– С олениной. Я сроду не слыхал…

– Здорово! Подайте мне пирога, пожалуйста. Я голодна как зверь!

– Кейт, как вы можете позволять этой толстой ленивой тетке дурить вас? – взмолился Филипп. – Не станете же вы утверждать, что проглотили все, что она вам наплела?

– До крошки! – со смешком подтвердила Кейт. – И восхитилась мужеством, с которым она держится, хотя у нее инфлюэнца, а также жестокие колики – как у тетушки, а может быть, даже хуже! У миссис Торн такая особенность: как только в доме кто-нибудь чем-нибудь заболевает, она тут же заражается той же самой болезнью. Только она никогда не жалуется!

– Я бы очень хотел сам с ней поговорить. Разрешите мне, Кейт!

– Вы ничего не добьетесь, разве что ее совсем изведут судороги! Ей требуется сочувствие, а не нравоучения! Этого добра она с лихвой получает от Сидлоу! И конечно, они обе жутко ревнивы.

– А я-то думал, они закадычные подруги!

– Мне тоже так показалось, когда я приехала сюда, но вскоре обнаружила, что это не так. Они состоят в оборонительном союзе против Пеннимора и Тенби. – Кейт подняла глаза, которые больше не смеялись. – Это очень несчастливый дом, вам не кажется? Совсем не так я представляла себе настоящий английский дом. Здесь скорее три дома, и между ними нет любви. Сэр Тимоти и тетушка неизменно вежливы между собой, но живут как чужие люди. А Торкил живет отдельно от них обоих. И хотя тетушка и сэр Тимоти не ссорятся, их слуги ссорятся постоянно! Что делает жизнь очень неуютной, правда?

– Так было не всегда, – ответил Филипп. – Наш дом таким не будет!

– Не будет! – подтвердила Кейт, благодарно улыбнувшись ему.

Он протянул к ней руку через стол.

– Мне не удастся убедить вас уехать завтра, Кейт?

Кейт накрыла руку Филиппа своей и покачала головой.

– Я не могу уехать, пока тетя нездорова, а я в силах ей помочь. Неужели вы хотите заставить меня поступить против своей совести?

– Я хочу, чтобы вы были в безопасности.

– А я не думаю, что мне угрожает опасность. Даже когда я бранила Торкила, он не пытался причинить мне зло. Он не считает меня врагом.

– Обещайте по крайней мере одну вещь! – настойчиво сказал Филипп.

Кейт взглянула на него с лукавым недоверием:

– Вы предлагаете мне сделку?

– Да нет же, упрямица моя маленькая! Я хочу, чтобы вы пообещали мне, что не будете гулять с Торкилом вдвоем. Возможно, вы и правы, и он пока не считает вас врагом, но можно ли доверять человеку с умственным расстройством? Любой пустяк способен обратить его гнев против вас, причем безо всякого предупреждения! Внезапный испуг, резкое слово… может быть, даже попытка обнять вас! Если вам придется с ним бороться, я очень боюсь, что он не справится с искушением задушить вас! Я абсолютно уверен, что только себе, а не мне, не моему вмешательству вы обязаны своим спасением в тот день, когда его руки оказались у вас на шее. Вы стояли неподвижно, поэтому его… как бы его назвать?.. его демон хотя и поднял голову, все-таки не успел проснуться окончательно. А вообще я не знаю, что могло бы случиться, если бы я не подоспел. Но я полагаю, вы будете в относительной безопасности, пока рядом с вами будут другие люди: у Торкила хватает разума понимать, что его жестокость отвратительна, к тому же он боится, что его застанут за чем-либо подобным!

– Но он же ничего не помнит! Или он только притворяется, что не помнит?

– Не знаю, – задумчиво произнес Филипп. – Может, я фантазирую, но мне порой кажется: не потому ли он все забывает, что его разум отказывается хранить память о том, что он вытворял в припадке безумия? Вы понимаете меня?

Кейт кивнула.

– Да. Пожалуй, понимаю. Я буду осторожна. Но вы ведь тоже останетесь пока в Стейплвуде?

– В этом вы можете быть уверены. Я подозреваю, что Делаболь запирает дверь в западное крыло, когда Торкил ложится спать, но верткому мальчишке нетрудно вылезти из окна; я сам делал это несколько раз, когда меня в наказание за что-нибудь сажали под замок. Так что вам лучше запираться на ночь в спальне, просто на всякий случай. И кстати, любовь моя, вы обещали объяснить, почему вы носите ключ в ридикюле.

