы немногие.
      Она взяла руку Китти и сердечно пожала, а затем глуховатым, но довольно приятным голосом произнесла:
      – Как поживаете? Я очень рада с вами познакомиться, потому что знаю о вас от Фостера, и могу сказать, что он к вам очень хорошо относится.
      Потом она поцеловала его милость в щеку и, матерински похлопав по руке, велела ему сесть поудобнее и отдохнуть, а сама повернулась к Китти:
      – Не сомневаюсь, что он вам рассказал о нас, и я вижу, что вы пришли сюда не затем, чтобы сказать мне, что это неподходящий брак. Что ж, этого мне говорить не нужно, я не дура и знаю это сама. Но я собираюсь выйти за него замуж несмотря ни на что, только как это сделать, придумать пока не могу.
      Долфинтон, который смотрел на нее с собачьей преданностью, тяжело вздохнул.
      – Но его мама не может помешать браку, если он твердо решился на это! – сказала Китти. – Долф, вам двадцать семь лет! Неужели вы не можете быть решительным?
      У него испуганно исказилось лицо, он начал заикаться. Мисс Плимсток взяла его за руку и сидела, похлопывая по ней.
      – Не расстраивайся, Фостер! – добродушно приговаривала она. – Твоя мама ничего не узнает до тех пор, пока это не станет безопасным. Обещаю тебе.
      Вошел слуга с подносом, который поставил на один из столиков. Мисс Плимсток поднялась и сказала:
      – А теперь ты возьмешь бокал мадеры, которую любишь, и будешь сидеть у огня и пить, а я отведу мисс Чаринг в свою комнату. Сестры нет дома, так что тебя никто не потревожит, а если твоя мама спросит тебя о визите сюда, ты сможешь сказать ей, что мисс Чаринг и я вместе ушли и оставили тебя одного, и она успокоится.
      Китти, чувствуя, что мисс Плимсток была в своем роде не менее властной, чем леди Долфинтон, кротко последовала за ней по лестнице на второй этаж в ее спальню в глубине дома.
      – Простите, что я привела вас сюда, – проговорила Ханна, предлагая ей стул. – Я очень хотела с вами поговорить, но мне не хочется делать это при Фостере, потому что он будет нервничать, бедняга!
      – Если бы можно было как-то убедить его быть твердым с этой ужасной женщиной! – воскликнула Китти. – Признаюсь, я сама ее побаиваюсь, но, в конце концов, она ничего не может ему сделать!
      – Может, мисс Чаринг, и не стесняется угрожать ему этим. Она и этот ее драгоценный доктор! Хорошенькая парочка! И мне доставит удовольствие, поверьте, доставит! – сказать им все, что я о них думаю. Если он не будет делать все, что она велит, она грозится, что запрет его на замок, а всем скажет, что он сошел с ума.
      – О нет! Она не сможет! – в ужасе вскричала Китти. – Он же не сумасшедший! Нет!
      – Нет, не сумасшедший, но никто не будет отрицать, что ума у него немного, – невозмутимо сказала мисс Плимсток. – Однако он совершенно безвредный, и ручаюсь, что когда за ним буду присматривать я, ему станет гораздо лучше. Во-первых, я не собираюсь позволять его маме запугивать его до бесчувствия, во-вторых, я считаю, что для него будет гораздо лучше жить в этом его ирландском поместье, а не мотаться по городу, как она его заставляет. Он может заниматься своими лошадьми, и хотя дом, наверняка, окажется серым и пустым, мне все равно. Я люблю деревню и не сомневаюсь, что скоро приведу все в порядок.
      Китти тоже в этом не сомневалась. Зачарованно глядя на Ханну, она, запинаясь, проговорила:
      – Простите, пожалуйста, но… но…вы любите Долфа? Вопрос этот не обескуражил мисс Плимсток. Она спокойно ответила:
      – Как я понимаю, вы хотите узнать, не влюбилась ли я в него? Нет, не влюбилась, но не думаю, что в него кто-нибудь влюбится. Мне он очень нравится, и мне хотелось бы стать графиней Долфинтон и выйти замуж. Моему брату он не нравится, и он не хочет, чтобы я вышла за него замуж, но я не обязана его слушаться. Я не красивая, как вы, и у меня нет состояния. Не думаю, что мне кто-нибудь еще сделает предложение, – она прямо посмотрела в глаза Китти и в своей открытой манере произнесла. – Я не ровня ему по социальному положению и не притворяюсь, что ровня. Но ведь он, можно сказать, не подходит для брака ни с кем. Одно я могу вам обещать, я буду о нем хорошо заботиться и сделаю бедного Фостера счастливым.
      Китти внимательно смотрела на нее, а голова ее быстро работала. Хотя жизнь ее протекала в уединении, ей было хорошо известно, что среди родных Долфинтона не было, пожалуй, ни одного, кого бы не шокировал этот брак, – даже Фредди, как бы добродушен он ни был, не одобрит его, подумала она, вспоминая его критические замечания по поводу покойного мистера Ялдинга. В глазах общества странности Долфинтона перевешивались его происхождением, а мисс Плимсток могла претендовать на замужество только при наличии значительного состояния, которого у нее не было вовсе. Но Китти, глядя на ее некрасивое лицо, представляла себе бедного рассеянного Долфинтона счастливым, бродящим по своему ирландскому торфянику, управляемому твердой, но доброй рукой, которая, наверняка, защитит его от вредного влияния матери. Она глубоко вздохнула и сказала:
      – Я помогу вам!
      Румяное лицо мисс Плимсток стало багровым, как свекла.
      – Вы очень любезны. Я не умею дипломатничать и поэтому скажу прямо, что знаю, как его заставили сделать вам предложение и что вы сказали, когда отвергли его. По этим вашим словам я поняла, что вы хорошая девушка, с которой мне будет приятно познакомиться. Когда у меня на пальце будет кольцо, я буду знать, что делать, потому что я никого из них не боюсь. Но беда в том, что я не знаю, как этого достичь. Вы должны знать, мисс Чаринг, что он окружен шпионами, которые обо всем рассказывают его матери. Я не сомневаюсь, она убедила их, что он слегка свихнулся. Что ж! Если бы Сэм, мой брат, помог мне, я, возможно, могла бы устроить этот брак. Но он помогать не будет, потому что не любит Фостера и хотел бы, чтобы я вышла за его приятеля, которого, кстати сказать, нужно еще уговорить жениться на мне. Брат говорит, что лорд хорош, когда у него есть состояние, а у Фостера ни ума, ни денег. А по мне, он лучше, чем торговец с нюхательным табаком на жилете и одной ногой в могиле. Даже если мистер Матхилл и сделает мне предложение, которое, могу поклясться, он не собирается делать!
      – Вот именно! – слабым голосом согласилась Китти.
      – Я подумала о Гретна-Грин, – продолжала мисс Плимсток, – потому что церковное оглашение нам не подходит. Если ее милость не узнает о нем, то уж Сэм, наверняка, не пропустит, так как строго следит за мной. Я знаю, что не дело жениться в Шотландии, но…
      – Нет, умоляю, не делайте этого! – прервала ее Китти, очень шокированная.
      – Я не могу сделать это, потому что это слишком дорого, а ее милость почти не дает Фостеру денег. Да и для Фостера будут плохо мчаться три дня без передышки в Шотландию, все время думая, что мама его догоняет, – ответила со своим непробиваемым спокойствием мисс Плимсток.
      – Ох, я уверена, что для него это будет очень плохо! Мы должны придумать какой-то план получше.
      – Но можете ли вы? – спросила мисс Плимсток.
      – Да, вдвоем с вами мы должны смочь. Признаюсь, я не могу сразу сообразить, как достичь этого, но собираюсь хорошенько подумать. Будет лучше, если леди Долфинтон будет считать, что он продолжает ее слушаться. Она самая нелепая женщина, какую я знаю! Полагаю, вам известно, что она продолжает заставлять его ухаживать за мной! Может быть, использовать это? Подумайте, если она будет знать, что он в моем обществе, она будет вполне удовлетворена! А мы тем временем что-нибудь придумаем. Должны придумать. Если вы не возражаете, я постараюсь, чтобы он почаще бывал со мной, и, хотя это против моих наклонностей, дам ей понять, что не отвергаю совсем его предложение.
      – Я согласна, – сказала мисс Плимсток. – Но кузену Фостера, Фредди, это может не понравится.
      – Фредди? Он не будет иметь ни малейших возражений, уверяю вас!

      Следуя своему плану, мисс Чаринг, чувствуя себя настоящей героиней, уступила настояниям леди Долфинтон и стала частой гостьей в доме на Гроссвенор-плейс. Ее сиятельство с таким пренебрежением относилась к этому району, что Китти с ужасом подумала, что же она скажет о таком заурядном квартале, как Кеппел-стрит.
      Было время, когда леди Долфинтон не упускала случая высказаться в том духе, что, мол, одинокие девушки умеют втереться в доверие, либо выразить мнение, что такая-то сиротка не что иное, как лицемерка и нахалка. Однако все это, похоже, ушло в прошлое. Леди Долфинтон была сама любезность. Когда Китти появилась на Гроссвенор-плейс, она вся рассыпалась в комплиментах, а поскольку она при желании могла быть весьма приятной, то очень скоро ей удалось добиться, чтобы девушка чувствовала себя как дома. У нее хватило такта устроить так, чтобы Долфинтон в доме при ней не появлялся, и сообразительности, чтобы не упоминать имя мистера Веструтера. Если она и давала понять, что Китти приняла предложение мистера Стандена только лишь для того, чтобы обрести прочное положение в обществе, то при этом демонстрировала такое сочувствие, что Китти не обижалась на нее. Были также намеки на то, что некоторые люди прямо-таки преклоняются перед высшим обществом, а также на то, что вместе с покладистым мужем молодая женщина приобретает массу других преимуществ. – Но это к вам не относится, милочка! Ведь Фредди – такой душка! Вы сами довольно скоро почувствуете, какая это пуритански строгая семья.
      Слушая эти замечания, Китти только улыбалась про себя. Но после того как она раз пять показалась в свете в компании Долфинтона и дважды побывала с ним и его матерью в театре, мистер Станден, к ее удивлению, начал протестовать. Он заявил, что она ведет себя по-дурацки.
      Китти с негодованием отвергла это обвинение. Мистер Станден пошел на уступки.
      – Тогда, значит, вы строите из меня дурака!
      – Глупости!
      – И вовсе не глупости. Полгорода знает, что вы помолвлены со мной, и подозревает, что вы собираетесь меня оболванить. Заметьте, я бы ни слова не сказал, не будь это Долф! Знаете, Кит, это уж слишком, предпочесть мне такого кретина!
      – Как же так, Фредди, мы договорились, что о нашей помолвке никто, кроме ваших знакомых, знать не будет! Неужели это вы сами все разболтали?
      – Я уже жалею об этом! И хватит, Кит, ради всего святого, не стройте из себя наивную дурочку. Не думаете ли вы, что моя мать и Мег в состоянии хранить тайну? Кроме того, это известно и Джасперу: нет смысла отрицать, если уж он спрашивал об этом Мег. Сестры! – произнес Фредди голосом, полным отвращения. И добавил после недолгого раздумья: – Да еще и этот ваш кузен, он тоже знает.
      – Камилл? Нет, не может быть! Я ему ни слова не говорила. Клянусь, Фредди.
      – Я сам ему рассказал, – признался Фредди. Она с удивлением взглянула на него.
      – Зачем?
      Подумал, что так будет лучше, – невнятно пояснил Фредди.
      – Я не в состоянии понять, почему вы так поступили.
      – Ну, знаете. Ведь он – ваш кузен, – сказал Фредди, все свое внимание сосредоточив на лорнете, который он старательно протирал носовым платком.
      – Естественно, он мой кузен! Я не против того, чтобы он знал, если не будет никому рассказывать об этом. Тем более, что у меня к нему доброе отношение. Это замечательный человек, не правда ли, Фредди?
      – Славный малый, – согласился Фредди.
      – Мег считает, что он галантен, как истинный француз. Она от него в полном восторге! В нем есть веселая легкость, знаете ли, которой англичане, в общей массе, лишены. А с каким пониманием он относится к людям!
      – Ничуть не удивлен, – сказал Фредди. – Напротив, будь я проклят, я уверен, что сообразительности у него хватает.
      – Вы даже не представляете, – сказала она несколько смущенно, – как я счастлива от того, что у меня есть такой достойный родственник! Не слишком приятно сознавать, что у тебя нет своей семьи!
      – Представляю, – сказал Фредди, всегда готовый посочувствовать. – Это, конечно, ни в какое сравнение не идет с тем, что вы приобретаете в родственники самого лучшего члена нашей семьи, ну да ладно. Ведь я прекрасно понимаю вас, Кит. Дело в том, – я, правда, не хотел бы вмешиваться, – но зачем делать вид, будто вы собираетесь порвать со мной, моя девочка, когда этого у вас и в мыслях нет! Не к лицу вам поощрять ухаживания шевалье. Я не хочу быть героем пустых светских сплетен.
      – Нет, что вы, я и не поощряю его! – рассмеялась она. – Вы все напутали, Фредди! Камилл ведет себя безупречно! Я могу еще допустить, что вы были недовольны тем, что Мег пригласила его пойти с нами в «Аргил», но уверяю вас, что это исключение! Я понимаю, это вряд ли привело вас в восторг, но не забудьте, мы с ним – двоюродные брат и сестра и к тому же встретились впервые после стольких лет! Вполне естественно, что поначалу он довольно часто приходил повидать меня. Но с того вечера я встретилась с ним всего один раз, и то на людях.
      Фредди, принимавший свои нехитрые меры, чтобы отвадить шевалье от посещений Беркли-сквер, несколько успокоился. Ему еще ни разу в жизни не приходилось вести неопытную девушку по опасному руслу ее первого лондонского сезона. Кроме того, он сам чувствовал, что такая задача ему не по силам. Свою же старшую сестру он слишком хорошо знал, чтобы доверить ей Китти. У него мелькнула смутная мысль о том, что раз он вывел Китти в высший свет, то должен и дальше о ней заботиться. Он научил ее танцевать котильон; скрепя сердце, он вызвался сопровождать ее и Мег на костюмированный бал в «Пантеоне» для того, чтобы среди многолюдной и пестрой толпы она научилась танцевать на публике; по его настоянию его мать достала для нее пригласительный билет в «Элмак», но он строго-настрого запретил ей принимать приглашения на вальс от кого бы то ни было; он отговорил ее от покупки жокейской шляпки лилового шелка, которая так нравилась Мег; и резко раскритиковал ярко красные марроканские домашние туфли, заметив при этом сдержанно, что в следующий раз, когда она выберется в магазины, он почтет своим долгом лично сопровождать ее. – И не надо доказывать мне, что эти шлепанцы от фирмы «Веллингтон». Если это утверждают продавцы, значит, они просто дурачат вас! – сказал он, напустив строгость. – Черт возьми, такой элегантный человек, как виконт, ни за что их не наденет.
      Но это все были мелочи, и к тому же во всем, что касалось вкуса и моды, мистер Станден показал себя превосходным знатоком, к советам которого нельзя было не прислушаться. Обаятельный француз, кузен мисс Чаринг, представлял собой проблему посерьезнее, что в значительной степени занимало мысли Фредди.
      Некоторым подозрениям, закравшимся в его душу, он был обязан мистеру Стоунхаузу. Мистер Стоунхауз, не так давно побывавший на дипломатическом рауте, во французском посольстве, никак не мог припомнить, видел ли он в этом избранном обществе шевалье. Даже те, кто особенно выражал сожаление по поводу пробелов в образовании мистера Стандена, не могли отказать ему в доскональном знании света. Он хорошо понимал, что отпрыск благородной французской фамилии непременно должен был быть в числе приглашенных. Наверняка, его отсутствию на приеме нашлось бы множество причин, но мистер Станден вспомнил, что ему не понравился жилет шевалье, и спросил мистера Веструтера, где тот познакомился с ним.
      – Так, где же я повстречал его впервые? – задумался Джек. Его губы сложились в твердую линию, в глазах вспыхнул огонь. – Может, у «Вулера»? Или на Беннет-стрит?
      Фредди не был картежником, хотя иной раз довольно рискованно играл у «Ватьера», но отлично понял, что означает ответ кузена. Мистер Веструтер назвал два самых гнусных игорных притона в Лондоне. – Боже правый, – с негодованием спросил Фредди, – неужели этот тип – игрок?
      Мистер Веструтер рассмеялся. – Притом весьма искусный, Фредди.
      – Грек?
      – Нет, француз, а что? – удивился мистер Веструтер. Но Фредди не пропустил его вопрос мимо ушей. – Ты от меня так просто не отделаешься! Выкладывай! Он – шулер?
      – Фредди, дорогой, у меня нет ни малейших оснований для таких подозрений! Скажем так, он просто первоклассный игрок!
      Добродушная физиономия мистера Стандена посуровела. Устремив пристальный взгляд на своего кузена, он произнес с необычной для него сухостью. – Темнишь, братец?
      – Ты это о чем? – Джек удивленно поднял брови.
      – Сам не знаю, – осторожно сказал мистер Станден. – Не пойму, зачем ты познакомил этого малого с Китти.
      – Ты, видимо, впал в некоторое заблуждение, – сказал мистер Веструтер, и в глазах его промелькнуло сочувствие. – Ты позабыл, что Китти только и мечтала, как бы ей познакомиться со своими французскими родственниками. Разве он ей не понравился? Уверен, что она в восторге! Видный, симпатичный – ты согласен со мной?
      – Вполне, – ответил Фредди. – Весьма приятный малый. Видишь ли, у меня такое чувство, что в нем есть что-то подозрительное, и мне это не совсем нравится.
      Широкие плечи мистера Веструтера затряслись.
      – Он оскорбляет твое чувство приличия, братец? Увы! А вот я нахожу его вполне забавным! Впрочем, я не принадлежу к чопорным Станденам.
      – Верно. И с Китти не помолвлен! – парировал Фредди и попался в ловушку.
      – Справедливо. А ты помолвлен? – сладким голосом спросил Джек.
      – Мне кажется, – ответил Фредди, придя в себя после минутного замешательства, вызванного этим бесспорным попаданием в точку, – что это ты находишься в заблуждении.
      Он благоразумно решил больше ничего не рассказывать своему кузену, а заняться расследованием самому. Само собой, такое решение подтолкнуло его искать совета у отца, которого он и встретил вскоре на Сент-Джеймс-стрит. Тот изобразил крайнее удивление, увидев его, и сказал, что думал, что сын снова уехал из Лондона. Но эта шутка не достигла цели. Фредди, разглядывая своего насмешливого родителя с мягким недоумением, резонно возразил:
      – Вы никак не могли так думать, сэр! Черт возьми, мы же виделись с вами у Мег два дня тому назад!
      Лорд Леджервуд вздохнул.
      – Тебя трудно подцепить, Фредерик. Конечно, мне следовало помнить об этом!
      – Я чем-то обидел вас, сэр? – на всякий случай спросил Фредди.
      – Вовсе нет. Откуда тебе в голову могла прийти такая мысль?
      – Я гораздо более наблюдателен, чем вы обо мне думаете, – сказал Фредди с простодушной гордостью. – Вы зовете меня Фредериком только тогда, когда я вас чем-то огорчил.
      – Ты пробуждаешь во мне надежды на свою блестящую карьеру! – воскликнул его светлость. Он был потрясен.
      – Вам вообще не следует об этом думать, – решительно сказал Фредди. – Это мне никак не подходит. Кроме того, два умника в одной семье, это слишком. Пусть уж им будет Чарли. Куда вы направляетесь, сэр?
      – Просто к «Уайту».
      – Я с вами, – сказал Фредди. – Давно хочу перекинуться с вами парой слов.
      – Почему бы нет! – мягко рассмеялся лорд Леджервуд. – Ведь я живу не в Новой Зеландии!
      Фредди призадумался над этими словами и, помолчав, сказал:
      – Черт меня побери, если я что-нибудь понял, сэр! Вы что, издеваетесь надо мной? Я вам не советую, потому что я не в настроении шутить. Как поживают детки? Осмелюсь предположить, что вы наверняка этого не заметили, но я очень давно не был на Маунт-стрит. У меня не остается времени ни для чего, кроме забот о Китти! Если я не слежу за тем, как бы Мег не соблазнила ее купить нелепейшую шляпку, то вожу ее по всему Лондону и показываю ей массу надгробий и разрушенных статуй, на которые вряд ли кто стал бы смотреть, тем более за деньги.
      На родителя это произвело впечатление.
      – И тебе приходится этим заниматься?
      – Увы, что поделаешь! И вот что в связи с этим я придумал. Британский музей, к примеру, о котором так много говорят. Знаете, сэр? Это же чистое надувательство! С этим надо что-то делать. Да если бы Китти случайно не прихватила с собой умную книжку, мы бы с ней выглядели, как пара несмышленышей.
      – Дорогой Фредди, – сказал лорд Леджервуд, беря его под руку, – пошли в клуб и ты мне все расскажешь об этом.
      – Обязательно, – ответил Фредди. – Но это не самое главное, о чем бы мне хотелось с вами поговорить. Я попал в затруднительное положение – по крайней мере, попадаю в него, что меня не удивляет. Мне пришло в голову, что посоветоваться с вами мне не повредит.
      – Еще как не повредит! – подтвердил его милость. – Но вначале я должен послушать, что ты скажешь о Британском музее!
      Он повел сына в клуб, нашел тихий уголок в гостиной и Фредди излил ему свою душу. Он увлеченно выслушал рассказ Фредди о его мучениях, вставляя иногда такие здравые замечания, что Фредди испытал разочарование от того, что отец не считает себя в компетенции разоблачить некоторые злоупотребления, обнаруженные его отпрыском. Когда же он извиняющимся тоном сообщил о том, что вопрос о приобретении коллекции мраморных скульптур лорда Элджина должен рассматриваться обеими палатами на нынешней сессии парламента, Фредди это настолько поразило, что на несколько минут он забыл о главной цели этого разговора. Только немного успокоившись при помощи бокала выдержанного хереса, он вспомнил, зачем он здесь, и тогда без всяких предисловий спросил:
      – Вам знаком шевалье д'Эврон, сэр?
      – Не имел удовольствия, – ответствовал лорд Леджервуд.
      – Я так и думал, – кивнул Фредди. – Это еще ничего не доказывает, поскольку он человек молодой и, осмелюсь предположить, не может входить в круг ваших знакомых. А слышали вы об этой семье?
      – Нет.
      – Все туманно, – заметил мрачно Фредди. Лорд Леджервуд вскоре прервал его раздумья.
      – Кто этот джентльмен, Фредди?
      – Кузен Китти. Он ей нравится. Когда-то починил ее куклу. Клод оторвал ей голову. Это на него похоже, если подумать.
      – Должен ли я сделать отсюда вывод, что ты не разделяешь симпатию Китти к шевалье?
      – Я бы так не сказал, – ответил Фредди, потирая кончик носа. – Парень он симпатичный. Но вы же знаете, как это бывает: нельзя вращаться в светском обществе и не научиться отличать мошенника от простака.
      – Счастлив слышать от тебя такие слова. Расскажи-ка мне еще об этом жулике.
      – Нет, нет, он не мошенник! Во всяком случае, мне это не известно. Не думаю, что это настолько серьезно. Джек слишком дошлый, чтобы играть в карты с шулером. Но он и не простак. Вы, наверное, не обратили на него внимания, но он как-то вечером был в гостях у Мег.
      – Не тот ли красивый молодой щеголь во фраке выразительного покроя и слишком большой булавкой в галстуке?
      – Он самый, – сказал Фредди. – Прекрасные манеры, гладкая речь, рассказы о дяде маркизе. Но в посольстве его не знают.
      – Это настораживает, – согласился его светлость. – Однако же следует иметь в виду недавние бурные события во Франции. Возможно, он из новой знати?
      – Вот и Джаспер то же самое говорит, но от этого не легче. Сдается мне, что старина Бонапарт раздал дворянские звания множеству подозрительного народа. Дело в том, что этот Камилл, как мне кажется, вздумал волочиться за Китти. Я ему сказал, что мы помолвлены. Рассказал ему об условиях завещания, которое собирается сделать дядя Мэтью. После этого он перестал околачиваться вокруг нее. Вместо этого приударил за страшилой Ялдинг.
      – Действительно, искатель приключений! Надеюсь, Эннервик позаботится о том, чтобы его дочь не выскочила замуж против его воли. А разве с леди Марией не живет ее сестра, чтобы охранять ее подобно дракону?
      – Живет, но она очень плохой знаток женщин. Ходят слухи, будто леди Мария твердо решила заполучить шевалье. Это меня не удивляет: красивый парень, имеет успех у женщин. И нечего твердить, что, дескать, не мое это дело. Все может так повернуться, что оно станет как раз моим. Я хочу сказать, что если Эннервик забьет тревогу, могут начаться весьма щекотливые расследования. Если этот малый самозванец, то возникнет неприятная ситуация для Китти. Китти попадет в неловкое положение. Кроме того, ей очень хотелось иметь родственников. Она сама говорила мне об этом. Сказала, что ей очень приятно, что у нее такой респектабельный кузен. Надо что-то предпринять.
      Лорд Леджервуд, который слушал сына с гораздо большим интересом, чем намеревался, сказал:
      – Ты абсолютно прав, Фредди, но что именно надо делать, лично я не имею ни малейшего представления, в чем и сознаюсь.
      – Не вижу здесь никакой трудности, – удивился Фредди. – Если он окажется проходимцем, ничего не останется, как избавиться от него.
      Глаза лорда Леджервуда немного расширились. – Надеюсь, ты не собираешься вызвать его на дуэль, Фредди?
      – Боже мой, конечно нет! Что за нелепость. Выдворить его обратно во Францию, вот и все дела.
      – Превосходный план – при условии, что он выполним.
      – Я подумаю, как его выполнить, – сказал Фредди. Заметив, с каким любопытством смотрел на него отец, он спросил его озадаченно: – Я что-то не так сказал, сэр?
      – О нет, нет! – сказал лорд Леджервуд, обретая свой обычный вид. – Я почти уверен, что найдешь способ, ибо, должен тебе признаться, мой дорогой мальчик, в тебе открываются такие глубины, о которых я и не подозревал. Теперь скажи мне, прав ли я в своем предположении о том, что моя роль заключается в том, чтобы по возможности разузнать для тебя, кто такой твой шевалье и откуда он взялся?
      – Абсолютно, – сказал Фредди, благодарный отцу за догадливость. – Буду очень вам обязан, сэр, если вы это сделаете.
      – Сделаю все, что в моих слабых силах, – склонил голову его светлость. – Между тем позволь мне поздравить тебя с теми переменами, которых ты добился во внешности Китти. Насколько я понял, именно ты направляешь ее: увы! как только я увидел ее в тот вечер, я сразу понял, что не бедняжка Мег повлияла на выбор ее нарядов.
      Это понравилось Фредди.
      – В ней прибавилось элегантности, правда? – Он нахмурился. – Не надо было ей надевать топазы. Никак не хотела, чтобы я подарил ей гранатовые украшения. Жаль.
      Лорд Леджервуд, отметив про себя непонятное нежелание мисс Чаринг принимать подарки от своего нареченного, воздержался от комментариев. Протирая свой монокль, он просто сказал:
      – Будь так любезен, Фредди, ответь мне на вопрос, часто ли бывает на Беркли-сквер Джек Веструтер?
      Фредди помрачнел.
      – Слишком часто, на мой взгляд. Но вы можете не беспокоиться. Я с Мег глаз не спускаю.
      Лорд Леджервуд, выдержав и этот удар, сказал слабым голосом:
      – Правда?
      – Будьте уверены. Более того, подозреваю, куда ветер дует. – Он многозначительно кивнул, но пояснил, – не хочу говорить об этом: не мое дело! Беда в том – я начинаю подозревать, что он дает себе слишком много воли!
      – То же самое я говорю о нем последние семь лет, – сказал лорд Леджервуд.
      – Неужели? – Фредди посмотрел на отца с любовной гордостью. – Сэр, я всегда считал вас самым умным человеком из всех, кого я знаю. Ни один скандал не пройдет мимо вас.
      – Фредди, ты меня убиваешь, – сказал отец, глубоко тронутый. – Смею надеяться, никто не может назвать меня тугодумом, но должен признаться, я был счастлив узнать, что ты… э… присматриваешь за своей сестрой.
      – Да, и вам нечего беспокоиться, что какой-нибудь сопляк проникнет через черный ход, – брякнул Фредди. – Во-первых, это невозможно ввиду увеличения размеров Мег; во-вторых, Джек положил глаз на одну премиленькую штучку. Но не думаю, что он перейдет к действиям: не такой он дурак.
      Лорду Леджервуду пришлось удовлетвориться этим уверением, поскольку приступ откровенности сына иссяк. Фредди не счел нужным посвящать своего родителя в то, как он был потрясен, когда узнал, что мисс Чаринг неизвестно какими путями познакомилась с девицей, которую он немедленно окрестил «премиленькой штучкой». Его и так беспокоила ее дружба с неприятной особой явно плебейского происхождения, а когда он зашел на Беркли-сквер и застал в гостях у своей невесты мисс Броти, он так и застыл на пороге с открытым ртом и выпученными глазами. Когда же мисс Броти, наконец, удалилась, он отважился выразить Китти свое неудовольствие и объяснить ей, что дружба с дочерью дамы, которую он вряд ли назвал бы аббатиссой, хотя никогда ее и не видел, никоим образом не пойдет ей на пользу. – Так не годится, Кит. Поверьте мне.
      Почувствовав на себе взгляд сияющих, широко открытых и недоуменных глаз мисс Чаринг, он сильно смутился.
      – А что такое аббатисса, Фредди? – спросила она.
      Он совсем смешался и торопливо сказал, – Так, пустяки! Все равно не поймете. Штука в том, что ее мамаша намерена сбыть ее с рук как можно выгоднее. Мне не следовало говорить вам такие вещи, но ничего не поделаешь.
      – Мне об этом известно, – как ни в чем не бывало отвечала Китти. – Более противную особу трудно себе представить. Мне так жаль бедняжку Оливию! Я уверена, Фредди, что если бы вы знали всю правду, вы бы тоже пожалели ее.
      – Не сомневаюсь в этом. Ей можно посочувствовать, но дружить с ней не следует.
      – Но, Фредди, какие тут могут быть возражения! Пусть нам не нравится мисс Броти, но сама Оливия благородного происхождения, ведь она в родстве с леди Баттерстоун, которая, насколько мне известно, дружит с твоей матерью.
      – Беда в том, – вздохнул Фредди, – что вы, Кит, еще совсем недавно появились в нашем обществе и не знаете скрытых опасностей. Таких прохиндеев, как Оливер Броти, свет не видывал, судя по всему, что я о нем слышал, а то, что он приходится леди Баттерстоун троюродным братом, ничего не значит. Между прочим, он на самом деле ее троюродный брат, но я повторяю то, что уже говорил вам: в семье не без урода! В нашей семье тоже! Штука в том, что нечего протаскивать их в высшее общество.
      Китти наморщила лобик.
      – Действительно, похоже на то, что леди Баттерстоун не слишком благоволит к Броти. Но я не могу отделаться от ощущения, что если бы она приблизила к себе Оливию, бедняжка могла бы найти себе подходящую партию. Ведь вы согласитесь со мной, Фредди, она очень красива.
      – Этого еще недостаточно, – сказал многомудрый мистер Станден.
      – Иной раз и этого хватает, – возразила Китти. – Оливия рассказала мне о сестрах-красавицах Ганнинг, у которых связей было не больше, чем у нее. Но когда они с матерью приехали в Лондон, они буквально покорили свет, а одна из сестер вышла замуж за двух герцогов.
      – Это уж слишком, Кит, – взмолился мистер Станден. – Явный обман! Этого не может быть!
      – Но это чистая правда! Сначала она вышла замуж за герцога Гамильтонского, а когда он умер, ее мужем стал герцог Арджильский.
      – А, когда тот умер! – с облегчением сказал Фредди, к радости которого этот сомнительный момент прояснился. – Это другое дело. Я не хочу сказать, что эта птичка не может выйти замуж за герцога или за двоих сразу. Я только вот что хочу сказать вам, Кит. Не знаю, какие были нравы, когда сестры Ганнинг появились в свете, но единственный известный мне неженатый герцог, это герцог Девонширский, и охотиться на него – бесполезное занятие, поскольку все знают, что его интересует принцесса Шарлотта. Вряд ли он променяет ее на Оливию.
      – Я вовсе не хотела сказать, что она непременно должна выйти за герцога, – ответила Китти. – Только будет ужасно, если ее продадут – а это никак нельзя назвать иначе – такому человеку, как сэр Генри Осфорд! – Она заметила, что ее слова произвели глубокое впечатление, и торжествующе сказала: – Вы шокированы, но уверяю вас…
      – Еще бы не шокирован! – прервал ее Фредди. – Не хотите ли вы сказать мне, что этот тип захаживает к Мег?
      – Нет, что вы!
      – Тогда где же, черт побери, вы с ним познакомились?
      – Я с ним незнакома. Однажды, когда мы катались в парке, мне его показала Мег, но она сказала мне, что это противный старый повеса и она даже из вежливости не раскланивается с ним на улице! Это Оливия рассказала мне про него все, и я уверена, Фредди, что вы тоже посочувствовали бы ей, если бы услышали ее рассказ. Он прямо-таки преследует ее, а поскольку он очень богат, а леди Баттерстоун и пальцем не пошевельнет для того, чтобы у Оливии появились более подходящие кавалеры, миссис Броти поощряет его притязания. Более того, она-то и толкает его к Оливии. Чем все это закончится, я не смею предположить. Оливия испытывает к нему глубокое отвращение, но так боится свою мать, что не знает, что ей делать, и говорит, что иногда ей хочется совершить что-нибудь безумное – хотя, что она под этим подразумевает, я не имею представления. Боюсь, что она подумывает покончить с жизнью!
      – Ну, этого нечего бояться, – сказал Фредди, на которого подобная страшная перспектива не произвела ни малейшего впечатления. – Тем более огорчаться по этому поводу. Осфорд не единственный старый волокита, завлекающий девушек в свои сети.
      – Нет, нет, Фредди, больше никто не делал ей предложения, – наивно сказала Китти.
      Мистер Станден, чувствуя, что не в силах объяснить, какого рода предложения может получить мисс Броти, решил промолчать. Он мог бы рассказать ей о том, что ослепительные красавицы, не принятые в высшем свете, появляющиеся в обществе в сопровождении кузин с явно вульгарной внешностью, обычно не получают солидных предложений, а напротив, склонны предоставлять полную свободу действий таким знатокам женщин, как мистер Веструтер. Фредди было хорошо известно, что его двоюродный братец приударяет за прекрасной Оливией. Он не думал, что знаки внимания со стороны такого выдающегося бонвивана были ей неприятны; но в одном он был уверен – к алтарю он ее не поведет. Вопрос, удастся ли ему сделать ее своей любовницей, не волновал мистера Стандена, в чужие дела он не вмешивался. Он всего лишь надеялся, что для искушения мисс Броти у мистера Веструтера просто не хватит финансовых возможностей. Смутные, но горькие предчувствия подсказывали ему, что подобная связь повлечет за собой катастрофические последствия. Мистер Станден, которого бог сестрами не обидел, ни минуты не сомневался в том, что Китти станет хранительницей всех сердечных тайн Оливии. Из женской солидарности Китти в лучшем случае поднимет страшный скандал, думал он. В худшем – но тут разум отказывался служить мистеру Стандену, и он пускался в океан фантазий.
      Он не забыл о том, что еще по дороге в Лондон Китти призналась ему, что у нее есть тайный план, который она предпочитает пока не раскрывать. Временами ему казалось, что он уже почти догадывается, в чем заключается этот план. Его немного удивило ее заявление, что она ненавидит мистера Веструтера, хотя в семье всем было известно о ее ребяческом обожании сей замечательной личности. Поразмышляв на эту тему, Фредди пришел к заключению, что Китти просто переросла свое детское увлечение. Но, имея счастливую возможность наблюдать за Китти в присутствии мистера Веструтера, Фредди начал сомневаться в правильности своего вывода. Его тетя Долфинтон в приступе язвительности сообщила ему, что Китти приняла его предложение из чистого каприза; и если тогда он не обратил на эти слова ни малейшего внимания, то сейчас он начал подумывать, что в них есть доля истины. Иначе чем объяснить, почему мисс Чаринг любезничала с ним только в присутствии мистера Веструтера. Джек сопровождал ее на бал в «Пантеоне», но Китти согласилась танцевать с ним только один вальс. Когда он пригласил ее на котильон, она отклонила его предложение.
      – Если вам угодно, я согласна на контрданс, – сказала она.
      – Но мне не угодно! Что за невоспитанность! Она рассмеялась.
      – Значит, я должна разводить с вами церемонии? Нет, я слишком давно вас знаю и не побоюсь сказать, что не могу довериться вам в котильон. Чего скрывать, Джек, у меня так плохо получился с вами вальс. По правде говоря, вальсы и котильоны я могу танцевать только с Фредди.
      Итак, мистер Веструтер, склонившись в шутливом поклоне, удовольствовался всего лишь контрдансом; вскоре ему представилась великолепная возможность, если бы он захотел ею воспользоваться, наблюдать, как весело кружится по залу мисс Чаринг с мистером Станденом. Но поскольку он предпочел отчаянно флиртовать с Мег, мисс Чаринг не была уверена, видел ли он эту сценку. Когда они заняли свое место в контрдансе, она сникла и три раза ответила ему невпопад. Когда он повторил свой вопрос, она, извинившись, сказала, что была невнимательна.
      – О Фредди размечталась, не иначе, – язвительно сказал мистер Веструтер.
      – Нет, вы ошибаетесь, мои мысли просто блуждали. Поскольку дамы, которых мистер Веструтер удостаивал своим вниманием, обычно не давали воли блуждать своим мыслям, он на какое-то мгновение оторопел. Придя в себя, он рассмеялся.
      – Каков отпор! Неужели я имел несчастье чем-то обидеть вас, Китти?
      Ей не пришлось отвечать на этот вопрос, потому что следующая фигура танца их разлучила. Когда они снова соединились вместе, она спросила его, не думает ли он, что Фредди превосходный танцор.
      – Конечно: никто не танцует лучше него, – ответил Джек. – Кто-то может сказать, что это единственное, в чем он успел, если не считать его умение одеваться.
      – В таком тоне говорить при мне о Фредди неприлично! – отрезала она.
      – Не глупите, Китти!
      Она пропустила это замечание мимо ушей и сказала вполне серьезно:
      – Самое лучшее, что есть у Фредди – это его доброе сердце.
      – Вы хотите сказать, покладистый нрав? – поддразнил ее мистер Веструтер. – Бедняга Фредди!
      Она вспыхнула.
      – Он ваш кузен, и если вам так нравится, можете смеяться над ним, но надо мной не смейте, Джек.
      – Вы ошиблись: то, что переполняет мои чувства, не презрение, а сострадание.
      Второй раз в своей жизни мисс Чаринг испытала искушение залепить пощечину в это красивое смеющееся лицо. Она сдержала свое желание и сказала подавленно:
      – Полагаю, он еще удивит вас.
      – Он уже меня удивил, – ответил мистер Веструтер. Мисс Чаринг вздохнула с большим облегчением, когда танец закончился.

      Несмотря на то что мистер Веструтер привел ее в некоторое замешательство, Китти осталась довольна результатами стратегии. Она определенно привлекла к себе его внимание. Даже если он не поверил истории с помолвкой (а он всячески демонстрировал, что не поверил), молчаливый уговор обеих заинтересованных сторон скрыть правду, помноженный на явное равнодушие Китти к его особе, вынудил его поменять тактику. Он не сомневался в том, что в его власти положить конец этой комедии в любой момент, когда он только этого пожелает, поскольку ему было прекрасно известно, что она давным-давно обожает его. Но он не мог допустить, чтобы она или же его двоюродный дедушка Мэтью диктовали ему условия либо вынуждали на определенные действия. Ничто не злило его так, как ультиматум мистера Пениквика. Когда-нибудь он женится. В этом, как и в том, что своей женой назовет наивную, выросшую в деревенской глуши Китти, он был уверен.
      Он рассчитывал, что мистер Пениквик завещает свое богатство или ей, или ему; кроме того, игрок по натуре, он скорее не взял бы и копейки из этого состояния, чем подчинился предъявленным требованиям. Более того, он готов был биться об заклад, что стоит ему поманить Китти пальцем, как она будет принадлежать ему. Он не боялся конкуренции со стороны своих кузенов. Если ее помолвка с Фредди и поразила его, то всего на какой-то миг: немного поразмыслив, он понял, что побудило ее к этому. Его это позабавило; он даже мог прийти от этого в восхищение; и хотя он и подумывал немного проучить ее, он по-настоящему не сердился на нее за такое проявление характера. Однако каким бы ничтожным соперником ни был Фредди, мистер Веструтер еще не настолько погряз в самоуверенности, чтобы не видеть опасности, которую могли представлять для Китти другие, более интересные воздыхатели. Хорошенькая девушка – а мистер Веструтер к своему удивлению обнаружил, насколько похорошела обученная всем тонкостям моды Китти – представленная в обществе Станденами, в ореоле больших ожиданий, не будет иметь недостатка в поклонниках. Как бы ни гордился мистер Пениквик своим твердым словом, Джек не рискнул бы держать пари, что он его сдержит, появись Китти в Арнсайде под руку с действительно блестящим женихом. Познакомив Китти с шевалье д'Эвроном из чистого озорства, мистер Веструтер недаром не принимал в расчет опасность с этой стороны; он имел для этого свои собственные причины; и если ему было непонятно, почему она поощряет нелепые ухаживания Долфинтона, то он мог себе позволить не обращать на это внимания; были и другие холостяки, представляющие собой гораздо более предпочтительные партии, вот их было бы неразумно сбрасывать со счетов. Особенно одного из них, молодого пэра, не скрывающего своих нежных чувств по отношению к этой живой и искренней девушке. А известный волокита, утративший молодость, не только пригласил ее на танец во время ее дебюта в «Элмаке», но подтвердил свое восхищение ею, прислав букет на другой же день. Настал черед делать свой ход мистеру Веструтеру, хотя он и не собирался плясать под дерзкую дудочку мисс Чаринг. Одно дело посмеиваться над тайными планами девочки, которую он знал с пеленок; совершенно другое – подчиняться им. Он вполне мог понять ее желание приехать в Лондон, но ему было бы больше по душе, если бы она оставалась в Арнсайде, как Спящая красавица. Жениться в ближайшем будущем ему не хотелось; но если Китти сомневалась в его намерении сделать ее своей женой, тогда было бы лучше все свое внимание сосредоточить на ней. Никто лучше чем он не знал, как очаровать и околдовать свою жертву до такого состояния, что все другие просто перестанут для нее существовать. На его счету было множество побед; и если ни одна из его жертв не погибла от неразделенной любви, то здоровье по крайней мере одной леди (по общему мнению, она потеряла всякий здравый смысл) пришло в полный упадок. К счастью, появление на горизонте более пылкого обожателя спасло ее от верной смерти, но встревоженные родители стали предпринимать все мыслимые меры, чтобы оградить своих чувствительных дочерей от мимолетных ухаживаний злостного сердцееда.