Кейт рассказала ему, как в грозовую ночь не смогла открыть свою дверь, как на следующее утро, без труда открыв ее, она обнаружила, что ключа в замке нет, и как тетушка игриво предположила, что запертая дверь ей померещилась со сна и что ключ несомненно скоро найдется.

– Но он не находился, и я глубоко убеждена, что он и не пропадал, а все время был у Сидлоу! – Глаза Кейт засверкали. – Прошлой ночью я успела вовремя и не дала ей снова запереть меня! Она, конечно, думала, что я сплю. Строила из себя такую невинность! Боже, как я ненавижу эту женщину! Но зачем ей было запирать меня? Может быть, ей приказала тетя? Но почему все-таки? Чтобы уберечь меня от Торкила? Я не могу в это поверить. Если даже вы полагаете, что Торкил не бросится на меня без какой-либо причины, то тетя должна считать это еще более маловероятным!

Филипп, слушавший ее в молчании, хмуря брови, медленно проговорил:

– Мне кажется, это делалось не столько для того, чтобы уберечь вас от Торкила, сколько затем, чтобы вы ненароком не стали свидетельницей его выходок. Вашу дверь запирали каждую ночь?

– Не знаю, я после той ночи не пыталась выяснять, – сказала Кейт. – Я думала – раз ключ потерялся…

– А до этой ночи вы не выходили из своей комнаты?

– Выходила однажды, незадолго до вашего приезда. Это было после званого обеда – давным-давно! Мне не спалось, и я шила у себя в комнате, пока свеча не начала чадить. Спать все еще не хотелось, и я раскрыла ставни, чтобы поглядеть в окно, – я была бы не прочь прогуляться по саду. И тут в какое-то мгновение я увидела у изгороди человека. Он, наверное, спрятался, потому что заметил меня. Хотя луна была на ущербе, она светила прямо в мое окно. Я, конечно, решила, что это грабитель, и побежала прямиком к тете. В комнате ее не было, но пока я стояла и думала, что теперь делать, она появилась на лестнице в конце галереи. Она казалась очень усталой и в первый раз поговорила со мной резко. Велела идти спать, сказала, что человек, которого я видела в саду, был, скорей всего, кто-нибудь из слуг. И тут из западного крыла на галерею вышел Торкил, и мне показалось, что он был пьян.

Кейт помедлила, обдумывая сказанное.

– Мне и сейчас так кажется! Он сказал, что был в лесу, что доктор и Баджер все еще ищут его там. Он хихикал и, кажется, пытался напевать что-то веселое. Он довольно много выпил за обедом, а потом исчез. Это было, конечно, невежливо с его стороны, но я не могла винить его – это был на диво тоскливый обед! Сэр Тимоти, похоже, получал от него удовольствие, но тетушка сказала, что ей было невыносимо скучно. Я еще подумала, что ей не следовало тащить на этот обед Торкила, тем более что он туда и не рвался.

– А в каком он был расположении?

– Ну, сначала дулся, но вел себя безупречно на протяжении всего обеда.

– Тогда, возможно, его включили в общество, чтобы заставить замолкнуть слухи.

Кейт недоуменно взглянула на Филиппа:

– А что, ходят какие-то слухи?

– Гарни утверждает, что люди начинают шептаться о странностях Торкила. Да это и не удивительно.

– Да, это не удивительно, – грустно сказала Кейт. – Но как будет ужасно, если эти слухи дойдут до его ушей!

– Это маловероятно. Ну, не надо унывать, любимая! Не соблаговолите ли вы прогуляться со мной по парку? Или велеть запрячь мою лошадь и прокатить вас с ветерком по округе?

– Господи! – воскликнула она. – Уж тут-то будет тогда о чем почесать языки!

– Ну и что?

– Филипп, об этом узнает весь дом в мгновение ока! Сидлоу доложит тетушке, что я грешу тайным образом. Не смейтесь! Вы просто не знаете, какая это интриганка! Ее все в доме ненавидят. Она подглядела, что я пошла в цветник в тот день, когда вы приехали, что вы сели рядом со мной; наябедничала тете, и тетя сделала мне выговор насчет неприличности моего поведения. Ух как мне хотелось тогда натянуть ей чепец на нос! Поэтому я была так благодарна вам вчера, что никто не заметил, как я входила в дом. И так уже мало хорошего, что мы обручены тайно – не так надо было бы! Я не вынесу, если слух о вашем предложении дойдет до тетушки раньше, чем я расскажу ей сама. Она подумает, что я тайная распутница… – Кейт увидела, что брови Филиппа сошлись на переносице, и умоляюще воскликнула: – О, Филипп! Не сердитесь! Попытайтесь меня понять!

– Я не могу не сердиться! – резко ответил он, но, заметив, как в отчаянии расширились ее глаза, поспешил добавить: – Не на вас, нет! Никогда, Кейт, милая! Только на обстоятельства! Как же невыносимо прятаться, не сметь проявить свои чувства… и из-за чего! Из-за болезни Минервы! Но я понимаю ваши сомнения. Вы правы: никому из нас не нужны сплетни и догадки, которые неизбежно породит любая нескромность. Ах, как я все же мечтаю, чтобы вы позволили мне увезти вас из Стейплвуда… Но не буду больше об этом! – Он взял ее руку и поцеловал, говоря: – Не печальтесь, радость моя! Видит Бог, никогда я не стану убеждать вас действовать вразрез с вашей совестью!

– Если я покину тетушку сейчас, это будет висеть на мне тяжким грузом всю жизнь! – сказала Кейт, тревожным взглядом глядя в его лицо.

– Ну что ж, хорошо, – ответил Филипп. Поколебавшись мгновение и заметив ее вопросительный взгляд, он встряхнул головой и заговорщицки усмехнулся. – Ладно. Я много чего мог бы еще вам сказать, но вы только рассердитесь, так что я лучше придержу язык. Ну а от дядюшки мы тоже должны скрываться? Я хотел бы все рассказать ему, и немедленно!

Лицо Кейт прояснилось.

– О да, пожалуйста, расскажите ему! И если он даст согласие, все будет в порядке, правда?

– Его согласие не обязательно, малышка.

– Ну тогда его одобрение, – смиренно поправилась она.

– Оно также не обязательно, хотя мне хотелось бы его получить.

– Оно обязательно для меня, – сказала Кейт. – Более того, как бы это ни было для меня трудно, я надеюсь, мне хватило бы решимости не выходить за вас, если бы он был против.

– В этом случае, – бросил Филипп, направляясь к дверям, – мне оставалось бы только похитить вас!

Он уже вышел, а Кейт все еще улыбалась. Затем она поднялась к Сидлоу, которая ожидала ее лежа в постели. Глаза Сидлоу враждебно поблескивали, но речь ее была нарочито вежлива:

– Будьте любезны, мисс Кейт, я хотела бы сказать вам пару слов.

– Да, конечно! В чем дело? – спросила Кейт, изо всех сил стараясь говорить ласково.

– Я не осмелилась мешать вам, когда вы полдничали с мистером Брумом, но я была бы вам признательна, если бы вы поговорили с миссис Торн, так как сама я при сложившихся обстоятельствах на это не способна.

Подавив раздражение, Кейт спросила, о чем же надо поговорить, и вызвала целый шквал жалоб, большинство из которых, по ее мнению, были лишены основания. Однако она пообещала все уладить и даже приказать шеф-повару приготовить желе из тапиоки, которое должно было понравиться ее светлости.

Затем Кейт отправилась в комнату экономки, где с облегчением узнала, что состояние миссис Торн улучшилось настолько, что ей удалось заставить себя поесть для поддержания сил, о чем свидетельствовал поднос с пустой посудой.

Лишь спустя полчаса Кейт наконец смогла избавиться от потока красноречия, обрушенного на нее миссис Торн. Торкил и доктор к тому времени вернулись из своей экспедиции. Кейт услышала голос Торкила в холле: он спрашивал, где она находится. Кейт поспешила незаметно проскользнуть в свою комнату. Ей пришло в голову: если написать Саре письмо о складывающихся обстоятельствах и предупредить о возможном в скором времени ее приезде в Лондон, то мистер Филипп Брум сможет обеспечить надежную доставку его на почту.

В комнате у Кейт имелась элегантная маленькая конторка, снабженная (с издевательским умыслом, думала Кейт, памятуя о судьбе своих предыдущих писем) писчей бумагой, чернилами, облатками, набором перьев и ножиком для их заточки. Кейт начала писать. Она собиралась дать полный отчет о положении в Стейплвуде, но чернила сохли на пере: Кейт становилось ясно, что слова, которые можно передать из уст в уста, было бы неблагоразумно и даже опасно доверять бумаге. Поэтому письмо получилось совсем коротким, но в нем содержалась одна новость, которая должна была привести Сару в восторг, думалось Кейт.