      Выдержав сразу два отказа мисс Чаринг, которая дважды находила предлог, чтобы отклонить его предложение покататься с ним в его двухколесном экипаже, запряженном парой знаменитых гнедых, мистер Веструтер послал ей через своего грума восхитительный веер из слоновой кости, украшенный тончайшей резьбой, позолотой и расписанный изящными медальонами работы Анжелики Кауффманн. К этому дару он присовокупил письмо, составленное в таких искусных выражениях, что Китти было крайне затруднительно не принять его. Это свадебный подарок, писал мистер Веструтер, от старинного друга, который осмеливается подписаться ее вечно любящим кузеном Джеком, братом если не по крови, то по сердечной склонности.
      – Ничего себе! – воскликнула Мег не без обиды. – То, что он дарил мне, ни в какое сравнение не идет с этой вещицей. Наверное, крупно выиграл в карты. Безумно дорогая безделушка, милая Китти!
      Прижав ладони к пылающим щекам, Китти сказала:
      – Мне не следует принимать такой ценный подарок.
      – Помилуй, почему же нет? Разве можно отказаться, дорогая? Подарок сделан с безупречным вкусом, поверьте мне. «Вечно любящий кузен…» Красиво сказано, честное слово!
      Итак, когда мистер Веструтер снова пригласил свою «кузину по сердечной склонности» покататься с ним в Ричмонд-парке и полюбоваться на примулы, раскрывшие свои бледные цветы под древними дубами, мисс Чаринг справедливо рассудила, что отказать ему было бы неприлично. Мистеру Веструтеру сопутствовала удача: в назначенный день ярко сияло солнце, что воодушевило мисс Чаринг надеть шляпку в деревенском стиле из шелковой соломки, украшенной с одного бока букетиком цветов, с зеленой лентой под подбородком, завязанной кокетливым бантом. Легкомысленный зонтик от солнца ей одолжила Мег. Подсаживая ее в экипаж, мистер Веструтер поймал себя на мысли, что ее внешний вид удовлетворил бы самого взыскательного из мужчин.
      Обычно он выезжал вместе с тщедушным Тайгером, сидящим на козлах, но на этот раз он обошелся без услуг этого юноши. Китти же он с мимолетной улыбкой сказал, что такое сопровождение не обязательно для близких родственников («по сердечной склонности»). Она согласилась с ним, хотя в душу закралась тревога. Но даже самый неисправимый злопыхатель не нашел бы в поведении мистера Веструтера ничего предосудительного от начала и до конца их поездки. Он держался как старший брат, очаровавший ее детское воображение; он посмеивался над ней, но воздерживался от шуток над Фредди; если он ни разу не упомянул о помолвке, то по крайней мере не намекал, что не верит в нее. Только в самом конце прогулки, за которую Китти поблагодарила его от всей души, приоткрыл он свою маску. Смеющимися глазами он заглянул ей в лицо, нежно взял за подбородок и сказал, как бы лаская словами:
      – Глупенькая, недоверчивая, маленькая Китти! Ну, бегите домой, дитя мое! Не могу же я бросить здесь своих лошадей и пойти вместе с вами.
      Ее лицо под этой небрежной лаской вспыхнуло; она бросила на него быстрый взгляд, снова опустила глаза и, запинаясь, сказала:
      – Спасибо. Все было очень мило! – взбежала по ступенькам и скрылась в доме.
      Он уехал, весьма довольный собой. К тому же его деревенская кузина открылась ему в новом, очаровательном свете.
      Выждав два дня, он явился утром на третий день на Беркли-сквер пригласить обеих дам посетить вместе с ним «Сэндерс Веллз», чтобы Китти увидела великого Гримальди в возобновленной пантомиме «Мамаша-Гусыня», имевшей громадный успех. Такое безыскусное развлечение могло прийтись Мег не по душе, но что касается Китти, то мистер Веструтер, хорошо знавший ее, был уверен, что спектакль приведет ее в восторг. Если бы это было возможно, он, не колеблясь, пригласил бы ее в «Амфитеатр Эстли» и сам получил бы огромное удовольствие, наблюдая, с какой радостью и изумлением смотрит она на скачки и конные парады. Но «Амфитеатр», как и его конкурент «Королевский цирк» начнут сезон не раньше пасхального понедельника, а к тому времени, полагал мистер Веструтер, Китти должна будет вернуться в Арнсайд.
      Дворецкий, открывший ему дверь, сообщил, что ее светлости нет дома, а мисс Чаринг собирается на прогулку с подругой, но пока еще не ушла и находится в Малом салоне. Он проводил в апартаменты мистера Веструтера, где невольно подверг его жесточайшему испытанию. – Мистер Веструтер! – провозгласил он и удалился, оставив мистера Веструтера стоять в дверях с застывшей улыбкой на губах.
      В комнате находились трое. Китти в темно-красной шляпке и такого же цвета ротонде натягивала на пальцы новенькие перчатки; спиной к камину стоял Фредди; третьей была мисс Броти, ослепительная в бледно-голубой накидке из мериносовой шерсти, отделанной лебяжьим пухом, с муфтой в руках.
      На какое-то мгновение мистер Веструтер прирос к полу. Но прежде чем Китти, обернувшаяся к нему с приветствием, успела заметить его замешательство, он уже пришел в себя и двинулся ей навстречу.
      – Кажется, я явился в неподходящий момент, – преспокойно сказал он. – Вы собираетесь на прогулку. Но ничего. Я не задержу вас надолго.
      – Да, мисс Броти настолько любезна, что согласилась составить мне компанию, – ответила она, пожимая ему руку. – Мы хотели погулять в парке, там, наверное, уже расцвели нарциссы и крокусы. Оливия, позвольте мне представить вам мистера Веструтера.
      – В этом нет необходимости, – спокойно Сказал он, подойдя к Оливии и протянув ей руку. – Я уже имел честь познакомиться с мисс Броти. Как поживаете, мисс?
      Это открытие не слишком удивило мисс Чаринг. Но, взглянув на свою подругу, она поразилась при виде ее лица, покрывшегося красными пятнами. Мисс Броти подняла глаза к потолку, потом опустила их, пролепетала нечто невнятное, едва позволила мистеру Веструтеру коснуться ее руки и тотчас спрятала ее обратно в муфту. Такое поведение девушки, пусть и не привыкшей к обществу, выглядело странным. Китти подумалось, не успел ли Джек обидеть Оливию. Она знала, что он часто бывает дерзким, и пришла к выводу, что скорее всего он задел чувства Оливии неосторожным взглядом или репликой. Но тут случайно ей на глаза попался Фредди. Элегантный мистер Станден обратился в истукана, взгляд его стал совершенно стеклянным, лицо застыло, так что Китти сразу же стало ясно, что здесь кроется какая-то тайна, которую он ни под каким видом не хотел бы раскрывать перед ней. Если бы это произошло чуть-чуть раньше, она бы потребовала немедленных объяснений, но даже краткое пребывание в Лондоне научило ее придерживать язык. Не обращая внимания на замешательство Оливии, она сказала:
      – А что же привело тебя сюда, Джек?
      Он объяснил; она не знала, как отнесется к этому Мег, но от своего имени приняла приглашение посетить «Сэндерс Вэллз» с большим удовольствием. На прощание она пожала руки обоим джентльменам, и они с Оливией отправились на прогулку в парк.
      Оставшись наедине с мистером Станденом, мистер Веструтер сладким голосом произнес:
      – Не потрудитесь ли объяснить мне, братец, как эта очаровательная птичка оказалась в близкой дружбе с Китти?
      – Я так и думал, что ты не будешь от этого в восторге, – ответил Фредди. – Но я здесь ни при чем. Не воображаешь ли ты, что это я познакомил их?
      – Признаюсь тебе, что именно эта мысль и пришла мне в голову, – сказал мистер Веструтер.
      – Так вот, знай, что это не я, – сказал Фредди. – Хорошенькие мысли взбредают в твой чердак! Во-первых, я сам не знаком с этой девицей; во-вторых, это не та девица, с которой я познакомил бы Китти. – Он подумал немного и щепетильно добавил: – Я хочу сказать, что не стал бы их знакомить, если бы она обратила хоть малейшее внимание на сети, которые ты ей расставляешь в последнее время! Но мне сдается, что она не прочь. Премиленькая штучка, но мозги у нее куриные.
      – Благодарю, – саркастически сказал мистер Веструтер. – Если бы не ты, Фредди, кому бы я был обязан за такое наблюдение? – заметив, что поставил своего кузена в тупик, он нетерпеливо продолжил: – Ну? Так кто же познакомил Китти с девушкой, которую ее коварный кузен выбрал объектом своего внимания?
      – Скорее всего, никто, – ответил Фредди. – Они познакомились случайно. Знаешь, что я тебе скажу? Неплохо, если бы ты умерил свой пыл. Ведь ты не женишься на Китти, братец!
      В ответ мистер Веструтер только сверкнул ярко-голубыми глазами.
      – Я мог бы поспорить с тобой, Фредди, но лучше не буду.
      Между тем девушки, о которых шла речь, бодро шествовали по одной из тропинок парка, поглубже спрятав руки в муфточки и закутавшись в свои накидки, поскольку солнце хоть и ярко светило, призывая нарциссы скорее выйти на свет, дул пронизывающий восточный ветер.
      – Дорогая мисс Чаринг, если бы вы знали, какое утешение для меня находиться в вашем обществе! – проговорила Оливия. – Но жаловаться мне не пристало – я знаю, на какие жертвы пошла матушка, чтобы наша поездка в Лондон состоялась, но, ах, я была бы намного счастливее, если бы осталась дома, со своими сестрами!
      Китти было уже известно о существовании Амелии, Джейн и Селины, и она пробормотала нечто невнятное, но сочувственное. Она еще не достигла того возраста, когда можно до конца понять тревоги матери, награжденной равнодушной природой четырьмя дочерьми, но, по словам Оливии, тревоги эти были мучительными. Судя по всему, дорогой папочка не смог обеспечить семью приличным состоянием; зато он наградил дочерей красивой внешностью, использовать которую, как расхожий товар, их приучали с детства. Вот только Джейн внушала сильное опасение своим пристрастием к книгам, а у Амелии стала проявляться грозная склонность к веснушкам. Оливия, самая красивая и старшая из сестер, принимала как должное то, что ее долг состоит в том, чтобы удачно выйти замуж. С этой целью она и приехала в Лондон. Но всякий раз, когда ее девическое воображение рисовало подходящего жениха, он всегда являлся в образе молодого и красивого джентльмена и никогда в виде стареющего ловеласа. Она рассчитывала, что знатные родственники дорогого папочки с Брук-стрит окажут ей с матерью радушный прием, но и здесь надеждам не суждено было сбыться. Отвергнутой семейством Баттерстоунов, мамаше пришлось воспользоваться гостеприимством своей сестры, миссис Скортон, живущей в районе Ханс-Кресент, а та при своей доброжелательности не была вхожа в высшее общество и явно не была светской дамой. Так что избранные собрания в «Элмак», великосветские приемы, ложа в Итальянской опере оказались закрытыми для мисс Броти. Мамаша, развив бурную деятельность в кругах, близких к светскому обществу, с большим трудом добилась для дочери одного-двух приглашений, но ни одно из них не завершилось триумфом, который она предсказывала с такой уверенностью. Что же касается того, чтобы взять высший свет штурмом, как это удалось прекрасным сестрам Ганнинг лет шестьдесят пять тому назад, то ли времена изменились, то ли для успеха требовалась еще одна сестра. – Но Амелии нет еще и шестнадцати, – совершенно серьезно пояснила Оливия, – да мне и не справиться с такими расходами.
      Китти сожалела о том, что ее новая подруга так категорически настроилась на замужество. Ее предложение подыскать Оливии место гувернантки не вызвало никакого энтузиазма. Оливия устремила на нее взгляд больших глаз, полный тревоги, и решительно заявила, что лучше ей умереть. Поразмыслив немного, Китти пришлось признаться себе, что Оливия и в самом деле не подходила для такого занятия. Большим умом она не отличалась, образование ее было поверхностным. Но характер у нее был мягкий, нрав кроткий и ей хватало тонкости, чтобы сторониться махинаций мамаши и своих развязных кузин. Однако чем больше общалась с ней Китти, тем больше сомневалась она в том, что за очаровательной внешностью скрывается хоть малейший намек на твердость характера. Еще ей казалось странным, что у такой красивой девушки дома не оказалось подходящего кавалера, который был бы ей небезразличен. Оливия объяснила, что дома и выбрать было не из кого.
      – Ну кому может понравиться Нед Бэнди, а Реи все такие вульгарные. Остается только мистер Стиклпат, но он, конечно, в счет не идет.
      – Он неподходящий жених? – осмелилась спросить Китти.
      – Да нет! Просто он беден как церковная мышь!
      – Но ведь он вам нравился?
      – Дело не в этом, он-то с радостью женился бы на мне даже без приданого. Видите ли, недавно умерла его экономка и он остался в полной растерянности, а я умею готовить вкусно и недорого, умею шить, а глажу белье получше любой прачки.
      Образ бедного, но романтичного влюбленного угас, не успев возникнуть. Обескураженная, Китти спросила:
      – И больше никого нет? Совсем никого? Значит, у вас дома еще хуже, чем у меня, а я-то думала, что тоскливее, чем у нас, нигде и быть не может.
      – Вот разве что молодой мистер Дрейкмейер, – сказала Оливия. – Он хоть и толстоват, но очень благородного происхождения. Он два раза приглашал меня на танец во время бала. Но ведь Дрейкмейеры живут в замке, и леди Дрейкмейер совсем не понравилось, что он начал за мной ухаживать, вот он и не пригласил меня кататься с ним, как обещал. Мамаша очень бранила меня, но моей вины тут нет! Я вела себя с ним так, как она велела, но ничего из этого не вышло.
      – Иногда мне кажется, – осторожно сказала Китти, немного помолчав, – что нет ничего хуже, чем выйти замуж за человека, к которому не испытываешь сильного чувства.
      – Вы правы! – вздохнула Оливия.
      – Я бы не смогла пойти на это. Честно сказать, я куда с большей радостью осталась бы старой девой.
      – Правда? – тоскливо спросила Оливия. – Но посудите сами, милая мисс Чаринг, ведь наши обстоятельства так отличаются друг от друга. Вы пользуетесь всеми благами, которые предоставляет вам состояние…
      – Уверяю вас, что это не так! Я нахожусь в полной зависимости от щедрости своего опекуна! И я не преувеличиваю, когда говорю, что у меня и копейки своей нет.
      – Это верно, но ведь ваш опекун богат, не так ли? А матушка совсем не богата, да еще у меня три сестры, – на эти слова возразить было нечего. – Я должна выйти замуж. Ах, как огорчится матушка, если ей придется везти меня обратно домой и все деньги, которые она сэкономила для поездки в Лондон, пропадут впустую.
      Она так расстроилась, что Китти поспешила утешить ее:
      – Вы непременно выйдете замуж, причем за человека, достойного вашего уважения. Только не говорите мне, что у вас до сих пор нет поклонников, потому что в это невозможно поверить. Более того, по-моему каждый, кто хоть раз увидел вас, будет вами покорен, потому что вы гораздо красивее всех известных красавиц Лондона.
      Оливия покраснела и отвернулась.
      – Умоляю вас – не надо. Мужчины иногда действительно ухаживают за мной, но… ни один из них не сделал мне предложения. В том положении, в каком нахожусь я, – слишком вольные манеры моих кузин способствуют этому – я столкнулась с тем, что тому, кого я считала олицетворением благородства, изменяет чувство приличия.
      – Я понимаю, что вы хотите сказать, – с умным видом промолвила Китти, пребывающая в полном неведении, что означали слова мисс Броти. – Иногда вас судят по тем людям, которые вас окружают, и относятся к вам с высокомерной наглостью, что я часто замечала в Лондоне, но я вовсе не считаю это хорошим воспитанием, а наоборот, невоспитанностью. – Она доверчиво добавила: – Простите меня, но я не могла не обратить внимания на то, что вам было не очень приятно встретиться с мистером Веструтером на Беркли-сквер. Если вам показалось, что он проявил к вам недостаточное уважение, когда вы встречались раньше, поверьте мне, он не хотел вас обидеть. Иной раз он ведет себя высокомерно: леди Букхэвен подтрунивает над ним за это, говорит, что он нарочно восстанавливает людей против себя. Но он не признает официальных манер – я бы сказала, он ко всем относится одинаково.
      – Ах, что вы… – вырвалось у Оливии. – Я совсем не то… не надо было мне вообще говорить… Это такой замечательный человек! Его манеры и обхождение настолько… – в замешательстве она оборвала фразу и поспешила обратить внимание Китти на клумбу с крокусами.
      Перед Китти начала проясняться истинная картина. Ей стало ясно, что великолепный мистер Веструтер произвел сильное впечатление на мисс Броти. Это ее нисколько не удивило; напротив, она ни за что не поверила бы, что любая женщина, побыв в обществе мистера Веструтера хотя бы десять минут, останется к нему равнодушной. Но за свое краткое пребывание в Лондоне она уже успела убедиться, что правы были те, кто называл Джека неисправимым волокитой. Конечно, этот недостаток был достоин осуждения, но он ничуть не умалял его шарма, скорее – наоборот, призналась себе Китти. Ей казалось несправедливым судить его слишком строго, когда многие дамы сами вешались ему на шею, поощряя его тем самым к дурным поступкам. Однако Китти при всей своей деревенской наивности была достаточно сообразительной и где-то в далеких уголках ее сознания зародилось убеждение в том, что никогда не пойдет на невыгодную для себя женитьбу. Она, как никто другой, знала, какое смятение способен он внести в женскую душу; было бы ужасно, если он (естественно, сам того не желая) ранил нежное сердце Оливии. Она порывисто сказала:
      – Вот и Фредди – то есть мистер Станден – называет его первостатейным ловеласом. Это настоящий кумир школьных учительниц – как я не раз ему говорила. Поймите меня, я знаю его всю мою жизнь: мы с ним все равно что кузены.
      – Вот как, – сказала Оливия, все еще разглядывая крокусы. – Тогда, когда он вошел… я не знала, что вы родственники.
      – Да никакие мы не родственники, – воскликнула Китти. – Всех внучатых племянников своего опекуна я называю своими кузенами. Да, какой красивый оттенок! Еще немного и мы увидим его в полном цвету. Но мы простудимся, если будем стоять на таком пронзительном ветру.
      Они пошли дальше по тропинке, которая вскоре вывела их на аллею, параллельную с дорогой для экипажей. Прошло немного времени, и глазам мисс Броти предстало самое неприятное для нее зрелище.
      – Сэр Генри Осфорд! – сказала она вполголоса. – Умоляю вас, дорогая мисс Чаринг, не оставляйте меня!
      У Китти не был ни малейшего желания покидать ее, приемы кузин мисс Броти были ей известны; но она не успела успокоить ее: этот видавший виды франт уже сдернул с головы шляпу и отвешивал им поклон.
      – Венера в сопровождении нимфы! – проговорил он. Невольный смешок, вырвавшийся из уст нимфы, привлек его внимание. С надменным видом он поднял свой лорнет, но тут же выронил его. Никакой лорнет, как бы ни были сильны его линзы, не мог сравниться с внимательными ясными глазами мисс Чаринг. Она смерила его критическим и вместе с тем снисходительным взглядом, начиная со щегольской касторовой шляпы и кончая зеркально начищенными ботинками. На одно мгновение его охватил ужас, что она может заметить, как туго затянут на нем корсет, и догадаться, что блеском и кудрявостью своих каштановых волос он обязан искусству парикмахера. Им овладела такая паника, что он не расслышал ее имени, когда мисс Броти прерывающимся голосом знакомила их. Ему помогло, как не раз бывало в его жизни, чувство самовлюбленности: он решил, что пристальный взгляд Китти объяснялся восхищением при виде столь яркого представителя бездельников, шатающихся по Бонд-стрит. Он удостоил ее легким поклоном и улыбкой, не слишком широкой, чтобы не испортить косметику, искусно скрывающую морщины, и обратил все свое внимание на мисс Броти.
      – Прекрасный цветок амариллиса! – воскликнул он. – Сказать, что вы украшение весны, значит не сказать ничего! Все наши красавицы меркнут перед вами!
      – Нет, не так, сэр, – некстати пришла на помощь начитанная мисс Чаринг. – Они «резвятся в тени с цветком амариллиса».
      Сэр Генри был поражен. Челюсть его отвисла, он снова полез за лорнетом и поднес его к глазам с явным намерением поставить на место знатока литературы. Широко раскрыв большие черные глаза, мисс Чаринг с интересом следила за его действиями. Лорнет упал; сэр Генри произнес, сверкнув в недоброй улыбке красивыми, хотя и искусственными зубами:
      – Весьма остроумно, мисс… э… Скортон!
      – Вы, наверное, не расслышали, – укоризненно сказала Китти. – Я мисс Чаринг, а не мисс Скортон.
      – О, прошу прощения! Я не сразу понял… Да, действительно! Значит, вы не кузина мисс Броти, мэм! Тысяча извинений! Дорогая мисс Броти, вы гуляете совсем одна – у вас нет ни привратника, ни горничной! Позвольте мне сопровождать вас!
      Оливия, в полном замешательстве, не знала, как от него отвязаться. Ее подруга оказалась потверже характером.
      – Как это без сопровождения, сэр Генри? Когда сами вы назвали меня сопровождающей Венеру! – воскликнула мисс Чаринг. – Не можем же мы доставлять вам столько беспокойства.
      Сэр Генри горячо заговорил о том, что для него нет большего удовольствия, чем прогуливаться под руку с двумя прекрасными дамами, и перемежал эти комплименты прозрачными намеками на то, чтобы Китти поскорей удалилась, так что избавиться от него не представлялось никакой возможности. Но когда они прошли по алее несколько сот ярдов, к ним явилось спасение в образе всадника. Китти, от нечего делать рассматривая экипажи и наездников, вдруг увидела среди них французского кузена, направляющегося в их сторону на вороной лошади. Она помахала ему рукой; он увидел ее и тотчас подъехал, снимая шляпу и кланяясь. – Кузина! Какая coup de bonheur! Мне сказали, что вся модная публика катается на лошадях в парке и вот, a grands frais, оседлал тихохода! Зато вознагражден, cependant quoi qu'il en soil! Он рассмеялся Китти, поднявшей на него глаза, увидел в них отчаянную просьбу, посмотрел на сэра Генри, легко соскочил с седла, бросил поводья на шею взятой напрокат вороной и сказал:
      – Позвольте мне сопровождать вас, кузина. Довольная тем, как он мгновенно, с чисто галльской сообразительностью все понял, Китти сказала:
      – О, мы будем в восторге, если вы составите нам компанию, Камилл! Вот сэр Генри – ах, позвольте мне представить вам моего кузена, шевалье д'Эврона, сэр Генри – был настолько любезен, что бросил свои дела, чтобы только сопровождать нас, но сейчас, когда появились вы, мы больше не можем злоупотреблять его добротой! – Тут она повернулась и протянула руку сэру Генри со словами: – Прощайте! Вы были так добры!
      Сэру Генри ничего не оставалось делать, как принять отставку со всем достоинством, на которое он был способен. Шевалье, только теперь заметивший присутствие мисс Броти, с усилием оторвал от нее взгляд, снова поклонился и проговорил с машинальной учтивостью:
      – Au plaisir de vous revoir, m'sieur!
      Сэр Генри склонил голову, сверкнул горящим взором в сторону красивого молодого француза и удалился, изящно помахивая тростью. Китти, видя, что шевалье не может оторвать глаз от ее вспыхнувшей подруги, торопливо исправила оплошность. – Дорогая мисс Броти, позвольте мне представить вас моему кузену, шевалье д'Эврону!
      – Как вы поживаете? – прошептала Оливия, протягивая руку и залилась краской больше обычного.
      – Мадемуазель! – вздохнул шевалье, беря ее маленькую ручку в свою так, как берут в руки редкостную птичку.

      Никогда еще любовь с первого взгляда не проявлялась так ясно. В то время как шевалье бережно держал маленькую, затянутую в перчатку руку и не отрывал глаз от нежного, как цветок, лица, Оливия подняла к нему взор, полный изумления, словно очарованная дева, пробудившаяся от долгого мертвого сна. Китти, следившая за происходящим с большим интересом, подумала, что в эту минуту они обменялись своими сердцами, и очень огорчилась, когда они, вспомнив, где находятся, отвели глаза друг от друга. Оливия отдернула руку, а шевалье в присущей ему живой манере принялся болтать с Китти. Он шел рядом с ними, ведя на поводу лошадь, и когда они должны были расстаться с ним у Стэнхопских ворот, объявил, что как раз направлялся к платным конюшням, когда встретил их, и что больше не имеет желания кататься верхом. Вместе с ними он дошел до Маунт-стрит. Китти, в восторге от своего первого выступления в роли устроительницы чужого счастья, упросила их не ждать ее, пока она будет справляться о здоровье больных у Леджервудов. Когда она догнала их, они уже беседовали так, будто давным-давно знали и понимали друг друга. Шевалье попросил позволения отвести лошадь в конюшню и пообещал после этого немедленно вернуться в дом леди Букхэвен, чтобы иметь счастливую возможность отвезти Оливию обратно в Ханс-Кресент. Китти не могла не восхититься тем рвением, с каким он принялся ухаживать за Оливией. В Англии у шевалье своего экипажа, естественно, не было, но Китти не сомневалась, что ему удастся попросить занять или нанять подходящую коляску. Он оправдал ее надежды: очень скоро он предстал в гостиной Мег, оставив грума из посещаемых им платных конюшен присматривать за изящным фаэтоном, запряженным парой лошадей.
      Войдя, он обнаружил, что в гостиной вместе с Китти и Оливией находится ее старшая сестра, мисс Скортон. Китти чуть было не рассмеялась вслух, когда заметила огорчение, промелькнувшее в его глазах. Но Элиза, кузина Оливии, добрая, простоватая, романтически настроенная старая дева неопределенного возраста, и не думала портить им компанию. Она пришла только для того, чтобы проводить Оливию домой. Одного взгляда на костюм для верховой езды, облачавший шевалье, и его общего вида состоятельного человека было достаточно, чтобы она поняла, что перед ней возможный претендент на руку ее очаровательной младшей кузины, который к тому же соединял в себе достаток с качествами, соблазнительными для женского сердца; не теряя времени, она пустилась в пространные объяснения сразу нескольких причин, по которым она никак не могла вести Оливию домой в течение, по крайней мере, целого часа. Затем она попрощалась с мисс Чаринг и удалилась, но, к сожалению, не успела уйти до прихода леди Букхэвен. Мег отнеслась к ее объяснениям учтиво, но прохладно; и когда они с Китти наконец остались одни, сказала, надувшись, чтобы Китти впредь не приглашала в дом такую вульгарную особу.
      Китти покаялась, но заверила свою хозяйку, что у мисс Скортон и в мыслях не было ничего предосудительного.
      – Она пришла только затем, чтобы проводить Оливию домой. Ах, Мег, что вы скажете о моем кузене? Клянусь, только он взглянул на Оливию – и влюбился в нее по уши. Как это замечательно!
      Но Мег ничего замечательного в этом не усмотрела.
      – Конечно, я обратила внимание на вашего кузена и должна сказать вам, Китти, нет ничего глупее и непростительнее, чем поощрять это знакомство! Шевалье и девушка такого низкого происхождения! Вы просто сошли с ума, если вам в голову пришла подобная мысль!
      – Чепуха! – сказала Китти. – Вы не можете отрицать, что происхождение у нее вполне приличное, а что касается ее родственников, так Камилл увезет ее во Францию, и там им никогда не будут докучать ни миссис Броти, ни семейство Скортонов.
      – Если вы так думаете, значит, вы ничего не смыслите в родственниках, – язвительно сказала Мег. – Боже мой, удивляюсь, как это Фредди допустил, чтобы вы сотворили подобную глупость.
      Мисс Чаринг воздержалась от объяснений того, что не во власти мистера Стандена контролировать все ее поступки. Она догадывалась, что Мег при первой же возможности все расскажет Фредди и приготовилась дать отпор, если с его стороны последуют упреки. Но Фредди, потирая кончик носа, как всегда, когда оказывался с растерянности, сказал задумчиво:
      – Не удивлюсь, если вы попадете под холодный душ, Кит.
      – Что? Я не понимаю.
      – Ничего из этого не выгорит, – сказал Фредди.
      – А, вы имеете в виду этих ужасных Скортонов, да? Признаюсь, если бы Камилл был англичанином, из этого действительно ничего бы не вышло, но, посудите сами, – он приехал сюда на короткое время, а вряд ли миссис Броти и ее сестра когда-нибудь захотят путешествовать во Франции. Более того, я бы очень удивилась, если они вообще туда попадут. А какие могут быть возражения против самой Оливии?
      – Подозреваю, что против будет миссис Броти, – сказал Фредди.
      Она в изумлении уставилась на него.
      – Но почему она будет против? Кроме того, мне известно, что она приняла Камилла, когда он проводил Оливию в тот день, и ее любезность превосходила все границы.
      С огорченным видом Фредди еще сильнее стал тереть свой нос.
      – Ну скажите мне, Фредди…
      В кармане Фредди лежала короткая записка от лорда Леджервуда, извещающая о том, что ему не удалось обнаружить дворянскую французскую семью, носящую родовое имя Эвронов. «Что же касается «моего дядюшки маркиза», – писал лорд Леджервуд, то никаких следов его даже не просматривается. Остается только думать, что этот пэр – плод воображения. Более того, можно осмелиться предположить, что ваш шевалье вполне может оказаться фальшивым…»
      Фредди посмотрел на мисс Чаринг, чьи невинные глаза пристально и вопросительно глядели ему в лицо, и покраснел.
      – Французы, знаете ли! – сказал он. – Слишком долго воевали там, где много лягушек…
      Мисс Чаринг успокоилась и посмеялась над его сомнениями. Фредди, понимая, что мисс Броти, подобно ему, может навести некоторые справки, предвидел впереди немало грозных опасностей и выглядел как никогда грустным. Его сестра была бы рада, если бы он высказал свое недовольство и серьезно поговорил со своей невестой по поводу ее дружбы с Оливией: несмотря на то, что миссис Броти пока что удовлетворялась только тем, что внедрила свою дочь в домашний круг благородных Букхэвенов и не пыталась сама проникнуть в святая святых, Мег в постоянной тревоге ждала, что этот день на за горами. Она сказала Фредди, что боится быть втянутой в отношения с семейством Скортонов: если миссис Броти явится на Беркли-сквер, ей будет трудно отказать в приеме. Фредди резонно ответил, что ей и не надо будет этого делать.
      – Скажите Скелтону, что вас нет дома, только и всего: все остальное он сделает сам. Черт побери, для чего же тогда существуют дворецкие?
      – Ну ладно, если тебя это не волнует, – раздраженно, сказала Мег, я удивляюсь, почему тебе все равно, если Китти попадет в неприятную историю, а она в нее, видимо, попадет.
      – Не понимаю, почему она должна в нее попасть, – упрямо возразил Фредди.
      Мег была в скверном расположении духа, она страдала недомоганием, свойственным беременным женщинам, поэтому и разразилась непривычно раздраженной речью.
      – Как ты можешь валять такого дурака? Такие дела непременно кончаются большими неприятностями! Все кругом желают только добра, и смею тебя заверить, я также сочувствую мисс Броти, как и все, но нельзя же всех, кто попал в неблагоприятные обстоятельства, брать в подруги! Но Китти в светском обществе совсем недавно, она этого не понимает, а ты пальцем не шевельнешь, чтобы направить ее по верному пути.
      – Но я же шевелю! – сказал Фредди, уязвленный несправедливым упреком. – Если бы не я, она бы разгуливала по городу в той мерзкой шляпке, которую ты советовала ей купить как писк моды!
      – Это и есть писк моды! – воскликнула Мег, подскочив на софе от негодования. – А ты варвар и консерватор. Ты не позволил ей купить жокейскую шляпку только потому, что раньше таких не видел. Зато я купила и позволь мне сказать, ею все кругом восхищались!
      – Что такое? – воскликнул в полном смятении Фредди. – Боже мой, Мег, неужели ты такая дура, что напялила на свои желтые волосы фиолетовое ведро для угля?
      – Очень многие люди, отличающиеся тонким вкусом, – сообщила ему сестра прерывающимся голосом, – говорили мне, что шляпка идет мне чрезвычайно.
      – Болтуны они все, – нанес Фредди сокрушительный удар. – Пора бы нашей матушке предоставить младших на попечение няньки и заняться тобой, чтобы ты не делала из себя пугало. Ну, право, Мег! Могла бы подумать обо мне! Могла бы подумать о матери! Слушалась бы нас!
      – Как Китти? Чтобы ты командовал, что можно носить, а что нет? Удивляюсь, как это она тебе подчиняется!
      – Она весьма разумная девочка, – сказал Фредди. – Она полностью доверяет моим советам. То же самое мне и отец на днях сказал.
      – Я и не спорю, она действительно выглядит прекрасно, – сказала Мег, – но кое в чем, Фредди, и я говорю это вовсе не из злорадства, потому что искренне полюбила ее, – ты ей не указ. До матери тоже дошли слухи, она ведь больше не сидит с детьми, и она спрашивала меня, правда ли это и что бы это значило. Естественно, я сказала, что все это пустяки и я на самом деле не верю ни единому слову, но все же – почему она допускает столь явные ухаживания Долфа?
      Тут Фредди почувствовал, что его позиции становятся слишком уязвимыми, и счел за лучшее ретироваться. Визит на Маунт-стрит на следующее утро ничем не залечил рану, нанесенную его amour propre, ибо если лорд Леджервуд помалкивал насчет поползновений Долфинтона, то леди Леджервуд не сочла нужным скрывать это. С озабоченным видом она сообщила ему о том, что те немногие и избранные друзья семьи, которым она по секрету рассказала о помолвке, выразили крайнее недоумение, почему мисс Чаринг оказывает столь явное предпочтение обществу лорда Долфинтона. Посему неудивительно, что когда через несколько дней мистер Станден, катаясь в своем тильбюри по Пикадилли, в самом конце Олд-Бонд-стрит увидел, как мисс Чаринг в сопровождении лорда Долфинтона входит в Египетский Зал с южной стороны улицы, резко остановил свой экипаж и, оставив его на попечение своего грума, решительным шагом пересек Пикадилли.
      «Египетский Зал», построенный четыре года тому назад и известный также под названием Музея Буллока, славился собранием редкостей из Южных морей, из Северной и Южной Америки, коллекцией оружия и произведений искусства, а недавно для большего привлечения посетителей приобрел карету, в которой путешествовал Наполеон. Своим названием он был обязан архитектурному стилю и наклонным колоннам, украшенным таинственными письменами. Это было весьма внушительное сооружение, но раньше оно никогда не соблазняло мистера Стандена осматривать его сокровища. Вот и сейчас – пройдя через вестибюль, он не стал тратить время не изучение экспонатов, со вкусом расставленных вдоль стен. Интересующий его предмет он обнаружил напряженно сидящим на стуле с каталогом в затянутых перчатками руках, устремившим неподвижный взгляд на фигуру индейского вождя в полном военном облачении. Никакого лорда Долфинтона не было и в помине, и это обстоятельство побудило мистера Стандена воскликнуть, позабыв о своих планах:
      – Ничего себе! Сначала этот тип приводит тебя в чертов музей, а потом испаряется в неизвестном направлении и оставляет одну!
      – Фредди! – воскликнула мисс Чаринг, подскочив чуть не до потолка.
      – Я тебе больше не Фредди! – сурово проговорил мистер Станден. – Я предупреждал вас, Китти, и черт бы меня побрал, если я шутил. О вас уже весь город говорит.
      Китти пришла в полное недоумение, но поскольку было ясно, что мистер Станден полон праведного гнева, она не стала с ним спорить, а только сказала тонким и неуверенным голосом:
      – Фредерик? Может, на людях мне обращаться к вам: мистер Станден?
      – Называть меня мистером Станденом? – переспросил Фредди, одним ударом выбитый из седла. – Нет, конечно нет! Никогда мне не задавали вопроса глупее, чем этот. И не переводите разговора на другую тему. Я не из тех, кто сердится по пустякам, но это переходит всякие границы, Кит!
      – Я не ухожу от разговора! Вы сказали, что запрещаете мне называть вас Фредди!
      Мистер Станден непонимающе уставился на нее.
      – Я запретил вам называть меня Фредди? Какая ерунда!
      – Запретил! – негодующе повторила Китти. – Всего минуту назад. Признаюсь, это очень несправедливо с вашей стороны, потому что я ничем плохим не занимаюсь.
      – Я уверен, – сказал сурово мистер Станден, – что вы намерены обвести меня вокруг пальца, Кит! Так вот, это у вас не выйдет! Я видел, как вы входили сюда под руку с Долфом. Мне сдается, что между вами происходит что-то подозрительное. Пора мне перекинуться словом с Долфом. Где же он, черт побери?
      Тут кое-что начало доходить до мисс Чаринг. Она не удержалась от того, что весело не хихикнуть.
      – Ах, Фредди, вот значит что привело вас сюда.
      – Да, именно это, и смеяться тут нечего, – сказал Фредди. – Неужели вы думаете, что я могу прийти в такое место без уважительной причины? Да я лучше бы еще раз сходил в Вестминстерское аббатство! – он поднес к глазам лорнет и критическим взором обвел зал. – Причем с гораздо большим удовольствием, – прибавил он. – Не хочу утверждать, что тамошние экспонаты уступают этим, во всяком случае там нет такого страшилища, как то, которым ты любовалась, когда я вошел. Знаешь, что я тебе скажу? Если ты не остережешься, тебя по ночам будут мучить кошмары. Бог мой, как это похоже на Долфа! Выбрать это дьявольское место для своих ухаживаний! Это еще раз доказывает, что у него не все дома.
      – Он привел меня сюда вовсе не для того, чтобы ухаживать за мной!
      – Ладно, не рассказывайте мне, будто бы он жаждал увидеть сокровища Южных морей, – угрожающе проговорил Фредди. – Этими сказками меня не накормить! Белыми нитками шито, Кит!
      – И в самом деле, не ради них. Ах, милый, как все это неловко вышло. Я просто не знаю, что мне теперь делать.
      – Тогда я вам скажу, что, – сказал Фредди. – Перестаньте строить из меня болвана. Более того, если вы и дальше будете разрешать Долфу увиваться вокруг вас, я всем скажу, что наша помолвка не что иное, как розыгрыш.
      – Фредди, не делайте этого! – побледнев, взмолилась мисс Чаринг. – Какое это имеет для тебя значение, в конце концов?
      – Очень большое. Например, моя мать интересуется, что я намерен предпринять в связи с тем, что вы повсюду появляетесь в компании Долфа! Никогда в жизни я не чувствовал себя большим идиотом!
      – Ах, я очень сожалею об этом, – сокрушенно сказала Китти.
      – Еще бы, но будь я проклят, если хоть как-то понимаю вас! Если вам так нужен Долф, какого черта вы отвергли его предложение? Зачем было вообще втягивать меня во всю эту историю?
      Китти взволнованно прикоснулась пальцами к его руке:
      – Фредди, неужели вы думаете, что я смогла бы выйти замуж за бедного Долфа?
      – Вообще-то нет, – признался Фредди. – По правде говоря, я приму все меры, чтобы этого не случилось.
      – Я и не собираюсь делать этого. Хотя, должна сказать вам, Фредди, вас это совершенно не касается.
      – В том-то и дело, – горько сказал Фредди. – Что толку отрицать, что я не несу за вас ответственность, хотя все обстоит как раз наоборот. Жалею, что с самого начала не отказался от этой затеи. Нечего было поддаваться на ваши уговоры. Но чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что если вы натворите какие-нибудь глупости, каждый скажет, что это я виноват.
      – Что вы, Фредди! – удивилась она. – Как вы можете говорить такое?
      – Тем не менее, именно так и скажут. И будут правы. Я сам был бы такого же мнения. Нельзя неопытную девушку ввести в светское общество, а потом бросить на произвол судьбы. Это непростительно!
      – Обещаю вам, что не натворю никаких глупостей, – серьезно сказала Китти, сжимая ему руку. – Честное слово, Фредди, я совсем не хочу ссориться с вами, ведь я вам так обязана. И, конечно, я совсем не хочу быть вам обузой.