Поглощенная сочинением письма, Кейт не прислушивалась к голосам в саду. Но когда она надписывала конверт, кто-то взбежал на террасу прямо под ее окном.

– Кейт! – прокричал Торкил. – Вы здесь? Выйдите сюда!

Она встала, подошла к окну и, перегнувшись через подоконник, взглянула в запрокинутое лицо Торкила. Он весело улыбался, глаза его сияли; увидев ее, он просительно сказал:

– Ну выйдите, кузина! Посмотрите, что я привез из Маркет-Харборо!

Он держал в руках круглую металлическую пластину с отверстием посередине.

– Что это такое? – поинтересовалась Кейт.

– Ну как же! Метательное кольцо, конечно! Мэтью показал мне, как его кидать. Это требует большой сноровки, доложу вам! Мы отмерили расстояние шагами и воткнули железный прут на другом конце… Как вы говорите называется этот прут, Мэтью? – крикнул он через плечо доктору.

– Не надо кричать, – попросила Кейт, – вы беспокоите вашу матушку.

Торкил взглянул с досадой, но ничего не сказал. Доктор Делаболь, который тем временем подошел к подножию лестницы, ответил:

– Шест, мальчик мой, это шест. Не хотите ли попробовать, мисс Кейт! Это очень увлекательно!

Она согласилась, спрашивая себя, вышел ли уже Филипп из восточного крыла, и надеясь переброситься с ним словом по дороге в сад. Однако его нигде не было видно, и ей пришлось идти в сад, оставив тревоживший ее вопрос без ответа.

Правила игры были просты: игроки стояли лицом друг к другу на разных краях площадки и по очереди бросали кольца каждый на свой шест. Каждому игроку выдавалось одинаковое количество колец. Суть игры состояла в том, чтобы кольца падали как можно ближе к шесту.

Доктор предложил свои услуги в качестве судьи, но поначалу ему пришлось совмещать эту роль с обязанностями тренера, так как Кейт никогда раньше не играла в эту игру и у нее ничего не получалось. Торкил, напротив, похоже, имел к ней способности: он сразу стал попадать в круг, придавая своим кольцам вращение мастерским движением запястья. Он, очевидно, наслаждался этим, старательно приобретал сноровку и вспыхнул от радости, когда доктор лукаво сказал, что для уравновешивания сил ему следует усложнить условия игры.

– Конечно! – воскликнула запыхавшаяся Кейт.

– Нет ничего проще! – провозгласил доктор. – Мы можем расширить круг, пределов никаких не установлено. Вы, мисс Кейт, можете встать поближе к шесту, а Торкил – наоборот. Откуда ты хотел бы бросать, Торкил? С двадцати ярдов?

– А сколько сейчас? – спросила Кейт. – По-моему, уже больше!

– Сейчас восемнадцать, – ответил Торкил. Он проследил, как Кейт запустила свое кольцо, и воскликнул: – Нет же, нет, не надо его швырять! Работайте кистью! Дайте я покажу!

Он подбежал к ней, похожий на нетерпеливого школьника – без сюртука и шейного платка, с растрепанными волосами, схватил Кейт за руку и заставил согнуть ее в запястье.

– Вот так! Понятно?

Кейт без всякого восторга ответила, что ей понятно, но она вряд ли способна следовать его инструкциям, и добавила, что до сего дня не подозревала, что у нее такие слабые запястья. В этот момент она заметила Филиппа, который наблюдал за происходящим, стоя у каменного парапета террасы, и с облегчением окликнула его, приглашая занять ее место.

Едва эти слова сорвались с ее губ, как она поняла, что это предложение пришлось не по вкусу Торкилу. Очевидно, он опасался, что кузен затмит его. Половину радости от самой игры доставляли ему аплодисменты, вознаграждавшие его удачные броски. Это было достойно сожаления, но вполне понятно, и отчасти даже трогательно, подумала Кейт и пожалела о своих словах.

Но мистер Филипп Брум отреагировал тотчас же:

– О нет, где мне равняться с Торкилом! Я сто лет не брал в руки колец!

Тень исчезла с лица Торкила. Он засмеялся и похвастался:

– А я никогда вообще их в руки не брал!

– Да не прибедняйся, меня не проведешь!

– Клянусь, это правда! – Торкил сиял от счастья. – Мэтью, скажите ему, что это правда!

– Боюсь вас огорчить, но он прав, – подтвердил доктор, торжественно кивая головой. – Можете не сомневаться.

– Трудно поверить, клянусь Юпитером! Придется мне попытать счастья. Ну держись, разбойник! Кузина, если вы хотите сесть на ступеньки, можете подстелить мой сюртук.

Он сбросил сюртук с плеч и вручил его Кейт, шепнув с ободряющей улыбкой:

– Все-таки мне не придется вас похищать!

Она одарила его ласковым и радостным взглядом, и больше не было сказано ни слова. Филипп отошел побросать кольцо для практики, а Кейт бережно свернула его сюртук из тончайшего сукна и приготовилась наблюдать за состязанием. Сначала ей показалось, что Торкил играет гораздо лучше но, по мере того как броски Филиппа становились все уверенней, она пришла к выводу, что Филипп решил дать Торкилу победить, но не сразу, чтобы не вызвать у него подозрений. Не раз он оставлял Торкила позади, но чаще его кольца ложились на дюйм дальше от цели. Под конец игры разгоряченный, торжествующий Торкил пришел в сильное волнение. Он тут же вызвал Филиппа на матч-реванш и грубо огрызнулся на доктора, когда этот благоразумный, но бестактный джентльмен посоветовал ему не переутомляться. Когда Торкил повторил свой вызов, сияние его глаз перешло в жесткий блеск.

– Завтра, – ответил Филипп.

– Я не устал, говорю тебе!

– Ты, может, и нет, а я устал. Который час, доктор?

Доктор, вытащив часы, сообщил, что уже почти половина шестого. Кейт, вскочив, воскликнула:

– Уже так много? Мы же опаздываем к обеду! Ради всего святого, не начинайте новую партию!

– Это еще чего ради? Маман же не выходит к обеду!

– Не выходит, но твой отец собирался пообедать с нами, и не следует заставлять его ждать, – невозмутимо сказал Филипп. – Кроме того, я уже имел сегодня одно объяснение с Гастоном и предупреждаю тебя, Торкил: если его чувства будут оскорблены еще раз, тебе самому придется залечивать его раны.

– С Гастоном? О чем это вы с ним объяснялись? – нетерпеливо поинтересовался Торкил.

– По моему мнению, – сказал Филипп, пронизывая его суровым взглядом, – ты и сам прекрасно знаешь, о чем шла речь, и очень благоразумно постарался держаться в стороне. Смотри, чтобы я не отплатил тебе той же монетой!

– Я ничего не знаю! – с негодованием запротестовал Торкил. – Я клянусь, что понятия не имею, о чем вы с ним говорили! Ты меня просто на пушку берешь!

Он находился на грани припадка ярости, но любопытство взяло верх, и когда Филипп в ярких красках описал свою встречу с шеф-поваром, Торкил снова хохотал, забыв о своем намерении настоять еще на одной партии.

Когда Кейт увидела его через двадцать минут в Длинной гостиной, он наигрывал что-то на фортепиано в дальнем углу и не обратил на нее никакого внимания. Кейт показалось, что он выглядел усталым и нерадостным, таким же, как и доктор Делаболь, который украдкой посматривал на него с тревожным выражением на лице. Оно исчезло, едва доктор заметил Кейт. Он тут же заулыбался, раскланялся, предложил ей стул со своей всегдашней немного преувеличенной любезностью. Торкил запнулся на трудном пассаже и вдруг ударил кулаками по клавишам, яростно закричав:

– Дурак, дурак безрукий! Никогда мне не стать первым!

Он вскочил на ноги, с грохотом уронив крышку, и ринулся из комнаты, не разбирая дороги, как раз в тот момент, когда в дверях появился опиравшийся на руку Филиппа сэр Тимоти. В какое-то мгновение Кейт показалось, что он собьет отца с ног и пробежит мимо. Но то ли присутствие старшего кузена, то ли тихий голос сэра Тимоти, поздоровавшегося с ним, заставили Торкила убавить шаг. Он с неловкостью поздоровался в ответ и, поколебавшись, уселся в ближайшее кресло, но не принимал участия в общем разговоре. Это не добавило вечеру уюта, но настроение Торкила постепенно улучшилось, и он с аппетитом съел все, что было подано. К тому времени, когда Кейт покинула столовую, он вставил в разговор несколько фраз и позволил увлечь себя дискуссией о спорте.