      Сильно взволнованный, Фредди пробормотал нечто нечленораздельное. Мисс Чаринг, все еще держа его за руку, глубоко задумалась. Очнувшись, Фредди сказал:
      – Зачем вы все это говорите, Кит: я счастлив быть вам полезным. Я люблю вас! Горжусь вами!
      Она подняла на него удивленный взгляд.
      – Гордитесь мной? О нет, это невозможно! Вы смеетесь надо мной!
      – Совсем нет. У вас есть вкус, Кит. Вы всегда выглядите, как надо. Поверьте мне! – он помолчал и добавил, нахмурившись, – Вот только иногда вы надеваете не те украшения. Почему вы не приняли от меня гранатовые драгоценности? Нет никаких причин для отказа, это всего лишь мишура, не более того. Уверяю вас.
      – На это есть причины! – ответила она, и ее глаза налились слезами. Она еще крепче сжала его руку. – Ах, Фредди, вы так добры ко мне, а я понимаю, как гадко с моей стороны ставить вас в такое неприятное положение.
      – Нет, нет! – воскликнул он, с ужасом увидев слезы в ее глазах. – Ну, не надо, ради бога, Кит! Не о чем плакать! Кроме того, здесь плакать совсем не годится. Сейчас на нас будут глазеть все зеваки. Ну в каком я неприятном положении! Единственное, чего я не потерплю, это чтобы за вами увивался Долф. Кстати, куда он подевался? – вопросил он.
      – Он в другом зале. Ах, Фредди, могу я довериться вам?
      – Вот значит как! – с негодованием воскликнул он. – В таком случае, если вы придерживались другого мнения, когда уговорили меня на помолвку, значит, с вашей головой, также как и у Долфа, не все в порядке.
      – Но это не моя тайна, и я обещала, что никому ее не выдам.
      – Какая еще тайна? – заморгал Фредди.
      – Фредди, вы хорошо относитесь к Долфу, правда?
      – Нет, – ответил Фредди. – То есть мне, конечно, жаль беднягу. Черт побери, как я могу к нему хорошо относиться?
      – Нет, я не то… во всяком случае, вы не станете ему вредить, Фредди?
      – Конечно, ничего плохого я ему не сделаю.
      – Даже если вам не очень понравится то, что он задумал? – горячо спросила Китти.
      В его кротких глазах промелькнуло подозрение. Мистер Станден не отличался сообразительностью, но, будучи братом трех сестер, он в значительной степени развил в себе инстинкт самосохранения.
      – Смотря, что он затеял, – осторожно сказал он. – Если его планы имеют отношение к вам, Кит…
      – Нет, клянусь, что нет!
      – Все это очень подозрительно, – сказал он недоверчиво. – Если это не касается вас…
      – Я только хочу помочь ему!
      Мистер Станден после небольшого раздумья пришел к заключению, что помочь его злополучному родственнику можно только одним-единственным способом.
      – Если вы строите планы отравить тетушку Августу, то я не желаю в этом участвовать! – заявил он.
      – Что за глупости вы говорите! Конечно нет!
      – А славно, если бы кто-то на это отважился, – расщедрился Фредди. – Дело в том, что скандал разразится непременно. Но если не это, тогда что вы намерены делать?
      – Пойдем поищем Долфа, – сказала Китти. – Обещайте, Фредди, даже если вам это не понравится, ни слова не говорить своей тете Августе.
      Мысль о том, что его считают способным сыграть роль наушника или на худой конец препираться с леди Долфинтон, привела Фредди в такое негодование, что Китти поспешила попросить у него прощения и тут же потащила его в соседний зал. Здесь и обнаружился лорд Долфинтон, в унынии сидящий на банкетке в центре зала рядом с мисс Плимсток, которая, стараясь успокоить, гладила его по руке. Когда они заметили мисс Чаринг и ее спутника, оба вскочили на ноги; Долфинтон с испуганным видом, а мисс Плимсток – с воинственным.
      – Если не ошибаюсь, Ханна, вы уже знакомы с мистером Станденом, – сказала Китти. – Он ничего не знает, но, по-моему, нам следует доверить ему нашу тайну, и я прошу на это вашего разрешения.
      – Как поживаете? – сказала мисс Плимсток, протягивая руку, затянутую в светло-коричневую перчатку. – Хотя мисс Чаринг уверила нас в том, что вы не будете возражать против того, что Фостер будет часто находиться в ее обществе, я подумала про себя, что она заблуждается. Ведь вы Фредди, кузен Фостера, не так ли?
      Несколько оторопев, Фредди признал, что так оно и есть. Его руку пребольно сжали. Мисс Плимсток с присущей ей прямотой сказала:
      – Осмелюсь предположить, что вы будете далеко не в восторге, но я намереваюсь выйти за Фостера замуж, и мне вы не кажетесь человеком, который любит вставлять палки в колеса.
      – Нет, нет, – еле слышно пробормотал Фредди, бросив панический взгляд в сторону мисс Чаринг.
      – Мисс Чаринг была настолько любезна, что предложила нам свою помощь, – продолжала мисс Плимсток. – Поскольку моему брату, так же как и графине, не по душе этот брак, мы с Фостером, окруженные таким большим количеством шпионов, просто не знали, что придумать, чтобы встречаться. Но Сэм – это мой брат – знает, что иногда мисс Чаринг берет меня с собой на некоторые свои прогулки; а графиня очень довольна тем, что, как ей кажется, Фостер заинтересовался мисс Чаринг; и даже если ей известно о моем присутствии, в чем я нисколько не сомневаюсь, она думает, что мисс Чаринг берет меня с собой лишь для соблюдения приличий, что вполне естественно; и даже если бы она и увидела меня, она бы и внимания на это не обратила, клянусь, потому что я далеко не красавица и никогда не была ею.
      Мистер Станден, пошатываясь от такой откровенной и прямой речи, едва пришел в себя, чтобы пробормотать учтивое возражение, как вдруг его уложил наповал (так он впоследствии выразился об этом в разговоре с мисс Чаринг) лорд Долфинтон, который сказал:
      – Нет, ты красива. Очень красива. Мне как раз нравятся такие лица.
      Мистер Станден еще раз взглянул на невзрачное лицо, обращенное к нему, и понял, что с головой у его несчастного кузена дела обстояли хуже, чем он предполагал.
      – Я тоже такого мнения, – ласково произнес он.
      – Все это ерунда, – энергично продолжала мисс Плимсток. – Суть же в том, что мой брат такой же торговец, каким был до него наш отец, и у меня нет богатого приданого. Я это говорю прямо, не скрывая, потому что из обмана ничего хорошего никогда не выйдет. Вы, наверное, думаете, что я не пара титулованной особе, так я и сама об этом знаю, но уверяю вас, что буду Фостеру гораздо лучшей женой, чем любая благородная дама, которая может рассчитывать на его предложение.
      Встревоженный воинственными нотками в голосе мисс Плимсток, Фредди поспешно сказал:
      – Но это не имеет ко мне никакого отношения! Я в чужие дела не лезу.
      – Вы ведь не будете вмешиваться, правда, Фредди? – спросила Китти.
      – Конечно! Слово джентльмена! По правде говоря, предпочел бы вообще об этом ничего не знать! – воскликнул Фредди в приступе откровенности.
      Но мисс Чаринг этого было мало. Она усадила его на банкетку между собой и Ханной и, несмотря на его слабое сопротивление, поведала все перипетии любовной истории его кузена. Мисс Плимсток иногда прерывала это повествование подтверждениями и уточнениями, а лорд Долфинтон стоял перед ними и глядел на Фредди, точно спаниель, который не знает, погладят его или поддадут ногой. Фредди раздражал его неподвижный взгляд, и он несколько раз просил его сесть. Лорд Долфинтон качал головой.
      – Я женюсь на Ханне, – повторял он.
      – Ну и бог с тобой, приятель, – отвечал Фредди. – Даже если ты женишься, что толку стоять и сверлить меня глазами.
      – Я слежу за тобой, – отвечал его сиятельство. – Хочу знать, что ты думаешь. Ханна считает, что ты будешь против. Я так не думаю. Я это вижу по твоему лицу. Ты как будто не сердишься. Ты же не сердишься, правда, Фредди? – Получив утвердительный кивок головы, он удостоил своего кузена взглядом, полным любви и благодарности, и сказал: – Знаешь что, Фредди? Ты мне нравишься. Всегда нравился. Ты мне нравишься больше, чем Хью. И больше, чем Джек. И больше, чем Бедденден. Мне он совсем не нравится. Да и Клод тоже мне не нравится.
      – Ты очень добр, Долф, – терпеливо сказал Фредди. – Но не думай, что я помогу тебе выкрутиться из этого положения, поточу что, будь я проклят, если знаю, как это сделать.
      – Нам поможет Китти, – сказал с простодушным доверием Долфинтон.
      – Мы надеемся на это, – вставила мисс Плимсток. – Тебе незачем беспокоиться, Фостер, мы как-нибудь найдем выход из положения; но, по моему мнению, мистер Станден должен сказать нам, останется мисс Чаринг нашим другом или нет. И если вы посчитаете, что она не должна нам помогать, сэр, никто вас ни в чем винить не будет, ибо я не сомневаюсь, что мама Фостера закатит грандиозный скандал и Китти не поздоровится.
      – Как поступит тетя Августа, не имеет никакого значения, – ответил Фредди, второй раз на памяти Китти удивив ее своей смелостью, граничащей с безрассудством. – Она ничего не сможет сделать Китти; я этого не допущу. Но шум она наверняка поднимет, можно не сомневаться. Дело в том, что ни я, ни Китти не живем с ней в одном доме. И не собираемся выслушивать ее, что бы она ни говорила.
      Мисс Плимсток внимала этой в высшей степени здравомыслящей речи с горячим одобрением, что побудило ее снова схватить мистера Стандена за руку.
      – Вы разумный человек! – хрипло воскликнула она. – А теперь, Фостер, послушай, что говорит твой кузен, и подумай, не то же ли самое я вбивала в твою голову уж и не помню сколько раз. Когда мы заключим между собой союз и ты станешь моим, твоя мать ничего не сможет тебе сделать, я тебе клянусь в этом. Скажите ему, мистер Станден, что я права!
      – Да, пожалуй, вы правы, – согласился Фредди, высвобождая свою руку, чтобы ее ненароком не выкрутили в третий раз. – Но дело в том, что ваш союз еще не заключен, и будь я проклят, если знаю, как это сделать, если за Долфом постоянно следят.
      – Мы найдем способ, – сказала Китти. Ее суженый посмотрел на нее с опаской.
      – Все это хорошо, но я бы не советовал вам, Кит, отправлять их в Гретна-Грин или задумывать нечто подобное. Никто не собирается вставлять вам палки в колеса, но то, что вы затеваете, довольно серьезно.
      – Да, действительно. Во всяком случае, мисс Плимсток считает, что такое решение ей не подходит, так что ты можешь быть спокоен.
      Но мистер Станден, однако, забеспокоился; и не преминул при первом удобном случае поделиться своей тревогой с Китти.
      – Моя милая девочка, – сообщил он Китти со всей суровостью, – у вас в голове совсем мозгов не осталось. То одно, теперь другое! Сначала вы говорите мне, что хотите войти в общество, чтобы устроить свою жизнь, а сейчас влезаете в дела, которые вас совсем не касаются. Не удивлюсь, что вы сами не заметите, как вас остановят.
      – Но Фредди, вы же не будете против того, чтобы я помогла бедному Долфу?
      – Буду, – сказал он. – Запомните, мне все равно, если он хочет, пусть женится на этой ужасной страшиле, потому что он не Станден, это, во-первых; во-вторых, он так повредился в уме, что способен даже на нечто худшее, нежели жениться на дочери торговца. Так что, если все откроется, разразится гроза, и я бы не хотел оказаться замешанным в этом деле. – Он мужественно встретил укоризненный взгляд мисс Чаринг и добавил. – Знаете, что я скажу, Кит! У вас слишком доброе сердце!
      Улыбка скользнула по ее лицу.
      – Ах, Фредди, что за глупости вы говорите! У вас сердце гораздо добрее моего.
      – Да нет же, Кит! – горячо и возмущенно возразил Фредди. – Ничего подобного. Я уже несколько лет вращаюсь в свете.
      – Да, это так, – подтвердила Китти, взяв его руку и коснувшись ею своей щеки. – Когда я думаю о том, какой груз я взвалила на вас… Ну ладно! Обещаю, что в это тебя впутывать не буду. Но вы не возражаете, если я помогу им? Ведь это ужасно, Фредди – я не могла говорить об этом в присутствии Долфа, но леди Долфинтон грозит посадить его в сумасшедший дом. А ведь он никакой не сумасшедший!
      – Неужели? – воскликнул потрясенный Фредди. – Какой же он сумасшедший? У него просто мозгов никаких, вот и все. Впрочем, у меня их тоже нет, но ведь ты не называешь меня сумасшедшим, верно?
      – Конечно нет, и потом, у вас много мозгов! – сказала с негодованием Китти.
      Мистер Станден, на которого произвело неизгладимое впечатление прикосновение к щеке девушки, вытаращил глаза.
      – Вы считаете, что у меня их много? – сказал он, потрясенный. – А вы не путаете меня с Чарли?
      – Чарли! – презрительно фыркнула мисс Чаринг. – Чарли, конечно, образован, но вы – зато вы, Фредди, умеете замечательно ухаживать.
      – Вот те на! – сказал мистер Станден, ослепленный новой гранью свой личности.
      – Смею сказать, что он, конечно, весьма начитан, но вы – у вас есть такт, вы знаете, как разговаривать с женщиной, Фредди!
      – О клянусь Иовом! – сказал мистер Станден, польщенный тем, что кто-то сумел разглядеть в нем и эту сторону его натуры.

      Тем временем, как заметил Коринтиан, мистер Джек Веструтер быстро терял терпение, и все, что поначалу его забавляло, начинало ему действовать на нервы. Мистер Веструтер мог понять, что Китти поощряет ухаживания мистера Стандена для того, чтобы человек, которого она на самом деле любит, стал ее ревновать. И ему это даже нравилось. Но его просто обескураживало, что Китти отклоняет его предложения ради того, чтобы несколько лишних часов провести в обществе Долфинтона. Не могла же она, он был уверен, надеяться таким образом хоть немного усилить его ревность этой совершенно абсурдной тактикой. Он был о ней не столь низкого мнения, чтобы предположить, что она может таким образом поощрять его сиятельство к действиям, потому что Долфинтон в его глазах был фигурой, достойной всего лишь презрения; однако случайная встреча с кузеном Бедденденом в клубе посеяла все-таки в его голове сомнение.
      – Значит, Китти Чаринг решила-таки стать графиней? – сказал Бедденден, усмехнувшись. – Ну что же, я вовсе не удивлен! Я уверен, что и ты удовлетворен, Джек! Ну и запутались же вы с беднягой Хью!
      – Ты имеешь в виду виконтессу, Джордж? – спросил мистер Веструтер любезно.
      – Нет, Китти станет скоро графиней Долфинтон, попомни мое слово! Это пойдет ей на пользу!
      – Может быть, заключим пари?
      – Ты наверняка проиграешь! – грубо ответил лорд Бедденден. – Ты-то думал, что девчонка по уши влюблена в тебя, разве нет? Да, я тоже так думал, и здорово же нас надули! Теперь-то я уверен, что она еще та штучка и с самого начала положила глаз на Долфинтона.
      – Тогда очень хочу надеяться, дорогой мой Джордж, что ты мне сумеешь объяснить, почему же она не воспользовалась этим шансом, когда он ей представился? Я сегодня, кажется, очень туго соображаю и не могу понять причин столь странного поведения, – сказал мистер Веструтер, все с той же непоколебимой любезностью.
      – Ты бы сразу все понял, будь в Арнсайде, – ответил Бедденден. – Девчонка была так разобижена, что готова была бросить все деньги на ветер и схватить Фредди просто ради того, чтобы всем нам утереть носы.
      – Нет, думаю, что нос она хотела утереть только мне, – произнес мистер Веструтер, смеясь.
      – Много ты знаешь! Если бы Долфинтон с самого начала действовал, как человек разумный, и не стал бы ей говорить, что он уверен в ее отказе, она, конечно, приняла бы его предложение. Боже мой, Джек, никогда не слышал ничего, подобного этой истории! Парень этот просто безумен, его нужно ради нас всех поместить в лечебницу!
      – Несомненно! Но скажи пожалуйста, откуда у тебя нашлось столько времени, чтобы заниматься всей этой чепухой? Если ты приехал в город лишь два дня назад – у тебя и минуты, наверное, свободной не было!
      – О, ничего подобного! Мне все это рассказала моя тетушка Августа! – ответил Бедденден. – Она очень и очень довольна! И вполне объяснимо! Как только я подумаю, что Долфинтону достанется все состояние дядюшки Мэтью, клянусь своей душой! – хотел бы, чтобы оно отошло хотя бы тебе, Джек!
      – Мило с твоей стороны! – сказал мистер Веструтер, улыбаясь.
      – Но тебе наследства не видать! – зло заметил Бедденден. – Могу поставить на кон свою жизнь. Китти себя уже достаточно проявила. Или она с самого начала решила завладеть Долфинтоном и приняла предложение Фредди лишь потому, что это идиот сделал ей предложение в совершенно неприемлемой форме, – ведь в тот момент мы с Хью находились рядом! – или она думала, что виконт – это то же самое, что граф, а когда приехала в город, то поняла свое заблуждение.
      – Какой же ты дуралей, Джордж! – сказал мистер Веструтер мягко. – Что бы ни поняла Китти в городе, она прекрасно знала разницу между титулом графа и тем, который унаследует Фредди.
      – Правильно! Ирландский титул! Я и сам гроша ломаного за него не дам! Но граф всегда граф, ты же знаешь, и ставлю десять против одного, что моя тетка задурила голову этой девчонке, что благодаря браку с этим олухом она сумеет занять высокое положение! – Он поджал губы и стал крутить лорнетом. – Китти оказалась не такой глупышкой, как все мы думали, – произнес он после некоторой паузы. – Мне приходило в голову, что она, возможно, рассчитала, что брак с Долфинтоном принесет ей определенные выгоды. Услужливый муж – разве этим стоит пренебрегать?
      Мистер Веструтер поднялся со стула.
      – Разве? Но тобой, кажется, пренебрегают, Джордж! Лорд Бедденден вспыхнул и привстал со стула. Мистер Веструтер глядел на него, не скрывая насмешки.
      – О, мне не стоило этого говорить, Джордж, не стоило, я сожалею. И хотя, я понимаю, тебе очень хотелось бы влепить мне оплеуху, в клубе нельзя затевать шумную ссору.
      – Даю слово! – воскликнул Бедденден резко. – Я тебя не желаю знать! При чем здесь услужливый муж? Ты забываешься!
      – Ты ошибаешься, Джордж! Но заговорил я об этих мужьях лишь потому, что возмущен твоим грубым предположением. У Китти и в голове ничего подобного не было. Что ты за олух, дорогой кузен!
      Он оставил Беддендена в бессильной ярости. Предположение, что Китти нужен услужливый муж, он мог отбросить прочь, как он только что продемонстрировал Джорджу. Однако подозрение, что ее волнует блеск высокого титула, заставлял его чувствовать себя неуютно.
      Он встретил ее на следующий день в клубе «Элмак» и попросил с ним потанцевать, однако оба они предпочли весь танец просидеть рядом. Китти была оживлена, и ее чистосердечный смех на его поздравление по случаю новой победы был ответом на недостойные предположения. Он заметил заинтересованно:
      – Хотелось бы знать, моя дорогая, что за игру вы ведете? Она глядела на него широко открытыми ясными глазами.
      – Итак, – произнес он, одновременно бросая ей вызов и смеясь над ней, – что за кавалера вы себе выбрали, дорогая? Говорят, он следует за вами неотступно. Интересно, как на это смотрит Фредди?
      – Фредди в курсе моих дел, – ответила она спокойно, пригубляя лимонад.
      – Неужели? Бедный Фредди! Я ему глубоко сочувствую. – Он взял у нее из рук веер и раскрыл его. – Очень красивый. Это он вам подарил? Я, по крайней мере, подарил другой.
      – Тот, что вы мне подарили, не идет к этому платью! Хотя он тоже красивый, и я часто его беру, – сказала Китти благодарно.
      – Я польщен, – он поклонился, отдавая ей веер. Тон его был ровным, но в глазах сверкала злая обида. Малышка, которая его так обожала, слишком быстро научилась кокетству в городе, – пора ее проучить. Если она вообразила, что таким образом может его себе подчинить, ей будет полезно узнать, что она ошибается. Мгновение он размышлял, что, вероятно, было бы лучше в свое время справиться с раздражением, вызванным замыслом старого скряги Пениквика, поехать в Арнсайд, официально обручиться с наследницей. Он прекрасно знал, что для мистера Пениквика самое главное – его собственное удобство, поэтому он не стал бы спешить со свадьбой: ему было бы приятно подольше держать рядом с собой Китти – она была бы и обручена, и в то же время следила бы за хозяйством в доме. Мистер Веструтер никогда не пытался обмануть самого себя, поэтому он был вынужден признать, что выходка Китти застала его врасплох. Сначала она его развлекла, но чем больше утонченности и блеска появлялось в девушке, тем меньше становилось его самодовольство. Да и время ее появления в Лондоне было выбрано неудачно. Мистер Веструтер, преследуя иную добычу, поначалу нашел ее присутствие утомительным, а когда она познакомилась с обаятельной мисс Броти, ее присутствие в Лондоне стало ему мешать.
      Он сделал все от него зависящее, чтобы положить конец этой дружбе. Ему было очень легко настроить Мег против семьи Броти. Но он не мог не видеть, что Китти, внимая своей глуповатой хозяйке, была себе на уме. Он понимал, что эта дружба способна вызвать лишь осложнения в его жизни. Оливия, кажется, не слишком доверяла Китти, но лишь потому, что их знакомство было непродолжительным. И хотя Джек никогда не давал Китти права вмешиваться в его жизнь и никоим образом не опровергал репутацию волокиты, откровения Оливии были совершенно лишними. Когда он увидел Оливию на Беркли-сквер, он ощутил приступ непривычного раздражения. У него был спокойный характер, он относился к жизненным коллизиям с юмором и долей цинизма, на многое мог не обращать внимания, но в груди его поднялась буря, когда он узнал, что Китти подружилась с очаровательным существом, которому он готов был отдать все, кроме своего имени. Он с яростью подумал, как все это на нее похоже, и неприязненно припомнил те случаи, когда он не видел в ней ничего, кроме утомительной девчонки. Он просто не мог поверить, что она все это затеяла лишь для того, чтобы насолить ему. В этом случае ей необходимо было бы участие Фредди, а тот непременно рассказал бы ей всю правду; в приступе ярости Джек готов был несправедливо обвинить Фредди в вероломстве, но вынужден был признаться себе, что несправедлив к своему кузену.
      Он, конечно, мог насмехаться над ним, но он по-своему любил Фредди и знал, что на такой в высшей степени некрасивый поступок тот не способен.
      Дружба двух девушек явилась результатом случайного знакомства, и за все последствия этого ему винить было некого, может быть, кроме самого себя. Ведь именно он представил Китти ее очаровательного французского кузена. И, как он сам печально признавал, ничего не могло быть более естественного, чем представить шевалье подруге Китти.
      Заехав в Ханс-Кресент с окончательным намерением перевезти Оливию в «Ричмонд», он обнаружил там шевалье, который, расположившись в гостиной, как у себя дома, занимал разговором миссис Броти и ее дочь, производя, по всей видимости, неотразимое впечатление на них обеих. Это обстоятельство было легко объяснимо: вид и манеры шевалье внушали мысль о благородном происхождении и богатстве. Если Оливию привлекали его красота и обхождение, то вид состоятельного человека располагал к нему и миссис Броти. Никто не смог бы обвинить его в том, что он хвастает своими аристократическими связями, но из разговора с ним становилось сразу ясно, что он человек из высшего общества, ну а случайно брошенное упоминание о дяде-маркизе и о поместье в Оверни произвело большое впечатление на миссис Броти. Молодой француз, приехавший в Англию ради удовольствия, находящийся в родстве с леди, помолвленной со старшим сыном лорда Леджервуда, имел все основания считаться завидным женихом; даже если он не был так богат, как Генри Осфорд, то уж, несомненно, достаточно состоятелен, чтобы прийти к соглашению с миссис Броти о дальнейших отношениях с ее дочерью.
      Однако когда мистер Веструтер вошел в гостиную, сразу же подавив всех своим ростом и своей раскованной самоуверенностью, он также встретил теплый прием миссис Броти. Она восхищалась им; она была польщена его вниманием к дочери, и если у нее оставались некоторые сомнения о положении шевалье, то относительно веса мистера Веструтера в лондонском обществе у нее никаких сомнений не было. Он принадлежал к тому избранному миру, который отказывался принимать ее; его так все обхаживали и баловали, что заполучить его в гости было удачей для любого дома. Она была не уверена лишь в двух вещах: в размере его состояния и мотивах его поведения. Мистер Веструтер, хорошо об этом осведомленный, не делал ни малейшей попытки просветить ее на этот счет, догадываясь, что именно размеры его состояния имели для миссис Броти решающее значение. Мистер Веструтер имел свое собственное мнение, при каких обстоятельствах эта дама вынудила Оливера Броти жениться на себе; и он не предполагал в ней препятствий морального плана, если бы представилась возможность пристроить красивую дочку в содержанки к богатому человеку. Вероятно, она предпочла бы выдать Оливию замуж за пожилого сэра Генри Осфорда; но если в этом случае Оливия заартачится, то вряд ли ее мать позволит отвергать иные, не столь достойные, однако выгодные предложения. Но мистер Веструтер не имел ни малейшего желания вести переговоры о подобной сделке с женщиной, которую он яростно презирал. Оливию он находил очаровательной, но не стремился в скором времени сделать ее своей любовницей. И хотя он был не единственным мужчиной, пытавшимся покорить это милое существо, он был совершенно уверен в отсутствии серьезного соперника, пока не обнаружил в гостиной отеля этого шевалье.
      Он стоял в дверях, играя лорнетом и улыбаясь Оливии; приподняв бровь, он окинул одним насмешливо-снисходительным взглядом миссис Броти и ее гостя, чем смутил ее и одновременно произвел на нее неизгладимое впечатление.
      – Мэм! – он поклонился миссис Броти. – К вашим услугам! Ваш верный раб навеки, мисс Броти! Шевалье! Он холодно, но учтиво кивнул.
      Оливия протянула ему руку, он нежно пожал ее и сказал, смеясь:
      – Вы самая необычная, блестящая, несравненная девушка, – могу ли я убедить вас поехать со мной на прогулку?
      Присутствуй при этой сцене мисс Чаринг, она бы сразу разъяснила Оливии подлинный смысл этих фраз, но Оливия была гораздо простодушнее, поэтому она была одновременно польщена и напугана.
      – О, прошу вас не обижаться! Это в высшей степени любезно с вашей стороны, но я не могу принять ваше предложение. Мы ожидаем приезда друзей!
      – Увы! – сказал он легко. – Моя удачливость меня покинула. Мне уйти сразу же или посидеть немного в вашем обществе?
      Миссис Броти бурно запротестовала против его немедленного ухода и вынудила мистера Веструтера выпить прохладительный напиток. Он остался на четверть часа, ведя неторопливую беседу, затем встал, заявив, что ему пора.
      – Как вы здесь очутились, д'Эврон? Может быть, захотите поехать в моем экипаже? Насколько мне известно, своей кареты у вас нет?
      – Не стоит беспокоиться. Как правило, я нанимаю карету, сегодня же я прибыл сюда на том, что, вероятно, заслуживает названия клячи. Я правильно выразился?
      – Великолепно! Вы прекрасно владеете английским. Но раз вы прибыли сюда на кляче, то, конечно, должны предоставить мне возможность доставить вас на Дьюк-стрит. Надеюсь, вы позволите оказать вам эту незначительную услугу.
      Шевалье понял, что мистер Веструтер не намерен оставлять его здесь одного, поэтому поблагодарил, огорченно отвесил поклон хозяйкам и пошел вслед за своим неожиданным благодетелем. Мистер Веструтер равнодушно принял комплимент в адрес своих лошадей и попытался отвлечь шевалье от этой темы.
      – Да, достойная пара, – сказал он. – А как вы поживаете с тех пор, как я видел вас в последний раз, мой дорогой д'Эврон? Вы, очевидно, хорошо сумели развлечься в Лондоне?
      – Да, в самом деле, я уж не знаю, как смогу отсюда уехать.
      Я встретил столько доброты и поэтому ощущал себя здесь, как дома.
      – Перед вашим очарованием не устоит никто, – сказал мистер Веструтер. – Меня все и всюду расспрашивают, кто это мой очаровательный французский знакомый и откуда он приехал?
      – О, это одна из ваших шуток, которые все хорошо знают!
      – Вовсе нет! Я просто уверен в том, что вы приобрели массу друзей в Англии. Пожалуйста, кто это на днях хотел узнать, где вы прятались до сих пор? Даже спрашивал, не инфлюэнцей ли вы заболели… Да, конечно! Это была леди Мария Ялдинг! Подобный успех – что-нибудь да значит!
      – Я не могу себе так грубо льстить, – тихо ответил шевалье. – Но вы напомнили мне о своих обязанностях, сэр. Леди Мария была очень добра ко мне, и я не должен ею пренебрегать.
      – Да, да, – согласился мистер Веструтер. – Искушение так понятно, и будет только глупо противостоять ему.
      – Надеюсь, что я понимаю, – сказал шевалье, подумав мгновение, но тон его был удрученный.
      – Я уверен, что вы все поняли. Французы сообразительный народ! Вы должны извинить меня за некоторую навязчивость! Но с тех пор как я познакомил вас с моим кузеном, я ощущаю за вас некоторую ответственность. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы угодили в одну из ловушек, которыми изобилует высшее общество. Ведь иностранцу так сложно их разглядеть!
      – Не хотите ли вы мне сказать, что мы только что благополучно выбрались из подобной ловушки? – спросил шевалье, беря быка за рога.
      – Да, конечно! – сказал мистер Веструтер, когда экипаж остановился у заставы. – Очаровательная – просто самая очаровательная девушка в Лондоне! – но никакого состояния, дорогой д'Эврон, а мать – так просто сущая гарпия.
      – Я знаю.
      – Ей следовало бы быть аббатиссой – да чего там! – просто сводней, шевалье! Прекрасная Оливия готовится на продажу высокопоставленному покровителю.
      – Сэру Генри Осфорду? Это немыслимо! Подорожный сбор был уплачен, и экипаж снова покатил с бодрым цоканьем сытых лошадей.
      – Осфорду, если Оливия захочет, – согласился он. – Он богат, а это очень важно для миссис Броти, и он влюблен достаточно для того, чтобы сделать предложение, – что не столь уж и важно, хотя желательно.
      – Вы пугаете меня! – воскликнул шевалье. – Не может быть, чтобы она позволила этой чудесной невинной девушке стать содержанкой старика!
      Мистер Веструтер тихо засмеялся.
      – Думаю, я не проиграю пари, если скажу, что до того, как ее мать заловила в свои сети покойного Броти, она сама была еще той штучкой – ее отлично знали в Ковент Гардене! Вы понимаете? Наверное, подобный образ жизни ее не так шокирует, как вас.
      – Ужасно! Ужасно думать так в связи с этой девушкой! – воскликнул шевалье удрученно.
      – Мой дорогой друг, неужели вы представляете себе прекрасную Оливию в роли кающейся Магдалины? – произнес Веструтер с наглой рассудительностью. – Нет ни малейшего повода думать, что ей не понравится роскошь и блеск ее нового положения. В этом слое общества любовницам оказывают разнообразные знаки внимания, не говоря уже о богатстве, которым их…
      – Сэр! – воскликнул шевалье, пытаясь сдержать волнение. – Позвольте задать вам вопрос, который не дает мне покоя. Неужели вы рассматриваете свои отношения с мадемуазель тоже так?
      – Естественно, женой своей я ее делать не собираюсь, – ответил мистер Веструтер высокомерно.
      – О, я бы сделал все, что в моей власти, чтобы предотвратить это!
      Усмешка скользнула по лицу мистера Веструтера.
      – Но ведь вы мало что можете сделать! Разве не так? На вашем месте – а это самый лучший совет, который я могу вам дать – я попытался бы забыть Оливию и продолжил бы осаду леди Марии. Я желаю вам в этом больших успехов и не брошу в ваш огород ни одного камня. Но не переоценивайте свои возможности. Из этого не выйдет ничего хорошего, уверяю вас. Я уверен, что вы прибыли в Лондон не с тем, чтобы жениться на бедной девушке. К тому же я не думаю, что вы в полной мере оценили решимость миссис Броти. Вероятно, вы не станете возражать, если она начнет наводить справки о вас, но только подумайте, дорогой д'Эврон, что произойдет, если какой-нибудь недоброжелатель попытается внушить миссис хотя бы сомнение в вашей респектабельности.
      Француз застыл, а потом воскликнул возмущенно:
      – Сэр, вы ведете себя вызывающе!
      – О, нет-нет! – ответил мистер Веструтер тихо. – Вы ошибаетесь!
      – Мне приходится рассматривать вас как своего врага.
      – И опять ошибаетесь. Я достаточно – как бы это сказать – умудрен жизнью, – чтобы с удовольствием наблюдать за вашими устремлениями, шевалье. Вы, скажу откровенно, вызываете у меня восхищение! Мне было бы досадно, если бы ваши планы не удались! Напротив, я желаю вам всяческого успеха с Ялдинг!
      Конечно, вас ожидают определенные трудности: у нее много упрямства, вздорный характер, но вы вполне в состоянии с этим справиться. Вы не знакомы с отцом леди Марии? Ну и не спешите со знакомством: он малоприятный человек! А вот мы и на Дьюк-стрит.
      – Благодарю вас, сэр, за то, что вы доставили меня сюда, – сухо ответил шевалье, готовясь выйти из кареты.
      – Мне это доставило истинное удовольствие, – ответил мистер Веструтер. – До свидания, мой дорогой друг!
      Двумя днями позже, отвезя Китти в парк в тот час, когда там обычно бывает наплыв изысканной публики, Джек мог наблюдать результаты своей встречи с кузеном Китти. В Лондоне все еще было мало народу, но мягкая погода, которая предвещала скорый конец охотничьего сезона, соблазнила кое-кого вернуться в город. В аллеях можно было встретить знакомых, которые верхом или в экипажах разъезжали по парку, и Китти развлекалась, слушая сплетни мистера Веструтера: он коротко рассказывал об их жизни, меткими и злыми репликами припечатывал их недостатки и смешные стороны. Когда они, совершая уже второй круг по парку, приблизились к манежу, им повстречалась коляска леди Марии Ялдинг. Движение было оживленным, и экипаж с коляской остановились чуть не впритык. Владельцы выездов обменялись приветствиями и сумели все рассмотреть и подметить друг в друге. Рядом с пышнотелой леди Марией, затянутой в ярко-красный цвет, сидел изящный шевалье и внимал тому, что она ему говорила, – лицо ее сияло. Мистер Веструтер встретил быстрый взгляд шевалье, и тот сразу перевел его на Китти. Он снял шляпу, раскланиваясь, и воскликнул:
      – Леди Мария, не знаю, знакомы ли вы с мисс Чаринг? Пронзительные глаза уставились на Китти. Леди Мария произнесла величественно:
      – Да, я где-то вас встречала, мисс Чаринг. Вероятно, у леди Букхэвен, не правда ли? Погода чудная, не так ли? Веструтер, знаете ли вы, что в город вернулись Энглеси? Мы только что встретили их с девочками. Мой дорогой Камилл, почему мы так долго стоим? Кто-то не может совладать с лошадью? О, наконец-то мы сдвинулись. До свидания! Буду рада снова вас встретить, мисс – о, простите, забыла ваше имя!
      Экипаж Веструтера наконец выбрался на свободную полосу, и лошади обрадованно рванулись вперед. Китти не успела придумать в ответ какую-нибудь дерзость. Она лишь произнесла упавшим голосом:
      – Ну и манеры же у нее!
      – Не стоит обращать внимания – все Эннервики славятся своей грубостью, – ответил мистер Веструтер. – Они убеждены, что настолько выше всего человечества, что не утруждают себя хорошими манерами.
      – Я удивлена, что Камилл так часто теперь в ее обществе, – заметила Китти огорченно. – Прошлой ночью он сопровождал ее в театр: я их видела, потому что была там с Фредди и Леджервудами. Неужели она может ему нравиться? Но они, вероятно, в очень коротких отношениях, если она его так фамильярно называет Камиллом! Мне это кажется очень странным!
      – Вероятно, я должен вам объяснить, что леди Мария очень богатая женщина.
      – Да, Фредди это говорил, но я не могу поверить, что Камилл стал охотником за богатством!
      Он был немало позабавлен:
      – У вас возвышенные мысли!
      – Это ужасно, Джек! Вы, конечно, должны с этим согласиться!
      – Вот уж нет! Подумайте, как много вы сразу получили предложений, когда стало известно, что вы наследуете немалое состояние.
      Она вспыхнула.
      – Вы знаете, мне все это казалось ужасным и унизительным.
      – Дорогая! Даже предложение Фредди?
      Она не знала, что ответить, и наконец произнесла грустно:
      – Но он сделал мне предложение не из-за наследства.
      – Неужели? – язвительно спросил мистер Веструтер. Она вздернула подбородок.
      – Конечно! Вы можете спросить об этом Джорджа и Хью, если мне не верите. Они оба присутствовали при этом.
      – Да полноте! Откуда они могли знать его мысли? Да и не шутка ли все это?
      – Что вы! Как же мы с Фредди могли обручиться, если бы он не сделал мне предложение?
      – Что же, вы сами могли ему сделать предложение, – заметил мистер Веструтер задумчиво.
      Щеки ее ярко пылали, и она ответила ему с затруднением:
      – Лучше не говорите такой ерунды.
      – Лучше вы не ведите себя так неестественно и смешно. Фредди! Можете с таким же успехом попытаться убедить меня, что вы хотите выйти замуж за Долфинтона.
      Глаза ее сверкнули:
      – Как только вы смеете говорить подобные вещи, Джек? Сравнивать Фредди с бедным Долфом! Это оскорбительно, и я не собираюсь это терпеть!
      Он вздернул брови:
      – Что за жар! Я не хотел вас обидеть, моя дорогая, и вовсе не собирался их сравнивать: просто один, так же как и другой, – вам не пара. Я прощен?
      – Обещаю это забыть, – сказала она холодно. – А вот и мисс Броти гуляет с кузинами! Умоляю, придержите лошадей на минуту!
      – Нет, – сказал он. – У меня нет ни малейшего желания говорить с мисс Броти или с ее кузинами, и посоветую вам, любовь моя, быть более осторожной в выборе друзей в Лондоне. Эта связь не делает вам чести, поверьте!
      – У меня иссякает терпение выслушивать всякую чушь, – сказала она. – Мне надоели ваши высокомерные поучения!
      Он взглянул на нее, глаза его недобро сверкнули.
      – Что-то вы становитесь очень горячей, дитя мое, разве не так? Нет, Фредди решительно не в состоянии на вас добро влиять. Но, в любом случае, давайте не ссориться! Я хочу поговорить с вами совсем на другую тему. Вы не получали никаких вестей из Арнсайда?
      Она в удивлении повернулась к нему:
      – Да, конечно! Фиш пишет мне каждую неделю.
      – У вас не создалось впечатления, что там что-то неладно?
      – Вовсе нет! – ответила она. – Бедняжка Фиш безумно скучает, тяготится своими новыми обязанностями. Другая бы на ее месте все прокляла, но она – такая добрая, терпеливая, уживчивая. Подагра дядюшки Мэтью делает его несносно капризным, представляю, как ей достается. А почему вам пришло в голову, что там что-то не в порядке?
      – Просто потому, что оттуда до меня не доходит никаких вестей. Но раз вы в курсе тамошней жизни, значит, беспокоиться не о чем. А давно я не навещал старика!
      Она знала, что это сущая правда, но ничего не сказала. Мистер Веструтер взглянул на нее, и она заметила, что глаза его вновь смеются. О, это обольстительное лукавство во взгляде!
      – Уверен, что дядя Мэтью не хотел вас отпускать.
      – Да, верно, это ему не понравилось, – призналась Китти. – У него такие странные понятия! Я признательна вам, что вы не приехали. Да я была уверена, что вы не приедете, конечно.
      – Нет, почему же? – возразил он. Она быстро взглянула на него, и он добавил осторожно: – Я и предполагать не мог, Китти, что вы захотите, чтобы я сделал вам предложение по приказу вашего опекуна.
      – Вот уж нет!
      – Как Долфинтон и Хью, – произнес он. – У меня тоже весьма странные понятия, и одно из них – меня нельзя будет вынудить сделать что-нибудь путем шантажа или запугивания. Да, наверное, моему дядюшке следовало знать меня лучше. И вам тоже, Китти.
      – Я вас слишком хорошо знаю, дорогой, и была уверена, что вы не приедете.
      – Вы меня вовсе не знаете, дитя мое, или сегодня же вас не было бы в Лондоне, – ответил он.
      К счастью, что-то за окнами экипажа отвлекло ее, сглаживая неприятное впечатление от его слов. Китти вгляделась и узнала карету леди Леджервуд; она попросила мистера Веструтера остановить лошадей. Экипаж остановился рядом с каретой, и произошел обмен приветствиями. Потом они поехали дальше, и Китти была уже способна говорить естественным голосом и отвечать без неловких пауз. Мистер Веструтер, когда они выехали из парка, вернулся к разговору о дядюшке.
      – Все же я не чувствую себя спокойно, хотя вы и сообщили мне о том, что регулярно получаете известия из дому, – произнес он озабоченно. – Но, насколько я понимаю, вы уже собираетесь в Арнсайд?
      – Я? Нет! – удивленно отозвалась Китти. Он поглядел на нее, нахмурившись.
      – Но ведь я совершенно точно помню, как вы сказали мне, что приехали в город на месяц.
      – Да, конечно! Но Мег так любезно пригласила меня остаться с ней на некоторое время, что мне не стоит возвращаться домой. Ведь маленький Эдмунд себя плохо чувствовал, и Мег должна была поддерживать леди Леджервуд. А теперь ей хочется развлечься, тем более, что прошлый сезон она провела весьма уныло. Поэтому я должна остаться помогать Мег в ее затеях, и для меня это – большая удача.
      – И дядюшка на это согласен? – спросил Джек.
      – Да, и я уверена, что в этом заслуга моей доброй терпеливой мисс Фиш. Только вообразите себе, Джек! Она ведь убедила его прислать мне чек на двадцать пять фунтов. Я думаю, что его подагра на самом деле уже не сильно его беспокоит. Фиш написала мне, что это – благодаря какому-то рецепту, который она нашла в старой книге. Во всяком случае, я никогда не была так ему благодарна. Фредди уговаривает меня, чтобы я попросила дядюшку быть моим банкиром, но я на это пока не решилась.
      – Вы изумляете меня! – воскликнул Джек саркастически. – Я предполагал, что все это время он давал вам деньги.
      – Нет! – сказала Китти. – Достаточно того, что дядюшка Мэтью выделил мне хорошую сумму на помолвку.
      – До чего благородно! Но хватит ли этой суммы, чтобы покрыть ваши изысканные запросы? – произнес он с насмешкой. Он увидел, что она испугалась, и засмеялся. – И ладно, как-нибудь обойдется. Но мне жаль, что вы не едете в Арнсайд, Китти. Я думаю, что вы виноваты перед дядюшкой, оставив его так надолго без вашей заботы.
      К этому моменту они уже подъехали к дому леди Букхэвен, и Китти, уже собираясь выйти из экипажа, сказала с упреком:
      – Джек! Вам не следует со мной говорить о деньгах. Фредди оплачивает мои счета. Он распоряжается той суммой, которую дядюшка Мэтью дал именно с этой целью.
      – О, так вот как? – сказал мистер Веструтер серьезно. – Я начинаю понимать, что недооценивал Фредди.

      Так как Фредди, сопровождаемый своим заикающимся другом Стоунхаузом, ужинал в доме на Беркли-сквер перед тем как сопровождать в клуб «Элмак» обеих леди, мисс Чаринг без труда нашла возможность отвести его в сторону и поговорить о деньгах. Ее беспокоили намеки и ухмылки Джека. Фредди готов был к этому разговору, хотя денежные заботы ему надоели. Вид его был столь унылым, что Китти испытала смущение. Он сказал, что регулярно отправлял все счета от модисток и портных на адрес своей сестры, то есть сюда. В его распоряжении все еще имелась небольшая сумма денег, которую он и пожелал отдать Китти. Обеспокоенная тем, что он ее совершенно неверно понял, и стремясь убедить его в этом, Китти как-то выпустила из головы причину своего беспокойства. Она попыталась объяснить ему, что именно кажется ей странным, но он лишь сурово отчитал ее за сумбур, которым она портит ему вечер. Он добавил с иронией, что его обстоятельства делают совершенно ненужной попытку ограбить ее. И Китти окончательно смутилась.
      – Да уж, – говорил Фредди своей сестре тем же вечером, – я сумел довольно ловко пресечь ее расспросы! Но это лишь до той поры, Мег, пока ты не допустишь промаха! Вероятно, она попросит тебя показать ей счета. Скажи ей тогда, что счета у меня.
      – Но зачем? – спросила та недоуменно.
      – Как будто ты не понимаешь? – сказал Фредди холодно. – Кажется, кроме меня, никто в этой семье уже не в состоянии думать. Это безумно утомляет! Даже отец говорил, что он не знает, как обстоят дела семьи… Ладно, я не об этом. Ты скажешь Кит, что я храню счета, чтобы показать их старому джентльмену. Я думаю, что этот ответ ее удовлетворит. А старикан, я думаю, и в самом деле захочет взглянуть на них.
      – Будем надеяться, что он этого не сделает! – заметила Мег насмешливо. – Ведь он просто взбесится! Фредди, скажи, когда ты собираешься огласить вашу помолвку? Как странно, что ты до сих пор не поместил объявление об этом в «Газетт». Я думаю, что хотя бы десяток человек должны об этом знать!
      – Я не могу объявить этого до той поры, пока не вернется мама из Маргейта, – ответил Фредди твердо. – Ведь нужно устроить прием по этому поводу, а сезон еще не начался, никого в городе нет.
      – Ты удивительное существо! Я тебя предупреждаю, что если будешь медлить, Китти предпочтет тебе Долфа – вот тогда ты попляшешь!
      – Ни за что она этого не сделает.
      – Много ты знаешь. Мой дорогой братец, Долф просто преследует нас! Кстати, это дает повод для сплетен, должна я тебе заметить.
      – Я все знаю, оставь Китти в покое! – сказал Фредди.
      – Ну что же, хорошо, но если ты не будешь вести себя осмотрительно, она попадет в неприятное положение. – Сказав это, Мег пожала своими хрупкими плечиками, словно желая сбросить с себя тяготившие ее предположения.
      Однако Фредди все-таки поинтересовался, что за неприятности могут угрожать Китти. Но она была не в состоянии сказать ничего определенного и делала лишь туманные намеки о дружбе Китти с мисс Броти и ее родственниками. Фредди сказал, что считает всех Броти безумными существами.
      – Я имею в виду, что они безумно навязчивы! И этому не видно конца!
      – Боже правый, это так! Это может произойти и с Оливией. Она станет навязываться в точно такой же манере, как и ее мать, нашей милой Китти. Нет! О, Фредди, эта отвратительная мисс Скортон пригласила ее поужинать в «Ханс-Кресент», и она говорит, что пойдет, потому что не хочет, чтобы та думала, что она – гордячка.
      – Боже мой, Мег, я хотел бы думать, что ты сможешь этому помешать! – воскликнул Фредди с отвращением. – Надо пригласить гостей и попросить ее быть дома, потому что одной тебе будет трудно. Скажу тебе откровенно: у тебя волосы и впрямь длиннее ума!
      – Ладно тебе, – произнесла Мег и задумалась. – Я не могу этого сделать потому, что сегодня вечером занята. Навещаю одну из старых тетушек Букхэвенов. Поэтому пусть Китти делает то, что считает нужным!
      Фредди посмотрел на нее с укором, но она поправляла свой шарф и отвела глаза.
      – По-моему, Мег, вас втягивают во что-то дурное, – сказал он.
      – Боже милостивый, во что?
      – Не знаю. Ты должна сама это чувствовать. Вними голосу сердца! Надеюсь, что, пообедав в «Ханс-Кресент», Кит не попадет в дурную историю. Но предупредить ее все равно следует. Ты когда-нибудь видела этих Скортонов, Мег? Ну а я их видел. Поглядев на них, Кит может проникнуться отвращением к их обществу.
      Итак, в назначенный день городской экипаж доставил мисс Чаринг к отелю «Ханс-Кресент». Из дверей выскочил Томас Скортон и отпустил кучера, пылко заверив Китти, что ему не составит труда самому доставить ее на Беркли-сквер. Она поколебалась немного, но делать было нечего. Мистер Скортон поведал ей, что они уже разработали целую программу вечера. Они вышли в вестибюль, где их встретила Оливия и повела наверх раздеваться. По пути она оживленно болтала. Она сообщила Китти, что миссис Броти проводит теперь вечера дома. Это была неплохая новость. Оливия, глаза которой блестели, словно звезды, сказала что ее кузен Том заказал ложу в Опере, где сегодня устраивается бал-маскарад, а ее дорогая, милая тетушка Мэтти согласилась сопровождать их, если они так решительно настроены бесшабашно повеселиться. В свое время тетя очень любила подобные развлечения.
      – И, дорогая мисс Чаринг, ну не ужасно ли это было с моей стороны? – я решилась написать вашему кузену, шевалье, и сообщила, что мы рассчитываем на его общество. И я попросила его поехать с нами. Именно в эту минуту он беседует в гостиной с моей тетушкой. Я не совершила ошибки?
      – Нет, нет! Но маскарад! Я не одета для выезда на бал. Ведь если это маскарад, то нужны костюмы? Как жаль, Оливия, что вы не сказали мне об этом раньше.
      – Это не имеет значения! Никто из нас не намерен одеваться в маскарадные костюмы – только домино и маски. Для вас я уже приготовила костюм домино, хотя моя тетушка и предупредила, что скорее всего вам не позволят поехать вместе с нами, если леди Букхэвен узнает об этом. Она утверждает, что люди из высшего света презирают подобного рода развлечения. Но я знаю, что вы не обращаете внимания на эти условности. К тому же на нас будут маски, и никто нас не узнает.
      Узнав, что ей придется надеть домино и маску, Китти успокоилась. Она предпочла бы ехать в многолюдное место без бдительной опеки мисс Скортон, но была вынуждена признать, что, наверно, слишком многого хочет. Если она откажется ехать вместе со всеми в Оперу, то это разрушит их планы, испортит удовольствие Оливии. Она сдержала свое недовольство, и на ее лице появилось выражение благодарности, хотя втайне она надеялась, что с Томом Скортоном ей не придется танцевать слишком часто.
      Когда девушки спускались вниз, в гостиную, Оливия сказала скромно, но так, будто неожиданная радость не могла удержать ее от порыва откровенности:
      – Знаете ли, мисс Чаринг, но я вообразила и очень тревожилась, что наскучила шевалье. Он нас давно не посещал! Конечно, это чепуха – всего десять дней, но они длились так долго! А он рад, что пришел к нам сегодня! Ну не глупо ли с моей стороны?
      Китти, шедшая впереди, обернулась, увидела, как девушка залилась румянцем, и воскликнула, смеясь:
      – Нет, пожалуйста, откройтесь, Оливия! Вы влюблены в Камилла? Я заметила, что он сильно вами увлечен с самой первой встречи! По-моему, я должна пожелать вам счастья!
      Смущенная Оливия, пряча глаза, сказала:
      – О нет… Это, наверное, невозможно! Мне еще давно показалось, что он хочет мне что-то сказать. Но я испугалась. Когда наши отношения прервались, я поняла, это от того, что я ему не ровня!
      – Ну уж если он такой сноб, то очень хорошо от него отделаться! – ответила Китти.
      – Нет, нет, как только вы можете говорить подобные вещи! Он джентльмен! Я полностью осознаю разницу в нашем положении и вряд ли могу надеяться на то, что его чувство ко мне может быть таким, какое он внушил мне, дорогая мисс Чаринг!
      Они уже подошли к гостиной, и продолжать разговор стало невозможно. Китти была этому рада, потому что вспомнила, как часто ее кузен в последнее время бывал в обществе Марии Ялдинг. Оливия открыла дверь в гостиную. Их встретил гул голосов. Все уже были в сборе. Китти сразу заметила шевалье, который сидел лицом к двери: глаза его засияли при виде Оливии. Невозможно было ошибиться в подлинности страсти, которая отразилась в них и в улыбке, заигравшей на его лице. В следующую секунду он поднялся и склонился в поклоне. Китти улыбнулась и кивнула ему, затем двинулась дальше, чтобы приветствовать миссис Скортон, которая стояла у софы, грузная, аляповатая, в ярко-красном свободном одеянии и высоком тюрбане с розами и перьями.
      Никто не сомневался в добром характере миссис Скортон, и мало кто взялся бы отрицать ее вульгарность. Она тепло пожала руку Китти и повергла ее в смущение, поблагодарив за то, что Китти снизошла к ним. Она добавила весело:
      – Оливия говорила, чтобы я не приглашала вас, но я заметила ей: «Чепуха, дорогая! Я думаю, мисс Чаринг не столь уж высокородная особа, чтобы не насладиться маскарадом, как и все прочие!» Смею надеяться, что «Элмак» – хорошее место. Сама я в клубе никогда не бывала, но сдается мне, там чуточку скучно и чопорно, а я всегда любила простоту и веселье, думаю, вы тоже! Ну а теперь я должна вам всех представить, и тогда мы все будем себя хорошо чувствовать. Наверное, нет нужды знакомить вас с моими девочками, а тем более с вашим собственным кузеном! Но вот мистер Мэлхэм, моя дорогая, а это – мисс Чаринг. Вы слышали, мистер Мэлхэм сделал предложение Сьюки. Забавно конечно, что Сьюки выйдет замуж раньше своей сестры. Я вовсе не хочу потерять Лиззи, что, впрочем, она знает, но мы все подшучиваем над ней по этому поводу. А это – мистер Боттисфорд. Мы называем его запросто, Боттлз.
      Китти поняла, что удовольствия ей этот вечер не доставит. Она сделала поочередно реверансы джентльменам, а миссис Скортон радостно поведала программу развлечений. После ужина им предстоит сыграть в лотерею, это займет у них час, а потом все отправятся в Оперу на бал-маскарад.
      – Том проводит вас домой, когда еще не будет слишком поздно. Обещаю это, потому что я не хочу, чтобы кто-то из моих девочек задерживался там позже полуночи. Хотя и я, и вы очень любим маскарад, не стоит позволять себе развлекаться допоздна!
      После этого она попросила Китти занять место у огня, а сама, пораженная в свое время домом леди Букхэвен, лишь однажды удостоенная чести побывать там, обрушила на свою изумленную гостью град вопросов, жалких и неуместных. Ей не терпелось узнать, много ли комнат в доме, на сколько приборов можно накрыть стол для гостей, как много прислуги у леди Букхэвен, бывают у нее приемы каждый вечер или нет, есть ли в доме француженка-горничная? Казалось, ее расспросам не будет конца, но, по счастью, их беседу прервал колокольчик, и все общество направилось ужинать.
      У стола к ним присоединился мистер Скортон, о чьем существовании Китти до сих пор не подозревала. Он был такой же плотный, как и его жена, но далеко не столь любезен. Знакомясь с Китти, но что-то пробормотал, что при желании можно было истолковать как приветствие, а жена весело пояснила, что ее муж не переносит никакие приемы и присоединился к ним только затем, чтобы поужинать. С этими ободряющими словами она указала Китти на стул рядом с ним, а сама расположилась во главе стола, попросив шевалье сесть рядом, и выразила надежду, что у ее гостей хороший аппетит.
      Последнее было просто необходимо. Миссис Скортон была щедрой хозяйкой. Когда съели суп, лакей, которому помогали две служанки, поставил перед хозяином блюдо с отварной ножкой ягненка и шпинатом, перед хозяйкой – блюдо с жареным говяжьим филе, расставил по столу тарелки с жареной рыбой, фрикасе из цыпленка, овощами и многочисленные соусники. Все оживленно беседовали, кроме мистера Скортона, который употребил всю свою энергию на поглощение еды. Его сын, склонившись к Китти, развлекал ее бесконечными историями о том, как он покупал и продавал лошадей – с большой для себя выгодой. Некоторые подробности, касающиеся лошадиных статей, казались Китти за столом не вполне уместными. Она вздыхала, но ее собеседник был слишком увлечен, чтобы почувствовать смущение гостьи.
      Когда на просьбы миссис Скортон наполнить тарелки едой никто уже не откликнулся, появилась перемена. Внесли жареных цыплят, голубей и большое блюдо с яблочным пирогом.
      Затем появился десерт: пирожные, засахаренные фрукты, нежные марципаны.
      Мисс Чаринг уже, кажется, начинало мутить от этого изобилия, а миссис Скортон уговаривала ее отведать меренгов или хотя бы кусочек савойского торта. А Элиза выпытывала у Китти, сколько бывает перемен за столом у леди Букхэвен. Когда она узнала, что леди Букхэвен удовлетворяется значительно меньшим количеством блюд, она не скрыла своего удивления. Миссис Скортон с радостью подумала, что стол ее лучше, чем у баронессы.
      После трапезы общество вернулось в гостиную, где уже был готов карточный столик; когда же нашли коробочку с билетиками, все, кроме мистера Скортона, удалившегося к себе, начали играть в лотерею. Так как за обедом они провели почти два часа, на игру осталось не так много времени: не успела она их захватить, как уже надо было отправляться в Оперу. Китти дали маску, костюм домино цвета спелой вишни и усадили в карету рядом с хозяйкой. В город ехали в двух экипажах, был тесно. Но Китти радовалась тому, что на время была избавлена от общества Элизы и мистера Боттисфорда, пользовавшихся репутацией остряков, а это обстоятельство делало их общество более чем утомительным.
      Все то время, что она провела за обедом, Китти наблюдала за Камиллом. Ее неприятно поразила его неестественность. Веселость кузена казалась наигранной, скрывающей ощущение внутреннего беспокойства, надвигающейся беды. Она решила побеседовать с ним тет-а-тет в течение вечера. Подозрение, что он прибыл в Лондон с единственной целью – найти богатую невесту, все больше завладевало ей. Она сама не знала, кого ей винить – себя ли – за неосторожное знакомство с Оливией Броти, или кузена – за меркантильность, из-за которой он ухаживал за леди Марией, когда сердце его целиком принадлежало Оливии.
      Вступив в зал Оперы, где она еще ни разу не была, Китти была потрясена. Роскошь, хрустальные канделябры и люстры, тысячи свечей в огромном зале! Над просторным партером нависало четыре яруса лож, задрапированных бордовым бархатом, окаймленным золотой бахромой. Сцена, на которой уже начинался маскарад, занимала часть зала: роскошные декорации изображали таинственный мир арабских сказок, так что английские деревенские танцы, венские вальсы, французская кадриль и котильон разворачивались на фоне силуэтов восточного города. Хотя до полуночи еще было далеко, здание уже было переполнено, и можно было видеть самые различные костюмы – от простого домино до роскошного камзола времен Тюдоров. Почти на всех были маски, но некоторые смелые дамы и джентльмены обходились без них и вели себя, как казалось воспитанной в деревне Китти, с отталкивающей развязностью.
      Том Скортон, готовый изливать свое красноречие на любого, кто только пожелал бы его слушать, увлек свою матушку, сестер и гостей в ложу, чтобы похвастаться, как ловко он сумел ее купить. Однако радоваться особо не стоило, потому что обитатели ложи были открыты для жадных взоров ловеласов, которые в непринужденной атмосфере маскарада вели себя с легкой настырностью, навязывались с любезностями. Никто из дочерей миссис Скортон этим обстоятельством не был смущен. Элиза же зашла так далеко, что обменивалась репликами с щеголеватым незнакомцем, выряженным Карлом I; Сьюзанн же согласилась на танец с каким-то вертлявым арлекином. Шевалье вскоре увел Оливию из ложи; Китти осталась, а потом вынуждена была пойти с Томом и протанцевать с ним несколько котильонов. Когда они вернулись в ложу, то обнаружили, что там никого нет. Том радостно сказал, что, вероятно, матушка пошла в фойе, чтобы чем-нибудь там освежиться. Китти вовсе не нравилось находиться с Томом наедине, и вообще она уже тяготилась шумным сборищем, все больше жалея, что приняла приглашение миссис Скортон. По счастью, вскоре к ним присоединились Сьюзанн и мистер Мэлхэм, и Китти постаралась сделать все от нее зависящее, чтобы не портить своим унынием общее веселье.
      Под покровительством Фредди и Джека она, вероятно, сумела бы насладиться этим ярким празднеством; с ними ей было бы весело наблюдать из ложи нарядную, находящуюся в постоянном движении толпу, и она была бы уверена, что ни один нахал не станет к ней приставать. Как ни была Китти наивна, она поняла, что посещать маскарады девушкам ее круга не следует. Теперь ей стало понятно, что Фредди был совершенно прав, говоря, что общение с родственниками Оливии может привести к неприятностям. Она получила хороший урок. По своей мягкосердечности она не жалела о том, подружилась с Оливией, но весьма сожалела, что позволила ввести себя в общество ее родных. В первый раз она осознала справедливость предостережений Мег и была склонна думать о ней с гораздо большим уважением, чем прежде.
      Через некоторое время она заметила кузена с Оливией. Китти была поражена тем, насколько они чужды были атмосфере маскарада. Из-под маски выглядывало бледное личико Оливии, а всегда улыбающиеся губы шевалье были крепко сжаты. Оливия села в кресло в глубине ложи, сославшись на жару и усталость; после минутного колебания шевалье пригласил Китти на вальс. Но когда он вывел ее на танцевальную площадку, его вид был так уныл, что этого не могла замаскировать напускная веселость. Тогда Китти сказала:
      – Вы не возражаете, Камилл, если мы просто прогуляемся? Мне не хочется танцевать. Я весь вечер искала возможности побеседовать с вами. Оливия совершенно права, здесь очень жарко.
      Он ответил печально:
      – Как хотите! – и вывел ее из людного зала в фойе. Там они нашли два свободных кресла, поставленных рядом, и Китти приступила к расспросам.
      – Скажите пожалуйста, Камилл, что случилось. Почему вы так грустны?
      На минуту он уронил голову на руки и ответил, с трудом выжимая каждое слово:
      – Я сумасшедший, зачем я пришел сюда? Мне нельзя поддаваться искушению. Но я не смог устоять. Сумасшествие! Я виноват!
      Испуганная, Китти воскликнула:
      – Боже правый, что это значит?
      Он сорвал с себя маску нетерпеливым движением, провел рукой по лицу и сказал, сдерживая нервный смех:
      – Мне нужно быть откровенным, моя маленькая кузина. Я хочу, чтобы вы знали правду! Я не могу получить руку этого ангела. Я – негодяй, просто негодяй, что позволил себе зайти так далеко. Я – негодяй и безумец!
      – Как вы знаете, Камилл, я – наполовину француженка, – сказала Китти. – Но французский язык знаю недостаточно, чтобы все понять. Объясните, что происходит.
      – Прощай, надежда! – сказал шевалье.
      Китти эта фраза показалась похожей на те, что говорит мисс Фишгард в наиболее сентиментальные минуты, и она едва не рассмеялась. Поборов в себе это желание, Китти спросила:
      – Почему?
      Он ответил, сделав жест, означающий безнадежность положения:
      – Мне дали право увидеть рай! Я недостоин этого блаженства!
      – Я очень хочу, Камилл, чтобы вы выражались более ясно, – сказала Китти, уже достаточно раздраженная. – Если вы считаете, что Оливия – рай, но что она – не для вас, объясните, почему вы так говорите? Вы поссорились?
      – Тысячу раз нет! – запротестовал он энергично. – Разве мог бы я поссориться с ангелом? Сама мысль об этом является святотатством.
      – Все это правда, но Оливия – не ангел, а славная девушка, – заметила Китти. – Что вас удерживает от того, чтобы сделать предложение? Отсутствие приданого или опасение, что ваша семья ее не примет? Я согласна, миссис Броти – ужасная женщина, но…
      – Меня не сможет принять миссис Броти! – прервал он ее.
      В голове у нее мелькнуло, что кузен пьян. Она с тревогой поглядела на него и сказала:
      – Слушайте, Камилл, что с вами? Возможно, вы не столь богаты, как отвратительный Генри Осфорд, но я убеждена, и Оливия мне говорила то же самое, – миссис Броти смотрит на вас благосклонно.
      Он коротко рассмеялся.
      – Дело не в этом, моя дорогая кузина! Она смотрит благосклонно на шевалье. Но вы-то, вы единственная должны знать, что шевалье – нет!
      Теперь она была окончательно убеждена, что кузен много выпил, поэтому произнесла с тревогой:
      – Камилл, мне кажется, вы не понимаете, что говорите. Нет шевалье? Но разве вы – не шевалье д'Эврон?
      Он напряженно поглядел на нее и сделал безнадежный жест рукой.
      – Я в ваших руках! Но вы же моя кузина! Мне казалось невозможным, чтобы вы не знали правды. Я был вам признателен за ваше молчание. Когда мистер Веструтер сказал, что вы желаете возобновить со мной знакомство, я обрадовался и испугался. Но я – игрок, это моя профессия. Невозможно отказаться от заманчивого расклада. Я пошел в дом баронессы, поставив на кон все. – Что-то похожее на улыбку появилось на его лице, и он произнес с грустью: – Буду с вами откровенен, моя дорогая кузина. Вы молчали: и я поверил что обыграл судьбу. Но какой же я фат! Вы просто не знали всей правды!
      – Мой опекун никогда не говорил со мной о моей французской родословной, – сказала она. – Но у меня не возникло никаких подозрений, когда мистер Веструтер привел вас на Беркли-сквер и представил вас как шевалье д'Эврона.
      – Вы не видели моих документов. Но разве вы не знали, что наша семья не имеет благородных корней? Вы просто не захотели предать меня!
      – О нет, конечно! – воскликнула Китти с жаром. – Как же я могла бы сделать что-то подобное? Но почему, Камилл, вы так говорите? Ведь тот же Джек – мистер Веструтер – тоже не имеет титула, но он вращается в самых высших кругах, уверяю вас!
      – О, дорогая моя, у него семейные связи, корни! Для меня же титул является недостижимым. Не стану вас обманывать: я, как это известно мистеру Веструтеру, охотник за приключениями. Я уже сказал: я в ваших руках!
      Это драматическое окончание речи не произвело должного эффекта. Китти только произнесла:
      – Джек знает?
      – Будьте уверены! Его провести трудно! К тому же он весьма опасен. Я имел наглость влюбиться в предмет его притязаний. Он желает мне всяческих успехов с богатой вдовушкой. Но зачем мне теперь она, когда я увидел и полюбил этого ангела? Я буду любить ее всегда, хотя знаю, что она не для меня.
      Он опустил голову на руки пока говорил, и не заметил состояния, в которое впала мисс Чаринг. Теперь многое, раньше непонятное, стало наконец ясным. Раскрывая и закрывая веер и невидящим взором глядя на рисунки, изображенные на развороте, Китти думала, как могло случиться, что преобладающим сейчас чувством стало отвращение?
      – Джек хочет жениться на Оливии? – произнесла она медленно.
      – Жениться? О нет! – ответил он. – Извините! Вы хорошо его знаете! Иначе я не стал бы вам все это говорить!
      Она вспомнила слова Оливии, которые ее не раз озадачивали. Вздохнув, она сказала:
      – Это ничего не значит. Я поняла ваши слова так, что Джек хочет, чтобы она стала его любовницей. А вы – любя ее так, как вы говорите – позволите этому случиться?
      Он поднял голову и пылко произнес:
      – Что я могу сделать? Неужели вы воображаете, что ее мать на секунду хотя бы позволит мне находиться в ее обществе, если только узнает правду? Что у меня нет ни титула, ни состояния? Что отец мой – владелец игорного заведения?
      – Боже мой! – сказала Китти слабым голосом. – 0-оливия знает об этом?
      – Она все знает! Неужели вы полагаете, что я мог бы обмануть ту, которую боготворю? Я мог бы ее похитить у матери? Нет! Я не настолько бесчестен! Я и от вас не скрываю, что приехал в Англию в поисках приключений! Всем известно, что если кто-то хорошо одет, благородного происхождения, да еще и богат, тем более француз – его хорошо встречают в Лондоне. Но быть французом – значит нести определенные обязательства! – Он распростер руки. – Я помню, как в детстве жил здесь. Я знаю Англию, я могу бегло говорить по-английски. Возможно, иногда я неверно употребляю идиомы или акцент меня выдает, но на это, дорогая Китти, англичане смотрят благосклонно.
      – Да, но я все же не понимаю. Вы приехали в Англию, чтобы жениться на богатой? – спросила Китти.
      – Я приехал в поисках состояния, как я уже говорил.
      – А леди Мария? Не за тем ли, чтобы уделить ей внимание вы и приехали?
      – О нет! Моя встреча с леди Марией была лишь случайной удачей, как я тогда думал. Я не знал о ее существовании, пока не был ей представлен.
      Откровения кузена шокировали мисс Чаринг. Она запротестовала:
      – Умоляю, больше не надо! Я уверена, что вы не собираетесь жениться на леди Марии. Вы бы не смогли с ней жить. Я этому не верю.
      – Смог бы, – сказал он цинично. – Но, дорогая маленькая кузина, неужели вы думаете, что это может произойти? Если бы она дала согласие, я был бы рад, но до встречи с Оливией. Теперь же нет смысла об этом говорить. Да и она не станет принимать ухаживаний со стороны – как бы это вернее сказать – не шевалье по происхождению, а шевалье по деловым качествам.
      Она смотрела на него, не понимая.
      – Нет, она вами очень увлечена.
      – Она бы предпочла, чтобы этот обворожительный шевалье покинул Англию без скандала. И это легко устроить.
      К этой минуте Китти была уже настолько шокирована и удручена, что едва сумела выговорить:
      – Оливия это знает? Вы сказали ей?
      – Я сказал ей! – произнес он со стоном. – Но только теперь! Это было необходимо, я не мог продолжать! Вы должны понимать, что к Оливии я испытываю страсть, обожаю ее, поэтому совершенно невозможно ее обманывать.
      – О как жаль, что я вас вообще познакомила! – воскликнула Китти. – Это ужасно. Я заметила, что когда она вернулась в ложу, она была чем-то крайне угнетена, но и представить себе не могла, что дела могут обстоять так плохо!
      – Поверьте мне, – произнес он серьезно, – я не пытался специально вызвать ее симпатию. Но когда я сам впервые ее увидел, то был вне себя от восторга. Я просто не ожидал, что смогу встретить девушку, которая настолько будет соответствовать мечтам мужчины. Мне следовало бы действовать решительно, а я позволил себе плыть по воле волн. Когда я стал избегать ее, то думал, что страдаю я один. Но, получив от нее записку, я поддался искушению – пришел, чтобы увидеть ее; и мне стало совершенно ясно, что я ее ранил. Она спросила, почему я избегаю ее. Что бы вы ответили? Я сказал ей, что вовсе не тот, за кого себя выдаю. Что я игрок, что я человек, с которым ей никогда не позволят обручиться. Она поняла, что для нас нет надежды. Можно сказать, что оба мы получили смертельный удар.
      Китти поморщилась от последних слов. Достаточно строгим тоном она спросила:
      – Боже мой, Камилл, как же вы могли так ее огорчить? Конечно, вам следовало бы придержать свой язык и решительно воспротивиться встрече с ней.
      – Я не мог, – ответил он. – Разве ей было бы легче думать, что она отдала свое сердце обычному волоките?
      – Да, конечно, – сказала Китти. – Осмелюсь сказать, что очень скоро она бы забыла вас. Но теперь! Я не знаю, что и сказать! Отведите меня, пожалуйста, в ложу! Он сразу же поднялся.
      – Китти, вы меня пощадите? Она ответила сердито:
      – Если вы имеете в виду, что я стану всем рассказывать, что вы самозванец, нет, не стану. Но вы должны понимать и мои чувства. Мне очень тяжело сознавать, что мой кузен попал в такое положение. Наверное, вам следовало бы прежде, чем открыть мне правду, представить, каково мне будет узнать ее.
      Он ответил со слабой улыбкой:
      – Мне уже все равно, лгать я больше не мог.
      – Вы просто ужасны! – произнесла она.
      – Я знаю это, увы.
      Она была слишком огорчена, чтобы ответить. Они продолжали прогуливаться в молчании и, возможно, не сказали бы больше ни слова друг другу, не предстань их взору неожиданная картина. Навстречу им шел мистер Веструтер под руку с леди в черном домино, держа в руке свою собственную маску.
      – О, боже правый! – невольно воскликнула Китти. – Пожалуйста, наденьте вашу маску, Камилл.
      – Слишком поздно, он увидел меня, – ответил кузен. – Но не страшно: вас он не узнает. Только молчите.
      Пара остановилась перед ними.
      – Мой дорогой друг шевалье! – сказал мистер Веструтер. – Какой приятный сюрприз! – Его любопытный взгляд пробежал по Китти, замер на ее лице. Брови его слегка поднялись, и, к собственному негодованию, она ощутила, что краснеет. – Боже! – произнес он. В голосе его прозвучала улыбка. – Могу ли я высказать предположение, или это будет нескромно?
      Шевалье что-то ответил, но Китти не спускала глаз с женщины, стоявшей рядом с Веструтером. Она развязала завязки на черном домино, и взорам открылось сиреневое шелковое платье. Китти хорошо знала это платье. Открытие, что мистер Веструтер приехал на маскарад с ее кузиной Мег, стало вершиной всех сегодняшних страданий. Она выпалила с гневом:
      – Нескромно? Да ничуть! Это просто какой-то семейный прием. Бога ради, Мег, запахните свое домино, если не хотите, чтобы вас все узнали. Половина Лондона знает это ужасное сиреневое платье, и Фредди, и Малоу, и я можем откровенно сказать, как мало оно вам идет.
      – Китти! – выдохнула Мег, хватаясь за руку мистера Веструтера. – Боже правый, зачем вы-то пришли сюда?
      – Уверена, что если это подходит вам, то и мне тоже! – быстро ответила Китти. – Я-то пришла сюда под защитой миссис Скортон!
      – Хорошенькая же у вас защита! – заметила язвительно Мег.
      – Но все же лучше, чем ваша! – вспыхнула Китти. – И я к тому же не выдумываю, будто обедаю у тетушек.
      – Еще как! Вы сказали, что обедаете в Ханс-Кресент.
      – Это сущая правда. Я там обедала и понятия не имела, куда они меня собираются везти.
      Шевалье, весьма взволнованный надвигающейся бурей, попытался вмешаться:
      – Моя дорогая кузина, вы должны вернуться в ложу, иначе миссис Скортон начнет волноваться.
      Его глупое вмешательство осталось незамеченным. Мег произнесла:
      – Меня сопровождает мой собственный кузен!
      – Это великолепно!
      Мистер Веструтер начал смеяться.
      – Конец первого раунда! – сказал он. – Схватка увлекательная, хотя оба противника сохранили свои позиции. Думаю, шевалье, в следующем раунде мы сможем увидеть пикантные удары!
      – Да как ты смеешь? – воскликнула Мег в ярости. – Думаю, что из всех отвратительных людей…
      – Нет, нет, моя дорогая, со мной не стоит начинать схватку. Я твой секундант! – засмеялся мистер Веструтер.
      – Умоляю вас, кузина, пойдемте! – сказал шевалье. – Мы уже привлекаем внимание.
      – Я готова вернуться в ложу, – сказала Китти.
      – Шевалье, что вы за мямля, – разочарованно протянул мистер Веструтер. – Наша беседа сулит столько увлекательного! Давай, Мег, парируй замечание о «сиреневом платье».
      Но это шутливое подзуживание не имело успеха. – Отведите меня обратно в ложу, – сказала Мег ледяным тоном. – Мы мешаем Китти принять участие в том, что, я думаю, является прекрасным увеселительным вечером. Сама возвращаюсь на Беркли-сквер через несколько минут, но не сомневаюсь, что миссис Скортон и вас отвезет туда, когда завершится маскарад, Китти.
      Она сделала реверанс, полный достоинства, взяла мистера Веструтера под руку и пошла с ним прочь по коридору.
      Шевалье был взволнован и стал сетовать на свою неосторожность – на то, что он снял маску. Китти его раздраженно оборвала, сказав, что это не имеет никакого значения, и в молчании они проследовали к ложе миссис Скортон.
      Следующие полчаса были для Китти сплошным кошмаром. Ради приличия она вынуждена была протанцевать несколько туров, но маскарад быстро превращался в шумную толчею, и будто специально для того, чтобы сделать конец вечера особенно неприятным, в их ложу затесались два незнакомых человека, которые вульгарно флиртовали с сестрами Скортон. Их реплики встречались визгом радости, от них шутливо отбивались веерами, и единственный человек, кроме Китти, кто был недоволен этим вторжением, был мистер Мэлхэм. Он несколько раз уже сообщал Китти, что полон решимости призвать этого парня, в костюме испанца, к порядку, так как упомянутый тип в испанском костюме вел себя слишком свободно с мисс Сьюзанн Скортон. Китти лишь удивлялась, что мистер Мэлхэм до сих пор так не поступил. Она находилась в весьма раздраженном настроении; кузен увлек Оливию из ложи, миссис Скортон, раскрасневшаяся после нескольких бокалов, находила происходящее весьма забавным, а сама Китти начинала чувствовать утомление и страх перед приставаниями. Она извинилась и не стала вальсировать с Томом Скортоном, а когда все с шумом покинули ложу, она была рада побыть одна. Она села в кресло в глубине ложи, пытаясь успокоить взвинченные нервы, но кто-то тронул ее за плечо, перепугав окончательно. Весь вечер она боялась чего-то подобного – и сейчас громко вскрикнула и отпрянула от чьей-то руки. В это время над ухом у нее прозвучал мягкий и очень знакомый голос:
      – Ну что ты, Китти! Не кричи! Это я!
      – Фредди! – воскликнула она, оборачиваясь. – Как я рада! Но как вы узнали, что я здесь?
      – Я случайно оказался на Беркли-сквер в тот момент, когда Мег выходила из дому, – ответил он. Она сказала, что домой вас должен был доставить молодой Скортон. Мне это совсем не понравилось, поэтому я нанял клячу до отеля «Ханс-Кресент». Я решил, что в состоянии сам доставить вас домой. В отеле сказали, что вы уехали. Потом я встретил старика Скортона – он был под мухой. Он сказал мне, куда вы направились, назвал даже номер ложи. И вот я здесь с единственной целью – доставить вас домой. Дело в том, Кит, что здесь вам не место!
      – О, Фредди, вы правы! – сказала она, беря его руки в свои.
      – Поверьте, я бы никогда не согласилась сюда приехать, если бы имела хоть малейшее представление о том, что здесь происходит на самом деле. Но что мне оставалось делать, когда все уже заранее было определено? Все так ужасно! Вы и половины не знаете! Как вы думаете, обидится миссис Скортон, если вы заберете меня домой? Скорее, скорее уйдем.
      – Мне все равно, если она и обидится, – ответил он. – Незачем был вас сюда привозить. Положитесь на меня!
      – О да, – вздохнула она с благодарностью. – Вы знаете, как поступать.
      Когда вновь возвратилась миссис Скортон, она столкнулась уже не с легкомысленным шалопаем, а с почтенным Фредериком Станденом, который так умел смешать вежливость с высокомерием, что развязность, царящая в ложе, увяла. Фредди вежливо объяснил, что приехал для того, чтобы проводить мисс Чаринг домой. Один из незваных гостей, вошедший в ложу следом за Элизой, отпустивший очередную остроту и обнаруживший, что некто окидывает его взглядом с головы до ног сквозь лорнет, запнулся и забормотал извинения.
      Взгляд, которому стекло придавало преувеличенную надменность, изничтожил его.
      – Вот так-то, – сказал мистер Станден, опуская лорнет. – Идемте, Кит! К вашим услугам, мэм!
      Он позволил обрученной с ним девушке произнести несколько слов благодарности, которые очень пришлись по вкусу притихшей компании, а затем увел ее.
      – Вынужден везти вас домой на кляче, Кит! Ничего не поделаешь! – сказал он, когда дверь ложи закрылась.
      – Я буду признательна вам, если вы доставите меня даже на тачке! – воскликнула Китти.
      – Это уж слишком! – серьезно заметил мистер Станден. – В этом случае людям на улице пришлось бы поостеречься, к тому же у меня и нет тачки.
      Она нервно рассмеялась.
      – О, Фредди, вы мелете чушь! Я только что убедилась, как вы мудры.
      Фредди поспешно переспросил:
      – Вы так думаете?
      – Конечно! Вы всегда знаете, где и как себя вести. Если бы я послушалась вас и не позволила бы Оливии ввести себя в ее семейный круг, я бы не угодила в эту историю! Вы очень сердитесь, Фредди?
      – Нет, нет! Вы не виноваты! Просто я более опытен, Китти! – заверил он ее.
      – Вы слишком добры ко мне, – сказала она, пожимая ему руку. – И я вам так благодарна, что вы сумели вызволить меня из этой истории. Я была просто в отчаянии! О, Фредди, как хорошо, что вас не было на этом ужасном обеде. Если бы вы там побывали и мы бы лишь обменялись взглядами, я бы не смогла удержаться от хохота. Я сидела рядом с мистером Скортоном, он не сказал ни слова, а только ел, ел и ел. Мне кажется, он не умеет говорить.
      – Я же сказал вам, что он был подшофе, – заметил Фредди. – Правда, к тому времени, когда я приехал, он уже мог говорить. Сомнительная компания, не правда ли? Что это за человек, которого я только что срезал?
      – Понятия не имею, боюсь, что Скортоны тоже не знают, потому что в начале вечера его там не было. Должна сказать, Фредди, вы отлично это сделали! Вы сгладили все неприятные моменты вечера!
      – Очень рад, Китти! – пробормотал мистер Станден смущенно. – Этот дурень досаждал вам?
      – Он вел себя отвратительно, но меня это не касалось.
      – А что еще случилось? – спросил Станден. Китти нервно кусала губы.
      – Может, мне не стоит об этом рассказывать, даже вам. Я попала в затруднительное положение и не знаю, что делать.
      – Ничего не рассказывайте, пока мы не сядем в экипаж! – посоветовал Фредди.
      Китти согласно кивнула, но когда они наконец очутились в темном, пропахшем лошадьми экипаже и Фредди приготовился слушать, она заколебалась.
      – Расскажите, – настаивал он. – А вдруг я сумею помочь?
      – Фредди – это большой секрет!
      – Китти, оставьте, пожалуйста, не думаете же вы, что я собираюсь все это разболтать.
      Она вздохнула.
      – Конечно, нет. Дело в том, что мой кузен Камилл был с нами сегодня вечером.
      – Я думал о такой возможности.
      – Но, Фредди, скажите, что вам о нем известно?
      – Ничего, – ответил Фредди твердо. – Он кажется настоящим джентльменом.
      – Джек что-нибудь о нем говорил?
      – Он сказал, что это ваш кузен. Он сказал нам об этом у Мег. Вы должны сами это помнить, Кит!