Поднимаясь по парадной лестнице, Кейт задавалась вопросом, как сохранить его спокойное настроение, и решила, что лучше всего попробовать сыграть в «Лису и гусей». Это позабавило его в прошлый раз, может сработать и в этот. Хотя, конечно, Торкил может и оскорбиться, что ему предлагают игру для малышей, – никогда нельзя предугадать, какова будет его реакция. Все зависит от его настроения, а в этот вечер оно было неустойчивым.

Но когда Торкил вошел в гостиную, улыбаясь тому, что говорил ему Филипп, и увидел доску для «Лисы и гусей», он воскликнул:

– Ой, я и забыл совсем! Смотри, Филипп, ты помнишь?

Филипп помедлил, усаживая сэра Тимоти в его любимое кресло, прежде чем обернуться к Торкилу.

– Смотри куда? Господи Боже мой! Ты хочешь сказать, что это мое изделие? – недоверчиво воскликнул он. Он обошел стол, взял в руки одного из кривобоких гусей и засмеялся: – Ну и руки-крюки были у меня! Да как же они уцелели? Ты в них играешь?

– О нет, я в них сто лет не играл, но три-четыре дня назад мы играли с Кейт. Я думал, они потерялись, но она нашла их где-то в кладовке, и мы устроили настоящее сражение! Я разбил ее в пух и прах, и она поклялась отомстить! Ну как, вы готовы, кузина?

– О Кейт, скажите, что вам не хочется играть! – попросил Филипп. – Я больше чем уверен, что вы гораздо охотнее поболтаете с дядей! А я, по доброте своей, могу поиграть за вас. Боже мой, я словно опять стал мальчишкой! Интересно, вспомню ли я правила?

Филипп уселся и стал расставлять семнадцать гусей. Торкил, который собирался было отвергнуть его вмешательство, тут же проникся интересом, а сэр Тимоти жестом пригласил Кейт сесть рядом с собой.

Она умышленно поставила доску для игры на столе в другом конце комнаты, так что, хотя обрывки слов и долетали до играющих, тихий разговор не мешал им и не мог быть ими подслушан. Тем не менее Кейт пододвинула свое кресло поближе к сэру Тимоти и сказала, усаживаясь:

– Филипп был прав: я намеревалась поговорить с вами с того самого дня, как поняла, что он действительно собирается на мне жениться!

– У вас были сомнения? Он, должно быть, неточно выразился! – улыбнулся сэр Тимоти. Кейт покраснела и рассмеялась:

– О нет, но… я никак не ожидала, что он может сделать мне предложение, и боялась, что он опомнится и пожалеет об этом. В конце концов, мы и знакомы-то всего неделю!

– Но вы не боитесь, что сами можете об этом пожалеть? – спросил сэр Тимоти, продолжая улыбаться.

– О нет, нет!

– Тогда почему он должен жалеть? Он отнюдь не ветреник, как вам известно. – Он протянул тонкую руку, и Кейт вложила в нее свою ладонь. Сэр Тимоти мягким тоном продолжал: – Мне кажется, вы прекрасная пара. Я рад за вас, дорогая моя. Уверен, что вы будете счастливы вдвоем.

– Благодарю вас, сэр! – прошептала Кейт, порывисто сжав его руку. – Раз вы не против…

– Я жалею только об одном: что я расстанусь с вами! Вы принесли солнце в Стейплвуд, дитя мое! И боюсь, когда вы уедете, я не увижу вас больше. Ваша тетушка не позволит вам приезжать сюда. Вот она-то будет против вашей свадьбы с Филиппом! Вы ведь и сами знаете, не так ли? – Кейт кивнула, и сэр Тимоти продолжил со вздохом: – Филипп говорит, что вы намерены лично сообщить ей эту новость. Я только прошу вас, Кейт, подождать немного, пока она не поправится. Она не выносит, когда что-то выходит из-под ее контроля, и боюсь, она основательно расстроится.

Кейт поспешила успокоить сэра Тимоти:

– Вы можете не тревожиться об этом, сэр, я не стану ее расстраивать, пока ей не станет лучше. Кстати, что говорит доктор Делаболь?

– Он пошел ее проведать, когда мы выходили из столовой, и обещал доложить мне, как у нее дела. Вероятно, он скоро вернется. И последнее, моя дорогая: что бы ни говорила ваша тетушка, доверьте Филиппу решать, как вам поступить, – и да будет с вами мое благословение!