      – И это – все?
      – Боже, откуда мне знать? Перестаньте, Китти! Я не собираюсь отвечать на кучу вопросов, не зная, что именно вас интересует. Я просто сяду в лужу. Что же вам говорил Джек?
      – Ничего! Это Камилл ошеломил меня своей откровенностью сегодня вечером. Фредди, кажется, он вовсе не шевалье, он – авантюрист!
      – Да ну? – без особого удивления отозвался Фредди. – Я и сам подумывал, не игрок ли он? Значит, я прав.
      – Боже, неужели вы обо всем знали? – воскликнула Китти.
      – Ничего я не знал. Просто мне в голову пришла такая мысль. Я попросил отца разузнать, кто он такой. Не хочу вас огорчать, Кит, но в посольстве его не знают, а его знатного дядюшки не существует. Вполне вероятно, что у него куча дядюшек, но маркиза среди них нет. Но зачем так расстраиваться? Не во всех семьях есть маркизы! И во вполне уважаемых – тоже! Да подумайте хотя бы о нас – в нашей семье нет маркизов!
      – Но я не думаю, что Камилл относится к уважаемым людям, – произнесла Китти тихо. – Я теперь знаю, Фредди, что он – игрок.
      – Вот как! – сказал Фредди удовлетворенно. – Как раз то, о чем я и думал. Он сам признался?
      – Да, он сказал к тому же, что отец его владеет игорным домом.
      – Неужели? Не удивлюсь, если он расположен в Пале-Рояль, – сказал Фредди. – Все лучшие игорные дома находятся именно там. По крайней мере, мой отец так говорит.
      Изумленная Китти спросила:
      – Но, Фредди, разве вас это не шокирует?
      – Да, конечно, в семье подобный человек нежелателен, – согласился Фредди. – Было бы весьма неприятно, например, если бы ваш дядя владел игорным домом в Лондоне, но ведь он и не владеет им здесь, – поэтому, если бы мы только сумели отделаться от Камилла, – хотя я против него ничего и не имею, всем нам стало бы только легче.
      – Меня тревожит, что может разразиться скандал, – сказала Китти. – Я вижу, что должна быть откровенна с вами до конца, Фредди. Кажется, он отчаянно влюбился в Оливию.
      – В этом нет ничего плохого, – сказал Фредди. – На самом деле, это приятно слышать. Признаюсь, Китти, мне было противно видеть, как он волочится за вдовой Ялдинг. Кстати, это как раз опаснее! Уверен, что старый Эннервик обязательно станет наводить справки, уж его-то не проведешь! Да и любой на его месте поступил бы так же.
      – О, Фредди, я боюсь, что вы не до конца понимаете! – сказала Китти грустно и стала, волнуясь, рассказывать, что ей поведал шевалье.
      Он внимательно слушал ее, но вырывающиеся у него реплики удивляли девушку.
      – Вы говорите, Кит, что он сам все это рассказал? Почему бы ему не попридержать свой язык? Француз!
      – Да, признаюсь, я тоже так подумала, – сказала Китти. – Я была просто потрясена, узнав, что он все выложил Оливии.
      – Не удивительно! – согласился он. – Что с ним теперь делать? Вы думаете, Оливия расскажет еще кому-нибудь?
      – О, нет, я уверена, что нет. Но подумайте только, что за боль она испытала!
      – Нет смысла об этом думать. Достаточно того, что надо решать, как лучше поступить. Ничего не остается, как только спровадить вашего кузена во Францию! Будь я проклят, если заставлю вас беспокоиться из-за него! Чертовски неприятная история!
      – О да, и какое потрясение для леди Марии – теперь я все знаю и, наверное, должна предупредить ее! Но как же мне быть, Фредди?
      – Бога ради, нет! Не делайте никаких опрометчивых шагов! Это лишь вас запутает! Я подумаю, как нам всем выпутаться из этой истории с наименьшими потерями.
      – Вы думаете, он уедет, если только вы пригрозите ему разоблачением? – спросила она с сомнением.
      – Нет, конечно, если только он не олух, а ведь на олуха он не похож, – ответил он. – Но знайте, я не собираюсь делать ничего подобного. Хорошенькое дельце – начинать семейную жизнь с угроз и разоблачений!
      – А – Джек? – спросила Китти. – Мне кажется, Джек с удовольствием сделал бы так.
      – Это Камилл вам поведал? – осведомился Фредди.
      – Так это правда, Фредди? – спросила Китти скромно.
      – Откуда мне знать? Да и если бы я знал, вряд ли стал распространяться на эту тему. У меня и своих дел полно, чтобы вмешиваться в то, что меня не касается.
      – Да, – произнесла грустно Китти. – За то время, что я живу в городе, я многое узнала, и мне кажется, что Джек может угрожать разоблачением.
      – Это все неважно. Только вряд ли Джек всерьез займется разоблачением вашего кузена. Это было бы уже слишком! Я только думаю, если он знал о Камилле с самого начала, зачем было представлять его вам и всем остальным? Клянусь всеми святыми! Привести его в дом к моей сестре! Он разрушил свои же собственные замыслы! И будет теперь молчать!
      – Фредди, если он знал или хотя бы подозревал, что мой кузен вовсе не тот человек, за кого он себя выдает, зачем же он привел его на Беркли-сквер?
      – Потому что это – его стиль! – резко ответил Фредди. – По той же причине он пытался подшутить надо мной и заставить отправиться в Арнсайд. У него весьма своеобразное чувство юмора!
      – Да, вероятно, – сказала Китти. – Возможно, он решил меня немного наказать. Но почему вы со мной не поделились своими подозрениями, Фредди?
      – Потому что я не французский шулер! – сказал Фредди.

      Привратник открыл двери особняка на Беркли-сквер, и Фредди уже был готов попрощаться со своей невестой, когда его сестра, переодетая в шелковое розовое платье, появилась на верхней площадке лестницы.
      Разглядев, кто именно сопровождает Китти, ее милость едва не упала в обморок и, схватившись за перила, произнесла слабо:
      – Это Фредди?
      – О, Мег, что с вами? – воскликнула Китти, не выдавая ее. – Как жаль, что вы так долго меня ждали. Прием был удачным?
      Она удостоилась благодарного взгляда. На щеках Мег вновь заиграл румянец, и она ответила:
      – О, нет, ужасная скука! Пожалуйста, умоляю, зайдите ко мне. Спокойной ночи, Фредди. Только, пожалуйста, не заставляй Китти так долго стоять внизу. – Она помахала рукой и исчезла.
      Фредди, наблюдавший за ней с крайним неодобрением, произнес в отчаянии:
      – Розовый! Будь я проклят, если я в этом что-нибудь понимаю, но как только у женщины на душе – смятение, она сразу же влезает именно в розовое! Я не удивляюсь, что бедняга Букхэвен отправился в Китай! Но, напоминаю, Кит, ни слова о своем кузене!
      – О, обещаю вам, я буду хранить полное молчание! – заверила Китти, тепло пожимая его руку. – Спокойной ночи! Я очень вам благодарна, Фредди, на самом деле!
      Он поклонился.
      – Что вы! Это я должен быть вам благодарен за доставленное удовольствие! – запинаясь, произнес он.
      Он отбыл, а Китти бросилась в комнату к своей хозяйке. Их ссора уже была позабыта: Мег заговорила без всякого вступления:
      – Китти, как это случилось, что Фредди тебя провожал домой? Боже мой, я чуть не потеряла сознание.
      – Он поехал за мной в дом к Скортонам, узнал, где я, и отправился меня искать. Что же вы за размазня, Мег!
      – Он ничего не заподозрил? – произнесла Мег с тревогой.
      – Думаю, что нет.
      – Как это хорошо! – вздрогнула Мег. – Я чуть не умерла от страха, ему и так не нравится, когда я выезжаю с Джеком. А уж если бы он узнал, где мы с ним были, он бы все рассказал папе, и, можешь быть уверена, меня заперли бы на замок у леди Букхэвен. Китти, это было так благородно с твоей стороны – ничего ему не рассказать!
      – Неужели бы я смогла сделать что-то столь низкое? – воскликнула Китти. – Но почему вы отправились в Оперу? Как Джек мог повезти вас туда? Мне быстро стало ясно, что такого рода развлечений надо избегать, и уж Джеку ли этого не знать?
      – О да! Он сказал, что Фредди его убьет, если только узнает об этом. Но ведь ничего плохого не произошло! Мне всегда так хотелось побывать на бале-маскараде, а уж Букхэвен никогда меня туда не повезет и Фредди тоже, поэтому я и уговорила Джека! Он обо мне очень хорошо заботится, уверяю вас, и ведь я была в маске. Мы уехали в полночь, но я бы с удовольствием осталась еще, мне очень понравилось, хотя, конечно, это все очень вульгарно. Вам понравилось?
      Китти вздрогнула:
      – Хуже вечера я не припомню! В жизни не испытывала ни к кому большей благодарности, чем в этот вечер к Фредди.
      – Он был очень огорчен? – поинтересовалась Мег. – У него такие старомодные взгляды!
      – Нет, нет! Он был так добр, что я чуть не расплакалась. А ведь он мог бы меня упрекнуть! Я убеждена, что Фредди самый добрый, деликатный человек, какого только можно себе представить! – воскликнула Китти.
      Сестра Фредди, наблюдая за ней с восторгом, открыла рот, закрыла его снова, сглотнула и сумела лишь произнести, правда, очень слабо:
      – Вы так на самом деле о нем думаете?
      – Да, да – и он гораздо более приблизился к этому понятию, чем сэр Галахэд, молодой Лохинвар и подобные им рыцари, перед которыми нас учили преклоняться. Может быть, Фредди и не сумел бы справиться с драконами, но вряд ли кто из этих замечательных рыцарей смог бы так галантно вызволить даму из неловкой ситуации. Это почище, чем сражаться с драконами… В чем дело? Мег приподняла голову с подушек:
      – Он сказал бы, что это плевое дело.
      – Что? Конечно, он мог бы так сказать, но… – Неожиданная мысль пришла ей в голову, и Китти запнулась, тон ее потерял патетичность: – Он отзывался о Лошинваре почему-то как о безумце!
      Сдавленный смех, раздавшийся из-за подушек, сразил Китти. Она поняла, что в своей благодарности Фредди она взобралась на слишком большие высоты. Она отбросила подушку, за которой пряталась Мег, – и обе расхохотались; затем обнялись и пошли укладываться спать, воздерживаясь от дальнейшего обсуждения бурного вечера.
      Следующий день прошел без происшествий, и единственное, что они себе позволили – это прогулку по Маунт-стрит с остановкой в доме леди Леджервуд, которая вместе с детьми готовилась к отъезду в Маргейт. Кортеж получился внушительным: Фанни, гувернантка, личная горничная ее милости, две дамы, нанятые для присмотра за детьми и их обучения. Эдмунд ехал в карете с матерью; гувернантка и ученые дамы – в другой карете, а замыкал кортеж огромный дорожный экипаж, где между гор багажа было оставлено небольшое свободное место для горничной. Лорд Леджервуд сопровождал семью и планировал остаться с ней на несколько дней; взглянув на подушки в карете, предназначенной для его больного сына, он объявил, что поедет верхом.
      В гостиной прохаживался задумчивый Фредди, который пришел проводить путешественников. Леди Леджервуд, хотя и возбужденная суетой, связанной с отъездом, нашла время, чтобы поболтать с посетительницами, осведомиться о здоровье Мег и дать ей несколько полезных советов, обязав Китти получше присматривать за ней. Она сказал с волнением, что ей крайне неприятно оставлять их одних, но она утешает себя мыслью, что лорд Леджервуд скоро вернется в город.
      – А пока, моя любовь, – сказал его сиятельство со смешком – вы можете спокойно оставлять их на попечение Фредди.
      Эти учтивые слова заставили его наследника взглянуть на лорда с подозрением, попутно отметив, как хорошо выглядел отец в новом синем пальто и в изысканных, серого цвета, панталонах. Лорд заметил этот взгляд и рассмеялся:
      – Не смотри на меня так, как будто перед тобой змея, Фредди. Я убежден, что ты сумеешь хорошо позаботиться о дамах. Дорогая, не хочу тебя особенно торопить, но пора нам и отправляться.
      Все вышли к экипажам, уже ожидавшим путешественников, лакея послали принести еще одно одеяло для мальчика; Фанни и горничная убедили ее сиятельство не распаковывать огромный баул, чтобы убедиться, не забыла ли она лекарство для Эдмунда; все обменялись прощальными пожеланиями, расцеловались, и наконец экипажи тронулись. Китти, которая не могла смотреть на леди Леджервуд, не испытывая при этом угрызений совести, находилась в смущении из-за того, что та обняла ее на прощание, и это чувство усилилось, когда лорд Леджервуд протянул ей руку и сказал с улыбкой:
      – Пока, дитя мое, до свидания. Я очень хочу увидеть вас под своей крышей в не слишком отдаленном будущем.
      Щеки Китти заалели, она глядела ему в лицо почти испуганно.
      – Не убегайте, хорошо? – сказал он загадочно. – Мне очень по душе помолвка Фредди. Она ему пошла на пользу.
      – Сэр, лорд Леджервуд, – произнесла она с отчаянием в голосе, – я не могу…
      – Вы не можете говорить со мной на ходу. Правильно. Вы скажете мне обо всем на следующей неделе, когда я вернусь. Сейчас мне пора.
      Он похлопал ее по руке и отпустил, пожелал всего хорошего сыну и дочери, вскочил на лошадь и поскакал следом за каретой.
      – Что имел в виду папа? – поинтересовалась Мег. – Что вы должны сказать ему, Китти? Почему вы так странно смотрите?
      – Не думаю, что я должна ему что-то сказать, – ответила Китти, и в голосе ее послышалось смятение: – А как вы считаете, Фредди?
      – Нет, – сказал Фредди, – но у отца что-то, видимо, на уме. Мне следовало подумать об этом раньше. Когда заканчивается сессия? – спросил он своих озадаченных слушательниц. – В Оксфорде!
      – Боже всемилостивый, не знаю, – произнесла Мег. – А зачем тебе это?
      – О, для меня это очень важно, – сказал Фредди с чувством. – Покуда отец в Маргейте, мне придется позаботиться о Чарли. В последний раз его где-то носило всю ночь, и в три часа утра я был вынужден пуститься на розыски; отдал за него залог, потому что он растратил все до гроша! Да, очень весело, Мег, но ты отлично знаешь, что когда Чарли вернется из Оксфорда и увидит, что отца нет дома, он что-нибудь выкинет! Не скажу, что это будет что-то ужасное, но виноват-то во всем буду я! Вернусь и взгляну на календарь!
      – Фредди, пожалуйста, зайдите меня повидать, – сказала Китти. – Вы же знаете, нам многое еще предстоит обсудить!
      – Да, я приду завтра, – ответил он. – Сначала хочу убедиться, что Чарли не застигнет меня врасплох.
      Китти и Мег понимающе переглянулись и направились к Беркли-сквер.
      – Бедный Фредди! Ему всегда, наверное, всю жизнь придется вызволять Чарли из неприятных историй! – сказала Мег.
      – Но я думала, что Чарли очень умен! – возразила Китти.
      – О да, на самом деле! Он получил много премий в Итоне, и ему всегда все легко дается! Но просто Фредди – старший брат, к тому же он живет в городе, и неудивительно, что Чарли прибегает к его помощи – в каждой своей дурацкой истории, – произнесла Мег с гордостью. – Чарли – очень своенравный.
      На следующий день, поджидая Мег в карете у магазина на Бонд-стрит, Китти услышала свое имя и, оторвавшись от миленькой шляпки в витрине модистки, обнаружила миссис Броти и Оливию, которые остановились рядом с экипажем.
      Она сразу же заметила, что Оливия выглядит бледной и несчастной, и поняла, прежде чем заговорила миссис Броти, что девушка все еще находится под впечатлением той новости, которую она узнала на маскараде. А миссис Броти тем временем стала приносить глубочайшие извинения мисс Чаринг; она сказала, что не осмеливается надеяться, что мисс Чаринг простит ей ту неприятную историю, в которой она очутилась по их вине; она боится, что та преисполнилась отвращения ко всему происшедшему и не захочет теперь с ними знаться.
      Китти сухо ответила так, как подсказывали приличия, но, поддавшись доброму чувству, она даже выдавила, правда с трудом, что провела приятный вечер.
      – Я бы ни за что на свете не позволила случиться подобному! – заявила миссис Броти, и на щеках ее появился румянец. – Маскарады в Опере! Я просто не могу представить, как это Оливия решилась предложить вам такое развлечение! Будьте уверены, мисс Чаринг, я учу ее только хорошему. Я сразу ей сказала, что подобные развлечения не для знатной леди! Никогда в жизни не испытывала большей неловкости!
      – Умоляю, мама, замолчите! – взмолилась Оливия, заметив, что Китти ощущает неловкость. – Ничего плохого не случилось. Китти, у вас какое-то дело на Бонд-стрит?
      – Я ожидаю леди Букхэвен, – ответила Китти и обратилась к миссис Броти:
      – Позвольте Оливии провести со мной несколько минут.
      – О, мисс Чаринг, я только буду признательна за такое внимание. Я боялась, что вы порвете с нами все отношения и даже говорить не захотите с Оливией. Сама я отправлюсь в библиотеку Хукхэм и с радостью оставлю с вами Оливию, если вы столь любезны.
      – Мы с Оливией прогуляемся по улице, а потом подойдем к библиотеке, – пообещала Китти, выходя из кареты. Лакею, который спрыгнул с запяток, чтобы открыть ей дверцу, она сказала: – Если ее светлость вернется раньше меня, сообщите ей, пожалуйста, что я буду минут через пятнадцать. – Затем она поклонилась миссис Броти и повела Оливию в направлении, противоположном Хукхэму. Взяв ее под руку, она произнесла: – Мы не можем разговаривать спокойно в коляске, и я решила, что вы не будете против прогулки со мной. Моя дорогая, умоляю, не смотрите все время вниз! В этом нет необходимости! Мне жаль, что ваша мама так огорчилась, и, вероятно, вы и сама чувствуете себя не слишком хорошо.
      – Это все было так ужасно! – сказал Оливия дрожащим голосом. – Я думала, что мы упакуем наши чемоданы еще вчера, потому что мама разругалась с тетушкой Мэтти, – мне кажется, их было слышно на полмили вокруг, особенно, когда бедная тетушка впала в истерику. Однако теперь они помирились, но мама ругает меня за то, что я испортила свою репутацию и с самого начала вела себя неправильно, не воспользовавшись возможностью выйти замуж за богатого человека. Но, дорогая мисс Чаринг, я всегда ее слушалась и рада была бы найти себе богатого мужа, но это до того, как встретила Камилла. Теперь же все изменилось, и единственное, о чем я мечтаю, – заболеть и побыстрее умереть. Потрясенная горем подруги, Китти воскликнула:
      – Боже правый, не говорите так! Могу я быть с вами откровенной? Мой кузен мне сказал всю правду, как, вероятно, и вам. Можете представить, как я потрясена и как мне больно за мою роль в этой истории. Поверьте, если бы я только знала истинное положение вещей, я бы никогда вас не познакомила! Оливия, я была вам плохим другом!
      – Нет, нет! – воскликнула Оливия. Я счастлива, что узнала Камилла. Мы полюбили друг друга с первого взгляда! Что бы со мной ни произошло, я не могу жалеть об этом. Увы, нам отказано даже в надежде. Мама никогда не даст свое согласие на брак с ним. Отец Камилла весьма богат – ему принадлежат несколько игорных заведений в Париже, и все они – весьма высокого класса. Но у мамы свои представления о выгодной партии. И как еще посмотрит на это отец Камилла? У меня нет ни состояния, ни знатных родителей. О, мисс Чаринг, когда я подумаю, что из-за меня Камилл упустил свой шанс, то, кажется, готова броситься в реку.
      Китти была готова к упрекам, но никак не такого рода. Прошла минута, другая, пока она собралась с мыслями:
      – Но разве могли бы выйти замуж за самозванца? Это ужасно! Мне больно говорить об этом, потому что я очень хорошо отношусь к Камиллу. Но я боюсь, Оливия, что он обычный авантюрист! Он обманул нас всех! Я испытала ужасное потрясение, но, представляю, для вас оно еще больше.
      – Да, потому что я сразу же поняла, что для мамы это будет удар. Но Камилл меня не обманул, дорогая мисс Чаринг. Ничто не может быть благороднее его поведения!
      – Оливия, – сказала Китти, пытаясь собрать воедино свои мысли. – Не может быть, чтобы вы хотели связать свою жизнь с его жизнью.
      – О, если бы это было возможно! – вздохнула Оливия. – Я не понимаю, почему мужчине нельзя быть игроком, если его таланты к тому располагают? Или вы подозреваете, что он использует какие-то обманные трюки? Уверяю вас, это несправедливо! Он говорит, что на шулерстве долго не продержаться, и он к нему прибегает в самом крайнем случае. Заведениям его отца оказывают покровительство многие блестящие люди Парижа, которые строго относятся к правилам чести – и при игре в том числе. Подают в этих домах вина лучших сортов– там все должно быть самым лучшим, чтобы клиенты были всегда довольны и приходили вновь и вновь. Конечно, затраты большие, но и возвращаются они с прибылью.
      Китти не нашла, что ответить, кроме:
      – Неужели именно так обстоят дела?
      – Да, – продолжала Оливия с воодушевлением. – Но нельзя забывать и об опасностях. Вообразите! Удача отвернулась – и весь банк уходит на сторону! Как это должно быть волнующе! Я даже и не представляла раньше.
      – Вот как? – сказала изумленная Китти.
      – Да! Но я ведь никогда раньше не слыхала о подобных вещах. – Оливия вздохнула и уныло подытожила: – Для меня это недостижимый мир. Мама ни за что мне не позволит выйти замуж и уехать с Камиллом.
      – Вы, должно быть, очень любите моего кузена! – сказала Китти. – О, дорогая, как жаль… Что, если бы Камилл нашел себе какое-то другое достойное занятие?! Нет, думаю, и это невозможно.
      – Но зачем ему что-то? Он доволен, и вы понимаете, что с его способностями – это как раз то, что ему нужно. К тому же – это постоянные упражнения для ума, удовольствие от состязаний. Я бы не смогла вынести мысли о том, что ради меня он должен заниматься чем-то таким, что показалось бы ему скучным. Я просто должна выкинуть его из головы, хотя, конечно, я никогда не смогу этого сделать. Но какой это был бы кошмар, если бы из-за меня он разрушил свою карьеру! Кроме того, – добавила Оливия и разрыдалась: – Я не смогу ослушаться маму. Мама говорит, что я должна принять предложение сэра Генри.
      Они повернули назад.
      – Этого, – произнесла Китти решительно, – вы ни за что не должны делать! Моя бедная Оливия, все это ужасно, и я не знаю, что вам сказать, но, пожалуйста, не выходите замуж за этого ужасного человека.
      – Я лучше умру! – всхлипывая, произнесла Оливия. – Сама мысль об этом ввергает меня в такое отчаяние, что смерть для меня – избавление. Но мама говорит, что он стар и не в состоянии жить вечно, а пока я могу иметь любовников, если только, конечно, буду достаточно умна. Но мне не нужны любовники!
      – Боже милостивый, надеюсь, что нет! – воскликнула Китти.
      – Я никогда не полюблю никого, кроме Камилла, – сказала Оливия, всхлипывая все громче.
      – Бога ради, Оливия, не начинайте снова плакать! – взмолилась Китти. – Помните, что ваша мать не в силах принудить вас выйти замуж против вашей воли. О, если бы я только знала, чем можно помочь, но, признаться, я в полной растерянности.
      – О, мисс Чаринг, помогите мне!
      – Оливия, я сделаю всю, что в моих силах, но, пожалуйста, вытрите слезы. Мы подходим к библиотеке.
      Оливия послушно вынула носовой платок, сказав с благодарностью: – Я знаю, вы мой истинный друг.
      Китти пыталась успокоить ее, но не знала, как это сделать, и была рада передать ее в руки миссис Броти. Она не представляла, как ей можно помочь, и единственное, что пришло ей в голову – довериться целиком Фредди. Но так как он предупредил ее запиской, что у Мег будет вечером, впереди было много времени. И она провела долгие часы в горьких размышлениях о своей роли в этой истории, пытаясь придумать план спасения Оливии от этой ужасной миссис Броти, ее матери. Во второй половине дня явился мистер Веструтер и отвлек ее от тяжелых мыслей. Мег в это время отдыхала, и Китти принимала его одна, жалея, что не знала заранее о его приходе. Его провели в гостиную, где она сидела у камина, и у нее не было возможности отделаться от него под благовидным предлогом.
      Она встретила его холодно, но такой прием не мог обескуражить Джека, он засмеялся, приподняв бровь:
      – Я вас огорчил, Китти? Тем, что взял Мег на маскарад? Но это же несправедливо! Ведь вы сами-то получили удовольствие от этого вечера?
      – Нет, – сказала Китти, – я не получила удовольствия от вечера. И была просто изумлена, что вы пригласили Мег в такое неподходящее место!
      – Маленькая жеманница! – воскликнул он. – Разве отважный шевалье не заботился о вас? Мне показалось, что он готов был из кожи вылезти, чтобы вас развлечь.
      – Мне кажется, – сказал Китти, – что вы не подумали хорошенько, прежде чем повезти туда Мег. И почему, скажите, пожалуйста, вы относитесь плохо к моему кузену?
      – Дорогая Китти, как вам могло придти такое в голову? Вы ошибаетесь, уверяю вас, ошибаетесь. Я очень его уважаю и завидую его самоуверенности. Красавец, породистый галл, везучий игрок! Я рад знакомству с ним. Надеюсь, что сегодня вечером он нанесет мне визит, и мы сравним наши возможности. Я и сам игрок, как вам известно, но у меня большое желание помериться силами с тем, кого я считаю большим мастером этого искусства.
      Она была сбита с толку его веселым напором и откровенностью и сказала первое, что пришло ей в голову:
      – Боюсь, что вам придется пожалеть об этом.
      – Возможно! – ответил он, и глаза его блеснули. В этом у него, бесспорно, есть преимущества передо мной, но в другом я его обыграю.
      Она молчала, потому что было ясно, что он имеет в виду. Не могло быть сомнений, что он знал о присутствии Оливии на маскараде, – ведь Китти сама сказала, что приехала туда со Скортонами; возможно, приглашение Камилла как-то связано с этим обстоятельством.
      Когда вечером приехал Фредди, она едва могла сдержать свое нетерпение, чтобы поведать ему о своих тревогах. Но до обеда оставалось всего несколько минут, а Мег уже присоединилась к ним в гостиной, – так что надо было ждать. Кроме того, она заметила, что Фредди был чем-то серьезно встревожен. Мег спросила, в городе ли Чарльз, и он угрюмо ответил:
      – Нет, сессия завершится через десять дней. Дело значительно хуже! Черт, я получил от него письмо сегодня утром, за которое мне пришлось заплатить шесть пенсов, но я бы с удовольствием этого не делал. Я не понимаю, с какой стати мне платить деньги за то, что меня извещают о неприятностях.
      – О, небеса! Он опять попал в переплет? – воскликнула Мег.
      – Да, конечно! Я понял это, как только увидел письмо. Ну чего ради ему мне писать, если только он не попал в дурацкую историю? Никогда я не видел другого такого шалопая! Я думал, какой-то кредитор требует от него уплаты долга – ничего подобного! Мне придется завтра же ехать в Оксфорд!
      – Ехать в Оксфорд, прямо завтра? – воскликнула Китти.
      – Я буду отсутствовать лишь одну ночь. Ужасно неудобно, но дело в том, что Чарли сидит в луже, а мне его оттуда надо вытаскивать. Люблю шалопая, – произнес он со вздохом. Кроме того, я не хотел бы, чтобы это дошло до ушей моего отца.
      – Да, мой дорогой братец! Конечно, ты должен. Надеюсь, что ничего серьезного не стряслось.
      – Я тоже надеюсь на это, – сказал Фредди. – Потому что если стряслось что-то, мне придется идти к декану, – а тогда нет смысла ехать в Оксфорд, потому что декан меня слушать не будет. Когда я сам учился там, и мне необходимо было с ним поговорить, он не стал этого делать.
      – Неужели Чарли впутался в какую-то историю? – спросила Мег в тревоге.
      Фредди почесал нос:
      – Связался с сомнительной особой. Хотя он как будто не волокита. Но если дело только в этом, это легко можно уладить, были бы деньги.
      Успокоив себя этой мыслью, они пошли ужинать. Легкость и спокойствие, столь характерные для Станденов, повлияли и на Китти: отчаяние стало уступать место надежде. Она все еще не видела, как именно сможет помочь Оливии преодолеть ее беду, однако готовность, с какой Фредди относился к необходимости вызволить своего безрассудного младшего брата из любой передряги, заставила Китти ощутить подъем духа и надежду на действенность его помощи.
      Но когда Мег любезно удалилась из комнаты, чтобы оставить жениха с невестой наедине, Фредди не оправдал надежд Китти. Он объяснил, когда она стала просить о помощи, что у него нет времени для обдумывания этой проблемы:
      – Видите ли, Кит, у меня слишком много всяких забот появилось! Я просто лишился покоя, думая, что Чарли может приехать в любой ближайший день. А на этом проклятом календаре не указана дата окончания сессии. Мне пришлось потратить уйму времени, чтобы выяснить интересующие меня дни. А теперь, как я говорил, мне нужно срочно мчаться в Оксфорд, и осмелюсь сказать, мне придется хорошенько поработать мозгами, когда я окажусь там. Дело в том, что Чарли – очень умный парень, но он не обладает и малой толикой здравого смысла. Не просите у меня совета, как отделаться от вашего французского кузена. Вы же сами говорите, что угрожать ему разоблачением бесполезно. Он не уедет.
      Тут Фредди заметил, что лицо Китти приняло жалобное выражение.
      – Ну, не знаю, может быть, я все же найду его слабую струнку. Была не была! Он ведь не заходил сюда, не так ли?
      – О нет! Но я встретила сегодня Оливию и очень боюсь, что чувства ее значительно глубже, чем я полагала. Должна признаться, она меня изумила. Кажется, единственное, чего она опасается, это то, что миссис Броти никогда не позволит ей выйти замуж за моего кузена. Представьте саморазоблачение Камилла меня значительно больше потрясло, чем ее!
      – А я не удивлен! – ответил Фредди, обдумав немного ее слова. – Подумайте, Кит, она ведь и сама немного авантюристка.
      – Фредди!
      Он кашлянул, но произнес твердо:
      – Не стоит обманывать себя. Я не говорю, что она в этом виновата, но она же сама сказала, что приехала в город в поисках богатого мужа. Ладно, против этого я ничего не имею. Но заметьте, миссис Броти не побрезгует ничем, чтобы предать огласке эту историю. Бессовестная – вот какая она!
      – Она – да! Но не Оливия.
      – Скорее всего так, потому что у нее не хватает мозгов для этого. Не хочу вас обижать Кит, но она не кажется смышленой девочкой. Нет, сердце у нее, должно быть, хорошее. Однако принципов, похожих на ваши, у нее нет. И, вероятно, никто ей их не внушал.
      Китти внимательно поглядела на него, несколько обескураженная:
      – Разве принципы необходимо внушать? Разве не достаточно доброго сердца?
      – Бог мой! Конечно! Я спрашиваю вас, Кит, – как бы вы узнали верный путь в этом мире, если бы вас никто никогда не наставлял.
      Она минуту молчала, обдумывая услышанное.
      – Боюсь, в ваших словах много верного, – сказала она наконец. – Иногда мне кажется, что мысли бедняжки Оливии движутся не в правильном направлении. Меня это, признаться, удивляет, потому что она хорошая, добрая девушка. Но как бы ни было, это ужасно, если ее выдадут замуж за такого человека, как сэр Генри Осфорд, и никто не спасет ее. Когда я размышляю над этим, понимая, что в ее страданиях больше всех виновата я, то все готова отдать, только бы помочь ей. Вы должны понять мои чувства, Фредди.
      Мистер Станден вовсе не собирался этого делать, но он не относился к тем, кто ввязывается в бесплодные споры, и хранил молчание. Он понимал, что душевная щедрость и милосердие мисс Чаринг не позволяют ей покинуть свою несчастную протеже, но относился к этому без одобрения.
      Она поднялась с кресла и начала беспокойно ходить по комнате.
      – Что-то надо сделать, чтобы помочь Оливии! – сказала она. – Ужасно, что я ничего не могу сделать! И к тому же бедняга Долф. Из-за всего этого я совсем забыла о нем и о Ханне. Ну разве так можно? – Китти стиснула пальцы.
      – Знаете, Кит, самое лучшее – забыть их вовсе! Я имею в виду, что Долфа, конечно, жаль, но и без него забот полон рот.
      – О нет! Раз уж я дала слово, я сдержу его! Фредди вздохнул.
      – А потом еще я! – сказал Китти. – Не знаю, как все случилось, но у меня ничего не вышло из того, что намеревалась сделать в городе.
      – Китти, так дело не пойдет.
      – Было большой ошибкой с моей стороны обратиться к вам с такой просьбой. Это было глупо, глупо! Только посмотрите, что из этого получилось!
      – К черту, Кит! По-моему, вы хотели развлечься – и развлеклись! – сказал Фредди, задетый.
      Она резко повернулась в его сторону:
      – О простите, это было самое чудное время за всю мою жизнь! Я никогда не забуду вашей доброты. Я никогда не была так счастлива. Но все когда-то кончается, Фредди. Нам надо обдумать, как поступить дальше.
      – Мы это обсудим, когда я вернусь из Оксфорда, – сказал Фредди.
      – Хорошо, – согласилась Китти охотно. – Я очень боюсь, что этот разговор нас может поссорить.
      – К черту! Нет! Я не хочу ссориться с вами!
      – Я тоже, Фредди, этого не хочу, – сказала Китти тепло.
      – В этом вы вся.
      – Я имела в виду, что мы могли бы, не желая того, поссориться.
      – И отвечать вам не стану, – сказал Фредди. Нам лучше не дразнить друг друга, пока мы не отправили вашего кузена во Францию. А заодно и Долфа в Ирландию.
      – Но вы же не хотели этого делать!
      – О, пожалуйста, – сказал Фредди, – я соглашусь с чем угодно, лишь бы не спорить с вами. Я вовсе не испытываю неприязни к вашему кузену, но решительно настроен положить конец этой тягостной для нас с вами, Кит, истории.
      – О, как жаль, что вы вынуждены ехать в Оксфорд!
      – Не стоит об этом тревожиться, – сказал Фредди мягко. – Я лишь заночую там, – и вернусь. Я заказал четверку лошадей. Часа за четыре доберусь до города. Рано выеду и буду в Лондоне к полудню. Да и что может случиться за это время?

      Так как лорд Букхэвен был деловым человеком, то он оплачивал услуги по доставке почты утром. Поэтому Китти обнаружила письмо, написанное ей мисс Фишгард, рядом с тарелкой за завтраком на следующее утро. Она сломала печать и радостно вскрыла его, но вскоре брови ее сдвинулись. Было ясно, что письмо написано в возбужденном состоянии. В начальных строчках письма мисс Фишгард выражала надежду на то, что ее воспитанница хорошо себя чувствует и ее дальнейшее пребывание в городе будет приятным, – после чего почерк стал неразборчивым. Мисс Фишгард, экономя бумагу, писала очень убористо, и каракули наползали друг на друга.
      Безуспешно вглядываясь в них, Китти раздраженно воскликнула:
      – Представить себе не могу, что случилось с Фиш. Обычно она пишет очень аккуратно, а сейчас я ничего не могу разобрать. Надеюсь, дядя Мэтью не свел ее с ума.
      – Я думаю, что он кого угодно сведет с ума, – заметила Мег, попивая кофе. – Мне кажется, это один из самых ужасных людей!
      – Да, но в своем последнем письме Фиш писала, что он ведет себя очень хорошо. Кроме того, она так привыкла уже к его странностям, что не станет поднимать шума из-за того, что он бросил в нее палкой или еще сделал что-нибудь в этом роде. Ясно, что-то случилось похуже. Она умоляет, чтобы я возвращалась, – вот что я поняла из всего письма.
      – Но вы же не можете! – воскликнула Мег, отодвигая чашку.
      – Она понимает это, поэтому просит приехать меня хотя бы на день. Значит, придется ехать, Мег. О, тут что-то и о вас. Я не сразу смогла прочесть слова «леди Букхэвен». Затем следует то, чего я не могу разобрать, а дальше слово «кокетка».
      – Кто? – изумилась Мег. – Она имеет в виду меня? Полагаю, невежливо с ее стороны так писать. К тому же несправедливо. Она меня видела всего раз в жизни.
      – Может быть, это не «кокетка», другое слово. Здесь рядом, на следующей строчке, что-то о Генрихе VIII, поэтому не думаю, что речь идет о вашем кокетстве.
      – С какой стати она пишет вам о Генрихе VIII? – еще больше была поражена Мег.
      – Не знаю, но посмотрите лучше сами. Похоже на Генриха VIII. Может быть, она сравнивает с ним дядю Мэтью? Тот ведь тоже был не совсем приятным.
      – Да, он был не совсем приятным! В ярости рубил людям головы. А кто такая Кэтрин? Кэтрин Арагонская? – спросила Мег.
      – Нет, я уверена, что не Арагонская. Абсурд! Наверное, они просто уволили одну из девушек и наняли новую. Возможно, дяде Мэтью она не понравилась. Как обычно.
      – Я не понимаю, с чего бы это мисс Фишгард просить тебя приехать домой только потому, что она наняла новую прислугу.
      – Нет, что-то здесь не так. Я хорошо разобралась, что она чего-то не может мне написать и надеется на мою щедрость. Затем слово, похожее на измену, поэтому с Кэтрин оно никак не может быть связано. Опять появляется Генрих VIII. Да, Мег, наверное, мне придется съездить в Арнсайд. Когда Фредди вернется в город, он меня проводит, я надеюсь, потому что мисс Фишгард весьма взволнована.
      Мег согласилась, хотя и неохотно. Она выразила опасение, что Китти убедят остаться в Арнсайде. Китти, в который раз удивленная добротой Станденов, не стала уж говорить Мег, что быстро приближается день, когда ей придется расстаться со своей молодой опекуншей. Китти успокаивала себя, что хоть чем-то могла быть полезной Мег.
      Сразу после завтрака, одетая в синюю бархатную накидку и единственную шляпу, к которой трудно было бы придраться даже занудам, Мег направилась нанести визит тетушке своего мужа – она неосторожно пообещала с ней пообедать.
      За день до маскарада Китти предложила сопровождать ее, но Мег подумала, что тетушке лучше не показывать Китти. Убедив величественную леди, которая чужда была всякой фривольности настолько, что редко выезжала в свет, будто Китти очень серьезная девушка, строгих нравов, было бы теперь опрометчиво привезти к ней жизнерадостную красавицу, в роскошном туалете из французского шелка и с прической по самой последней моде.
      – Тетушка Энн не одобряет поспешности вашей помолвки, – сказала Мег. – Но все красивые женщины таковы – полагает она.
      – Красивая? Я!?
      – Ну, Китти, не притворяйтесь! Вы знаете, что красивы. Папа совсем недавно говорил, что у вас большое самообладание, умение держаться. Маме, конечно же, по душе ваш тонкий вкус. Она возлагает большие надежды на это и говорит, что будет рада брать вас с собой на все приемы. Вы сейчас уходите? Если вы направляетесь в сторону Бонд-стрит, прошу вас у Хукхэма взять для меня «Семейную жизнь пастора». Вы ее не читали? Я и не советую ее вам читать.
      Мег ушла к себе, оставив свою гостью с газетой в руках. Когда Китти, отложив газету, надела шляпку и накидку и уже спускалась по лестнице, в дверь резко позвонили и в холл ворвался лорд Долфинтон.
      – Мисс Чаринг! – воскликнул он возбужденно.
      – Мне кажется, милорд, что мисс только что вышла. Пойду узнаю, – сказал Скелтон, кланяясь.
      – Я дождусь ее! – вскричал Долфинтон, бросая шляпу и трость слегка опешившему дворецкому. – Мне нужно ее видеть! Сейчас!
      – Боже милостивый, Долф, в чем дело? – воскликнула Китти, спеша вниз по лестнице.
      Долфинтон схватил ее за руку и произнес возбужденно:
      – Нам надо поговорить!
      – Да, да, конечно, – сказал Китти. – Пойдемте в малую гостиную и там поговорим.
      Она провела его в комнату, закрыла дверь и мягко подтолкнула к креслу рядом с огнем. Некоторое время лорд Долфинтон лишь открывал и закрывал рот, глядя на нее с таким несчастным выражением, что она встревожилась и стала умолять рассказать ей, в чем дело, не произошло ли беды с мисс Плимсток.
      Он конвульсивно сглотнул:
      – Нет, дело не в Ханне, а во мне! Я не знаю, что делать. Хочу вновь предложить вам руку.
      Китти не смогла удержать смех:
      – Ну, Долф, будет вам! Наверное, ваша мама опять с вами строга?
      Он кивнул:
      – Говорит, что я должен как-нибудь увлечь вас. Но я не хочу этого делать. Не знаю даже, как это делается. Можете выставить меня вон. Я не стану драться на дуэли с Фредди. Мне нравится Фредди. Больше, чем Хью…
      – Да, да, вы любите его больше других своих кузенов! – сказала Китти. – И я не буду выставлять вас за дверь!
      – Мама говорит, чтобы я снова сделал вам предложение. Мама говорит, что вы хотите выйти за меня замуж. Говорит, что она знала это с самого начала. Говорит, что если я буду вести себя правильно, то вы согласитесь. Говорит…
      – Она говорит, что я хочу стать графиней, и вам остается лишь сказать мне о всех преимуществах этого положения, и тогда я сразу приму ваше предложение! – прервала его Китти. – Знаю, знаю! Но это не так, Долф, и не стоит об этом больше думать. Вы можете сказать своей маме, что выполнили ее наставления, и я все равно отказалась говорить с вами на эту тему.
      Он покачал головой:
      – Не понимаю. Я думал. Вы считаете, я неспособен думать, но я способен. Только и делаю, что размышляю! Я думал об этом. Вы не можете видеться с Ханной – и мое существование теряет смысл! Единственное, чего бы я не хотел, – это приставлять пистолет ко лбу. Лучше уплыть и не вернуться. В конце концов, дождусь лета – так и поступлю. Однажды меня случайно ранил один рассеянный парень. Мне это не понравилось. А плаваю я хорошо, далеко.
      Изрядно перепуганная, Китти присела рядом с его креслом, взяла его за руку и похлопала по ней:
      – Нет, нет, Долф! Прошу, не разговаривайте со мной таким образом! Я вас понимаю, я вас прекрасно понимаю! Моя вина, что до сих пор я не сумела вам помочь! Но я постараюсь, я что-нибудь придумаю.
      – Правда? – спросил его сиятельство, приободряясь.
      – Конечно! – сказала Китти не очень убежденно. Почему на меня все навалилось одновременно? Сначала Камилл, затем Фиш, а теперь… – голос ее сорвался. В голову ей пришла одна идея, она подняла глаза и поглядела его сиятельству в лицо.
      – Значит, вы поможете мне, да?
      – Подождите, Долф, – произнесла Китти, сдвинув брови. Она размышляла, уставясь в стену невидящим взглядом.
      Его сиятельство послушно ждал, преданно глядя на Китти. Неожиданно на ее лице засияла улыбка. Она схватила Долфинтона за руки и произнесла:
      – Придумала! Моя бедная, дорогая Фиш! Это же касается ее! Вы женитесь на мисс Плимсток, а Фредди к этому не будет иметь отношения. Вот только, Долф, сумеете ли вы перехитрить вашу маму?
      – Вы думаете, я сумел бы это сделать? – спросил он напряженно.
      Вы сможете, если я научу, как это сделать, и мы с вами несколько раз повторим то, что надо сказать, хорошо?
      – Да, хорошо, – согласился его сиятельство, обрадованный тем, что наконец понял и оценили его метод. – Я хотел бы это сделать.
      – Надо очень постараться. Теперь послушайте меня внимательно, Долф! Я должна сейчас ехать в Арнсайд, и вы отвезете меня туда. Вы скажете маме, что поступили именно так, как она вам сказала, что я согласилась выйти за вас замуж, если только дядюшка Мэтью согласится на это, но я должна поговорить с ним лично, все ему объяснить. Вы поняли, Долф? Отлично! Вы скажете ей, что везете меня завтра в Арнсайд. О, Долф, позволит ли она вам ехать в вашей собственной карете? Я уверена, что почтовые лошади страшно дороги, а вы, наверное, не имеете сейчас крупной суммы денег, как, впрочем, и я.
      – Отвезти вас в собственной карете, – повторил он, показывая, что понимает, не сводя глаз с ее лица и пытаясь сосредоточиться.
      – Я думаю, она не станет возражать, – решила Китти. – И можно не опасаться, что она с нами поедет, потому что дядя Мэтью поклялся не пускать ее в дом. В последний раз, когда она появилась, он приказал Стобхилу запереть дверь и орал на нее из окон гардеробной, чтобы она уезжала. У бедняжки Фиш начались тогда спазмы, должна признаться, что со стороны дяди Мэтью это было крайне невоспитанно.
      – Итак, Долф, завтра вы приезжаете сюда утром в своей карете, очень рано, потому что я хочу выехать из города до полудня. И я сделаю так, чтобы Ханна была здесь, как бы для компании, а мы поедем вместе, все трое! Мы направимся не в Арнсайд, а поедем в Гарстфилд, к приходскому священнику.
      – Поедем в Гарстфилд, в дом к приходскому священнику, – согласился его светлость, озадаченный, но полагаясь на Китти.
      Она пожала ему руку:
      – К Хью, Долф! Он же священник! Он может обручить вас с Ханной, и вы будете в безопасности. Ханна не позволит вашей маме вас мучить! Мама же не станет у вас спрашивать, зачем это вы берете с собой чемодан, – ведь мы останемся в Арнсайде на ночь. Это отличный план, а самое лучшее в том, что Фредди ничего не нужно предпринимать! Вся вина падет на меня, и никто не сумеет обвинить его в этом.
      Потребовалось время и терпение, чтобы лорд Долфинтон осознал полностью свою роль; думал он медленно, но когда наконец постиг все детали плана, проникся таким воодушевлением, что Китти с трудом отговорила его сопровождать ее во время визита на Коппел-стрит. Она решила, что значительно разумнее будет ехать одной, мало надеясь на его сдержанность и опасаясь, как бы его присутствие не насторожило невестку Ханны. Уверившись, что он окончательно все усвоил, Китти пообещала немедленно дать ему знать, если мисс Плимсток не сможет поддержать их план по какой-нибудь причине. Она выпроводила его и поспешила немедленно прямо на Коппел-стрит.
      Ей повезло, и она застала мисс Плимсток одну, поэтому без труда ей все разъяснила. Мисс Плимсток выслушала и сказала сердечно:
      – Не знаю, как вас и благодарить, но думаю, вы догадываетесь, что именно я хочу вам сказать, мисс Чаринг. Можете надеяться на меня. Если ее сиятельство вновь решила запугивать Фостера, у нас совсем нет времени. Я не позволю, чтобы она свела его с ума, это уж точно. А уж вы можете не тревожиться, чем именно я займусь, когда выйду за него замуж. Я позабочусь и об этом! Только пусть наденет мне на палец кольцо, и я уж буду знать, что мне делать! Я не боюсь ее сиятельства и никого вообще. Я не позволю ей стращать бедного Фостера. Наверняка будет много волнения, будут и неприятности, о деньгах пойдут разговоры, но я готова к этому; к тому же у меня есть опытный адвокат, который сумеет нам помочь. А если она захочет, чтобы этот ее доктор сказал, что Долф сумасшедший, то посмотрим, что скажет мой доктор, а он разумный и честный человек. Он не сумасшедший! А если и так, то дело его законной жены позаботиться о нем, и это разумно. – Она решительно тряхнула головой, затем, поразмыслив минуту-другую в полной тишине, как ей нейтрализовать свою свекровь, взглянула на Китти и сказала:
      – Я ни слова не скажу своему брату, мисс Чаринг! Он узнает обо всем от леди Долфинтон. Но не стоит, чтобы кто-то увидел меня завтра, выходившей из дома с саквояжем. Я прямо сейчас подумаю, что мне может понадобиться, и соберу все до возвращения невестки. Вы, может быть, будете так любезны отвезти все к себе? Вы, должно быть, знаете, что обычно я хожу за покупками по утрам, поэтому все, что мне пригодится завтра, я отложу сейчас.
      Китти с готовностью приняла ее предложение и пошла вслед за мисс Плимсток в спальню, чтобы помочь уложиться. Вскоре она обнаружила, что мисс Плимсток не нуждается в помощи. Она принесла с чердака скромный саквояж, положила его на пол, оглядела свой гардероб, а затем быстро отобрала необходимую одежду. Все было так же быстро уложено в саквояж, и мисс Плимсток сама снесла его вниз; убедившись, что слуг поблизости нет, она вышла вслед за Китти из дома, говоря быстро:
      – Я понесу саквояж, пока мы не встретим экипаж. Вскоре подъехал городской экипаж, и мисс Плимсток вновь сильно пожала руку Китти, на прощанье сказав энергично:
      – Мне бы хотелось вам тоже чем-нибудь оказаться полезной! – и ушла.
      Конечно, Китти знала, Мег начнет ее расспрашивать, с чего это вдруг Китти решила ехать в Арнсайд прежде, чем Фредди вернулся в город, – так и произошло. Выслушав с изумлением пространные объяснения Китти, она потребовала, чтобы та сказала ей всю правду, заявив, что столь неправдоподобной истории в жизни своей не слышала.
      – Но, Мег, я решила, что обязана немедленно ехать к Фиш! С ней что-то стряслось! А Фредди наверняка не захочет сразу же уезжать, вернувшись из Оксфорда.
      – Китти, это мне понятно! Я предупреждала Фредди, что вы можете сбежать с Долфинтоном, если он не предпримет должных мер предосторожности, но я не думала, что такое все-таки случится.
      Китти засмеялась:
      – Ну что за чепуху вы несете. Обещаю, что ничего подобного не произойдет. Мег, вы можете быть совершенно спокойной, потому что я попросила мисс Плимсток ехать вместе со мной и обеспечить мне должную поддержку, чтобы были соблюдены приличия.
      – Вы имеете в виду ту странную особу, которая однажды явилась сюда и повела вас на прогулку? – спросила Мег. – Не хочу вас обижать, Китти, но должна вам заметить, что у вас очень странные друзья. И эта особа поможет соблюсти приличия? Чушь! Такое впечатление, что вы собираетесь ехать в Шотландию, а не в Арнсайд. Хотелось бы узнать, что у вас на уме? Я больше чем уверена в том, что не стоит вам разрешать эту поездку. Я не знаю, как к этому отнесется Фредди, но у меня могут быть большие неприятности.
      – Нет, Фредди к этому отнесется спокойно, – заверила ее Китти. – Кое-что он знает о происходящем, а я напишу ему письмо, которое оставлю для него у вас, Мег. В письме я все ему объясню. Я не собираюсь делать ничего такого, что бы ему не понравилось. Я бы не смогла!
      – Если ты думаешь, что он не станет возражать, зачем тогда делать из этого секрет? – спросила Мег логично.
      – Потому что вам лучше всего ничего не знать об этом, – объяснила Китти.
      Мег со стоном запротестовала:
      – У меня никогда не было обмороков, но, боюсь, я сейчас упаду… Вы совершаете что-то ужасное, Китти.
      – Вовсе нет! Вероятно, кто-то так и скажет, но ни Фредди, ни вы, когда узнаете, я уверена. Как я могу сделать что-то ужасное, если мисс Плимсток едет со мной? Даю слово, я вернусь на следующий день.
      Мег немного смягчилась. Она сделала несколько попыток в течение дня выведать у Китти ее секрет, но Китти лишь отмахивалась и посмеивалась. Это утомляло Мег, но и успокаивало: вряд ли бы Китти посмеивалась, будь у нее на уме что-то ужасное. Поэтому Мег прекратила свои расспросы и, пожав плечами, сказала:
      – Отлично! Но мне все равно это не нравится, и прошу помнить, что я вас предупреждала, если вы все же окажетесь в неприятной истории.
      – Не окажусь! – сказала Китти, трудясь над письмом к Фредди.
      Вскоре она уже исписала несколько страниц элегантной почтовой бумаги Мег, с золотым тиснением. Она решила рассказать Фредди обо всем, не опуская ни одной детали, которые ему, наверняка, понравились бы, – например, о том, как ловко она придумала поехать в карете леди Долфинтон, не вызвав у нее ни малейшего подозрения, и про жалкое лицо Долфа, когда он решил сделать ей предложение.
      На следующий день она, конечно, страшно волновалась и не удивилась бы, если с визитом к ней пришла бы леди Долфинтон, чтобы выяснить всю правду. Доверить Долфинтону столь важную часть замысла – казалось ей теперь делом безнадежным. Однако, когда мисс Плимсток прибыла на Беркли-сквер к десяти часам и услышала об этих опасениях, она произнесла голосом, полным уверенности:
      – Он не в состоянии быстро все понять, мисс Чаринг, но если уж какую-то мысль ему внушили, а вы в этом наверняка преуспели, он ничего не забудет. Вот только он, вероятно, очень возбужден и боится, как бы мать обо всем не прознала.
      Она была права относительно и первого, и второго обстоятельств. Через двадцать минут к дому подкатила дорожная карета, из нее выскочил лорд Долфинтон и с видом зайца, которого настигают гончие, поспешил к парадной лестнице. Вскоре его ввели в гостиную, где сидели Китти и Ханна, которые, едва дождавшись ухода Скелтона, воскликнули обе разом:
      – Вы сделали это! Достали карету! Провернули дельце! Запомнили все, что вам было сказано!
      – Ну вот, – подытожила Ханна материнским тоном. – Ты отлично со всем справился, Фостер, я была уверена, что именно так все и произойдет. Теперь же ты можешь чувствовать себя совершенно спокойным.
      – Нет, не могу, – сказал он, вытирая бледное лицо скомканным платком. – Я боюсь, что она приедет за мной.
      – О, дорогой, она этого не сделает, потому что она ничего не заподозрила.
      Его сиятельство продолжал смотреть на нее:
      – Она послала со мной Фингласса! – произнес он. – Он за мной шпионит! Я не осмелился сказать, что мне он не нужен. Иначе она бы мне не поверила.
      – Вот и хорошо, – произнесла спокойно мисс Плимсток. – Отлично. Он будет у нас на глазах и не сможет сделать ничего плохого.
      – А потом именно он и сообщит вашей маме о женитьбе, – добавила Китти. – Не стоит его бояться, Долф, потому что, хотя он и может шпионить, он ничего не в состоянии предпринять. Он вынужден подчиняться вашим приказам. А в дальнейшем будет неважно, что именно он ей расскажет.
      Он слушал с сомнением, но Ханна сказала, что Китти права, и он, казалось, стал проникаться ее спокойствием. Но тут они услышали голос Мег, и Китти вынуждена была напомнить ему, что Мег не должна ничего заподозрить, и это опять повергло его в тревожное состояние. К счастью, Мег привыкла к его странностям, и вряд ли заметит что-нибудь необычное в его поведении.
      Она вошла в комнату, пожала руку мисс Плимсток, вежливо предложила ей выпить прохладительного напитка перед путешествием.
      – Мы хотим ехать сразу же! – сказал Долфинтон хриплым шепотом, дергая Китти за рукав.
      – Мой дорогой Долф, нет нужды так спешить! – сказала Мег. – До Арнсайда езды часа два.
      Это так расстроило его, что Китти поспешно сказала, что она хотела бы попасть в Арнсайд побыстрее.
      – Не стоит терять даром времени, пока мисс Фишгард пребывает в этом непонятном состоянии, – объяснила она.
      – Мне же не нужно встречаться с дядей Мэтью, правда? – сказал Долфинтон, и снова ужас появился в его глазах.
      – Нет, конечно! Думаю, мисс Плимсток, нам нужно немедленно выезжать!
      – Я согласна, – ответила Ханна, поднимая саквояж. Мег поглядела на саквояж, с любопытством гадая, что там может находиться внутри, но не сделала больше попытки задержать путешественников. Она проводила их до парадной двери и крикнула на прощание Долфинтону, чтобы он поскорее привез Китти назад. Он ответил молчанием и весь сжался, забираясь в карету. Он бросил через плечо странный взгляд и был уже готов сказать, что не собирается скоро возвращаться в Лондон, как две пары маленьких, но решительных рук втянули его во внутрь и захлопнули дверцу. Грум обежал карету и уселся на козлы рядом с кучером. – Вперед! – крикнул его сиятельство, высовываясь из окна. – Быстрее!

      Мистер Станден прибыл на Беркли-сквер сразу после полудня, позволил Скелтону помочь снять дорожный плащ, положил шляпу и перчатки на столик и задержался перед венецианским зеркалом, чтобы поправить галстук:
      – Леди дома, Скелтон?
      – Ее сиятельство завтракает в малой столовой, сэр. Мисс Чаринг уехала из города сегодня утром и не вернется до завтрашнего дня.
      Фредди был слегка удивлен:
      – Неужели? Зачем она поехала?
      – Не знаю, сэр.
      – Странное начало! – заметил Фредди.
      Скелтон поклонился и открыл дверь маленькой гостиной. Фредди вошел в комнату и по-братски приветствовал свою сестру.
      – Привет, Мег! Что это Скелтон говорит мне о Кит? Куда она делась?
      – А Фредди, это ты? – воскликнула Мег. – Какой шустрый! Китти могла бы и подождать тебя! Не то чтобы я верила в эту историю хоть на грош, полагаю, не такая уж я дура! Она уехала в Арнсайд, но собирается завтра вернуться.
      – Заболел старый джентльмен или еще что-то? – поинтересовался Фредди, усаживаясь за стол и беря самое румяное яблоко с блюда, полного фруктов.
      – Да нет, не думаю. Она получила весьма странное письмо, все о Генрихе VIII, и заявила, что ей совершенно ясно, что в. Арнсайде что-то не так.
      – Все о Генрихе VIII? – недоверчиво повторил Фредди. – Какое отношение он может иметь к Арнсайду? То есть, я хочу сказать, не имеет никакого! Он же умер несколько столетий назад, если это тот, о ком я думаю.
      – Но, увы, это все, что мы могли выяснить, потому что это безумное создание пишет так, что никто не может разобрать ее каракуль. Там было что-то о василиске, девочке по имени Кэтрин, которая, как предположила Китти, должна быть новой служанкой, а затем, чуть дальше на странице, что-то о предательстве. Там совершенно ничего нельзя было понять!
      – Ясно как день! – проговорил Фредди, прилежно очищая свое яблоко. – Она чуть повредилась в уме. Слишком много думала, вероятно.
      – Да, но это не все, Фредди. Во-первых, Китти сказала, что попросит тебя сопровождать ее домой, чтобы ты помог узнать, в чем дело. А затем в то же самое утро заявила, что не станет дожидаться тебя, а вместо этого попросила Долфа захватить ее! Поверь, я пыталась отговорить ее, но она меня даже слушать не стала и действительно уехала с Долфом!
      Очистив яблоко, мистер Станден принялся методично его разрезать на аккуратные дольки.
      – Не стоило этого делать, – проговорил он, качая головой. – Гораздо лучше было дождаться меня! Какая польза брать с собой Долфа; который и в обычной-то обстановке – с большим приветом. Не знает, что делать, когда рыбка клюнет. – Фредди поглощал дольки, задумчиво размышляя вслух: – Теперь я и сам не знаю, что делать. Все же я могу кое-что предпринять, чего Долф не в состоянии.
      – Честное слово, Фредди, ты так спокойно все это воспринимаешь! – воскликнула Мег. – Китти таинственно сбежала с Долфом, а тебе, кажется, совершенно плевать!
      – Да нет, нисколько, – возразил Фредди. – Но ей ничто не угрожает рядом с Долфом.
      – Ты не думаешь, что она может просто удрать с ним навсегда? Какая удивительная беспечность!
      – Я прекрасно знаю, что она никуда не удерет с ним, и если бы у тебя, Мег, были бы не такие куриные мозги, ты бы тоже это знала.
      – Да, я знаю это, но ты должен признать, что после того, как он так волочился за ней, это не было бы удивительно! Но она взяла с собой и эту свою странную подружку, мисс Плимсток.
      Фредди подверг блюдо с фруктами тщательному исследованию, но при этих словах монокль выпал у него из глаза.
      – Правда? Тогда это все объясняет! По крайней мере, я теперь, кажется понимаю, почему она уехала в Арнсайд.
      – Итак, ты понимаешь! – проговорила Мег. Китти так и сказала, что ты поймешь, но я думала, она обманывает. Что она делает, Фредди? Она не удостоила меня никаким объяснением, сказав, что мне лучше ничего не знать, чем чуть не довела меня до обморока!
      – Могу сказать только, что она была права, – заявил Фредди, обдумывая услышанное: – Во всем этом дьявольски много чепухи, если только она занялась тем, о чем я думаю, но в чем, смею заверить, я не уверен.
      – Лучше прочти письмо, которое она тебе написала, – проговорила Мег, вдруг вспомнив о существовании письма Китти и вынимая его из сумочки.
      – Разумеется! – презрительно проговорил Фредди. – На твоем месте я не сидел бы здесь, разглагольствуя до бесконечности, вместо того чтобы сразу же отдать его мне!
      – А я про него забыла, – извиняющимся тоном проговорила сестра, протягивая письмо.
      Бросив на Мег скорбный взгляд, Фредди сломал печать и развернул листки. Его сестра пожирала его глазами, изнемогая от любопытства, пока он медленно и внимательно читал письмо, время от времени возвращаясь к прочитанному, чтобы сравнить некоторые фразы на предыдущей странице. Усмиряя свое пылкое желание получить разъяснения, Мег дождалась, когда он дочитает письмо, и спросила:
      – Ну?
      Мистер Станден, который, казалось, боролся с какой-то запутанной проблемой, пропустил ее восклицание мимо ушей и, к раздражению Мег, начал снова перечитывать письмо. Затем он загадочно проговорил:
      – Если ты меня спросишь, то она здорово промахнулась.
      – Да, я тебя спрашиваю! – заявила Мег, нетерпеливо. – В чем она промахнулась?
      – Оно не подписано, – проговорил Фредди, поднимаясь. – Хорошо, однако, что она написала мне. Могла бы на этом погореть!
      – Фредди! – провизжала Мег. – Не собираешься же ты уехать, не объяснив, что случилось?
      – Собираюсь, – возразил он. – Рассказать тебе об этом сейчас? Во-первых, у меня нет времени: надо сделать кое-что важное! А, во-вторых, Кит не хотела этого.
      – Не хотела позориться! – закричала Мег.
      – Нет, нет, все не так плохо! – искренне проговорил Фредди. – Конечно, предстоит пробираться сквозь массу ерунды, потому что ее здесь хватает. Я-то справлюсь со всем этим, а тебе это может не понравится.
      С такими дразнящими словами он хлопнул сестру по плечу, когда проходил мимо ее стула. Он снова завернулся в дорожный плащ, захватил круглую с загибающимися полями шляпу, точно и изящно водрузил ее на голову, надел перчатки и вышел из дома.
      Он намеревался добраться до ближайшей оживленной дороги и найти там наемный экипаж, но задержался на верхней ступеньке, чтобы свериться со своими часами, и как раз в это время один из таких экипажей завернул за угол дома Букхэвенов. Засовывая часы обратно в карман, Фредди спустился по лестнице, размышляя, кто бы это мог приехать к его сестре в обычном наемном экипаже. Впрочем, ему недолго пришлось над этим задумываться: мисс Броти буквально вывалилась из кеба и начала рыться в своем ридикюле, чтобы вознаградить кучера, этого йеху, сидящего на облучке. Но, судя по тут же возникшему оживленному спору с возницей, тот ожидал большего. Фредди не слишком любил мисс Броти, но внутренний голос подсказал ему, что его помолвленная невеста несомненно ожидает, что он будет одинаково дружелюбен со всеми ее друзьями, так что он шагнул вперед, сняв шляпу, и грациозно поклонился.
      – Прошу вас, позвольте мне! – пробормотал он.
      – Ой! – вскрикнула испуганно Оливия и выронила ридикюль. – Мистер Станден!
      Он подал ей ее сумочку.
      – Добрый день. Рад быть вам полезным! Ужасные грабители эти пройдохи-кучера!
      Джентльмен на козлах начал было приводить возмущенные доводы в пользу запрошенного им законного вознаграждения за наем общественных кебов, но, увидев, что новый его плательщик вовсе не собирается оспаривать счет, изменил свой тон и заявил, что предпочел бы иметь дело только с благородными джентльменами, будь он волен выбирать себе клиентов. Затем он положил в карман кругленькую сумму и отбыл, помахивая своим кнутом.
      – О, мистер Станден! – запинаясь, проговорила Оливия, – вы так любезны! Не знаю, что и сказать! Я вовсе не собиралась… Я только хотела посетить мою дорогую мисс Чаринг и поэтому схватила первый попавшийся экипаж, который увидела, и вскочила в него!
      Внутренний голос, который редко помогал внутреннему успокоению мистера Стандена, теперь подсказывал, что ему предстоят неприятности. Фредди спросил:
      – Вы хотели видеть мисс Чаринг?
      – Да, потому что оказалась в беде, а она сказала, что может помочь мне!
      – Очень огорчен, но разочарую вас: она уехала из города! – проговорил он извиняющимся тоном.
      На этот раз мисс Броти уронила вместе с ридикюлем и муфту.
      – Уехала из города! – повторила она с совершенно расстроенным видом. – О, Боже, что же мне делать?
      Фредди еще раз подобрал и вручил ей ее вещи. Поняв восклицание мисс Броти в самом буквальном смысле, он ответил с величайшей любезностью:
      – Мне весьма трудно на это ответить. Я был бы счастлив сделать все, что в моей власти, но я, к сожалению, не знаю фактов. Сегодня навещать мисс Чаринг бесполезно, приезжайте завтра!
      – Слишком поздно! – проговорила мисс Броти с трагическими нотами в голосе. – Я пропала, так как мне не к кому обратиться, кроме мистера Веструтера, а этого делать я не могу!
      Мистер Станден понял, что его внутренний голос не обманул его и на этот раз: он должен был выпутаться из ситуации, совершенно очевидно угрожающей ввергнуть его в некоторое затруднение, столь ненавистное его душе. Конечно, для этого лучше всего было бы не ввязываться, но врожденное благородство и рыцарство заставили его обратиться к мисс Броти со следующими словами:
      – Вполне понятно! Я бы тоже не стал обращаться к нему на вашем месте. Скажите, что я могу для вас сделать? А я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам. Хотя бы потому, что это будет приятно мисс Чаринг, с которой, как вы знаете, мы помолвлены.
      Она уставилась на него диким взором.
      – Конечно, я об этом знаю, но… Как я могу? Вас ведь вовсе не должны волновать мои напасти. Кроме того, ой нет, я не могу!
      – Отчего же? – возразил он. – Я помогу вам с радостью. Полагаю, это связано с двоюродным братом мисс Чаринг. Очень деликатное дело, но от меня вам незачем его скрывать: я все знаю!
      – Правда? – воскликнула она. – Но это совсем его не касается! Что же мне делать?
      Ловко поймав ее муфту, которая слетела, когда она начала заламывать руки, мистер Станден весьма рассудительно проговорил:
      – Пройдемтесь вместе со мной вокруг сквера. Не стоит привлекать внимание всех дурней города!
      Мисс Броти, девушка послушная, легко приняла предложенную ей руку и позволила повести себя по дорожке. Вначале она была способна только на бессвязные и невразумительные восклицания, но постепенно, успокоенная невнятными утешительными бормотаниями Фредди, сумела поведать ему свои горести.
      Конечно, не будь у Фредди трех ветреных сестер, он мог бы и не постичь сути этой чрезвычайно запутанной и бессвязной истории, но общение с сестрами свое дело сделало. Быстро распознавая и привычно отбрасывая все не имеющие отношения к делу детали, которыми мисс Броти уснащала свою историю, он понял, что речь идет о сэре Генри Осфорде, который попросил у матери мисс Броти руки ее дочери, и о матери мисс Броти, которая убьет дочь, если та откажет сэру Генри.
      Понимая, как возбуждена мисс Броти и как бесполезно сейчас взывать к голосу ее разума, Фредди дал ей выговориться, дал ей представить всяческие напасти, которые, по ее мнению, предпочтительней ее брака с сэром Генри. Услышав, что она скорее решилась бы быть распятой или заживо сваренной в кипящем масле, и поощренный ее многочисленными упоминаниями о Камилле, он осведомился, знает ли шевалье об этом несчастье. Две крупные слезинки задрожали на кончиках ее ресниц, и она промолвила:
      – О нет, нет, какая была бы польза? Мама никогда, никогда не согласится на мой брак с ним, а это причинит ему такие мучения!
      И как раз в этот момент в голову Фредди пришла блестящая идея. Он был так ею поражен, что даже цыкнул на мисс Броти, которая отвлекла его своим монологом:
      – Вы мне мешаете думать, – тут же извинился он. – А здесь очень важно все взвесить, чтобы не промахнуться.
      Она послушно замолчала, временами взглядывая на него, но не осмеливаясь обращаться к нему снова. Они опять подошли к месту, откуда был виден дом леди Букхэвен, и тогда он резко сказал:
      – Вот что. Я спрячу вас у своей сестры. Ваша мама, вероятно, не будет искать вас здесь?
      Она задрожала.
      – О, если она догадается!.. Прямо сейчас она меня не хватится, потому что уехала в город и не знает, что я убежала из дома моего дяди сразу же вслед за ней. Но…
      – Это не важно, – заявил Фредди. – Скажите дворецкому сестры, чтобы он отвечал, что вас здесь нет. Скелтон очень надежен.
      – Но как я могу вторгаться к леди Букхэвен? – запротестовала Оливия. – Она не может мне помочь, и, право же, я не могу ее просить об этом!
      – Но надо же вас где-то спрятать, пока я улажу это дело, – пояснил Фредди, – пока я смогу все устроить.
      Она сжала руками его руку и выкрикнула:
      – Устроить! О, сэр, вы это сможете?
      – Попытаюсь, – сказал он. – Не ручаюсь, что все получится, но попробовать стоит!
      Многие, конечно, усомнились бы в способности мистера Стандена уладить вообще хоть что-нибудь, но мисс Броти была не из их числа. Столь элегантный джентльмен, к тому же помолвленный с ее дорогой мисс Чаринг. Нет, она не пыталась больше протестовать, но вяло последовала за ним вверх по лестнице дома леди Букхэвен.
      Несколько удивленный Скелтон впустил их в дом, сказав при этом, что миледи только что попросила вызвать ее экипаж.
      – Не имеет значения! – проговорил Фредди, вручая ему шляпу и перчатки. – Где она?
      – Полагаю, сэр, что в своей гардеробной. Я пойду, сообщу миледи, что вы вернулись.
      – Этого делать не надо. Отведите мисс Броти в салон! И учтите, Скелтон! Если кто-нибудь будет о ней спрашивать – ее здесь нет, и вы ее не видели!
      За свою долгую и успешную карьеру Скелтон немало имел дел с эксцентричными молодыми джентльменами. Раньше он не относил к ним мистера Стандена, а теперь был шокирован, обнаружив, что ошибся в своем мнении. Однако он скрыл свои чувства и отвел осунувшуюся мисс Броти в салон, а Фредди тем временем проскользнул в гардеробную своей сестры.
      – Боже милостивый, Фредди! – увидев его, воскликнула Мег. – Ну что?
      В глазах у нее вспыхнул огонек надежды. Она отложила в сторону шляпу, которую собиралась надеть на голову, и с живостью спросила:
      – Ты все-таки решил рассказать мне этот секрет?
      – Не этот, – Ответил Фредди. – Я расскажу тебе о другом! – Заметив, что она оскорбилась, он быстро добавил:
      – Я тебя не обманываю! А хотелось бы! Чертовски нелепое дельце! Дело в том, что мне нужна твоя помощь.
      Несколько успокоенная, но все еще с недоверием, она уставилась на него, ожидая объяснений.
      – Я привел эту девчонку Броти, – пояснил Фредди. – Поместил ее в салон.
      – Можешь увести ее назад! Я не желаю ее видеть! – резко заявила Мег.
      – Да я и сам не хочу ее видеть. Я бы с удовольствием избавился от нее. Но ты ведь знаешь, что в ней заинтересован двоюродный брат Кит?
      – О да, я знаю, что Китти пыталась их сосватать, но я не думаю, что они – подходящая друг другу пара.
      – А мне кажется, что для нее это лучшая партия.
      – Для нее! Ну, а как для шевалье?
      – Послушай, Мег! Я сейчас скажу тебе кое-что, что ты не должна повторять. Я должен доверять тебе.
      – По-моему, до сих пор я не давала тебе повода усомниться во мне. Я ни разу тебя не подводила.
      – Эта история не из тех, что может ходить по городу! – сказал Фредди, на которого слова сестры не произвели особого впечатления. – Помнишь, что мы говорили о шевалье до того, как Джек притащил его сюда?
      Заинтригованная Мег только и сказала:
      – Нет.
      – Да нет – помнишь! Я тогда сказал Кит, что с ним нельзя сближаться, его не стоит вводить в порядочное общество.
      – Ах, это. Ну и что?
      – А то, что так оно и оказалось, – пояснил Фредди. – Никакой он не шевалье вовсе: чертовски скользкий тип! Правда, правда. Как я и думал – бильярдный проныра!
      – Да, нет же, Фредди! – побелев, выкрикнула Мег. – Бедная Китти! Она знает?
      – Этот балбес рассказал ей. Дело в том, что Кит должна избавиться от него тоже!
      – Боже мой, конечно! Только подумай, какой скандал, если кто-нибудь узнает!
      – Вот именно! Чертовски неловкое положение. Хоть режь меня, если я могу сказать, как из него выпутаться. Но только что мне пришла в голову идея. Избавиться от обоих сразу!
      Мег уставилась на него.
      – От обоих? Ты хочешь сказать и от мисс Броти тоже?
      – Вот именно. Бедняга в крайнем смущении и замешательстве! Осфорд сделал ей предложение, а она хочет его как черт ладана. Примчалась просить Кит помочь ей. Я встретил ее в сквере, и она рассказала мне все это. Очень счастливый, как я полагаю, случай отправить обоих во Францию.
      – Ты, должно быть, рехнулся!
      – Вовсе нет. Они влюблены друг в друга. По крайней мере девчонка влюблена: только и говорит о своем Камилле. Кит утверждает, что д'Эврон тоже – без ума! И неудивительно!
      По-видимому, попался на удочку гораздо сильнее, чем можно подумать. Трудность в том, что ему не на что надеяться.
      – Да, это точно! Я сталкивалась с этой одиозной, интригующей женщиной…
      – Пусть бежит с ней. Я собираюсь предложить ему это, – проговорил он.
      – Фредди! – чуть не задохнулась шокированная сестра.
      – Не надо визжать, – заявил Фредди. – Чертовски хорошее решение!
      – Да просто скандальное! А «визжать» мне говорить не надо. Когда так говоришь, мне хочется ударить тебя! Ей гораздо лучше выйти за сэра Генри!
      – Да нет же, – резко возразил Фредди. – Во-первых, это вовсе не тот человек, за которого кому бы то ни было лучше выйти замуж, во-вторых, он несколько чокнутый, ведь если бы он был вполне в своем уме, то вряд ли предложил свою руку этому образчику добродетели! Если она за него выйдет, то, как пить дать, будет устраивать такие скандалы, что за год перевернет весь город вверх дном, поскольку, я думаю, она просто не умеет делать все пристойно.
      – Допустим, но какое к тебе это имеет отношение? – спросила Мег.
      – То есть, как это – какое! – фыркнул Фредди. – Хорошенькое дело, если подруга Кит станет притчей во языцех у всего города и, весьма вероятно, втянет Кит в свои интриги! Если ты думаешь, что Кит не будет пытаться вытаскивать ее из всех этих передряг, то ты не знаешь Кит!
      На Мег произвела огромное впечатление такая крайне практическая точка зрения, и она с сомнением произнесла:
      – Да, но побег… Мне это не нравится!
      – Разумеется, это крайняя мера, – проговорил Фредди с ноткой суровости. Учти, я еще не знаю, как на это посмотрит двоюродный брат Кит, поэтому я пока ничего не сказал этой девице. Если он не захочет, я буду в стороне. Сейчас пойду к нему. Приюти пока эту девицу.
      – Фредди, я не хочу в этом участвовать! Только подумай, как рассердятся Букхэвены, если это дойдет до их ушей. Кроме того, во что я вляпаюсь, если миссис Броти узнает, что я помогала ее дочери в чем-то постыдном!
      – Никто не узнает: велел Скелтону говорить, что ее здесь нет, если кто-нибудь спросит, – ответил Фредди. – Не могу больше оставаться, чертовски много дел!
      Он побежал вниз по лестнице. Остановился, заглянул в салон и сказал Оливии, что он скоро вернется, после чего, наконец, вышел из дома и направился в сторону Дьюк-стрит.
      Ему посчастливилось застать шевалье дома. Собственно, шевалье вставал поздно, завтракал в полдень и поэтому принял неожиданного гостя в роскошном халате, за который извинился.
      – Ах я еще en deshabille! У меня последняя ночь была из тех, что вы, наверное, назвали бы веселенькой!
      Говоря это, он поставил стул для Фредди. Хотя он улыбался, но в ярких глазах его была озабоченность, и в нем чувствовалась некая напряженность. Он помог Фредди снять плащ, но тот покачал головой, проговорив:
      – Я не собираюсь долго задерживаться: куча дел! Шевалье поклонился и повернулся, чтобы достать из буфета бутылку и два бокала.
      – Выпьете бокал мадеры?
      – С удовольствием, – проговорил Фредди. – Я пришел поговорить с вами по дьявольски щекотливому делу, д'Эврон. Думаю, что вы догадываетесь по какому.
      – Действительно, – сказал шевалье после недолгой паузы. – Моя кузина кое-что вам рассказала?
      – Да, я уже знаю, – ответил Фредди и добавил извиняющимся тоном. – В городе все про все знают.
      – Quoi? – вспыхнув, воскликнул шевалье. – Что-то в моем ton или моем tenue выдало меня?
      – Нет, нет, ничего похожего! – успокоил его Фредди. – Не надо сердиться! Дело в том… ну это то, что я когда-то сказал своему отцу: нельзя быть в городе и не узнать птицу по…
      Он замолчал, испытывая неловкость, словно это несчастливое вспоминание мешало ему. Шевалье рассмеялся.
      – Ах, я могу подсказать слово! Я стал весьма au fait ваших идиом. Вы хотите сказать «по полету», я полагаю!
      – Да, так и есть, – признался Фредди. – Это не ваш ton. Черт меня подери, если я знаю, что это такое! Просто, я полагаю, вы чуточку напускаете туману.
      – Смею надеяться, что другие, как бы это сказать? Не столь смышлены и догадливы! Или вы пришли разоблачить меня?
      – Нет, конечно, – ответил Фредди. – Какая глупость! Я помолвлен с вашей кузиной и вовсе не хочу никаких неудобств и скандалов. Более того – я не желаю вам никакого зла.
      Шевалье отвесил насмешливый поклон и начал разливать вино.
      – Благодарю! Ну, итак, полет – это я! Действительно я живу d'invention! Я рискую, это правда, но, вероятно, не столь сильно, как думают некоторые. И я хочу предупредить вас, мистер Станден, что если вы пришли угрожать мне, то я вцеплюсь вам в лицо, вот так! Как я вцепился в лицо вашего любимого двоюродного братца.
      – Которого? – поинтересовался Фредди. – То есть я хочу сказать, что у меня множество двоюродных братьев! Вполне безопасно запустить пальцы в лицо моего кузена Долфинтона, но если вы имеете в виду кузена Джека, – а вы, мне кажется, его имеете в виду, то это глупая затея. С ним опасно ссориться.
      – Успокойтесь! Он не собирается разоблачать меня, так как не осмеливается на это!
      – Возможно, он и не станет этого делать, – согласился Фредди. – Но не очень-то полагайтесь на то, что он не причинит вам зла. Он, кажется, очень редко бывает долго к кому-то привязан. Как бы то ни было, это меня не касается.
      С задумчивым выражением он отхлебнул вина.
      – Если подумать, может, вы и окажете этим услугу Джеку, – заметил он.
      – A quoi sort de le fair? Если я решусь на это, я должен буду остаться в Англии. Поверьте мне, я его не боюсь! Он это знает! Немного удивительно и забавно, почему он взял на себя столько труда убедить меня вернуться в свою страну. Я сам уже некоторое время назад стал подумывать об этом. Поэтому я смеялся sous cape! Ему льстит, что я уеду, потому что он меня попросил? Вы пришли для того, чтобы убедить меня уехать, сэр? Cela nen vaut pas le peine!
      – Я пришел к вам, чтобы сказать, что мисс Броти в чертовски неприятном положении, – спокойно проговорил Фредди.
      Шевалье шел к окну, но при этих словах быстро повернулся.
      – Вы сказали, что мисс Броти в затруднении?
      – Вот именно, – кивнул Фредди. – Она сбежала из отеля «Ханс-Кресент». Конечно, это не дело, но нельзя ее винить. На меня за всю жизнь не сваливалось столько напастей, сколько на нее сейчас одним разом! А кроме того, – добавил он, – это плохая часть города. Я не хотел бы там жить.
      – Ради Бога! – нетерпеливо воскликнул шевалье. – Что с ней? Где она?
      – Я оставил ее у своей сестры, – ответил Фредди. – Она приехала просить Кит помочь ей.
      – Ах, у нее золотое сердце, у этой Китти, и она ей поможет! – воскликнул шевалье, и лицо у него чуть просветлело.
      – Смею сказать, она могла бы, но ее там нет, – флегматично проговорил Фредди.
      – Нет там! А где же она?
      – Уехала к моему двоюродному деду. Бедная девочка в полном тупике и не знает, что ей делать! Мне показалось, лучше всего прийти к вам и рассказать об этом. Это первое место, о котором подумает эта тетка Броти, когда хватится ее искать.
      – Но скажите мне, прошу вас! Это не – mon Dieu – то, что мадам узнала..? Это не я причина..?
      – О нет, нет, ничего похожего! Вы знаете сэра Генри Осфорда? Он сделал ей предложение.
      – Этот старец! – презрительно проговорил шевалье. – Я хорошо знаю намерения мадам Броти, но Оливия будет смеяться над этим Vieillard!
      – Когда я ее увидел, ей было не до смеха. Она заявила, что мать убьет ее, если она не послушается. Не думаю, что она это действительно сделает, но нет нужды объяснять, что мисс Броти действительно в чертовском затруднении, вы же знаете! Вся дрожит.
      – Ах, la pauvre! Это же dragon de femme, ее мамочка, но она не может принудить этого ангела прийти к алтарю, что бы там ни было! Она будет брюзжать, браниться, угрожать, но не сможет повредить собственной дочери! Этот сэр Генри будет забыт… и я тоже должен быть забытым!.. И однажды, я уверен, она встретит… и будет счастлива. Как подумаю об этом – сердце разрывается, но я должен желать этого ради нее и должен приучить себя к этой мысли!
      – Вам вовсе не стоит себя к этому приучать, – неторопливо проговорил Фредди, на которого эта тирада, по-видимому, не произвела никакого впечатления. – Этого не будет.
      – Она не даст согласия на брак, эта radoteir!
      – Это действительно маловероятно. Но, мне кажется, она примет карт-бланш от моего кузена Джека, – грубовато проговорил Фредди.
      – Нет! Нет! – воскликнул шевалье, бледнея. – Вы не должны говорить ничего подобного!
      – Как раз должен. Вполне понятная вещь. Запуганная своей матерью, она не желает возвращаться к ней. Вы уезжаете во Францию, что ей еще остается делать! Вам следует знать, что Джек будет обращаться с ней чертовски хорошо, по крайней мере пока она будет находиться под его защитой. Трудность в том, что такое дельце теперь редкость. Учтите, я не хочу сказать, что Джек оставит ее без гроша, так как он этого не сделает. Подло так поступать, а он не подлый. Но…
      – Стоп! Стоп! – хрипло проговорил шевалье. Он бросился на стул возле стола и закрыл лицо руками. – Каждое ваше слово – это пытка! Ах, зачем только я ей встретился? Я навлек на нее несчастье!
      – Вовсе не вижу этого, – возразил Фредди. – Чертовски хорошо, что вы ей встретились! Вы можете ее спасти.
      Пальцы шевалье, погрузившиеся в блестящие каштановые локоны, быстро разрушили прекрасный образчик парикмахерского искусства, созданный модным мастером Браммелом. Фредди смотрел на это с болезненным неодобрением. Какой толк из этого может выйти, – просто бессмысленное разрушение!
      – Вы не понимаете! – ревел шевалье. – Я бы отдал все, мою жизнь, но я беспомощен! Я не могу помочь ей, я меньше, чем кто-либо! Можно сказать, я au bout de mon Latin!
      – Ну я бы ничего подобного не сказал бы, хотя бы уже потому, что не слишком силен во французском, и, черт меня дери, если я понимаю, что это значит. Отец мой знал, они говорили в свое время очень много по-французски, как и по-итальянски. Они устраивали увеселительные поездки по всему континенту, вы знаете. Этот Бонапарт положил всему этому конец, вот почему я никогда не совершал Гран-Тур. Не то что я жалуюсь. Никогда не думал, что мне это очень понравится, сказать по правде.
      Шевалье уставился на него довольно диким взглядом.
      – О чем вы говорите? Это совершенно hors de propos! Вы принесли мне убийственную весть и толкуете о Гран-Тур! Вот уж en effet совершенно по-английски!
      – Ну и как же, черт подери, может быть иначе? – разумно заявил Фредди. – Я только хочу сказать, что не говорю по-французски!
      Шевалье еще раз обхватил голову руками и с горьким смехом проговорил:
      – Вы просто совершенно бесчувственны!
      – Возможно, я и бесчувственен, но я не стал бы сидеть и драть у себя волосы, когда кто-то пришел бы и сказал, что Кит в опасности! – возразил Фредди ехидно. – Очень это ей бы помогло!
      Шевалье поднял голову и воздел руки.
      – Но как вы не можете понять, что у меня совсем нет возможности ей помочь? Эта женщина никогда не позволит мне жениться на Оливии! Ах, не думайте, что я не забочусь, что я не желаю всем сердцем назвать ее своей, взять ее во Францию, увезти далеко от такой матери, от этого Осфорда, от этой rone, от вашего кузена!
      – Ну, так какого дьявола вы этого не делаете? – резко спросил Фредди. – Никогда не видел человека, столь пылко говорящего и ничего не делающего!
      Шевалье уронил руки. Он сел, уставившись на Фредди словно громом пораженный.
      – Сделать это? – повторил он. – Вы хотите сказать – an enlevement? Фредди вздохнул.
      – Я все время говорю, что не очень-то владею французским…
      – Pardon!
      – Смею надеяться, что вы имеете в виду тайное бегство, – проговорил Фредди. – Вот именно, увезите ее во Францию до того, как ее разыщет мать.
      У шевалье вспыхнули глаза.
      – Неужели вы считаете меня таким подлым! – воскликнул он.
      – Да вовсе нет, вы ошибаетесь, потому что я ничего такого не предполагаю. Мне не кажется, что вы тупоголовы!
      – Но… Это ведь бесчестие! Я говорил вам, что уважаю этого ангела, обожаю ее больше, чем вы думаете. Похитить ее подобным образом… я игрок, авантюрист, но разве это не подло?
      – Я не назову это подлостью, – проговорил Фредди. – Конечно, это не подвиг, я этого не утверждаю. Учтите, что, если вы не собираетесь жениться на ней, и затевать это нечего!
      – Если бы было возможно, я бы женился на ней немедленно, – порывисто заявил шевалье.
      – Ну так женитесь на ней, как только окажетесь во Франции!
      Шевалье начал мерить комнату шагами.
      – Я отвезу ее к своей матери. Она не такая, как мадам Броти, будьте спокойны.
      – Прекрасная идея, – одобрил Фредди.
      – Отец, ах, сначала он рассердится, но, конечно, смягчится, когда увидит моего ангела.
      – Должен, – согласился Фредди. Шевалье посмотрел на него.
      – Скажите мне вы, представитель одной из самых достойных и благородных семей, должен я так поступить?
      – Черт возьми, да о чем же я толкую! Более того, нельзя терять времени!
      У шевалье возникло сомнение:
      – Скажите, а она может довериться мне? Такая юная, такая невинная!
      – А почему же нет? То есть я хочу сказать, у нее нет никаких причин не доверять вам.
      Шевалье набрал воздуха и раскрыл руки.
      – La tele me tourne! За какие-то полчаса вы видели меня plonge dans le desespoir! Затем пришли вы comme ange tutelaire и перенесли меня в рай!
      – Весьма рад оказать вам услугу, – пробормотал Фредди. Шевалье нервно рассмеялся.
      – Ах, у меня нет слов.
      – Действительно? – с надеждой проговорил Фредди. – Это хорошо, у нас уже нет времени на болтовню! Умные, как вы знаете, никогда не говорят много!
      – Вы… – проговорил шевалье с дрожью в голосе. – Вы разрешите по крайней мере поблагодарить вас!
      У Фредди чуть не полезли глаза на лоб от ужаса, когда он на какое-то страшное мгновение подумал, что шевалье имеет намерение обнять его. Однако француз ограничился тем, что сжал обе его руки и воскликнул взволнованным голосом:
      – Благодетель вы мой.
      – Нет, нет, уверяю вас ничего подобного! – заявил Фредди. – Другое дело, что я не знаю, как вы сможете устроиться с наличными! Так случилось, что при мне оказалась довольно большая сумма: я подумал, что она мне понадобится, но оказалось, что нет. Прошу вас, не колеблясь, сказать мне, может быть вам нужны деньги?
      – О как вы щедры и великодушны! – проговорил шевалье, яростно пожимая ему руку. – Но, нет, у меня тоже есть кругленькая сумма денег! – Бесенок озорства мелькнул в его глазах. – Должен ли я вам об этом сказать? Да, ибо разве вправе я держать от вас что-то в тайне? Ваш кузен удостоил меня такой большой чести пригласить меня в свое logement, имея, как он сказал мне, envie сразиться со мной в пикет. Eh, bien, он действительно играл неплохо, но я был рассержен, pour raison a moi connue, и решил, что он никак не должен выиграть. C'est du genre comique, n'estce pas?
      – Путаете карты, да? – спросил Фредди. – Ну да мне все равно. Это не мое дело. Рискну утверждать, что он выкарабкается, такие не сдаются. Наша задача нанять фаэтон! Не слишком-то удобно путешествовать с почтой. Заметьте, они никогда не покидают главный почтамт до наступления ночи. Чертовски неприятное занятие путешествовать ночью! Кроме того вам необходимо покинуть город немедленно.
      – Soyez tranquil! То есть, будьте спокойны. Я отправляюсь нанять почтовую карету немедленно! За одну ночь нужно добраться до Дувра, пакетбот, вы должны знать, отходит оттуда где-то после восьми, утром. Не бойтесь! Мой ангел будет королевой, а я ее рабом!
      Фредди был увлечен своими собственными мыслями и в ответ только неопределенно кивнул. Шевалье, разжав, наконец, руки, принялся ходить по комнате и строить планы предстоящей борьбы. Фредди его бесцеремонно прервал.
      – Знаете, что! – сказал он. – Я привезу ее к вам! Не надо вам ехать за ней к моей сестре. Хорошо бы также, чтобы вас и здесь никто не видел. Вы знаете «Голден Кросс»? Очень симпатичный дом на Чаринг-Кросс. Встретимся там через час. Хорошо бы не повстречать кого-либо из знакомых. А теперь надо вернуться на Беркли-сквер: не хочу больше терять времени! Я должен уладить одно важное личное дело.
      Он взял свою шляпу, эбонитовую трость и вышел, не дослушав благодарности и протесты шевалье.
      Снова оказавшись на Беркли-сквер, он застал свою сестру, вежливо, хотя и без энтузиазма, развлекавшую мисс Броти, в гостиной. По изнуренному выражению лица одной из женщин и отпечатку непреходящего продолжительного страдания на другом было понятно, что попытки Мег отвлечь свою гостью от невеселых мыслей не увенчались успехом. Когда Фредди вошел, Оливия, взглянув на него, прижала руки к затрепетавшей груди и воскликнула:
      – Сэр, что вам удалось сделать?
      – Все, что я делал, мне удалось, – ответил Фредди. – Я отвезу вас в «Голден Кросс», и через час вы уже сможете увидеться с д'Эвроном. Я надеюсь, что к ужину вы будете в Дувре. Пакетбот через Кале отходит завтра утром.
      Это лаконичное объяснение произвело на обеих женщин ошеломляющее действие. Мег, первой сумевшая обрести дар речи, закричала:
      – Тайное бегство? Она не должна этого делать! Фредди, ты, должно быть, сошел с ума!
      Но Оливия, несколько секунд глядевшая на Фредди в немом восхищении, полностью смутила его, схватив его руки и принявшись их целовать.
      – О, дорогой мистер Станден, как мне вас благодарить? – восклицала она. – Как вы добры! О! Я так счастлива!
      – Я в этом не сомневаюсь, – пробормотал Фредди, высвобождая свои руки. – Д'Эврон тоже очень счастлив. То есть счастлив забрать вас, так что вы можете полностью на него положиться. Он сказал, что вы будете королевой или что-то еще такое в этом роде, я не помню точно, что.
      – Но, Фредди, знает ли она всю правду? – спросила Мег. – Что он на самом деле, не тот, за кого себя выдает? Что он…
      – О, разумеется, мэм, я все-все знаю! – заверила ее Оливия. – О, умоляю, не говорите, что я не должна ехать к моему Камиллу!
      – Но…
      – Пойдем-ка, Мег, мне нужно тебе кое-что сказать! – прервал ее Фредди, схватив за руку и потащив к двери.
      Очутившись в другой комнате, он ее отпустил, и сказал тоном, полным осуждения:
      – Ты что, собираешься ставить палки в колеса? И как раз тогда, когда надо ехать быстрее, чем когда-либо! Попридержи лучше язык.
      – Хорошо, но Фредди, я подумала…
      – Лучше бы ты этого не делала, потому что еще никогда не получалось ничего хорошего, когда ты начинала думать.
      Мы окажемся в дурацком положении, если станем тебя слушать.
      – Ты самое странное создание, которое я когда-либо видела! – возмущенно сказала Мег. – Умоляю тебя, подумай, в какой ситуации окажусь я, когда эта ужасная женщина обнаружит, что я помогла ее дочери сбежать с мужчиной!
      – Она не обнаружит этого. Надо будет только предупредить ее не упоминать о тебе. Когда Скелтон скажет ей, что девушки здесь не было, она должна будет подумать о д'Эвроне. Не найдя его на месте, она обнаружит, что он уже расплатился по счету, в конце концов, я на это надеюсь, и уехал! И ей все станет предельно ясно! А теперь будь хорошей девочкой, Мег, и ради всего святого, не пытайся думать! Кроме того, есть кое-что поважнее, что надо сделать немедленно… Не может же мисс Броти уехать без ночного халата! Ты должна дать ей все, что ей может понадобиться в Париже.
      – Что? Ты хочешь, чтобы я отдала этой несчастной девушке свою собственную одежду? – спросила Мег.
      – И не забудь о ночном халате! И дай ей, кстати, еще и шаль.
      – Если я сделаю так, как ты говоришь, обещаешь ли ты никогда не говорить маме, что я имела хоть какое-то отношение к этому жуткому делу?
      – Я обещаю тебе все, что угодно! – опрометчиво сказал Фредди.
      – О, ну тогда все в порядке! – сказала Мег и ушла обратно в гостиную пригласить Оливию пройти наверх в ее спальню.
      Некоторое время спустя Фредди усадил мисс Броти в наемный экипаж, велел извозчику направляться к «Голден Кросс», и сам сел рядом с девушкой. Около их ног покоился скромный дорожный саквояж, а через руку мисс Броти была перекинута шаль. Щеки девушки покрывал нежный румянец, глаза мягко поблескивали, а сама она, казалось, пребывала в каком-то приятном сне. Она встрепенулась, услышав голос Фредди, обращавшийся к ней, и повернулась в его сторону:
      – О, простите! Я не расслышала!
      – Я просто хотел убедиться, что все в порядке, – сказал Фредди. – Моя сестра дала вам все, что может понадобиться?
      – О да, она была очень добра, и она упаковала мою сумку своими собственными руками! Мне было просто даже не удобно!
      – Сама упаковала, да? В таком случае, готов поспорить, что она что-нибудь забыла!
      – Нет, я уверена, что нет! О, она заставила меня принять от нее такое замечательное платье, для того чтобы надеть его, когда я приеду в Париж. Потому что, сказала она, то, что сейчас на мне, будет сильно помято в путешествии!
      Надежда блеснула во взгляде мистера Стандена.
      – Лиловое? – спросил он.
      – Нет, оно не лиловое, оно зеленое, из чудесного батиста! Он вздохнул.
      – Конечно, разве она расстанется с лиловым, – сказал он горестно.
      Он перебрал в уме вещи, которые, по его мнению, должны были быть необходимы женщине в длительном путешествии, и внезапно сказал:
      – Щетка и расческа. Зубная щетка.
      Мисс Броти повернулась и поглядела на него.
      – О, Боже мой! Я об этом совсем не подумала… Что же мне теперь делать?
      – Остановиться и купить их, – решительно ответил Фредди. – Хорошо, что вы сказали мне, что чемодан паковала моя сестра. Где вы обычно покупаете подобные вещи?
      – Я не знаю, – растерялась Оливия. – Мне еще не представлялось случая покупать их с тех пор, как я приехала в этот город. О, я уверена, они должны быть в «Ньютонс» на Лесистер-сквер, только я… у меня осталось всего два шиллинга в кошельке, и я боюсь идти в «Ньютонс», потому что могу встретить там маму!
      – Я куплю их для вас, – сказал Фредди, высовывая голову из окна и давая извозчику новое направление.
      – О, мистер Станден, вы так..! Нет, нет, вы не должны этого делать!
      – Нет, должен, – сказал Фредди. – Нельзя ехать во Францию без зубной щетки. Свадебный подарок!
      Оливия не видела в том, чтобы ехать без зубной щетки, ничего невозможного, но все же сердечно его поблагодарила. Пока он пребывал среди опасностей «Ньютонс», она оставалась в экипаже, опасаясь каждую секунду увидеть в окне лицо своей матери. Но подобный ужас ее миновал; и через некоторое время мистер Станден снова очутился рядом, положив ей на колени красиво упакованный сверток, и экипаж загрохотал по направлению к Чаринг-Кросс.
      Здесь, во дворе «Голден Кросс», шагая туда-сюда, с часами в руке и озабоченным выражением лица их ждал шевалье. Когда он увидел Оливию, выглядывавшую из окна экипажа, он сунул свои часы обратно в карман и протянул руки к открытой дверце, восклицая:
      – Mon ange, ma bien-aimee!
      – Мой Камилл! – вскрикнула Оливия, падая из экипажа прямо в его объятия.
      Они страстно обнялись. Станден, высадившись из старого экипажа более традиционным способом и оглянувшись на заинтересованного извозчика, понял, что должен с ним объясниться.
      – Не уезжай далеко! – коротко сказал он. – Ты мне еще понадобишься. Слушайте, не хочу вмешиваться, д'Эврон, но вы, возможно, не заметили: пара официантов уже с интересом за вами наблюдают! Это ваш фаэтон? На вашем месте, я бы залез в него поскорее!
      – Ах, друг мой! – сказал шевалье, поворачиваясь к нему. – Что мне сказать вам? Как мне вам отплатить?
      – Не нужно ничего говорить, – твердо ответил Фредди. – Не тяните время! Отплатить мне очень просто! Вы меня очень обяжете, если не будете больше показываться в Лондоне!
      Шевалье рассмеялся.
      – Ах, не бойтесь! Передайте, пожалуйста, от меня последнее прости моей кузине!
      – О да, мистер Станден! Умоляю вас, объясните дорогой мисс Чаринг, как все получилось, и скажите ей, что я никогда не забуду ее доброты, – сказал Оливия. – И, мистер Станден, я так благодарна вам за все…
      – Да, да! – сказал Фредди, направляя их к почтовой карете. – Пожалуйста, ради Бога, не берите в голову! Счастливого пути!
      Он усадил их в карету, пожал руку шевалье и помахал им на прощанье, когда лошади тронулись с места. Затем он обернулся к своему наемному экипажу и распорядился:
      – К Докторс Коммонс! И поживее!

      Путь от Лондона до прихода преподобного Хью Реттрея в Гарстфилде не был слишком долгим, но времени, потраченного на дорогу было достаточно, чтобы вконец измотать нервы лорда Долфинтона и до предела напрячь терпение мисс Чаринг. Ее сил не хватало для того, чтобы убедить его, что его мать не следует за ними по пятам; когда разбитая колея на дороге потребовала минутной задержки, он, казалось, готов был потерять остатки здравомыслия. О том, чтобы остановиться и перекусить, пока будут менять лошадей, он и слышать не хотел. Ни Фингласс, ни извозчик не были удивлены его возбужденным нетерпением или не показывали вида, во всяком случае. Из этого Китти могла только предположить, что настроения подобного рода не были для них чем-то необычным. Она сама не была готова обнаружить, что его так мучат мрачные предчувствия. После пяти миль, проведенных в его компании, она поняла, почему мисс Плимсток заявила тогда, что путешествие в Гретна-Грин будет для него нелегким.
      К восхищению Китти, мисс Плимсток всю дорогу сохраняла полное спокойствие, она разговаривала с его сиятельством так, что это успокаивало его, и не выказывала ни малейшего признака возбуждения. Хотя Китти показалось, что она его и не чувствовала, и она сердилась на себя, когда несколько раз испытывала желание резко ему ответить.
      Гарстфилд, очень респектабельный приход, был расположен менее чем в десяти милях от Арнсайда и включал в себя, кроме деревни несколько ферм, одно или два поместья, стоявших особняком, и дюжину домов поменьше, в которых обитало мелкопоместное дворянство. Дом священника, чей сад примыкал к церковному двору, представлял из себя квадратное здание, расположенное в конце деревенской улицы. Все в нем, начиная от входной двери, помещавшейся точно между парой оконных переплетов, и до цветочных украшений на фасаде было аккуратно и симметрично. Мисс Плимсток восхитилась им и сказала, высовываясь из кареты, что именно в таком доме хотела бы провести всю свою жизнь. Это замечание моментально привлекло внимание его сиятельства и, казалось, добавило ему беспокойства.
      – Долфинтон-Хауз лучше! – сказал он, серьезно глядя ей в лицо.
      – Да, я убеждена, что он мне понравится, – ответила она.
      – Он не такой, – сказал его сиятельство, внимательно наблюдая за эффектом, который производили на нее его слова. – Он больше. Гораздо больше. Больше, чем у Джорджа. Больше, чем Арнсайд, – он подумал и добавил с некоторым неудовольствием: – Правда не такой большой, как Леджервуд.
      – Леджервуд слишком велик для меня, а Арнсайд слишком мал, – ответила мисс Плимсток, никогда в жизни не видав ни того, ни другого.
      Он был очень рад такому ответу и обернулся, чтобы сообщить Китти, которая давала указания извозчику ехать прямо к конюшням, что Ханна предпочитает Долфинтон как Леджервуду, так и Арнсайду. Затем он заметил, что его карета направляется в другую сторону, и был внезапно охвачен ужасом, что Фингласс, заподозрив, что его обманули, поспешит обратно в Лондон сообщить новости леди Долфинтон. Он уже хотел было окликнуть его.
      – Нет, нет, этим вы только разбудите в нем подозрения! – сказала Китти. – Поверьте мне, он думает только о том, как поскорее добраться до «Зеленого Человека»! Я сказал ему, что мы останемся здесь на час.
      – Пойдем, Фостер! – сказала мисс Плимсток. – Вы же знаете, что он верит, что у мисс Чаринг есть послание, которое надо передать вашему кузену от леди Букхэвен! Будьте уверены, он не видит ничего странного в том, что мы заехали сюда, прежде чем ехать в Арнсайд. А теперь не расскажете ли вы мне, как часто вы посещали преподобного раньше?
      Он согласился и позволил ей повести себя к дому, но там их ожидала неприятность. Экономка пастора, которая сама открыла дверь посетителям, объявила с огорчением, что преподобного дома нет.
      Лорд Долфинтон застонал, и на этот раз растерялась даже мисс Плимсток. Круглыми глазами, полными ужаса, она поглядела на Китти.
      – Нет дома? – переспросила Китти. – О, Боже! Что же… может быть, он в Арнсайде, мисс Арматвейт?
      – Нет, мисс. Он уехал в Бедденден на два дня, – ответила экономка. – Он расстроится, узнав, что ваше сиятельство заезжали навестить его, а его не оказалось дома!
      – Мы должны послать за ним! – решительно сказала Китти. – Это очень важно, и я должна его увидеть. Кто-нибудь должен поехать в Бедденден с письмом!
      Миссис Арматвейт была очень удивлена; настолько, что позволила себе указать ей, что поместье Бедденден находится в пятнадцати милях от Гарстфилда, и что священник вряд ли успеет вернуться домой вечером.
      – Должен успеть! – поспешно сказал Долфинтон. – Это важно!
      – Ну конечно, конечно, милорд, если вы настаиваете, – ответила миссис Арматвейт с сомнением в голосе. – Я полагаю, можно послать Питера.
      – Пошлите Питера, – кивнул его светлость.
      – Да, милорд. Зайдите, пожалуйста, в гостиную. Я немедленно прикажу, чтобы зажгли свечи.
      Провожая прибывших в гостиную, она с некоторым любопытством поглядывала на мисс Плимсток, и Китти, заметив это, немедленно представила ей Ханну как свою подругу, которая оказалась так добра, что согласилась разделить компанию в этом путешествии. Объяснения, казалось, полностью удовлетворили миссис Арматвейт, и она ушла, чтобы позаботиться о еде для нежданных гостей.
      Тогда обе леди принялись совещаться вполголоса. В результате этого совещания мисс Плимсток попросила лорда Долфинтона показать ей сад священника, а мисс Чаринг отправилась в его кабинет, дабы найти там перья, чернила и бумагу.
      Вскоре она обнаружила, что составление письма к Хью сопряжено с некоторыми трудностями. Написав «Мой дорогой Хью», она сидела некоторое время, задумавшись и щекоча себя концом пера по подбородку. Она долго не могла решить, какая фраза наиболее ей подходит в данной ситуации. Здраво рассуждая, она поняла, что историю любви его кузена Долфинтона лучше будет рассказать устно, чтобы она каким-то образом не стала известна в Беддендене. В конце концов письмо, которое человек Хью, Питер, должен был отнести своему господину со всей возможной быстротой, оказалось чрезвычайно коротким и содержало только информацию о том, что любящая его Китти находится в его доме и срочно нуждается в его помощи. Это послание должно было заставить Хью ехать домой со всей скоростью, на какую были способны лошади.
      Тем временем миссис Арматвейт была очень занята. К тому времени, как Питер был послан со своим поручением, в столовой была подана холодная закуска. Мисс Плимсток сумела успешно отвлечь Долфинтона от его бесконечных мыслей, и он с удовольствием атаковал говяжье филе. Он и Китти поели от души, но мисс Плимсток, которая казалась меньше всех взволнованной, едва притронулась к поданному ей угощению. При первой же возможности она открыла Китти причину потери аппетита.
      – Я не знаю, как быть, мисс Чаринг, – сказала она. – Поверьте мне, я в общем не склонна к ипохондрии, но не стану отрицать, что у меня не слишком хорошо на душе. И причина этому не в том, что мы не застали дома вашего кузена. Когда Фостер показывал мне фруктовый сад, мы были так увлечены и взволнованы, что ни один из нас не подумал, куда мы отправимся, когда нас свяжут священные узы. Кроме того, ведь преподобный не сможет обвенчать нас до завтра.
      Подобные мирские вопросы не приходили еще на ум Китти. Она тут же все поняла и принялась жестоко обвинять себя за отсутствие практического предвидения.
      – В любом случае с сегодняшней ночью сложностей не будет. Этот дом вполне удобен, вы знаете. И можете быть уверены, Хью будет рад, если вы проведете ночь у него, – сказала она. – Конечно же, я могу взять вас с собой в Арнсайд, но я боюсь, что это не будет слишком удобно для вас из-за дяди Мэтью, который не выносит присутствия в доме посторонних людей. Но в конце концов, я просто еще не думала об этом! О, Боже мой, если бы было возможно посоветоваться сейчас с Фредди, именно по этому вопросу он мог бы нам что-нибудь посоветовать! А не хотите ли вы пожить в какой-нибудь солидной гостинице?
      – Боже мой, не в этом дело! – сказал мисс Плимсток. – Дело в том, что пока Фостер находится в конфронтации со своей матерью, у нас на двоих есть всего несколько гиней. Я не осмелюсь повезти его в Лондон, а если бы даже и так, то он все равно не сможет добраться до своего банковского счета.
      – Он должен одолжить деньги у Хью, – сказала Китти. – О, как это было глупо с моей стороны не посоветовать ему вчера снять крупную сумму!
      – Ничего бы все равно не получилось. Позвольте мне напомнить вам, мисс Чаринг, – мрачно сказал Ханна, – что деньги ему переводит его мать, и делает это, когда сама считает нужным! Я не сомневаюсь, что она преступает границы своих полномочий, но сейчас я говорю не об этом. Трудно будет устроить нашу жизнь сразу. Но, как бы то ни было, я не хочу забивать вам голову нашими проблемами. И вообще, главная цель для нас сейчас – это пожениться как можно скорее. Я не собираюсь допустить, чтобы Фостер и дальше оставался в таком подвешенном положении, в каком он находится сейчас. Он достаточно чувствителен, даже когда все тихо, спокойно и счастливо, а эти волнения и расстройства могут ему повредить. Мне предстоит нелегкая задача занимать его до того, как приедет его кузен.
      Она не преувеличивала, говоря о нелегкой задаче. В часы, последовавшие после обеда, занимать Долфинтона становилось все труднее и труднее. Гарстфилдская деревня находилась у дороги, проходившей через всю страну и загруженной всякого рода транспортом. Во второй половине дня множество экипажей проезжало мимо дома священника. Всякий раз, когда стук копыт приближающихся лошадей проникал в гостиную, на Долфинтона находило помешательство. Ему казалось, что его мать открыла его тайные замыслы и появится перед ним буквально в следующую секунду. К счастью, в гостиной был большой стенной шкаф, помещавшийся в углу за камином. Его сиятельство немедленно вспомнил о его существовании, когда услышал звук приближающегося экипажа за воротами дома, и, будучи явно не в себе, спрятался внутрь. Экипаж, въехавший в ворота, принадлежал одному из молодых церковных старост, который заглянул в дом священника, чтобы оставить записку преподобному Хью, но ничто не могло заставить Долфинтона покинуть свое убежище до тех пор, пока одна из женщин ни убедила его, что посетитель уехал. В доме был обнаружен стол для игры в триктрак. Его сиятельство заставили сесть за стол и играть в эту легкую игру с мисс Плимсток. В некоторой степени это помогло восстановить баланс в его разуме, но все равно любые неожиданные шумы снаружи здания заставляли его немедленно бежать в свое укрытие. Вскоре это стало напоминать Китти чертика, выскакивающего из табакерки. Мисс Плимсток не старалась отвадить его от побегов в шкаф. Она говорила Китти, что если это ему помогает и не наносит вреда окружающим, то и незачем ему мешать.
      В пять часов приехал Хью, и к удивлению своих незваных гостей, из конюшен прошел в сад и вошел в дом через черный ход. Стук твердых, уверенных шагов, приближавшихся к гостиной, так напугал Долфинтона, что он даже забыл о существовании шкафа и вместо этого спрятался под столом. Таким образом, войдя в гостиную, священник застал несколько необычное зрелище. Две леди стояли на коленях и пытались выманить кого-то из под настольной скатерти. Одна из женщин оглянулась через плечо в его сторону, и он не без труда узнал в ней скромную подопечную брата своего деда, Китти Чаринг. Когда он видел ее в последний раз, на ней было строгое зеленое платье, волосы ее были заплетены в аккуратные косы. То, в чем он видел ее теперь, показалось ему слишком броским и ярким. Мало того, что ее платье было фривольного розового оттенка, но оно еще было украшено мужскими эполетами. Темные волосы, находившиеся в полном беспорядке, были обрезаны и завиты самым кокетливым образом; и он не сомневался, что дамская шляпка, увенчанная загнутыми страусовыми перьями и покоившаяся на кресле у стены, тоже принадлежит ей.
      – Моя дорогая Китти! – сказал он с явным удивлением и неодобрением в голосе.
      – Слава Богу, вы приехали наконец! – она обернулась. – Hу, Долф, хватит придуриваться! Не бойтесь, это всего лишь Хью!
      Теперь священник заметил неясные черты своего кузена, выглядывавшего из-под скатерти. Его удивление возросло.
      – Долфинтон? Ты здесь? Я надеюсь, вы объясните мне, что все это значит?
      – Ну конечно же, объясню! – ответила она. – Только сначала, умоляю вас, убедите Долфа выйти!
      – Иди сюда, Фостер! – сказал Хью с авторитетной серьезностью. – Ты не должен сидеть под столом, ты же знаешь. Ты не ребенок.
      Его сиятельство выполз из-под скатерти и со смиренным видом поднялся на ноги.
      – Я боялся, – объяснил он. – Боялся моей матери. Она пошлет за мной Фулстоуна. Я знаю, она так и сделает.
      Мисс Плимсток взяла его руку и погладила ее.
      – Нет, она этого не сделает, Фостер. Разве ты сам не говорил мне, что будешь в безопасности в доме твоего кузена? Кроме того, она думает, что ты в Арнсайде, и довольна этим. Скажите ему, сэр, скажите ему, что он здесь в безопасности.
      Священник, который смотрел на мисс Плимсток с большим удивлением, и еще не решил, как следует к ней относиться, сказал довольно холодно:
      – Фостер знает, что ему нечего бояться под крышей моего дома, мэм. Давай, Фостер, садись в это кресло, поправь свой галстук! Все хорошо, мой дорогой друг! А это твое дурацкое поведение не соответствует твоему положению, ты знаешь.
      – Как бы я хотел вовсе не быть графом, – мечтательно сказал его сиятельство. – Я бы мог делать множество вещей, которые сейчас мне недоступны. Я бы мог выращивать лошадей, сидеть под столом, если бы захотел. Но я не хочу сидеть под столом. И в шкафу не хочу прятаться.
      – Конечно же, нет! – сказал его кузен.
      – Если бы я не был графом, я бы и не должен был этого делать. И не должен был бы делать предложение Китти, также.
      Хью дружески похлопал его по плечу, но на Китти он посмотрел довольно сурово.
      – Уж не знаю, что вы такое сделали, что так расстроили бедного парня! Но в любом случае это было скверно, скверно и безрассудно, моя дорогая Китти.
      – Расстроила его вовсе не я, а его злая и жестокая мать! – закричала Китти, уязвленная незаслуженным упреком. – Я полагала, что вы очень хорошо осведомлены о том, как она его использовала!
      В его голосе все еще звучало серьезное неодобрение:
      – Каковы бы ни были ошибки моей тети, но подобные выражения здесь неуместны и, конечно же, несправедливы.
      – Неужели?! – категорически вставила мисс Плимсток. – Знаете, я не из тех, кто помалкивает и не договаривает! То, что сказала мисс Чаринг, истинная правда; эта женщина действительно злая и жестокая, я и сама ей скажу об этом, если мне доведется встретиться с ее сиятельством!
      Переубедить священника было крайне трудно.
      – Могу я попросить вас, Китти, представить меня вашей подруге? К сожалению, я не имею удовольствия быть с ней знакомым.
      – О, Господи, о чем же я думала? – воскликнула Китти. – Умоляю, простите меня, Ханна! Это, как вы уже, наверное, догадались, мистер Реттрей. Хью, это мисс Плимсток, невеста Долфа!
      – О, конечно! Я полагаю, обручение произошло совсем недавно, поскольку это первое извещение, которое я получил.
      – Нет, это случилось давно, но держалось в секрете.
      – В секрете, – повторил Долф, кивнув головой и взволнованно глядя на священника. – Я собираюсь жениться на Ханне. Китти сказала, что это возможно. Китти сказала, что я должен обмануть мою мать. Я так и сделал. У меня также есть карета. Хорошо получилось, правда, Ханна?
      – Конечно, конечно, мой дорогой, – сказала она, садясь рядом с ним.
      – Так ты хочешь сказать, что обручился без ведома моей тети? – сурово спросил Хью.
      Долфинтон весь сжался.
      – Конечно же да! – нетерпеливо сказала Китти. – Что за абсурд, Хью? Или вы не знали, что она хотела женить его на мне? Вы же знаете, как она с ним обходится! Он был вынужден держать свою помолвку в секрете. И именно поэтому я привезла его и мисс Плимсток к вам, чтобы вы могли их обвенчать!
      Священник застыл как громом пораженный.
      – Вы хотите сказать, что из-за этого вы, Китти, и послали мне эту срочную записку, которой я вынужден был немедленно последовать, несмотря на то, что мой спешный отъезд из Беддендена поставил моего брата и его жену в довольно неловкое положение? Я ездил в Бедденден по безотлагательному делу, и теперь разрешение его встало до тех пор, пока я туда не вернусь.
      – Что ж, я очень извиняюсь и прошу простить меня, Хью, но вы сможете вернуться туда только после того, как закончите дела здесь! – значительно сказала Китти.
      – Это, – сказал он, – я делать решительно отказываюсь! Я не знаю, при каких обстоятельствах Долф обручился с этой дамой, но мне ясно одно, что моя тетя этого не одобряет. И вы здесь не должны оставаться! Я не желаю покрывать беглецов.
      – Хью! – задохнулась от возмущения Китти. – Я думала, что вы друг бедного Долфа!
      – Да, я его друг, и, надеюсь, он это знает.
      – Нет, вы не можете им быть, потому что тогда вы не стояли бы здесь, рассуждая таким бессердечным образом. Долф и мисс Плимсток любят друг друга!
      Мисс Плимсток, которая все время бесстрастно смотрела на священника, сказала резко и грубовато:
      – Мне сдается, что это не в вашей власти отказываться венчать нас, сэр. И к чему все эти ненужные разговоры? Фостер достиг совершеннолетия, и я тоже. Вы, вероятно, думаете, что я недостаточно подхожу для вашего кузена. Ну что ж, я и не собираюсь делать вид, будто имею высокое происхождение, потому что я его не имею. Но тем не менее я скажу, что я буду Фостеру лучшей женой, чем многие титулованные особы.
      – Да, ты мне очень подходишь! – сказал Долфинтон. – И я не позволю тебе говорить, что это не так. Я никому не позволю так говорить!
      – Правильно, Долф! – одобрительно сказала Китти. Приободренный такой поддержкой, его сиятельство продолжил:
      – Я даже Фредди не позволю так говорить, но я люблю Фредди. Я люблю его больше, чем Хью. И если Хью говорит так, то я заткну ему рот. Как ты думаешь, я должен это сделать, Китти?
      – Ну, я не совсем поняла, что это значит, но мне кажется, что это будет замечательно.
      – Лорд, дорогой мой, для меня не имеет значения, что обо мне говорят другие! – сказала мисс Плимсток. – Пусть они говорят, что им нравится, мы не станем сердиться. Не стоит ссориться с его преподобием! Он думает, что ты женишься на женщине низкого происхождения, и это ему не нравится, потому что он гордый человек, как мне кажется; но может быть, если он захочет приехать и навестить нас в Ирландии, он поймет, что был не прав.
      Лицо Долфинтона просветлело.
      – Это будет хорошо, если Хью нас навестит. И Китти нас навестит, и Фредди тоже. Я покажу им своих лошадей.
      Китти воспользовалась этим лирическим отступлением, отвела священника к окну и быстро заговорила вполголоса:
      – Хью, даю вам честное слово, что вы не сможете оказать Долфу большей услуги, чем обвенчав его с Ханной! Она добрейшее и очень практичное создание! Она собирается увезти его в Ирландию, чтобы он мог там выращивать лошадей. Тогда он будет счастлив и будет при деле. Неужели вы не видите, что это будет для него прекрасно?!
      – Конечно, я всегда был защитником и приверженцем тихой деревенской жизни. Всякий раз, когда он остается здесь со мной, он становится удивительно разумным. Но ведь вы же понимаете, что он, наверное, слабоумен.
      – Нет, вовсе нет! Но вы знаете, Хью, что его мать грозится запереть его в сумасшедший дом?
      Он бросил быстрый взгляд через плечо, но Долфинтон был занят перечислением мисс Плимсток всех прелестей их ирландского дома.
      – Вы, скорее всего, ошибаетесь! Она не может этого сделать. В этом же нет никакой необходимости.
      – Я не знаю, на что еще может толкнуть ее злая натура, но я знаю, что именно это ужасает бедного Долфа. А что до этого ее доктора, то Долфа всякий раз бросает в дрожь, когда он о нем вспоминает. Она вынуждает слуг шпионить за ним! Он сам рассказывал мне б этом, и как они доносят ей обо всем, что он делает и куда он ходит.
      – Ваши слова шокируют меня! – сказал он. – Я бы не поверил, что такое возможно. Но сбежать подобным образом и ожидать, что я буду это поощрять…
      – Я вас поняла! – прервала она его, и в глазах у нее засверкали молнии. Вы боитесь это сделать! Вы боитесь вашей тети и того, что скажут о вас люди! Я думаю, что это малодушие, Хью, но я уверена, что не в вашей власти отказываться поженить людей, если для этого нет… нет препятствий!
      Он ответил ей слегка испуганным голосом:
      – У вас нет никаких оснований говорить мне подобные вещи. Разумеется, я не боюсь сделать то, что велит мне мой долг. Но в этом случае должно быть проведено семейное обсуждение, которое…
      – Если Фредди посчитал это обсуждение ненужным, то я уверена, что и вам оно ни к чему! – прервала его Китти.
      Он был слегка ошеломлен.
      – Так, Фредди, значит, в курсе дела?
      – Да, конечно!
      – Я удивлен, это все, что я могу сказать. Как бы то ни было, я не могу позволить Фредди указывать, как мне следует поступать.
      Она была уязвлена этим надменным тоном.
      – Не понимаю, почему бы нет, ведь он прежде всего Станден!
      В этот момент мисс Плимсток тронула Китти за руку.
      – Прошу прощения, но я бы хотела знать, что вы решили, – сказала она. Понизив голос, она добавила: – Я не хочу держать Фостера в таком возбуждении, у него и так был очень нервный день, и это не слишком для него полезно, – она переводила взгляд с сурового Хью на яростную Китти. – Короче говоря, я не принуждаю вас, сэр, – сказала она. – Если нет, так нет. Но я решительно вам заявляю, я не дам Фостеру вернуться назад, чтобы быть доведенным до полного сумасшествия своей матерью. Если будет нужно – хотя это вовсе не то, чего мне бы хотелось, частью оттого, что я не так воспитана, частью из-за того, что это не поставит меня в выгодное положение, когда придется иметь дело с ее сиятельством, – но я увезу Фостера и буду жить с ним как любовница до тех пор, пока не найдем пастора, который согласится нас обвенчать.
      Священник посмотрел с высоты своего внушительного роста в ее простое, но решительное лицо и сказал натянуто:
      – В таком случае, мэм, у меня не остается другого выбора. Я не могу совершить церемонию прямо сейчас, но если вы будете так добры показать мне разрешение, я обвенчаю вас с моим кузеном завтра утром.
      Эти слова были встречены глубокой тишиной. Обе женщины стояли, молча глядя на него.
      – Раз-решения? – запинаясь вымолвила наконец Китти.
      – Специальное разрешение, дающее возможность вступить в брак без оглашения имен, – объяснил священник. – Конечно же, моя дорогая Китти, вы знали, что это необходимо для того, что вы требуете от меня сделать, разве на так?
      – Я слыхала о специальных разрешениях, – сказала она. – Но я не знала… я думала… О, что же я наделала! Ханна, простите меня! Я должна была спросить об этом Фредди! Он бы нам помог! Я все погубила!
      – Это моя вина, – сердито сказала мисс Плимсток. – Дело в том, что у нас в семье всегда были приняты эти оглашения, как я могла об этом забыть?
      Китти обернулась и положила руку на плечо священнику.
      – Хью, это не может быть столь значительно! Вы ведь не станете придираться к такому пустяку!
      – Если вы не владеете подобным разрешением, то, видите ли, это просто не в моей власти совершить церемонию, – сказал он.
      Лорд Долфинтон, который пытался понять, о чем все говорят, присоединился к группе у окна и дернул мисс Плимсток за рукав.
      – В чем дело? – спросил он. – Он, что, говорит, что я не могу жениться? Это он говорит, да?
      – Прости, Фостер, но поскольку у тебя нет при себе специального разрешения, я не смогу вас обвенчать.
      Его сиятельство застонал от разочарования. Мисс Плимсток просунула его руку себе под руку.
      – Не расстраивайся, дорогой мой, – сказал она спокойно. – Мы найдем выход из этого положения, не бойся! Мы… – Она умолкла, потому что дверь в гостиную отворилась и свет лампы озарил комнату. Вошла миссис Арматвейт, держа в руках лампу, которую она поставила на стол со словами:
      – Я принесла вам лампу, сэр. Беспокоиться об ужине не стоит. У нас прекрасное телячье филе, которое уже стоит на огне, и пара молодых цыплят будут готовы в ближайшие десять минут. Боже мой, что случилось с его сиятельством?
      Долфинтон, закрываясь в шкафу, остановился на секунду и сказал тоскливым голосом:
      – Меня здесь нет! Меня не видно!
      Китти, которая тоже расслышала звук подъезжающего экипажа, выглянула в сумерки.
      – Не бойся, Долф! Это не твоя мама! Это просто какой-то джентльмен, но… мне кажется… Это Джек! Милосердный Боже, что могло привести его сюда? О, я чувствую, что он сможет нам помочь! Какое счастливое совпадение! Выходи, Долф! Это всего лишь Джек!

      Через несколько мгновений мистер Веструтер, допущенный в дом миссис Арматвейт, прошествовал в гостиную пастора и на минуту остановился на пороге, между тем его проницательные и все же странным образом ленивые глаза оглядели собравшееся общество. Сперва они столкнулись с мисс Чаринг, которая двинулась на середину комнаты. Бровь приподнялась. Они скользнули по пастору и задержались на мисс Плимсток. Приподнялись обе брови. Наконец, они обнаружили лорда Долфинтона, возникшего у серванта.
      – Ах, Боже мой! – сказал мистер Веструтер, захлопывая дверь беспечным жестом.
      Гостиная пастора была удобна, но не очень красива, а с появлением мистера Веструтера она как будто съежилась. Сам пастор был крупным мужчиной, но из-за него комната не уменьшалась в размере, и он не казался в ней не на своем месте. Правда он не носил пальто с шестнадцатью пелеринами, каковое несообразное одеяние придавало значительность наружности мистера Веструтера; он не щеголял пятнистым шейным платком или жилетом в полоску; и если ему приходило в голову носить бутоньерку, то она принимала форму единственного цветка, а не букета, который дама вполне могла бы взять с собой на бал. У него были стройные ноги, и он не упускал из внимания приводить их в должный вид, надевая хорошо сидящие сапоги на охоту со сворой гончих; но он презирал вершины моды, и от его слуги не требовалось, чтобы он полировал кожу до тех пор, пока не начинал видеть в ней свое отражение.
      Мистер Веструтер пошел вперед, большие перламутровые пуговицы на его пальто поблескивали в свете лампы. Он вытянул руку и длинным пальцем приподнял подбородок Китти.
      – Что за чудесное платье, дорогая! – заметил он. – Вам следует всегда носить розовое: достойный Фредди не говорил этого? От него бывает толк! Можно мне поцеловать вас?
      – Нет, нельзя, – сказала Китти, отстраняя его руку. Он рассмеялся.
      – Ах, вот как! Слишком много присутствующих, не так ли? Прав ли я, предполагая, что вы здесь по моему поручению? Вы привели Долфинтона? Ошибка, я чувствую, но я не могу поверить, что у него хватило ума прийти по собственной воле.
      Он говорил непринужденно, но у нее сложилось впечатление, что он обозлен и скрывает это под своей насмешливой маской. Это озадачило ее и отвлекло от собственной досады. Она медленно произнесла:
      – Нет, я здесь совсем не по вашему поручению, Джек. Разумеется, я понятия не имею ни о каких ваших поручениях!
      – Неужели? Тогда я скажу вам, любовь моя! – он внезапно набросился на пастора: – Я так счастлив, что нашел тебя дома, мошенник! Ну-ка, ради Бога, просвети меня! Тебе известно о том, что происходило под твоим святым носом в Арнсайде, или это избегло твоего внимания?
      Глаза пастора сверкнули.
      – Я скорее готов просветить тебя, Джек, что твои манеры кажутся мне оскорбительными.
      – Разве? Рад слышать это – право, ты привел меня в восторг! Ты почти стал человеком. Вообще-то, ты знаешь, я нахожу тебя таким же убийственно скучным, как восковые фигуры.
      Руки пастора непроизвольно сжались, его суровый рот напрягся. Мистер Веструтер, наблюдая за этими признаками гнева, не присущими духовному лицу, рассмеялся.
      – Уж не собираешься ли ты затеять со мной драку? Я бы не советовал. Ты был когда-то первоклассным боксером, но мне кажется, ты позволил себе потерять форму.
      – Не испытывай моего терпения! – сказал пастор, его дыхание несколько участилось.
      – Ох, черт бы тебя побрал! – нетерпеливо сказал мистер Веструтер. – Дай мне прямой ответ! Ты знаешь, что происходило в Арнсайде, или тебе глаза песком запорошило?
      Лорд Долфинтон, чьи глаза перебегали с одного кузена на другого, почувствовал подходящее время, чтобы объяснить ситуацию своей нареченной, насколько мог.
      – Это мой кузен Джек, – сообщил он ей. – Я рассказывал тебе о нем. Он сердит на Хью. Хью сердит на него. Я не знаю почему, но лучше было бы ему не приходить. Мне он не нравится. И никогда не нравился.
      – Пусть тебя утешит то, олух, что твои чувства полностью разделяются! – огрызнулся мистер Веструтер.
      – Я была бы благодарна вам, сэр, если бы вы потрудились выражаться пристойно! – сказала мисс Плимсток, включаясь в перепалку под защитой стальных глаз его сиятельства. – Если вы желаете сказать что-либо унизительное в адрес Фостера, скажите это мне – если посмеете! Я много слышала о вас, и каждое слово было правдой, теперь я вижу это собственными глазами!
      Это неожиданное нападение успешно приковало к себе внимание мистера Веструтера. Взлетели вверх две подвижные брови; подлинным изумлением светились его глаза; он поднял свой монокль и с ног до головы оглядел через него мисс Плимсток.
      – Внушительный оппонент! – заметил он. – Миниатюрный, но отважный до мозга костей! Имею ли я честь узнать, кто вы?
      – О, Джек, умоляю, прекратите свои отвратительные выходки! – взмолилась Китти. – Это мисс Плимсток, которая собирается замуж за Долфа, а мы в таком ужасном затруднении! Я подумала, что, может быть, вы могли бы помочь нам выбраться из него!
      – Я убежден, что вы ошиблись.
      – Нет, нет, я знаю, что вы можете, если захотите! Почему вы так раздражены? Что такое происходило в Арнсайде?
      – Итак, вам неизвестно! Тогда позвольте мне сообщить вам, любовь моя, что пока вы в городе выделывали свои антраша, ваша дорогая Фиш затащила в ловушку моего дядюшку, и он предложил ей руку и свое немаленькое состояние!
      – Что? – почти завизжала Китти. – Дядя Мэтью женится на Фиш? Вы, должно быть, сошли с ума!
      – Сошел с ума кто угодно, только, конечно, не я! – ответил он. – Он посмотрел на пастора сузившимися глазами. – Я подозреваю, братец, что эти известия не являются для тебя сюрпризом!
      – Нет. Не являются, – холодно сказал пастор. – Несколько недель назад мне стало известно о намерениях моего дяди. Я могу добавить, что мисс Фишгард также почтила меня своим доверием.
      – В самом деле? И тебе не пришло в голову предупредить Китти или меня о том, что над нами нависло?
      Слабая презрительная улыбка искривила губы пастора.
      – Ты прав, допуская это, – сказал он. – Мне не кажется, что планы дяди каким-то образом тебя касаются, мой дорогой кузен!
      – Боже милостивый, но как же это случилось? – вскричала Китти. – Дядюшка Мэтью и моя бедная Фиш! Но ведь она приходит в ужас от него, – когда его одолевает подагра, для нее смертельно входить в его комнату! Несомненно, вы ошиблись!
      – О нет, я не ошибаюсь, – мрачно ответил он. – Дядя оказал мне честь, написав письмо и сообщив мне о своих намерениях. Я только что из Арнсайда. Я сделал единственную ошибку, когда подумал, что мой безгрешный кузен один раз в жизни мог бы позволить себе прислушаться к здравому смыслу!
      Его кузен чувствовал побуждение подать не совсем безгрешную реплику.
      – Не совсем единственная ошибка, я полагаю! Мгновение мистер Веструтер выглядел весьма кровожадным; потом он издал короткий смешок и сказал:
      – Как скажешь!
      Китти, которая уставилась на него в полном изумлении, внезапно воскликнула:
      – Не поэтому ли Фиш умоляла меня вернуться? И все-таки, Джек, как же это возможно?
      – Вы, моя дорогая Китти, сделали это возможным, когда так неразумно покинули Арнсайд. Насколько у меня есть привилегия понимать суть этого дела, Фиш была занята! Она научилась играть в шахматы, так что он мог выигрывать у нее каждый вечер; она заставила его поверить, что приступы его подагры были облегчены какими-то устарелыми средствами, которые нашла она, а не мягкостью климата; и, наконец, она вселила в его ум известную мысль о том, что раз он, ради своего удобства, не может обходиться без ее услуг, ему будет стоить меньше, если он женится на ней и перестанет платить ей жалованье!
      Китти обратила взгляд к Хью в молчаливом вопросе. Он сказал замогильным тоном:
      – Я не могу отрицать, что на дядю повлияли экономические причины.
      – Но Фиш! Разве может быть такое, что она согласилась? Когда я вспоминаю ее испуг при известии о том, что собираюсь в Лондон, я не могу в это поверить!
      – Истинная правда, но вы должна припомнить, дорогая Китти, что будущее мисс Фишгард, доведись ей покинуть Арнсайд, представлялось весьма сомнительным. К тому же с тех пор, как вы уехали и она была обязана занять ваше место в доме, она открыла, как примирить его с собой. В самом деле, я редко видел его в более дружелюбном настроении! – Очень ловко она придумала, как примирить его с собой! – перебил мистер Веструтер. – Мы недооценили ее, мой любезный Хью, давай признаемся в этом! Разве она не обманула тебя своими слезами, и фантазиями, и торжественными заявлениями? Каким же теленком ты должен быть!
      – Тогда вы должны быть тем, что она подразумевает под «предателем»! – воскликнула Китти невпопад. – Как глупо с ее стороны! Как будто я могла подумать о ней такое! Если она в самом деле хочет замуж за дядю Мэтью, это превосходный план!
      – Я надеюсь, у вас будет время подумать, когда вы обнаружите, что дядюшка не включил вас в свое завещание из-за этого отродья! – злобно сказал мистер Веструтер.
      – Неправдоподобно! – сказал пастор.
      – Наоборот, ничто не может быть более правдоподобным! Мой дядя еще не впал в детство, насколько нам известно; а если Фиш далеко за сорок, меня странным образом дезинформировали!
      Китти не могла сдержать хихиканья.
      – Ах, Боже мой, как это должно быть нелепо! Я должна как можно быстрее поехать в Арнсайд.
      – Пусть это будет немедленно! – сказал мистер Веструтер.
      – Это не может быть немедленно, Джек! Я сказала вам, что мы в затруднении! Я была так глупа, и если планы Долфа расстроятся из-за этого, я никогда, никогда не прощу себе!
      – Это не так, – прервала мисс Плимсток, которая была занята тем, что потихоньку объясняла Долфу диалог, который был слишком быстрым, чтобы он мог его понять. – Это моя вина, мисс Чаринг, и не думайте, что я буду перекладывать ее вам на плечи, потому что я никогда этого не сделаю!
      – О, Джек! – сказал Китти горестно. – Забудьте на минуту о дядя Мэтью! Я привела сюда Долфа и мисс Плимсток, чтобы Хью мог обвенчать их, и я оказалась такой гусыней, что забыла – то есть я никогда не знала, и это глупее, чем что-нибудь! Хью говорит, что им нужно специальное разрешение, а у них его нет!
      – В этом случае, – сказал мистер Веструтер, – вы зря потратили время. Что ж, вы больше не будете его терять, но обратите свои мысли на…
      – Джек, если им необходима лицензия, не могли бы вы достать ее для них? Такие вещи устраиваются в Лондоне? Может быть, они стоят многих денег?
      – Да, – сказал мистер Веструтер, – вы правы, дорогая Китти! А если вы потакаете своему воображению и думаете, что я намереваюсь ехать в Лондон и обратно ни с какой другой более подходящей целью, а только чтобы обеспечить Долфинтона, к чьим делам я не имею ни малейшего интереса, разрешением на брак, вы очень во мне ошибаетесь!
      Она положила руку на его рукав.
      – Нет, нет, Джек, вы не можете быть таким нелюбезным! – умоляюще сказал она. – Это жизненно важно для счастья Долфа!
      Он посмотрел на нее сверху вниз, в его глазах была насмешливая улыбка.
      – Я ничуть не тронут, Китти. Покажите мне то, что жизненно важно для моего счастья, и я, пожалуй, окажу вам любезность!
      Она уставилась на его лицо, нахмурясь.
      – Для вашего? Что вы хотите сказать?
      Он взял ее руку со своего рукава и удержал ее.
      – Моя дорогая Китти, давайте покончим с этим! Между нами, мы могли бы, я думаю, склонить дядю Мэтью к перемене своего решения.
      Краска негодования залила ее щеки; она отняла свою руку, пылко говоря:
      – Я не хочу, чтобы он передумал! Я очень надеюсь, что он женится на Фиш!
      Его брови подскочили вверх.
      – Чувство, которое, без сомнения, делает честь вашему сердцу, но очень мало вашей голове, поверьте мне! – он оборвал свою речь, когда лорд Долфинтон, издав приглушенный звук, почти выскочил из кресла. – Какого черта нужно этому лунатику? – раздраженно спросил он.
      – Слушайте! – выдохнул его сиятельство, устремляя расширенные глаза на окно.
      Остальному обществу теперь стало понятно, что к дому подъехала некая повозка. Китти подбежала к окну и выглянула. К этому времени было уже слишком темно, чтобы она могла различить какой-либо объект, но она могла разглядеть свет фонарей за оградой и четко слышала лошадиный храп. Она сказала неловко:
      – Такое впечатление, что там больше чем две лошади. Но это не может быть твоя мама, Долф!
      Лорд Долфинтон, не чувствуя подобной уверенности, бросился к шкафу, но был перехвачен пастором, который крепко сжал его руку и властным голосом произнес:
      – Фостер, я не потерплю такого бессмысленного поведения! Ну-ка, успокойся! В этом доме ты в полной безопасности, кто бы ни пришел ко мне с визитом. Стыдно! Уж не хотите ли вы оставить мисс – э – Плимсток перед лицом, как вы думаете, опасности?
      – Обоим – в шкаф! – с мольбой предложил его сиятельство.
      – Разумеется, нет! Ты защитишь мисс Плимсток, – сказал Хью. К удивлению Китти, эти суровые слова, по-видимому, воодушевили Долфинтона. Он судорожно сглотнул, но больше не делал попыток спрятаться в убежище. При стуке дверного молотка в переднюю дверь он подпрыгнул и задрожал, но сказал решительно:
      – Защитить Ханну! – и остался на своем месте. Мистер Веструтер достал из кармана табакерку и открыл ее.
      – Если кто-нибудь будет так любезен и объяснит мне, в трагедии или фарсе я участвую, я буду благодарен, – сказал он сардонически.
      Послышалась поступь экономки, за ней последовал звук отодвигаемого засова. Лорд Долфинтон взял руку мисс Плимсток и судорожно сглотнул.
      – Предоставляя защиту или ища ее? – растягивая слова, произнес мистер Веструтер, беря понюшку из своей табакерки и опытным движением стряхнув все, кроме пары зерен, между большим и указательным пальцем.
      Дверь в гостиную была открыта.
      – Мистер Станден, сэр, – объявила миссис Арматвейт безмятежно. Удивление лишило всю компанию дара речи на тридцать секунд. Мистер Станден, чувствуя себя абсолютно в своей тарелке, прошел в комнату, обнаружил пять пар глаз, в изумлении уставившихся на него, и сказал, извиняясь:
      – Я думал, может быть, я буду вам полезен! Не хотел вторгаться!
      Китти обрела голос.
      – Фредди! – с благодарностью вскричала она, спеша к нему. – Ох, как я рада вас видеть! Мы оказались в таком ужасном тупике, и я не знаю, что делать!
      – Я считал это вполне вероятным, – сказал Фредди. – Не уверен, но у меня сильные подозрения, что вы забыли купить специальное разрешение.
      Китти поймала его руку.
      – Фредди, вы принесли его? – недоверчиво спросила она.
      – Да, принес, – отозвался он. – Вот почему я пришел. Во второй раз в жизни мисс Чаринг поднесла его руку к своей щеке.
      – О, Фредди, я могла бы догадаться, что вы придете к нам на помощь! – сказал она, задыхаясь.
      Мистер Веструтер, наблюдавший за ними со странным выражением лица, со щелчком захлопнул свою табакерку, как будто этот резкий краткий звук освободил его от заклятия, державшего его неподвижным, с открытым ртом и глазами, вылезающими из орбит; лорд Долфинтон неожиданно отпустил мисс Плимсток и кинулся вперед, повторяя с радостным восторгом:
      – Это Фредди! Ханна, это Фредди! Мой кузен Фредди! Потом он схватил руку Фредди и стал трясти ее вверх-вниз, сияя от радости и хлопая по плечу свободной рукой.
      – Я рад, что ты пришел, Фредди! – серьезно сказал он в порыве откровенности. – Ты мне нравишься. Нравишься больше, чем Хью. Больше, чем…
      – Вот это отлично, старина! – сказал Фредди, сдерживая наводнение чувств кузена. – Однако не надо меня гладить. Ну-ка, прекрати это, Долф, ради Бога!
      Ему удалось освободиться, но лорд Долфинтон еще не достиг конца своих откровений.
      – Когда пришел Джек, я не обрадовался, – сказал он. – Извини. Потому что он мне не нравится. Вот что я скажу тебе, Фредди: Хью не позволил мне забраться в шкаф, и этому я тоже рад.
      Мистер Станден, который давно уже перестал удивляться тому, что мог сказать или сделать его эксцентричный родственник, мягко усадил его в кресло и дружелюбно сказал:
      – Ну конечно. Совсем не нужно сидеть в шкафу из-за меня. Если ты волнуешься из-за своей матери, то этого тоже не нужно делать: она сюда не собирается.
      – Ты знаешь это, Фредди? – спросил его сиятельство.
      – Господи, да! Она поехала на вечеринку и думает, что ты в Арнсайде! – сказал Фредди, удачно импровизируя.
      Лорд Долфинтон, на которого не оказали впечатления неоднократные уверения мисс Чаринг и мисс Плимсток, по-видимому, принял это объяснение. Он повернулся, чтобы передать информацию мисс Плимсток; и Фредди свободно смог обратить внимание на свою нареченную, которая дергала его пальто, чем вызвала возражения с его стороны.
      – О, прошу прощения! – сказала Китти. – Но как, ради Бога, вы догадались, что я забыла про лицензию?
      Мистер Станден задумчиво потер нос.
      – Это пришло мне в голову, когда Мег отдала мне ваше письмо. Я хочу сказать, вы написали обо всем остальном, но ни слова не сказали о разрешении. Сверх того, я преотлично знал, что у вас не хватит денег на его приобретение, и у меня было сильное подозрение, что у Долфа тоже. Я хотел быть здесь раньше, но дело в том, что меня задержали. Мне пришлось покупать зубную щетку для этой девочки Броти.
      – Пришлось сделать что? – воскликнула Китти.
      – Кит, я же не мог отпустить ее во Францию без зубной щетки! Разве не ясно? – попенял Фредди. – Еще купил ей расческу и гребень. Мег позаботилась об остальном, но если когда-нибудь существовала женщина с куриными мозгами, то это Мег!
      – Фредди, вы говорите, что Оливия уехала во Францию? – изумленно спросила Китти.
      – В Дувр, – поправил Фредди. – Завтра сядет на пакетбот.
      Мистер Веструтер, разглядывая его сузившимися глазами, вкрадчиво спросил:
      – Ты был занят, братец, не так ли?
      – Да уж, будь я проклят, занят! – сказал Фредди, передернув плечами при воспоминании о своей деятельности.
      – Ты должен – ты согласишься – объяснить один пустяк!
      – Не тебе, Джек! – сказал Фредди, открыто встречая его взгляд.
      Пастор, молчаливый и озадаченный, в этот момент шагнул вперед, но вмешалась Китти.
      – Боже милостивый! Фредди, она же не сбежала с Камиллом?
      – Точно, – сказал мистер Станден, радуясь, что она так быстро ухватила нить. – Лучшее, что она могла сделать. Она поняла это в мгновение ока. Дело в том, что Осфорд сделал ей предложение – бедная девочка пришла в отчаяние – хотела найти тебя – вместо этого нашла меня! Я оставил ее с Мег и поехал к твоему кузену. Этот баран был в своем амплуа: никогда не встречал подобного болтуна! Даю слово, Кит, он разыграл передо мной целую Челтенхемскую трагедию! Однако умудрился связно ее закончить. Я проводил их от Золотого Креста, велел извозчику отвезти меня в ассоциацию юристов по гражданским делам, получил лицензию и примчался сюда сразу, как только смог. Вот, Хью! Возьми-ка лучше себе эту штуку!
      С этими словами он передал своему кузену сложенный документ. Хью взял его, но прежде чем он смог сказать что-либо, Китти воскликнула:
      – Но Фредди, побег! Вы не учли – признаю, что эта мысль пришла мне в голову только недавно! – что Камилл должен быть католиком!
      Было ясно, что мистер Станден не рассматривал такой возможности. Он еще раз потер кончик носа, но после минутного раздумья философски изрек:
      – Ах, нет никакого смысла, чтобы терзать себя по пустякам! Если он католик, ей придется сменить вероисповедание! Не стоит думать, что она откажется: она кажется очень кроткой!
      Китти вздохнула.
      – Тогда… тогда все устроилось! По крайней мере, устроится, когда поженятся Ханна и Долф, а с этим не будет никаких затруднений теперь, когда вы привезли это дурацкое разрешение! О, Фредди, все это сделали вы!
      – Нет, нет! – запротестовал Фредди смущенно.
      – Нет, в самом деле. Ведь я так хотела, чтобы Камилл женился на Оливии, но я никогда бы не додумалась до этого: их бегства во Францию; и вы видите, какое неудачное предприятие вышло из побега Долфа с моей помощью! Я вам так благодарна! О, и Джек говорит, что дядя Мэтью собирается жениться на Фиш, и это тоже очень хорошо, хотя, несомненно, мы к этому не имеем отношения!
      – А он собирается? – сказал Фредди, слегка заинтересованный. – Ну, смею сказать, потому что он чертовски чудной сам по себе, но и у этой вашей Фиш с котелком не все в порядке.
      – Фредди, это не так!
      – Черт возьми, она не стала бы писать вам о Генрихе VIII, если это не так!
      – Ты ошибаешься, братец, – перебил мистер Веструтер. – Фиш оказалась умнее, чем мы думали. У меня нет ни малейшего желания подробно останавливаться на всем том, что она сочла нужным вылить мне в уши, ибо я нашел это тошнотворным, но, если вас беспокоит это дело, вам не помешает знать, что она сравнивает себя с Кэтрин Парр – ухаживающей за пожилым и вспыльчивым монархом! – прибавил он саркастически.
      – Так вот в чем дело! – воскликнула Китти. – Конечно! У него тоже была больная нога! Хотя, как мне думается, это была не совсем подагра, от чего он страдал, не так ли? Теперь-то я все понимаю! Как похоже на Фиш – быть такой нелепой! Если только дядюшка Мэтью не принудил ее согласиться на этот брак, я должна сказать, что считаю его превосходным выходом для них обоих, а вы, Фредди?
      – Ну, Фредди? – сказал мистер Веструтер. – Ты считаешь это превосходным, или какая-то крупица здравого смысла еще осталась в твоей голове?
      – Не мое дело, – сказал Фредди. – По крайней мере – если поразмыслить об этом, я не уверен, что это не так, я действительно думаю, что это превосходно. Я хочу сказать, мне не хотелось бы, чтобы эта женщина жила с нами, а если она выйдет замуж за моего дядю, она уж точно не сможет.
      Щеки мисс Чаринг залило краской.
      – Но, Ф-Фредди!.. – пробормотала она. Мистер Веструтер рассмеялся.
      – Так-то, любовь моя! Вы так были заняты тем, что я могу назвать только неудачными состязаниями, и упустили из внимания собственное будущее, не правда ли? О, не смотрите так застенчиво! Я предполагаю, что Хью не может быть таким болваном, чтобы не понимать, какую игру вы затеяли! На Долфинтона, я уверен, не нужно обращать внимания; а что касается мисс Плимсток, я смотрю на нее как на члена семьи! Это была занимательная игра, моя малышка, и вы не должны думать, что я буду упрекать вас за нее. С моей стороны было очень некрасиво не приехать в тот день в Арнсайд, разве не так?
      Он двигался в ее сторону, в то время как говорил; его глаза снова смеялись; и он протягивал руки. Пастор бросил взгляд на мистера Стандена, но Фредди обнаружил мельчайшую пушинку, прилипшую к рукаву его пальто, и был занят тем, что стряхивал ее. Это была задача, которая, по-видимому, поглотила все его внимание.
      Мисс Чаринг шагнула назад.
      – Будьте добры, Джек, – сказал она, еле дыша, – не надо!
      – О, ерунда, Китти, ерунда! – нетерпеливо сказал мистер Веструтер. – Это недоразумение зашло уже слишком далеко!
      Мисс Чаринг выдавила с трудом:
      – Я заключаю, что вы хотите сделать мне предложение, но… но умоляю, не надо! Если бы вы приехали – в тот день – я приняла бы ваше предложение, что было бы огромной ошибкой, и я так глубоко благодарна, что вы не приехали! Умоляю, Джек, не говорите больше ничего.
      Он не обратил на это внимания и сказал:
      – Прекрасная Оливия слишком вам доверилась, не так ли? Этого я и боялся. Не забивайте свою прелестную головку такими пустяками, как этот, Китти! Вы признаете, что я вынес с достаточным хладнокровием известие о том, что она сбежала во Францию с вашим предприимчивым кузеном?
      – Нет, нет, это не так! Я не могу объяснить, в чем дело, только что я, возможно, изменилась, или… или что-то в этом роде! – сказала Китти. – И в самом деле, Джек, вы мне чрезвычайно нравитесь и, смею сказать, всегда будете, несмотря на то, что мне известно о вашем грандиозном эгоизме, но, если это не слишком сильно оскорбило вас, я предпочла бы не выходить за вас!
      Он стоял, глядя сверху вниз на ее смятенное лицо. Насмешка исчезла из его глаз, его губы побелели. Мисс Чаринг никогда раньше не испытывала на себе его темперамент, который хорошо был известен кузенам мистера Веструтера, и она была немного напугана.
      – Значит, так, да? – сказал он довольно тихо. – В конце концов, Джордж был прав! Долфинтон оказался великоват для того, чтобы вы проглотили его, но вы в самом деле страстно устремились к титулу и высокому положению и устроили умнейшую ловушку для Фредди, какую только мне доводилось видеть! Пронырливая маленькая негодяйка!
      Именно в этот момент мистер Станден поразил собравшееся общество, в том числе и себя, тем, что сбил его с ног.
      Ответственность за это несли два немаловажных обстоятельства. Он застал мистера Веструтера врасплох; и мистер Веструтер, пошатнувшись от удара, споткнулся о небольшую табуретку, потерял равновесие и тяжело рухнул.
      – Боже милостивый! – сказал священник, забывая о своем духовном сане. – Отлично, Фредди! Славный удар!
      Лорд Долфинтон, который находил перепалку между Китти и своим кузеном выше своего понимания и позволил себе отвлечься, теперь осознал, что потасовка прогрессирует. С ликованием он призвал мисс Плимсток поглядеть, как Фредди свалил Джека на пол, и умолял Фредди повторить это.
      Сам Фредди, скорее бледный, в ожидании стоял со сжатыми кулаками, пока его кузен поднимался. В глазах у мистера Веструтера показалось что-то такое, что заставило Хью, который помог ему подняться на ноги, лишь крепче схватить его за руку, а Китти – поспешно сказать:
      – О, Фредди, это было великолепно с вашей стороны, и я так вам обязана, но умоляю вас, не делайте этого больше!
      – Нет, нет! – сказал Фредди, испытывая угрызения совести.
      – Признай, по крайней мере, что не можешь! – сказал мистер Веструтер.
      – Нет, я знаю, что не мог бы, – ответил Фредди, – но я, черт возьми, не прочь попытаться!
      Мистер Веструтер принялся смеяться.
      – Фредди, пес, ты напал неожиданно и сбил меня с ног, и у меня есть большое желание выкинуть тебя из окна! Ох, убери свою руку, Хью! Не можешь ведь ты быть таким дураком, чтобы думать, будто я хочу устроить драку с Фредди!
      Он стряхнул с себя руку пастора и затянул шейный платок. После этого он повелительно протянул руку в сторону Китти.
      – Ну-ка, поплачьте со мной! – сказал он. – Я извиняюсь за все, признаю, что совершенно не разобрался в ситуации, которая теперь мне абсолютно ясна, и немедленно постараюсь освободить вас от своего присутствия.
      Он мгновение держал ее за руку, усмехнулся скорее с сожалением; потом он легко поцеловал ее в щеку и произнес:
      – Примите наилучшие пожелания, дорогая, и поверьте, что я сделал все возможное, чтобы вырвать вас у дядюшки Мэтью! Мои поздравления, Фредди. Когда-нибудь я рассчитаюсь с тобой. О, пожалуйста, не провожай меня, Хью! Право, для одного дня я достаточно насмотрелся на своих родственников!
      Поклон мисс Плимсток, взмах руки, и он исчез. Передняя дверь захлопнулась за ним; они услышали его шаги по садовой дорожке, щелчок щеколды на калитке и через несколько мгновений звук лошадиных копыт.
      Мисс Плимсток поднялась и одернула юбку.
      – Должна сказать, что совсем не сожалею о том, что с ним произошло, – заметила она. – Я вам еще не сказала, мистер Станден, как много я вам обязана за то, что вы привезли разрешение.
      Но мистер Станден не слушал. Он обратился к священнику:
      – Не нужно было этого делать, Хью. Ни за что! Он не ожидал.
      – Совершенная правда, – согласился священник. – В сущности, это было неправильно, но раз ты не мог, я боюсь, при других обстоятельствах тронуть его пальцем, я не могу сожалеть об этом. Он получил по заслугам. Самое прискорбное то, что подобная сцена разыгралась в этой комнате на глазах двух дам.
      – Лучше было выйти в сад, – кивнул лорд Долфинтон. – Мне нравится смотреть на хорошую драку.
      – То, на что тебе пришлось бы смотреть, было бы не дракой, а убийством, мой дорогой Фостер! – колко сказал священник.
      – Как же, Хью! – воскликнула Китти. – Я не сомневаюсь, что вы разозлились из-за того, что его свалил Фредди, а не вы!
      – Я бы напомнил вам, Китти, что я – духовное лицо, – строго сказал священник. – И позвольте уж мне сказать, что если бы я полез с кулаками на Джека… Однако мы уже довольно высказались по этой теме! Разрешение, которое передал мне Фредди, действительно дает мне право обвенчать тебя, Фостер, с мисс Плимсток, но оно никоим образом не меняет моей неохоты делать это. Пожалуйста, не поймите меня неправильно, мэм! Я не имею желания противиться браку. Исходя из своих наблюдений, я склоняюсь к мысли, что Фостер получит от этого значительную выгоду.
      – Ради Бога, Хью, перестань говорить речи! – порекомендовал Фредди. – Черт меня подери, если ты не такой же, как французский кузен Кит!
      Священник бросил на него испепеляющий взгляд.
      – Имей совесть не прерывать меня, Фредди! Хотя я и готов поддержать Фостера в его решении жениться на мисс Плимсток, я не могу одобрить эту таинственность.
      – Ты хочешь сказать, старина, – сказал неугомонный мистер Станден, – что не хочешь быть в это замешанным. Боишься тетушки Долфинтон.
      – Я ничуть не боюсь тети Долфинтон!
      – Ну, если ты ее не боишься, ты боишься того, что скажут остальные. Я не упрекаю тебя: я сам сказал Китти, что не хотел бы иметь с этим дела. Однако не стоит удивляться, если семья посчитает, что ты поступил правильно. Я могу назвать тебе одного человека, который так сделает. Это моя мать. Кроме того, в этом замешаны мы двое. Я не отступлюсь.
      Священник колебался.
      – Это все очень хорошо, но…
      – Вот что я скажу тебе, Хью: отказываться бессмысленно! Это мелочь, потому что если ты не можешь решиться, мне не остается ничего другого, как завтра первым делом отвезти их в другой приход и сдать их на руки другому пастору.
      Мисс Плимсток была до того растрогана, что схватила его за руку и тепло сказала:
      – У вас очень много здравого смысла, мистер Станден, и вы мне за это нравитесь!
      – Тебе тоже нравится Фредди? – спросил лорд Долфинтон, довольный. – Мне нравится Фредди! Мне нравится он…
      – Ну вот, вы его снова завели! – укоризненно сказал Фредди.
      – Хватит, Фостер! – сказал священник. – Если вы решительно на этом настаиваете, я проведу церемонию.
      – Значит, все замечательно устроилось, – заключил Фредди. – Им придется остаться здесь, пока узел не затянется, но ты не будешь возражать. Я собираюсь сейчас отвезти Кит в Арнсайд, но мы вернемся утром и поедем в церковь.
      Мисс Чаринг, прищурившись, выслушала эти компетентные планы и сказала:
      – Да, но Фредди, куда же им деваться, когда они поженятся? Дело в том, понимаешь ли, что уйдет какое-то время, чтобы адвокаты Ханны все уладили с матерью Долфа, и пока все не будет в порядке, она не хочет, чтобы леди Долфинтон виделась с Долфом, а также у них не будет денег, что делает их совместную жизнь весьма затруднительной.
      – Я буду счастлив предложить вам свое гостеприимство, насколько вы пожелаете остаться здесь, мисс Плимсток, – сказал священник, не искренно, но в самом христианском духе.
      – Нет, это не подойдет, – сказал Фредди, подумав. – Тетя Долфинтон обязательно за ним явится. Не вижу, как ты сможешь ее удержать. Им придется поехать в Арнсайд.
      – Арнсайд? – непонимающе повторила Китти. – Фредди, они не могут!
      – Нет, могут. Я не говорю, что это место я бы хотел выбрать, чтобы провести там свой медовый месяц, но нет ничего другого. Дело в том, что это единственное место, куда не может заявиться тетушка. Ты сама говорила мне, что у старого джентльмена для нее все двери всегда на запоре!
      – Да, это верно, но ты знаешь, как он не любит принимать гостей! Он никогда не позволит им сделать это!
      – У меня сильное подозрение, что позволит, – туманно сказал Фредди. – Я скажу ему, что это приведет тетю Долфинтон в бешенство. Что угодно ставлю, что проверну этот фокус! Не стоит удивляться, если это его к тому же обрадует.
      – Фредди, вы совершенно правы! – сказала мисс Чаринг с благоговением. – Ничто никогда не доставит ему большего удовольствия, чем возможность насолить матери Долфа! Смею сказать, он будет нам очень обязан, за то, что мы поможем ему сыграть такую шутку!
      – Что я и думал, – кивнул Фредди. – Прикажу закладывать лошадей. Бессмысленно торчать здесь дольше: пожилому джентльмену может не понравиться, если мы явимся слишком поздно.
      Священник умолял их пообедать с ним, но они решительно отклонили его приглашение. Китти надела свою шляпку и мантилью, фаэтон подъехал к воротам, и после искренних заверений в том, что они вернутся вовремя, чтобы присутствовать на церемонии бракосочетания на следующий день, мистер Станден и его нареченная покинули пасторский дом.
      – О, Фредди, что это был за день! – вздохнула мисс Чаринг, откидываясь на подушки фаэтона.
      – Адский! – согласился он. – Однако мы с ним отлично справились. Все, что нам теперь нужно сделать, это увидеть, как они благополучно поженятся, и потом можно отдохнуть. Из-за всего этого может разразиться скандал, но здесь мы уже не поможем.
      – Я знаю это, и я так не хотела вас втягивать! – сказала Китти, полная раскаяния. – Я думала, это послужит для вас основанием, чтобы разорвать нашу помолвку!
      – Да, я знаю, что вы так думали. Чертовски глупая мысль!
      – Нет, Фредди, это не так, – сказал Китти сдавленным голосом. – Вы же знаете, что наша помолвка – обман. Я решилась разорвать ее. Я должна была никогда, никогда не думать об этом!
      – Нет, Кит, не говорите, что мы должны поссориться, потому что я не буду! – взмолился Фредди.
      – О, нет, как я могла бы с вами поссориться? Я думаю, нам следует сказать всем, что мы… мы обнаружили, что не подходим друг другу.
      – Нет, не следует, – сказал Фредди. – Это глупости, потому что всем известно, что это неправда. У меня есть мысль получше. Наверняка она вам не понравится, но это то, что нравится мне.
      – Что же это? – спросила мисс Чаринг хриплым голосом.
      – Послать эту проклятую записку в «Газетт» и пожениться, – ответил Фредди.
      Что-то очень похожее на всхлип раздалось со стороны мисс Чаринг.
      – О нет, нет! Фредди, ради Бога, не надо! Вы знаете, это была моя затея! Вы никогда не хотели нашей помолвки!
      – Да, не хотел, – признался он. – Дело в том, что я передумал! Я ничего не сказал, потому что, по правде говоря, я думал, что Джек прав: вы устроили эту помолвку, чтобы заставить его ревновать.
      Мисс Чаринг высморкалась.
      – Да. Я была в высшей степени злобной и бессовестной и такой дурой!
      – Нет, нет! Это очень понятно. Храбрый малый, Джек! Беда в том, что он не стал бы вам хорошим мужем, Кит. Я долго волновался. Думал, что вы влюблены в него. Не могу не сказать вам, каких сил мне стоило сдержаться, когда сегодня он попросил вас выйти за него замуж. Я хочу сказать, вы должны иметь все, чего вы желали. Мне бы хотелось только, чтобы это был я, а не Джек, вот и все.
      Мисс Чаринг подняла лицо от носового платка.
      – Я никогда в жизни не была влюблена в Джека! – сказала она. – Я думала, что влюблена, но теперь знаю, что нет. Он казался мне похожим на книжного героя, но скоро я поняла, что ошибалась.
      – Да, – согласился Фредди. – Боюсь, что я тоже не герой, Кит.
      – Конечно, нет! Никто не может быть книжным героем! А если бы кто-то и был, я посчитала бы его довольно странным!
      – Да? – с надеждой спросил Фредди. – Должен сказать, Кит, что тоже так думаю. Ну, я хочу сказать, если вам когда-нибудь встретился бы парень вроде того, о котором рассказывала Фиш, – парень, который хватает женщину в середине вечеринки и бросает ее на лошадь, – это чертовски стеснительно, так и знайте! Вам бы это совсем не понравилось.
      – Да уж, в самом деле!
      – Вы думаете, что вместо этого могли бы выйти за меня? Конечно, я безмозглый и совсем не такой красавчик, как Джек, но я люблю тебя. Не думаю, что мог бы любить кого-нибудь еще. Смею сказать, нет никакого смысла в том, чтобы говорить тебе это, но… вот такие дела!
      – О, Фредди, Фредди! – всхлипывала мисс Чаринг.
      – Нет, нет, Кит, не плачьте! – взмолился мистер Станден, обнимая ее одной рукой. – Я не могу выносить, когда ты несчастна! Я больше не скажу ни слова. Никогда не думал, что у меня есть хоть какая-то надежда. Просто хотел тебе сказать.
      – Фредди, я люблю тебя всем моим сердцем! – сказала Китти, поворачиваясь в его объятиях и обвивая обеими руками его шею. – Гораздо, гораздо сильнее, чем ты когда-нибудь мог бы любить меня!
      – Да? – воскликнул Фредди, сжимая руки. – Ну, ей-Богу! Ну-ка, сними эту проклятую шляпу! Как же, черт побери, я могу тебя поцеловать, если мне лицо будут колоть все эти проклятые перья?
      Он нашел завязки, безжалостно дернул за них и отбросил раздражавшую его шляпу прочь.
      – Вот так-то лучше! Я уже несколько недель хочу поцеловать тебя!
      Мисс Чаринг, помогая ему в достижении его желания, какое-то время была не в состоянии что-либо заметить. Но грубое обращение с ее головным убором, кажется, вызвало ее порицание, и она некоторое время спустя прошептала, положив голову ему на плечо:
      – Думаю, моя шляпа погублена.
      – Если говорить об этом, я уверен, что и мой шейный платок тоже, – сказал мистер Станден. – Шляпа не имеет значения. Она мне не очень-то нравилась. Я куплю тебе новую.
      – Нет, только набор гранатов! – сказала Китти, смеясь.
      – Гранатов? – презрительно отозвался на это Фредди. – Ты предполагаешь, что я буду покупать тебе всю эту мишуру, а? Я уже присмотрел несколько хороших рубинов. То, что надо!
      – О нет, Фредди!
      – И не говори «о нет!», потому что теперь, когда мы действительно помолвлены, я, черт возьми, могу дать тебе все, что пожелаю!
      – О да, Фредди, – кротко сказала мисс Чаринг.